Норд Ноэми : другие произведения.

Нехси

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Слово Нехси
  
  6."Стар и слаб стал наш фараон",
  - шептались воины и жрецы.
  "Дряхл!"
  "Плешив!"
  "Малодушен!"
  "А когда-то бессмертием нищих прельщал и сулил перед нами Куш, Хоррап и Микею на колени поставить!"
  "Скряга в бой не ведет. Тысяча тысяч воинов-мертвецов объели Нижнее Царство. Аварсис в ущербе, а Фивы крепчают".
  "Что скажете, жрецы?"
  "Слаб умом стал наш фараон. Тот, кто дарит земли рабам, чья казна утекает в расторопные клади ливийских послов!"
  "Тот, чьи стрелы уже не догоняют пугливых крякв".
  "Природа каждого одна. К старости она забирает половину мужчины от мужчины, и половину женщины от женщины. И только Анубису известно, чем восполнить пустоты".
  "Стать старым - стать бабой. Смешны облетевшие головы старцев, как подхвостье изношенных петухов!"
  "Говорят, перестарок-петух сам несется и задом юлит на гнезде".
  "Лишь для этого годен!"
  "Верно сказано. Слаб фараон. Мыслит лишь о себе, втирая бобровое семя в плешь, да нитью златой мышцы лица прошивая. Не верят в фальшивую маску его цари-пастухи".
  "Фараон должен нравиться ликом народу. Статью воина, голосом, дерзости полным, должен войско свое вдохновлять"
  "Скоро народ прекратит затягивать пояса терпения и обернет обернет боевые топоры против полоумного старца!".
  "Чтобы нравиться народу, фараон, прежде всего, должен нравиться фараонше своей".
  "А она, говорят, от румяного старца нос гордый воротит".
  "Целый день умащает Нехси дряблую плоть в перцовом рассоле".
  "И это в то время, когда мы сутками стоим на вахте, поджидая армию Фив!"
  Так говорили в народе, жалея молодую жену и страну.
  
  Тия прекрасна, как стебель каллы весной, как лотосный цвет на заре!
  Нехси готов был ради нее поднять орды с песков и выгрызть полмира.
  "Слаб стал наш фараон", - девы песни поют, лен в воде полоща.
  "Слаб стал наш фараон", - Тия пела, играя с удавом в бассейне. - Скоро он потеряет свою утреннюю Хебу! А недавно толпы валились под колеса повозки, когда вдвоем проезжали по улицам Фив золотых".
  Быть подлым не так страшно, как стать старым.
  Мечта. И ненависть.
  Исступление.
  Удача хитрым ужом ускользнула из рук.
  Приговор и напутствие в Дуат Могильный - немощь, слабость и неуверенность.
  Фараон должен всегда глядеть прямо,
  чтобы выдержать взгляд смерти
  Почувствуй крест в себе,
  рукоять гордого меча.
  Он в каждом,
  как ключицы поперек шейных позвонков.
  Как столб хребта поперек таза.
  Неси плечи легко, не сгибай спину.
  Одна рука прижата к боку.
  Другая вздымает жезл.
  Будь тем, кем хотел.
  Наступи на того, кем стал.
  Ты проторил путь к трону
  по толпам рабов, лежащих в ногах,
  и тысячи тысяч воинов
  воплем бешеных глоток взывали:
  - Мести!
  - Золота!
  - Женщин!
  - Рабов!
  - И Войны!
  Сердце брось на весы.
  Но не легче оно пушинки Моав.
  Кто запачкан,
  чьи перья в крови - не взлетит.
  
  "Я была в Дуате - теперь твой черед, - сказала Тия. - Посмотри на себя. "Слаб умом стал наш фараон", - как молитву народ повторяет. Ждет триумфа прощальных свечей".
  "Я устал".
  "Я тоже была больна. Ты вернул мне молодость и здоровье. Смотри: кожа стала нежнее весенних лепестков, а волосы текут густой волной до колен. Не нужен парик. И это не все. Приложи ухо к животу моему. Слышишь? В утробе дико пинается... тройня".
  "О, Тия! Ты воинов знатных родишь!"
  "Но сможешь ли ты передать близнецам свое царство? Желающих жезл фараона принять слишком много. Ты не знаешь, как много их".
  Он знал.
  Знал, чьи чресла вспыхивают жаром при виде супруги его.
  "Апоппи из Канописа. Он"
  Не замести шепот в пыльных углах дворца.
  Тия - глупая баба, внимает преклоненным льстецам, ноет день изо дня:
  "Почему бы тебе, о, супруг, не пройти процедуру воскрешения? Путь в Дуат хорошо известен и мне, и тебе".
  "Долог он для живых. Двести дней туда, двести обратно".
  "Соглашайся! Или не мужчина ты? Соглашайся - или близнецы не твои!"
  
