Николаев Валерий Владимирович : другие произведения.

Озябший ангел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Белорусский подросток защищает Ленинград от врага. Сражается, выручает попавших в беду людей, становится добровольным помощником милиции и решает головоломки, которые подчас не под силу и взрослым. На 4-м конкурсе произведений для детей им. А. Н. Толстого эта повесть отмечена дипломом и рекомендована подросткам для чтения.
  
  
  
   юным защитникам Ленинграда
  
  
  Глава 1. Первая встреча
  
  Гале снилось, что ей наконец-то удалось выпросить у Саньки велосипед, и она, ловко закинув ногу через сиденье, покатила к подруге. Дорожка была ровная, накатанная, ехать - одно удовольствие. И вдруг прямо под колёсами велосипеда она стала горбиться, словно ползущая гусеница. Девочка растерянно остановилась. "Ой! Что это?" - испугалась она и... проснулась.
  Галя не сразу разобралась, где она и что происходит? Их дощатая двухэтажка ходуном ходит. Слышится знакомый до тошноты вой. "Бетонный завод бомбят, - поняла девочка. - Вот-вот барак обрушится".
  Дверь из комнаты открылась не сразу. Галина бросилась по коридору к выходу. У выходной двери стояла бабушка со второго этажа с Петькой на руках.
  - Галя, стой! - остановила она девочку. - Не выскакивай на улицу. Там сейчас ещё опасней.
  Девочка растерянно остановилась. Но было так страшно, что она бросилась к старушке, упала на колени, обняла её за ноги и сжалась в комок. Где-то очень близко надсадно ухнуло. - Ой, мамочка! - вскрикнула Галя. Барак приподняло. Он весь заскрипел, застонал по-человечьи, испуганно вскрикнули стекла, с потолка посыпалась труха; прошивая стены насквозь, прошуршали осколки. Лестница, ведущая на второй этаж, перекосилась. Входные двери резко распахнулись, и целое облако гари и мелкого мусора ввалилось в коридор. Бабушка с внуком на руках и девочка на ощупь выбрались на улицу. Пыль медленно оседала. Пахло дымом, порохом и землёй. В пяти метрах от барака зияла огромная воронка. Они, всё ещё страшась чего-то, медленно подошли и заглянули в неё.
  - Ох и глубоченная! - с опаской прошептала девочка.
  - Да, миленькая, смертушка в пяти шагах прошла, - задумчиво сказала бабушка, - стало быть, ещё поживём, покоптим небушко.
  Осколки бомбы толстые, колючие, некоторые величиной с тарелку, застряли в стене, в стволах старых берёз, под которыми валялись свежесрезанные ветви. Девочка подняла один из небольших осколков и от неожиданности уронила его: он был горячим. Она сорвала лист лопуха и, завернув в него осколок, спрятала его в кармашек мятого зелёного платьица.
  Только окончилась бомбёжка, тут же высыпала во двор ребятня, - взрослые почти все на работе. Рядом с Галей остановился невысокий чернявый, словно грач, паренёк, очевидно, сверстник. Он был худ и одет с чужого плеча. Великоватые грубые ботинки, толстые отвороты на брючинах и рукавах пиджака взрослости ему не добавляли. За плечами у незнакомца был прилажен тощий вещмешок.
  - Я видел, как она рванула, - мальчишка кивнул в сторону воронки.
  Девочка с интересом посмотрела на него. В её больших серых глазах мелькнуло любопытство. Чуть наклонив голову, она смахнула густую пыль с мелких кудряшек и промолчала. А паренёк продолжил:
  - ...Фрицы уже на бомбёжку заходили и тут наши зенитки, ка-ак шарахнут! Те - в рассыпную! А бомбы свои побросали кто куда: две, сам видел, в Неву упали, а одна прямо к вам угодила. И как только ваш дом устоял, не понимаю? Кирпичные рушатся, а ваш скособочился и стоит себе... Ты здесь живёшь?
  - Да, здесь. А ты куда-то уезжаешь? - поинтересовалась девочка.
  - Нет, наоборот. Я к тётке приехал. Она тоже где-то здесь живёт, на правом берегу.
  - Галя! Доченька! - с отчаянием в голосе крикнула задыхающаяся от бега женщина и, немного не добежав до девочки, в изнеможении остановилась.
  На взгляд ей около сорока лет. По всем признакам женщина она крепкая, волевая, не склонная к проявлениям нежности. И лишь серьёзное опасение потерять свою дочь вывело её из равновесия.
  - Я здесь, мама! - откликнулась на её зов девочка и подошла к ней.
  Женщина порывисто обняла её, несколько раз поцеловала и, словно не доверяя своим глазам, слегка отстранилась, внимательно осмотрела её.
  - Ты, жива? Слава Богу! А мне сказали, что второй барак разбомбили. Бежала, чуть сердце не выскочило. А ты цела... как я рада, миленькая моя. Ты где-то гуляла?
  - Нет, мама. Я спала. Меня бабушка спасла. Я ведь хотела выскочить во двор, а она меня отговорила. Так что всё в порядке, только в ушах звенит.
  - Везучая ты у меня, Галка, - дрожащей рукой прижала она её голову к своему вспотевшему лицу. - А я первый раз за эту войну испугалась. Значит, тебя Григорьевна уберегла. Слава Богу! Пойду, поблагодарю её.
  Мальчишка, собравшийся было уходить, дождался, когда мать отойдёт от девочки, и вернулся к ней.
  - Так значит, тебя Галкой зовут?
  - Галей. А тебя?
  - Вовкой. Как разыщу тётку, зайду, ладно?
  - Заходи, чаем напою. Мы в третьей комнате живём.
  - Хорошо, - сказал мальчик. - Ну, пока.
  - Пока, - улыбнулась девочка.
  
  Через три дня после того, как мальчик попал в город, кольцо блокады сомкнулось. Немцы, разгорячённые своими недавними успехами и щедрыми обещаниями своего сумасшедшего вождя, неистово штурмовали окраины Ленинграда. Они с маниакальной настойчивостью расстреливали его из дальнобойных орудий, тоннами сыпали бомбы на дома, заводы и фабрики. Смерть становилась явлением обыденным и публичным.
  А сентябрь с отрешённостью художника старательно украшал скверы, аллеи, сады... Но горожане не замечали его чудодейства. Великая и мучительная забота легла на их плечи: любой ценой удержать город и, конечно же, уберечь от гибели своих близких.
  Вовкина тётя привела мальчика в столярку. Мастер, седой грузный человек, пытливо взглянул на него.
  - Это и есть мой новый помощник? - спросил он тётю.
  - Да, Платон Иванович, - почтительно ответила она.
  - Маловат, однако, племянник твой, - заметил тот.
  - Но он небалованный мальчик, - поспешно сказала тётя.
  - Ну, хорошо, хорошо, Мария. Думаю, мы поладим. Иди с Богом по своим делам, не беспокойся. А ты, парень, располагайся, - ободряюще похлопал он его по плечу.
  Тётя ушла. Мастер зажёг примус, поставил на него чайник.
  - Ну, что стоишь? - обернулся он к мальчику. - Садись к столу, сейчас чай будем пить. Тебя как зовут-то?
  - Вовка, - ответил мальчик. И тут же спросил: - Платон Иванович, а кто здесь ещё работает?
  - Нас было семеро, - задумчиво ответил мастер. - Четверых в армию призвали, один под бомбёжку попал, теперь лечится в госпитале, а ещё один в ополчение напросился. Да и я, по правде говоря, туда прошусь.
  - А кто же здесь останется?
  - Вот как раз ты и останешься. Пока за мастерской присмотришь, а там, глядишь, немца отгоним от стен я и вернусь. Да, кстати, тебе сколько лет?
  - Через двенадцать дней четырнадцать стукнет.
  - Ну, тогда сделаем так. Я покажу тебе, что здесь и как работает, что где лежит и прочее, да о мерах безопасности расскажу. А завтра поговорю о тебе в домоуправлении, пусть двадцать пятым числом тебя и оформят. Пока же осмотришься, мастерскую примешь, тёте по дому поможешь. Согласен?
  - Согласен.
  - Вот и молодец, - сказал он, снимая с примуса закипевший чайник. - Сейчас чаёк на травках заварим, а к нему сухарики да рафинад, - есть чем побаловаться. Однако отчего ты в такое лихое время здесь-то оказался?
  Вовка подвинул к столу добротный дубовый табурет и сел.
  - Я из Белоруссии... Когда началась война, Миша ушёл на фронт, а меня и Толика мамка собрала и с попутчиками к родичам отправила: Толика на Кавказ, а меня - сюда. Говорит, езжайте от войны подальше, возраст у вас опасный. Ну, мы и поехали.
  - Как видно от войны не так-то просто уехать, - заметил мастер, - она проклятущая каждого из нас зацепит. Так вас, стало быть, трое у матери?
  - Семеро. Ещё две сестры и два младших брата с мамкой в деревне остались.
  - Беда-а, - сокрушённо качнул головой мастер. - Если я правильно понял, ты выехал в конце июля. А чего же тогда добирался так долго?
  - Так путь сюда не близкий, вон все ботинки истоптал, - глазами указал он под стол. - На поезде-то я недолго ехал. Мы под бомбёжку попали. Сначала лесом шёл. Потом вышел к шоссе, а там людей... тысячи; и все с узлами, чемоданчиками, тележками. Некоторые на лошадях ехали или на машинах, но больше пеших. Как налетят самолёты - все врассыпную. Народу гибло, страшно. А после этого убитых кое-как похоронят и дальше.
  - Ну а чем питался в пути?
  - Да особо-то и не голодал. Сперва ел то, что на дорогу мне дали, потом взялся за сало, что тётке вёз в гостинец - да не довёз. Ну а дальше, как повезёт. То солдаты покормят, то картошки в поле накопаю, а то помогу кому-нибудь сено сложить или там дров нарубить, а они мне за это продуктов дня на два дадут. Ну и воровал, иногда. А как-то раз налетели немцы, и давай из пулемётов по стаду строчить. Чуть ли не всех коров побили. Прямо охоту устроили. В деревне-то, конечно, скотину забивали... Но чтоб так вот, без всякой нужды?.. Ох, и страшно было! И пастуха убили. А когда эти гады улетели, подпасок собрал в гурт живых коров - штук пятнадцать, не больше, - и погнал дальше. А я после того целых три дня с ребятами в подлеске отъедался. И в дорогу себе мяса насолил.
  - Значит, войну ты уже повидал, сынок, - качнул головой мастер. - Ну что же, может быть, этот опыт и поможет тебе здесь выжить. Ведь мы, по сути дела, в капкане, и когда нас вызволят из него - один Бог знает.
  Мальчик удивлённо посмотрел на мастера.
  - А вы думаете, мы надолго в осаде?
  - Не знаю, не знаю. Но если учесть, что линия фронта протянулась от Балтийского до Чёрного моря, и наша армия пока ещё отступает, то к нынешней зиме, думаю... нет, даже уверен, готовиться нужно как следует.
  - Понятно, - понурил голову Вовка. - Только как можно к зиме-то подготовиться? Ведь это вам не деревня.
  - А знаешь, кое-что всё-таки предпринять можно. В девятнадцатом году, когда на нас навалилась Антанта, город уже был в подобной ситуации. И главное, что тогда терзало людей - это голод и холод. Вот к ним-то и нужно готовиться. Кстати, на работу котельной надежды мало. Да, если хочешь, поговори ещё с нашей дворничихой бабой Лидой. Она женщина общительная и очень практичная.
  Часа через два Вовка и дворничиха сидели на скамейке под ветвями солнечного, слегка поредевшего клёна и разговаривали.
  - Да. Все это было, - озабоченно сказала она. - Мрачное время. Даже вспоминать не хочется... Кошек, ворон, крапиву ели, лебеду. Кстати, хорошо бы крапивы нарвать, насушить её да насолить.
  - А какая она на вкус? - спросил мальчик.
  Баба Лида вздохнула.
  - Полезная, сынок. Витамины в ней какие-то, и при ранениях она помогает. Потом щи из неё хорошие. А если ещё добавить в них кислого яблочка да чем-нибудь заправить их - за уши не оттянешь. Ну что, идём за крапивой?
  - Пойдёмте, - ответил мальчик.
  - Ладно. Подходи минут через двадцать, я соберусь и отправимся. Здесь не так далеко. Вблизи моего дачного участка её целые заросли, заодно и яблок у меня насобираем. Только возьми рукавицы, сумки да ножницы прихвати.
  - Хорошо, баба Лида.
  Вечером вся тёткина квартира пахла, как на Троицу. На чай сушились листья фруктовых деревьев, малины, смородины, земляники; найденные в высокой траве ещё не отцветшие зверобой и клевер. Тётка Мария удивилась хозяйственности племянника и засолила всю заготовленную крапиву вместе с яблоками.
  На следующий день Вовка пришёл в мастерскую, работы для него по-прежнему не было. Вскоре вынужденное безделье его стало тяготить, и он предложил мастеру:
  - А давайте я и вам крапивы насолю.
  - Что ж, это дело нужное, - обрадовался он. - Соли на двоих. Соль и банки я приготовлю. Если вдруг увидишь где-нибудь свекольную или морковную ботву, имей в виду, она тоже полезна.
  - Я понял.
  В этот раз баба Лида не смогла пойти с ним, занемогла. И мальчишка решил зайти за своей недавней знакомой. Яма перед бараком, в котором жила девочка, чуть-чуть уменьшилась - было видно, что её начали забрасывать всяким хламом. Одна из половиц, уложенных вдоль коридора, под ногами паренька несколько раз звонко, словно сверчок, прострекотала. Вовка остановился перед нужной дверью. И тут она распахнулась, на пороге появилась та самая смешная девчонка, к которой он спешил.
  - А, это ты? - улыбнулась она. - Привет.
  - Привет, - ответил Вовка. - Вот иду травы собирать. Может, и ты пойдёшь?
  - А что за травы? Лечебные?
  - Да всякие. Некоторые для чая, а крапива, например, для щей.
  - Так ты что, в травах разбираешься?
  - Немного. Вчера я собирал их с одной бабушкой, так она мне многие из них показала.
  - Ладно. Подожди у дома, пожалуйста, - попросила она. - Я сейчас.
  
  Последние постройки посёлка Весёлого скрылись из виду. Вот-вот кончатся и огороды. Лёгкий ветерок уносит поднятую путниками пыль.
  - До чего мне ваша погода нравится, - сказал мальчишка, - тепло, сухо.
  - Хм, - усмехнулась девочка. - Скоро разонравится. В эту пору у нас обычно туманы или дожди идут.
  - А вы давно здесь живёте? - поинтересовался он.
  - Пять лет уже. Мы из-под Череповца приехали.
  - А ты одна у мамы?
  - Нет. У меня есть брат Сашка, воюет где-то. И ещё старшая сестра, она давно уже замужем. Был ещё старший брат, Веня, но он погиб.
  - А отец где?
  - Тоже, наверное, на войне. Я его уже год не видела. Как-то ушёл на заработки и пропал.
  - А разве здесь работы мало? - искренне удивился мальчик.
  - Он - портной, причём очень хороший. Из кожи такое пальто может сшить, обалдеешь. Папа в ателье пошива работал на Михельсона 10. Сашу туда учеником устроил, так он там кое-чему научился.
  - Галя, а тебя отец, случайно, не научил шить?
  - Нет, я пока не умею. С войны Санька придёт, научит. Когда он уходил на фронт, сказал мне: "Ну, Галка, жди. Вот вернусь, я тебе такой костюмчик отолью". Теперь вот жду.
  - Понятно. Вот бы мне научиться такому мастерству, - мечтательно сказал паренёк. - Я, в общем-то, способный.
  Девочка вдруг пристально взглянула на него. Весёлые искорки заиграли в её глазах.
  - Вовка, а ты случайно не цыганёнок? - спросила она.
  - Что вы все заладили: цыганёнок да цыганёнок...- вспылил он. - Родители мои, между прочим, белорусы.
  - А кто это все? - полюбопытствовала девочка.
  - Да меня в деревне так дразнили некоторые, а тут ещё ты...
  - Фу! Подумаешь, разобиделся, - фыркнула Галина. - Меня вот мальчишки тоже дразнят овечкой. Ну и что? Сами же из-за моих кудряшек в меня и повтюрились, - шаловливо тряхнула она своей изящной головкой.
  Мальчишка рассмеялся.
  - А ты и в самом деле ничего выглядишь.
  - Ничего это и есть ничего, а я выгляжу хорошо. Так ты, выходит, белорус?
  - Выходит.
  - А говоришь по-русски чисто.
  - У меня в школе русская учительница была. Она говорила нам: "Учите великие языки. Каждый такой язык подарит вам новую жизнь".
  - И что, подарил? - насмешливо спросила девочка.
  - Пока не знаю, но мне нравится, что я не чувствую себя здесь чужим.
  - А скажи что-нибудь по-белорусски, - попросила она. - Ведь я пойму?
  - А вот сейчас проверим. Слушай загадку. Готова?
  - Готова, - ответила Галина.
  - Не агонь, а не схопиш - абпалишся.
  - Крапива.
  - Верно. А вот эта: пад адным калпачком семсот казачков.
  - Всё поняла, только не знаю, что это такое, - сказала девочка.
  - Мак, - ответил Вовка. - А вот ещё. Не згубила, а все шукае, не хворая, а все крэхча.
  Девочка недоуменно пожала плечами.
  - А это из какой области? - спросила она.
  - Из нашей деревенской жизни.
  - Нет, фантазии не хватает, - сдалась она.
  - Да свинья это, - сказал мальчик.
  - Свинья? - удивилась девочка. - А ведь верно. А ну ещё что-нибудь загадай.
  - Слушай. Бабка-крываножка па золаце скача. Ну и что это?
  - Кочерга? - с некоторым сомнением спросила она.
  - Точно. А теперь ответь мне: што в вадзе сохне, а в печы мокне?
  - Этого я точно не знаю, - произнесла она.
  - Свечка, - с лёгкой усмешкой сказал мальчишка. - Хватит, наверно.
  - Нет, - не согласилась девочка. - Давай до первой неотгадки.
  - Ладно, - согласился Вовка. - Ну, слушай. Яки год цягнецца адзин дзень?
  - Новый Год.
  - Точно. А вот эта: у жываце - баня, у носе - рэшата, на галаве - пупок, адна рука и тая на спине.
  Они оба рассмеялись.
  - Чайник? - сквозь смех спросила Галка.
  - Конечно, чайник. А дзе гарады без людзей, а рэки без вады?
  - Не знаю. А где?
  - Скоро сама догадаешься. Ну что, трудный у нас язык?
  - Забавный. Мне кажется, он ещё более певучий, чем наш, - сказала Галя и, оглянувшись по сторонам, спросила мальчика: - А что мы ищем?
  - Уже нашли, - указал он на молодую поросль трав на бывшем покосе. - Сначала крапивы нарвём, я мастеру обещал, а потом...
  - Слушай, неужели он будет есть крапиву?
  - Будет, - ответил мальчик. - И я буду, может быть, и ты.
  - Я? С какой стати?
  - Город в кольце и пока наши его не разорвут, есть нам будет нечего.
  Она внимательно посмотрела на него.
  - Ты хочешь сказать, что мы будем голодать?
  Он кивнул. Её большие серые глаза сделались ещё больше.
  - Да-да. Я тебя не пугаю, - подтвердил он. - Двадцать лет назад все это уже было здесь: и голод, и холод. Многие хорошо помнят это.
  - Но у нас самая сильная армия! Ты что, не веришь, что она выручит нас?
  - Верю, Галка. А ты знаешь, сколько людей в Ленинграде?
  - Кажется, около двух миллионов, - озабоченно сказала она.
  - Уже два с половиной, - уточнил Вовка. - И я могу тебе точно сказать: пока мы в мешке, нам всем будет не сладко. А сколько это будет продолжаться: десять дней, месяц или целую зиму - никому не известно. Поэтому я здесь и без крапивы отсюда не уйду.
  - Ты, Вовка, осторожный, ну прямо, как старик, - уколола его девочка.
  - Ничего, лучше поостеречься, чем потом локти кусать. А ты, если не заботишься о себе, нарви крапивы хоть для матери.
  - А что мне потом с этой крапивой делать?
  - В банке засолишь или кадушке. В крапиве, говорят, витаминов много, да ещё чего-то такого, отчего кровь хорошо сворачивается.
  - А это ещё зачем?
  - Раны быстрей заживают, - терпеливо пояснил Вовка.
  - Да? - вдруг заинтересовалась девочка. - Тогда она нужна. А что ещё мы будем собирать?
  - Погоди, осмотримся и решим. Чего-чего, а травы-то пока много, надо думать, наберём.
  Примерно через час мальчик и девочка тронулись в обратный путь. Собранную траву она несла в двух матерчатых сумках, а он в обычном мешке, закреплённом на спине с помощью самодельных лямок. За то время, пока они рвали траву, мальчишка своими прогнозами о возможных трудностях все же внушил девочке беспокойство. Настроение у неё испортилось. Внезапно она остановилась и стала тревожно оглядываться.
  - Ты это чего? - с удивлением взглянул на неё паренёк.
  - Немцы летят, - с испугом прошептала она.
  - Где? - завертел он головой. - Ничего же не видно, да и не слышно вроде, только дальнобойки садят.
  - А я чувствую... воздух, он изменился, стал каким-то вязким, напряжённым. Она растерянно поставила сумки на землю. Глядя на неё, и Вовка сбросил мешок со спины. Вскоре послышался низкий, по-шмелиному густой нарастающий звук. А минуты две спустя высоко в небе стали появляться тёмные точки.
  - Вот они, я же говорила, - сказала Галя. - А высоко-то как!
  - Да их здесь целая туча! - сдавленным от волнения голосом воскликнул мальчишка. - Это "юнкерсы". А где же наши?
  - Ох, и беды наделают... страшно представить, - Галя прижала пальцы к вискам. - И ведь не по одному разу налетают за день.
  - Как саранча в перелёт...- потирая затёкшую от напряжения шею, растерянно произнёс Вовка. - И зенитки... молчат. А ведь давно пора заградительный огонь открывать.
  Прошло ещё с полминуты и, наконец, среди этой грозной армады и значительно ниже её, стали появляться облачка разрывов. Что происходило там, в городе, ребятам было не видно, но они не могли не слышать неутихающий гром взрывов и многоголосье рыдающих сирен.
  Вовка с ожесточением ухватился за лямки вещевого мешка и рывком забросил его за спину; Галина печально взглянула на мальчишку и тоже подняла сумки. Разговаривать им больше не хотелось. Пожалуй, только теперь они по-настоящему осознали всю опасность своего положения. Так, молча, они и дошли до посёлка.
  
  Глава 2. Личный враг
  
  Сентябрь только-только перешагнул свою середину и пошли дожди. Вовка сидел в мастерской, смотрел в окно и думал о мастере: "Как он там в такой сырости? Промок, поди, в своём окопе до костей. Уж вторые сутки льёт. А дождевик висит себе на вешалке..."
  Где-то поблизости раздался взрыв, затем второй, третий. Мальчик вышел на крыльцо, прислушался: "Артиллерия. Хорошо хоть сейчас бомбардировщики не летают. А плащ всё-таки нужно отнести ему. Человек он немолодой, добрый. Я слышал: ополченцы где-то на южной окраине воюют, туда и надо идти. Только вот найду ли его? А всё же попробую", - решил он.
  Было уже четыре пополудни, когда мальчик добрался до линии обороны, которую удерживали ленинградцы. Здесь были самые отдалённые заводские цеха. Регулярные бомбёжки, артобстрелы и танковые атаки врага превратили их в руины. Окопы были вырыты в поле метрах в пятидесяти от них, а в укрытиях за развалинами размещались тыловики.
  - Ты что здесь делаешь, мальчик? - спросил его один из проходящих мимо бойцов.
  - Садовникова ищу, Платона Ивановича, он где-то среди ополченцев, - ответил Вовка.
  - Не знаю такого, - сказал солдат. - И вряд ли ты его так найдёшь. Их же здесь не одна тысяча. А в окопы тебя не пустят. Он давно здесь?
  - Нет, только третий день воюет.
  - Ну, это упрощает дело. Если не ошибаюсь, самые свеженькие ополченцы на левом фланге, - указал он направление. - Ты вот что, пройди за корпусами минут двадцать - там дорога есть, - выйди, поспрашивай, снова на неё возвращайся и дальше топай. Может быть, так и найдёшь.
  Дождь прекратился. Вовка, пробираясь по дороге, пробитой тыловиками, встречал и моряков, и курсантов, и танкистов, и зенитчиков, и уже не первое подразделение ополченцев. Однако Платона Ивановича нигде не было. Мальчик проголодался и устал. В ботинках чавкало.
  Свои ботинки он износил ещё на пути к Ленинграду, причём основательно. Впрочем, какие они свои? Ведь ещё раньше эти самые ботинки хорошо послужили двум старшим братьям, сначала Мише, а потом и Толику. И вот теперь подошвы этих отслуживших ботинок еле держатся от налипшей на них красноватой грязи. Володя стал искать место, где бы можно было присесть и передохнуть. И вот, кажется, нашёл. У одного из кирпичных сооружений с плоской крышей, очевидно, взрывом снаряда, разворотило торцевую стену. Но и пол и потолок уцелели. С первого же взгляда было ясно, что это бывший склад, потому что дальняя половина его и сейчас оставалась забитой всяким хламом: хлипкой необструганной тарой, банками из-под краски и смазки.
  Мальчик из дальнего крыла помещения вынес на улицу пару ящиков, обломком кирпича разбил их и в шаге от угла склада развёл костерок. Потом снял с себя плащ мастера, сложил его в четверо и, постелив на пол, сел на него; щепочкой вычистил ботинки, спиной опёрся о стену и вытянул ноги. Чуть погодя достал из кармана лёгкой курточки корку хлеба, съел её; вытряхнув из кармана ещё несколько крошек, также отправил их в рот. Закрыл было глаза, но через минуту, досадливо качнув головой, взялся за скользкие шнурки ботинок. Ботинки он снял без труда, как-никак они и сейчас ему велики.
  Костерок наполовину прогорел, и мальчик вынес ещё три ящика. Один разбил на щепки и положил их в огонь. А на двух других развесил на просушку портянки. Кроме того, на один из них он поставил обувь, а на второй положил босые, сморщенные от влаги ноги. И устало прикрыл веки.
  Прошло около получаса. И тут покой мальчика был нарушен шумом остановившейся рядом с ним полуторки, крытой новеньким тентом. На её боку поблёскивал алый крест. А на прицепе у машины была полевая кухня. Из кабины вылезли немолодой уже шофёр, явно из мобилизованных, и светленькая круглолицая девушка - санинструктор, а из кузова, покряхтывая от натуги, выбрался ещё один дядька лет сорока, высокий, сухопарый. Они подошли к пареньку, который поспешно снял ноги с ящика.
  - Ну, здравствуй, хлопец, - сказал шофёр.
  - Здравствуйте, - смущённо ответил мальчик.
  - Можно к твоему огоньку? - спросил сухопарый.
  - Располагайтесь.
  - Спасибо, - поблагодарил высокий дядька, садясь рядом. - Сушишься?
  - Да вот пришлось. А то уж ноги из ботинок стали выскальзывать, - ответил он, наматывая на ногу портянку.
  - Да, ботиночки-то твои кушать захотели, - сочувственно усмехнулся дядька. - Но их накормить не могу, а вот тебя, если хочешь...
  - Хочу, - тут же согласился мальчик. - Так хочу, что даже сила из рук ушла. А мне ещё мастера своего найти надо - он где-то здесь, в ополчении, - да на правый берег нужно успеть вернуться.
  - Эк тебя занесло на ночь глядя, - покачал головой шофёр. - Не мог завтра прийти?
  - Дождь-то сегодня льёт, а он дождевик забыл. Вот и несу ему, - мальчик указал на плащ.
  - Ну, это правильно, - сказал шофёр. - Ты вот что, имей в виду, если будешь очень запаздывать, загляни сюда: коли будет возможность - подхвачу. Звать-то как тебя?
  - Вовкой, - улыбнулся мальчик.
  - А меня Иваном Пахомычем зовут, кормильца нашего - Семёном Ивановичем - очень полезный человек. А это наш доктор - Ниночка.
  Подошёл повар и протянул Вовке миску с гречневой кашей, ложку и ломоть ржаного хлеба.
  - Это... мне? - дрогнувшими руками нерешительно взял он еду.
  - Ну а кому же ещё? - усмехнулся Семён Иванович.
  - Спасибо, - не отрывая взгляда от миски, сказал Вовка.
  - Что ты на неё смотришь, как в зеркало? Кашу есть надо, пока горячая, - шутливо заметил шофёр.
  Мальчик, наслаждаясь каждой ложкой этого аппетитного кушанья, стал есть. Все смотрели на него и улыбались. А он, быстро управившись с кашей, корочкой дочиста вытер миску и вернул её.
  - Вкусно-то было, не передать. Спасибо.
  - На здоровье, - ответил повар.
  - Иван Пахомыч, - обратился к шофёру мальчик, - у вас случайно не найдётся, чем подошву на ботинке подвязать, чувствую, вот-вот оторвётся.
  - Сейчас поищу, погоди маленько.
  Покопавшись в кабине, он принёс Вовке сантиметров сорок красного провода. Мальчик накрепко привязал им к ботинку подошву, и сказал:
  - Спасибо вам за все. До свидания.
  И зашагал дальше. Он заметил, что начало вечереть. В ясную погоду было бы ещё совсем светло, но пасмурное небо быстро приближало сумерки. Бой, слышимый отдалёнными стрёкотом и хлопками, внезапно приблизился. Автоматная очередь раздалась где-то рядом, и он услышал, как пули выбили из какой-то преграды каменные осколки.
  Мальчик, прячась за укрытиями промышленной зоны, стал пробираться к передовой линии обороны. Вот и последняя стена, а точнее - угол небольшого строения. В десяти шагах от него - окоп. В нём, на некотором удалении друг от друга, виднеются спины защитников. Это ополченцы. На них несколькими группами, строча из автоматов, наступают немцы. У наших бойцов винтовки. Редкие выстрелы ополченцев наступающих немцев не пугают.
  Вовка похолодел: защитников раза в два меньше нападающих. И тут по врагу с левого фланга ударил пулемёт. Очередями он выкосил десятка полтора сзади бегущих фашистов и стольких же вынудил залечь в грязь, не давая присоединиться к атакующим. Остальные же немцы, удачно выскользнувшие из сектора обстрела, рассыпались в цепь и, подбадривая себя криками, продолжали наступать. Их ряды редели, но незначительно. Было ясно, что ближнего боя не избежать.
  Два немца уже метрах в пятнадцати от окопа. Один, рослый, весёлый, мчится немного впереди. Защитник в синей стёганой фуфайке стоит в окопе и долго, тщательно, как на занятиях, целится. Раздаётся выстрел. И рослый немец, заваливаясь набок, сбивает с ног своего товарища. Оба падают. "Ух, ты! Здорово", - азартно шепчет Вовка. Ополченец суетливо перезаряжает винтовку, выпрямляется и ждёт, когда поднимется его противник. Но немец, сделав перекат, не встаёт, а выпрыгивает, словно чёрт на пружинке, делает ещё два шага в сторону и, не целясь, прямо от пояса стреляет по ополченцу. Тот вздрагивает и, выпустив из рук винтовку, медленно оседает в окоп.
  И в это же самое мгновение немец, поскользнувшись на краю воронки, падает в неё. Больше не выдерживая нервного напряжения, Вовка бросается к окопу. Влетая в него, он краем глаза видит, как из воронки, опираясь на автомат, вылезает немец. Мальчик поднимает винтовку, прислоняет её приклад к плечу, целится. Его противник, внезапно заметив новую угрозу, в рывке перехватывает и вскидывает автомат, но винтовочная пуля на мгновение опережает его. И немец, опрокидываясь навзничь, снова валится в воронку.
  Одновременно с ним на дно окопа падает и Вовка. Он ошеломлённо ощупывает грудь, голову - вроде бы всё нормально. Но что же случилось? Боль в плече наводит его на догадку: "Это отдача. А больно-то как". Вблизи, глубоко согнувшись, сидит ополченец. Мальчик подсаживается к нему на корточках, осторожно приподнимает его безвольную голову и узнает в нём мастера.
  "Платон Иванович!" - окликает его Вовка.
  Однако тот никак не реагирует на это. "Умер", - решает паренёк. И тут его кольнула тревога: "А что с немцем?" Вовка встаёт на ноги и с опаской выглядывает из-за бруствера. Никого. И лишь выпрямившись во весь рост, он замечает носок грязного сапога, видневшегося из воронки. От сердца отлегло. "Убил", - мстительно произнёс мальчишка. И вдруг - тихий стон Садовникова. Радость обожгла мальчика. Он попытался поднять мастера, но безрезультатно. Тогда, желая пробиться к сознанию раненого, громко говорит ему:
  - Платон Иванович, я сбегаю за помощью. Вы держитесь. Обязательно дождитесь меня. Я вас очень прошу.
  Мальчик вылез из окопа, порывисто огляделся: рядом ни души. Лишь справа и слева на удалении идёт рукопашная схватка. Он огорчённо шмыгнул носом и, не разбирая дороги, побежал к предполагаемому месту
  
  стоянки санитарной машины. Однако там стояла лишь полевая кухня. Повар сидел у костерка и подбрасывал в него обломки ящиков. Завидев паренька, привстал и, пока тот переводил дыхание, встревожено спросил его:
  - Что-то случилось? Ты нашёл своего мастера?
  - Нашёл, - ответил мальчик. - Но он тяжело ранен. И вытащить его из окопа я не могу.
  - Понятное дело, - откликнулся повар. - Это и не всякому взрослому под силу. Беги по следам машины, они где-то здесь, недалеко, раненых грузят. А я вот жду, пока бой закончится. Боюсь, и кормить-то некого будет.
  Мальчик помчался дальше.
  Через полчаса Платона Ивановича вместе с другими ранеными увезли в госпиталь. Проехать с ними хоть часть пути Вовка почему-то отказался. Принесённый им плащ он отыскал у стены. А потом ноги сами повели его к убитому.
  Сапог по-прежнему нелепо торчал из воронки. Мальчик, замедляя шаг, подошёл к ней. Воронка диаметром около двух метров была не глубокой. Ноги фашиста лежали на одном её склоне, а его голова и грудь - на другом. Левая рука по запястье утоплена в розовой воде, правая - ремнём автомата, на котором и лежал немец, затянута немного за спину. Каска сползла на его землистое лицо. На груди поблёскивает железный крест. Куртка на животе бурая от крови.
  Вовку замутило. Он отвернулся и в четырёх шагах увидел второго мертвеца. Тот лежал ничком. Мальчик подошёл к нему. Каска этого немца, с пилоткой внутри неё, валялась в полуметре от него, автомат лежал ещё дальше. На мощном стриженом затылке видна родинка. Этот фашист был и моложе, и здоровее первого.
  Мальчик наклонился над ним и, пытаясь перевернуть немца на спину, ухватился за его плечо, с усилием потянул на себя. Но оно оказалось твёрдым, неподатливым.
  - Такого великана с места не стронешь, - озадаченно пробормотал Вовка. - До чего же эти взрослые тяжёлые... А если вот так?
  Его проворные руки прокрутили поясной ремень вокруг талии солдата и, высвободив из-под него пряжку, расстегнули её. В первую очередь с ремня фашиста мальчик снял подсумок с магазинами для автомата, затем гранатную сумку с двумя похожими на колотушки гранатами, а потом вытащил и сам ремень. Осмелев, он хоть и с трудом, но все же вынул из его нагрудного кармана документы. И, даже не заглянув в них, сунул их в подсумок с магазинами. Затем вновь надел на ремень снаряжение и вместе с автоматом отнёс за окоп, к той самой стене, из-за которой сегодня наблюдал за боем.
  Ещё раз видеть "своего" немца, лезть к нему в воронку и вытаскивать из-под него оружие страшно не хотелось. Но Вовка, сделав над собой усилие, всё-таки пошёл к той злополучной воронке. Вот и она. Повернувшись к ней боком, он осторожно поставил правую ногу на середину её склона, и ребром подошвы ботинка стал выбивать себе что-то вроде ступеньки. Но как только Вовка перенёс центр тяжести на ту ногу, выступ мгновенно смялся, и ноги заскользили вниз. Проводок, поддерживающий подошву, лопнул и пальцы правой ступни, дорывая ботинок, высунулись из него. Нога упёрлась в бедро лежащего немца.
  Это невольное прикосновение и досада на собственную неуклюжесть взбудоражили мальчишку. Отдышавшись, он встал удобней и, сняв с пояса немца подсумок с патронами и гранатную сумку, положил их на край воронки. Потом расстегнул и вытащил поясной ремень. Дело за автоматом.
  Вовка взялся за краешек автоматного ремня, затянувшего руку немца за спину. Дёрнул один раз, второй - ремень подался. Высвобождая руку немца, мальчик мельком увидел на его запястье наколку и снова дёрнул за ремень. Больше ни малейшей подвижки.
  - Вот незадача, - пробормотал паренёк и подумал: "И надо ж было улечься ему прямо на автомат. Ну, уж нет. Оружие здесь я не оставлю. Придётся приподнять фрица".
  Вовка обеими руками ухватился за ворот и рванул его на себя. Как ни странно, тело подчинилось. Он ещё поднапрягся и, подперев немца ногой, вытащил вдавленный в землю автомат. От последнего рывка каска с головы фрица свалилась. И когда Вовка опустил его тело на место, прямо ему в лицо уставились невероятно синие, переполненные ненавистью глаза фашиста.
  Мальчик обмер. Необъяснимый ужас лишил его всякой воли. Казалось, этой пытке конца не будет. И тут немец с яростью прохрипел:
  - Хаст ду ауф михь гешоссен? Ви хаст ду эс гевагт?
  Это было похоже на клёкот хищной птицы. Как только Вовка услышал сырой натужный голос фашиста, оцепенение прошло. Мистика уступила место реальности. Страх мальчика сменился стыдом и гневом мужчины.
  - Возмущаешься, гад! - сказал он. - Бесишься, что сила ушла? А то бы ты с удовольствием придушил меня. Да?
  И подкрепил слова соответствующим жестом.
  - Ду бист я нихьт дум, ду, церлюмпфте. Дох хат дер фюрер ди крафт! Унд Ленинград еркэмпфен вир шон морген! Одер зайне руинен! - выпучив глаза, гневно проговорил немец.
  - Фюрер твой кретин! - Вовка повертел пальцем у виска. - И не Ленинград он получит, а вот это!
  Мальчишка показал ему кукиш.
  - Вен ихь дихь йецт тётен кёнте, штэрбе ихь глюклихь, - с зубным скрежетом выговорил фашист.
  - Гитлеру твоему нужен город, - в запале продолжал мальчик, - а тебе, что нужно тебе в моей стране? Земля? Так мы ею всех обеспечим. Земля в этой яме, - схватил он с края воронки комок дёрна, - она теперь твоя. Подавись ею!
  И Вовка швырнул в него ком земли. На жесты он не скупился. Ему отчего-то было очень важно, чтобы фашист понял его.
  - Ихь бин фон дир шон мюде геворден. Холь дихь дер гайер! - выплеснув остатки ярости, немец сплюнул себе на подбородок.
  - Плюёшься, гад! А ты, видать, немало людей погубил, чтобы заработать этот поганый крестик, - Вовка сорвал с его груди награду, взглянул на неё и швырнул на дно воронки. - Там ему самое место.
  И тут глаза мальчика неожиданно для него самого наполнились слезами.
  - ...И я не жалею, что попал в тебя, - закончил он свою мысль.
  Фашист, вероятно, устал и смирился со своей участью. Ибо ненависть в его глазах стала вытесняться страданием. Мальчик растерялся.
  Немец беспомощно шевельнул рукой и глазами указал себе на грудь. Вовка взял его руку и положил её, куда он просил. Тот дважды царапнул пальцем по нагрудному карману френча.
  - Что-то вытащить? - спросил Вовка. - Сейчас.
  Он извлёк из кармана немца документы, подписанный незапечатанный конверт с письмом и обёрнутый картонкой фотографический снимок. Картонка отогнулась, и мальчишка с недоумением замер. На снимке была запечатлена самая обычная счастливая семья. Красивая женщина с русыми волосами, завязанными в пучок; жизнерадостный мужчина и маленькая, лет семи, девчонка с озорной улыбкой. Фото снято на фоне опрятного особнячка, хорошо видны номер дома и название улицы. От всего этого веяло далёкой безмятежной жизнью.
  Некоторое время Вовка смотрел на фото как под гипнозом. "Всё-таки странно...- думал он, - у этого фрица тоже есть дом, жена, дочка. Как же это может быть?" Наконец, справившись с замешательством, он спросил немца:
  - И что с этим делать?
  - Ден бриф, шик ден бриф .
  - Это? - Вовка показал ему документ.
  Тот отрицательно покачал головой.
  - Может быть это? - мальчик за уголок приподнял конверт.
  - Я , - удовлетворённо прикрыл глаза немец.
  - Отослать письмо? - мальчик жестами подкрепил свой вопрос.
  - Я, - кивнул немец.
  - А это куда положить? - Вовка показал на фотографию и документ. - Сюда же?
  - Я, - согласился тот. И словно карандашом пошевелил пальцем.
  - Хочешь, чтобы я дописал письмо? - Вовка на воображаемой странице тоже пальцем сделал короткий росчерк.
  - Я, - голос немца начал слабеть.
  - Ладно, допишу. И отошлю. Если жив буду, - поясняя свои слова жестами, добавил он и спрятал всё в карман курточки.
  Правая нога мальчика, соскользнувшая под бедро немца, совершенно промокла и от напряжения занемела. Вовка потянулся к лежащему на краю воронки автомату, вдавил его в дёрн и, вцепившись в цевьё, выбрался наверх. Оторванная подошва тотчас напомнила о себе. Мальчишка с недовольной гримасой повернул носок ботинка влево, вправо и понял, что не сможет больше сделать и шагу. Бросив подсумок с боеприпасами наземь, паренёк уселся на него.
  - Подожди немного, - обратился он к немцу и, подкрепляя слова жестами, сказал: - Вот подвяжу подошву и побегу за санитарами, они тебя живо перевяжут.
  Вовка сноровисто стащил с ноги ботинок, выжал воду из портянки, оторвал от неё узкую полоску материи и начал скатывать её в жгут. Вдруг он услышал осевший голос немца:
  - Ихь браухе шон кайне занитэре. Ихь вайс, ихь штербе йецт .
  - Слушай, фриц, подожди ещё минутку, - мальчик показал на запястье, где носят часы. - Не побегу же я в одном ботинке. Я быстро.
  - Ихь браухе шон кайне занитэре, - настойчиво повторил немец, отрицательно покачивая головой.
  - Не надо санитаров? - переспросил его мальчишка, указывая в сторону возможного нахождения санитарной машины.
  - Ихь браухе нихьт. Эс ист шпэт, - подтвердил тот.
  - Я понял, - кивнул ему Вовка. - Не надо так не надо. Тебе виднее.
  Энергично встряхнув портянку, он туго навернул её на озябшую ступню и взялся за ботинок.
  - Нэ надьё, - снова подал голос немец.
  - Не надо? - не поверил своим ушам Вовка. - Что, не надо? Обуваться? Ха. Надо! Ещё как надо. Я тебе не аист. Мне стоять некогда. Нужно бегать, на двух ногах бегать.
  - Ним майне штифель, - немец перевёл взгляд со своей ноги на ногу мальчика.
  - Твои сапоги?.. Мне? - удивился мальчик.
  - Я-я, - подтвердил немец.
  - Нет. Не надо, - решительно отказался Вовка. - Не хочу. Носить твои сапоги и каждый день помнить о тебе. Не хочу.
  - Я-я, - продолжал настаивать немец. - Ихь шэнке зи дир. Ду эринерст михь ан Гаврош.
  - Гаврош? - уточняя, повторил паренёк. - А-а...Я читал про него, отчаянный хлопец. Но я не Гаврош. Меня зовут Вовка.
  - Офко? - удивлённо прищурился немец.
  - Владимир, - поправился мальчик.
  - О! Вальдемар. Унд ихь бин Гюнтер.
  - Ты - Гюнтер? - для верности переспросил Вовка.
  Немец кивнул.
  - Понятно, - сказал мальчик. - Сапоги у тебя, Гюнтер, конечно, ладные... Но я не хочу.
  - Волен вир зи умтаушен, - шевельнул немец двумя пальцами, переводя глаза со своих ног на его ноги и наоборот. Тем самым, подтверждая догадку мальчика.
  - Меняться хочешь? - жестикулируя, спросил Вовка.
  - Я-я, - устало сказал немец. - Шнеллер.
  - Ну, ладно уж, давай, - вдруг согласился мальчик. - Одной проблемой меньше. Все равно уж не забыть всё это.
  С помощью жгута он основательно закрепил подошву на ботинке. Потом, с трудом сняв с негнущейся ноги немца сапог, примерил его: сидит хорошо. И только тогда мальчик поменял одну пару обуви на другую. Завязав последний шнурок, он взглянул на немца. И тут заметил, что его синие глаза заметно помутнели.
  - Спасибо, Гюнтер, - сказал мальчик. - Крепкие сапоги, только уж больно холодные.
  Немец шевельнул пальцем.
  - Лас михь майне мэдхен, Марта унд Катрин, анбликен.
  Вовка, услышав имена, всё понял. Он достал снимок, приблизился к немцу и поднёс фотографию к его глазам. Тот долго-долго смотрел на неё и, кажется, улыбался. Вовкина рука стала уставать. Он спросил немца:
  - Ну что, налюбовался на своих?
  Тот не ответил. Мальчик наклонился, пристально всмотрелся в его лицо, неумело прикрыл ему глаза. Подумал: "Верно говорят: от смерти не посторонишься". Взглянул на снимок. "Надо запомнить их имена, война ведь когда-нибудь кончится".
  Вовка поднял каску, закрыл ею лицо умершего и полез из воронки. Выбравшись наверх, мальчик оглянулся на окоп. Ополченцев нигде не было. Сгущающиеся сумерки не позволяли в деталях рассмотреть, что делается на флангах. Однако и слева, откуда он пришёл, и справа, позади него, слышался приглушенный рабочий шум соседей. Паренёк не знал, что линия обороны на этом участке выравнивается, и окоп Садовникова находится уже в тылу. И поэтому чувствовал себя как-то неуютно.
  Немного подумав, он решительно поднялся. Оружие и снаряжение "своего" немца Вовка отнёс к обломку стены. Затем взял поясной ремень рыжего и, набросив на свои трофеи плащ мастера, поспешил к полевой кухне.
  Он успел вовремя. Повар уже сворачивал своё хозяйство, а рядом стоял грязный обшарпанный грузовик. Мальчик подошёл к повару.
  - Семён Иванович, это я.
  - Вижу, - бросил он взгляд на измазанную в грязи и крови одежду паренька. - Навоевался, небось? И есть хочешь?
  - Хорошо бы.
  - Каши сегодня много осталось, - вздохнул повар. - Поешь на ходу?
  - Семён Иванович, вообще-то я за лопатой пришёл, - сказал Вовка. - Нужно одного человека похоронить. Так что домой сегодня я уже не успею. Мне бы лопату до завтра. У вас нет случайно?
  - Как не быть? У меня хоть и не самоходный транспорт, но все же колёсный. Так что и лопата, и топор в наличии. А что за человек?
  - Я его не знаю. Убит он.
  - Ну что ж, сынок, схоронить человека - это по-христиански. Сейчас я тебе и лопатку дам и каши положу. Да и хлеба могу буханочку дать. Нынче есть такая возможность, а дальше поживём-увидим.
  Через минуту Вовка получил от повара миску каши и буханку хлеба и тут же принялся за ужин. А повар извлёк откуда-то из-под полевой кухни, закреплённую там лопату и поставил её к стене рядом с мальчиком.
  - Держи, парень. Лопату и миску вот здесь под полом спрячешь, - кивнул он на пол почти опустевшего склада. - Завтра заберу. Имущество все ж казённое.
  - Спасибо, Семён Иванович. Всё так и сделаю, не беспокоитесь. А это вам трофейный ремень, не лишний будет.
  Вовка протянул ему ремень рыжего немца. Повар взял его.
  - Ну и тебе спасибо. Ты там поосторожней, не попадись им в лапы.
  - Хорошо. До свиданья.
  - Будь здоров, сынок!
  Повар хлопнул дверцей кабины, и машина растворилась в тяжёлых сырых сумерках. Вовка наскоро поел, спрятал миску и, прихватив лопату, пошёл назад. По дороге он подобрал приличный обрывок толя, чтобы прикрыть им покойника.
  Воронку с убитым немцем мальчик закапывал дотемна. Выброшенной взрывом земли на то, чтобы заровнять яму не хватало, и Вовке пришлось обрушивать края воронки. На случай, если вдруг после войны ему понадобится отыскать это место, он решил оставить на нём какой-нибудь знак. Из ближайших развалин мальчик принёс несколько обломков кирпичей и на могиле выложил из них букву "Г".
  Время приближалось к полуночи. Со стороны наших позиций под самой стеной горел небольшой костерок. Возле него, закутавшись в плащ, сидел Вовка и задумчиво смотрел на языки пламени. Мысли, в большинстве своём грустные, чередой сменяли друг дружку. Вспоминались подробности ранения Платона Ивановича, смерти Гюнтера; одолевали мысли о доме, о родных, живущих в оккупации, о тёте Марии, которая сейчас, наверняка, тревожится о нём.
  Вдруг где-то невдалеке послышался приглушенный говор. Паренёк тут же отпрянул в темноту и притаился. На дороге зачавкали, захлюпали шаги, и вскоре к костерку подошли два человека, оба в бушлатах. Один и годами, и статью превосходил другого.
  "Моряки", - обрадовался Вовка.
  - Это кто же на наших позициях костёр жжёт? - спокойным густым голосом спросил усатый моряк.
  Мальчик вышел на свет и уверенно заявил:
  - Это и моя позиция.
  - А с чего ты так решил? - спросил его тот.
  - А здесь, кроме меня, уже часов пять никого нет.
  - И ты, стало быть, все это время держишь оборону?
  - Выходит, держу, - устало согласился мальчик.
  - Ну, аника-воин, а где твой лук со стрелами? - насмешливо спросил его другой моряк. - Или у тебя из оружия только рогатка?
  - Оружие у меня есть, - возразил Вовка.
  Он потянулся к огню, вынул из костра пылающую щепку и поднёс её к левой оконечности стены. Там на останках фундамента, как на бруствере, были разложены автомат, четыре магазина к нему и две гранаты.
  - Фю-ю-ю, - удивлённо присвистнул моряк. - Смотри, старшина, а ведь этот малец вооружён лучше, чем я - образцовый матрос Балтфлота. У него и МП-38, и гранаты, и боеприпасов сотни полторы, а у меня только карабин с горстью патронов.
  - Да, арсенал внушительный, - согласился старшина. - А ты, Силкин, воюй лучше и вооружайся в своё удовольствие. Кто тебе не даёт?
  - И вооружусь. Через недельку и у меня такой будет. А ты, малец, всё-таки не осторожно ведёшь себя, - язвительно произнёс матрос.
  - Я не малец! - возмутился Вовка и бросил щепку в огонь.
  - Ну, ладно-ладно, - примирительно похлопал его по плечу матрос. - Давай без обид. Но в секрете так не стоят. Вот, к примеру, на твой огонь не мы пришли, а немчура выползла. А у тебя времени - в темноту сигануть. Что будешь делать?
  Мальчишка, как показалось морякам, озадаченно взглянул на них. Потом, вероятно, что-то решив про себя, сказал:
  - На этот случай запасная позиция есть.
  - Зачем врать-то? - не поверил матрос.
  - Врать? - обиделся Вовка. И нырнул в темень.
  Почти тотчас послышался металлический лязг затвора. Моряки замерли. Секунд через пять вернулся Вовка со вторым автоматом.
  - Вот удивил, так удивил, - сказал старшина, протягивая руку за оружием. - Мне бы таких матросов на минный тральщик.
  - А возьмите меня "юнгой", - попросил мальчик. И отдал ему автомат.
  - Извини, парень, - сказал старшина. - Я имел в виду только твою сообразительность, но отнюдь не возраст. У нас служба тяжёлая и опасная.
  Возникла пауза. Вовка, а вслед за ним и моряки присели к угасающему костерку.
  - А скажи мне парень, - иронично улыбаясь, сказал матрос, - ты из ружья-то хоть раз в жизни стрелял? Ну там, по воробьям или зайцам? Только честно.
  Мальчишка грустно вздохнул и видимо через силу сказал:
  - Сегодня... я... человека убил.
  - Ты-ы? - привстал старшина. - Не может быть. Когда? Где?
  - Вечером. Здесь, в десяти шагах. А это его оружие, - указал он на автомат в руках старшины.
  - Ты укокошил фрица? - решил уточнить матрос.
  - Он ранил моего мастера из ополчения. Тот выронил винтовку, а я добежал до окопа поднял её и выстрелил в немца.
  - Вот молодчина! - крепко сжал плечи мальчика старшина. - Честное слово из тебя хороший моряк получится.
  - Как же, получится тут с вами, - посетовал Вовка, - если вы меня даже на судно брать отказываетесь.
  - Слушай, парень, тебя, как звать-то? - спросил старшина.
  - Вовка.
  - А лет тебе сколько?
  - Через неделю четырнадцать будет.
  Старшина кисло поморщился.
  - Жаль, не пятнадцать, а то бы похлопотал перед капитаном. Ну, это ничего. Приходи через годик примерно, на базу, я все устрою. Договорились?
  - Сейчас хочется.
  - Мало ли что кому хочется, - вздохнул старшина. - Мне, например, каждую ночь море снится. А где я нахожусь - сам видишь. Сейчас для всех нас одна задача - город отстоять. Да ты, судя по всему, не хуже меня понимаешь это.
  - Чего ж тут не понять.
  - Вот и молодец. А сейчас, Владимир, передай матросу Силкину свою огневую точку и за мной. Покажу, где отдохнуть можно.
  Вовка огорчённо заметил:
  - А из автомата я так ни разу и не выстрелил - патронов пожалел.
  - И ещё раз молодец! - похвалил его старшина. - Выходит, нынешнюю цену патрону ты знаешь.
  Мальчик повернул голову в сторону матроса.
  - Пойдёмте, я вам запасную позицию покажу.
  Через минуту они снова вышли к костерку.
  - Ну что там, Силкин?
  - Тот же расклад, - ответил он. - Всё есть. Саблина мне пришлите.
  - Пришлю.
  Вовка затянул в брюки трофейный ремень, аккуратно свернул плащ, затем принёс лопату и на свету стал очищать её от грязи.
  Силкин увидел измазанную в грязь лопату, насмешливо прищурился.
  - А откуда здесь шанцевый инструмент? - недоуменно спросил он. - Чего ты им делал, случайно не клад искал?
  - Убитого хоронил, - неохотно ответил паренёк.
  - Какого ещё убитого? - продолжал допытываться тот. - И почему, здесь?
  - Немец он.
  - Немец?! Нет, поглядите на него. Большей глупости, чем эта, я ещё не слышал. Ей Богу! И как только в голову такое могло прийти? Тебе что, делать нечего? Тоже мне, брат милосердия!
  Мальчик, не отвечая ему, продолжал дочищать лопату. Старшина не пресёк нападок матроса, вероятно, тоже желая кое в чём разобраться.
  - Слушай, - негодуя, продолжал Силкин, - а может, ты в их похоронную команду записался? И не одного, а сразу двух фрицев похоронил? А?
  - Одного, - возразил Вовка. - Второму я ничего не должен.
  - А этому, что ты должен, сапоги? - матрос ткнул пальцем в обувь.
  - Сапоги тут ни при чём, он мне их сам предложил, - сказал мальчик.
  Силкин дёрнулся, точно его по затылку хватили.
  - Как?! Ты же только что сказал, что убил его.
  - Так и есть. Но умер он не сразу. Ведь я ему в живот попал.
  - Ты хочешь сказать, что он их сам тебе отдал? - разъяряясь всё больше, выпучил глаза матрос. - Кого ты дурачишь?
  - Сам, - невозмутимо подтвердил мальчик.
  - А ты что же, по-немецки понимаешь? - спросил его старшина.
  - Нет. Но его не трудно было понять, - ответил мальчик.
  - Ну... ну... ну, ладно, - теряя самообладание, махнул рукой матрос. - К примеру, вы поняли друг друга. Но скажи мне - нет, я просто хочу уразуметь! - за что он вдруг так раздобрился? За твою пулю?
  - Нет, конечно, - негромко произнёс Вовка, - но он солдат. Может, сумел простить меня...
  - А ты его, значит, за это закопал, - съехидничал Силкин.
  - Я похоронил его, когда он умер, - возразил мальчик.
  Матрос побагровел.
  - Да не умер он, не умер! - заорал Силкин. - А подох! Запомни это, парень. Умирают люди, а не это зверьё. У них только обличье человеческое, чтобы простаков дурачить, а по сути - это звери. Так что запомни: этим, - матрос мотнул головой в сторону фашистов, - не дано умирать человеческой смертью. Это было бы честью для них. Они просто подыхают. Дохнут, как бешеные псы!
  Вовка устало произнёс:
  - Может, мне показалось, но перед самой смертью, когда его покинула ненависть...
  - ...он стал человеком, - с издёвкой продолжил его мысль Силкин.
  Мальчик с укором посмотрел на матроса и замолчал.
  - Ну, ты и ехидна, Силкин, - сказал старшина. - А ведь парень, может быть, понял что-то такое, чего и нам пока не понять. Я ведь тоже думал обо всем этом. Вот, к примеру, что нас бросает в атаку?
  - Приказ и ярость! - отчеканил матрос.
  - Нет. Не только долг и ненависть к врагу, - возразил старшина. - А ещё любовь к своим родным и близким, к Родине, боязнь потерять их, и ещё совесть человека, собственный страх чего-то не успеть и быть убитым, да и мало ли что ещё.
  - А вот во мне, к примеру, страха нет, - с напускной удалью заявил матрос.
  - А если будете тонуть или гореть, вас это не испугает? - искренне удивился мальчик.
  Матрос возмущённо выпучил глаза, а старшина рассмеялся и сказал:
  - Вот так-то, Силкин. Инстинктом самосохранения тоже управляет страх. Запомни это. Пойдём, Вовка, - приобнял он мальчика, - а то так и ночь пройдёт.
  Когда они отошли метров на двести, старшина сказал:
  - А по поводу убитого тобой немца не переживай, а лучше вспомни, что это именно он поставил тебя перед выбором: убей или умри. Ты всё правильно сделал, и греха на тебе нет. Более того, как защитник нашего города, ты оказал ему добрую услугу. Ведь нам всем как воздух нужна победа, и ничего другого.
  - Извините, а когда мне исполнится пятнадцать, как я смогу найти вас?
  - Очень просто. Когда придёшь на базу, передашь часовому, что ты прибыл к старшине Краско. Мне передадут, не сомневайся. А я о тебе со своим капитаном поговорю. Будь уверен.
  
  
  Глава 3. "Зажигалка"
  
  Для Вовки воскресенье началось с артобстрела. Снаряды падали где-то недалеко: то слева, то справа. Дом слегка подрагивал, противно дребезжали стекла. Мальчик уже понял: лучше не прислушиваться, иначе ожидание становится все тревожней и тревожней.
  Вовка умылся, съел три варёные картофелины с растительным маслом, попил холодного чая с сахаром, и стал собираться в госпиталь к Платону Ивановичу. Пора проведать мастера. Он взял приготовленный с вечера свёрток с десятком орехов и коробочкой какао-порошка и вышел на улицу. Проходя мимо соседнего подъезда, мальчик увидел сидящую на скамейке дворничиху. Она то ли задумалась, то ли задремала.
  - Баба Лида! - окликнул её Вовка. - Здравствуйте!
  Она рассеянно взглянула на него.
  - А, это ты? - сказала она. И поманила к себе рукой. - Здравствуй. Куда путь держишь?
  Мальчик подошёл к ней.
  - К Платону Ивановичу, на Суворовский.
  - Я была там. Не ходи туда. Не ходи.
  - Почему? - удивился Вовка. - Я тоже хочу его проведать.
  - Присядь-ка, - тихо сказала она. И, потянув его за рукав, усадила рядом с собой. - Ты помнишь пятничную бомбёжку?
  - Позавчерашнюю? Как же, забудешь её. Только в нашем районе два дома рухнуло.
  - Так вот, - тяжко вздохнула баба Лида, - госпиталь на Суворовском проспекте эти варвары тоже разбомбили. И Платон Иванович погиб.
  В горле у Вовки запершило.
  - Как? - прошептал он. - Не может быть.
  - В этой войне, мой мальчик, все может быть, - печально сказала она. - Двадцать лет назад не было ни пушек таких, ни бомб, и то на всех беды хватило. А сейчас и подавно хватит.
  - Как это случилось? - спросил мальчик.
  Баба Лида пожала остреньким плечиком.
  - Говорят, в здание попало сразу несколько мощных бомб. Перекрытия верхних этажей рухнули. Раненые оказались под ними. Да ещё сильнейший пожар случился. Спасли, конечно, многих... из огня, из-под завалов вытащили. Но и погибших ни одна сотня. Платона Ивановича среди живых нет.
  Мальчику стало одиноко и зябко.
  
  Наступил четверг. Вовка ещё спал, когда тётя Мария, поднявшись затемно, испекла для него небольшой пирог с яблочным повидлом, написала записку и ушла на работу. А мальчику во сне виделось что-то очень милое, доброе, почти волшебное. Но вдруг всё изменилось. Лицо паренька напряглось, он испуганно вскрикнул и сел. Дом покачивало. Вовка огляделся и, успокаиваясь, пробурчал:
  - Вот гад, повадился сны мои портить.
  Мальчик слез с кровати, наспех заправил её и босым подошёл к столу. Полюбовался на пирог, взял записку, прочел: "Вова, с днём рождения! Пирог съешь с друзьями, мне не оставляй (я себе тоже испекла). т. Мария. 25.09.41".
  - Как же, испекла, - хмыкнул мальчик. - Там на один-то муки едва хватало.
  Он прикрыл салфеткой пирог и положил его на полку. Выглянул в окно - воздух был молочного цвета: то ли с туманом, то ли с дымом. Артобстрел продолжался. "Ещё минут двадцать долбить будут, - подумал Вовка, - пока люди на улицах. А начнётся рабочий день, стрелять станут реже. Это уж замечено".
  Вчера дворничиха баба Лида передала ему распоряжение домоуправа: принести и сдать ему ключ от квартиры Садовникова. Не сегодня-завтра поселят в неё кого-нибудь из тех, кто остался без крыши над головой. Вовка взял ключ, пару сумок, сходил в квартиру мастера и забрал из неё продукты: засоленную крапиву, банку квашеной капусты и кусок соленого сала - запасы более чем скромные, но мастеру теперь и они ни к чему.
  Через полчаса мальчик вошёл в длинное приземистое помещение домоуправления. Он постучался в кабинет начальника, толкнул дверь - заперта. Подошёл к бухгалтерии. На его стук ответили:
  - Войдите.
  Вовка переступил порог кабинета. За широким столом сидела грузная не выспавшаяся женщина. Левой рукой она медленно двигала линейку по строчкам истрёпанной ведомости, а пальцами правой - ловко перекидывала костяшки деревянных счётов. Вовка поздоровался.
  Она приветливо улыбнулась.
  - Здравствуй, мальчик. Слушаю тебя.
  - Мне нужно к начальнику. Я принёс ключи от квартиры Садовникова.
  - Ты немножко опоздал. У нас только-только начались занятия с группой самозащиты. Начальник отделения милиции проводит. Домоуправ тоже там. Так что ключи можешь оставить у меня, я передам их ему.
  Мальчик отдал ей ключи и спросил:
  - Скажите, а где занятия проходят?
  - В зале для заседаний, это дальше по коридору, дверь справа.
  - А мне можно войти туда, послушать? - спросил мальчик.
  - Почему бы и нет? Там говорят о полезных вещах. Иди, только не шуми.
  - Спасибо.
  Вовка подошёл к двустворчатой двери зала, потянул её за ручку. Дверь бесшумно приоткрылась. Он увидел спины стоящих стеной людей и тогда уже без робости шагнул за порог. В зале было не менее полусотни мужчин, женщин и девушек. Стулья, подоконники - всё было занято. В дальней части зала за столом стоял начальник милиции, седой мужественный мужчина лет сорока пяти, справа от него сидели не выспавшийся домоуправ, женщина в новенькой гимнастёрке с санитарной сумкой и военный, в ногах у которого, рядом со столом, стояли два деревянных ящика. Говорил милиционер:
  - ...Итак, для тех, кто пополнил группу самозащиты, уточняю: ваша группа отвечает за ликвидацию последствий налётов вражеской авиации и артобстрелов на всей территории вашего домоуправления. Она входит в состав наземной местной ПВО, которой руковожу я. На нас все аварийно-спасательные работы. Мы же тушим пожары, эвакуируем раненых, обезвреживаем неразорвавшиеся боеприпасы. Кроме того, следим за убежищами, светомаскировкой, охраной порядка и наблюдения и прочее, прочее.
   В моем подчинении хорошо обученная и экипированная участковая команда, есть транспорт и оперативная связь с кадровыми частями. Короче говоря, у меня все полномочия и резервы. Так что я должен быть в курсе всего, что происходит на территории вашего домоуправления. Вопросы есть?
  - Всё понятно, - ответили из зала.
  - Хорошо. И последнее. Уже три недели фашисты беспрерывно бомбят наш город: особенно оборонные объекты, учреждения, госпитали, школы. И помогают им в этом лазутчики и шпионы. Будьте бдительны, товарищи. У меня всё.
  А сейчас по правилам оказания первой медицинской помощи пострадавшим с вами проведёт занятие военврач Стрельченко Вера Михайловна. А потом старшина Любимов покажет вам некоторые способы обезвреживания зажигалок и бомб замедленного действия.
  
