Часы на здании плавильного цеха показывали без четверти час. Майк бодро катил тачку к пункту сортировки, будто и не было за плечами рабочей смены, пусть и короткой субботней. С каждым шагом, приближавшим к цели, настроение Майка улучшалось в геометрической прогрессии. Ведь любой работающий знает, что лучшие минуты рабочей недели - ее самые последние минуты. Но сегодня, как и в каждую третью субботу месяца, Майка радовала не только возможность отдохнуть от нудного и тяжелого труда. Главным было то, что сегодня Майк снова увидит Ее после долгого месячного перерыва.
Пункт сортировки был местом сбора бригады, в которой работал Майк. Ждать бригадира долго не пришлось. Слегка приняв на грудь, бригадир вальяжно вышел из сарайчика и заявил: "Ну что, хлопцы, как водится, спешу вас поздравить с очередными выходными. Сегодня вам полдня, завтра целый день... Только вы там особо много не пейте, берегите себя! На этой неделе все нормы выполнили. Никифоров, разве что, давай, все-таки будь пошустрее". В ответ дружно раздалось: "Спасибо, Ефремыч!"
- Да, и чуть не забыл, - продолжил речь бригадир. - Поздравим нашего уважаемого Григория Петровича с переводом на гидроэлектростанцию и дружно пожелаем ему всяческих карьерных успехов! Григорий, ты уж нас не забывай, пришли открытку с видом на Стремительную. Напомни, сколько ты стоял в очереди?
- Почти три года, - ответил Гришка.
- В общем, здоровья тебе и твоему семейству, а всем остальным хорошо отдохнуть. До понедельника.
Пожав руки бригадиру и Гришке, работники потянулись в сторону проходной.
- Сегодня в семь у Манолиса, - обратился Гришка к Майку. - Родственники с гор привезли ему баранину и виноградный самогон! Будут все наши, даже Кактус из города обещал приехать. Ой, а Ефремыча то я не пригласил. Майк, как считаешь, стоит его позвать?
- Ну позови, если хочешь. Хотя думай сам, - безучастно отреагировал Майк.
Почувствовав нотки равнодушия, Гришка поинтересовался, все ли у Майка в порядке. Все-таки они близкие друзья еще со школы. Гришка через несколько дней уезжает за тысячу километров отсюда. В ближайшие годы они вряд ли встретятся. Гришка был удивлен, что у Майка, кажется, особо нет желания напоследок пообщаться с другом, вкусно поесть и повеселиться в хорошей компании. Собираться то стали редко, да и не до особого веселья сейчас.
- Ты наверно забыл, что сегодня третья суббота, и я должен к пяти заехать за ней в город, - заметил Майк с явным раздражением.
- В чем проблема, дружище? Возьми ее с собой. Никто ее пальцем не тронет, ты же знаешь наших! В общем, жду. Ты сейчас куда, к матери? Я пойду попытаюсь отоварить оставшиеся талоны, а то пропадут. Там у них они точно не действуют.
Майк шагал по пыльной дороге, обходя ямы и, торчавшие из-под грунта ржавые металлические пруты. Заводские заборы, в тени которых можно было немного спастись от жары, вскоре закончились, и пришлось идти на самом солнцепеке. Обычно и так жаркий степной июль в этом году выдался еще и безветренным. Зной растянулся повсюду, словно круговая завеса из бесцветного желе, размывшая контуры всего видимого. Майку оставалось до дома матери еще километра полтора, из них большая часть пути - по голой степи. Аромат полевых трав, опаленных жестоким солнцем, тщетно пытался пробиться сквозь стоящую в воздухе смесь запахов канализации и какой-то едкой химии.