  "Слаб умом стал наш фараон".
  Вот и все.
  Тело спеленато, умащено амброй ливийской, дурью трав, маслами и медом.
  Шелковый зрак свечи лижет сонно унылые стены.
  Мрак.
  "Ты умер уже?"
  "Нет".
  "Умри!", - губы Тии коснулись лба мужа гнусным плевком.
  "Таков твой прощальный поцелуй?"
  Она прилепила к плевку папирусный лист:
  "Это мое заклинание: "Не смей вернуться назад".
  
  7. В царстве Дуата,
  в изнанке мира, в клоаке бессмертных, темно.
  Проходи по лабиринту на ощупь, на стенах руки держа.
  Путь бесконечен, извилист и узок в утробе змеи.
  Пропасть лязгает пастью, хватая за пятки языками лавы. Каменные пузыри застывают, как под носом плачущего младенца.
  Лед земли невесом и слаб.
  От дыхания тают замки, монолиты плавятся и стекают с высот.
  Контуры мира дрожат, искаженные пленкой окислов, рассыпаются ртутными шарами. На их поверхности картина Армагеддона.
  Смерч месит землю.
  Придирчивый гончар разминает комки.
  Вновь неудачен замес.
  Молчи, молчи, молчи...
  Заблудился - язык откуси,
  кричащее горло заткни.
  Из любого ада есть выход.
  
  Слизь под руками липкой жижей тянется с пальцев, ноги вязнут в гнойной тропе.
  Обувь потеряна - иди босиком, увертываясь от летящих валунов.
  Со свистом режут воздух нетопыри, впиваясь в сонную артерию. Их манит живая кровь.
  Прочь смахни, шаги не замедлив, спеши туда, где уханье феникса приветствует прошедшего первый вселенский нужник.
  Дальше обрыв и падение, столь стремительное, что от скорости воспламеняется одежда, испепеляются волосы.
  Ты лыс и наг, тонешь в отвратительном вареве из вырванных глаз, языков, геморройных анусов, аппендиксов и воспаленных зубов.
  Стаи мелких грызунов барахтаются рядом.
  Крысы всегда плывут против течения. Их путь - в прошлое к началу конца.
  Зверьки пищат, суча лапами, хвостами взбивая пену. Их становится все больше, они грызутся, с ненавистью впиваясь в загривки и животы.
  Заметив спасительный плот, крысы карабкаются на твои плечи и голову, чертя кровавые иероглифы на теле. Им не хватает места, крыса рвет горло крысе, они пожирают друг друга, спутываясь хвостами в ком.
  Тысячеглавый крысиный король растет на глазах. Ты настолько мал перед ним, что его близорукие глаза не замечают добычу.
  Слизь заполняет легкие, ты наглотался распада.
  Тонешь, схватив чудовище за хвост. Крысиный король гребет на дно, все глубже и глубже - вверх.
  Там, на дне мировой клоаки, пробивается из-под земли стремительный ледяной поток. Он тащит тебя по острым камням и, ободрав до костей, низвергает с водопадом в глотку бездонного ущелья.
  Головокружительный полет пробудил от шока, отмыл от грязи, отозвался пронзительным звоном тела, вынутого из кожи.
  Ты сплошная незатянутая рана.
  Невыносимая боль во всем теле извергает из тебя звериный вой.
  А поток уже влился в раздольное русло.
  Ты оглядываешься.
  По берегам раскинулись виноградные сады, купающие грозди в прохладной воде.
  Беззаботные люди смеются, играя с детьми.
  Ты кричишь. Тебя замечают.
  Мужчина, бросив корзины, спешит на помощь. Протягивает руку, но водоворот глотает несчастного, он тонет, схватив тебя за ногу, ты подлым пинком сворачиваешь ему челюсть.
  Он исчезает на дне.
  Твое сердце кусают пиявки.
  Чуть дальше молодая женщина, усадив младенца в песок, протягивает к тебе длинную жердь, но безжалостная волна слизывает с берега младенца, а вслед за ним обезумевшую от горя мать.
  Ты слышишь позади громкое дыхание, храп животного.
  Это Хатор, богиня твоя, послала на помощь сына.
  Влезай на белого Тельца!
  Он бодр и, рассекая мощной грудью волны, гребет поперек потока.
  Ты поднимаешься на горячий загривок.
  Не этот ли бык похитил Европу и переплыл океан?
  Он вытащит и тебя из Дуата.
  Вот и берег.
  Но копыта скользят на склонах, не находя ступеней.
  Белый Телец бьется кровавой грудью, ломая рога о прибрежный гранит.
  Тонет Белый Телец, твой спаситель.
  Взгляд печальный застыл под кровавой водой.
  Дальше сам выплывай. Как сможешь.
  А бешеный поток, вопреки законам миропорядка вдруг поднимается вверх, дугой взвиваясь над багряным облаком.
  Приглядись: набрякшая туча состоит из мелких прожорливых человечков. Они толсты, их утробы растянуты и прозрачны, как пузыри, в них остывает живая кровь.
  Они облепили титана, превратив несчастного в слабейшее существо на свете.
  Сытые глаза тварей наблюдают за новой едой - за тобой.
  Но река уже не река, а гигантская водяная змея.
  Гибкое, сверкающее в лучах тело струится по каньону.
  Каменные глаза - две серые точки, взирающие из пустоты.
  Кожа покрыта стеклянной чешуей.
  Ты скатываешься вниз, пытаешься удержаться, но грань чешуи срезает пальцы, они сыплются, извиваясь, на урожай жнецов.
  Люди сбежались, разглядывая корчу обрубков, спешащих укрыться в траве.
  Матери подхватили на руки испуганных детей.
  Молодая женщина закричала, показывая в небо:
  - Загилабамба!
  Лучники натянули тетиву, рой стрел догнал сверкающего змея, но наконечники со звоном отскочили от брони.
  - Несите огненные стрелы! - закричали воины. Смоляной дым взметнулся к небу, ударил огненный залп.
  Змей взвился круче, набирая высоту.
  Ты не смог удержаться на загривке, покатился по стеклянным лезвиям вниз, и хрустальный гребень, впиваясь в промежность, разрезал твое туловище пополам.
  Две половины, извиваясь, поплыли невесомо над шаром земли.
  Правый глаз, наконец, увидел левый. Они смотрят друг на друга, моргая, нога тянется к ноге, ты удивляешься, что можешь сам себе коленом поддать под зад.
  Под ребрами левой половины громко на всю Вселенную пульсирует обнаженное сердце.
  "Молчи, молчи, молчи...", - главный закон Дуата.
  Правая рука потянулась к сердцу - удавить предателя, но левая, схватив запястье, удержала ее.
  Они бились долго, два вечных врага, пока удар об скалы не раскрошил останки в Камышовых Полях.
  Кости начали собираться.
  Ребра клацнули, смыкаясь решеткой вокруг сердца, ноги сплелись с тазом.
  Рана приклеилась к ране, позвонки к позвонкам, выпавшие глаза вновь присосались к мозгам.
  И, не мигая, уставились на тебя в упор.
  - Вернись!
  Ты уходишь.
  Тебе нет дела до кучи переломанных костей.
  
