Нижинская Дарья Сергеевна : другие произведения.

Роман в письмах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Подражание Федору Михайловичу Достоевскому и его "Роману в девяти письмах". За основу взята одна лишь идея о письмах, с каждым из которых отношения переписывающихся ухудшаются все больше и больше.

  Роман в письмах
  
  1.
  
  (от Елизаветы Сергеевны к Павсикакию Дмитриевичу)
  
  3 октября 1875
  
  Здравствуйте, друг мой любезный!
  
  Пишу к вам с мыслию порицающей и уничижающей ваше достоинство. Заранее прошу простить грубость и вольность мою, но нет больше мочи терпеть силу обстоятельств.
  Давеча мы с вами условились о свидании напротив той самой беседки в поместье Судаковых, где впервые с вами встретились. Я, рискуя и уважением maman, и самым добрым ко мне расположением милого papas, сбежала ночью из дома через черный ход; спасибо Дуне кухарке. О, как стыдно, как страшно красться, словно воришке, под окнами любимых родителей! До сих пор краска заливает моё лицо, стоит лишь подумать и вызвать в памяти эту постыдную картину. Но, к счастию моему, меня никто не заметил, один лишь кучер Фёдор услышал было шорох и запустил в меня грязною калошей, приняв за бродячую собаку; да, слава богу, не попал.
  Перебравшись кое-как через забор, я направилась в сторону беседки, как вдруг вижу, о, дорогой мой, не поверите! - вижу тетушку свою, которая, на мою радость, рассорилась недавно с maman и не ходит с тех пор к нам с визитами. Прятаться было поздно, она меня заметила, и наверняка не поверила в мои запутанные и робкие объяснения. Господи, конечно, не поверила! То легко было понять по лукавому её взгляду и довольному виду. Напоследок она улыбнулась, и, слегка сжав мою руку, заговорчески прошептала: Ты знаешь, Lisе, и я была молодой. Ничего не бойся!". До сих пор для меня остается загадкою, откуда же возвращалась почтенная тетушка ночью? Впрочем, говорят, она стала любовницею старшего Воронцова, но это опрометчиво и глупо - верить в подобные слухи, распространяемые высшим обществом лицемеров и лжецов.
  На какие же мучения вы отправили свою покорную слугу, дорогой мой! Наверняка вы знали о том, что сельскую дорогу совершенно размыли дожди и иного пути, кроме как через старое кладбище - нет. А может, вам не претит мысль отправиться ночью одному через кладбище; мне же было невероятно страшно, вы ведь знаете о моей боязни всякого спиритизма, мистики и духов, вы не могли не знать!
  До сих пор с дрожью вспоминаю ту дорогу. Тихо, лишь пронизывающий ветер дует, а я, как назло, одела лишь легкую кофту зеленую, которая вас все восхищала на вечере у Копытиных. И вот иду по кладбищу, кутаясь в кофту, а ни звука, ни шороха не слышно - а это всего страшнее. Только дыхание собственное слышишь да поскрипывание старых дубов, в обилии растущих вокруг кладбища. Тьма непроглядная, лишь где-то над головою висит серебристый полумесяц, слабо освещающий окрестности. Сейчас везде экономят на освещении, вы понимаете. Все время шла я и боялась оглянуться, казалось, что кто-то за мною непрерывно наблюдает, и вот-вот, невидимый, выскочит из темноты и утащит в своё царство. Слёзы градом катились по моему лицу, а я всё равно шла к вам, помня о своем обещании и предвкушая радость встречи.
  Около трёх утра было, как я пришла к беседке, мы же условились на четырех; я вышла из дому с запасом, боясь опоздать, и зная, как вы любите пунктуальность. Но, к моему удивлению и огорчению, вы не появились ни в четыре, ни в пять. К шести я окончательно замёрзла, и, боясь подхватить простуду, спешно отправилась назад. Уже рассветало, и путь не казался таким мрачным - радовали первые лучи солнца, еще не греющие, но уже освещающие кромку леса Судаковых.
  Милый мой, скорей же напишите ответ, я чрезвычайно волнуюсь: неужто что-то случилось с вами? Я знаю, что значат для вас наши редкие встречи, и уверена в том, что вы не смогли приехать ко мне по причине крайне важной.
  
