У меня просто не осталось выбора. В наш хламовник, который тогда носил гордое имя "кинофотостудия Рапид", пришел весьма импозантного вида некто в габардиновом двубортном пальто с золотыми пуговицами и говорит:
- Я режиссер, мне нужен грамотный оператор.
Вовка, подлюка, в меня пальцем тычет и заявляет:
- Вот он!
По-моему, это называется, подставил. Впрочем, где наша не пропадала, оператор так оператор. Некоторые сомнения появились у меня позже, когда режиссер стал излагать нам суть своей задумки.
- Это будет фильм с элементами сюрреализма, построенный на ассоциативном восприятии. Сценария нет, да он и не нужен. Начнем со съемок в помещении. Завтра я приведу участников, по ходу объясню, чего я хочу.
Вовка, как всегда, чудеса находчивости проявил:
- Аванс нужен, на пленку. Три семьдесят две за ролик. Нам минимум три надо.
Я подавил возникшие было подозрения по поводу стоимости пленки, уж больно знакомой показалась цена, к ролику явно отношения не имеющая. Да и есть у нас целый "блин" пленки, на студии накануне стянули. Но молчу на всякий случай.
Тот в карманах порылся:
- У меня только червонец. Хватит для начала?
- Давай.
После этого габардиновый некто вежливо попрощался и ушел.
Стоит ли говорить, сколько портвейна "Кавказ" можно купить на десятку? Именно столько и было куплено, а затем выпито.
На следующее утро наше болото стало напоминать растревоженный улей. Пришел давешний некто, позже выяснилось, что его зовут Михаил, привел человек десять.
- Это актеры - представил он.
Преимущественно это оказались совсем юные барышни, кроме одного персонажа, который был представлен, как певец и музыкант Паша Жуков, лидер рок группы "Опера". Я про такую группу ничего не слышал, но на всякий случай решил не спрашивать и важно покивал головой. Вдруг она очень популярна, а я признаюсь в своей некомпетентности и ударю в грязь лицом. Неловко получится.
Михаил рассадил всех в кружок и объясняет:
- Мы снимаем эпизод в комнате. Герой вбегает туда, видит ряды трупов в полиэтиленовых мешках, они должны вдоль стен стоять. Он пробегает вдоль них, заглядывает им в лица, ничего не понимает. Один из трупов, когда герой добирается до него, открывает глаза. Герой в ужасе убегает.
- А трупы в синий покрасим, или на самом деле поубиваем? - невинно так интересуется одна из барышень. Кто бы мог подумать, у них даже чувство юмора есть.
Мое недоумение от происходящего возрастало с каждой минутой, но с другой стороны, я ведь только оператор, мое дело маленькое. Фильм же ассоциативный, да еще и с элементами. Мне ли нос совать?
- Так, девочки, раздеваемся и полезаем в пакеты! Вы должны просто стоять вдоль стен. Делать ничего не надо, просто стойте.
Меня на время всеобщего раздевания выгнали. Когда я вернулся, по периметру уже стояли полиэтиленовые пакеты с голыми девицами внутри. Зрелище, мягко говоря, совсем не эротичное. Но делать нечего, от меня требуется только все это безобразие снять. Поставил камеру, свет. Говорю:
- Сначала общий план, пускай Паша вбежит и убежит. После крупняки сделаем. А потом я смонтирую.
И тут эта зараза, режиссер Михаил, говорит мне:
- Снимать с рук надо, одним планом. Субъективная камера, прием такой есть. Будешь за Пашей бегать.
У меня дыханье перехватило. Камера - штуковина тяжеленная, вчерашний портвейн в ушах булькает. Какая тебе субъективная камера, Кубрик ты наш недоношенный! Но и тут смолчал, природная скромность и покладистость дали себя знать.
Хоть и не люблю халтурить, но решил: будет тебе все, что пожелаешь. А то, что не получится ничего заведомо, так это уже по вовкиной части, пусть расхлебывает. Сам заварил, нечего пальцем было тыкать. Отснял два дубля, говорю Михаилу:
- А крупняков все-таки сделать надо, пригодятся.
Тот согласился. Тут Вовка камеру у меня отобрал, говорит:
- Крупные планы лучше меня никто не сделает!
Расковырял у одной из этих несчастных, а они запотели уже в своих пакетах, дырку в полиэтилене, в аккурат напротив соска, отошел на шаг назад, посмотрел и гордо заявляет:
- Какая фактура! Кадр века, учитесь, двоечники!
Дальше, если Вовку не знать, то и не объяснишь: он взлетал, падал коршуном, извивался, как змей, перед несчастной, совсем уже сопревшей куклой в мешке. Наконец, он устало опустился на пол и говорит устало так:
- Мастер закончил, все свободны!
Тут неугомонный режиссер Михаил спрашивает:
- А у вас генератор дыма есть?
- Есть, - с пола подает голос Вовка.
- А пленка есть еще? Давайте доснимем, совсем немного.
Мы с Вовкой отправились за генератором дыма. Стоило нам выйти из комнаты, я кричу почти в голос:
- Какой генератор, паршивец? Откуда мы этому недоноску дым возьмем?
- В школе учился? То-то, а то: откуда, откуда...
- И дальше что? При чем тут школа?
- А при том, умник ты мой, что в школе все делали дымовухи из расчесок и линеек. Соображаешь?
Я, конечно, сообразил. Из целлулоидной расчески получается невообразимо вонючая дымовуха, запах после них еще неделю остается.
- Сейчас-то мы им и покажем, что голь на выдумку хитра, - сомнения Вовке никогда свойственны не были, - хочет дыма - получит!
Одним словом, сотворили мы дымовуху, притащили и зажгли без предупреждения. Вовка, довольный, камерой застрекотал, а я скромно со стороны наблюдаю.
Девицы-то в пакетах стоят, дым не сразу разнюхали, а Михаил тут же позеленел и из комнаты вылетел. А потом и мешки закашляли. Картинка умопомрачительная вышла: вдоль стен полиэтиленовые пакеты кашляют, в дыму Паша мечется, девиц вызволяет. Все это Вовка и запечатлел.
Вечером, когда мы пленку проявляли, Вовка спрашивает:
- Как думаешь, кадры века получились?
- Не знаю, как кадры, но девчонок жалко - говорю.
Больше мы гениального Михаила не видели, а материал весь нам достался. Кадры эти были достойны Бунюэля: комната вся в дыму, из мешков голые девки выскакивают, а между ними Паша, как безумный, мечется.