  7.Вот он, Дуат
  Жилы вымерших дебрей.
  Деревья прозрачны, как медузы, их стволы вытекают из скорлупы крылатых существ, из крошева беломраморных статуй и праха стеклянных костей.
  Скрежет растущих ветвей заглушает шаги. Перистальтика толстых корней, чуя жар глубины, корчится на жаровне без капли дождя.
  В дуплах коряг белеют черепа невиданных рас. Одни рогатые карлики, другие высоколобые гиганты.
  Никто не выбрался из лабиринта.
  Но выход просто найти.
  Чуткая плесень даже в сплошной темноте выползает на запах травы.
  Иди туда, где больше гнили. Там - жизнь.
  Толкни скалу, прикрывающую выход.
  Она скрипит, гравий сыплется вниз, шурша.
  Разгреби нору, спрыгни вниз.
  Место героев не там, где нет страха. Оно там, где нет бегства.
  Слышишь, воет пес?
  Это Анубис - расчленитель выдирает со скрежетом свой позвоночник из глины, ребра вцепились, как зубы в гранит, не желая уступить.
  Здесь давно не ступала нога человека.
  Прислушайся: там в темноте люди.
  Плач детей.
  Иди на голос. Не бойся. После бесславной смерти ничто не испугает тебя.
  Но обязательно камень из-под ног подними.
  Пригодится.
  