  С любовью и беспокойством, ваша Lise
  
  
  2.
  
  (от Павсикакия Дмитриевича к Елизавете Сергеевне)
  
  5 октября 1875 года
  
  Дорогая моя, любимая Lise!
  
  Знали бы вы, как гложет меня совесть, какою нестерпимою мукою она разрывает меня на части! Об одном прошу - поверьте мне, и забудьте все страхи, которые вам, милая моя, пришлось в ту ночь пережить.
  Ваш покорный слуга - всего лишь перепуганный раб обстоятельств. Кто бы мог подумать, что наши дороги размыло настолько, что и на лошади, хорошей лошади нет никакой возможности проехать через бесконечные топкие грязевые болота, образовавшиеся по вине непогоды!
  Вы знаете, что ехать мне как минимум - три часа пути, а по такой слякоти, предполагал я, и все пять. Выехав еще с вечера к вам, я рассчитывал успеть к назначенному времени и даже добраться немного ранее. О, наивный!
  Не прошло и двух часов, как мой любимый жеребец, белоснежный красавец, завяз на повороте меж двумя владениями - Сереброва и Сметанникова. Сколько я ни бил его плетью - а ты знаешь, что я люблю своих животных и оскверняю их ударами крайне редко, - мы не сдвинулись с места более, чем на несколько жалких локтей. С каждым шагов он увязал в грязи всё больше и больше. Я отчаялся, и в голове моей уже появилась безумная идея отправиться к вам пешком, как вдруг меня осенила мысль - коль по дороге проехать невозможно, спустимся вниз по реке. Вода холодная, дорога выходит намного длиньше; но иного выхода я не видел.
  С усилием развернув животное, я медленно поплелся в сторону извивающейся речонки. Холодная, прозрачная вода быстро смыла грязь с его стройных ног, и мы почти два часа еще неторопливой рысью брели против течения, верно приближаясь к поместью Судаковых.
  Я радовался своей находчивости и гордился смекалкою, надеясь посмешить вас этой нелепою историей, как вдруг меня охватило беспокойство. Кто-то на левом берегу продирался сквозь бурелом. Спустя несколько минут, приглядевшись, я заметил несколько злобно горящих глаз, и понял, что преследователи мои - волки.
  На моё счастие, берега в этом месте достаточно круты и ни один зверь не рискнул бы спуститься к воде. Но дальше, спустя пять или шесть аршинов, они станут значительно ниже, и тут уж мне и моему коню не поздоровится. Безоружный, без огня, я не продержусь и пяти минут в лесу, который волки знают значительно лучше, нежели я.
  Времени у меня оставалось всё меньше, и лихорадочно мысля, я решил: любимая Lisa не простит себе мою преждевременную смерть. Дальше пустить коня означало верную кончину, и до самого рассвета я вынужден был простоять на одном месте, том, где берега самые высокие и голодные звери уж точно не решаться сунуться в воду.
  Как только выглянуло солнце, они обиженно завыли и скрылись в чаще. Для надежности прождав еще час, я пустился в обратный путь. Надеяться поспеть к вам было уж совсем нелепо и несуразно. Огорченный, расстроенный, потерянный я вернулся домой, где, к стыду своему, весь последующий день пил, ища в спиртном утешение.
  Лиза, милая моя Лиза, простите меня! Обстоятельства оказались сильнее, увы. Надеюсь, подобное не повторится впредь и последующие наши встречи не будут ничем отягощены.
  
  Навеки ваш Павсикакий
  
  P.S. Буду ждать вас на балу у Сметанникова в эту пятницу и очень обижусь, если вы не придете.
  
  
  
  3.
  
  (От Елизаветы Сергеевны к Павсикакию Дмитриевичу)
  
  8 октября 1875 года
  
  Милый, почтеннейший друг мой!
  
