Никулина Марина Юрьевна : другие произведения.

Поклонница Фредди Меркьюри

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Поклонница Фредди Меркьюри.

  

Глава 1.

   Я родилась в маленьком городке, каких в России тысячи. Хотя сейчас, может, и меньше, потому что они постепенно вымирают. Вымирает и мой городок: работы нет, жилья нет, учиться негде, развлечений для молодежи тоже нет, зато алкоголь в избытке. Старое жилье ветшает, новое никто не строит. Ну, может, и строит - тот, кто очень богат. Но к нам богатые не приезжают, а наоборот. Все, кому удаётся разбогатеть (все знают, какими способами), валят отсюда кто в Москву, а кто и в Грецию, Турцию, Чехию. Но я люблю мой городок: тихий, уютный, с небольшой живописной речушкой, протекающей прямо в городе, со старинными церквями, пусть облупленными и разрушающимися, но действующими. Моё детство и юность прошли в этом городке -- как я могу не любить его! Моё детство я с полным правом могу назвать безмятежным: единственная дочь любящих родителей, у меня было всё, что я могла попросить, а запросы у всех в нашем городке были довольно скромные. Главное, что у меня были прекрасные родители, самая милая в мире бабушка, верная подруга, любимая мною школа, в которую я всегда шла с радостью, и дома три кошки и две собаки. Да что ещё надо для счастья?
   Как можно забыть вечера, когда мы с ребятами-одноклассниками на берегу нашей речушки сидели, споря о выборе профессии, иногда чуть и до драки не доходило, но всё же не доходило, и потом мы молча сидели, слушая, как тихо плещется вода в реке, как плывут летние белоснежные облака в синем небе, как умиротворяюще шелестит листва на прибрежных кустах. Как мы ходили по мостику через нашу речушку к старинной ротонде, превращенной в магазин для туристов, в которой если что и покупают, то очень редко. Там работала наша соседка, мы с подружкой приходили к ней, когда уже все экскурсии уезжали, она садилась с нами на лавочку, и мы всё так же любовались нашей речкой, крутым противоположным берегом, церковью, колокольный звон от которой разливался по всей округе.
   А наш старый деревянный дом! Запах нагретого солнцем дерева, мерный звук ходиков на кухне, застекленная веранда, на которой так часто собиралась вся наша семья, друзья, мои одноклассники! Я только сейчас поняла, какой уютной была моя жизнь, какой защищённой, беззаботной! Как часто в нашем заросшем саду я сидела в гамаке и читала, а моя любимица Муська сидела рядом в высокой траве и лениво провожала взглядом бабочек, шмелей, мошек, пролетавших мимо неё, и на её мордочке явственно можно было увидеть блаженство и успокоение. Она прыгала ко мне и накрывала своим пушистым хвостом-веером мою книгу, а я начинала её гладить, а она пела мне свою нежную песню-урчалку.
   Так я жила в своем уютном мирке, с обожающими меня родными, которым я платила ответной любовью и заботой, ни о чем не задумываясь, зная, что моя жизнь будет идти прямо и ровно: закончу школу, поступлю в институт, буду работать в своём городе, заботиться о близких. Конечно, я мечтала и о любви, но мне она представлялась довольно абстрактной: почему-то я воображала себя в Венеции, что я плыву в гондоле на свидание с любимым человеком, и на мне белое платье и золотые туфельки. Особенно отчетливо я представляла туфельки. В своих мечтах я видела, как бегу в этих золотых туфельках по площади Сан-Марко, голуби взлетают, сияет солнце, сверкает голубая лагуна и.. на этом мои фантазии заканчивались, может быть, потому , что из передачи про Венецию, которую я как-то раз увидела по телеку, я больше ничего не запомнила. Представить своего избранника я не могла. Ну никак он не возникал, как я ни старалась напрячь воображение! Правда, я не переживала из-за того, что у меня не было кавалера, в поклонниках у меня недостатка не было, они все учились в нашей школе и казались мне такими примитивными, что на их предложения погулять или сходить в кино (на большее их мозгов не хватало), я всегда отвечала отказом.
   Но.. вот всегда бывает такое "но", потому что любая идиллия не может длиться долго, и моя беззаботная, беспечная жизнь тоже не могла не закончиться.
   Однажды, когда я сидела у ротонды с моей лучшей подружкой Анькой и мы лениво перекидывались словами, к нам подошла цыганка с грудным ребенком на руках. Цыгане были не редкостью в наших краях, к ним привыкли, знали, конечно, что они попрошайки, но особого страха никто обычно не испытывал. Но в этот день Аня, как только увидела приближающуюся женщину в пышных разноцветных юбках, вскочила и стала тащить меня за руку:
   - Пойдем скорей! Уходим! Цыганка!
   А я так пригрелась на солнышке, казалось, всё было так спокойно, что мне не захотелось никуда уходить.
   Анька убежала, на прощание покрутив пальцем у виска, а я осталась сидеть, как сидела. Цыганка подошла ко мне, стала выпрашивать деньги. Я смогла рассмотреть её повнимательней: молодая, с правильными чертами лица, с золотыми кольцами в ушах, чисто одетая - как будто она сошла со сцены театра "Ромэн". На руках -грудной ребенок, замотанный в какое-то тряпьё. Я сразу подумала, её ли этот ребенок. Сразу вспомнились страшилки, что цыгане воруют детей. Мне стало не по себе. Денег у меня не было, я так ей и сказала. Она стала опять просить:
   - Смотри, ребенок, не во что завернуть, заболеет!
   - Ну нет у меня денег, что делать!
   - Отдай шарф!
   У меня на шее был очень красивый шарфик, мама ездила в Прагу и привезла мне в подарок.
   Я и сказала ей:
   - Не могу, это подарок мамы, я его не отдам!
   -Ну дай хоть что-то!
   Я уже пожалела, что не убежала вместе с Анькой. Наверно, она гораздо умнее меня. Но ребенка мне было жалко, что поделать!
   Я сказала женщине:
   - Подожди здесь, я сейчас тебе принесу деньги.
   Она ответила:
   -Если не принесешь, прокляну!
   Я побежала к нашей знакомой, что жила на другой стороне реки. Только бы застать её дома! Слава Богу, на мой резкий звонок она открыла.
   - Тетя Лена, одолжи денег, срочно, пожалуйста!
   - А что случилось?
   - Да ничего не случилось, меня человек ждет, срочно деньги нужны, я отдам!
   - Да у меня много-то и нет, - недоумённо произнесла тетя Лена, но пошла в комнату и через минуту вынесла мне тысячу рублей. Это было много, но я схватила деньги и понеслась к ротонде.
   Цыганка ещё была там, я протянула ей деньги, злясь на свою глупость, и сказала:
   - Деньги не тебе, а ребенку! Купишь ему одеяло нормальное и шапочку!
   Она молниеносным движением сунула деньги за кофту, задержала мою руку в своей и сказала:
   -Сильная ты, но берегись, зло на тебя сделано, если переборешь его, добьешься всего, чего хочешь, но многое потеряешь, а счастливой станешь, когда глаза раскроешь и научишься.. - она пробормотала что-то и повернулась ко мне спиной.
   Я раскрыла не глаза, а рот после этих её слов, по спине пробежал холодок, да, я испугалась и как бы приросла к месту. Я закричала вслед:
   - Научусь? Чему? Чему научусь?
   А она как ни в чём не бывало пошла по мосту, откуда я только что примчалась, шла, покачивая бедрами, всем видом своим демонстрируя превосходство над окружающими.
   Я опять уселась у ротонды, пытаясь успокоиться и понять смысл сказанного цыганкой. Да не может она ничего знать про моё будущее, чушь какую-то сказала, какое зло, что я потеряю, чему я должна научиться. Нет, бредятина! Она говорит это всем, наобум, и так туманно, что эти слова можно отнести к событиям жизни любого человека. Да, может, правильно Анька сделала, что убежала. Теперь мучайся над этой бессмыслицей. Или какой-то смысл есть в словах цыганки? Я была наслышана про цыганский гипноз, про их хитрость, но мне казалось, что в моем случае что-то другое. Всё же задела она меня своими словами, задела!
   Я медленно поплелась домой, обдумывая, как я буду отдавать долг. Потом решила сказать родителям всё, как есть, как я всегда и поступала. Я знала, что меня поддержат в любой ситуации. Родители были очень добрыми, всем старались помогать, и я знала, что слов осуждения я не услышу. Я очень любила их, любила бабушку, мамину маму, гордилась их профессией.
   Мои родители ветеринары, этим и объясняется количество кошек и собак в нашем доме. Иногда их бывало и больше. Хорошо, что дом наш, построенный ещё прадедом, большой, двухэтажный, окружённый заросшим садом, мог вместить большое количество животных. Не только кошки и собаки, но и кролики, крысы, хорьки, змеи побывали в ветеринарном центре моих родителей. Некоторых, тех, кому нужен постоянный уход, забирали к нам. Родители любят животных, к ним приходят люди и днем и ночью, и они никогда никому не отказывают в помощи. Я с детства помогала родителям, как говорится, всегда была на подхвате: то подержать животное во время процедуры, то поменять повязку, а позже отец стал доверять мне делать уколы и ставить капельницы. Мои дорогие папа и мама были уверены, что я продолжу их дело, стану ветеринаром. В нашем маленьком городке они были известными людьми, всеми уважаемыми и ценимыми, и отблеск этого чувства падал немного и на меня.

Глава 2.

   Прошел месяц после встречи с цыганкой, и я и думать забыла про её слова, долг давно отдала, родители деньги дали и восприняли мой рассказ как должное. И жизнь моя потекла дальше по наезженной колее: учеба, помощь родителям в клинике, дружба, спорт, чтение. К чтению меня пристрастили бабушка и отец, мама в меньшей степени. У неё времени не хватало читать мне, когда я была маленькой, но сама она читать тоже любила, читала за едой, перед сном, вопреки всем советам медиков.
   У нас была большая библиотека. Множество поколений нашего рода (кстати, в прошлом дворянского, хотя я считаю, что это не повод для гордости) собирали книги. И бабушка, и родители, и я продолжили этот процесс, в результате повернуться в нашем огромном доме было негде. Ну и что? Меня это волновало мало. Я зачитывалась книгами советских времен, которые мне подсовывала бабушка, с упоением прочитала "Открытую книгу" Каверина, и с ещё большим упоением прочитала трилогию Германа "Дело, которому ты служишь". После этого я заявила, что хочу стать хирургом. Отец только посмеялся: "Хорошим хирургом может быть только мужчина, потому что для этого нужны крепкие нервы, сильные руки, выносливость, физическая и моральная, а самое главное - умение быстро принять решение и реализовать его, несмотря на всё то, что тебе советуют другие врачи. Нужна интуиция, нужно чувствовать больного, его боль так же, как свою, и при этом уметь отстраниться от эмоций: от жалости, сострадания, потому что это только мешает. Ты не сможешь". Отец решил, что его отповедь отпугнёт меня, но я была его дочерью: я стала воспитывать в себе всё то, о чём он сказал. Я тогда училась в восьмом классе. Первое, что я сделала: я записалась в секцию карате. Я решила, что надо уметь наносить удары и принимать их. В том возрасте я особенно не задумывалась над своей внешностью, и мысли, что мне могут сломать нос, повредить глаз или пальцы, не посещали меня. Я думала, что научусь отражать удары без ущерба для внешности. Жаль, моя подружка меня не поддержала: Анька ходила на танцы, и из солидарности с ней я тоже стала ходить. К тому же я знала, что родители, узнав о танцах, смогут примириться и с карате.
   Я старалась больше помогать в клинике: частенько я наблюдала, как отец безжалостно, одним легким движением, кастрирует кота или пса, следила за точностью и выверенностью всех его движений. У него ни разу не дрогнула рука, ни одной паузы, ни одного момента нерешительности. Так же сурово и бесстрастно он удалял опухоли животным. Сначала он думал, что я не смогу присутствовать при таких операциях, но он ошибся. Я старалась доказать и ему, и себе, что скоро смогу не только смотреть, как это делается, но и делать это самой. Я ухаживала за животными после операций, ни кровь, ни гной, ни экскременты не вызывали у меня брезгливости. Я накладывала повязки, мазала раны мазью, стараясь довести свои движения до того совершенства, с которым это делал отец.
   Однажды принесли кота с жутким абсцессом: его надо было вскрыть, иначе серый пушистый красавец кот мог погибнуть. Отец молниеносным движением сделал разрез, выдавил гной, смазал внутри раны мазью и сказал мне: "Завтра будешь делать сама укол и смазывать рану". Я обомлела. Кажется, я даже побледнела. Даже не знала, что сказать.
   Когда мы вынесли кота хозяевам и отец объяснил, что дальше надо делать, я пришла в себя. Наверное, я наконец-то поняла, какое бремя собираюсь на себя взвалить. Я попросила: "Ну можно я завтра ещё посмотрю, а потом уже буду делать?" Отец, усмехнувшись, согласился. Он не верил, что я когда-нибудь смогу это делать, по крайней мере, пока не вырасту.
   На другой день после школы я прискакала в лечебницу, чтобы ещё раз понаблюдать за работой отца.
   Медсестра мне сказала:
   - А Юрия Валентиновича нет. Он на срочном вызове, лошадь в Сосновке столкнулась с машиной, может, придётся усыплять.
   Вот уж чего папа не любил, так этого. Он говорил мне: "Медицина - наука темная. Думаешь - всё, конец, не выживет, надо прекратить муки, а вдруг происходит чудо - и животное выздоравливает. Только в крайнем случае, когда нельзя снять боль, надо прекращать мучения, тогда я усыпляю животное. Когда уверен на 100 процентов. Но такой уверенности у меня ещё никогда не было". Папа любит парадоксы, но кто обработает сегодня кота?
   Лена сказала:
   - Сегодня дежурный врач Москвина. Отец её предупредил, что ты придёшь смотреть, но спроси сначала у хозяев, разрешат ли они.
   Когда отец был на приёме, ему можно было ни о чём хозяев не спрашивать - настолько был значителен его авторитет. Я - не он, мне придется общаться с хозяевами.
   Хозяин кота, пожилой мужчина с грустным взглядом, вопросительно посмотрел на меня, когда я подошла к нему. С Катей Москвиной я уже поговорила. Отец приготовил шприц с лекарством, два вида мази. Сначала антибиотик, потом обработать рану. Делать надо быстро, кот уже не под наркозом, без обезболивания, смазывание - это ужасные страдания, но без этого нельзя.
   Мы вместе с хозяином вошли в кабинет. Кот, увидев стол, начал истошно орать, как бы понимая, что его будут мучить. Катя объяснила хозяину кота, как его держать, я помогала. Укол она сделала нормально, не так быстро, как папа, но кота мы сумели сдержать. Но когда она смазала палец мазью и полезла коту в рану, он заорал практически как человек, стал вырываться, и она не смогла ничего сделать. Хозяин кота сам чуть не плакал, казалось, у него сейчас начнётся истерика. Я сказала: "Подождите, давайте успокоим котика". Я стала гладить его, говорить какие-то глупые слова тоненьким голосом, сделала так, чтобы кот лежал на боку. Хозяин придерживал его лапки, а голова кота была в пластмассовом колпаке. Пока я говорила с котом, Катька, молодая ещё и не очень опытная, с расстроенным видом снимала перчатки. Я, не сменяя ласкового тона, сказала ей:
   - Надень мне на правую руку перчатку из нового комплекта.
   Она с надеждой, что я избавлю её от неприятной процедуры, с готовностью сделала это.
   - Намажь указательный палец болтушкой, а средний левомеколем.
   Она сделала. Я выдохнула, и, не отпуская левой рукой кота, быстро круговым движением провела по ране сначала одним, а потом другим пальцем. Кот зарычал от боли, но я ухитрилась сделать это так быстро, что он успокоился.
   Хозяин осторожно вынес кота. Я вышла следом. Кажется, я собиралась упасть в обморок. Я подумала об отце и взяла себя в руки. Хозяину кота сказала:
   - Если хотите, я сама буду делать эту процедуру. Осталось ещё девять раз.
   Мужчина, чуть не со слезами, сказал:
   - Спасибо, да уж конечно, только к вам буду ходить. Спасибо за Барсика.
   - Подождите благодарить. Сначала он должен выздороветь. Не выпускайте его на улицу. Если повязка разболтается, аккуратно, но не туго поправьте её. Если что-то будет не так, звоните. Телефон круглосуточный.
   Хозяин, продолжая благодарить, прижав к себе страдальца-кота, ушёл. Я подошла к кулеру, налила полный стаканчик воды и махом выпила. Я ведь ещё только училась в десятом классе.
   Кроме гордости за то, что я всё сделала правильно, я почувствовала, что помогать животным не менее достойно, чем помогать людям. Люди - они что? Пытаются заработать деньги, раздражаются из-за ерунды, завидуют друг другу, любят - ради себя самих. А животные просто любят, не испытывают беспричинной вражды и молчат. А страдать молча гораздо тяжелее. Животные не могут пожаловаться, что у них болит, описать свою боль, они могут только молча смотреть на людей и ждать помощи от них. Как же их можно не любить! Не забыть дать на ночь Муське канефрон - у неё к старости начались проблемы с почками.
   Когда я пришла домой, бабушка было сунулась с обедом, но, увидев мою задумчивую физиономию, быстро отстала. Я уселась на веранде на диване, и через минуту на мне уже сидела тёплая компания во главе с Рексиком - дворнягой, у которой не было одной лапы. Его сбила машина, и хозяева не захотели лечить его, требовали усыпить. Папа не стал этого делать, вылечил Рекса, и он остался у нас. Все наши питомцы попали к нам в дом извилистыми путями жизни, которая их не жалела. Наш дом вознаградил их за муки, они нашли у нас любовь, заботу, лечение и уход. И сейчас вся эта пушистая братия облепила меня. Хорошо, что я успела переодеться. Шерсть от кошек и собак была везде в нашем доме, несмотря на самоотверженную борьбу с ней нашей бабушки. Но силы были не равны. Одна старая женщина и пять разномастных любящих существ, не понимающих, почему нельзя тереться о черные брюки и сидеть на диване. Я сунула свой нос в тёплую пахучую шерсть кота Васьки. Он был полусиамский пушистый кот, то ли выброшенный, то ли потерявшийся. Очень умный, я думаю, умнее многих людей.
   - Ну что, Василий, тяжело будет?
   Кот в ответ тихо мяукнул. Он всегда отвечал, когда к нему обращались. Мне казалось, что с возрастом животные наши очеловечивались и ещё чуть-чуть - и они заговорят. Муська тоже ревниво подвинулась ко мне. Я погладила её, и она закрыла свои медовые глазки.
   Рексик тоже тявкнул, как будто что-то понял.
   - Милые мои, ну как же я от вас уеду?
   Эта мысль уже давно мучила меня - ведь надо учиться, учиться долго, и не в нашем городке, где, кроме педколледжа, ничего не было. Надо поступать в мед, надо ещё сдать ЕГЭ. Но я была уверена, что поступлю, что всё сдам, потому что я училась очень хорошо, и не за папины заслуги ставили мне хорошие оценки, а за моё старание.
   Но судьба распорядилась иначе. Уехать в Москву мне пришлось гораздо раньше, и одиннадцатый класс я уже заканчивала там.

Глава 3.

   В нашей гимназии, лучшей в городе, учился сын одного местного мафиози. Конечно, не столько учился, сколько прогуливал, но родители всё-таки заставляли его ходить. Само собой, у него были репетиторы, после окончания школы его собирались отправить на учёбу в Англию. Это стало хорошим тоном у богачей. Они думают, что их отпрыски наберутся там не только знаний, но и хороших манер, станут джентльменами. По-моему, совершенно глупое суждение. От наследственности не уйдёшь. Но тем не менее... Почему я так много знаю про Пашку - просто он учился в параллельном классе, мы все друг друга знали. Классе в девятом мы даже выступали вместе на каком-то литературном вечере, а потом толпой расходились по домам. Он включил музыку в своем мобильнике, чтобы похвастаться, что он у него есть, а я спросила, есть ли у него "Квин". А он, дурак, сказал:
   - Да я такую плесень не слушаю.
   Я так разозлилась на него, сдуру начала доказывать, что это была гениальная группа, одноклассники меня подзуживали, зная мой пунктик, а Пашка после этого вечера прозвал меня "поклонницей Фредди Меркьюри". Кстати, английский он знал лучше меня, с репетитором занимался с 5 класса.
   А я действительно любила "Квин", некоторые песни слушала почти ежедневно. Почему из всего множества музыкальных групп и певцов я выбрала их, я сама не понимала.
   Однажды, когда мы с родителями откуда-то ехали на машине, я включила на телефоне "Квин", а отец спросил меня:
   - Странно, ты любишь кумиров нашей с матерью молодости.
   Я фыркнула:
   - Тоже мне, старики нашлись! Ты так сказал, как будто тебе сто лет.
   Мама тоже подключилась:
   - Юра, но ведь они же прекрасны! Это искусство, а не подделка!
   - Ну неужели нет хороших современных певцов?
   - Ну не Нюшу же мне слушать?
   - А кто такая Нюша?
   - С тобой всё ясно, слушайте Фредди и наслаждайтесь. Такого голоса больше ни у кого нет и не будет, - проворчала я.
   - Фанатка! - засмеялась мама.
   - Не фанатка, а поклонница, - поправила я её.
   Родители замолчали, думая, наверно, о том, что я уже совсем взрослая. По крайней мере, так мне казалось тогда.
   И вот получилось так, что после окончания 10 класса поехали мы с мамой на Корфу, в Грецию. Мама всё мечтала отдохнуть в красивом месте, побывать в интересных местах, "окунуться в античность", как она говорила. Я, правда, намекала, что античности больше на Крите или Родосе, но мама сказала, что Корфу самый зеленый остров, там дышится хорошо, там императрица Сисси излечилась от чахотки. Ну.. если императрица.. Мои возражения иссякли, тем более что мне было всё равно, куда ехать. Отец, конечно, остался, он работал без отпуска уже много лет. Он казался сильным и выносливым и не хотел бросать работу. А я была так рада побывать хоть где-нибудь, что мне было всё равно: Корфу, Крым, Кавказ - всё одинаково интересно.
   Две недели на Корфу сделали меня загорелой, растолстевшей и ленивой. Хотя мы посетили все возможные экскурсии, жара, от которой можно было спасаться только в море, заставляла спать после обеда или валяться в тени на балконе. Мама все говорила: "Как ты выросла, Верочка, какая ты стала красавица!" Мне было смешно, потому что она всегда так говорила. Но когда мы вернулись в наш захолустный, но от этого ещё более любимый городок, все родные в один голос сказали, что я расцвела, совсем невеста стала. Соседки стали расспрашивать меня, есть ли у меня парень, а я отшучивалась, говорила, что рано ещё.
   Было начало июля, моя подружка Анька гостила у родственников, и я опять стала помогать родителям в клинике. Однажды вечером принесли ротвейлера, умирающего от какой-то отравы. Привезли его на крутом внедорожнике, парочка качков вынесла его из машины, а морду собаке придерживал хозяин: весь лощёный, в дорогих шмотках, но видно, что расстроенный. Я уже собиралась домой, но, увидев это, вернулась помочь. Пса положили на стол, а трое мужчин бестолково толкались возле него. Отец, как всегда, строгий и суровый, велел всем выйти. Остался только хозяин. Отец спросил:
   - Что случилось?
   - Не знаю, видно, отравили, су.. - он покосился на меня и не закончил.
   Отец велел позвать медсестру, санитара, сделали анализ, промывание, я помогала, так жалко было пса, он хрипел, задыхался, его рвало, отец сделал всё, что мог, потом поставил капельницу. Он возился долго, видно было, что замучился. Я сама была тоже без сил, потому что мне по ходу дела пришлось мыть полы, убирать, протирать и дезинфицировать стол и инструменты.
   Повернувшись к хозяину, бледному, как смерть, отец сказал:
   - Всё, больше ничего не могу. Ждите, но прогноз неутешительный. Все внутренние органы отказали. Оставьте его на ночь здесь. Может, выживет. Моя дочь и я тоже останемся, будем следить.
   Хозяин тоже остался. Он сидел рядом с собакой, гладя её по голове, я была рядом. Отец пошёл немного поспать, велел разбудить, если что.
   Я шепотом спросила:
   - А как это произошло, как его отравили?
   - Да не знаю я, но если узнаю, убью гада.
   - Вы думаете, кто-то нарочно...
   - Ну конечно, меня достать не могут, так бьют по самому дорогому.
   Мне так странно стало: неужели нет семьи, детей, хотя для меня наши животные тоже были как дети.
   Я замолчала, не хотела нарушать тишину, в которой только было слышно тяжёлое дыхание Джоя. Хозяин, не переставая, гладил его по голове.
   Потом, обратившись ко мне, сказал:
   - Как думаешь, выживет?
   - Не знаю. Попробуйте поговорить с ним, как с человеком, скажите, как он вам нужен. Он услышит, даже если не отреагирует, он услышит, обязательно услышит!
   - Джой, голубчик, ты нужен мне, как же я без тебя ... - слова выползали из него с трудом, как бревна.
   - Не могу говорить, - он отвернулся от собаки в сторону.
   Я с трудом встала, от долгого сидения всё затекло, налила ему корвалола. Он выпил, поморщившись:
   - А коньяка нет?
   - Не знаю. Может, я вам мешаю, вы хотите наедине с ним побыть?
   - Да, наверно.
   - Я тогда пойду к папе в кабинет, если что, я дверь оставлю открытой.
   Сначала я вышла на крыльцо. Так приятно было вдохнуть теплый летний воздух, очиститься от запаха больницы и страданий, послушать пение дроздов, которые обосновались в садике по соседству. Я потянулась, почувствовав, как устала. Было тихо, темно, но стояла машина, в которой сидели охранники. Один подошёл ко мне. Было видно, что он переживает за собаку.
   - Ну как там пес?
   - Пока неизвестно. Ждем. Дышит ещё.
   - А ты дочка ветеринара? Вера? Я о тебе много слышал.
   - Н-да? И что ты слышал?
   - Ну, много хорошего. А я Сергей, охранник.
   - У вас такой важный хозяин?
   - А ты что, не знаешь, кто это?
   - Нет, а кто?
   - Исмаилов.
   - Знакомая фамилия, кажется, его сын учится в нашей гимназии.
   - Да, сынок у него ещё тот.. - он тоже не договорил, но ясно было, что ничего хорошего о сыне своего хозяина он сказать не мог.
   - Тебе не холодно? - спросил Сергей. - Ты такая летняя.
   Я была в сарафане, который купила перед поездкой в Грецию и часто его надевала. Очень удобный.
   - Да, я с утра не успела переодеться. Ладно, - сказала я, - пойду посмотрю, как там дела.
   - Ну давай, пока, - сказал Сергей. - Ты ещё выйдешь?
   - Наверно. Ну, пока.
   Я вошла в кабинет, где спал отец. Он тихо посапывал во сне. Я немного прикрыла дверь и тихо вошла к Исмаилову. Он положил голову рядом со своим псом и тоже спал.
   Собака была ещё жива. Дыхание было хриплое, но не такое тяжёлое, как раньше, или мне так показалось. Я подошла с другой стороны стола. Пёс так и лежал на операционном столе, я постелила только ему простыню. Может быть, ему было холодно. Я погладила пёсика по большой лобастой голове, почесала за ушками, провела рукой по спине. Джой зашевелился, открыл глаза и еле-еле повилял хвостом. Я потрясла хозяина за плечо:
   - Проснитесь, он очнулся!
   Исмаилов ещё не успел ничего понять, как пес облизал его лицо. Хозяин чуть не плакал от радости, стал что-то бормотать, обнимая собаку.
   Я сказала ему:
   - Аккуратнее, не берите его, я сейчас разбужу отца.
   Я пошла к папе, но он уже сам шёл навстречу, видимо, разбуженный нашими громкими голосами.
   Молча, ничего не говоря, он стал осматривать собаку, посмотрел глаза, пропальпировал живот.
   Потом сказал:
   - Вера, дай воды.
   Я принесла специальную поилку. Отец дал воду Джою, тот жадно пил. Отец сказал:
   - Если не будет рвоты, может, всё будет неплохо.
   Мы все сидели, как на иголках, я молилась, чтобы собаку не вырвало. А ещё мне было жалко отца. При ярком, беспощадном свете операционной я вдруг увидела, какое у него серое лицо, мешки под глазами, как он плохо выглядит. Папа сам нуждался в медицинской помощи, а никто этого не замечал!
   Джоя не вырвало. Отец облегчённо выдохнул и сказал:
   - Можете забирать животное. Я даю вам памятку о кормлении. Надо придерживаться строгой диеты. Надо бы ещё капельницы поделать... Придется вам привозить его. Мне посылать некого, все в отпуске.
   Исмаилов спросил:
   - А ваша дочь может ставить капельницы?
   Отец ответил:
   - У неё нет образования, она не имеет права! Я не хочу лишиться лицензии из-за вас!
   - Доктор, я вам очень обязан. Как скажете. Будем привозить. Теперь я ваш должник. Если у вас будут какие-то проблемы, в том числе и с лицензией, и вообще, только слово мне скажите, - я для вас всё сделаю.
   Отец внимательно посмотрел на него:
   - Смотрите лучше за псом. Потом, когда будете водить на прогулку, надевайте колпак, чтобы он не смог ничего проглотить. А свои проблемы я решаю сам.
   - Хорошо, хорошо, спасибо, - Исмаилов полез в карман за бумажником и вытащил из него пачку денег.
   Я в этот момент сказала:
   - Может, мне позвать ребят, чтобы собаку унесли?
   - Да, да, сходи, Верочка, - это были слова Исмаилова.
   Я вышла, закрыв дверь, и только слышала гневный голос отца, отчитывающего хозяина собаки. Я знала, что отец никогда не брал денег больше положенного. Хотя... с этого можно было бы и взять. Это не одинокая старушка - пенсионерка, у которой единственная радость в жизни - её котик или собачка и которая готова отдать все деньги, чтобы её любимца вылечили. Правда, с таких отец и вообще не брал денег, только за лекарства. Не знаю, что там дальше было.
   На улице уже светало. Я подошла к машине. Охранники сладко спали. Я позавидовала. Я сама дико захотела спать. Практически всю ночь на ногах!
   Я постучала в стекло. Сергей увидел меня, открыл дверцу и вышел.
   Я сказала:
   - Всё хорошо. Можно забирать Джоя. Надеюсь, он выздоровеет.
   Сергей растолкал напарника, и они пошли за мной в клинику. Я предположила, что денежные разборки закончились.
   Так и оказалось. Отец что-то писал за столом, Исмаилов поглаживал пса, всё было тихо-мирно.
   Папа сказал мне:
   - Вера, ты сможешь сегодня прийти к клиенту, сделать капельницу? Конечно, когда отдохнёшь.
   - Могу, но ты же...
   - Вот и хорошо, дочь. Для тебя практика.
   Я замолчала. Как Исмаилов убедил отца? Конечно, собаку лучше не таскать с места на место, но ведь я действительно не имею права лечить. Но если хозяин согласен, тогда другое дело. И если даже отец согласился.
   Исмаилов пожал отцу руку, расстались они вполне мирно, ребята взяли Джоя, и наконец-то все вышли. Отец сел за стол. Он молчал и был какой-то странный.
   - Пап, ты плохо выглядишь. Пошли скорей домой, тебе надо лечь.
   - Иди одна. Я должен дождаться Москвину.
   - Зачем её ждать, у неё свой ключ, откроет. Пошли, пап. Я без тебя не пойду.
   - Ну ладно. Что-то я устал. Твоя правда.
   Мы вышли на крыльцо. Было уже совсем светло, солнце уже встало, птицы заливались разными голосами, ни машин, ни грохота - благодать, как сказала бы бабушка. Свежий воздух способен творить чудеса. Я ожила, как будто и не было бессонной ночи, мне хотелось двигаться, сбегать на речку, окунуться в воду... Отец как будто прочитал мои мысли:
   - Сначала домой, спать!
   И мы пошли домой.
   Первое, что мы увидели дома, вернее не "что", а кого, и не дома, а в саду - была мама. Сколько же она так просидела! Увидев нас, она вскочила, плед, которым она была накрыта, упал, но мама даже не заметила этого. Она обняла отца, негромко спросила:
   - Ну как, Юра? Жива собака?
   - Жива, жива, - отец, увидев мать, тоже ожил, он не хотел показывать ей свою усталость.
   - Как Исмаилов, не наезжал на тебя?
   - Да откуда ты всё знаешь?
   - Слава Богу, родная дочь позвонила, успокоила, тебе ведь вечно некогда, - с упреком в голосе сказала мама.
   - Я просто не хотел тебя тревожить, Лидочка, чтобы ты спокойно отдыхала.
   - Да уж, тут отдохнёшь!
   Пока шла эта перепалка, мама успела подогреть еду, положить в тарелку отцу. Тут же вертелись собаки. Я отказалась от еды, хотя мама настаивала и переживала из-за того, что мне пришлось так напрягаться. Я успокоила её и пошла наверх. На моей кровати спала вся кошачья братия. У наших животных было разделение - собаки тяготели к отцу, коты - ко мне. Впрочем, к отцу все тяготели. Как бы сурово он ни говорил, его доброту чувствовали все: и люди, и животные. Я вздохнула: смогу ли я так отдаваться работе, как папа? Отдавать все силы, время, несмотря на усталость и плохое самочувствие? Потом подумала, что раз он может, то и я смогу, я ведь его дочь. С этой мыслью я и провалилась в сон.

Глава 4.