  Дуат... Он обман. Адуат.
  Ближе, ближе.
  Толпа.
  Тофет.
  И другой.
  И третий.
  От горизонта до горизонта медные демоны пышут жаром и сизое небо коптят.
  Вой сук, волочащих сосцы по земле.
  Толпа сгрудилась возле медного истукана.
  Матери воют, катаясь по земле, купая в лужах груди, полные млека.
  Жрецы отбирают детей:
  - Прочь, женщина, ты не нужна Молоху!
  Главный жрец с младенцем на вытянутых руках поднимается по ступеням.
  Мальчик беззаботно гулит, тычет пальчиком в сторону идола, ножками пинает в небо.
  Жрец, подняв его над головой, возглашает:
  Женщина, родившая первенца,
   не плачь,
  посвящая подарок алчущей бездне.
  Он дорог, твой дар.
  Отныне Молох - райское млеко
  и млечная в небе тропа.
  
  Посмотри,
  как нежно глядит божество на младенца,
  Как осторожно качает на медных локтях.
  Прекрасен Ты, О, Молох,
   Золото Солнца!
  Лицо и рога бронзой сверкают в ночи.
  Возрадуйся, женщина, время настало!
  Черные слезы и копоть
  по огненной морде ползут.
  
  Он плачет!
  Смотрите, Бог наш плачет!
  Это слезы любви.
  Прими, о, Великий!
  
  Молох обнимает младенца, пальцы дымятся, как палочки для воскурений.
  Заходится плачем дитя.
  Мать бросается к малышу, проклиная рождение сына, себя и мира всего.
  Стража хватает ее.
  Руки женщины отрываются от плеч. Два кровавых фонтана брызжут на бронзовый лик истукана.
  Женщина падает трупом у ног.
  Молох, улыбаясь, шкварки печеной крови с огненных губ облизал.
  Жрецы держат оторванные руки, раздумывая которой из свиней скормить.
  Громче толпы, громче женского плача воет облезлый пес.
  Что с ним? Что?
  Не он ли душа твоя?
  Сдави горло страху, подойди, посмотри, что прячет под брюхом пес.
  Под облезлым боком улыбаются три кудрявых младенца.
  Ты узнал их. Они твои близнецы.
  Зверь рычит, клыки обнажил, к земле припадая.
  Губы собачьи дергает гнев.
  Зверь не отдаст детенышей без боя!
  Не подходи!
  Клыки его стерты, он дряхл, но ярость страшнее клыков пламенеет, и слезы по морде текут.
  Там твои сыновья.
  Тянет к ним руки Молох.
  О, Тия, о гадина гадин!
  О, тварь преисподней!
  О, Молох проклятый твой!
  22. О, гадина гадин!
  
  Слово Нехси
  
  8. Бинты спеленали тело.
  Каждый мускул пропитан скипидаром и медом.
  Вырываясь из объятий савана, заживо похороненный Нехси пытался освободиться.
  Нужно крикнуть, позвать на помощь.
  Губы, одеревеневшие от смолы, не шевелились.
  А язык...
  О, боги! Он кляпом в горло запал.
  Вошли трое.
  Тия, богиня подлости, рядом с ней Опоппи и глухонемой евнух. Откинули крышку саркофага.
  "Отправим в преисподнюю! Пусть на себе испытает, - сказала преступная жена. - Он полтора года квасил мое тело в поганом рассоле, теперь пусть с него самого облезет кожа до костей. Пусть никогда не отыщет старец обратный путь из Дуата".
  Концом кинжала, она разверзла уста обманутого мужа и вытащила кляп.
  "Будь проклята, неверная супруга!" - Нехси, наконец обрел голос.
  "Неужели ничего кроме проклятий не хочешь сказать на прощанье?"
  "Пощади хотя бы сыновей!"
  "Ты вспомнил о близнецах? Они еще во мне. Но, может, подскажешь, старец, чем в будущем их прокормить? Где взять жрецов и рабов, чтоб воспитать достойных фараонов? Быть может, поведаешь, где закопал сокровища Родоса? Ты не оплел мои ступни браслетами из бирюзы Двуречья. Ты утаил сапфирные подвески и жемчуга Хараппы не вплел в мой парик. Молчишь? Я помню, сколько сундуков, полных золота и нефрита, ты вывез из Тирриды. Где они?"
  "Спроси у предателя Опоппи".
  "Заткнись!"
  "Будь проклята!"
  "Посмотри, что у меня в руках. Да, это клещи, твои каменные клещи для усмирения мумий. Поверь, я знаю, как с ними обращаться. Не рычи, ведь ты мужчина. Мы не одни. Вот и порядок".
  На мрамор пола шлепнулся беспомощным слизнем язык. Он сжимался, извивался и прыгал на полу, что-то пытаясь прокричать.
  Тия вскрыла живот супруга и, вынув печень, бросила в чашу с медом и солью.
  Почки и легкие затолкала ступкой в терракотовую канопу.
  Глухонемой раб клещами вытянул через анус кишечник супруга, отмерив локтями длину пытки.
  Тия смеясь, кайлом отсекла их от разума жреца.
  Боль свернулась в сосуде кольцами удава.
  "Ну и вонище!" - сказала жена, изрыгая туда же недавний обед.
  "Ты шевелишься? Смотришь? Испепеляешь взглядом? Тогда посмотри, как вырву сердце. Не потому, что не знаю о чаше весов в Дуате".
  Сжатое клещами сердце затрепетало, но не остановилось.
  Она стиснула зубы, сморщила лицо и, рванув посильнее, торжественно вознесла кровавую плоть как знамя над головой.
  "Ты жив еще? Смотри! Смотри! Любуйся! Лучше не класть эту падаль на весы".
  Сердце полетело в канопу.
  Тия, присев, помочилась в нее же, кокетливо глядя на супруга.
  "Будь проклята!" - промычал в бессильной ярости Нехси, но злодейка, вогнав расширитель в нос, вбила молотком заостренную трубку под лоб.
  Кость хрустнула, и мозг тягучей жижей хлынул в таз.
  