  Пишу к вам опять в недовольстве и огорчении, только вернувшись от Сметанникова и всей его сумасбродной четы.
  Почему же вы опять не пришли? Я теряюсь в догадках. Дунюшка все шепчет, что вы меня разлюбили да что дела вам много важнее; а я всё верить не хочу. На то письмо еще вам ответить не успела, как уже появился повод для очередного эпистола.
  Моя нелюбовь к Сметанникову и всему его окружению вам известна, да и сами вы их терпеть не можете; я наверняка знаю. Чрезвычайно неприятно было столько времени бесполезно провести в их поместье. Почему же рядом не было вас! Мне ещё и пришлось терпеть общество их сынишки, настоящего Митрофанушки и лодыря. Он почему-то вбил себе в голову, что его физиономия невероятно мне приятна, и весь вечер вертелся вокруг, приглашая на мазурку и рассказывая о себе.
  Maman заметила мою грусть и всё выпытывала, уж не влюбилась ли я? Вот глупость какая! Вы же знаете, что обыкновенно все чувства у меня на лице написаны, и скрыть что-то от неё просто невозможно. Я промолчала, но она наверняка что-то подозревает. Одно лишь неприятно, что милые родители совершенно не считаются с моим мнением и по-прежнему хотят выдать меня замуж за одного из сынов Воронцова, отвратительного, но очень богатого помещика. Они думают, что я не понимаю их намеков, однако же, насильно выдать меня замуж им точно не удастся.
  C дорогами действительно беда. Пусть последние несколько дней царила теплая и солнечная погода, все же мы еле доехали. Фёдор чуть было не завяз в грязи сам, вытаскивая лошадь. Даже и не представляю, как вы, бедный мой, пытались проехать в ту самую ночь!
  Но что же случилось на сей раз, почему вы не пришли? Я так надеялась на встречу! Милый мой Павсикакий, всё боле и боле огорчаете вы меня. Я понимаю, что виной вновь непредвиденные обстоятельства, но вижу и вас в свете их, а значит, обижаюсь и на вас. Самое ужасное, что я ничего поделать с собою не могу, и всё время думаю о несостоявшихся встречах, огорчаясь с каждою мыслью всё значительнее. Но и ваши страдания терзают моё сердце, прошу покорно простить, если вас заденут вышенаписанные слова. Я так хочу встретиться с вами, что забываюсь.
  Пожалуйста, ответьте мне как можно скорее. Но непременно пишите "до востребования". Я боюсь, что maman не удержится от любопытства и самым вероломнейшим образом сунет нос в ваше письмо, уж очень она переживает.
  Простите за столь короткое и неприятное письмо; но я так хочу получить ваш ответ, что не хочу тратить время напрасно.
  Если сохранится солнечная погода, приезжайте с визитом. Maman и papas тоже будут вам рады.
  
  Ваша Лиза. Очень люблю
  
  
  
  
  
  4.
  
  (От Павсикакия Дмитриевича к Елизавете Сергеевне)
  
  11 октября 1875 года
  
  Милая, прелестная моя Elisabeth!
  
