"Не беспокойся, булочник, второго налета не будет!"
Оябун-сан
Широкие двери из вишневого дерева, казалось, источали аромат саркофага из еще не разграбленной пирамиды в недоступной археологам Долине Любимцев Царей. Я отворил обе створки и вход стал похож на гостеприимно распахнутую пасть людоеда.
Разношерстная толпа растворилась в зеве мрачноватого вида прихожей, сопровождаемая безучастным взглядом бронзовой совы над готическим сводом зеркала.
- Мне кажется, что ночь - зияющий провал, и кто в него вступил, тот схвачен темнотою. Сквозь каждое окно бездонность предо мною, - продемонстрировал знание посредственной французской поэзии постный голос барона Анджо, в то время как его спутница любовалась отраженным в потусторонности блеском своих жемчужных зубов. Похоже, она находилась в таком настроении, что даже стены храма сатанистов показались бы ей полными прелести, если бы ее избрали стать жертвой вместе с бароном Анджо.
Первой ушла в небытие госпожа Эбихара. Малахитовая поверхность столешницы скрывала, подобно лесной чаще в прифронтовой зоне, опасный сюрприз. Раскинутые в поэтическом беспорядке волосы образовали чёрный нимб вокруг кукольно-бледного личика лежащей на полу спящей красавицы, а уколотый пальчик с крапинкой бордо живописно тянулся к капризно скривленным губкам из кармина.
Еще до того, как любой из присутствующих успел осквернить тишину, созданную уважительным созерцанием изящной фигурки на маняще-прохладных плитах кухни графа Х., являющихся несомненным предметом зависти устроителя помпезных склепов для имущих семей, бритвенно острое лезвие Ассасина описало дугу над оголившимся бедром госпожи Эбихара.
Ассасин позаимствовал сковородку и в две минуты приготовил на кухонной плите отличный стэйк с кровью. Я воочию представил татуировку на подрумяненной коже и удивление на лице внезапно очнувшейся от летаргии молодой женщины, жаждавшей утолить голод и уставившейся на кусок собственной плоти, отмеченной тавро с изображением короля цветов.
Прогнал наваждение и догнал выходящих из кухни гостей. Немного отставший Ассасин в гурманской накрахмаленной манишке с явным удовольствием расправился с аппетитным ужином, стоя в шаге от уснувшей красавицы.
Внезапная боль впилась в ногу чушь выше колена.
- Змея, кажется, неопасна, - успокоил спутников.
Кэйко-сан, смешно перебирая ступнями в забавных туфлях, сделала попытку быстро-быстро миновать куст рододендрона.
Стремительный бросок кобры и Кэйко-сан катится в конвульсиях, сминая невысокие заросли суккулентов.
- Теперь уже точно неопасно, - заверяю группу и, окруженные прелыми запахами, мы погрузились в заброшенные джунгли старой оранжереи.
Знал ли я о кобре? Нет, но подозревал нечто подобное. Кобра - бережливая натура и ее первый предупреждающий укус обходится без яда, так что я мало чем рисковал, идя впереди всех.
В спальне мы лишились барона Анджо и его очаровательной спутницы. Вздумав позабавиться, а может и вкусить мимолетное наслаждение полной близости, они с хихиканьем скрылись под балдахином императорского размера ложа. Их оживленное барахтанье, сопровождавщееся вздохами и стонами, охватило всех присутствующих тем острым волнением, за которое не жалко отдать век жизни философа. Падение тяжелой балки навсегда утихомирило возню в шелковой мышеловке.
- Как просто, - произнесла Юки-чан, девушка в школьной форме с длинной, завернутой в синию материю палкой. Неизвестно, имела ли она в виду нелепость смерти возлюбленных или что-то другое.
Ищикава-сан, полноватый щеголь в сшитом на заказ безупречном костюме, с восторгом рассматривал вышитые на гобелене сцены из жизни принцессы Касуги.
Ассасин с большим изяществом закурил сигарету и присел на краешек стула. Он покинул нашу компанию следующим. Ловушкой для него стала рогатая маска времен осады Киото, которая, стоило ее примерить, прилипла к лицу и не захотела сниматься. Ассасин катался по ковру малой гостиной, рыдал и скулил, затем затих. Ищикава-сан снятым со стены мечом со знанием дела, выдающим мастера кэн-до, нанес рубящий удар, и Юки-чан не сдержала стона при виде ужасных язв на очень красивом лице.