  9. Мрак не страшнее тишины.
  Когда догорит масло в четырех углах и опустится мрак, тени выйдут из пустоты.
  Люди уходят, чтобы освободить место богам.
  Боги страшны.
  Каждому из них, без разницы добр ли он, как Хатор Великодушная, или жаждет крови, как трубкозубый Ваал, свойственно высокомерие.
  Всесильный не услышит писк мелкой твари, пройдет мимо раздавленной лужицы.
  К богам взывать - все равно, что взывать к истуканам.
  Не жди помощи от властного, ведь чтобы помочь упавшему, нужно сойти с трона.
  Нехси лежал в саркофаге.
  Мгла объяла умащенное тело. Не дано мужу с вырванным сердцем возродиться.
  Но и умереть не дано. Восемь дней дух его будет жить, пока мир живых не заполнит пустое место.
  - Нехси, иди, в Поля Блаженства, - голос шептал. - Там ждет тебя кормчий. Корабль готов, весла взлетели, с них капли падают в Реку Рек, рисуя со звоном круги на воде. Торопись!
  Жрицы Исиды знают,
  какие эфиры в сгибы локтя втереть
  и танцами грезы навеять
  о водопадах среди пустынь,
  о гвоздичных садах и лотосных заводях,
  о чаше с вином на привале после долгого пути. Придирчивый взгляд не найдет ни волоска
  на теле юной скромницы.
  Прозрачной тканью окутаны плечи и бедра,
  взывая прильнуть губами к кувшину целебному, насладиться напитком живительным.
  Два млечных плода по размерам ладони мужской
  прозрачная ткань не скрывает.
  Танца полет, как взлет мотылька.
  Вихрем кружения полы над головой взметены.
  Гляди, фараон, любуйся!
  И к подвигам фаллос готовь!
  Юная жрица, тонкая, как тростинка,
  прозрачная, как тень живой струны,
  ждет тебя, протягивая огненную чашу:
  сдуй синее пламя и горький напиток вкуси.
  Закипит в висках пенная сила,
  захочется танцев и грез в камышах.
  Хватай деву юную,
  уведи в болотные травы,
  руки на бедра зовущие положи.
  Тия, сладчайшая амбра души,
  ароматом руты и роз ладью умастившая,
  дыханью героя горячему
  к ней прикоснуться дозволила.
  Закрой очи пухом ресниц, не подглядывай,
  бутон жениха готов, трепеща,
  вонзиться в лотос божественный,
  ввергнуть в блаженство чашу,
  лишь лепестками прикрытую.
  
  - Спеши!
  Но медлил Нехси.
  Ярость будила душу. Взывала о мести душа.
  Молил он богов не спешить закрыть за ним дверь.
  О возвращении в жизнь, хотя бы на пару часов, умолял:
  - Пусть не человеком, нет, все человеческое отнято, но, о, Великий Весовщик, Дуата верный пес, позволь, хотя бы мошкой болотной воскреснуть, чтоб отложить в млечную кожу изменницы горсть свербящих червей. Или, дозволь, Анубис Верный, коброй на миг обратиться, чтобы ядом плюнуть предательнице в глаза. Либо хвостом скорпиона вонзиться злодейке в промежность!
  Но выхода нет из Дуата.
  Никто не ответит. Лежи и внимай тишине.
  Мертв.
  Мертвее не бывает. Зеницы застыли. Но мысли роились в том месте, где прежде нимб красовался.
  И жрец размышлял:
  "Ненависть откуда проистекает?
  Где сохраняется ярость, если вырвано сердце и растоптана желчь?
  Струна позвонков соединила поясницу и лоб. Она звенит, натянута, как на лютне, она препятствует в сон погрузиться, мешая низкое и высокое, пошлое и возвышенное в один сплошной стон.
  Смесь ядовитой горечи память бередит.
  Я богом был в жизни.
  Я воскрешал.
  И знаю: возможно мое воскрешение".
  