  Как только получил ваше письмо, тут же бегу на почту, чтобы вам ответить, и тут же, не сходя с места, пишу вам. Извините за почерк и, возможно, неверную орфографию - я помню о том, что вы, друг мой, ценитель грамотного и красивого слога.
  Вчера рано утром моего дядю Алексея хватил удар, и я тут же помчался в его имение - Ивановское. Как только я приехал, медик его объявил мне, что, может быть, дядя не доживет до следующего утра, и, конечно же, в свете таких обстоятельств, я не мог уехать.
  Всю ночь я провел с безутешными родственниками. Не помню, рассказывал ли я вам, милая Лиза, но мой дядя - человек богатый, а Ивановское вместе с двумя тысячами душ в случае его смерти отходит моей матушке, как требовал того прадед. Оттого особенно тошно мне было сидеть там и знать, что все сыновья и дочери дяди ненавидят меня как одного из будущих владельцев Ивановки. Пусть слов не было произнесено, но я чувствовал затаенное зло, и душная эта атмосфера заставляла меня печалиться с каждой минутой все сильнее.
  На утро, вопреки мнению доктора, дяде стало намного лучше, и я, спешно собравшись, уехал, и лишь по приезду домой уже получил ваше письмо, написанное после бала у Сметанниковых. Не премину здесь признать вашу правоту и подтвердить ваши мысли: Сметанниковых я действительно недолюбливаю, как не прискорбно говорить о том за спиною сих господ. Прошу вас, Lisa, не рассказывайте мне больше таких страшных вещей: как представлю вас в обществе сына Сметанниковых, так тут меня охватывает неконтролируемый гнев.
  Письмо ваше меня пренеприятно укололо. Прошу, бейте, режьте, рубите голову с плеч, но не лишайте вашего доверия; быть может, единственной ценности, еще оставшейся у меня! Кажется, злой рок играет нашими судьбами, но я всё же свято верю в то, что доброта и справедливость восторжествуют, как не потешны сейчас подобные высказывания. Больно даже думать иначе. Прошу вас, подождите немного, и все наладится, Фортуна непременно повернется к нам лицом, я уверен.
  Я разочарован вашими словами, мне не хотелось верить в то, что ваша вера в мои чувства столь зыбка и шатка; мне горько было читать эти строки, так безбожно меня уничижающие и оскорбляющие. Прошу вас, милая Лиза, не лишайте меня того, что я ценю больше всего на свете; прошу вас так же, как и я, верить и надеяться, а главное - ждать.
  Поскольку наконец прекратились ливневые дожди и дорога стала значительно лучше, я непременно на неделе нанесу вам визит. Вероятней всего, в среду или четверг. Ждите меня, я всенепременно обещаю приехать, а ваше ожидание поможет мне благополучно добраться.
  Ни в коем случае не огорчайтесь и не злитесь на меня, дорогая моя, любимая Лиза. Я заклинаю вас: верьте мне!
  
  Бесконечно преданный вам Павсикакий
  
  
  
  
  
  5.
  
  (От Елизаветы Сергеевны к Павсикакию Дмитриевичу)
  
  15 октября 1875 года
  
  Здравствуйте, любезный Павсикакий!
  
  Письмо ваше шло долго отчего-то, получила его только вчера, а уж завтра и пятница. Вас же, как не было, так и нет, к превеликому моему огорчению. Надеюсь, хоть сегодня вы почтите наше скромное имение своим присутствием. Maman предупреждена и ждет вас; невероятно обидится, если вы не приедете. Papas не знает, еще вчера он уехал к брату в Петербург, но наверняка он одобрил бы - он хорошо к вам относится.
  Спешу отвечать на обвинения ваши, тем сразу преступлю к делу.
  Как я уже писала, моё отношение к вам напрямую зависит от поступков ваших, а обстоятельства представляются мне факторами весьма пространными. И всё же, чистосердечно верю вам, хоть, наверное, и не следует быть такой простодушной и наивной в вопросах, касающихся любви.
  Доверие моё потерять вы не сможете, покуда я буду получать ваши письма. Не обинуйтесь, я уж твердо уверена в том, что в следующий раз мы встретимся исключительно случайно и планирование здесь совершенно неуместно.
  Огорчена известием о хватившем вашего дядю ударе. Надеюсь, что он поправится. Я, помнится, лет в шестнадцать или около того даже бывала недалеко от Ивановского и примерно представляю, где оно находится. Помню огромный сосновый лес и полные рыбы озера. А дядю вашего, кажется, величают Алексеем Гаврилычем? Помню, прогуливаясь по парку, maman меня представляла ему, он какой-то далекий приятель papas.
  
  Незаметно настал вечер, как понимаю, вы не приедете и сегодня. Причину спрашивать я не стану, так как наверняка вы найдете с десяток более важных дел, о которых поведаете мне в следующем своем письме. Не обижайтесь на моё неверие, прошу вас, я просто поскорее хочу встретиться с вами, но не уверена уже в том, что это нужно вам самому.
  Maman чрезвычайно огорчена и называет вас нечестным человеком. Я сама стараюсь сохранить веселость и сделать вид, что ваш приезд меня ничуть не беспокоит, но это у меня плохо получается. Пожалуйста, приезжайте к нам. Бесконечно больно терять надежду и разочаровываться.
  