  В пять вечера к имениннику пришла гостья. Он ждал её у подъезда. Это была все та же девочка со смешными кудряшками. Одета она в дешёвенький коричневый плащ. В руках - плоский газетный свёрток.
  - Привет, Галка, - улыбнулся ей мальчик. - Хорошо, что ты пришла.
  - Привет, - немного смущённо ответила она. - Мне с трудом удалось уйти из дому.
  - Мама не отпускала? - удивился мальчик.
  - Нет, дела. Ведь я соседского Ванюшку нянчу, - пояснила девочка. - А что ещё делать? На завод пока не берут.
  - А какой тебе прок от того, что ты нянькой работаешь?
  - Тёть Нюра за это мне иногда что-нибудь покупает: то платок, то кофточку. И вот эти туфли, например, - Галя картинно поставила ногу на пятку, - тоже она купила.
  - Хорошие туфли, - согласился Вовка. - Модные, наверное.
  - Модные, - вздохнула девочка. - Только нога всё растёт и растёт.
  - Хочешь сказать, что твоя нога больше моей?
  - Ты что, дурак? - рассердилась девочка. - У женщин размер обуви почти всегда на несколько номеров меньше, чем у мужчин. У меня сейчас тридцать шестой, но все равно это большой размер для моих пятнадцати. Уже из всего выросла. В чём только эту зиму ходить буду, не представляю.
  - Ладно, Галка, хватит о грустном. Пойдём в дом праздновать, - сказал мальчик и взял её за локоть.
  Они вошли в тёмный сырой подъезд.
  - Вовка, тебе нравится жить на первом этаже? - держась за стену, спросила его девочка.
  - Сейчас, даже очень, - не задумываясь, ответил он. И, распахнув дверь в квартиру, пояснил: - Снаряды обычно попадают в третьи и четвертые этажи. Так что здесь намного безопасней.
  В квартире был обычный полумрак. Вовка включил свет.
  - Проходи, садись за стол, - пригласил он девочку.
  - Это тебе подарок, - протянула она ему свёрток.
  - А что это? - зашуршал он газетой. - Капитан Сорвиголова? Здорово! Давно хотел эту книгу прочитать. Спасибо.
  - Так ты любишь читать? Я угадала?
  - Угу, - признался мальчик. - Это, наверно, самое приятное занятие для меня. Открыл страницу книжки и уже в другой стране, в другом времени. Тут же выбираешь себе друзей, наблюдаешь за ними, переживаешь за них. Интересно.
  Он поставил на стол посуду. Налил два стакана хорошо заваренного чая, поставил пирог с повидлом. На мгновение задумался и разрезал его на четвертинки.
  Галина подняла на него глаза. Вовка пояснил ей:
  - По куску сами съедим, один оставим тёте, а второй маме своей отнесёшь. Не возражаешь?
  - Не откажусь, - с радостью согласилась она. - Может быть, это последний пирог в нынешнем году.
  - Вот именно, - сказал Вовка.
  И они стали пить чай и разговаривать.
  - Вовка, а кто это на гармони играет? - указала девочка на висевшую на стене фотографию.
  - Батя мой, - коротко ответил тот.
  - А ты умеешь играть?
  - Немного. "Барыню" играю, "Рябинушку", "Тропинку".
  - А здесь есть гармонь?
  - Откуда, от сырости, что ли?
  - Жаль, - огорчилась девочка. - Я люблю петь.
  - Нынче и петь-то стыдно, - заметил мальчик. - А вот после войны - пожалуйста.
  Минут сорок они сидели, разговаривали. И тут послышался густой рёв самолётов. Ложечки в стаканах задребезжали. В городе разноголосо завыли сирены.
  - Ты в убежище или на крышу? - спросил мальчик.
  - На крышу, - побледнев, ответила она. - Только я ужасная трусиха.
  - Ты не права. Платон Иванович сказал: тот, кто способен победить свой страх - не трус. Ну, ладно. Пойдём быстрей, а то вдруг там нет никого, на крыше.
  Подростки взбежали на пятый этаж и по вертикальной металлической лестнице взобрались на чердак. Здесь было сумрачно и пусто: весь горючий хлам сбросили с чердака ещё при первых бомбёжках. Пахло пылью и мокрым кровельным железом. Вблизи от люка стоял большой красный ящик с песком, рядом лопата и огромные деревянные клещи.
  - Я - на крышу, - сказал мальчик. И по короткой деревянной лестничке, приставленной к смотровому окну, полез наверх. Но едва он успел высунуть голову наружу, как вблизи что-то лопнуло, а внизу испуганно вскрикнула девочка.
  Вовка, немного оглушённый, ринулся вниз.
  - Что там?
  - Ой! Горит! - закричала Галя.
  Вовка, не попадая ногами на перекладины, спрыгнул с лестницы.
  - Где? - возбуждённо спросил он.
  - Там, - указала она пальцем, на голубоватый огонёк, светящийся метрах в тридцати от них, в суженной части чердака.
  - Это зажигалка! - крикнул Вовка. - Бери лопату с песком.
  А сам подбежал к ящику, схватил клещи и бросился к бомбе. Она лежала от стены так близко, что до стропил оставалось около полуметра. Густой удушливый дым быстро заполнял все узкое пространство. Мальчик на корточках подобрался к бомбе как можно ближе. Благодаря яркому огоньку он неплохо разглядел её. По форме она напоминала обрезок трубы диаметром около десяти сантиметров. Вовка мягко упал на бок; не с первого раза, но все же ухватил бомбу клещами и, отползая, потащил её за собой. Едкий дым окутал голову мальчика. И он, сильно закашлявшись, выронил зажигалку. Но подоспевшая девочка высыпала на неё лопату песка. И огонь уменьшился. Галя метнулась за песком ещё раз, потом ещё и ещё. И пламя погасло.
  Мальчик, выбравшись из плотных клубов дыма, едва откашлялся.
  - Думал, не отдышусь, - размазывая по щекам слезы, сказал он. - Ох, и злой же дым! Галинка, подберись-ка к тому месту, где зажигалка крышу пробила, взгляни, там случайно ничего не тлеет? Только не дыши глубоко.
  - Ага, - коротко ответила она и юркнула в уже поредевший дым. Через полминуты она возвратилась. - Там все нормально.
  - Ты молодец, Галка. Не испугалась, - сказал мальчик. - Пойдём на улицу. Вряд ли эти гады вернуться. Дымно здесь.
  - А что с бомбой делать? - спросила девочка.
  - Не знаю. Давай пока её в ящик с песком сунем, а потом спросим у кого-нибудь.
  - Угу, - кивнула она.
  Паренёк взял клещи, ухватил ими бомбочку, попробовал её на вес.
  - Килограмма три будет, - заключил он. - Это моя первая зажигалка.
  И понёс её в ящик с песком.
  - И моя тоже, - сказала девочка.
  - Галка, а знаешь, какой сегодня день войны?
  - Нет, подсчитать надо.
  
  
  - Я уже посчитал утром - девяносто шестой. А вот сейчас подумал: не влезь мы сегодня на чердак, и наш дом мог бы сгореть. Я теперь часто буду сюда лазить, кто-то же здесь должен дежурить.
  Так, разговаривая, они подошли к подъездному люку. И тут из него высунулась продолговатая светловолосая голова. Она принадлежала мужчине лет сорока. От неожиданности на какое-то мгновение он замер, и с изумлением уставился на Вовкины сапоги. А когда уже вылез из люка, вдруг спросил мальчика:
  - Откуда они у тебя?
  Вовка машинально ответил:
  - Немец дал.
  - Он... в плену?
  - Нет. В земле.
  Незнакомец вздрогнул и зябко передёрнул плечами. И вдруг поднял на подростков плещущие яростью глаза.
  - А что вы здесь делаете?
  - Дежурим. Мы зажигалку потушили, - ответил Вовка.
  - А ещё? - пронзительно глядя, спросил он.
  - А что ещё? Мало этого, что ли? - с недоумением спросил мальчик.
  - Детям следует сидеть в убежище, - грозно навис над ними незнакомец. - Случись чего, а я потом отвечай за вас.
  - Мы и сами за себя ответим, - возмутился Вовка, - не маленькие.
  - Ещё хоть раз вас увижу здесь - уши оборву! - едва владея собой, перешёл на крик мужчина. - А ну, марш отсюда!
  Галя испуганно попятилась и, поглядывая на дядьку, полезла в распахнутый люк. Вовка взглянул в глаза незнакомца и смешался.
  - Да ладно. Чего кричать-то? Мы дом спасли от пожара, а вы кричите как на врагов. Мы уже и так уходим.
  И полез вниз вслед за девочкой. Едва скрылась в отверстии его голова, как люк с невероятным грохотом захлопнулся за ним. От неожиданности Вовка чуть не сорвался с лестницы.
  - Он что, ненормальный! - воскликнула Галя. - И чего он так взбесился?
  - Сам не понимаю, - ответил мальчик. - Нервы, наверно. Мне даже почудилось, если бы не ты, он мог бы меня прибить.
  - А кто он?
  - Не знаю, сам первый раз вижу. Вообще-то я здесь почти никого не знаю, ведь я в городе с того дня, когда вас чуть не разбомбили. Это всего-то две недели. Давай сходим в домоуправление и о зажигалке расскажем, и об этом дядьке расспросим, странный он какой-то.
  - Вова, извини, но мне домой пора, обещала к семи вернуться, - сказала девочка.
  - Ну, обещала, так выполняй, - огорчился Вовка. И напомнил ей: - Умыться тебе надо и гостинец для матери взять.
  - Конечно.
  Через пять минут она вышла из подъезда, растерянно оглянулась на его зашторенное окно и тут услышала Вовкин оклик:
  - Галка, подожди!
  Девочка, пряча усмешку, поджала губы. На улицу выбежал Вовка.
  - Мы не условились, когда ещё увидимся.
  - И правда. Ну, теперь ты приходи ко мне на день рождения, он у меня десятого октября будет. Придёшь?
  - Хорошо. Приду.
  - Ну всё, договорились. Пока, - махнула она рукой.
  - Пока.
  
  Глава 4. Вражеский лазутчик
  
  Мальчик попал в домоуправление лишь в последний день сентября. Все это время он помогал аварийно-спасательной группе. Бомбёжки не прекращались, и практически каждый день в их районе что-нибудь да случалось. Чаще всего приходилось разбирать завалы. Вовка перетрудил правую руку и теперь в ожидании, когда она войдёт в силу, отдыхал.
  Был обеденный перерыв, и на скамейках возле домоуправления сидели и дымили папиросками мужчины, разговаривали. У Вовки уже появились знакомые, и он присел рядом с одним из них. Это был долговязый нескладный парень с увечной ногой. Звали его Костей.
  - Что слышно? - спросил мальчик.
  Тот неопределённо пожал плечами.
  - Добрых новостей нет, а дурные, - сплюнул он, - ты наверняка и сам знаешь.
  - Что паёк сокращают, слышал. И больше ничего такого? - с тревогой спросил мальчик.
  - Есть. Ты, по-моему, в том доме живёшь? - Костя указал пальцем на Вовкину пятиэтажку.
  - В том, - ответил паренёк.
  - Так вот, у нас там ЧП произошло. Позавчера отправили на проверку чердаков Капитоныча, посмотреть: есть ли там песок в ящиках, клещи, лопаты... Ушёл и с концами. После обеда хватились, нет его. Нашли с разбитой головой в подъезде, на верхней площадке. Видано, с лестницы сорвался. Хорошо в пролёт не угодил. В больнице теперь лежит.
  - Бывает, - сказал Вовка. - Может, голова от слабости закружилась. Ведь работы все больше и больше, а питание все хуже.
  Мимо них прошёл начальник милиции. Все поздоровались. Костя кивнул ему вслед, сказал:
  - Последние новости сейчас от начальника услышим, почти каждый день к нам приходит.
  Через десять минут в зале заседаний началась информационная пятиминутка. Свободные места ещё были, и Вовка присел на стул поближе к выходу. Поднялся домоуправ.
  - Внимание! Сейчас с коротким сообщением выступит начальник милиции товарищ майор Набатов. А уж потом мы с вами обсудим наши текущие дела. Прошу, - сделал он приглашающий жест.
  Начальник милиции выглядел усталым и озабоченным.
  - Первое сообщение у меня от медиков: ваш слесарь по-прежнему в очень тяжёлом состоянии. И главное, открылось одно странное обстоятельство: самый серьёзный ушиб от падения пришёлся не на затылочную или височную область головы, а на теменную. Как это могло случиться, пока загадка. И поэтому, пока мы не проясним ситуацию, рекомендую ходить на задания попарно.
  И второе сообщение. По данным нашей контрразведки, где-то в нашем районе работает вражеский передатчик. И, как правило, во время налётов. Приглядитесь к тем, с кем встречаетесь. Поразмыслите над обстоятельствами вашей встречи. Даже если это ваш знакомый, подумайте: уместно ли его нахождение здесь? Вдруг возникнет хоть малейшее подозрение, скажите мне. Мы сами всё осторожно проверим. Если у кого из вас есть вопросы ко мне или предположения по поводу несчастного случая, подойдите. Я буду в кабинете вашего начальника.
  Он поднялся и вышел. Вовка задумчиво нахмурился, встрепенулся и последовал за ним. Начальник милиции вошёл в кабинет Колчина. Мальчик остановился у двери. Он дважды поднимал руку и дважды опускал её. Но в третий раз всё же постучался и открыл дверь.
  - Можно к вам? - робко спросил он. - Мне бы поговорить с вами...
  - Конечно. Даже нужно, - улыбнулся Набатов. - Я за тем и пришёл, чтобы побеседовать с кем-нибудь. Проходи, садись напротив. Тебя как зовут?
  - Вовка... Митрофанов, - ответил он и сел на предложенное ему место.
  - А меня - Юрий Иванович, - назвал себя Набатов. - Ну, Володя, рассказывай, что тебя волнует.
  - В городе я всего три недели и здесь мало кого знаю. Живу у тётки как раз в том доме, где со слесарем... ну, в общем, где упал он. А в прошлый четверг у меня была одна встреча... очень неприятная. И я всё время вспоминаю её. Может, конечно, тот дядька не при чём, и всё это ерунда...
  - Володя, я всё понял, - остановил его путаную речь Набатов. - Давай договоримся, ты мне сейчас спокойно, в подробностях, расскажешь всё, что случилось с тобой в тот день. Кого ты встретил, при каких обстоятельствах, что тебе показалось странным? А уж потом вместе с тобой мы и решим, что ерунда, а что нет. Согласен?
  - Согласен, - кивнул Вовка.
  - Ну, вот и рассказывай, - легонько похлопал его по руке Набатов.
  - Хорошо, - сказал паренёк. - Как раз в тот день мне исполнилось четырнадцать.
  - А какого это было числа? - задал уточняющий вопрос Набатов.
  - Двадцать пятого. Тётя Мария испекла мне пирог и ушла на работу. А в пять часов вечера ко мне на день рождения пришла одна знакомая девочка.
  - Что за девочка?
  - Галя. Она из посёлка Весёлого.
  - Дальше, - майор сделал пометку в тетради.
  - Сидим, пьём чай. И вдруг налёт. Мы с ней - на чердак дежурить. Думаем, мало ли что. Только залезли и тут - бац! - пробивает крышу и падает на чердак зажигалка. Вот таких размеров, - показывает мальчик руками.
  - В какое место она упала? Нарисуй на схеме, - Набатов положил перед Вовкой простой карандаш и свою тетрадь.
  Мальчик набросал контуры чердака, нарисовал люк из подъезда, смотровое окно и крестиком отметил нужное место.
  - Вот сюда она упала и как начала чадить. А там очень неудобно: крыша низко. Я взял клещи, подлез поближе и потащил ими зажигалку к середине чердака. Пока тащил её, дыму наглотался под завязку. Закашлялся и выронил её, примерно, здесь - поставил он точку. А тут Галка с лопатой песка подоспела, потом ещё из пожарного ящика натаскала и загасила огонь.
  - Зажигательная бомба там и осталась лежать? - спросил Набатов.
  - Нет. Мы её прикопали в ящике с песком, - сказал Вовка. - Я хотел в домоуправлении спросить, что с ней делать? А потом прибился к группе Старыгина и забыл про зажигалку. Неделю проработал с ними на завалах, и вот только сегодня вспомнил о ней.
  - Хорошо. Что было дальше? - поинтересовался майор.
  - Мы услышали, что немцы улетели, и решили спускаться, - продолжал рассказывать мальчик. - Значит, идём к люку, а я и говорю Галке: "А хорошо, что мы сюда залезли и дом от пожара спасли. Надо будет почаще дежурить здесь". И вдруг видим, из люка высовывается голова какого-то дядьки и первое, что он сказал, когда вылез: "Откуда они у тебя?" - Это о сапогах. - Я говорю: "Немец дал". А дядька и спрашивает, где, мол, хозяин, в плену? А я отвечаю: "В земле". А потом он почему-то вдруг разозлился и стал кричать на нас с Галкой: "Что вы здесь делаете? Чтоб я вас больше не видел!" И смотрит с такой злостью, будто мы не гасили пожар, а разжигали его. Первой слезла вниз Галка, а когда я стал спускаться, то он так хлопнул крышкой люка, что я от испуга чуть поручни не выпустил из рук.
  - А покажи-ка, брат, свои сапоги? - попросил начальник отделения.
  - Вот они, - мальчик выставил сапог из-под стола.
  - Точно, немецкий, - удивился начальник милиции. - Да ещё и офицерский. А что это за история с немцем?
  - Да какая там история, - с видимой неохотой отозвался мальчик. - Просто случай.
  - У кого-то на барахолке выменял? - спросил Набатов.
  - Да нет, честно, у немца, - возразил мальчик.
  - Ну, тогда, брат, не тяни. Рассказывай всё, как было. Расспрашиваю тебя не из праздного любопытства. Позже поймёшь.
  - Ладно, - ответил мальчик. - Откуда же мне знать, что для вас важно, а что нет? Ну так, о сапогах. Это было за неделю до моего дня рождения. Как раз тогда начались дожди, а Платон Иванович...
  - Это Садовников? - по привычке уточнил Набатов.
  - Да. Он ушёл в ополчение, а свой дождевик в мастерской оставил. Я взял его и понёс мастеру. А когда вышел к позициям ополченцев, это уже под вечер, смотрю, идёт бой. Я спрятался в развалинах какого-то склада. Вдруг, вижу, прямо на окоп, в котором засел мастер, бегут два фрица с автоматами. И представляете, они уже совсем близко, - Вовкины глаза заблестели.
  - Насколько близко? - подзадорил его майор.
  - Ну, шагов тридцать будет. И тут Платон Иванович из винтовки как бахнет по рыжему немцу. И угодил в него. А тот, здоровый такой дядька, бух! под ноги второму. И оба вповалку. Мастер стал было высматривать живого. Да тот ловчей оказался: откатился в сторону, вскочил и очередью по Садовникову как полоснёт. Тот и сел в траншею.
  - Так Платон Иванович убит? - подался вперёд Набатов.
  - Тогда он был ещё жив, - подавленно сказал мальчик. - Чуть позже я сбегал за санитарной машиной, и его увезли в госпиталь.
  - В какой? Тот, что на Суворовском? - полон дурных предчувствий, спросил майор.
  - В тот самый.
  - Понятно, - сумрачно сказал Набатов. - Значит, ещё одного моего старого товарища не стало. И что было дальше?
  - А дальше случилось вот что. Немец, в тот самый момент, когда ранил Платона Ивановича из автомата, вдруг поскользнулся на краю воронки и упал в неё. Я больше не смог ждать, выскочил из-за укрытия и - к траншее, - там до неё шагов десять не больше. Влетел в окоп, схватил винтовку, и пока немец выбирался из воронки, выстрелил в него.
  - И попал? - удивлённо спросил Набатов.
  - Попал, - без малейшего воодушевления подтвердил мальчик. И, словно оправдываясь, пояснил: - Я ведь врасплох его захватил. Он, видно, был уверен, что в живых уже никого нет, и не торопился. И только-только успел выпрямиться, а тут я - как лягушка из кадушки. Хлоп. И прямо в живот ему угодил.
  - Ну, ты, брат, и озадачил меня, не знаю, что и думать, - сказал Набатов. - Ну, ладно. А что дальше было?
  - Дальше? - Вовка почесал затылок. - Когда Платона Ивановича увезли, я остался, чтобы забрать у немцев оружие. Рыжего здоровяка я разоружил легко, он лежал на ровном месте. А вот второй - в воронке. Что делать? Деваться некуда - надо лезть к нему. И полез. Обувь у меня прохудилась. И пока я лез в ту воронку, у ботинка подошва оторвалась, так что и пальцы наружу высунулись. Подсумок с магазинами и гранатную сумку я снял с немца. А вот чтобы вытащить из-под него автомат, пришлось приподнять и посадить его. И тут каска с его головы падает, и он, представляете, смотрит на меня. Я сначала так испугался, что у меня аж волосы на голове зашевелились.
  Брови начальника милиции приподнялись.
  - Он был ещё жив?
  - Жив. Вот тут-то мы и поговорили с ним: сначала накричали друг на друга, потом немного помирились. Гюнтер, так его звали, стал уставать. Он сказал, что я похож на Гавроша. И когда он увидел мой рваный ботинок, предложил поменяться с ним. Я согласился. А потом он умер, и я закопал его в той самой воронке. Вот и всё про мои сапоги.
  - Ты понимаешь по-немецки?
  - Да там и так всё понятно было. Сначала он глаза таращил, орал и плевался. Потом кричал про своего Гитлера и Ленинград. Ну и жесты, имена.
  - А у тех немцев форма одинаковая была? - спросил Набатов.
  - Нет, немного разная. У Гюнтера покрасивей была. И ещё крестик здесь, - Вовка ткнул себя пальцем в грудь.
  - Что? Какой такой крестик?
  - Ну, железный такой, награда. Я его не очень-то и рассмотрел.
  - А где он сейчас?
  - Там, вместе с ним, только уже не на груди. Когда мы ругались с Гюнтером, я сорвал с него этот крестик и бросил в грязь, на самое дно воронки. Говорю, там ему и место.
  - Вот как? А ты, случайно, не догадался изъять их документы? - спросил майор.
  - Вытащил, а как же, - сказал Вовка. - Документы рыжего я сунул в подсумок с магазинами и вместе с оружием отдал его матросу.
  - Фамилию матроса ты, конечно, не помнишь?
  - Почему? Помню. Его фамилия Силкин, а старшины - Краско.
  - Завидная память. Молодец, - похвалил мальчика Набатов. - А документы второго фашиста...
  - У меня дома лежат, - буднично сообщил Вовка.
  - Дома?
  Глаза начальника отделения расширились.
  - Ага, - кивнул паренёк. - Я взял их у немца вместе с письмом, которое он не успел отправить.
  - Кому? - всё более удивляясь странностям поведения мальчика, спросил майор.
  - Известно кому: своей семье - жене и дочке.
  - Зачем?!
  - Это его последняя просьба, - пояснил Вовка. - Я пообещал ему дописать в письме, как всё было и где он похоронен. А после войны, если жив буду, отправлю это письмо ему на родину.
  - Володька, скажи мне честно, откуда ты такой взялся?
  - Из Тубышек я.
  - Из Тубышек? - переспросил начальник милиции. Лицо его стало багроветь, и вдруг он захохотал. - Из Тубышек! Это ж надо. Ха-ха-ха.
  - Да, из Тубышек, - подтвердил Вовка. - Это деревня такая, от Могилева недалеко.
  - Ну, ты парень даёшь! Хотел бы, и я так бесшабашно пожить хоть недельку. Чтобы ни в чём своей душе не перечить. Но, увы, увы. Так, выходит, ты из Белоруссии?
  - Да, я белорус.
  - А говоришь как русский.
  - Учительница научила. И книжки русские читал. Много.
  - Славно. А тётка-то твоя что-нибудь знает обо всём этом?
  - А зачем ей, женщине, знать такое? Только зря волноваться станет. Ведь правда? - обратился он за поддержкой к Набатову.
  - Тут ты прав. У неё и своих проблем в избытке, - согласился майор. - А документы и то письмо ты сейчас должен мне принести.
  - Принесу, конечно. А письмо вернёте? Я обещал...
  - Хорошо. И я тебе обещаю: снимем копию и верну. Только о письме больше никому ни звука. Ты даже не представляешь, насколько сегодня опасно для семьи хранить в доме подобные бумаги. Ты понял? Никому ни единого слова. Договорились?
  - Договорились.
  - А место, где ты похоронил своего личного врага, сможешь найти?
  - Конечно, - уверенно ответил мальчик. - А вы что... хотите его выкопать? Зачем?
  - Ох, и неудобный же ты человек, Вовка! - покачал головой Набатов. - Такие вопросы у нас не обсуждаются. У тебя своя голова на плечах, скоро и сам все поймёшь.
  - Юрий Иванович, а вы можете обменять мне на милицейском складе эти сапоги на русские? Они ещё совсем как новые.
  - Могу, - с едва заметной усмешкой ответил начальник милиции.
  - Вам нужна одежда Гюнтера? - тут же спросил Вовка.
  - Тьфу ты. Вот болтун! - с весёлой досадой воскликнул Набатов. - Ты что же это, хочешь, чтобы я с тобой все существующие инструкции нарушил?
  - Нет, что вы? Мне просто показалось, что я вам сейчас нужен.
  - Ты? - Конечно, нужен. Ну ладно, отвечу. Только гляди у меня! - майор погрозил Вовке пальцем. - Одежды у нас хватает. Нужны документы немца, его награды и что-нибудь из личных вещей. А что, его сапоги тебе уже надоели?
  - Сапоги-то крепкие. И на ноге нормально сидят, - с сожалением сказал мальчик. - Только он стал сниться мне. Вернее, не сам Гюнтер, а его глаза: лютые, лютые. От них аж душа холодеет. Такими глазами он смотрел на меня, когда с его головы каска свалилась.
  - А что, немец видел, как ты в него выстрелил? - поинтересовался Набатов.
  - Видел. Когда он заметил, что я целюсь, он даже успел автомат вскинуть, но я чуть опередил его. Поэтому он очень злой был, прямо бешеный.
  - И теперь он снится тебе?
  - Только глаза, - уточнил Вовка. - Представляете, вот снится мне какой-то сон, хороший-прехороший, и вдруг, прямо посреди этого сна, как на фотографии, проявляются его глаза, ледяные, бешеные-бешеные. Просто жуть.
  - Ты думаешь, избавишься от его сапог, и всё прекратится? - спросил Набатов.
  - Не знаю. Но я хочу забыть о нём. Очень хочу! - Вовка даже пристукнул кулаком по столу. - И о его глазах.
  И тут мальчик ошеломлённо взглянул на майора. Тот с недоумением спросил:
  - Ты что-то вспомнил?
  - Да. Я всё понял! - воскликнул тот. - Как же я сразу не догадался, что он враг, и самый настоящий.
  - А ты, что же, сомневался в этом? - спросил Набатов.
  Но Вовка, явно не слыша вопроса, продолжал говорить о своём.
  - А я думаю: откуда такое знакомое чувство? Так ведь у него глаза Гюнтера! Такие же лютые.
  - Ты... это, о ком? - удивился Набатов.
  - Так о том дядьке на чердаке. Он тогда ещё посмотрел на меня его глазами.
  - Ты уверен? - строго спросил его начальник милиции.
  - Да, - твёрдо ответил Вовка. - Я тогда думал, что он работает здесь. А ведь нет. И потом ещё он тогда вздрогнул, когда я сказал, что хозяин этих сапог в земле. Я тогда почему-то не обратил на это внимания.
  - Так-так-так. Это уже интересно. А что тебе ещё в нем пришлось не по нраву? Может быть, что во внешности не так?
  - Нет, выглядит он как все. Там что-то другое...
  - На уровне ощущений? - старался помочь ему майор.
  - Да. Знаете, от него повеяло чем-то таким чужим...
  - Ненавистью?
  - Точно. Вот как от собаки иногда потом несёт, так от него враждой потянуло. Только запаха нет. А я думаю: откуда у него такая злость? Вроде бы о нас беспокоится, а сам чуть крышкой меня не прихлопнул. Я ещё тогда Галке сказал, что если бы её не было со мной, то он бы меня наверно пришиб.
  - Понятно, - сказал майор. - Похоже, он тот, кого мы ищем. Володя, а как ты думаешь, где он живёт?
  - Наверно, не в нашем доме, а где-нибудь поблизости, - ответил он.
  - Почему ты так решил?
  - Он ведь пришёл не сразу после начала тревоги, значит, живёт не в нашем доме. Но во время бомбёжки по улицам тоже особо не походишь: первый же постовой заставит в убежище лезть. Выходит, он обитает по соседству.
  - А когда он на чердаке появился?
  - Минут через пятнадцать. Мы с Галкой как раз уже уходили.
  - То есть, он опоздал. Но это скорей всего случайность. И ты в своих предположениях прав: он должен быть где-то рядом. Иначе теряется всякий смысл его деятельности.
  - А давайте мы поищем его, - горячо предложил мальчик. - Я его узнаю. И чердак обследуем.
  - А если спугнём его? Тогда ищи ветра в поле. И за вашим домом он может следить. Здесь нужно аккуратно сработать. У нас нет права на ошибку. Его надо захватить врасплох, и обязательно во время работы на передатчике. И мы это сделаем. А твоя задача: рассказать моим ребятам об этом лазутчике, да так ярко, чтобы они его с первого же взгляда узнали. Ты понял?
  - Понял, - огорчённо буркнул паренёк.
  - А у нас, брат, дело будет не менее важное и спешное. Пока я буду своим названивать, ты, Володя, сгоняй домой, как договаривались. И не забудь одеться потеплей. На позиции поедем.
  - Хорошо.
  Прошло двадцать минут. И Вовка с документами Гюнтера и письмом вернулся в домоуправление. Мальчик приоткрыл дверь кабинета. Напротив начальника милиции за столом сидели трое одетых по-рабочему молодых мужчин.
  - Заходи, Володя, - махнул ему рукой Набатов. - Тебя уже ждут.
  - Здравствуйте, - поздоровался мальчик.
  И молча выложил на стол перед Набатовым документы немца с вложенным в них письмом. Тот благодарно кивнул ему. И сказал:
  - Знакомься. Эта та самая группа, которой поручен поиск вражеского агента. Виктор, Степан, Юрий, - представил он ему мужчин. - А это - тот самый парень, что вживую разговаривал с предполагаемым врагом. У вас, ребята, есть минут пятнадцать-двадцать на то, чтобы обсудить все приметы интересующего нас субъекта, нюансы его голоса, поведения и прочие детали. А потом я забираю Володю, у нас с ним ещё дела.
  Сказав это, он вышел. А через сорок минут машина, в кузове которой ехали Вовка и пехотный лейтенант Тищенко, уже пересекала Охтинский мост. Погода стояла ненастная. Сильный ветер гнал по небу тёмные груды туч, а в скверах, и без того жалких и нищих, в своём яростном разгуле он обрывал листву и вместе с пылью носил её по всему городу.
  Встречного транспорта на левобережье было мало. И это позволяло полуторке рыскать по всей ширине улиц, объезжая свежие воронки и обрушенные на проезжую часть обломки стен изувеченных домов. Вовка и лейтенант, сидевшие на старом сиденье, брошенном прямо на пол, подпрыгивали при этом словно мячики. Время от времени мальчик привставал в кузове и с жадным любопытством глядел на город, который с каждым днём становился всё мрачней и угрюмей. Казалось, что ненастье хозяйничает не только на улицах, но и в судьбе Ленинграда.
  И вот начались заводские окраины. Набатов изредка останавливал автомобиль, уточнял дорогу. Вовка, стоя в кузове, с вытянутой по-жирафьи шеей, вертел головой. Но он не узнавал мест и был этим немало смущён. Однако, продвигаясь по окраине, они, в конце концов, выехали к полуразрушенному складу. Здесь нынче уже всё было обжито. Вовка постучал по кабине. И лишь только они остановились, как тут же к ним подошли военные. Проверка документов и прочие необходимые формальности много времени не заняли. И вот, оставив машину и получив в сопровождение сержанта, группа Набатова продолжила свой путь. Проводник предупредил их, что фашисты на этом участке обороны по-прежнему активны. Их атаки, артобстрелы и снайперская охота не прекращаются. За обломком стены, вблизи того самого окопа, в котором некогда держал оборону Садовников, они укрылись.
  Мальчик огляделся и с удовлетворением отметил, что линия обороны стала более внушительной: окопы глубже и шире, а брустверы мощнее. Сержант на пару минут отлучился и привёл для уточнения задачи трёх солдат с сапёрными лопатками. Вовка показал им, где находится могила и в каком положении лежит в ней убитый немец. Солдаты перебежками приблизились к воронке и, лёжа на боку, стали откапывать труп.
  Лейтенант Тищенко, порасспросив мальчика о том, где следует искать "Железный крест", пополз к месту раскопок. Через двадцать минут он вернулся совершенно грязный, но вполне довольный.
  - Ну, и как результаты? - нетерпеливо спросил его Набатов.
  - Всё, что было нужно - нашлось. Крест, зажигалка с его инициалами, медальон, даже часы, - ответил лейтенант. - Спасибо Вовке, что укрыл его толем. Даже лицо Гюнтера разглядел, его баки. В общем, теперь я знаю о нём значительно больше.
  - Вот и хорошо. А приметы есть у него?
  - Вроде нет. Хотя всё в грязи, конечно.
  - У него наколка есть, - торопливо сказал Вовка.
  - Где? - деловито спросил Тищенко.
  - На правой руке, под манжетой.
  Лейтенант коротко свистнул бойцам и, пригибаясь, убежал к ним. Вскоре вернулся. Достал блокнотик, показал Набатову.
  - Вот. Срисовал. В натуральную величину.
  Там между двумя молниями готическим шрифтом была выколота какая-то надпись.
  - И что это за фраза? - спросил майор.
  Лейтенант перевёл:
  - "Я покорю весь мир", - это похоже на девиз, - сказал он.
  - Похоже, - согласился начальник милиции. - Видно, шагая по Европе, он и утвердился в этой мысли. Однако мог ли этот породистый нацист хоть на миг предположить, что Вовка подкорректирует его великие планы?
  - Вряд ли, - отозвался лейтенант. - Уж слишком он был самонадеян.
  Минут через десять бойцы привели могилу в прежнее состояние. Поблагодарив их, Набатов со своей командой отправился в обратный путь.
  - Вова, как я заметил, глаз у тебя острый, - задумчиво произнёс лейтенант, - а вот скажи, что ты понял о Гюнтере, какой он был?
  Мальчик помолчал немного и ответил:
  - Гад он, конечно, редкостный. Когда мы с ним ругались, то он от злости аж глаза таращил. Кричал, что фюрер всё равно Ленинград возьмёт. Ну а я, понятное дело, возражал ему, как мог, ещё и кукиш показал ему для наглядности. Мне показалось, что он мучился не так от боли, как от бессилия, что не может придушить меня.
  - Ну а ещё, ещё что-нибудь припомни, - попросил его лейтенант, - понимаешь, мне это очень важно.
  - По-моему, он любил воевать. Когда рыжий упал ему под ноги и свалил его, тот, перед тем как подняться, перекатился и потом ещё отпрыгнул в сторону. А в Садовникова он выстрелил, не целясь, прямо от пояса, и попал. И в атаку они оба бежали очень быстро.
  - Значит, Гюнтер был спортсменом: неплохо бегал, стрелял от бедра, применял перекаты. Хорошая деталь, - отметил Тищенко. - А ещё?
  - Семью он любил. Перед смертью попросил показать ему фотографию жены и дочки. Так и умер, на них глядя.
  - Как-ку-ю ф-фотографию? - уставился на мальчишку начальник милиции. - Так, значит, есть ещё и фотография?
  - Есть, - ничуть не смущаясь, ответил паренёк.
  - А почему ты мне об этом раньше ничего не сказал?
  - Потому что я дал ему слово отослать её с письмом. И это до вчерашнего дня было только моим делом, - бесхитростно сказал Вовка.
  - Вот жук майский! - воскликнул Набатов. - Нет, лейтенант, ты только посмотри, как он надо мной изгаляется? И я всё терплю от него. Кажется, я начинаю понимать этого Гюнтера. Ну, вот что, Вовка, хватит меня за нос водить. Сам видишь: дело уже давно не личное. Так что рассказывай, что ещё, кроме этого, ты взял у немца?
  - Только ремень, честно. Но он вам точно не подойдёт.
  - Это ещё почему? - спросил лейтенант.
  - Да он любого разведчика погубит. Дырка в нём от пули.
  Лейтенант и майор переглянулись. Вовка остановился, расстегнул пиджак, вытащил из брюк ремень и пальцем показал пулевое отверстие в нём.
  - Вот она, дырочка, видите?
  Лейтенант внимательно осмотрел ремень, найдя на нём выжженные цифры, достал свой блокнотик и перенёс их в него. Потом он примерил ремень на себя и вернул его мальчику.
  - Всё. Спасибо. А ты соображаешь, - сказал лейтенант. - Но о своих догадках никому ни слова.
  - Я что же, по-вашему, ничего не смыслю? - обиделся Вовка.
  - Ну, ладно-ладно, хватит об этом, - решительно сказал Набатов. - Я уже понял, что ты парень надёжный, и доверяю тебе. Верь и ты мне. Как только вернёмся, сразу дуй за фотографией, - отдашь её лейтенанту. Правда, оригинал придётся нам все же забрать, но копию, как и письма, мы тебе сделаем.
  - Спасибо, - сказал мальчик.
  - А знаешь, Вовка, мне нравится, что ты слово держишь.
  
  Глава 5. Верное плечо
  
  А на следующий день произошла одна короткая незабываемая встреча. Вовка, выстояв в магазине огромную очередь за хлебом, возвращался домой. И тут недалеко от своего дома он увидел, как навстречу ему ведут связанного лазутчика. Двое мужчин следуют бок о бок с ним, а третий с увесистым угловатым вещмешком за плечами замыкает шествие. Все его знакомые.
  Немного не доходя до них, мальчик остановился, отступил в сторону и стал напряжённо изучать лицо шпиона. "Лицо как лицо, даже странно, - думал Вовка, - только глаза колючие". А тот угрюмо-сосредоточено смотрел себе под ноги. Как только в поле его зрения попали сапоги Гюнтера, глаза лазутчика чуть расширились. Он пристально взглянул на мальчика и нервно шевельнул губами. Вовка слегка побледнел. Один из сопровождающих подмигнул ему, мол, всё нормально.
  Вовка не смог побороть любопытства и уже часа через два отправился к Набатову. Тот был в хорошем настроении. Протянул мальчику руку, крепко стиснул его ладонь и сказал:
  - Спасибо тебе за лазутчика. Попал он в ловушку, как кур в ощип. До сих пор опомниться не может. Думаю, гадает, на чём прокололся? А калач-то он, видать, тёртый.
  - Юрий Иванович, он уже всё понял. Когда его вели, я случайно попался ему навстречу, и он узнал меня.
  - Ну и хорошо. Пусть знает, что у нас весь народ воюет против них. Да, я обещал сходить с тобой на вещсклад, так вот прямо сейчас и пойдём.
  Через пятнадцать минут они уже входили в кирпичное, довольно мрачное сооружение. Запахи кирзы, кожи, войлока, мыла были столь сильны, что, казалось, совершенно вытеснили из помещения воздух. По всему складу высились широкие многоярусные стеллажи. За прилавком сидел седой большеголовый человек. Увидев посетителей, он поднялся.
  - Юрий Иванович, так это и есть тот самый заслуженный боец, о котором вы мне говорили?
  - Он самый, Матвеич. Зовут его Вова. Кстати, два часа назад, благодаря его наблюдательности, наши ребята задержали матерого агента. Взяли его прямо во время работы на рации.
  - Во как! Молодец, сынок! Ты оказал городу великую услугу, - заулыбался кладовщик. - Сейчас мы подберём тебе что-нибудь. Скажи-ка мне, какого размера обувь ты носишь?
  - Не знаю, - ответил мальчик. - Мне нужны большие ботинки.
  - Зачем это? - удивился кладовщик.
  - Чтобы ноги не отморозить. Ведь зима на пороге. А так и стельки в них влезут, и портянки толстые можно навернуть. Иначе в очередях не выстоять.
  - Юрий Иванович, у меня есть валенки на женскую ногу, бэушные.
  - Отлично. Значит, ищи ему подходящие ботинки и валенки по ноге.
  - Всё понял. Сейчас доставлю.
  Порывшись на полках, кладовщик выложил на прилавок пару черных ботинок и две пары ношеных валенок.
  - Вот, примерь, - сказал он. - Ботинки тридцать седьмого размера, это самые маленькие. Всего одна пара осталась. А валенки у нас пока есть, подберём если что.
  Вовка надел ботинки. Улыбнулся.
  - Хорошо сидят. Ещё и носков несколько влезет.
  Примерил валенки: одну пару, потом вторую. И вдруг сказал:
  - Юрий Иванович, а ведь если бы ни Галка, то лазутчика бы ещё не изловили.
  - Это ещё почему? - спросил Набатов.
  - Если бы тогда я был на чердаке один, то неизвестно, чем бы всё это кончилось. Он бы мне мозги точно вышиб.
  - Не исключено, - сказал майор. - Но этого же не случилось?
  - Не случилось. Потому что Галка помешала ему.
  - Ну, допустим. Ты... всё это к чему говоришь?
  - У Галки тоже валенок нет. А через неделю у неё день рождения.
  - Ах, вот оно что! - усмехнулся майор. - А я думаю, что же это он крутит? Вот характер. Я и так смотрю: глаз у него острый, память хорошая, смекалка есть, а он, оказывается, ещё и хитёр как лис, - готовый оперативник. Ладно, Матвеич, ботинки оформляй как обмен - он тебе сейчас офицерские сапоги сдаст, - а валенки записывай на меня. А ты, парень, носи их на здоровье и Галке своей подарок сделай.
  - Вот спасибо вам.
  
  В тот день с утра моросил дождь, а около двенадцати примешался к нему ещё и редкий снежок. По мокрым неуютным улицам города шёл мальчик. Одет он был в фуфайку, подпоясанную ремнём, за плечами у него - вещмешок. Это был Вовка, и шагал он к своей знакомой на день рождения. Дождаться этого дня ему было не просто. Казалось, что дни, вопреки календарю, становятся не короче, а всё длиннее и длиннее. "Это от того, - думал он, - что у него для Галки есть настоящий, самый нужный по нынешним временам подарок". Но была и ещё одна причина, о которой мальчишка пока не догадывался - это постепенное физическое истощение: а если сил меньше, то и день прожить труднее.
  Ну, вот и Весёлый. Мальчик подошёл к бараку, в котором жила его знакомая. Почерневшее от влаги строение выглядело убого. Все окна, кроме двух на втором этаже, забиты фанерой. На стук дверь немедленно распахнулась - на пороге именинница.
  - Здравствуй, Галка.
  - Здравствуй. А я уж подумала, ты забыл. Проходи, пожалуйста.
  Мальчик переступил порог.
  - С днём рождения тебя.
  - Спасибо, - ответила девочка. - Ох, и грязищи же ты натащил, Вовка. А я ведь пол помыла.
  - Сниму, не переживай.
  - У тебя ботинки новые? - оживилась она. - А где сапоги?
  - Да на них же и выменял.
  - Хорошие ботинки. Только зимой в них замёрзнешь. Уже снегом пахнет.
  - Ты сегодня ещё на дворе не была?
  - Нет. А что?
  - Им не только пахнет, он уже идёт вместе с дождём.
  - Ужас! - воскликнула девочка. - А ведь под магазином в нашей обуви долго не постоишь.
  Мальчик снял ботинки и в шерстяных носках, подаренных тётей Марией, прошёл к табурету.
  - Галка, а помнишь того дядьку на чердаке?
  - Конечно. Неприятный тип. До сих пор обидно, что он не за что накричал на нас.
  - А ведь он оказался лазутчиком.
  - Как? - Галя растерянно схватилась за ворот кофточки. - Этого не может быть. Он же так беспокоился за нас.
  - За свою рацию он беспокоился, - пояснил Вовка. - Но теперь его поймали, и вредить он больше не будет.
  - Так он что, самый настоящий фашист?
  - Не знаю. Может быть, и не самый настоящий, но что он немецкий агент, это точно. И знаешь, что его погубило?
  - Что? - затаила дыхание девочка.
  - То, что он на нас наткнулся.
  - Ты рассказал о нём в милиции?
  - Да. Правда, не сразу. Потому что некогда было думать о нём. А потом в какой-то момент я вдруг понял, что это враг. И уже на следующий день он попался.
  - Ты молодец, Вовка. Умеешь думать.
  - И ты молодец, - сказал мальчик. - Ведь мы вместе были, когда его увидели. И если бы не ты, всё могло бы кончиться иначе. Короче, начальник милиции передал тебе свою благодарность и ценный подарок.
  - С-спасибо, - неуверенно сказала девочка. - А ты не разыгрываешь меня?
  - Тю. С какой бы стати я тащил сюда вещмешок? - Подарок в нём.
  - Покажи, - подалась она вперёд.
  - Он твой, сама и вытаскивай, - нарочито равнодушным тоном сказал мальчик.
  Девочка подошла к вещмешку, оставленному у порога, проворно развязала его и медленно вынула из него один валенок. В глазах её начал разгораться восторг. Вынула второй. Жадно осмотрела оба валенка.
  - Это мне? - прижала она их к груди.
  - А что, и у вашей кошки сегодня день рождения? - улыбнулся Вовка.
  - Боже мой! Прямо не верится. Я морозов этих пуще огня боялась. А тут такие валеночки. И подшиты как здорово. Чудеса какие-то.
  - У меня теперь тоже такие валенки, - сказал мальчик. - А в подшивку их отдавал я.
  - Спасибо, Вовка! - Девочка порывисто подошла к нему и чмокнула его в щеку. - Ты меня так выручил, слов нет.
  Паренёк зарделся и грубовато предложил ей:
  - Ты померяй, померяй сначала.
  - А я и так вижу, что они мне впору, - радостно ответила она. Но валенки всё-таки надела. - Хорошо сидят. Ну, всё. Теперь я ни за что не замёрзну. А сейчас чай будем пить с конфетами.
  Минут через двадцать в Галином стакане начала дребезжать ложечка.
  - Самолёты, - огорчённо сказала девочка. - Как и на твоём дне рождения.
  - Теперь дни рождения почти у всех под бомбёжку проходят. Вот гады! Второй раз уж летят сегодня. Вы куда-нибудь прячетесь?
  - Нет. Сейчас некуда. Все траншеи водой залиты. Да и надоело уж. А в городских убежищах сухо?
  - Нормально. Некоторые там чуть ли не живут. У одной мамаши сынок вот такой, - показал он руками, - три месяца всего. Так она практически всегда в убежище. Там ничего, спокойно. Некоторые даже читают, играют в шахматы, а дети уроки делают.
  Послышались отдалённые взрывы бомб. Настроение окончательно испортилось.
  
  Шла седьмая неделя осады Ленинграда. Гитлеровцы день и ночь сыпали на город бомбы и снаряды, атаковали его окраины, в Ладожском озере топили баржи с продовольствием, лезли из кожи вон, только бы переломить ситуацию. Но их дорога побед упёрлась в Ленинград. И горожане не по собственной воле, а по великой нужде, по самой что ни на есть насущной потребности, становились его защитниками.
  Вовка уже несколько дней ездил вместе с ребятами из отделения по обезвреживанию неразорвавшихся боеприпасов на задания. К опасной работе он, безусловно, не допускался, но от его помощи не отказывались. Бомбы замедленного действия авиация сбрасывала и поштучно, и целыми партиями. Поэтому часто случалось так, что бойцов МПВО высаживали по одному вблизи мест падения таких бомб и уезжали дальше. Работы по их разрядке инструкция предписывала проводить в одиночку, но на подготовительном этапе помощь все же была не лишней.
  Третий день подряд мальчик помогал Евгении Осиповой. Ей чуть более двадцати. Она мила, жизнелюбива и решительна. Вовке это нравилось. И он с удовольствием носил за ней лопату, подсумок с торцевыми ключами, зубилом и молотком, и фонарь "летучую мышь". Женя относилась к нему по-доброму.
  В этот день авианалёт начался после семи утра. Тёти Марии дома уже не было. Вовка наскоро оделся, взял со стола две варёные картофелины, тоненький ломтик сала, несколько листьев квашеной капусты и выскочил во двор. Многоголосый рёв самолётов, торопливый грохот зениток, свист и взрывы бомб, и эхо, похожее на стоны земли, оглушили его. Но не остановили. Он быстро управился со своим скудным завтраком и заторопился к месту сбора.
  У здания милиции стояла дежурная полуторка. Евгения, живущая в соседнем доме, была уже здесь. Увидела Вовку, заулыбалась.
  - Привет, напарник, - сказала она.
  - Привет, - ответил он.
  Подошли ещё трое мужчин и девушка, поздоровались. Едва успели переброситься несколькими словами, как на крыльцо выбежал капитан Трошин. Увидев своего начальника все, кроме Вовки, поспешили к нему. Водитель схватился за рукоятку и стал заводить двигатель, а мальчик полез в кузов. Трошина Вовка побаивался, тот был старше всех и выглядел очень суровым.
  Но вот задачи поставлены и отдана команда "По местам". Все полезли в кузов, Трошин - в кабину. У него работа самая опасная, потому что к "своей" бомбе он доберётся последним. Машина быстро набрала скорость и, разбрызгивая снежницу, помчалась маршрутом, известным одному лишь водителю. Вскоре высадили девушку, вторым - одного из мужчин, а на третьей остановке из кузова вылезли Осипова и Вовка.
  Трошин распахнул дверцу кабины. Женя подошла к нему. Тот на плане города указал пальцем на один из квадратиков и, перекрывая шум двигателя голосом, сказал:
  - Ваш объект - вот этот детский сад. Он сразу за этим домом, - показал он рукой. - Двухэтажный. Вопросы?
  - Нет вопросов, - ответила девушка.
  - Удачи, ребята! - крикнул капитан и захлопнул дверцу.
  Машина рванулась дальше.
  - Мы сегодня столько времени потеряли, - сказала Женя. Боюсь, что кто-то может не вернуться...
  И, не мешкая, они вошли под арку дома. Детсад они увидели сразу и побежали к нему.
  - А из-за чего мы потеряли время? - не совсем понимая, спросил Вовка.
  - Из-за того, что эти скоты сбросили все "тугодумки" на один район. Пока всех ребят развезут по точкам... в общем, кто-то может и не успеть.
  - А эта бомба у тебя какая по счёту?
  - Девятая.
  - Ну, вот видишь, уже восемь фугасок - и ни одной осечки. Не волнуйся. Всё будет нормально.
  - Откуда у тебя этот оптимизм? - задыхаясь от бега, спросила она.
  - Ты умная, - стараясь вселить в неё уверенность, прокричал Вовка, - и хорошо знаешь, что делать.
  - Знать бы ещё, сколько времени в запасе?
  
  Послышались встревоженные голоса. Вблизи детского сада среди голых берёз стояла группа взрослых и ребятишек. Они все с недоумением и любопытством смотрели на таких не серьёзных на вид спасателей. Евгения коротко спросила:
  - Всех вывели?
  - Да, - ответила ей красивая статная женщина. - Я заведующая. Мы уже минут двадцать тут стоим.
  - Куда бомба упала? - пресекая ненужные разговоры, спросила Осипова.
  К ним приблизился тщедушный старичок.
  - Пойдёмте, покажу, - сказал он. И распахнул калитку. - Я здесь завхозом работаю. А бомба упала, прямо скажем, неудачно для нас: в той половине здания, где подвала нет. Она пробила два верхних перекрытия и внизу одно. Так что её нужно искать где-то под полом.
  - Какое там расстояние между полом и землёй?
  - С полметра будет, местами больше.
  - Как туда пробраться? - с волевыми нотками в голосе спросила Осипова.
  - А лаза туда будто и нет, - растерянно сказал завхоз. - Разве что щели...
  - Я не кошка, в щель вряд ли пролезу. Трубы, кабели есть под полом?
  - Ну а как же?
  - Как их туда прокладывали? - нетерпеливо спросила Женя.
  - А ведь верно. Там из подвала есть небольшой проем. Вот такой примерно, - изобразил он руками прямоугольник, размером с форточку. - Но можно ли в него пролезть, не знаю.
  - Хорошо.
  Метров за пять до здания, по стене которого пролегала извилистая, словно молния трещина, они остановились.
  - Где бомба? - спросила завхоза Осипова.
  - От этого окна, - указал он, - метра три-четыре вглубь.
  - А вход в подвал?
  - Из помещения. От главного входа сразу налево и вниз.
  - Подвал открыт?
  - Вот ключ, - протянул он ей связку ключей. И добавил: - тот, что полый.
  - Володя, зажги лампу. Беру лопату, мало ли что там. И ключи.
  Мальчик присел, заслонил лампу от ветра и, приподняв стекло, зажёг фитиль.
  - Готово, - сказал он.
  - Спасибо. А противогаз и часы, - она расстегнула ремешок на руке, - пусть пока побудут у тебя. Они мне будут мешать сегодня.
  - Хорошо.
  Девушка повесила на плечо сумку с инструментами, взяла лампу и лопату.
  - Всё. Я пошла, - сказала она. И бросила через плечо: - А вы за ограду, а лучше ещё дальше отойдите.
  - Удачи, Женя! - сказал мальчик.
  - И тебе, Вовка.
  У паренька тревожно сжалось сердце.
  Вскоре к детскому саду подошёл участковый милиционер.
  - Ну, как там дела? - спросил он ожидающих развязки.
  - Отсюда не видно, - вяло сказал завхоз.
  - Там такая девочка, как наша Люся, - кивнула заведующая на одну из своих сотрудниц, - что она может?
  Вовка посмотрел на часы: десять минут прошло, и промолчал. "Рано ещё", - отметил он. И больше уже не слышал ничего, кроме тиканья часов. А оно становилось всё отчётливей и громче. "Двадцать минут. А её все нет. А ведь пора бы. - Мысли становились всё горячей. - Значит, что-то пошло не так. Медлить больше нельзя. Ни секунды!"
  Мальчик огляделся. Милиционер, стоя к нему спиной, с увлечением рассказывал собравшимся новый криминальный случай из своей практики, - чего-чего, а подобных новостей у него нынче в избытке. Калитка - нараспашку. Неожиданно для всех Вовка прыгнул в калиточный проем и, как вспугнутый зверёк, помчался к главному входу в помещение. Сзади что-то кричали ему, но он уже думал о своём.
  "Вот он вход. Теперь налево. Дверь в подвал. Технологический проем. Ох, и узкий же! И как только она пролезла? - А руки уже рвали на фуфайке пуговицы. - Всё долой! Хватит кепки и рубашки. Теперь-то и я пролезу".
  Мальчик выхватил из кармана фуфайки две свечи, спички и, вскочив на края опрокинутого бочонка, ужом вполз в отверстие. Впереди ни единого проблеска света. Вероятно, мешают перегородки. Вовка зажёг свечу и на коленях проворно полез вдоль кабеля. Местами он поднимался и шёл, пригнувшись, но чаще полз. В подполье было сыро и брюки быстро промокли. Мальчик мог бы двигаться и быстрей, но пламя свечи и так едва держалось на фитиле. Пахнуло керосином.
  Вовка напрягся. Под ногами что-то хрустнуло. Всмотрелся: блеснули осколки стекла от лампы. Он присел. А вот и сама "летучая мышь" лежит. Без стекла. Вовка поднял её, наклонил и зажёг от свечи. Сгорбившись, сделал шаг, второй. И тут он увидел светлый черенок лопаты, а слева от него - лежащую на боку Женьку. Фугаска, освобождённая от земли, - поблизости. Килограммов на пятьсот будет. Взрыватель всё ещё в бомбе.
  "Что же здесь случилось? - Вовка, внимательно оглядывая всё вокруг, приблизился к ней. - Сейчас это главное, - решил он. - Но где инструменты? Надо лампу подвесить, иначе ничего не увидеть". Мальчик приподнял её над собой, осмотрелся. И вдруг он ощутил, как мгновенно увлажнились его шея и ладони. Почти рядом со своей рукой он заметил оголённые жилы надорванного кабеля с оплавленной изоляцией.
  "Бомба только чиркнула по нему, но не оборвала, - догадался Вовка. - А Женя, видать, нечаянно коснулась голого провода. И вот результат. Так... теперь о бомбе. Она упала минут пятьдесят назад. Если механизм установлен на час, то времени у меня всего-то минут пять-семь. Успею ли?"
  Вовка занервничал, но тут же собрал волю в кулак, успокоился. К нему вернулась уверенность, сноровка. Он опять стал чувствовать время. Пятнадцать секунд - и лампа подвязана носовым платком прямо к кабелю. Ещё пять - и подсумок с ключами найден. Он выхватил из него инструменты, выбрал один из торцевых ключей, примерил на зажимное кольцо взрывателя: диаметр - в самый раз.
  Мальчик продел в ключ рычаг и рванул его против часовой стрелки. Ещё и ещё. Ни малейшей подвижки. Тогда он вытряхнул всё из подсумка, свернул его втрое, обернул им рычаг, взял в руку молоток и трижды ударил им по рычагу. Тот чуть-чуть подался. Ещё три удара полегче, и зажимное кольцо стало отвинчиваться. И вот, наконец, оно снято. Мокрыми от пота руками, едва дыша от волнения, Вовка осторожно извлёк взрыватель, затем вывинтил капсюль детонатора. Он не знает, что с ними делать. Поэтому он отнёс их метра на три от бомбы, положив их по разные стороны от неё. "Кажется, успел... Теперь надо посмотреть, что с Женей?"
  Мальчик склонился над Осиповой. Взял её руку и долго искал на ней пульс. Когда уже отчаялся найти его, под подушечками пальцев он вдруг почувствовал слабые толчки крови. "Бьётся сердечко, - успокоился он, - значит, жива". Мальчик насухо вытер ладони о рубашку и хотел было похлопать Женю по щекам. Замахнулся, но ударить не смог, жалко. Тогда он начал тормошить её, трясти. Она едва слышно простонала. И тут хлестнул по ушам громкий хлопок. Осипова мгновенно открыла глаза.
  - Что это было? - испуганно спросила она.
  - Взрыватель хлопнул, - радостно улыбнулся Вовка.
  - Ты успел? - всё ещё не веря в удачу, спросила она.
  - Успел. Она безопасна, - покосился он на бомбу.
  - Молодец... какой же ты молодец, Вовка! - Она неуверенно села, пощупала затылок, поморщилась. - А что... что всё же случилось... со мной?
  Вовка указал на оголённый кабель.
  - Током ударило.
  - Вот дела. И как я этого не заметила? - озадаченно произнесла Женя.
  - Мысли у тебя другим были заняты, вот и не заметила.
  - Это верно. Торопилась я. Боялась, не успею. А время замедленного действия всё-таки час.
  - Да, похоже на то.
  - Вовка, а как ты понял, что со мной что-то неладно?
  - Когда прошло минут двадцать, а ты так и не появилась.
  - Но тогда я не понимаю, как ты мог успеть?
  - Я торопился. Очень.
  - Спасибо... - Она облегчённо вздохнула. - Ну, хватит нам в этом подземелье копошиться. Собираемся, и полезли на свет божий. Пусть Трошин сам вытаскивает эту дуру. Я на неё смотреть не могу.
  Они выбрались из подполья грязные, уставшие. И поплелись к калитке. Встретил их рассерженный милиционер.
  - Вы, почему инструкцию нарушаете? - с негодованием спросил он. - Я буду вынужден доложить по команде.
  Женя посмотрела на него с явным сочувствием, устало отмахнулась.
  - Безнадёжный вы человек. Если бы этот мальчик сейчас не нарушил инструкцию, - положила она руку на плечо Вовки, - то пять минут назад не стало бы ни меня, ни этого детсада, ни ближайшего дома. Да и вас, пожалуй.
  Милиционер сконфузился и отступил.
  - А что, большая бомба? - спросил завхоз.
  - Килограммов на пятьсот, - ответил Вовка. - Вручную её никак не вытащишь.
  - Кстати, - Осипова повернулась к милиционеру, - прямо над бомбой висит не по инструкции оголённый кабель. Меня уже стукнуло там, век не забуду. Предупредите тех, кто приедет.
  - Вас током ударило? - забеспокоилась одна из женщин. - Я врач, и аптечка у меня с собой. - Присядьте на скамью, я вам ранку обработаю.
  Осипова покорно села, равнодушно выдержала процедуру, поблагодарила. И, не дожидаясь своих коллег, вместе с Вовкой пошла домой. Где-то неподалёку низко и яростно грянул взрыв, и его тяжёлое судорожное эхо, натыкаясь на стены домов, заметалось по городу.
  - Фугас, - озабоченно констатировал мальчишка. - Кому-то сегодня не повезло.
  Женя внимательно посмотрела на него и задумчиво кивнула.
  - А знаешь, Вовка, тот хлопок капсюля испугал меня по-настоящему. Я теперь уверена, что боялась взрыва этой бомбы, даже находясь без сознания. Это так странно. И сейчас, мне кажется, я больше не смогу заниматься такой работой. Может быть, перейду на другую. Ты на меня за это не в обиде будешь?
  - Нет, конечно. Если честно, я тоже испугался... за тебя.
  Женя улыбнулась.
  - Спасибо тебе, Вовка, за твоё верное плечо. Спасибо. Ты настоящий друг.
  Она тепло обняла его.
  - И ты, - смущённо отвёл он глаза.
  
  Глава 6. Обитатели мастерской
  
  В мастерскую поселили сразу три семьи, оставшиеся без жилья. Вовка узнал об этом случайно. Он проходил мимо и увидел на окнах занавески. Постучал, вошёл. Повсюду, куда не кинешь взгляд, вещи: узлы, связки книг, картонные коробки. Появилось несколько табуреток и ещё не собранных панцирных кроватей. Двое мужчин, седых, чем-то похожих друг на друга, и три женщины занимались благоустройством жилища. В углу играли трое ребятишек. Бледная уставшая женщина лет пятидесяти, а то и более, первая обратила внимание на Вовку.
  - Что тебе, мальчик? - спросила она.
  - Здравствуйте. Я присматриваю за мастерской, пока мастера на фронте. Вот и ключ у меня от входной двери, - показал он. - Иду мимо, а на окнах занавески. Думаю, надо узнать.
  - А нас вот поселили сюда, правда, не знаем надолго ли? За станки не беспокойся, куда они денутся? А коли ты здесь хозяин, может, поможешь нам в одном деле?
  - Что делать-то надо? - спросил Вовка, стаскивая с себя фуфайку.
  - Нам бы вбить в стены несколько гвоздиков, чтобы хоть на ночь занавесками отгораживаться друг от друга.
  - Гвозди в мастерской есть. Сколько надо - столько и вобьём, - сказал мальчик.
  - Ну и славно. Давай знакомиться. Меня тётя Клава зовут.
  - А меня Вовка.
  - Очень приятно, Вова. Рядом со мной устраивается моя младшая сестра Света со своим Федюшкой.
  Она указала на очень красивую молодую женщину и паренька лет семи, такого же ясноглазого, как и его мать. Светлана была ближе всех и всё слышала. Она приветливо улыбнулась Вовке. Клавдия продолжила:
  - У неё есть ещё один малыш: Вася трёх лет. В конце августа удалось его эвакуировать вместе с детдомом.
  - А почему только одного брата вывезли? - спросил Вовка.
  - Да Федюшка наш подкачал, осколком его ранило. А пока в больнице лежал, эвакуацию прервали. Вот он с матерью и остался здесь. Но этот-то на виду у нас. А за Василька душа болит. Как он там? Найдём ли мы его после всего этого кошмара?
  - Найдёте, - уверенно ответил мальчик. - Это точно. Их в сытые места отправили, не пропадут.
  - Где они теперь, эти сытые места? - горько спросила Клавдия. - Ну да хватит о грустном. Нашей соседкой будет Зайтуна с детками: Алие семь лет, а Русланчику четыре. Ну а там, "на камчатке", - два брата будут жить. Лохматый - это Николай Павлович, а без волос - Олег Павлович. Оба в годах, как видишь, но почему-то остались в городе. До этого жили поврозь, а теперь вот родная кровь позвала - съехались. Вместе им, пожалуй, всё же легче будет, хотя спорщики они ещё те. Вот этой коммуной здесь мы и будем жить. Ну а теперь пойдём знакомиться.
  
  Уже через неделю общения Вовку принимали в мастерской как своего. Да иначе и не могло быть. Ведь именно с его помощью был сотворён мало-мальски подходящий уют. И хотя "стены", отделяющие жильцов друг от друга, всего лишь из ситца, однако психологический комфорт семей они обеспечивали. Кроме планировки, в результате которой появились коридор и кухня, было переделано немало и другой работы.
  Например, Вовка обратил внимание новых обитателей на то, что в мастерской есть пусть небольшая, но настоящая печка, и поэтому нужно заготовить как можно больше дров. И они были заготовлены и сложены в пристроенном к мастерской сарайчике, где ранее хранился уголь. Здесь же на случай больших морозов была выкопана и выгребная яма под туалет. Острую необходимость этих приготовлений новые друзья мальчика по-настоящему оценили чуть позже.
  Вся эта работа, в которой Вовка принимал самое горячее участие, заставила и его самого задуматься о том, что будет с ним и его тётей, если их дом оставят без отопления? И он решил действовать.
  Однажды, придя с работы, тётя Мария, увидела в комнате целую груду обломков мебели, полов и оконных переплётов и рассердилась.
  - Вова! Это что ещё за новости? Ты что же, из моей квартиры решил сарай сделать?
  - Тётя Маруся, скоро всё окончательно уйдёт под снег. Представьте себе, что наш дом останется без отопления. И что нам тогда делать? Мы же просто пропадём с вами.
  - Это тебе не деревня, дорогой мой! - продолжала возмущаться тётя. - Ты эти крестьянские замашки брось! Здесь запасов на три года не устраивают. Если испортится котельная или теплотрасса - будь уверен, починят.
  - Так ведь война же, - возразил Вовка. - А что, если некому будет чинить, вон, сколько людей на фронт ушло! Или, к примеру, топливо кончится? Что нам тогда, помирать с вами?
  - Ещё зима не началась, а ты уже струсил! Чего раньше времени паниковать?
  - Тётя, я не струсил! Платон Иванович и баба Лида сыздавна здесь живут. И они рассказывали, что в Гражданскую войну уже и голодали, и мёрзли. А теперь наш черёд готовиться ко всему этому. Дайте ж хоть мне позаботиться о нас.
  - Тебя не переспоришь. Ты такой же упрямый... хотя, в кого тебе ещё быть? А-а! Делай, что хочешь, - тётя с досадой махнула рукой, - но только со своей комнатой.
  - Спасибо, тётя Маруся, - обрадовался Вовка. - Если дрова нам не понадобятся, я их потом в мастерскую отдам.
  И мальчик, обзаведясь топориком и ножовкой, стал заготавливать и аккуратно складывать дрова в своей комнате. А добыть их он мог только в одном месте - в завалах рухнувших домов. Если Вовка натыкался на тела погибших, он сообщал об этом дежурной по домоуправлению. Тело извлекали, опознавали и увозили. До конца разбирать завалы домов было некому, потому что немцы продолжали интенсивную бомбардировку и обстрел города из орудий. И поэтому практически каждый день случались всё новые и новые беды. На их срочное устранение и тратились все силы и средства местной ПВО.
  Когда Вовка, несмотря на раздражение тёти Марии, натаскал и уложил во всю ширину комнаты под потолок три поленницы дров и тем самым разрешил возможную проблему, он успокоился.
  - Всё, - объявил он тёте. - Теперь у нас на три самых холодных месяца дрова есть.
  На что она сочувственно вздохнула.
  - С твоей психологией не в городе жить. Уж слишком ты, Вовка, обстоятельный, запасливый.
  - А у нас все такие, - простодушно сказал мальчишка. - Как же не думать наперёд? Ведь я за вас тоже в ответе. Не уберегу, батька мне точно шею свернёт.
  - Да ну тебя! - усмехнулась тётя. - Много ли толку от твоих дров, если у нас печки нет?
  - Нужда прижмёт - печку я за два дня сложу. А всё что нужно: колосники, плиту, трубу, дверцы я уже приготовил. Даже глины мешок припас, всё в мастерской лежит.
  - Ну, извини, коли так. Только поленницу свою закрой, пожалуйста, картоном или ещё чем. Уж очень неуютно стало.
  - Закрою. Картоном и закрою, гвоздиками прибью прямо к поленнице.
  - И как только всё это я терплю от тебя, сама удивляюсь? - сказала тётя Мария.
  - Так я же вам не чужой, - ухмыльнулся мальчик. - Да и батька говорил, что вы самая умная в их семье.
  - Ну, ты, Вовка, и хитрец! - погрозила она пальцем. - Ладно уж, пользуйся моей добротой.
  