  Медленно, очень медленно расстаются мертвые с жизнью. Холод рук и ног еще не смерть.
  Внутри остывшего тела немало уголков, тлению не доступных.
  Один из них - ствол позвоночника. В нем древний мозг и разум первых существ.
  Обернутый в масло, деготь и мед, умащенный гвоздикой и корнем аира, прополисом диких ос и ядом эфы, он тысячу лет не высохнет, не рассыплется в прах, сохраняя формулу организма.
  Клетки ствола способны жизнь возродить.
  Иссеки печень - новая правое подреберье утяжелит.
  Удали изношенное сердце - услышишь в груди молодого кречета стук.
  Опытный жрец сохранит мозга струну звенящей тысячи лет.
  Умрут глаза, упадет фалл,
  кожа станет черна,
  как пергамент,
  но время придет,
   и струна заиграет.
  Музыкой жизни распустятся
   молодые ростки.
  
  Дуновение...
  
  "Кто здесь? Кто встал над саркофагом?"
  "Не ты ли взываешь к богам? И молишь о мести?"
  "Кто говорит со мной?"
  "С тобой говорит - Ты, тот, Кого каждый звал в этом мире Я. Или Он. Вы. Они. Мы".
  "Ты - я? Тогда могу тебе на равных возразить. Дослушай. Не может быть сном то, что лежит вокруг и зримо. То, что ушло - страдало. А значит, было живо. Оглянись".
  "В прошлом остались прекрасные города. Мы ходим по осколкам, мы топчем прах великих строителей. Тысячи рабов не смогут поднять единственный камень. Я видел такой камень. Я видел пирамиды. Их строили титаны и гигантохейеры. Так вы называете их. Всесильные расы не вместились в пространство животного разума. Время убило их".
  "Надеюсь, ты бред?"
  "Нет. Бредом был Ты. Бред - твое рождение. Закинутый потугой матери в ловушку пространства, ты стал ее вечным обманом, как и сама она всю жизнь кошмар своей родительницы. Звенья бесконечной цепи заблуждений связали судьбы людей. Мировой клубок запутан и выброшен на задворки Вселенной. Вас, людей, нет. Как нет вечной жвачки во рту, которую называешь ВРЕМЯ. Оно и ПРОСТРАНСТВО - обман. Нет, и не было нигде никогда ни Времени, и ни Пространства, а значит жизни, ни у кого из вас.
  "Ты не убит, как не убит каждый из них. Дуат шевелится в тебе и в каждом спящем. Он ближе, чем соседние лачуги и дворцы. Он запретная зона и недоступный мир. Но бесполезно далеко его искать. Он в тебе. Он формула, мысль, идея, радость, нежность и боль. У него нет границ и объема".
  "Как это понимать?"
  "Вселенная - бескрайний звездный шар. Но в нем лишь десять мер из ста принадлежит тебе. Остальные девяносто мер - темная материя, тайна, куда человеку не дано заглянуть. Лишь десятая часть мозга работает на тебя. Твой разум, как Вселенная, лишь на десять частей твой".
  "Остальное - чье?"
  "Догадайся. В мире нет пустот, но есть запретные места. Мозг нужен, чтобы знаки читать, дворцы возводить и фаланги строить. Хозяйничай, правь и твори. Но чувства навеки отсечены от запредельного мира".
  "Ты лжешь. Запрет определяет место. По-твоему, нет пространства - нет и границ. Все можно".
  "Ценю попытки постигнуть недоступное. Нехси, ты многого достиг. Был главным лекарем Нижнего Египта. Но, познав тайны плоти до последнего капилляра, ты не догадался, что в теле скрыты запретные места. Ни скальпель, ни игла, ни палочка для воскурений не сможет оживить их для тебя".
  "Я сам себе хозяин".
  "Недоступные для тебя зоны там, где не распространяются чувства. Где не болит - там не твое. Там чувствует Иной".
  "Иной? Ка это понимать?"
  "Наступишь на шип, и боль в пятке заставит немедленно очистить рану. Скрутило живот - немедленно рвотное прими. Эта мудрость не для мудрейших. Ее постиг и бабуин. Но кроме подвластных границ, в теле спрятан тамтам, который посылает сигнал несчастья не тебе, другому существу".
  "Единственный орган, который не чувствует боли - мозг. Известно мне о том. Азиаты, поймав двуногую дичь, вскрывают черепа и, сбрызнув лаймом, щепкой выскребают жирное желе. При этом жертва не кричит от боли. Ее заставляют петь. Еда моргает и поет".