Профессора заинтересовали пронзенные булавками насекомые под стеклом, а вид какого-то жука привел его в совершенный экстаз. Через пять минут он попал в зыбучие пески в конце глухого коридора, но не растерял мужества, а его гордое лицо до самого конца не исказила черта боязни.
Скупердяй, потрясённый богатыми интерьерами и старой, но хорошо сохранившийся мебелью, уточнил, что вся обстановка до последнего ржавого гвоздя - он использовал именно это выражение - достанется новому владельцу вместе с домом.
Охваченный внезапным хозяйственным порывом, Ищикава-сан запер на ключ массивную дверь кладовой и подмигнул Юки-чан. Скупердяй остался внутри глухого, похожего на склеп помещения с ничтожно малым запасом кислорода.
В круглое и просторное помещение библиотеки с высоченным потолком мы, трое оставшихся, вошли практически одновременно с трех разных сторон. Ищикава-сан - пружинящей походкой, я - как всегда косолапо, Юки-чан - стремительно.
Замотанная в тряпки длинная палка оказалась спортивным инвентарем кьюдоистов, теперь гигантский лук - на треть выше роста девушки - был хищно изогнут, тетива и правая рука Юки-чан дрожали от напряжения.
- Юки-сан, - Ищикава-сан слегка поклонился, меч в его руке блеснул искрами отраженного света светильников, - я...
Стрела безошибочно нашла сердце последователя пути меча. С десятиметровой дистанции это было детской забавой для обладателя первого дана, у Юки-чан был, судя по уверенной позе, третий.
С зажатым в кулачке наконечником второй стрелы, Юки-чан опустилась на пол, орудие убийства вытянулось в мою сторону, короткая юбка лишь слегка прикрывала белые напряженные бедра. Классическая поза медитации кьюдоистов между выстрелами.
Я сел напротив точно по центру темного квадрата паркетного пола в море соломенной желтизны, задействовал воображение и увидел убогое жилище размером в шесть татами со старенькими предметами утвари и требующими покраски стенами, поддерживаемое в идеальной чистоте; узелок с тщательно выстиранным кимоно, каждая складка на котором была старательно разглажена без помощи утюга, а самым дорогим предметом в комнате была пара стрел с прекрасным оперением стоимостью по пятьдесят тысяч иен каждая. На единственной полке книги модных писателей, учебники английского и несколько путеводителей.
- Только один из нас должен остаться, Юки-сан...
- Я часто вижу во сне этот дом. Он принадлежит моей семье.
Я вздрогнул, но быстро успокоился. В последнем поколении семьи графа Х. девочек не рождалось.
- Ты взволнована, Юки-сан. Я не хочу причинять тебе боль, так что сама выбери способ ухода. После составления необычного завещания последний граф Х. покончил с собой древним самурайским способом. Это была очень достойная смерть, но вряд ли можно ожидать такого же поступка от молодой девушки. Волей мстительного покойника мы наблюдали несколько уходов, госпожа Эбихара, как мне кажется...
- Я уже совершала харакири.
С грустью смотрю на бедняжку, лишившуюся рассудка.
- Тогда меня знали под именем Исао И.
Имя известного государственного преступника, имеющего косвенное отношение к семье графа Х., холодит кровь.
- Мне раньше также уже случалось быть женщиной, хотя имя Йинг Чан вам вряд ли известно... Мои последние воспоминания связаны с жизнью господина Тора Х.
Ощущаю вокруг себя смертельную опасность.
- Тора-сан жил в этом доме, благодаря его памяти, я знаю все секреты. - Юки-чан наклоняется в почтительном поклоне, стрела касается пола, а маленький пальчик - еле заметного сучка на паркете, - прощайте, Оябун-сан.
Я наконец осознал, что завещание сына Торы вовсе не было странным, оно передавало дом единственному законному владельцу, с которым последний отпрыск графа не был знаком. Но он придумал способ, как оповестить Юки-чан и передать ей собственность, попутно избавив мир от нескольких авантюристов, которых он всегда ненавидел.
Восторг полета, захватывающее дух незнание когда он окончится приносят ощущение подлинного счастья. Я знаю, что там, внизу, меня встретят Киёаки М., Исао И., Йинг Чан и Тора.