  Зима с обильными снегопадами и морозами пришла в начале ноября. Ветер быстро намёл на улицах сугробы, и город покрылся затейливой сетью тропинок. Какой-либо транспорт становился редкостью. И многие горожане, а в первую очередь рабочие отдалённых фабрик и заводов, только сейчас заметили, как же всё-таки велик их Ленинград. Расстояния обрели пугающую всех реальность.
  Из-за отсутствия достаточных запасов топлива тепло в квартиры так и не подали. И Вовка, как и планировал, принялся за сооружение печки. Он решил сложить её в своей комнате: во-первых, она меньше и, значит, легче обогреть её, а во-вторых, дрова под рукой. В метре от окна к полу он прибил лист жести. И на нем сложил аккуратную печурку, а трубу, которая прежде служила для водостока, вывел в форточку.
  Тётя пришла уставшая и основательно замёрзшая. А в квартире хоть и дымно, но не холодно.
  - О! У нас тепло, - обрадовалась она. - Благодать. Тебе кто-то помог?
  - Нет. Это было не трудно, - ответил Вовка. - Мы с батей нынешней весной точно такую же печку у себя во дворе сложили. Под навесом, конечно.
  - Не скромничай. Хорошо сделал. Молодец, - похвалила она. - А хлеб выкупил? Ты ведь сегодня раньше меня из дому ушёл.
  - Да, выкупил. Только уж больно тяжёлый он и сырой, точно глина, прямо течёт с него.
  - Так в нём чего только нет, - заметила тётя Мария, - и жмыха разного, и солода, и сои - всего намесили. С чего же ему быть лёгким?
  - А в очереди говорят, что для нас в Мурманске уйма продовольствия накопилась. Как только наши сбросят финнов с Карельского перешейка, так через пару дней в магазинах всё будет: и крупа, и хлеб, и сахар.
  - Да-да, - вздохнула тётя, - конечно будет. А чаёк-то у нас есть?
  - Есть. На травках. А завтра щи из крапивы сварим.
  - Это хорошо. А то чувствую, как силы уходят.
  - Тётя, я посоветоваться хочу. Сейчас вроде бы меньше стали бомбить, но уже полгорода без стёкол осталось. Позавчера немцы только начали артобстрел, а наши военные корабли с Невы как ударили по ним с главного калибра, так в домах на набережной стёкла в момент повылетали. А что, если корабли встанут на якоря напротив нас и бой начнут или рядом бомба рванёт?
  - Вова, ты это к чему?
  - Дядя Ваня из домоуправления в окнах своей квартиры половину стёкол на фанеру заменил. Говорит, сберегу пока, а то вылетят все разом - и в темноте жить придётся. Давайте и мы так сделаем. Насчёт фанеры я уже договорился с ним.
  - Даже не знаю. А впрочем, поступай, как хочешь. Только холодно уже с окнами возиться, да и опасно - стекло всё же.
  - Дядя Ваня обещал помочь, а потом и я помогу ему.
  - Ну, ладно уж, ладно. Вопрос решён.
  На следующий день Вовка и его знакомый эту работу сделали за два часа. В каждом из трёх окон стёкла на левых створках рам заменили листами пятислойной фанеры. В квартире сразу стало сумеречно. Но зато за шкафом появился запас дефицитных стёкол.
  Накануне праздника по карточкам на каждого человека выдали по пять штук солёных помидоров. А ночью и немцы поздравили горожан: забросали город мощнейшими фугасами и морскими минами. Но самая дурная весть пришла восьмого ноября - фашисты захватили Тихвин и перерезали последнюю железную дорогу, связывающую Ленинград со страной. Это могло означать только одно: голод будет ещё более жестокий и затяжной.
  И уже через четыре дня нормы продовольствия снизили. До этого момента Вовке ещё как-то удавалось оставаться оптимистом. Но теперь он почувствовал, что ему просто необходима дружественная поддержка. И мальчик пошёл в мастерскую, к переселенцам.
  Из взрослых он застал там только стариков. Те по давней привычке о чём-то спорили. Вовкиному приходу они обрадовались так искренне, будто за его плечами богатый опыт арбитра.
  - Ну-ка, Владимир, включайся в наш разговор, - первым энергично пожал руку мальчику Олег Павлович и усадил его на табурет.
  Поздоровался и Николай Павлович. Не объясняя сути спора, пояснил ситуацию:
  - Мы тут с братом упёрлись в тему, как два бычка в одни и те же ворота, но с разных сторон. Авось ты нам поможешь докопаться до истины.
  Олег Павлович жестом привлёк внимание мальчика и спросил:
  - Володя, вот скажи нам, почему ты оказался в Ленинграде?
  - Родители к тёте послали, - ответил мальчик.
  - Та-ак. А были причины, по которым ты мог бы и не добраться до города? - продолжал расспрашивать его Олег Павлович.
  - А-а, сколько угодно, - махнул тот рукой. - Убить могли и в поезде, и потом на дороге много раз, на одном хуторе мог остаться, на Урал была попутка, предлагали уехать. А когда поезд разбомбили, так хотел было домой вернуться, но передумал.
  - Замечательно! - воскликнул Олег Павлович. - Вот видишь, Николай, наш юный друг неоднократно стоял перед выбором: быть ему здесь или не быть. И заметь, каждый раз решал сам. А ты упорствуешь, будто в нашем нынешнем прозябании виновата судьба.
  - Я и сейчас это заявляю: мы оказались здесь благодаря случайному стечению обстоятельств, то есть судьбе.
  - Да не случайно, а соз-на-тель-но, - рассержено сказал Олег Павлович. То, что мы с тобой здесь, закономерно.
  - Случайно, - возразил ему Николай Павлович.
  - Ладно, Коля, следи за мыслью и не перебивай, - сказал его оппонент.
  - Давай-давай, - подзадорил тот брата.
  - Когда с тобой случается нечто серьёзное, вот как сейчас, ты невольно оглядываешься назад, в своё прошлое. И что же ты там видишь? - Одну-разъединственную тропу, которая привела тебя к этому событию. И тогда ты обречённо говоришь: "Судьба".
  - Так оно и есть, - живо подтвердил Николай Павлович.
  Олег Павлович громко возразил:
  - Но это не так! У тебя же был выбор. А ты всю свою ответственность хочешь свалить на судьбу. Вспомни, на этой тропе тебе встречались десятки или даже сотни развилок. И каждая такая развилка - возможность изменить судьбу. И ты на всем этом пути интуитивно, а иногда рассудочно выбирал, и выбрал именно этот вариант событий. А всеми остальными просто-напросто пренебрёг. Не так ли?
  - Так, - неохотно согласился Николай Павлович. - Собственно говоря, что ты этим хочешь сказать, что я во всем виноват? И в том, что не успел эвакуироваться, и в том, что в мой дом попала бомба, и что я вспомнил о брате...
  - Бомба - элемент случайности, а всё остальное результат твоего выбора. Творец той ситуации, в которой ты оказался, - ты сам. Судьба - не хозяйка твоей жизни, а избранница. Да и сама жизнь - не кованая цепь с набором неких случайностей, а огромная гроздь вероятностных событий, говоря иначе, сплошная альтернатива. Ну, теперь-то я убедил тебя?
  - Устал я бодаться с тобой, брат. Логика есть и в моих рассуждениях. Но знаю, тебя не переспоришь. Ты с детства упрям. За это и недолюбливаю.
  - Извини, Коля, характер.
  - Знаешь, Олег, если бы ты проявлял такое же упорство в деле, то свою диссертацию ты бы закончил ещё в сороковом году.
  - Ты прав, Николай. Свою настойчивость я использовал не там, где следовало. И только теперь, когда мы оказались у последней черты, стало ясно, что жизнь правильней измерять не прожитыми годами, а свершениями. А я всю жизнь готовился к своему открытию и не сделал его.
  Николай Павлович встревожено взглянул на него.
  - А не рано ли ты итоги подводишь? Я, между прочим, своего главного дела тоже не завершил. Но ведь у нас с тобой ещё есть время?
  Олег Павлович коснулся плеча брата.
  - Не лукавь, Коля. Я не знаю, как ты, но я с такой суточной нормой хлеба, как эта, пожалуй, и до Нового года не дотяну. Я это чувствую.
  - Надо терпеть, Олег! Вот я уже практически приучил себя к такому рациону.
  На что Олег Павлович возразил:
  - Цыган тоже приучил свою кобылу не есть, а она взяла да подохла.
  - С тобой просто невозможно разговаривать! - рассердился Николай Павлович. - Не ты один на голодный паёк садишься. Ведь по сто пятьдесят граммов хлеба теперь будут получать все, кто не стоит за станком, а это, пожалуй, две трети горожан, никак не меньше.
  - И что это меняет? - спросил Олег Павлович.
  - Многое. Коли весь город в беде, будь уверен, об этом знают и всеми силами пытаются нам помочь. Не забывай, что и Москва в осаде. Надо чуть-чуть потерпеть. Думаю, в конце концов, всё образуется. Или ты сомневаешься?
  - Нет, не сомневаюсь.
  - Вот и молодец, брат. Сейчас нам всем худо, но сдаваться никак нельзя. Кстати, вчера на растопку использовал немецкую листовку, видно, с самолёта сбросили. Пишут, кольцо замкнулось. У вас нет иного выхода. Сдавайтесь! Мы, мол, великодушно гарантируем вам жизнь и гуманное отношение. И что вы думаете, кто-нибудь пойдёт на поклон к этим питекантропам? Как бы ни так!
  - Ты прав, брат, питерцы не сдаются! - с воодушевлением воскликнул Олег Павлович. - К слову, в нашем городе за всю его историю ни разу не хозяйничали войска неприятеля. Никто и никогда! А вот мы в Берлине уже побывали!
  - Русские войска были в Берлине? - не поверил Вовка. - Это правда?
  - Конечно, правда, - с воодушевлением ответил Олег Павлович. - Это было примерно лет сто восемьдесят назад, в Семилетней войне.
  - А сейчас наша армия побьёт фашистов? - жадно спросил мальчик.
  - А у нас иначе и не бывает, - с явным удовольствием сказал Олег Павлович. - Русские, если только им не связывать руки, любого врага побьют. Шведов во главе с королём Карлом царь Пётр одолел? - Одолел. Фридриха второго, короля Пруссии с его железной армией Пётр Салтыков раскатал под орех? - Раскатал. А Суворов Александр Васильевич?! Кого он только не бивал! Да и Михаил Кутузов. Разве не он на голову разбил французскую армию с их любимчиком Наполеоном? - Он.
  И заметь, Вовка, у всех этих битых полководцев были превосходные армии. И они сами считались лучшими из лучших. Так вот, они были лучшими до тех пор, пока не начинали воевать с нами. С русскими драться - себе дороже. Скоро и немцы это поймут, да поздно будет.
  Олег Павлович был в ударе. Вовка, слушая его, мечтательно улыбался.
  В это время в мастерскую вошла тётя Клава. Она приветливо кивнула Вовке и, сняв верхнюю одежду, подошла и присела рядом с ним.
  И тут Вовка спросил:
  - А вот скажите, почему Гитлер так легко захватил всю Европу? Разве у тех стран не было армий, или они все как одна перетрусили?
  - Хм. Серьёзный вопрос, - озабоченно качнул головой Олег Павлович. - Армии, конечно, у них были. И достаточно сильные. Это обстоятельство, друг мой, озадачило не только тебя. Ведь Европа всегда отличалась своими достижениями в науке, технике, искусстве и просвещении. И вдруг эта независимая и утончённая дама с доброй дюжиной кавалеров в эскорте падает перед невеждой и дикарём в пыль, точно курица, убегающая от петуха. И безропотно сдаётся ему. Что это? Результат всеобщей паники или успех немецкой дипломатии? Я лично не знаю.
  - А я думаю, всё дело в том, - сказал Николай Павлович, - что ни у одного из покорённых фашистами государств не было такой высокой мечты, такой завораживающей идеи, ради которой стоило идти на смерть. А у нас есть.
  - Значит, мы победим? - спросил Вовка.
  - Даже не сомневайся, дружок, - похлопал его по плечу Николай Павлович. - Скоро это вурдалачье племя свои ядовитые зубы горстями собирать будет. Дай только срок. И у нас с вами нынче одна задача - выстоять. Это наш фронт.
  - А ведь, правда, - сказал Вовка, - мы тоже на фронте. Нас бомбят, обстреливают, морят голодом... Только вот нам пока врагу ответить нечем.
  - Как это нечем? - рассердился Николай Павлович. - Мы уже отвечаем ему. И знаешь чем? Стойкостью своей. Ты, Вова, должен понять главное: в нынешней ситуации бессильны не мы, а враги. Мы сильнее их самим фактом своего существования. По немецкому радио они часы считают до сдачи Ленинграда. А город вопреки всем их стараниям живёт и трудится. И будет жить! Вот так-то, друзья мои.
  - И верно, - откликнулся Вовка. - Считать заморятся! Немцам нашего города никогда не взять.
  - А знаете, - сказала тётя Клава, - как-то я стояла в очереди за хлебом, и разговорилась с одной бабушкой. Так вот она рассказала, что перед самой блокадой наши священнослужители с иконой Божьей Матери крестным ходом прошли вокруг всего Ленинграда. И теперь на землю, которую обнесли этой иконой, враг не ступит.
  - А я этого не знал, - заметил Николай Павлович. - Вот вам ещё один аргумент в пользу того, что мы выстоим. Ведь мы своим упорством обесцениваем все усилия фашистов, все их заверения взять город. Отстаивая Ленинград, мы спасаем не только его, но и десятки других городов. А то, что мы сейчас голодаем - преходяще. Да. Конечно, они унизили нас голодом. Это факт. Но ничего, придёт время, и мы унизим их своей победой.
  - Я это обязательно запомню, - улыбнулся Вовка.
  
  Глава 7. Чарские
  
  Было всего двенадцать часов дня, а Вовка уже шагал из магазина с пайком. Этот магазин значительно дальше от дома, но здесь отпускали продукты сразу два продавца, и поэтому очередь шла чуть быстрее. То, что он стоял в очереди с полшестого и практически окоченел, Вовку не огорчало. Главное, ему удалось получить не только хлеб, но ещё и сахар и, что особенно важно, пакетик яичного порошка взамен мяса за первую декаду ноября. Паёк Вовка нёс под фуфайкой, в специально пришитом для этих целей кармане. Он шёл и предвкушал, как затопит печку, поставит на неё чайник с водой, разделит сахар, потом заварит чай с листом смородины и чабрецом, и станет, непременно обжигаясь, медленно и с наслаждением пить его. Глотнёт пару глотков, возьмёт с блюдца кусочек сахара, оближет его и снова положит. И опять пару глотков сделает, и снова прикоснётся языком к сладкому камушку. Волна мягкого ласкового тепла будет растекаться по телу, а по комнате будет витать острый, прямо-таки весенний запах смородины. Хорошо!
  Вовка дошёл до угла, и настроение упало: во всю ширь проезжей части текла вода. А валенки-то у него без галош, придётся обходить. Кварталом ниже - широкий перекрёсток, туда мальчик и направился, - не весь же он залит. И действительно, часть потока пробила себе путь в канализационный сток, а другая часть, заливая снег, скапливалась в огромную лужу.
  Тротуары с натоптанными тропами были ещё проходимы, хотя в некоторых местах вода уже подошла к ним вплотную. Вовка, придерживаясь правой рукой за ограду, отделявшую дворы от улицы, решительно пошёл по такой на глазах исчезающей тропке. Надо поторапливаться, иначе замешкаешься, и обходи потом бог знает куда. Ну вот, ещё каких-нибудь десять метров - и можно расслабиться. И тут позади него кто-то протяжно охнул, и сразу же послышался отчётливый всплеск воды. Вовка оглянулся. Женщина, которую он только что видел на углу, стояла на коленях в воде, держа в руке конец оборванной от санок с книгами верёвки.
  "Надо помочь", - пронеслось у него в мозгу. Но не успел он сделать и шагу, как она, испугавшись ледяной воды, суетливо поставила левую ногу на носок и попыталась опереться на неё. Однако подняться ей не удалось. Нога резко скользнула назад, и женщина, потеряв опору, упала в лужу всем левым боком.
  Вовка заторопился к ней. А пострадавшая, безутешно рыдая, прямо на коленях поползла к пятнистому панцирю тропинки. Мальчик и шедший ему
  
  навстречу мужчина помогли ей подняться. Мужчина участливо посмотрел на пострадавшую. "Извините, - сказал он, - я не знаю, чем ещё могу быть вам полезен?" Обогнул санки и пошёл дальше. Вовка растерянно взглянул на совершенно промокшую женщину: вода тонкими струйками стекала по нижнему краю её плюшевой куртки, сшитым из покрывала шароварам, сочилась из её мгновенно разбухших бурок. А сама женщина, оцепеневшая от случившегося с ней несчастья, прислонилась к каменной ограде и стояла с расширенными от ужаса глазами: очевидно, готовясь к неминуемой смерти.
  "Что же делать? - думал мальчишка. - Сегодня - минус пятнадцать, да ещё ветер этот. И дом далеко".
  - А где ваш дом? - с горячей надеждой спросил её Вовка. Но она его не услышала. Он потряс её за плечо, ещё и ещё раз. От одного только прикосновения к ней, по всему телу пробегал озноб. А каково ей самой?
  - Где ваш дом? - как можно громче спросил её мальчик. И видя, что она снова не слышит его, повторил: - Тётенька, а ваш дом далеко отсюда?
  - Далеко... - обречённо сказала она. - Там дети... пропадут теперь.
  Слезы жемчужными капельками катились по её голубоватым щекам. "Я не знаю, чем ей помочь? Ведь я только мальчик. Что я могу? - потерянно думал Вовка. И вдруг он спросил себя: - А если бы это упала моя мама, я бы тоже так стоял? - Нет. Я бы спасал её. Не знаю как, но спасал бы".
  - Пойдёмте со мной, сейчас мы найдём, где обогреться, обязательно найдём, - тронул он её за руку. Глаза её потеплели. Она шевельнулась и растерянно сказала:
  - Не могу. Ноги не слушаются.
  - Можете, - грубовато сказал Вовка. - Вы должны. Заставьте себя идти.
  Он поднырнул под руку женщины, обхватил её за талию и, развернув в сторону движения, увлёк её за собой. Она шла, едва переставляя ноги, и плакала от боли. Мальчик, провёл её вдоль всей ограды, завёл во двор и сказал ей:
  - Подождите минутку. Я за вашими санками схожу, а то их скоро в воду столкнут.
  Затащив санки в глубокий снег, он бросил их там. А сам снова подставил женщине своё плечо и повёл её к ближайшему дому. И тут из второго подъезда вышел старик.
  - Сейчас я расспрошу его, - сказал Вовка, высвобождаясь от её руки. - А вы не останавливайтесь. Главное, не останавливайтесь.
  Женщина съёжилась, сделала несколько неуверенных шагов и остановилась. Умоляюще посмотрела на него.
  - Мальчик, у меня нет сил. Ноги... - поморщилась она, - ноги, как деревянные. Я подожду тебя, сходи.
  - Ладно, махнул рукой Вовка и заторопился к старику.
  А тот, сгорбившись, стоял у подъезда и, понуро глядя перед собой, о чём-то думал.
  Вовка окликнул его.
  - Дядь, вон та тётенька в лужу упала, - указал он на женщину. - Промокла насквозь. Где бы ей обсушиться? Дома дети одни остались, пропадут без неё.
  - Где это она зимой лужу-то нашла? - раздражённо спросил он.
  - Трубопровод где-то прорвало, а лужа скоро подойдёт к вашему дому. Уже весь перекрёсток залит.
  - Вот ещё не хватало, - пробурчал старик. Он устало прикрыл глаза, подумал и сказал:
  - У нас такого тепла нет. А вот за этим домом, что стоит параллельно нашему, есть жилконтора. Там кипяток дают. Веди её туда.
  - А я эту контору найду? - тревожно спросил Вовка.
  - Найдёшь. Как только до угла того дома доберёшься, сразу и увидишь её. К ней дорожка расчищена.
  - Спасибо, - поблагодарил он старика и поспешил к ожидавшей его женщине.
  Ещё на подходе к ней он заметил, что вся её одежда поблёскивает ледяными звёздочками. "Как у хозяйки медной горы", - подумал он.
  - Я всё узнал. Сейчас вы будете в тепле, - убеждённо сказал он ей. - Это здесь, совсем рядом.
  Она смотрела на него, но как-то отстранённо, будто прислушиваясь, как промерзает её тело. Вовка понял, что она сейчас может упасть. И если это случится, то он вряд ли её поднимет. Мальчик подставил плечи под её руку, - плюшевая куртка неприятно царапнула его лицо.
  - Пойдёмте.
  Она сделала шаг, ойкнула.
  - Не могу, - с отчаянием сказала она.
  - А как же дети? - спросил Вовка. - Идите. На-адо.
  С немым укором она посмотрела на паренька, тяжело оперлась на него. И они медленно пошли. Женщина слабо стонала. Ноги её всё время заплетались. Но Вовка, обливаясь потом, упорно волок её к жилконторе. Дорожка упёрлась в обитую одеялом дверь. Он дёрнул за ручку. Дверь, сказочно толстая от инея, отворилась. Мальчик провёл свою спутницу через крохотный коридорчик и открыл вторую дверь. Пахнуло кисловатым влажным паром. За узким столом сидела высокая сутулая женщина.
  - Помогите, - сказал ей мальчик. - Эта тётенька в воду упала, и вся её одежда промокла. Ей бы обсушиться.
  Дежурная поднялась, пошла им навстречу.
  - Сейчас-сейчас. О-о! Да ты уж обледенела вся! - воскликнула она и подхватила её под руку. - Проходи к теплу, я помогу раздеться. Проходи-проходи. Вижу, устала очень. Потерпи маленько, сейчас тебе тепло станет.
  Дежурная усадила пострадавшую на табурет, сняла с неё хрустящую плюшевую куртку и подала её Вовке.
  - Мальчик, повесь-ка пока её на спинку стула, а как обмякнет, я её на бойлер брошу сушиться. А ты, миленькая, - продолжала она распоряжаться, - кофту свою снимай, и всё остальное с себя стаскивай. Всё, что мокрое. У меня здесь всякого тряпья полно. И даже шуба есть.
  Женщина стала послушно раздеваться.
  - Ну-ка, на вот глотни пока чаю горячего, - дежурная сунула ей в руки алюминиевую кружку. - Сейчас отогреешься. Перцовой водичкой ноги тебе разотрём. Хорошо греет, хоть и не на спирту.
  Вовка почувствовал себя лишним.
  - Я... я за санками пока схожу, - сказал он. - Здесь недалеко.
  - Хорошо, сынок, сходи, - ответила дежурная.
  Когда мальчик вернулся с санками, женщина уже была переодета в халат, шубу и валенки. Она крепко прижимала к груди пол-литровую банку с зеленоватым чаем. И, несмотря на внешнее благополучие, её безудержно сотрясал озноб, а каждый глоток чая сопровождался мелким стеклянным стуком её зубов о края банки.
  Дежурная спросила Вовку:
  - Ну как, санки-то притащил?
  - Да, - ответил мальчик. - У входа стоят.
  - Молодец. Попей и ты чайку, сынок, - протянула она ему алюминиевую кружку с чаем. - Да, зовут-то тебя как?
  - Вовкой, - ответил мальчик.
  - Как и мужа моего, - впервые улыбнулась дежурная. - Ну а я - Ольга.
  - А меня Тоней зовут, - с дрожью в голосе сказала приведённая им женщина. - Спасибо тебе, Вова, что не оставил меня замерзать. Сил и так не было. А тут ещё эта беда приключилась. Я совсем растерялась. Спасибо.
  - Да не за что, - по привычке ответил мальчик.
  - Было бы не за что - она б не благодарила, - заметила тётя Оля. - Ты, может быть, оцениваешь свою помощь тем расстоянием, которое отделяло Антонину от спасения, а вот она оценивает её - тремя спасёнными тобою жизнями. Её и сейчас-то лихорадит. А постояла бы она в мокром ещё несколько минут... что тогда? Так что не скромничай. В эту лихую пору любое участие может стать спасением для человека.
  Мальчик выпил кружку чая, поблагодарил. И вдруг спросил Антонину:
  - А, может быть, я и вашим ребятам чайку отнесу?
  - Это хорошо бы, - ответила она. - Дома-то у нас ужасно холодно.
  - Правильно, Вова, - подхватила идею тётя Оля. - Я сейчас налью в банку чаю погорячее, да укутаю хорошо. Ты деткам скажи, что мамка обсушится и придёт.
  - А где вы живёте? - спросил он.
  - В общем-то, не так далеко. Я сейчас расскажу. Главное, успокой их. И скажи, чтоб на улицу не выскакивали. Я, когда ухожу из дому, двери не запираю. Мало ли что.
  Вовка записал адрес Чарских - такая их фамилия, расспросил о дороге к дому и стал застёгиваться.
  - А как зовут ваших ребят? - спросил он.
  - Санька и Аня.
  - Ну, я понял. А книги-то, зачем везёте?
  - Топить нечем. Замерзаем.
  - Понятно. Тогда я санки захвачу и печку затоплю.
  - Да, пожалуйста, только не больше трёх книжек.
  Тётя Оля шумно вздохнула и сказала:
  - Какое там тепло с бумаги? Вова, возьми-ка у печи два полена. Пусть детки тоже погреются сегодня.
  Уходя, мальчик сказал Антонине:
  - Ну, я пойду. А вы грейтесь и за ребят не волнуйтесь.
  - Спасибо тебе за всё, Вова, - сказала она.
  - Пожалуйста. До свиданья.
  
  Найти Чарских было не трудно. Сначала Вовка поднял на третий этаж дрова и банку с чаем. Толкнул дверь тридцать второй квартиры, включил свет в прихожей. Оставил поленья, сверху поставил укутанную банку с чаем. И спустился за санками. Поднимался с грузом медленно, устал уже. Во рту с самого утра ни крошки. Казалось бы, хлеб вот он, рядом, в кармане, отщипни и съешь. Но этого делать нельзя. Ни в коем случае. Во-первых, в этом кусочке триста граммов выдано на рабочую карточку тёти Марии и всего сто пятьдесят - на его, иждивенческую. И поэтому разделить хлеб пополам имеет право только она. Ну и, во-вторых, когда видишь хлеб, а тем более ешь его, овладевает такое искушение съесть весь кусок без остатка, что в животе появляются спазмы. Нет, хлеб до времени лучше не видеть.
  Мальчишка во второй раз распахнул дверь. На этот раз в комнатном дверном проёме стояли два лысых человечка, примерно трёх и шести лет. Оба в пальто. Стояли и наблюдали за тем, как Вовка втаскивает в прихожую санки, распутывает верёвку, стягивающую книги.
  - Привет, малыши. Узнаете санки?
  - Это наши санки, - сказал ребёнок постарше. - А где мама?
  - Скоро придёт. Меня зовут Вова, тебя - Санька, да?
  - Да, - ответил мальчик. - А это Анечка.
  - Понятно. Вы эти книжки в комнату перенесите, а я печкой займусь.
  - А это что? - девочка указала пальчиком на закутанную в тряпицу банку.
  - Ой, забыл! - воскликнул Вовка. - Это же ваша мама передала вам горячего чая. Айда на кухню. Где ваши стаканы?
  
  Санька и Анюта сели за стол, подождали, пока Вовка нальёт им чаю, и стали греть свои ладошки о запотевшие стаканы. Оба белоголовые, худенькие, глазастые. И тут девочка тихим, как журчащий ручеёк, голоском виновато сказала:
  - Я хочу кушать.
  Санька нахмурился.
  - Все хотят есть. Вот мама придёт и что-нибудь принесёт.
  "Это вряд ли", - подумал Вовка.
  - Пейте чай. А я пока буржуйку затоплю, - сказал он и вышел.
  Рядом с печкой лежал средних размеров топорик. Вовка отколол от принесённого им полена несколько щепок, разорвал учебник химии и зажёг огонь в печи. Но всё, чем он сейчас занимался, проходило мимо его сознания. Потому что он искал решение главного для себя вопроса: как ему поступить с пайком, который лежал у него за пазухой?
  Вовка вспомнил своих младших братьев Витьку и Петюшку, подумал: они тоже голодают, вздохнул и начал расстёгивать фуфайку. Когда он зашёл в кухню и положил перед ребятами по камушку сахара и по отщипнутому кусочку хлеба, они затаили дыхание. Вовка почувствовал это. Ручки Анюты дрогнули, и она посмотрела сначала на него, потом на брата.
  - Ешьте, ребята, - сказал Вовка, успокаивая ладонью внезапно возникшую в животе резь. - Я печь затопил, сейчас положу в неё дрова и дверцу закрою. Мне домой пора. Не сгорите, Санька, а?
  - Не сгорим, - ответил паренёк. - Я уже большой.
  - Ну, тогда расскажи, чего нельзя вам делать?
  - Нельзя дверцу открывать в печке, зажигать спички.
  - Молодец, а ещё?
  - Аньку обижать... - задумался мальчик.
  - Правильно. И выходить из квартиры, - дополнил Вовка. - Это вам просила напомнить ваша мама. Ждите её дома. Всё понятно?
  - Понятно, - не сводя глаз с хлеба и сахара, ответили ребятишки.
  - Ну, тогда, до свиданья, - сказал Вовка.
  - А ты ещё к нам придёшь? - поспешно спросил Санька.
  - Ладно. Приду.
  Вовка вышел в комнату, положил в печь одно палено, закрыл дверцу, пододвинул жаровню с золой к самому поддувалу. И ушёл.
  Он брёл по холодному зимнему городу и, несмотря на сосущую в животе пустоту, чувствовал себя спокойно. Дома Вовка тоже немного протопил - он не мог не экономить - и сварил щи с крапивой и одной картофелиной. Налил себе тарелку, хорошо посолил и поперчил. Поел и стал ждать тётю. Она пришла серая от усталости. Вовка пригласил её за стол. Поставил перед ней тарелку щей. И только сейчас вытащил из кармана паёк. Он рассказал ей всё, что с ним приключилось. И в довершение сказал:
  - Себе я не взял ни крошечки. Ей-богу! А вот от Саньки и Анечки утаить, что у меня есть хлеб, не смог. Она попросила кушать, понимаете. Я не выдержал и отщипнул им хлеба, и дал по кусочку сахара.
  - Что ж, ты всё правильно сделал, Вова. Маленьких детей жальче всех. Они не понимают: почему им не дают есть? Я и сама не хожу к соседям только потому, что Настя и Костик всегда смотрят на мои руки: что ж я им принесла? А что я могу им принести, если мы и сами голодаем? Изредка я даю им крапивы для щей. Но у них на четверых только одна рабочая карточка Татьяны; дедушка - на иждивенческой, плюс две детские. Семьсот пятьдесят граммов хлеба на всю семью, - мыслимо ли это? Ведь ничего же другого практически не выдают.
  - Они умрут? - спросил Вовка.
  - Если выживут - это будет чудо.
  - А мы? - в упор посмотрел на тётю Вовка.
  - Не знаю, - безнадёжным голосом ответила тётя Мария. - Во всяком случае, постараемся выжить. Будем держаться друг за друга. Даст Бог, выдержим эту зиму. У нас хоть не холодно. А я, дура, ещё смеялась над тобой. Нет, Вовка, ты у меня молодец.
  
  Глава 8 Искушение
  
  Галя Хачёва, отстояв в магазине целых десять часов, едва живая возвращалась домой. Настроение подавленное. "Ох и скверная нынче жизнь, - думала она, - несчастье за несчастьем". Буквально неделю назад всему населению города уменьшили нормы выдачи продовольствия, и в тот же день их семья получила извещение о том, что без вести пропал их Сашка, где-то под Тулой. Это известие маму прямо-таки подкосило, она разболелась не на шутку. А так как заводы из-за нехватки топлива стали один за другим закрываться, то её место тут же было занято. А маму перевели из рабочих в служащие столовой, что ещё больше усугубило их положение. Потому что хлебная норма служащих вдвое меньше, чем у рабочих.
  Сегодня новая беда: очередное сокращение норм. И вот Галка несёт домой всего двести пятьдесят граммов хлеба. И это на двоих! Страшно. Из задумчивости её вывел простуженный мужской голос:
  - Девочка!
  Галина оглянулась. От легковой машины, стоящей возле крепкого кирпичного дома, в котором ещё совсем недавно жили немецкие колонисты, к ней подходил молодой мужчина в чёрной морской форме.
  - Боцман Нефёдов, - козырнул он. - Здравствуй, девочка.
  - Здравствуйте.
  - Ты не могла бы мне оказать одну услугу?
  - Да?
  - Я приехал с начальником, рассчитывал заскочить в город к своей сестре, но оказалось, что времени на это у меня совсем нет. А так хочется поддержать её. Ты не могла бы отнести ей этот пакет? Я тебе заплачу.
  - Я и так отнесу, - поторопилась она согласиться. - Не волнуйтесь. Где она живёт?
  - Вот адрес, - подал он ей листок бумаги.
  Она прочла и осуждающе посмотрела на моряка.
  - Но ведь это на другом конце города, а трамваи туда уже не ходят...
  - Значит, не сможешь? - огорчился он.
  Галя обречённо вздохнула.
  - Ладно уж, раз пообещала, схожу. Туда очень далеко. Сегодня никак не успею. А завтра не моя очередь стоять за хлебом, вот с утра и понесу.
  Моряк в глубоком раздумье посмотрел на девочку, по сути подростка, заморённого, как и большинство горожан голодом, оглянулся вокруг. Улица была пустынна.
  - Да вы не беспокойтесь. Передам.
  Он вложил ей в руку ощутимый по весу свёрток.
  - Спасибо тебе. До свиданья, - отдал он ей честь и пошёл к машине.
  Когда Галка пришла домой, она первым делом сунула чужой пакет на шкаф. Потом разнесла хлеб и заборные книжки по соседям, а заодно с ними и дурную весть. У одного из них разжилась кипятком - для своей печки у них не было ни поленца, - и заварила чай на вишнёвых прутиках. Потом они с мамой ели липкий горьковатый хлеб, медленно ели, тщетно пытаясь уловить хлебный запах. Но разбудить хлебный дух в этом сыром кусочке можно только одним способом: подсушив его на горячей плите. Сегодня и это невозможно. Запивали пустым чаем. Гадали, когда же, наконец, и каким путём доставят в Ленинград продукты? Мама помолилась и легла спать. Она была всё ещё слаба.
  Галке не спалось. Её прямо-таки терзало любопытство: что же может храниться в этом загадочном пакете? Пшённая крупа, ржаная мука или пачки три-четыре фруктового киселя? А если там сахар? Вряд ли. Нет, дальше так продолжаться не может. Разве она не имеет права заглянуть в пакет? Ну да, имеет. Ведь она же его будет нести. И Галина сняла пакет со шкафа.
  Развернула одну газету, затем вторую. В ней в плотной коричневой бумаге обнаружился увесистый брусочек. "Неужели сало?" - пронеслось у неё в мозгу. Но когда был отогнут уголок бумаги, Галка сдавленно ахнула: - "Масло? Но этого не может быть. - Она взволнованно царапнула приоткрытую грань брусочка, облизала ноготь. - Настоящее... Да, настоящее сливочное масло. Фантастика. - Галину бросило в жар. - Мы едва не умираем с голода, а тут граммов восемьсот настоящего сливочного масла. С таким куском масла можно и маму на ноги поставить, и запросто до самого Нового года дожить.
  Да. Но ведь оно чужое?! И я не воровка. Мне поверили. И я пообещала. Жаль, что оно не наше. Как жаль. А может, отрезать хоть кусочек, маленький-маленький. Та женщина, не станет же она его взвешивать? Конечно, не станет. Я ведь и так её, может быть, от смерти спасу. Тем более боцман хотел мне заплатить. А завтра я сварю суп и положу в него чуточку масла. Вот мама удивится! Спросит, откуда? А что я отвечу? Боже мой, какой стыд. Нет. Ни за что. Сестра Нефёдова сама меня угостит. Тогда будет не стыдно. Ну, конечно, угостит. У нас ведь одна беда на всех".
  Эта ночь для Галины была одной из самых безумных в её жизни. Возбуждение долго не проходило. Но сон всё же сморил её. А чуть свет она уже была на ногах. И пока не проснулась мама, девочка отправилась в путь. Примерно к полудню Галка доплелась до этого злополучного дома. Поднялась на второй этаж. Заглянула в записочку: "Пятьдесят четвертая". Постучала в дверь. Никакой реакции. Прошло около минуты. "А если она на работе? - оторопело подумала Галина. - Что мне тогда делать с этим свёртком?" Она постучала ещё раз, уже более настойчиво. И тут лязгнула щеколда, и дверь квартиры приоткрылась. Из неё выглянула молодая женщина в лёгких бурочках и тёплом голубом халате. Её русые волосы, только что избавленные от бигудей, блестели правильно уложенными завитками. Глазки подведены. И никакой худобы. Словом, она вся была из той другой, довоенной жизни. И это удивляло.
  - Что тебе? - скользнула она взглядом по свёртку. - Это от брата?
  - А как вас зовут? - спросила Галя.
  - Ириной Семёновной, а фамилия брата Нефёдов.
  - Тогда этот пакет для вас. От него.
  - Давайте, - энергично протянула она руку.
  Галку обдало холодом. И она, преодолевая внезапно появившееся внутреннее сопротивление, рассталась с пакетом.
  - Спасибо, девочка, - с лёгким оттенком кокетства поблагодарила её хозяйка квартиры.
  И захлопнула за собой дверь. Лязг щеколды прозвучал коротко, словно точка, поставленная на пишущей машинке, в короткой захватывающей истории. Причём на самом интересном месте и без всякой надежды по-своему изменить её финал. Галина пошатнулась и, прислонившись к стене, безвольно сползла вниз. Сил на то, чтобы вернуться домой, не было.
  "Не угостила? - не поверила она. - Ни грамма не дала... Как же так? Я ж полдня сюда добиралась... А она так и не угостила. Какая же я идиотка".
  Галя долго ещё сидела у стены, а слезы всё текли и текли.
  
  Ноябрь близился к концу. Ленинград продолжал сражаться, трудиться, жить. Вражеская авиация над ним стала появляться реже. Потому что теперь её главная забота - сорвать доставку продовольствия в город. А это задача не из простых. Тем более, что с двадцатого ноября открылась ледовая дорога через Ладожское озеро. Артиллерийские обстрелы города не прекращались. Однако уже ни вой сирен, ни предупреждения диктора по радио об опасности не могли заставить ожесточённых и ослабевших горожан покинуть свои рабочие места или квартиры. Смерть была так близка, так обыденна, что её перестали бояться.
  Вовка уже во второй раз шёл в магазин за хлебом. С утра, отстояв семь часов и не дождавшись его привоза, он вернулся домой. Там немного отдохнул, отогрелся и снова отправился в очередь. Шёл и думал о том, что ещё не началась настоящая зима, а овощей уже нигде не достать. И вдруг впереди, метров за сто от него, в верхних этажах пятиэтажки что-то взорвалось, и целая кирпичная груда рухнула на тротуар. Вовка перешёл на противоположную сторону улицы и взглянул на дом. В доме, на уровне третьего этажа, на месте межоконного простенка бурой пылью клубилась огромная дыра. Четвёртый этаж остался невредим только благодаря тому, что поперечные балки над окнами в этом доме были не короткими, как обычно, а длинными, рассчитанными сразу на три окна. Всё ясно, снаряд ударил.
  Пока мальчик подходил к месту обрушения простенка, красноватый шлейф пыли уже лёг на вчерашний снег. И тут Вовка заметил какое-то шевеление внизу. Человек? Как он туда попал? Да ведь всё ясно - шёл по тротуару. Мальчик поспешил к пострадавшему, как оказалось, мужчине. А тот, неловко сбрасывая с себя изувеченной рукой куски кирпичей, штукатурки и осколки стекла, пытался высвободиться из западни. Но получалось это у него неважно, потому что из-под обломков виднелись только его голова и левый бок.
  Подобравшись к мужчине, Вовка стал торопливо помогать ему. Минуты через три раненый был вызволен из-под завала. Он попытался отползти, но сдвинуться с места так и не смог. Вовка поднялся.
  - Я схожу в ближайшее убежище, может, санитара найду.
  Мужчина остановил его.
  - Не уходи. Ты можешь не успеть. А я не хочу остаться один.
  - Но ведь вас нужно перевязать.
  - Думаю, нет. Я чувствую, что жизнь уже покидает меня.
  - У вас есть в городе родные?
  - Слава Богу, нет. Успели уехать.
  - А знакомые? Может, что передать им надо?
  - А ведь ты, безусловно, прав. Это нужно сделать. Семья должна знать. Боже, как же всё глупо получилось! Остался в городе, чтоб завершить свои исследования, а сам вместо этого протолкался в очередях за хлебом... и не успел. Ничего не успел.
  - Вы сейчас не о том думаете, - заметил Вовка.
  - Да-да. Надо, по существу. Я живу в голубой пятиэтажке - это здесь рядом, через два дома по ходу движения. И следующий угловой, стоящий поперёк, мой. Над его первым подъездом ещё козырёк обрушен.
  - Это где булочная? - спросил Вовка.
  - Да. Во втором подъезде, в двадцать восьмой квартире живу я. Ключи в правом кармане брюк. Вытащи-ка их.
  Вовка попытался добраться до ключей, но не смог: мужчина лежал прямо на них.
  - Да быстрей же ты, - с отчаянием прошептал он, - толкни меня на спину.
  Вовка, не желая причинить ему боль, осторожно нажал на левое плечо мужчины и повернул его на спину. Тот, закусив губу, застонал. Мальчик подсунул ему под голову его же шапку. Потом вытащил из кармана мужчины связку ключей и показал ему:
  - Вот они.
  - Хорошо, - отозвался тот. - Теперь слушай. Соседке слева, её зовут Людмила Григорьевна, скажи, что Алексей Ефимович просил его похоронить и сообщить жене все нюансы.
  - Извините, что сообщить? - переспросил Вовка.
  - Подробности. Ну, чтоб они смогли найти меня.
  - А, понял.
  - А ты, мальчик, сделай одолжение, напиши моим, как всё было. И передай им, что я их очень любил. Письмо от них - за зеркалом. Когда войдёте в квартиру, в выдвижном ящике письменного стола найдёте одиннадцать плиток шоколада.
  Вовка не смог скрыть своего изумления. Глаза у него расширились. Мужчина криво усмехнулся.
  - Да-да, это больше килограмма. Я предвидел некоторые трудности и готовился не только выжить, но и завершить свою научную работу. Поделите его с соседкой поровну. Там же и деньги лежат, пусть Людмила возьмёт их на моё погребение.
  В лице мужчины появилось напряжение, на лбу заблестели бисеринки пота. В глазах стало появляться отчуждение.
  - А что делать с вашей научной работой? - громко спросил его мальчик.
  Учёный, словно увлекаемый мощным невидимым потоком, судорожно ухватился разбитыми в кровь руками за обломки, и глубоко дыша, произнёс:
  - В институт... жена или соседка... после войны.
  - Я все сделаю, как вы сказали, - с юношеской горячностью сказал Вовка. - Обещаю вам.
  - Спасибо, дружок. И проща-а-ай, - выдохнул он.
  Очередного вдоха не последовало.
  - Прощайте, Алексей Ефимович, - удручённо сказал Вовка и закрыл ему веки.
  Сидя на большом обломке кирпичной кладки, мальчик как-то невольно задумался: "В человеке так много всяческих проявлений его силы: энергии, воли, ума... А мечты вообще не знают никаких границ. И в то же время его жизнь удивительно хрупка. Почему такое странное несоответствие? Ведь должно же быть всему этому хоть какое-то объяснение?" Холод, исходящий от кирпичей, поднял мальчишку. Он взглянул в лицо учёного. Прошло минут пятнадцать, не больше, а в лице уже наметились перемены: его глазницы, и без того впалые, стали ещё глубже, а нос острее. "Пора", - сказал себе Вовка и пошёл исполнять последнюю волю погибшего.
  В хлебный магазин мальчик попал уже в сумерках, однако настояться в очереди успел. И его терпение, в конце концов, было вознаграждено - хлебные карточки отоварить он всё-таки сумел. Домой шёл, едва переставляя ноги. Внезапно из-за угла дома навстречу ему вышли двое угрюмых мужчин. Обоим лет до тридцати. Их намерения не оставляли ни малейших сомнений: вышли на грабёж. И тут впервые за несколько месяцев Вовка испугался. Не за себя, а за то, что могут отобрать у него с таким трудом добытый хлеб, две подаренных ему сырых картофелины и целых шесть плиток шоколада - несметного по нынешним временам богатства. Представив это, мальчик вдруг ощутил в себе такую отчаянную решимость, такое холодное ожесточение, что глаза у него заблестели, как у голодного волчонка. "Умру, но не отдам", - решил он.
  Ближайший из мужчин, уж было преградивший ему дорогу, вдруг отступил в сторону. Вовка уже за спиной услышал по-блатному куражливый голос:
  - Ты чего, Жакан? Надо было тряхануть пацана.
  В ответ ему прозвучал отчётливый бесстрастный баритон:
  - Ты его глаза видел? Его с якоря сорвало.
  - Так он же шкет, - протестуя, воскликнул первый.
  - Ёж тоже мал, да медведя из берлоги выживет. Тебе шум нужен?
  
  Тёти дома ещё не было. Хлеб и картофель Вовка положил на стол, а шоколад спрятал в тумбочку. Хотел было раздеться, но передумал, холодно. Затопил печь, поставил на плиту чайник, кастрюльку с водой. Взял тряпочку и стал тщательно отмывать картофелину. Щи сегодня будут настоящие.
  Мальчик готовил щи, а мысли то и дело возвращались к событиям прожитого дня. Вот он вместе с Людмилой Григорьевной на двух санках, связанных паровозиком, тянет тело погибшего. Потом при помощи соседей они втаскивают его в квартиру, укладывают на кровать. Вовка осматривается. В комнате учёного во всю стену стеллажи с книгами. На подоконнике и на стульях целые стопы пухлых папок. На письменном столе стопки исписанной бумаги.
  Людмила Григорьевна списывает с конверта нынешний адрес семьи Алексея Ефимовича, а письмо отдаёт Вовке. Потом она считает деньги, прикидывает расходы на похороны, убеждается в том, что по нынешним ценам их должно хватить. Затем Вовка вынимает из ящика стола шоколад. Одиннадцать с половиной плиток. Делит его. Себе берёт пять, а остальные подвигает Людмиле Григорьевне. Та шоколад в руки пока не берёт, думает. Вдруг она спрашивает его:
  - Вова, у тебя хоть однажды в жизни было столько шоколада?
  - Нет, конечно. Но я его пробовал... два раза.
  - И как ты думаешь им распорядиться? Всё сам съешь?
  Вовка даже в лице переменился.
  
  
  - Да вы что, Людмила Григорьевна, разве ж можно? Я бы и в сытые времена не съел всё это один, а сейчас и подавно.
  - Ну и между кем ты его поделишь, если не секрет?
  Вовка застенчиво улыбнулся.
  - Одну плитку подарю Галке с матерью, - это моя хорошая знакомая с Весёлого. Вторую отнесу Чарским. У тёти Тони двое малышей. Триста семьдесят пять граммов хлеба на троих, представляете, как им трудно? Третью плитку отнесу в мастерскую, там сейчас живут пятеро взрослых и трое ребят - хорошие люди. Ну а две остальных отдам тёте.
  - Значит, вам каждому достанется по плитке?
  Вовка почесал затылок, улыбнулся.
  - Ну, это вряд ли. Одну штуку она точно кому-нибудь отдаст. Скорей всего соседке. Там тоже двое детей. Она их очень жалеет.
  - Выходит, вам с тётей останется одна плитка? - подытожила Людмила Григорьевна.
  - Скорей всего, - легко согласился мальчик.
  - Ну, тогда вот что, - зябко потирая руки, сказала Людмила Григорьевна, - мне хватит и пяти штук. Я живу одна, с соседями у меня не сложилось, а ты возьмёшь шесть. Ну а с этой половинкой мы сейчас в память Алексея Ефимовича чайку попьём.
  И пододвинула к Вовке ещё одну шоколадку, а остальные завернула в газету и сунула себе за пазуху. Вовка свои плитки распределил по внутренним карманам фуфайки.
  - Спасибо, - смущённо поблагодарил он.
  - На здоровье, - сказала женщина. - И спасибо Алексею. Кстати, мороз ему уже нипочём, а нам пока холодно. И сдаётся, если в ближайшие десять минут мы с тобой не выпьем по кружке горячего чая, то скоро околеем. Ты согласен?
  - Да. Чайку бы попить не худо.
  - Вот и славно, - сказала она. - Так что я сейчас пойду греть чайник. А ты, пожалуйста, собери все бумаги Алексея Ефимовича в папки и, прежде всего его диссертацию, и всё это перенеси ко мне и сложи на шкаф. А то кто-нибудь сожжёт ненароком. Цену этим бумагам сейчас никто не знает. Так что неси всё, что посчитаешь важным. Ну, всё, жду.
  
  Глава 9. Грабители
  
  Вовкины воспоминания прервал звонок в дверь. Тётя пришла не одна. Она привела незнакомую заплаканную женщину в пальто, застёгнутом на две пуговицы, остальные вырваны "с мясом".
  - Проходите, Надя, - тётя указала ей на тёплую комнату. - Вова, посади гостью к печи, пусть погреется да в себя придёт.
  Мальчик поставил табурет возле печки.
  - Садитесь, пожалуйста, грейтесь, - пригласил он женщину.
  - Спасибо, - со вздохом, похожим на всхлип, ответила она.
  - Тётя, что-то случилось?
  - Ограбили её на пути к нашему дому. Пятерых оставили без хлеба, изверги.
  - Надо в милицию заявить, - сказал Вовка.
  - Я не пойду в милицию, - задумчиво покачала головой гостья. - Они сказали: если я проговорюсь, то найдут меня и убьют. Слава Богу, хоть карточки не нашли, я их в бурки прячу.
  - А что, и карточки искали? - спросила тётя Мария.
  - Да. Все карманы вывернули наизнанку. А я им сказала, что отдала их соседу, потому что завтра его очередь идти за хлебом. Отвязались.
  - Так их было двое?
  - Да. Мрачные такие типы. Бр-р. Сразу видно, уголовники.
  - А почему вы решили, что они уголовники?
  - Так они молодые, здоровые, не увечные - и не на фронте. Да и переговаривались между собой не по-людски. Один и слова-то сказать не может по-русски, всё какие-то у него вывихнутые словечки. А вместо имён клички у них.
  - А что за клички? - поинтересовался Вовка.
  - Лобастого, если я верно поняла, тот второй называл Тухлым. А вот кличку другого не расслышала. Да об этих злодеях лучше вообще не слышать. Страшные люди, ни совести у них, ни жалости.
  - А я ведь их сегодня тоже видел, - сказал мальчик.
  - Не может быть! - воскликнула гостья.
  - Тухлый - чуть ниже первого, голова на тыкву смахивает, так?
  - Да-а. И ещё у него зубы редкие. И мне показалось, мочка уха у него надорвана, левого, что ли, - тронула она себя за ухо.
  - А я больше запомнил другого дядьку, он ко мне ближе был. Лицо у него неправильное: лоб такой широкий, а скулы узкие и глаза маленькие, проваленные.
  - Да. Это те самые бандиты, - согласилась потерпевшая.
  - Выходит, они живут где-то по соседству? - встревожилась тётя.
  - Где бы они ни жили, недолго им разбойничать, - уверенно заявил Вовка. - Завтра же я схожу в отделение милиции и всё там расскажу.
  - Быстрее бы их поймали, - сказала гостья, - а то ведь и дети ходят за хлебом. Хватит с них и той беды, что навалилась на них. А тут ещё эти ироды.
  - Да-да, - сказала тётя Мария, - надо непременно заявить на них, пока их приметы не забыли. Ведь они так могут погубить не одну семью.
  Гостья поспешно прикрыла внезапно заполнившиеся слезами глаза.
  - Боже! Как же я сегодня домой заявлюсь, ведь меня там ждут, не дождутся.
  Мальчик поставил на стол три тарелки, налил щей. Тётя Мария отрезала по крохотному кусочку хлеба. Позвала гостью к столу.
  - Надежда, идите ужинать с нами.
  - Нет-нет. Не нужно, - нерешительно запротестовала она.
  - Уже налито, - сказала тётя. - Идите, не стесняйтесь. Щи из крапивы.
  - Из крапивы? - удивилась женщина. - Зимой?
  - Она солёная, - пояснила тётя. Пошла, взяла гостью за руку и усадила её перед тарелкой. - Ешьте.
  - Спасибо. Мне так неловко.
  - Не стесняйтесь, - успокоила её тётя. И тоже села за стол. - Вова, а откуда у нас картошечка?
  - Я сегодня познакомился с одной женщиной, её зовут Людмила Григорьевна. Она и угостила меня двумя картофелинами. С одной сварил щи, а вторая вот, - показал он на блюдечко с картофелиной и очистками.
  - Замечательно. Вова, ты не возражаешь, если мы подарим её Надежде. И крапивы ей дадим на кастрюльку, пусть наварит щей для своих.
  - Конечно, тётя, - ответил мальчик.
  - Ну вот, худо-бедно, а семью свою накормите. И очисточки эти возьмите, из них хорошая котлетка получится.
  - Спасибо, - взволнованно сказала женщина. - Даст Бог, и я смогу вас когда-нибудь выручить.
  - Вы ешьте, ешьте. А я пока крапивки вам отложу. Это полезная травка. В ней витамины есть.
  
  На следующий день Вовка пошёл в отделение милиции. Дежурный направил его к оперуполномоченному Заплатину. Им оказался незнакомый мальчику лейтенант. Тот пригласил его в кабинет, выслушал, кое-что пометил в своём блокноте, но должного интереса не проявил.
  Дверь приоткрылась и, видимо на ходу, кто-то позвал Заплатина:
  - Игорь! К начальнику!
  - Извини, мальчик, если не спешишь, то подожди меня в коридоре. Приду, договорим. Хорошо?
  - Хорошо.
  Вовка вышел и, приблизившись к стенду с надписью "В розыске", стал внимательно рассматривать фотографии преступников. А лейтенант, догнав ожидающего его у своей двери кабинета коллегу капитана Кострова и продолжая размышлять о сообщении мальчика, скучающе поиграл словами: "Тухлый - пухлый..." Капитан, открывая дверь к начальнику, удивлённо спросил Заплатина:
  - Игорь, у тебя есть информация о Тухлом?
  - Да, мальчишка вчера видел его, - вполголоса ответил тот и, громко доложил: - Товарищ майор, лейтенант Заплатин по вашему приказанию прибыл.
  - Вы сейчас говорили о Тухлом, я не ослышался? - поинтересовался начальник.
  - Так точно, товарищ майор. Там ко мне один подросток пришёл с информацией. Заявляет, что двое блатных отобрали у женщины хлеб. У одного из них кличка Тухлый.
  - А подросток - свидетель ограбления?
  - В том-то и дело, что нет. Он лишь разговаривал с потерпевшей.
  - А как фамилия мальчика?
  - Да я пока не записал её, - сконфузился Заплатин. - Но имя помню: Вова.
  - Опять Вовка? - переглянулись майор с капитаном.
  - Мне тоже показалось, что он излишнюю бдительность проявляет, - поспешил отреагировать Заплатин.
  - Вот тут вы ошибаетесь, лейтенант, - сказал Набатов. - Вы думаете, раз мал человек, то и дела у него пустяковые? Напрасно.
  - Виноват.
  - То-то и оно, что виноват. Костров, позовите мальчика сюда.
  - Есть, - козырнул капитан и вышел.
  - А вам, лейтенант, для сведения сообщаю, если фамилия этого подростка Митрофанов, то на его личном счету - убитый им из винтовки кавалер "Железного креста", выявленный им же лазутчик, в последние секунды обезвреженная полутонная фугаска, им же спасённая жизнь и плюс военные трофеи. А Тухлый, довожу до вашего сведения: никакой не блатной. - Это очень опасный рецидивист. И дело предстоит ответственное.
  Дверь открылась. Капитан подтолкнул Вовку к начальнику. Набатов выбрался из-за стола и пошёл мальчишке навстречу.
  - Ну, здравствуй, Владимир. Как поживаешь?
  - Здравствуйте, Юрий Иванович. Живу, как все.
  - Понятно. Присаживайтесь, - жестом пригласил он всех к столу. - Володя, лейтенант Заплатин в двух словах обрисовал нам ситуацию. Но хотелось бы всё услышать из первых уст и по ходу дела уточнить кое-какие детали. Так что рассказывай свою историю заново.
  Вовка обстоятельно рассказал о своей встрече с бандитами, об их приметах, о том, как Жакан принял его за сумасшедшего. Затем он так же подробно описал историю Надежды и её наблюдения.
  - Всё ясно, - сказал майор. - Из всего этого можно сделать, по крайней мере, один важный вывод: преступники в своей среде примерно одного статуса и друг другу не подчинены. Я чувствую, что на мелкий грабёж они вышли по необходимости. И явно не это привело их в блокадный город. Главный их интерес в чём-то другом. Но в чём? Как думаете?
  - Тухлого, например, всегда интересовали большие деньги. А если их нет, то вещи или услуги, которые стоят таких денег, - сказал Костров.
  - Логично, - одобрил его умозаключение Набатов. - Вот если бы ещё нам понять, что за фрукт этот Жакан? Тот факт, что он точно определил психологическое состояние Володи, говорит о его отменном чутье. С такой интуицией всякой чепухой не занимаются. Чувствую, противник нынче у нас серьёзный.
  - Да и кличка у него нешуточная, - заметил капитан. - Будто намёк на его практику решать проблемы с помощью оружия.
  - Не исключено, - сказал Набатов. - По этому типу нам нужно сегодня же сделать запрос в Центральный архив. Вдруг там на него что-нибудь есть? Ещё имеются соображения?
  - Имеются, - ответил лейтенант. - Можно предположить, что они чего-то ждут или кого-то ищут.
  - Хорошая мысль, - похвалил его начальник милиции. - Мелкий грабёж неплохо вписывается в эту версию. Она всё объясняет. А теперь, коллеги, за дело. Вы, капитан, сходите в архив, найдите там дело Тухватуллина, и с ним - ко мне: наметим план действий. А вы, лейтенант, идите к себе в кабинет и с помощью Владимира составьте подробнейшие словесные портреты обоих фигурантов дела. У него глаз острый, уже проверено. Очень многое зависит от правильной постановки вопросов. Обсудите с ним каждый элемент их поведения, походки, каждую деталь их внешности и прочее. С результатами вашей работы тоже ко мне. Мы сличим их с реальной характеристикой, по крайней мере, известного нам рецидивиста и, может быть, дополним её.
  - Володя, пока ты работаешь с Заплатиным, тебе принесут фотографию Тухлого на опознание, - внимательно посмотри на неё. Надо удостовериться, на правильном ли мы пути или это совпадение?
  - Понятно, - ответил мальчик.
  Начальник милиции поднялся, подошёл к мальчишке, положил руку ему на плечо.
  - И вот ещё что, Володя. На всякий случай предупреждаю тебя: ты - парень деятельный, инициативный и даже, можно сказать, везучий. Но если ты нечаянно встретишь кого-нибудь из этих бандитов, сам ничего не предпринимай. Мой телефон не изменился, звони. Нет меня на месте - есть дежурный. Ты понял?
  - Конечно.
  - Ну и хорошо, - сказал Набатов. - За ценные сведения тебе спасибо. Поработай ещё с лейтенантом и можешь быть свободным. Товарищи офицеры!
  Все встали. Майор подал Вовке руку.
  - Ну, будь здоров!
  - До свидания.
  
  О том, что началось наступление наших войск под Москвой, Вовка узнал в очереди. Кто принёс эту новость, он не видел. Но волшебство этого известия он ощутил на себе. Из-за мороза в магазине было битком набито народу. Тишину нарушали только кашель, шмыганье носов, притопывание и стук ножа продавца о разделочную доску. Куда не глянь - везде сгорбленные спины, угрюмые лица, потухшие глаза. И вдруг очередь взбудоражилась, закрестилась, подобрела. Новость, едва долетев до человека, мгновенно меняла его. Люди, словно просыпались от долгого мучительного сна. Они удивлённо озирались, выпрямлялись, оживали. Со всех сторон слышались возгласы: "Немцы под Москвой отступают! Ну, наконец-то! Вот радость! Теперь-то всё переменится!" И в каждом таком восклицании - надежда. Люди обнимались, плакали.
  Вовка - человек, в общем-то, терпеливый, но в этот раз даже он еле-еле выстоял очередь до конца. "Я тут стою и радуюсь себе один, а мои друзья об этом, скорей всего, совсем ничего не знают, - думал он. - Этого же нельзя не знать!" Он пришёл домой. С наслаждением понюхал хлеб, спрятал его в небольшой керамический горшочек. И решил сначала сходить в мастерскую, а уж потом ещё куда-нибудь.
  И только он вышел из подъезда, как тут же встретился с тётей Клавой.
  - Здравствуйте, - подошёл он к ней.
  - Здравствуй, - ответила она. И, не давая ему вставить и слова, сказала: - Слушай, Вова, ты бы заглянул к старикам, а? Николай Павлович сегодня упал. Да и вообще они оба захандрили. Надо бы растормошить их. Сходишь?
  - Конечно. Я как раз и шёл к вам.
  - Вот молодец. А я в больницу, и потом сразу в ночную смену на завод. Ну, пока, - сказала она и пошла дальше.
  - Тётя Клава! - окликнул её Вовка.
  - Да-а? - приостановилась она.
  - Наши под Москвой немцев разгромили!
  - Ух, ты! Вот это новость. Спасибо! - крикнула она. - Это здорово!
  И заторопилась в больницу. Мальчик в раздумье остановился: "Мне так хотелось порадовать их в Новый год. Но до него ещё дожить надо. Да и Николаю Павловичу сейчас плохо. Значит, сейчас и надо нести". Вовка вернулся домой, достал из тумбочки одну из шоколадок, вдохнул её запах. Голова слегка закружилась. Он грустно улыбнулся, положил шоколадную плитку в карман и отправился в мастерскую. Там ему обрадовались, как родному.
  - Вова, неужели ты? - воскликнул Николай Павлович, садясь на койке.
  - А что, похож на деда Мороза? - пошутил мальчик. - Здравствуйте.
  Обитатели мастерской ответили ему. Он снял фуфайку, прислушался: радио выключено. Понял, не знают. Держать такую новость в себе выше всяких сил. И, не умея скрыть радость, он громко спросил:
  - А вы знаете, что Красная Армия начала наступление под Москвой?
  Все на какое-то мгновение замерли. Олег Павлович, боясь ошибки, недоверчиво спросил:
  - Вова, ты ничего не путаешь?
  - Не путаю. Об этом все говорят. Войска Западного фронта перешли в наступление.
  - Ура! - воскликнула Светлана и, схватив Федьку в охапку, крепко прижала его к себе. - Это же настоящий праздник.
  - Вот бы и у нас начали наступление, - умоляюще сложив на груди руки, прошептала Зайтуна.
  - Боже мой! Какое же это счастье, - облегчённо вздохнул Николай Павлович. - Я уже и не чаял дождаться его. Брат, иди-ка, обнимемся.
  Ещё не утихло радостное оживление, как Вовка вытащил из кармана шоколадную плитку и, подняв её над головой, сказал:
  - А это вам к празднику.
  Последовала ещё одна немая сцена всеобщего удивления. А он отдал шоколад Светлане и, подойдя к радио, включил его. Зазвучала мощная симфоническая музыка. Тогда он наполовину приглушил её и пошёл поздороваться со стариками. Мимоходом взглянул на малышей. Те уже были под шоколадным гипнозом. Они, сгрудившись у прикроватной тумбочки Светланы, неотрывно смотрели на это редчайшее по нынешним временам чудо.
  - Проходи-проходи, - Николай Павлович, поманил мальчика к себе. - Ты-то мне и нужен. Я тебя очень жду.
  Олег Павлович вышел навстречу Вовке и, пожимая ему руку, сказал:
  - Ну, ты умеешь удивить. Молодец. Пойду к радио поближе, хочу это сообщение своими ушами услышать. До сих пор не верю.
  Вова подошёл к постели Николая Павловича. Поздоровался. Сел возле него на табурет.
  - Как здорово, что ты пришёл, - сказал Николай Павлович. - Ты стихи Ольги Берггольц слушаешь по радио?
  - Когда есть время, слушаю. Они мне нравятся, - ответил мальчик.
  - Я так и думал. Тебе не могут не нравиться стихи. Рад, что не ошибся. Мне тоже захотелось выказать свои чувства городу. И как раз сегодня я закончил единственное в своей жизни стихотворение. Позволь мне прочесть его тебе?
  - Конечно. Но, может быть, вы его для всех прочитаете?
  - Все наши его уже слышали.
  - Ну, хорошо, - сказал Вовка. - Я готов.
  И Николай Павлович негромко, но с чувством прочёл:
  
  Ленинграду
  
  История твоя, о град благословенный!
  Вновь обжигает нас как леденящий дождь.
  Нам жить одной судьбой лишь несколько мгновений,
  А ты опять от нас великой жертвы ждёшь.
  
  Ты помнишь многое, опальная столица:
  И гордый блеск побед, и торжество стихий,
  Монаршьи милости безжалостной десницы,
  И ярость мятежей, и сладость литургий.
  
  Гражданскую войну ты помнишь и блокаду,
  Разруху и нужду, и слёзы юных вдов,
  И тот недолгий мир... И снова канонада
  Тревожит чуткий слух усталых фивских львов.
  
  И стаи черных дней, круги свои сужая,
  Задумчиво кружат над судьбами людей,
  Там среди них и смерть. Её не замечают:
  Похожи на неё все нынче до ногтей.
  
  И радостна она, что стужа, мрак в квартирах,
  Что голод, как паук, лишает жертвы сил,
  Что рушатся дома, и кладбища всё шире,
  И павших перечесть не хватит и чернил.
  