Радостный настрой, который был у Майка в конце рабочей смены, сменился чувством раздражения после беседы с Гришкой. Майку было неприятно острое чувство зависти к другу, которое только усиливалось с того момента, когда месяц назад в списке, размещенном в телетексте, он заметил гришкину фамилию, а свою, как обычно, не нашел. Скоро Гришка станет одним из немногих счастливчиков, кто работает по своей университетской специальности. А это намного больший заработок и высокое положение в обществе. Да и жить он будет в более мягком климате. Через какое-то время Майк, наконец, переключил свои мысли на то, что он считал главным в своей жизни. Как вообще можно было отвлечься на каких-то друзей, когда ему уже через несколько часов предстоит долгожданная встреча с Ней! Майк снова почувствовал себя счастливым, когда представил, как он снова Ее увидит, как нежно к Ней прикоснется, как проведет с Ней все выходные в радости и умиротворении.
Майк дошел до рабочего поселка, стремительно вкатывавшегося в ритм выходных дней. В общественную баню выстроились длинные очереди, последние покупатели спешили по домам с пакетами. Из некоторых открытых окон уже начали доноситься обрывки бодрой музыки. Поклонники музыки в квазинародном стиле слушали субботнюю радиопередачу, а те, кто предпочитал так называемую современную эстраду, включали телевизоры.
Майк отворил своим ключом калитку и поздоровался с матерью. Кивнув в ответ, она скрылась в летней кухне. Майк снял с себя пыльную спецодежду и пошел в душ, думая о том, что как же все-таки хорошо, что благодаря собственному колодцу в доме у мамы всегда есть чистая вода. Совсем не похожая на соленую жидкость с песком, которую подают в центральном водопроводе на пару часов в сутки.
Одетый в чистые глаженые брюки и рубашку, Майк сел за стол. Мать угощала Майка салатом из помидоров с зеленью, холодным свекольником и яичницей.
- Что нового, Мишель? - приветливо спросила мать. - Ну и жара! Кабачки, похоже, долго не протянут. Григорию привет вечером передай!
- А ты откуда знаешь про вечеринку? - нервно отозвался Майк.
- Я была уверена, что он будет отмечать. Он всегда собирал вашу компанию, даже когда есть особо было нечего. И мать его мне вчера сказала на базаре, что он уже договорился с греком.
- Гришка всегда обожал пускать пыль в глаза, - процедил Майк сквозь зубы.
- А что плохого то? У вас замечательный повод собраться! Они уже на следующей неделе едут? Дорога до берегов Стремительной в наше время займет не меньше трех дней. Я, пожалуй, передам им в дорогу десяток яичек. Захватишь с собой и вечером ему передашь.
- Ну я не знаю, - замялся Майк. - Я, может, к нему на праздник вообще не попаду. Мне в город сегодня надо. Не уверен, нужна ли еще Гришке еда в дорогу. Он вроде пошел отоваривать оставшиеся талоны на крупу.
- Ах да, - в голосе матери появились неприятные для Майка нотки, - я совсем забыла. У нас же сегодня третья суббота. И откуда только деньги ты на нее находишь? Экономишь на всем? Вон, худющий стал какой, ходишь в обносках! А я тут горбачусь на огороде, берегу каждую копейку!
Майк подумал: "Вот и началась старая песня. Хоть не заходи к ней. Впрочем, принял душ и пообедал - хоть какие-то плюсы". Начался поток выражений, укоряющих дитя и не в лучшем свете сравнивающих дитя со сверстниками, столь типичный для матерей великовозрастных холостых детин, росших, как правило, без отцов. Мать исполняла монолог эмоционально, словно не сидела за обеденным столом, а играла на сцене: "Тебе, сын, уже четвертый десяток! Четвертый! А ты все не успокоишься. Страдаешь какой-то ерундой. У всех твоих друзей уже жены, дети! Ну, кроме этого, как его, Семена, но он такой же дурной, как и ты. Гришка женат уже восемь лет, девочка уже в школу пойдет. А я, похоже, до собственных внуков так и не доживу!" Привычный к такому повороту событий, Майк, хоть и кипел от злости, внешне пытался изображать тихого внимательного слушателя. Он постоянно переводил взгляд между настенными часами и телеэкраном, на котором также показывали точное время. Майк решил, что уже пора выходить, чтобы к трем успеть на станцию.
