Маленький скверик, зажатый со всех сторон агрессивно раздающейся вширь и вверх громадой разросшегося города, чудом сохранил наивную простоту, заросли кустарника, высокую траву и тенистые давно нестриженные деревья. Он стал прибежищем молодых мамаш, молодящихся бабушек и отстраненных собачников-интровертов. Любители животных выпасали питомцев в глубине сквера. Детишки резвились в другой стороне возле трех облупленных качелей и маленькой горки. Случалось, улизнувшие псы гадили на чужой территории. Но даже ссоры по поводу запачканных в какашках сандаликах решались достаточно мирно. Очевидно, присмотр за бесценными сокровищами размягчал сердца и очищал души.
Угрюмые собачники утыкались в гаджеты, реже - в газеты и лишь иногда перебрасывались друг с другом информацией о новых кормах для псин и наглеющих ветеринарах. На детской площадке было куда веселее. И мамаши, и бабушки взахлеб, почти не слушая собеседниц, рассказывали о своих невероятных детишках.
Лара и ее свекровь Нина Павловна, предпочитали помалкивать. И поэтому пользовались всеобщей симпатией, на них без помех изливались повествования о маленьких драгоценностях. Правда, со временем оказалось, что в сокровищницу затесалась и вполне себе взрослая особь. Прелестная Светочка, мама трех девочек-погодков, с придыханием повествовала о своем необыкновенном муже. Как ни удивительно, такой же восторг вызывал он и у тещи, видной дамы с претенциозным именем Фрина.
Судя по всему, у Петра Савельича (только так, по имени-отчеству, величали его обе благоговеющие женщины) отродясь не существовало недостатков. Он удочерил старшую дочурку Светы от первого брака, позволил родителям жены поселиться вместе с ними в своей обширной квартире, и вообще взял на себя все финансы большой семьи. Да уж, что там, даже сам закупал провизию и всякую хозяйственную хрень. И это при всей своей занятости! Ибо был у замечательного мужчины еще и бизнес. Небольшой, но приносящий вполне стабильный доход.
Столь удачливое замужество вызывало у многих в тусовке скверика откровенную зависть и даже недоверие. Только рыхлая невзрачная мать-одиночка Ксюша завороженно слушала Светочку и Фрину, относилась к ним с каким-то особым подобострастием. Впрочем, неуклюжая, затюканная энергичной деловой мамашей, Ксения робела, практически, перед всеми. Лишь, глядя на своего сыночка, она расцветала, излучая материнскую гордость, и становилась почти хорошенькой. Хотя, на самом деле, гордиться было нечем. Лопоухий малыш самостоятельно сел в годовалом возрасте, ходить начал после двух лет, невнятное мычание сложил в отдельные такие же невнятные слова лишь к пяти годам. Младенческая пустота так и не исчезла из его глаз, а на лице часто блуждала блаженная улыбка, столь свойственная слабоумным .
Впрочем, невезучая Ксюша и ее амбициозная мама упорно не желали признавать Феденьку даже просто отстающим в развитии. Не соглашались они и отдавать его в специализированный детсад, а позднее - в подобную школу. Так и получилось, что в скверике среди сменяющихся мамочек, бабушек и детишек неизменно оставались никогда нигде не работавшая Ксюша с сыном, к которым по вечерам присоединялась деловая глава семейства. А еще, в свободное от тренажерного зала время, по-прежнему появлялись здесь Светочка с Фриной. И по выходным - жившие в доме напротив Лара со свекровью. Троица заметно подросших девчонок Светы вместе с Ларисиной Дашей уже не столько играла, сколько строила глазки самым молодым из собачников. Феденька путался у них под ногами, но больше сидел на лавочке, заторможенно наблюдая за шустрой детворой. Ксения тоже тянулась к давним знакомым, потому что только они в этом скверике относились к ней без брезгливой жалости и не сторонились ее мальчика, словно недоразвитость Феди была опасной заразой.
В то воскресенье нахохлившаяся Ксюша почти не обращала внимания на происходящее вокруг. Ее энергичной мамаши не наблюдалось, как, впрочем, и несколько последних недель. Ясная погода неожиданно для всех, включая синоптиков, сменилась пасмурной. Резкий ветер стремительно подогнал комковатую тучу, хлынул дождь. Вся компания едва успела добежать до Лариного подъезда прежде, чем крупные капли обратились ливнем. Маленькая квартира сразу стала тесной и шумной.
Светочка тут же нежно защебетала в мобильник, затем сообщила, что благоверный в скором времени приедет за своим семейством. Действительно ждать пришлось недолго. Но, открыв входную дверь, Лара не сразу сообразила, что перед нею Тот Самый Герой Женских Грёз. Петр Савельич поразил своей невзрачностью. Невысокий сухощавый с невыразительными чертами лица. Впрочем, стоило ему перешагнуть порог гостиной и словно особые флюиды заструились от него ко всем в этой комнате, вызывая теплые улыбки. Даже дичившийся посторонних Федя подошел и ткнулся лбом в руку, тут же погладившую его по голове.
- Ну, что слышно у мамы? - спросил мужчина у Ксюши.