  Но страха нет почти. Горит в буржуйках мебель.
  И делим тщательно голодный свой паёк.
  И ставим чайники. А ночью - сны о хлебе.
  С утра же - вновь борьба за каждый свой денёк.
  
  Но и за жизнь других... Что может быть дороже?
  Ведь милосердие непросто сохранить.
  Согреть чужую жизнь - благоволенье Божье,
  Но как же трудно всем ходить, жалеть, любить...
  
  Вдруг проявилось всё: и жертвенность, и низость.
  Поступки каждого распознаны войной.
  Но не сдадимся мы! Я знаю. Я предвижу
  День торжества, о милый город мой.
  
  Окончив читать стих, он спросил Вовку:
  - Ну как, получилось?
  - Получилось, - ответил тот. - Мне тоже хлебушек снится.
  - Ну и хорошо, - ответил Николай Павлович. - Для меня это важно. Я шестьдесят три года прожил в этом городе, и только сейчас почувствовал, как же он мне дорог. И захотелось высказать ему это. Володя, я сделал три экземпляра этого стиха. Глядишь, какой-нибудь из них, да и дойдёт до печати. Один экземпляр, если ты не возражаешь, я отдам тебе.
  - Хорошо, Николай Павлович. Я сохраню его, если жив буду.
  - Будешь. Обязательно, будешь. Ты ещё и жить-то по-настоящему не начал, - твёрдо сказал Николай Павлович. И протянул Вовке исписанный листок бумаги. - Вот он. А в уголке там фамилия, дата и прочее, если вдруг понадобится.
  Вовка свернул листок и сунул его во внутренний карман пиджака.
  - У меня не пропадёт.
  - Да, - спохватился Николай Павлович. - Вот эта книжка, что лежит на подоконнике, тоже теперь твоя. Дарю. Я её уже наизусть знаю.
  - История России?! - воскликнул Вовка. - А я как раз хотел попросить её у вас почитать. Ну, спасибо.
  - Пожалуйста. Читай. Очень полезная вещь.
  - Чай готов! - объявила Светлана. - Все за стол.
  - Мне чего-то нехорошо, - сказал Николай Павлович. - Вдруг такая усталость навалилась. Вова, налей мне полкружечки. Я здесь попью.
  - Конечно.
  Мальчик принёс ему чай и дольку шоколадки. Николай Павлович отхлебнул глоток, откусил шоколада.
  - Настоящий. Хоро-шо-о-о, - сказал он. - Удачный сегодня день... Ты тоже иди, попей, а потом ещё поговорим.
  Остальные уже сидели за столом. Каждый получил по шоколадному квадратику и кружке чая. Стали пить. Вовка подумал, что дети тут же проглотят свои плиточки, но ошибся. Они откололи по крохотному кусочку шоколадки и, как взрослые стали смаковать их, а остатки спрятали в спичечные коробки.
  И тут в городе взорвался первый артиллерийский снаряд. Чуть спустя послышался отдалённый, похожий на ленивый басовитый лай, звук артиллерийских выстрелов. С дребезгом, коротким как стон, ударилась о пол кружка Николая Павловича. Алия встала и пошла к нему. Подняла кружку.
  - Дядя Коля... Мама! - растерянно вскрикнула она.
  - Коля? - встревожено привстал его брат и тут же сел. - Значит, ушёл. Первым ушёл. Эх, Коля, Коля, а ещё меня стыдил.
  Вовка поднялся и подошёл к Николаю Павловичу. Тот сидел, опёршись о спинку кровати. Глаза его были по-детски ясны, спокойны, нижняя губа испачкана в шоколаде.
  - Олег Павлович, что будем делать? - спросила Зайтуна. - Может быть, пока Вова у нас, попробуем перенести Николая Павловича в сарайчик на одеяле?
  - Да. Надо, - тяжело вздохнул он. - Давайте одеваться. Перенесём его, а там уж будем искать возможность похоронить.
  
  Вовка сидел дома, читал историю и удивлялся. Почему, изучая этот предмет в школе, он был так не любопытен. Оказывается, очень и очень многое прошло мимо его сознания? Например, он обнаружил, что не было ни одной войны с участием России, где бы ни проявилось военное дарование сразу нескольких её полководцев. А значит, и в этой войне проявится.
  Дверь в квартиру распахнулась. Прихрамывая на обе ноги, вбежала соседка тётя Валя. Её широкое опухшее лицо было бледнее, чем обычно, зрачки дико расширены.
  - Вова, помоги! - вскричала она. - У меня ничего не выходит.
  - Что случилось? - встревожился мальчик.
  - Дедушка захотел проститься с Настей, а когда она обняла его, он умер. И руки так сцепил, что не вытащить её. Сил нет. Задохнётся скоро.
  Вовка бросился на выручку. Пятилетняя Настя, накрепко обвитая руками деда и прижатая к его груди, стояла у кушетки и тихо плакала. Дед Никита лежал на спине, левым боком к стене. Его правое предплечье было намертво зажато кистью левой руки. Мальчик попытался приподнять его левую руку - безуспешно. Тогда он, предложил женщине:
  - Тётя Валя, вы тяните вверх сразу обе руки деда, а я буду поднимать его правый локоть.
  Соседка встала у изголовья деда, взяла его руки в замок, а Вовка ухватился за его локоть. Преодолевая невероятное сопротивление судорожно сжатых мышц умершего, они с трудом приподняли его руки. Высвобожденная Настя сползла на пол, облегчённо заплакала.
  - Мама, я его так любила, а он меня задушить хотел...
  - Нет-нет, миленькая, дедушка тебя тоже очень любил, - ответила ей мать. Она подняла её с пола, села на стул, обняла. - Просто, когда он умирал, ему вдруг сделалось так больно, что он сжался весь и нечаянно прижал тебя. Ты, доченька, на него не обижайся. Лучше пожалей дедушку. Хорошо?
  - Хорошо, - согласилась Настя.
  - Спасибо тебе, Вова. Уж очень я испугалась, - сказала соседка.
  - Да чего там, - ответил мальчик. - Дело житейское. Жаль деда. Ну, я пойду, тёть Валя?
  - Иди, Вова, иди. Спасибо.
  Мальчик пришёл домой, задумался. Жизнь всё трудней и трудней становится. До Нового года ещё целых двадцать два дня. Всем ли моим знакомым удастся дожить до него? И что изменится в новогоднюю ночь? Трудно себе представить. А ведь пора уже мне проведать и Галинку, и тётю Тоню с детьми. А что, если и они до крайней нужды дошли? Нет, всё решено. Отнесу им по шоколадке сейчас.
  Через час с четвертью Вовка постучал в комнатку Хачёвых. Послышалось стариковское шарканье ног. Отворила дверь... Галя. Она была в пальто, тёплом платке и в валенках. Лицо бледно-серое, нос припухший.
  - Привет, Галка! Что, болеешь?
  - Привет. Я не болею. Ослабла немного. А вот мама болеет. Проходи, - сказала она.
  Вовка прошёл, сел на табурет, стоящий у стола. Галина расположилась на стуле.
  - Мать в больнице?
  - Дома. За ширмой вон лежит, спит почти все время.
  - Ну, а вообще, как дела? - спросил Вовка.
  - Плохо, - ответила девочка. - Извещение на Саньку пришло: пропал без вести где-то под Тулой. Что с ним: жив или убит, неизвестно.
  - Это недалеко от Москвы, - заметил Вовка. - Ты слышала, как раз там наши и начали наступление?
  - Да, слышала, - скучным, безразличным тоном ответила девочка. - Только мы с мамой вряд ли выживем. Нам на двоих выдают теперь всего двести пятьдесят граммов хлеба.
  - Выживете, вот увидишь, - твёрдо сказал Вовка. - Скоро всё изменится. На Ладоге уже Ледовую трассу проложили. Лёд - сантиметров двадцать. И ещё говорят, новую дорогу по лесу в обход Тихвина сделали. Так что продуктов скоро навезут - только лопай.
  Галина улыбнулась.
  - Ну и болтун ты, Вовка.
  - Я болтун?
  - Угу, - кивнула девочка.
  - А если я тебе шоколадку дам, поверишь?
  - Поверю, - не задумываясь, ответила она.
  Паренёк сунул руку в карман и вынул из него завёрнутую в бумагу плитку.
  - Держи, - нарочито равнодушным тоном сказал он. И положил её на стол перед девочкой.
  Та, подозрительно поглядывая на Вовку, стала неспешно, одним пальчиком отгибать края бумаги. Показалась упаковка шоколада. Тонкие брови Галины изумлённо приподнялись. Она взяла плитку, внимательно осмотрела её, понюхала. И все же не поверила. Отклеила краешек упаковки, пару секунд помедлила и, уже не сдерживаясь, в три секунды распаковала плитку.
  - Настоящая? - Она изумлённо посмотрела на него.
  - А ты что ожидала увидеть?
  - То, что сейчас продают: из патоки, кофейной гущи и жжёного сахара. А это... самый настоящий шоколад! Просто фантастика.
  - Ну, убедилась, что я не болтун?
  - А где ты взял его?
  - Не бойся, не украл. Меня один хороший человек угостил, учёный. Это тебе с матерью.
  - Ну, ты, Вовка, и подарки делаешь. Щедр, извини, как сумасшедший. Будто цены ему не знаешь, - кивнула она на шоколад.
  - А мне и не надо её знать. Я знаю цену дружбе. И этого довольно.
  - Спасибо, Вова. Таких дорогих подарков мне никто раньше не дарил. Кроме этих валенок, конечно, - приподняла она ногу. - И я буду помнить об этом всегда, даже не сомневайся.
  - Да ладно тебе, - засмущался Вовка. - Ты, главное, верь, что скоро всё-всё изменится. Ведь наши войска бьют фашистов не только под Москвой, но и под Тихвином. Мне это солдаты говорили. Так что скоро всё наладится. Вот увидишь.
  - Я и не знала, что ты такой оптимист, - сказала Галя.
  - Теперь знай, - усмехнулся Вовка. - Слушай, Галка, а ты не хочешь сходить со мною к Чарским? Я уже как-то рассказывал тебе про них.
  - Это там, где двое малышей: Санька и Анька?
  - Точно. Значит, помнишь. Они славные ребята.
  - А когда пойдём? - спросила девочка.
  - Ну, завтра, например. Или ты будешь занята?
  - Не занята. Завтра очередь бабы Симы за хлебом идти.
  - Вот здорово! И у меня день свободный. Соседка пообещала нам хлеб выкупить. Так, может, и пойдём? Я в любом случае должен навестить их, узнать, живы ли?
  - Ладно, - сказала девочка. - Я уже давно ни к кому не ходила.
  - Вот завтра и сходим, - окончательно решил Вовка. - Они тебе понравятся, вот увидишь.
  - Хорошо. Договорились. Вова, ты чуть подожди, а я пару палочек принесу для печки - надо чай вскипятить.
  - Нет, извини. Домой пойду. Завтра пообщаемся. Приходи примерно к часу, а то вдруг тётя Тоня ещё из магазина не успеет вернуться.
  - Хорошо. В час, так в час. Приду.
  
  Глава 10. Затянувшаяся прогулка
  
  На следующий день Вовка встретил свою знакомую с особой радостью. Для девочки ожидание встречи тоже было невыносимым.
  - Вовка, привет! Ты уже знаешь?..
  - Знаю. Наши Тихвин взяли. Проходи, Галка.
  - Здорово, да? - не могла унять волнение девочка.
  - Ещё бы не здорово! Ведь через эту станцию ещё месяц назад поезда к нам шли непрерывно.
  - Так теперь они снова пойдут?
  - Конечно, пойдут. Только не сразу. Дорога-то пока у немцев.
  - А я маме объясняю, что, может быть, уже завтра в магазины продукты завезут. Вот дура, - расстроилась Галя.
  - Ты всё правильно делаешь. Надежда быстрей поднимет человека, чем кусок хлеба.
  - А вот я не уверена. Мне сейчас кажется, что на свете нет ничего нужнее хлеба.
  - Ладно, хватит об этом. А то желудок реагирует. Ну что, пойдём к Чарским?
  - Пойдём, - кивнула девочка.
  
  Когда начался артобстрел, они были в дороге. Снаряды падали где-то поблизости, в их районе. Земля заметно вздрагивала. Подростки зашли в первый же попавшийся на пути подъезд дома и минут десять пережидали стрельбу. Они стояли, прислонившись к перилам лестницы, и рассказывали друг другу о том, что произошло с ними в последнее время. Наконец, обстрел прекратился, и ребята пошли дальше.
  Из глубины одного из дворов поднимались клубы дыма.
  - Галка, пойдём, сходим туда.
  - Зачем? - спросила она.
  - Там видно будет, - озабоченно ответил он, - мало ли что.
  - Как хочешь.
  
  В останках дома, вероятно, ещё осенью развороченного бомбой, а нынче вдобавок взорванного снарядом, горели освобождённые от строительного мусора деревянные конструкции. Взрыв широко разбросал по двору обломки кирпичей, черепицы и щепы. Досталось и соседнему дому, особенно первому и второму подъездам. Осколки снаряда основательно исковыряли его стену, а ударная волна выдавила из нескольких окон дома, ещё не забитых фанерой, последние его стекла.
  И тут и там наблюдалось оживление: во дворе уже три человека собирали деревянные обломки, а хозяева квартир с выбитыми стёклами спешно заделывали окна подручными материалами.
  - Тут всё не так уж плохо, - удовлетворённо сказал мальчик. - Галка, давай насобираем здесь дровишек и пойдём. Тут уже близко.
  - Хорошая идея, - отозвалась она.
  Вскоре, насобирав по охапке деревянных обломков, ребята стучали в двери тридцать второй квартиры. Вовка долго ждать не стал, толкнул дверь. В сумраке прихожей у стены поблёскивали санки. Дверь из комнаты приоткрылась. В её проёме возникла худенькая фигурка в длинной вязаной кофте.
  - Здравствуй, Санька, - сказал Вовка, - открывай двери пошире, видишь, дровишки несём.
  Мальчик широко распахнул дверь. Ребята прошли в комнату. Электрического света едва хватало на то, чтобы не наткнуться на стул или кровать. В комнате градусов пять, не больше.
  - А где мама? Где сестрёнка? - спросил Вовка.
  - Мама ещё с хлебом не пришла, - ответил Санька. - А Анюта спит. Она уже не ходит.
  - Вот беда. Давно печку топили?
  - Давно. У нас все дрова кончились, - ответил малыш.
  - Понятно, - сказал Вовка. - Санька, познакомься: это - Галя, мы давно дружим с ней. Ты здесь хозяин, так что помоги ей затопить печку, а я пока возьму санки и попробую ещё немного дров привезти, пока все не подобрали. Хорошо?
  Вовка вопросительно посмотрел на обоих - те кивнули. Он достал из кармана фуфайки коробок со спичками, громыхнул ими и положил его на печурку. А сам поднялся и отправился за дровами. Спустя двадцать минут в комнату вошла Антонина и удивлённо остановилась. У печки, только ещё настраивающей свою жестяную глотку на ровное гудение, она увидела Саньку и незнакомую ей девушку.
  - Санька, у нас гости? - спросила Антонина.
  - Мама пришла! - воскликнул мальчик и, неловко поднявшись, заторопился к матери. - Это Галя... Вовкина.
  - Очень приятно. А меня зовут Тоня. Здравствуйте, - уважительно кивнула Антонина.
  - Здравствуйте, - поздоровалась и Галя.
  - А где сам Володя? - поинтересовалась Антонина.
  - Он пошёл дрова искать, - ответил Санька.
  - Вот молодец. А у меня не получается их находить, вот и мёрзнем.
  - Мама, есть хочу, - жалобно сказал Санька.
  - Разевай рот - я вскочу, - отшутилась Антонина. - Ты, сынок, не один здесь голодный. Потерпи, родной. Я сейчас только переоденусь и кулешик сварю. Это быстро. Как раз и Вова придёт. Потом Анечку разбудим, и все вместе покушаем. Ладно?
  Разобиженный Санька не ответил ей, но всё же поплёлся за ней на кухню. Чтобы ему хорошо было всё видно, он встал на стул. Антонина ловко налила в кастрюльку с литр воды, высыпала в неё три ложки ржаной муки. Подумала, и добавила ещё одну. Всё размешала. Вытащила из сумочки бумажный свёрток, развернула его. И тут в прихожей стукнула о косяк дверь, послышался лёгкий дребезг санок, шум полозьев. Все поняли: Вовка пришёл. Санька заторопился из кухни, а за ним вышла и Антонина.
  - Здравствуй, Вова. - Она подошла к гостю и легонько приобняла его. - Ты опять выручаешь нас. Спасибо.
  - Здравствуйте, тётя Тоня, - ответил Вовка и, посмотрев на малыша, сказал: - Санька, будь другом, пойди, подложи дров, чтобы воздух быстрей прогрелся. Возьми с санок дровинку.
  Мальчик взял с санок обломок оконного переплёта и понёс его в комнату. Антонина зашла в кухню, Вовка - вслед за ней. Он вынул из кармана шоколад и протянул его хозяйке.
  - Тётя Тоня, это вам с детьми.
  Она отшатнулась.
  - Откуда это?
  Паренёк положил плитку на полочку с посудой.
  - Нас угостили, честно. А у меня есть возможность угостить вас. И ничего дурного на этот счёт, пожалуйста, не думайте.
  - Спасибо, - уронила слезу Антонина. И села на табурет. - Вова, как я устала, ты даже не представляешь. Мне так страшно. Чувствую, что теряю детей, и ни-че-го не могу изменить. Неделю назад, когда у Анечки отказали ножки, я была в таком отчаянии, что написала мужу всё как есть. А теперь кляну себя, зачем? Ведь ему и так не сладко на фронте...
  - Ничего, - успокоил её Вовка. - Он мужчина. Воевать будет лучше.
  Антонина в отчаянии сказала:
  - Лишь бы только не стал нервничать. Он же у меня командир.
  - Не переживайте. Всё будет нормально и у него, и у вас. Наши войска вчера взяли Тихвин, а это значит, что скоро и дорогу отобьют. И как только поезда к нам пойдут, так и дела у нас наладятся. Надо всего-навсего подождать немного.
  - Ты прав, Володя. Надо терпеть, - вздохнула Антонина.
  Она вынула из сумки полученный ею хлебный паек, показала ему.
  - Вот видишь, какой хлеб сегодня выдали? Белый, румяный, глаз не отвести. Говорят, из пищевой целлюлозы. Ты что об этом думаешь?
  Мальчик посмотрел на кирпичик и впрямь красивого на вид хлеба.
  - Если пекут, значит, есть можно, - ответил он.
  - Да. Наверное, так и есть, - согласилась она.
  - Тёть Тонь, а вы уже познакомились с Галкой?
  - Да. Миленькая у тебя знакомая. Но поговорить с ней мы ещё не успели.
  - Время есть, - сказал Вовка, - ещё поговорите.
  - Ты прав. А сейчас нужно кулеш приготовить. Сегодня на вторую декаду вместо мяса получила студень из бараньих кишок: кило триста пятьдесят граммов на нашу семью. В общем, не так всё плохо. Будем тянуть.
  Антонина отрезала от серого спрессованного куска пластинку желе и положила её в кастрюльку с размешанной в воде мукой. Сыпанула туда же соли и перца. Взяла кастрюльку.
  - Пойдём к ребятам, а то заждались они.
  В комнате стало уютней: по стенам бегали зайчики, воздух заметно потеплел. Галина с Анечкой на руках сидела у самой печки. Санька топориком заготавливал лучины. Антонина поставила кастрюльку на печь и сказала:
  - Ну, всё, минуток через десять кулеш будет готов. Сегодня, правда, не с пшеном, а с мукой, но зато с мясом.
  Ребята встрепенулись, приободрились.
  - Галя, Вова, спасибо вам за дрова, - поблагодарила ребят Антонина. - Видно, я совершенно не готова к такой жизни. Вы нас так выручили. Малыши уже недели две пальтишек не снимали.
  - У всех сейчас трудности, - сказал Вовка.
  - Да. Это так, - согласилась она. - В каждой семье своя борьба за жизнь. В нашем доме чуть ли не через день кто-нибудь умирает. Ужасное время. Да ещё и с электричеством перебои начались. У вас тоже?
  - Да, - сказала Галя. - У нас в посёлке ещё чаще ток отключают.
  А Вовка заметил:
  - У половины города окна уже зафанерены, если ещё и свет выключат, то в квартирах вообще полный мрак наступит.
  Хозяйка истово перекрестилась.
  - Спаси и сохрани нас, Боже! Как выжить-то в таких условиях, как семью сохранить? Ума не приложу. Ведь придётся оставлять детей дома одних. А зима впереди длинная, длинная.
  - Ничего, тётя Тоня. Главное, не терять веры. Если и погаснет свет, то ненадолго.
  - А вот и кулеш готов, - помешивая ложкой ароматное варево, сказала Антонина. - Эх, сюда бы ещё лучка! Ну, да ладно. Слава Богу, что это есть. Санька, Володя, Галочка, садитесь за стол. Я рада, что у меня сегодня есть чем вас угостить. И белый хлебушек попробуете у меня.
  
  Было полтретьего, когда Галя и Вовка попрощались с гостеприимной хозяйкой и отправились в обратный путь.
  - Хорошие у тебя знакомые, - сказала Галя. - Сами голодают, а нас за стол усадили. Это уже не принято. Мы бы и так не обиделись. Ты давно их знаешь?
  - Да нет, около месяца. А вообще-то, Галка, люди почти все хорошие. Если ты в человеке будешь видеть друга, то и он увидит его в тебе.
  - Нет, что не говори, а ты быстро сходишься с людьми, - заметила девочка.
  - А мне кажется, они со мной. Слушай, Галка, мне нужно ещё разок заглянуть сюда, - показал он на двор с дымящимися руинами дважды невезучего дома. Мне надо кое в чём убедиться.
  - Ладно, пойдём.
  Подростки зашли во двор. На пепелище медленно, словно сонные, копошились два человека: дед и ребёнок лет восьми. Вовка внимательно всмотрелся в окна соседнего дома. Заволновался. Полез по снегу. Вернулся.
  - Галка, ну-ка взгляни туда, - указал он, - в пятое окно второго этажа. Что ты там видишь?
  Девочка посмотрела, пожала плечами.
  - Трубу вижу жестяную от буржуйки. Штора лежит на подоконнике, может, пальто...
  - А не ребёнок?
  - Чего б он там сидел? Уже больше часа прошло, как стекла вылетели. Он бы замёрз уже. Это ж не лето, чтоб так сидеть.
  - Галя, я должен сходить туда. А то буду всё время думать, что ребёнка бросил.
  - Ну и характер...- покачала она головой. - Сходи уж, подожду.
  Поднявшись на второй этаж, Вовка свернул направо и постучал в дверь. Дёрнул ручку. Дверь лязгнула язычком встроенного замка. На стук не ответили. Он постучал ещё и ещё. - В ответ ни звука. Тогда Вовка постучался к соседям напротив. Результат тот же. Но дверь оказалась не запертой. Он вошёл в прихожую, включил свет. В квартире холод, тишина. Мальчик заглянул в спальную комнату. В кроватях под ворохом одеял и пальто - двое стариков, похожих на мумии, лица окаменевшие, восковые. Вовка оторопело попятился, выключил свет и вышел на лестничную площадку. Он перешёл в левое крыло. В шестой квартире на его стук дверь открыли. На пороге стояла исхудалая, лишённая возраста женщина в мужском пальто, синей шали и валенках.
  - Здравствуйте, - сказал Вовка.
  - Здравствуй, - ответила она ему бесцветным надтреснутым голосом.
  - Извините, мне показалось, что в седьмой квартире на подоконнике сидит ребёнок и уже давно.
  - Это Ваня, ему шесть лет, - спокойно ответила женщина.
  - Но он же может замёрзнуть! - воскликнул мальчик. - В том окне ни одного целого стекла не осталось.
  - Ах, Боже мой! - всплеснула она руками. - Я ведь совсем забыла, что им снова стёкла поставили. Сейчас я заберу его к себе. Правда, у меня не намного теплее, - посетовала она.
  - У вас есть ключ от их двери? - спросил Вовка.
  - Нет. А я думала, у них открыто. Обычно Татьяна не запирает его.
  - А она могла кому-нибудь из соседей свой ключ оставить?
  - Ах, да. У Наташи, что под ними. У неё тоже девочка, такого же росточка. И не работает она, хозяйка-то. Закрыли её фабрику.
  - Я сейчас схожу к ним, а потом, если что, опять к вам постучу. Вы не против?
  - Хорошо, мальчик, сходи.
  Вовка спустился на первый этаж. Подошёл к третьей квартире, постучал. Ему не ответили. Тогда он предплечьем надавил на дверь. Она открылась. В прихожей тускло светилась лампочка.
  - Тётя Наташа! - позвал он хозяйку.
  Слева, за дверью комнаты, послышались неясные шорохи, непонятное царапанье. Вовка немного подождал, подошёл к ней и осторожно приоткрыл. На двери, на уровне полуметра от пола, тотчас появились беленькие пальчики. Но вот щель расширилась, и на свет вышла крохотная "старушка". Вовка удивлённо осмотрел её: всё же это была девочка. Но одета она была по-старушечьи: в перекроенном из фуфайки пальтишке, тронутых молью валеночках, и укутанная по пояс в шерстяной клетчатый платок. В комнате, из которой она только что вышла, был полнейший мрак, и девочка, привыкая к свету, смотрела на Вовку с прищуром.
  - Здравствуй, девочка. Тебя как зовут? - спросил Вовка.
  - Сонечка, - прошептала она.
  - Сонечка, а где твоя мама?
  - Не знаю, - ответила она. - Я спала.
  - Понятно. Может, и мама твоя тут спит где-нибудь здесь? - предположил Вовка. - Давай-ка поищем её. Она мне нужна очень-очень.
  
  Он зашёл в комнату, нашарил выключатель, зажёг свет. Скользнул взглядом по кровати - никого. Выключил свет.
  - Здесь её нет, - озадаченно сказал Вовка. - А может, она на кухне?
  Он торопливо вошёл в кухню и оцепенел: за столом, уронив голову на правую руку, сидела молодая женщина. Копна тёмных растрёпанных волос совершенно закрывала её лицо. Левая рука свисала вниз и будто указывала на большое загустевшее пятно, растёкшееся под столом. Мальчик, увидев, что оконная фанера за спиной женщины взбугрилась ёжиком тонких щепочек по краю короткой, кривой, словно согнутая ладонь, пробоины, всё понял. И больше не сделал ни шага.
  - Да что ж сегодня за день такой? - наполняясь мистическим ужасом, пробормотал Вовка.
  Он резко повернул назад, щёлкнул выключателем и, не дав зайти девочке, подхватил её на руки.
  - Здесь тоже нет твоей мамы, - сказал он ей. - Сонечка, а может, ты знаешь, куда вы вешаете ключ от квартиры, где Ванюшка живёт?
  - Туда, - мгновенно ответила девочка. И пальчиком указала на вешалку для верхней одежды, прибитой у выхода.
  Вовка снял с крючка демисезонное пальтишко. Под ним на шнурке от ботинка висел ключ от внутреннего замка.
  - Ну, наконец-то, - облегчённо вздохнул он. - А теперь, Сонечка, пойдём и навестим твоего друга.
  - Пойдём, - оживилась девочка.
  Мальчик опустил её на пол, взял за ручку и вывел из квартиры. Со второго этажа спускалась растерянная Галка.
  - Вовка, ну куда ты пропал? - возмущённо спросила она. - Я скоро окоченею на улице, да и домой пора. А кто это с тобой?
  - Это Сонечка. Она мне дала ключ от квартиры сверху. Теперь пойдём туда и все вместе заглянем в неё.
  Они поднялись на второй этаж, подошли к двери седьмой квартиры. Вовка вставил ключ в замочную скважину, повернул его и распахнул дверь. Сразу из кухни и комнаты потянуло колким морозным ветерком. Вовка решительно шагнул в прихожую, свернул налево и вошёл в комнату. На широком подоконнике, слева, прислонившись спиной к стене, сидел мальчик. Одет он был в зимнее пальтишко, шапку ушанку и валенки. Руки он держал в рукавах, точно в муфте. Под ним лежала красная подушечка. Несколько складок тонкой темно-синей занавески, собранной влево, были у него за спиной и со стороны улицы.
  - Да тут, на сквозняке, ещё холодней, чем на улице! - воскликнул Вовка.
  Он стремительно приблизился к мальчику, беспокойно всмотрелся в его лицо. Большие заиндевелые ресницы ребёнка были устало опущены, щёчки отдавали голубизной, а под его крошечным побелевшим носиком намёрзла мутная наледь. Вовка смахнул её, наклонился к лицу мальчика, послушал его дыхание, понял, что тот спит, успокоился. Тогда он потёр ему ладонью нос. Веки ребёнка дрогнули, но его глаза так и не открылись.
  - Сейчас-сейчас, малыш, я всё понял, - сказал Вовка и, подышав ему на ресницы, положил на них свои пальцы, чуть подержал их и снял.
  Ребёнок открыл глаза, напряжённо посмотрел на всех.
  - Привет, Ванюша, - сказал, Вовка. - Узнаёшь Сонечку?
  Ребёнок шевельнул губами, еле заметно кивнул.
  - Молодец. Пойдём-ка, дружок, пока к вашей соседке в гости сходим, - приноравливаясь, как бы удобней взять его, сказал Вовка.
  Он поднял ребёнка и понёс его из квартиры. Галя обогнала его и, распахнув перед ним двери, вернулась за девочкой. Вовка стукнул в шестую квартиру и, не дожидаясь разрешения, вошёл в прихожую.
  - Можно к вам? - громко спросил он. И всем корпусом толкнул дверь в комнату.
  Навстречу ему, делая над собой немалое усилие, уже спешила хозяйка.
  - Замёрз? - тревожно спросила она.
  - Вроде бы, нет, - ответил Вовка, - только вот носик побелел. Ну, может, и ноги ещё застыли.
  - Валенки долой! - решительно сказала хозяйка. - И ложи его на кровать. Сейчас он у меня под шубой быстро отогреется.
   Она подошла к мягкому креслу, в котором только что сидела сама. Овечья шуба покрывала всё его ложе. Хозяйка сняла её с кресла и, подождав, пока Вовка положит мальчика на кровать, стала старательно укутывать его.
  - И я к Ванюше хочу, - тихонько сказала девочка, только что вошедшая в комнату с Галиной.
  Хозяйка удивлённо оглянулась на них, приветливо улыбнулась.
  - Сонечка, и ты ко мне в гости?
  - Здравствуйте, - Галя поспешно поздоровалась с хозяйкой.
  - Здравствуйте, - ответила та. И снова к Сонечке: - Вот умница. А ведь и правда, вдвоём вам будет ещё теплее. Ну-ка, полезай к нему под шубу.
  Она подсадила девочку на кровать, уложила её, прижала детей друг к другу и тщательно укрыла их.
  - Вот молодцы, - посветлела она лицом и, повернувшись к Вовке, спросила:
  - Так что там, у Татьяны, все стёкла повыпали?
  - Да. Все до единого, - ответил он. - Я с улицы увидел. Пойдёмте, поглядим, может, что и посоветуете?
  - Ну, пойдём, - ответила хозяйка. - Меня Агнессой Ильиничной зовут, а вас, дети?
  - Меня Галей зовут, а его Вовой, - ответила девочка.
  - Вот и познакомились. Сейчас беда только и сводит людей, - грустно вздохнула хозяйка.
  Они прошли в седьмую квартиру, заглянули в кухню, потом в комнату.
  - Агнесса Ильинична, я никак в толк не возьму, откуда в этом доме стекла? - спросил Вовка. - Ведь соседний дом ещё раньше чуть ли ни в щепки бомбой разнесло.
  - Ты прав, тогда с этой стороны вообще ни стёклышка не уцелело. Но когда все стали забивать окна фанерой, появился стекольщик. Говорит: "Ставьте стёкла, пока они ещё есть у меня. Вы же не кроты, а люди. Бомба два раза в одну воронку не попадает". Вот и уговорил он некоторых, и Татьяну в их числе. А про снаряды тогда никто и не вспомнил.
  - Ну, теперь ясно, что это за чудеса, - сказал Вовка. - Надо бы сейчас хоть чем-то заколотить эти окна.
  - Молоток-то и гвоздики у меня найдутся, а вот чем закрыть такие бреши, не представляю.
  Вовка озабоченно прошёлся по квартире. Всего-то и мебели в ней: стол, стулья, этажерка и шкаф. Остановился у шкафа. Оценивающе осмотрел его, распахнул дверцы, влез в него по пояс, постучал по задней стенке.
  - Вот эта фанера подойдёт, - сказал Вовка. - На одно окно хватит. А вот на другое...
  - А что Наташа, дома? - напряжённо спросила Агнесса Ильинична.
  - Нет её... больше, - ответил он.
  Галка испуганно отшатнулась. Агнесса Ильинична как-то обречённо, с болью и осуждением, взглянула на него.
  - Я так и подумала. Иначе бы... она уже... здесь была.
  - Да, - согласился Вовка. - Она там сидит, на кухне, под ней лужа крови. Осколок в спине, наверно.
  - А Сонечка?
  - Не знает. Она в комнате спала.
  - Бе-да-а, - Агнесса Ильинична тяжело привалилась к косяку двери.
  - В восьмой квартире тоже все умерли... - сказал Вовка.
  - Ой, беда, - сокрушённо покачала она головой. - Как перетерпеть всё это? Как пережить все потери, что обрушиваются на нас? А ведь мы с мужем в их компании совсем недавно целую ночь прогуляли по Ленинграду.
  - Белые ночи провожали? - спросила девочка.
  - Да, Галочка, - с невыразимой скорбью в глазах ответила женщина. - А теперь вот и не знаю, сможем ли мы пережить эти чёрные дни и ещё хоть раз увидеть белые ночи, насладиться мирной тишиной, надышаться ароматом цветущих садов? Возможно ли это?
  - Даже не сомневайтесь, - спокойным уверенным голосом сказал Вовка. - Наши уже под Москвой наступают, и Тихвин назад отбили, скоро и Мурманскую дорогу от финнов очистят, - живи не хочу.
  Агнесса Ильинична жалко улыбнулась.
  - Действительно, живи, не хочу.
  - Галка, как у тебя со временем? - спросил девочку Вовка. - А то здесь работы часа на три-четыре. Если останешься, то я провожу тебя до Весёлого. Только домой попадёшь не раньше восьми.
  - Нет, извини, это слишком поздно. Я маму не предупредила.
  - Понимаю. А я, как видишь, должен остаться, - сказал мальчик. Он заглянул под кровать, вытащил из-под неё топор. - Пойдём, провожу, заодно для печки дров поищу на пожарище, пока не стемнело. Не то здесь и околеть недолго. Агнесса Ильинична, я скоро приду.
  - Хорошо, Вова, заходи. А тебе, Галя, счастливого пути.
  - До свиданья.
  
  Вовка на улице распрощался с Галей и пошёл обследовать всё ещё исходившие дымком развалины. Ему удалось отыскать и с помощью топора извлечь несколько обгоревших обломков стропил. Четыре из них он затащил в седьмую квартиру, а последний обломок принёс в шестую - к Агнессе Ильиничне. Взял у неё молоток и гвозди. И вместе с ней отправился на первый этаж в третью квартиру. Вовка свернул налево, к шкафу, а женщина зашла в кухню. Через несколько секунд она уже была в комнате: села на кровать и, пока мальчик работал, не проронила ни слова.
  А Вовка между тем, распахнув дверцы, обследовал заднюю стенку шкафа. "Цельная. Отлично, - размышлял он. - Отодвинуть шкаф не смогу. Ну так и не надо". Найдя досочку от ящика, вероятно, припасённую хозяйкой для лучин, и подкладывая её под удар изнутри по краю задней стенки, Вовка быстро отбил её. Отсоединив стенку, он вытащил её из-за шкафа и примерил к окну, - ещё и лишнее. Пошарив рукой под комодом, мальчик отыскал и ножовку.
  - Агнесса Ильинична, - окликнул он задумавшуюся женщину, - для утепления окна в комнате нужно бы ещё и одеяло. Фанеры недостаточно, она слишком тонкая. Я возьму это?
  Он указал на одеяло, наброшенное на постель.
  - Конечно, бери, - ответила она.
  Захватив с собой всё необходимое, они поднялись в седьмую квартиру. Агнесса Ильинична ушла к себе, а Вовка тотчас принялся за работу. Для начала он, так же как и в первом случае, лёгкими частыми ударами молотка отбил у шкафа заднюю фанерную стенку. Потом вытащил из брюк ремень с нанесённой изнутри сантиметровой разметкой и, пользуясь им как метром, сделал все необходимые замеры.
  После этого, используя табуретки, он обрезал листы фанеры по размерам, сразу и для кухни, и для комнаты. Форточка, с закреплённой в ней трубой, осложняла дело, но ненамного. Больше всего не хотелось портить из-за этого одеяло. Но всё же пришлось его правый угол разрезать по диагонали. Вовка молотком посбивал с оконной рамы ручки и шпингалеты и, закрыв окно фанерным листом, прибил его гвоздиками к раме. А сверху прихватил и одеяло. Оно оказалось длиннее окна и поэтому нижнюю часть рамы мальчику удалось утеплить значительно лучше.
  Заколотив окно в комнате, Вовка быстро подготовил раму на кухне. Но, поборов искушение быстро завершить всю работу, он отложил её. И пошёл в шестую квартиру. Хозяйка встретила его ироническим вопросом:
  - Ну, как там, на Северном полюсе?
  - Скоро начнётся потепление, - в тон ей ответил мальчик. - В комнате окно забил. А вот для кухни тоже нужно одеяло или покрывало какое-нибудь. Та фанера тепла не удержит, слишком тонкая: всего в три слоя. Туда и зайти-то будет невозможно. Что делать?
  Агнесса Ильинична оценивающе оглядела своё жилище.
  - Кажется, я уже вытащила всё, что хоть немного греет.
  - Извините, а может, у ваших знакомых из восьмой найдётся что-нибудь подходящее?
  - Ты прав, Вова. Они были хорошими людьми. И всегда выручали, если только могли. Для благого дела у них можно взять нужную вещь. Пойдём, сходим к ним вместе.
  - Пойдёмте.
  Они переступили порог восьмой квартиры. Включили свет. Агнесса Ильинична показала ему рукой: иди, мол, в зал, а сама зашла в спальную комнату. Вовка открыл дверь в зал, долго искал выключатель, наконец, щёлкнул им, огляделся. Хозяева жили не бедно и не богато: низенький буфет для хранения посуды и белья, трюмо с наброшенной на него коричневой занавеской, сундук, худенькое креслице, стол и три стула, - вот и вся мебель в зале. Он сел на стул.
  Забитое фанерой окно закрывают красивые зелёные шторы. На стенах развешены рамки с множеством маленьких жёлтых фотографий. Семья, видимо, немалая была.
  Пришла Агнесса Ильинична, протянула ему тяжёлый голубой свёрток плотного материала и произнесла:
  - Это старая штора, в шифоньере была. Её хватит с лихвой. Прибивай.
  - Спасибо. Пойду работать. На улице уже стемнело, а мне придётся свет зажигать. Хоть бы никто не заметил.
  Через пятнадцать минут кухонное окно было надёжно заколочено. А ещё через пятнадцать - буржуйка вдохновенно пожирала фанерные обрезки и облизанные пожаром дрова. Вовка, с трудом распилив ножовкой надвое один из деревянных обломков и расколов его на крупные поленья, сложил их у печки. А сам удобно уселся на стул, скрестил на груди руки.
  - Всё, - сказал он, и устало прикрыл глаза.
   Сил у него больше не было. Он решил: "Чуть передохну, зайду к Агнессе - и домой".
  Очнулся он от громкого толчка в дверь. В комнату вбежала молодая взволнованная женщина с безумно распахнутыми глазами. Черные волосы, выбившиеся из-под тонкого шерстяного платка, особенно контрастировали с её молочно-белым лицом. Лихорадочным взглядом окинув комнату, женщина стремительно развернулась к двери.
  - Стойте! - остановил её Вовка. - Вы Татьяна?
  - Да-а? - удивлённо обернулась она к мальчику.
  - С детьми всё в порядке, - поспешил успокоить её Вовка. - Ванюшка и Сонечка у Агнессы Ильиничны.
  Женщина вернулась и медленно, словно под гипнозом, села на кровать.
  - Что они там делают? - быстро спросила она.
  - Под шубой греются. Ванюшка сегодня перемёрз немного, так что пока в комнате не потеплеет, детей сюда не приводите.
  - Почему... перемёрз? - всё ещё туго соображая, напряжённо спросила она.
  - У вас от близкого взрыва все стекла в квартире повыпали. А Ванюшка, как я думаю, проснулся от грохота, влез на подоконник и больше часа просидел на морозе. У него даже сопельки замёрзли.
  Татьяна, беспокойно оглядываясь, заёрзала на кровати. И только теперь она обнаружила, что вместо застеклённого окна прибита фанера, обтянутая Наташкиным одеялом. Мгновение спустя она увидела, что буржуйка раскалилась до малинового цвета, и, наконец, почувствовала, что в комнате отчего-то морозно. Её всё ещё смятенный взгляд, остановился на Вовке.
  - Мальчик, а ты, кто?
  - Прохожий, - ответил он, - Вовкой зовут. Шёл мимо и увидел на окне вашего сына. Извините, мне уже домой пора ...
  - Ой! - вдруг вскрикнула Татьяна и, поднявшись с кровати, растерянно поднесла к лицу окровавленную руку. - Откуда здесь стекло?
  Вовка, встревожено вскочивший со стула, с досадой заметил:
  - Я же вам только что объяснял, что во дворе взорвался снаряд, и все стекла разлетелись вдребезги. И у вас здесь сейчас полно осколков. Я с вашими окнами возился да с печкой, не до постели было. Давайте-ка, я стряхну одеяло, а то опять забудете.
  Вовка обошёл всё ещё находящуюся в ступоре хозяйку, свёл концы одеяла вместе и, поднеся его к окну, легонько встряхнул. Об пол звонко ударились несколько стекляшек. Один удар был тупым и тяжёлым. Паренёк встряхнул одеяло ещё раз и застелил им постель. Затем обследовал стену над кроватью, вернулся к окну, присел на корточки, внимательно осмотрел пол и что-то поднял.
  - А ваш сынок везунчик, - обронил он. И в её окровавленную ладонь, которую она всё ещё держала перед собой, вложил небольшой, размером со спичечный коробок, осколок снаряда. - В метре от него в стену ударился.
  Татьяна вгляделась в осколок и обморочно закатила глаза. Вовка поспешно толкнул её на кровать. Женщина упала удачно, набок. Вовка побежал в шестую квартиру.
  - Агнесса Ильинична! - с порога позвал он хозяйку.
  - Да?
  - Вернулась Ванюшкина мама. Ничего понять не может. Видать, в третью заходила, пришла не в себе. А когда нашли осколок на кровати, так сразу в обморок упала. Надо Ванюшку и Сонечку отвести к ней, - пусть успокоится.
  - Да-да, правильно, - согласилась Агнесса Ильинична. - Это её должно успокоить. А то, не дай бог, ещё в уме повредится.
  - Вы присмотрите за ними, - попросил он хозяйку. - Без вас они все точно пропадут.
  - Да-да, обязательно. Я уже и сама так решила.
  - Это хорошо, - сказал мальчик. - Там сейчас ещё холодно, ребят не заморозьте...
  Через пару минут дети уже сидели на кровати возле Татьяны. А Вовка, набрав воды в рот, с силой прыснул ею в лицо женщины. Та ошеломлённо открыла глаза и, увидев детей, облегчённо заплакала. Вовка не любил слезы, никакие. Он отошёл к печке, втиснул в неё большое полено и тут же стал прощаться.
  - Ну, я пойду. Поздно уже. Будьте здоровы, - скороговоркой выпалил мальчик и, пока никто из присутствующих не успел опомниться, вышел за дверь.
  "Да, - подумал он. - А прогулочка-то моя затянулась".
  
  Глава 11. Опасная рыбалка
  
  До Нового года оставалось восемь дней. И вдруг подул тёплый, влажный ветер. Погода смягчилась и стала напоминать апрельскую оттепель. Кое-где появились лужицы. Именно это, а также непрестанно терзающий голод, и натолкнули Вовку на мысль сходить на реку, порыбачить. Тем более что он ещё в конце октября на всякий случай взял из сарайчика при мастерской все рыбацкие принадлежности: пешню́, небольшой багорчик, удочки и коробку с блёснами и крючками, и всё это принёс домой. Однако так ни разу и не выбрался: то дела мешали, то холода. Да и в очередях времени убито столько, что и вспоминать не хочется. И вот только теперь его желание совпало с возможностью.
  Всю мелочь Вовка сложил в вещмешок, а пешню с багром укутал в мешковину и привязал к санкам. Тепло оделся и отправился на реку.
  Нева была тиха и величественна. На ней ни лыжников, ни катающихся с горки детей, лишь кое-где на большом удалении друг от друга видны редкие фигурки рыбаков. Метрах в ста пятидесяти от берега среди рельефных, отдающих голубизной намётов, мальчик заметил продолговатую ледяную плешь. Для рыбалки - место вполне подходящее. Туда он и начал торить тропинку. Снег от избытка влаги уплотнился и проваливался под ногами неглубоко, тем не менее, этот путь дался мальчику нелегко. Расположившись на льду, он отвязал пешню и начал долбить ею лунку. Но как он ни старался, работа шла медленно. Выдолбив ямку глубиной всего-то сантиметров пятнадцать, он устал. Присел на санки, грудь ходуном, руки дрожат.
  
  Немного отдохнул. Только взялся за пешню, в городе завыли сирены, где-то вдалеке забухали зенитки. Послышались редкие взрывы авиабомб. Было ясно, что это не массированный налёт, а вылазка одиночек. Вовка не стал прекращать своё занятие - нынче самый короткий день в году - надо ведь успеть и порыбачить. Бежать всё равно некуда, да и сил на это нет.
  Минуты три спустя из-за береговых строений вывалился "Юнкерс". Летел он на небольшой высоте, а его курс пролегал чуть правее места расположения мальчика. Внезапно самолёт довернул в его сторону, а двумя секундами позже от него один за другим отделились два тёмных шарика и устремились к поверхности Невы. Вовка растерялся. "Вот гад! Чтоб тебя!.." И, как загипнотизированный, стал наблюдать за косой траекторией падения бомб. Первая, казалось, летит прямо на него. Мальчик на какое-то время оцепенел. Но вот он заметил, что она все же отклоняется и, отбежав несколько шагов в противоположную сторону, грудью бросился на снег.
  И тут ледяной панцирь вздрогнул. Вовка поспешно зажал уши. Через мгновение раздался глухой взрыв. Что-то больно ударило по ногам и спине. Река упруго задышала и где-то очень близко заплескалась. Вовка же, наоборот, не дышал, словно боясь своим дыханием ещё больше раскачать лёд. На некотором удалении взорвалась и вторая бомба. Но до мальчика новая ледяная волна докатилась лишь лёгкой судорогой.
  На тот случай, если под ним появится трещина, Вовка по-черепашьи раскинул руки и ноги, надеясь успеть перекатиться в безопасную сторону. Но ничего страшного не произошло. И он воспрянул духом.
  Мальчик приподнялся, взглянул вслед улетающему "Юнкерсу". "Вот черт! Чуть не накрыл меня", - удивился он меткости лётчика. На левом берегу остервенело ударили зенитки. Самолёт шарахнулся в сторону и скрылся из виду. Вовка, отряхивая с себя острые осколки льда, встал на ноги, огляделся. Метрах в двадцати от него в венке мокрых обломков льда зияла огромная полынья. "Вот это луночка", - пробормотал он. И, напряжённо глядя под ноги, осторожно пошёл к воде: сначала по голой льдине, потом по плотному сырому снегу. Метров за семь до воды среди ледяного крошева, которым была забита полынья, Вовка вдруг заметил желтоватое брюшко приличной по размерам рыбины.
  "Ёлки-палки! - воскликнул он. - Глушёная рыба?! Как же я забыл об этом? Ведь очухается и уйдёт". Мальчик метнулся к санкам, схватил багорчик и, на ходу высвобождая его из мешка, заспешил обратно. Об опасности он почти не думал. Приблизившись к полынье, Вовка осмотрел её: в разных местах, кроме замеченного им ранее налима, среди шуги брюшком кверху плавало ещё несколько окуней и парочка судаков.
  Налим был в полутора метрах от кромки льда. Вовка лёг у полыньи и, выбив в снегу носками валенок ямки, принялся багорчиком подгребать к себе битый лёд. Льдинки неохотно, но все же начали двигаться в направлении мальчика, увлекая за собой и налима. Постепенно мальчик подвёл налима к самой кромке полыньи, обвил его крюком багра и, подхватывая его другой рукой, вытащил рыбу на снег. "Сантиметров шестьдесят, а то и больше", - радостно отметил он. Кожа налима была настолько скользкой, что удержать его в руках никак не удавалось. Тогда Вовка вложил ему пальцы в рот и отнёс его от воды метра на три.
  Судака и крупного окуня паренёк вытащил быстро. С немалым трудом он подвёл к себе ещё одного окуня, чуть меньше первого. Но второго судака и двух оставшихся окуней достать он так и не смог - багор короток. Это страшно огорчило Вовку. Но азарт ещё не покинул его. И он, оставив свой улов и санки у полыньи, с багром и вещмешком заспешил к месту падения второй бомбы.
  "Рыба, конечно, очнулась и ушла", - бормотал он, смягчая возможное разочарование. Но остановиться уже не мог. Однако, как он ни торопился, но минут десять на дорогу всё же затратил. Силы его были на исходе, когда, наконец-то, показалась вторая полынья. У самой её кромки болтался судак. Вовка ожил. За метр до воды он опустился на колени, лёг грудью на лёд и уже со второй попытки вытащил его на снег. "Килограммовый, не иначе", - оценил он. И теперь уже с более пристальным вниманием осмотрел полынью. С её противоположной стороны он заметил серебряный узор чешуи. Вовка вытащил из воды и леща. Паренёк посидел на снегу и пошёл по своим следам обратно. Когда он дотащился до санок, то обессилено упал на снег и лежал так, пока не стал мёрзнуть.
  Поднявшись, Вовка окинул взглядом полынью и увидел, что окуни исчезли, а судак, словно трухлявый обломок ветки по-прежнему плавает среди шуги. Мальчик стал перекладывать свой улов в вещмешок и вдруг наткнулся в нём на моток верёвки. Он распутал её: длина подходящая.
  "А ведь неспроста это! - подумал мальчик. - У меня есть ещё один шанс выловить этого судака. И я его использую". Вовка схватил багорчик, надёжно привязал к нему конец верёвки, а второй - намотал себе на руку, прицелился и метнул его. Недолёт. Метнул второй раз, третий... Резко потащил на себя. Ледяное крошево пришло в движение. И так, бросая багорчик снова и снова, Вовка, в конце концов, достиг своей цели: вытащил из полыньи и эту рыбину. И хоть он промочил рукава фуфайки и даже валенки, но был счастлив безмерно. Теперь бы ещё домой как-нибудь дойти...
  До дома он добирался бесконечно долго: сначала, увязая в снегу, шёл по своей тропинке, потом на четвереньках карабкался на высокий берег, а после этого брёл, еле-еле переставляя ноги. Усталость просто одолевала его. Вовку часто бросало в пот, ноги стали ватными, в плечах появилась непреодолимая ломота. До дома он дотащился едва живой.
  У подъезда его ждала Галя, непривычно унылая, потерянная.
  - Здравствуй, - сказала она. - А я тебя уже целый час жду.
  - Привет, Галка, - ответил мальчик. - Видишь, на Неве был. Помоги в дом зайти. Устал до смерти.
  - Конечно. Давай санки, - протянула она руку.
  Вошли в квартиру. Вовка сбросил с плеч вещмешок, тяжело сел на табурет, жестом указал ей на стул.
  - Устраивайся. Сегодня на рыбалку ходил. Если бы не фриц, вряд ли бы мне удалось хоть одну лунку во льду пробить. Толщина, вот, - изобразил он руками, - с полметра будет.
  - Какой фриц? - удивилась девочка.
  - Да лётчик один. Летел вроде бы мимо. И вдруг, ни с того ни с сего, сбросил на меня две бомбы и улетел. Одной, правда, - чуть не утопил меня. Зато во льду такие дыры пробил, что только держись!
  У Гали глаза от эмоций расширились, заблестели.
  - Страшно было?
  - Конечно, страшно... особенно когда лёд раскачался. Но лишь в этих пробоинах я и выловил несколько рыбин. Не случись этого, я так бы и пришёл ни с чем, это уж точно. А как у вас дела?
  Глаза у девочки погасли. Лицо её снова стало скорбным.
  - Плохо, - печально ответила она.
  - Что плохо-то?
  Галина убитым, обречённым голосом сказала:
  - Мы с мамой и бабой Симой, наверное, скоро умрём.
  - С чего хоть мысли такие? Что случилось-то?
  - У меня... карточки украли... - давясь слезами, выговорила она, - и сумку с пакетом гороха.
  - Ничего себе новости... - Вовка ошеломлённо посмотрел на неё. - И ты даже не заметила, кто?
  - Ещё как заметила: это были два пацана.
  - Вот же твари! А ты, случайно, не узнала их?
  - Одного, вроде бы, да. Рыжий такой, высокий. Я не уверена, все так изменились, но, кажется, я видела его у дома своей учительницы.
  - Далеко это? - спросил Вовка.
  - Не близко, примерно в пяти кварталах отсюда. Немного правее Чарских.
  - Далеко, - утомлённо сказал Вовка. - А как всё было?
  Галя опустила ресницы, и тут же на их кончиках повисли слезинки.
  - Я только-только вышла из магазина. Хлеб у меня уже лежал во внутреннем кармане, в руке была сумка с горохом и ещё три карточки. Я остановилась, чтобы спрятать их, и стала булавку от кармана отстёгивать. И тут сзади кто-то как толкнёт меня в спину. Я головой в снег. Встала на колени, смахнула снег с лица, смотрю: убегают двое. Разжала кулак, а там вместо карточек - ледышка. И сумки нет. Что теперь будет?
  - Дома знают?
  - Нет ещё. Я боюсь туда идти, - вздохнула Галина. - Без карточек домой лучше не возвращаться. Там и так дела хуже некуда. Баба Сима еле ноги волочит, мама вся опухла. А тут ещё я, ворона...
  - Не паникуй, Галка. Завтра постараемся найти этого рыжего. А не найдём, станем дежурить у твоего магазина. Ведь в другом-то ваши карточки не отоварят, раз их теперь закрепили за магазинами. И продавца мы предупредим. Так что надежда вернуть их ещё есть. А сегодня хоть этот хлеб донеси до дому.
  Девочка прижала руки к груди.
  - Боюсь я, Вовка.
  Мальчик встал, вытащил из вещмешка судака.
  - Вот это рыбка! - вырвалось у Гали.
  - Это вам, - сказал он и прямо в руки положил ей прихваченную морозцем рыбину. - Постарайтесь растянуть её до Нового года.
  Девочка разволновалась. Её глаза опять наполнились внутренним светом.
  - Ух, ты! Спаси-и-бо. Знаешь, Вовка, а ноги меня сами к тебе привели. Я как чувствовала, что ты что-нибудь придумаешь...
  - Да ладно тебе. Возьми вон сумку с гвоздика, завтра вернёшь её. Погоди, сейчас бумаги дам.
  Он сходил в свою комнатку, вернулся с тощим рулончиком обоев. Оторвал кусочек.
  - Клади сюда.
  Галя положила подаренного ей судака на бумагу с бережливостью батюшки, окунающему в купель новорождённого.
  - Вовка, ты меня опять так выручил, - не умея скрыть свою радость, сказала она.
  - Хорошо, что сегодня есть чем угостить, - сказал Вовка.
  Девочка спрятала судака в сумку.
  - Спасибо. Что бы я без тебя делала, не представляю, - сказала она. - Ну что, до завтра?
  - До завтра, - ответил Вовка. И, отворив дверь, выпустил девочку на лестничную площадку.
  Минут сорок Вовка пластом пролежал на кровати. Потом он встал, выложил улов в таз. Залюбовался. Рыбка вся крупная, как на подбор: налим килограмма на полтора, пара судаков по килограмму каждый, лещ и парочка окуней - граммов по шестьсот-семьсот. "Эх, если бы всё это сейчас засолить, - мечтательно проговорил он вслух. - Но ведь есть ещё и друзья..." Вовка задумчиво расстелил на столе два лоскута бумаги. Решительно выложил на один из них двух окуней, а на второй - судака. Немного подумав, оторвал ещё кусок бумаги и шлёпнул на него леща. Заглянул в таз. В нём остались лишь налим и судак. Такой улов уже не очень впечатлял. Но что поделаешь?
  Мальчик завернул всю отложенную рыбу в бумагу, два пакета положил в вещмешок и сунул его в холодный ящик с обувью. А последний пакет, с двумя окунями, положил в авоську и пошёл в мастерскую.
  В этот вечер там все были в сборе. Его появлению обрадовались. "Вова пришёл!" - радостно крикнул Федька. Взрослые встрепенулись, лица их посветлели. Мальчик скользнул взглядом по обитателям мастерской и с горечью отметил, насколько сильно все они изменились. Олег Павлович выглядел просто ужасно: он фантастически распух. Особенно огромным стал его живот. Остальные же "коммунары" ещё более осунулись и посерели.
  - Здравствуйте, - поздоровался Вовка.
  Ему оживлённо ответили. А ребята, побросав свои занятия, подошли к нему. "У них здесь тепло", - почувствовал он и снял фуфайку. Малыши с напряжённым вниманием смотрели на его авоську. Вовка вынул из неё свёрток, подал его самому маленькому.
  - Русланчик, отнеси-ка это на общий стол.
  - Ладно, - просиял он личиком.
  Осознавая важность своей миссии и всем своим видом показывая взваленную на него тяжесть, малыш в сопровождении "почётного эскорта" отнёс на стол доверенный ему свёрток. Алия развернула бумагу и тихо ахнула. Зато Федька своих эмоций не сдерживал. "Здесь рыба!" - радостным воплем оповестил он всех. Взрослые тут же потянулись к столу. Олег Павлович, увидев приношение, воскликнул:
  - О-о! Какая симпатичная рыбка. Видно, я не напрасно завёл себе аквариум, - шутя, похлопал он себя по животу.
  "И в этом положении он ещё может шутить", - ужаснулся Вовка.
  - А как эти рыбки называются? - спросила Алия.
  - Окуни, - ответил он.
  - А почему у них полоски нарисованы? - удивлённо спросил Федя.
  - Для маскировки, - пояснил Вовка. - У них всё как на войне: и в засадах сидят, и нападают, и прячутся.
  - Они такие хитрые? - заговорщицки прошептал Русланчик.
  - Да, хитрые, - согласился Вовка. - У них страшная жизнь.
  - Не страшней, чем у нас, - заметила Светлана, мать Феди.
  Поговорив ещё минут десять, Вовка поднялся.
  - Мне уже пора. Скоро тётя придёт с работы, а в доме не топлено. Пойду я. Бывайте здоровы!
  - И ты будь здоров, дружок, - задумчиво кивнул ему Олег Павлович.
  А тётя Клава, провожая Вовку, ласково погладила его по голове и сказала:
  - Спасибо тебе, сынок. У тебя добрая душа, православная. Ты к нам приходишь и будто свету в лукошке приносишь. В который уж раз возвращаешь нам надежду.
  - До свиданья.
  Тётя Клава перекрестила его.
  - Спаси тебя Христос.
  Тётя Мария пришла серая от усталости, задумчивая, скучная. Села у печки. Вовка помог ей снять валенки, подал нагретые бурки, лёгкие, из фетра. Она сунула в них ноги, облегчённо вздохнула.
  - Спасибо.
  - Как дела, тётя? - спросил мальчик.
  - Неважные дела: завод еле дышит - электроэнергии не хватает. Больше стоим, чем работаем. Такое отчаяние охватывает... Ну, а у тебя что нового?
  Вовка подал ей таз, откинул рушник, спросил?
  - Что будем с ней делать?
  У тёти Марии глаза расширились, наполнились тихими слезами. Она потрогала налима.
  - Свежая рыба? Боже! Откуда?
  - С Невы, тётя.
  - А я ещё с порога уловила запах, подумала: не иначе галлюцинации, - лихорадочной скороговоркой сказала она. Взяла судака и стала с упоением нюхать его, целовать. - Этот запах - такое наслаждение, не передать. От него с ума можно сойти.
  Вовка смотрел на тётю и думал: "Видеть её счастливой - тоже наслаждение".
  
  Утром пришла Галя, уже не такая несчастная, как вчера. Вовка достал из обувного ящика вещмешок с рыбой, положил в него четыре поленца, завязал.
  - Раз нам по пути, то заглянем и к Агнессе, и к Антонине, малышей надо проведать, уже две недели не видел их. А потом пойдём рыжего искать, ладно?
  - Угу, - согласилась девочка.
  Они вышли на воздух.
  - Своим рассказала? - спросил Вовка.
  - Рассказала, - ответила Галя. - Я выложила на стол рыбину и тут же призналась, что мы остались без карточек. Они прямо онемели от ужаса. Бабу Симу пришлось даже валерьянкой отпаивать. А мама, уж на что у неё сильный характер, и то долго сидела и тихонько так, как у гроба, головой покачивала. Я так подвела их всех, простить себе не могу.
  - Галя, это с каждым может случиться, не отчаивайся.
  - Хотелось бы, да не получается. Кстати, рыбка твоя очень пригодилась. Когда мои немного пришли в себя, судачка засолили, даже потрошки, а из головы уху сварили - сказочная вещь.
  - Ну, хватит об этом, - оборвал её Вовка. - От твоих гастрономических воспоминаний недолго и язву заработать: ведь брюхо, сколько его не корми, старого добра не помнит. Ты лучше расскажи что-нибудь интересное из своей жизни.
  - Если из детства, то оно было не самое радостное. Жили мы на Вологодчине, в деревне. Ещё до меня мама овдовела. Её муж, Иван Осипов, погиб в гражданскую войну. С тех пор маму Анной-урядницей называли. А потом появился мой папка. Но он подолгу с нами не жил, в основном где-то на заработках пропадал.
  - А деда с бабушкой помнишь? - спросил Вовка.
  - Немного. Мне было три года, когда мы уехали из деревни в посёлок. Но я запомнила: бабушку звали Катя, деда - Павел. Оба хорошие, добрые люди. У них был большой длинный дом с террасой - его потом под сельсовет забрали, - а в нём мебель самодельная, резная. Однажды я играла в их доме и полезла за конфетами в шкафчик. Что-то тронула там, оттуда, как посыплется посуда. Я перепугалась: сижу среди осколков, реву. А бабушка пришла на мой крик и даже не отругала, представляешь?
  - Ну, а ещё ничего такого не припомнишь?
  - Был у меня один случай, только уже не в детстве, а прошлым летом. Как-то раз с девчонками мы пошли на Неву. Наплавались, лежим, загораем. А рядом с нами одна парочка купалась, люди совсем взрослые. Дядька, как мы потом поняли, совсем не мог плавать, а его жена немного умела. И вот они поплескались на мелководье, потом он вылез на берег, а она решила ещё покупаться. Хотела, наверное, вдоль берега проплыть, а когда опустила голову в воду, сбилась с направления, и саженками - на глубину.
  Дядька поднялся, кричит ей: "Тома, вернись!", а та не слышит. А когда выдохлась, подняла голову, увидела, куда её занесло, запаниковала и стала тонуть. Дядька вбежал в воду по грудь и встал. Тянет к ней руку, кричит, а до неё метров пятнадцать, не меньше. И взрослых рядом ни души. А я уже неплохо плавала, даже второе место по школе держала. И бросилась её спасать.
  - Ну, ты и молодец, Галка! - воскликнул Вовка. - И не побоялась же...
  - Ага, - иронично посмотрела на него девочка. - Потому что дурой была самоуверенной. Так вот. Я подплыла к ней и кричу: "Хватайтесь за ногу!". Тётка и схватилась, да так крепко, что и я испугалась: поняла, что она меня теперь ни за что из рук не выпустит. Гребу к берегу изо всех сил, а та висит у меня на ноге что гиря, и нисколько не помогает мне. До сих пор не пойму, как я жива осталась? Она ведь по весу раза в три тяжелее меня была, запросто могла на дно утащить. Но каким-то чудом я всё-таки догребла до дядьки. Он поймал меня за руку и вытащил нас обоих. Ох, и трясло меня потом на берегу.
  - Ну и как повела себя спасённая? - поинтересовался Вовка.
  - Когда она пришла в себя, стала благодарить меня и просить прощения за то, что чуть не утопила. Позже они дважды приезжали за мной: брали меня с собой в поход по магазинам. Платье мне купили, зонтик, босоножки и сумочку, - в общем, они не жадные люди.
  - Да, Галка. Ты всё же молодчина, - сказал Вовка. - Я тоже не всегда могу правильно оценить свои силы, особенно сейчас. Но бездействовать, когда люди в беде, - это не по мне. А вот и Ванюшкин дом. Зайдём вместе?
  - Давай лучше ты один, - предложила она. - Так быстрее будет.
  - Ладно. Я на пять минут, - согласился Вовка.
  Он вошёл в подъезд и сразу свернул к шестой квартире. Постучал в дверь и тут же, толкнув её, вошёл.
  - Агнесса Ильинична, это Вовка, можно к вам?
  - Входи, Вова, - послышался из комнаты голос хозяйки.
  Он почувствовал, что в квартире опять холодно. "Разве дети не у неё?" - тревожно подумал он. И тут же услышал: "Ребята, ну-ка встречайте Вову". Зашаркали по полу валеночки и навстречу ему вышли два крохотных человечка. Они оба смотрели на него большими серьёзными глазками.
  - Привет, Сонечка, здравствуй, Ванюша, - присел перед ними Вовка и чуть приобнял их. - Как поживаете?
  - Хорошо, - прошептала Сонечка.
  - Вот и молодцы. Пойдёмте к бабушке.
  Они прошли в комнату. Агнесса, как и прежде, сидела в своём кресле.
  - Здравствуйте, - поздоровался с хозяйкой Вова. - Ну, как вы тут?
  - Барахтаемся помаленьку. Вместе нам жить всё же удобней. Таня на работу ходит, я с ребятишками сижу. А в магазин с соседями по очереди ходим. Вот так и живём.
  - Ну и хорошо, что всё наладилось, - сказал мальчик. - А я тут с Галей мимо иду, вот и забежал проведать вас.
  - А чего же она к нам не зашла? - спросила Агнесса Ильинична.
  - Чтобы не засиживаться. У неё какие-то мальчишки карточки из рук вырвали у магазина. Вот идём с нею искать их.
  - Вот несчастье! - всплеснула руками хозяйка. - И как только земля таких иродов носит?
  - Да вот носит, - вздохнул Вовка.
  Он присел на стул, расслабил петлю у вещмешка, достал два поленца, подал их малышам.
  - Дрова к печке, - скомандовал им.
  Ребята торопливо отнесли поленца и вернулись к Вовке. Они встали перед ним, выражая горячую готовность носить и носить. А мальчик вытащил из вещмешка подмоченный свёрток и отдал его Сонечке.
  - А это, малышка, отнеси бабушке, - сказал Вовка. И поднялся.
  Девочка затопала к Агнессе Ильиничне. Вовка затянул петлю вещмешка, вскинул его за спину.
  - Мне пора, - сказал он. - С наступающим вас Новым годом!
  И шагнул к двери. Выходя, он услышал испуганно-восторженный возглас хозяйки:
  - Вова?!
  