- Вот говорила я тебе в свое время, - вздохнула мать, - иди, учись на нормальную профессию. Вон как тот же Гришка, инженер - энергетик. Пускай и он три года ждал в очереди. Но в итоге нашлось хорошее место. А ты в очереди дольше него стоишь, а все впустую. Да кому нынче нужно столько телевизионщиков, когда всего два канала, из которых на одном сплошной телетекст. Вот и будешь всю жизнь металлолом в тачке возить!
- Ну ладно, все понятно, - тихо пробормотал Майк, и, уже увереннее, добавил: - Так, мне уже пора. Спасибо за вкусный обед. Пока! Вечером зайду за тормозком для Гришки.
Майк неторопливо шел, погрузившись в раздумья, от которых его не могли отвлечь ни галдеж отдыхавшего народа, ни музыка, доносившиеся из-за заборов и открытых окон. Эмоции Майка прыгали словно каучуковые мячики. Он образно представлял, как в обрамленную золотом светящуюся ярким светом картину, на которой он Ей наслаждается, летят ошметки противной темно-зеленой грязи с одной стороны, и темно-синей - с другой. Майк переживал, что радость ожидания встречи с Ней сначала омрачил Гришка своим везением, а потом и родная мать своими бессмысленными нотациями. Майк подумал о том, что в прежние времена он бы просто взял и уехал, чтобы никого не видеть. Но, к сожалению, сейчас это невозможно, а скитаться в трущобах он не готов.
Потом Майк немного успокоился, переключив свои мысли на то, что все-таки как повезло, что у матери есть свой дом. Восемь лет назад многие предчувствовали наступление коллапса, но никто не представлял, как именно изменится повседневная жизнь. В тот год резко выросли цены на металл, и мать обменяла свою старенькую легковушку на садовый участок с утепленным щитовым домиком и колодцем. А спустя полгода личный автотранспорт стал достоянием истории, после того как топливо исчезло из свободной продажи.
Майкл забеспокоился, когда на подходе к станции он заметил, что вместо того, чтобы укрываться от солнца под навесом заброшенного пакгауза, народ собрался прямо в центре площади и что-то возбужденно обсуждал. "Неужели, проблемы с поездом? - испуганно подумал Майк. - Если я не попаду к пяти на площадь, то Ее сегодня не увижу! Еще один месяц без Нее я не вынесу!" Майк занервничал еще сильнее, когда диспетчер объявил о задержке отправления трехчасового поезда по техническим причинам, а из громкого разговора группы людей, к которой приблизился Майк, доносились реплики о бандитах, убийцах, полиции. В глазах Майка потемнело от переживаний, что его встреча с Ней может сорваться. За три года Майк пропустил всего пять встреч. Дважды отменяли поезда из-за снежных заносов, и три раза не было электричества. Но влечение к Ней было настолько сильным, что Майк не отменял поездки даже когда был серьезно болен, или когда стояли лютые морозы.
На площадь с грохотом въехала развалюха местного шефа железнодорожной полиции, сваренная из нескольких автомобилей. Полицейский начальник подозвал диспетчера, взял у него рупор и объявил: "Уважаемые граждане! Согласно приказа о безопасности, рейс на город отправится в пятнадцать сорок пять, и будет сопровождаться усиленным нарядом железнодорожной полиции. Просьба относиться с пониманием". Эти слова Майка успокоили. "Если доедем за час, - прикидывал Майк, - а летом обычно часа хватало, то к пяти я добегу до площади".
