Андрей щелчком стряхнул пепел. Уставился на летящий вниз, в колодец двора, серый комочек.
И сразу заметил её - в лёгком платье, она не шла, а будто летела - среди солнца, бабочек и цветов.
В ушах забухало - Олька!
"Молодая лентяйка. Бабам надо рожать, а не книжки писать!" - болтали о ней дворовые старушки. Андрей придерживался такого же мнения.
Её сочинения не впечатляли - карикатурные драконы вызвали грустную улыбку. Слишком часто он встречал настоящих. Впрочем, книги Андрей не любил.
Юная фантазёрка привлекала его куда больше. Но он так и не подошёл.
Её книги были полны грёз о прекрасном принце, а сорокалетний охранник эту роль не тянул. Да и был у него уже опыт с молоденькими.
Повторять не хотелось...
Мясо, мясо, мясо... Смутные девяностые.
Но Андрей их любил.
Ведь работа полицейского снайпера веселее сидения в "Пятёрочке". Стрельба, бесконечные спецоперации. В одной из них он и встретил Наташу. Вырванную из рук бандитов девчонку.
И сам стал заложником белокурой бестии.
Быстро выяснилось, что семья - не её идеал. Бросая ребёнка, Наташа носилась по клубам, а днём - отсыпалась или торчала на балконе. Бутылка вина, сигарета, блокнот.
В ту ночь, она особенно громко вопила. Царапалась, выла, кусалась.
А под утро, размазав косметику и сопли, ушла.
Жену Андрей больше не видел.
Вначале, ждал что вернётся. Пытался объявить её в розыск. Но коллеги только над ним посмеялись.
Он сам всё понимал. С Наташиной внешностью и характером - не пропадёт. Наверняка живёт припеваючи, как и мечтала - для себя.
А он, с той поры, жил лишь для дочери.
Но и с Иркой что-то было не так.
Она запиралась в комнате, не вылезала из Сети, молчала. Руки украшали шрамы от порезов. И пропадали сигареты.
Чтоб его, этот переходный возраст!
Цокая каблуками, из подъезда вышла дамочка в обтягивающем платье.
Оглянувшись, направилась в кусты сирени.
Дворник, бросив метлу, полез вслед.
И зачем? Что бы могло их связывать? Очень странно...
Из магазина вышла писательница, и Андрей тут же забыл о дурацком дворнике. Затаив дыханье, наблюдал, пока она не зашла в дом.
Вздохнул.
Пустые мечты...
Через несколько лет Иришка уедет учиться. А ему останется лишь одиночество.
Иной человек сказал бы, что такую жизнь Андрей заслужил.
Трупами, которые остались за его спиной, можно было заполнить одну из комнат "хрущёвки". Или гараж во дворе.
Заслужил? Сам Андрей так не считал.
Хорошо рассуждать о духовности на залитой солнцем лужайке. А если встретишь маньяка, приставившего к горлу ребёнка нож? Мимо пройдёшь? Мораль прочитаешь?
Так что Андрей ни о чём не жалел.
Хлопнула входная дверь - Иришка ушла на занятия. Как повелось в последнее время - не попрощавшись.
Василий подметал дорожку, когда до его ушей донеслось цоканье каблуков.
Он поморщился - резкий звук заглушал дивный шорох метлы.
Из подъезда показалась Инга.
Тех, кто работал в его районе, он знал. Помнил всех жильцов двадцати трёх домов и приезжавших к ним родственников. И кое-кого из случайных.
Инга покрутила головой, глядя сквозь дворника - люди считали его частью обстановки, как например, лавочку.
Василий чувствовал малейшие нюансы подобного поведения и сразу насторожился. "Из квартиры же, там нельзя было сходить!"- ныло внутри.
И точно - дама полезла в заросли сирени. Подождав несколько секунд, Василий полез следом за ней.
Ordnung muss sein!
Так гласила поговорка. Единственное, что он запомнил из курса немецкого в интернате для умственно отсталых детей.
Запах он услышал сразу, а потом увидел её - сидящую на корточках под балконом первого этажа. Пару секунд она гневно шипела, вытаращив от возмущения глаза.
Затем её рот накрыла огромная шершавая ладонь, а под рёбра вошёл нож.
Процедура была давно отточена до мелочей. Дама забилась в конвульсиях, размазывая испражнения и кровь.
