Аннотация: Постепенно выкладываю эту часть и на ПродаМане. Для тех, кто просил и кому неудобно читать на ЛЭ. Но там не так быстро дело будет. Как всегда, выкладываю частями.
Все совпадения - случайны.
Все случайности - закономерны
Глава 1
Дашка попадает в переплет. Дашка
Сегодня ма включила правильную училку, если понимаете, о чём я... Воспитательная функция у родителя женской особи заложена генетически или выработана годами борьбы с подрастающим поколением. То она добрый полицейский, то злой, то кнутом махнёт, то пряником приласкает. Это ещё можно как-то пережить. Но когда ма включает училку - сушите вёсла, господа! Поток морализаторских нравоучений не иссякаем, а за всеми нудно-правильными словами виднеется только одно: грязная океанская лужа пороков, посреди которой одиноким потрёпанным парусом стоишь ты, её ребёнок, не умеющий, а главное - не хотящий ничего делать, понимать и быть благодарным. Неблагодарная скотина, короче.
- Да-ри-я, - цедит ма сквозь зубы и пришлёпывает до плинтуса замороженным взглядом.
Мерзкое ощущение, блин. Ну, да. Не пропылесосила, в магазин не смоталась, уроки не выучила, музыкалку прогуляла, мусор не вынесла. Преступление века.
Разве понять ей, такой правильной и взрослой, что через неделю в школе - Осенний бал и мы готовимся к костюмированному маскараду с девчонками? Ну, увлеклись, сооружая наряды из разноцветных полиэтиленовых пакетов... Можно подумать, она сама - рраз! - и стала взрослой, никогда не делала глупостей и во всём слушалась свою маму. Бабуля, между прочим, мне рассказывала... Но маме лучше об этом не напоминать, а то нарвусь на лекцию, чем страдают старушки в древнем возрасте.
Противная "Да-ри-я", кстати, это я. В лучшие времена меня называют Дашей, но сейчас не тот случай.
- Ты о чём думаешь? - подозрительно спрашивает Великий Инквизитор и сверлит меня всевидящим оком. - И вообще, как ты стоишь? Распрями плечи, втяни живот!
О, даааа! Ну, вы поняли? Когда подходит к концу список прегрешений, воспитательный процесс перебрасывается на внешность. Сейчас она скажет, что я лахудра, впереди меня ждёт сколиоз, а если буду забывать втягивать пузо, то никогда не стану девушкой с красивой фигурой. Не такими словами, конечно, но суть та.
Машинально распрямляю плечи и втягиваю живот до чёртиков в глазах. Так сильно, что трудно дышать. Сейчас лучше не огрызаться. Время позднее, уроки не сделаны, учебники в сумку не сложены...
- Мусор, - укоризненно напоминает ма, и жутко хочется возмутиться. Ну, какой, на фиг, мусор?! Десятый час ночи, между прочим! А на улице дождь и грязь. А уроки не... ой, об этом лучше не надо...
Хватаю мусорный пакет, бросаю красноречивый взгляд: ма, ты гонишь родную дочь в темень! - и оскорбленным шагом удаляюсь в коридор. Уже шнуруя кроссовки, ловлю спиной окрик:
- И не надо на меня смотреть волком! Кто виноват, что ты никогда ничего не делаешь вовремя!
Угу. Правильно. Бей меня ногами, бей! А мусор, между прочим, можно и утром вынести. Сказать вслух я этого не могу, поэтому громко хлопаю входной дверью, понимая, что через семь минут меня ждёт очередная лекция о моём вызывающем поведении.
Никому лучше не знать, какие слова я бормочу под нос, слетая с третьего этажа...
На улице ещё мерзее, чем я думала. Мокрая пыль липнет к лицу. Свободной рукой натягиваю капюшон толстовки на голову и, прислушиваясь к чавканью грязи под ногами, бреду к мусорке. Ноги разъезжаются, и я с тоской думаю, что на ночь глядя ещё и кроссовки придётся мыть...
И тебе здрасьте, чудовище. Так и поседеть недолго в полном расцвете пятнадцати лет...
Оскальзываясь, подгребаю наконец к мусорке. Слава те, Господи... Размахиваюсь, объёмный пакет летит в тёмный провал, но это ещё не конец. Следом за пакетом, прямо в пасть мусорного бака, лечу я, поскользнувшись на мокром месиве. Чёрт, чёрт, чёрт! Теперь не только кроссовки придётся мыть, а и...
Это было последнее, что я успела подумать, перед тем как провалиться в темноту.
Глава 2
Не отвергай того, что падает на голову. Геллан
В охоте на мерцателей главное - выдержка. Не азарт, не твёрдая рука - это позже. Поначалу важно затаиться, расслабиться, слиться с природой. Позволить мимеям уютно устроиться на шлеме, плечах, в складках плаща. Подождать, пока Савр привыкнет к щекотке и перестанет подхрапывать и пританцовывать. И когда ночь станет частью тебя, когда мимеи, успокоившись, перестанут светиться, придёт момент истины. Ты почти не дышишь, мышцы расслаблены, а слух и зрение - обострены.
Вот чуть зашелестела трава, вот птица с тонким свистом вспорола крылом воздух... А вот появилась слабая мерцающая точка... Одна, вторая, пятая... Мила обрадуется подаркам. За мерцателей можно выручить кругленькую сумму, купить девчонке кружев и бархата, новенькие сапожки...И да, оставить одного ей на потеху - обещал, помнит...
Разноцветные огоньки ближе... дух захватывает: ах, как же их много! Жидкий огонь течёт по венам. Если всё пройдёт удачно, можно забыть о головной боли и не думать больше, где взять руны, чтобы пережить блуждающие бури... Можно купить ещё одну корову и...
На мгновение неожиданно всплыл полупрозрачный облик мамы. Размытый, нечёткий, словно в тумане. И её слова, сказанные однажды...
Ночная тишина треснула, как ветхая одежда. С диким скрежетом изогнулись мимеи, засветились ярко, ослепляя и оглушая одновременно. Они мигали и выли, как трубоносы, с шумом ломались и умирали...
Мерцатели кинулись врассыпную... Естественно. Теперь их не увидишь здесь год или больше. Ни здесь, ни на сотни верст вокруг. О, дикие боги!