Состав из электровоза, открытого вагона для пассажиров и закрытого полицейского броневагона отправился ровно в обещанное время. Ради экономии электроэнергии электровоз развивал не более сорока километров в час, а в теплое время года вместо закрытых вагонов пускали более легкие открытые вагоны, в которых пассажиры ехали стоя. Желающих ехать в город в такую жару набралось лишь две трети вагона. Подставив себя слабому потоку встречного ветра, почти не приносившего свежесть, Майк обозревал окрестности. Полуразрушенная промзона южной окраины, на которой жил и работал Майк, сменилась выжженной солнцем степью, местами засыпанной промышленным мусором. Вдоль линии горизонта виднелись редкие лесополосы, едва различимые в дымке. Степь закончилась, и дорога пошла через давно покинутые жителями спальные районы города. Растянувшийся в бесконечность лес из остовов панельных многоэтажек был мрачным символом смены эпох. На подъезде к границе города, прямо под окружавшей его стеной безопасности, расползлись трущобы, повергавшие в страх и уныние даже жителей промышленных окраин. В трущобах, куда никогда не заглядывала полиция, обитал разного рода лихой люд, а также скрывались те, кто не желал работать по государственному распределению. Собственно городом теперь считался лишь его бывший центр, сравнительно зеленый и ухоженный, в котором были расположены, главным образом, объекты административного и социального предназначения.
Терпеливо отстояв на выходе из вокзала очередь на проверку документов, Майк помчался в сторону площади, периодически извиняясь перед задетыми в спешке пешеходами. Когда Майк бежал по прилегавшему к площади переулку, он разглядел сквозь деревья, что на своем обычном меcте уже стоял легковой автофургон угольного цвета, в котором Ее привозили. Часы на городской башне пробили пять раз. Едва не попав под колеса огромного грузовика, Майк пересек площадь, затем немного срезал угол через сквер, и, наконец, оказался рядом с фургоном.
- От кого бежал то? - спросил водитель фургона, ухмыляясь. - Думал, что мы тебя не дождемся? Хотя, да, больше двадцати минут мне здесь стоять нельзя.
- Ни от кого, - ответил Майк, едва переведя дух. - Поезд вышел почти на час позже, ждали охрану. Видимо что-то случилось.
- Случилось, - угрюмо проговорил водитель. - Напали на дневной поезд с северной окраины. Трупы были.
- Ну да, понятно, - нетерпеливо проговорил Майк. - А где же она?
- Один момент.
Водитель открыл дверь фургона и вытащил Ее. Майк нетерпеливо забрал Ее из рук водителя, прижал к себе и глубоко вдохнул Ее изысканный аромат, по которому он так сильно успел за месяц соскучиться. Майка захлестнула мощная волна радости, вызвавшая головокружение и приятную слабость в ногах. Казалось целую вечность длились первые мгновения долгожданной встречи, когда Майка наполняли потоки счастья, источники которых были там, где кончики пальцев нежно Ее касались.
Немного придя в себя, Майк услышал, что водитель продолжает что-то ему говорить: "Ты сегодня предпоследний. Остался только Светозаров. Странно, обычно он приходит вовремя". Патетическая музыка, которая лилась на площадь через мощные репродукторы, внезапно была прервана на экстренное новостное сообщение о сегодняшнем нападении на поезд. Диктор зачитал фамилии уже опознанных жертв. Водитель растерянно пролепетал: "Нет больше нашего Светозарова". Через небольшую паузу, как будто что-то осознав, водитель начал причитать: "А куда теперь прикажете девать мне его газету? Типография ее обратно не примет, продать ее некому. Какой дурак в наше время выложит ползарплаты за такую забаву? Таких оригиналов, как вы, у меня всего 15 человек на всю округу. Все нормальные люди обходятся телетекстом". Высокий поджарый старик Светозаров руководил одной из шахт северной окраины. Его отправили на пенсию еще до наступления коллапса, но когда шахтерам пришлось вернуться к дедовским технологиям, Светозарова позвали обратно. Водитель жалобным голосом пробормотал: "Вроде он только за газетой то и ездил в город. Да, жизнь - такая штука, не читал бы он газет, был бы жив - здоров. Да, брат, такие дела. А у меня теперь большая проблема".