  Чарские были дома. Увидев гостей, хозяйка искренне обрадовалась:
  - Как хорошо, что вы меня дома застали. Я в это время обычно уже в очереди стою, а тут позволила себе расслабиться. Решила: позже выйду. И вот вы пришли, какие молодцы. Проходите, садитесь к столу.
  Вовка подтолкнул Галю к столу, сам снял шапку и тоже присел на табурет. Санька подошёл к Вовке, доверчиво прижался к нему. А тот нежно, как братишку, погладил его. Потом Вовка развязал вещмешок, вытащил из него поленья и отдал их Саньке. Тот отнёс и положил их не к печке, а под кровать.
  - Молодец, Санька, - похвалил его Вовка. - Взрослеешь. Уже научился думать о завтрашнем дне.
  - Блокада - страшная школа, - заметила Антонина. - Ну, да ладно, хоть на часок забудем о ней. Ведь у нас, дорогие мои, радость. От нашего папки мы получили не только письмецо, но и передачку. Вчера забегал его сослуживец и передал нам несколько баночек каши и пакет сухарей. Я угощу вас. И чайник как раз закипел. Так что сейчас будем чай пить на вишнёвых прутиках.
  - Мы рады за вас, тёть Тоня, - сказал Вовка. - Но и у нас для вас тоже кое-что интересное есть. Санька, кажется, мы с тобой ещё не всё достали из вещмешка. Ну-ка поищи там ещё чего-нибудь.
  Санька, предвкушая нечто необычное, покопался в вещмешке и достал из него подмоченный, странно пахнущий свёрток. Такой находкой он был серьёзно озадачен.
  - Неси маме, - подбодрил его Вовка, - она разберётся.
  Малыш подошёл к матери и подал ей свёрток. Антонина развернула его и слабо охнула.
  - Рыба? Да ещё свежая... невероятно. - Антонина шумно понюхала её. - Прямо голова кругом пошла. Откуда у вас такое богатство?
  - Вчера я на речке был. И мне повезло. Вытащил и для вас рыбку.
  - Спасибо, - с особым чувством сказала Антонина. - Сейчас чуточку сварим, а остальное засолим. Благодать. Теперь и Новый год встретим по-человечески. - Она положила судака перед собой. - Санька, разбуди сестрёнку, пусть на рыбку полюбуется.
  - Как она? - спросил Вовка. - Ходит?
  - Да, слава Богу. Поднялась на ножки. Но разговаривать совсем перестала, - уронила слезу Антонина. - Она и так всегда была худенькая, как тростиночка, а тут ещё эти испытания навалились. А что я могу для неё сделать?
  На стол хозяйка высыпала горсть сухарей из настоящего хлеба, налила в кружки чай, поставила блюдечко с соевыми батончиками.
  Санька привёл Анечку, всю заспанную, одетую в два или три свитерка. Она была такая жалкая, полупрозрачная, что у Вовки запершило в горле. Он протянул к ней руки.
  - Здравствуй, крошка. Иди ко мне, будем чаёк вместе пить.
  Девочка охотно подошла к нему. Он усадил её к себе на колени, как и Саньку, приласкал. Судака пододвинули к Анечке, она долго с изумлением изучала его: трогала пальчиком глаза, острые зубы, жабры. Увидеть это чудо природы для неё, безусловно, событие.
  Все принялись за чай, с удовольствием захрустели сухарями.
  - Какие батончики вкусные, - мечтательно, нараспев сказала Галя.
  - Вместо сахара выдали, - пояснила Антонина. - Жаль, их никак не сэкономишь, быстро кончаются. Хочу вот на рынок сходить, внутреннего жира для детей на что-нибудь выменять.
  - Тётя Тоня, а я совсем недавно держала в своих собственных руках вот такой кусок масла, - Галка решительно очертила ладонями габариты заметно потяжелевшего с тех пор куска.
  - Сливочного? - подалась вперёд хозяйка.
  - Самого настоящего, - клятвенным голосом подтвердила Галка.
  - Не может быть!
  - Я бы и сама не поверила. Но вот довелось.
  И Галка рассказала историю, которую Вовка уже слышал. А закончила она её такими словами:
  - Мне кажется, что этот кусок масла я буду помнить теперь всю свою жизнь. И не только помнить, но и корить себя за то, что не отрезала от него ни одной пластиночки.
  - Галочка, - успокаивающе коснулась её Антонина, - ты сейчас смотришь на это с точки зрения упущенной выгоды. А что, если Бог испытывал тебя? И оказалось, что ты достойно выдержала этот экзамен. Ведь такое искушение не всякий выдержит. Я, например, видя голодные глаза своих детей, знаю, - не устояла бы. Так что не жалей об этом, а гордись. Может быть, Бог тебя уже заметил и покровительствует тебе.
  Галка от этой похвалы даже похорошела. Посидели ещё немного, поговорили. Ребята начали прощаться. Хозяйка положила перед ними баночку каши и горсть сухарей. Вовка разделил сухари поровну, а баночку отодвинул Гале.
  - Спасибо за всё. И с Новым годом вас!
  На улице Галя искоса взглянула на Вовку.
  - А ты - добрый.
  - Смотря к кому, - ответил паренёк.
  
  Глава 12. Хлебные карточки - это жизнь
  
  Подростки проторчали у предполагаемого подъезда рыжего до начала сумерек. Проголодались и замёрзли основательно. И тут Вовка вопросом остановил остролицего старика, свернувшего к подъезду.
  - Извините, вы не подскажете, в какой квартире живёт рыженький такой парень, высокий. Только вот не помню, как его зовут? Он мне очень нужен, по важному делу.
  - Судя по всему, это Лёшка Бритов. Он из семьдесят второй с третьего этажа. Только у матери он сейчас не проживает. Заходит к ней, но редко.
  - А вы, случайно, не знаете, где его можно найти?
  - Знаю. Я видел его сегодня. Он в дядькиной квартире живёт. Хозяева эвакуировались, а Лёшка там, вроде как охраняет её.
  - Это далеко? - нетерпеливо спросил его мальчик.
  - Да где там, рядом. Через один дом, за нашим, в тылах, - жестом указал старик. - Номер квартиры не помню, но подъезд последний, этаж... второй, дверь - справа.
  - Спасибо, - горячо поблагодарили участливого жильца дети.
  - Пожалуйста, - кивнул он и вошёл в подъезд.
  Галка зябко ссутулилась.
  - Вова, пойдём по домам, а? Сил нет, чаю хочу. Да и время уже вышло. Тебе хорошо, дом рядом, а мне ещё час до Весёлого шагать. В четыре уже такая темень. Страшно.
  - Ладно. Я и сам устал. Пошли, немного провожу тебя.
  Подростки, слегка прихрамывая от боли в застывших без движения мышцах, направились домой.
  - Вова, а рыжий-то, наверное, живёт со своим приятелем. Нам одним опасно туда идти, они ведь бандиты.
  - Ты права, Галка. К ним нужно идти только с милиционером, чтобы они не успели карточки спрятать. Если не застать их врасплох, мы ничего не докажем и карточек твоих не вернём. Так что завтра первым же делом я иду в милицию.
  
  На следующий день прямо с утра Вовка пошёл в отделение милиции. Дежурный милиционер оказался знакомым.
  - Здравствуйте, Александр Иванович.
  - Привет, сыщик, - протянул ему руку сержант. - Что привело тебя к нам в такую рань?
  - У моей знакомой позавчера у магазина двое парней вырвали из рук три продовольственные карточки и сумку. Если ей не помочь...
  - Понятное дело, - перебил его дежурный. - Пусть напишет заявление, будем искать.
  - Александр Иванович, она из посёлка Весёлого и, конечно, чуть позже заявление напишет. Но адрес, где живёт один из этих гадов, мы уже знаем. Это в трёх кварталах отсюда. Может быть, вместе с ним живёт и второй. Если туда мы пойдём одни, ничего путного из этого не выйдет. Вот я и пришёл к вам за помощью.
  - И правильно сделал. Те, кто занимаются грабежами, способны и на большие гнусности. Иногда они применяют и оружие. Начальник с минуты на минуту будет. Посиди на стульчике.
  
  Пятьдесят минут спустя Вовка и с ним два милиционера подходили к нужному им дому. Старший наряда - сержант Назаров, мужчина лет тридцати, среднего роста, худощавый, похож на казаха. Его подчинённый Басевич лет на пять моложе, заметно крепче и выше начальника, в плечах широк, нетерпелив, категоричен. У дома их уже поджидала Галя.
  - Привет. Ну как, рыжий ещё не выходил из дома? - спросил Вовка.
  - Здравствуйте. При мне не выходил, а я уже около часа стою, - ответила она.
  - Это хорошо, - сказал сержант. - Сейчас у его соседа снизу я узнаю расположение комнат, а заодно приглашу его побыть при обыске в качестве понятого. А вы пока подымайтесь наверх.
  Они все вчетвером вошли в подъезд. Назаров свернул в нужную ему квартиру и уже через три минуты поднялся на второй этаж в сопровождении бледнолицего длинноволосого мужчины. Худой, взлохмаченный, в валенках, истоптанных до дыр, и стёганом халате болотного цвета, он походил на старого Водяного. Мужчина печально осмотрел остальных и зябко запахнул полы своего грязного халата.
  Сержант, указывая на дверь, спросил его:
  - Здесь и живут Бритовы?
  - Это их квартира. А живёт в ней теперь их племянник с каким-то родственником, - равнодушно ответил он.
  - Ну что ж, пора нам познакомиться с ними, - сказал сержант, достал из кобуры пистолет и толкнул дверь.
  Но та не поддалась.
  - Та-ак, - озадаченно сказал сержант. - Внезапности не получилось, но у нас в рукаве ещё один козырь - фактор неизвестности. Его и употребим в дело. Басевич, план действий такой: если сейчас мы увидим только одного жильца, тебе пять секунд на осмотр кухни, она прямо по коридору - и потом ко мне. А я сразу ухожу налево, в зал. Из него есть дверь в спальню. Когда я буду разбираться с первым жильцом, ты берёшь под контроль второго. Будь начеку.
  - Понял, - ответил ему напарник.
  - А вы, ребята и понятой, зайдёте чуть позже, - предостерёг их сержант и негромко постучал в дверь. Спустя несколько секунд ещё раз.
  - Кто там? - спросил встревоженный молодой голос.
  - Это вас из домоуправления беспокоят, - сказал сержант. - Ваш дом уплотняют. Нужно решить: сколько жильцов вы можете разместить у себя?
  - Что это за жильцы? Откуда они взялись? - послышалось из-за двери.
  - Они из тех, кто при бомбёжке потерял своё жилье.
  - А я не хозяин, чтобы решать такие вопросы, - протестуя, отозвался невидимый собеседник.
  - Это и неважно, - спокойно проговорил сержант. - Решение принято. Нам уже и список дали. Осталось только обсудить с вами вопрос о подселении.
  - У нас нет места, - возразили из-за двери.
  - Но, по нашим сведениям, вы живёте один, - терпеливо гнул свою линию сержант.
  Напарник жестом показал, что хочет вышибить дверь. Но сержант погрозил ему.
  - Не-ет, - донеслось из-за двери. - Со мной живёт ещё один товарищ.
  - Я должен убедиться в этом, - сказал Назаров.
  - Но он болен, а я за ним ухаживаю, - с досадой ответил ему голос.
  - Сейчас все болеют. Покажите мне его, и покончим с этим, - раздражённо произнёс сержант. - Или мне пригласить участкового?
  Угроза возымела действие. Дверной замок дважды щёлкнул, и рыжая всклокоченная голова парня выглянула из-за двери. В ту же секунду глаза его округлились, и он с ловкостью рептилии в мгновение исчез в дверной щели. Попытался было закрыться на замок. Но Басевич упругим ударом плеча в дверь, отбросил парня назад.
  - В чём дело? Вы не имеете права! - держась за ушибленную грудь, истерично завопил он.
  - Имеем, - властным тоном сказал Назаров. - Где ваш товарищ?
  - В спальне. Сейчас я его подниму.
  - Мы сами, - остановил его милиционер.
  И первым вошёл в зал. За ним последовали Бритов и Басевич. Вовка не стал ожидать персонального приглашения и тоже неторопливо прошёл в комнату. Галя и понятой пока остались в коридоре у входа в зал. Все с любопытством осмотрелись. Мебель как мебель: стол со стульями, буфет, тумбочка, диван. К люстре подвешена лампа "летучая мышь". У буржуйки охапка дров. В комнате не холодно. Пахнет керосином и водкой. На пыльном подоконнике и у буфета на замусоренном полу с десяток пустых бутылок.
  - Басевич, навести больного, - отдал распоряжение сержант.
  - Есть, - ответил тот и с пистолетом наизготовку вошёл в соседнюю комнату.
  Прошло с полминуты, ничего неожиданного не случилось. И Вовка, сделав полукруг по залу, тихонько заглянул в спальную комнату. Он увидел, что на кровати лицом вниз спит молодой мужчина, а Басевич осторожно обыскивает его постель. Рука милиционера плавно скользит вдоль края матраца, и вдруг замирает, перемещается чуть глубже и медленно с остановками движется назад. На ладони небольшой пистолет. Вовка, всегда интересовавшийся всяким оружием, узнал в нём "Вальтер". Басевич спрятал его в карман и, соблюдая осторожность, вернулся в зал. Он что-то прошептал сержанту, и тот кивнул ему.
  - Похоже, ваш друг сильно пьян, - сказал Бритову сержант. - Кто он?
  - Документов его я не видел, но зовут его Влад.
  - Работаете?
  - Нет... не здоров, - растерянно ответил Бритов.
  - А он? - кивнул в сторону спальни Назаров.
  - Тоже.
  - Кто-нибудь ещё живёт с вами?
  - Нет, - ответил рыжий.
  - А откуда здесь женская сумка? - сержант жестом указал на чёрную дамскую сумочку, лежащую на тумбочке.
  Бритов стушевался, но потом нашёлся с ответом:
  - Так это же сумка хозяйки. Я просто не убрал её ещё с осени.
  - Хорошо, - сказал сержант.
  И подошёл к дивану с провисшим фанерным брюхом, лежащим на подставленных под него кирпичах. Рыжий напрягся. Сержант резким движением откинул диванную подушку. Присутствующие остолбенели. Весь ящик был заставлен желтыми консервными банками, причём в несколько слоев.
  - Что это? Никак со склада? - спросил побледневшего парня сержант.
  - Это... это... это все его... вещи, - указал тот на спальню. - Я тут ни при чем.
  - А карточки у этой девочки тоже он украл?
  Рыжий повернулся к Гале.
  - Я её не знаю.
  - А разве это что-то меняет? Главное, что она тебя знает. Бритов, верни ей продовольственные карточки, сейчас же.
  Рыжий, обалдевший от свалившихся на него несчастий, направился к буфету, но вдруг согнулся, заорал и ринулся к выходу. Однако сержант не зевал. Он прыгнул ему наперерез и сильным ударом в бок отбросил его от двери. Бритов врезался в стену и, закусив губу, тяжело осел.
  - Басевич, блокируй второго, - отдал распоряжение сержант.
  Тот метнулся в спальню. А сам Назаров вынул из кармана верёвку и без особых церемоний связал рыжего.
  - Ты у меня из доверия вышел, - сказал он, - так что сам знаешь: как аукнется, так и откликнется.
  Затем он приблизился к буфету, распахнул дверцу, извлёк из него стопку цветных карточек и подошёл с ними к Гале. Заглянул в одну из них.
  - Лысенкова? - спросил он.
  - Нет, - ответила она.
  - Филимонова?
  - Нет, Хачёва. У меня серая карточка.
  - Ага, - удовлетворённо кивнул сержант, - есть и Хачёва. Сколько их всего?
  - Три. Только фамилии у всех разные. Ещё должна быть коричневая карточка Осиповой Анны Павловны и серая Жуковой Серафимы Ивановны.
  - Точно. Есть такие. Держи девочка.
  Галка с глазами полными благодарности взяла свои карточки, прижала их к груди и с глубоким облегчением вздохнула.
  - Спасибо. Если бы вы знали, как больно быть виноватой. А теперь вот от сердца отлегло, снова так легко стало.
  - Я знаю, - ответил сержант. - Но мне, к сожалению, освободиться от чувства вины не позволяют вот такие деятели как Бритов.
  - Извините, - сказала Галя, - а Филимонова, случайно, не Маргарита Степановна?
  Назаров нашёл нужную карточку.
  - Да-а? - удивился он. - Знакомая?
  - Я её хорошо знаю. У них там должно быть четыре карточки. Мы с её дочкой в одном классе учились, - пояснила она.
  Он отыскал три из них, начал пересматривать зелёные карточки.
  - У них рабочих карточек тоже нет, - предупредила девочка.
  - Ну что ж, тогда здесь только три, - сказал милиционер.
  - Можно, я их отнесу им? - попросила она сержанта. - Ведь они там, возможно, уже и ходить не могут.
  Он задумчиво посмотрел на карточки и согласился.
  - Хорошо, девочка. Ты права: это дело срочное, отнеси. Видно, эти подонки выходили на грабёж как можно дальше от своего дома. Ну, ничего, теперь их песенка спета. Держи, - протянул он ей карточки. - А если... словом, если уже поздно, сдай их в районное бюро.
  - Обязательно, - пообещала Галя. - Мы с ними отовариваемся в одном магазине. Я постараюсь получить хлеб и на них. И сразу же все отнесу им.
  - Это правильно, - одобрил сержант. - Когда, говоришь, у вас украли карточки?
  - Двадцать третьего.
  - Понятно, - вздохнул он. Подошёл к открытому дивану, достал оттуда три замасленных банки и опустил диванную подушку. Две из них подал Гале. - Вот вам и Филимоновым в качестве возмещения по банке консервов. Передашь им?
  - Честное слово, передам, - страстно ответила Галя.
  - Верю. А это тебе, следопыт, - протянул он и Вовке банку консервов, - в награду от начальника милиции. Теперь всё. Можете идти. И спасибо вам от всего города за этих мерзавцев. Дальше мы уж и сами управимся. Только завтра загляните к нам в девятый кабинет, в протоколе распишетесь.
  - Обязательно, - сказал Вовка, - спасибо.
  - Я приду. Спасибо вам, - на ресницах у девочки сверкали слезы радости. - Мы теперь точно не умрём.
  Милиционер улыбнулся.
  - Ну и правильно. Будьте здоровы.
  
  На улице было солнечно, морозно.
  - Вовка, я сейчас такая счастливая... А что будет с ними? - спросила Галя.
  - Что положено, - ответил паренёк.
  - А что положено? - пристала к нему с вопросом девочка.
  - Что заслужили, то и получат. Смотри, сколько семей приговорили они к смерти. И ни о ком, кроме себя, не думали. И ты не думай о них.
  - Ты прав, - согласилась она. - Вова, а тебе не нужно получать хлеб?
  - Тётя угостила соседку рыбой, и та пообещала получать на нас хлеб всю неделю. А сегодня только четверг.
  - Хорошо вам... Знаешь, если честно, мне страшно к Филимоновым одной идти.
  - Да я знаю, - сказал он. - Ведь неизвестно, сколько они сидят без хлеба, залегли уж, наверное.
  - Слушай, Вовка, а давай в наш магазин вместе сходим, и потом к ним зайдём, а?
  - Ладно. Договорились, - согласился он.
  
  В два часа пополудни подростки постучались в нужную им квартиру. По пути к Филимоновым они вытащили из одного недавнего пепелища несколько обугленных деревяшек и разбухшую от влаги недогоревшую книгу. И все это добро принесли с собой. На их стук никто не ответил. Они вошли без приглашения. В квартире холодно и темно.
  - Сегодня же есть электричество, - сказал мальчик. - Чего это они без света сидят? Где у них тут выключатель?
  Он пошарил по стене, включил лампочку. Тусклая нить накала кромешную тьму обратила в сумрак. Проявились очертания мебели, предметов.
  - Ну, теперь хоть что-то видно стало, - удовлетворённо заметил Вовка и сложил у печурки, принесённые ими дрова.
  Девочка позвала хозяйку:
  - Маргарита Степановна! Вы где? Это я, Галя Хачёва. Вы меня слышите?
  Но ничто не нарушило глухую, застойную тишину жилища. Даже наоборот, детям показалось, что она загустела ещё больше.
  - Маргарита Степановна, я принесла вам ваш хлеб! - с отчаянием выкрикнула девочка.
  Это магическое слово было услышано. Длинно застонала панцирная сетка кровати, и из-под груды одеял и верхней одежды кто-то стал медленно выбираться. Галя сделала шаг назад, но опомнилась, приободрилась.
  - Вовка, затапливай печь, - сказала она. - И поскорей, пожалуйста.
  - Бумага сырая, - ответил он.
  - Рви обои. Видишь, уже весь угол оборван.
  - Ладно.
  - Кто это? - надтреснутым голосом спросила хозяйка.
  - Это я, Галя, одноклассница вашей Женьки.
  - Галя? А-а... А мы ведь умираем. Карточки я где-то потеряла свои.
  - Нет! Маргарита Степановна, вы не умираете. У вас есть хлеб. Вот он.
  Девочка подошла к женщине и вложила в её руки хлеб. Исхудалые скорченные пальцы хозяйки вздрогнули и судорожно впились в его липкий мякиш. Она поднесла принесённый паек хлеба к лицу, понюхала его. И не поверила: надкусила.
  - Хле-еб, - выдохнула она. - Откуда он? Не понимаю.
  - Это ваш хлеб, - сказала Галя. - У меня позавчера вырвали из рук наши карточки. Милиция задержала воров. И у них нашли не только наши заборные книжки, но и ваши. Вот они. Держите.
  Девочка отдала женщине её карточки, и та крепко прижала их к груди.
  - А где вы взяли этот хлеб?
  - В магазине. Я получила хлеб и на свою семью, и на вашу.
  - Но его так много... - с недоумением сказала она.
  - А это и для нас неожиданность. Оказывается, именно с сегодняшнего дня всему населению паек увеличили: рабочим на сто граммов, а служащим, иждивенцам и детям на семьдесят пять.
  - Галя, а вы меня не обманываете?
  - Зачем? - искренне удивилась девочка. - Мы и сами узнали об этом только в очереди. Там такое ликование было. Говорят, что вчера пошли в город поезда с продуктами, и хлебный паек сразу же увеличили.
  - Боже мой! - перекрестилась хозяйка. - Я не смею верить в это. Галя, а сколько же хлеба мы будем получать на одну карточку?
  - На каждую карточку теперь вам положено по двести граммов хлеба.
  Филимонова, ошеломлённая новостями, опустилась на кровать. Девочка пододвинула табурет и села напротив неё. Хозяйка, находясь в большом нервном возбуждении, всё уточняла и уточняла обстоятельства этой, в общем-то, незамысловатой истории. И Галя терпеливо отвечала ей. А в довершение своего рассказа девочка положила на её колени банку консервов. И, пожалуй, только тогда, наконец, женщина во всё поверила.
  - Галочка, - взяла она её за руки, - ты вернула нам надежду. Спасибо, дочка. Век буду молиться за тебя.
  И стала целовать ей руки. Девочка освободилась от неё и вскочила.
  - Тёть Рита, что вы такое делаете? Не надо этих глупостей. Вы лучше поднимайте своих на ноги.
  Между тем в печурке забился живой огонёк, его золотые отсветы запрыгали по стенам. Вовка набрал воды в чайник, поставил его на печку. Хозяйка, воодушевлённая всем происходящим, стала тормошить своих домочадцев. Заплакал Васька. Галя подошла к его кровати и, не узнавая, взяла его на руки. Ещё несколько месяцев назад она видела здесь пятилетнего круглолицего крепыша, озорного, шустрого. А теперь он выглядел годика на три. Было видно, что он перестал понимать эту жизнь. Почему стало так холодно, темно, страшно? Отчего так долго не дают ему есть? В чём он виноват? И ножки тоже его не слушаются...
  Своего отца Маргарита Степановна так и не смогла поднять: ослаб до невозможности. Об этом она и сообщила ребятам.
  - А где Женька? - нетерпеливо спросила Галя.
  Хозяйка потупила глаза и, едва владея собой, ответила:
  - В подвале наша Женечка... лежит. Уснула... моя любимица. Уже целый месяц прошёл. Вот такое у нас горе.
  В глазах у Гали защипало. В груди закололо, будто бы ёж прокатился.
  - А почему... в подвале? - спросила она.
  - Нет ни сил, доченька, ни денег похоронить её по-людски. Даст Бог, окрепнем, исполним свой долг, - виновато сказала хозяйка.
  - Маргарита Степановна, вам помочь банку вскрыть? А то нам пора. Меня дома тоже очень ждут. Они ещё не знают, что я с хлебом иду.
  - Да-да, Галочка, откройте нам баночку. А то сил нет ждать. Что там в ней интересно?
  Вовка вспорол банку ножом, поставил её перед хозяйкой. По комнате разнёсся одуряюще-сладостный аромат тушёного мяса.
  - Это тушёнка, - захлёбываясь слюной, произнёс Вовка.
  - Как удачно, - сказала хозяйка. - Теперь буду супчики варить. Надо своих мужиков на ноги ставить. Может, вы задержитесь на двадцать минут? Вместе покушаем горячего.
  - Нет, спасибо. У нас всё это есть, - отказался мальчик.
  - Тётя Рита, если хотите, я и завтра схожу вам за хлебом. Всё равно мне в очереди стоять, - предложила хозяйке Галя.
  - Да, пожалуйста, сделай одолжение, - согласилась та. И протянула ей свои заборные книжки. - Возьми их, Галочка. А то я за эти три дня совсем ходить разучилась.
  - Ну, всё, тёть Рита, мы пошли. До свидания.
  - До свиданья, милые мои, - сказала она им вслед.
  
  Глава 13. По следу Тухлого
  
  На следующий день Вовка, как и обещал, пришёл в отделение. В девятом кабинете за одним из трёх столов сидел сержант Назаров. В этот раз он выглядел не так бодро, как вчера.
  - Здравствуйте, - поздоровался Вовка. - Это я.
  - Здравствуй. Проходи, садись. А где твоя знакомая?
  - В очереди. После обеда зайдёт, - ответил Вовка и уселся на стул.
  - Вот видишь, - сержант с возмущением указал на пустующие столы, - все при деле, один я при бумажках. Ненавижу эту писанину. Вчера часа два писал. И вот сегодня опять пишу: объяснительную сочиняю. Вчерашнее задержание приказано описать в самых мельчайших подробностях. А я им что, Чехов?
  - Это насчёт задержанных? - спросил мальчик.
  Назаров с досадой покачал головой.
  - В том-то всё и дело, что задержали только Бритова, а второй сбежал.
  - Как? - встрепенулся Вовка. - Он же был пьяным.
  - Все так думали. Перехитрил нас, подлец. Когда Басевич поднял его с постели, тот сделал вид, словно ничего не соображает: где он и с кем, и пьян настолько, что на ногах едва держится. Стал нести всякую чушь о какой-то козе, у которой вымя величиной с тыкву, а молока у неё больше, чем у любой коровы. Кружит он так по комнате, цепляется то за одно, то за другое. Потом, будто случайно, задевает понятого и, якобы, чтобы удержаться на ногах, повисает на нём. И вдруг подхватывает мужика под мышки, приподнимает и с разбега таранит им заколоченное фанерой окно. Тот проламывает телом фанеру и вываливается наружу. А эта сволочь хватает с подоконника две бутылки и - в нас, по одной на брата: мне в грудь угодил, а Басевичу в голову. А сам прыг в окно. Я пару раз выстрелил по нему, да только не попал. Ушёл гад! Знали бы, что это за зверь, подстраховались бы.
  - А кто он, так и не выяснили? - спросил Вовка.
  - Выяснили. Это тот самый Тухлый, которого мы уже месяц ищем.
  - Тухлый? Фью-ю, - присвистнул мальчик. - Вот это мы лопухнулись. А ведь я должен был узнать его. Лучше бы я вчера там остался.
  На что сержант ответил:
  - Между прочим, у понятого сейчас сломан позвоночник: Тухлый ему прямо на спину прыгнул. А ведь на его месте мог оказаться и ты. Так что не жалей.
  - Ладно, - согласился Вовка. - А не пробовали искать его?
  - Как не пробовали? Искали. Вчера двенадцать человек бросили на эту операцию. Но он как в воду канул. Да и где его в таком городе отыщешь? Подвалов, чердаков, брошенных квартир - тысячи.
  Дверь неожиданно распахнулась, и в кабинет вошёл Набатов.
  - Дежурный мне сказал, что ты здесь. Здравствуй, Володя, - протянул он руку. - Уже в курсе?
  - В курсе, - ответил паренёк. - А что рассказал рыжий?
  Набатов пододвинул себе стул, сел.
  - Рыжему был дан шанс облегчить свою участь, сдав снабженца, через которого они добыли столько продуктов. Но Бритов клянётся, что знает в лицо и по имени только его посредника. И ещё он слышал, что тот сейчас в командировке, дней на десять уехал.
  - Юрий Иванович, а как случилось, что Тухлый оказался у рыжего? - спросил Вовка.
  - Правильные вопросы задаёшь, - улыбнулся майор. - А привёл его от снабженца всё тот же посредник, некто Семенов Анатолий Анатольевич. По описанию ему лет сорок, среднего роста, худощав, плешив, в общении высокомерен. Но где его искать, Бритов не знает.
  - Юрий Иванович, а в какую командировку он мог уехать из города, уж ни к фашистам ли? - спросил Вовка.
  - Посредник вора - и к фашистам? - переспросил Набатов. - Смелое предположение.
  - Да, - согласился мальчик. - Но ведь мы же о нём ничего не знаем. А может, он важнее снабженца?
  - Умница, - оживился начальник милиции. - Тыловика действительно могут использовать в тёмную, в качестве пешки в большой игре. Ясно одно: Тухлый знает всех, кто нам нужен. Если тот доберётся до своих приятелей и поднимет тревогу, они нам все концы обрубят.
  - Товарищ майор, разрешите? - подал голос сержант.
  - Говори, - кивнул Набатов.
  - Я вот о чём думаю, - сказал сержант, - сегодня двадцать шестое. А Тухлый и, видимо, Жакан, несмотря на серьёзный риск, уже месяц околачиваются в блокадном городе. Уж не ждут ли они Нового года?
  - У меня тоже есть такое опасение, - произнёс Набатов. - Новогодние утренники с большим скоплением детей, присутствие первых лиц города - время для подлых дел самое подходящее.
  - Выходит, нужно искать Тухлого, пока его след не остыл, - заметил Вовка.
  - То-то и оно, что нужно. Я поэтому и зашёл, - сказал Набатов. - Ты, Володя, не сильно занят эти дни?
  - Сегодня пятница... До понедельника соседка хлеб получает, так что три дня у меня есть.
  - Это хорошо, - обрадовался начальник милиции. - Нам бы сейчас любая помощь не помешала, тем более твоя. Ты его хоть мельком, но видел. Авось судьба и в третий раз выведет тебя на него. Так ты поучаствуешь в поисках?
  - Конечно, Юрий Иванович. Мне и самому хотелось бы найти его.
  - Вот и отлично. Людей, правда, у меня сегодня нет, все на заданиях, - вздохнул Набатов. - Так что, Назаров, рассчитывайте только на свои силы.
  - Ясно, товарищ майор.
  - Вам и вчера было ясно, да результат обратный, - с досадой заметил Набатов. - А задача остаётся прежней: поиск возможных свидетелей и самого беглеца. Для этого, сержант, переоденьтесь в штатскую одежду и вместе с Володей ещё раз обследуйте район вблизи дома Бритова.
  - Есть, товарищ майор. А как же это? - Назаров жестом указал на бумагу.
  - Отставить бумажные дела! Найдёте рецидивиста - и объяснительная записка вам не понадобится.
  Сержант облегчённо вздохнул и спрятал бумагу в ящик стола. Набатов предупреждающе поднял палец.
  - И запомните: ваше дело - только разведка и точный доклад дежурному, а моё - задержание. Всё понятно?
  - Так точно.
  - Хорошо. А сейчас оба по домам: переодевайтесь, утепляйтесь и где-то через часок встречаетесь у дома Бритова, - подытожил Набатов. - А чтобы лучше вам соображалось, сообщаю, что в случае удачи поощрение будет материальным.
  - Я понял, до свиданья, - сказал Вовка и вышел из кабинета.
  Начальник тоже направился было к двери, но остановился.
  - Назаров, ты, разумеется, старший, но его предложения напрочь не отвергай. Я уже заметил, что у него есть и чутье, и некая подсознательная логика. Наша тактика, как видишь, не всегда приводит к успеху.
  - Мне всё понятно, - сказал сержант. - Все его версии отработаем.
  - Вот это я и хотел услышать, - заключил Набатов.
  
  День был морозный, в воздухе поблёскивали редкие искорки снежинок. В десять часов Вовка и Назаров встретились у подъезда рыжего. Они обошли дом и оказались на тропе, проложенной к нему наискось. Окно в квартире Бритовых всё ещё зияло пустотой. Куски фанеры с обломками переплёта висели на приклеенных к ним обоях.
  - Ну что, давай думать, с чего начнём? - сказал Назаров.
  - Извините, - сказал паренёк и посмотрел на сержанта, - как мне вас называть?
  - Георгием, - ответил тот.
  - Понятно, - отозвался мальчик. - Георгий, а не припомните, что за обувь была у Тухлого?
  - Та-а-ак, - задумчиво протянул сержант. - Кажется, у него были... валенки на резиновом ходу... укороченные. Точно.
  - Отлично! - оживленно воскликнул Вовка. - А у дядьки с первого этажа?
  - А у того какие-то изодранные опорки, скорей всего, стоптанные валенки, - ответил Назаров.
  - Хорошо. Тогда у нас есть шанс найти следы Тухлого.
  Они остановились на тропе, как раз напротив места падения двух тел. Подходить ближе не имело смысла. Потому что снег вокруг него взрыхлён ногами, по крайней мере, нескольких человек. Однако мальчика это не смутило. Он указал на борозды, берущие начало прямо у их ног и уходящие к дому под прямым углом.
  - Георгий, это, наверно, следы санитаров?
  - Ну, их, конечно, и Басевича; а позже ещё кто-то из наших подходил.
  - А вот это чей след? - Вовка указал на две рваные полосы, идущие к тропе на значительном удалении от остальных, под более острым углом.
  - Слушай, а ведь ты прав, это он удирал. Видишь, след неровный? - Под пулями бежал. Он меня бутылкой в грудь так отоварил, что я минут десять отдышаться не мог. Где уж тут попасть в него.
  - Тогда идёмте туда, - Вовка жестом пригласил Назарова к той точке, где следы Тухлого выходили на тропу, - там удобнее будет.
  Подойдя к нужному месту, они присели на корточки. Вовка пригоршнями стал снимать снег с краёв последнего видимого следа. Добрался до отпечатка подошвы, тщательно сдул упавшие на него снежинки.
  - Вот он какой, - сказал паренёк. - Георгий, а у вас случайно не на чём зарисовать его?
  - Ну как же, у меня - да не на чем? - усмехнулся сержант. Он извлёк из кармана и протянул мальчику блокнотик и карандаш. - Держи.
  Вовка быстро набросал узор следа, повторил его на другой страничке, один листок вырвал себе, блокнот вернул хозяину. Они поднялись.
  - Теперь у нас есть его след, - с удовлетворением сказал мальчик. - А это уже неплохая зацепка.
  - А что нам его след? Это ведь не лес тебе, а город, - возразил сержант.
  - Ничего, что город. Тропки сейчас узкие, а он бежал и, значит, где-нибудь да оступался. Надо искать его след. По крайней мере, можем узнать, куда он направился. Шанс, правда, небольшой, но есть.
  - Ну что ж, искать так искать, - сказал сержант. Он встал спиной к дому, развёл руки в стороны. - Вот это наш сектор поиска.
  Паренёк задумчиво кивнул.
  - Разделимся? - спросил Назаров.
  - Разделиться надо, - отозвался тот. - Только в этом секторе я бы стал искать в последнюю очередь.
  - Как? - удивился сержант. - Он же сюда убежал.
  - Я думаю, тот, кого мы ищем, не хуже зайца умеет уходить от погони, поэтому он и на свободе. А заяц умеет такие петли накручивать, что шею свернуть можно.
  - Значит, будем искать слева и справа? - уточнил Назаров.
  Вовка повернулся лицом к дому.
  - Вон там, за домом виднеется труба котельной, возле неё давайте и встретимся, часа в два. Хорошо?
  - Ладно, - скептически согласился сержант. - Только зачем бы ему такую дугу закладывать?
  - А разве у него был выбор? Ведь выпрыгнуть он мог только на эту сторону. А если ему нужно было в другую?
  - Резонно, - отметил милиционер. - Тем более, этот сектор мы худо-бедно отработали. Итак, влезаем в шкуру Тухлого и распутываем его заячьи вензеля.
  - Точно, - заключил Вовка. - Только бы снег сейчас не пошёл.
  Часть пути Георгий и Вовка прошли вместе. Потом по одной из тропок мальчик повернул направо, а сержант налево. Раза три они ещё видели друг друга издали, потому что дома в этом районе стоят ровно, как зубья расчёски, и нужно было каждый из них обследовать. А дальше пути их разошлись.
  Вовка, как заправский следопыт, настойчиво искал нужный ему след. Но не находил. Однако, идя вдоль пятого по счёту дома, мальчик обратил внимание на алые пятнышки крови, изредка встречающиеся на тропинке. Кровь на снегу нынче не редкость. Ведь артиллерийские обстрелы не прекращаются, а значит - и ранения. Кроме того, люди обессилили и часто падают, ударяются. Носовые кровотечения тоже в порядке вещей. И всё же пренебречь такой мелочью, как пятнышки, паренёк не захотел, а взял себе на заметку.
  Он предположил, что одна из пуль всё же ранила рецидивиста. И, уже никуда не отклоняясь, пошёл по алым точкам. На утоптанном снегу появлялись и другие кровавые пятна, но те, по которым он шёл, напоминали сочные ягоды клюквы. След капель часто прерывался, потом снова находился. Иногда они меняли свою форму: то становились маленькими, как родинки, то расплывчатыми, словно кляксы. Тогда Вовка садился на корточки, внимательно рассматривал эти пятнышки, рассуждал: та же это кровь или уже другая? И шёл дальше.
  У одного из уцелевших окон дома, как у экрана, сидела сухонькая, словно осенняя травинка, старушка. Вовка поклонился ей и жестом спросил у неё разрешение зайти к ней. Она согласно кивнула. Мальчик зашёл в подъезд, толкнул дверь. "Здесь тоже не запираются", - отметил он.
  - Здравствуйте, бабушка.
  - Здравствуй, - ответила она. - Что ты там, на дорожке, разглядываешь? Или потерял чего?
  - Это я на капли крови смотрел, а вы не знаете, откуда они взялись на тропинке?
  - Нет. Может, кто нос разбил или ещё что случилось.
  - Бабушка, а я и в самом деле ищу одного дядьку, молодого такого, круглолицего. Он у моей знакомой хлебные карточки вырвал из рук. Вчера утром его чуть не поймали, но он сбежал. Вы случайно не видели: никто не пробегал мимо вашего окна?
  - Был один подозрительный дядька: морда красная, как у вампира, не в пример тебе. Но он не бежал, а шёл.
  - А когда это было? - заволновался Вовка.
  - Часы у меня давно уже стоят. Во сколько он проходил, не скажу. Но на улице тогда уже светло было, - ответила старушка.
  - А во что он был одет, не припомните?
  - Нет, не помню. Как-то легонько был одет... и без шапки.
  - А что у него за обувь была?
  - Не знаю, милый. Но вот мне показалось, что он хворает чем-то. Как-то руку он прижимал к плечу... вот так, что ли? - показала она.
  - А лицо у него русское? - продолжал допытываться мальчик.
  - Ой, нет, - оживилась бабушка, - вылитый бурят. Я одно время в Бурятии жила, так там много таких мужчин встречала: волосы тёмные, глазки узкие, щёчки - как яблочки. Вот какие.
  Она приложила свои костлявые кулачки к щекам.
  - Это он! - обрадовался Вовка. - Спасибо вам, бабушка.
  - Ты, внучек, с ним поосторожней будь. Он хоть и невысокий, но крепкий. Я таких давно уже не видела. А физиономия - кровь с молоком. Он мне сразу не понравился. Чужак, не иначе.
  - Да, чужак, это точно. Но не беда, что он сильный. У нас и на него управа найдётся. Мне бы только отыскать его. Ну, я пойду, бабушка. Будьте здоровы, - уважительно кивнул ей Вовка.
  - И ты будь здоров, мальчик, - ответила старушка.
  Вовка вышел на улицу и продолжил свой путь.
  "Уже квартала четыре прошёл, - отметил он про себя, - и всё вправо. Хорошо хоть не на перекрёстках переходил он улицу. А не то я бы по полчаса тратил на поиски его следа. Жаль Назаров далеко отсюда. И к той котельной я, видно, не попаду сегодня. Одно радует: бандит практически не петлял. Он, не меняя общего направления, упорно двигался к известному ему прибежищу. Шёл в основном дворами. Это может означать, что он был ранен и нуждался в срочной помощи. Поэтому и подвалы, и чердаки исключались. Теперь уже ясно: Тухлый шёл к своим".
  И только у Вовки проснулся азарт, как вдруг пятна крови снова пропали, причём не у подъезда дома, а между ними. Паренёк прошёл вперёд, - нигде ни единого пятнышка. Вернулся и стал осматривать дом. Обычная пятиэтажка, тропки у подъездов узкие, сразу видно, что жильцов стало гораздо меньше. Вовка минут двадцать изучал следы у подъездов - ни одного похожего следа. Он разочарованно вздохнул: "Похоже, моё везение на этом и закончилось. Но все же Тухлый должен быть где-то здесь".
  Мальчик основательно продрог и страшно проголодался. "Домой бы сходить, хоть на часик", - мечтал он. Но какое-то противоречивое чувство удерживало его от этого. Вовка даже обозлился на себя: ну что он сделал не так? В чём его промах? И тогда он медленно побрёл назад, сначала вдоль ближайшего дома, потом вдоль ранее пройденного. Шёл, посматривал на алые пятна крови и думал. И вдруг он заметил, что расстояние между ними существенно увеличилось. Мальчик прошёл ещё метров пятьдесят: картина не изменилась. Он озадаченно остановился, - чтобы это могло значить? Не мешкая, он вымерил расстояние между пятнами - вышло что-то около пятнадцати-семнадцати шагов, - и вернулся к прежнему направлению. Когда частота падения капель изменилась, дистанция между пятнами сократилась в среднем до восьми шагов. Он шёл и размышлял.
  "Выходит, на этом участке пути, длиной всего в двести-триста шагов, у бандита отчего-то увеличилось кровотечение. Может, он устал зажимать рану? Но ведь Тухлый, в отличие от большинства горожан, регулярно ел тушёнку, и был значительно сильнее их. Или потеря крови оказалась для него настолько серьёзной, что он стал терять силы. Но в таком случае, куда же он исчез?"
  Вовка снова остановился у последней капли крови. И вдруг всё понял:
  "Тухлый прошёл здесь дважды. Может, он чего-то испугался или заблудился. Ведь мог же он чего-то напутать? Значит, нужно его искать не здесь".
  Мальчик во второй раз вернулся к точке, у которой расстояния между пятнами изменились. Внимательно огляделся. "Этот гад должен быть тут, в первом подъезде", - решил он. Мальчик сантиметр за сантиметром изучил не только дорожку и ступени, но и сам подъезд. И опять не нашёл ни единого намёка на то, что бандит когда-либо входил сюда. Паренёк в самых мрачных, расстроенных чувствах вышел из подъезда. "Да пропади оно всё пропадом! - в сердцах махнул он рукой. И тут же изумлённо воскликнул: - Ёлки-палки! Так вот же его следы".
  От тропы, проложенной вдоль дома, чуть левее подъезда, ко второму порядку домов косо уходила взрыхлённая чьими-то ногами борозда. Вовка подошёл к ней, как и у дома рыжего разгрёб снег вокруг отпечатка ступни, сравнил узор. - "Он!" - воскликнул мальчик. И снова усталость, казалось, непреодолимая, отступила, да и голод притупился. Возбуждение, вызванное этой маленькой победой, вернуло ему прежнее настроение. Вовка, с немалым трудом пробиваясь по глубокому снегу, пошёл по следу преступника. Шагал и думал: "Почему он изменил направление? И где всё-таки его логово, в этом ли доме или в следующем? Только бы не упустить".
  След вывел на тропу у дома, и тут же раздавленными клюквинами закраснели на ней капли крови. И снова в разрыв между домами, уже в третьем по счёту порядке, устремился одиночный след бандита. Он явно решил пересечь квартал по диагонали. Что его вынудило делать это? Экономия по времени - мизерная. Возможно, возвращаясь по своему следу в поисках знакомых ориентиров, Тухлый неожиданно для себя обнаружил, что оставляет за собой слишком заметные следы крови. Вот он и пошёл по рыхлому снегу, на котором их почти не видно. Эта очевидная предосторожность может означать лишь то, что его убежище уже близко.
  След беглеца, то и дело ныряя в глубокий снег, лесенкой прошёл через весь квартал. Он вывел паренька в последний разрыв между домами, под прямым углом пересёк улицу и у второго от угла дома пропал, причём, полностью. Вовка обошёл все ближайшие дома - следов не обнаружилось. И тогда он вновь вернулся к последнему пятну крови, которое оставил Тухлый на тротуаре. Вблизи этого пятна в промежуток между домами уходила узкая тропа. Если мысленно продолжить линию перехода им дороги, то становится понятным, что он хотел попасть именно на эту тропку, проложенную между торцами домов. И, вероятней всего, он в одном из них.
  Мальчик медленно прошёл вдоль этих домов. Дома слепые: вместо стёкол сплошь фанера, доски, картон и прочие подручные материалы. Тут свидетелей вряд ли отыщешь. Однако, совершенно очевидно, что в одном из этих домов живёт кто-то из сообщников Тухлого.
  И тут Вовка почувствовал, что на него наваливается дурнота. Он сел прямо в снег, нагрёб лёгких, как пух, снежинок, окунул в них лицо, потёр виски, шею. Минуты через три обморочное состояние прошло. "Пора домой, - решил мальчик, - смеркается, да и мороз всё злее. Надо бы ещё в милицию заглянуть, но сил нет. Завтра схожу. Домой бы хоть добрести".
  Через полчаса Вовка был дома. Он растопил печку, поставил разогреть уху. Достал сэкономленную им вчера корочку хлеба. Поел. Подложил в печь поленце, пододвинул к ней кровать и лёг отдохнуть. Около получаса мальчик отлёживался, наслаждался покоем, размышлял. Внезапно появилось лёгкое, как облачко, беспокойство, некое тревожное предчувствие того, что может что-то произойти. Вовка уже заметил за собой такую странность: если он всерьёз настраивается на определённую ситуацию, то иногда начинает улавливать смутный фон происходящих или же только назревающих в связи с ней событий.
  "Ничего там за одну ночь не случится, - успокаивал он себя. И тут же пришла мысль: - А что, если именно сегодня Тухлый переберётся на новое место? Вот будет неудача. Тогда ни его самого, ни его сообщников завтра снова не найдём. Всё-таки хорошо было бы ещё немного понаблюдать за этими домами".
  Беспокойство всё росло и росло. Вовка поднялся. Ему жалко было себя. Но куда от этих мыслей деться? Он знал, что они не оставят его в покое. В конце концов, он махнул рукой и стал одеваться. "Сейчас около шести. Часика полтора подежурю - и домой. А уж завтра возьмёмся за них как следует".
  
  Глава 14. Персональная усыпальница
  
  Когда мальчик вышел на улицу, понял: температура ниже двадцати. Порадовался, что надел второй свитер. Город, соблюдая полную светомаскировку, был чужим и неприветливым. Благодаря белизне снега, дорогу кое-как различить ещё можно было. Минут через двадцать Вовка был на месте. Дома стояли тихими и мрачными, словно склепы. Нигде в них ни единого проблеска света, ни звука, ни малейшего движения. Тропа тоже пуста.
  Мальчик медленно побрёл вдоль домов. Он посматривал на слепые глазницы окон и думал: "За любым из них может скрываться враг. Причём, вполне возможно, что какие-то добросердечные люди искренне принимают его за пострадавшего от войны, лечат его, подлеца, ухаживают за ним. Эх, обыскать бы все эти подъезды сегодня. Но сотни семей, и так едва живых от голода, обижать подозрением никак нельзя. Нужна ниточка. Здесь могут жить родственники Тухлого или, например, тот самый снабженец. Может быть, здесь прячется и Жакан. Эх, посмотреть бы на списки жильцов в этих двух домах..."
  И тут Вовка точно запнулся.
  "Вот, чудеса! - удивился он. - За вечер такой сугробище нагребли. А подъезд расчистили так себе. Даже странно как-то".
  У предпоследнего подъезда второго дома на месте, где в прежние времена стояли скамейки, возвышался приличный по размерам сугроб продолговатой формы. Мальчик прошёл мимо, постоял у соседнего подъезда и, не торопясь, двинулся назад.
  "Жаль, меня здесь не было, - подумал он. И вдруг у него возникла твёрдая уверенность: - Это покойник. Однозначно. Их с каждым днём всё больше и больше на улицах. Только вот одна неувязка: покойников у подъездов обычно оставляют в том случае, когда не могут дотащить санки до кладбища. А тут безупречный по форме сугроб. Силы у них есть, это точно. И прикопали мертвеца не на ночь - слишком уж добросовестно. Что-то здесь не так..."
  Вот и подъезд. "Уж не Тухлый ли умер? - опешил от предположения Вовка. - Ведь он был ранен". И, не отдавая себе отчёта о возможных последствиях, мальчик круто свернул к подъезду. Быстро заглянул в него, прислушался и, резко развернувшись, подошёл к сугробу. Присел на корточки у торца сугроба и, выдернув руку из варежки, подушечками пальцев провёл по заснеженной земле. "Так и есть, следы от полозьев. А голова должна быть здесь", - прикинул он. И решительно сунул руку в сугроб. Мальчик ожидал, что при таком морозе снег будет сухим и лёгким, и вдруг почувствовал, что тот довольно влажный. "Из лейки его поливали, что ли? - с удивлением подумал он. - Надо ж было додуматься до такого!" Несколько гребков, и рука мальчика наткнулась на туго спелёнатые ноги. "Вот черт! Кто же так покойников выносит? - пробормотал он. - Надо восстановить гробницу". Он привёл всё в прежнее состояние и зашёл с другой стороны.
  Убедившись, что никого нигде нет, Вовка начал разгребать снег. Показались очертания головы. Это не беглец, - понял он, - а кто-то гораздо меньше его. Мальчик достал коробок, оглянулся на подъезд и, пряча огонёк, чиркнул спичкой. Неровное пламя скудно осветило голову неизвестного. Она была укутана вафельным полотенцем и покрыта тонкой корочкой подтаявшего снега. Из вырезанной ножницами дыры торчал небольшой, цвета слоновой кости, нос. Неясная тревога коснулась мальчика. И вдруг он заметил, что ноздри покойника шевельнулись.
  Вовка вздрогнул и выронил спичку. Он почувствовал, как на голове у него зашевелились волосы. "Живого ребёнка... и на мороз?" Мальчик с опаской оглянулся на подъезд, нащупал под санками верёвку, толкнул их чуть назад, и мягко, но сильно потянул на себя. Санки, как оказалось, сдвоенные, выскользнули из сугроба, как из тоннеля. К ним было привязано тело, завёрнутое в покрывало.
  "Нет, это всё-таки кто-то взрослый, - решил Вовка. Он вытащил санки на тропу, но, вспомнив о главном, вернулся и за несколько секунд закупорил злополучный сугроб. А потом схватил верёвку и, убыстряя шаг, потащил санки прочь. Если бы он мог, побежал бы.
  "Что мне с этим делать? - лихорадочно думал он. - Куда теперь? Дома нет ничего, только печка. Но и до него с санками больше получаса ходу. Попроситься к людям, где дымит печь? Можно. Но лучше бы в больницу: там знают, что делать. Сейчас выверну на улицу, люди помогут..." И тут мальчик вспомнил, что сегодня, когда он шёл домой, где-то неподалёку, на территории детского сада он видел санитарную машину. "А что, если сейчас там больница?"
  Добравшись до улицы, Вовка свернул влево, и с ещё большим упорством потащил санки. Однако уже через пять минут устал. Мальчик остановился, наклонился над головой несчастного, снял варежки, потёр одна о другую руки и стал отогревать ими белый до невозможности нос. "Потерпите ещё немного, я вам помогу", - сказал он. Затем положил одну варежку на нос пострадавшему, подоткнул её под полотенце, и снова тронулся в путь.
  Вовка до рези в глазах всматривался в тёмные очертания домов. "Ну, где же этот детский сад? Ведь я его сам видел. Он был где-то здесь, рядом. И спросить не у кого, на улице ни одной живой души, будто это и не город! Неужели я так не найду его? А что если найду, а там никого?"
  Тревога и сомнения стали одолевать мальчика. И тут он оступился и упал. А, когда стал подниматься, то увидел свет фар выезжающей из ворот машины. "Да вот же он, справа! - воскликнул он. - Чуть мимо не прошёл. И до ворот - рукой подать". Через три минуты Вовка втащил санки в ворота. Оставил их у дверей, вошёл в помещение.
  Запахи лекарств, хлорки и дыма, надпись на стенгазете развеяли его последние сомнения: это - госпиталь. На скрип двери из ближайшей комнаты вышла дежурная медсестра. Это была круглолицая кареглазая женщина лет тридцати пяти. Её каштановые волосы заплетены в роскошную косу, переброшенную на грудь. Увидев измученного мальчика, она спросила:
  - Ну, что случилось?
  - Там, на санках, - махнул он в сторону выхода, - живой человек. Я его из сугроба вытащил. Помогите ему.
  Она изумлённо переспросила:
  - Из сугроба? Это ж надо! Мы сейчас поможем ему, не волнуйся, - провела она горячей ладонью по щеке мальчика. И крикнула: - Санитары!
  На её зов из разных дверей тотчас вышли трое санитаров. Они без проволочек вместе с санками внесли привезённого им человека в тепло. Верёвки быстро разрезали, тело переложили на каталку. Вовка подошёл к ней и аккуратно снял с носа пострадавшего свою варежку. Нос был уже не белым, а голубоватым. Появившийся врач, худой седобородый старичок, при помощи санитара стал разворачивать покрывало. Под ним оказалось тело одетой по-домашнему женщины. На ногах тонкие войлочные сапожки. Её руки и ноги связаны кушаками от халатов.
  - Вот мерзавцы! - негодующе воскликнул врач. - Тех скотов, что так издеваются над людьми, расстрелять мало. Ей-богу!
  - Мало-то мало, да попробуй разыскать их? - разрезая кушаки, сказала дежурная медсестра.
  - Петровна! Миску с летней водой и салфетку! - крикнул врач вглубь коридора. И уже медсестре: - Зина, а ты принеси бутылку спирта, ещё распорядись насчёт ванны с тёплой водой. Да, и захвати, пожалуйста, два стакана горячего чая.
  - Минутку, - ответила та и отошла.
  - Несу! - послышался чистый напевный голос санитарки. Прихрамывая, подошла невысокая опрятная женщина, лет шестидесяти. Врач чуть ли не выхватил у неё из рук миску с водой.
  - Спасибо. - И тут же отдал ей новое распоряжение: - Петровна, готовь тёплую постель. Нагрей на бойлере два матраса, сделай тёплые грелки и прочее.
  - Бегу, - ответила она и зашаркала бурками в обратную сторону.
  А доктор тем временем смочил водой местами примёрзшее к лицу женщины полотенце и ждал. Как только оно пообмякло, он стал осторожно отгибать его края. Когда полотенце развернули, присутствующих ждало новое потрясение: рот женщины был забинтован. На опущенных ресницах - наледь.
  - Ну, садисты! - рассвирепел один из санитаров, большой широкий в кости дядька. - Попадись они мне, всех бы перекалечил!
  Доктор смочил бинты и принялся аккуратно разрезать их. Когда лицо женщины, наконец, освободили, стало ясно, что она очень молода. И только худоба да тёмные синяки под глазами затрудняли определить её возраст.
  Кончиком ножа разжали ей зубы и влили в рот ложку разбавленного спирта. Женщина вздрогнула, сглотнула. Лица окружающих её людей посветлели: пришла в себя. Таким же способом влили ей ещё несколько ложек спирта. Её глаза широко открылись, наполнились влагой.
  - Не волнуйтесь, вы в госпитале, - успокоил её врач. - Теперь всё будет хорошо. А вот и чаёк горячий. Ну-ка, ребята, приподнимите гражданочку, сейчас будем чаем её поить.
  Вовка сел на табурет у окна с широким подоконником. Перед ним тоже поставили кружку с горячим чаем. Пожилая санитарка с глубокими добрыми глазами сказала ему:
  - Пей, сынок, - и заговорщицки добавила, - он для особых случаев, на липовом цвету.
  Вовка глотнул и удивлённо посмотрел на неё:
  - С сахаром?
  - С сахаром, - усмехнулась она.
  - Спасибо.
  Он стал пить, и тут, как-то не ко времени, его стал бить озноб. Зубы неожиданно залязгали. Мальчик крепко прижал их к алюминиевому ободку, и дробь прекратилась. Он успел отпить лишь треть кружки, когда услышал распоряжение доктора, касающееся обмороженной женщины:
  - А теперь везите её в санитарную комнату, в ванну. И приготовьте термометр для воды. Будем отогревать её.
  Вовка, не выпуская кружки из рук, подошёл к врачу.
  - Дяденька, я знаю дом, где живёт эта тётя. В её квартире враги - это ясно. Если она заговорит, узнайте у неё номер её квартиры. Это очень важно.
  - Хорошо, мальчик, я спрошу, - ответил он. - Ты прав, этих нелюдей нужно брать сегодня же. Чтобы они ни одного лишнего часа не прожили!
  Вовка поднял разрезанные кушаки от домашних халатов, сунул их себе в карман. На удивлённый взгляд доктора ответил:
  - Это на всякий случай. Где халаты, там и преступники.
  - А ведь, верно, - улыбнулся врач и заспешил к пострадавшей.
  Вовка подошёл к столу дежурной медсестры.
  - Тётенька, разрешите мне в милицию позвонить?
  - Извини, мальчик, это обязанность дежурного врача докладывать милиции о каждом подозрительном случае обращения гражданского населения к нам за помощью. Как только он освободится, сам и позвонит.
  - Тётенька, моего звонка там ждут, и давно, - сказал мальчик. Он сунул руку в карман и показал медсестре спичечный коробок с написанными на нём цифрами. - Вот номер телефона их начальника.
  - Ну, ждут, так звони, - указала она на телефон.
  Мальчик набрал номер телефона. Там сняли трубку.
  - Майор Набатов. Слушаю.
  - Юрий Иванович, это Митрофанов.
  - Володя, куда ты пропал? Назаров от меня уже получил по первое число за то, что потерял тебя. Как у тебя дела, всё нормально?
  - Нормально. Мне кажется, я уже знаю, где он прячется.
  - Тухлый?
  - Да. Я нашёл его по следам крови. Назаров его всё-таки ранил.
  - Молодец, Вовка! - воскликнул Набатов. - Ну, и где это?
  - Я знаю только дом и подъезд, но адреса узнать не успел. В сугробе у дома я нашёл связанную женщину. Так что он должен быть в её квартире.
  - А что она говорит?
  - Пока ничего. Она провела в сугробе час или полтора. Сейчас ей оказывают помощь.
  - А ты откуда звонишь? - спросил Набатов.
  - Из госпиталя. Он в бывшем детском саду.
  - Володя, а ты сейчас этот дом сможешь найти?
  - Найду. До него отсюда всего десять минут ходу.
  - Отлично, - сказал Набатов. - Значит так. Я выеду к тебе с группой минут через пятнадцать. Жди меня. И передай трубочку дежурной, надо уточнить координаты.
  - Я понял. Жду.
  Мальчик протянул трубку телефона дежурной медсестре.
  - Тут с вами хочет переговорить майор Набатов, начальник милиции. И спасибо вам, - поблагодарил он её.
  Медсестра, принимая от него телефонную трубку, устало кивнула ему. Вовка отошёл от поста дежурной. Он стал мысленно восстанавливать маршрут, по которому тащил санки. Понял, что без труда найдёт этот дом, лишь бы Тухлый в последний момент не выскользнул из него. "Эх, нам бы ещё номер квартиры узнать", - подумал мальчик. Он подошёл к санитарной комнате, и сквозь дверную щель услышал, как медики переговариваются между собой. Неожиданно женщина стала плакать. "Больно, мне больно". Врач кому-то немедленно скомандовал:
  - Долейте два ковша холодной воды. И за температурой следите по термометру. Девочки, разминайте, разминайте тело, особенно конечности. Но легонько, не повредите кожу. Дайте ей ещё ложки три водки. Та-ак. А теперь - ковшичек тёплой воды добавьте. Да, Петровна, кто у нас спит у печки?
  - Лихопуд с голеностопным ранением, - ответила ему санитарка.
  - На сутки-двое переложи его на другое место...
  - Больно, - простонала пострадавшая.
  - Ясное дело, что больно, - ответил ей врач. - И хорошо, что больно. Значит, не всё так плохо. Обморожение - вещь серьёзная. Мы вас отогреваем в щадящем режиме. Так что терпи, миленькая. Тебя как зовут-то?
  - Валя... Нечаева.
  - Молодец, - обрадовался врач. И уже к медсёстрам: - Девочки, если устали, - меняйте друг друга. Грудь массируйте, спину. Не дай Бог, застудим ещё. Ковш тёплой... Валечка, а в какой квартире ты живёшь, какой у неё номер?
  - Семьдесят пятая, - ответила потерпевшая.
  - А дом? - тут же задал очередной вопрос доктор.
  - Двести пятьдесят четвёртый.
  - Умница, - похвалил он её. - Петровна, позови ещё кого-нибудь, тут лишние руки не помешают. И ещё чайку горячего принеси ей, пожалуйста. А пока дайте-ка ей ложечки три водки. А ты пей, Валюша, пей, это надо. Поверь уж.
  Когда из комнаты вышла санитарка, мальчик придержал дверь и жестом позвал врача. Тот сердито глянул на него, но подошёл.
  - Извините, доктор, милиция уже в пути. Номер квартиры я слышал - семьдесят пятая. Спасибо. Если можно, спросите её: кто остался в квартире? Нет ли там детей?
  - Ты, мой дорогой, сам ещё ребёнок, - вздохнул он. - Ну, да ладно уж, спрошу. Понимаю, что это важно.
  Врач вернулся в комнату, снова стал руководить. Голос его успокаивал, словно голубиная воркотня. И тут он вновь заговорил с пострадавшей.
  - Валюша, ты, пожалуйста, только не нервничай. Знай, всё самое плохое позади. Только скажи мне, кто сейчас в твоей квартире?
  - Их двое... Сосед из семьдесят четвертой Гришка Остужев и какой-то раненый бандит. Тот пришёл к нему вчера утром, а Гришки дома не было. Вот он и завалился ко мне. Сказал, что снарядом его ранило. А когда я его перевязала, запер меня в кладовке, пригрозил, что, если буду шуметь, убьёт. А сегодня они вытащили меня из кладовки и говорят: "Ты нам мешаешь. У тебя будет персональная усыпальница. Так что прощай". А потом связали и на мороз... выставили, - заплакала она.
  - Ну, всё, всё, миленькая, забудь об этих гадах. Считай, что их в твоей жизни уже нет. Успокойся. Девочки, видите озноб? Добавьте ковшик тёплой воды. Та-ак. Вы, голубушки, чаще сменяйте друг друга.
  Санитарка с кружкой в руках отодвинула Вовку, застывшего на пороге.
  - А вот и чаёк, - сообщила она.
  - Хорошо, - сказал врач. - Валюша, выпей горяченького. Пей, сколько можешь. Ну, молодец! Я пока выйду, а ты, если тело станет зябнуть или покалывать, говори девочкам.
  Врач вышел из комнаты, притворил за собой дверь, вопросительно взглянул на Вовку:
  - Всё слышал?
  - Да. Спасибо. Выходит, и в семьдесят четвёртой квартире враг. Извините, а как с Нечаевой?
  - Пока неплохо. Но обморожение - коварная вещь, отёк или омертвение тканей может проявиться позже, - ответил доктор.
  - Она была в сугробе час или полтора, - сказал Вовка.
  - Ну, не знаю, может, и обойдётся, - ответил врач. - Важно то, что она жива.
  Наружная дверь распахнулась, в помещение вошёл улыбающийся Набатов. Сегодня он был в хорошем настроении.
  - Ах, вот где ты, Вовка! Молодец! - Набатов крепко сжал плечи мальчика. Сказал: - Ну, иди, лезь в машину. А я с доктором поговорю.
  - До свиданья, - попрощался со всеми Вовка и, распахнув дверь, растворился в клубах пара.
  