Сломанные мимеи спружинили и бросили в него небесный груз. Савр всхрапнул и встал на дыбы. Но за несколько секунд до этого, изогнувшись, почти падая из седла, он успел схватить то, чем одарила его ночь. Хвала богам, на силу, сноровку и молниеносную реакцию он не жаловался никогда.
Куль, намертво прижатый левой рукой к груди, придушенно пискнул. Савр ещё пританцовывал на все четыре копыта, но уже не истерил. Хороший конь, тихо-тихо. Что же нам послали небеса?
Куль завозился и упёрся маленькими ладошками в грудь. Шаракан, это мальчишка!
- Ты откуда здесь взялся? - спросил он, пытаясь удержать брыкающегося подростка.
- Не взялся, а взялась, придурок! - огрызнулся подросток и ухитрился лягнуть его в бедро. Шаракан, в больное бедро! Судорога тут же скрутила правую сторону узлом. Он прикрыл глаза и, стараясь не застонать, медленно выдохнул. Затем осторожно притронулся к капюшону неспокойного "подарка". Сверкнули сердитые глаза, на руку упала тяжёлая коса. Так и есть. Девчонка.
Вот она снова открывает рот, чтобы визжать и возмущаться. Он быстро впечатывает ладонь прямо ей в лицо, чутко прислушиваясь к ночи. Крепкие зубы мстительно вгрызаются в мякоть, но боли он почти не чувствует: есть кое-что поважнее прокушенной ладони и сумасшедшей девчонки.
Комья земли летят из-под когтей, глухо шлёпаются и ложатся неровными кучками. Трава съёживается, скручивается и умирает от горячего дыхания. Глухо вибрируют искалеченные мимеи и начинают плакать тонко-тонко, почти неуловимо для человеческого уха. Но он слышит их плач страха и ужаса.
Фаэтон заносит на повороте, но эту наездницу трудно испугать или вышвырнуть прочь. Тонкий огненный хлыст цепляется за ночной воздух и чертит знак ступора.
- Геллан, Геллан... - ах, сколько власти и издевательской укоризны в этом голосе, от которого волосы невольно встают дыбом. - Отдай небесный груз - и отправляйся домой.
Ага, девчонка наконец притихла, замерла. Он чувствует её испуг и напряжение. Челюсти разжимаются, горячая струйка крови из прокушенной ладони течёт за рукав, но ему сейчас всё равно. Маленький небесный зверёк прижимается к нему, инстинктивно ища защиты. Не бойся. Никто не собирается тебя бросать в пасть огненной ведьмы.
- И тебе доброй ночи, о могучая сайна Пиррия.
- Отдай груз, выродок. - огненный хлыст рвёт темень на два полотна.
Гийны вспарывают когтями землю и дышат пламенным смрадом. Главное, чтобы Савр не струсил. Но конь стоит, как вкопанный, прикрыв глаза большими ушами.
- Ты не любишь церемоний, да, Пирр? И ты знаешь ответ. Тебе незачем было тарахтеть сюда, распугивая живность и губя природность.
Пиррия хищно скалится. Узкая ладонь сжимает танцующий огонь хлыста, в свете которого на мгновение вспыхивает кровавый камень, намертво впаянный в глазной зуб.
- Я пришла забрать то, что принадлежит мне! - Алые волосы поднимаются змеями, скручиваются в спирали и падают на плечи жидким тяжёлым пламенем.
Да она в бешенстве, о, дикие боги!
- Ты опоздала, Пирр. И прекрасно знаешь это. Небесный груз мой.
Он чувствует, как девчонка переводит дух и украдкой натягивает тёмный капюшон поглубже на голову. Прячься, прячься. Правильно.
- Это моё предсказание и мой дар! Ты не смеешь... - шипит она яростно. Голос её сливается с шипением гийнов.
- Но ты опоздала. - твёрдо и холодно говорит он. Так холодно, что пар вырывается из уст и покрывает изморозью остатки живой травы. Гийны выгибают змеистые шеи и невольно пятятся. Тонкий хлыст, сломанный пополам, летит на землю, но уже не может причинить вреда.
- Ты ещё пожалеешь, грязный выродок, что посмел встать на моём пути!
- Не в первый и не в последний раз, Пирр. Не стоит мне угрожать. Небесная дань пришла ко мне, и я не отказался от неё. Поэтому езжай своей дорогой. Не надо нарушать того, что уже свершилось.
Взгляд Пиррии способен испепелить кого угодно. Особенно такой. Особенно сейчас, когда она сжимает в ладонях свои огненные пряди и хлещет ими гийнов, которые опоздали. Но гийны тут ни при чём. Об этом знает она, знает и он.
Фаэтон поднимается в воздух и исчезает, оставив за собой запах гари и росчерк алой молнии.
Геллан слышит, как сползают с глаз уши Савра. Слышит, как колотится сердце в груди. Чувствует боль в ладони и видит огромные испуганные глаза девчонки.
- Что это было? - тоненько спрашивает она.
- Урок танцев, - брякает он в ответ первое, что приходит в голову. - Не бойся, уже всё позади.
- Или только начинается. - бормочет она, снимая капюшон с головы и неуклюже перебрасывая ногу через круп Савра. Она так и сидит лицом к нему. Нахохлившаяся, растрёпанная, злая.
- Если не будешь держаться за меня - упадёшь. А если упадёшь - перестанешь быть моим грузом.
Ей не видно искру улыбки, что коснулась его глаз. Она тут же зажимает в кулачках ткань его плаща. Затем ойкает, разжимает руки и лезет себе за пазуху. Что там ещё?
Тонко звякают мимеи и начинают светиться. Из странного балахона девчонки выглядывает любопытная мордочка. Мимеи млеют от восторга и оживают. Стебли срастаются мгновенно, ласковые усики закручиваются, завиваются. Из почек вырываются бутоны, из бутонов раскрываются лепестки, открывая нежную сердцевину, - светящуюся розовым перламутром горошину.