  Ваша Лизавета.
  
  P.S. В следующую субботу музыкальный вечер у Серебровых. Я там буду играть на фортепиано. На встречу надеюсь слабо, но все же буду ждать вас.
  
  
  
  
  
  
  
  
  6.
  
  (От Павсикакия Дмитриевича к Елизавете Сергеевне)
  
  20 октября 1875 года
  
  Лиза!
  
  До глубины души огорчен письмом вашим. И не стыдно ли вам, зная о моей любви, писать такое? Кошки скребутся на душе; письмо ваше оставило пренеприятнейший осадок. Как вы можете подозревать меня в нелюбви к вам, как вы можете оскорблять меня такими обвинениями!?
  Не подумайте, что я оправдываюсь, но хронология событий такова: во вторник вечером умер дядя, и мне вновь пришлось срочно ехать в Ивановское. Общим голосом родственники избрали меня распорядителем всей мрачной похоронной церемонии. Дел было столько, что я не то чтобы даже приехать к вам не видел возможности, а строчкой письма даже уведомить не смог. Падаю с ног от усталости, нет никаких сил, все валится из рук.
  Еще и прибавила забот любимая матушка, заболевшая от известия о смерти любимого брата; она слегла в постель и я вынужден о ней заботится; боюсь развития недуга, она у меня чувствительна чрезмерно.
  Всю неделю я пребывал в отчаянии, и письмо ваше лишь усугубило моё состояние. Я снова начал много пить; матушка переживает еще и из-за этого, умоляет забыть о моей пагубной привычке. Я, зарекавшийся её не беспокоить, вынужден скрывать свой порок как только возможно, но все равно она что-то подозревает и обвиняет меня в беспринципности и слабости характера.
  Милая Лиза, я рассказал вам всю голую неприглядную правду, как она есть, надеясь, что вы поймете меня, не осудите и не отвернетесь от покорнейшего слуги своего. Я не достоин вас, слишком чиста и светла ваша душа, я же порочен, груб и циничен.
  Но неужели вы не можете подождать до окончательного решения всех дел? Лиза, вы максималистка. Я сам безумно хочу встретиться с вами, и все досадные неприятности, происходящие в последнее время, заставляют меня сходить с ума. Прошу, не усугубляйте ситуацию, я знаю, вам хватит милосердия не заставлять меня метаться меж двух огней. Матушка наверняка выздоровеет через неделю-другую, история же с дядей близка уже к развязке. Осталось лишь подписать некоторые документы на владение Ивановским, привести в порядок канцелярские дела дяди и передать бразды правления любезной моей родительнице, по нездоровью пока не способной самой решительно вступить в ход событий.
  
  Ваш Павсикакий
  
  P.S. У Сереброва постараюсь быть в назначенный вечер. Уже не обещаю, но непременно постараюсь.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  7.
  
  (От Елизаветы Сергеевны к Павсикакию Дмитриевичу)
  
  23 октября 1875 года
  
  Здравствуйте, друг Павсикакий!
  