   Меня разбудил отец:
   - Вера, вставай. Пора идти к Исмаиловым.
   Я потянулась и вскочила с кровати:
   -А ты?
   - А я в клинику.
   - Ты с ума сошёл, не ходи сегодня, там есть кому за тебя поработать!
   - Вот когда ты вырастешь, я спокойно уйду на покой. А пока надо идти.
   Я была так удивлена его ответом, что не сразу сказала:
   - А ты ведь говорил, что из меня не выйдет хирурга...
   - Мало ли что я говорил. Дочь, ты вчера была молодцом. И не только вчера, мне рассказали. Я надеюсь, что ты продолжишь моё дело. Люди людьми, а кто о животных позаботится?
   Я так растерялась от его слов, что на глаза навернулись слёзы. Похвала отца очень много значила для меня.
   Отец вышел, я пошла в душ, постоянно размышляя на его словами, так же машинально собралась, взяла всё необходимое для капельницы. Да, отец ещё просил позвонить Исмаилову перед тем, как я пойду. Мало ли что. Отец всегда просчитывал все варианты. А вдруг собака умерла? Но я верила, что всё хорошо.
   Когда я позвонила, трубку взял охранник, Сергей. Он обрадовался моему звонку, сказал, что собака жива, что он очень будет ждать меня. Я положила трубку со странным чувством. Уж не влюбился ли он в меня? Уж больно счастливый голос по телефону был. Вот ещё не хватало! Мне он нравился, но, видимо, я слишком рациональный человек, чтобы верить в любовь с первого взгляда. Вот в неприязнь с первого взгляда я верю. Я насмотрелась на людей, которые приносили своих животных в клинику. Не всегда они мне нравились. Иногда их питомцы нуждались в помощи по их вине, потому что они вымещали свою злобу на них. Отец всегда разговаривал с ними за закрытой дверью, и они выходили после этого слегка обалдевшими. Мне всегда хотелось спросить, что же он им говорил. Я не решалась. А вот сегодня пойду и спрошу. После бессонной ночи в клинике и утреннего (хотя уже два часа!) разговора с папой я стала как-то уверенней. Я поняла, как отец гордится мною. Это многое значило для меня.
   Я пошла к Исмаиловым пешком. Да, можно было на автобусе, но долго ждать я не люблю, а идти не так уж далеко, они жили в пригороде, где разбогатевшие нувориши понастроили себе коттеджей. День был чудесный, жаркий, я по-прежнему мечтала искупаться в нашей речушке. Но оделась я на вызов строго: джинсы, белая рубашка с длинными рукавами. С собой белый халат, маска, перчатки - все, как полагается. Дорога, конечно, вся в колдобинах, уж на дорогу денег пожалели, вот жлобы! Но моё прекрасное настроение ничего не могло испортить. Я немного побаивалась идти в незнакомый богатый дом, я ходила только к простым людям, которые с благодарностью встречали меня. Кроме того, я никогда не ходила одна - всегда либо с отцом, либо с мамой. Ну надо же когда-то начинать быть самостоятельной!
   И вот нужный адрес: высокий серый забор из камня (ну как же без забора, это святое!), калитка и ворота, всюду видеокамеры. Я нажала на кнопку домофона:
   - Добрый день, это Вера, делать капельницу.
   Калитка открылась, я вошла в сад. Сразу от калитки шла дорожка, такая же серая, как и забор, по её краям росли цветы, очень красивые, мне понравилось, как всё сделано. Где-то за домом было слышно журчание, наверно, какой-то искусственный каскад. Интересно бы посмотреть!
   Мне навстречу вышел Сергей. Он взял у меня из рук сумку и повел к боковой двери. "Для прислуги", - подумала я. Трехэтажный дом вблизи поражал своими размерами, но не красотой. А может, я просто привыкла к деревянным домикам с мезонинами, кружевным наличникам, высоким ступеням, ведущим в сени. Скорее всего.
   Меня провели в комнату, наверно, бывший чулан. На кровати лежал Джой. Он лежал на боку, и мне не понравилось его дыхание. Пока я мыла руки, надевала халат и перчатки, вошла мать Пашки, жена Исмаилова. Вот уж она мне не понравилась с первого взгляда! Я не рассматривала её, но не заметить блеск её украшений было невозможно. Наверное, мои чувства отразились на лице. Что ей не понравилось во мне, не знаю. Может, что я красивая девушка? Я так не считала, для меня был важен интеллект, но все так говорили. Она, не ответив на моё приветствие, сказала:
   - Что, совсем плохи дела в клинике, если присылают такую соплячку?
   Хорошо, что к этому времени я уже надела маску. Я только повернулась и посмотрела ей прямо в глаза. Не такой я человек, чтобы меня можно было безнаказанно оскорблять!
   Я ответила:
   -Если мой отец, лучший в городе врач-ветеринар, кандидат наук, считает, что я могу справиться с постановкой капельницы, то вы вместо оскорблений в мой адрес сказали бы ему спасибо за то, что вытащил Джоя с того света!
   Я смотрела ей прямо в глаза, но ничего не видела. От обиды у меня всё заволокло чёрной пеленой. Я стала глубоко дышать, как учил отец. Помогло, и я увидела, как она покраснела от злости, не от стыда, конечно.
   А потом я спокойно сказала:
   - Позовите хозяина! - и в своём собственном голосе, к удивлению, услышала повелительную интонацию отца.
   Мадам вышла из комнаты, хлопнув дверью. Вошёл Сергей. Было ясно, что он всё слышал. Он улыбался.
   - Молодец, поставила на место барыньку. А хозяина нет, в доме ещё Пашка, но он собак не любит, и вообще никого, кроме мамочки своей, которая его избаловала, не признаёт. Так что помогать буду я.
   Ну что ж, к лучшему.
   Я более внимательно осмотрела Джоя. Явно, что утром он был в лучшем состоянии. Надо бы отцу его посмотреть.
   - Ему давали воду?
   -Да, он нормально пил.
   - Кто давал?
   - Один раз я, потом Светлана Борисовна.
   - Не нравится мне всё это, - опять голосом отца сказала я. - Ухаживай за ним только ты, не подпускай других, кроме хозяина, разумеется.
   - А что такое? - В его голосе было беспокойство.
   - Ещё не знаю. Так, вот это подвесь на штатив, на самый высокий крючок.
   Я вставила катетер, включила поворотник, и лекарство стало медленно поступать в организм бедного пса. Процедура продолжалась около часа, за это время мы с Сергеем поговорили о том о сём, но больше о собаке. Что-то она меня беспокоила. В конце я вынула шприц, положила на ранку спиртовой компрессик. Мне захотелось погладить Джоя. Я стала медленно проводить рукой между ушами и почувствовала, как собака напряглась. У неё здесь болит! Но откуда могла быть травма на голове? Если только...
   Я решила, что обязательно должна сообщить об этом отцу. Мне не хотелось звонить ему из этого гадюшника. Я собрала свои вещи, опять наказала Сергею присматривать за собакой. Он порывался проводить меня, но вошла мадам и, не сказав ни слова, распахнула передо мной дверь. Я выразительно посмотрела на Сергея, чтобы тот остался.
   Я облегченно вздохнула только тогда, когда отошла на порядочное расстояние от дома. Теперь можно позвонить. Я никому не говорила, что у меня есть мобильный телефон и, уж конечно, не показывала его. В нашем городке он был редкостью, конечно, у таких, как Исмаиловы, он имелся, но таких было мало. Отец запретил мне даже говорить о нём кому-то. Он велел мне пользоваться им только в экстренных случаях. Вот теперь и был такой.
   Я позвонила отцу и рассказала, что самочувствие Джоя хуже. Про травму на голову тоже сказала. Он ответил, что должен сделать всё для спасения собаки, поэтому выедет мне навстречу на машине. Я успокоилась. Отец всё сделает, как надо.
   Я шла и наслаждалась летним зноем, пением птиц, беспричинной радостью молодости. Вдруг я услышала, что сзади едет машина. Я свернула на обочину, чтобы дать ей проехать и чтобы она не обдала меня облаком пыли. Но машина неожиданно остановилась рядом со мной. За рулем был Пашка. Нехорошее предчувствие кольнуло меня. Очень нехорошее. Я ещё в школе замечала иногда его расширенные зрачки. Сейчас его глаза были совершенно черные.
   - Садись, подвезу медицинского работника!
   - Спасибо, я пешком.
   - Садись, говорю, я два раза не предлагаю. У меня даже записи "Квин" есть. Хочешь, включу?
   И он врубил на полную мощность We Will Rock You.
   -Нет, я дома музыку слушаю.
   Пашка стал вылезать из машины.
   Я стояла, как последняя дура. Я не могла поверить, что он попытается сделать со мной что-нибудь. А он схватил меня за руку и стал толкать к машине, думая, что его сто килограммов помогут меня одолеть. Я вышла из ступора, применила свой коронный приёмчик, в результате которого он остался лежал у машины, а сама бросилась в лес. Я плохо понимала, что делаю, надо было бежать по дороге, но я не сообразила. Как меня учил тренер, лучшее, что можно сделать, если это не поединок на соревнованиях, - это убежать. Ревела музыка, я пробиралась сквозь лес, слышала, как за мной трещат ветки, видно, не сильно я ему врезала, раз он так быстро очухался. Я на бегу схватила палку, не Бог весть что, но можно будет отбиться. Он догонял меня. Надо свернуть к дороге, может, отец подъедет, или хоть кто-нибудь. С наркоманами договориться нельзя. Я понимала, что если он схватит меня, то изнасилует и убьёт. И никто никогда не узнает, что произошло. Я разозлилась, и злость придала мне силы. Не буду убегать от него, придётся защищаться до конца. Но живой не дамся. Пашка догнал меня. Тяжело дыша, весь мокрый от пота, пот стекал даже по подбородку, он хотел приблизиться ко мне, я не хотела его подпускать так близко и ударила палкой. Но, видно, голова дубовая, удар прошёл по касательной, и он повалил меня, стал рвать одежду. Я сопротивлялась, как могла. Он замахнулся на меня рукой с кастетом, но я не дала ему себя ударить. Я ударила его коленом в пах - уж чего-чего, а изнасилования не будет! Он ослаб, я пыталась выползти из-под него, это было тяжело. Мои длинные волосы зацепились за пряжку на его джинсах, я их рванула, рывком, вскочила и с остервенением, которого в себе даже не ожидала, начала лупить ногой по его жирной вонючей спине, по почкам, по голове. Хорошо, что я была не в босоножках, а кроссовках. Я остановилась только тогда, когда услышала, что музыка на дороге смолкла. Я стояла, тяжело дыша, вся разодранная, в ссадинах и крови, которая текла у меня из носа, а Пашка валялся в траве, не подавая признаков жизни. Неужели без сознания? Я не могла заставить себя пощупать его пульс. Вряд ли я его убила. Хотя хорошо было бы. Я побрела к дороге, пробираясь сквозь валежник. Как же я ухитрилась добежать сюда? По дороге у меня начали стучать зубы, и началась истерика. Когда я вышла на дорогу, увидела отцовскую машину и его, стоящего на дороге, я уже не могла сдержать себя. Я бросилась к отцу с воем, с таким же, с каким животные просят помощи и защиты, когда им больно. В этот момент я была таким животным - и мне надо было только обнять отца, уткнуться ему в плечо и завыть.
   Моя истерика была недолгой: отец молча усадил меня в машину и сделал успокоительный укол. Потом залил мне нос перекисью. Впрочем, кровь уже шла меньше. Отец осмотрел меня, руки, ноги, ребра - ничего не сломано.
   Его самого почти трясло, и я, уже придя в себя, успокоившись сама, видела, что он еле сдерживается. Я рассказала ему всё. Теперь мне было страшно, что я так избила Пашку. Наверняка меня убьют за это. В лучшем случае посадят. Что будет с родителями? В этот момент я вспомнила предсказание цыганки, что меня ждет зло. Вот оно, зло! И что, я должна простить? Никогда!
   Отец вышел из машины и позвонил по телефону. Разговор был коротким.
   Он вернулся, сел рядом со мной и сказал:
   - Сейчас приедет Исмаилов. Я ему всё рассказал. Ничего не бойся. Он нормальный мужик. Всё образуется, дочь. А вот что с этой сволочью делать...
   Первый раз я услышала от отца бранное выражение. Он никогда ни о ком не говорил плохо. Я сказала:
   - Пап, давай я позвоню охраннику, Сергею, может, он приедет и посмотрит, что с Пашкой?
   - Нет, сейчас сам Исмаилов подъедет, он недалеко, пусть сам решает.
   И действительно, минут через десять показался черный джип. Резко затормозив, он остановился на дороге. Теперь уже три машины загораживали проезд: Пашкина, отцовская и исмаиловская. Исмаилов с шофёром вышли оба из машины. Я тоже вышла, хотя мне это далось с трудом. Вид у меня был кошмарный, я знала, но не было воды, чтобы смыть кровь, а блузка была вся порвана. Я придерживала рукой её на груди, потому что клок был вырван, а лифчик остался валяться в лесу. Лицо я кое-как вытерла, но запёкшаяся кровь осталась.
   Исмаилов подошёл ко мне:
   -Он успел...- видимо, он хотел спросить, изнасиловал ли он меня, но не смог договорить. Я помотала головой.
   - Нет, я его избила, он в лесу, без сознания.
   - Избила его?
   - Мне кажется, он не соображал, что делает, я не знаю, мне кажется, - я тоже не могла договорить, но всё же заставила себя сказать, - я думаю, он под наркотой.
   - Он там? - Исмаилов кивнул в сторону леса.
   -Наверно. Я хотела убежать от него, он догнал, и...я оставила его там, он лежал на земле.
   - Можешь показать место?
   - Нет!- я так резко прокричала это, и слезы хлынули из глаз ручьем. Успокоительное не очень-то подействовало. У отца была доза для небольшого животного, а для такого животного, как я, этого надолго не хватило. Исмаилов сморщился, у меня опять потекла кровь из носу.
   - Прости! - он почти выбросил это слово. Отец, стоявший рядом, молча запихнул меня опять в машину. Он был очень бледным.
   - Папа, со мной всё хорошо. Я забыла сказать... У Джоя на голове - может, это из-за удара кастетом?
   Исмаилов услышал мои слова, повернулся ко мне и сказал без всякого выражения:
   - Я убью этого урода.
   Его шофёр, видевший всю сцену, подошёл и тихо сказал ему:
   - Александр Ренатович, я его найду и приволоку, не волнуйтесь так.
   - Давай!
   Исмаилов повернулся к отцу:
   - А вы поезжайте домой. Я вам обещаю, что никто ничего не узнает. С этой тварью я сам разберусь. Я позвоню... попозже.
   И мы с отцом уехали.

Глава 5.

   По дороге мы молчали. Меня начало трясти. Я думала: почему я так глупо поступила, зачем побежала? И уж побежала бы по дороге, так было больше шансов кого-то встретить, а я рванула в лес. И ведь я занимаюсь карате! Я высокая, плечистая, когда я подаю в волейболе, мой удар достигает противоположной стены физкультурного зала! И вдруг меня как током ударило:
   - Пап, зачем ты меня послал к ним?
   Вопрос повис в воздухе, отец молчал. Потом, как-то передернулся и ответил:
   - Понимаешь, Исмаилов вроде неплохой мужик, да, знаю, он крышует игорный бизнес и так далее, но он животных любит, и с женой не повезло... Пашка ведь не его сын, он его усыновил, с ним всегда было много проблем, он ревновал мать, плохо учился, а теперь и наркотики... Откуда только берет. Короче, Исмаилов убедил меня, что Пашке ты нравишься, он хочет с тобой общаться, дружить, и твоё посещение их дома, может быть, даст ему шанс поближе познакомиться с тобой.
   Я фыркнула:
   - Да уж, поближе!
   Я не могла упрекать отца. Он такой хороший человек, и всех меряет своей меркой. Может, и Исмаилов не предполагал, что произойдёт? Судя по его реакции, не предполагал.
   Я вздохнула. А здорово я его отделала! Что бы там дальше ни произошло, он поплатился! Почему только мне так погано? Что я сделала не так? И почему я обвиняю себя, ведь он хотел меня изнасиловать! А если бы ему удалось, как бы я смогла после этого жить? Нет, всё я сделала правильно, и мне бояться нечего!
   - Прости меня, дочь. Я не мог предположить... Прости...
   Я посмотрела на отца и увидела, что он плачет. Крупные слёзы катились по его щекам. Вид плачущего отца - это потрясло меня больше, чем нападение Пашки. Я поняла, что он не просто потрясен случившимся - он просто убит. Он будет переживать больше, чем я, винить себя. И я сказала:
   - Пап, ты не виноват. Это случайность. И вообще я могу за себя постоять, не зря я хожу на карате. А теперь буду на бокс ходить. Пап, пожалуйста, мы сильные, вы всё выдержим. Давай подумаем, как меньше маму напугать. Мне надо переодеться, как бы это сделать?
   Отец остановил машину, обнял меня, его плечи вздрагивали. Я испугалась, что у него будет сердечный приступ.
   - Прими что-нибудь от сердца, пап.
   Он отстранился от меня, погладил по волосам и кивнул. Молча. Я вытащила его сумку и достала нитроглицерин, сунула ему в рот. Он криво улыбнулся. По-моему, он не мог говорить.
   - Пап, отвлеки бабушку, а я влезу в окно и переоденусь. Хорошо?
   Он опять кивнул. Потом завел машину, и мы доехали до дома. Я вышла раньше и прошла через заднюю калитку. Услышала, как хлопнула дверь машины, и голос бабушки:
   - Юра, ты уже вернулся? Как собачка? А Лидочка в магазин пошла. Да что с тобой?
   Спокойный голос отца ( я понимала, как даётся ему это спокойствие) ответил:
   - Всё в порядке, устал немного, надо лечь.
   - А где же Верочка?
   - Она решила пойти искупаться, сейчас вернётся.
   Молодец, папа! Ведь никогда врать не умел, а сейчас во даёт! У меня аж настроение улучшилось. Может, всё обойдётся? Спокойная ложь отца внушала такую уверенность, что я спокойно влезла в открытое окно, не боясь быть замеченной, быстро пошла под душ, смыла с себя кровь и грязь и только тогда увидела синяк на скуле. Да, скрыть не особо удастся. Я вышла из душа, пошла в свою комнату, переоделась, схватила купальник, намочила его и повесила в ванной. Вытряхнув всю косметику, которой было не так уж много, я нашла тональный крем и начала замазывать синяк. Да уж, не тут-то было! Стал, конечно, побледнее, но всё равно видно. Ладно, что-нибудь придумаю.
   Я спустилась вниз, папа лежал на диване, бабушка суетилась на кухне. Я весёлым голосом ей крикнула:
   - Бабуля, я пришла! - и подошла к отцу.
   Он был очень бледный.
   - Сделай мне укол, дочь, пока бабушка не видит.
   - Может, ты перейдёшь в спальню?
   - Да, помоги мне встать.
   Отец был плох. Господи, неужели инфаркт? Нужен врач.
   Я помогла ему лечь на кровати в спальне, а сама бросилась к телефону и вызвала "Скорую". Когда диспетчер услышала фамилию, она охнула, переспросила:
   - Юрий Валентинович? Инфаркт? Сейчас машина приедет. Я потороплю.
   Я поблагодарила её и побежала к отцу. Он сказал:
   - Кому ты звонила?
   - Пап, не волнуйся, сейчас приедет "Скорая", и тебе сделают укол, у нас ведь даже нет лекарства, только успокоительные.
   - Ладно, иди встречай мать, но ничего не рассказывай ей.
   - Хорошо.
   Я вышла из дома и подошла к калитке. У меня было своё мнение о том, надо ли что-то говорить маме. Я считала, что надо, иначе она будет чувствовать, что что-то не так, и от этого переживать ещё больше. Я решила ей всё рассказать, но смягчить некоторые моменты.
   Мама и "Скорая" появились одновременно.
   Мама испуганно спросила:
   - Что-то с мамой? - бросила мне сумки и побежала в дом. Я поплелась за ней.
   Врач "Скорой", наш знакомый, неплохой кардиолог, пошёл к отцу. Я успокаивала маму, и она вошла к папе почти нормально. Мы стояли все втроем: мама, я и бабушка, прижавшись друг к другу, казалось, мы дышали одним дыханием, и наши сердца бились одинаково часто. Мы смотрели, как врач осматривает отца, тихонько расспрашивает о характере боли, медсестра снимает кардиограмму. Даже без вопросов врача мне было ясно, что у отца инфаркт. Надо в больницу. Единственное, что меня утешало: я знала, что для моего отца, практически своего коллеги, врачи сделают всё возможное.
   Дальше всё было как во сне. Кардиограмма подтвердила инфаркт, мама бросилась собирать вещи в больницу, врач звонил по телефону, медсестра делала укол, бабушка плакала, а я стояла, оцепенев, и вспоминала, как у отца в машине текли слёзы. Всё из-за меня! Отец на грани жизни и смерти из-за меня! Страшная ненависть к Пашке и его семье ворочалась у меня в сердце. Нужно было убить эту гниду, убить, а я струсила, убежала! Я представила, как я с наслаждением бью лежащего Пашку, как душу его голыми руками! Да, надо было так сделать! А потом позвонить Сергею, и он бы избавился от трупа. Может, отец бы ничего и не узнал, зря я ему позвонила! Если в какой-то момент у меня возник страх из-за того, что я так отделала Пашку, то теперь я просто желала ему смерти. Вот так я стала кровожадной злобной тварью. Правда, скоро это состояние сменилось страшной болью из-за отца, надо было ехать в больницу, некогда было строить планы мести. Бабушка осталась дома, а мы с мамой поехали с отцом.
   Этот кошмарный день всё ещё тянулся, когда к нам в коридоре подошёл другой уже кардиолог, молодой, недавно приехавший в наш город. Видимо, он думал, что из-за его молодости ему не будут доверять, и он сказал:
   - Положение стабильно тяжёлое. Мы посовещались с врачом, который привез (он заглянул в историю болезни) Юрия Валентиновича и решили делать операцию. Иначе...
   Мама охнула, я взяла её за руку и сжала.
   Я спросила:
   - Когда назначена операция?
   - Завтра в девять.
   - К нему можно ?
   - Да, только ненадолго.
   Мы пошли в палату в сопровождении врача.
   Отец пытался улыбнуться, бодрился, мама со слезами целовала его руку, у меня от этой картины сердце кровью обливалось. Я обняла отца, сказала: "Всё будет хорошо, я обещаю!", и вышла из палаты. Врач вышел за мной. Я опять села на банкетку в коридоре, а врач спросил меня:
   - Откуда такой синяк?
   Я отмахнулась:
   - Какая разница! Лучше скажите, кто операцию будет делать.
   - Я и буду.
   - Как вас зовут?
   - Илья. Илья Андреевич. Карелин.
   - Илья Андреевич, каковы шансы на успех?
   - Трудно сказать. А вы что, медик?
   - Нет, но буду медиком. И кое-что понимаю. И инфаркт распознать могу.
   - А сколько вам лет? Вы учитесь в медицинском?
   - Я перешла в одиннадцатый класс.
   - Просто выглядите старше.
   - Доктор, мой отец.. Он ветеринар, его все в нашем городе знают. Он ведь не старый, ему всего сорок пять лет. Он должен жить!
   На этих словах я заплакала и закрыла лицо руками. Сил больше не было. Илья ушёл и вернулся с медсестрой, которая несла в стаканчике корвалол. Он влил в меня лекарство, но я знала, что не успокоюсь. Я чувствовала, что и мне надо отдохнуть. Илья вернулся в палату к отцу, потом вышел и опять позвал медсестру. Я видела, как она внесла чистое белье в палату, там была свободная кровать. Я поняла, что мама остается на ночь в больнице. Илья подошёл ко мне.
   - Сейчас всё хорошо. Идите домой. Придете утром.
   Я с трудом поднялась с банкетки. Медсестра, я её знала, её звали Зоей, взяла меня под руку:
   - Я её провожу!
   Она проводила меня до крыльца, утешая и уговаривая успокоиться, но от усталости я почти не слышала её слов. Как зомби, я дошла до дома, думая, что надо ещё успокаивать бабушку.
   Бабушка держалась на удивление мужественно. Она даже заметила мой синяк и спросила про него. Я отмахнулась, мол, ныряла в речке и ударилась о корягу. Вряд ли она поверила, но расспрашивать перестала. Она всё ещё занималась какими-то делами, а я мечтала только об одном: добраться до кровати. Я ещё не успела лечь, как зазвонил мой мобильник. Я схватила телефон, не посмотрев на номер, подумала, что из больницы. Но я услышала голос, который слышала только один раз, сегодня утром, и забыть который не смогу никогда:
   - Ты очень пожалеешь о том, что сделала! Ты пожалеешь, что на свет родилась! Твой папаша сдохнет, а потом и ты отправишься на тот свет! - я онемела, и в этот момент услышала звуки борьбы, видимо, кто-то вырывал телефон, а потом я услышала голос Исмаилова:
   -Вера, не слушай её, прости, ничего не бойся!
   Раздались гудки. Я сидела на кровати, раздавленная всеми событиями этого дня. Кончится он когда-нибудь? Я повалилась на кровать, уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания. Папа, папочка мой, неужели они что-то сделают в больнице, неужели убьют его? А я валяюсь здесь и реву вместо того, чтобы быть с ним!
   Опять зазвонил телефон. В этот раз я посмотрела: звонил охранник Исмаилова , Сергей.
   Я ответила, но в моём голосе ещё звучали слезы, потому что он сказал:
   - Успокойся, пожалуйста, всё будет хорошо. Меня хозяин отправляет в больницу, дежурить у твоего отца. Я никого не пущу, будь уверена. Сам он утром приедет, когда с сыночком разберется. А хозяйкины слова не слушай, она дура.
   - А что с Пашкой?
   - Да всё хорошо, жить будет. Завтра отправится в Москву, а потом в Лондон, вместе с мамашей. Ты сама-то как?
   - Нормально. За отца боюсь.
   - Я знаю, что завтра операция. Ты ложись спать, а завтра и увидимся.
   Я так и сделала. Не знаю, сумел ли успокоить меня Сергей, или я так устала за этот бесконечный день, но меня просто вырубило.

Глава 6.

   Наутро в больнице было столпотворение. Меня и бабушку впустили рано, в восемь, чтобы мы могли поговорить с папой. Сергей был там, сидел у палаты. Увидев нас, он встал, я молча кивнула ему, говорить просто не могла. Но нас очень быстро выперли , потому что отца надо было готовить к операции. Операция на сердце! В нашем захолустье! Я надеялась на добросовестность врачей, которые знали папу, дружили с ним. Мы сидели в коридоре, когда пришёл врач, Илья Андреевич, с очень довольным видом. Мы с испугом посмотрели на него. Он сказал: " Из Москвы едет известный хирург-кардиолог. Его вызвал какой-то олигарх. Он и будет делать операцию. У него лекарства, инструменты. Не волнуйтесь, всё будет хорошо. Я буду ассистировать. Для меня это честь".
   Мама недоумевающе посмотрела на меня, а я только подумала: "Интересно, сколько Исмаилов пообещал заплатить этому светилу медицины?" Почему-то я была убеждена, что местные врачи сделают всё, как надо. Ну что ж, светило так светило. Исмаилов так расплачивается за сынка. Как только я вспомнила о Пашке, о его матери, сразу навалился страх.
   Приехало светило. Началась операция. Маму трясло. В больницу пришли родственники: мамина двоюродная сестра с мужем, приковыляла бабушкина приятельница с костылем, и даже прискакала подружка Анька, которая, как выяснилось, только сегодня приехала и сразу узнала о таком несчастье. Мы все толпились в коридоре, пока дежурный администратор не велела выйти всем, кроме ближайших родственников. На Сергея этот приказ не распространялся, он стойко сидел теперь уже у двери операционной, и я его не видела.
   Я тоже вышла на улицу, Аньке не терпелось расспросить меня обо всем, что произошло в её отсутствие.
   Я мысленно была в операционной, представляла, как папе дают наркоз, потом вскрывают грудную клетку... Я замотала головой, чтобы отогнать эту картину. Анька спросила:
   - Помнишь ту цыганку, от которой я убежала?
   Я сквозь зубы процедила:
   - Как такое не помнить!
   - Значит, она правду сказала? Что тебя зло ждет, что ты многое потеряешь? А может, она тебя прокляла?
   Я и не думала, что она всё так хорошо запомнит, ведь это событие произошло весной.
   - Эх, Аня, зря я тебе рассказала, чушь всё это, во-первых, она меня не прокляла, а если и прокляла, я в проклятия не верю, значит, на меня не подействует! - я бодро отвечала Аньке, а сама вспомнила всё происшедшее так ярко, как будто это было вчера. Неужели предсказание было правдой? Я замотала головой. Нет, не может быть! А Анька продолжала болтать:
   - Ну ладно, ладно, успокойся. А правда, что о Пашке говорят?
   Я вернулась в настоящее и с удивлением уставилась на мою лучшую подругу. Я даже толком не смогла её разглядеть в больнице. Она перекрасила свои волосы в рыжий цвет, её зеленые глаза округлились от всех событий и больше всего она напоминала мне маленького взъерошенного котенка.
   - А что говорят о Пашке? - осторожно спросила я.
   Анька замялась.
   - Ну! - поторопила я подругу. - Сказала "А", говори "Б".
   Она обиженно захлопала ресницами:
   - А я ещё ничего не сказала, я только спросила..
   - Ты мне подруга?
   - Ну, подруга.
   - Тогда говори всё, что знаешь. И откуда знаешь, ты ведь только приехала.
   - А мне сразу Зойка, медсестра, позвонила, сказала, что у твоего отца инфаркт. Она же моя соседка.
   - Так, дальше! - потребовала я.
   - Слушай, ты так изменилась, такая грубая стала... - в голосе подружки звучала обида и недоумение.
   -А ты понимаешь, что сейчас моего отца режут, что у него операция на открытом сердце, что может быть любая нештатная ситуация, что он может... - я всхлипнула и говорить больше не могла.
   Анька обняла меня и повела на скамейку под тополем, усадила, вытащила платок и стала вытирать мне слёзы, всё время приговаривая:
   - Ну прости меня, дуру, всё будет хорошо, он ведь молодой, сильный, врач из Москвы приехал, все нормально будет, вот увидишь!
   В результате она тоже захлюпала, и через мои и свои всхлипывания поведала мне наконец, какими сплетнями обросли вчерашние события.
   Оказывается, основным источником информации были наши медицинские работники. Ведь городок маленький, все друг друга знают. А версия такая: Пашка измывался над собакой (что недалеко от истины), отец мой её вылечил и пошёл выяснять с ним отношения. В процессе выяснения отец избил Пашку, а сам от пережитых волнений получил инфаркт. Исмаилов, который своего пасынка терпеть не может, хочет отправить его куда подальше, а отцу моему заплатил миллион долларов, чтобы он не обращался в суд. Кроме того, вызвал лучшего врача и поставил у палаты охранника.
   Пока я выслушивала эту версию, я то холодела от страха, то покрывалась липким потом. Я всё ждала, когда же речь зайдёт обо мне. И дождалась. Оказывается, я пошла на речку, а Пашка, злой на моего отца, хотел меня утопить, но я сопротивлялась, вот от чего у меня синяк на лице, но утопить меня не дал охранник. Я вкрадчиво сказала:
   - Ты знаешь, Анюта, а ведь всё так и было. Кроме одного.
   - Да ну! Я думала, половину приврали. А чего не было-то?
   - А вот миллиона и не было. А жаль, - я произнесла это с таким несчастным выражением лица, что Анька не выдержала и прыснула, и даже мне смешно стало.
   - Ну дела, - глубокомысленно подвела итог Анька. - И всё в один день. Ну что мне стоило на день раньше приехать? Была бы в курсе всех событий.
   - Ты и так всё знаешь.
   - А как он топил-то тебя? Пашка? Он ведь к тебе неровно дышит.
   - Ничего он не дышит, - злобно сказала я. - Наркоман он, не соображал, что делал. Анька, прошу тебя, никому ничего не говори. Пожалей отца моего. Ведь его и посадить могут.
   - Да что ты! - ахнула подруга. - За то, что Пашку избил?
   - Во-во, за это. И не посмотрят, что инфаркт, - мне стало уже так тяжело от всего: от нагромождения этой лжи, от неизвестности, как проходит операция, от бессилия что-то изменить.
   В это время на крыльцо больницы вышла мама. Я подбежала к ней, она обняла меня и прерывающимся голосом сказала:
   - Всё хорошо, доченька, всё хорошо. Операция прошла успешно. Теперь всё будет зависеть от ухода. Круглосуточный монитор уже поставили, это профессор привез с собой. Сиделка тоже из Москвы. Александр Ренатович всех заставил побегать. И ведь его-то нет, он в Москву поехал, всё по телефону.
   - Можно к папе?
   - Нет, пока он в реанимации, нельзя. Иди домой, отдохни.
   - Мам, а ты?
   - А я в клинику, посмотрю, как там дела, а потом сразу домой. А бабушка пока здесь посидит, ей разрешили. Иди домой, иди, вон Аньку свою возьми с собой, пусть тебе компанию составит.
   - Если тебя долго не будет, я сама за тобой приду.
   - Нет, я быстро.
   Мы с Анькой, не заходя в больницу, поплелись ко мне домой.
   За калиткой голодные псы от радости, что видят меня, стали прыгать, как мячики. Я и забыла про всех, надо их кормить, убирать за кошками. И поесть надо что-то приготовить.
   Мы с Анькой побежали ко мне домой. По дороге она рассказала, как гостила у родственников в Крыму, с какими ребятами познакомилась, уговаривала меня на следующее лето поехать вместе с ней. Ну, надо ещё дожить до этого лета!

Глава 7.

   Дома, пока я кормила животных, Аня начала готовить обед, потом я присоединилась к ней. Мы, две несравненные поварихи, сварили какой-то супчик, он получился зеленого цвета, наверно, зелени слишком много бросили, поджарили котлеты, (Слава Богу, фарш был ), сварили картошку. Ну, будет что поесть маме и бабушке. Мы поели сами, вроде всё съедобно. Что-то мама не идет долго. Да и бабушке надо вернуться, она же не двужильная, ей надо отдыхать. Я томилась-томилась, потом позвонила на мобильный маме. Сердце сжималось. Почему-то я ждала самого худшего. Мамин телефон не отвечал. Я решила идти в больницу, Анька увязалась за мной. Подходя к больнице, мы увидели Зойку, медсестру, она шла домой с дежурства. Обычно она всегда болтает с нами, а сейчас она прошла мимо, как бы не замечая меня. Я остановилась.
   -Аня, - сказала я, - Анечка.
   В горле у меня пересохло. Я бросилась бегом к больнице, за собой я слышала только крики:
   - Да куда ты летишь? Подожди!
   Я ворвалась в больницу, побежала по коридору, ударяясь обо все выступы и ничего не чувствуя, подбежала к реанимации. Около палаты никого не было. Я остановилась у двери. Не было сил её открыть. Я выдохнула и вошла. На высокой каталке лежал отец, с головой накрытый простыней, а рядом плакали мама и бабушка. Они даже не прореагировали на моё появление.
   Я бросилась к папе, содрала простыню и увидела бледное лицо с закрытыми глазами. Оно было спокойным и очень красивым. Я не могла поверить в его смерть. Я села на кровать и взяла его за руку. Она была еще теплая.
   - Папа, папочка, проснись, - тихо позвала я, а потом начала кричать:
   - Папа, папа!
   Потом ничего не помню. Я потеряла сознание.
   Похороны отца и всё, что им предшествовало, я вижу как в тумане. Не помню, как я оказалась дома, около меня по очереди сидела мама, бабушка и Анька. Потом было отпевание в церкви, кладбище, холмик, заваленный венками. Пришёл весь город на похороны отца. Был Исмаилов. Он дал денег на всё. Я не могла смотреть на него. У меня не было никаких чувств, но я не могла смотреть на него. На поминки, которые прошли в местном ресторане, я не пошла. Я сидела у реки и смотрела, как течение уносит маленькие листочки березы, травинки, лепестки цветов. Я смотрела и не видела ничего. Не видела никого и ничего. Горе раздавило меня. Мне показалось, что у меня отобрали самое дорогое, несправедливо отобрали. Он такой молодой! Был. Всё в прошлом. Кто меня погладит по голове, кто научит премудростям обращения с животными, кто скажет, что гордится мною? Папа, папочка мой! Видишь ли ты меня? Чувствуешь ли что-нибудь? Увижу ли я тебя когда-нибудь? Ты был самым добрым и понимающим отцом на свете! Таких людей, как ты, больше нет, и никогда не будет. Ты отдал всего себя людям, работе, не ездил в отпуск, и днем и ночью шёл на вызов и делал всё, что мог! А теперь? Мы остались одни. Мама и бабушка сразу постарели на десять лет. Мама стала похожа на бабушку. Бедная мама, сколько ей досталось! Несправедливо, несправедливо, что мой отец мертв, а Пашка жив! Это из-за него всё случилось! Зачем я позвонила отцу? Почему не добила Пашку до смерти? Хотя это бы ничего не изменило.
   Такой сладкий аромат шиповника, так тихо плещется речка, такое тепло исходит от земли, так заливисто поют птицы, а папы нет! Нет! И никогда уже не полюбуется он этой красотой, и я его никогда не увижу!
   Надо идти домой, бабушка слегла, у неё гипертонический криз, мама ухаживает за ней. Мама, дорогая моя, ты боец! Она выхаживала меня после обморока, заставила пройти все обследования, хотя понимала, что я потеряла сознание от своих эмоций, от усталости, вызванной всеми событиями, пронёсшимися одно за другим. Ну, медики, у них своя логика. Я тоже буду врачом! Ради отца я добьюсь своей цели. И ради себя.
   Вот так закончилась моя жизнь в родном городе, в котором произошло столько трагических для меня событий. Моё последнее воспоминание о нём - я сижу на берегу и размышляю обо всём, что случилось. Был конец июля, самое моё любимое время.
   Но всё проходит, и мама решила, что я должна ехать в Москву, доучиваться там, ходить на подготовительные курсы в медицинский институт, вернее, теперь уже академию, заниматься с репетиторами. Я только рот раскрыла, когда она мне сообщила о своём решении. Я сначала отбрыкивалась, потому что ходила каждый день к отцу на могилу, ухаживала за бабушкой и животными, а мама работала. Когда был жив отец, она относилась к работе спокойно, считала, что надо уделять время семье. А отец работал за двоих. А теперь мама ушла с головой в работу, и я понимала, что ей так легче. Теперь она работала одна. Я не знала, откуда возьмутся деньги на Москву, ведь вряд ли я смогу найти там работу. Конечно, могла бы пойти санитаркой, но как это совместить с учёбой? И где жить? И как жить одной в чужом огромном городе, мне, привыкшей к заботе близких людей? Мама вырывала меня из моего гнезда, и только гораздо позже я поняла, что она делала это для меня, разрывая собственное сердце.
   Действительно, в каждой семье есть свой скелет в шкафу. Мама рассказала мне то, чего я не знала, и при других обстоятельствах не узнала бы никогда. Оказывается, папа был женат, ещё до мамы. Его жена была москвичкой, он познакомился с ней после армии, ещё только начиная свой жизненный путь. Её звали Татьяной, и она трагически погибла - попала под машину. Прожил с ней отец всего несколько месяцев, затем поступил в институт, встретился с моей мамой, они поженились и вернулись в её родной город. А Татьяны как бы и не было на свете, по крайней мере при мне ничего такого не говорили, и для меня это было потрясением. Правда, после смерти папы все события казались неважными, второстепенными, и всё же для меня это был удар. Я долго размышляла об этом, а потом пришла к выводу, что всё это было слишком давно, папы нет, а я не могу никого судить. Просто странно, что я ничего не знала о папиной первой жене и её родственниках. Может быть, если бы я знала об этом раньше.. хотя что бы это изменило. Ничего. Папа умер. Вот реальность, с которой мне придется теперь жить.
   У Татьяны был брат, моложе её на 10 лет, а родители их умерли. Папа поддерживал отношения с Олегом (так звали брата Татьяны), перезванивался с ним, приезжал, а я об этом ничего не знала. Мама считала, что я буду жить в семье Олега и его жены. Детей у них не было. Как это пришло маме в голову, почему она решила, что там мне будет лучше - не знаю. Я переживала из-за нападения Пашки только потому, что это привело к гибели отца. Если бы папа был жив! Но мама считала, что мне надо сменить обстановку, кроме того, я смогу лучше подготовиться к экзаменам. Я с ней не стала долго спорить. Может, она права. Я просто боялась оставлять их одних, маму и бабушку. А как оставить животных? Это было непереносимо.
   Но уже в начале августа мама начала собираться в Москву. Она заставила меня взять с собой папин ноутбук, чтобы лучше готовиться и звонить ей по скайпу. Также она взяла кипу книг для подготовки, книги по медицине, которых у отца было в избытке. Я протестовала, говорила, что буду приезжать, а если что-то понадобиться, куплю в Москве, ведь не в глухую провинцию еду, а наоборот. Но мама настояла. Более того, она сама повела машину. Но выехали мы тогда, когда бабушка пришла в норму и можно было её на несколько дней оставить одну. Расставание было быстрым, мамина энергия заразила меня, я сама уже хотела уехать.

