Слова мельтешили, падали стыло, скучно, уныло, как струи дождя, разбивавшиеся о высокие тонированные окна. Привычная пустота, поселившаяся внутри, реагировала раздражением и усталостью.
- Мне кажется, ты утратил вкус к ведению бизнеса, - заметил компаньон, закрывая лэптоп и складывая документы в аккуратную стопочку. Все жесты Бессонова отличались четкостью, костюм на нем сидел безукоризненно, цепкий взгляд подмечал малейшие детали.
- Все слишком однообразно и предсказуемо, - Стас Верниковский ногой отодвинул стул, потянулся, разминая уставшее от долгого сидения тело. - Эти заседания, отчеты, планирование...
-...залог наших успехов и основа достижений, - рассудительно продолжил Бессонов.
- Верно, мы на редкость предусмотрительны, разумны, обладаем нужным чутьем и невероятно удачливы, - Стас скривился, словно от зубной боли. - А мне не хватает встряски, остроты ощущений, настоящего риска, чтобы трясло от понимания: все можешь потерять в один момент.
- Для этого есть казино и экстремальные виды спорта, - компаньон изучающе разглядывал Верниковского.
Тот лишь передернул плечом:
- Как будто бы я не пробовал. И убедился в своем ненормальном везении. Ничто не грозит ни на "черных" горнолыжных трассах, ни за карточным столом. Рулетка, как ни крутну, замирает, где надо. Во всех казино я теперь persona non grata. Да и наскучили они мне.
- Кто-то плачет, что суп горький, а кто-то, что суп жидкий, - Бессонов в очередной раз процитировал один из нелепых афоризмов своей покойной бабушки.
В подземном гараже Стас открыл дверцу со стороны водителя. Секьюрити молча заняли привычные при таком раскладе места. Лысый - рядом с хозяином, бородатый - позади. Они сопровождали молодого бизнесмена уже несколько лет, но он так и не удосужился запомнить их имена. Его вполне устраивала молчаливая неприметная услужливость двух "горилл". Даже, когда стрелка спидометра, угрожающе качнулась в сторону опасного края, ни один из них не издал ни звука.
Машина неслась по шумным вечерним улицам на запредельной скорости, как всегда чудом уходя от почти неизбежных столкновений. ГАИшники не пытались остановить хорошо знакомый им Кросс Спортбэк Ауди. "Дворники" работали методично, "картинка" в лобовом стекле не плыла, была ясной, четкой, и в ней трудно было найти сходство с городом, прославляемым в веках. Кануло в Лету былое величие, таинственное очарование, удивительное своеобразие. Город в ярком огне реклам лежал перед Стасом, как дешевая шлюха, напялившая броскую бижутерию. Геометрия стекла и бетона с наглой бесцеремонностью нувориша скрыла за собой прелесть старинных особняков.
Но вот потуги на шик сменились унылой мрачностью окраины.
- Опасный район, - прогудел позади бас бородатого.
Стас недовольно мотнул головой, лихо припарковал машину возле покореженного забора, жестом позволил лысому выйти вслед за ним. Бородатый остался охранять автомобиль. Воняло помойкой, перегаром, мочой. И даже проклятый занудный дождь не мог перебить этот запах унылой нищеты. Но Верниковский, поежившись, поднял воротник и направился к слабо освещенной забегаловке напротив. Ему хотелось напиться в стельку именно в таком нищебродском заведении, а не в каком-нибудь "центровом" баре, где показная роскошь лишь отчасти маскировала все те же гниль и убожество.
Как он и надеялся, посетителей здесь не наблюдалось. Невзрачное помещение тонуло в полумраке. В центре трех грубо сколоченных столов колыхались язычки свеч, поставленных в глиняные миски. На барную стойку с одной стороны падал отсвет старомодного телевизора, с другой - окутанной золотистым сиянием фигурки непонятного страшилища.
Стас ткнул в нее пальцем:
- Из чего это сделано?
- Из верафиля, - коротко и невнятно ответил высокий тощий бармен, лениво поднимаясь, отворачивая кран стоящей за стойкой бочки, с ловкостью фокусника подставляя литровую кружке под пенную струю. Заодно он выудил надбитую стопку, плеснул в нее резко пахнувшую самогоном жидкость из пузатого не слишком чистого сосуда.