Сознание Майка было занято совсем другими мыслями и он, спешно вложив в руку водителя пачку купюр, пошел в сквер искать лавку, чтобы в спокойной обстановке побыть с Ней наедине. Между тем, пока Майк был в городе, небо заволокло низкими черными тучами, и поднялся ветерок, игриво крутивший пыль и сухую листву. Еще было начало шестого, но резкий переход от яркого дневного солнца вызывал ощущение близких сумерек. Расположившись на лавке под роскошным буком, Майк, наслаждаясь ароматом свежей бумаги и типографской краски, начал жадно Ее изучать: "Каждый раз тебя приходится открывать для себя заново. Хотя внешне ты всегда на себя похожа, особенно издали, внутри тебя всегда все новое. Итак, что ты мне расскажешь сегодня. Говоришь, даже подчеркиваешь с помощью огромного заголовка, что скоро в энергетике будет прорыв. Вот восстановили электростанцию на реке Стремительной. Знаю, знаю, один мой друг туда поедет. Повезло дураку. Что тут еще? Об усилении борьбы с бандитскими шайками. Ну не будем о грустном. Так, а что у тебя внутри? Рассказ классика о природе. Отлично, прочту его потом внимательно. Критика новых театральных постановок. Какой у тебя все-таки высокий вкус! Ты возвращаешь меня во времена, когда театров было в десятки раз больше. С нетерпением перехожу к последней странице. Как всегда, здесь ты мне задаешь загадки, заставляешь решать кроссворды, ребусы и шахматные задачки. Я так рад, что благодаря тебе я хоть иногда шевелю извилинами, после того как целыми днями тягаю металлолом. И вообще, как же с тобой приятно, можно тебя погладить, насладиться твоим ароматом! Ты - не бездушный телетекст на экране ящика!"
Рядом тихо прозвучал женский голос: "Молодой человек, извините". Майк никак не отреагировал, продолжая увлеченно читать на третьей полосе статью на одну из актуальных тем, в которой автор - женщина задавала вопросы на злобу дня двум специалистам - мужчинам. Через некоторое время женский голос прозвучал громче и отчетливее. В глубинах погруженного в чтение сознания Майка мелькнула мысль, что вот, мол, какая дотошная корреспондент, все пытает и пытает тех мужиков. Да еще и стала постукивать их по плечам, чтобы они не отвлекались от интервью. Постукивания продолжались, и Майк, машинально обернувшись, оторопел от неожиданности. Рядом с ним на лавке сидела девушка. Застенчиво отводя взгляд, она произнесла: "Молодой человек, извините меня пожалуйста. У вас огонька не найдется?"
- Не курю, и вам не советую, - проворчал Майк и отвернулся обратно, подумав с горькой усмешкой, что если бы он курил, то вряд ли долго протянул на такой работе, у него бы точно не хватало денег на Нее, да и вообще, какого лешего этой барышне от него нужно.
- Да я тоже не курю, - тихо, с еле заметной ноткой обиды, сказала девушка, - Нитка вылезла, прижечь хотела, чтобы дальше не разошлось. Вы извините, что я к вам подошла. Ничего, если я немножко здесь посижу?