Глава 8.

   Ещё одно событие подтолкнуло меня к отъезду. В один прекрасный день пришёл Исмаилов. Он расспрашивал меня о самочувствии, говорил об отце, какой он был золотой человек и т. д. Я думала, что он принёс деньги, ведь эти люди всё измеряют деньгами. Я почти угадала, он предложил крупную сумму маме, она не взяла. Но взгляды, которые бросал на меня Исмаилов, его пристальное внимание ко мне меня насторожили. Что-то мне не понравилось.
   Неужто у него виды на меня? Ну, пока что я школьница, но через год я стану совершеннолетней, могу выйти замуж. Но у меня были другие планы. И он в эти планы не входил. Вся его семейка была мне глубоко отвратительна, правда, сам он вызывал скорее сочувствие, но не более.
   И вот через неделю после его визита мы с мамой, погрузив все вещи в машину, расцеловавшись с бабушкой и с моими любимцами, поехали в Москву. Мама ехала не торопясь, я слушала "Квин" всю дорогу, потому что мама не разрешала мне сесть за руль, и в Москве мы были ближе к вечеру. Старая наша машина не подвела. Всё благодаря отцу, который следил постоянно за её исправностью. Даже учил меня и ездить, и разбираться в двигателе. Но прав-то у меня не было, я несовершеннолетняя. Может быть, к лучшему, потому что мама в Москве ориентировалась плохо - я ей постоянно подсказывала по карте. Нужный дом сразу за Садовым кольцом мы нашли уже часов в десять вечера.
   Наконец-то я смогла познакомиться с этим так называемым родственником. Хотя какой он мне родственник! Как-то он странно выглядел, но в темноте, когда он вышел помочь нам с вещами, я толком его не разглядела.
   Он встретил нас радостно, принёс все вещи из машины, сам припарковал её около дома. Мама очень устала. Мы только один раз останавливались.
   Наконец мы вошли в квартиру. Я уставилась на Олега, а уставшая мама ничего пока не замечала. Олег стал готовить на стол, а мама спросила:
   -А где Вика? Уехала отдыхать?
   Олег немного помялся, потом, растягивая слова, сказал:
   - Ну-у, Лидочка, понимаешь...
   У мамы округлились глаза, она стала похожа на испуганную кошку, еще немного - и я представила, как она запрыгает боком, подняв хвост.
   - Короче, она ушла от меня, вот трагическая правда, которую я, по понятным вам соображениям, не мог сообщить по телефону. Рана ещё свежа, и сердце плачет.
   Я не смогла не прыснуть от смеха, с трудом сдержалась. Мне казалось, что так выражаются только герои Диккенса, а не современный молодой человек, живущий в Москве 21 века.
   Мама, сдерживая себя, что ей давалось нелегко (и я поняла, как же ей трудно после смерти папы), посмотрев снизу доверху на Олега, сказала:
   - Или ты всё нам внятно объясняешь, или мы едем искать гостиницу!
   Она сказала это так твердо, с достоинством, что было ясно: так она и сделает. Олег, взяв мамину руку ( я только поморщилась мысленно), которую она тут же выдернула, сказал:
   - Лидочка, ты и твоя красавица дочь можете оставаться у меня сколько угодно. Ты видишь, что я изменился. Сейчас слишком поздно объяснять всё, но ты же медик, ты должна понимать. Наша совместная жизнь с Викой стала невозможна. Повторюсь - это трагедия и для неё, и для меня. Но ты видишь, что произошло.
   У мамы глаза округлились ещё больше, у меня, наверно, тоже. Неужели скажет?
   - Да, отвечая на твой немой невысказанный вопрос, который читаю в твоих глазах, скажу прямо, без рисовки, без лицемерия, но с огромной болью в сердце: да, я гей.
   Мама начала кашлять, как будто поперхнулась, а у меня началась истерика, я стала смеяться, как сумасшедшая, пока мама не брызнула на меня водой.
   - Девочка, как же ты бестактна! Так же бестактна, как и красива! - сказал Олег.
   Я, после холодного душа, успокоилась и только сказала:
   - Знаете, Олег, после всего, что с нами произошло за один короткий летний день, меня уже трудно чем-то удивить. Но вы меня удивили. Хотя мне совершенно всё равно, какой вы ориентации, я предполагаю, что мама, к моему сожалению, вряд ли оставит меня жить в вашем доме.
   Вот черт, я стала выражаться, как он! Это что, заразно? Может, и другое заразно? О Господи, что лезет в голову!
   - Ладно, Олег, вот что, - сказала мама, не потерявшая головы. - Мы устали, переночуем у тебя, а завтра всё решим на свежую голову. А ты, Верочка, прими ту таблетку на ночь, у тебя в сумке должны лежать, которые тебе выписал Илья Андреевич. Только одну.
   - Да, мамочка, я знаю.
   Мне стало грустно, захотелось поплакать. Мама всегда помнит обо мне, а я, как дура, всё высмеиваю.
   Я вышла в коридор искать сумку, мама с Олегом ещё что-то говорили, я нашла таблетки и вернулась на кухню. Оба разом замолчали. Неужели мама рассказывала что-то про меня? Не может быть, мы договорились, что никто никогда не узнает о Пашке. Нет, наверно, здесь что-то другое.
   Я сразу же заснула, но, уже засыпая, слышала голоса, мама продолжала разговор с Олегом. Было ясно, что она всё решит сразу, не дожидаясь утра.
   Наутро я встала бодрая, с хорошим настроением, а вчерашние проблемы вызывали только улыбку. Я умылась и вышла на кухню. Мама уже была там, как будто всю ночь просидела на одном месте.
   - Мама, ты что, не ложилась? - я, ахнув, подбежала к ней.
   - Доброе утро, Верочка, - спокойно сказала она. - Нет, я спала, но рано проснулась.
   - А где Олег?
   - Он пошел в магазин, сейчас вернется. Ему не удалось вчера нас накормить, он хочет сегодня поразить нас деликатесами.
   - И что вы решили?
   - Ничего! Ка я могу тебя оставить у одинокого мужчины?
   Я опять начала смеяться:
   - У мужчины! В розовых джинсах и салатовой футболке с голубым шарфиком на шее!
   - Видишь ли, он дизайнер одежды, стилист, довольно известный, как он говорит.
   - Ага, широко известный в узкий кругах. И чем известный? Ориентацией?
   - Ах, Вера! - мама застонала. - Ну что ему раньше сказать, нашли бы другой выход.
   В этот момент мы услышали, как открывается входная дверь, и вышли в коридор. Но это оказался не Олег.
   Мужчина лет сорока, в строгом костюме, ухоженный, презентабельный, стоял в коридоре и удивленно смотрел на нас. Как не вязалась его холеная физиономия с выражением его лица! Я опять прыснула. Нет, совершенно ясно, что в Москве я буду хохотать без передышки.
   Мужчина, помявшись немного, задал уже традиционный вопрос:
   - А где Олег?
   Мама гостеприимно ответила:
   - Олег вышел в магазин, сейчас подойдет, проходите, подождите его. А мы родственники Олега, приехали вот ...погостить.
   У меня почему-то этот диалог вызывал дикий смех. У мужика свой ключ от квартиры, может, он живет с Олегом, а мама приглашает его как гостя.
   Он опять помялся, потом выдавил:
   - Да, он предупреждал, но я забыл. Пойду лучше встречу его на улице.
   - Ну, как хотите, - сказала мама, - а то бы посидели, чайку попили.
   Взгляд мужика задержался на мне. Я была в коротком халатике, мой загар ещё не успел сойти, волосы были распущены. Что-то смотрит он не как голубой.
   - Спасибо, но я лучше пойду. Всего хорошего.
   Мужчина, который так и не назвал себя, вышел, мы опять пошли на кухню, мама включила электрочайник, а я отправилась изучать квартиру. Ночь я провела, видимо, в комнате для гостей, если можно так назвать, а может, это у него кладовка такая, там куча тряпок навалена. Но кровать была хорошая, я выспалась, может быть, благодаря таблетке. После смерти отца я их принимала на ночь, потому что меня вдруг одолела бессонница: я перестала спать. Мама отвела меня в больницу к кардиологу, который ассистировал на папиной операции, он вроде хороший врач, сам очень переживал из-за смерти папы, и поэтому я пошла к нему на прием. Он и выписал мне снотворное.
   Я бродила по квартире. Большую её часть занимала комната с большим окном, наверно, сделанным по заказу, мебели почти не было, диваны, подушки, телевизор, ни шкафов, ни книг, на полу какое-то бежевое покрытие, теплое, я сняла тапочки и прошлась босиком. Какое удовольствие! Потом я нашла спальню с огромной кроватью, со шкафом и тумбочками. Фу, это уже что-то привычное. А потом я увидела комнату, всю заполненную одеждой, как в американских фильмах! Я и не думала, что у нас такое возможно! Судя по обстановке, Олег живет не бедно. Может, я ошибаюсь на его счет. А вдруг он действительно талантливый дизайнер?
   Мама позвала пить чай. Что-то Олег не идет. Только я подумала об этом, он появился. В руках он нес какие-то коробки, свертки, сразу прошёл на кухню. Мама ему рассказала о посетителе, он явно увиделся с ним, потому что удивления не выказал.
   - Это мой коллега по работе, Александр Викторович. Я его предупреждал, но он забыл о вашем приезде.
   - Да что ты, Олег, это твоя жизнь, ты не должен мне ничего объяснять.
   - Нет, я не хочу, чтобы были какие-то недоговоренности между нами, ибо это приводит к непониманию друг друга. А я стремлюсь к открытости и всегда открыт для новых людей, проектов, идей, которые улучшают нашу жизнь, делают её богаче, разнообразнее, интереснее, наполненнее, глубже...
   Я всё ждала, когда его эпитеты иссякнут. То он говорил нормальным языком, то вдруг переходил на такую книжную речь, которую я никогда не слышала из уст людей. И ведь ни одной книги! Я уже открыла рот, чтобы спросить его об этом, но мама выразительно на меня посмотрела, и рот захлопнулся. Мы наконец-то сели завтракать, я уже хотела давно поесть.

Глава 9.

   За завтраком Олег сказал:
   - Не хочу причинять боль по поводу вашей потери, но, как я вчера тебе, Лидочка, говорил, Юрка был для меня - запомни!- был и остаётся самым порядочным и добрым человеком на свете. Мы ведь жили вместе, вернее, он с Татьяной и я, - в одной квартире. Я дружил с ним. Он был терпим и терпелив ко всем и ко всему, он всё понимал, хранил секреты, был настоящим человеком.
   Я с ужасом посмотрела на маму, её плечи дрогнули, раз, другой, и она не смогла не заплакать. Я подбежала к ней, села перед её стулом, обняла за ноги и стала целовать куда попало. Несколько минут она всхлипывала, потом прошептала:
   - Сейчас пройдет.
   Я дала ей воды, а Олег, побледневший, расстроенный от маминых слез, стал предлагать ей то суши, то какие-то сэндвичи, то икру, при этом не переставая извиняться и ругать себя глупым старым идиотом. Мне хотелось избить его. Я вспомнила, чем закончилось однажды это мое желание, и успокоилась. Ведь он хотел сказать хорошее о папе, забыв, что рана ещё слишком свежа.
   Впрочем, он сразу объяснился:
   - К чему я всё это говорю? Лидочка, девочка, ты можешь положиться на меня. Уверяю тебя, ко мне никто не приходит, - в этот момент мама взглянула на него, - и он поспешно исправился, - никто не придёт, я тебе обещаю. За Верой я буду присматривать, устрою её в престижную школу, мне не откажут, у меня есть знакомые. Она будет учиться и готовиться к экзаменам, потом поступит. Если захочет, будет жить в общежитии, но - на этих словах он поморщился, - я бы не советовал. Если тебя не устраивает такой вариант, я сниму Вере квартиру, просто здесь она в полной безопасности, дом охраняется, квартира тоже, я научу её всем пользоваться. Обещаю тебе, что позабочусь о ней.
   Мама молчала, потом сказала:
   - Олег, мы поживем у тебя несколько дней, как договаривались, а потом уже решим. Я, пойми, в замешательстве. Вера - это всё, что у меня есть, конечно, мама, работа, животные, но Вера.. Тебе не понять, как я беспокоюсь за неё, хотя она девочка благоразумная и ответственная. Она вся в отца.
   У меня тоже слёзы выступили на глаза. Мамочка, как она меня любит!
   - И потом, Олег, вопрос материальный. Я буду присылать тебе деньги, если решу оставить её здесь.
   Он замахал руками:
   - Ты меня обижаешь! Какие деньги! Мне своих некуда девать, я буду рад помочь тебе, я ведь знаю, как вы живете. Никаких денег, иначе мне сейчас станет плохо, у меня начнется истерика, вот у меня уже сердцебиение началось, мне душно, я упаду в обморок!
   Он закатил глаза, и стало казаться, что ему реально плохо.
   Ну дает! То нормально говорил, то опять с ума сходит! Я подошла к нему, взяла запястье и посчитала пульс. Он замер и с готовностью смотрел на меня.
   - Пульс слегка учащенный, наполняемость хорошая, перебоев нет. Жить будет, - серьезно сказала я. - Можно выпить тридцать капель корвалола или принять четверть таблетки конкора.
   - Какая умная девочка, - прошептал Олег. - Да она мне просто необходима для оказания медицинской помощи. Мне уже стало лучше. А тридцать капель - это очень хорошая идея!
   Он вышел и через минуту вернулся с бутылкой коньяка. Я опять не смогла удержаться от смеха. То умирал, а то за бутылкой побежал!
   Он взял маленькие рюмочки, очень красивые, я таких никогда не видела, налил себе и маме.
   Мама напряглась:
   - Олег, ты не алкоголик?
   - Нет, нет, Лидочка, держу для гостей, сам по капле, по капле... Ну, за Юру, вечная ему память!
   Они оба выпили, я выпила свой чай. Да, завтрак не обманул моих ожиданий! Что же будет дальше?
   - Какие у вас планы? - спросил Олег. - Я-то должен бежать, готовлю коллекцию к показу, у меня полный завал.
   "Надо же, - подумала я, - выражается как нормальный человек. Надо к нему присмотреться повнимательней."
   Мама ответила:
   - Мы, наверное, побродим по Москве, да, Верочка? - и посмотрела на меня.
   Я кивнула, а Олег сказал:
   - Не советую ездить по Москве на твоей машине, Лида. Движение, и вообще.. Хочешь, я вам пришлю свою машину с шофёром? Он вас будет возить куда угодно.
   - Нет! - мы ответили с мамой хором. А мама добавила:
   - Мы походим пешком, на метро доедем в крайнем случае.
   Олег отдал нам свои ключи, сказал, что у него в офисе есть запасные, показал, как включать сигнализацию, и упорхнул.
   Мы с мамой тоже быстро собрались и вышли. По молчаливому уговору мы не обсуждали Олега. Мы говорили о Москве, куда бы нам хотелось сходить, решили традиционно в Третьяковку, поехали на метро, духота была страшная, и когда мы добрались, мне было не до чего. Я, конечно, бывала в Москве, но в этот раз настроя не было, толчея, давка раздражала, этот безумный поток людей. Вспоминался наш уютный городок, заросший сад вокруг дома, бабушка с вязаньем на веранде, а у её ног собаки. Муська, конечно, на коленях. Я чуть не застонала. Лишиться всего этого! Лишиться отца! Из-за какого-то урода! Ну где же справедливость? И неужели та цыганка была права, напророчив мне потери? Нет, никогда в это не поверю!
   Я чувствовала, что мама тоже не особенно изучает картины, думает о чем-то своём. Конечно, о том, можно ли меня оставить с Олегом. Я уже давно это решила. Конечно, я останусь с ним. Он забавный. Сначала было как-то странно слушать его протяжную речь и смотреть на его жеманные гримасы. Конечно, он странно одет. Но сегодня утром я поняла, что Олег - хороший человек, а это самое главное. Он любил отца, он не причинит мне зла. Кроме того, я верила в его слова о престижной школе, ведь поступать надо, а я выбрала Медицинскую академию, там конкурс огромный. В любом случае, вариант со снятием квартиры мне казался утопичным хотя бы потому, что у мамы не было таких денег, а позволить Олегу платить за мою квартиру она никогда не сможет. А я, живя у Олега, отработаю уборкой, готовкой и. т. д. Хотя он сказал, что два раза в неделю к нему приходит домработница, но я предположила, что смогу её заменить. Так что всем будет удобно. Мама как будто прочитала мои мысли, обняла меня и спросила:
   - Ну, что, останешься у Олега?
   - Конечно! - с готовностью ответила я.
   Так мы решили. Через три дня мама уехала, я страшно переживала, как она доедет, велела ей звонить мне по сотовому на остановках, но всё обошлось. И с мамой, и с бабушкой, и с животными всё было в порядке, мама впряглась в работу, а я начала привыкать к новой жизни.

Глава 10.

   Олег был всегда страшно занят, но в школу он меня устроил. Она была недалеко, можно было пешком дойти. Для меня это было, наверное, самое важное, чтобы не на транспорте тащиться.
   Я уже поняла, как он ходит в Москве. Сплошные пробки, можно ждать троллейбуса целый час. Я всё надеялась, что когда-нибудь привыкну к Москве, но пока не получалось.
   Где-то за неделю до 1 сентября Олег пристально посмотрел на меня, наморщил лоб, потер виски и сказал:
   - Ну, Верунчик, надо заняться твоим прикидом, иначе тебя сожрут в школе.
   - Это почему же?
   - По одежке встречают, провожают тоже. Придется мне взять сегодня тебя с собой, я поручу тебя моей ассистентке, хотя она мне дико нужна, но чего не сделаешь ради любимой племянницы!
   - Да, дядюшка, ради тебя я согласна даже на это!
   - Ну ещё бы ты была не согласна!
   И я в первый раз попала в его офис. Да, меня всё это великолепие поразило. Конечно, я любила наряжаться, кто ж в моем возрасте не любит, но и зацикленности на тряпках не было. А здесь.. Какие-то скандалы из-за неправильной длины манжет, или какой-то не такой стрелки на брюках! Мне, честно, это казалось снобизмом. Но они профессионалы, им видней. Слава Богу, что я буду медиком.
   Ассистентка Олега, потрясающе красивая, ухоженная девушка лет двадцати пяти, с иссиня-черными короткими волосами, Алена, сразу понравилась мне, может, потому, что сразу по-деловому приступила к моему преображению.
   - Олег, волосы менять не будем, они слишком хороши, макияж - а она не накрашена? - ну и не будем портить красоту. А одежду сейчас будем выбирать. Что ты советуешь?
   - Платье от Гуччи, туфли - несколько пар и сапоги- отАрмани, сумка от Виттон, конечно, несколько разных, джинсы, блузки - ну, ты знаешь. Вот карточка. Надо девушку одеть соответственно её красоте.
   - Сделаем, - и Алена подмигнула мне.
   Конечно, для меня это было мучением, во-первых, эти примерки, во-вторых, эти цены. Я сразу загрустила, думая, как я буду отдавать деньги за это барахло. Я не видела в нем особой красоты, а цены были ломовые. Я уже несколько дней сидела в Интернете, подыскивая себе работу. Я решила устроиться ночной санитаркой, чтобы днем можно было нормально ходить в школу. Не буду высыпаться - не проблема, у меня всё равно бессонница, не всё же я буду таблетки пить.
   С ворохом одежды меня привез домой водитель, помог всё выгрузить. Я так устала, что у меня не было желания даже что-то ещё раз померить. В конце концов, мне всё равно, а они знают, что носит молодежь.
   Приближалось первое сентября, мне дико хотелось, чтобы мама приехала, но она позвонила и сказала, что не сможет, бабушка приболела. Я сразу всполошилась, но она меня уверила, что ничего страшного.
   Накануне я затосковала, вспоминала свою школу, Аньку, всех ребят. На всю громкость включила "Who wants to live forever". В это время приехал Олег.
   - Грустишь? - по-деловому спросил он, входя в гостиную. - Кончай это дело, завтра я буду вместе со съемочной группой "Вестей", так что тебя заснимут по высшему классу, мама увидит всё! И не только она! Выбрала, в чём пойдёшь?
   - Ты же был на собрании, забыл? В школьной форме наших мам и бабушек и в белом фартуке!
   - Ах, да! Вылетело из головы. Хорошо, что ты запомнила. Ну что, прикольно. Ну-ка, примерь, я посмотрю.
   - Дядюшка, дай хоть погрустить немного!
   - Никакой грусти! Дефиле!
   И мне пришлось пройтись перед ним в разных нарядах, а он говорил, какие туфли и сумки подойдут к ним.
   Когда я уже в изнеможении сидела на диване, он сел рядом, и я спросила:
   - Зачем ты делаешь это?
   - Что - это?
   - Ну, одежда, съемка, зачем?
   - Девочка моя, иначе тебя съедят в этой школе, а я хочу, чтобы ты готовила свой потрясающий борщ и яичницу для меня в этой квартире. Но с завтрашнего дня только по выходным, если у тебя будет время. Тетя Шура вернулась от своей дочери, так что она продолжит свои трудовые будни в нашем доме.
   - Олег! Меня не съедят! Пусть только попробуют!
   - Но я не хочу, чтобы пробовали. Я хочу, чтобы ты была вся в шоколаде.
   - Фу, какая пошлость!
   - Не смей критиковать дядюшку!
   На этой оптимистической ноте я приняла таблетку и отправилась спать. Утром вскочила, конечно, нервничая. Начала себя успокаивать, сделала зарядку. Обычно я бегала по утрам, когда Олег ещё спал. Теперь придется бегать по выходным. Приняла контрастный душ, как учил отец. Волнение испарилась, и появился аппетит. Олег уже громыхал посудой на кухне. Мы быстренько позавтракали, несмотря на то что ему без конца звонили, потом сели в машину, хотя можно было бы пройтись, но Олег принципиально не ходил пешком, и за пять минут были у школы.
   Линейка 1 сентября! Самый трогательный момент для первоклассников и одиннадцатиклассников! Я была как во сне, особенно когда эта съемочная группа ходила по пятам за мной. Вернее сказать, прыгала передо мной, это было страшно смешно! Директриса была довольна съемкой, Олег сказал, что вечером и ещё завтра будут показывать в новостях.
   Наконец-то мы пошли в класс, а Олег, помахав мне на прощанье, уехал на своем Лексусе.
   Цветы классному руководителю были вручены, все сели за парты, я села на свободную ближе к концу. Классная, Ольга Николаевна, вышла, а ко мне сразу подошла высокая красивая блондинка - сразу видно, главная в классе.
   - Ты новенькая?
   - Да, - усмехнулась я. А кто ж ещё?
   - Ты себя крутой считаешь, что ли?
   Я молчала. Больше всего мне хотелось дать ей в глаз, но вряд ли это надо делать, причем первого сентября. Вот двадцать пятого мая...
   - И сумка у тебя крутая, и туфли..
   - Тебя это напрягает? - спросила я. Надо же было что-то ответить.
   Класс молча слушал наш диалог. Решался вопрос: кто кого.
   - Если это тебя так напрягает, - я встала, взяла свою сумку, вытряхнула содержимое, его было немного, и отдала сумку ей.
   - У меня таких ещё десять штук, - сказала я, что почти соответствовало действительности.
   Все выдохнули.
   Девица сказала:
   - Ты сумасшедшая? Ты действительно отдаешь её мне?
   - Я сумасшедшая. И отдаю её тебе. - Все засмеялись.
   - Так, - девица повернулась к классу, и все замолчали. - Потом она посмотрела на меня, её взгляд не предвещал ничего хорошего, она пристально смотрела мне в глаза, ожидая, что я сдамся. Никогда! Я так же пристально, не моргая, смотрела на неё, пока она не дрогнула. Но при этом сказала:
   -Ну что же, ответный подарок за мной.
   Понятно, просто сумкой мне от неё отделаться не получится. Ну что же, я готова к войне. Просто зачем? Я села на свое место, мне было грустно. Не будет у меня в этой Москве ничего хорошего. Ну и ладно, мне только учеба нужна, поступление. Уж это точно будет.
   А ко мне подсела маленькая, с каким-то серым личиком и серыми волосами девочка.
   - Можно с тобой?
   - Конечно.
   - Здорово ты Настю отшила. Ты крутая. Вот, у меня пакет есть для вещей, бери.
   - Спасибо. А как тебя зовут?
   - Маша. Но в классе все почему-то дразнят Муськой.
   - Почему дразнят? Это же прекрасное имя!
   - Правда? Тебе оно нравится?
   - Ещё как!
   Вернулась классная.
   Она поздравила нас с началом учебного года и сказала:
   - У нас в классе новенькая, Вера Ланская, она училась в Лондоне, а её дядя, Олег Денисенко, приглашает всех нас, и учеников, и преподавательский состав, отметить начало учебы в ресторане "Золотой линь".
   После уроков переоденетесь, сбор у школы в 16. 00. Не опаздывать. Нас будет ждать автобус.
   Я оторопела. В Лондоне! Во придумал! Ну дядюшка! С ума сбрендил! Я по-английски плохо говорю! Что мне скажет учитель английского! Ужас! И еще какой-то "Золотой линь"! Это же сколько денег он потратил на меня! Я не могу понять, зачем?
   Первый день в школе был ужасен, хотя уроков не было, раздавали учебники, говорили о каких-то правилах, о родительском собрании. Я сидела ошеломленная. Хорошо, что Машка всё записала, я у неё потом переписала. Мы вышли вместе из школы, и я, сама не зная как, позвала её к себе. Она с радостью пошла со мной, по дороге рассказывая, что с ней в классе никто не дружит, потому что она из бедной семьи. Чушь какая-то! Я ей так и сказала, но она посмотрела на меня и ответила, что я тоже с ней перестану дружить, когда поближе познакомлюсь с другими ребятами. В общем, я опять сказала, что это чушь, мы пришли ко мне, поели, она просила показать лондонские фотографии, вот уж мне пришлось изворачиваться! Я за свою жизнь так много не врала, как в то первое сентября. И зачем Олег придумал всё это? Правильно говорят, что одна ложь тянет за собой другую. Как потом выбраться из этого? Маша просидела недолго, пошла переодеваться для ресторана, а я села в гостиной и поняла, что никуда не пойду. Больше всего на свете мне хотелось домой. Зачем я здесь, в этом дурацком доме, в этой пафосной школе, я, простая девочка из провинции? Мне так захотелось к маме, к бабушке, к котам и собакам! Ещё немного - и я стала бы собирать вещи, чтобы уехать.
   В это время пришел Олег. Как всегда, радостный и порхающий. А я набросилась на него.
   - Олег, объясни, что происходит? Какой Лондон? Какой "Золотой линь"? Почему ты меня не предупредил? Что это за сюрпризы? Я не хочу никуда идти, понимаешь! Не хочу!
   Он растерялся так, что задрожали руки. Я увидела это, и мне сразу же стало его жалко. Но всё равно я его не понимала.
   Он старался говорить спокойно:
   - Девочка моя, я стараюсь для тебя, чтобы в школе у тебя всё шло гладко, надо задобрить учителей.
   - Ну так и устроил бы это только для учителей, дети-то при чем!
   - Сейчас так принято, вечеринки и всё такое...
   - Олег... - я хотела сказать, что уезжаю, но слова застряли в горле, вырвался какой-то хрип, и я начала плакать.
   Олег, как мог, успокаивал меня. В конце концов слезы кончились. Но я чувствовала себя в ловушке. Когда был жив папа, родители всё обсуждали со мной, никогда без меня ничего не планировали. Может быть, этот подход и выработал у меня уверенность в себе. А сейчас я должна была делать то, чего не хочу, и самое главное, что никакого смысла я в этом не видела.
   - Олег, а ты - то пойдёшь в ресторан?
   - Конечно, иначе зачем бы я сейчас приехал? А ты ещё не готова! С красными глазами! С красным носом! Марш в ванную! Сегодня ты должна быть особенной, чтобы в тебя все влюбились!
   - Не приведи Господь! - ответила я и пошла под душ.

Глава 11.

   Настроения всё равно не было. Но когда мы приехали с Олегом в ресторан, я увидела красивый зал, мерцающие огоньки повсюду, меня немного отпустило. Учителя сидели за отдельным столом, а мы - в другом конце зала. Когда заиграла музыка, стало веселее, Настя, очень красивая, хорошо одетая, правда, с моей бывшей сумкой, первая пошла танцевать, за ней дружно повалили все. Музыка была громкая, и хорошо, потому что меня никто ни о чем не расспрашивал. Машка держалась поближе ко мне, ребята тоже подходили ко мне и говорили какие-то короткие фразы - то, что мне удалось услышать:
   - Клевая вечеринка!
   - Прикольный у тебя дядя!
   - Классно выглядишь!
   Да, дядюшкиным красноречием они не отличались. Я терпела это ради Олега. В других обстоятельствах, наверное, мне было бы весело, я любила танцевать, но тот день был уж очень длинным и трудным для меня. Подошёл Олег:
   - Почему ты не танцуешь? Ты ведь занималась танцами.
   - Вот потому и не танцую. А то все будут пялиться на меня.
   - А если я попрошу? Для меня?
   - Для тебя я могу и дома станцевать.
   - Хорошо! Ловлю тебя на слове! А здесь тоже надо танцевать, пожалуйста!
   - А ты?
   - И я!
   Учителя, разогретые до определенного градуса, тоже пустились в пляс, так что я не отвлекла внимание на себя. Было так смешно видеть, как степенные матроны пытаются подражать молодежи, но что самое поразительное, как они этому сами радуются! Молодцы, что сказать!
   После танцев меня опять одолела тоска. Я вышла на улицу. Зря я это сделала, там мои одноклассники курили. Я не подошла к ним, а ушла в другую сторону и села на скамейку. Сердце опять сжалось болью за отца. Был бы он жив! Всё было бы иначе! Я сейчас не мучилась бы в этой поганой Москве, а была бы дома, со своими друзьями! И всё Пашка! Никогда не прощу! Жалею, что не забила его до смерти! Руки у меня сжались в кулаки. Ещё немного - и я бы кого-нибудь избила, так стало тошно. Рядом плюхнулся какой-то парень, мой одноклассник, но я не знала, как его зовут.
   - Чего тебе? - грубо спросила я.
   - Да ничего, просто сел поговорить, - немного удивленный таким приемом, ответил он.
   - Я тебя не знаю.
   - Ну так узнай. Я Александр Соколов, можно Алекс.
   - Ну, меня ты знаешь. О чем же ты хочешь говорить, Александр Соколов?
   - Что так официально?
   - У меня настроения нет, я устала.
   - Я это понял. Кстати, ты классно танцевала.
   - А знаешь, я сегодня услышала столько "классно, прикольно, клево", сколько за всю свою жизнь не слышала. За комплимент спасибо, конечно.
   - Ну, конечно, ты же говорила по-английски.
   - А знаешь, я плохо говорю по-английски.
   - Ну странно. Ты, наверно, так шутишь.
   - Да. У вас все такие, как Настя?
   - А! Я все думал, когда ты спросишь про неё.
   - Ну и..
   - Я с ней не общаюсь. После того, как мы с ней подрались в седьмом классе.
   - Из-за чего?
   - Уже не помню. Но в дело вступили родители, меня чуть не выгнали, так что с тех пор отношений нет.
   - Она что, влюблена в тебя?
   - Ну и вопрос! А ты что, психолог?
   - Практически! И мне этот пустой разговор надоел. Я найду дядю и поеду домой.
   - За мной тоже уже приехали, - он махнул рукой в сторону стоянки, где было несколько автомобилей.
   - Ну пока.
   -Пока.
   Он пошёл к машине, а я, разыскав Олега, тоже уехала. Веселье ещё продолжалось.
   Хорошо, что следующий день был субботой, и уроков не было. Можно было прийти в себя и осмыслить начало моей московской жизни. Оно было ужаcным.
   На другой день я проснулась поздно, бегать не очень-то хотелось, но я себя заставила. Нельзя давать слабину, иначе потом можно вообще разлениться до предела. Нет, мне нельзя этого делать! После пробежки и душа стало легче, вчерашний день перестал казаться кошмаром и отошёл куда-то в прошлое.
   После душа я пошла на кухню, чтобы что-то приготовить. По выходным домработница не приходила. Я слышала, что Олег тоже встал, он говорил по телефону. Я решила сделать яичницу, как любил папа: положила колбасу, сыр, помидоры, сверху яйца, зелень. Когда Олег пришёл завтракать, всё уже было готово. Дядюшка был не в духе, видно, вчерашний день ему тоже здорово достался. Но мне, неугомонной, хотелось задать ему ещё очень много вопросов.
   - И что же мне теперь делать с моим английским? - с вызовом в голосе спросила я.
   - А что с ним? - почти простонал Олег.
   Я немного смягчила тон, но, в конце концов, я его не просила ничего придумывать про себя!
   - Училка сразу всё просечет!
   - Но ведь ты училась в языковой школе, должна знать язык хорошо!
   Мне стало смешно: видно, Олег забыл, как учат язык в школе, даже специализированной.
   - Да, я училась в спецшколе, но она ведь не в Лондоне! - я почти прокричала это. Ну как же он не мог понять, что наша учительница, да, хорошая, да, знающая, но не из Лондона, а из соседней деревни, и образование получила в областном центре, а не в Оксфорде!
   - Ой, я тебя умоляю, не психуй, сейчас всё устроим. Дай мой телефон.
   - Где он?
   - Наверно, в моей комнате. Сходи, будь добра, у меня сил нет двигаться.
   Я никогда не заходила в комнату Олега: мне казалось это ненужным и неэтичным: что мне там делать. Но сейчас я вошла и сразу увидела выдвинутый ящик тумбочки, конечно, я одним глазом посмотрела. Там была фотография Олега и какой-то женщины, наверно, его жены, они были такие красивые, радостные. Неужели Олег вспоминает о бывшей жене? Странно, очень странно! Я нашла на тумбочке телефон и быстро выскочила из комнаты.
   Олег пил очень крепкий кофе, он и мне успел сварить такой. Я его могла пить, только разбавляя молоком.
   Я дала ему телефон, и он позвонил незаменимой Алене.
   - Здравствуй, Аленушка! - нежно пропел он в трубку. Я сидела рядом и почти всё слышала. Алена громко спросила:
   - Ну что тебе ещё от меня надо в выходной -то день?
   - Алёнушка, прости, но я сделал одну очень плохую вещь, - тут он посмотрел на меня, - ты ведь помнишь мою Верочку, красавицу?
   Алёна сразу всполошилась от его тона:
   - С ней что-то случилось?
   - Пока нет, но если ты сегодня не найдёшь ей преподавателя английского - носителя языка, то с ней произойдет нечто плохое, а самое главное: она близка к тому, чтобы сделать нечто плохое со мной!
   - Ты знаешь, я тоже близка к этому, - сказала Алёна, - но я знаю такого человека, потому что сама занималась у него. Я сейчас ему позвоню, как договариваться?
   - Начинать занятия немедленно, если можно, то сегодня начать и заниматься ежедневно!
   - Готовь деньги! - ответила Алена и отключилась.
   В этот же день меня мучил английским три часа суровый англичанин, почти не знавший русского. Меня привез к нему шофер Олега и ждал у дома все время, пока я занималась.
   Но результат был, и я надеялась, что когда будет урок английского, я смогу что-то пролепетать. В воскресенье повторилось то же самое, а урок был во вторник. В понедельник я пошла в школу, уверенная, что во вторник меня ждет самое неприятное. Как я ошибалась!