- Я еще не сделал заказ, - насмешливо протянул Верниковский, когда перед ним поставили пиво и сомнительный шорт.
- Сюда не приходят на экскурсии, - строго сказал работник рюмки и бутылки. - Деньги вперед и пейте, а потом расскажете о своих бедах.
- Да бед-то и нет, вот в чем беда, - хмыкнул Стас, вынимая купюру. И вдруг понял, что, даже не задумываясь, четко определил свою проблему.
- Значит, нет цели в жизни, - пробормотал тощий.
- С целью все в порядке, - возразил Стас. - Делать деньги. Вопрос: для чего?
- О-о-о! Все куда серьезней... И оно вам надо? Вы действительно хотите?
- Что вы имеете в виду? - не понял посетитель.
- Мечту. Вы ведь не из тех, кто хочет только увидеть ее. Вам нужно достичь и присвоить, овладеть желаемым.
- А как же иначе? - Верниковский начал получать удовольствие от чуднОй беседы.
- Гораздо лучше грезить на расстоянии. Так можно избежать обмана и разочарований. Потому что мечта - субстанция скользкая, не любит, когда ее, по-вашему же выражению, лапают. - Философ из бара, судя по всему, презирал вульгаризмы просторечья. - Порою в видениях одно, а, по сути, жаждешь иного.
- Почти убедили, - расхохотался бизнесмен. - Дело за малым, узнать, о чем я способен мечтать. На мой взгляд, такого просто не существует. Все приелось, и, практически, все, что мне нужно, могу купить, кроме, разве что владычества над миром. Но это, представьте себе, мне совсем не интересно.
- А если ценой окажутся не деньги, но, скажем, ваша душа, - голос бармена прозвучал вкрадчиво.
Отодвинув пустую кружку, Стас прищелкнул пальцами над горсткой монет, полученных на сдачу, потребовал еще одну порцию и теперь неспешно смаковал пиво. Весьма недурственное, бархатистое, с той легкой горчинкой, что раскрывает многообразие вкуса. Такой же горчинкой отдавала и странная беседа. Вроде бы расковыриваешь душевный нарыв, а оно, как ни странно, приятно. Попытка тощего изобразить Мефистофеля забавляла и немного будоражила:
- И надо подписаться собственной кровью? - Верниковский не чувствовал хмеля, но голова сделалась легкой, язык развязался, хотелось шутить и дурачиться.
- Да, кровь необходимое условие, - согласился бармен. - Но не ваша, - в его руках вдруг появился тяжелый старомодный пистоль с черненными накладками. - Подтвердите серьезность намерений выстрелом вон в того типа, - костлявый палец указал на лысого громилу, привалившегося к стене у входной двери.
- Без проблем, - расхохотался Стас. - Только не люблю покупать кота в мешке. Сначала покажите товар.
Должно быть, выпивка все же оказывала действие. Все вокруг слегка расплывалось. Устремленные на посетителя глаза бармена полыхнули алым. И таким же инфернальным взором уставилась на Стаса золотистая скульптурка неопознанного нелюдя. Пламя свечей огненными змеями взвилось до потолка и погасло. В плотной темноте, окутавшей бар, экран телевизора выглядел окном в иную красочную реальность. По нему стекали брызги, сверкавшие ярче бриллиантов. По ту сторону старенькой стекляшки бились волны в барашках пены, кипели аквамарин и лазурь.
У Верниковского перехватило дыхание. Он был птицей, парившей над вздымавшемся в море островом. Белый камень стен, серебряные шпили башен, звездчатые арки, ажурное плетение ветвей с бархатистыми листьями, спиралью скрученная лестница, ведущая к древнему алтарю. А возле него на коленях ОНА. Лицо, в котором ничего не изменить, не исправить. Волосы, стекающие по плечам водопадом расплавленного золота. Глаза, туманные и загадочные, будто озера фейери.
Видение сменил рекламный ролик. Свечи снова загорелись, заполняя помещение чадом и разочарованием. Топорная рожа лысого показалась издевательством над только что явившимся чудом. Пальцы сами сжались на рукояти пистоля. От выстрела ожил металлический монстр. Безобразное тело встрепенулось в танце, одновременно отвратительном и притягательном.