Только что умирающие заросли снова живы. Более того - цветут, разрастаются, движутся ковром по выжженной, искалеченной земле. Движутся и исцеляют. Вот тёплая лиана обвила прокушенную ладонь, погладила - и нет больше крови и ранки. Вот застенчивый бутон нежно коснулся щеки девчонки и стёр ссадину. Вот цветы со светящимися сердцевинами облепили уши Савра, избавили от клещей и, отделившись от материнского растения, мерцающими звёздами повисли на мягкой шерсти животного.
Мимеи взяли девчонку в кольцо, свили колыбель, приподняли и усадили, как королеву, на трон. Но он почти не замечал всего этого. Так, краем сознания и зрения улавливал... Он смотрел на ритмично сжимающийся носик, блестящие глазки и радужное сияние. На груди у девчонки пригрелся мерцатель. Толстенький, мягенький, самый-самый красивый, самый-самый лучший. Такой, какого ему не удалось изловить за всю свою жизнь.
- По крайней мере, Мила не останется без подарка, - пробормотал он и пощекотал плюшевый носик пальцем. Мерцатель в ответ благосклонно потерся щёчкой о его руку, оставляя радужный светящийся след, который тут же жадно слизали мимеи.
- Всем спасибо, а нам пора домой.
Мимеи жалобно вдохнули, но расступились.
Трудно удержаться от смеха, глядя на девчонку. Лицо в радужных разводах. В волосах - плоды мимеи, глаза на пол-лица.
- Это что за фигня была только что?
Он пожал плечами:
- Я тебя не понимаю. Странные слова какие-то говоришь. Я устал. Поехали. А матушка всё же была права.
Савр бодро потрусил в ночь, которая не казалась уже ни тёмной, ни тихой. Следом шуршали мимеи, сопровождая их на расстоянии, ещё не в силах оторваться от запаха и света мерцателя.
Девчонка покачивалась на мимеином троне, укутанная со всех сторон прочными лианами, которые, казалось, вросли в седло и шерсть коня. Мерцатель продолжал щуриться и урурукать.
- Тебя как зовут-то, груз небесный?
- Дашка. - она насупила брови. - И не называй меня грузом. Я тебе не мешок картошки.
- Я буду звать тебя Дара. Ибо ты и впрямь Дар.
- А в чём была права матушка? - неожиданно спросила Дара.
Он прикрыл глаза.
- Она просила не отдавать тебя Пиррии, - тихо и чуть насмешливо пробормотал он, чтобы скрыть боль.
Девчонка успокоилась и даже задремала от мерного покачивания. Прикрыл глазки и мерцатель. Савр шёл легко и без помех: конь отлично знал дорогу домой, но им ещё ехать и ехать, пока появятся первые огни Верхолётного замка...
Геллан чуть отпустил ворот плаща. Казалось, огромный ком застрял где-то между горлом и сердцем. Ещё раз посмотрел на небесную девочку.
"Не отвергай того, что падает на голову", - сказала мама незадолго перед тем, как уйти...
Глава 3
Кошмар наяву. Дашка
Честно: я ничего не поняла. После полёта в мусорку я могла приземлиться пятой точкой в грязь, головой в помои - да что угодно, только не падение в какую-то обморочную бездну.
Вариантов у меня было немного: я упала и убилась; упала и разбилась, а теперь больной мозг что-то такое вытворяет; я уснула - и мне всё это снится.
Убитой или разбитой я себя не чувствовала, поэтому решила остановиться на последнем варианте. Никогда, правда, не подозревала, что у меня такая буйная фантазия: какие-то оруще-светящиеся ёлки-палки меня подбрасывают вверх; какой-то мужик из махрового средневековья - весь в шлеме, латах и плаще - больно хватает своей лапой; какой-то безумно лопоухий конь встаёт на дыбы - о, аццкий сотона - и всё это в какие-то считанные секунды. Полная полярная лисица нервно курит в тундре - если вы понимаете, о чём я...
Тут по классике жанра мне бы проснуться, но, видимо, я ещё не испила чашу своей вины (или чего там ещё?.. Наказания?..) до дна. Этот средневековый придурок принял меня за мальчишку, не дал поорать, заткнув рот лапищей. Я с наслаждением впилась зубами со всей дури молодого организма прямо в тёплое мясо его ладони (вампиры отдыхают), но через секунду мне хотелось прижаться к нему, как к родному: то, что произошло дальше, напугало до смерти.
Кто эта ненормальная Пиррия, я не видела - сидела к ней спиной. Но всполохи, шипение, свист, наглый, злобный голос не сулили мне счастья, поэтому из двух зол выбрала то, что по ощущениям было менее опасным. Клянусь: хотелось грязно бить её ногами, хотя ничего подобного я никогда не вытворяла. А дядька мой молодец, не испугался. Показалось, что у него давно какие-то тёрки и непонятки с этой Пиррией, но конкретно в этот момент мне было наплевать на это. Я хотела одного: остаться рядом с безликим чурбаном на лохматой лошади.
Они обзывали меня небесным грузом, как будто я какая-то вещь, спорили, кому бог послал кусочек сыра (меня то есть). По всем раскладам выходило, что кто первый - того и тапки (я то бишь). Ну а чё - классика жанра, и она меня вполне устраивала.
Короче, фурия умчалась, безликий хрен на коне расслабился. И тут я почувствовала, как что-то шевелится у меня за пазухой. Вы только представьте: запускаю я руку за ворот толстовки, а оттуда высовывается мордаха светящаяся. Такая милая - вот ми-ми-ми и всё! По всей видимости, ми-ми-ми к этому чуду испытывало всё вокруг: у чурбана оказались вдруг ласковые глаза (из-под шлема в свете мягкой мордашки я могла видеть только их), ёлки с палками, не давшие убиться, ожили, засветились, запели и потянулись к нам.
По ощущениям это было какое-то доброе волшебство. Стало как-то тепло вокруг, даже горячо. Я видела, как лианы поцеловали и залечили прокушенную руку рыцаря, погладили меня по щеке - и перестало саднить (видать, там была царапина). Мордочка за пазухой жмурилась и млела, конь балдел, когда цветы облепляли его огромные уши (вот ей-богу: у соседского спаниеля точь-в-точь такие!).