Глава 12.

   Учительница биологии, несмотря на вечеринку, сурово начала урок, сказав, что мы ничего не помним из прошлого года.
   Она задавала вопросы, проходя между рядами и показывая указкой на того, кто должен отвечать. Дошла и моя очередь, я ответила правильно. Я всегда хорошо знала биологию, занимала призовые места на олимпиадах, любила этот предмет. Как же можно стать медиком, не зная биологии!
   Анна Владимировна остановилась и спросила:
   - Какая у тебя была оценка?
   Я ответила.
   - Не может быть! Никто не может знать эту науку на высший балл! Вот давай и проверим тебя!
   Короче, она устроила аттракцион на весь урок. Алекс и Машка сочувственно посматривали на меня, но все остальные были довольны, что от них отвязались. Биологичка задавала вопросы, а я на них отвечала. И отвечала правильно. Анна Владимировна даже в лице изменилась. Я ответила на всё! При этом я подумала, что наживу себе врага на весь оставшийся год. Нельзя так хорошо знать предмет! Но я очень удивилась, что, когда прозвенел звонок, биологичка торжественно заявила:
   - Ланская, ты молодец! По средам и пятницам я буду заниматься с тобой дополнительно после уроков! Не забудь об этом!
   Мы вышли из класса, и я почувствовала, как устала. Ребята гудели, обмениваясь мнениями об уроке и обо мне.
   Алекс подошёл и сказал, что я молодец, спасла класс от разноса. Машка смотрела восхищенными глазами, и только Настя, гордо держа на плече мою бывшую сумку, иронично сказала:
   - Ботаник!
   В общем, я была гвоздём программы.
   А вечером опять было три часа английского, и во вторник я уже кое-как отвечала на английском. Вероятно, англичанка не имела особого представления об оксфордском произношении, поэтому её всё во мне устроило, и урок, которого я так боялась, прошёл вполне мирно.
   А я всё ждала подвоха от Насти. Я чувствовала, что её борьба за власть не окончена. Вероятно, к этому примешивалось чувство ревности: явно было заметно, что она неравнодушна к Алексу, а он, как нарочно, часто подходил ко мне, болтал, о чём-то спрашивал. Но мне он был неинтересен, я только раздражалась от его внимания. Мне не хотелось проблем ещё и с ревнивой девицей.
   Но в результате я ждала-ждала гадости от неё, пока не дождалась. Как-то раз, когда закончился последний урок и все гурьбой, толкаясь, выходили из класса, я замешкалась. Я не хотела выходить в этой толпе и не поняла, что вся ситуация была срежиссирована и весь класс знал, что будет. Я собрала свои вещи и подошла к двери. Она была заперта. Вот как! Решили меня попугать! Я стала искать в сумке мобильник. Его не было. Неужели Машка взяла, ведь она со мной сидит за одной партой? Страха у меня не было, в первый момент защемило сердце: ну что я им сделала, Олег устроил эту вечеринку, она ели, пили развлекались на его деньги, а теперь хотят запугать меня или избить! Ну что за люди в этой Москве! Меня стала душить злоба, что за свинство, за что? Ну, они у меня получат по заслугам! И Машка, как ей не стыдно, и Алекс! Хотя он, может, и не в курсе.. Так, надо выбираться. Можно выбить дверь, для меня это не составляло усилий. Какие ещё есть варианты? Я подошла к окну и открыла его. Под окном стояла улыбающаяся Настя в окружении нескольких своих друзей и издевательски держала напоказ мой телефон. Она молчала, но поманила меня рукой: выходи, если сможешь. Ну что ж, я выйду! Я разбежалась и выбила ногой замок, хорошо, что дверь не упала. Я в бешенстве ринулась вниз по лестнице, потом притормозила. Нет, нельзя терять хладнокровия! Я зашла в туалет, умылась холодной водой и успокоилась. Сначала надо попробовать всё решить миром. Даже с такой тварью, как Настя.
   Я выскочила на улицу, обошла здание школы и подошла к теплой компании, которая всё ещё посматривала на окно. Когда они увидели меня, с их лиц слезли улыбки. Я подошла к Насте, она всё ещё держала мой телефон в руке. Я не стала ничего говорить, а просто так же, как с дверью, выбила ногой телефон из её рук. Он взлетел вверх, и мне удалось его поймать! Вот повезло! Издевательское выражение на лице Насти сменилось растерянностью. Она явно не ожидала этого. А я сказала, надвигаясь на неё:
   - Тебе не сообщили твои шестерки, что я карате занимаюсь? Что тебе от меня надо? Хочешь, я на тебе и твоих подружках приёмчики некоторые отработаю? Боюсь, ты не сможешь долго ходить в школу: твоя физиономия пострадает!
   Всё, я победила - она сделала шаг назад, она отступила, и её подружки, которые стояли с телефонами в руках, чтобы запечатлеть сцену - чего? - моего унижения, избиения ?- мигом исчезли. Ну не стать мне звездой интернета!
   А я продолжала говорить:
   - Что, язык проглотила? Зачем всё это? Отвечай!
   Я видела, что она меня боится, понимает, что одной ей со мной не справиться. Может, ей кто-то в первый раз даёт отпор.
   Я схватила её за руки - так, на всякий случай, - и потрясла легонько.
   - Говори, что тебе от меня надо?
   Она пролепетала:
   - Алекс..
   - Мне твой Алекс даром не нужен! У меня в Лондоне жених-миллионер! - сама не знаю, как у меня вырвалась эта ложь.
   - Ну я же не знала..
   - А я что, докладывать тебе должна?
   - Отпусти меня..
   - Ага, чтобы ты продолжала мне делать гадости? Нет, я сейчас тебя поведу к директору!
   - Не надо.. прошу тебя, пожалуйста, отпусти!
   - Хорошо, давай договоримся: я тебя не трогаю, ты тоже. Учти, сделаешь ещё гадость - сильно пожалеешь.
   - Нет.. да, не буду, отпусти!
   Я отпустила её, и она стремглав убежала, а я опустилась прямо на землю и заплакала. Так мне себя жалко стало, так почувствовала своё одиночество: я всем чужая, меня все ненавидят, завидуют, почему? Потом я встала, сказала себе, что нельзя ныть, я должна перетерпеть этот год, ради мамы, ради бабушки, ради себя самой! Ради отца, который хотел, чтобы я была стойкой и волевой! И я буду такой! А Настя...мне её жалко. Идти на подлость, запугивать - разве так можно жить? Я отряхнула приставший к юбке мусор, вытерла лицо и вернулась в класс за сумкой, которую оставила. Сумка была на месте, я взяла её и вышла, прикрыв дверь.
   Вот так закончилось моё противостояние с классом. После этого случая меня стали бояться, только Алекс по-прежнему хотел общаться со мной, но я его демонстративно игнорировала.
   У Машки я спросила про телефон, она покраснела и стала отнекиваться, но я поняла, что это её работа. Я попросила её пересесть, и она села за другую парту. До конца года я так и сидела одна. Главным для меня была учёба, про дружбу с одноклассниками я решила забыть.

Глава 13.

   Вот так и началось: уроки, занятия с репетитором по английскому, потом дядя мне нашёл ещё и химика, биология в школе, а с октября я пошла на подготовительные курсы.
   Мои надежды на то, чтобы устроиться куда-то на работу, развеялись, как дым. Олег мне сказал, что если я хочу съездить домой на каникулы, я должна за полугодие получить все пятерки. Кроме того, я продолжала бегать по утрам, а по воскресеньям ходить на карате. Для меня это было принципиально. Я хотела уметь защитить себя и других. Своё ожесточение и тоску по дому я направляла на занятия. Свободного времени не было, не было и времени для тоски.
   В осенние каникулы приехала мама, я так по ней соскучилась! Она расспрашивала про школу, про музеи, в которых я побывала, про новых друзей, но у меня их не было, кроме Алены. За эти осенние месяцы я никуда и не ходила: на показ Олега ходила, в Большой театр с Олегом и Аленой. Я мечтала о зимних каникулах, мама обещала, что я приеду домой. В суете московской жизни я и не вспоминала, что произошло со мной в родном городке, это казалось таким давним, только тосковала из-за отца. Этого забыть я не могла.
   Мама уехала, опять начались будни, я продолжала бегать, пока не выпал снег, ходила к репетиторам и на курсы, по выходным была секция. Я старалась учиться, чтобы поступить на бюджет, оплачивать моё обучение было некому. Правда, Олег порывался мне говорить, чтобы я так не напрягалась, что он оплатит учебу, но я ему и так была обязана очень многим. Я знала, что никогда не смогу отплатить ему за его доброту, потому что он делал это бескорыстно. Ему ничего не надо было от меня, только чтобы мне было хорошо. Я постепенно начала считать его действительно своим родным дядей.
   С Машкой мы так и не помирились. Я не стала делать шаг к примирению первой, она тоже.
   Вот так я потеряла единственную школьную подругу в Москве. Остался только Алекс, но и он был занят гонкой на поступление в престижный вуз. Он готовился в Высшую Школу Экономики, его отец был птицей высокого полёта. А моего отца уже не было, и я могла надеяться только на себя. Хотя мне грех так говорить, потому что мои близкие делали для меня всё, что можно.
   Я окончила первое полугодие на одни пятерки, мечтала о том, как я приеду к маме и бабушке, встречусь с Анькой, с которой общалась только по скайпу, обниму моих пушистиков любимых, но.. Почему всегда, когда чего-то очень хочешь, жизнь тебя обламывает именно в этот момент? В последний день перед каникулами я заболела. Я пришла из школы, мне надо было на английский, я позвонила предупредить, что не смогу, и завалилась в постель. Олега не было, я чувствовала, что у меня температура, но не могла даже взять термометр. В тот момент я забыла, что я будущий врач, что можно принять жаропонижающие, я же всё это знала! Но я свернулась на кровати в клубок и почувствовала, что просто отключаюсь. Спала я или была в беспамятстве - я не знаю. Олег пришёл поздно, но я не выключила свет, и он зашёл ко мне. Он растолкал меня, тут же позвонил незаменимой Алене и вызвал "Скорую", конечно, платную. Алена и "Скорая" прибыли одновременно. Врач нацепил Олегу и Алене марлевые повязки, заявив, что у меня грипп. Сделали мне уколы, температура спала. Стало легче. Теперь я мучилась мыслью, что из-за меня все стоят на ушах. Алена ухаживала за мной, как мать родная. За время болезни мы с ней так подружились, как будто век были знакомы. Конечно, приехала мама. Слава Богу, острый период болезни уже прошёл, но о поездке в родной город нечего было и думать. Хорошо, что мама была рядом. Сразу стало гораздо легче, и я пошла на поправку.
   Удивительно, что мои одноклассники не остались в стороне. Первым позвонил Алекс, спрашивал, как я себя чувствую, а потом - вот странно! - позвонила Настя. Неужели она решила заключить мир? Естественно, мне не нужны раздоры, я нормально с ней пообщалась, как бы забыв о произошедшем.
   Пока я болела, когда ещё не приехала мама, Олег старался больше времени проводить дома, и в один из таких дней я решила вызвать его на серьёзный разговор.
   Он приехал с работы, вымыл руки и подошёл ко мне, а я всё ещё валялась в постели.
   -Как ты? - заботливо спросил он.
   - Нормально, уже всё прошло, только кашель, - сердито ответила я, потому что мне дико надоело валяться, когда уже нет температуры.
   - Принести тебе чай с лимоном? - Олег не сдавался.
   - Нет, лучше посиди со мной. Я давно хотела спросить..
   - Что замолчала? Хотела - спрашивай.
   - Скажи, а отец и Татьяна - они очень любили друг друга?
   - Да, очень. Юрка страшно горевал, когда её не стало. Я тоже. Ведь она в чем-то заменила мне мать.
   - У меня всё-таки в голове не укладывается, как можно сильно любить кого-то, а потом полюбить другого человека.
   - Ты переживаешь, я понимаю.
   - Да нет, мне кажется всё это очень давней историей, просто странно, что я ничего не знала. И потом, я знаю, как папа любил маму, это было по-настоящему. Мне кажется, я бы не смогла любить одного, а потом другого. И так же сильно.
   - Ну, мужчины немного по-другому устроены, во-первых, а во-вторых, прошло время, он же не сразу женился, прошло два года после смерти Татьяны.
   - А ты почему не женился второй раз?
   - Что за дурацкий вопрос, я же сразу это объяснил, - несколько раздраженно ответил Олег.
   - Извини, если это тебя задевает, но мне кажется, что ... ты немного преувеличил, - я, как смогла, смягчила свои слова. Я думала, он меня прервет, но Олег расхохотался.
   - Ах ты, чертовка! Вот пустил козу в огород, она всё подмечает и на ус наматывает! Давай не будем никогда затрагивать эту тему, я прошу тебя.
   - Хорошо, не будем, а тот мужик, который открывал дверь своим ключом, он с какого бока?
   - Да что же за допрос! Ты, часом, не в полиции собралась работать?
   - Всё может быть. Так как насчет мужика?
   - Да это просто мой знакомый, мой компаньон в какой-то степени. Он вообще-то за границей живет большей частью, здесь у него тоже бизнес, а в его квартире делали ремонт, поэтому он и жил у меня несколько дней. Фамилия у него интересная - Крейн. Отец, кажется, англичанин, а жил сам он в Париже, бизнесом занимался, модельным в том числе. Чем он тебя заинтересовал?
   - Тем, что одет нормально. Не как в модельном бизнесе.
   Олег опять рассмеялся.
   -.Ладно, допрос закончен. Несу тебе чай, чтобы ты не кашляла.
   Вот так я получила ответы, мне казалось, что Олег не врал. В какой-то степени стало легче: он не тот, за кого себя выдает, как я и предполагала, хотя прямо он мне этого не сказал.
   Через неделю я совсем поправилась, и опять началось: школа, репетиторы, курсы, только я бегать перестала и на карате не ходила. Времени не оставалось. К концу года отношения с одноклассниками у меня вполне наладились, причем без моих особых усилий. Я оставалась сама собой, ни перед кем не заискивала и никого не боялась. И Настя, и Алекс, и Машка общались со мной нормально, а я делала вид, что никакого конфликта и не было. Так он и сошел на нет.

Глава 14.

   Второе полугодие промчалось ещё быстрее, чем первое, я хорошо сдала ЕГЭ, у меня за три экзамена было 270 баллов. И медаль я получила. Всё, как задумала, только папы нет, чтобы порадоваться вместе со мной. Я ждала выпускного, чтобы потом подать заявление в медицинский и уехать наконец-то домой. Я целый год ждала этого, этот тяжёлый, холодный московский год!
   Выпускной прошёл хорошо, больше всего мне понравилась поездка по ночной Москве, гуляние на Поклонке, встреча рассвета на Воробьевых горах. Москва предстала радостной, романтичной и очень красивой, может быть, эту красоту ей прибавили выпускницы в дорогих разноцветных платьях. Олег, конечно, для меня постарался: он сшил очень красивое платье из голубого шелка, а Алена подарила мне бриллиантовый комплект из сережек, колечка и подвески. Я прыгала до потолка, а потом устыдилась и не хотела брать подарок, пока Алёна чуть не разревелась. А Олег только смеялся и пел: "Лучшие друзья девушек - это брилли-а-а-нты!". Поскольку ни голоса, ни слуха у него нет, мы дружно начали смеяться, а я всё думала, как же мне повезло в жизни. На выпускном Алекс объяснился мне в любви, я так и предполагала что-то в этом роде. Я очень красиво выглядела, не хуже, чем модели на подиуме у Олега, а может, и лучше. Алекс, когда увидел меня, просто обалдел. Это было немножко смешно. Я постаралась объяснить ему, что очень хорошо к нему отношусь, но у меня другие цели, и потом, наверное, я слишком рациональна, чтобы влюбляться. Но всё может быть.. Алекс расстроился, потом напился, потом его кто-то утешил, думаю, Настя, а я думала, как прекрасно гулять с любимым по ночной Москве, такой красивой и загадочной! Когда же ко мне придёт любовь? Не та, придуманная, когда я бегу в золотых туфельках по площади Сан-Марко, а настоящая! Ведь я ни разу не влюблялась, если не считать мальчика в детском саду, в который я ходила перед школой. Он дарил мне игрушки и говорил, что я буду его женой, а я, не понимая ничего, поддакивала, и мы даже решили, что у нас будет пятеро детей. Папа с мамой очень смеялись, когда я им рассказала про это, и напомнили, что надо подрасти. А я сказала, какие взрослые непонятливые, конечно же, мы не собираемся заводить детей немедленно. Отец очень серьезно на меня посмотрел и сказал, что я всегда найду правильное решение. Отец, отец, где ты сейчас? Видишь ли ты меня? Радуешься ли за меня? Как узнать?
   А потом Олег отвез меня на машине домой, в наш городок, сам побыл несколько дней, на радость мне, маме и бабушке, потом уехал - бизнес не ждет.
   И вот я дома. Моё счастье было безгранично. Я дома! Конечно, бабушка сдала, но все-таки держалась, мама выглядела неплохо, все наши звери были живы и здоровы, а Анькины волосы, как всегда, были ярко-рыжего цвета. А я смотрела на всё так, как будто не год прошёл, а лет десять, мне казалось, что меня прежней уже давно нет, нет той девочки, которая лезла в окно в тот злополучный день, чтобы не напугать бабушку. Казалось, все те события ушли от меня далеко-далеко, у меня новые интересы, цели, и я уже спокойно могу вспоминать прошлое. Всё, за исключение папы. Эта рана не затянулась.
   На речке мы с Анькой сели на наше любимое место и стали обмениваться новостями. Конечно, мне интересно было, как прошёл Последний звонок, выпускной, подружка обещала мне дать скачать запись. Но всё равно она рассказала и про учителей, и про учеников, что смешного происходило с моё отсутствие, кто в кого влюбился, кто с кем поссорился. Зашла речь и о Пашке. Я вся окаменела при упоминании его имени. А Анька, ничего не подозревая, трещала как сорока:
   - А знаешь, он тоже приехал! Я видела его, он спросил, как ты.
   - И что? - я едва выдавила эти слова.
   Анька посмотрела на меня:
   - Ты чего так побледнела? Что с тобой?
   - Ничего! Продолжай!
   - Ну смотри.. может, домой пойдем, я тебя провожу.
   - Нет, всё в порядке. И что же?
   - Да так, приехал за аттестатом, он ведь уже учится в Лондоне. Скоро уедет. Да, и мамашу его видела, конечно, она меня не удостоила меня разговором, но слушала, что я о тебе рассказываю.
   - И что ты рассказывала? - я уже злилась, из болтушки Аньки надо было всё вытаскивать щипцами.
   - Ну, что ты в Москве, у своего дяди, учишься в школе, будешь поступать в медицинский.
   - Кто тебя за язык тянул все это рассказывать? Ты же знаешь, все из-за него, из-за этого урода.
   - Ну это было так давно, я думала, что уже можно рассказать..
   - Ты хоть адрес не сказала, имя?
   - Нет-нет, я ничего такого..
   - Эх, подруга! Как ты вообще могла с ним разговаривать? Он мне враг по гроб жизни!
   - Да я всё больше с матерью его, это она всё расспрашивала..
   - То не удостоила, то расспрашивала - я не пойму.
   - Ну, сначала не удостоила, потом расспрашивала.. Да что ты привязалась? К словам цепляешься! Ну спросила и спросила..
   - А ты знаешь, что она угрожала мне? Грозила убить? А ты ей все выложила!
   - Ну я же не знала! Почему ты не сказала? Ну как она тебя найдет в Москве? Не найдет!
   - Я сама её найду и убью! И сынка её, ублюдка, размажу по стенке!
   - Вера! Ты меня пугаешь! Ты так изменилась в Москве, ужас!
   - Ладно, ладно, я пошутила. Пошли купаться.

Глава 15.

   Однажды я, направляясь к подруге, встретила Сергея, охранника Исмаилова. Не знаю, что я почувствовала, увидев его: радость или тоску от непрошеных воспоминаний. Но он явно обрадовался мне, сказал, что ушёл от Исмаилова, работает в Москве, учится на юридическом.
   Не очень-то я обрадовалась тому, что он в Москве, я не хотела видеть его, хотя когда-то он мне нравился. Видимо, я действительно изменилась, потому что не могла представить себе, что встречаюсь с кем-то, хожу на свидания. После эпизода с Пашкой мне тошно было думать о том, что у меня может быть какая-то близость с парнем. А ведь прошло уже больше года! Но я на этом не зацикливалась, ну и что, подумаешь, мои ровесницы уже имеют кавалеров, а я нет. У меня другие планы. И пока я хотела быть свободной. А может быть, я вообще не создана для семейной жизни. Вот Олег живет один.. Я задумалась об Олеге и на минуту забыла, что разговариваю с Сергеем.
   А он радостно напомнил, что у меня есть его номер телефона, он его не менял, что я могу позвонить ему, если что.
   Мне не хотелось парня обламывать, но и давать надежду тоже. Поэтому я сказала:
   - Лучше бы никогда не было этого "если что". Но если что - обязательно обращусь к тебе.
   Его этот ответ устроил, по крайней мере, он больше о звонках не заговаривал, а стал вспоминать прошлое:
   - А знаешь, когда год назад Исмаилов Пашку привез, он ему сам так надавал! Я аж удивился, а Светка только визжала, пока он и ей не поддал.
   - Ты её Светкой называешь? Что, такие близкие отношения?
   - Нет, не думай, всё уже в прошлом, она сама.. - он не договорил, наверное, не смог сформулировать свою мысль.
   А год назад он мне понравился, я подумала тогда, что этот высокий красивый парень сможет стать мне другом, а оказывается, что он водил шашни с хозяйкой! Как противно!
   - А где сейчас Пашка?
   - Да вот приезжал со Светкой недавно, а сейчас, наверно, опять в Англию укатили.
   - Не знаешь, почему они моей персоной интересовались? Подружку мою расспрашивали.
   - Нет, не в курсе. Думаешь, мстить будут?
   - Мстить? Это я должна мстить. Мой отец умер из-за Пашки, я этого никогда не забуду и не прощу!
   - Да, отца твоего жалко. Хороший был человек. Светлая память.
   - Спасибо.
   Мы помолчали, я - пытаясь сдержать слезы, а он стал прикуривать сигарету.
   Неожиданно мне пришло в голову:
   - А где Джой? Жив?
   - Жив, конечно, хозяин его с собой в Москву увез.
   - Ну и Слава Богу! А ты Исмаилова всё хозяином называешь?
   - Ну так он мне обучение оплачивает, устроил меня в охранную фирму, в общем, я ему многим обязан. А что хозяин - так это по привычке.
   - А он знал про свою жену?
   - Знал. Ненавидел её. А после случая с тобой развёлся с ней. Он любил её сильно, когда поженились, давно уже. А потом ей скучно стало, целый день по косметическим салонам и магазинам ездить, и она решила развлечься.
   - Понятно. Ну хватит о них. И так тошно. Не хочется в Москву уезжать. Но я теперь студентка, надо учиться.
   - Будешь, как отец, ветеринаром?
   - Нет, буду кардиологом. Обязательно буду!
   - Да, ты упорная.
   - Ладно, надо идти. Пока.
   - Так ты позвони, не забудь!
   Я только помахала ему рукой и пошла к Аньке. Она уже заждалась, мы хотели искупаться. Разговор с Сергеем разбередил все раны. Желание купаться улетучилось. Мы поболтали с Анькой, и я вернулась домой, к бабушке, поела её замечательный борщ и пошла к маме помогать в клинике. По крайней мере, когда делаешь что-то важное, все дурные мысли улетучиваются. Лучший способ избавиться от депрессии.

Глава 16.

   Лето пролетело так быстро, как одно мгновение! Я старалась забыть о Москве, мне было так хорошо дома, ах, если бы можно было учиться здесь! По мере того как проходило лето, моё стремление учиться тоже проходило. Вернее, мне так тяжело было думать, что опять расставание, что несколько месяцев я не увижу маму, бабушку, зверей. Грусть одолевала.
   Но мама, бодрая, деятельная, энергичная, одним своим видом пристыдила меня. Я подумала: "Она сильная, она может работать, когда отца уже нет, она приносит пользу, и я тоже могу преодолеть свои воспоминания!"
   И я с радостью, как когда-то, помогала маме. Она была довольна. Только всё спрашивала меня, не пойду ли я на ветеринара, но я твердо решила стать врачом. Кардиологом. Я думала о том, что не могла ничем помочь папе, но, может быть, я помогу другим, и тем самым заглажу свою вину перед отцом.
   Уже в августе позвонил Олег, сказал, что я зачислена уже официально, и с сентября он ждёт меня. Но я решила, что как только смогу устроиться на работу, я сниму себе комнату или буду жить в общежитии.
   Перед отъездом я ещё раз сходила на кладбище. Мы ходили и с мамой, и с бабушкой, но мне хотелось посидеть у могилы папы одной. Я мысленно говорила с ним, рассказывала о своих планах, и мне казалось, что он поддерживает меня. Но уезжать в Москву не хотелось. Я себе повторяла, как заклинание: так надо, так надо, так надо. Старалась не плакать, хотя бы при маме и бабушке. Даже моя любимица Муська как будто чувствовала, что я уезжаю, ходила за мной, терлась о мои ноги, урчала. Невыносимо.
   Расставание было тяжелым. Мама не могла меня повезти, машина сломалась, мне пришлось ехать на поезде. Бабушка заплакала, целуя меня, а я всё говорила, что буду приезжать, лечить её, что всё будет хорошо.
   Когда поезд тронулся, стало легче. Олег обещал встретить на вокзале, мой чемодан был забит соленьями, вареньями, пирожками, фруктами. Очень тяжелый.
   Поезд доехал, Олег встретил, я вошла в его квартиру как к себе домой и поняла, что я уже привыкла и к Олегу, и к его дому, и к Москве. Когда я первого сентября поехала в институт, я была очень счастлива, что начинаю учебу, настроение было приподнятое, хотелось всем улыбаться, разлука с семьей уже не так страшила, как летом. Я взрослая, я студентка, весь мир у моих ног! И даже переполненное московское метро не так раздражало, как раньше, и шумная, суетливая Москва начинала понемногу нравится.
   Первый день в институте был немного сумбурным, знакомство с одногруппниками, библиотека, оформление студенческого. Но всё это было так интересно! Я познакомилась в двумя хорошими девочками, обе приехали из Подмосковья, для них Москва тоже была чужим городом. Но, конечно, они частенько здесь бывали, а я уже могла называть себя москвичкой, ведь Олег, мой добрый ангел, прописал меня в своей квартире. Оля и Марина жили у родственников, но в дальнейшем планировали снимать квартиру. Я подумала, что вполне смогу присоединиться к ним. Обе симпатичные, темноволосые, одна, правда, более напористая, Ольга, а другая, немного застенчивая, - Марина. Вот так я нашла себе новых подруг. Правда, Машка тоже сменила гнев на милость, звонила мне, когда я вернулась в Москву, рассказала, что поступила в технологический колледж. Я встретилась и с ней, и с Алексом, и со многими ребятами из моего класса. Конечно, той дружбы, что была у меня в моём родном городе, с ними не было, но общаться можно было нормально. Они пригласили меня отпраздновать первое сентября в ночном клубе, но я отказалась, чем разочаровала всю компанию, особенно Алекса. Но я думала, что все мы найдем новых друзей, и тот год, что я отучилась в 11 классе, скоро забудется. Не сладким он выдался для меня, хотя я, конечно, повзрослела и многому научилась.
   Вот так начался новый этап моей жизни, как я предполагала, самый интересный и важный.
   Я ходила на учёбу, привыкала к институту, преподавателям, студентам. На мой провинциальный взгляд, студенты отличались какой-то развязностью, я такого не встречала ни в нашем городке, ни в той гимназии в Москве, где я училась последний год. Меня почему-то все считали какой-то особенной, может, потому, что я никогда не пила пиво на скамейке в парке, куда после занятий мы частенько ходили, и не посещала ночные клубы. Мне казалось, что я могу свою любовь к танцам реализовать и дома, тем более что меня никто там не увидит. Я не считала себя закомплексованной, но память о наркомане Пашке и о том событии, приведшем к смерти отца, не давала мне покоя. Мои одногруппники влюблялись, сходились, расходились, а я упорно посещала лекции и стремилась к лучшим результатам. Я должна это сделать в память об отце. Он бы гордился мной. И для себя я это делала - ведь мне нравилось учиться. Я прилежно записывала все лекции, не пропускала семинары, всё сдавала вовремя. Первую сессию сдала на "ура". В результате получила репутацию лучшей студентки и кличку "недотрога". А мне это нравилось. Я участвовала в студенческих КВНах, занималась танцами, опять стала ходить на карате, как здорово, что в вузе столько секций, и они бесплатны! Но главной моей целью на этот период стала задача найти работу. Олег мне предлагал работу у себя, но я понимала, что он просто будет давать мне деньги, я пойти на такое не могла. Кроме того, я хотела работать в больнице, пусть на маленькую зарплату, но надо набраться опыта, смогу ли я спокойно выдержать кровь и всё такое у людей, ведь животные - это одно, а люди другое. Но Олег мне советовал закончить хотя бы первый курс, а потом устраиваться. Я по-прежнему жила у него, так было удобнее. Но я твердо решила уйти, как только найду работу. Может быть, он тогда женится на Алене, ведь они любят друг друга, я это понимала.
   После второй сессии, которую я тоже сдала на пятерки, меня послали на соревнования по карате. Меня бил мандраж, я участвовала в соревнованиях только в своей школе, очень давно, а теперь всё стало иначе, я что-то утратила за это время, не то чтобы смелость, а вообще желание побеждать. Но это были межинститутские соревнования, меня тренер уговаривал, а я не смогла отказаться, несмотря на то, что очень хотела это сделать. Я понимала, что для тренера это важно, может, и для вуза, но не для меня.
   Но.. поздно пить боржоми, я уже на соревнованиях. Мне предстояли отборочные бои, а потом один бой заключительный. Я пыталась настроиться на победу, но ничего не получалось. И как назло, Олег уехал в Италию с Аленой вроде бы по делам. Не с кем посоветоваться. Маме не хотелось говорить. В результате, когда я вышла на татами, я была в состоянии, близком к тому, чтобы просто убежать. Сначала моя соперница ходила вокруг меня, боялась, наверное: я выше её, но потом, видя мою пассивность, применила прием, и я оказалась лежащей перед всеми этими людьми! Вдруг откуда ни возьмись, нахлынуло воспоминание о том, как Пашка в лесу повалил меня, а я пыталась отбиться от него. У меня в прямом смысле слова потемнело в глазах, и я так ответила сопернице, что уже она лежала, не в силах подняться. Я выиграла все поединки. Мне казалось, что моя прошлая обида выплыла из того куска моего мозга, куда я её запрятала, и я каждый раз бью Пашку, именно его, хочу убить его, уничтожить, отомстить за всё: за моего отца, за себя, за отъезд из родного дома, за разлуку с родными.
   Да, эти соревнования были ошибкой. Мало того, что меня все девчонки боялись, называли бешеной, но и то воспоминание, казалось, ушедшее в прошлое, снова всплыло так ярко, так отчетливо, как будто это было вчера. И опять в душе было что-то мутное, темное, тяжелое.
   А я ведь на какое-то время смогла освободиться от него, почувствовала себя свободной! Нет!
   Тренер тоже меня ругал, несмотря на победы. Он говорил, что надо быть хладнокровной, что нельзя столько эмоций вкладывать в борьбу. Да знала я всё это, знала, не первый год занимаюсь, но есть нечто сильнее моей воли. Кончилось это тем, что я получила черный пояс и прекратила тренировки.

Глава 17.