Вернувшийся к чтению Майк ничего не ответил. По его расчетам он мог позволить себе еще полчаса посидеть в сквере, чтобы потом спокойно дойти до вокзала и сесть на обратный поезд. Спустя пару минут девушка попыталась продолжить разговор: "Еще раз извините, что отвлекаю вас. Можно посмотреть вашу газету поближе? Я уже несколько лет не видела газет. Думала, что их уже не печатают". Майк раздраженно подумал, что эта девица точно не отстанет. Вон, уже пытается сбоку к нему прижаться. Впрочем, решил Майк, ему и Ей не должны мешать всякие мелочи. Он снисходительно подвинул газету на несколько сантиметров в сторону девушки. Тем временем, девушка начала что-то говорить Майку. Где-то на задворках внимания Майка плавно шел ее монолог. Девушка рассказывала, что она живет на северной окраине, работает в мастерской шахтерской спецодежды: шьет рукавицы, чинит спецовки. Из-за наступления коллапса так и не закончила экономический факультет университета. Старший брат часто бывает в городе по делам и берет ее с собой, когда его поездки приходятся на выходной. В городе она почти всегда ждет брата в этом сквере, любуясь здешними акациями, буками и вековыми дубами. Там, где она сейчас живет, деревьев почти нет. И еще: они планировали ехать на дневном поезде, но вчера брата попросили приехать в городе пораньше, и они выехали на утреннем. А на дневной поезд напали бандиты, так что, считайте, что сегодня она заново родилась.
Городские часы пробили шесть раз. Майк достал из кармана сумку из легкого синтетического материала, аккуратно сложил в нее газету, встал и, ради приличия, кивнул девушке.
- Уже уходите? - удивленно спросила девушка. - На поезд спешите? Или вы местный? Мне еще полчаса ждать брата. Страшно будет ехать домой, но что делать. Если что, я - Таня. А вас как?
- Миша, - пробурчал Майк. - Всего хорошего.
- До свидания, Миша.
До обратного поезда было полчаса в запасе. Майк шел к вокзалу прогулочным шагом в потоке других пассажиров с окраин, многие из которых тащили объемные мешки. В выходные в городе было тише, чем на окраинах, поскольку здесь было не принято громко включать музыку на всю улицу и, тем более, устраивать пикники у всех на глазах. Иногда навстречу попадались отдельные парочки и небольшие компании горожан. Одеты они были тоже довольно скромно, но выглядели опрятнее и что ли более стильно, по сравнению с окраинным людом.
В ларьке на вокзале Майк купил литр дешевого слабоалкогольного напитка: что-то вроде смеси кваса и спирта, под названием пойво. Обратный поезд также сопровождался вагоном охраны. Душный воздух и пасмурное небо нагнетали чувство страха у пассажиров и железнодорожников, опасавшихся новых нападений на поезда. Всю дорогу тревожное состояние Майка усиливалось всеобщим напряжением. Соседи по вагону ехали молча и пристально вглядывались вдаль.
Как минимум уже половина восьмого, предположил Майк, выходя из вагона. Он решил сначала зайти домой, чтобы отнести Ее, и уже потом наметить дальнейшие планы. Гришкин банкет уже должен был начаться, поэтому Майк решил идти по окружной дороге, чтобы не проходить мимо трактира Манолиса, выходившего на улицу, ведущую к станции. Густая облачность и дымка добавляли темноту начавшимся сумеркам. Где-то в степи выли собаки, воздух был наполнен запахом готовящейся пищи и гарью от мусорных куч, тлевших неподалеку от крайних заборов.
Майк вошел в свою комнатенку, отхлебнул немного пойва из бутылки и переставил стул прямо под единственную лампочку. Присев на стул, Майк бережно вытащил газету из сумки. Очень долго не мог сосредоточиться, чтобы приступить к чтению. Через некоторое время Майк сильно занервничал, что, несмотря на уединенную домашнюю обстановку, никак не получается возобновить с Ней душевный диалог. Возможно, начала сказываться усталость протяженного дня, и еще не улеглась тревога, преследовавшая всю обратную дорогу. Еще Майка подтачивала мысль, что вместо того, чтобы сидеть в этой душной и темной комнате, он мог бы пойти к греку повеселиться с близкими друзьями, несмотря на, устрашающую своей силой, зависть к Гришке. А, может, пойво необычно резко подействовало. Кроме того, в комнатах нескольких соседей одновременно гремела музыка, причем у всех разная.