Лианы сплели вокруг меня кокон, обвешали нас с ног до головы какими-то светящимися бусинами: ни дать ни взять - новогодняя ёлка. Зверёк за пазухой урчал по-кошачьи, но как-то так громко и радостно. Внешне он походил на кролика: толстозадая пушистая тушка, переливающаяся всеми цветами радуги, с кроличьей мордашкой, а уши такие круглые-круглые, как у чебурашки. Как он выглядел полностью, не скажу: боялась его доставать и рассматривать, а то ещё удрал бы. Мне этого не хотелось. Судя по всему, рыцарю моему тоже. Ему было начхать, что этот "небесный" груз упал за пазуху мне. Он собирался придарить его какой-то Миле. Но я пока спорить не собиралась: пусть потешит себя надеждой. Выбраться бы отсюда, а там будет видно, что к чему. Я ж не дура, понимала: без него всякие пиррии или что ещё похуже тут же меня сожрут.
На тот момент не думалось о доме, маме, невыученных уроках... Вообще как отрезало. Может, не очухалась я от резкой смены декораций, а может, уверовала, что это лишь дурной сон...
Ушастая коняка несла нас куда-то вдаль, легко так, стремительно... Меня укачивало в уютной колыбели... Душу и тело согревал пушистый увесистый радужный заяц за пазухой... Чурбан средневековый сидел в седле ровно, как палка. И несло от него таким спокойствием и уверенностью, что я расслабилась. Глаза закрылись сами по себе, и на какое-то время я отключилась.
Из сна вырвал меня голос. Его, естественно.
- Вход! - властно так прозвучало, увесисто. Как булыжник бубухнул. Или нет, скала.
От неожиданности я готова была подскочить на полметра вверх. Но только дёрнулась - и упёрлась башкой в кокон. Потом подумалось: голос какой красивый, блин. Как у оперного певца. Глубокий, бархатный - прям провалиться и не встать!
Самое смешное - я ничего не видела. Во-первых, кокон меня со всех сторон спрятал. Во-вторых, я так и сидела спиной к "лесу": что там было, куда нас занесло, кто нам вход открывал - не понять. Но открывал кто-то расторопный: конь даже не притормозил. И только когда за спиной средневековца замаячила стена до неба, мы остановились.
- Приехали, Дара. - сказал спокойно и легко соскочил с коня . - Ты сама или помочь?
Он протянул левую руку. Ту самую, что я грызнула со злости. Мне хотелось гордо, самостоятельно спрыгнуть. Так же легко, как и он. Но ноги затекли, позориться не хотелось. Поэтому я молча деловито запихнула под футболку светящегося кролика (джинсы придержат, не вывалится), и протянула обе руки. На тебе, снимай, рыцарь, свой небесный груз. Не надорвись!
Он только хмыкнул и легко вынул меня из "гнезда", поставил на ноги и придержал. Боже, какой молодец! Ног я не чувствовала от слова "совсем", и если бы не его поддержка, опозорилась бы и рухнула кулем на землю.
- Идти сможешь?
По-моему, он улыбался, сволочь. Но лица я не видела: макушкой доставала рыцарю только до груди, да и шлем скрывал всё, кроме глаз.
- Вряд ли. Ты привёз меня в своё логово? Надеюсь, у вас не принято съедать небесных посланников?
Он поперхнулся, но в голос не заржал. Уже хорошо. В казане с варевом я не помру, по всей видимости.
- Пойдём. Я покажу тебе своё... логово.
Он приобнял меня за плечи, но в этом жесте не было ничего такого интимного: он поддерживал меня, как бойцы поддерживают раненых товарищей. На мгновение я представила, как тянет он меня с поля боя, вокруг свистят пули, а мне всё нипочём: от этого истукана отскакивают железяки, огонь и медные трубы, а терминаторы рыдают от горя и зависти... Короче, не зря снится вся эта хрень: с фантазией, как оказалось, у меня порядок.
Фантазировала я так буйно, а ноги отходили так болезненно, что по сторонам как-то не смотрелось. Да и шли мы всего ничего - шагов десять, не больше.
- Вход! - снова повторил мужик - и распахнулась дверь. Даже не так. Провалилась. Отвалилась... Отъехала?.. Как-то я не уловила. Но впереди показался такой себе прямоугольный, с круглой аркой наверху, проход. Широкий. При желании на коне можно въехать. Но конь ушастый за нами не пошел. Потрусил куда-то в сторону - это я краем глаза заметила. Он же в светляках весь, приметный такой... Но я о нём через секунду и думать забыла.
Мягкий розово-сиреневый свет тянул к себе. Ничего не видно, кроме этого тумана светового. Шаг - и мы деловито обласканы его щупальцами. Не поверите: вот прям как живое существо невесомо так обнюхало, чтобы понять: впускать нас или нет. Видать, мы ему понравились. Сиренево-розовое марево, как шторы, разъехалось в стороны, мы сделали ещё шаг вперёд. Я поморгала, привыкая к свету.
Вы когда-нибудь чувствовали себя неловко? Нет, не просто неловко, а... ну, до стыда, до жаркой пунцовости? Всё равно что голым заскочить неожиданно на королевский приём, где все в смокингах, вечерних платьях, с бокалами в руках, и только ты - без одежды или в каком-то рванье бомжовском. Вот как-то так почувствовала себя я. В грязных кроссовках, заляпанных джинсах, черной толстовке с капюшоном, растрёпанными волосами, в которых угнездились бусины светляков... И с кроликом за пазухой. Беременный радугой тинейджер, блин...
Не знаю, как мне удалось сохранить лицо. Щёки, конечно, горели, факт. Но мало ли - может, я такая по жизни румяная! А глазами хватала всё, до чего могла "дотянуться"...
Под ногами - пушистый ворс. Мраморный такой, бело-серый. (грязные кроссовки, чёрт, чёрт, чёрт!). Свет идёт непонятно откуда. Нет ощущения искусственности, словно день на улице солнечный и радостный. Потолок теряется где-то непонятно вверху (а есть ли он вообще?.. ) Купол церкви какой-то - не иначе... Мебели почти нет - такое себе пространство, дышащее спокойствием и царственной снисходительностью. По стенам - узор вьётся лиственно-цветочный, полупрозрачный, золотисто-коричневый... Умом понимаешь, что он ненастоящий, неживой, но ощущение такое, что эти диковинные деревья тут выросли...