   У Олега в этот период было много разъездов. Однажды мы с Аленой провожали его на Белорусский вокзал: он ехал на поезде в Париж, с остановкой в Берлине, там у него была запланирована короткая встреча, а в Париже показ. Всё-таки не любил Олег самолеты, я это уже давно поняла!
   Мы пожелали ему счастливого пути, а сами решили пойти в кино. И вдруг на платформе я вижу знакомую фигуру, образ из моей ушедшей в небытие счастливой жизни - ту цыганку, которая напророчила мне кучу несчастий! Она шла прямо навстречу мне, точно такая же, как и три года назад. Она, как мне показалась, и одета была так же, как тогда, только ребенка она уже вела за руку - очаровательного, с густыми кудряшками и голубыми глазами мальчика. Я ринулась ей навстречу, я хотела узнать, что же она мне не договорила, я ведь запомнила её слова, я должна научиться - чему? Алена побежала со мной, не понимая, куда я несусь, а цыганка вдруг исчезла, растворилась в пестрой толпе. Была она на самом деле или это глюки?
   Алена стала теребить меня, что такое, но я ей сказала, что вроде знакомую увидела, но обозналась. Она успокоилась, и мы пошли в кино, и я не помнила, что смотрела, потому что думала только о цыганке. Неслучайно я её увидела, надо ждать проблем - вот к такому выводу я пришла. Ну что ж, не в первый раз! Теперь меня этим не испугать!
   И неприятности не заставили себя ждать. Однажды на показе Олега я столкнулась нос к носу с Пашкиной матерью. Даже не хочется называть её по имени-отчеству, потому что никакого уважения она у меня не вызывает, а вызывает только чувство негодования и боли. Особенно обидно, что это был хороший, радостный день: показ Олега прошёл отлично, все веселились, и когда всё закончилось и люди стали расходиться, я вдруг увидела её, эту ведьму без помела. А она проталкивалась именно ко мне, хотела устроить скандал. И ей это почти удалось, но меня спасло то, что я её тоже увидела заранее. Я не могла допустить, чтобы показ Олега, моего самого лучшего друга, почти отца, был омрачён скандалом. Журналисты опять-таки толпились, как обычно. Я тоже ринулась к ней, бросив на ходу Алёне, что встретила знакомую. При этом я вертела головой, где же здесь какая-нибудь дверь, и увидела нечто подходящее. Я дотолкалась до Светланы, схватила её под руку, она недоуменно хотела что-то выкрикнуть, я свободной рукой нажала ей на шею, она ослабла, и я без проблем доволокла её до двери, которая оказалась выходом на лестницу. Слава Богу, здесь никого не было. Я отпустила её, чувствуя себя каким-то агентом 007, но я делала это ради Олега. Всё, что она могла сказать мне, я примерно представляла. Она тут же заорала:
   - Ах ты дрянь, куда ты меня притащила! Ты пожалеешь! Ты у меня умоешься кровавыми слезами! Твой отец сдох, и ты сдохнешь!
   Этого я вынести уже не могла, ну ладно, оскорблять меня - это её излюбленное занятие, но трогать память моего отца.. Ну, нет!
   Я опять схватила её - теперь уже за руки в локтях так, что она не могла ими шевелить. Я выдохнула и стала говорить очень тихо:
   - А давай не будем ждать, давай я умою тебя кровавыми слезами - твоими, - при этом я надавливала на руки всё сильней, видела, что ей больно, но я сама была уже в ярости. Я смотрела ей прямо в глаза и видела там страх, и радовалась этому страху, и хотела увидеть в них слёзы, не всё же мне оплакивать отца и перевёрнутую мою жизнь, может, пора и ей жизнь перевернуть?
   Я швырнула её к стене, схватила за волосы и стала бить головой о стену. Мои глаза закрыла чёрная пелена, я перестала соображать, и только её крик "Не надо!" привёл меня в чувство.
   Я отпустила её, она съехала на пол, она плакала, я видела её слёзы, но не радость почувствовала, а ужаснулась, что ещё немного - и я бы её убила. Не убила сына, зато чуть было не убила мать. Она сидела на полу, вздрагивая от рыданий, я села рядом с ней и сказала:
   - Зачем тебе всё это? Эта ненависть? Я ведь могла тебя если не убить, то искалечить. Оставь в покое меня и моего отца - он давно в могиле.
   Она притихла, а я вдруг вся похолодела: неужели она причастна к его смерти?
   Я опять подняла её, от страха она была как тряпичная кукла, я потрясла её:
   - Говори, ты моего отца убила? Подумай и ответь правду. Я не убью тебя, но я тебя засажу в тюрьму. Обещаю.
   Она помотала головой и выдавила:
   - Нет, я хотела напугать тебя..
   - Зачем? Что же я тебе сделала? - теперь уже я прокричала эти слова.
   - Я ненавижу тебя! Из-за сына ненавижу!
   Я молчала. Ну что мне с ней сделать - убить, что ли, в самом деле? Как же она мне надоела!
   Я сказала:
   - Где-то здесь туалет. Пошли. Вернём тебе былую красоту.
   Я потащила её в туалет. Сотрясения у неё не было - я всё-таки вовремя остановилась - так, немного помяла. Больше напугала.
   Под холодной водой, которой я умывала её зарёванную физиономию, она опять начала говорить:
   - Пашенька мой.. он меня ненавидит.. во всём меня обвиняет.. в том, что случилось..
   - Господи, да что же вы все друг друга ненавидите?
   Она вырвалась из моих рук, передёрнула плечами и гордо сказала:
   - А ты мала ещё ..судить взрослых..
   Её волосы торчали дыбом, косметика вся размазалась по лицу, но выражение, выражение...
   На меня напал дикий смех, как это у меня бывает после стресса. Истерика. Я смеялась, выла от смеха, у меня текли слёзы, я доползла до раковины и стала лить холодную воду на лицо, на голову, глотала её, пока не начала икать. Светлана с ужасом на меня смотрела.
   Когда моя истерика прошла, я сказала ей:
   - Посмотри в зеркало на этих двух красоток.
   Она посмотрела, ойкнула, начала приглаживать волосы, вытирать тушь, приговаривая:
   - Меня же Игорь ищет, как я покажусь ему в таком виде?
   - Что за Игорь? Новый муж?
   - Откуда знаешь? - в голосе прозвучала ревность.
   - Догадалась, - со вздохом сказала я и тоже стала приводить себя в порядок.
   - Ну, Светлана Борисовна, давайте расставим точки над и. Вы будете продолжать меня преследовать или всё-таки оставите в покое? Я предупреждаю, следующая наша встреча пройдет уже не в такой тёплой и дружественной атмосфере.
   - Я ненавижу таких, как ты, ты вся такая правильная, нравственная, а сына моего чуть не убила, а теперь и меня!
   - Опять двадцать пять! Не лезьте ко мне - глядишь, и живы останетесь! Мой отец получил инфаркт и умер из-за Пашки - неужели я это забуду? Нет, никогда! Такое не прощают! И если когда-нибудь я встречу его - то берегитесь, в следующий раз я никого щадить не буду! - последние слова я произнесла очень медленно, чётко, представляя, что они отпечатываются в её куриных мозгах.
   И, видимо, они отпечатались - она с испугом посмотрела на меня, что-то пыталась сказать, вероятно, хотела просить прощения, но такие люди не способны раскаяться. Что ж, а я не в силах их изменить. Ни добром, ни злом - никак.
   Мой телефон давно уже надрывался: меня тоже разыскивала Алёна.
   Я молча вышла из туалета, ответила на звонок, наконец-то мы нашли друг друга, и Алёна показалась мне такой родной, доброй, ласковой, что я ей всё-всё рассказала, пока мы ехали в её машине. Олег задержался с деловыми партнёрами, и хорошо, я не хотела, чтобы он это знал. Алёна была потрясена. Мне показалось, что особенно её потрясли мои действия, она не предполагала, что я могу так бороться за себя. В любом случае - мне стало легче от того, что она выслушала меня, посочувствовала, поохала, повозмущалась вместе со мной. Я только просила Олегу ничего не говорить. Мне было стыдно, что я набросилась на Светлану, поддалась на её провокацию. Мне было стыдно и страшно, что я не владею собой. Отец бы не похвалил меня за это. Я сама себя кляла - да что я за человек? Действительно, я злобная тварь!
   Я опять не спала ночь, размышляла, вспоминала, пила таблетки, которые уже не помогали, пришла к выводу, что мне нельзя быть врачом, я не владею собой, что жизнь моя пуста и бесцельна, что я всё равно при встрече с Пашкой (не дай Бог, конечно, этой встречи!) не справлюсь со своими эмоциями, что я ни на что не способна. Заснула я под утро, на занятия встать не могла, но недаром говорят, что утро вечера мудренее. Утром я подумала, что мой нервный срыв был спровоцирован, что я буду себя сдерживать, и моя цель - стать врачом - как раз в этом и поможет мне. Может быть, я просто успокоилась. А воспоминания о причёске Светланы вызывало улыбку.

Глава 18.

   Но время идёт, и все события стираются, бледнеют, вот и это событие стало прошлым.
   Каникулы опять провела дома, с мамой, с бабушкой, с моими дорогими зверями. Опять разговоры с Анькой о ребятах, опять вопросы, почему у меня никого нет. А я и сама не знала. Я многим нравилась, прекрасно дружила с парнями из нашей группы, но вступать в близкие отношения не торопилась. Может, я ещё не доросла до них.
   В конце августа я вернулась в Москву, Олег был очень занят, и я наконец-то была предоставлена сама себе. Я постепенно узнавала Москву, часами бродила одна, выходя из какой-нибудь станции метро, я шла по понравившейся мне улице, иногда доходила до следующей станции, иногда поворачивала обратно. Олег сказал мне, что отец очень любил Бульварное кольцо, вот я и бродила по нему. Постепенно Москва перестала меня пугать, казаться холодным и безжалостным городом. Я полюбила её. Я полюбила ни с чем не сравнимый запах августовской Москвы: запах пыли, нагретых тротуаров, щемящий запах грусти. Когда я шла по московским бульварам, подставляя лицо теплому ветру (правда, рискуя засорить глаза), ловила на себе заинтересованные взгляды мужчин и женщин (благодаря Олегу я была хорошо одета), я думала: "Это мой город, он принадлежит мне!". Особенно я любила Патриаршие пруды, хотя памятник Крылову в таком мистическом, таинственном месте мне казался неуместным, но я старалась не видеть его, а видеть другое: темную воду пруда, дома с колоннами, где когда-то жили русские аристократы, дорожки, по которым они ходили. Чистые пруды удивляли своим светом, радостным настроением, счастьем. Особенно я любила Москву в субботу и воскресенье, людей было поменьше, иногда в арбатских переулках или в Замоскворечье, вдалеке от магазинов, я шла одна по пустынной улице, и мне хотелось взлететь над городом, как на картинах Шагала, но не было никого, кто бы схватил меня за руку и удержала, чтобы я не улетела ещё дальше. Когда же он появится и появится ли вообще?
   Единственное, что меня напрягало, - это материальная зависимость от Олега. И хотя я знала, что это ему не в тягость, а в радость, я стремилась к самостоятельности. И второй курс университета ста проверкой моей выносливости, целеустремленности, решительности.
   Первый мой шаг был переезд к девчонкам, которые снимали квартиру, и были рады разделить финансовое бремя на троих. Слава Богу, Оля и Марина были порядочными , чистоплотными девочками, и никаких коммунальных проблем у нас не возникало. На втором курсе я подрабатывала где могла - в том числе и у Олега, иногда выходила на показы. Он восхищался мной, говорил, что надо сделать фотосессию, но мне было смешно. Это слишком для меня. Он предлагал мне деньги за показы, но я никогда не брала, потому что он и так оплачивал жилье, привозил продукты, а уж об одежде и говорить нечего.
   Девчонки мои, Ольга и Марина, тоже пользовались его расположением, он дарил им тряпки, и они его обожали. Надеюсь, не только за это.
   На третьем курсе мне удалось устроиться на работу санитаркой, и я начала осваивать на практике, что это такое - быть медиком. Девчонки ужасались, зачем я пошла в самое страшное отделение, что можно было устроиться где-то полегче, но я рассуждала по-другому, ведь кто-то должен делать эту работу. В сентябре было страшно тяжело, но зато я ни о чем не думала, не вспоминала, а валилась с ног от усталости. Но я была горда тем, что помогаю людям. Мне нечего было стыдиться, я выполняла ту работу, какую считала нужной. Денег, конечно, не хватало, но Олег снабжал тряпками, и объяснять ему, что я большую часть времени хожу в белом халате, было бесполезно. Он воспринял мой переезд к девчонкам сначала очень болезненно, но у нас был маленький заговор с Аленой, и она его утешила. В результате переехала к нему. Это вызвало небольшой скандальчик в кругах моды, но его имя уже было брендом, он свою карьеру сделал. И он, и Алена тем не менее звали меня жить к себе, но я жаждала самостоятельности. Тот год, когда я училась в одиннадцатом классе, и всё решал за меня Олег, и все мои дни были расписаны по часам, дался мне довольно трудно. Я не могла забыть этот первый год в Москве, год после смерти папы, я его тяжело прожила, тяжело. Вспоминая его, я до сих пор не могу понять, почему я не сбежала к себе домой, к маме, к родным могилам. Не сбежала. Но теперь я строю свою судьбу сама. Так, как могу, как считаю нужным.
   Правда, устройство на работу не обошлось без приключений. Я уже отработала две недели, хорошо, как мне казалось, как вдруг медсестра на посту, Даша, велела мне зайти к завотделением Семенову. Я уже была наслышана про него, что он хирург от Бога, но при этом любитель пропустить через себя всех новеньких. Меня Дашка об этом сразу предупредила, но я как-то не придала значения её словам, а вот теперь он меня вызывает. Ну что ж, жаль, конечно, если придется увольняться, но я себя в обиду не дам.
   Я постучала и вошла в кабинет. Виктор Иванович перебирал какие-то бумаги на столе. Тут же рядом красовалась бутылка коньяка и две рюмки. Я стояла у двери. Он повернулся:
   -А, Вера Ланская, новая санитарка, да какая молодая и красивая! Ну проходи, не стесняйся, всё не было времени поговорить с тобой. Наслышан, что ты стараешься.
   Я продолжала стоять у двери и молчала.
   - Ну, расскажи, что тебя заставило прийти на такую работу? - он подошёл сам ко мне.
   - Должен же кто-то работать и здесь, - я постаралась ответить спокойно, но чувствовала, что ещё немного - и я сорвусь.
   Семенов подошёл еще ближе, взял меня за руку и хотел вести на маленький диванчик в глубине кабинета, который, я думаю, был многократно использован в подобных целях.
   В этот момент я выдернула свою руку, схватилась за горло и, как могла, пыталась сымитировать приступ астмы. Я стала задыхаться, ловить ртом воздух, прохрипела:
   - Окно! Откройте окно!
   Он бросился открывать окно, а я села на пол и прохрипела снова:
   - Сумка моя .. там.. ингалятор..
   Конечно, надо было бы посинеть, но до таких высот артистизма мне было далеко. Хотя, кажется, у меня и так неплохо получилось. Он выбежал из кабинета, затем вместе с ним прибежала Даша с моей сумкой в руках, я с умирающим видом махнула рукой, чтобы она открыла сумку. У меня всегда был с собой беродуал, после того тяжелого бронхита я носила ингалятор с собой. Семенов поднес его к моему рту, я выдохнула, вдохнула лекарство, ещё раз, и решила, что можно возвращаться к жизни. Я закашлялась, потом прошептала:
   - Извините, пожалуйста, у меня это бывает.. на нервной почве..
   Виктор сказал:
   - Да, незадача. Как же ты медиком собираешься стать с таким заболеванием?
   - Ну.. я вылечусь.. может быть.. - я всё ещё говорила шепотом.
   - Ладно, Даша, отведи её в ординаторскую, пусть полежит.
   Даша вывела меня из кабинета, в коридоре она придерживала меня за талию, а я положила голову ей на плечо, хотя она была много ниже меня. Я боялась, что он смотрит вслед.
   В ординаторской мы сели, и я беззвучно стала хохотать, закрывая рот рукой, уж очень смешной вид был у Дашки.
   Она всё поняла и принялась хихикать потихоньку вместе со мной, а потом очень серьезно сказала:
   - Ты думаешь, он не просечет? Он ведь хороший врач! Очень!
   - Если бы не это, я бы его исколошматила.
   - Да ты что, сумасшедшая? - И Дашка снова начала смеяться.
   Минут через десять я с тряпкой и ведром, в перчатках и маске, как положено, шла по коридору, и мне навстречу вышел Семенов.
   - Я бы на твоем месте пошел в театральный, - сказал он. - С такими данными тебя точно примут.
   - Если бы я не уважала вас как великолепного врача, я бы могла вас оставить инвалидом.
   - Да? - заинтересовался он. - Какой вид спорта? Бокс?
   - Ага. Почти. Черный пояс по карате.
   - Значит, мне надо радоваться, что я легко отделался?
   - Вот именно.
   - Ну, извини, я всё делаю по обоюдному согласию. Не хочешь как хочешь.
   - Да, но только отказать вам никто не может, у вас власть большая.
   Я пошла дальше, надеясь, что он меня не уволит. Так и получилось. Я поняла, что он стал уважать меня, а может быть, догадался, что я не шутила.

Глава 19.

   Вот так началась моя медицинская карьера, не очень-то гладко, но я и не ждала, что будет легко. Унылые больничные коридоры, переполненные палаты, в которых сразу бьет в нос запах - запах разложения, старых тел и боли. Страдания людей, идиотизм нашей системы лечения, равнодушие многих врачей и медсестер меня, конечно, поражало. Я говорила себе, что никогда не стану такой, не буду равнодушной. Привыкать было тяжело, но я говорила себе: так надо. Постепенно я втянулась в работу, даже начала опять бегать по утрам, распределила правильно время, чтобы не страдала главное - учеба.
   Однажды Олег пригласил меня к себе отметить день рождения Алены. Вернее, он хотел повезти нас в ресторан, но Алена приболела, поэтому я приехала к ним. Навестив больную, которая собиралась всё-таки подняться, я вышла в гостиную и увидела того мужика, которого мы с мамой встретили в коридоре у Олега, того у которого были ключи от квартиры. Он узнал меня, опять как-то странно осмотрел с ног до головы. Мне его раздевающий взгляд был неприятен. Но ради Олега я осталась. Вышла Алена, сели за стол, Олег, как всегда, назаказывал деликатесов, которые мне в глотку не лезли под пристальными взглядами Крейна, да и разговор как-то не клеился, все больше обсуждалось недомогание Алены. Мне-то, как медику, оно было понятно, но Олег ещё ничего не знал. Разглагольствовал за столом один Крейн. Правда, после того как Алена ушла в свою комнату.
   Этот человек мне явно не нравился. Наглый, невоспитанный, беспардонный. Может, так и надо в модельном бизнесе, иначе съедят акулы капитализма?
   - Что такой красивой девочке делать в медицинском? - спросил он меня.
   - Учиться! - фыркая, ответила я.
   Олег только смотрел и улыбался.
   - А представь, что ты можешь заработать большие деньги буквально за одну ночь, можешь найти себе богатого мужчину, который тебя осчастливит.
   Я засмеялась.
   - Во-первых, не всё продается и не всё покупается. Во-вторых, предполагаю, что моё представление о счастье в корне расходится с вашим.
   Он не сдавался и продолжал цедить слова:
   - Ты молода, смотришь на жизнь через розовые очки. А в жизни всё имеет свою цену - вот ты, например.
   - Знаете, я не продаюсь и цены себе не знаю, а вот вы стоите пятачок один пучок.
   Олег заржал:
   - Так его, так! Он прожженный циник, а мы люди романтичные, ранимые, к нам нужен другой подход.
   Крейн, не обращая внимания на слова Олега, спросил:
   - А почему же вы меня так оценили, позвольте полюбопытствовать?
   - Потому что вы плохой человек. Потому что мне плевать, сколько у вас денег и загородных вилл, мне важно знать: а кому вы помогли? Спасли ли вы хоть одно бездомное животное, имея такое колоссальное богатство? Помогли детскому дому? Усыновили сироту? Хоть одного человека сделали счастливым - не вашего родственника, а просто чужого человека?
   - Правильно, так его, не сдавайся, Вера! - потирая руки, говорил Олег.
   - А ты борец! - вполне миролюбиво сказал Крейн. - Но взгляды наши разные. Ты - девочка из провинции, где всё просто и ясно. Здесь - Москва, город, где тебя могут вознести, а могут и растоптать.
   Мне надоело с ним спорить. Наверное, в чем-то он прав. Но никогда не соглашусь, что всё измеряется деньгами. Мне пора было идти на дежурство.
   - Подбросишь её? Ей на ночное дежурство.
   - Конечно. А ты не боишься ехать со мной?
   - А вы не боитесь ехать со мной? - с вызовом в голосе ответила я.
   Уж я-то могу за себя постоять, тем более что Олег купил мне баллончик с перцем. Но я и без баллончика никого не боюсь. Эти мысли промелькнули у меня в голове, но я промолчала.
   Когда мы сели в машину, Крейн спросил:
   - Куда едем, провинциальная красавица?
   - В одиннадцатую больницу, в онкологию. Не хотите сходить на экскурсию? Провинциальная красавица покажет вам жизнь и смерть без розовых очков.
   Он, казалось, был удивлен:
   - И ты ухаживаешь за ними? И судно, и ..все остальное?
   - Вот именно, и все остальное.
   - И тебе не противно?
   - Мне противно слушать вас. Неужели у вас есть гарантия, что вы не заболеете, не окажетесь беспомощным, умирающим, нуждающимся в поддержке? Или вы будете лежать в германской клинике и за каждую услугу платить? А не захочется ли вам, чтобы кто-то помог вам бескорыстно? Не думали об этом?
   Последние слова я говорила, уже разозлясь, так мне надоел этот бессмысленный спор. Перед кем я выступаю с речами? Этого человека ничем не проймёшь.
   Наконец-то мы приехали. Последние минуты поездки мы молчали, наверно, он тоже злился на меня.
   Потом я вышла, а он спросил:
   - Хочешь, встречу тебя и отвезу домой утром?
   - За что такая милость? Нет, я потом в институт, на лекции, когда освобожусь - не знаю.
   - Ну, смотри, если тебе что-то понадобиться - вот возьми визитку.
   - Спасибо, надеюсь, что ничего не понадобится.
   Злая на весь мир, я поднялась на лифте в отделение, где меня уже ждала Даша, она была сегодня дежурной.
   - Верка, зайди в 408 и 402, там самые тяжелые, посмотри, как они, не нужно ли чего. Потом можешь поспать. Семенова не буди. Он дежурит, но намаялся сегодня - две операции, одна два часа, другая три. Пусть поспит.
   - Ладно, все сделаю. Тебя-то будить можно?
   - Можно, только осторожно.
   Я переоделась, надела особые бесшумные тапочки, которые ещё отец мне подарил, и пошла по коридору. В палатах было темно, а в коридоре горел неяркий свет. В 408 все спали, запах был тяжелый, я слегка приоткрыла окно.
   Потом я тихонько заглянула в 402. Двое очень тяжелых. Слабый голос позвал:
   - Доченька...
   Я потихоньку вошла в палату в своих бесшумных тапочках.
   - Почему вы не спите, Элеонора Николаевна? - прошептала я.
   - Болит, сильно болит, не могу ... - женщина с трудом говорила, полузакрыв глаза. Не знаю, узнала ли она меня, я уже три месяца здесь, а она почти два.
   - А укол на ночь вам сделали?
   - Всё сделали, дочка, не помогает...
   Я видела, как она страдает. Ещё раньше я обратила внимание на её возраст - пятьдесят два года, совсем не старая. А выглядит жутко. Последняя стадия.
   Я сказала ей, что попрошу дежурную медсестру сделать ещё укол. Она наконец-то посмотрела на меня и попыталась улыбнуться. Это было нечто запредельное. Я вышла из палаты, пошла на пост. Дашка, конечно, спала в кабинете. Я её разбудила.
   - Извини, но Ковригиной из 402 совсем плохо. Вколи ей что-нибудь.
   - Ну что ты меня разбудила! Ковригина не сегодня-завтра на тот свет отправится, Семенов сказал, её держат, потому что она одинокая, с работы принесли деньги, чтобы не выписывали - ухаживать некому.
   - Неважно, сделай хоть какой-нибудь укол.
   - Не буду я ничего делать, всё, что назначено, сделано, отстань! И вообще, без году неделя, санитарка, а требуешь!
   -Дашенька, я не требую, прошу, ведь ей ещё не так много лет, а даже если и много, ну и что, человек же мучается. Дай хоть какое-нибудь успокоительное, я сама ей укол сделаю.
   - А ты умеешь? - подозрительно посмотрела Дашка. - А то всадишь так, что потом жаловаться начнет. Хотя...она жаловаться не будет. Может, она умирает, а ты ей агонию продлеваешь?
   - Я, наоборот, хочу ей помочь. Хоть любое слабое обезболивающее, вреда ведь уже не будет. А уколы я умею делать. И капельницы.
   - Ну прям цены тебе нет! Сокровище ты наше! На, вот тебе лекарство, шприц, делай, но я ничего не видела и не слышала.
   - Спасибо, Дашенька! - я стремительно понеслась в палату.
   Ковригина дышала с трудом, то задерживала дыхание, то со стоном выдыхала. Хорошо, её соседка после капельницы спала крепко и не слышала ничего.
   - Я пришла, Элеонора Николаевна. Я сама вам укол сделаю. Это очень хорошее лекарство, вам сразу станет легче. Я потом я с вами посижу, пока укол не подействует, и вы не заснете.
   Я сделала ей укол. Она перенесла его спокойно. Я села к ней на кровать и взяла за руку. Рука была бледная, вся в сетке синих сосудов. "У бабушки такие руки, - подумала я, - только у бабушки ещё и артроз, все пальцы изуродованы.".
   - Ну, как, Элеонора Николаевна?
   - Наверно, лучше.
   - Конечно, лучше. Вы знаете, это новое лекарство, я его выпросила с большим трудом, потому что его пока мало. Но оно очень помогает, очень! Все выздоравливали, кому его кололи. Вы заснете, а завтра проснетесь бодрая, веселая и начнете выздоравливать. Договорились? Вы мне обещаете?
   - До чего же ты, девочка, добрая, хорошая, была бы у меня такая дочь.. Но я одинока, есть, правда, племянник, но он уехал за границу, никаких вестей от него, а я так бы хотела его увидеть!
   - А в какой он стране?
   - Во Франции, уехал давно, женился и уехал, а потом у него телефон поменялся, у меня поменялся, так и потерялись мы с ним. А если бы он нашелся, я бы на него квартиру записала, ведь квартира у меня, жалко, пропадет!
   Я чувствовала, что её язык еле ворочается, она стала засыпать. Я все гладила её по руке, а потом сказала:
   - Ну, спите. Я завтра утром зайду и запишу, как зовут вашего племянника. Может, и разыщем. Спокойной ночи. Если что, я рядом, на кнопочку жмите.
   - Я знаю, спасибо.
   Я вышла из палаты. Неужели она умрет в ближайшие дни? Как странно! Живет человек и не задумывается о смерти, только о хлебе насущном думает, а потом раз - и смерть! Папа! Как рано ты ушёл! Сколько же ты мог сделать добра! Мир стал хуже после твоего ухода. И как ужасно, что Пашка, виновник всего, сидит где-то в Англии на деньги Исмаилова и портит жизнь другим! Сомневаюсь, чтобы он мог измениться! Каждый раз во время ночного дежурства я вспоминала тот день. Каждый раз. Хотя, казалось бы, уже пора привыкнуть к больничной атмосфере, к страданиям и смерти. Ведь я всё видела это в клинике отца, там было ещё тяжелее. Отец внешне никогда не показывал боли, растерянности, он всегда был собранным, всегда знал, что делать, но ведь и у него были моменты слабости.. И сердце не выдержало. Смогу ли я всё это выдержать? Да, смогу! В память об отце, ради мамы, ради самой себя! Это моя цель, и я её достигну!

Глава 20.

   Ночь прошла тихо, мне даже удалось вздремнуть. Моя смена кончалась в восемь. В семь я зашла в 402, подошла к кровати своей подопечной. Она тихо спала, дыхание было ровным, без перебоев, какие были ночью. Я обрадовалась, что она жива. Сейчас придет Дашка мерить температуру. Надо попросить её, чтобы не будила, пусть поспит. Абсурд: человек при смерти, а ему каждый день меряют температуру!
   Я хотела выйти, но тут Элеонора позвала меня:
   - Деточка!
   - Ой, я вас разбудила? Как вы спали? Как самочувствие? Сейчас будем мерить температуру.
   - Кажется, тебя зовут Вера?
   Я кивнула.
   - Верочка, я хорошо спала. Тебе спасибо за лекарство. Никому не скажу, что ты мне его вколола.
   О Господи, я думала, что она всё забудет! А она помнит. И племянник этот...
   - Верочка, запиши, как зовут моего племянника. Вдруг найдёшь? Ты добрая, ты не обманешь.
   Зовут его Разумовский Андрей Петрович, год рождения 79, в Москве родился, уехал в Париж в 2003.
   - А вы говорили, он женат. А как жену зовут? Может, это как-то поможет его найти.
   - Жену его зовут Катрин Мальфор, вроде она где-то под Парижем жила, то ли в Фонтенбло.. не помню. Но ведь он развелся с ней давно.
   - Да, если развелся, то.. А кем он работает?
   - Инженер он был, а уж кем работает, не знаю.
   Разговор прервала Дашка с термометрами. Она бесцеремонно растормошила спящую на соседней кровати пациентку, сунула ей градусник, подошла к Элеоноре, удивленно посмотрела на Веру, на Элеонору:
   - Элечка, да вы сегодня бодрячком! Вот вам градусник, приду через десять минут.
   Я тоже пошла, на прощание сказав, что приду только через три дня, может, что и узнаю, пусть ждет меня.
   Конечно, я понимала, что вряд ли я смогу разыскать потерявшегося в просторах свободной Европы инженера. В конце концов, мог бы и сам о тетке вспомнить.
   С этими мыслями я поехала сразу в институт, на лекциях меня дико тянуло в сон, но я стойко с ним боролась. В результате вместо того, чтобы пойти в анатомичку, как все, я поехала домой. Мне надо было отоспаться.
   Проснувшись, я вспомнила про своё обещание. Зачем только обещала? Теперь надо искать этого деятеля. Я вспомнила про Крейна. К нему, что ли, обратиться? Не очень-то хочется с ним общаться. Но ведь я делаю это не для себя. Надо. Я достала его визитку и позвонила. Он тут же ответил, как мне показалось, радостно:
   - А, Верочка! Неужели я тебе понадобился?
   Я коротко объяснила ему ситуацию. Он спросил:
   - А зачем тебе это надо?
   Я не сразу ответила. Я могла бы сказать, что, если бы на моем месте был папа, он, конечно, всячески помог бы человеку. Но я сказала только:
   - Я ей обещала.
   - А ты всегда выполняешь свои обещания?
   - Да! - я сказала это достаточно твердо, надеясь, что он прекратит меня допрашивать.
   - Хорошо, я его найду,- сказал он, и в трубке послышались гудки.
   Я облегченно вздохнула. Всё-таки разговор с ним малоприятен. Надеюсь, он сделает то, что сказал.
   На другой день было так много суматохи в институте, какая-то бесконечная суета, что я совершенно обо всем забыла. Поэтому звонок от Крейна прозвучал неожиданно. Он сообщил мне, что выяснил адрес и телефон наследника, я могу с ним созвониться. Я удивилась, как быстро он всё узнал. Он засмеялся:
   - Это было не так уж сложно. Теперь он известный в Париже ресторатор, владелец нескольких ресторанов и кафе, преуспевающий делец.
   - А он сможет приехать в Москву?
   - Ну, уж этого я не знаю, я же не разговаривал с ним. Позвони ему сама, у меня что-то нет настроения.
   Видимо, он так шутил. Всё равно я была очень благодарна ему, что так быстро выполнил мою просьбу. Может, и для него не всё потеряно. Он прислал мне смс с адресом и телефоном, и я могла сразу же позвонить. Но что-то меня удерживало. Я сама удивилась своей нерешительности, даже мелькнула мысль попросить Олега позвонить ему. Но это было моё дело, и я глубоко вдохнула, выдохнула и позвонила Андрею Петровичу Разумовскому.
   Слава Богу, мне не пришлось долго ждать ответа, и не пришлось долго объяснять ему, в чем дело. Я просила его поторопиться, потому что речь шла о днях, которые остались его тетке. Пусть она умрет умиротворенной и довольной, что выполнила всё, что хотела. Он обещал приехать как можно скорее, сказал, что сообщит мне о дне приезда и просил встретить. Ну что ж, просит - я сделаю.
   Дежурство в больнице было ещё через два дня, а тут позвонил Олег и путано объяснял то, что я уже знала. Алена ждала ребенка, надо было готовиться к свадьбе. Алена хотела, чтобы я приехала обсудить с ней все нюансы. Мне, конечно, это польстило, ведь я девчонка, а она и Олег - асы в своем деле. Но Олег постоянно говорил, что у меня хороший вкус. Поэтому после занятий я поехала к Олегу с Аленой.
   Алена выглядела прекрасно, как всегда, а Олег светился от радости. Даже немного поглупел. Он всё говорил, что его ждет, когда узнает желтая пресса о том, что он женится. Но я за него не переживала. Он всегда любил быть на виду, для него это повод для саморекламы - пиар, как сейчас говорят. А я просто была рада за него, потому что знала, как тяжело он переживает одиночество, и когда приехала я, он только был рад поселить меня у себя и заботиться обо мне, как о собственной дочери, которая, надеюсь, у него скоро появится.
   Мы пошли в комнату Алёны, она мне показывала модели свадебных платьев, показала кольцо, которое ей подарил Олег, в общем, я поняла, как они оба счастливы. Я сидела в мягком кресле, перелистывая журнал, когда Алёна спросила:
   - Извини за бестактность, но когда же ты влюбишься?
   Я засмеялась:
   - Я не создана для этого, я буду учиться и работать, заниматься наукой, хочу защитить диссертацию, стать заведующей отделением кардиологии в какой-нибудь больнице, готовить молодых врачей, делиться с ними опытом. Так что планов громадьё.
   Алена смотрела на меня внимательно, но, как мне показалось, с какой-то грустной улыбкой.
   - Вера, а ты отдаешь себе отчет в том, какая ты красавица? Тебе сейчас надо веселиться, любить, пользоваться своей молодостью и красотой. У тебя есть молодой человек?
   - Нет, и никогда не было, - зря я так сказала, надо было что-то придумать, но я растерялась.
   - Ну а какое-то представление о человеке, которого ты могла бы полюбить, у тебя есть? - не унималась Алена.
   - Если бы ты не была беременной, я бы с тобой не обсуждала эту тему. Зачем тебе всё это знать? Олег тебя любит, у вас будет ребенок, вы здоровы, богаты, - что ещё?
   - Дай-то Бог, - сказала Алена, - но я хочу, чтобы и ты была счастлива. Так все же - какой он будет, твой избранник? На кого он должен быть похож?
   - На Фредди Меркьюри! - выпалила я, и это была чистая правда, в которой я впервые отдала себе отчёт.
   Алена так и села на кровати, онемев от изумления.
   - Но он же..
   - Да успокойся, подруга, все не так страшно, - я начала её успокаивать, - да, это кумир моего детства и юности, ну и что? Ты забыла, что Олег одно время изображал из себя гея? А теперь ты выходишь за него замуж!
   - Но он только притворялся, во-первых, во-вторых..
   - Во-вторых, Фредди давно нет на свете, так что замужество с ним мне не грозит. В- третьих, я не выйду за гея. Скорей всего, я никогда не выйду замуж, потому что я синий чулок.
   - Нет, я сейчас позову Олега и скажу, чтобы он нашел тебе красивого молодого человека, причем срочно! И нормальной ориентации!
   Этот бессмысленный разговор прервал сам Олег, который звал нас ужинать. Как всегда, у него стол ломился от деликатесов, на которые я с удовольствием нажимала. В нашей студенческой столовке таким не кормили, а Макдональдс страшно надоел. Алена только поглядывала на меня с ужасом в глазах, а Олег думал, что её взгляды относятся к моему аппетиту. Хорошо, что Алена пощадила мое самолюбие и не стала меня обсуждать за едой. Но я была уверена, что, когда я уйду, она всё расскажет Олегу и они начнут мне искать жениха. От этой мысли мне стало так смешно, что я чуть не подавилась.
   После ужина счастливая парочка уговаривала меня остаться ночевать, но я не согласилась. Я и так слишком часто пользуюсь их добротой, надо и совесть иметь. Поэтому я отправилась к своим девчонкам, с которыми , к счастью, у меня сложились дружеские отношения, и жили мы спокойно, занимаясь своими делами, не мешая друг другу.

Глава 21.