Затихла...
Сумочка свалилась с куста, по отмостке раскатились секс-игрушки.
Надев перчатки, чтобы прохожие не заметили кровь на руках, Василий сходил к своей тележке за огромным прорезиненным куском брезента и лопатой. Даму он сложил калачиком на брезенте, привязав ноги к шее.
Брезгливо морщась, кинул на тело хозяйки сумочку с содержимым. Взяв лопату, легка закидал лужу крови землёй.
Когда-то, очень давно, он думал использовать перекись, отбеливатель или аммиак, но быстро смекнул, что напрягаться не стоит - людям друг на друга плевать. Каждого заботит лишь собственная жизнь.
Василий завернул брезент и поволок тюк сквозь кусты.
Тележка была особенной - намного больше стандартного размера.
Он снял сверху тележки корыто с мусором - под ним обнаружилось второе, в которое дворник и положил куль. Поставив верхнее на место, покатил изрядно потяжелевшую тележку к своему гаражу.
Андрей сдвинул комод, отогнул линолеум. Подцепил и вынул доску. Погрузив по локоть руку, извлёк на свет металлический контейнер.
Профи - найдут. Но обыска он не ждал. А от Иришки - надёжно.
Положил ящик на диван. Откинул крышку и стал раскладывать содержимое.
Айпод. Старинный, пятигиговый. Тяжеленный. С ЕЕ любимыми треками.
Бумажки, дурацкие рисунки, которые ОНА рисовала, просиживая дни на балконе.
Презервативы - он находил их в ЕЕ карманах.
Прокладка.
Несколько сигарет, одна даже в помаде.
Вставив сигарету с алыми пятнами на фильтре в рот, Андрей погрузил одну руку в ЕЕ вещи. Другую - засунул в штаны.
Он нежно трогал айпод, ворошил презервативы и рисунки.
Двигалась рука в штанах.
И вдруг замерла...
На одной из бумажек, внутри нарисованного крылатого фаллоса надпись: "Дворник".
Рядом - восклицательный знак.
Дворник?
Сколько раз он видел эти слова, воспринимая как пошлую шутку? Тысячу! Но сегодня, отчего-то именно сегодня, она насторожила.
Член-дворник? Член дворника? С какого бы хрена, ей понадобился дворник?!
Насколько Андрей понимал, Наташка делила людей на две категории - с кем спать, и кого доить. Всех остальных для неё не существовало.
В голове у Андрея будто застыли шестерёнки, в которые попал камень.
Его подбросило с дивана. Шестерни раздробили камень и бешено вращались. Перед глазами стояла утренняя картина - дворник, лезущий в кусты вслед за шлюхой.
Сука! Он бы и сам всё понял, если бы меньше пускал слюни на молоденьких.
Все бабы превращают мужиков в тупых слизняков!
Конечно, есть на свете красавчики, от одного запаха которых тётки мокнут и рвут друг на дружке патлы. Да только если ты не такой - сиди и дрочи! И держись от баб подальше. Сколько он повидал дурачья, севшего из-за шкур. И ведь - сука природа, сам туда же!
Нет, в жопу баб!
В жопу - писателей!
И в жопу - людей!
Одетый в растянутое на коленках трико и дырявую майку, Андрей стоял в залитой утренними лучами комнате, изредка сглатывая густую слюну. Сердце бешено колотилось. Он уже не видел ни облезших обоев, ни обшарпанной мебели. Одна рука сжимала драгоценный рисунок жены, вторая - обмякший член.
Но и этого Андрей не замечал. Он гулял в коридорах дворца Мнемозины.
Андрей вспомнил бесконечные ряды покупателей. Женщин неопределённого возраста, роющихся в гнилых бананах. Живых мертвецов, лупящих по клавишам кассовых аппаратов. Выигрышные талончики на скидку. Мясную вонь.
Вспомнил, как покачивается в такт дыханию ствол винтовки. Живое дерево приклада у щеки. Падающие, будто кули, тела. Вспомнил, как выплёскивается на бетон содержимое их голов.
И осознал, что в магазин уже не пойдёт. Ни сегодня, ни завтра.
Никогда...
Впервые за долгие годы, Андрею было хорошо.
Он заправился. С грустной ухмылкой отправил в мусор её вещи. Вымыл руки.