- Пока ничего хорошего, - ответила та, хлюпнув носом, - но я молюсь...
Слушая сбивчивую речь обычно зажатой немногословной дурнушки, Лара с удивлением узнала, что энергичная деловая дама исчезла неспроста, у неё обнаружилась саркома. Переглянулась со свекровью. Судя по всему, мысли их были сходны. Вот так, постоянно встречаясь, они, по сути, ничего и не знали о своих приятельницах. А у этого весьма занятого человека нашлись время и силы для чужих людей, чужих бед и проблем. Говорил он негромко, но четко, по существу. Сейчас забирает Светочку с детьми. Фрину, Ксюшу, Федора - вторым рейсом.
На лестничной клетке стихли голоса нежданных гостей. Нина Павловна, собирая грязные чашки из-под чая и кофе, покачала головой:
- Да, не по хорошу мил... Впрочем, мужик достойный. И, вроде, не дурак. Правда, командовать очень любит. Ну, если Свете с Фриной нравится...
Телефонный звонок через пару дней сначала обескуражил. Ксюша рыдала, бессвязно твердила о том, что её задержали, наверное, посадят в тюрьму, а Феденьку отдадут в детский дом. Разобраться помог муж Лары Геша. Отобрал трубку, велел Ксении позвать кого-то, кто рядом. Задал несколько вопросов. Выслушав, поморщился:
- Мать этой девицы в больнице. У неё на теле обнаружили синяки. Вашу подружку обвиняют в избиении мамаши...
- Глупости! - оборвала Нина Павловна. - Ксюшка мухи не обидит, а на мамку свою молится. Синяки эти точно из-за проблем с сосудами. Слыхала, при раке такое бывает. - Обернулась к Ларе. - Что стоишь? Едем выручать. - А ты, - остро глянула на Гешу, - выясняй, в каком отделении полиции наша горемычная.
В полиции их порядком помурыжили долгими недоверчивыми расспросами. Но тут объявились Петр Савельевич со Светочкой. И все закрутилось-завертелось. Привели зареванную Ксению в растянутом грязноватом свитере. А затем и отпустили восвояси, правда, заставив подписать бумаги о невыезде из города.
- Господи, - горестно вздохнула Нина Павловна по пути домой. - Что-то с нашей недотепой дальше будет. Она же не только за Федькой, но и за собой приглядеть не может. Как мама слегла, так она, видно, и стирать ничего не стирала.
- И не мылась, - хмыкнул Геша. - Запашок еще тот.
Деловая дама так и не вышла из больницы, вскоре её не стало. Оказалось, что в крошечной съемной квартире её семейство ютилось совершенно напрасно. Очевидно, Ксюшина мать была из тех, кому суммы на банковском счете важнее житейских удобств. Посему деньги, оставшиеся в наследство её дочери, позволили той купить вполне приличную трешку в неплохом микрорайоне. Занимался этим, разумеется, Петр Савельевич.
Ксюша с Федей теперь жили неблизко. Но, Ксения часто звонила Нине Павловне, а иногда и приезжала к ней вместе с сыном. Подросток, напоминавший неуклюжего большелапого щенка особо крупной породы, с изумлением озирал всегда непонятный ему окружающий мир. Лара жалела мальчика, Дашка отчего-то побаивалась, свекровь только тихо вздыхала после ухода гостей : "Блаженный. Что с него взять". А Ксения сначала с гордостью хвалилась тем, как подрос её "малыш", а потом начинала плакаться о своих бедах и горестях. У неё всегда возникали проблемы и нелады, решать которые она вообще не умела.
- Привыкла жить чужим разумом, - ворчала Нина Павловна. - Чем бегать каждую неделю к матери на могилу, взялась бы о пенсии Федьке хлопотать да с соседями, что шумят, поговорила бы.
- А что с соседями? - удивилась Лара. - Ксюшка же тихая, ни с кем не конфликтует.
- Конфликтовать не конфликтовать, а за себя постоять хоть иногда надо, - свекровь поджала губы. - Шум-гам у их соседей, а Федька болезный от этого нервничает, плачет, даже как-то головой об стенку бился. Подойти бы поговорить с этой шушерой, а в случае чего и пожаловаться на них, так нет же, все ждет помощи от Светкиного мужа. А у него своих дел хватает.
- Со скандальными соседями я ей помогать не стану, - подумав, сказала Лара, - я тоже таких людей остерегаюсь. А что там с пенсией Феденьке? Неужели до сих пор не оформили?
- Конечно, нет, - фыркнула свекровь, - мать-покойница вбила себе и Ксюхе в голову, что Федюшка нормальный, а где он-то нормальный... и ведь растет, а денег там после покупки квартиры не густо осталось. Работать, сама понимаешь, девка не пойдет. Как этого бедолагу дома одного оставить.
Вытащить Ксению в нужные инстанции оказалось делом непростым. Но у Ларисы получилось. Прошлись по кабинетам, выяснили, каки бумаги нужно собрать и... И позвонил Петр Савельевич. Разговаривал вежливо, холодно, кратко. Посоветовал не браться за чужие дела, если нет соответствующего опыта. Сказал, что Ксюшиными проблемами занимается сам.