   Когда я приехала на дежурство в больницу, Элеонора Николаевна не спала, ждала меня. Казалось, она идет на поправку, она даже стала лучше выглядеть. Но я знала, что это временно, ей осталось недолго, может быть, это последний проблеск надежды на спасение, на жизнь. Так часто бывает с умирающими. Очень скоро после периода хорошего самочувствия наступает резкое ухудшение и конец. Конечно, я не стала говорить ей этого, наоборот, я поахала, насколько ей лучше, рассказала про племянника, что он вот-вот приедет, ей надо его дождаться. На Западе, конечно, совершенно по-другому, там всё сразу говорят больному, у нас тоже многие врачи не церемонятся, сообщают диагноз самому пациенту. Но я против этого. Я много об этом думала. Нет, может, в Европе и Америке люди не так относятся к этому диагнозу, для них это не приговор. Там лечат, ухаживают, боятся судебных исков. А у нас это приговор. Даже если у тебя мешок денег, ты не можешь быть уверен, что тебе сделают всё, как надо. А уж если денег нет... Это страшно. И всё, что я видела здесь, в этой больнице, не самой плохой в Москве, страшно. Человек унижен, низведен до животного состояния. Мало кто сочувствует. Я знаю, у врача должна быть изрядная доля цинизма, иначе он сам очень быстро окажется среди пациентов. Но всё же.. Есть граница между добром и злом, её нельзя перешагивать. Я это твердо знала. Поэтому я терпеливо выслушивала всех, кто не спал по ночам от боли, утешала, как могла, подмывала, подавала судно, разносила тарелки со скудной едой, иногда кормила больных, когда им было тяжело держать ложку. Да! Всё было. Вспоминая этот период своей жизни, я только диву даюсь: как я выдержала это, такой напряг в больнице, учебу, спорт, развлечения. Хотя развлечений было мало, на это времени почти не оставалось.
   Элеонора Николаевна знала, что ей осталось недолго. Мои ахи её не обманули, она только хотела повидаться с племянником, узнать, что у него всё хорошо. Но она так благодарила меня, что я разыскала этого бывшего инженера, а ныне владельца ресторанов в Париже, что мне стало неловко. Я рассказала ей, что не я его нашла, а мой знакомый. Элеонора только отмахнулась, мол, это одно и то же! Но я не могла сказать ей, когда он приедет. Он пока ещё не сообщил. Элеонора всё говорила:
   - Верочка, девочка, моя дорогая, ты уж сообщи мне, когда что узнаешь, позвони на пост, мне передадут, я хоть приведу себя в порядок.
   Мне уже самой не терпелось увидеть этого мифического племянника, а заодно спросить у него, какого черта он сам не мог вспомнить о своей тетке, единственной родственнице? Хотя потом я подумала, а вдруг у него трое детей, мам мала меньше, ему не до тетки в Москве.
   В таких размышлениях прошло моё дежурство, а когда я вышла из больницы, я увидела машину Крейна и его самого. Я подавила свою досаду в зародыше: ведь он помог мне, считает, что я ему должна. Он поздоровался и распахнул передо мной дверцу. Я села, я так устала, что не могла спорить. Хочет довезти меня до института - пусть везет.
   Я сидела молча, почти засыпая, Крейн сам заговорил со мной:
   - Ну как твоя пациентка?
   - Ждет племянника.
   - А когда дождется?
   - Умрет, наверное. Вряд ли случится чудо выздоровления. Я, по крайней мере, с таким ещё не сталкивалась. Может, всё впереди.
   - А знаешь, я хотел бы, чтобы меня лечил такой врач, как ты.
   Я онемела. Вот это заява!
   - Во-первых, до врача мне ещё очень далеко. Во-вторых, я буду кардиологом.
   - Думаю, что обязательно будешь. С такой упертостью! Только объясни, почему именно кардиолог?
   - Очень долго объяснять. Устала. Потом как-нибудь.
   - Даешь мне надежду?
   Я внезапно очнулась от дремоты. О чем это он?
   - Какую надежду? - в моем голосе прозвучали какие-то визгливые нотки, я сама удивилась.
   - Ну, сама подумай: взрослый мужчина встречает тебя постоянно после дежурства, отвозит в университет, разыскивает для тебя какого-то француза, радуется, как мальчишка, когда ты соглашаешься сесть в машину. Тебе это ни о чем не говорит?
   Ага, сейчас будет объяснение в любви и приглашение на ужин.. нет, скорее на завтрак. Я решила притвориться дурочкой.
   - Ну.. это говорит о том, что вы воспитанный человек.
   - И всё? Ты решила поиздеваться?
   - Я не издеваюсь, что вы! Не всё. Ещё это говорит о том, что вы любите помогать людям, имеете такую возможность. Значит, вы очень добрый человек. Не зря вы друг Олега, Олег ведь очень добрый.
   - Нет, всё-таки издеваешься. У тебя ведь было совсем другое мнение обо мне. Да, я люблю Олега, он редкий человек, не от мира сего, он талант, поэтому я и работаю с ним, помогая ему, и получаю свою прибыль, кстати, немалую!
   - Я очень-очень рада! Но я так устала!
   - Нет, Вера, послушай меня. Я богат и сделаю тебя богатой. Я помогу всем твоим родственникам. Знакомым. Кому ты скажешь. Ты можешь заниматься чем хочешь: учиться, работать, писать научные статьи, бегать по утрам - что угодно. Только переезжай ко мне. Я не могу без тебя.
   Мы сидели в машине около моего универа, он не смотрел на меня, а я увидела его руки - они сжимали руль так, что костяшки пальцев побелели. Я подавила в себе готовую вырваться остроту и молчала.
   - Молчишь! Я так и думал. И не говори ничего. Просто подумай. Может, будет такой момент, когда я буду нужен тебе. А теперь выходи.
   Он, не вставая, открыл мою дверь, и я выползла из машины, как прокисший кисель. Он сразу же уехал.
   Если бы я не была такой уставшей, я бы ему сказала! Ну что за мания у этих богатеев - чуть что - говорить о своем богатстве! Они знают только товарно-рыночные отношения, я это ещё в школе проходила. Сделаю тебя богатой! И думает, что я сразу брошусь ему на шею и закричу:
   - Я так счастлива, я так ждала, я так мечтаю съездить в Париж, ещё норковую шубу и бриллианты, бриллианты, бриллианты!
   Я представила себе эту картину и засмеялась. Со мной поравнялась Марина, она поздоровалась и спросила:
   - Хорошее настроение? Это после ночного дежурства?
   А я ей сказала:
   - Настроение отличное, зарплату получила, приглашаю в кафе после занятий!
   - Здорово! Надо сказать Ольге и Димке!
   - Хорошо, но на Димку я не рассчитывала.
   - Не боись, он при деньгах, за себя и за Ольгу заплатит. О, как здорово, а то макароны надоели!
   В таком радостном настроении мы отсидели лекции, позанимались в анатомичке, которая никогда не вызывала у меня отторжения, хотя в первый раз было муторно, но я сказала себе: так надо. А теперь привыкла. Человек ко всему привыкает. Наверно.
   А потом мы веселой компанией пошли в кафе, дурачились, я даже выпила глинтвейн, после чего пустилась в пляс, чем удивила не только своих друзей, но и всех посетителей. Если верить их словам, приятно удивила. Недаром же я училась танцам. Я забыла и про Крейна с его нелепым предложением, и про больницу, и про универ, я просто радовалась жизни, потому что мне ещё не было двадцати, и у меня всё было впереди.
   Мою веселость прервал звонок мобильного. Я вышла из зала в коридор, где было потише. К моему удивлению, это звонил тот самый племянник. Он сообщил мне, что завтра приезжает и просил встретить. Я пообещала ему, сразу же перезвонила в больницу , чтобы предупредили Элеонору Николаевну, и вернулась за столик, но настроение уже было не то. Господи, я обещала его только разыскать, не более! А он, видимо, думает, что я его усыновлю.
   Мне придется завтра пропускать занятия, везти его в больницу, хотя дежурство не моё, и денег особенно нет.
   Ребята сразу просекли, что что-то случилось. Девчонкам я рассказывала об этом племяннике, они были в теме. Димка не знал, Ольга обещала ему всё объяснить. Ну что ж, придется просить у Олега его машину с шофером, чтобы привезти меня в аэропорт и отвезти потом в больницу. Я надеялась, что на этом моя миссия будет закончена. Я сразу позвонила Олегу, он без разговоров сказал, что машина подъедет за мной в нужное время, и я успокоилась. Но веселья уже не было, и мы побрели домой. Вот так всегда: только расслабишься, порадуешься - так бабах - опять какая-то проблема. Счастье, что у меня есть Олег, который в какой-то степени заменил мне отца. Даже мама об этом сказала, когда я летом приезжала домой.

Глава 22.

   На следующий день я стояла в толпе встречающих и раздумывала, как же я узнаю этого Андрея? Вот Солоха, не догадалась табличку написать! Теперь жди, когда все схлынут. Кто останется, тот и будет недоделанный инженер-племянник. Пока я так раздумывала, ко мне подошел молодой человек, модно одетый, с сумкой через плечо, и спросил:
   - Извините, вы, случайно, не Вера?
   - Да, Вера, а вы Андрей?
   - Да, я вас сразу увидел, вы высокая, а я так вас себе и представлял.
   - Как вы долетели?
   - Спасибо, всё нормально.
   - Багаж?
   - Всё со мной, - он похлопал по сумке.
   - Ну тогда пошли к машине.
   Мы дошли молча до парковки, там стояла машина Олега, я открыла дверь, сказала водителю:
   - А вот и мы, Леонид Сергеевич, можем ехать.
   Я села впереди, обернувшись, спросила:
   - Думаю, что сначала в больницу?
   - Пожалуй, - с ленцой сказал он.
   Тут только я смогла рассмотреть его. Хотя и мельком, но меня поразила его красота. Синие глаза, я таких вообще ни у кого не видела (линзы, наверно), точеный нос, красивые губы. Волосы каштановые и вьются. Нет, это уж слишком! Здесь всё-таки не Голливуд, а Москва. Мужик не должен быть таким красивым, это неестественно. Наверно, голубой. Но вроде не похож. Да, ладно, не буду думать о его внешности, никогда не думала, и сейчас тоже!
   Я спросила:
   - А вы рады, что вас ваша тетя разыскала?
   А он ответил вопросом на вопрос:
   - Знаете, как-то неудобно разговаривать, когда я вижу ваш затылок. Почему вы не сели рядом?
   - Я всегда сажусь впереди, иначе меня укачивает.
   В этот момент Леонид Сергеевич усмехнулся, он-то хорошо меня знал, а я сказала:
   - Я повернусь, если вам так удобнее.
   Я обернулась к нему, а он, улыбаясь, спросил:
   - А так не укачивает?
   Я увидела его улыбку - и пропала. Разозлилась, на себя, как сто чертей и спросила:
   - Вы ответите на мой вопрос?
   Андрей, продолжая улыбаться, сказал:
   - Когда я вижу такую красивую девушку, я про все вопросы забываю. Но, кажется, речь шла о тете. По-моему, это вы меня разыскали.
   - По её просьбе. И предупреждаю вас: рады вы или нет, изобразите радость, любовь, благодарность, потому что человеку осталось совсем мало жить. Сделайте последние дни вашей тети счастливыми. Она это заслужила.
   - Очень хорошо, приму к сведению. А у вас, случайно, нет знакомого риэлтора, чтобы продать эту теткину квартиру?
   - Нет! И непонятно, почему вы так торопитесь. Вы хотите, чтобы и вашу квартиру в Париже ваши близкие продали, когда вы ещё лежите в больнице, а не на кладбище?
   Водитель только посмеивался, правда, не очень-то весело, слушая нашу перепалку, а Андрей, улыбнувшись ещё раз, ответил:
   - Простите, я стал очень циничным, немного отвык от русской жизни.
   К счастью, мы доехали до больницы. Я пошла с Андреем к Элеоноре Николаевне, накануне я и её, и медсестер предупреждала, а Леонида Сергеевича попросила подождать. Пусть он отвезет Андрея после встречи с теткой на эту пресловутую квартиру, и на этом для меня все мои мытарства закончатся.
   Но не тут-то было. Когда я привела Андрея в палату, там уже сидели двое незнакомых мне пожилых мужчин с папками, документами, наверное, и нервно посматривали на дверь палаты. Правда, один посматривал, а другой держал Элеонору Николаевну за руку
   , и видно было, что он вот-вот заплачет. Мы с Андреем ввалились именно в этот трогательный момент. Элеонора увидела Андрея и меня, лицо её озарилось радостью, а я подумала, что она сейчас умрёт. Я быстро подошла к ней и сказала:
   - Всё хорошо, Элеонора Николаевна, я сейчас сделаю вам укол.
   Она взяла меня за руку и сказала:
   - Потом, всё потом, сначала дело. Андрюшенька, милый!
   Он наклонился к тетке, чмокнул , по-моему, воздух рядом с ней, а она стала расспрашивать его о жизни в Париже, пока тот мужчина, который нервно посматривал на дверь, не сказал:
   - Давайте уже к делу перейдём, а вы потом с племянником поговорите!
   Элеонора засуетилась:
   - Да-да, конечно, вот, Андрюшенька, знакомься: это известный адвокат Добронравов Николай Васильевич, а это его друг, нотариус, забыла-то я ваше имя-отчество..
   - Илья Владимирович, - громко сказал нотариус, видно было, что он хочет скорее уйти.
   Я тоже подумала, что мне надо уходить, пока никто не видит, но Андрей схватил меня за руку повыше локтя и спросил:
   - А ты куда? Заварила кашу, так не бросай меня! - в его синих глазах прыгали чертики, он явно не хотел расставаться со мной. Он усадил меня на свободный стул, а сам остался стоять. Дверь в палату была открыта, куда делись другие пациентки, я не знала, их постели были аккуратно заправлены чистым бельем. За дверью так и шныряли медсестры, даже Семенов прошелся своей вальяжной походкой. Через пару минут Дашка принесла ещё один стул, и Андрей сел.
   Адвокат начал речь (меня так и подмывало сказать: слово для выступления предоставляется адвокату Добронравову), но я подумала, что для Элеоноры Николаевны это, может быть, последний день жизни, и усмирила свою веселость.
   Суть речи адвоката сводилась к тому, что Элеонора Николаевна Ковригина в присутствии свидетелей, находясь в твердом уме и полной памяти, оставляет дарственную на свою трёхкомнатную квартиру по адресу: Воротниковский переулок, дом 4, квартира 12,своему племяннику, Разумовскому Андрею Петровичу, кроме того, ему же достается гараж с машиной.
   В присутствии адвоката и нотариуса Ковригина Элеонора Николаевна дарит свои фамильные драгоценности Ланской Вере Юрьевне, на что имеется документ.
   Я обомлела. Ничего себе.
   - Эльвира Николаевна, мне вообще ничего не надо...
   - Верочка, в знак уважения ко мне, прими мой подарок. И, прошу тебя, подружись с моим адвокатом, Николаем Васильевичем, он тебе поможет в любой ситуации, он мой хороший друг, друг нашей, увы, прекратившей свое земное существование семьи.
   Я видела только одно: Элеонора на пределе своих сил, ещё немного - и она впадет в кому. Я подошла к адвокату, отвела его в сторону и шепнула, что надо закругляться. Он и сам понимал это. Бумаги были быстренько подписаны всеми присутствующими, даже мной, позвали Семенова, он тоже расписался, нотариус быстренько собрал свои папки и слинял, а адвокат вывел меня в коридор, якобы для того, чтобы дать возможность поговорить тете с племянником.
   Я сама находилась в странном состоянии недоумения, какой-то растерянности и жалости к Элеоноре, но понимала, что такой стресс для неё даром не пройдет.
   Адвокат в коридоре сказал мне, глядя какими-то несчастными, потемневшими глазами:
   - Понимаете, я ведь до вчерашнего дня не знал, что она в больнице. Она мне сказала, что уезжает во Францию. То ли не хотела говорить о своей болезни - не понимаю.. Я бы её устроил в лучшую клинику, оплатил бы всё. Видимо, она не хотела. И вчера, как снег на голову: я в больнице, умираю, привози нотариуса, надо составить дарственную, завтра приедет Андрей. Боже, как она изменилась! Боже мой!
   Он закрыл лицо рукой. Через мгновение он пришёл в себя и сказал:
   - Эля рассказала про вас, какая вы добрая, бескорыстная. Если я вам сумею пригодиться, буду только рад. Вот, не потеряйте мою визитку. Пойду попрощаюсь с Элей.
   Он вернулся в палату, а я зашла к Семенову, у которого стол ломился от бутылок, цветов и деликатесов (понятно, от кого), и сказала:
   - Виктор Иванович, давайте закроем этот балаган. Она сейчас умрет. Сделайте ей капельницу успокоительную, что ли.
   - Ну, ты меня ещё учить будешь, сам знаю!
   Однако пошёл со мной в палату, где ещё был адвокат, где сидел, улыбаясь как ни в чем ни бывало, Андрей, и сказал:
   - Господа, больной нужен отдых. Прошу вас её оставить. А ближайшему родственнику я уже выписал постоянный пропуск: можете находиться с девяти утра до восьми вечера. А сейчас - не взыщите.
   Я поразилась изысканной речи Семенова (сколько же он выпил), и, попрощавшись с Элеонорой, тоже вышла.
   Слава Богу, оставят бедную женщину в покое! Хотя это было её желание. Как она это перенесет? И так на ладан дышит, а тут такое потрясение. И ведь как сориентировалась: вчера позвонила своему Николаю Васильевичу, заставила всё оформить заранее, привезти в больницу нотариуса. Сколько же времени они ждали, пока мы не приехали? Мы! Я мысленно фыркнула. Я влюбилась! Вот почему я в такой отключке! Господи, я влюбилась в этого племянника!
   Я хотела уйти, пока он не увидел этого. Но как раз в этот момент он вышел из палаты, приобнял меня и сказал:
   - Ну, куда намылилась? Я так и думал, что ты захочешь сбежать. От меня никто не сбегал. Так что поедем проверим тетину квартиру, заодно ты получишь своё наследство.
   - Андрей, ведь она ещё жива!
   - Ну хорошо, её подарок, у тебя же есть дарственная, ты хоть посмотри, что там.
   - Не хочу ничего смотреть, ты поезжай, а я останусь помочь сделать капельницу.
   - Без тебя сделают, поехали!
   Мы вышли на улицу, Леонид Сергеевич терпеливо ждал. Спасибо Олегу, он попросил Леонида весь день сопровождать меня. Кажется, Андрей решил, что это моя машина с персональным шофером. Смешно!
   Мы подошли к машине, и я сказала:
   - Леонид Сергеевич, дорогой, прошу вас, отвезите Андрея в Воротниковский переулок, а потом можете быть свободны. А я пройдусь пешком.
   Андрей недовольно спросил:
   - А когда же мы увидимся?
   - А я завтра приеду на ночное дежурство, как раз к восьми часам, там и увидимся. До свидания!

Глава 23.

   Андрей уехал, а я глубоко выдохнула. Понял ли он, какое произвел на меня впечатление? Да уж, конечно! Мне надо было побыть одной. Но почему я ощущаю такое неудержимое желание смеяться, бежать, лететь? Почему этот мрачный ноябрь стал мне казаться самым любимым месяцем? Я пошла пешком, не обращая внимания на мелкий колючий снег, потоки грязи из-под машин, серое свинцовое небо, мрачную грязную Москву. Я знала, что скоро умрет Элеонора, человек, соприкоснувшийся с моей жизнью, и даже это не наводило грусти. Я завтра увижу Андрея, и он посмотрит на меня своими синими глазами!
   Я и не заметила, как дошла до своей квартиры. Дома была только Ольга. Она посмотрела на меня, когда я вошла в комнату, и спросила:
   - Неужели свершилось? Влюбилась?
   - Да-а,да-а,да-а! - я спела это на манер Пугачевой из фильма "Женщина, которая поет", и кружилась по комнате, пока не упала на диван, чуть не задавив Ольгу.
   - В своего француза?
   - В своего француза, в своего француза, ля-ля-ля!
   - Ты сошла с ума!
   - Да-а, да-а, да-а! - я продолжала петь.
   - Он же уедет, а ты останешься! - продолжала Ольга.
   Я перестала петь. Зачем она это сказала? Он уедет? Разве он сможет уехать от меня? Да нет, он останется! И я продолжила пение.
   - Он небось женат!
   - Он разведен!
   - Ну, думай сама! Я умываю руки! Скажи только, у вас уже было?
   - Что ты, Олечка, конечно, нет! - я с укоризной посмотрела на подружку. Она сжала губы, но видно было, что ей хочется смеяться.
   - А как предохраняться, ты знаешь?
   - Ну.. теоретически.
   - Эх, ты, деревня! Пойдем, проведу с тобой ликбез.
   - Ты тоже деревня. И Маринка деревня. И все мы деревни, ля-ля-ля!
   А на другой день умерла Элеонора Николаевна. Когда я пришла на дежурство, в палате её уже не было. Андрея тоже, он поехал оформлять бумаги. Когда я увидела её пустую койку, у меня сдавило сердце. Бедная! Она дождалась своего племянника, сделала всё, что хотела, выполнила свой долг перед своей сестрой и тихо умерла во сне. Я вообще-то предполагала, что такие стрессы, как вчерашний, даром не проходят, но чтобы так сразу...Смерть! Разложение! Еще вчера она разговаривала, даже улыбалась, а сегодня она лежит в больничном морге, голая, беззащитная, с биркой на ноге! Так же, как лежал мой папа, мой добрый папа.. слезы полились у меня из глаз, и все закрыла серая пелена.
   - Ну что ты у нас такая чувствительная, Ланская? - голос Семенова меня привел в нормальное состояние.
   - Жалко её, - шмыгнула я.
   - Привыкай, это естественный процесс, ты медик, должна понимать. И излишняя чувствительность врача будет только во вред пациентам.
   - Но не больше, чем её полное отсутствие! - с негодованием в голосе сказала я.
   - О, теперь ты пришла в себя. Спорить со всеми - твое нормальное состояние. Бери ведро и вперед!
   Я все ждала, что приедет Андрей или хотя бы позвонит. Бесполезно. Телефон молчал, а я каждые пять минут смотрела на него: вдруг пропустила вызов? Потом поняла, что это худшее, что я могу придумать, и пристала к Семенову, чтобы он разрешил мне сделать капельницу. Под его руководством. Он разрешил, и мне наконец-то удалось его удивить.
   - Ну, Ланская, молодец, может, медсестра из тебя выйдет, капельницу поставила быстро, уверенно, безболезненно для пациента. Давай оформим тебя медсестрой?
   - Во-первых, я стану кардиологом, во-вторых, меня устраивают ночные дежурства, я же учусь. В-третьих, не придется ли мне опять переживать приступ астмы, как новому сотруднику?
   - Ах, Ланская, Ланская! За словом в карман не полезешь! Иди делай в 219 Егорову укол, спроси у Дашутки лекарство, скажи, я разрешил. И напомни ей, чтоб в журнал записала.
   - Яволь!
   Дежурство пролетело быстро, а на другой день пришел Андрей. Я ловила его взгляд, когда он шел по коридору, его синий нежный взгляд, его улыбку!
   Он подошел ко мне, молча поцеловал куда-то в волосы, и сказал:
   - Ну, пошли?
   И я пошла.
   Сначала на похороны Элеоноры Николаевны, потом в её, теперь уже его, Андрея, квартиру. Он выдал мне и моё наследство: старинные серьги и кольцо, очень красивые и, наверно, дорогие. Я уже спокойно относилась к бриллиантам, мне их Олег постоянно дарил вместе с Аленой. Драгоценности, подаренные мне Элеонорой Николаевной, были мне дороги как память о ней, о её светлой и нежной душе. После похорон Николай Васильевич много рассказывал мне о ней, какой она была доброй, заботливой, порядочной. Всю жизнь они любили друг друга, но он был женат, она не хотела разбивать семью, дети опять же, а вот теперь жена Николая Васильевича давно в могиле, дети разлетелись, вот и Эли не стало. Он чувствует себя стариком, никому не нужным стариком. Мне было так жаль его, я обещала звонить, навещать, но, каюсь, сделала это не сразу.
   Произошло то, что должно было произойти. Я не могла противиться Андрею, я сама хотела быть с ним. А что будет дальше - что будет, то и будет.
   Крейн периодически звонил мне, но я ему честно всё сказала. Наверно, неприятно ему было это слышать, не могу сказать - больно, вряд ли такие люди испытывают душевную боль, а, впрочем, не знаю. Я забыла о нем, как только закончился разговор, а ведь это благодаря ему я познакомилась с Андреем.

Глава 24.

   Вот так начался мой роман, первый в моей жизни. Я была уверена, что он будет и последним. Я не могла бы себе представить, что после Андрея смогу полюбить кого-то ещё. Но в тот момент я об этом и не думала, я просто любила. Каждый день я встречалась с Андреем, и мы шли гулять по Москве. Было довольно холодно, мы заходили в кафе, сидели там подолгу, разговаривали, и казалось, что мы друг друга знали всегда, с детства, что у нас уже прожита большая совместная жизнь, а потом мы расстались и встретились вновь и уже не можем оторваться друг от друга. Мы шли в его квартиру, доставшуюся по наследству, любили друг друга, и я сразу же стала оставаться там на ночь, потому что Андрей не отпускал меня. Когда же я приходила после института, если он меня не встречал, он судорожно обнимал меня, обнимал так, как будто я вот-вот могла исчезнуть. Его порывистость смешила меня, ведь я проводила с ним почти все время. На работе я взяла отпуск за свой счет на две недели, чтобы больше проводить времени с Андреем. Я даже стала пропускать лекции, потому что он не пускал меня, а я была как во сне и не осознавала, что происходит. Я перестала звонить маме, Олегу, подругам, мне никто не был нужен, кроме него. Конечно, я понимала, что так будет не всегда, но.. я жила одним днем. Я была счастлива, как никто и никогда не был счастлив. Моё счастье продлилось три недели, до того момента, когда Андрей сказал:
   - Я завтра уезжаю в Париж. Когда ты ко мне приедешь?
   На меня словно небо обрушилось. Завтра! А как же я? Как я буду без него? Почему он мне ничего раньше не сказал?
   - Почему так срочно? - только и сумела спросить я.
   - Милая моя, ты же слышала, что я постоянно звоню в Париж, решаю проблемы, я же не могу руководить сетью ресторанов по телефону. Я и так слишком много времени на тебя потратил, надо делами заниматься. Бизнес есть бизнес. Рождество на носу, будет полно работы. Надо, Верочка.
   Я молчала. Не потому, что мне нечего было сказать ему, а потому, что я онемела. Я смотрела на его красивое холёное лицо, и его голубые глаза казались холодными льдинками.
   Он, отведя взгляд, сказал:
   - Ты ведь приедешь ко мне? По-моему, у тебя нет материальных проблем, я об этом не спрашивал, но судя по твоему виду, по личному шоферу, ты состоятельна. Хочешь учиться - учись, это можно делать и у нас. Слышала такое слово - Сорбонна? Разберись с учебой и приезжай в Париж, пока по туристической визе, а там посмотрим.
   Я выдохнула. По-моему, он сказал всё, что хотел. Теперь моя очередь. Главное - быть спокойной, не заплакать, не показать ему, как мне невыносимо слышать всё, что он говорит.
   - Андрей, ты ошибся насчет моего статуса. Я неплатежеспособная студентка, живу на то, что зарабатываю, и на стипендию, - я говорила очень тихо и размеренно, потому что боялась, что повышу голос - и зарыдаю.
   - А как же машина с шофером, твои тряпки? Не морочь мне голову, я знаю, сколько это стоит!
   - Ну, Андрюша, мир не без добрых людей. Ко мне многие люди были добры, причем абсолютно бескорыстно. Друг нашей семьи - он даже не родственник - помогает мне, я же тебе говорила про него.
   - А, это тот Олег? Недаром мне это показалось странным! Но.. как ты можешь быть его любовницей, ведь ты же была девственницей, и я думал, как же мне повезло. Хотя.. может быть по-всякому. Итак, все-таки Олег. Сколько он тебе дает в месяц? Уверяю тебя, я дам больше!
   Я слушала его, и мне казалось, что на меня обрушивается град ударов: раз - в лицо, раз - под дых, так, что невозможно дышать, раз - и в грудь, и вот уже я валюсь тряпичной куклой на пол, потому что выдержать это даже я не в силах.
   - Что ты? Что с тобой? Вера, очнись, Вера! - через мгновение ко мне пробился его голос. Он тряс меня и бил по щекам. "Ещё и по щекам", - подумала я, это уже перебор.
   Я решила разозлиться, и мне это удалось. Неужели я потеряла сознание от его слов, только от слов? Как я расслабилась! Нельзя быть такой неженкой. Надо смотреть правде в глаза. И я посмотрела.
   - Принеси мне нашатырь из ванной, - приказным тоном сказала я. В этот момент я представила, что всё происходит не со мной, а с кем-то другим, и я поняла, как надо действовать.
   Он прибежал с нашатырем, кажется, вид у него был испуганный.
   - Кусок ватки! - скомандовала я.
   Он заметался в поисках ваты, я напомнила, что в она той же ванной.
   Он всё-таки догадался, что надо смочить ватку нашатырем и поднес к моему носу. Я вдохнула слегка, в голове прояснилось.
   - Спасибо, мне уже лучше, - очень вежливо сказала я. Вся дальнейшая моя речь тоже была очень тихой и вежливой. Я знала, что это возымеет больший эффект, чем если бы я разразилась потоками слез. Ну нет, этой радости я ему не доставлю!
   - Андрей, выслушай меня спокойно. Может быть, тебя ввело в заблуждение моё внешнее благополучие, и оно в какой-то степени вызвало тот прилив чувств, который ты мне продемонстрировал. Молчи, - он попытался что-то возразить.
   - Слушай и не перебивай, - продолжала я. - Насколько я понимаю, и как говорит мой опыт, пусть и небольшой, покупают людей те, кто сам продается, - я посмотрела прямо ему в глаза при этих словах, а он отвел взгляд, как будто боялся, - и вообще каждый судит в меру собственной испорченности. Мне не приходилось продаваться, надеюсь, и не придется. Тебя я любила, ты моя первая любовь, - на этих словах мне опять стало жалко себя, слезы полились, как я ни сдерживалась, но я старалась говорить твердо. - Теперь всё прошло. Хорошо, что всё произошло так быстро, так оно и лучше. Я сейчас соберу свои вещи и уеду. Наши отношения на этом закончились.
   - Ну что ты говоришь? - с досадой в голосе прокричал Андрей. - Ну выразился я не так, ну прости, неужели всё ломать в одночасье? Ты книжная девочка, ты начиталась романов, а в жизни всё по-другому! Приедешь ко мне, увидишь Париж, поживешь у меня, всё станет на свои места! Да, денег у тебя нет, но ты красавица, ты сможешь всегда заработать. Не хочу я тебя терять.
   Я подумала: если он просто сказал, что любит меня, или молча прижал к себе, я бы, наверно, простила его, но он наговорит столько жалких слов, унижающих и его, и меня, что я не могла поступить по-другому.
   - Суду всё ясно, - с вымученной улыбкой сказала я. - Никто и не сомневался, что я книжная девочка. Могу сказать одно: за время общения со мной твой русский язык заметно обогатился. Видно, и от книжных девочек бывает польза. Дай мне спокойно собрать вещи и вызови такси. Всё, на этом ставим точку.
   - Нет, не точку! Если ты надеешься забрать теткины драгоценности, то даже не думай!
   Ого, вот даже как! Ну, Андрюша, показал всю свою мерзость! Как же я раньше этого не видела?
   - Ну что ж, приедешь в Париж, наденешь на какой-нибудь прием и произведешь фурор! Флаг тебе в руки!
   Я поднялась с пола, собрала свои вещи, если что-то и забыла, да и ладно. Андрей ходил за мной по квартире, что-то говорил, но я отключилась от него, я только повторяла про себя: "Да-а, да-а, да-а!". Я не услышала, как он вызвал такси, когда я вышла из подъезда, машина уже стояла, Андрей шёл за мной, кажется, просил прощения, но мне было всё равно. Я уехала домой. В такси я старалась сдерживать себя, размеренно дышала, как меня учил тренер. Эх, как бы мне хотелось вмазать Андрею по его красивой морде! Но я вспомнила Пашку, вспомнила отца, и всё - меня прорвало. Так, в потоках слез, я расплатилась, вышла из такси, доехала на лифте до квартиры, которую снимала с девчонками, позвонила. Я надеялась, что никого не будет, но нет, дверь открыла Ольга. Она была не одна, Димка тоже торчал. Вот невезуха! Я пыталась сделать веселое лицо, получилось плохо, и Ольга спросила:
   - Что, поругались?
   Я кивнула.
   - Он что, уезжает?
   Я опять кивнула.
   - Ну и хрен с ним! Найдёшь другого, правда, Дим?
   Она подошла ко мне, обняла, у меня опять полились слезы, а она строгим голосом сказала:
   - Не реветь! Дима, ты нам давно обещал какой-то закрытый пафосный клуб - не пора ли нам его посетить?
   Я застонала:
   - Нет, Олечка, какой клуб, я не могу...
   - Можешь! Завтра воскресенье, на занятия не надо, можно всю ночь протусоваться, если понравится. А что ты будешь делать? Рыдать в подушку? С такой-то красотой? Я этого не допущу! В ванную!
   Через час Ольга уже запихивала меня в машину Димки, чтобы ехать веселиться. У меня на сердце был камень, я бы предпочла остаться одна, но, видимо, воля моя была сломлена, и я делала то, что говорила мне Ольга.

Глава 25.