А впереди - камин с живым огнём. Я никогда не видела каминов. Только по телику. Тепло от него...
Всё это богатство я оглядела, стараясь не думать, как смотрит на меня средневековое чучело и какие ухмылки прячет за своим шлемом.
- А у тебя ничего так. Комфортно.
Вряд ли это прозвучало безразлично. Но я старалась, о, как я старалась!
Похоже, я слишком много о себе возомнила, считая, что чурбан корчит какие-то там рожи за шлемом и злорадствует. Пока я осматривалась, он отпустил мои плечи. На ногах я уже стояла самостоятельно. И пока я глазела по сторонам, он подошел к камину, протянул левую руку к огню. Правая, как оказалось, была в перчатке. Я этого как-то не заметила раньше...
Затем он скинул плащ на диван возле камина. Под плащом - кожаный жилет. Никакие не латы железные, как мне казалось... Туда же полетел и шлем. Тоже кожаный по всей вероятности... Потоком хлынули на плечи белокурые волосы. Чуть влажные от пота. Густые, кольцами, с золотыми такими искрами... Ничесе, дядька...
Эх, я не могла оторвать глаз от него... Ну, прикиньте: стоит такой высокий, стройный, с широкими плечами, длинными ногами... И тут еще кудри ниже плеч... Я чуть челюсть не потеряла. Глаза, наверное, по три рубля железных месте взятых... Принц из грёз девчоночьих, не иначе...
И тут он стягивает перчатку с правой руки и поворачивается ко мне.
Не знаю, как я не заорала. Не завизжала. Не упала в припадке ужаса на мягкий ковер.
- Здравствуй, Дара. Я Геллан. Хозяин этого... логова. Выродок. Но тебе не нужно меня бояться. Я не сделал тебе ничего плохого и никогда не сделаю.
Вот так мы и познакомились. Он стоял передо мной прямо. Высокий, плечистый, с золотыми кудрями ниже плеч. И с изуродованным с правой стороны лицом. Он специально, нарочито отбросил волосы с лица правой изуродованной рукой. Медленно, решительно, спокойно. Он смотрел на меня просто. Голубые глаза светились... пониманием?.. Он не ждал другой реакции. Он знал, что... И да - блин - мне опять стало стыдно, до слёз.
Я не могла себя заставить подойти к нему. Ноги словно приросли к полу. Я не могла спрятать ужас, отвращение - чувствовала, как перекосился мой фейс, ну, не совладала я с собой! Смотрела только на его лицо... Все какое-то бугристое, в ямках справа... Перекошенное из-за этого... с огромной вмятиной на щеке... С такой же бугристой шеей... Как будто кто-то взял, поднёс огромный факел и провёл им по правой половине. Но то был не след огня...
Не знаю, сколько я стояла китайским болванчиком и глазела. Геллан не двигался. Стоял вполоборота, правой стороной ко мне... Стоял и ждал.
За пазухой завозился кролик. Запищал как-то растерянно, будто заплакал. Я погладила его через толстовку.
- Что едят ваши кролики? - спросила, отведя наконец глаза.
- Мерцатели?
- Ну... да, наверное. Так это мерцатель плачет у меня за пазухой?
Я решительно подошла к камину и опустилась на колени рядом с ногами Геллана. Осторожно вытянула футболку из джинсов и почувствовала, как шлёпнулась толстая тушка. - Не бойся, никто тебя не съест... Вы ведь не едите их, нет?...
Спросила и подняла голову. Он смотрел на меня как-то... словно думая, что я за дикарь такой. Но в глазах уже расцветала улыбка.
- Нет. Мы не едим мерцателей и маленьких девочек. Тебя не съела бы даже Пиррия.
- Вот ещё. Подавилась бы, кобыла хренова.
И тут он засмеялся. Красиво так, чисто, радостно.
- Дара, с тобой не соскучишься.
- О да... Я веселая, что трындец. Вы тут еще обрыдаетесь все от моей жизнерадостности.
Мерцатель пискнул и, встав на задние лапки, потерся мордочкой о моё лицо.
Геллан присел на корточки рядом и осторожно провел по моей щеке левой, не обезображенной рукой. Пальцы засветились радужно. Я представляю, какая у меня была морда... В волосах что-то с треском бабахнуло, я взвизгнула, мерцатель радостно заурурукал, а по полу поползла лиана. Я прям как мать-земля сидела, разбрасывая бело-голубые ветки вокруг...
- Мерцатели любят мимеи. А мимеи любят мерцателей. Но я ещё никогда не видел, чтобы мерцатели становились ручными... Как твой...
Короче, кролик урурукал возле мимеи, та кидала в него бутонами и листьями - вот прям отделялись - и в лапки этой толстой заднице падали. А тот ими хрустел, закатывал глаза от наслаждения и распушивал длинный хвост радужным фонтаном. Завораживающе красивое зрелище!
И тут я поняла, что устала. Так устала, словно не конь ушастый нас вёз, а я тащила на себе уродливого Геллана, мерцателя, лошадь и заросли мимей...
- В твоих хоромах есть комната для девочки? С ванной и туалетом? Что-то мне прям нехорошо...
Он молча поднялся с колен, протянул руку и повел куда-то. Я не очень старалась рассматривать, чтоб не впечатляться. Мерцатель пыхтел рядом, трусил толстой тушкой, стараясь не отставать. По всей видимости, он не хотел со мной расставаться.
- Отдыхай, Дара.
Наверное, он эту комнатку из моих мозгов вытянул. Маленькая, светлая, девчоночья такая... Провел рукой по стене - появилась дверь в ванную. Провел второй раз - рядом туалет. Странные такие. Но мне как-то уже было все равно. Геллан ушел. Не помню, как я мылась. Помню лишь, как вытиралась чем-то мягким и натягивала какой-то балахон светлый. А потом упала в кровать и уснула. С мыслью о том, что проснусь у себя дома, в своей постели... Наивная, ага. Но я ещё верила, что всё это мне снится...