Достал складной боевой нож, а коробку убрал на место. Подвинул комод. Оделся, положил нож в карман куртки и вышел.
У крыльца первого подъезда, Василий заметил стайку девчонок.
Одна была совсем щупленькой - Ирка, дочь той белокурой любительницы совать нос в чужие дела. Лазать по кустам.
Двое других были крупнее. Чем и пользовались - девчонка стояла на коленях, получая удары ногами.
Ирка рыдала, закрыв ладонями лицо. Вещи из её рюкзака валялись на бетоне.
- Это вряд ли! У него дела поважнее - бананы от бабулек защищать! - вторая заржала и отвесила затрещину. - Ещё раз без сиг припрёшься, базар другой будет!
- Он... их... перепрятал, - задыхаясь от рыданий, простонала девчонка.
- Твои траблы! - на Ирку посыпались удары.
Из подъезда вышел парень, а следом - пожилая пара.
- Торчат по подъездам... окурки и лужи... не работают... в наше время... пенсия пятнадцать тысяч, - ветер доносил до Василия обрывки шепелявого бормотания.
Постепенно слова стихли вдали. Лишь звук ударов, да стоны.
Сердце Василия заныло от сострадания. Он вспомнил специнтернат.
Таких же девчонок, которые затащив в туалет, запихивали дерьмо ему в рот. Было даже приятно - в тот момент бесконечные побои прекращались.
Утратив контроль, дворник вытащил из тележки лопату и издав протяжный вой, побежал в направлении крыльца.
Ирка так и осталась на коленях - она просто не смотрела по сторонам.
Василий остановился. Подростки перестали драпать, переглянулись и подошли к нему.
- Ба-а-альной што ли?
Василий молчал.
- Встретимся ещё, Земля круглая, - девчонка смачно плюнула на только что подметённый асфальт. - Козёл.
Они развернулись и неторопливо пошли к выходу со двора.
Ирка, поднявшись с колен, стояла опустив глаза в пол. На ресницах дрожали капельки влаги.
"Почему она не уходит? Чего ждёт?" - думал оторопевший Василий.
Что теперь делать? Развернуться и уйти?
Как выпутаться из странной ситуации, он не представлял.
Капельки упали с ресниц и расплылись на поддельных "Конверсах".
У Василия опять сжалось сердце: "Как ей помочь?"
Он сделал шаг навстречу и погладил Иру по голове. Волосы у девочки были необычно мягкие и тонко пахли земляникой.
- Всё будет хорошо.
Девочка вздрогнула, как от прикосновения раскалённого железа. Закашлялась, вырвалась, и зажав рот ладонью, побежала к ближайшей урне. Склонилась над ней, содрогаясь в конвульсиях.
"Какая хорошая. Не испачкала двор. Не то что те, двое", - радовался Василий. "Кажется, теперь у меня появится друг".
Ира разогнулась и впервые посмотрела Василию прямо в глаза.
Он почувствовал, что ноги предательски слабеют. Как он ошибался!
В её синих как небо глазах, искрились острые иглы льда...
Андрей зажмурился.
После сумрака подъезда, летнее солнце резало глаза.
"Куда теперь? Бродить, надеясь на удачу?"
Что не так с дворником, он не понимал. Но готов был поклясться здоровьем Иришки, что этот добродушный с виду детина не столь прост. Чутьё на таких имелось.
Андрей полез в кусты. Принюхался. Воняло дерьмом. Скривил лицо, но пошёл на запах.
Ага!
Он потыкал кроссовкой набросанную на отмостку землю. Кровь...
Перед глазами возникла утренняя картина.
Дворник под окном. Раннее лето, никакого листопада, а он с огромной телегой.
Зачем? Теперь всё встало на свои места.
Андрей выбрался из кустов, с наслаждением вдохнул свежий воздух и двинулся в сторону магазина.
Куртку оттягивал нож. Исчез давивший на сердце груз, настроение было превосходным.
Он вновь ощущал себя нормальным человеком.
На соседском крыльце что-то валялось.
Вчера - он бы прошёл мимо. Но сейчас обращал внимание на каждую мелочь.
Андрей наклонился.
И сквозь пальцы, по руке, поднявшей китайский школьный пенал, потекли волны холода. Запахи лета, бабочки и цветы превратились в дурацкую декорацию. А в реальности - бушевала чёрная зима.