  Не доезжая метров триста до нужного им дома, группа охраны порядка высадилась из машины. Набатов построил бойцов для уточнения задач.
  - Итак, нам известно, что в предпоследнем подъезде двести пятьдесят четвёртого дома в квартирах семьдесят пять и семьдесят четыре скрываются два преступника. Наша задача: взять этих мерзавцев живыми. Однако дело осложняется тем, что нужно вскрыть обе квартиры одновременно. В семьдесят пятой, очевидно, прячется Тухлый - тот самый, что Назарова и Басевича в дураках оставил. Этот бандит нам позарез нужен. Здесь же может скрываться и второй. Её захват осуществляет первое отделение. Петерс вышибает дверь, он же оценивает наличие в квартире преступников. И на пальцах показывает мне, сколько их там: один или два. Второе отделение должно овладеть семьдесят четвертой квартирой. Дверь вскрывает Обухов. Огонь на поражение открывать только в крайнем случае. Оцепление свою задачу знает. Водителю через полчаса быть у дома, на шоссе. Вопросы?
  - Нет.
  - Тогда все за мной, - распорядился начальник милиции.
  К дому подошли без шума. На всех четырёх углах выставили по наблюдателю. Вовка движением головы указал на нетронутый после его ухода сугроб, и шепнул Набатову:
  - Они ничего не знают.
  Тот в ответ лишь утвердительно кивнул. Вошли в подъезд. Прикинули расположение нужных квартир. Они обе однокомнатные и расположены на четвёртом этаже, на одной площадке. Семьдесят пятая удобнее тем, что её легче таранить: есть, где разбежаться. На площадку четвёртого этажа поднимались на цыпочках. По двое сгруппировались у каждой из квартир. Третьи номера заняли исходные позиции.
  По знаку Набатова бойцы пошли на приступ квартир. Петерс с первой же попытки плечом вынес дверь и, падая, вскинул руку с одним поднятым пальцем. Бойцы мгновенно ворвались в квартиру и без единого выстрела обезвредили её обитателя. Дверь во вторую квартиру поддалась лишь со второго удара. Тут уж Обухов с рёвом влетел в комнату. Вслед за ним вбежали его товарищи. И хотя каждый из них знал свой манёвр, всего предусмотреть они не могли. Когда в комнате зажгли свет, то обнаружили, что на тахте с пистолетом, приставленным снизу к своему подбородку, сидит старшина. В изголовье - смятая подушка.
  - Оружие на пол! - приказал майор.
  - А вы стреляйте, - спокойно сказал старшина. - А впрочем, я и сам могу.
  - Стой, - жестом остановил его майор. - Дурное дело не хитрое, ещё успеешь. Старшина, сбрось со своей души хоть один камень. Будь человеком, скажи, кто к тебе привёл бандитов и где его искать?
  Тот мгновение подумал и, видимо, согласился с предложением Набатова.
  - Плешивый один привёл. Представился как Семёнов, врёт, наверное, - сказал он. - Где его искать, не знаю. Но должен появиться у меня второго вечером. На крючке я у него.
  - А как узнать, что это именно он пришёл?
  - Его стук: три удара, потом ещё два. Спрашиваю: "Кто?" Он мне: "Я от дяди Лёши". И открываю.
  - А где найти Жакана? - спросил Набатов.
  - Тухлый знает его адрес.
  - Кто ещё им помогает?
  - Не знаю. В их дела я не посвящён, - ответил старшина.
  - А где ваша соседка?
  - В сугробе у подъезда. Этот идиот вломился к ней весь в крови. Она перевязала его, хотела сходить за йодом, а у него, - старшина скосил глаза в сторону соседа, - нервы сдали. Он и связал её. Сутки она просидела в чулане, а сегодня вечером вынесли её на улицу. Околела уж, наверно.
  - Кто ещё, кроме вас, участвует в хищении продуктов?
  Старшина тяжёлым взглядом окинул полукругом стоящих бойцов и внезапно охрипшим голосом раздражённо сказал:
  - Ну, всё, поговорили и хватит.
  И нажал на спусковой крючок. Вовку от всего этого замутило. Майор взял его за плечо, отвернул.
  - Он сам решил свою судьбу. А в остальном мы неплохо справились со своей задачей. Володя, пока мы тут всё как следует осмотрим, ты скажи водителю, что уже можно подгонять машину к дому. А Гараняну передай моё приказание: оцепление снять. И всех сюда.
  - Я понял.
  Когда мальчик возвратился с улицы, у порога семьдесят четвертой квартиры уже стояли три картонных ящика с продуктами и один с какими-то бумагами. Из соседней квартиры вывели связанного бандита. Он был пьян и зол. Захотел заглянуть к Остужеву. Ему не препятствовали. При виде большой кровавой кляксы на стене и обезображенного выстрелом старшины Тухлого передёрнуло. "Говорил же ему: не напрягайся, - пробурчал он, - думал много".
  - Первое отделение, сопроводить задержанного в машину и обеспечить его охрану! - скомандовал Набатов. И добавил: - И если он там хоть один раз что-нибудь позволит себе - мордой в кузов, и садитесь на него, как на скамейку.
  - Есть, - ответил командир отделения.
  - Гаранян, тело убитого заверните в одеяло и тоже погрузите в кузов. Здесь оставлять его нельзя.
  - Всё ясно, товарищ майор, сейчас сделаем.
  - За вторым отделением погрузка всего изъятого при обыске. Снегирёву и Василёву остаться здесь и по возможности привести всё в исходное состояние. А двери надо будет уже завтра заменить такими же, но целыми. Снегирёв, ты - за старшего. На работу выйдете на два часа позже.
  - Есть, - ответил Снегирёв.
  - Все остальные, к машине, - распорядился Набатов. - Володя, и ты тоже с нами. Выдам тебе премию, как и обещал.
  - Я не против, - улыбнулся мальчик.
  
  Вовка вернулся домой после девяти вечера. Тётя сидела на кровати и укоризненно смотрела на него.
  - Вова, ну разве ж так можно? Я с ног валюсь, а уснуть - тревога не даёт. Где тебя носит в такую темень?
  - Извините, я был занят.
  - Опять государственные дела?
  - А ведь угадали, тётя. Помните, месяц назад вы привели к нам зарёванную женщину?
  - Конечно. Её же тогда ограбили, как тут не зареветь? - сказала она.
  - Так вот, адрес, где скрывался один из этих бандитов, я случайно узнал. И милиция его только что арестовала. А мне за это выдали премию.
  И мальчик, едва сдерживая себя от гордости, извлёк из безразмерных карманов фуфайки банку тушёнки и две банки консервов из кильки.
  - Боже мой! - глаза тёти округлились. - Этого не может быть. Ты же только вчера принёс домой банку тушёнки... и сегодня опять? Я думаю...
  - Только не надо придумывать всякие глупости, - перебил её мальчик. - Я так и знал, что вы не поверите. А начальник милиции мне сказал: "Больше дать не могу, а меньше не имею права. Потому что одна спасённая жизнь и два обезвреженных врага меньше никак не стоят".
  - Ты же сказал, что арестовали одного... - напомнила ему тётя.
  - Так и есть, одного. А второй успел застрелиться, - ответил мальчик.
  - Какой ужас! А спасённая жизнь?.. - продолжала выпытывать подробности тётя.
  - Так вы же спать хотели, - заметил Вовка.
  - Хотела, - согласилась она. - А теперь не смогу уснуть, пока не узнаю, как всё было?
  - Ну, ладно, - усмехнулся Вовка. - Сейчас чайник поставлю на огонь и расскажу.
  
  Глава 15. Охота на Печника
  
  Суббота в блокадном городе ничем не отличается от понедельника. И Вовка отправился в милицию. Набатов говорил по телефону дежурного. Увидев паренька, он жестом остановил его. Закончив разговор, подошёл к мальчику, поздоровался и повёл его по коридору.
  - Ну, отгадывай наши новости, - улыбнувшись, сказал он.
  - Жакана взяли, - предположил Вовка.
  - Да. Ещё вчера.
  - Так Тухлый же был пьян в стельку. Как вы его привели в чувство?
  - А медицина на что? - хитро прищурился Набатов. - Наш врач с помощью нашатыря и других профессиональных штучек довольно быстро привёл его в норму.
  - И он сразу всё выложил? - удивился мальчик.
  Набатов открыл свой кабинет, пропустил в него Вовку, указал на стул.
  - Ну, а как ты думаешь? Во-первых, выбор у него был невелик. Я ему предложил: или ты сдаёшь своего напарника и ждёшь суда, или с тобой, как с пособником фашистов, поступаем по законам военного времени. Ну и, во-вторых, репутация у него... - поморщился Набатов.
  - А что у него за репутация? - спросил мальчик.
  - Я думаю, что надёжного человека стали бы называть как-нибудь иначе. Ты не находишь? Так вот, на моё предложение Тухлый ответил: "Я - вор, но не враг. Лучше в зону". И рассказал всё, что знает. А именно: Жакан - снайпер, в настоящее время зачислен в штат одной из котельных, ждёт указаний от какого-то печника. Когда придёт пора действовать, печник известит его об этом письмом через Тухлого. А Тухлый, получив это письмо, должен в тот же вечер отнести его Жакану. И всё.
  - Юрий Иванович, а что говорит Жакан? Он же у нас?
  - Жакан молчит и, очевидно, будет молчать, - ответил начальник милиции. - Он знает, что торг с нами бесполезен. Кто он сам, откуда? Пока мы ничего не знаем о нём. Одно ясно, снайпер не орехи колет, а ведёт серьёзную охоту на людей, и надо заметить, не на простых людей.
  - Вы думаете о покушении? - уточнил мальчик.
  - А разве можно думать иначе? - сказал Набатов. - Ведь то, что оно готовится - уже неоспоримый факт.
  - Так снайпер же у нас, чего бояться? - простодушно спросил Вовка.
  - Видишь ли, мальчик, у любой важной операции всегда есть запасной вариант, а то и два. Жакан и Тухлый всего лишь куклы в театре марионеток. Их не только могут заменить в спектакле, но и по ходу действия кардинально изменить сам сценарий.
  - Выходит, дело ещё не сделано?
  - Не сделано. Главное впереди. Важно найти того, кто управляет куклами. Только он знает общий замысел.
  - Юрий Иванович, а я могу как-то помочь? - осторожно спросил мальчик.
  - Пока не знаю, - ответил Набатов. - Беда в том, что мы даже не представляем себе, как выглядит наш враг. Можем только предположить, что он приехал в город ещё до блокады. И поэтому все окружающие давно уже считают его своим. То есть, это глубоко законспирированный резидент. Мы, конечно, оставили своих людей в квартирах Бритова и Остужева, но эти засады быстрого результата нам не дадут. Связной, знающий Печника, вероятней всего, появится на квартире старшины лишь после Нового года.
  - Юрий Иванович, а без связного больше никак нельзя найти Печника?
  - Я только и делаю, что размышляю об этом, - вздохнул Набатов. - Вот следи за мыслью. Раз они хотят воспользоваться почтой, то встреча снайпера и резидента должна состояться до второго января, а ещё вероятней, до Нового года. Сегодня - двадцать седьмое. Значит, письмо на адрес Бритова должны принести в ближайшие два-три дня.
  - А что может быть в том письме? - спросил Вовка.
  - Что? Да что угодно. План действий, например, хотя нет, из-за цензуры это исключено.
  - А если письмо отправить не через почту?
  - Так... Этот вариант интересен и, пожалуй, предпочтительней. Ты прав. Осторожный человек обязательно воспользуется посыльным. И потом, раз Тухлому сказано, что он должен сразу же отнести письмо Жакану, значит, Печник должен быть твёрдо уверен, что его послание тоже доставят без всякой проволочки. Да. И всё-таки плана действий там не будет. А вот место и время встречи наверняка.
  - Юрий Иванович, а как вы думаете, Печник знает Жакана в лицо?
  - Надеюсь, что нет. Но если к нам в руки попадёт то самое письмо, то очень может быть, что мы это узнаем.
  - Вы готовите двойника?
  Начальник усмехнулся.
  - Ты, Вовка, эдак у меня всю служебную тайну выудишь. А вдруг операция сорвётся? Что мне тогда прикажешь думать?
  - Если всё хорошо продумать, не сорвётся.
  - Дай-то Бог. Только вот посылать двойника опасное дело. Его могут и проверить. А времени у нас нет, чтобы хоть что-нибудь узнать об этом снайпере. Со слов Тухлого, Жакан как-то во хмелю проболтался, что ему нужно убрать кого-то очень важного. За это он уже и задаток получил.
  - А если на встречу придёт не Печник? - спросил мальчик. - Неплохо бы и его знать в лицо.
  - Хорошо ты соображаешь, Вовка, - улыбнулся майор. - Мы очень надеемся, что найдём его.
  - Юрий Иванович, вы не против, если я пойду к дому рыжего и поброжу там?
  - Здравая мысль. Спасибо, - поблагодарил мальчика Набатов. - Ты дела не испортишь, я уж понял. Засада засадой, а подстраховаться не повредит. Однако холодно сегодня: на термометре минус двадцать. Ты вот что, как только захочешь погреться, постучи в квартиру рыжего дважды по два удара - это наш стук, тебя впустят. Кстати, передай им заварку.
  Начальник милиции достал из ящика стола пачку грузинского чая и отдал её пареньку.
  
  В начале четвёртого у дома рыжего появилась сухонькая измождённая женщина лет пятидесяти с тощей сумкой почтальона. Она остановилась у второго подъезда, подняла голову вверх, сокрушённо качнула головой. И тут к ней подошёл Вовка.
  - Здравствуйте.
  - Здравствуй, - уныло ответила она.
  - Если вы устали. Я мог бы помочь вам разнести почту, - деликатно предложил он.
  Почтальон внимательно посмотрела на мальчика.
  - Не откажусь, - сказала она, - силы на исходе. Тебя сам Бог послал. Всего три письма осталось. Не разнесу их сегодня - придётся завтра приходить сюда, в свой выходной. А так не хочется.
  - Давайте, - протянул он руку.
  Она подала ему армейский треугольник.
  - Это Латышеву в тридцать первую. Здесь на третьем этаже. Там отец солдата живёт.
  - Я быстро, - пообещал Вовка и зашёл в подъезд. И минут десять не возвращался. Вышел очень смущённый.
  - Извините...
  - Попросил прочесть? - высказала она догадку.
  - Да, - ответил мальчик.
  - Молодец, - благодарно кивнула она. - Я тоже не могу отказаться. Знаю, для них это очень важно. А вот это письмо в третий подъезд, в пятьдесят седьмую квартиру.
  - Это... пятый этаж? - уточнил Вовка.
  - Да. Там живёт Нартова. Если она на работе, оставь у неё на кухонном столе. Только осторожно на лестнице! - предупредила его почтальон. - Здесь она вся обледенела. Помои выливают. В этом подъезде уже неделю, как перекрыли воду, труба лопнула. А теперь ещё и канализация забилась. А люди уже так обессилили, что и спуститься не могут.
  - Хорошо. Я понял, - сказал мальчик и, зажав в руке обжигающий холодом конверт, направился к двери подъезда.
  Вскоре Вовка спустился.
  - Дома никого нет, - сказал он. - Письмо, как вы и сказали, я положил на стол.
  - Спасибо, мальчик. Ну, а дальше я и сама справлюсь. Последний адресат в соседнем доме на первом этаже живёт. Так что спасибо за выручку.
  - Пожалуйста. Если в понедельник мы снова встретимся - пару домов моих, - предложил мальчик.
  - Замечательно, - сказала почтальон. - Я буду здесь примерно в это же время.
  Они попрощались и разошлись.
  
  В понедельник около двух часов пополудни Вовка прогуливался у того же дома. Настроение было скверное. В воскресенье погас свет, а вслед за ним отключили и воду. Керосина в доме ни грамма. Свечей всего десяток. Да ещё и тётя пришла с работы сама не своя: её завод закрылся. Как жить?
  Минут тридцать спустя на тропинке показалась почтальон. Увидев его, она насильно улыбнулась.
  - Здравствуйте, - поприветствовал её Вовка.
  - Здравствуй, мальчик. Еле дотащилась, - сказала она. - Вроде, и сумка пустая, а сил уж и на неё не хватает.
  - Ну, я готов, - бодро сказал Вовка. - Много сегодня писем?
  - Слава Богу, не много. Два письмеца в последний подъезд этого дома и три в соседний дом.
  Она открыла сумку, отделила от тощей пачечки писем два из них и по очерёдности протянула их Вовке.
  - Это в девяносто четвертую Сулеймановой - она на четвёртом этаже, а это Бритову на второй этаж в квартиру восемьдесят восемь.
  Вовка взглянул на второй конверт, прочёл: "Бритову Евгению (для Р.)" и спросил:
  - А это письмо откуда? Тут даже почтового штемпеля нет. Его вообще нести не обязательно.
  - Ну что ты. Это письмо из добрых рук. Какая мне разница: через почту оно пойдёт или через меня, - всё равно нести придётся. А коль хороший человек попросил, как тут откажешь?
  - Так уж и хороший, откуда вам знать?
  - А его многие знают. Это Валентин Иванович, я слышала - хороший печник. Да и со мной он здоровается, очень уважительный.
  - Он, что, с вашего участка? - спросил Вовка.
  - Нет. Его обслуживает Лида Полякова. Но я прохожу как раз мимо его дома. Вот Головёнкин и попросил меня. Говорит, а я за это вас шротом угощу.
  - Ну, тогда, конечно. Я мигом, - сказал мальчик и вошёл в подъезд.
  Он поднялся на второй этаж, постучал. Дверь открылась, Вовка вошёл. Пляшущее пламя свечи хорошо освещало лишь руки да шахматную доску, а всё остальное тонуло в сумраке.
  - Это ты Вовка? - спросил мальчика знакомый оперативник.
  - Я. Дайте мне карандаш, надо записать, пока не забыл.
  - Держи, - протянули ему простой карандашик.
  Мальчик взял его и на обратной стороне конверта сделал такую надпись: "Валентин Иванович Головёнкин - печник. Его почтальон - Лида Полякова". И, положив конверт перед оперативником, сказал:
  - Это то самое письмо, которое ждёт Набатов. Его нужно срочно отнести ему. И на словах передать, что эта почтальонша, - ткнул он пальцем в надпись, - знает адрес и приметы печника. А я ещё занят: письма разношу. Пока.
  - Пока, - ответили ему.
  Побывав в квартире Сулеймановой, Вовка спустился вниз. Пошёл рядом с почтальоном.
  - Сулеймановой вручил лично. Когда я вошёл, она лежала, и сначала даже не посмотрела на меня. Но письму обрадовалась. Она поднялась, зажгла свечку и стала распечатывать конверт. Тут я ушёл. А на втором этаже письмо взял длинный рыжий парень. Спрашивает: "От кого?" Отвечаю: "Разберёшься, не маленький". Он взял письмо и даже спасибо не сказал.
  - Это племянник хозяйки квартиры. С ним живёт ещё какой-то дальний родственник, который к Валентину Ивановичу в ученики просится. И вот теперь мастер приглашает его, хочет в деле посмотреть.
  - Да, с этой профессией сейчас не пропадёшь, - мечтательно сказал Вовка. - Кстати, может, не стоит говорить печнику, что я его письмо относил, а то вдруг передумает и не угостит вас шротом, как обещал.
  - Да. Незачем ему это знать, - согласилась почтальон.
  Мальчик разнёс по адресам остальные письма, попрощался и отправился домой.
  
  Во вторник Вовка был в очереди уже в пять утра. Хлеб привезли в полвосьмого. А в десять он освободился. Вернулся домой и у подъезда встретился со своей тётей. Она принесла два неполных ведра воды из Невы. Позавтракали супом с макаронами, и Вовка поспешил в отделение.
  Он постучал в дверь начальника, приоткрыл её.
  - Юрий Иванович, можно к вам?
  - Входи, входи, Вова, - начальник устало махнул рукой. - Здравствуй.
  - Здравствуйте, - ответил мальчик и тут же в лоб задал интересующий его вопрос: - Ну как, взяли печника?
  - Садись, коллега, - усмехнулся Набатов. - Надо учиться выдержке.
  Вовка смутился. Стащил с головы шапку. Уселся на стул. Буркнул:
  - Извините.
  - А Печника мы не взяли. Против него нет ни единой настоящей улики.
  - Как? - удивился Вовка. - А письмо Тухлому?
  - За письмо тебе особое спасибо и за информацию тоже, - сказал Набатов. - Должен признать, что на почте наш адресный контроль корреспонденции не сработал, да и засада могла сделать оплошность. А у тебя всё получилось, как надо. Молодец. Ну а в письмо можешь и сам заглянуть.
  Майор вынул из папки знакомый конверт и подал его Вовке. Тот вынул из него тетрадный лист и прочёл короткую запись, сделанную карандашом:
  "Здравствуйте. Если вы по-прежнему хотите овладеть профессией печника, то приходите завтра в полдень на перекрёсток Литейного и Чайковского. Будьте на первом углу справа со стороны Невы. В руках на всякий случай держите этот конверт. Валентин Иванович".
  Вовка, укладывая письмо, коротко взглянул на свою надпись на конверте с чужой припиской.
  - Вот змей! - воскликнул он. - Надо же, какой осторожный...
  - То-то и оно, что осторожный, - сказал Набатов. - И вот скажи теперь, за что нам его арестовывать?
  - Но вы же теперь знаете адрес ... Можно ведь обыск сделать.
  - Ну, разумеется, можно. А что, если и обыск ничего не даст? Что тогда мы сможем предъявить ему? А главное, будет ли у нас твёрдая уверенность, что он именно тот, кто нам нужен? Вот в чём проблема. Праздник-то уже завтра.
  - А что вы о нём ещё узнали? - спросил Вовка.
  - Ничего криминального. Ему сейчас шестьдесят лет. Приехал в город в сороковом году из Украины. Действительно работает печником. Репутация у него, как у мастера, превосходная. Он и до войны был востребован, а сейчас и вовсе нарасхват. У него всё есть: и заработки, и знакомства. Практически в любое закрытое учреждение он может попасть без проверки. И торчать там он может столько, сколько захочет, и потом ещё заходить туда, якобы для контроля. Ну, и как он, по-твоему, устроился?
  - Капитально, - ответил Вовка. - Для шпиона очень удобная профессия.
  - Вот и мы думаем, что по всем косвенным признакам и, прежде всего, по связям с уголовниками, Головёнкин - враг. И, по всей вероятности, он и есть та самая ключевая фигура в тёмной игре фашистов, о которой у нас по-прежнему одни лишь смутные догадки. Но их, как ты понимаешь, к делу не пришьёшь. А нам нужны серьёзные доказательства его вины.
  - Юрий Иванович, а кто пойдёт на встречу с Печником?
  - Это будет один из моих знакомых, из тех, кто, возможно, станет заниматься им в дальнейшем, - ответил Набатов. И пояснил: - Каждый должен есть свой хлеб. Но руководить операцией будет капитан Денищенко. И как только мы уличим Головёнкина в шпионской деятельности, тотчас передадим его разведке. У них на него свои виды.
  Этого Денищенко Вовка недолюбливал. Уж слишком он был мощным, шумным, самолюбивым. За глаза коллеги именовали его Астерием, так звали человекобыка. Всем своим телосложением он действительно напоминал это мифологическое чудовище. Его крепкая поседелая голова с густыми, словно шерсть, волосами, короткая шея, широкий нос со скошенными наружу ноздрями и недобрые оледенелые глаза внушали мальчику внутреннее беспокойство.
  Вовка почесал затылок.
  - А для меня в вашем плане случайно нет какого-нибудь задания?
  - Извини, Володя, это дело взрослое. Все исполнители утверждались сразу двумя ведомствами.
  - Ну и ладно. Юрий Иванович, а вы не рассердитесь, если я прямо сейчас пойду искать своего друга Славку Скоробогатого?
  - Какого ещё Славку? - удивился майор.
  - Да одного моего знакомого. Мы только подружились с ним, а его раз - и подселили к кому-то.
  - Так ищи, пожалуйста, я тебя не держу? - ответил Набатов.
  - Юрий Иванович, а вы не подскажете, где его лучше искать? - проявляя странную настойчивость, спросил его Вовка.
  - Не знаю, Вова. Ищи, где считаешь нужным. И не лезь с пустяками. У меня сейчас все мысли о том, как бы Печник не переиграл нас. А вдруг кроме этого конверта им заранее оговорены ещё какие-то условности, о которых мы не знаем? Например, у них предусмотрен пароль или ещё что.
  - Но вы же в любом случае не упустите его, ведь так? - осведомился мальчик.
  - Во всяком случае, не должны, - ответил майор.
  - Ну, тогда я пойду, - сказал Вовка. - До свиданья.
  - Будь здоров.
  
  Глава 16. Малыш Ладо
  
  Примерно в полдвенадцатого мальчик подошёл к нужному ему дому и начал поиски своего друга Славки Скоробогатого. Дом, к великому счастью жильцов, сохранил почти все свои стекла. Теперь в условиях, когда атаки с воздуха почти прекратились, а электричество отключено, это стало его неоспоримым преимуществом.
  Ни в первом подъезде, ни во втором о новых жильцах никто ничего не слышал. У третьего подъезда Вовку поджидал дядька с пустым жестяным ведром. Было понятно, что он вынес во двор помои и возвращался к себе. Его чёрный полушубок и шапка из овчины, добротные стёганые штаны свидетельствовали о достатке хозяина этих вещей. А совершенно седые виски и лёгкая сутуловатость сообщали о его пожилом возрасте. Мальчик подметил всё это ещё на подходе к нему.
  - Кого-то ищешь? - внимательные светло-серые глаза изучающе кольнули Вовку.
  - Здравствуйте, - ничуть не смутился он. - Славку Скоробогатого ищу. Вы знаете, где он живёт?
  - В этом подъезде Скоробогатовы не живут, - категорично заявил тот. - Я здесь всех знаю.
  - И тех, что два дня назад переселили? - высказал сомнение Вовка.
  - А с чего это вдруг их переселили? - недоверчиво спросил дядька.
  - Это снаряды прилетают вдруг, - простодушно пояснил Вовка. - Вот и расселяют жильцов из аварийных домов в опустевшие квартиры.
  - Но у нас нет пустых квартир, - уже не так уверенно произнёс дядька. - Ты бы лучше в домоуправлении спросил. Там вся информация у них есть.
  - А кто я для них, чтобы они мне рассказывали обо всех? - возразил Вовка. - Шуганут, и всё тут. А мне Славка нужен. Да я его и без них найду. Всего три подъезда осталось. Всех обойду, но отыщу его.
  - Вижу, настырный ты парень. Ищи, коль охота, - отмахнулся дядька от его проблем. - У меня, в семьдесят шестой, его нет.
  - Ясно, - сказал Вовка. И, войдя вслед за ним в подъезд, постучал в первую же справа дверь.
  Он уже опросил жильцов второго этажа, а повизгивание дужки ведра всё продолжалось. В шестьдесят восьмой квартире на его стук не ответили. И мальчик, как было уже не раз, смело перешагнул порог. В прихожей было темно и тихо. Не закрывая за собой, он прошёл до двери комнаты и постучал. Не получив ответа, он приоткрыл её. Светлее не стало. Окно в комнате, несмотря на отсутствие электричества, по-прежнему наглухо занавешено.
  - Хозяева! Есть кто дома? - громко спросил мальчик.
  Никто ему не ответил.
  - Ну, ладно, нет, так нет, - пробормотал Вовка. Взялся за ручку и приготовился затворить за собой дверь.
  И в этот момент он услышал какой-то шорох. "Мышка, что ли?" - подумал он. И тут же до его слуха донеслось чьё-то пыхтение. Вовка опять просунул голову в комнату.
  - Кто там?
  Послышались понятные человеческие звуки: чьё-то мягкое падение, покряхтывание и затем мелкие нетвёрдые шажки. Вовка осторожно открыл дверь. На уровне своего живота он увидел светлое пятно детского личика. Мальчик присел на корточки, ребёнок неожиданно крепко ухватился за его пальцы. Вовка взял его на руки, поднялся.
  - Ты кто, малыш? - спросил он.
  Но ребёнок только сильнее прижался к нему.
  - Ты не умеешь говорить, - догадался Вовка. - Ну, ничего, ещё научишься. Пойдём-ка со мной, шторку отодвинем. А то у вас такая темень, что я даже тебя не разгляжу.
  Он подошёл к окну, пошарил по его краю и всё понял: прямо к раме добросовестно прибит плотный коврик. Очевидно, он использовался сразу по двум назначениям: для надёжной светомаскировки и для сохранения тепла. Шляпки гвоздиков небольшие. Но без согласия хозяев освободить хотя бы край коврика Вовка не решился.
  - Где у вас тут свечка? - без всякой надежды быть понятым спросил он ребёнка.
  Тот протянул ручку в сторону. Вовка двинулся в том направлении и на тумбочке разглядел белое блюдце с коротким огарком. Он достал из кармана спички и зажёг свечу. Мрак неохотно отступил в дальние углы комнаты, распластался по полу, спрятался в тени предметов, затаился в глазах ребёнка. Вовка с удивлением рассматривал его иссиня-чёрные глаза, блестящие, сказочно длинные ресницы и черные бровки на бескровном личике. "Ну, прямо ангелок, да и только", - сказал он и вытер ему носик. На малыше были надеты два или три свитерка, зимнее пальтишко, валеночки и меховая шапочка. Штанишки были сырые и холодные-прехолодные. Паренёк с тревогой взглянул на крохотный фитилёк. Оглянулся и замер.
  - Вот тебе раз! Так ты, оказывается, не один тут?
  На кровати под ватным одеялом, не снимая валенок и пальто, отвернувшись к стене, спала женщина. Вовка подошёл к ней и осторожно тронул её за плечо.
  - Извините, ваш ребёнок застудится, - сказал он.
  Но она его не услышала.
  - Тётенька! - нетерпеливо окликнул он и потряс её за плечо.
  Пружинная сетка кровати заскрипела, но тело женщины не отозвалось ни малейшим колебанием. Вовка поискал пульс на её шее. И не обнаружил ни пульса, ни крохи тепла. Тогда он вернулся за блюдечком с коптящим фитильком. Поднёс его к лицу женщины. Она выглядела девчонкой, но всё же смерть уже поработала с её лицом.
  - Это мама? - на всякий случай спросил Вовка.
  Малыш несколько раз кивнул.
  - Красивая она у тебя, - сказал мальчик. - Да вот беда: уснула твоя мама, крепко уснула, малыш. Так что будем собираться. А то огонёк погаснет - ничего не увидим.
  Паренёк снял с умершей женщины одеяло. Сбоку от неё, там, где спал малыш, он нашёл старый пуховый платок. И всё это положил на пол.
  - У тебя саночки есть? - спросил он малыша.
  Ребёнок, соглашаясь, закивал.
  - Это уже неплохо. А где твои саночки лежат, покажи мне.
  Малыш указал пальчиком на дверь.
  - А, понял, в прихожей. Я просто не приметил их.
  Вовка настежь распахнул дверь, успел увидеть отблеск металлических полозьев, стоящих под вешалкой санок, и пламя свечи погасло.
  - Да, малыш, - проговорил он, - не успели мы с тобой собраться. Мрак полнейший. Придётся коврик от рамы отрывать. Ну-ка, посиди маленько.
  Вовка посадил было малыша на одеяло, но тот так отчаянно уцепился за ворот его фуфайки, что пришлось снова взять его на руки.
  - Чего ты так боишься? Я же не ухожу от тебя, - подосадовал Вовка.
  Он подошёл к окну, подсунул пальцы руки под правый край ковра и рванул его на себя. Один гвоздик был выдернут вместе с ковром, со второго сорвало шляпку, а третий, прорвав ткань, остался в раме невредимым. Возникла узкая щель. Теперь Вовка взялся намного удобней и несколько раз кряду рванул за край ковра. В результате его рывков весь нижний угол ковра был освобождён от гвоздей. Паренёк осторожно подогнул его под ковёр. Холодный свет залил комнату.
  Вовка осмотрелся, снял со спинки стула пару детских штанишек, подхватил с пола одеяло с платком и прошёл в прихожую.
  - Ну что, поедем на саночках кататься? - спросил он малыша.
  Тот утвердительно кивнул.
  - Ну, вот и хорошо. Тогда закроем комнату и поедем к тёте.
  Вовка вывел малыша из квартиры, вытащил на лестничную площадку санки и положил на них приготовленные вещи. Затем он осмотрел вешалку, нашёл на ней крохотные варежки и шарфик. Подвернувшийся ему под руку ключ, висевший на одном из крюков, он сунул в карман. Ведь надо будет ещё прийти за вещами малыша и за документами. Мало ли что случится.
  На лестничной площадке Вовка стал закутывать ребёнка в платок. Завидев спускающегося с верхнего этажа всё того же дядьку, мальчик спросил его:
  - Дяденька, а как зовут этого малыша?
  Дядька с любопытством уставился на их приготовления и остановился.
  - Это Ладо Чхеидзе, - ответил он. - А ты, куда его собираешь? Он ведь с матерью живёт.
  - Пока я заберу его к себе домой. А мамы у него больше нет. Уснула она... крепко.
  - Да-а? - удивился дядька. - Жаль Тамару, очень жаль. Такая молодая была, весёлая...
  - Дяденька, а у него ещё есть кто-нибудь, не знаете?
  - Отец должен быть. Уехал с заводом, обещал забрать их.
  - Ему года два? - Вовка кивнул в сторону Ладо.
  - Что? А, ему уже четыре. Он разговаривал да, видать, разучился.
  - Понятно, - сказал Вовка. И упрекнул дядьку: - А вы говорили, что нет пустых квартир. Вот вам, пожалуйста.
  - Да. Этого даже я не ожидал, - признался мужчина. - Жаль, конечно. Надо будет проститься с нею. И ты прощай, сосед.
  Дядька наклонился и шутливо коснулся пальцем носика малыша.
  
  - А вы не поможете мне спуститься с ним, - попросил его Вовка.
  - Нет, мальчик, извини, времени нет, мне надо вернуться: я кое-что дома забыл.
  - Ну, тогда ладно. Сами пойдём.
  Дядька кивнул ему и заторопился по лестнице вверх, а Вовка с Ладо на руках, гремя санками, пошёл вниз. Одеяло на первом же лестничном марше сползло с санок. И мальчик, добравшись донизу и оставив зажмурившегося от обилия света Ладо рядом с санками, сходил за одеялом. Затем он застелил им санки, усадил в них малыша и тщательно со всех сторон укутал его. Вовка взглянул на окно комнаты, где жил малыш, поправил ему варежки, шарфик, вытер ему носик и потащил санки за собой. Ладо за всю дорогу не проронил ни звука.
  Но вот они и дома. Вовка привёл ребёнка в порядок, поставил его перед дверью и постучал.
  Тётя Мария, увидев малыша, охнула и отступила.
  - Вова! Ты без сюрпризов уже и дня прожить не можешь. Кто это?
  - Сейчас всё расскажу, тётя. Затащите санки.
  Когда они преодолели порог и закрыли за собой дверь, тётя растерянно нащупала стул и тяжело села на него. На улице был ещё день, и света вполне хватало на то, чтобы хорошенько рассмотреть малыша.
  - Ну, рассказывай. Что это за чудо? И откуда оно?
  - Это Ладо Чхеидзе. Он остался без мамы. А его отец эвакуировался с заводом, обещал вернуться за ними. Он с левого берега, тётя.
  - Какой чёрт занёс тебя туда?
  - Мне нужно было увидеть там одного человека.
  - И, конечно, опять по государственной надобности, - съязвила она.
  Вовка пожал плечами: думайте, мол, как вам совесть позволит. И спросил её:
  - Тётя, вы так сердитесь, может, мне лучше назад отвезти его к телу матери? Там, правда, темно и холодно, но зато у нас никаких проблем не будет.
  Малыш, глядя то на тётю Марию, то на Вовку, судорожно ухватился за него.
  - Да Бог с тобой! - всплеснула она руками. - Не пугай ребёнка. Ну, чего застряли на пороге? Раздевайтесь, благо, у нас не холодно сегодня. А насчёт малыша... ты всё правильно сделал, Вова. Я бы тоже не смогла там оставить его. Не твоя вина, что в нашем городе сейчас и шагу не ступишь, чтобы на чьё-нибудь горе не наткнуться.
  - А у нас в деревне, тётя, всегда так было: от чужой беды и захочешь, да не отвернёшься. Случится у кого-то пожар - всем миром тушим, а иначе и самому сгореть недолго. Коль потеряется кто в лесу - вся деревня ищет, а ты заплутаешь - тебя станут искать. Закон такой.
  - Ладно тебе. Умывайся пока, а я ребёнком займусь. Ты, Вова, пойми, я не сержусь, а волнуюсь. Ведь взять ребёнка - это большая ответственность, особенно в такой голод. Себе ты можешь отказать в еде, а как ему откажешь? Вот что меня беспокоит.
  - Ничего, тётя. Я знаю, мы справимся. Выпишем на него заборную книжку и через милицию разыщем его отца. Всем этим я завтра же и займусь.
  - Ну, хорошо. И хватит об этом. Иди сюда, малыш, мыться будем, - тётя протянула к нему руки.
  Вовка погладил его по головке и слегка подтолкнул в сторону тёти.
  - Иди, Ладо, - сказал он. - Сейчас умоешься, и кушать будем.
  Мальчик заковылял к тёте. Та улыбнулась.
  - Ну-ка, дружок, повернись-ка к свету.
  Малыш послушно повернулся.
  - О! - восхищённо воскликнула тётя. - У тебя такие реснички, что любая девчонка позавидует. А вот щёчки закопчённые, надо помыть их.
  Тётя Мария взяла малыша за руку и повела к печке. Она поставила на табуретку тазик, налила в него тёплой воды и умыла малыша. Потом стала подтягивать ему штаны и от неожиданности вскрикнула:
  - Вот дела! Да ты, дружок, оказывается, мокрый по пояс.
  - Тётя, я взял ему пару штанишек на смену. Сейчас дам, - поспешно сказал Вовка. - Только их погреть надо.
  - Ну так грей. И подбрось в огонь ещё поленце. Надо выкупать ребёнка как следует. Придётся сегодня ещё разок за водичкой сходить.
  - Я схожу, тётя.
  - Ладо, а сколько тебе лет?
  Малыш показал ей четыре пальчика.
  - Четыре годика? - удивилась тётя. - А почему же не разговариваешь?
  - Он умел разговаривать, да разучился, - сказал Вовка. - Силы копит.
  - А-а, тогда всё понятно.
  Через десять минут они сели за стол. Тётя Мария в каждую из тарелок положила по одной поварёшке горохового супа. Малыш управился раньше других. Тётя стала собирать посуду. И только убрали от него тарелку, как из его глаз посыпались крупные бусинки слёз. Он плакал совершенно беззвучно. Тётя Мария грустно взглянула на Ладо и положила в его тарелку ещё полповарёшки супа. Он съел, и всё повторилось снова: тихие слёзы залили его щёчки. Тётя беспомощно развела руками.
  - Ну, я не знаю... Тут одна поварёшка осталась.
  Вовка шмыгнул носом.
  - Да пусть уж доедает. Сколько он голодал, неизвестно.
  - Ладно, пусть доедает, - удручённо согласилась тётя Мария.
  И остатки супа вылила малышу в тарелку. Тот всё съел и тут же за столом уснул. Вовка отнёс Ладо на свою кровать, укрыл его одеялом и вернулся.
  - Теперь надо думать, что нам есть завтра, - проговорила тётя.
  Вовка тоже погрузился в размышления.
  - Тётя, я схожу к Юрию Ивановичу в милицию. Надо насчёт карточек посоветоваться с ним. Всё-таки завтра конец месяца.
  - Да-да, Вова, сходи. Надо выхлопотать карточки на Ладо, а не то мы не выживем.
  
  Когда Вовка вошёл в отделение, часы у дежурного показывали без четверти семнадцать. Вовка спросил его:
  - К Юрию Ивановичу можно?
  - Смотри, Вовка, начальник не в духе, - предупредил дежурный.
  - Операция провалилась? - встревожился мальчик.
  - Да как сказать. Взять-то, кого надо, взяли. Только он пустой.
  - Всё понял. Спасибо.
  Мальчик постучал в кабинет начальника.
  - Да? - услышал он и приоткрыл дверь. Пахнуло цикорием, горящим фитилём и кислой овчиной.
  - Юрий Иванович, можно войти?
  - Заходи, Володя, - махнул рукой Набатов. - Мы заканчиваем. Садись.
  Мальчик поздоровался, огляделся - торцы стола заняты капитанами. Ближе к двери сидит Костров и что-то записывает в блокнот. С дальнего края - Денищенко. Он с брезгливой миной перечитывает лежащие перед ним исписанные страницы. Вовка сел напротив начальника милиции.
  - Этот жук всё-таки переиграл нас, - с досадой сказал Набатов. Он выдвинул ящик из стола и вместе с содержимым положил его перед мальчиком. - Вот полюбуйся на наши трофеи. Это всё, что изъято при личном обыске у спецагента экстра-класса. Видишь, к чему спешка приводит. Вот так-то, Вовка.
  Мальчик стал рассматривать разложенные в ящичке вещи. Там были неподписанный конверт, новый, с вложенным в него чистым листком, расчёска, носовой платок, небольшой перочинный ножик, ключ от квартиры и засаленный блокнотик с адресами, фамилиями, номерами телефонов, схематичными набросками печей и подробным расходом материалов.
  Набатов помрачнел и, сокрушённо качнув головой, повернулся к Кострову.
  - Так вот, Костров, ставлю тебе задачу, извини, на сегодня: в квартире Головёнкина сделать повторный обыск. Ибо уже завтра нам нужно представить доказательства его преступной деятельности. Искать нужно лучше. Все книги, старые календари, газеты просмотреть постранично. Любые пометки, проколы иголкой, закладки скрупулёзно обследовать и учесть. Всё мало-мальски подозрительное или просто любопытное изъять, уложить в мешок и привезти мне.
  Вовка на какое-то время перестал слышать Набатова. Перебирая уже в третий раз эти нехитрые вещицы, он остановил внимание на ключе. Это был обыкновенный ключ: нормальный металлический стержень с бородкой особой формы. Вовка ощупал его, подержал в кулаке и положил перед собой на краешек стола. Опасаясь спугнуть удачу, мальчик сунул руку в карман фуфайки, пошарил там и вынул ключ, который сегодня машинально снял с крючка в квартире, где живёт Ладо. Вовка приоткрыл кулак. Ключи - совершенно одинаковые, с одной лишь небольшой разницей: на Вовкином экземпляре тесёмочка более новая. Мальчик едва заметно улыбнулся и спрятал свой ключ в карман. А между тем Набатов продолжал ставить капитану, по сути, невыполнимую задачу.
  - ...Предупредите понятых и остальных соседей, чтобы молчали как рыбы. К дому в форме не подходить и близко и, конечно, не подъезжать на машине. По окончании обыска в квартире оставьте засаду. Будем ждать второго января. Вопросы?
  - Товарищ майор, а что вы подразумеваете под любопытными вещами? - спросил Костров.
  - А вот здесь, капитан, должна работать твоя интуиция. Ну, к примеру, ты обнаружишь какую-нибудь техническую книгу, которой в библиотеке печника с семиклассным образованием делать вроде бы и нечего. Это будет косвенным доказательством того, что он - человек высокообразованный. Вот так и надо примерять его судьбу, а по нашему мнению - легенду, к предметам, которыми он себя окружил. Если он - матёрый волчище, а рядится в шкуру ягнёнка, вы должны понять это и вывести его на чистую воду.
  - Ясно, товарищ майор. У меня к вам ещё один вопрос.
  - Давай, Костров, не тяни.
  - Для засады у Печника у меня нет больше ни одного человека. К тому же завтра нужно обеспечивать проведение Нового года.
  - Предложения? - нетерпеливо спросил Набатов.
  - Предлагаю снять одного из оперативников с засады на квартире Бритова, - сказал Костров.
  - Знаешь, Виталий, сними-ка лучше человека с квартиры Остужева. Вероятность появления там связного в эти сутки мала, а вот у Головёнкина и у Бритова - одинаково высока. В этих квартирах дежурить по двое.
  - Всё понял, товарищ майор.
  - Денищенко, докладная готова? - спросил Набатов.
  - Готова, - раздражённо ответил капитан.
  - Дай-ка просмотрю, все ли ключевые моменты ты отразил?
  Денищенко протянул ему два листа, вырванные из конторской книги.
  - И это написано рукой... - будто сомневаясь, пробормотал Набатов. - Дима, или, может, это по-арабски писано?
  - По-русски, - буркнул тот.
  - Ну, тогда подожди, пока я перечитаю. Может быть, ещё переводчик потребуется.
  Набатов с минуту сосредоточенно смотрел на текст докладной. Потом фыркнул и вернул листы Денищенко.
  - Читай сам. Я чуть глаза не вывихнул.
  - Товарищ майор, разрешите идти? - воспользовавшись паузой, спросил Костров.
  - Простите, - неожиданно вмешался в их разговор Вовка. - Мне кажется, я понял, где нужно искать улики.
  При этом и начальник, и его подчинённые на пару секунд живописно замерли.
  - ...Только мне нужно кое-что уточнить у капитана Денищенко, - сказал мальчик.
  - Уточняй, - с живым интересом предложил Набатов и кивнул капитану: говори, мол.
  - Вспомните, пожалуйста, - сказал Вовка, - что говорил Печник после того, как вы обыскали его?
  Денищенко наморщил лоб и с явной неохотой стал рассказывать:
  - Я ему предложил вернуться в его квартиру и присутствовать при обыске. А он мне ответил, что лишний позор ему ни к чему, говорит, репутацию надо беречь. И ещё он сказал: когда, мол, вы разберётесь в этом недоразумении и снимете с меня всякие подозрения, тогда и вернусь домой.
  - Скажите, а он вовремя пришёл на встречу?
  - Нет, немного задержался.
  - А насчёт этого ключа у вас был разговор? - спросил Вовка.
  - Был, - недоуменно ответил Денищенко. - Я сказал ему, что воспользуюсь его ключом, чтобы дверь не ломать. А он ответил, что она у него с начала войны не запирается. И хохотнул: "Там украсть нечего. Так что и вы не запирайте". А ключ, говорит, он по привычке носит, как талисман.
  - Ну и как, ключ не понадобился?
  - Так если сам хозяин сказал, что его дверь не заперта, то на фиг мне нужен его ключ? - возмущённо сказал Денищенко. - И вообще, товарищ майор, что этот шпингалет возомнил о себе? Думает, здесь дураки сидят?
  - Успокойтесь, капитан, - сказал Набатов. - Считайте его стажёром или внештатным сотрудником. В нашем деле свежий взгляд всегда полезен. И потом, у вас же нет ни одной зацепки? А у Митрофанова, по всей видимости, есть. А вдруг он найдёт то, что не смогли найти вы?
  - Найдёт? После меня?! Да ни в жизнь! - выпалил Денищенко.
  - Напрасно ты горячишься, Дима, - усмехнулся Набатов. - Должен заметить, что Вовка ещё ни одной ошибки не сделал.
  Денищенко вскочил, сорвал с себя часы, положил на стол.
  - Ставлю часы, что этот ваш юный сыщик ни-че-го там не найдёт!
  - А ты, Дима, рискуешь, сильно рискуешь.
  - Ничего! - воскликнул тот. - Я за свои слова в ответе. И требовательно посмотрел на Вовку.
  Тот пожал плечами и сказал:
  - Ну, ладно. Если мы сейчас ничего не найдём, я отдам кожаный ремень, - он задрал фуфайку и показал свой трофей. - Но потом, а то штаны потеряю.
  Все улыбнулись. Набатов нетерпеливо спросил Вовку:
  - Ну и где надо искать?
  - За той дверью, которую можно отпереть вот этим ключом, - ответил Вовка. С этими словами он взял со стола ключ и протянул его Набатову. - Он не от его двери. Я покажу, где это. Только нужно взять с собой лампу и свечи.
  - Володя, ты нас не разыгрываешь? - настороженно спросил Костров.
  - Я что, псих? - обиделся Вовка. И спросил Набатова: - Так мы едем или нет?
  - Едем! - решительно сказал Набатов. - Вовка, вижу, что ты темнишь. Но всё ж надежды не теряю.
  Взяли линейную лампу, два фонаря и свечу. Вовке, как он и надеялся, досталась свеча.
  Через двадцать минут они были у дома печника. Подходя к подъезду, Вовка взглянул на окно Ладо: уголок ковра снова был опущен. Значит, Печник точно был здесь. Вот хитрюга. И дверь, конечно, за собой запер.
  Поднялись на третий этаж. Вовка остановился у двери шестьдесят восьмой квартиры, на всякий случай толкнул её. И протянул руку за ключом. Набатов пытливо взглянул на него и молча отдал ему ключ. Мальчик сунул его в замочную скважину и дважды повернул вокруг оси. Вынул ключ и распахнул дверь. Прибывшие вошли в прихожую.
  Денищенко включил фонарик, Костров зажёг линейную лампу. И вслед за Вовкой все проследовали в комнату. Мать Ладо всё в той же позе спала вечным сном. Костров подошёл к ней, поискал пульс, мрачно покивал головой.
  - Минут за двадцать до встречи Головёнкин был здесь, - сказал Вовка. - Он заходил сюда, чтобы попрощаться с соседкой.
  - Ты его здесь видел? - спросил Набатов.
  - Нет. Но ведь ключ у него от этой двери. Значит, он был последним, кто заходил сюда.
  - Логично, - согласился Набатов. - Приступаем к обыску. - И взялся за высокую металлическую спинку кровати. - Дима, давай-ка отнесём от стены.
  Тот ухватился за вторую спинку. Они приподняли кровать и понесли к середине комнаты. Практически одновременно и Костров, и Вовка увидели, как правая хромированная ножка кровати, из тех, что в ногах, удивительным образом удлинилась.
  - Не ставить! - предостерёг Костров. - Он подсел к ножке, взялся за её вкладыш, скомандовал: - Поднимите выше, ещё. Теперь, ставьте.
  В руках у него оказался туго скрученный рулончик бумаги, длиной около двадцати сантиметров. Он был обернут в вощёный лист и в двух местах обвязан чёрной ниткой.
  - Ну-ка, разворачивай, - сказал Набатов. - Может, это облигации?
  Костров снял ниточки и развернул обёртку. И только он положил рулончик на стол, как тот мгновенно раскатался в стопку плотно исписанных тушью таблиц. Майор бегло просмотрел странички и торжествующе воскликнул:
  - Есть! Это то, что нужно. Печник был совершенно уверен, что мы ничего не найдём. Однако этот лис просчитался. Нашли! Ребята, продолжаем поиски. Он мог ещё что-нибудь припрятать здесь.
  - Точно, - сказал Вовка. - Я уже вижу одну его вещь. Вот эта книга тоже принадлежит ему.
  Он указал на большую чёрную книгу, вложенную в руки женщины.
  Денищенко наклонился над книгой, прочитал её название, с глубоким недоумением посмотрел на Вовку.
  - Так это "Закон Божий", - сказал он.
  - Что это меняет? - спросил Костров. - Во-первых, немцы, как и мы, христиане. Во-вторых, книга ей действительно вложена после смерти, взгляни на её пальцы.
  Набатов аккуратно взял из рук женщины книгу. Поднёс её к свету, полистал, остановился на одной из страниц, присмотрелся. И воскликнул:
  - Ей-богу, правда! Его это книга. Уверен, что его.
  - Отлично, - сказал Костров. - Есть надежда, что эту ночь мы будем спать дома.
  - Юрий Иванович, может ещё печное хозяйство нужно получше проверить?- смущённо подсказал Вовка, - особенно в его квартире.
  - Хорошая мысль, - согласился Набатов. - Ребята, кто сгоняет наверх?
  - Я схожу, - сказал Денищенко.
  - Ну, давай, Дима. Помни, что наш клиент - не ребёнок. У такого профессионала хоть один тайник дома, да есть. А мы пока не нашли его.
  - Я понял, - сказал капитан и вышел.
  - Костров, а ты осмотри кухню, - распорядился начальник.
  - Сейчас обследую, - ответил тот. - А можно взять лампу?
  - Ладно, давай свой фонарь.
  Вовка достал свечу, зажёг её; прошёл к столу и, оплавив её донышко, поставил на блюдце. А на его краешек он аккуратно положил уже вторую за сегодняшний день сгоревшую спичку. Набатов, увидев это, усмехнулся.
  - Володя, ты мне что-то хочешь сказать? - спросил он.
  - Да, Юрий Иванович, мне нужна ваша помощь, - ответил тот.
  - Говори.
  - Сегодня в этой комнате я нашёл малыша, мокрого и голодного. Ему четыре года, но он не говорит ни слова: то ли ослаб, то ли испугался. Я завернул его в одеяло и на санках увёз домой. Но когда собирал его, сверху на лестничную площадку спустился Головёнкин. Он мне и рассказал, что зовут мальчика Ладо Чхеидзе. А его отец уехал в эвакуацию с заводом и собирался забрать их. Вы мне поможете найти его?
  - Даже не сомневайся. Я сделаю всё, что в моих силах, - с особой теплотой ответил Набатов. - Если он жив, я разыщу его.
  - Спасибо. Но это не скоро случится, а пока мне нужно отыскать хлебную карточку Ладо и завтра же перевести её на наш адрес. Иначе мы не выживем. Тётя и так порядком напугалась.
  - Эту проблему я решу, - сказал майор. - Только для начала давай-ка найдём их карточки и документы.
  - Давайте.
  - Но пока мы их ищем, расскажи, как ты здесь оказался, и почему так уверенно привёл нас именно в эту квартиру?
  - Всё просто, - ответил Вовка. - Вы переживали, что Печник может переиграть вас. Когда я увидел его адрес на конверте, то решил присмотреть за ним. Думаю, дай-ка я поищу в этом доме своего друга Славку. Тем более, вы сказали: ищи, где хочешь. Ну, если честно, это был всего лишь предлог походить, поговорить с людьми, а сам-то Славка где-то под Краснодаром. Так вот, когда я нашёл здесь малыша и стал собирать его, то с их вешалки автоматически прихватил и ключ, - подумал ещё: вдруг приду за его одеждой, а дверь будет заперта. Вот он.
  Мальчик вынул ключ и показал его Набатову.
  - Да, один к одному, - согласился тот.
  - Но квартиру я не запер. Оставил всё, как было. Лишь на окне уголок ковра отогнул: уж больно темно было. А когда Печник узнал от меня, что Тамара умерла, он пожелал проститься с ней. Но главное, он сказал, будто что-то забыл, и вернулся домой. Теперь ясно, он решил на всякий случай подстраховаться. А на месте этой книги лежал мальчик. Там, наверное, и сейчас ещё матрац сырой.
  Набатов подошёл к кровати, пощупал постель.
  - А ведь точно, мокро.
  - Ну, вот и все секреты, - сказал Вовка. - Только не рассказывайте это Денищенко, а то он за свои часы шею мне намылит.
  - Договорились, - усмехнулся Набатов. - А ему этот урок не повредит.
  - И ещё, - произнёс Вовка, - если Головёнкин спросит: как вы всё это нашли? Скажите, что примерили ключ к замку и всё поняли. А про меня... не говорите ему.
  - Почему?
  - Не надо. У нас был простой человеческий разговор, он поверил мне.
  - Вот чудак-человек! Уж очень ты деликатен, Вовка, даже странно. А впрочем, как хочешь, - махнул рукой Набатов. - И хоть я не всегда понимаю тебя, но от души говорю - очень ценю. Ты молодец.
  Через две минуты документы и заборные книжки были найдены. Их извлекли из кармана пальто, надетого на мать Ладо. Набатов просмотрел их, выписал из них что-то в блокнот, а карточки отдал Вовке.
  - Фак эт спэра, сынок, - действуй и надейся! Узнай у соседей, как пройти к ближайшему магазину, и постарайся выкупить хлеб на сегодня и завтра. Мы тебя подождём. Выкупай и на мать. Пусть малыш отъедается.
  - Я понял. Спасибо, - сказал мальчик и торопливо вышел из комнаты.
  
  Вовка едва успел, и от этого его радость была ещё более острой. А возвратившись, он узнал, что Денищенко всё же обнаружил в квартире печника тайник. Когда капитан взялся за хорошо выбеленную решётку, закрывающую вентиляционное отверстие, то почувствовал, что она не зажата в пазах, а свободно скользит по ним вверх. Он поднял её. Посветил внутрь фонариком и заметил конец серой нитки. Потянул за неё и вытащил футляр, сделанный из картона в виде трубки. Он оказался пустым, однако, совсем не бесполезным предметом. Потому что его объём и размеры полностью совпали с размерами найденного в ножке кровати рулончика. Дело сделано.
  - Всё, ребята, круг замкнулся. Теперь Печнику уже не отвертеться. Сворачиваемся, - оживлённо объявил Набатов. - По-моему, успех сегодняшнего дня - вполне достойное завершение этого сумасшедшего года. Спасибо за работу, коллеги. Сейчас все в машину - и по домам.
  
  Когда Вовка вернулся домой, тётя Мария зашикала на него:
  - Тихо, Вова, тихо. Ладушка уснул. Ох, и набедовался он, милый. А тут тебе свет, тепло, ласка. Да и поел он хорошо. Вот и уснул. Смотрю на него, а душа болит: сможем ли мы уберечь его?
  - Сможем, тётя, - сказал Вовка и выложил перед ней полученный на малыша хлеб и документы Чхеидзе. Она и глазам не поверила.
  - Ты выкупил хлеб? Как тебе это удалось? Дорога всё-таки не близкая.
  - Тётя, мы не одни в городе. Вокруг нас много хороших людей. Да ты и сама знаешь это. А завтра Юрий Иванович попробует отыскать адрес отца Ладо, и насчёт карточек он обещал похлопотать.
  Тётя Мария троекратно перекрестилась.
  - Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
  
  Накануне Нового года Вовка проснулся с ощущением праздника. Чуда со стороны он, конечно, не ждал. Да и откуда ему взяться? - но осознание того, что у него до сих пор хранятся три плитки шоколада, которые он может подарить своей семье, доставляло ему редкое удовольствие.
  Через полчаса проснулся и Ладо. Он испуганно приподнялся, увидел подростка, сидящего у печурки, и, явно не узнавая, стал неотрывно смотреть на него. Заметив это, Вовка по-доброму улыбнулся и совершенно будничным тоном сказал ему:
  - Привет, Ладо. Мы с тобой сегодня спали на одной кровати, как братья. На улице уже совсем светло, видишь? - указал он на окно. - Бабушка Маша - та, что вчера кормила тебя супом, ушла за хлебом. А нам с тобой нужно съездить на санках в два места: сначала к одному дяде, а потом к вам домой. Ты понял?
  Малыш захлопал ресничками и кивнул.
  - Молодец, - похвалил его Вовка. - Сейчас сходишь в туалет, кстати, запомни: у нас в постель не писают. А то подмочишь мне репутацию, как я потом в милиции появлюсь? Да, так вот. Затем мы с тобой умоемся, попьём чаю с хлебушком и поедем по своим делам. Ну как, согласен?
  Ребёнок несколько раз кивнул.
  Вовка поднялся, подошёл к малышу, погладил его по мягким темным волосёнкам и сказал:
  - Ну и славно. Пойдём-ка, Ладо, я тебе помогу.
  Потом они пили чай, заваренный на травках, ели слегка обжаренный на печке хлеб, разговаривали. Разговор шёл о книгах.
  - У вас есть дома детские книжки?
  Малыш кивнул.
  - Хорошо, - сказал Вовка. - Тогда мы сегодня же привезём несколько книжек сюда. Я буду тебе читать их, а ты станешь слушать, хорошо?
  Глаза у мальчика потеплели. Он дважды кивнул.
  - Вот и умница, - похвалил его Вовка. - А когда твой папа вернётся, ты ему расскажешь обо всём, что узнаешь из книжек. Договорились?
  Ребёнок кивнул.
  
  В кабинет начальника Вовка вошёл с малышом.
  - Здравствуйте, Юрий Иванович.
  - Здравствуйте, молодые люди.
  - Тёти дома нет, так я с Ладо пришёл, извините, - сказал Вовка.
  - И правильно сделал. Я хоть посмотрю на этого джигита.
  Набатов вышел из-за стола, взял малыша на руки.
  - А лёгонький, как воробышек! - удивлённо воскликнул он. - Ничего-ничего, всё это поправимо. Главное у мужчины - характер, правда, Ладо? А твоего папку мы уже нашли. В Челябинске он. Вот когда он приедет за тобой, тогда и приведёт тебя в норму. Ну а пока у меня для вас есть пакетик настоящих сухарей. Их, конечно, немного, но зато дарю вам их от чистого сердца. С Новым годом вас, мужики!
  
  Этот день окончился для Митрофановых неплохо. Тётя получила хлеб и карточки на январь, в том числе и на Ладо. А Вовка, побывав вместе с малышом на их квартире, привёз некоторые его вещи.
  Новый год встречали втроём. Сварили уху, чай, обжарили по кусочку хлеба. Но гвоздём праздника было появление на столе трёх плиток шоколада. Тётя Мария, увидев это богатство, изменилась в лице.
  - Вова, что всё это значит? - спросила она.
  - Тётя, помните те две картошки, что я принёс в самом конце ноября?
  - Конечно, - напряжённо ответила она. - Ты тогда ещё сказал, что тебя угостила какая-то женщина.
  - Да, Людмила Григорьевна. Тогда же я принёс и этот шоколад...
  И Вовка рассказал обстоятельства, при которых ему досталось это богатство. Тётя с сомнением посмотрела на него и спросила:
  - И ты хочешь сказать, что выдержал целый месяц ожидания?
  - Выдержал, - просто ответил Вовка. - Но больше не могу. Так что распоряжайтесь им как угодно.
  - Ну что ж... Тогда поступим так. Одну плитку мы сразу отложим для Ладо. Надо поддержать ребёнка, он уже на грани дистрофии. По квадратику шоколадки в день - это будет неплохо. Одну - нам. А одну, если, конечно, ты согласен, раздарим соседям. Новый год всё-таки...
  - Всё правильно, тётя. Порадуй малышей.
  
  Одиннадцатого января к Митрофановым постучали. Вовка пошёл к двери. На пороге возник молодой черноусый мужчина с чёрными, как чернослив, печальными глазами. Он был в шапке-ушанке, сером измятом пальто и валенках.
  - Здравствуйте, - сказал он.
  И тут подоспел увязавшийся за Вовкой Ладо.
  Съёжившиеся усы гостя тотчас растянулись, он протянул к малышу руки и дрогнувшим голосом произнёс:
  - Ладо, оленёночек мой...
  - Па-па? - прошептал ошеломлённый, задыхающийся от радости Ладо.
  