  Про смерть вашего дяди я уже слышала от maman; соболезную. Усталость вашу прекрасно понимаю, и мне искренне жаль вас, попавшего, как вы метко выразились, "меж двух огней". Лечите матушку, а я, в угоду вам, постараюсь справиться со своим эгоизмом и мелочностью.
  Но отчего же я максималистка? Дорогой мой, я просто невероятно соскучилась по вам, и заместо бумажных чувств надеялась на нечто более живое и одухотворенное. Я устала ждать и верить; Дуняша подозревает у вас любовницу, твердит мне это день и ночь, и я уже и начинаю сомневаться в вас после стольких слов. Неужели обстоятельства настолько жестоки, что не позволяют вам даже на вечер вырваться за пределы поместья?!
  Вчера была у Сереброва, как я и писала вам. Играли новые романсы Чайковского; из Петербурга приезжала певица с прекрасным бархатным контральто, мне невероятно понравилась. Талантлива, молода, красива, успешна - стыдно признаться в подобной слабости, но я завидую.
  То, что вы не появились, меня уже даже и не удивило. Я давно себя к этому подготовила, и почти не ждала вас, но, тем не менее, каждый раз как в дверях кто-то появлялся, сердце замирало на миг, но, увы....Жаль, конечно, что вы не приехали, вам бы наверняка понравилось, вы, я знаю, большой ценитель фортепианной музыки. На следующей неделе Серебровы обещают пригласить к себе Танеева, он какой-то дальний родственник жены Сереброва Екатерины. Седьмая вода на киселе, но все же приятно. Надеюсь, хоть через неделю вы сбросите с себя оковы бесконечных дел и, наконец, облагодетельствуете меня своим присутствием.
  И прошу вас, не говорите такой ерунды о себе боле. Я спишу все ваши безумные оправдания на усталость.
  
  Лизавета.
  
  8.
  
  (От Павсикакия Дмитриевича к Елизавете Сергеевне)
  
  24 октября 1875 года
  
  Здравствуйте, Лиза!
  
  Спасибо за сочувствие. Очень приятна ваша забота о матушке, ей уже намного лучше, скоро встанет на ноги. Вчера ездили гулять по саду на коляске. Погода вновь испортилась, но все равно природа сейчас невероятно красива.
  А Дуняша ваша, простите, дура. Да и вы сами дура, ежели верите в подобные глупости!
  И очень жаль, что вы оказались не способны поверить в то, что я говорил вам в прошлом своем письме. Впервые в жизни я так простодушно поверил кому-то себя, вы же называли это "ересью" и "безумными оправданиями". Я вновь разочарован.
  К Серебровым не приехал оттого, что давеча повздорил с ними сильно, аккурат накануне музыкального вечера. А после вашего глупого ответа у меня и вовсе пропало всякое желание видеться с вами.
  Кончаю письмо, я объяснился.
  
  Павсикакий
  
  9.
  
  (От Елизаветы Сергеевны к Павсикакию Дмитриевичу)
  
  25 октября 1875 года
  
  Дражайший Павсикакий!
  
  Ноги вашей чтобы в моем доме больше не было; зря только бумагу марали. В первую минуту письмо ваше хотела разорвать, но все же удержалась и оставила для памяти и редкости. Так меня еще никто не оскорблял, благодарю покорно за развеяние иллюзий. Отвечать вам поначалу не хотела, но необходимость расставить все точки заставляет меня приступить к ответу.
  А впрочем, тут и думать нечего, ваш софизм говорит сам за себя. Здравия желаю.
  
  Елизавета Сергеевна.
  
  P.S. Ответа ждать не буду.
  
  
  
  
  
  10.
  
  (От Павсикакия Дмитриевича к Елизавете Сергеевне)
  
  26 октября 1875 года
  
  Лиза, спасибо вам огромное за письмо; вы в очередной раз убедили меня в своей глупости и отсутствии всяких зачатков ума. Таким образом, я, разочаровавшись в вашей персоне, и помыслить не могу о том, чтобы ваш дом посещать. Maman ваша - надутая курица, а папаша - настоящий индюк. Неудивительно, что и детище у таких родителей преотвратное.
  За сим откланиваясь. Уверен, что гореть вам придется в аду и синем пламенем.
  
  Павсикакий.
  
  
  
  
  11.
  
  (От работницы почты Валентины Евграфовны)
  
  Уважаемые! Было невероятно интересно следить за развитием событий; я непременно была уверена в том, что к десятому письму вы рассоритесь. Вместе с подругою моей мы даже заключили пари - она уверяла в том, что вы повздорите на восьмом письме окончательно, а я утверждала, что на десятом. Выражаю огромную благодарность вам обоим за то, что спор ваш помог заработать мне десять рублей серебром.
  
  Валентина Евграфовна Еремушкина.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"