"Мало ли у кого такие есть!" - изо всех сил убеждал себя Андрей, но холод и не думал исчезать.
Ведь розовый пенал с жёлтым в синих пятнах жирафом и надписью "Life is beautiful", он сам покупал Ирке на Новый год.
Его трясло.
Колёса скрипели, тачка катилась с трудом.
А до гаража ещё топать и топать.
Ordnung muss sein!
Вот что бывает, когда это забываешь. Провинился, не смазал подшипники - получи!
Василий задыхался, кожа зудела. Хотелось стряхнуть с себя невидимых мурашек, бросить всё и орать.
Одно дело, когда Правила нарушают люди - чего с них взять! А если ты сам?!
На душе было мерзко, будто вернулся в детство, и лежишь, прижавшись щекой к скользкой плитке туалета.
- Эй... Эй! Я тебе говорю! - на плечо легла тяжёлая ладонь.
Он обернулся. Перед ним стоял начальник службы.
- Ты куда это прёшь? Тут не твой участок!
Василий обмер.
Но смекнув, что наврать, расплылся в заискивающей улыбке:
- Так это... Колеса смазать. У ребят, на Заводской. Слышь, скрипят.
- Работать надо, а не хернёй страдать! Бутылок набито у тебя! Подошву пропорол! Гляди! - начальник стянул ботинок, поставив ногу в окровавленном носке прямо на асфальт. - Эх!.. Да шт-т-об ты понимал, свинья ты тупорылая! - он в отчаянии заехал дворнику подошвой по лицу. - Три тысячи! Турецкая кожа, конфискат!
И с трудом натянув ботинок, ушёл, бросив:
- Премии не жди!
Вот!
Вот он, падла!
Волочёт свою тачку. Еле тянет - скрип на всю улицу.
Опустив руку в карман, Андрей вёл дворника, постепенно сокращая дистанцию. Умоляя Бога, в которого не верил, лишь о том, чтобы в тяжёлой тележке лежало только одно тело.
После беготни, прерываемой лишь короткими расспросами любителей утреннего пивасика, колотилось сердце и кололо в боку.
Да уж, застоялся он у касс! Размяк!
Андрей застыл. Ток прошёл по телу.
Девчонка в неприметной зелёной куртке прячется за кустами.
Иришка!
Казалось, он должен был успокоится, но сердце стучало всё быстрее, а потом, сбившись с ритма, затрепыхалось в груди. Улица поплыла.
Андрей втянул воздух, задержал его в лёгких и медленно выдохнул.
Стало легче.
"Совсем распустился оперативник! Не хватало ещё дочь сиротой оставить, от навалившегося счастья".
Но что она тут делает?! В школу не пошла, пенал выбросила. Ворует сигареты.
Похоже, распустился не только он!
Ирка неуклюже пряталась, смешно перебегая от угла к углу.
Хохма!
Так, а что там наш дворник?
Андрей с удивлением наблюдал странную сцену, в которой Василий получал ботинком по физиономии:
"А жизнь дворников, оказывается, полна ярких моментов! Это тебе не уценённую капусту охранять!"
Ирка, притаившись за кустом, глядела туда же.
Эге! Да ведь у нас один и тот же подопечный! - с ужасом осознал Андрей.
От подростков он защитил подступы бутылочным стеклом, воткнутым в бетон. А больше никто сюда не совался - гараж одиноко стоял в углу огромной заброшенной стройки.
Василий долго возился с покрытым ржавчиной замком, затем приоткрыл скрипучую створку ворот и затащил тюк во тьму гаража.
Она стояла у оконного проёма, на третьем этаже недостроенного здания хлебозавода.
Во рту был омерзительный кислый вкус рвоты. И тошнило опять.
С давних пор, единственной отдушиной в её жизни, были игры в детектива. Дни напролёт Ира выискивала страшные тайны и следила за всеми подряд.
В кармане куртки лежал маленький, но мощный китайский фонарик, пара отмычек, изготовленных по руководствам из Сети, тёмные очки.
Сказать по правде, очки были не нужны.
Тихоню-подростка и так никто не замечал. Лишь однажды она поймала на себе пристальный взгляд странного, неопрятного вида мужчины лет сорока. Ира отважно, как и подобает настоящему полицейскому, посмотрела мужчине прямо в глаза.