  Глава 17. Рынок убитых надежд
  
  Жить в темноте прескверно, а если к тому же ты ещё и подросток, то просто невыносимо. У взрослых есть терпение, есть о чём вспомнить, есть знание того, что всё рано или поздно кончается. Вовка в свои четырнадцать был лишён этих преимуществ. Ему нужен был свет. Он взял санки, топорик и поплёлся искать дрова.
  Немало времени ушло у него на то, чтобы из-под развалин разрушенного дома, засыпанного толстым слоем снега, извлечь и нарубить вязанку деревянных обломков. Он привязал её к санкам и потащил их на рынок. За дорогу ему встретились пять запорошённых снегом тел, все без шапок и валенок. Очевидно, убирать умерших уже было некому.
  Блокадный рынок даже отдалённо не напоминал довоенный. Здесь довлели над всеми уныние и безысходность. Мальчик остановился рядом со статной, экзотично одетой женщиной. На ней были длинная чёрная фуфайка, подпоясанная синим махровым пояском, коричневые шаровары из толстой портьерной ткани, бурки на войлочной подошве и белый вязаный шарф. Её острое лицо напоминало мраморное ваяние великого мастера. В нём не было ни сеточки оживляющих его морщинок, ни матового глянца. Но, несмотря на кажущуюся незавершённость работы, это лицо было фантастически красивым. В нём как будто только-только просыпалась жизнь, хотя на самом деле умирала.
  Эта женщина держала на руке отличное зимнее пальто изумрудного цвета с роскошным песцовым воротником. К петлице пальто булавкой была приколота записка: "Меняю на продукты". Вовка спросил женщину:
  - И давно стоите?
  Та печально посмотрела на него и слабым надтреснутым голосом ответила:
  - Уже больше часа.
  - Так, если не получается обмен, может, лучше сначала продать пальто, а уж потом на те деньги купить продуктов? - спросил Вовка.
  - Деньги сейчас никому не нужны, да и где ты продукты видишь?
  - Но я пока не ходил по рынку... - ответил мальчик.
  - А ты пройди, я пригляжу за твоими санками. Только сначала напиши на бумажке, что ты за эти дрова хочешь, и иди, - сказала женщина и подала ему желтоватый клочок квитанции и химический карандаш.
  Он взял их и, приложив бумагу к обломку половицы, написал: "Меняю на керосин". Карандаш вернул владелице, а край бумажки зажал в одну из трещин щепы.
  - Так я схожу? - спросил он. - Заодно и керосин поищу.
  - Сходи-сходи, мальчик, - сказала женщина. - И, если уж доведётся тебе увидеть кого-нибудь, кто продаёт хлеб, пшёнку или что ещё, спроси его: в какую всё это цену?
  - Ладно, спрошу.
  Вовка вернулся минут через десять.
  - Ну, как? - подалась к нему его соседка.
  Мальчик сконфуженно шмыгнул носом.
  - Почти ничего. Только заметил, как одна женщина обменяла на что-то кружок жмыха, - сказал мальчик. - А вот другая, не поверите, выменяла у мужика кусочек сала.
  - Са-ла? - не поверила соседка. - Не может быть. Где в нашем городе он мог достать сало?
  - Я не знаю, - искренне ответил мальчик.
  - А что он за него берёт? - поспешно спросила она.
  - Мне показалось, что женщина отдала дядьке какое-то украшение.
  - Ух, ты! - воскликнула соседка. - На драгоценности, значит. Жулик он, не иначе. Не нужда же им движет, а жадность. А ведь у меня есть дома одно колечко, доро-го-ое. Мальчик, а ты мне покажешь того мужчину? Сможешь его найти?
  - А чего его искать? Вон он, - кивнул головой Вовка. - Метров сто до него, не больше. Видите, широченный такой дядька в тулупе стоит.
  - Где? Где? - женщина стала напряжённо всматриваться в редкую, но не стоящую на месте толпу. - Я не вижу.
  - Сейчас увидите, - успокоил он её и чиркнул валенком по снегу. - Смотрите вот в этом направлении.
  - Смотрю.
  - Вот бредёт бабушка с корзинкой, дальше тётенька в красном пальто, потом дед с лыжами...
  - Вижу деда.
  - А чуть дальше и левее стоит дядька здоровенный, как шкаф. Вон, кстати, как раз к нему подходит хромой, перевязанный платком.
  - Всё-всё, я увидела его. Спасибо.
  - Я сейчас, - сказал паренёк и поспешил к тем двоим.
  Но дойти до них не успел. Хромой коротко поговорил с верзилой, развернулся и пошёл в направлении Вовки. Мальчик погасил в глазах любопытство и, отойдя в сторону, стал наблюдать за этим человеком. Судя по жиденькой бородёнке и молодым глазам, ему нет и сорока. На лице со следами пороха - ухмылка идиота. На груди - концы шерстяного платка, связанные в узел, за плечами висит тощий вещмешок.
  Вовка вернулся к своим санкам, разочаровано сказал женщине:
  - Я подумал, что это покупатель. Хотел ещё раз убедиться, что тот дядька салом торгует, а это так... бродяга.
  - А давай перейдём поближе к нему, - предложила женщина. - Я ведь теперь надеюсь на него. Дочка у меня очень слаба.
  - Пойдёмте, - согласился мальчик.
  Они встали метрах в десяти от того загадочного дядьки и ещё около часа незаметно наблюдали за ним. Мужик был в годах. Его лицо, напоминающее лопату, удивляло своим брезгливым выражением. Сам он ничего никому не предлагал. Но к нему изредка подходил плюгавый, не в меру оживлённый тип. Они перебрасывались двумя-тремя словами, и ходок снова исчезал. Но сразу же после него к дядьке подходил кто-нибудь другой, уже с целью обмена. Что ему предлагали, видно не было. Но вот брали у него, судя по промасленной бумаге, кусочки сала.
  - Я, кажется, понял, - сказал Вовка. - Тот второй ищет клиентов, договаривается с ними, а этот совершает обмен.
  - Похоже на то, - согласилась женщина.
  Когда Вовка уже основательно замёрз, - а на улице было градусов двадцать, а то и ниже, - и стал подумывать продать вязанку хоть за какие-то деньги и уйти, около него остановилась крепкая для своих преклонных лет женщина. Она была в белой хорошо выделанной шубе, а голову её покрывал пуховый кружевной платок.
  - У меня есть керосин. За них, - она указала на санки с дровами, - я могу тебе дать четвертинку. Согласен?
  - Согласен, - сказал Вовка.
  - Тогда пойдём со мной, здесь недалеко.
  Вовка виновато взглянул на соседку, потом на покупательницу и вдруг предложил ей:
  - Извините, пожалуйста, обратите внимание на это пальто, - повёл он рукой в сторону соседки, - оно вам как раз по росту.
  Покупательница немного удивлённо посмотрела на Вовку, перевела взгляд на пальто. Соседка расправила его, встряхнула воротник. Глаза у покупательницы потеплели.
  - Хорошее пальто, - сказала она. - Откуда оно у вас?
  - Это моё пальто. Я актриса. Недавний подарок мужа. Но я его так ни разу и не надела. Не успела.
  - Актриса, значит. То-то, я смотрю, будто вы знакомы мне. Только куда я в свои годы надену его? - спросила покупательница.
  Вовкина соседка умоляюще посмотрела на неё.
  - Может, всё-таки возьмёте? Как только город освободят, у вас купят его за очень приличные деньги, - горячо сказала она.
  Та немного подумала и спросила:
  - А что вы за него хотите?
  - У дочки дистрофия. Мне очень нужны хлеб и крупа, и хоть какой-нибудь жир, - сказала ей актриса.
  Покупательница задумчиво куснула нижнюю губу и предложила ей:
  - Я могу дать вам за него... пол-литровую банку пшена, полбулки хлеба и пять картофелин. Жира, по-моему, нет. Если согласны, пойдёмте со мной.
  Соседка сожалеюще вздохнула и кивнула.
  - Да, согласна. Спасибо.
  Минут пятнадцать они гуськом шли по городу. Женщина с пальто всё отставала. И когда Вовка оглядывался назад, она тревожно смотрела на него. Но вот они свернули во двор. Слева, прямо у кирпичной ограды какого-то предприятия, стояла пошивочная мастерская. Возможно, поэтому двор был не слишком завален снегом. Справа, параллельно мастерской, трёхэтажный дом. У его ближайшего подъезда покупательница остановилась.
  - Обождите здесь. Я пойду всё приготовлю, - сказала она и ушла.
  - Мне повезло, что ты встал рядом со мной, спасибо, - сказала женщина. - Я совсем не умею продавать.
  - Я на таком рынке тоже никогда не был, - сказал Вовка. - А вам не жалко отдавать такое пальто за всё это...- повёл он головой в сторону подъезда.
  - Немножко да. И то лишь потому, что это единственная вещь, которую подарил мне мой муж. Но сейчас я теряю дочь...
  - А сколько ей лет?
  - Пять. Всего лишь пять лет моей Валечке. Кстати, меня Лиза зовут.
  - А меня - Вовка, - сказал мальчик.
  - Вот и познакомились, - сказала Елизавета. - Ох, и зима нынче длинная. Прошло только ползимы, а сколько уже всего было... И почему я не вывезла дочку из города? Не прощу себе этого.
  - Не переживайте. Всё ещё образуется. Главное не сдавайтесь.
  Из подъезда вышла хозяйка и протянула Елизавете узелок.
  - Развязывайте и смотрите, - сказала она. - Там хлеб, пшено, картошка и граммов двести смальца, правда, старого. Попробуйте его перекипятить с корочкой хлеба, запах должен исправиться. Вот всё, что смогла.
  Актриса заглянула в узелок и растроганно сказала:
  - Спасибо вам. Вот ваше пальто, - протянула она хозяйке лучшую из своих вещей.
  - Пожалуйста, - ответила та и перекинула пальто себе на руку.
  Елизавета неуверенно отошла в сторону. А хозяйка достала из кармана шубы завёрнутую в газету бутылочку и подала её Вовке.
  - А тебе, мальчик, - керосин.
  Вовка развернул газету, остро пахнуло керосином.
  - А фитилька у вас не найдётся? - спросил он.
  - Ещё и фитиль? - раздражённо спросила хозяйка. - Ну, ладно уж, дам. Подожди, сейчас у сына возьму.
  И направилась в мастерскую, крылечко которой выходило прямо в сторону дома. Не прошло и трёх минут, как она вышла оттуда. И уже без Лизиного пальто.
  - Держи, - сунула она Вовке около полуметра шнура. - Теперь доволен?
  - Доволен, - ответил Вовка.
  - Ну, так отвязывай дрова и заноси их в дом.
  Вовка быстро отвязал дрова, взялся за вязанку.
  - Тётя Лиза, вы подождёте меня? - спросил он у актрисы.
  - Да. Я пока посижу на санках, отдохну.
  Мальчик переступил порог квартиры и нерешительно остановился. Весь пол был устлан огромным голубым ковром с весьма затейливым орнаментом.
  - Чего топчешься? - спросила хозяйка. - Проходи. На дворе, чай, зима, не наследишь. Дрова у печки сложи.
  Вовка положил вязанку дров у печи, развязал её и, сматывая верёвку, изумлённо огляделся. Повсюду только красивые вещи: мебель, посуда, картины. В доме тепло, сладко пахнет варёной свининой и ещё чем-то знакомым. Вовка, чуть ли не после каждого слова сглатывая слюну, спросил хозяйку:
  - А если у меня ещё будут дрова, я могу вам их привезти?
  - Вези, не обижу. У меня две комнаты и кухня, дров много нужно.
  - Спасибо. Я пойду, а то меня ждут.
  - Иди, мальчик.
  - До свиданья, - сказал Вовка и вышел.
  Елизавета, прижав к груди узелок, сидела на санках и спала. Вовка удивлённо взглянул на неё и пробормотал: "И когда только успела?" Он подошёл к ней и потряс её за плечо. Она открыла подёрнутые поволокой глаза.
  - Тёть Лиза, пора, - сказал Вовка.
  - А-а, я сейчас, - вздохнула она и попыталась встать. Но не смогла. Вторая попытка тоже ни к чему не привела. Она испуганно посмотрела на Вовку.
  - Господи! Что же это со мной?
  - То же что и с другими, - сказал Вовка. - А вам в какую сторону? - Налево. Ещё целых три с половиной квартала, - с глазами полными ужаса прошептала она.
  - Ну, так это почти по пути. Садитесь удобней, я вас немного подвезу, - сказал Вовка. - А потом, может быть, вы меня. Хорошо?
  - Да, - закивала она и стала руками укладывать свои непослушные ноги.
  Через полтора квартала Вовка остановился. Его шатало. Он смахнул пот со лба, подошёл к санкам.
  - Тёть Лиза, подвиньтесь, устал, - заплетающимся языком сказал он.
  Женщина сняла ноги с санок. Мальчик сел рядом, стащил с головы шапку.
  - Вова, пожалуйста, надень, простудишься, - сказала она.
  - У меня, наверное, тепловой удар, - предположил Вовка. - Что-то странное со зрением, даже объяснить не могу.
  - Всё равно надень, это опасно, - продолжала настаивать Елизавета.
  Мальчик ещё помедлил и подчинился. Он зачерпнул пригоршню снега и окунул в него лицо. Прошло минут десять. Всё это время женщина потирала и пощипывала свои ноги. Наконец, она неуверенно поднялась, сунула Вовке узелок в руки, взяла верёвку, еле слышно сказала ему: "Держись" и, чуть ли не падая вперёд, потащила за собой санки.
  Через квартал она оступилась на левую ногу и упала в глубокий рыхлый снег. Елизавета несколько раз пыталась подняться, но все её барахтанья ни к чему не приводили. И тогда Вовка слез с санок и помог ей сесть на край плотно утоптанной тропы.
  - Тёть Лиза, вы лучше на санки пересядьте, - предложил ей Вовка. - Давайте помогу.
  - Сейчас, дай отдышаться, - взмолилась она.
  И, взяв с санок узелок, стала рассовывать продукты по карманам. Вовка устало опустился на санки. И тут где-то в середине квартала, в сторону которого они были обращены лицом, раздался мощный взрыв. Мальчик и женщина вздрогнули. Через минуту последовал второй взрыв и опять в том же квартале, только правее и ближе.
  - Как картошку садит, - заметил Вовка. - И вся крупная, одна в одну: двести сорокового калибра.
  Женщина стала беспокойно озираться. Третий снаряд взорвался во дворе дома, стоящего прямо у них за спинами. Земля нервно вздрогнула. Оконные стёкла хрустально охнули и, коротко отзвенев, осыпались.
  - Вот гад! Кучно бьёт, - оглянулся Вовка. - Да он, скорей всего, и прицела не меняет.
  Мальчик покосился на женщину и вдруг увидел, как она торопливо рвёт зубами выменянный ею хлеб.
  - Стойте! - гневно закричал Вовка. - Нельзя!
  - Так ведь всё равно убьют! - давясь хлебом, лихорадочно крикнула она.
  - А если нет? - как можно более спокойно спросил мальчик.
  - Я же знаю: убьют меня, убьют, убьют! - с неожиданной дикой страстью исступлённо твердила она.
  - Не убьют! - повысил голос Вовка. - А вот ваша дочь... наверное, умрёт.
  Елизавета поражённо замерла. Потом, ни на миг не отрывая взгляда от растерзанного ею куска хлеба, она медленно опустила руку.
  - Боже... Что я натворила? - прошептала она. И, словно отрекаясь от содеянного, отрицательно покачала головой. - Я... я сумасшедшая.
  - Глупости, - всё тем же спокойным тоном сказал Вовка. - Вы просто испугались.
  - Да? - с надеждой спросила Елизавета.
  - Конечно, - подтвердил мальчик. - У всякого могут сдать нервы. До дома-то ещё далеко?
  За их спинами, но уже на большем удалении, раздался новый взрыв. Они вздрогнули и внимательно посмотрели в лицо друг другу.
  - Нет... До угла и чуть наискосок, - ответила она. И, словно стараясь убедить его, нетвёрдо добавила: - А Валечке я умереть не дам.
  - Да уж наверно, - ободрил её мальчик. - Теперь у вас найдётся, чем подкормить её.
  Женщина успокоилась. Она тщательно подобрала крошки и, прежде чем спрятать хлеб, отковырнула от него корочку граммов на тридцать. Затем Елизавета с помощью Вовки выбралась на тропу, взяла мальчика за плечо и сказала ему:
  - Вова, ты очень надёжный человек. Спасибо тебе.
  И протянула ему корочку хлеба. Мальчик сжал губы и сглотнул слюну.
  - Не надо, - отказался он. - Несите дочке.
  - Ты за меня не тревожься, - успокоила его Елизавета. - С этого куска я больше ни крошечки не возьму. Пусть меня теперь хоть на клочья снарядом разорвёт. А без тебя, наверное, я и продуктов бы не добыла и даже вернуться не смогла бы. А теперь смогу. Возьми, пожалуйста.
  - Ладно, - согласился Вовка. И, чтобы не искушать Елизавету, положил корочку в карман.
  До угла они дошли вместе. Перед тем как попрощаться, Елизавета стала объяснять ему, где они с дочкой живут, чтобы при случае он мог найти их. Она повторила адрес ещё раз. Вовка до звона в ушах силился услышать то, что она говорила ему, но уже ничего не соображал. Он думал... о хлебной корочке. О том, что хорошо бы подержать её на горячей печке, тогда бы у этой корочки пробудился затаившийся в ней хлебный дух. Но ведь до печки ещё добраться надо. А терпеть - уже никаких сил нет.
  - Ты всё запомнил, Вова? - как сквозь вату донеслось до него.
  - Всё, тётя Лиза, - подтвердил он.
  - Ну, до свиданья, - махнула она рукой.
  - До свиданья, - ответил Вовка. И, сделав первый шаг в направлении своего дома, сунул руку в карман за корочкой.
  
  А вечером у Вовки начался жар. Сначала он этого даже не понял. Просто вдруг стало жарко, невозможно жарко. Повсюду. И под одеялом, и в комнате. Ему показалось, что тётя переложила в печку дров, отсюда и все неудобства. Он дважды вставал и умывался. И лишь к утру почувствовал, как голова наливается свинцовой тяжестью, а тело время от времени покрывается липким потом. Стало понятно, что он всё-таки простудился.
  Тётя ухаживала за ним как могла: поила его таблетками, какими-то отварами, обтирала кислой водой. Через неделю головная боль пошла на убыль, а затем почти и вовсе исчезла. Но появились кашель, слабость и тошнота. Мальчик впервые ощутил тяжесть своего собственного скелета.
  Болеть противно - это ясно, однако и в болезни, как оказалось, есть свои положительные моменты. Во-первых, никто не пошлёт тебя ни за водой, ни за хлебом. И, во-вторых, книжки можно читать сколько душе угодно. И Вовка читал, читал всё светлое время, да ещё прихватывал и вечера при свете коптилки. А ночью на него наваливались мысли.
  Когда долго лежишь, невозможно не думать. И первая мысль, конечно, о еде. Чтобы избавиться от этого наваждения, из крохотного озерца своих воспоминаний Вовка выхватывал какую-нибудь мелочь и на время забывал о голоде. Он заново переживал свои детские радости и огорчения. Снова и снова вспоминал родной дом, последние напутствия родителей, растерянные взгляды братишек. Вовка перебирал в памяти лица соседей, учителей, школьных товарищей. Он мысленно путешествовал по своей родной деревне, бродил по мелководной речке, бегал по тропинке, повторяющей все извивы её берега.
  Мальчик припоминал подробности своих проделок, совершённых им из озорства или от скуки, а то и просто из любопытства.
  Но чаще всего он вспоминал Ленку. И всё потому, что очень виноват перед ней. И от этой вины ему не избавиться уже никогда.
  А случилось это в мае. Ленка, его одноклассница, жила по соседству, через дом. Она была красивой девочкой: с большой русой косой и бирюзовыми глазами. Ребята с третьего по седьмой класс чуть ли не все поголовно были влюблены в неё. В общем-то, в глубине души Вовка тоже любовался ею. Но при встрече с соседкой старательно демонстрировал ей своё пренебрежение. То ли это уязвило её, то ли была другая причина, только Ленка стала дразнить его "цыганёнком". И заметив, что Вовку задевает это, она дразнила его всё с большим и большим азартом. С мальчишками такие вопросы он решал быстро - дракой. А тут девчонка...
  Ленка его всё-таки побаивалась и дразнилась только с безопасного расстояния. В школе за день до этого происшествия Вовка подошёл к ней и спросил:
  - Ленка, чего ты хочешь?
  Она ничего не ответила ему. Лишь молча и, как ему показалось, с интересом посмотрела на него. Мол, любопытно, а что будет дальше?
  - Не нарывайся, - пригрозил он ей. И отошёл прочь.
  А на следующий день, когда Вовка проходил мимо её двора, он снова услышал её насмешливый голос:
  - Цыганёнок!
  - Ленка, ты у меня додразнишься, - рассердился он.
  - Цыганёнок, цыганёнок.
  - Ну, погоди у меня.
  
  В конце огородов текла всё та же речушка. И на её бережке почти у каждого хозяина стояла своя баня. В тот вечер Вовкин отец дал ему задание покрыть гудроном нижнюю часть дюжины столбиков. Так они дольше прослужат. Вовка перенёс их к баньке и начал работать. Он набросал в старое ведро кусочков смолы и вылил туда литр бензина. А потом всё это долго перемешивал палкой. Полученный гудрон он стал наносить на столбики кистью. Работа была ещё не сделана, а гудрон уже стал густеть.
  И тут из-за бани Вовка услышал Ленкино пение. Она шла по тропке вдоль берега, и видеть его не могла. Вовка перехватил кисть в левую руку и спиной прижался к стене. И как только Ленка поравнялась с ним, он выскочил из-за укрытия. Она, увидев его, испуганно остановилась.
  - Ну что, белобрысая, теперь будешь мамку звать?
  - Ма-ма! - бросилась она наутёк.
  Он в пять прыжков догнал её, схватил за волосы, потянул книзу. Она, сопротивляясь, нагнула голову.
  - Ой-ой! Больно, дура-ак.
  Вовка, не выпуская из кулака её золотой косы, несколько раз провёл по ней кистью измазанной в гудроне.
  - А-а-а! - отчаянно вопила Ленка.
  - Вот теперь и ты оцыганилась, - торжествующе сказал он и выпустил её косу из рук.
  Коса тут же прилипла к сарафанчику.
  - Я... я тебя... ненавижу, - перемежая слова всхлипами, проговорила Ленка.
  - Оч-чень приятно, - съехидничал Вовка.
  И она, размазывая по лицу слезы, ушла домой.
  Что ему не избежать наказания, это было понятно. Но вот объясняться с Ленкиными родителями, а тем более быть выпоротым в их присутствии, он не желал. И поэтому, положив кисть в банку с водой, он отправился бродить. Вернулся в сумерках. Отец снял со стены ремень и спросил Вовку:
  - За что ты испортил ей косу?
  - Дразнилась.
  - И всё?!
  - Всё, - сказал Вовка и снял майку.
  - Ну и когда это кончится? Ведь месяца не проходит, чтобы на тебя кто-нибудь не пожаловался. Кто тебя учил так проблемы решать?
  - Ты, батя...
  Ремень ожёг его спину. Но Вовка, по обыкновению, закусил губу и не плакал. Отца это очень злило, и он хлестал, и хлестал сына.
  - Ну, хватит, - встала на его защиту мать. - Ленка не меньше его виновата. Коса у неё до пояса, да язык до колен. Сама слышала, как она дразнится. Следующий раз поостережётся.
  - Он так нас со всеми соседями перессорит, - всё кипятился отец.
  - У тебя есть ещё дети, - кивнула она в сторону спальни, - ты б лучше о них думал. Вон перепугал их всех.
  На следующий день вся школа была удивлена тем, что Ленка пришла без косы. И подстриглась настолько коротко и необычно, что из деревенской девчонки она вдруг превратилась в городскую красавицу. Мальчишки просто ошалели от обожания.
  Об истинной причине её такого поступка знал только Вовка. Кстати, он в этот раз пришёл в Толькиной рубашке с длинными рукавами. И, не считая присохшей ранки на губе, выглядел обыкновенно. И вёл он себя, как обычно: изредка шутил, держался независимо и в упор не замечал Ленку.
  Увидев невозмутимого Вовку, Ленка порозовела от злости. Проходя мимо, она негромко спросила:
  - Ну что, влетело?
  - Ничуть, - ответил он. - Батя меня не бьёт.
  Как оказалось, его ответ очень задел её самолюбие. На большой перемене, как обычно, все ученики высыпали во двор. Цвели сады, и аромат майского воздуха приносил ощущение праздника.
  К Вовке подошёл Сенька Костылев из выпускного седьмого класса, высокий, упитанный мальчишка. И сказал ему:
  - Ленка просила меня разобраться...
  И, криво улыбнувшись, ударил Вовку в лицо. Тот, не ожидая подобной подлости, упал на спину. Дети взвизгнули и как будто онемели. Вовка секунд пять пролежал без сознания, потом пришёл в себя. Склонившиеся над ним лица отпрянули. Он сел. Десятки пар внимательных глаз наблюдали за ним. Заметив, что рубашка забрызгана кровью, он огорчился. Сенька сверху вниз посмотрел на него и насмешливо сказал:
  - Цыган, зря ты без панамки ходишь. Солнечный удар - это не шутка.
  - Ну, ты и трус, Костыль, и... подкаблучник, - сказал Вовка.
  Сенька, как ужаленный, подскочил к нему. Ещё никто не решался так дерзко разговаривать с ним.
  - Че-го?! - устрашающе понизил он голос. - Тебе ещё добавить?
  Вовка жестом показал ему, погоди, мол. Встал, подождал, пока земля под ногами успокоится. И вдруг рассмеялся (это была нервная реакция, но его противник не знал об этом). Сенька на пару шагов отступил.
  - А теперь добавь, - предложил Вовка. - Уже можно. Подкаблучник.
  Костылев пошёл на него. И ещё раз ударил. В этот раз Вовка получил кулаком по уху (полностью увернуться из-под удара он не смог). Но теперь-то он устоял и, не мешкая, врезал Сеньке по носу. Кровь брызнула тому на пиджак. Это на мгновение обезволило его. За Вовкой был ещё удар, и он нанёс его, теперь уже ниже - в грудь. Костылев пошатнулся.
  Вовка, считая себя отомщённым и желая удержать Сеньку от падения, поймал его за подкладку пиджака. Но тот всё-таки не удержался на ногах и, сопровождаемый треском подкладочной ткани, тяжело осел в пыль.
  - Ты чего сделал? - изумился Сенька. - Ты же мне пиджак порвал.
  - А ты, перед тем как руками махать, снимай своё барахло, так дешевле будет, - усмехнулся Вовка.
  Костылев поднялся, подошёл к нему и пальцем ткнул в его рубашку.
  - Это у тебя барахло, а у меня пид-жак.
  - Барахло, - возразил Вовка и указал на длинный свисающий лоскут оторванной им подкладки.
  Сенька сделал вид, что кладёт руку ему на плечо, но вдруг ухватил его за правый рукав и рванул на себя. Рубашка выдержала этот рывок, а Вовку развернуло вокруг оси градусов на сто. И в ту же секунду Сенька шагнул ему за спину и, вцепившись ногтями в рубашку, располосовал её от правого плеча чуть ли ни донизу. Кто-то, увидев его спину, исхлёстанную ремнём, сдавленно ахнул. И тут же со ступенек школы раздался гневный голос учителя истории:
  - Прекратите! Немедленно прекратите драку! Вы, оба - в канцелярию!
  В тот раз вызов к директору для Вовки закончился без новых потерь. Костылев ответственность за драку взял на себя, за что чуть не вылетел из школы без свидетельства об окончании. Ленка дразниться перестала...
  А через полтора месяца, когда уже шла война и поезд, в котором Вовка ехал к тёте, попал под бомбёжку, он увидел Ленку в последний раз. Это было днём. Дорогу разбомбили. Люди, похватав узлы и своих детей, поспешно выпрыгивали из поезда и бежали к лесу. Благо он рос по обе стороны железной дороги всего в каких-то тридцати метрах. Но преодолеть это расстояние под пулемётным огнём получалось далеко не у всех. И десятки людей уже лежали на земле ранеными или убитыми.
  Отъезжая от Гомеля, Вовка нашёл себе место в середине вагона, и теперь ему удалось покинуть его только в числе последних. Оказавшись на воле, он успел отбежать от поезда шагов на пятнадцать. Услышав громовой рёв снижающегося самолёта, упал, сжался в комок и стал ждать неминуемой смерти. Застрекотал пулемёт. Эта пытка длилась всего несколько секунд. Но, когда самолёт пролетел, Вовка не сразу смог сбросить с себя оцепенение. А переборов страх, вскочил и кинулся к лесу. Почти у опушки, чуть в стороне, он увидел русоволосую девочку, лежащую ничком. Ему показалось, что такую стрижку он уже где-то видел. Смутная догадка остановила его: "Не может быть!"
  Он метнулся к девочке, наклонился над ней и несмело перевернул её на спину. Широко открытые бирюзовые глаза смотрели сквозь него в вечность. "Ленка", - ошеломлённо прошептал он.
  А лётчик уже развернул самолёт и, снизившись до бреющего полёта, очередями рассылал людям лёгкую, но нежеланную смерть. Вовка ринулся в лес и снова бросился на землю. А когда беда и в этот раз прошла стороной, он устремился вглубь лесных зарослей.
  
  И вот теперь, лёжа в постели, он уже в который раз переживал эту трагедию, думал о Ленке и о себе. И ещё о том, что он был непростительно груб с ней.
  Проболел Вовка до конца января. В это вынужденное безделье ему хотелось увидеться с друзьями, но никто из них так и не заглянул к нему. Тётя Мария, остро переживавшая остановку завода, с головой окунулась в суету необходимых дел и заметно приободрилась. Лучшая из тех новостей, что она принесла - новая прибавка хлеба. Полкилограмма хлеба на их семью - уже неплохо.
  
  Глава 18. Часы с ангелочками
  
  Керосина в коптилке осталось на один-два вечера. А болеть в потёмках ужасно скучно. Пора выздоравливать. И Вовка вынужден был подняться, одеться и выйти на улицу. Домашнее тепло - штука, конечно, нужная, но и без свежего воздуха нельзя. Голова от него так и поплыла. Вовка шёл вдоль своего дома, ноги у него заплетались, и его порой заносило, как пьяного. Однако он не сдавался. За три дня с горем пополам он набрал на пепелище связку дров, надёжно привязал её к санкам и потащился за керосином.
  Хозяйка встретила Вовку приветливо: с закупкой дров у неё начались перебои. Она посмотрела на его болезненный вид и, кроме керосина, дала ему карамельку. А, прощаясь, напомнила, что дрова ей будут нужны и впредь. Когда мальчик выбрался во двор и стал привязывать к санкам верёвку, снятую с вязанки, из пошивочной мастерской с вещмешком в руках вышел мужик. С заметным усилием он вскинул его на плечи и, расправляя лямки, размашисто зашагал к выходу со двора. Прежде чем покинуть его, он как-то по-особому зорко огляделся. Вовка ещё с большим усердием занялся верёвкой. Дядька, уже отворачиваясь, страдальчески перекосил лицо. "Зубы болят", - решил мальчик и, взяв санки за верёвку, направился вслед за ним.
  На улице, перед тем как повернуть к своему дому, Вовка взглянул в сторону рынка. Он увидел удаляющегося дядьку и оторопел. Тот вышагивал походкой совершенно жалкого, измученного хромотой человека. "Вот чудак! И зачем ему это?" И тут по этой самой хромоте мальчик внезапно вспомнил его. Именно этого дядьку он видел на рынке, когда тот подходил к спекулянту салом. Они тогда ещё перебросились несколькими словами. "А ведь в тот раз хромой... выглядел ненормальным, - припомнил Вовка. - Вот артист! Значит, он надевает маску придурка, да ещё искалеченного, и дурачит всех, кого хочет. И, наверно, уже давно. А что он делал в мастерской, приносил что-то или..." И тут его словно кипятком обдало. "Да ведь у него в рюкзаке сало! И берёт он его... здесь. Точно. Иначе и быть не может".
  Вовка с сожалением посмотрел вслед ковыляющему дядьке и подумал:
  "Эх, сейчас бы проследить за ним, и сразу всё стало б ясно. Но до рынка хоть и недалеко, однако, и на этот путь силы нужны. А их пока маловато. Ну, ничего, уж в следующий раз я его не упущу".
  Мальчик присел на санки, отдохнул и отправился в обратный путь.
  Тётя была дома. Увидев его, она спросила:
  - Ну, что там, на улице, нового?
  - Так я, можно сказать, ни с кем и не разговаривал, тётя, - ответил Вовка. - Но вот невзначай увидел одного типа и, кажется, понял, что на рынке орудует шайка спекулянтов.
  - Тоже мне новости, - отозвалась тётя Мария. - На любом рынке есть своя шайка жуликов.
  - Но у этих спекулянтов можно добыть сало, выменять его на драгоценности.
  - Сало? - Это обнадёживает, - живо откликнулась на его слова тётя. - Если в городе где-то ещё есть сало, стало быть, не так уж всё и плохо.
  - Тётя, а у нас случайно нет каких-нибудь драгоценностей? - простодушно спросил Вовка.
  - Что ты, Вовочка. Откуда им у меня взяться? В рабочие руки только работа проситься, а драгоценности в другие попадают. Нет-нет. У нас для спекулянтов ничего интересного нет: ни золота, ни серебра, ни фарфора.
  - А фарфор тоже ценится?
  - Да. Только качественный, конечно, - ответила тётя.
  - У Чарских есть фарфоровые часы с ангелочками, я знаю, очень красивые. Надо будет сказать им.
  - Скажи, - согласилась тётя. - Без часов прожить можно, а вот без продуктов как-то не получается.
  
  Прошло четыре дня. Вовка почувствовал себя значительно лучше и решил навестить Чарских. Но уже на улице у него возник один план, и мальчик изменил маршрут. Начальник милиции был у себя. На стук в дверь Вовка услышал привычное: "Да. Войдите", - и открыл её. Набатов, увидев мальчика, приветливо улыбнулся.
  - Никак Володька?
  - Да, я, Юрий Иванович. Здравствуйте.
  - Ну, проходи-проходи, - протянул ему руку Набатов. - Здравствуй. Рад тебя видеть. Подсаживайся к столу, как раз чайник поставил. Сейчас погреешься, чай будет с сахаром.
  Только тут мальчик ощутил, что в кабинете вполне жилой дух, а у самого окна он заметил буржуйку с золотыми щёлочками по краям дверцы. На печке чайник. Вовка снял шапку, размотал шарф, расстегнул фуфайку.
  - У вас нынче тепло, - заметил он.
  - Да, тепло. Только хлопот с этой печкой... А ты, Володя, похудел... Вижу, не сладко тебе приходится.
  - А кому сладко? - устало спросил мальчик. - Разве что спекулянтам?
  - Что верно, то верно, - вздохнул Набатов. - Но имей в виду: мы им тоже особо-то развернуться не даём. Слушай, Вовка, а чего ты не забираешь свои часы? Ведь выиграл же...
  - Не знаю. Как-то не совсем честно я их выспорил. Ведь когда я узнал ключ от квартиры Ладо, то уже о многом догадался. Пусть они пока полежат.
  - Ну, смотри, как хочешь. По Ладо не скучаешь?
  - Скучаю. С ним повозился, будто дома побывал. Он мне моих младших напомнил. И тётя всё не может забыть о нём. Юрий Иванович, а что стало с Печником?
  - Знаю только, что он жив и здоров, - ответил Набатов. - А тогда, сразу после обыска, мы с Костровым пришли к нему в камеру и показываем найденный в его тайнике футляр. "Что это за штука?" - спрашиваем. Он отвечает: "Вот этого я и боялся. Думаю, найдут мой пенал, в котором я изредка деньги храню, и не поверят в это, а нафантазируют себе, бог знает что. Не сносить мне тогда головы". Я подаю ему футлярчик и говорю: "А что нам фантазировать, когда и так всё ясно". Он открывает его, и вижу, как у него зрачки расширяются. А мы с Виталием вложили туда тот рулончик с документами. "Что это?" - спрашивает. А я: - "Это индульгенция на отпущение грехов. Ещё есть и "Закон Божий" - ваша персональная книга. Прежде чем отказываться от неё, очень хорошо подумайте. Не упустите свой шанс на спасение, ваш единственный шанс". Взял у него футлярчик и только выходить, а он спрашивает: "Откуда это всё у вас?" Отвечаю: "Денищенко нашёл". Он посмотрел на меня и говорит: "Я не о пенале, спрашиваю". У меня тогда такое желание возникло рассказать ему о тебе, что еле устоял. Говорю: "Есть у нас один нештатный сыщик. Но познакомить не могу". На этом мы и расстались.
  - Понятно, - отозвался Вовка. - А связного накрыли?
  - Накрыли голубчика, взяли его с поличным. Он оказался не простым связным, как мы думали, а координатором действий сразу двух групп. Так что мы им навязали свою игру.
  - Здорово, - сказал мальчик. - Юрий Иванович, а у меня к вам есть разговор.
  Набатов довольно хмыкнул.
  - Я почему-то так и подумал. Ну, рассказывай, что там у тебя за дело?
  - А дело вот какое. На рынке я приметил одного спекулянта...
  - Слушай, а где ж ему ещё околачиваться, как не на рынке? - заметил начальник отделения. - Мои ребята туда частенько заглядывают и, я должен сказать, практически всех крупных спекулянтов мы ещё до Нового года переловили. Сейчас если кто и промышляет, то по мелочи. Но мои ребята даже им воли не дают и, можно сказать, знают весь этот контингент в лицо.
  - И того знают, что сало меняет на драгоценности?
  - Сало меняет, говоришь? - озадаченно переспросил Набатов. - Что-то я не слышал о таком. Ты сам это видел?
  - Сам.
  - А когда?
  - Две недели назад.
  - Так это могло быть лишь эпизодом, - отметил Набатов.
  - Тогда я тоже так подумал. Но четыре дня назад я встретил одного хромого с вещмешком. Так вот, в вещмешке у него было килограммов пять, а то и шесть сала. И он нёс его тому, кто стоит на рынке.
  - Он тебе об этом сам рассказал? - спросил его Набатов.
  - Юрий Иванович, вы же понимаете, что есть вещи, о которых никто никогда не рассказывает, но о них знают почти все, кого это интересует. Вот и я знаю то, о чём говорю. Да, я за ним не проследил: плохо чувствовал себя. Но их связку я уже заметил, осталось только приманить их красивой вещью и проследить за ними.
  - Ну, ты, Вовка, и стратег. Однако давай-ка для начала послушаем, что нам скажет Обухов, - он сейчас присматривает за рынком. Пожалуйста, позови его из пятого кабинета.
  - Сейчас.
  Вовка пригласил сержанта. Набатов без прелюдий спросил его:
  - Ты знаешь хромого на рынке?
  - Сейчас там несколько хромых, вас какой интересует?
  Набатов вопросительно взглянул на Вовку. Мальчик кивнул и уточнил:
  - Тот, у которого лицо в пороховых крапинах.
  - Знаю. Он ещё с вещмешком постоянно ходит, - сказал Обухов и, что-то припоминая, прищурился. - Тимуров. Да, Тимуров его фамилия. Он живёт рядом с рынком, поэтому его каждая собака там знает.
  - Это всё, чем ты располагаешь? - спросил Набатов.
  - Нет. Этот мужик - оригинал в своём роде. У него, кроме больной ноги, ещё и с головой проблемы. Однажды завидел нас и как дал дёру, еле догнали. Спрашиваем: "Почему убегаешь?" - "Испугался". - "Чего ты испугался?" - Говорит: "Сало отнимете". Мы ему: "А ну, покажи!" - "Не дам! - верещит. - Это моё!" Уцепился за лямки, психует, в драку лезет. Ну, отобрали мы у него вещмешок, развязали, смотрим, а там пальто лежит, а в нём два кирпича. Кстати, его не только мы досматривали, но и другие патрули, и всё с тем же результатом. Он и теперь, как только увидит нас, - прячется.
  - Понятно, - сказал Набатов. - Ну, что ты теперь на всё это скажешь?
  - Дурачит он вас, как малышню в песочнице, - сказал Вовка.
  - Ты, парень, думай, что говоришь! - баском прогудел сержант. - Обухова не так-то просто одурачить. А с тем психом время терять я не хочу.
  - Ну, ладно, спасибо. Иди, работай, - сказал ему Набатов и задумался.
  Сержант вышел.
  - Володька, так ты стоишь на своём?
  - Стою, Юрий Иванович. А кирпичи в вещмешке - это классная уловка. Маска дурачка и хромота - замечательное прикрытие.
  - Ты думаешь, он специально подстрекает патрулей на погоню за собой, когда у него кирпичи в вещмешке?
  - Конечно. Может, это его любимое развлечение. Представьте, если рынок у него под окнами, значит, он первый замечает людей в форме. Кладёт кирпичи в вещмешок, делает крюк и выходит на патруль. Потом делает вид что пугается и убегает.
  - Хм. Логично, - замечает Набатов. - Этим самым он укрепляет свою легенду "идиота", а заодно, отвлекая патрулей на себя, выводит из-под удара своих сообщников. Поэтому они ни разу и не попались. Так, что ли?
  - Точно! - воскликнул мальчик. - Тимуров их всех прикрывает.
  - Ну, хорошо, Вовка, ты меня убедил. Что предлагаешь?
  - Юрий Иванович, чтобы всё это проверить, мне нужен всего один человек, но не такой заметный, как Обухов. Лучше девушка. Может быть, ей придётся в пошивочную мастерскую сходить. Думаю, сало где-то под ней, в подвале.
  - Подожди немного.
  Набатов набросал несколько слов на листке. Поднялся.
  - Я сейчас отдам распоряжение и вернусь.
  Через три минуты начальник милиции возвратился.
  - Так... Володя, что, по-твоему, ещё необходимо для операции? - спросил Набатов.
  - Какая-нибудь красивая дорогая вещь, - сказал Вовка. - Лучше большая, чтобы можно было проследить за ней.
  - А вот с этим вряд ли я тебе помогу. Чтобы выпросить у начальства такую вещь, нужно время, веские причины, гарантии, что эта вещь будет возвращена, план операции, контроль над ней и т.д. и т.п. Одним словом, канитель, не приведи Господи.
  - Юрий Иванович, на всякий случай я продумал один запасной вариант. У моих друзей Чарских есть замечательные фарфоровые часы. Спекулянты их не упустят. А тётя Тоня мне их доверит, я знаю, лишь бы она их ещё не сменяла на продукты. Правда, у Чарских я давно уже не был, месяца полтора, наверно.
  - Ладно, Володя, ты, конечно, сходи к ним и про часы спроси. Только я должен предупредить тебя, что определённый риск потерять эту вещь всё же есть.
  Вовка ответил:
  - Я рискну, не из упрямства, а из простого расчёта. Сало я принесу им в любом случае, а повезёт, то и часы верну. Разве не так?
  - А ведь правильно мыслишь. Молодец. Только их нужно будет подробнейшим образом описать, кроме этого, сделать на них метку и указать её в нашем регистрационном журнале. Тогда мы изымем их у спекулянтов без особых церемоний.
  Большой закопчённый чайник, словно маленький паровозик, окутался паром. Набатов пошёл, заварил чай, подложил в печку пару поленьев. Достал из ящика стола три чашки с ложечками, сахарницу и расставил их на дальнем краю стола. Чай пили не спеша, явно поджидая кого-то третьего.
  Минут через десять в дверь постучали. Вошла вся закоченевшая Женя Осипова. Она вскинула руку к ушанке, непослушными губами выговорила:
  - Товарищ...
  Начальник жестом пресёк её доклад.
  - Раздевайся, Женя, быстрее согреешься. Присаживайся к нам.
  Осипова сняла бушлат, подошла к Вовке, приветливо коснулась рукой его головы, в полголоса сказала ему:
  - Рада тебя видеть.
  - Я тоже, - ответил мальчик.
  - Володя, налей-ка чайку Жене, - предложил Набатов.
  Вовка наполнил чашку дымящимся чаем, открыл сахарницу, зачерпнул полную с горкой ложечку песка, ссыпал её в чай, затем положил вторую ложечку, третью, и озадаченно уставился на чашку: чашка была переполнена. Её нельзя было даже тронуть без того, чтобы не пролить. Он беспомощно поднял глаза и увидел, что и Набатов, и Женя, наблюдая за ним, улыбаются. Вовка смутился.
  - Чуть не углядел, по самый ободок налил, - сказал он. - Женя, отпей маленько и возьми сама, пожалуйста.
  Девушка сходила за чашкой, поблагодарила, села напротив Набатова. Он собрался с мыслями и сказал:
  - Евгения, по предположению Володи, на нашем рынке орудует шайка спекулянтов салом, причём шайка хорошо организованная. Продавец меняет сало на драгоценности. Ваша задача: очень осторожно понаблюдать за этими людьми. Попытаться выяснить: сколько их в цепочке, какова роль каждого из них, откуда они берут продукт? По Володиной версии салом снабжает их кто-то из тех, кто имеет отношение к пошивочной мастерской. Форму сними. Не исключено, что надо будет найти предлог и сходить туда. Как я понял, у Володи кое-какие намётки плана действий уже есть. Докладывать будешь вечером по телефону, не мне, так дежурному. Как только появится любая достоверная информация - сразу ко мне. Надеюсь, что недели вам хватит. И главное: не рискуйте. Ни одного опрометчивого шага, ни одного лишнего слова. Всё понятно?
  - Предельно, - ответила Осипова.
  - Вопросы? - по привычке спросил Набатов.
  - Возможно, мне понадобятся деньги на пошив... - заметила Женя.
  - Если возникнет такая нужда, обращайся к бухгалтеру, - сказал Набатов. - Я отдам распоряжение, деньги тебе выдадут.
  - Спасибо. У меня больше нет вопросов. Разрешите идти?
  - Идите, - ответил он.
  Вовка и Женя попрощались и пошли к выходу. Но лишь она стала закрывать за собой дверь, как майор окликнул её:
  - Евгения! Задержись на минутку.
  Девушка вернулась, а через двадцать секунд снова вышла из кабинета.
  - Волнуется за нас, - сказала она.
  Покинув отделение милиции, Женя придержала мальчика за плечо, улыбнулась.
  - Я рада, что ты жив, Вовка. У меня за два последних месяца столько потерь. А ты молодец, не подкачал! И не просто выжил, а сражаешься.
  - Я не думаю, что веду какое-то сражение, - сказал Вовка, - просто сопротивляюсь, как могу: голоду, подлости, - всему, что наваливается на меня.
  - И продолжаешь помогать другим. Я слышала о тебе.
  - Да какая это помощь?.. - отмахнулся Вовка. - Мне даже не с чем сходить к знакомым, ребятишек проведать.
  - Ну, ничего, напарник, не всё так плохо: фашистов уже поубавилось, дело к весне идёт, так что крепись, скоро полегче станет.
  - А я и не жалуюсь, - сказал мальчик. - Женя, давай о деле.
  - Давай, - откликнулась она. - Что предлагаешь?
  - Ты сейчас оденься, как можно теплей и проще, и часа через полтора приходи на рынок. А мне нужно сходить к своим знакомым за одной вещью...
  - Нет, Вовка. Ты забыл, что я живу рядом? Сейчас зайдём ко мне, я быстро переоденусь, и вместе пойдём к твоим знакомым. А дорогой ты посвятишь меня во все тонкости дела. Не на рынке же нам с тобой обсуждать свои проблемы, согласен?
  - Ты права, Женя. Пойдём, - согласился мальчик.
  
  Через полчаса они уже шли к Чарским. Женя была в синей стёганой фуфайке, полинявшем шерстяном платке, повязанном по глаза, и в старых протёртых до дыр валенках. За дорогу Вовка успел рассказать девушке о своих наблюдениях за жуликами и догадках. Она, в свою очередь, спросила его:
  - А почему ты так уверен, что Тимуров симулирует?
  - Но я же видел его лицо! Оно было совершенно нормальным.
  - Вовка, а вот скажи, когда ты смеёшься или наоборот думаешь о чём-нибудь серьёзном, разве у тебя не изменяется выражение лица?
  - Изменяется, - ответил он.
  - Вот и у него тоже.
  - Ладно, пусть так. А хромота? - спросил Вовка. - Он же прямо у меня на глазах шагов двадцать отмахал ровным спокойным шагом.
  - А если он пытался побороть свою хромоту? - тонко поддразнивая его, спросила Женя.
  - Это дурачок-то?! - воскликнул Вовка. - А если он на мозги слаб, то, чем ему думать? Да и потом, зачем ему это?
  - А может, у него просветления бывают? - лукаво заметила Женя.
  - Ну, хорошо, - продолжал упорствовать Вовка. - А вот скажи мне, пожалуйста, где я сейчас могу найти два кирпича, если снегу намело выше метра?
  - ...Не знаю, - ответила она.
  - Зато я знаю - где-то под крышей.
  - Ты хочешь сказать, что это не случайное помутнение рассудка, а заранее подготовленный трюк?
  - Ну а разве нет?! - спросил мальчик. - Да никакой сумасшедший не спутает кирпич с куском сала.
  - Тут, пожалуй, ты прав, - согласилась Евгения. - Похоже, он и в самом деле переигрывает.
  - Да не просто переигрывает, он издевается над патрулями, - уточнил Вовка. - Мне кажется, я даже знаю, о чём он думает...
  - Ну-ну, и о чём же? - поощрила его Женя.
  - Он думает: "Я не голодаю, не мёрзну, как другие в окопе, а живу, как хочу. Все считают, что я дурак, а на самом деле - я куда умнее их".
  - Ничего, мы это поправим, - заметила Женя.
  Так за разговором они и дошли до дома, в котором жили Чарские.
  - А вот здесь живут мои хорошие знакомые, - сказал мальчик, указывая на их подъезд. - Как они тут? Даже страшно заходить к ним.
  - А это необходимо? - спросила девушка.
  Вовка молча кивнул и направился к подъезду. Поднялись на третий этаж. Дверь тридцать второй квартиры оказалась запертой. Но на самой двери мелом была нарисована стрелка с цифрой тридцать один. Мальчик подошёл к соседней двери и постучал. Не дождавшись приглашения, открыл её, шагнул за порог. В комнате сумрачно.
  - Добрый день! - сказал он. - Есть кто?
  - Есть, - отозвался слабый женский голос.
  - Я пришёл к тёте Тоне, а их нет. Не скажете, где они?
  - Тебя как зовут? - спросила женщина.
  - Вовка Митрофанов.
  - Ключ - на тумбочке. Тоня велела, как придёшь, тебе отдать. Возьми его, там у них письмо для тебя.
  - Спасибо. Я потом ключ на место положу, - сказал Вовка.
  - Ладно.
  Вовка нащупал ключ и вышел. Вместе с Женей они переступили порог тридцать второй квартиры. На кухонном столе лежала записка, написанная карандашом. Мальчик стал читать её.
  "Вова, здравствуй! Давно тебя нет, волнуемся. Весь январь мы жили у соседки, так было удобнее и теплее. Мы еле-еле дождались эвакуации и вот сегодня уезжаем на большую землю. Вова, если тебе понадобится что-нибудь из вещей, чтобы обменять на продукты, бери и меняй. Я очень прошу тебя: постарайся выжить. Обнимаем, твои Чарские. 24.01.42".
  - Уехали... - сказал Вовка и подвинул записку Жене. - Я очень рад за них. Уж теперь-то Анюта и Санька наверняка останутся живы.
  - Все твои подопечные разъехались? - спросила Женя.
  - Нет. Ещё много осталось. Одних только малышей пятеро.
  - Где ты их только находишь?
  - По-моему, они сами находятся, - заметил Вовка.
  - Ну да, можно и так сказать. Слушай, так за какой вещью мы пришли?
  - За часами, если они ещё сохранились. Пойдём, посмотрим.
  Вовка с Женей прошли в комнату. Освещение в ней слабенькое - уцелело всего лишь одно стекло, но мальчик сразу увидел те часы. Они даже при скудном свете таинственно поблёскивали.
  - Вот они! - указал он. Подошёл к ним, взял с комода, сдул с них пыль. - Фарфоровые. Мимо таких часиков спекулянты вряд ли пройдут. На них-то мы и будем ловить их.
  - Пойдём на кухню, там светлее, - предложила Женя.
  - Пойдём, - согласился Вовка.
  Они вернулись в кухню, сели за стол, поставили перед собой часы, залюбовались. Сама работа была проста по композиции, но сделана из превосходного фарфора. Циферблат часов, белый с перламутром, диаметром с кофейное блюдце, держали два ангела с полупрозрачными крыльями, усеянными золотой пылью. Вдоль основания часов нанесена золотая надпись: "Моей любимой". Вовка, вспомнив рекомендацию начальника, сказал:
  - Набатов посоветовал подробно описать приметы часов в учётном журнале и как-то наметить их.
  - Хочешь вернуть их хозяевам? Понимаю.
  - Да. Если Чарские до сих пор не сменяли их на продукты, значит, они очень дорожат ими.
  - Ты прав. Сейчас всё сделаем, не волнуйся, - успокоила его Женя.
  Она подняла часы, взглянула на их донышко. Там были выдавлены: надпись "1913" и отличительный знак мастера, изображённый в виде короны с вписанной в неё буквой "М". Девушка удовлетворённо сказала:
  - Всё, что нам надо, здесь уже есть. Сейчас я занесу всё это в блокнот, и этого будет достаточно для изъятия часов. А они хоть идут?
  Она повернула ключ часовой пружины всего лишь на пол-оборота, и часы тотчас ожили и стали деловито отсчитывать время. Женя улыбнулась.
  - Замечательные часы. Хорошо бы теперь коробку найти, чтобы ненароком крылышки не сломать.
  - Сейчас поищем, - ответил Вовка.
  Он открыл шкаф, в нём висело всего несколько платьев и осеннее пальто, а на его днище рядом со стопкой детских вещичек лежала синяя коробка. Мальчик открыл её. В ней хранились женские босоножки. Он вынул их из коробки и положил в шкаф.
  - Вот эта подойдёт? - протянул он Жене коробку.
  Девушка поместила часы в коробку.
  - В самый раз, - ответила она. - Сколько будем за них просить?
  - Полкило, и не меньше.
  - Вряд ли дадут, - засомневалась она. - Спекулянты - народ скупой.
  - А нам того и надо, чтобы они не сразу их выменяли. Вдруг на хозяина выведут. Ты, Женя, стой на своём, не уступай.
  - Слушаюсь, товарищ сыщик! - шаркнула она подошвами валенок. - Ни за что не уступлю.
  - Да ладно тебе... Можешь и не слушаться, только нам беспременно надо накрыть этих жуликов!
  На рынке Женя встала там, где указал Вовка, ближе к домам. А он сам стал, не спеша, кружить по жиденьким рядам продавцов. Все они держали перед собой то костюм или платье, то книги, то посуду - вещи по нынешним временам не главные. Девушка тоже открыла обувную коробку и, взяв её как можно удобней, стала ждать своего покупателя.
  Рядом с Женей стояла молодая женщина с маленькой девочкой. На лёгких саночках лежала алая плюшевая подушечка с приколотыми к ней воинскими наградами, среди которых были и два георгиевских креста. Девочка, увидев коробку с часами, мечтательно улыбнулась.
  - Мама, - сказала она, - посмотри какие красивые ангелочки.
  - Да, Оленька, они замечательные, - согласилась мать.
  Девочка, задрав головку, какое-то время умилённо смотрела на часы. Потом она вдруг спросила мать:
  - Мама, а у меня тоже есть ангелочек?
  - Да, моя родная, ты же у нас крещёная. А при крещении каждому малышу Бог даёт своего ангела-хранителя, которые их потом оберегают всю жизнь.
  Девочка задумалась.
  - Мама, а у моего братика не было ангела?
  - Был, миленькая, был, - грустно ответила ей мать и погладила её по головке.
  - А почему же тогда он не спас братика? - тревожно спросила она.
  Мать растерянно посмотрела на дочку и, подбирая слова, ответила ей:
  - Он хотел его спасти, очень хотел, но не смог. У него тоже замёрзли крылышки. Ты же знаешь, доченька, какая нынче студёная зима.
  
  
  Девочка горько вздохнула и поникла. Но вдруг подняла на Женю глаза и тихонько попросила:
  - Тётенька, мне так понравились ваши ангелочки. А можно мне их потрогать?
  - Можно, девочка. Потрогай. - Женя присела перед ней. - Я уверена, ты им тоже понравилась. Теперь и они будут присматривать за тобой.
  Малышка своим прозрачным пальчиком робко дотронулась сначала до одного ангела, потом прикоснулась к другому.
  - Бедненькие... им тоже холодно.
  
  Редкие снежинки, лёгкие и пушистые, стремились хоть чуть-чуть приукрасить этот убогий, неестественно тихий нищенский рынок. Прошло уже два часа, но никто, кроме обычных любопытных, не заинтересовался часами. И главное - нигде не было видно ни одного жулика из той шайки. Вовка, проходя мимо Жени, сказал ей:
  - Ты походи по рынку, а часы в сторону дома почаще поворачивай.
  - Угу, - ответила она.
  И через минуту, притопывая, чтобы не замёрзнуть, она двинулась по рынку. Луч солнца, упав на жемчужный циферблат часов и на позолоту, нанесённую на тонкий светоносный фарфор, вернули этой радостной вещице истинное великолепие.
  Через двадцать минут к Жене подошёл невзрачный бледноватый мужчина. Он окинул её цепким взглядом и сосредоточил своё внимание на часах.
  - Что, нравится? - спросила девушка. - Саксонский фарфор, механизм безотказный.
  Она вынула часы из коробки, дала ему их послушать.
  - Что просишь за них? - спросил он неожиданно женским голосом.
  - Полкило сала, - сдержанно сказала она.
  - Фью-ю, - присвистнул дядька. - А где ты его тут видишь?
  - Я его не вижу, - невозмутимо ответила Женя, - но моя тётя уже обменяла здесь свой перстенёк, а теперь дала мне на обмен вот эти часы. Они очень дорогие.
  - Ладно, жди, - сказал дядька и ушёл.
  Вовка, находясь на достаточном удалении от него, проследил за ним. Мужчина вышел за спины последних торговцев, где его поджидал тот самый мордатый напарник. Они посовещались между собой, напарник кивнул. Плюгавый отправился к Жене, а Вовка тем временем двинулся в сторону его сообщника. Девушка ждала дядьку недолго. Он, вернувшись к ней, сказал:
  - Я нашёл тебе покупателя. Пойдём, проведу к нему.
  - С рынка я никуда не пойду.
  Плюгавый презрительно усмехнулся.
  - Он здесь, не бойся. Иди за мной.
  Женя последовала за ним. А мальчик находился уже метрах в семи от места встречи девушки и покупателя, только не снаружи, а изнутри круга. Присев на корточки, Вовка с интересом рассматривал ковш, вырезанный из дерева в виде утки, а заодно наблюдал и за Женей. Провожатый, подведя её к своему сообщнику, тут же оставил их наедине.
  - Ну-ка, дай посмотреть, что тут у тебя за вещица, - попросил покупатель и протянул руки за часами.
  - Я вам их сама покажу, - отстранилась Женя.
  Дядька растерянно опустил руки.
  - Эта вещь из лучшего саксонского фарфора, механизм швейцарский. Часы очень дорогие и прекрасно работают.
  Она аккуратно вынула часы из обувной коробки, повернула их тыльной стороной, показала сверху, снизу.
  - Вот, кстати, клеймо мастера, - указала она на корону.
  Затем достала из кармана карандашик и легонько постучала им по крылышкам ангелов. Раздался высокий мелодичный звон.
  - Ну и как они вам? - спросила Женя.
  - Милая вещица, - согласился покупатель. - Но более трёхсот граммов за неё дать не могу.
  - Эта вещь до войны целого поросёнка стоила, а после неё ещё дороже будет, - возмущённо сказала Женя. - Тётя мне строго настрого наказала, что я могу отдать эти часы только за полкило сала.
  - А я тоже не своим товаром торгую! - обозлился дядька. - Хозяин с меня шкуру спустит.
  - А вы неплохо одеты, не замёрзнете, - с вызовом сказала Женя.
  - Я вам уже сказал, что не могу дать за часы пятьсот граммов.
  - Тогда я подожду другого покупателя. А вы посоветуйтесь с хозяином товара. Если я за сегодня не обменяю их, завтра ещё раз приду сюда.
  - Бесполезно, - сказал дядька. - Я знаю, кто и чем здесь дышит. Никто другой часы у вас тут не купит.
  - Ну что ж, спасибо за совет. Значит, завтра с этими часами я пойду на другой рынок, - сказала Женя и пошла на своё прежнее место.
  Дядька уставился в землю, медленно снял свою меховую шапку и не спеша, как бы в задумчивости, стал чесать затылок. Мальчик поднялся, отступил от продавца резного ковша. И в это самое время он успел увидеть, как в окне третьего этажа блеснули стёкла бинокля.
  "Ага! Вот ты и проявился, голубчик", - пробормотал Вовка. И, взглянув на мордастого мужика, заметил, как у того над головой, словно короткие рожки улитки, изредка высовываются два оттопыренных пальца. Начесавшись вдоволь, дядька нахлобучил шапку на голову и стал чего-то ждать. Мальчик, не упуская его из виду, медленно двинулся дальше.
  Через десять минут, как всегда, с вещмешком за плечами, показался Тимуров. Он снова волочил ногу и по-идиотски улыбался. Доковыляв до скупщика, он в приветствии снял шапку и поклонился ему. А тот бросил в неё несколько монет. И как только Тимуров, радостно щурясь на солнце, потащился дальше, дядька сунул себе в карман небольшой свёрток. А ещё через несколько минут плюгавый снова привёл Женю к торговцу. Тот сердито взглянул на неё.
  - Чёрт с тобой! - тяжело вздохнул дядька. - Возьму уж твои часы себе в убыток. Вот тебе триста граммов, вот ещё двести, держи.
  Дядька выложил ей на ладонь два промасленных брусочка.
  - Спасибо, - сказала Женя. - На днях я принесу вам золотые серьги, соседка просит обменять их. А вот ваши часики, возьмите. Только несите их в коробке циферблатом вниз, а не то у ангелочков могут сломаться крылышки.
  - Это уж не твоя печаль, - сказал дядька. - Прячь своё сало, пока ворон не увидел, а то несдобровать тебе. Жизнь нынче куда дешевле шматка сала. Уноси ноги.
  - Угу, поняла, - сказала Женя.
  Она завернула сало в тряпицу, сунула его за пазуху и спешно покинула рынок. Отшагав в направлении пошивочной мастерской с полквартала, Женя оглянулась. Вслед за ней, по-журавлиному поднимая ноги, шёл высокий худой мужчина. Когда она оглянулась в следующий раз, он уже почти догнал её. Справа от тропы лежали старик и старуха: он - опрокинувшись на спину, а она - уткнувшись ему лицом в грудь, словно прислушивалась: не бьётся ли его сердце? Их седые непокрытые головы и голые ноги производили жуткое впечатление. До них никому не было дела, и лишь лёгкий снежок неспешно укутывал их в белый саван. Возле них Женя и остановилась. Она повернулась лицом к преследователю. Между ними оставалось не больше пяти метров. Это был нескладный сутулый дядька с серым обветренным лицом. Она спросила его:
  - Ты и есть Ворон?
  Мужчина оступился, выбрался на тропу.
  - Уже слышала обо мне?
  - Что тебе нужно? - спросила его Женя.
  - Отдай сало или ляжешь рядом с ними.
  - Это ты их убил?
  - Только деда, - равнодушно сказал он. И вынул из кармана руку. В ней блеснул широкий короткий нож.
  - Я у тебя какая? - хладнокровно спросила девушка.
  - Восьмая, - угрожающим тоном сказал он ей и пошёл на неё.
  Женя достала из кармана "Вальтер" и направила его на дядьку.
  - А ты у меня будешь первым. И не вздумай убегать, - предупредила она, - пуля догонит.
  - Ты... ты чего? - стушевался он. - Да я... это... пошутил.
  - Зато я не шучу. Нож на землю! Лицом в снег! Руки за спину! - властно командовала она.
  Он, озлобленно глядя на неё, неохотно подчинился её командам.
  - Ну, пионерка! - отплёвываясь от снега, прогнусавил он. - Я ещё с тобой разберусь!
  - Размечтался, - сказала она. - Ты, Ворон, лучше не зли меня, а то ведь испугаюсь и пристрелю. Полный расчёт у тебя ещё впереди, а пока вот тебе задаток.
  Она несильно стукнула его пистолетом по затылку. Дядька хрюкнул.
  - И запомни: дёрнешься - ещё получишь. Я не собираюсь кувыркаться с тобой в снегу.
  Женя достала из кармана узкий ремешок, сделала из него петлю и, упёршись коленом в спину, связала бандиту руки. Подняла его нож. "Ну, вот и славно, - подумала она. - А ведь прав был Набатов, когда сегодня чуть ли не силой вручил мне пистолет и сказал: "Хочешь сделать большое дело - не забывай о мелочах". Это он о безопасности. И как в воду глядел, пригодился. Надо уводить этого болвана с дороги, а то вдруг кто-нибудь из той шайки в мастерскую направится".
  Евгения с трудом вытащила Ворона на тропу, предупредила:
  - Побежишь, пристрелю. Вперёд.
  И повела его в отделение.
  Ворон, вероятно, ещё на что-то надеялся. Цедя сквозь зубы угрозы, он шёл довольно быстро, но за полквартала до отделения вдруг остановился.
  - Ты куда это меня ведёшь? - озадаченно спросил он.
  - В гостиницу для мерзавцев, - ответила она. - Ты шагай, шагай, а то шлёпну прямо здесь и уйду.
  Бандит обернулся. Женя направила на него пистолет.
  - А ведь ты не выстрелишь...
  - Это в подонка-то? С большим удовольствием. Не советую проверять. Я тебе даю редкий шанс: явиться в отделение и самому во всём признаться.
  Он мрачно посмотрел на неё и побрёл к милиции. Перед дверью он остановился.
  - Шагай-шагай, - сказала она. - Там тебя уже заждались.
  Ворон с ненавистью покосился на девушку и вошёл, она - вслед за ним. Дежурный по отделению привстал. Бандит бросился к милиционеру.
  - Она вооружена! - крикнул он. - И хочет вас убить! У неё пистолет!
  - Дурак ты, Ворон, - махнула рукой Женя и, развязав платок, уронила его на плечи. - Назаров, примите арестованного, обыщите его и - в камеру. Он признался в том, что убил семерых человек. Хорошо, что в последний момент покупатель часов предупредил меня о нём, иначе бы этот скот и меня мог зарезать.
  - Кто тебя предупредил? - тоном презрительного недоверия переспросил бандит. - Это Тупица-то? Пургу гонишь.
  - Во-первых, он не тупица, а во-вторых, с чего бы мне врать? - возразила Женя. - Я пообещала ему золотые серьги принести на обмен, вот он и предупредил меня. Говорит, только остерегайся Ворона. Он за шмат сала и мать свою не пожалеет.
  - Вот гад! - изумился Ворон. - Сдал, как пустую бутылку. Паучара.
  Назаров надел на него наручники, девушке вернул ремешок и начал обыск.
  - Вот его финка, - Женя выложила на стол нож с толстым коротким лезвием. - Завтра пойду и поблагодарю того дядечку за своё спасение. А от тебя, Ворон, если ты не против, передам ему твой последний привет.
  - Ты думаешь, он лучше меня? - спросил Ворон.
  - Не сомневаюсь, - подчёркнуто отчётливо произнесла девушка.
  - Да у него афер за плечами, что иголок у ёжика. А сейчас он внаглую салом спекулирует. И ничего ему...
  - Так он же своим салом торгует, не ворованным, - горячо возразила Евгения. - Ничего толком о нём не знаешь, а наговариваешь. Он мне только что рассказал, что живёт на окраине в своём собственном доме. А кабанчика, полугодовалого, он зарезал как раз перед блокадой. И вот теперь изредка выходит и торгует. Сказал, ещё чуть и сало закончится.
  - Да слушай ты его больше! - возмущённо завопил Ворон. - Он всю жизнь в городе живёт, в пятиэтажке. Тупицын его фамилия, можешь проверить. А салом он уже два месяца торгует. Или, может, его кабанчик размером с бегемота вырос?!
  - Ты зря на него наговариваешь, - продолжала упорствовать девушка. - Порядочного человека от такой шпаны как ты, Ворон, я сразу отличаю. И я нисколько не сомневаюсь, что в его доме сейчас на всё про всё осталось от силы килограммов пять сала.
  - Так ему же Тимур сало таскает. И Шкворень на него работает.
  - Интересно, и откуда же это можно сало месяцами носить? - с насмешкой произнесла Евгения.
  - Вот откуда, не знаю. Сейчас и сам жалею, что Тимура не тряхнул.
  Женя, умело противореча ему, продолжала выуживать из него информацию.
  - Ворон, а пургу всё же ты гонишь. Тимур-то, уж это всем известно, дядечка не в себе, дурачок, одним словом.
  - Да он не дурнее тебя, дамочка. Просто, когда ему выгодно, он "дурака включает".
  - Это как? - спросила Женя.
  - Да как рубильник, - ухмыльнулся Ворон.
  - Выходит, самый безобидный из их компании Шкворень, - сделала она вывод.
  - Хм, ну, простота, - качнул головой Ворон. - Ты опять ничего не поняла. Да если бы тебе сегодня довелось не со мной столкнуться на той тропке, а с ним, - зуб даю, ты бы уже остыла. Чего он стоит - только один Тупица знает.
  - Понятно, - сказала Женя. - Спасибо за помощь, Ворон. Если всё это подтвердится, можешь быть уверен, что уже завтра все эти жулики будут твоими соседями.
  - Ну и нормально, - мрачно сказал Ворон.
  Женя Осипова сходила на доклад к Набатову и у себя дома стала ждать Вовку. Затопила печь, вскипятила чайник, а мальчика всё нет. Прошло два, три, четыре часа ожидания. И вот, когда Женя уже не на шутку встревожилась, появился Вовка. Он едва стоял на ногах.
  - Ты куда пропал? - насела на него Женя.
  - Потом, - пробубнил он.
  - Раздевайся, садись к печке, - скомандовала Женя и сама стала энергично помогать ему.
  Она подбросила в печку два поленца, поставила греться давно уже остывший чайник. Через три минуты Вовка уже был в её меховой безрукавке, вязанных шерстяных носках и тёплых валенках - всё это она сняла с себя. А ещё через десять минут он пил горячий чай с шиповником. Женя несколько раз грела Вовке носки и заставляла его переодевать их.
  И, наконец, она спросила его:
  - Ну что, оттаял?
  - Да, спасибо. Снова жить захотелось.
  - Чего ты так долго? Уже к Набатову хотела идти.
  - Извини. Раньше не мог. Сначала проводил продавца сала до его дома, потом вернулся к рынку, заглянул в подъезд Тимура. Я решил поглядеть на его дверь. - Она так себе, хлипкая. А после опять вернулся к дому продавца и часа три ждал, когда он понесёт часы в пошивочную мастерскую.
  - А почему ты решил, что он их должен отнести именно сегодня? - удивилась Женя.
  - Конечно, он мог и не отнести их. Но я знаю, жадный человек не любит долгого ожидания. Если к нему попала дорогая вещь, то он или у себя её оставит, или постарается получить за неё деньги. А значит, надо идти к хозяину. И самое подходящее время для этого - сумерки.
  - И он вышел? - спросила Женя.
  - Вышел. И отнёс часы... в мастерскую. Так что мы теперь знаем главное: их цепочку. Можно хоть сейчас брать всю эту шайку за жабры и складывать в садок.
  - Вовка, а ты классный сыщик! - воскликнула Женя. - И что меня больше всего удивляет: все твои прикидки оказались верными. По дороге домой на меня наскочил Ворон...
  - А это ещё кто такой? Какой Ворон? - взволнованно спросил мальчик. - Как я мог его проглядеть?
  - Успокойся, он сам по себе. Это - местный бандюган. Он увидел, что я обменяла часы, и увязался за мной. Думал, на курицу напал, но ошибся. Против его финки у меня "Вальтер" имелся - Набатов дал на время операции. Так что Ворон теперь в клетке. А когда я начала захваливать спекулянтов, то он выложил о них всю подноготную. Подтвердил, что Тупицын, за которым ты следил, торгует салом уже два месяца, и что Тимуров - не идиот. А кроме него в подручных у Тупицына ходит Шкворень, тот самый, бледнолицый, - личность тёмная и опасная. Ворон дал понять, что он самый осторожный из них.
  - Ты молодец, Женя, - улыбнулся Вовка. - Вовремя поймала "говорящего Ворона". Теперь мы знаем всё, что нужно.
  - Этот день для нас обоих не прошёл даром, - заметила Женя.
  - Согласен, - сказал мальчик. - Только хочу уточнить одну вещь: в их шайке осторожен не один Шкворень. Когда ты и продавец сала договаривались о цене, то из окна второго этажа за вами наблюдал Тимур и не просто так, а через бинокль.
  - Вот черти! - воскликнула Женя. - Да они все стреляные воробьи. Поэтому у них до сих пор и шло всё как по маслу. Пока тебе на глаза не попались. Кстати, о сале, вот оно, тебя ожидает, - показала она на замасленный пакет, лежащий на подоконнике.
  - Оно не моё, - сказал Вовка. - Я собирался отнести его Чарским. Но коль они уехали, то разделим его по-братски: нам с тобой... по сто граммов, Ванюшке и Сонечке - сто, в мастерскую - сто пятьдесят, там три малыша, и оставшиеся пятьдесят граммов - Галке, моей знакомой. Не возражаешь?
  Женя удивлённо посмотрела на мальчика. Улыбнулась.
  - Не-ет. Даже очень "за".
  - Тогда свои доли мы возьмём сейчас, а остальное сало завтра же вместе и разнесём. А заодно я познакомлю тебя со своими друзьями. Ты не против?
  - Буду рада, - ответила Женя. - Мне уже давно хочется узнать, с кем ты дружишь.
  Сало они разделили быстро, затем каждый из них взял свой пай, а остальные доли завернули в бумагу и положили на окно. Женя задумалась, потом развернула свой кусочек и разделила его на две равные части. Одну завернула и положила себе в карман.
  - А теперь к Набатову? - спросил Вовка.
  - Да. Надо всё обсудить и решить, как действовать и когда?
  