Глава 4
Когда ночь рождает утро. Геллан
Он сидел у камина и вглядывался в сполохи огня. Грел руки и разминал изуродованные пальцы. Мял ноющее бедро и думал. Очень хотелось распустить шнуровку твёрдого жилета-корсета, сбросить этот давящий панцирь и... подышать. Но он подавил в себе это желание - признак слабости. Он не позволял себе быть слабым даже здесь, в безопасных стенах замка, где никто не мог потревожить, застать врасплох.
Когда ты всегда начеку, никто не сделает тебе больно. Ни ужас в глазах девчонки, ни меч, ни колдовские чары. О небесной девчонке он подумает потом. Завтра. Неизвестно, какой от неё толк, но подарки с неба сыплются редко. Можно сказать, очень редко. Вряд ли кто сейчас вспомнит, когда это случилось в последний раз...
Козни и угрозы Пиррии его волновали мало. Она знала законы этого мира, поэтому, как бы ни бесилась, побоится по-настоящему бросить вызов и натворить чудес: обратное колесо Зеосса тут же прихлопнет её и превратит в ничто. Носящий корону да не забудет склонять голову, когда вихри Мира проносятся над землёй... А мелкие пакости... ну что ж, так даже веселее жить. Тем более, Звёздная попалась резвая...
Он встряхнул кудрями, машинально, привычным жестом пряча правую сторону под щитом волос. Может, стоит послушаться Милу и наводить морок на свой облик, чтобы... Нет, это всё та же слабость, желание казаться лучше, чем ты есть на самом деле. Всё равно все знают, как ты выглядишь, а от ведьм никакой морок не спасает. Разве что для девчонки...
Он опять тряхнул головой, отгоняя мысли о Даре. Не сейчас. Ночь длинна, но уже не уснуть. Время думать о будущем и заботах. Мерцатели ушли, их не вернуть. Лишних денег нет, и с этим надо как-то смириться.
Последняя блуждающая буря свирепствовала долго, запуская злобные клыки во всё, до чего могла дотянуться. Разрушила многие дома, унесла сотню коров, выстраданных колдовством медан. Ткачики-строители разбежались, передохли, ранний урожай погиб. Жителям Верхолётной долины не хватило времени, чтобы восстановить потери. Слишком короток период от весны до зимы...
Скоро, очень скоро, блуждающая ненасытная обжора вернется, заберёт с собою то, что не сожрала весной, и тогда... Он не хотел думать, что будет потом, но чётко видел картину: разрушенные опустевшие дома, удравшие налево мужики - кто в поисках лучшей жизни, а кто навстречу беззаботным будням, подальше от проблем; злобные меданы с уцелевшими детишками на руках уйдут на поклон к другому, более удачливому хозяину, а ему придётся отдать Милу в орден сирот и отправиться наёмником поливать кровью Мрачные Земли Зеосса. Туда, где магия земли сильнее чар людей.
Верхолетная долина опустеет, зарастёт бурьяном, поднимет до неба пики острых сорняковых скал, которые запустят корни во всё, что создано человеческими руками. Постепенно разрушится замок - и не станет больше его земли, гнезда, где он родился и вырос, где жили его предки и откуда ушла ввысь мама...
Он не умел жить иллюзиями и давно разучился верить в чудеса - неожиданные, сильные, могучие, как недра Зеосса. Колдовство, волшебство, чары - жалкие крохи, из которых не слепишь буханку настоящего хлеба. Рассыпанный бисер, бесполезный, если нет нитки, на которую нанизывается ожерелье. Даже сайны не рискуют выступать в одиночку против стихий. Удерживающие руны - лишь барьер, магический щит. Он может выдержать, а может сломаться. Как сломался, сдался этой весной под натиском небесного смерча...
Пальцы чертят знак Затухающего огня. Камин сонно моргает и погружается в свет умирающих углей. Геллан легко поднимается из кресла и бесшумно идёт по замку. Мила спит, как всегда, скрутившись маленьким комочком. Кажется, что кровать огромна, велика ей, как купленное на вырост платье. Наверное, для неё будет огромна любая кровать... Сможет ли она без него? Одна?.. Выдержит ли?..
Он смотрит на тёмные короткие кудри, кулачок, подпирающий щёку, полуоткрытый детский рот... Спи, сестрёнка. Ещё есть время. И, возможно, он всё же сумеет что-то придумать...
Два пёсоглава поднимают острые морды и смотрят внимательно, ожидая команды. Он делает знак пальцами: спите, всё хорошо. Зинн и Кинн вздыхают, прячут морды в пушистые хвосты и закрывают глаза. Но пики ушей ещё подрагивают: они настороже и готовы в любую секунду защитить хозяйку.
Чуть помедлив, он заглядывает в комнату Дары. Той, наоборот, кровать мала. Раскинула руки, ноги, одеяло сбилось.
- Уру-ру, уру-ру, - мерцатель примостился почти на самом краешке, дёргает плюшевым носиком, радостно приветствуя Геллана. В лапках - кусок бело-голубой мимеи: дай ему волю, он будет жевать сутками.
Геллан осторожно прикрывает девчонку одеялом, поглаживает круглые уши мерцателя и бесшумно бредёт дальше. Стены колышутся, наполняются образами его памяти. Здесь комната мамы, но он не будет заходить туда. Здесь - книгохранилище, сокровище рода. Здесь - музыкальная гостиная, уснувшая и начинающая застывать белым непрозрачным настом... В маминой комнате, наверное, ещё хуже...
Он кружит по замку, трогая руками стены, пытаясь запомнить и вспомнить, воскресить и спрятать подальше воспоминания, запахи, звуки, события...
- Ложись спать, сынок. Скоро рассвет.
Он оборачивается на тихий голос. Не знал, что Иранна сегодня ночует в замке. Но она всегда делает, что хочет, и он к этому привык. Отрицательно качает головой. Уже не уснуть. Спускается вниз, бродит по подсобным помещениям - кладовкам, кухне, прачечной, а затем, как в детстве, подныривает в потайное окно. Наверное, кроме него никто и не помнит, что оно существует...
Узкий козырёк спокойно принимает его вес, чуть увеличивается в размерах, чтобы удобней было стоять, но становится тоньше... Старая развалина выдержит - он уверен. Между небом и землёй. До неба - ладонь протянуть, до земли - не пробьется даже самый острый глаз. Сизый туман лежит плотно. Он всегда здесь такой.