- Золотой Свидетель подтвердил ваш выбор, - торжественность слов перечеркивала паскудная ухмылочка бармена.
Адреналин схлынул, развороченный череп лысого вызвал тошнотворный позыв. Верниковский зажмурился. Внезапно чадный смрад сменил освежающий порыв морского бриза. Стас открыл глаза. Его пальцы все так же стискивали тяжелый пистоль, но куда девалась занюханная пивнушка? Он сидел на скрученных корабельных канатах. Палубу заполнила разномастная шваль флибустьерского вида. И все эти рожи взирали на него, как на бога. Сверху раздалось пронзительное: "Земля!". На горизонте из лазури и аквамарина проступили очертания того самого волшебного Острова.
Юная девушка обняла тонкий ствол деревца на самом краю утеса. На этот раз приближающийся корабль вовсе не выглядел призраком. Косой луч солнца, выглянувший из-за низких облаков, позолотил паруса, высветил фигуру мужчины. На носу судна стоял Прекрасный Принц, именно такой, каким она его воображала: стройный, на голову выше сгрудившейся за ним матросни, облаченный в сверкающий позументами камзол. Ей следовало бежать к Храму и наконец попытаться преодолеть Спираль, но ноги сами понесли к городской стене. Лине хотелось еще немного понаблюдать за своим героем со стороны до того, как она осмелится воззвать к Золотому Свидетелю, до того, как станет достойна...
"За тщетностью грез отмени ожиданья..."* - Стас не помнил, где и когда встретились ему эти строки, но именно они всплывали в памяти в минуты самых больших "обломов". Впрочем, такого, как нынешний, ему переживать еще не доводилось. Крепостную стену вблизи пятнали грязные потеки. Под стрельчатыми башнями нахохлились траченные молью времени здания. Зубчатые арки покрывали трещины. Деревья с бархатистыми листьями благоухали отнюдь не розами, а чем-то вроде хлорки. От едкого запаха слезились глаза, свербело в носу. Ко всему прочему, уши закладывало от пронзительных криков и визга. Матросня развлекалась с женщинами.
Жители острова своей беззащитностью и растерянным видом походили на стадо баранов. Их неумение оказать сопротивление раздражало Стаса до безумия. В нем пылала жажда хорошей драки, крови, выбитых зубов, сломанных ребер. Но "бараны" и "овечки" лишь рыдали и блеяли, еще более распаляя, поднимая со дна души скверное и низменное. Самым страшным разочарованием оказалась, так называемая, прекрасная половина жителей. Разумеется, встречались хорошенькие мордашки. Но ни одной хоть отдаленно, напоминавшей поразительное лицо из видения.
Шлюпки с пиратами, опьяневшими не столько от вина, сколько от буйного выплеска своих убогих страстишек, плыли к стоявшему на рейде фрегату. Его силуэт на фоне багрового светила у краешка горизонта казался безжизненным черным остовом былого парусника из легенды. Позади в зареве пожара обгорелыми головешками рассыпалось то, что еще недавно было полно жизни. Пламя охватило Остров с нереальной быстротой и чудовищной силой. Рушились башни и арки, корчились стволы деревьев, пеплом осыпались трупы, устилавшие брусчатку улиц.
Верниковский прикрыл глаза. Вонь горящей плоти сменилась свечным чадом. Он снова сидел за барной стойкой. Тощий даже не шевельнулся в сторону бочонка с пивом. К наглости прибавилось высокомерие:
- Ну, что ж, охота оказалась удачной. Мечту увидели и поимели, как принято выражаться в вашем мире.
- Какую, сучий выродок, мечту!!! - руку Стаса, рванувшуюся к челюсти негодяя, перехватили железные пальцы, сжали до хруста костей.
- Ты, мальчишка, увидел, что пожелал, - четко и раздельно, как умственно неполноценному, объяснил бармен. - Никто не заставлял тебя высаживаться на Острове. Вблизи все иначе, пора бы и знать, как-никак тридцатилетие отметил.
- Но девушки там не оказалось, - хрипло и потерянно пробормотал Верниковский.
- Обернись, - скучающе протянул тощий засранец.
Стас обернулся и утонул в омутах глаз. ОНА стояла рядом с трупом лысого, прекрасная, притягательная, таинственная, единственная на свете.