  "Еда вопит богам, что умирает. Ты нашел то, что тебе не принадлежит. Тебе нет входа в зону мозга. В нем царствуют другие обитатели".
  "Ты говоришь о паразитах, которые досаждают пожирателям сырой форели? Не мерзость ли, подобная пиявке на теле гиппопотама, говорит со мной?"
  "Ты ничего не понял, раб, несущий в себе неведомый мир".
  "Разве кто-то может нести то, о чем не знает? Если только это не вошь?"
  "Ничтожество. Как смеешь ты! Вьючное существо, слуга, хранитель очага! Ты смертен, глиняная тварь. Сгниешь - другого изберу".
  "Докажи, что знаешь меня лучше, чем я себя. Докажи, что пребывал с рождения во мне".
  "Вспомни, как, будучи ребенком, полез ты в прибрежные волны в поиске жемчужин и наступил на медузу. Ожог был невыносим, но мать зажимала твой рот, чтобы крик не выдал воинам след беглых рабов".
  "Да это было так!"
  "Отец, связав умирающего сына стеблями тростника, отсосал яд из ранки, но вспух его язык от яда и перекрыл гортань. Труп, наспех засыпанный стеблями камыша, недолго наслаждался одиночеством, послужив обедом крокодилу".
  "Я помню и это".
  "Ты метался в бреду четыре дня, мать мазала ожоги лимфой скарабея. Ты исцелился".
  "Легко об этом было догадаться!"
  "Ты изменился, став непохожим на других детей. Страдание прибавило разуму крупинку темных знаний. Ты с детства обогнал известных мудрецов в уменье сквернословить, а в доблести опережал военачальников, пока сам не стал великим полководцем, жрецом и фараоном".
  "Страдание способно изменить судьбу. Обычное дело среди людей".
  "Но, знаешь ли ты, что произошло из-за ожога медузы в мире звезд?"
  "Поведай, но не смеши".
  "Взорваны сотни светил, разлетелись на осколки тысячи планет. Рассыпались в прах великолепные хрустальные города. Свет погас во дворцах, пронеслись ураганы, черная тьма слизала сотни царств".
  "Стало быть, твой мир меньше ожога на пятке ребенка?"
  "О, нет! На наших весах не материя, но Бесконечность. А на твоих - тяжелая гнилая плоть, которой в утешение отмерян мимолетный век".
  "Для чего ты открылся?"
  "Ты через пару слов - никто. Твой рабский век закончен. Путь прекращен. Но хочется отблагодарить прилежного, чуткого, осторожного носильщика. Поэтому расскажу о том, что не давало тебе покоя всю жизнь. Над чем ты напрасно ломал голову. Из-за чего ее, наконец, сломал".
  "Должно быть вам запрещено общаться с плотью?"
  "но я слаб, и не могу бросить то, что любил, как червь, покидающий гнилой орех. Расскажу, как пустоте и тлену, как сгоревшему костру. Тому, кто никому не сможет передать".
  "Внимаю".
  "Вы мертвы".
  "Ложь!"
  "Мертво человечество. Лишь существа закрытых миров - бессмертны. Ты слышал о "Переходе душ". Эту магию древнейшие сумели через Харапп Великий людям передать. Мы переселяемся, едва тело износится. Сорок дней продолжается поиск".
  "Сорок дней - святое для людей число".
  "Годится все, в чем жизнь: яйца каракатиц, акульи зародыши, бычье семя, даже завязь маргаритки у стоптанной тропы. Все годно для пристанища, лишь бы раскрылась Формула и напиталась энергией лучей".
  "Ты жил во мне? И я тебя кормил? Согревал твои высокомерные мысли, разжигая костер для себя? Ты пользовался моим незнанием".
  "Ухожу. Покидаю тебя. Ты изношен. Ты не способен понять. Ты прожил сто сорок лет. Это много для человека. Несколько раз смерть обходила тебя стороной благодаря мне. Ты был не так уж плох, не слишком жесток, мог яростную толпу усмирить. Ты казни останавливал. Богов менял".
  "Вам казни не по нраву?"
  "Мы не переносим крови".
  "А тофеты и жертвенные костры? А геенна войн, в которую народы бросают народы?
  "Неудачные экземпляры не совершенны. Матери, отдающие детей Молоху, как правило, низких кровей. Народов, поедающих трупы людей и животных, с каждым веком становится меньше. Египет - вот царство благословенное. Там каждый пес - как бог".