   Мы вошли в старинное здание где-то в центре Москвы, я не запомнила, как мы ехали, внутри был полумрак, я рассмотрела только деревянную резьбу на потолке, чуть ли не восемнадцатого века. Мы подошли к бару, сели, а Димка сказал:
   - Ну что, вмажем текилы?
   Я стала протестовать:
   - Я никогда не пила, это что-то крепкое!
   - Тебе сейчас надо крепкое, не пила - так выпьешь, и всё сразу пройдет!
   Димка показал мне, как надо пить текилу, я выпила - и действительно, стало как-то легче.
   - Давай ещё по одной! - Ольга тоже вошла в раж.
   - А давай!
   После двух порций спиртного жизнь стала казаться не такой уж ужасной. Мы сели за стол, Димка заказал что-то поесть, потом принесли коктейли, по вкусу это было лучше, чем текила, я попросила ещё коктейль, потом ещё, и ещё.
   А потом - провал.
   Я проснулась с дикой головной болью и не могла понять, где я. Я смотрела в потолок с мансардой и думала, неужели меня всё-таки отправили в Париж, потому что мансарды у меня ассоциировались с Францией. Но у меня не было с собой загранпаспорта, да и визы тоже. Господи, где я? Что было вчера? Я ничего не помнила. Я попыталась повернуть голову. Мне удалось это с трудом. Господи, Твоя воля! Рядом кто-то есть! Я резко села на кровати, так что у меня закружилась голова. Я закрыла глаза, пытаясь избавиться от тошноты, и услышала:
   - Ну, проснулась наконец-то! Я уж думал, ты проспишь весь день, а у меня на тебя есть планы!
   Я почувствовала, что кто-то очень горячий обнимает меня, прижимается всем телом, целует..
   - Мамочка! - я закричала так, что, наверно, было слышно на улице.
   От крика мне стало легче, и я смогла посмотреть на человека, с которым лежала в одной постели. Молодой парень, приятный, кареглазый, с очень белыми зубами, улыбаясь, смотрел на меня.
   - Ну, мать, и набралась же ты вчера. Неужели ничего не помнишь? Только, прошу, не ори.
   - Кто ты? Как я здесь оказалась?
   Он засмеялся:
   - Ну, ты даёшь! Надо же так нализаться! И часто у тебя так бывает?
   В затылке у меня опять появилась резкая боль. Неужели я упилась до инсульта? Так, вспомним признаки инсульта: отсутствие речи или невнятная речь... Ну, с речью всё в порядке.
   - Я сильно напилась? Я вообще не пью. Просто...
   Мне не хотелось говорить о себе. И так он думает обо мне неизвестно что.
   - Ты не ответил мне. Кто ты? Где я?
   - Я Влад. Ты у меня. Довольна?
   - Нет. Скажи, а как сделать, чтобы голова не кружилась?
   - Могу сварить тебе кофе. Мне всегда помогает.
   - Будь так добр.
   - Господи, Верочка, какая же ты вежливая! А ночью в постели была как огонь. Мне этого никогда не забыть, я надеялся, что мы сейчас продолжим.
   Мне стало ещё хуже, если это возможно. Значит, он знает моё имя. Ничего не помню.
   - Ого, как ты мило краснеешь! Ты знаешь, какая ты красивая? Конечно, знаешь! Вчера весь клуб пялился, как ты танцуешь. Ребята чуть не передрались из-за тебя. Стоп, а сколько тебе лет? Ты совершеннолетняя?
   Я открыла один глаз и посмотрела на него. Улыбки не было, а озабоченность была.
   - Успокойся, мне скоро двадцать. А твоя фамилия не Чикатило?
   Влад засмеялся с облегчением.
   - Нет, моя фамилия Корнеев. Учусь в МГУ на журналистике. А ты?
   - Ты собирался сделать кофе.
   Влад молча отвернулся, надел халат и вышел. Он был голый под халатом! Я приподняла простыню. Мама, я тоже! Где моя одежда? С кровати не видно, да и встать я не могу! Как же я могла так напиться, чтобы ничего не помнить и оказаться в постели с первым встречным! Интересно, он правду о себе рассказал или нет? А вдруг это маньяк? Ну вообще-то за ночь он мог много раз меня убить, но не сделал этого. Значит, не маньяк. Уже легче. А где же Ольга с Димкой? Как они могли меня бросить? Господи, больше никогда пить не буду!
   Я пыталась вспомнить, что же было вчера. Вчера я уехала от Андрея. Больше ничего не помню. Но самое смешное, что Андрей, его подлость и жадность отошли даже не на второй план, а вообще я забыла про него, как будто это было давным-давно! Да, Ольга мне помогла! Теперь надо выпутываться из этой ситуации!
   Влад принес кофе, горячий, крепкий, поставил мне на постель на маленьком столике. Я выпила его , и мне полегчало. Влад сказал:
   - Немного погодя сделаю завтрак. Хотя уже можно съездить куда-нибудь пообедать.
   Меня опять замутило при мысли о еде. Я укоризненно посмотрела на него:
   - Только легче стало, и зачем ты о еде заговорил?
   Он опять засмеялся:
   - Ну вот, всё не так, а я ведь есть хочу, все силы ночью тебе отдал.
   Я опять начала краснеть. Господи, зачем он это говорит, мне и так стыдно!
   Я пересилила себя и спросила:
   - Скажи, а мы.. а ты..предохранялись?
   Влад сидел на постели, на этом месте он навалился на меня и стал шептать мне в ухо:
   - Да какое там, я голову потерял из-за тебя! Я безумно тебя хочу, еле сдерживаюсь!
   Я оттолкнула его. Откуда только силы взялись! Он откинулся на соседнюю подушку и закрыл глаза.
   - Ты меня доконаешь, - пробурчал он. - Откуда ты взялась такая на мою голову? Чувствует мое сердце, что ты сейчас уйдёшь. Как бы я хотел оставить тебя хотя бы на недельку в этой постели! Ну, на месяц! А ещё лучше на год. А ты можешь остаться навсегда?
   Он повернулся ко мне и подпер лицо рукою.
   - Не бойся, если не хочешь, я не буду. Только посмотрю на тебя. Ну почему ты такая грустная? У тебя что-то произошло? Поэтому ты была в хлам?
   Я засмеялась, потому что он сказал это так жалобно и смешно.
   - Ты угадал, но сейчас всё это совершенно неважно. Влад, ты красивый парень, судя по всему, не бедный, наверняка на тебя девицы вешаются гроздьями?
   - А они мне не нужны. Ты мне нужна.
   - Потому что я не вешаюсь на тебя?
   - Потому что я влюбился. Ты так пахнешь - нельзя не влюбиться. Ты просто чудо. Останься хотя бы на сегодня.
   - Для начала проводи меня в ванную.
   С помощью Влада я сползла с кровати. Идти было тяжело, Влад почти тащил меня.
   - Вера, давай я тебе помогу, ты же рухнешь сейчас. Перестань стесняться, я уже всё видел. Сейчас встанешь под душ, будет лучше.
   Он дотащил меня до душевой кабины, снял с меня халат и включил воду. Холодную! Я заверещала, но тут же полилась теплая вода, и я начала чувствовать себя человеком. Я уже могла стоять без посторонней помощи.
   - Спасибо, Влад. Я сама.
   - Хорошо. Я пока сгоняю в магазин, надо что-то купить поесть.
   Мне это не очень понравилось, но я подумала, что пока он ходит в магазин, я смогу сбежать. Он мне даже нравился, но как я могла с ним переспать? Боже, такой стыд! Я застонала от ненависти к себе. Влад, уже одетый, прискакал снизу:
   - Что случилось? Что ты так застонала?
   - Господи, как же ты услышал?
   - А я, как радиомаяк, настроен на тебя.
   - Всё в порядке, мне просто очень стыдно. Не обижайся, просто..
   - Да понял я, понял, что это у тебя впервые. И не хотел бы, чтобы ты разучилась краснеть. Ни разу такого не видел. Ты прелесть.
   Влад ушел, а я ещё долго смывала с себя чужой запах, спиртное, мой стыд и моё смятение.
   Потом я выщла. Волосы мокрые, где-то надо найти фен. Ага, он его положил на кровать! Предусмотрительный! А что же не предусмотрел самое главное?
   Какие ещё последствия будут после этой ночи любви? Я фыркнула! Особенно когда я ничего не помню. Может, он всё врёт? Да нет, судя по некоторым признакам, было!
   Ну как же я могла так себя опозорить? Теперь все узнают. Ольга расскажет завтра в институте. Почему она позволила мне уйти с незнакомым парнем? Я бы так никогда не поступила! Напоили меня, гады! Да сама я напилась, смутно вспомнилось, что Ольга пыталась отобрать у меня очередной коктейль, и он пролился на неё.
   Я высушила волосы и начала искать сумку. Я долго ползала по комнате, пока не нашла её под кроватью. Вытащила телефон, он был отключён. Я включила его, и он сразу же зазвонил. Это была Ольга.
   - Слава Богу, всю ночь звоню тебе, ты жива?
   - Я жива, скажи, как я сюда попала? Почему вы не забрали меня домой?
   - Дура ты, ты сама хотела к нему ехать! Чуть скандала не устроила, а там скандалов не любят, больше пускать не будут.
   - Да я туда ни в жизнь не пойду!
   - Ты не пойдёшь, а другие, может, и пойдут!
   - Скажи, что это за парень? Ты его знаешь?
   - Димка знает, хороший парень, наркотики не употребляет, родители дипломаты, при деньгах, но без понтов.
   - А как я пошла с ним? Зачем? - чуть не плача, спросила я. Хотя знала, что это дурацкий вопрос.
   - Ногами пошла, а зачем - тебе лучше знать. А я вот с Димкой из-за тебя поругалась, потому что хотела ехать за вами, а он сказал, что пьяный за руль не сядет. И всю ночь тебе названиваю, что с тобой. Кстати, парень-то живой? Ты его не убила?
   - Нет.
   - Что нет? Неживой?
   - Нет, не убила! Очень даже живой! Но я ничего не помню!
   - Он с тобой?
   - Нет, он пошёл в магазин, я попробую сейчас уйти, потом позвоню.
   - Хорошо.
   Я взяла сумку, спустилась вниз по лестнице, стала искать свою дубленку. Она висела на вешалке у входа. Квартира у Влада была как в кино, я таких не видела. Ладно, надо мотать. Я попыталась открыть дверь. Ничего не получилось. Он меня запер! Может, где-то ключи запасные? Я стала оглядываться в поисках ключей, но в этот момент дверь открылась и вошёл Влад с огромным букетом белых роз и большим пакетом с продуктами. Я так и замерла. Он тоже замер. Потом отошёл.
   - Я так привык, что ты лежишь в моей постели, что дико видеть тебя в одежде. Убегаешь, значит?
   - Нет, ты всё-таки маньяк! Про что-то другое можешь говорить?
   - Говорить могу, а думать - нет. Кстати, цветы тебе.
   Он протянул мне букет, я прижала цветы к лицу, они так чудно пахли!
   - Спасибо, они прекрасны.
   - Ты прекрасней всех цветов на свете.
   Я почувствовала, что опять краснею.
   А Влад сказал:
   - Не торопись, давай поедим, а потом я тебя отвезу домой, не бойся. Вообще странно, это в первый раз девушка меня боится. Но ты божественно краснеешь. За одно это можно всё отдать.
   Он поставил пакет на стол и снял с меня дубленку.
   - Иди наверх, а я пойду на кухню. Или хочешь со мной?
   Я отказалась, он заметно погрустнел.
   - Включи там телевизор, чтобы не скучать.
   Я не стала ничего включать, села в кресло и опять начала себя есть поедом. Вот к чему приводит алкоголизм! К неразборчивости в сексуальных связях! А цветы какие красивые! И Влад.. ведь он хороший, это сразу понятно. Но.. как я могла так низко пасть? Пойти с первым встречным? Что бы сказал папа, если бы узнал? Разве такую судьбу он мне готовил? Он надеялся, что стану хорошим врачом, а я вообще забросила учёбу, влюбилась в проходимца, напилась, легла в постель с незнакомым человеком! Странно, но Влад мне не казался таким уж незнакомым. Я спустилась к нему на кухню. Он просиял, увидев меня.
   - Что, соскучилась?
   - Нет, есть захотела.
   Он помрачнел, а я засмеялась. Мне захотелось взъерошить его волосы ,я подошла к нему, а он выронил нож и стал обнимать меня, а потом так поцеловал, что у меня закружилась голова. Я ничего не смогла сделать и тогда, когда он взял меня на руки и понес наверх, в спальню. Теперь я уже была трезвой, но когда мы легли, я отключилась, потому что мне было с ним хорошо. Очень. Очень-очень хорошо.

Глава 26.

   После этого я заснула, а проснулась, когда были уже сумерки. На тумбочке у кровати стояли в вазе мои розы, они раскрылись, и их нежный запах чувствовался даже на расстоянии.
   Я встала, надела тот же халат, что и утром, только теперь всё изменилось. Я испытывала удивительную легкость, радость и гордость собой. Я знала, что Влад счастлив, и это я сделала его счастливым. Подумать только, ещё вчера я убивалась по Андрею, а теперь я хочу быть с другим человеком! А я ещё удивлялась, как можно любить без памяти одного, а потом так же сильно любить другого? Или это только голос плоти? Кстати, о плоти... Мы опять не предохранялись! Я разозлилась, но моя злость прошла, когда показался Влад с подносом в руках. Он поставил его на журнальный столик и сказал:
   - Жаль, что ты встала. Я надеялся, что ты спишь, и я смогу смотреть на тебя.
   - Ну, ты можешь и сейчас смотреть на меня. Так и быть, разрешаю.
   Он спросил:
   - Скажи, а будет когда-нибудь так, чтобы я проснулся и увидел, что ты спишь рядом?
   Я подошла к нему и поцеловала. Некоторое время мы молчали. Потом я оторвалась от него и сказала:
   - Чем ты кормишь даму?
   Влад, как заправский официант, сдернул салфетку с подноса, правда, чуть было не смахнув вместе с ней чашку с чаем. На подносе были вкусные бутербродики, черная икра(!), пирожные какой-то удивительной формы, чай. Я сразу схватилась за чашку.
   - Если бы ты свалил чай, я бы тебя убила.
   - Да я уже понял, что мне предстоит трудное время.
   Мы засмеялись и налегли на еду. Конечно, мне хотелось съесть все пирожные, но я не смогла. И так объелась.
   А Влад сказал:
   - Я не успел тебе показать самое главное.
   Он вытащил из кармана маленькую коробочку, а я уже знала, что там. Он открыл её и сказал:
   - Не бойся, я не прошу твоей руки.
   Слава Богу, у меня отлегло от сердца.
   - Но я был бы счастлив, если бы ты вышла за меня. Это просто подарок тебе в память о сегодняшней сумасшедшей ночи. Моя благодарность, но, конечно, ничто на свете не выразит того, что я чувствую к тебе. Если можешь, останься. Если уйдёшь - помни, что я всегда с тобой.
   Я молчала, он надел мне на палец колечко, думаю, дорогое, но оно мне понравилось, очень красивое. Я вытянула руку, чтобы полюбоваться, как играют грани, а он поцеловал мне её.
   - Спасибо, Владик, оно очень - очень красивое. А какой камень?
   - Голубой бриллиант.
   - Да ты что, меня же убьют из-за него в первой же подворотне!
   - Вот за что я люблю тебя, Ланская, так это за то, что ты самый романтичный момент превращаешь в ржачку.
   Мы смеялись. Мы с ним в этот наш первый день очень много смеялись.
   - А откуда ты узнал мою фамилию?
   - Твоя подруга названивала, я с ней общался. Она мне всё про тебя поведала.
   - Прям всё? И про..
   - Да, и про этого негодяя тоже. Твой адвокат сказал, что он уже вылетел в Париж, иначе я бы его достал и морду набил.
   - Господи, ещё и адвокат! А я почему ничего не слышала?
   - Твоя сумка с телефоном осталась внизу, а я услышал, как разрывается телефон. И со всеми пообщался.
   - А зачем звонил Николай Васильевич? И вообще он не мой адвокат, у таких, как я, нет адвокатов.
   - А он как раз пытался выяснить, почему у этого подонка в аэропорту нашли твои драгоценности.
   - О Господи, что ты ему сказал? Ты сказал ему про меня?
   - Нет, конечно, за кого ты меня держишь! Я сказал, что ты на операции, подойти не можешь, а я сторож.
   Меня обуял безумный смех, Влада тоже. Ну ничего поумнее придумать не мог, сторож! Да кто же в это поверит?
   - А откуда ты всё знаешь про меня?
   - А я твоей подруге сказал, что через месяц наша свадьба, и она мне всё выложила. Так и узнал. От тебя же ничего не вытянешь.
   - И что там с адвокатом?
   - А ему пришлось ехать в аэропорт, забирать украшения, которые твой..
   - Мой кто?
   - Твой приятель ..
   - Бывший!
   - Хорошо, которые твой бывший приятель пытался вывезти из страны, за что был остановлен на таможне, и только после возврата ценностей и вмешательства адвоката улетел следующим рейсом. Так что украшения у адвоката , и он жаждет передать их тебе. Просил позвонить.
   - Господи, я спала, а вокруг такие страсти бушевали.! Я только не очень поняла по поводу свадьбы.
   - Ну, потом поймёшь.
   - Странно, что Николай Васильевич рассказал все эти подробности сторожу. Ты меня дуришь.
   - Я так хочу полюбоваться твоим удивлением, прости меня, я сказал, что я друг Олега.
   - И про Олега тебе тоже Ольга наговорила?
   - Ну а кто же?
   - Ну ничего, никаких тайн у меня не осталось, так же неинтересно! "Должна быть в женщине какая-то загадка, должна быть тайна в ней какая-то", - пропела я.
   - Да ты сама тайна и загадка, и я не могу понять, какое чудо тебя привело ко мне. Я люблю тебя.
   Вот таким странным образом я познакомилась со своим первым мужем. В тот день, конечно, я ещё не знала, что выйду за него. Он казался легкомысленным, несерьезным, и к вечеру он отвез меня домой, если можно так назвать квартиру, где мы ютились с девчонками. Они были рады, что со мной всё в порядке, хотели даже отметить моё возвращение после бурно проведённых суток, но потом Ольга как-то задумалась и сказала:
   - Может, лучше к семинару подготовимся? Верка, у тебя, кстати, завал!
   Я и сама знала, что завал, и тот факт, что приближались праздники, а я должна готовиться, чтобы не завалить сессию, меня весьма удручал.
   Кроме того, Влад, который практически каждый день или появлялся к вечеру в нашей каморке, что всех напрягало, в том числе и меня, или звонил по пять раз в день, строил грандиозные планы на новогодние праздники: и съездить к моим навестить, а потом куда-то отдохнуть, где не нужна виза, и не отбрасывал мысль поселиться вместе у него. Я старалась не думать о нём хотя бы на лекциях, но всё остальное время я мечтала о нём. И, конечно, я согласилась и познакомить его с Аленой и Олегом, которые тихо-мирно расписались в районном загсе, чему свидетелями были я и Крейн. После церемонии, которая вызвала у меня на глазах слёзы, Крейн отвел меня в сторону и сказал:
   - Давай не будем терять времени, распишемся, пока уж мы здесь!
   Я рассмеялась и сказала, что если и буду когда-нибудь в роли невесты, то не с ним в качестве жениха. Он погрустнел, поцеловал мою руку и сказал:
   - Вот увидишь, никто тебя не будет любить так, как я!
   - Но ведь я сама хочу любить!
   - Ты меня обязательно полюбишь! Давай не будем ставить точку. Я знаю, у тебя кто-то есть, надеюсь, он лучше, чем тот француз, но я буду ждать, и придет момент, когда я понадоблюсь тебе. Когда тебе нужна будет не только страсть, но и нежность, понимание, поддержка, я буду рядом. И мне ничего не надо, только видеть тебя. Нет, надо, здесь я солгал, но.. как ты захочешь. Помни: у тебя есть друг, всегда и везде. Если позвонишь, я приеду куда угодно и когда угодно.
   И, не удосужившись услышать мой ответ, он поздравил молодых и уехал на своей крутой тачке. А я осталась в недоумении: можно ли верить всему, что он мне наговорил? Потом решила, что мне некогда заморачиваться, слишком много учёбы и - Влад! Влад, который со скоростью метеора носился за мной по Москве, на ходу сочиняя дурацкие стихи, за которые я любила его ещё больше, если это возможно:

Вера - мой путеводный маяк

В диком море бурь и страстей,

Ты прости, если что-то не так,

Ты прости меня и согрей.

Моя звездочка в темном окне!

Без тебя мне полный конец!

Погибал я в кромешной тьме,

Пока ты не спустилась с небес.

Будь со мной ты всегда и везде,

Если горе коснется крылом,

Я развею его во мгле,

Когда ты повеешь добром.

Ангел мой, мне свети, свети!

Ведь без веры и жизнь не мила,

Я прошу тебя, не грусти,

Нас связала сама судьба.

   И таких куплетов было ещё около двадцати, каждый день появлялся новый, так что это стало похоже на "Гаврилиаду".
   Когда он попытался мне прочитать всё вместе, я ему ответила:

Страдал мой Владик графоманством,

Он от него почти что слег!

Какой низкое коварство -

Подружку доводить до слёз!

   Влад пытался протестовать:
   - Но ведь это слезы от смеха, а смех продлевает жизнь! И вообще, я могу ничего не сочинять..
   Я насторожилась:
   - А что взамен?
   - Ты же знаешь - переезд ко мне.
   Он опять начал обнимать меня, а я отбивалась:
   - Но дай мне хотя бы сдать сессию, потом на каникулы съездим к маме, познакомимся, может, и твои родители приедут, а там посмотрим!
   - Некогда мне смотреть, у меня диплом в июне! - свирепо вращая глазами, прорычал Влад и понес меня наверх, потому что в этот момент я была у него.
   В общем, моя недавняя рана, связанная с Андреем, вскоре затянулась, хотя иногда мне вспоминались его голубые глаза и улыбка. Мне просто странно было, что я так безропотно позволила себя охмурить, а потом так же моментально, как в омут с головой, бросилась к Владу. Ну перед Владом устоять не мог никто. Его мягкость ( конечно, только видимая, недаром родители дипломаты), открытость, остроумие, удивительная легкость в общении и обаяние, хотя я почему-то не люблю этого слова, привлекали к нему не только женщин, но и мужчин. Все стремились общаться с ним, и каждому он уделял внимание. Он объяснял мне, что журналист должен уметь вытаскивать из людей всё самое сокровенное, глубинное, иначе как же брать интервью? А он надеялся стать не просто журналистом в газете, ему светила должность ведущего на телевидении, где он и подрабатывал, делая небольшие репортажи. Да, хорошо иметь богатых влиятельных родителей, кто же спорит! Только вот понравится ли им провинциальная девочка, единственным плюсом которой был даже не родственник, а просто друг семьи - Олег? Да, я знала, что Олег может сделать для меня всё, но я хотела это всё получить сама, своими знаниями, своим трудом. Иллюзия? Возможно. Но мне было всего двадцать.

Глава 27.

   Пролетели новогодние праздники, потом я сдала сессию (сама не знаю как), потом, уже в феврале, как я и планировала, мы поехали в мой городок - знакомить Влада с мамой и бабушкой. Я почему-то была спокойная, как удав, предполагая, что он им понравится и проблем не будет. Но проблемы, как и любовь в песне Дунаевского, появляются, когда их совсем не ждешь. Первый человек, который встретился нам, когда мы вышли из машины у нашего дома, был Сергей, радостно бросившийся ко мне.
   После первых приветствий и знакомства с Владом Сергей, как всегда, начал свою тему:
   - А знаешь, Пашка приехал из Лондона, собирается жить в Москве, а сейчас здесь, гостит, так сказать!
   Хуже новости для меня не было. Я только стала забывать всё это, но стоит приехать домой - нет, не дадут забыть добрые люди, чтоб им!
   Серега злорадно посмотрел на Влада, который по-прежнему широко улыбался открытой искренней улыбкой кинозвезды. Умеет держать удар! Не дождавшись эффекта, Сергей ушел, а мы вошли в дом, еле передвигая ноги, потому что я была просто убита этой новостью, да ещё чувствовала, что предстоит объяснение с Владом.
   Как всегда, суматоха, объятия, скорее накрывать на стол, мои любимцы облепили меня, а я не могла оторваться от них. Мама и бабушка, конечно, сразу в восторге от Влада, он от них, светские разговоры за столом о его родителях, всё хорошо, и наконец-то он брякнул о свадьбе.
   Минута молчания, а потом одновременно:
   - Но она же ещё учится!
   - Зачем так торопиться, подождите хоть год!
   - А как к этому относятся ваши родители?
   - Где вы будете жить?
   - На что вы будете жить?
   Вопросы повисли в воздухе, это те же вопросы, которые я и сама задавала и себе, и Владу. Даже Влад на мгновение замолчал под напором моих близких.
   Потом он сказал:
   - Главное, что мы любим друг друга, вместе живем (бабушка на этих словах слабо охнула), я заканчиваю учебу и буду работать, никто не заставляет Верочку бросать учёбу, так что всё прекрасно. Мы планируем свадьбу, чем раньше, тем лучше, а то ещё уведет её кто-нибудь, пока я ушами хлопаю
   Он выразительно посмотрел на меня, и я поняла, что информация Сергея даром не прошла.
   К счастью, уже было поздно, мама постелила мне в моей комнате, а Владу в гостевой, что не помешало ему сразу же прийти ко мне. Правда, на этот раз его интересовал не только секс.
   - Что за Пашка? - спросил он, садясь на кровать и отодвигая моих кошек, которые, как всегда, улеглись со мной.
   - Влад, это очень старая история, я не хочу вспоминать.
   - Но другие-то помнят!
   - Из-за Пашки умер мой отец, поэтому могу сказать одно: это мой враг, враг на всю жизнь, он разбил мне жизнь!
   - Но ты его любила?
   - Да ты что, нет, никогда! - я чуть не задохнулась от возмущения, даже коты спрыгнули, только Муська любимая осталась, она только шире раскрыла свои медовые глаза, в которых уже не было прежней безмятежности и лени.
   - Ну хорошо, хорошо, извини, но я должен знать о тебе всё!
   - А я должна знать о тебе всё?
   - А ты и так знаешь! - Влад уже улыбался своей неподражаемой улыбкой, и, по-видимому, его больше не интересовало, почему Пашка мне враг, почему умер отец. Его это не касалось.
   Я с трудом прогнала его из своей комнаты, коты вернулись на место, а я долго не спала, вспоминая всё заново: тот день, все подробности которого навсегда в моей памяти. Тоска по отцу охватила меня с новой силой. Я начала жалеть себя, потом вдруг спохватилась: ведь я же невеста, скоро свадьба, я должна быть счастлива! Должна - значит буду! И я заснула.
   На рассвете я проснулась от странных звуков. В моих ногах лежала на боку Муська. Лежала и задыхалась. Это агония! Я вскочила в панике. Что делать? Что ей дать? Ей восемнадцать лет, какое лекарство есть от смерти? Я села на колени перед моей любимицей, слезы у меня текли ручьем, её пушистые лапки сводила судорога, они сжимались и разжимались, как будто она хотела убежать от самого страшного, и не могла! Это было ужасно! Я только повторяла шёпотом:
   - Муся, Мусенька, Мусенька, любимая моя, киска моя, не умирай!
   Её ротик раскрылся, и алый язычок вывалился, я схватила чашку с водой, покапала ей на язычок водички. Всё бесполезно. Потом вдруг дыхание стало более ровным, может, обойдется? Я боялась, что, пока побегу вниз за лекарствами, она умрет. Агония всё продолжалась! Я застонала. Надо сделать сделать укол и усыпить её, но я не могла, не могла! Она опять начала задыхаться, дыхание такое ужасное, потом судорога. Всё! Нет моей красавицы Муськи! Нет моей любимицы, серой пушинки! Я уткнулась лицом в её шерсть и зарыдала.
   Раздались шаги на лестнице - мама. Она всегда всё слышит, но она опоздала! Она вошла в комнату, увидела лежащую на боку Муську и всё поняла. Она обняла меня, и мы вместе с ней плакали над холодеющим тельцем нашей любимицы, нашего нежной кошечки, которая никогда никому в жизни своей не причинила зла, а только радовала! Она прожила с ними почти восемнадцать лет, почти всю мою жизнь! Её так любил отец! Я зарыдала ещё громче, разбудила Влада и бабушку, и до конца ночи уже никто не спал.
   На следующее утро я решила похоронить её в нашем саду, в том месте, где когда-то были грядки с укропом, между кустами смородины. Там, где когда-то Муська сидела на солнышке и только поводила своими медовыми глазами за пролетающими мимо бабочками, шмелями, мошками, а на её мордочке было написано полное блаженство. Мама стала отговаривать меня, убеждала, что надо её кремировать, но убеждала не очень уверенно.
   Февральская земля была как камень, но мы с Владом решили, что выкопаем могилку. Нужен был лом, за ним пришлось идти в клинику, сначала Влад долбил землю, потом я. Так, по очереди, мы молча работали, и только эта тяжелая работа отвлекала меня от горя. Влад не пикнул даже тогда, когда, я видела, лопата уже выпадала из его рук. Я завернула мою пушинку в свою старую серую кофту, на которой она любила спать, а потом ещё в маленькое одеяльце. Так мы её и похоронили. Другие животные, как будто чувствуя смерть, не приближались к телу, которое лежало на терраске, пока мы копали. А после захоронения жались к ногам, грустные, не понимающие, что произошло. А ведь это произойдет с каждым из них, и мы будем по очереди расставаться с ними! Я представила это и опять заплакала, хотя, казалось, слез уже не осталось. Одна бабушка философски выдержала это событие, может, потому что готовилась сама к этому. Она всё повторяла: "У неё была хорошая жизнь, её все любили, она всех любила, мало какой человек может этим похвастаться!" Дорогая бабуля! Я обнимала её, такую мудрую и нежную, но остановить поток слез не могла. В результате мама сказала негромко: "Ты же будущий врач, возьми себя в руки!" - и это подействовало.
   Влад, которого, я чувствовала, слегка начало раздражать моё горе, всё же старался этого не показывать, но когда мы возвращались на машине в Москву, он периодически морщился, потому что задевал мозоли на ладонях. Я предлагала вести машину, но он говорил, что в таком состоянии за руль мне садиться нельзя. Мы молчали, он включил музыку, так и доехали. А я всё думала: "Это плохая примета! Не будет наш брак счастливым, если такое произошло!" Я даже сказала это ему, но он только заметил, что я излишне эмоциональна, что жизнь продолжается.

Глава 28.

   С тяжелым сердцем я вернулась в Москву, но новые впечатления, заботы и проблемы, конечно, отвлекли от мыслей о маленьком пушистом создании, покинувшим наш мир.
   И первое и самое главное - это знакомство с родителями Влада, которые, наконец, соизволили приехать из Лондона, чтобы посмотреть на будущую родственницу. Встреча произошла в ресторане, они не захотели посетить квартиру Влада, в которой мы жили вместе.
   Отец его ещё был ничего, довольно покладистый, но видно, что он под каблуком у своей красавицы жены. А мать Влада.. Это нечто. Снежная королева из сказки Андерсена по сравнению с ней - ласковая и добрая женщина. Это кусок льда. Кусок льда, застывший в вечной мерзлоте. Интересно, она всегда такая или только по отношению ко мне? Вряд ли я это узнаю. Мы обедали в ресторане, я однозначно отвечала на её расспросы, чувствуя, что начинаю замораживаться и превращаться если не в глыбу льда, то в сугроб. Слегка подтаявший от слез, подступавших к глазам, и которые я мужественно сдерживала. Я говорила себе: " Я решила выйти замуж за Влада, и выйду! Никакие свекрови мне не помешают!".
   Наконец обед закончился, родители отчалили на такси, а мы поехали на метро, потому что Влад выпил и не сел за руль. Первое, что он мне сказал, когда мы остались одни, меня сразило:
   - Ты очень понравилась моей матери! А согласись, что она очень красивая, стильная!
   С этим я могла абсолютно спокойно согласиться, так как это действительно правда. Мать Влада была одета очень красиво, дорого, как я понимаю, с большим вкусом. Наверняка у неё есть свой стилист. Но мне переживать или завидовать нечего: у меня тоже есть свой стилист, мой дорогой Олег, и, хотя он сейчас занят заботами о дочурке, он всегда подкидывает мне красивые наряды, когда мне это нужно. Кстати, он хочет, чтобы я была крестной. Я так рада этому, у меня будет крестная дочь!
   Но все-таки мать Влада, Ирина Петровна... Из чего Влад сделал такой вывод? Я так и спросила его:
   - Ирина Петровна тебе это сказала?
   - Да, сказала, когда ты выходила, а отец вообще в восторге от тебя!
   - То есть можно считать, что смотрины состоялись и экзамен я сдала?
   - Ну зачем ты так говоришь, какой экзамен, я же ездил к твоей маме и бабушке, и ничего.
   Я только вздохнула. Ничего, вот именно ничего! Они мне ничего не сказали о Владе, а это плохой признак. А я надеялась, что они поймут меня.
   Пролетели зимние месяцы, и в апреле наконец-то состоялась наша свадьба. Всё было слишком... слишком нарядно, слишком дорого, слишком пафосно для провинциальной девочки, которая выбрала скромную профессию врача. Почему-то меня никто ни о чем не спрашивал: платье сшил Олег, он же подобрал все аксессуары, ресторан выбрали родители Влада, они даже заказали для нас гостиницу, а моих маму и бабушку поселили в квартире Влада. Влад хотел после свадьбы съездить куда-нибудь, но моя учеба не давала такой возможности. Единственное, что разрешили мне - это пригласить всех, кого я хочу, что я и сделала. Пригласила я и Крейна, потому что он друг Олега. Но он отказался, причем сказал, что придет на свадьбу тогда, когда мы с ним будем расписываться. Вот упорный человек! Неужели он не понимает, как мы с Владом любим друг друга?
   Единственное, что омрачало мою радость, - это то, что папа не видит, как я счастлива. Утром в день свадьбы я ждала в квартире Олега парикмахера, Алена повезла девочку, мою крестницу, Вику, к своим родственникам, и я на какое-то мгновение осталась в одиночестве. И вдруг.. Сама не знаю почему, я вспомнила Андрея, свою первую любовь, его голубые глаза.. Может, потому , что все невесты паникуют в день бракосочетания, я вдруг подумала, что всё неправильно, всё не так. Нет, я хотела, чтобы моя жизнь шла совсем иначе, без этой показухи, без этой пышной свадьбы. Всё не так. Когда я приехала в Москву, все события стали происходить сами по себе, без моего участия, без моей воли. Неужели Пашке так удалось сломить меня в тот жуткий день, что я потеряла все то, чем когда-то гордилась: свою смелость, целеустремленность, трудолюбие, уверенность в себе?
   Мне стало страшно. Зачем я всё это делаю, зачем это замужество, эти чужие люди, которые теперь будут считаться родственниками, зачем? Если бы вдруг приехал Андрей, взял меня за руку, я бы ушла с ним куда угодно. Господи, о чем я думаю?
   Дверь открылась, пришел Олег, да не один, а со своими помощниками, и начали издеваться надо мной. Больше часа меня одевали, причесывали, красили, я уже изнемогала. Потом Олег сказал:
   - Такой красивой невесты я ещё не видел!
   И неведомо откуда вылетел фотограф, начал снимать меня в разных позах, так просил Олег. Это надо было для журнала. Я кротко всё выдержала, выдержала церемонию, на которой у всех женщин лились слезы, а меня спасало то, что Влад всё время подмигивал мне, и мне хотелось смеяться. Счастье, что она была короткой. Ну а потом.. этот ресторан.. это ужас! Вот где мне потребовалась вся моя выдержка! Ну неужели нельзя было обойтись без этой всенародной жрачки и пьянки? Бесконечные тосты, пьяный тамада, который пытался снять с меня туфлю, чтобы из неё выпить шампанское - Слава Богу, Олег отстоял, сказал, что мои туфли стоят четыреста евро и если они испортятся после шампанского, то тамаде придется оплатить их стоимость. После этой информации тамада несколько подвял, все изрядно напились и наелись, и когда гости стали разъезжаться, то я немного встрепенулась - неужели конец ? Вот так прошла моя свадьба: всё, как полагается, только без драки обошлось. Все были довольны.
   Конечно, мама и бабушка очень устали, не знаю, радовались они или нет, но демонстрировали довольство и счастье, слегка, конечно, наигранное. А я, по-моему, всю свадьбу просидела с надутым видом, явно ожидая, когда же все кончится.
   А потом все разъехались, и жизнь потекла точно так же, как и раньше: я жила у Влада, ходила на учебу, пыталась готовить и убирать, а Влад готовился к защите и пытался пристроиться на каком-нибудь центральном канале. Амбиции у него были будь здоров! Ко мне часто заходили и Ольга, и Марина, и другие девчонки с курса, Влада это не раздражало, наоборот. Своих друзей он особо не приводил, встречался с ними в клубе.

Глава 29.