-Да, уж! - неодобрительно промолвила Нина Павловна, - барин все контролирует. Чего ж до сих пор вопрос не решил? Ну, и характерец. Но раз Ксюху устраивает, то ничего не попишешь.
Мнение свекрови нашло подтверждение буквально через несколько дней, когда Лариса выгружала из сумки покупки.
- Почему ты покупаешь эти прокладки? - наморщила нос повзрослевшая дочь. - Петр Савельевич покупает только "Олвиз".
- Петр Савельевич?.. - так и застыли с раскрытыми ртами свекровь и невестка.
- А что тут такого? - пожала плечиками Даша, - он всё покупает тёте Свете и девчонкам.
При этом и всегда острая на язык Нина Павловна не нашла слов для ответа, но на её покрасневшем лице проступило негодование. Бабуля принадлежала к поколению, которое полагало, что о некоторых вещах женщинам и с близкими мужчинами неприлично разговаривать.
Годы скользили, где со скрипом, где с шорохом. Туда, где был маленький уютный скверик, втиснулась узкая нелепая шестиэтажка. Перекрыла доступ солнцу в окна соседей. Хорошо, Геша узнал о проекте заранее, они вовремя озаботились продажей-покупкой, перебрались в другой конец города. Даша пошла в новую школу, приятельствовала с другими девчушками, папаши которых совершенно не интересовались женскими прокладками.
Ксюша теперь тоже появлялась редко, все больше звонила. После этих телефонных разговоров свекровь нервничала. Однажды почти до гипертонического криза дошло.
- Нет, ты только подумай, - горячилась Нина Павловна, высвобождая руку из манжета аппарата для измерения давления. - Эта дурёха дала разрешение Петру Савельевичу заниматься её банковским счетом, карточку свою ему отдала. Не пойму, кто он ей? Любовник, что ли?
Лара расхохоталась:
- Ну, и придумаете вы, мама! У него жена красавица, а с Ксюшкой вообще мало какой мужик в постель ляжет.
- Не скажи, - насупилась свекровь. Но, подумав, согласилась. - А вообще ты, пожалуй, права. И все же не пойму я, что у них твориться, чем держит её, и такой ли благодетель взапрвду? А вдруг - сволочь и хочет обобрать горемычную?
- Не горемычную, а лентяйку, - жестко поправила Лара. - Ксюха любит, чтобы её жизнь устраивал кто-то другой. А Петру Савельевичу нравится помыкать, держать людей на поводке. Не важно, своя семья или чужие люди. Пожалуй, в этом все дело, вряд ли на её деньги зарится, у него и своих вроде немало.
- Денег много не бывает, - пробурчала свекровь.- А Савельич, хоть и при них, а всё ж до олигархов ему, как до луны.
Ксения заявилась к ним почти через год после этого. Как всегда, внезапно ("знаете, пробегала тут мимо"). Она не слишком переменилась. Разве что заметней проступила седина да старая кофта еще больше растянулась, а кричаще алая помада размазалась вокруг губ, оставила след на желтоватых зубах. Но вот Фёдора Лара вначале не признала. Этакий толстый громила под два метра роста с клочковатой бороденкой. Только глаза оставались прежними: голубые слегка навыкате с выражением наивного изумления.
- Вот, никак не хочет бриться, - с порога зачастила Ксюша. - Только Пётр Савельич и может его в парикмахерскую загнать. Но он человек занятой,- печально вздохнула она, - уже два месяца у нас не показывался.
Федюшка недовольно засопел. Мороку с бритьём он явно не любил. Впрочем, чай, вазочка с вареньем, конфеты сразу подняли ему настроение.
Нина Павловна потом целый вечер ворчала по поводу Ксюхи-нескладёхи. А на следующий день, вернувшись со службы, Лара обнаружила её в полной прострации. Свекровь не могла вымолвить ни слова, крестилась, плакала, тыкала пальцем в телефон. Невестка с ужасом подумала об инсульте. Но причиной стала страшная весть, всколыхнувшая их немаленький, но вполне себе провинциальный город.
Ксению с Петром Савельевичем обнаружили обнажёнными в постели у горемычной, при этом черепа их представляли собою жуткое кровавое месиво. Феденька сидел на полу у кровати, смотрел изумленными глазами на окровавленное лезвие топора и невнятно повторял одно и то же. Дескать, хотел посмотреть, что там в головах внутри. А, как выскочили мозги наружу, то все пытался вправить обратно. Не получилось, хотя и колотил от всей души.
После похорон Ларисе еще долго повсюду чудились лица ушедших. А случайно встреченный щенок мастиф почему-то напомнил Федю. Песик, покончив с неотложными делишками, с изумлением крутил головой, разглядывая окружающий мир. Щуплый паренёк, похожий на интровертов из полузабытого скверика, раздраженно дёрнул за поводок. Раздалось глухое недовольное рычание, сменившееся по-детски обиженным взвизгом. Щенок был породист и не дёшев, что явно тешило самолюбие хозяина.