  "И каждый бог - как пес".
  "Каждый народ живет много тысяч лет, пока душу не разъест ржа. Она спесь. Придет время, и рабы сметут царства лжи. Исчезнут с лица земли моавитяне, дарующие младенцев Молоху. Исчезнут хаанане с Каином в душе. Исчезнут хетты, хурриты и великий Сумер под пятами безжалостной Иштар. Но Харапп, в глубоком почтении склоненный пред Тельцом, будет жить во веки веков. Корова освятит мир выменем, означив в небе Млечный Путь. Не плотью вскормит чад, но млеком. Как только человечество отвергнет кровь, закончится война, и ангелы вздохнут облегченно: "Аминь".
  "Ты не равнодушен к судьбе человека?"
  "Идеальные носильщики не должны беспокоить хозяев болью и хаосом. Покой и Блаженство - вот абсолютный мир. Проанализируй, несмышлёный, кто в итоге войн побеждает? Да, те, кто менее жесток. Ты умен. Умнее других. Тогда пойми, почему долее тварей безмозглых прожил"
  "Если я всего лишь носильщик, верблюд, презренный хранитель драгоценной ноши, почему до сих пор мыслю, а значит - бог?"
  "Ты смешон! Бог? Разве это жизнь? Пол шанса из сотни. На тебя работает микрон. Ты менее муравья с оторванными усами. На стадии пустой философии вы, насекомые, мыслите лишь о предназначении, требуете свободы. А надо вам? Рабское звание сбрось, освободись, вспыхни эфиром над костром суеты. Забудь об этом мире. Затуши ярость в мыслях. Она мешает гнить".
  "Она о близнецах. О сыновьях моих. О матери презренной".
  "Месть не дает тебе уйти. Ты обижен женщиной, самой смешной из обид. Сам виноват. Подарил супруге новое тело, о разуме забыв. Отпусти ее. У нее впереди долгая жизнь и злая кончина. Вижу: злорадствуешь, хочешь знать, где Тию проклятье найдет?"
  "Обрадуй, если знаешь!"
  "Много лет отсчитает на небе Ра. Но ты не заметишь, ибо Ты вне времени тьма. Царство пастухов изгонит славный фараон Фив. Будет жестоко казнен военачальник Опоппи. Нет, он не погибнет в бою, шкуру шакалью ссекут с него топорами. А Тию, супругу его, отдадут в храм Крокодила. В брак с ней вступит хозяин русла Себек у всех на виду. Опоенный семенниками аллигаторов молодых он сильную самку себе возжелает. Тию укроют хитоном, прошитым зеркальной чешуей из нефрита и подведут к бассейну. Как происходит обряд, знаешь сам.
  "О, да! Бывал в Крокодилополисе не раз и видел жертвенную свадьбу. Помню, цари-пастухи ввели в храм жену знатного вельможи из Мемфиса. Обещали прервать обряд за сдачу Мемфиса. Но отказался фараон, послов казнив. Красавица была Неф-Кебрис. Знатен муж, но скуп. Потешился народ забавным зрелищем".
  "Знай и радуйся. Участь жены крокодила безутешна. Ее душа не попадет на Суд. Надежды нет на возрождение. Как фалл Осириса божественный пропал в утробе рыб, так тело злобной Тии навек исчезнет в глотке Себека. Доволен? Ты молчишь?"
  "Жестокая смерть. Я доволен. Но дети? Трое близнецов моих, которых Тия от отца отлучила? Что с ними случится?"
  "Дети твои, о, Нехси, станут рабами, евнухами будут в храмах служить, проклиная Хора с Исидой, чествуя Сета. Младший из них, подняв восстание, прославит Эхнатона, без крови и лжи на губах взойдет на трон. Из зараженной страны выведет свой народ и, много лишений приняв, миру откроет ветхие тайны веков".
  "Что будет дальше?"
  "Далее - долгий провал, пустота для крови твоей, созвездия пронесутся мимо, умолкнут множества звезд. Мир забудет о Сете, Исиде и Хоре. Не вспомнит и Весовщика Сердец. Время скалы смелет в песок в тех краях, где ты пояс Тии спустил".
  "Мое искусство будет забыто?"
  "Но лишь забытое способно вернуться, лишь мертвое умеет возродится".
  "Моя печаль безутешна".
  "Кости твои шевельнутся. Откроется крышка саркофага. Другая Исида в мир твой войдет. Ты слышишь? Ты готов?"
  "Да будет так!" Главы из романа "По велению Ваала".
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"