   Моей радостью стала крестница. Кто бы мог подумать, что у Олега будет такая дочка: красивая - вся в Алену, умненькая, любознательная, общительная, готовая с каждым разговаривать на любую тему. И как быстро она росла!
   Моя жизнь не очень-то изменилась, когда я вышла замуж. Наши родственники, кроме Олега, были далеко, а он был занят своей семьей и в наши отношения не влезал. Только однажды, когда мы с Владом были у них в гостях, Олег, воспользовавшись тем, что все отвлеклись на его дочку, спросил:
   - Ну что, ты счастлива?
   Я, не задумываясь, кивнула головой. Да, я была счастлива и до этой свадьбы, зачем Влад захотел её, мне непонятно. Сам он шутил, что боялся, что меня уведут, но он сам был красив, на него девицы вешались, я этого не видела, Слава Богу, но знаю. Я ему доверяла, я верила, что ему нужна только я. Время летело. Я сдала сессию, сдала хорошо, гордилась собой, что, несмотря на всё, сидела ночами и занималась, Влад закончил университет, по этому поводу устроил жуткую вечеринку у нас дома, и я в первый раз увидела его пьяным. Зрелище было ужасное, когда все ушли, ему стало плохо, я помогала ему, а он меня гнал, стыдно было, в общем, праздник по поводу получения диплома был ужасен, ужаснее, чем свадьба, там он хоть трезвый был.
   После этого случая я призадумалась: почему родители Влада так торопились со свадьбой, почему Влада вроде бы взяли на работу, а потом отказали, что было для него ударом.
   Летом мы хотели съездить отдохнуть, Влад все говорил, что мы поедем в Ниццу, потом в Париж, а потом в Лондон, навестим его родителей. Я представляла, в какую сумму выльется эта поездка, ведь у нас таких денег не было, мы жили на деньги его родителей. Я предлагала поехать на мою родину. Но из-за того, что были проблемы с работой, мы уехать вообще пока не могли.
   В результате общими усилиями родственников и знакомых Влада устроили телеведущим, сначала он вел утреннюю программу, а потом ему пообещали собственную, как у Андрея Малахова. Мой муж ( как странно произносить это словосочетание) был на седьмом небе от счастья, я была счастлива, что он счастлив, в общем, мы были молоды, здоровы, успешны и счастливы, потому что любили друг друга. Наша поездка состоялась, только без Лондона, но зато была жаркая Ницца, потом солнечный и блистающий Париж, и каждый день был праздником. Хотя я обратила внимание на пляже в Ницце, что мой Влад посматривает-таки на красивых девушек, конечно, я не то чтобы ревновала, но это было малоприятно. Успокаивало лишь то, что на меня тоже посматривали, да ещё как! Вместе мы выглядели такой красивой парой, что, я думаю, у Влада не возникло мысли поменять меня на другую. Вот так прошла наша замечательная поездка, в которой мы обошлись без ссор, капризов, упреков, и для меня это было нормой. Но надо было возвращаться.
   Когда куда-то уезжаешь, то от обилия впечатлений, эмоций возвращение кажется унылым, как будто приезжаешь не просто обратно, но и в обратное время. Москва нам показалась унылой и серой, грязной и злой - такой, какой она была для меня в первый год моей московской жизни.
   Но зато я с радостью пошла на занятия, встретилась с подружками, как будто не виделась с ними год, по крайней мере, с удовольствием втянулась в учёбу, и казалось, что счастье, которое поджидает меня на скамейке после занятий с цветами в руках, только усиливает тягу к знаниям. Да, первое время после нашей свадьбы, когда я ходила на занятия, а у Влада выдавался свободный вечер, он встречал меня, и мы шли в кафе, к его друзьям, в клуб, а иногда просто гуляли по ночной Москве. Я так об этом мечтала когда-то, и вот моя мечта сбылась! Иногда даже становилось страшно: все слишком хорошо, неужели Бог отмерил мне так много счастья? За что? И становилась страшно, что когда-нибудь это кончится. Я не могла жить безмятежно, потому что подсознательно меня не покидали мысли о том, что мама и бабушка живут одни, о Пашке, об отце, о Муське, о моем любимом городке с плакучими ивами над рекой, о моем прошлом житье в Москве, когда мне было так одиноко, неуютно и тоскливо, несмотря на все старания Олега. Да, Олег! Он мне заменил мне отца, как хорошо, что он нашел свое счастье, как и я! Моя благодарность к нему безгранична, и я никогда не смогу сделать для него то, что он сделал для меня, я в постоянном долгу перед ним.
   Пролетели осенние месяцы, опять приближалась сессия, уже четвертый курс, нагрузки увеличились, я стала меньше времени проводить с Владом, а он в это время заканчивал подготовительный период своей новой передачи. Утренние съемки занимали много времени, но я, когда могла, смотрела телевизор и думала, какой же мой муж красивый, обаятельный, остроумный! Вторая соведущая была ему под стать: красавица, за словом в карман не полезет. Я иногда думала, что я бы не хуже смотрелась рядом с ним, а может, и лучше. Но у меня своя дорога. Я опять сдала сессию на одни пятерки, у Влада все получалось на телевидении, он становился популярен, его узнавали на улицах, даже Крейн, которого я однажды встретила у Олега, похвалил его за остроумие. Подрастала моя крестница, Вика, с которой я часто играла и читала детские книжки. Я так рада была за Олега, он в дочери души не чаял, впрочем, как и в Алене.
   Конечно, эта идиллия длилась недолго. За все надо платить, и за такое безумное счастье, выпавшее на мою долю, тоже надо было платить.
   Незаметно наступила весна, внезапно стало очень тепло, последнее время это частенько бывает, неужели в самом деле потепление климата? Все стали срочно переодеваться в легкие наряды, Олег мне предоставил целый набор весенних костюмов, обуви, сумок. Хорошо, что мой муж уже мог заплатить за это, хотя Олег всё равно денег не брал. Среди обуви были очень красивые итальянские босоножки, которые оказались мне велики. Когда Влад увидел их, а я оставила обувь внизу, у лестницы, чтобы отдать кому-нибудь, кому подойдет, он закричал:
   - Какая красота! Ты что, выкинуть хочешь?
   - Да нет, они новые совсем, просто мне велики, вот думаю, кому отдать.
   - Слушай, отдай мне!
   - Ты что, будешь ходить в женских босоножках?
   - Да нет, у Кристины такой размер -39, ей отдам!
   У меня кольнуло сердце. Кристина была соведущей Влада в утренней передаче, может, и не только соведущей, раз он знает её размер.
   Я невероятным усилием воли сдержала себя, чтобы не спросить об этом, и беззаботно сказала:
   - Ну, бери, если ей нечего носить, то пусть это будет гуманитарная помощь.
   - Ну что ты язвишь, она хорошая девушка, умница!
   У меня кольнуло второй раз. Меня он так не называл. К сожалению, все мои мысли отражались на лице. Влад посмотрел на меня, обнял, закружил и сказал:
   - Ты же знаешь, что ты единственная, лучшая, самая прекрасная на свете! И ты моя жена и должна доверять мужу!
   Конечно, я доверяла ему, иначе я не смогла бы с ним жить, но неприятный осадок после этого разговора остался. А потом еще эта непонятная история с Олегом.. Кто-то напечатал в одном из глянцевых журналов, что все идеи Олега -плагиат, что он чуть ли не у Лагерлефа их украл, когда стажировался у него. Конечно, это была полная чушь, ведь Олег всегда принимал участие в международных показах, уж, наверное, там бы заметили что-то такое. И все же многие издания перепечатали этот материал, явно заказной, а в офисе Олега начались проверки. Что хотела там найти полиция - трудно сказать, но через неделю офис был закрыт. Олег говорил, что нужна большая взятка, Крейн ходил чернее ночи и не говорил ничего. Моральное состояние Олега было ужасным, Алена просто боялась, что у него будет нервное расстройство. Крейн молчал, но мне казалось, что уж он-то сможет вырулить эту ситуацию. И правильно казалось. Через две недели офис открыли, а журналы дали опровержение. Не пришлось даже обращаться в суд. Чего это стоило Крейну, я не спрашивала. Думаю, очень многого. Но я чувствовала, что он это сделал не только для Олега.

Глава 30.

   Не успели утихнуть страсти среди богатых и знаменитых, как произошло то, о чём я и подумать не могла. Вернее, как раз я думала об этом, но представить не могла. Пока у Олега был спад в бизнесе, мой муж стал знаменитостью. Его новая программа понравилась, у неё был хороший рейтинг, её оставили на телевидении. Влад очень радовался, я тоже, но наши отношения изменились. Он стал немного отстраненным от меня, его уже не так интересовала моя учеба, мои девчонки, и я понимала, почему. Ведь у него такая интересная, насыщенная жизнь, нет времени на пустяки. И всё же я стала замечать признаки звездной болезни даже по отношению ко мне. Не то чтобы он был груб, нет, нет, но ..что говорить, он стал равнодушнее ко мне. А ведь совсем недавно мы отмечали годовщину нашей свадьбы.
   И вот в один непрекрасный день я пришла с занятий домой, по идее, Влада ещё не должно быть, да и я пришла раньше, и вдруг у лестницы увидела босоножки, те самые, которые я ему отдала для Кристины. А потом ..Я услышала.. Лучше бы я ничего не слышала и не видела, но ведь мне надо все своими глазами увидеть, убедиться. Я поднялась по лестнице наверх и увидела их в нашей с Владом постели. Влад страшно испугался, начал поспешно одеваться, а я только сказала:
   - На гостиницу денег пожалел..
   Я сбежала вниз по лестнице, не забыв прихватить по дороге босоножки, выбежала к лифту, рядом окно, по случаю жаркой погоды открытое, и я видела, как босоножки одна за другой летят вниз, а я перекидываю ноги за подоконник и думаю, что с семнадцатого этажа точно будет конец. Но я не успела. Сильный рывок за руку сбросил меня на пол, это был Влад, он скинул меня с подоконника, но не сумел удержать, и я со всей силы ударилась головой о плитки нашего престижного дома.
   Я очнулась в "Скорой", очень болела рука, я вся в рвоте, мокрая от воды, которую на меня брызгал Влад, чтобы привести в чувство (это мне уже потом сказали), а рядом сидел Олег. Как он успел приехать, или это была уже другая "Скорая", на которой он вез меня в частную клинику - я уже не помню. Я помню только, что очнулась, увидела его убитое лицо и сказала:
   - Завтра в отделе происшествий напишут :при падении с семнадцатого этажа пациентка отделалась сотрясением мозга.
   Олег схватил меня за руку, его лицо преобразилось, это удивительно было - такой быстрый переход от отчаяния к радости. Рядом сидел врач, я сказала ему:
   - Сделайте моему дяде успокоительный укол, а то у него давление скачет, не дай Бог гипертонический криз.
   Врач дал Олегу какую-то таблетку, тот принял её, а я спросила:
   - Феназепам? Это слишком слабенько.
   Врач сказал:
   - Да что это за суицидница такая, впервые встречаю, да ещё с сотрясением мозга, только и острит.
   - Это, видимо, на мне так сказалось сотрясение, я теперь всё время буду острить.
   Я видела, как светлело лицо у Олега, и думала, как же я могла решиться на такой шаг? И всё из-за Влада.. Но он меня спас. Ещё секунда - и я бы летела вниз. А мама? А бабушка? А Олег?
   А мои подружки? А моя мечта - стать врачом? И всё это в один-единственный момент потерять? Мне было очень стыдно. Очень стыдно, но боль, которую я испытывала, была несравнима ни с чем.
   И я сказала:
   - Олег, сделай так, чтобы я никогда больше не видела, - тут голос мой прервался, но я закончила, - Влада. Никогда.
   Потом я лежала в отдельной палате, за которую платил Олег, меня лечили без унижений и оскорблений, не так, как если бы я лежала в обычной больнице. Но я плохой пророк. Вместо остроумия у меня появилась страшная усталость и апатия. Я все время лежала, хотя потом мне разрешили вставать. Я вставала только в туалет и ванную, все остальное время я лежала, уткнувшись в подушку. На ночь мне давали снотворное, и я спала, а днем я просто лежала - не могла ни читать, ни смотреть телевизор, который был в палате, не общаться по интернету, потому что Олег принес мне мой ноутбук. Я не могла ничего. Я просто лежала. Самым ужасным было то, что я не могла разговаривать с мамой, что уж все остальные! Конечно, я просила Олега не рассказывать маме, что случилось, сказать, что просто заболела. Она хотела приехать, но я ей запретила. Я сказала, что если она приедет, я выйду из больницы и меня никто больше не увидит. Мама заплакала, да, это было жестоко, но я хотела, чтобы меня оставили в покое. Я знала, что Влад рвался ко мне, но его не пустили. Не знаю, что было бы со мной, если бы я его увидела. Я бы лишилась рассудка. А, может, я его уже лишилась, раз предприняла такое. Я должна быть благодарна Владу, ведь он меня спас. А что изменил - ну с кем не бывает? Дело житейское! Тысячи женщин живут и знают, что мужья им неверны, и что? Живут! Ради детей, ради денег, ради любви, да, любви. Просто я так не могла. И Влад знал это, тысячу раз знал, и все же из-за него я увидела это, и омерзение навсегда поселилось в моем сердце.
   Как-то раз Олег привел ко мне какое-то светило психиатрии. Он осмотрел меня, спрашивал всякую ерунду, и в результате отменил снотворное. Первую ночь я не спала вообще. Я вертелась на кровати, переваливаясь с бока на бок, и не могла найти хотя бы удобную позу, чтобы лежать. Утром я встала, потому что думала, что скоро начнутся пролежни. Следующую ночь повторилось то же самое. На третью ночь я заснула на рассвете буквально на несколько минут, потому что мне приснился кошмар: я видела, как летят босоножки за окно, а следом лечу я. От моего вопля проснулась вся больница. Пришел врач, и я сказала ему:
   -Я здорова, мне просто надо работать.
   Врач так испугался, он сказал, что не может выписать меня, и вообще все оплачено ещё на две недели вперед. Когда я услышала про две недели, я чуть с кровати не свалилась. Я начала так вопить, что мне сделали успокоительное, а на ночь опять стали давать снотворное. Я не могла видеть эту палату, и я сбежала бы, но куда? К девчонкам я вернуться не могла, хотя они звали, но их нежная заботливость меня только раздражала. У Олега маленький ребенок, конечно, он был бы рад, но я сама не хочу ему мешать.
   Я начинала думать о том, что надо бросить учебу и вернуться домой. Мама не будет приставать, она рада будет, что я вернулась, буду помогать в клинике, иметь дело с котами и собаками. Да, но воспоминания о Пашке? Об отце? Нет мне места на земле, где бы я могла жить спокойно. Вот что значит родиться в бедной семье. Если не можешь работать, как вол, даже жилье не снимешь. Я могу уехать в Англию. Ведь у меня оксфордское произношение. Смешно!
   Однажды пришел Олег и сказал, что Крейн хочет со мной проститься - уезжает в Англию. Я еще подумала: "Да, он может себе это позволить, а я сгнию в этой пафосной клинике, где ни фига лечить не умеют!". Я дала согласие, и на другой день явился Крейн с огромной сумкой через плечо.
   Я спросила:
   - Что, сразу из больницы в аэропорт?
   Вместо ответа он открыл сумку и вывалил на пол мои учебники. Я лежала на кровати, а он подошел, провел рукой по волосам и сказал:
   - За волосами надо ухаживать.
   Я уткнулась лицом в его плечо и заплакала - впервые с того дня. А Крейн говорил:
   - Плачь, не стесняйся, пусть вся твоя боль выйдет с этими слезами. И прости его, дурака, он ведь сам не рад, представь, каково ему. Ведь он счастья себе не найдет теперь. Прости его и себя научись прощать: ты ни в чём не виновата.
   Я оторвалась от его мокрого пиджака и с удивлением взглянула на него: так неожиданно было то, что он сказал. А он продолжал:
   - На носу сессия - лежи, готовься. Надо сдать. Когда выпишут - переедешь ко мне в квартиру, вот ключи, я все равно уезжаю.
   На этих словах я вздрогнула, а он сказал:
   - Надеюсь, месяцев на пять-шесть. Эта история с Владом .. в общем, надо заниматься делами. А ты кончай эту бодягу разводить. Учись, это единственное, что ты можешь сейчас сделать. И лучшее, что можешь сделать. Ладно, не провожай.
   Он ушел, а я ещё долго лежала, переваривая то, что он сказал. "Научись прощать" - может, это именно то, что не договорила цыганка? В любом случае я была благодарна ему. Он сказал то, что я должна была услышать. И поняла, что он прав.

Глава 31.

   Я взяла себя в руки, насколько это было возможно, переехала в квартиру Крейна (он предусмотрительно заплатил за все коммунальные услуги на полгода вперед), отлично сдала практику: все удивлялись моему хладнокровию и тому, как я точно и быстро все делаю, а я все это время провела как во сне. В-первых, моя бессонница не давала мне покоя, я вертелась всю ночь, вспоминая то Влада, то Пашку, потом вставала, начинала готовиться к сессии, под утро засыпала на час-два и просыпалась от кошмаров. Когда началась практика, стало легче: я очень уставала, и хотя бы через раз мне удавалось поспать. А что касается моих навыков, которые изумляли профессоров - так ведь всему меня научил отец, научил давно, это ему я должна быть благодарна за каждое брошенное им мимолетное замечание, за каждый совет, ведь они были на вес золота. Я только теперь поняла, каким выдающимся врачом он был - не просто ветеринаром, а именно врачом, практиком, тружеником.
   Страшно думать, что если бы не Пашка, папа был бы ещё жив, помогал бы мне, а я ему, и наша семья не распалась бы. Мама выбивается из сил, когда же я начну помогать ей, хоть какие-то деньги присылать, бабуля совсем плоха, я на грани попадания в психушку, но уже не в платную, как устроил Олег, а скоро начнутся кошмары и глюки наяву, а не во сне, тогда увезут на "Скорой", привяжут к кровати и начнут закалывать лекарствами, так что если и выйдешь оттуда, то овощем. Если выйдешь.
   Меня мучили кошмары. Почти каждую ночь мне снилось, как летят босоножки, а я за ними. Это стало навязчивой идеей. Я стала Фридой из "Мастера и Маргариты", которой каждое утро приносили платок, которым она задушила своего ребенка. Но не было никого, кто попросил бы не показывать мне каждую ночь такой сон. Конечно, я сама виновата. Да, долгие часы без сна заставляли меня размышлять обо всем. Ведь у меня было всего два романа! У моих подружек было уже по двадцать два, и они спокойно относились к расставаниям. Но у меня их было всего два. С лету я влюбилась в Андрея, в его красоту, не зная, что у него в душе. Хорошо, что он вовремя уехал, сейчас я это понимаю. Может, от моей неопытности, от моего одиночества я так влюбилась. Первая любовь! Нет, это был первый мужчина, а не первая любовь. Моей первой и, наверное, единственной любовью был Фредди Меркьюри, которого я увидела, будучи подростком. Конечно, по видео. Родители смотрели концерт Квин в Будапеште, и я присела на ручку дивана, да так и просидела весь концерт. Его завораживающий голос, красота, каждое движение, исполненное такой непринужденности, пластики и достоинства меня сразили! Да, я знала, что он гей, но я не особо понимала, что это значит, тем более я знала, что никогда не увижу и не встречу его в жизни, поэтому ничто не мешало мне любить его. Любить? А разве я знаю, что значит любить? Я им восхищалась, боготворила. Когда он умер, это была трагедия. Но уже тогда я понимала, что он расплачивается за свой безумный талант, за голос, за энергию, за владение залом - за всё. Он расплатился.
   А теперь я расплачиваюсь за свое легкомысленное отношение к жизни, ведь я приехала в Москву и поплыла по течению, и Влад не должен был встретиться на моем пути, это человек из другого мира. Я не вправе упрекать его в том, что в его кругу считается нормой. Бог с ним. Но зачем, зачем он привел её домой? Зачем он заставил меня увидеть? Я так верила ему, ведь он был добрый, умный, мы прожили вместе целый год! Я не могла понять, почему он это сделал. Может быть, он и сам не понимал, что делает. Но я его видеть не могу после этого. Ужасно, что все мои проблемы, как всегда, приходиться решать Олегу. В один из моих тяжелых дней он принес мне домой (не мне домой, Крейну, я никогда не забывала, что это чужая квартира, хотя и привыкла к ней), так вот, принес мне свидетельство о расторжении брака и мой паспорт со штампом. Я ведь даже не думала об этом, он всё сделал сам, я подписала только заявление. Мой дорогой, замечательный Олег! Могла ли я подумать, когда увидела его впервые, что мы станем такими друзьями! Без него я бы не выкарабкалась. Но я сдала сессию, поехала на лето к маме, и мне оставался один год учебы. Я понимала, что ради мамы, ради Олега, ради себя самой я должна закончить вуз. Закончить как можно лучше. Мои бессонные ночи дали тот результат, что я сдала все на "отлично", и мой научный руководитель стал заикаться об аспирантуре, но был ещё год.
   И этот год прошёл. Я жила как рак-отшельник, никуда не ходила, только забегала к Олегу, ведь там жила моя крестница, которая росла живым, здоровым ребенком. Олег не мог нарадоваться на свою жену и дочь. Удивительно, что дочь они решили назвать именем первой жены Олега. Интересно, знала ли про неё Алена? Думаю, знала, хотя я об этом никогда её не спрашивала. Просто у Олега от жены не было секретов, и я считала это правильным. Хотя, как показал мой опыт, в жизни всё может быть. К девчонкам иногда заходила, но редко. После моего неудачного самоубийства наши отношения как-то изменились. Я решила всё время посвятить учебе. Крейн периодически звонил, его вояж затянулся, он выслал деньги за квартиру, что ж, моей гордыни поубавилось, я их получила.
   Я хотела только одного: закончить вуз, уехать из Москвы домой и проходить ординатуру в местной больнице. Правда, когда я вспоминала, что там умер папа, мне становилось невыносимым думать, что я вообще переступлю через её порог. Но оставаться ещё на год в Москве я не могла. Я жила только тем, что вернусь в свой город.
   Но, видно, моя судьба была подчиняться чужим решениям. Я сдала сессию, мне разрешили пересдать те предметы, по которым у меня не пятерки, я пересдала их, и в результате- красный диплом. Это меня не то чтобы обрадовало, а скорее удивило: после всего, что случилось, я вообще хотела бросить учебу, а теперь вот-отличница! Мама с бабушкой были на седьмом небе от счастья, когда я им сообщила. Мама не смогла приехать на мой выпуск, плоха бабушка, мама не хотела её оставлять даже с сиделкой. И я разделяла её мнение. Бабушка дороже, чем вручение диплома. Самое главное, что результатом моего успеха стало то, что мой профессор устроил меня на стажировку в Институт Склифософского, что было очень престижно и практически неосуществимо. Одновременно он заставил меня написать заявление на поступление в аспирантуру, сказав, что для меня это будут просто цветочки. Я не хотела, советовалась с мамой, но она была так счастлива этим, сказала, как гордился бы мной отец, что я опять уступила. Я мечтала уехать из Москвы, этот город слишком много несчастий мне принес. Или я сама накликала их на себя?
   Только я получила диплом, умерла бабушка. Как будто она ждала этой радости, чтобы спокойно уйти из этой жизни. Умерла во сне, так сказала мама. Ну что ж, семьдесят восемь лет. Но разве это много? Или мало? Для кого или для чего? Жила себе тихая старушка, никому не мешала, не лезла с нравоучениями, всем старалась помочь, поддержать, в жизни своей никогда ни о ком не сказала дурного слова. Мама сильно убивалась, именно убивалась. Она осталась совсем одна, видимо, это её подкосило. Она сильно постарела после смерти отца, а сейчас она сама стала старухой. Волосы седые, морщины, но дело даже не в морщинах, а в том, что она ушла в себя. Она не плакала, но на её лице было написано такое скорбное выражение, что смотреть было тяжело. После похорон, после кладбища, где рядом с папой легла в землю моя дорогая бабушка, мы пришли в наш дом, сели и тихо плакали, вспоминая её. Я предложила ей переехать в Москву. Она категорически отказалась. Утешая меня, она говорила:
   - Ну как же уеду, сама подумай. Здесь могилы, кто за ними будет ухаживать? А животные? В районе мало хороших ветеринаров, в клинике полно народу. Как я их брошу? А наши звери? Кому их отдать? Усыпить? Ни за что! Или вместе со мной!.
   Я даже и не заикалась про "усыпить", видимо, кто-то из маминых подружек это предложил. Я бы сама эту подружку усыпила, хотя бы на недельку.
   Вот так грустно мы прожили с мамой лето, почти ежедневно работая в клинике, помогая животным, стараясь забыть о тех горестях, которые постигли нас. Мама тактично не расспрашивала меня, почему я развелась с Владом, но Анька, моя подружка на все времена, тактом не блистала и спросила о разводе. Я рассказала ей правду, но просила никому не передавать. Может, глупо сделала, но мне захотелось поделиться с ней всеми событиями моей жизни. Она была потрясена, потому что считала (уж не знаю, по какой причине), что у меня в жизни всё должно идти как по маслу. Рассказала она и о себе, а ведь у неё сложилось все хорошо. Она вышла замуж, счастлива, родила ребенка. Пока я металась в своих проблемах, она тихо жила в нашем городке и ни на что не претендовала, кроме того, чтобы муж был непьющим, а ребенок здоровым. Не скрою, я ей позавидовала. У неё уже хоть что-то есть в жизни, а у меня есть диплом. Полученный мною с дикими усилиями. Да, я этого добивалась, ну, добилась, и что? Я счастлива? Спокойна? Я живу в чужом городе на птичьих правах, да, обещали Склиф, но в сентябре, ещё всё может измениться. Анька утешала:
   - Начнешь работать, всё пройдет. Сейчас горе такое - бабушка умерла, конечно, ты в депрессии, но ведь всё пройдет.
   И она была права.

Глава 32.

   В сентябре я вышла в ординатуру в Склиф и столкнулась там с такими проблемами, которых летом не могла и представить. Во-первых, мне приходилось очень много работать, и я сильно уставала. Несмотря на мою хорошую (когда-то) физическую форму, приходя домой, я падала на кровать и засыпала. Во-вторых, я столкнулась с невежеством и нерадивостью некоторых медсестер, а ведь от них зависит зачастую жизнь больного.
   Однажды при мне и других врачах одна медсестра, Афанасьева, сделала больному укол с лекарством, дозировка которого была в два раза меньше. Я обратила на это внимание, потому что наш профессор разбирал этот случай и говорил о назначениях. А в тот момент ампула откатилась ко мне, я подняла её и спросила:
   -Это что значит? Вы забыли назначение? Проверьте по карте!
   Людмила, так звали медсестру, лицемерно заохала:
   - Ой, я перепутала! Я сейчас сделаю ещё!
   А я была такая злая, потому что уменьшение дозировки означало только одно: она ворует лекарства, и я сказала:
   - А почему больной должен два раза испытывать болезненные явления от укола? Это человек, а не манекен!
   Лучше бы я ограничилась только первым замечанием, потому что приобрела себе злейшего врага в лице этой Людочки Афанасьевой, кое-как закончившей медучилище в городе Урюпинске.
   Через несколько дней я стала замечать на себе странные взгляды сослуживцев, а ещё через неделю меня вызвал к себе завотделением. В кабинете он был не один, сидела старшая медсестра и его зам. Он сказал:
   - Ординатор Ланская Вера Юрьевна?
   Я промолчала. Каков вопрос-таков ответ.
   Он продолжал:
   - Сначала вы себя зарекомендовали знающим и добросовестным специалистом. Мы все радовались, что в нашем коллективе появился такой работник. Но.. внезапно появились жалобы от больных.
   - Жалобы? - я остолбенела.
   - Да, милочка, жалобы от больных. Очень неприятно мне говорить об этом, но жалобы на то, что вы вымогаете у них деньги. У больных! Вы же давали клятву Гиппократа!
   Он ещё долго распинался, я его не слушала, а судорожно соображала и, наконец, дотумкалась, откуда ноги растут.
   Я спросила:
   - Я могу увидеть эти жалобы?
   Заведующий замялся и сказал, что по этическим соображениям они не могут мне их показать. Тогда я достала телефон (я уже немного пришла в себя) и набрала номер адвоката, Николая Васильевича, который почему-то принимал во мне самое живое участие. Он тут же отозвался, и я кратко изложила ему ситуацию. Он сказал мне:
   -Сделай громкий звук.
   Я сделала. Он ответил:
   - Через полчаса я буду у вашего главврача с составлением иска о клевете. Поскольку я адвокат, мне они обязаны показать все жалобы на тебя, я имею право переговорить с этими больными, потом направим иск в суд о защите чести и достоинства, и с твоего института сдерем круглую сумму. Пусть она пойдет на благотворительность, это всегда оказывает хорошее впечатление на судью. А уж администрация пусть взыскивает эти деньги с тех, кто затеял это дело!
   Все молчали, не предполагая, что я сразу обращусь к адвокату. Завотделением стал белым, как бумага. Они думали, что я буду объясняться, плакать, уж не знаю, для чего они устроили это унизительное аутодафе, пока старшая медсестра не встала и сказала:
   - Я с самого начала была против. А Афанасьеву уволить надо, пока проверки не начались! - и вышла из кабинета.
   Завотделением, сам кардиолог, схватился за сердце, а его зам, помоложе, стал оправдываться:
   - Я же не знал.. - на что зав ему сердито крикнул:
   - Больше ты у меня не будешь шашни крутить, дурак! Мы все можем полететь со своих мест!
   И только сейчас увидел, что я ещё не ушла.
   - Вы свободны, идите работайте.
   И я пошла работать. Всё остальное происходило без моего участия. Приехал Николай Васильевич, его принял дежурный администратор, но когда понял, что дело пахнет судом, вызвал главврача. Они вместе прошлись по палатам кардиологии, опросили всех, никто не слышал ни о каких жалобах, наоборот, собирались мне благодарность написать, потом нашлось одно заявление, почерк которого странно совпадал с почерком Афанасьевой.
   В общем, дело до суда не дошло, Афанасьеву уволили, а за мной закрепилась слава человека, с которым лучше не связываться. Хотя добросовестные медсестры относились ко мне хорошо, потому что и я к ним так же относилась, а с других я требовала то, что они обязаны делать, а именно: выполнять назначения врача.
   Мой научный руководитель, услышав эту историю, правда, в моем юмористическом пересказе, был зол как сто чертей. Поскольку он был светилом кардиологии, с ним считались, и удар по мне - это и удар по нему. Во всяком случае, он воспринял это так. Хотя я убеждала его, что всё дело в махинациях Афанасьевой, ну наверняка с замзавом, он воспринял это как личное оскорбление, пошел к главному, после чего они вышли из кабинета в обнимку и от обоих изрядно пахло коньяком.
   Для меня же этот случай стал уроком. Даже не подлость и глупая месть Афанасьевой меня поразили, а то, что другие, врачи, медсестры, зная правду, молчали. Чего они боялись? Увольнения? Это не так-то просто. Не знаю, но они боялись сказать хоть слово в мою защиту. Я могла надеяться только на себя.
   Вот так я продержалась в Склифе почти полгода. Я принимала участие в операциях, которые делал мой профессор, ассистировала ему, но самой проводить операцию мне, конечно, никто не давал. Но не это меня удручало. Сколько больных могли быть спасены, а они умирали! Плохой уход, внутрибольничная пневмония - и всё, человек на т ом свете. И это после того, как ему сделали сложнейшую операцию, требующую не просто знаний, а полной отдачи сил всех врачей. Но прошли те времена, когда хирург, сделав операцию, длившуюся пять часов, сидел у постели больного. На это есть реанимация, куда человека кладут, подключают все необходимые аппараты и уходят. Были случаи, когда больные, приходя в себя, рвали все бинты, капельницы, срывали кислородные маски, и в результате - остановка сердца. Всё. Я не могла назвать себя излишне чувствительной, я видела, как люди умирают, как страдают, но моё убеждение - страдание надо уничтожить, есть лекарства, есть способы. Но многие врачи, зная, что больной обречен на смерть, не назначают нужных лекарств и обрекают его ещё и на невыносимые муки! Если у родных есть деньги, то , может быть, сделают так, как надо, и то не факт. Я каждый день уходила в состоянии стресса и думала: насколько ветеринария гуманнее. Нет надежды - зачем мучить существо, пусть умрет во сне. Просто другое дело, что, разреши эфтаназию в нашей стране, получится все наоборот. Будут усыплять тех, кто оставляет наследство, а кто мучается и страдает - пусть. Как говорил Черномырдин: "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Впрочем, я старалась отгонять от себя эти мысли. Я знала, что надо добросовестно работать, помогать больному, делать всё, что в моих силах. Я так и поступала.

Глава 33.

   И вот однажды ночью, в моё дежурство, привезли мужчину с ножевым ранением в сердце. Инцидент произошёл недалеко, на Сретенке, в каком-то ресторане. Пострадавшего быстро доставили к нам, иначе он бы умер от острой кровопотери. Срочно надо было делать операцию, кардиолог тоже дежурный врач, я знала, что эта операция - не его уровень, и сама позвонила профессору. Он спал, но через полчаса примчался в клинику. Я уже распорядилась, чтобы подготовили операционную, вызвали анестезиолога, может, слишком много на себя взяла. Весь персонал еле двигался, все спать хотели, но ведь речь шла о жизни человека! Когда профессор приехал, все немного зашевелились, а мне стало спокойнее. Я, как всегда, приготовилась ассистировать. Рану пострадавший получил в пьяной драке, поэтому особого энтузиазма ни у кого не было. Впрочем, как и всегда.
   Иван Ильич осмотрел больного, ему уже сделали рентген, да и без него всё было ясно. Когда сделали разрез по пятому межреберью, он сказал:
   - Или произойдет чудо, но вряд ли. Весь перикард в ошметках. Ну, Вера, твой шанс. Предупреждаю, что он почти нулевой. Возьмешься?
   - Да!
   Я сказала "да", но уверенности не было. Я не хочу, чтобы мой первый серьезный больной умер на операционном столе. Слишком часто я видела, как врачам приходится выходить к родным и говорить:
   - Мы сделали всё, что могли.
   И глаза жен, детей, матерей, особенно матерей, когда горящая в них надежда сменяется страшной болью. Не дай Бог увидеть такие глаза.
   "Ничего, - сказала я сама себе, - надо сделать все так, как меня учили!" При этом я представила, что операцию делаю не я, а мой отец: все движения точные, выверенные, полное спокойствие, все указания отдаются спокойным и властным уверенным тоном. В тот момент я стала своим отцом.
   - Поднять верх стола, приподнять голову!
   Сестра выполнила мое указание.
   -Противошоковая терапия! - это уже анестезиологу.
   Краем глаза я видела, как профессор одобрительно кивнул.
   - Перикард наполняется кровью! - сказала я и закрыла пальцем рану. - Делаем дренирование и ушивание раны.
   - Расширитель! - скомандовала я.
   Потом я иссякала рваные раны перикарда. Надо было зашивать. Пульс падал. Сестра дала иголку с кетгутом. Я дико разозлилась, но заставила себя спокойно сказать:
   -Нет, Нина Васильевна, шелк.
   Если бы в этот момент давление упало ещё, сердце бы остановилось.
   Но мне повезло. Я аккуратно, стараясь не торопиться, зашила рану.
   Всё остальное делал мой профессор, сказав:
   - Ну дай хоть что-нибудь сделать!
   Потом, когда мы вышли из операционной, он сказал мне:
   - Блестяще проведенная бесполезная операция. Но вы, Верочка, большой молодец.
   Я услышала только одно слово: "бесполезная".
   - Что, почему, почему бесполезная? - тут уж я разволновалась по полной программе.
   - Потому что его отвезут в реанимацию, а там всё может быть.
   - Нет, ничего там не может быть, - сказала я, - потому что я там буду сидеть столько, сколько надо! Трое суток просижу!
   - Я восхищаюсь вашим молодым рвением. Сам когда-то был таким. Что ж, идите в реанимацию, а я, с вашего позволения, спать!
   Я выпила кофе из автомата, умылась ещё раз и пошла в реанимацию. Я хотела сесть рядом с кроватью человека, которого только что спасла от смерти, и прочитала на табличке:
   "Исмаилов Павел Александрович, 24 года, проникающее ранение в сердце, температура 38, 5".
   Я стояла и тупо смотрела на эту табличку. Очень тупо. Как будто под наркозом не Пашка, а я. Наверно, я была в обмороке, когда спасала своего лютого врага, убийцу моего отца, насильника и наркомана. Проходившая мимо медсестра, обратив внимание на меня, спросила:
   - Вера Юрьевна, вам плохо?
   Я не ответила. Тогда она взяла меня под руки, повела к свободной кровати и уложила. Потом накапала корвалол. Я молча выпила.
   - Может, укольчик успокоительный сделать?
   Я посмотрела на неё и сказала то, что не переставала повторять с момента, как прочитала табличку:
   - Он виновен в смерти моего отца, я всегда хотела встретить его и убить, а в результате..
   Я не совсем понимала, что говорю.
   - Может, он всё-таки умрет?
   - Вера Юрьевна, не переживайте, не умрет, вы его так заштопали классно, молодой, выживет, не расстраивайтесь, я все-таки укольчик сделаю!
   Она не поняла, что я промямлила, и Слава Богу!
   Я проснулась от каких-то звуков. Пашка очнулся! Я слезла с кровати, подошла к нему и встала, вглядываясь в его лицо: как я могла вчера не узнать его? Но вчера я и не смотрела на лицо, имени никто не называл, как же я могла знать! А если бы я знала, что это Пашка, отказалась ли я от операции? Конечно, нет! И я прекрасно это понимала. Да, я мечтала отомстить, я думала, что увижу его и убью, голыми руками задушу, такая ненависть была к нему! Но.. Может, время прошло, может, я изменилась. Я смотрела ему в лицо, слегка побледневшее от потери крови, но всё такое же холеное и наглое, как всегда. Ни капли жалости у меня к нему не было, но и ненависти тоже. Было только отношение как к любому другому больному. Не более. Пашка стал для меня никем.
   Он смотрел на меня, в его глазах что-то прояснялось, и он хрипло спросил:
   - А ты что тут делаешь?
   - Как что? - ответила я. - Слушаю Фредди Меркьюри, - я вытащила из уха наушник, повертела перед его носом.
   Он попытался приподняться, я остановила его, и он опять спросил:
   - Я умру?
   Я засмеялась. Боюсь, смех мой был не очень веселый.
   - Не сегодня. А вообще все умрут. Закон природы.
   А он вдруг закрыл глаза и спросил:
   - Значит, ты простила меня?
   - Ну конечно, простила,- я немного помолчала, подумала, и ещё раз сказала:
   - Простила. Я пойду. Надо сказать главврачу.
   Он не ответил, только опять попытался поднять руку, а я опять сказала, что ему нельзя двигаться.
   Он смотрел на меня и молчал.
   А я сказала:
   - Поправляйся, - повернулась и ушла. Перед уходом я попросила медсестру на посту сообщить главврачу о Пашке.
   Она зачирикала:
   - Слава Богу, очнулся! А то мать его весь мозг Ивану Ильичу вынесла.
   - Да, она это может.
   Я попрощалась с ней, вышла из здания, пошла по Садовому кольцу куда глаза глядят, и мне было всё равно: как будто моя жизнь кончилась, я умерла и смотрю на свое тело со стороны. Ни одной мысли и ни одного чувства не было. Правда, потом появилась легкость, как будто кончился долгий и трудный путь. "Вот и всё, - повторяла я себе -, вот и всё". Я долго шла, пока не устала и не поняла, что страшно хочу есть. Ну что ж, какие-то желания у меня остались. Но у меня ещё были дела. Я пришла в квартиру Крейна, собрала свои вещи и сделала несколько деловых звонков. А потом я вызвала такси и поехала на вокзал. Я возвращалась в свой город. Я возвращалась к себе.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

75

  
  
  
  
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"