Звёзды потихоньку бледнеют и прячутся. Небо сереет, затем розовеет, смущаясь, как девушка. Затем краснеет ярко, как щёчки небесной девчонки, но солнца ещё не видно за пиками гор: оно лишь просовывает во все щели проснувшиеся лучи.
Горло сжимается от красоты: белые горы, буйные краски растений, готовых брызнуть, раскрыться, похвастаться своим разнообразием - пусть только взойдёт солнце. И оно выплывает, царственное, вечное, уверенное в своей силе. По-хозяйски обнимает долину, гладит кусты и деревья, заросли и разнотравье, ласкает осенние цветы, оглаживает бока плодам, отражается бликами в шкурах животных и весело бросает нахальный лучистый сноп прямо в глаза.
Геллан не спешит жмуриться, хотя, ослепленный, не видит ничего вокруг. Горячие слезы брызжут, щекотка залезает в нос. Он чихает, закрывает глаза и улыбается: это его мир, его жизнь.
Ночь рождает свет. Свет побеждает тьму. И, может, новый день даст спасительное решение, которое поможет сохранить этот мир...
Глава 5
Новая жизнь во сне и наяву. Дара
Снилось мне, что я проспала. Надо идти в школу, а книжки не собраны, уроки не выучены... ма стоит над кроватью, сжав губы ниточкой, и больно дергает меня за ухо... Ма, которая никогда не трогала меня и пальцем...
Вот так я и проснулась: в чужой постели, с радужным кроликом на подушке. За ухо трепал меня он - расчудесный толстозадый мерцатель. Пока я дрыхла без задних ног, он натворил дел: по всей комнате валялся мерцательный помет, то тут, то там виднелись радужные светящиеся разводы. Я так понимаю, еда закончилась, поэтому и решил он меня разбудить.
Трудно сказать, как долго я спала. Поняла лишь, что ничего мне не приснилось вчера. Провалилась я не пойми куда прямо из дурацкой мусорки...
Мне бы истерики катать, головой биться, заламывать руки и стенать: "А как же мама?.. Как же уроки и школа?.." - ну, или что-то в этом трагически-патетическом стиле. Но не падалось мне в обморок, не вылось, скажем честно. То ли не прочувствовала я до конца весь мрачный бесперспективняк сиюминутного бытия, то ли не верилось... А если копнуть глубже, такое любопытство раздирало - жуть! Куда попала, зачем... Дашка - первооткрывательница новых миров! Путешественница во времени! Да подружки и одноклассники обзавидуются чёрной завистью!
Как-то само собой решилось: буду глядеть во все глаза, слушать во все уши, трогать во все руки, чтоб было о чём соловьем разливаться. Эта комната - хороший старт для исследовательского марафона.
Вскочила с кровати, прошлёпала босыми ногами, осмотрелась. Светлая комната, кремовая. Когда я была поменьше, мечтала о таком интерьере для своих кукол. Ничего лишнего, но очень мило и... как-то вот слишком уж в точку. Будто здесь знали, что я появлюсь. Кровать с завитушками на изголовье, комод на изогнутых ножках, пуфик возле столика, где стоят баночки...
Чего-то не хватало. Зеркала. Очень хотелось посмотреть на себя. Путаясь в длинном подоле рубашки, которую вчера на себя напялила, отправилась я в ванную. Со стороны, наверное, обхохотаться можно. Путаюсь и чертыхаюсь. Мерцатель за мной следом, как приклеенный. Туда, сюда, обратно. Интересно, для него я мамка?..
Зеркало висело на стене в ванной. Большое, во весь рост - мечта последних пару лет. Но в нашем доме никто и не собирался покупать зеркало до пола. А здесь - пожалуйста. Как в сказке!
Радовалась рано: отражение мутное какое-то, я зеркало даже полотенцем потёрла - не помогло. Но в общих чертах что-то всё же рассмотреть удалось. На голове черте что, бусины в волосах мерцают, руки, лицо - в радужных разводах, как будто я радугу ела жадно и долго.
Душ и расческа частично решили обе проблемы: бусины мимеи, как оказалось, выбрать из шевелюры - задача не для слабонервных, а разводы хоть и смылись, но всё равно оставили на коже светящиеся точки, словно я блёстками обсыпалась.
На стуле рядом с кроватью я обнаружила одежду, но решила, что в мешковатом сарафане буду выглядеть чучелом, поэтому предпочла напялить не совсем чистые вещи, но зато свои собственные.
Мерцатель терпеливо ждал. Глаза, как у собаки: преданные и жалостливые, проникновенные такие: хочется тут же открыть холодильник и отдать всю колбасу. Холодильника не было, колбасы тоже, мимеи куда-то подевались: видать, обжора сожрал всё, а новые бусины почему-то не спешили лопаться и отдавать свои бело-голубые ветки на съедение любимому животному. Видать, лимит щедрости и любви закончился.
- Потерпи, Тяпка, найдём здесь кого-нибудь живого, и я обязательно придумаю, как добыть тебе еду, - сказала я кролику с фонтанообразным хвостом, взяла его на руки и поцеловала в мягкий нос. Мерцатель тут же заурурукал.
Так я и вышла из комнаты: умытая, тоже голодная, с карманами, полными блестящих бусин, которые мне удалось выдрать из волос, с урчащим и светящимся кроликом на руках. На этом моё везение закончилось.
Вы бродили когда-нибудь по лабиринту? Не с уверенной важностью, когда знаешь выход и чётко отщелкиваешь нужные повороты, а с нарастающей паникой, что ты вообще не понимаешь, куда нужно идти.
Вначале я шла по длинному коридору (вроде как точно по такому уродливый Геллан привёл меня в мою спальню и вроде как мы никуда не сворачивали). Затем стены начали "дышать" и колыхаться, по ним то рябь пробегала, то рисунок какой-то появлялся и исчезал. Выныривали вроде бы знакомые мне вещи, но я не могла ни на чём сосредоточиться. От постоянных колебаний вокруг меня начало подташнивать, паника сжимала горло, наступил момент, что ещё чуть-чуть - и я начну визжать. Вместо этого я присела. Сползла по стене, поджала колени к груди, обхватила обеими руками мерцателя и, уткнувшись в тёплую мягкую шерстку, заплакала. Бессильно так, жалея себя, несчастную.