Неприятная тяжесть в голове Майка стала резко усиливаться, стены комнаты и немногочисленные предметы обстановки виделись ему, будто за занавесом из легкой дымки, на который падал желтоватый свет тусклой лампочки. Майку стало казаться, что внутри его головы, словно метеоры, стремительно носились импульсы вины и обжигали мыслями, что здесь он что-то неправильно сделал, там он как-то неверно поступил...
Предприняв громадные усилия, Майк наконец смог зацепиться взглядом за заголовок одной статьи на четвертой полосе. Статью "О вреде привычек" написала известная психотерапевт, которую Майк несколько раз видел по телевизору. Майк решил читать именно эту статью в надежде, что речь пойдет о борьбе с курением, потреблением наркотиков и алкоголя в больших количествах, то есть с теми пороками, которым он не подвержен. Он ожидал, что истории о бедолагах, разрушивших свои жизни (а после коллапса их было сотни миллионов во всем мире), улучшат настроение, пусть и за счет сомнительного чувства радости от чужих горестей. Однако в ходе чтения Майк с ужасом осознал, что статья вовсе не о том, о чем он думал. Автор рассказывала о людях, ставших настоящими рабами своих хобби или бытовых привычек. Большинство героев статьи отвергли своих родных и близких, а некоторые даже совершили преступления. Например, рыболов-любитель силой заставлял свою семью питаться исключительно пойманной им рыбой, запретил дома другие продукты, а все деньги семьи тратил на рыболовные снасти. Любитель строить фигуры из пустой стеклотары, угрожая оружием, ограбил грузовик, вылил в реку молоко из банок и попытался соорудить из них башню на площади одного городка. Одинокая дама средних лет, чуть не умерла от голода, поскольку считала, что каждый месяц она должна на всю зарплату покупать себе новую пару обуви. Причем, она никогда не выходила из дома в этой дорогой обуви. Майк прочитал около десятка примеров одержимости людей увлечениями, на первый взгляд безобидными, но, как заявила автор, "возведенными в такую степень, при которой происходит распад личности".
Гнев и отчаяние охватили Майка. Обращаясь, скорее всего, не к автору статьи, а к самой газете, он с досадой взревел: "И это что же, я такой же, как они? Я - тот, кому ты три года заменяла всех друзей. Тот, кто целый месяц ждал встречи с тобой, во всем себе отказывал. Тот, кому ты всегда дарила счастье и душевный покой. И теперь ты мне говоришь, что наши с тобой отношения - это просто болезненная одержимость! Да еще и опасная для окружающих! И что, вместо тебя, все эти годы я должен был общаться с разными ничтожествами? Да ты разрушила меня! Кто я такой теперь? Кому я нужен? Кто мне нужен?"
Трясущимися руками Майк в бессильной злобе разорвал газету на куски. Подскочил к стоявшей в углу стопке прошлых выпусков, и в бешенстве разрушил ее несколькими пинками. Майк долго топтал рассыпавшиеся по всей комнате газетные листы, а затем рухнул на пол и начал остервенело рвать их на мелкие части. Подполз поближе к двери, выходившей прямо на улицу, и, кровавыми от бумажных порезов, руками и ногами стал выталкивать клочки газетной бумаги наружу.
Когда все обрывки уже были за дверью, Майк из последних сил встал на ноги. Сильно болела и кружилась голова. На мгновение перед Майком промелькнул образ Тани из сквера: худощавой брюнетки с пышными волосами до плеч, небольшим, чуть вздернутым носиком и огромными печальными глазами цвета синего моря, которая тихо произнесла: "До свидания, Миша".
Майк рухнул на кушетку и моментально заснул.
P.S. Через пять минут перед входом в комнату Майка на улице уже не было ни одной бумажки. Обрывками газет очень удобно разводить костры, знаете ли.