Он облизнул губы, отвернулся и ушёл...
Но с тех пор, как она узнала тайну гаража, она больше не верила в отвагу.
Не мечтала стать полицейским, как папа.
Не хотела больше с ним разговаривать.
Ни с кем разговаривать не хотела.
И жить.
Раньше, она ещё таскала газовый баллончик. Хороший, "Black".
Но пару недель назад, когда пацаны пинали на переменке её рюкзак, баллон выкатился прямо под ноги завуча. Затащив в кабинет, завуч долго орала про оружие в школе, лупила по голове и трясла, вцепившись конопатыми морщинистыми руками в плечи.
Баллончик отправился в потёртый несгораемый шкаф.
Впрочем, Ирке давно уже было плевать...
В коридоре что-то шуршало, видимо - крысы. Стены пропитал запах плесени. Тошнота становилась невыносимой.
Ира согнулась и закашлялась.
Нужно было смотреть в окно, но она не могла. Она стояла, уткнувшись взглядом в пол, и ловила ртом затхлый воздух.
Постепенно стало легче.
Она напрягла руки, собираясь разогнуться, и ощутила, как на плечо легла широкая ладонь.
Дрожащее пламя свечи высветило крыс, ползающих по кучам того, что было когда-то людьми. Боялось, радовалось и печалилось. Строило планы.
Но все ниточки кукловода были давно перерезаны дворником.
Василий развернул брезент.
Запах кружил голову. Василий не удержался и лизнул женскую ногу, покрытую красно-коричневым месивом. Неровно задышал, расстегнул штаны и начал мастурбировать.
Поставив тачку возле спуска в подвал, Василий сошёл по ступенькам и открыл дверь в свою обитель.
С точки зрения стороннего наблюдателя, это была просто заваленная кучами омерзительного хлама каморка, но для владельца - единственное место во Вселенной, где царил совершенный порядок.
Василий не видел обшарпанных стен и нагромождения вещей.
Любой находившийся здесь предмет обладал своим неповторимым пространством.
Прикасаясь к изгрызенной крысами шахматной доске, Василий попадал в анфилады залов, наполненных гротескными существами в расшитых золотом нарядах.
Поднимая с пола разбитый игрушечный самолёт, он отправлялся в ангары, где среди странных летательных аппаратов, бродили пилоты с головами животных.
А взяв в руки истлевшую, покрытую бурыми пятнами тряпку, Василий оказывался в тоннелях, напоминавших кишечник гиганта. По этим покрытым слизью красным пещерам, ползали прозрачные твари, бормочущие что-то на странном наречии. Их головы венчали шляпы немыслимых форм и расцветок.
Но любимой вещью Василия был прозрачный стеклянный кубик. Глядя, как переливаются грани в падающих из пыльного окошка лучах, он шагал по хрустальным плоскостям немыслимой чистоты, зависшим в пространстве сияющего света.
Звенели шаги, грязные башмаки не оставляли следов на блиставших поверхностях. Василий шёл сквозь безукоризненное сверкание непорочной чистоты до тех пор, пока мир не растворялся в свете, а кубик не выпадал из его рук.
Для дворника это был единственный способ заснуть.
Но сегодня, лишь переступив порог, он устало свалился на грязный матрац и долго лежал, уставившись в потолок.
Паутина плавно качалась в потоках воздуха, поднимавшихся от труб отопления. Василий вспоминал Ирку, и было так плохо, что хотелось выть.
Под вечер он встал и включил старенький телевизор.
Показывали хохочущих девушек, бегущих по океанскому берегу.
Девушки были хорошими. Чистыми и милыми. И берег тоже был чистый...
Однажды Василий познакомился с настоящей живой женщиной.
На Восьмое марта, продавщица рыбного напилась и завалилась к нему в каморку. От неё пахло водкой и куревом - совсем как от девчонок в интернате.
Василий задрожал и забился в угол, а раздосадованная продавщица грязно ругнулась, плюнула на пол и ушла...
Ныло в груди. Василий вытащил из под матраса замызганные бумажки, сунул в карман и вышел в вечернюю тьму.
Продавщица презрительно скривилась, когда он проходил мимо.
Будто продираясь сквозь чёрный туман, Василий добрёл до прилавка, уставленного бутылками.