Как ни странно, стена за спиной не шевелилась, а была твёрдой, как ей и положено. Это немного утешало. Здесь и нашёл меня Геллан, заплаканную, с красным носом и распухшими губами. Ну, и в разводах, естественно: мерцательное животное своего света не жалело ни фига, щедро обмазывало всё, к чему прикасалось.
Геллан не стал ржать и даже усмехаться - это радовало. Я и так чувствовала себя униженно.
- Вставай. - он протянул руку.
- Я, кажется, заблудилась, - начала было оправдываться, но он только отрицательно помотал головой:
- Это моя вина. Надо было предупредить, что здесь... всё не так просто. Думал, успею забрать тебя, но ты проснулась раньше. Пойдём.
Я ухватилась за протянутую руку и перешла на рысь, пытаясь приноровиться к широким шагам Геллана.
- Тяпка проголодался и разбудил меня. Мимей больше нет, а чем его кормить - откуда мне знать?..
- Тяпка?..
- Ну, мерцатель. Я так назвала его. Бусины почему-то больше не захотели его любить и размножаться. Надеюсь, ты знаешь, что надо делать.
Он остановился так резко, что я с разбега уткнулась носом в его плечо. Обернулся. Правая сторона прикрыта волосами, и вроде так ничего он мне показался. Не страшный вовсе: улыбается, глаз весёлый.
- Понятия не имею, что надо делать.
- То есть? - я аж поперхнулась. Вид у меня, вероятно, такой дурацкий был, что ему большого труда стоило не засмеяться в голос.
- Никому в голову не приходило держать мерцателей в неволе как домашнее животное. Только Миле и... тебе.
- Да я и не думала его держать! - возмутилась я горячо, но на всякий случай прижала кролика покрепче. Инстинктивно, конечно. Пусть бы попробовал кто его забрать! - Если на то пошло, он - мой небесный груз. Свалился мне за пазуху, как я тебе на голову.
Вот тут-то он уже не выдержал. Хохотал от души. Я пнула его под коленку, как учили. Но это вам не уличный бандит: чуть пошатнулся, но устоял.
- Судя по всему, ты хорошо поняла, что такое небесный груз.
- Конечно. Чемодан без ручки: выкинуть жалко, а нести неудобно.
- Понятия не имею, что такое чемодан, но подозреваю, суть ты уловила точно.
Вначале я хотела объяснить, что такое чемодан, затем заволновалась и так прижала к себе мерцателя, что тот пискнул.
- Не знаю, что ты там понял, но я не собираюсь его выбрасывать.
- Я тебя тоже. - он уже не улыбался.
Правильно всё понял, зря я запаниковала. Надеюсь, он не заметил, как я перевела дух.
- Пойдём, Дара. Мы позавтракаем, я познакомлю тебя с Милой. И... мы что-нибудь придумаем с мерцателем. Выход есть всегда.
- Всё когда-нибудь случается впервые, - бормотала я, - не было домашних мерцателей, а теперь будет. Ты же для чего-то собирался их ловить?
- Собирался, - согласился он, - и об этом я расскажу, но позже.
Позже так позже. Очень надо упрашивать. Тем более, что появилось занятие куда интереснее каких-то разговоров: мы влетели в комнату. Догадываюсь, это столовая, но опять я чуть не потеряла челюсть. Поверьте: было от чего.
Глава 6
Спокойно здесь не завтракают. Геллан
Он не успел никому ничего рассказать. Уснул в нише, скрутившись калачиком, как когда-то в детстве... Уснул, успокоенный, будто рассвет дал ответ и уверенность: решение есть. Какое оно - не знал, но приснилось ему, что зацвёл буйно азалан, много лет уже как высохший, покорёженный молнией, и он счёл это за хороший знак.
Он проснулся от вибрации стен. Мейхон не мог понять чужую энергию и шатался, как пьяный, подвывая невпопад. Хотелось заткнуть уши и досмотреть сон, но вместо этого вскочил на ноги, плеснул ледяной воды в лицо в первой попавшейся на пути комнате и отправился искать Дару.
Это было не тяжело: вибрация и звуки вели не хуже ведьминских указателей на тракте. Конечно же, девочка не ушла далеко. Сидела и плакала, уткнувшись носом в мерцателя. Он чувствовал себя виноватым: нужно было ещё вчера рассказать о мейхоне, но вряд ли она, уставшая и полусонная, поняла бы нехитрые тайны замка...
Зато Дара умела держать удар, быстро приходила в себя и заставляла смеяться. Когда он хохотал так открыто и искренне в последний раз?.. Сразу и не вспомнить.
В едовую они вошли вместе. Иранна смотрела спокойно: видать уже знала без объяснений. Мила скукожилась, стараясь казаться меньше и незаметнее. От досады он закусил губу: неужели она никогда не придёт в себя настолько, чтобы перестать бояться? Дред и Ви замерли у стола с блюдами в руках. А затем Ви, не совладав с собою, начала покрываться перьями...
- Ух ты! - восхитилась Дара, и ноги понесли её к столу быстрее, чем он успел что-то сказать.
Мгновение - и девчонка уже стоит рядом с Ви, только стол отделяет их друг от друга.
- Какая ты... красивая! - восторг и восхищение. - Можно я тебя потрогаю?
Ви только клокочет, быстро-быстро бьётся сердце птички, отчего дрожат нежные перья на груди. Дара тянет руку, но прикасаться не смеет. Ждёт, вопросительно склонив голову. Ви не привыкла, чтобы её спрашивали, отчего пугается еще больше, взмахивает руками-крыльями, роняет поднос и затравленно падает на пол, прикрывая белоснежными крыльями голову.
Дара сажает мерцателя на стол, поднимает поднос. Ви ждёт, что девчонка сейчас запустит тяжелый металлический овал ей в лицо, но она только неловко прижимает поднос к груди и бормочет:
- Прости, прости меня, пожалуйста.
Круглые глаза птицы, полные боли и страха, распахиваются навстречу. Тонкая шея изгибается грациозно, дрожащие руки-крылья опускаются... Что в этих глазах сейчас больше? Надежды?.. Понимания?..Облегчения?..