Лина дрожала от ужаса, предвкушения и восторга. Схлынула волна отчаянья от вида истерзанного и оскверненного Острова. Где-то на окраине памяти остался невыносимо трудный подъем по Спирали. Она сумела преодолеть его. Смогла поднять глаза на жуткого монстра. Не взирая на сжимающий горло страх, вытолкнула из себя мольбу. Не ту, которую прежде лелеяла в своих мечтах. Теперь ее целью стала месть. Существо, сотканное из уродства и золота, надежд и обмана, откликнулось пугающим танцем и одарило больше, чем Лина осмелилась попросить. В обсидиановых зеркала, окружающих Алтарь, она увидела себя, вонзающей стилет в грудь мерзавца, который прикинулся Прекрасным Принцем. Голова закружилась...
Девушка пришла в себя почти мгновенно. Но вовсе не странная обстановка мрачного помещения поразила ее. Прямо напротив у трактирной стойки сидел мужчина с таким запомнившимся лицом. Вместо камзола на нем был унылый костюм незнакомого покроя. А вот полубезумный взгляд широко распахнутых светлых глаз неожиданно обдал ее восхищением и лаской. Невольно отступив назад, она споткнулась о труп, валявшийся у двери. Упасть ей не дали теплые сильные ладони, сомкнувшиеся на талии. Попыталась оттолкнуть настойчивые руки, не удалось. Мужчина был силен, не признавал отказа. Впрочем, сломать ее сопротивление оказалось совсем не трудно.
Утро разбудило унылым шуршанием мелкого нудного дождя. Ночью эти звуки заглушали страсть и вожделение, запредельное наслаждение, напрочь отключившее все остальные чувства и помыслы. А еще руку тревожил холод стали. Лина недоумевающе посмотрела на клинок стилета, зажатого в пальцах. Разгоряченное тело не могло согреть покрытый изморозью металл. Наоборот, он словно выстуживал девушку изнутри.
Но это уже не имело значение. Она решила, тот, кто спал рядом, останется в живых. Ей так необходимы эти губы, эти руки, эти глаза, безумные, восторженные, шальные. А затем Лина повернула голову к зеркалу прямо напротив кровати и застыла, разглядывая свое отражение. Мужчина пошевелился, приподнялся, что-то прошептал, потянувшись к ней. И тут же изображение в квадрате рамы дрогнуло, размывая вымечтанное, возвращая ей прежний невзрачный облик.
- Дрянь! И здесь обман, - прохрипел он, с отвращением оттолкнув от себя расплакавшуюся девчонку.
Лина со свистом выдохнула сквозь стиснутые зубы. Брезгливый подонок, в отличие от нее, ничуть не изменился, не лишился своей привлекательности, особой притягательности порочной натуры. А вот она утратила главный дар Золотого Свидетеля, доставшийся ей без просьб и, как выяснилось, дар, на самом деле, фальшивый. Лезвие легко вошло в сердце, уже не принадлежавшее ей, и потеря Прекрасного Принца почти не вызвала боли. Нанести смертельный удар себе оказалось куда сложнее. Но рядом с кроватью обнаружился заряженный пистоль. И это облегчило уход в чертоги лживого бога.
О гибели Стаса Верниковского, как ни странно, сожалел лишь его компаньон.
- Согласен, тот еще был подонок, - объяснял Бессонов женщине, вполне законно греющей его постель. - Но, дорогая, его умопомрачительное везение ничем не заменишь. Для компании это был действительно дар божий.
- Зато у тебя бульдожья хватка, - нежно погладила плечо мужа супруга. - И трезвый расчет. А везение - штука ненадежная.
В пустом затрапезном баре на окраине о Стасе вспомнили мимоходом. Тощий бармен и золотой нелюдь разгоняли скуку беседой о смысле существования. И лживый божок задумчиво произнес:
- А ведь даже я не знаю, чего жажду на самом деле.
В туманной дымке под низким потолком роились мечты: высокие и низменные, прекрасные и жутковатые, едва оформившиеся и очерченные грубо и резко. Все они трепетали, желая сбыться для того, кто откажется от права сильного, от охоты на них, придет с открытым сердцем, не стремясь подчинить, изнасиловать, посадить на поводок, вывернуть наизнанку. Только и среди людей, и среди нелюдей подобные особи - увы! - практически не встречаются.