  Глава 19. Ночная операция
  
  У Набатова за столом сидел капитан Костров. Прямо вслед за Вовкой и Женей в кабинет вошёл и Денищенко. Увидев их, майор воскликнул:
  - Очень кстати вы пришли. Проходите, садитесь, вместе думать будем.
  Вошедшие сели на указанные места. Набатов спросил их:
  - Чайку не хотите?
  - Нет, спасибо, - ответила Женя. - Володя пришёл озябшим, я его уже напоила чаем.
  - Хорошо. Тогда начнём. Сегодня мы, можно сказать спонтанно, начали работать по новому делу. И уже есть кое-какие результаты. По ходу сбора информации выяснилось, что уже два месяца на нашем рынке, а может быть и не только на нём, активно действует шайка спекулянтов салом, несомненно, похищенным. В этой компании пока наверняка выявлено три человека: Тупицын - продавец сала и он же скупщик драгоценностей, Шкворень - его правая рука, поставщик клиентов и Тимуров - посыльный за салом, умело маскирующийся под слабоумного.
  Сегодня Володя и сержант Осипова провели с Тупицыным контрольную сделку, а именно: состоялся обмен фарфоровых часов на сало. Часы у нас зарегистрированы и по окончании операции будут возвращены их владельцу. По версии Володи часы должны попасть в пошивочную мастерскую...
  - Юрий Иванович, они уже там, - не выдержал Вовка. - Я чуть не околел, пока дождался, когда скупщик понесёт их в мастерскую. Их надо брать на горячем.
  - Молодец, Володя! Значит, твою наживку они всё-таки проглотили. И теперь можно смело предполагать, что четвёртый член этой шайки и, очевидно, он же поставщик сала - заведующий пошивочной мастерской. Ещё удалось что-нибудь выяснить?
  - Мы узнали, что за любую приличную вещь больше, чем триста граммов сала они не дают, - сказал Вовка. - Женя нарочно запросила пятьсот граммов, чтобы посмотреть, как они сработают. И когда она отошла от Тупицына, тот снял шапку и стал чесать затылок. Смотрю, а он кому-то позади себя показывает два пальца. И тут в окне дома, что у рынка, что-то блеснуло. Бинокль, не иначе. А через несколько минут Тимуров принёс ему двести граммов сала. И обмен состоялся.
  - Вот это организация, - озабоченно качнул головой Набатов. - Если они так осмотрительны, на рынке их брать небезопасно. По фигурантам дела информации у нас практически нет. Начнём интересоваться их прошлым, можем спугнуть. На этот час мы имеем только адреса Тимурова, Яновича и Тупицына, да, Володя? - Но где живёт Шкворень, может быть, самый опасный из них, пока не знаем. В то же время у нас есть важная улика - часы, которые уже начали отсчитывать последние минуты деятельности этой шайки. Какие будут вопросы?
  - Товарищ майор, разрешите? - подал голос Денищенко.
  - Говори.
  - Юрий Иванович, основания для задержания этих субчиков у нас есть, для обыска тоже. А после него им вообще не отвертеться. Надо действовать.
  - А если ничего не найдём? - спросил Набатов.
  - В лепёшку расшибусь, а найду! - энергично взмахнул рукой Денищенко.
  - И что мне потом с той лепёшкой делать, - с кислой усмешкой спросил майор, - использовать в качестве музейного экспоната? Володя, а ты что думаешь, найдём?
  - Конечно, найдём, - ответил Вовка. - Ведь все они в доле, значит, у каждого из них есть драгоценности. Кроме того, у продавца или у посыльного должен быть запас сала на завтра.
  - Осипова, а твоё мнение?
  - Должны найти. Мы прикинули их оборот и вот что вышло. Если к ним для обмена подходят человек семь, а то и десять за день, то всё, что приносит им Тимуров из мастерской, жулики сбывают с рук дня за три. Так что им обязательно нужен резервный запас сала. И мы его наверняка найдём.
  - А что там хоть за сало?! - теряя терпение, воскликнул Денищенко. - Дайте ж мне, по крайней мере, взглянуть на него или понюхать, я его потом по запаху найду.
  Присутствующие невольно улыбнулись. А Женя вынула из кармана кусочек сала, тот самый, и положила его перед Денищенко.
  - Дели на всех, - сказала она.
  Капитан развернул его. Оно было безупречным: толщиной около трёх сантиметров, белое, со следами специй и без малейшего налёта желтизны.
  - Так с этого ж и надо было начинать! - оживился Денищенко. Он внимательно осмотрел его, понюхал и заявил: - Этот продукт хранился в холоде в хорошей герметичной таре.
  Он достал нож и, разметив сало, быстрыми и точными движениями разрезал его на кусочки и тут же на бумажке всем по очереди раздал их. А далее, не сговариваясь, словно следуя строгому ритуалу, каждый из присутствующих повернулся в сторону закопчённой линейной лампы, висевшей над столом, посмотрел свой кусочек сала на свет, затем с видимым наслаждением понюхал его и, наконец, надкусил. Попробовав сало, все, кроме Денищенко, завернули свои кусочки в бумагу, а потом ещё и в носовые платки, и спрятали их в карманы. И только тогда посмотрели друг на друга. Все вернулись к реальности, лишь "Астерий", продолжая жевать, витал где-то в небесных сферах. Начальник спросил Кострова:
   - Виталий, что ты там подсчитываешь?
  - А я умножил ежедневное количество сделок на шестьдесят дней, и вышло, что за два месяца эта компания совершила их не менее пятисот! И, соответственно, такое же количество ювелирных изделий нам следует искать у них. А сала ушло за них килограммов сто пятьдесят.
  - Убойные цифры, - заметил майор. - Женя, ты что-то хочешь добавить?
  - Да. Хочу отметить, что все четверо крайне осторожны. Такое впечатление, что они следят друг за другом. Кстати, окна квартиры Яновича смотрят на его мастерскую, а в ней - телефон. Это нужно иметь ввиду. Я считаю, что нужно их брать вечером, лучше сегодня.
  - Ну, предположим, - раздумчиво произнёс Набатов. - А как быть со Шкворнем?
  - Я думаю, до полудня мы его арестуем, - сказал Костров. - А пока у всех троих оставим засады. Если там не объявится, задержим его на рынке.
  - Ну что ж, операцию утверждаю. Какие ещё есть соображения?
  Денищенко потёр кулачищем лоб и деловито заявил:
  - Их арест нужно начинать одновременно, и сразу же изолировать их друг от друга.
  - Дельное предложение. Но у нас только три камеры. Впрочем, не беда... Ворона и Шкворня на время поместим у соседей. Вопросы есть?
  - Нет, - ответили все.
  - Тогда, товарищи офицеры, прямо сейчас прикиньте силы и средства необходимые для операции. А ты, Володя, пожалуйста, уточни адреса и схемы расположения квартир этой троицы.
  - А я уже сделал схемки, вот они, - протянул он Набатову листочек с карандашными набросками.
  - Спасибо, - внимательно рассматривая листок, поблагодарил он Вовку. И вдруг спросил: - Володя, надеюсь, ты никакого особого манёвра себе не запланировал?
  - Нет. Я домой пойду, - ответил мальчик. - Устал очень. Да и мамашу Яновича жалко, я знаком с нею. Она хоть и прижимистая, но не вредная женщина.
  - Вот это правильно, - заметил Набатов. - Ты своё дело сделал, сынок, и хорошо сделал. Молодец! Завтра приходи под вечер, вернём тебе часы твоих друзей.
  - Приду. Удачи вам, - сказал Вовка и открыл дверь.
  - Будь здоров, - ответил Набатов.
  Мальчик вышел. Денищенко поднял голову от блокнота и спросил:
  - Да, кстати, а те часы, что я проспорил ему, он взял?
  - Пока нет, - ответил ему майор. - Говорит, совесть ему не позволяет.
  - Вот чудак! Я ж ему их вчистую продул. Теперь и я вижу, что он умеет головой пользоваться, а всё чего-то скромничает. Не пойму я этого пацана.
  - Эх, Дима-Дима. Порода у вас разная, вот и не понимаешь. Да, честно говоря, я и сам не всегда понимаю его. Вот обрати внимание: лишь только возникает острая необходимость, он сам лезет в дело, а как только ситуация выправляется - спокойно идёт домой. Нам, взрослым, пропустить минуту нашего торжества никак не хочется. А ему, если не ошибаюсь, не хочется видеть людей раздавленными, даже если это враги. Ну ладно, ребята, за дело.
  Вовка, как и собирался, ушёл домой и после ужина завалился спать. Он по собственному опыту знал: если не лечь тотчас, то вскоре снова захочется есть, и уснуть тогда будет очень непросто. А Набатову и его подчинённым ещё предстояла сложная и напряжённая работа.
  Грузовик с четырьмя отделениями участковой команды, нащупывая фарами дорогу, пробивался сквозь частые снежные заносы. За квартал до пошивочной мастерской из кузова вылез начальник милиции с двумя отделениями бойцов. А недалеко от рынка покинул кузов и капитан Денищенко с отделением Обухова. К назначенному времени и Костров со своей командой занял исходное положение у подъезда, в котором проживал торговец салом.
  За три минуты до начала штурма квартиры Тупицына капитан Костров заглянул к его соседу снизу и уточнил: не ошиблись ли они адресом? Маленький жёлтый сгорбленный человек, увидев милиционера, всё понял и осуждающе посмотрел на него:
  - Живёт-то он здесь, - сказал старик, - только уверяю вас: Михаил Иннокентьевич добрый и скромный человек. Вы его с кем-то перепутали.
  - Мы будем рады убедиться в этом. Если вы хотите помочь ему, то вызовите его на площадку, так у него хоть дверь останется целой, а то ведь сломаем.
  - Ладно-ладно, отчего ж не помочь?
  Старичок вышел и стал медленно подниматься по лестнице, а Костров вполголоса начал инструктировать его:
  - Вы постучите к нему и скажите, что это вы. Если он что-нибудь спросит, ответьте, что нужна его помощь. О нас ни слова, испугается и натворит глупостей.
  - Ладно-ладно, только вы его не бейте.
  - Обещаю, - сказал Костров. - Лишь бы он сам не полез в драку.
  - Он не полезет. Я знаю.
  Старичок приблизился к двери, и ногтями легонько постучал в неё. Прошло секунд десять. Из-за двери спокойным сытым голосом спросили:
  - Это ты, Серафимыч?
  - Я, Михаил Иннокентьевич, кто ж ещё?
  Противно скрежетнула задвижка. Петерс, повернувшись к двери, отклонился назад. Костров придержал его за плечо, шепнул ему:
  - Только когда будет зазор...
  Когда ключ в замке сделал два оборота, и дверь стала приоткрываться, Костров схватил старика на уровне локтей и одним движением убрал его из дверного проёма. А Петерс, оттолкнувшись о перила, двинул по ней плечом. Дверь по-стариковски ахнула и упруго распахнулась. Тупицын рухнул на спину, при этом послышался твёрдый тяжёлый стук. Хозяин и опомниться не успел, как ствол нагана упёрся ему в грудь. Ему помогли подняться. В двери стоял испуганный старичок. Хозяин, слизывая с губы кровь, упрекнул его:
  - Что ж ты, Серафимыч?
  На что тот извиняющимся тоном ответил:
  - Они думают, что вы какой-нибудь бандит, а так разберутся и отпустят. И дверь целая осталась.
  - Тьфу ты! - сплюнул Тупицын.
  Между тем хозяина обыскали и под халатом за брючным поясом обнаружили пистолет. Костров показал его старику и сказал:
  - Ты всё правильно сделал отец, не кори себя. У тебя ещё будет возможность убедиться в этом.
  Тупицын был явно озадачен и ошеломлён развязкой.
  
  Практически в это же самое время с разбитым носом у выломанной двери сидел стонущий Тимуров. С перепуга он забыл о своей будничной роли умалишённого. Денищенко сразу прошёл в комнату. Сержант Обухов подошёл к вещмешку, как обычно, угловатому, стоящему в холодном углу под вешалкой и спросил Тимурова:
  - Ну что, парень, сейчас-то тебе ни к чему кирпичи здесь хранить, да? - похлопал он по тугому грязному боку вещмешка.
  - Это снова сало, - как бы упрашивая его не верить, ответил тот.
  - Да я и не сомневаюсь, - равнодушно отмахнулся Обухов. - Хоть ты меня и выставил дураком перед своими, но я всё же дам тебе один полезный совет... Кстати, здесь килограммов пять?
  - Пять двести, - неожиданно уточнил Тимуров.
  - Хорошо. Так вот тебе мой совет: у нашего капитана очень крутой нрав, не вздумай злить его. Это он косяк тебе вывернул. Так что торопись рассказать ему всё сам, дешевле будет. Понял?
  - Угу, - с готовностью кивнул жулик.
  Арестованного отвели в комнату, усадили за стол напротив капитана. Денищенко недобро взглянул на него и без всяких предисловий сказал:
  - Яновича и Тупицына мы уже взяли. Если не станешь играть в идиота и пудрить нам мозги, то у тебя единственного из всей шайки появится шанс сохранить свою жизнь. Это ясно?
  - Ясно.
  - Вот и хорошо, - сказал капитан и распорядился: - Обухов, найди пару понятых и пригласи их сюда.
  Сержант коротко ответил:
  - Понял.
  И пошёл к выходу на лестничную площадку. Именно в этот момент этажом выше всхлипнула дверь и кто-то, осторожно нащупывая ступеньки, стал медленно спускаться. Обухов, выйдя из квартиры, тотчас ощутил чьё-то присутствие. Он включил фонарь и провёл его лучом по верхней лестнице. Какой-то дядька, вероятно испугавшись света, попятился назад. Обухов громко скомандовал:
  - Гражданин, стойте! Это милиция. Вы нам нужны.
  В ответ полыхнул выстрел. Фонарь у сержанта вздрогнул и осыпался.
  - Ни фига себе! - ругнулся Обухов.
  И, выхватив из кобуры "ТТ", с некоторым упреждением дважды выстрелил в сторону ускользающего врага. Тимуров, услышав выстрелы, взволнованно прошептал: "Шкворень".
  - Шкворень?! - угрожающе прорычал Денищенко и настороженно привстал.
  - Да. Это он, - подтвердил Тимуров и указал пальцем вверх, - надо мной живёт.
  - Что ж ты, черт тебя побери, молчал?
  - Так... не успел я...
  Вошёл взъерошенный Обухов, взволнованно произнёс:
  - Наповал уложил... Кто он, откуда, не знаю. Одно ясно: враг.
  - Шкворень это, - пояснил капитан, - тот самый, которого мы хотели брать только завтра.
  - Шкворень? В одном доме? Ну и дела...
  - Да, редкий случай, - согласился Денищенко. - А из чего он стрелял?
  - Сейчас отыщем, темно там. Он мне фонарь вдребезги разнёс...
  - Ну хорошо хоть не голову. А понятых мне найди, пора делом заниматься.
  - Сейчас будут, - заверил капитана Обухов и вышел.
  
  А пятью минутами раньше в квартиру Яновичей постучали.
  - Кто? - спросил мужской голос.
  - Евгения Осипова, - ответили ему. - Мне нужен Леонид Францевич.
  Звякнул крючок, и дверь распахнулась. Янович, увидев группу милиционеров, мгновенно побледнел.
  - Чем я могу быть полезен? - как можно спокойней спросил он.
  - У нас к вам долгое дело. Мы пройдём? - спросила Женя.
  - Да, конечно, - посторонился Янович.
  Навстречу им вышла пожилая грузная женщина. Её глаза беспокойно скользнули по лицам вошедших, заглянули в глаза сына, вопросительно замерли на лице Набатова.
  - Что случилось, уважаемый? - спросила она.
  - Вы гражданину Яновичу кем доводитесь?
  - Я, Наталья Мелентьевна, его мать.
  - А я - начальник районного отделения милиции Набатов, - представился майор. - Ваш сын подозревается в крупных спекулятивных сделках, а именно: в сбыте сала в обмен на драгоценности.
  - Сала? Да Господь с вами! - воскликнула поражённая этим сообщением женщина. - Откуда у него сало?
  Она попятилась к столу, нащупала за своею спиной стул и медленно села. Пристально посмотрела на сына, спросила:
  - Лёня, это правда?
  - Это ошибка, мама, - казённым голосом ответил Янович.
  - Вот ордер на обыск вашей квартиры и мастерской, ознакомьтесь.
  Набатов протянул ему листок. Янович мельком взглянул на ордер и вернул его майору.
  - Обыскивайте. Пожалуйста.
  - Сегодня вечером вам принесли фарфоровые часы с ангелочками, не так ли?
  - Да. Я купил их у одного гражданина... для мамы.
  - Понятно, - сказал Набатов. - Так вот, именно этот гражданин со своими подручными и занимается обменом сала на драгоценности. А купленные вами часы - зарегистрированы в нашем журнале как предмет контрольной сделки, которая состоялась всего лишь несколько часов назад. И что любопытно, данные часы в этот же день оказались у вас.
  - Это нелепая случайность! - воскликнул Янович. - Я ничего никому не заказывал!
  - Верю, - сказал Набатов. - Но этот жулик принёс часы именно вам.
  - Он их мог принести кому угодно, - с жаром запротестовал хозяин.
  - А вот это вряд ли. Мы предполагаем, что вы не просто покупатель, а деятельный член шайки. И, думаю, доказательства этому мы сейчас найдём.
  - Это ошибка. Меня знают как честного человека. Этим обыском вы можете запятнать мою репутацию.
  - Знаете, гражданин Янович, я давно понял, что человек - существо не однозначное. В нём всего достаточно: и доброго, и дурного. И только совесть способна уберечь его от правонарушения. Если вы не виновны, то опасаться за свою репутацию вам нечего. Обыск будет проводиться в присутствии понятых. В мастерской ещё работают?
  - Да, до десяти вечера.
  - Кто там сейчас за старшего?
  - Серова Зинаида Петровна, мастер. Она у нас и закройщица и приёмщица.
  - Отлично, - сказал Набатов. - Лейтенант Заплатин, берите себе в помощь сержанта Осипову и двух бойцов из оцепления и приступайте к обыску в мастерской. Вопросы?
  - Всё ясно. Разрешите приступать?
  - Да. Только возьмите себе понятых и нам пришлите. Действуйте.
  - Есть, - козырнул лейтенант. И вместе с Женей вышел из квартиры.
  
  Вход в швейную мастерскую располагался со стороны дома, слева. Её дверь оказалась незапертой. Они прошли по короткому коридорчику, упёрлись в запертую дверь, повернули направо. Всё левое крыло здания было занято кладовыми и подсобными помещениями, а в правом располагался цех. Шагов через десять они и вошли в него. За швейными машинами сидели женщины и девочки. Все худые, с серыми лицами. Над столами на длинных крюках висели керосиновые лампы. В начале и в конце помещения стояли две буржуйки.
  Зинаида Петровна оказалась молодой приятной женщиной с большими чёрными глазами. Узнав в чём дело, она спросила Заплатина:
  - Товарищ офицер, так Леонида Францевича забрали в милицию?
  - Пока нет. Он дома. Там тоже сейчас начнётся обыск. Пожалуйста, отправьте туда двух своих работниц в качестве понятых, и ещё двух назначьте нам.
  - Хорошо.
  Через минуту она отослала двух женщин на квартиру Яновичей. А ещё одну подвела к Заплатину. Пояснила:
  - Я тоже буду понятой. У нас очень срочный заказ, иначе не успеем.
  - Я не возражаю, - ответил лейтенант.
  - Извиняюсь, - сказала Серова, - а кто ж всё-таки наклепал на него? Вы бы только знали, как он много работает. Обеспечивает цех и водой, и дровами, умудряется даже керосин доставать. Опять же, подойди к нему с любым вопросом - всегда поможет.
  - Верю. Верю, Зинаида Петровна. Но вопрос вовсе не в том насколько он добросовестно работает, а в его вероятных связях с мошенниками.
  - Да клевета это, наговор, - категорично заявила она.
  - Возможно. Но чтобы понять: прав он или виноват, надо разобраться. И вы должны помочь нам в этом. Согласны?
  - Согласна, - сказала приёмщица.
  - Ну, тогда покажите нам все кабинеты, подсобки, кладовые и подвалы.
  - Пожалуйста. С чего хотите начать?
  - С кабинета заведующего.
  - Пойдёмте. Он там у входа.
  Она взяла лампу со своего стола и повела их из цеха. Открыла тот самый кабинет, в который упирался коридорчик. Заплатин и Женя вошли, осмотрелись. Кабинет крохотный, без единого окна. Слева за лёгкой шторкой просматривается дверной проем. Пол деревянный, коричневый. У задней стены стоит стол и задвинутый под него стул. Справа, в углу, располагается металлический шкаф, а ближе к двери стоят ещё три стула.
  - Это рабочее место Леонида Францевича, - сказала Серова. - Вся документация в шкафу.
  - А что за этой дверью? - лейтенант кивнул в сторону проёма.
  - Его комната отдыха, там же люк в подвал. Я сейчас всё открою.
  - Не торопитесь, - остановил он. - Скажите, а ваш заведующий много времени проводит в этом кабинете?
  - Да, много. Иногда, конечно, отлучается по делам, а так всё здесь. Обедает он дома. А когда устаёт, уходит в комнату отдыха.
  - Надолго?
  - Обычно на полчаса. Но об этом он почти всегда ставит меня в известность.
  - А зачем?
  - Так затем, чтобы не искали его, не тревожили. Он ведь запирается там. Обычно говорит: "Я переутомился. Мне нужно срочно отдохнуть".
  - А если вдруг он кому-то срочно понадобится, тогда вы стучите ему?
  - Нет. Это бесполезно. Он как-то давно сказал мне: "Если я ухожу отдыхать, значит тридцать минут меня не беспокоить. Кто бы ни спросил, даже нарком. Отвечай всем, что ушёл по делам, обещал скоро быть". Говорит, когда я в комнате отдыха - меня хоть взрывай, не открою. Так что никогда не стучи. Вот такой он у нас.
  - Может быть, он там выпивает?
  - Что вы? Леонид Францевич не пьёт. А когда он оттуда выходит, то и в самом деле выглядит отдохнувшим. Даже наодеколонится.
  - Ну, а когда он в кабинете, к нему кто-нибудь приходит?
  - А как же. Заказчики все к нему идут. У нас широкий армейский ассортимент: полушубки, шинели, шапки-ушанки, постельное белье для госпиталей...
  - Это всё понятно, - перебил её Заплатин. - Я имею в виду, кто-нибудь подозрительный.
  - Нет. Никаких подозрительных.
  - А хромой приходит к нему?
  - Хромой? Приходит. Так он, известно, убогий. Леонид Францевич жалеет его. Он впустит его минут на десять, чаем напоит и проводит.
  - А этот убогий обычно с рюкзаком приходит?
  - Угу, с рюкзаком. Леонид Францевич как-то даже пошутил по этому поводу. Говорит, Тимур без рюкзака, что кенгуру без сумки, чувствует себя неполноценным.
  - Понятно. Сделайте одолжение, откройте эту комнату.
  Серова выбрала на связке нужный ключ, отодвинула штору и открыла дверь. Заплатин захватил лампу и переступил порог комнаты. Бетонный пол, выкрашенный в тот же коричневый цвет, отозвался чутким приглушенным эхом. За лейтенантом последовали и остальные. В этом помещении мебель только у правой стены: в дальнем углу шкаф без ножек. Вплотную к нему - потёртый продавленный диванчик. И всё. В трёх шагах от входа в полу виден плоский квадратный люк, тоже коричневый. Его ручка утоплена в предусмотренном для этой цели углублении.
  Лампу Заплатин передал Жене, а сам подошёл к шкафу. Он широко распахнул его дверцы. Слева на полочках разложены обиходные вещи: простыня, полотенце, шахматы, журналы, мыльница, зубная щётка; стоят бутылочки с одеколонами и лосьонами. Чуть ниже лежит комплект рабочей одежды из синего сатина: куртка, брюки и варежки. А в самом низу стоит пара полусапожек. В правой половине шкафа на одном из крюков висит тёплый стёганый халат, а под ним, чуть ли ни на дне, лежит красное ватное одеяло с подушкой.
  Лейтенант всё это тщательно осмотрел и подошёл к диванчику: поднял диванную подушку, оглядел его, простукал, прощупал. Ни в нём, ни под ним - ничего. Заплатин этим не удовлетворился. Он взялся за диван и потащил его на себя. Тот, плотно втиснутый между стеной и шкафом, с жалобным стоном отодвинулся от правой стены. Лейтенант заглянул за диван, там - пушистый слой пыли.
  - Всё ясно, - вздохнул Заплатин. - Теперь осмотрим подвал.
  Люк в подвал открылся с лёгким скрипом. Вниз под небольшим наклоном уходила добротная металлическая лестница. И хоть у неё не было перилец, но ступеньки были не из труб, как обычно, а из рифлёных пластин. Лейтенант обернулся к Осиповой и попросил её:
  - Сержант, посветите мне.
  Женя подняла лампу над люком. Лейтенант спустился вниз. Через минуту из подвала донеслось:
  - Здесь ничего не видно. Вам всё-таки придётся опуститься сюда. Давайте мне лампу.
  Женя подала ему лампу и спустилась вниз. Подвал оказался достаточно объёмным и уходил влево, под кладовую готовой продукции. Вдоль всех стен высотой около метра сложены кирпичи, старые, с остатками раствора и известковым налётом. А перед кладкой - три длинные скамейки, сколоченные из брусков и досок. У лестницы на табурете стоит закрытый бачок, на крышке - увесистый оловянный ковш. На вбитом в стену штыре висит запылённая лампа. Пол усыпан песком. Пахнет запустением и сыростью.
  Лейтенант взял с бачка ковш и, используя его ручку в качестве щупа, обследовал ею пол, а потом самим ковшом простучал стены. Нигде ни малейших признаков каких-то тайных лазов или проходов. Грунт плотный, надёжный, никаких пустот.
  - Подвал чистый, - разочарованно констатировал Заплатин.
  - Да, - подтвердила Женя. - Если что и есть в мастерской, то не здесь.
  - Это определённо, - согласился лейтенант. - Теперь мы разделимся. Вы возьмите из оцепления двух человек и начинайте обыскивать кладовые, а я здесь наверху ещё раз всё основательно обследую. Ищем лаз в комнатку или подполье.
  - Всё поняла.
  И они полезли наверх.
  - Зинаида Петровна, - обратился к закройщице лейтенант, - подвал мы уже проверили. А теперь, пожалуйста, вскройте сержанту Осиповой кладовую. Она с вашей понятой будет там работать, а вы возвращайтесь. Я должен более обстоятельно обыскать эти две комнаты.
  Через пять минут работа в кладовой была организована, и Серова вернулась. Заплатин снова взялся за дело. Он всё-таки выдвинул этот злополучный диван, досконально прощупал его и простукал. Результат остался прежним. Тогда лейтенант приступил к осмотру шкафа. Ширина его составляла около шестидесяти сантиметров, а длина примерно метр десять. Шкаф был настолько стар, что казалось, будто его и вовсе не покрывали лаком. Отодвинуть его от стены не представлялось возможным, потому что всё основание шкафа было вмуровано в пол. Обследовав его левую половину, Заплатин приступил к правой. Он снял с крюка халат, осмотрел его и бросил на диван. Затем вынул одеяло, развернул его и, заново сложив, поместил его туда же. Переложил и подушку.
  После этого он присел у шкафа на корточки и постучал по его днищу. Оно отозвалось пустотой, но не гулкой, а глуховатой. Лейтенант надавил на него двумя руками, навалился на него, - дно немного отошло. Тогда он стал ощупывать его по периметру. И тут прямо у колен, с внутренней стороны основания шкафа, пальцы лейтенанта коснулись конца кожаного ремешка. Заплатин поставил лампу прямо на днище и, наклонившись над ним, обнаружил, что ремешок своею дырочкой надет на гвоздик.
  - Кажется здесь двойное дно, - сказал офицер. - Зинаида Петровна, пригласите сюда вторую понятую.
  - Одну минутку, - встревожено ответила она и, повернувшись к двери, крикнула. - Эля! Поди-ка сюда.
  Послышались шаги, и на пороге появилась женщина.
  - Звали меня? - спросила она.
  - Да. Надо немного поприсутствовать здесь, - пояснила Серова.
  - Хорошо, - отозвалась Эльвира.
  Заплатин поднял над собою лампу и попросил:
  - Подержите её так надо мной.
  Серова приняла от него лампу. А лейтенант снял ремешок со шляпки гвоздя и потянул за него. Передний край днища шкафа приподнялся, и Заплатин, подсунув под него пальцы, медленно вытащил его из шкафа. Потом осторожно перевернул доску. Женщины ахнули. К обратной стороне днища по всему прямоугольнику корсажными лентами были приклеены пачки сотенных. Лейтенант пересчитал их и подытожил:
  - Шестнадцать пачек. Деньги немалые. Я изыму их прямо с донышком.
  - Ваша воля, - подавленно ответила Серова.
  - Зинаида Петровна, а как вы думаете, откуда они здесь и почему?
  Приёмщица растерянно покачала головой.
  - Не знаю. Надо у Леонида Францевича спросить.
  - Это мы спросим.
  
  В квартире Яновичей было людно. На половине матери находились Набатов, понятая и хозяйка, которая сама взялась показать всё, что им потребуется, лишь бы её вещи были поставлены на место. А на половине сына в присутствии второй понятой обыск делали три девушки из отделения аварийно-спасательных работ.
  Через пятьдесят минут их усилия наконец-то увенчались успехом. Сразу в трёх томах античной философии были обнаружены тайники, а в них две пригоршни золотых и серебряных ювелирных украшений: браслетов, подвесок, колье, серёг и перстней. Эта находка мгновенно изменила настроение у всех присутствующих: Янович скис, его мать - расстроилась, а группа Набатова воспряла духом. Однако последующий час работы ничего не дал. И группа, закончив обыск, начала собираться. Набатов запер жилую половину Яновича на ключ и опечатал её. А хозяйку строго предупредил, чтобы до окончания следственных действий этой комнаты не вскрывала.
  Заведующий попросил дать ему возможность сказать несколько слов приёмщице. Набатов согласился. Оформив протоколы обыска, он отпустил понятых. Когда сын стал одеваться, мать с укором сказала ему:
  - Значит, ты всё-таки не избавился от него... А ведь обещал.
  - Прости, я не смог, - виновато ответил он.
  - От чего не избавился? - подозрительно спросил Набатов. - Так вы знали?
  Янович поспешил матери на помощь.
  - Это мама о другом, - кисло улыбнулся он, - о моём воспитании.
  - Поясните.
  - Мне было лет пять, когда в зоопарке я увидел маленьких крокодилят. И начал просить мать, чтобы она и мне купила такого же малыша. Тогда она подвела меня к взрослому крокодилу и показала мне, насколько он страшен и безобразен. И я отстал от неё. А потом одной из формул воспитания у неё стала такая сентенция: "Жадность - что приручённый детёныш крокодила. Если вовремя от него не избавиться, то он, в конце концов, вырастет, и тогда его хозяину несдобровать". Она оказалась права.
  - Как же ты мог? - с болью в голосе прошептала хозяйка. - Ведь сейчас ты зачеркнул не только свою жизнь, но и мою. Оставляешь меня без внуков, без надежды.
  - Прости, мама. Я, может быть, ещё вернусь. Ты сохрани мои вещи. Я очень прошу.
  Он подошёл к матери, обнял её и прошептал:
  - Прощай. И помни: из дома ни пуговицы не выбрасывай.
  - Да пропади они все пропадом, твои пуговицы! - вскричала мать и оттолкнула его.
  На улице Янович подошёл к ожидающей его Серовой.
  - Зинаида Петровна, вы остаётесь за меня. В синей тетради все адреса и номера телефонов наших последних заказчиков. Уточните сроки выполнения заказов. Печать - в железном шкафу. Завтра к нам приедут из госпиталя за постельным бельём. Подготовьте. А теперь простите меня за всё. И прощайте.
  - До свиданья, - растерянно ответила женщина.
  
  Машина уже ждала их. Когда группа Набатова приехала в отделение, Денищенко и Костров в ожидании начальника, припоминая детали захвата спекулянтов, дописывали свои отчёты, а Тупицын и Тимуров - обживали свои камеры.
  
  Глава 20. Последние тайны
  
  В девять утра Вовка постучался в кабинет Набатова. Услышав разрешение, вошёл. И сразу спросил:
  - Юрий Иванович, не зря съездили?
  - Что ты, Володя, лучше не бывало. Всю шайку собрали, как котят в лукошко. Шкворень, правда, убит, зато наши все целы.
  - А кем он убит?
  - Обуховым. Он пошёл за понятыми и нарвался на Шкворня. А тот с перепугу выстрелил. Ну, Обухов и пальнул в ответ.
  - А где это случилось?
  - В подъезде Тимурова. Шкворень, оказывается, уже второй месяц прямо над ним проживал. А как услышал грохот выломанной двери, решил, пора уносить ноги. Но не вышло. Одно плохо: в квартире у него нашли только половину его доли драгоценностей. Надо искать его прежнее жилье.
  - Да, хитрая компания у них подобралась, - заметил Вовка. - Выходит, они прикрывали друг друга ещё больше, чем мы думали.
  - Это да, - согласился Набатов. - В моей практике таких осмотрительных жуликов до сих пор не было.
  - А можно взглянуть на украшения? - спросил Вовка.
  - Тебе можно, - улыбнулся начальник. - Такого улова я и сам ещё не видел. Закрой-ка дверь на ключ и садись.
  Мальчик запер дверь и сел за стол. Набатов открыл сейф и достал четыре мешочка из-под мелочи - он взял их у кассира, - содержимое одного из них он высыпал на стол. Даже при недостаточном освещении эти золотые и серебряные вещицы с камушками и без них заманчиво мерцали.
  - Это доля Тимурова - сорок четыре наименования изделий. У него же нашлась и тетрадь учёта поступления сала.
  - Да, кстати, - встрепенулся мальчик, - а само-то сало нашли?
  - Нет, Володя. И сала мы пока не нашли, и две трети ювелирных изделий доли Яновича тоже. Он вообще оказался самым упрямым из всех: ни шага нам навстречу не сделал. Всё, чем мы располагаем сейчас, это признаниями его сообщников, драгоценностями и пятью килограммами сала, найденными у Тимурова.
  - А что конкретно нашли у заведующего?
  - В комнате отдыха, что в мастерской, - шестнадцать тысяч рублей, а в квартире - вот всё это, - сказал Набатов и высыпал драгоценности из другого мешочка.
  Мальчик с просветлённым лицом подержал на ладони большую изящную брошь, усеянную алмазами, полюбовался браслетом, украшенным изумрудами и рубинами, осторожно коснулся великолепного колье и прочих вещичек и снова сложил их в мешочек.
  - Юрий Иванович, вы обратили внимание, что здесь нет ни одного колечка?
  - Да. Только что это меняет?
  - А это означает, что вся мелочь может быть засыпана в какие-то вещи с дырками размером с трёхкопеечную монету.
  - Это понятно, - сказал Набатов. - Но мне, кажется, мы уже всё там осмотрели, причём по два-три раза.
  - Юрий Иванович, то, что наши не нашли кладовку с салом, доказывает, что Янович очень хитрый. Он размышляет как-то по-другому. Нужно понять, как он думает?
  - Что он мужик своеобразный, не спорю, - отметил майор, - но всё же со странностями.
  - В каком смысле? - поинтересовался Вовка.
  - Ну, представь себе: мать страшно переживает за него. Говорит ему: "Ты и себя погубил и меня". А он ей: "Сохрани мои вещи, все до пуговицы". Вот скажи мне, разве нормальный человек в такую минуту станет говорить о пуговицах?
  - Да, странно, - согласился Вовка. - Прощается навсегда, а говорит о каких-то пуговицах. Может, это не случайные слова, а что-то за ними есть?
  - Не знаю-не знаю. Надеюсь, мы с этим скоро разберёмся.
  - Юрий Иванович, а где отыскали деньги?
  Набатов вынул из стола несколько исписанных листков, положил их перед мальчиком.
  - Вот отчёт лейтенанта, прочти сам.
  Вовка прочитал отчёт, а некоторые места дважды, и сказал:
  - Хотелось бы и мне посмотреть на этот подвал.
  - Володя, я думаю почти о том же, - заметил Набатов, - везде нужен свежий взгляд. Вчера в мастерской работал Заплатин, а сегодня давай мы с тобой там всё облазим. Ну, а квартирой пусть займётся Денищенко.
  - Юрий Иванович, пожалуйста, пошлите туда Кострова, - попросил Вовка.
  Начальник остро взглянул на мальчика.
  - Ладно, ты прав. Диму пошлём искать прежнее логово Шкворня, там его кавалерийский напор будет более кстати. Времени у нас, однако, уже нет: вечером пора начальству докладывать.
  Набатов взглянул на часы, убрал в сейф отчёт, мешочки с ювелирными изделиями и сказал Вовке:
  - Сейчас все прибудут на совещание, открой дверь, пожалуйста.
  Мальчик не успел возвратиться на место, а в дверь уже постучали. Она распахнулась. На пороге - целая группа во главе с майором Трошиным.
  - Разрешите, товарищ майор?
  - Да. Входите, присаживайтесь.
  Все вошедшие поздоровались и расселись за столом.
  - Ну как, отдохнули? - спросил их Набатов? - Чувствую, недостаточно. Но дела не ждут. Вчерашний день мы отработали достаточно результативно. И что важно, без потерь с нашей стороны. Все члены хорошо организованной шайки арестованы. А, кроме того, сержант Осипова единолично задержала матерого убийцу Ворона. Молодцы, ребята! Однако вчерашние удачи - это только пятьдесят процентов нашего возможного успеха. Таков потенциал операции. Сегодня у нас ещё один ударный день. Итак, ставлю задачи. Капитан Денищенко!
  - Я! - откликнулся капитан.
  - Вам, вместе с вашей командой, продолжить начатое вчера дознание по установлению личности убитого Шкворня. И постараться отыскать его прежнее место жительства. А затем по установленному адресу произвести тщательный обыск и найти недостающую часть ювелирных изделий.
  - Есть! - ответил офицер.
  - Вопросы? - посмотрел на него Набатов.
  - Товарищ майор, разрешите, в связи с этим допросить арестованных?
  - Разрешаю. Но обращаю внимание на соблюдение всех мер предосторожности, и пока никаких очных ставок.
  - Всё ясно. Разрешите идти?
  - Да. И удачи.
  Денищенко вышел. А Набатов повернулся к своему заместителю.
  - Майор Трошин, на вас возлагается крайне серьёзная задача: провести оперативное и грамотное расследование. Всех арестованных допрашивать по очереди, крутить их и крутить. Любое внезапно открывшееся обстоятельство тут же уточнять, доводить до полной ясности. Если возникнет необходимость дополнительного обыска или опроса свидетелей, посылайте лейтенанта Заплатина. До вечера у нас должна быть полная картина преступления этой шайки.
  - Задача понятна, - откликнулся Трошин.
  - Хорошо. Ну а я, Костров и все, кто участвовал в обыске швейной мастерской и квартиры Яновичей, будем продолжать начатое до получения нужного результата. Не забудьте фонари. Моя группа - в машину, остальные - по рабочим местам. Товарищи офицеры!
  Присутствующие поднялись, замерли.
  - Все свободы.
  
  В десять утра к швейной мастерской подъехала машина. Из неё вылезла внушительная команда. Гаранян начал расставлять оцепление, Костров со своей группой отправился продолжать обыск у Яновичей, а Набатов с Вовкой и Женей зашли в мастерскую.
  Серова встретила их без особого воодушевления, но обстоятельствам подчинилась. Она открыла им кабинет заведующего и комнату отдыха, зажгла лампу. И вместе с Женей пошла решать вопрос с понятыми. Набатов и Вовка сразу полезли в подвал. Там они зажгли ещё одну лампу. Вовка, осмотревшись в подвале, обрадовался.
  - А знаете, Юрий Иванович, если нужно, то через пять минут мы с вами можем точно узнать, сколько раз приходил Тимуров к заведующему.
  - Это на стенах написано? - насмешливо спросил Набатов.
  - Да, на стенах. Все эти кирпичи, что сложены вдоль стен, принёс Тимуров, по два за один приход.
  - Ты уверен?
  - На сто процентов. Такие же кирпичи с известковыми разводами я видел у него в подъезде под лестницей.
  - Отлично! - воскликнул майор. - Значит, та норка, которую мы ищем, все же где-то здесь.
  - Только не в подвале, - заметил Вовка и полез наверх.
  - А я всё-таки здесь ещё посмотрю, - сказал начальник милиции, - да и кирпичи посчитаю, а вдруг пригодится.
  Некоторое время спустя, вылезая из люка подвала, Набатов, адресуясь к Вовке, громко спросил:
  - Ну, как успехи?
  В ответ - тишина. Майор неодобрительно скользнул взглядом по распахнутому настежь шкафу, стоящим около него полусапожкам, вещам, брошенным на диван; выглянул в кабинет - никого.
  - Вещи раскидал... Вот непоседа, - пробормотал Набатов. - Только был здесь, а уже и след простыл... Может, не случайно? Ведь у него нюх, как у собачонки. И воображение, дай Бог каждому. Но если он уже встал на след, почему мне ничего не сказал? Ладно уж... начну пока с кабинета.
  Майору хватило и трёх минут, чтобы убедиться в том, что в кабинете нет ничего похожего на лаз или тайник. Тогда Набатов перешёл в комнату отдыха. Порылся в шкафу. Не найдя в нём ничего любопытного, решил осмотреть диван. Подушку и одеяло, оставленные на нём Вовкой, майор бросил в шкаф, туда же поставил и полусапожки, и захлопнул его. Огляделся, повесил лампу на крюк; ухватился за диван и стал тянуть его на себя. А вытащить его, как оказалось, не просто. "И здесь ничего не будет", - понял Набатов. Но не сдался. И тут, сквозь производимый им шум, Набатову будто бы послышался Вовкин голос.
  Майор замер. Прислушался. И теперь уже ясно услышал различимый, но приглушенный расстоянием голос. Он доносился ... из шкафа.
  - Юрий Иванович!
  Набатов недоуменно подошёл к шкафу. "Вот чертёнок! Он меня до инфаркта доведёт". Настороженно распахнул обе дверцы. Но там, в шкафу было всё по-прежнему. Майор конфузливо оглянулся на дверь и громко окликнул мальчика:
  - Володя! Ты где?
  - Да здесь, под шкафом, - донеслось снизу.
  Майор присел на корточки.
  - Как ты туда попал?
  - Вытащите всё из шкафа.
  - Сейчас.
  Набатов торопливо выхватил из шкафа подушку и одеяло, выставил оттуда полусапожки.
  - Всё вынул, - сообщил он.
  И тотчас крашеный кусочек бетонного пола с правой половины стал уходить влево, а из-под него вырвался луч фонарика. Открылся небольшой прямоугольный люк. Из него показалась Вовкина голова.
  - Сало здесь! - радостно сообщил Вовка.
  - Нашёл-таки? Вот молодчина! - воскликнул Набатов. - И много его?
  - Всё это вы должны увидеть сами, - заявил Вовка. - Только закройте обе двери на ключ, иначе нас кто-нибудь замурует здесь.
  - Это верно. Бережёного и Бог бережёт.
  Набатов сходил и запер обе двери. Возвратясь, он осмотрел люк и с большим сомнением заметил:
  - Только пролезу ли я?
  - Пролезете, Юрий Иванович. Янович-то вашей комплекции будет. Вот Денищенко сюда бы не протиснулся, а вы пройдёте. Только переодеться надо. Для этого здесь спецодежда и полусапожки.
  - А ведь точно, - обрадовался майор.
  Уже через три минуты он вслед за Вовкой осторожно опускался в люк, отметив, что ступеньки лестницы такие же, как и в подвале. Опустившись метра на три, они попали на площадку чуть шире шкафа. Потом развернулись на сто восемьдесят градусов и пошли по очень узкому подземному коридору. Метра через четыре он упёрся в металлическую лестницу, идущую наверх, а она закончилась люком.
  Очутившись в помещении, майор с удивлением огляделся. Над ними - гофрированный потолок арочного типа, под ногами - бетонный пол. Края арки опираются на полуметровый цоколь. А две другие стены выложены из кирпичей, они выбелены. Однако на левой стене виден не выбеленный прямоугольник - выход, заложенный свежей кирпичной кладкой. На проволоке висит керосиновая лампа. А вдоль всей правой стены - выстроены в ряд большие бочки.
  - Где это мы? - спросил Набатов.
  - На складе, за забором.
  - Фью-ю-ю, - присвистнул Набатов. - Вот это размах! Как же ему такое удалось?
  - Не знаю, - ответил Вовка. - Может быть, он работал здесь?
  - Очень похоже на то. И сколько же здесь бочек?
  - Шесть совершенно полных. А в седьмой - остатки.
  Майор обошёл бочки, постучал по их бокам, потолкал.
  - Интересно, насколько же они литров?
  - Литров на двести, наверное.
  Набатов шагами измерил расстояние между кирпичными стенами и удивился.
  - Надо же, здесь всего-то чуть более двух метров. А сколько влезло! Да... И ведь как всё продумано, просчитано, как всё надёжно сделано. Вход оборудован безукоризненно: люк под шкафом покрыт слоем бетона, да ещё и выкрашен под цвет пола. Мне и в голову не пришло что-то искать под ним. А то, что он задвигается сам, при помощи противовеса - восхищает. Да и как оригинально украдено помещение! Жаль, что такой талант не нашёл более достойного применения. В данных обстоятельствах можно признать только одно: Янович - талантливый конструктор и, я бы сказал, редкостный прохиндей.
  - Это точно, - согласился мальчик. - Он молчал, потому что верил, что нам никогда не найти его кладовую. Теперь-то он заговорит.
  - Возможно, - сказал майор. - Ты, Вовка, молодец, слов нет. Слушай, а как тебе удалось расколоть этот орешек? Там, на мой взгляд, всё сделано так аккуратно, что комар носа не подточит.
  - У пиратов есть такая уловка: когда они закапывают клад, то сверху укладывают какого-нибудь мертвеца.
  - Это ещё зачем?
  - Чтобы напугать или сбить с толку того, кто уже почти добрался до клада. А здесь - пачки денег... Но ведь прятать их в мастерской вообще нужды нет. Зачем? От кого? У него что, большая семья? И потом, с какой стати нужно было их приклеивать к донышку шкафа? Ведь можно же было просто положить их на пол, правда?
  - Тонкое наблюдение, - заметил Набатов. - Значит, деньги своего рода отвлекающий манёвр?
  - Это... как ступенька защиты, - ответил Вовка. - Ведь они тоже хорошо спрятаны. Но если уж их нашли...
  Набатов тут же подхватил его размышление:
  - ...то нужно убедить всех, что это и есть самая большая ценность, ради которой и сделано двойное дно.
  Вовка встрепенулся.
  - Юрий Иванович, если Янович такой затейник, то у него и здесь может быть тайничок.
  - Замечательная мысль, - отметил Набатов. - В пользу этого могли сыграть: надёжная маскировка лаза и наличие нового отвлекающего фактора - бочек с салом. Всё. Ищем. Я воспользуюсь этой лампой, а ты ходи с фонариком.
  - Ладно, - откликнулся Вовка, - я с этого угла начну.
  Минут десять они обследовали стены: постукивали по каждому подозрительному кирпичу, подёргивали их, пошатывали, и двигались дальше. Мальчик влез на бочки и обследовал всю верхнюю часть стены. Всё безрезультатно. Заглянул за бочки: пусто. Принялся осматривать пол. В самом углу хранилища, у задней стены, в бетонное покрытие было вдавлено два красных кирпича. То ли раствора не хватило, то ли рабочие поленились поднять упавшие в раствор кирпичи - загадка. Мальчик постучал по ним кулаком, пожал плечами.
  - Уж больно они грязные, - озадаченно пробормотал он, - придётся посмотреть.
  Вовка шмыгнул носом и полез за перочинным ножом. Кирпичи лежали рядышком, швы залиты бетоном. Мальчик без особого энтузиазма стал их расцарапывать. Подошёл Набатов и скептически спросил:
  - Чем они тебе не понравились, кирпичи эти?
  - Они так затоптаны, - пояснил Вовка, - будто и в углу ходят.
  - А если их из грязи подняли?
  - Может быть и так... или нарочно вымазали их. Боюсь, нож сломаю.
  Набатов молча достал свой нож, более широкий, и, присев рядом с мальчиком, стал помогать ему. Швы вокруг кирпичей были залиты только сверху, а дальше шёл плотный сырой песок. Как только один из кирпичей сдвинулся с мёртвой точки, его подцепили лезвиями ножей и приподняли. Боковая сторона кирпича оказалась красной.
  - Чистый, - кивнул Вовка.
  - Да-а, - отозвался Набатов, - похоже, вымазали.
  Они подхватили кирпич и вытащили его из ячейки. Увидев под ним пространство, они вырвали из гнезда и второй кирпич. Под ним, в крохотном кирпичном колодце, лежало нечто завёрнутое в вощёную бумагу.
  - Осторожней! - предостерёг Вовку майор.
  - Вы думаете, он ловушек наставил? - спросил мальчик. - Нет. Не тот характер. У него и пистолета нет.
  И быстро сунул руку в тайник. Вынул оттуда крепко стянутый марлей свёрточек.
  - Тяж-жёленький, - удивлённо проговорил он.
  И тут же, положив его на пол, развернул. В свёртке обнаружился синий плотно набитый ситцевый мешочек, затянутый шнурком. Вовка защемил его пальцами и протянул майору.
  - Действительно тяжёлый, - согласился тот и подбросил мешочек на ладони: послышался чистый звон монет.
  - Деньги? - спросил мальчик.
  - Думаю, да. Вероятно, золотые или серебряные монеты. Посчитаем их при понятых, - решил майор и сунул мешочек в карман.
  Потом он заглянул в бочку, резким движением наклонил её и сказал мальчику:
  - Ну-ка, придержи, пожалуйста.
  Вовка уцепился за край бочки.
  - Держу, - сообщил он.
  - Хорошо, - низко склонившись над бочкой, гулко ответил Набатов.
  Он сдвинул одно дубовое полукружие, лежащее на ткани, откинул край плотной материи и достал кусок сала. Затем снова расправил ткань, сверху уложил на неё доску и, кивнув мальчику, вернул бочку в вертикальное положение.
  - Как тебе этот кусочек? - спросил он его.
  Вовка посмотрел на плотный бело-розовый кусок сала в прилипших к нему семенах тмина и улыбнулся.
  - А чего - хороший.
  - И я так думаю. Здесь граммов восемьсот, наверное. Бери, Володя. Это твоя премия. Она тобою честно заработана. Но об этом будем знать только ты и я. Договорились?
  Вовка вздохнул и принял от начальника милиции подарок.
  - Договорились.
  - Вот и правильно. А то уж больно ты костлявый, так и на флот не возьмут. Хотя, слушай, Вовка! Если ты будешь работать в милиции, даю слово, большим человеком станешь.
  - Юрий Иванович, я на флот хочу.
  - Ну что ты за упрямец, а? Ладно уж, на флот так на флот.
  Набатов сунул руку в карман, достал комок марли и протянул Вовке.
  - Возьми. Упакуй свой трофей. И пошли. Нам бы ещё в доме решить головоломку.
  Возвратившись в комнату отдыха, они вернули вещам прежний вид. И перешли в кабинет заведующего. Сели. И оба около минуты молчали. Каждый из них о чём-то думал.
  - Юрий Иванович, вас что-то тревожит?
  Набатов озабоченно кивнул:
  - Понимаешь, Володька, я никак не могу поверить, что всё это, - кивнул он в сторону лаза, - дело рук одного Яновича. Ещё невероятнее факт, что на действующем предприятии вместе с дефицитным товаром наглухо замуровывается сегмент хранилища и об этом никто там не знает. Я считаю это невозможным. У него ещё должны быть сообщники, о которых мы не знаем. Нужно срочно навести справки о Яновиче, узнать о его связях и допросить.
  - Юрий Иванович, если за всем этим стоит ещё кто-то, то о хранилище надо пока молчать.
  - Верно. Пока не проясним ситуацию - о нынешних находках никому. Однако давай хоть заглянем в этот волшебный кисет да пересчитаем монеты.
  Он достал из кармана мешочек, расслабил шнурок и осторожно высыпал на стол монеты. Они даже при скудном свете лампы сияли тёплым радостным блеском.
  - Что это за монеты?
  - Золотые червонцы царской чеканки, - ответил Набатов. - Ай да красота! Давно я их не держал в руках. Ну да ладно, давай считать.
  Вовка по одной монете стал отодвигать в сторону и считать:
  - Одна, две, три... сорок восемь, - закончил он.
  - Всё верно, - подтвердил Набатов. - Сейчас в этом и распишемся.
  Набатов достал из кармана блокнот и карандаш. На чистом листке написал: "Обнаружено, пересчитано и учтено сорок восемь золотых монет, достоинством десять рублей каждая. В чём и подписываемся: майор Набатов, гражданин Митрофанов". Когда они расписались, майор скептически посмотрел на записку и сказал:
  - И всё-таки этого недостаточно. Придётся посвятить в наши успехи ещё одного человека. Володя, позови ко мне сержанта Осипову, она где-то здесь. А там пусть пока продолжают без неё.
  Мальчик вышел из кабинета, без труда нашёл Женю и передал ей распоряжение начальника. Вовка запустил её в кабинет и снова закрыл дверь.
  - Ну, как там дела? - спросил Женю Набатов.
  - Ищем, - ответила она.
  - А у нас результат уже есть, - он улыбнулся, - чудесный результат. Садись.
  - Нашли его погребок?
  - Если бы погребок, а то целое хранилище... то, что за забором.
  - Вот нахалюга! - возмутилась она. - Так он воровал?
  - Ну не своё же продавал. Однако сало он украл давно, несколько бочек. Но, как и с кем, надо ещё выяснить. Подробности узнаешь позже, а пока пересчитай вот это.
  И он высыпал перед ней монеты. Женя инстинктивно отдёрнула руки.
  - Что это?
  - Не бойся. Это всего лишь одна из заначек Яновича. Но о ней, как и о бочках с салом, будем знать пока только мы втроём.
  Женя пересчитала монеты, расписалась.
  - Потом подобающим образом всё это оформим, - сказал Набатов.
  - Вы думаете, у Яновича здесь есть сообщники? - спросила Женя.
  - Во всяком случае, допускаю. И пока мы всё это не выясним, в этих стенах никому ни слова.
  - Я поняла, - ответила она.
  - Юрий Иванович, как бы мне ещё в квартиру минут на пятнадцать попасть, - предложил Вовка. - Мне кажется, я настроился на волну Яновича. Вы бы не могли пригласить сюда в кабинет хозяйку на беседу?
  - Что ж, это можно устроить. У меня есть о чём с ней поговорить. Но имей в виду, ровно через двадцать минут я её отпущу.
  - Отлично, - сказал Вовка. - Юрий Иванович, и спросите, что за разговор о пуговицах был у неё с сыном при расставании?
  - Спрошу. Евгения, пригласи, пожалуйста, ко мне гражданку Янович и объясни ей, что здесь нам будет намного удобней беседовать, чем в отделении. А разговор у нас всё равно состоится.
  - Хорошо. Я передам.
  - Да. И проводи в дом Володю, - бросил ей вслед Набатов.
  Вовка и Женя вышли.
  Через три минуты мать Яновича проследовала в кабинет своего сына. Вовка тут же юркнул в её квартиру. Одна из понятых преградила ему дорогу.
  - Мальчик, ты это куда?
  Женя поспешила к нему на выручку.
  - Он из группы самозащиты, работает с нами, - сказала она.
  Женщина удивлённо отступила.
  - Катя, - обратилась Женя к своей подруге, - начальник прислал к вам на прорыв Вовку, всего на пятнадцать минут. Пусть посмотрит на всё свежим взглядом, авось что-нибудь заметит, поработай с ним.
  - Конечно, - ответила девушка.
  Женя вышла.
  
  
  А Вовка вошёл через распахнутую настежь двустворчатую дверь в комнату Яновича, посмотрел на часы и тут же уселся на порог. Напряжённым взором он оглядел одну стену, потом вторую, третью. Попеременно задержал взгляд на предметах мебели: комоде, кровати, трюмо, шкафе, буфете. Затем поднялся, прошёл к центру комнаты и оттуда осмотрел четвертую стену. Подошёл к двери, ощупал её правую створку, внимательно изучил каждую щёлочку на ней. Перешёл к левой. Подверг и её внимательному осмотру, обстучал её. Перед нижней накладной доской встал на колени.
  - Катя, мне бы посветить сюда, - попросил он.
  Девушка поднесла лампу к двери. Вовка достал нож и, отковыривая краску со шляпок шурупчиков, стал по одному выкручивать их. Накладная доска сверху отошла, и Вовка, как из широкого кармана, вытащил из-под неё большой клеёнчатый конверт. Мальчик протянул его Кате.
  - Пусть посмотрят там, - махнул он в сторону стола и стал исследовать порог.
  "Порог как порог, - размышлял он, - в общем-то, средний, высотой сантиметров пятнадцать. Правда, есть у него одна странность: некоторые его доски прибиты гвоздями, а другие привинчены шурупами. Но откуда порог вообще мог взяться в квартире, ведь это не частный дом? И пол здесь должен быть настелен на одном уровне. Выходит, в комнате хозяйки он немного приподнят, и под ним, конечно же, устроен подвал. Интересно, осматривали его или нет?"
  - В конверте какие-то маленькие картинки, - сообщила Катя.
  - И чего их было прятать? - озадаченно проговорил мальчик.
  Вовка лёг на пол и стал изучать конструкцию порога: какой шурупчик или гвоздик держит ту или иную доску. Он опять взялся за нож и, выкрутив всего два шурупа, снял с порога его левую торцевую доску. Сунул руку под порог, нащупал там широкий клеёнчатый рулон и понял, что через данное отверстие его не вытащить. После этого ладонью он придавил боковую доску и, шатнув её из стороны в сторону, сдвинул её вправо. Под порогом во всю его длину лежал тот самый рулон. Мальчик осторожно достал его.
  - Лёгкий, - сказал он. - Наверно, и тут картины.
  Девушки, воодушевлённые удачей, приняли у него и эту находку.
  А Вовка осмотрел освободившееся пространство и про себя отметил, что половицы, настеленные вдоль комнаты, обрезаны на уровне стены, без учёта дверного уступа. А уступ в полу закрыт поперечной доской. Впрочем, под порогом её не видно. Мальчик дважды стукнул основанием ладони по этой доске, так, на всякий случай. Половица подпрыгнула и Вовка, зажав её пальцем, приподнял и вытащил её. В образовавшуюся щель он тут же сунул руку. Но до дна не дотянулся. Тогда он стал медленно ощупывать её края. Внезапно его пальцы наткнулись на тонкую, уходящую вниз, проволоку. Он взялся за неё и стал медленно вытаскивать. На её конце висели обросшие игольчатой ржавчиной часы-луковица. Мальчик осторожно отцепил часы от проволоки и передал их Кате.
  - Положите их на тряпочку, авось пригодятся. И посветите мне в чулане, - Вовка взглянул на часы, - у меня в запасе меньше пяти минут осталось.
  Мальчик быстро подошёл к чулану, отворил дверь. Катя уже стояла у него за спиной. Он стал внимательно осматривать его. Эта тёмная крохотная комнатка была основательно забита нужными и ненужными вещами. Левую стену занимала многоярусная полка, захламлённая старой обувью, стопками тарелок, ветхими журналами, календарями, кусками мыла, связками пожелтевших писем и открыток. А вся правая стена увешана инструментом. Здесь было несколько видов пил, рубанков, напильников и молотков; висели на верёвочных петлях кусачки, шпатели, отвесы, стамески, отвёртки и ещё множество полезных вещей. А на торцевой стенке, на вбитом в неё штыре висел разобранный велосипед. На полу стопкой громоздились чемоданы, вплотную с ними стояла зачехлённая швейная машинка, рядом на табуретке - патефон. Ближе к двери располагались большой фанерный ящик с игрушками, санки, пара цинковых вёдер, таз, стиральная доска, у самых ног - детская лошадка на подставке, но без колёс.
  Мальчик присел перед ней, похлопал её по боку, погладил. Краска на боках лошадки вытерта детскими ножками до опилок. Уши у неё тоже облезлые, морда добрая, глаза большие зелёные, отливающие пуговичным перламутром. Вовка прикинул: "Из спрессованных опилок - килограммов до десяти должна весить". Приподнял лошадку: "Так и есть". Поставил её на пол, ковырнул ногтем один глаз, потом второй. Затем уже более внимательно осмотрел глаза лошади. И вдруг, захватив один из них кончиками пальцев, стал вытаскивать его. Он поддался. Оказалось, что основу глаза составляет обычная бутылочная пробка, а пуговица с ушком надёжно вклеена в неё. Вовка взял с полочки моток медной проволоки, отмотал от него около полуметра и кусачками перекусил её. Кончик проволоки загнул в виде крючка. Затем через отверстие для глаза он просунул проволоку в лошадиное нутро, несколько раз там прокрутил её и осторожно потянул на себя.
  За проволочный крючок зацепился серый клок ваты. Мальчик, скручивая вату в жгут, вытащил из глазницы лошадки весь комочек. А в нём блеснула запутавшаяся золотая серёжка.
  - Есть! - радостно воскликнул Вовка и, прижав лошадку к груди, перенёс её на стол. - Думаю, что и всё остальное здесь, в её животике.
  Вовка положил на стол перламутровый глаз и серёжку, опутанную ватой, взглянул на часы и заволновался.
  - Всё, я пойду. У меня больше нет времени. Да, а где капитан Костров?
  - В подвале, - ответили ему.
  - Передайте ему, пусть эту лошадку не калечат. Она тут ни при чём, - заявил мальчик.
  Присутствующие заулыбались.
  - А как же из неё всё достать? - спросила Катя.
  - Аккуратно, из брюшка, - ответил Вовка, - инструментов здесь, в чуланчике, предостаточно. Ну, мне пора.
  И вышел из квартиры. Через две минуты вернулась хозяйка.
  Отработав у Яновичей ещё час, вся группа вернулась в отделение. Цель достигнута. Вся пятидесятипроцентная доля ювелирных изделий, принадлежащая Яновичу, найдена. Запасы сала обнаружены. А сверх того - червонцы и картины. Денищенко тоже вернулся не пустым.
  Перед тем как доложить наверх о проведённой операции, Набатов вызвал на допрос Яновича. Тот вошёл в кабинет, демонстрируя абсолютное спокойствие и выдержку, сел на предложенное ему место.
  - Гражданин Янович, я, как вы, вероятно, помните из нашей вчерашней встречи, начальник местного отделения милиции. Скажу вам сразу, особой нужды в нашем с вами разговоре уже нет. Особенно в условиях, когда вы не обнаруживаете никакого желания отвечать на вопросы наших сотрудников. Тем не менее, я решил сообщить вам, что операция "Часы" завершена. И, к вашему горькому сожалению, никаких других собеседников у вас, очевидно, больше не будет.
  Янович тревожно взглянул на майора.
  - Вы нашли у меня несколько золотых вещей, о которых я и сам не знал, и на этом основании...
  - Что вы, Леонид Францевич! - пресёк его красноречие Набатов. - У нас уже есть признания ваших коллег Тимурова и Тупицына, есть тетрадь учёта, полученного у вас Тимуровым сала. Кстати, а что это за часы?
  Набатов выложил перед Яновичем тряпицу, развернул её. Увидев часы, найденные Вовкой под порогом, Янович отшатнулся.
  - Н-не знаю, - сказал он и отодвинулся от стола.
  Набатов понимающе усмехнулся.
  - Ваше первое приобретение... Ну, да Бог с ним. А эти предметы вам знакомы?
  И он выложил на стол перламутровый глаз старой детской лошадки и золотой червонец. От стука монеты Янович вздрогнул и с жадным недоверием уставился на майора. А Набатов, не оставляя ему ни единой искорки надежды, сказал:
  - Не сомневайтесь. Вы всё поняли правильно. У нас в активе не только картины из двух тайников, но и шесть бочек сала, и сорок восемь червонцев, а к трём золотым томам философии добавилась ещё и старая золотая лошадка.
  Янович простонал и зажал голову руками. Сидел он так не менее минуты. Потом смахнул влагу с потухших глаз и сказал:
  - Я всё понял. У меня ничего не осталось: ни богатства, ни надежды на спасение... И давно... давно вы за нами следите?
  - Леонид Францевич, - обратился к нему Набатов, - для начала удовлетворите моё любопытство, а потом я отвечу на все ваши вопросы.
  - На все?
  - На все. Обещаю, - твёрдо сказал начальник милиции.
  - Ну, тогда спрашивайте, - хмуро предложил Янович.
  - Скажите, как вам удалось похитить столько сала с действующего предприятия?
  - Сало стащил не я, а Кучерук, мы с ним знакомы ещё со школы. Он работал на том самом заводе завскладом. Помню, в сентябре это было. Бомбили страшно. Как-то приходит он ко мне и говорит: "Три дня назад на один из моих складов фугаска упала. Всё, что там было, разнесло в клочья. Под этот шумок я кое-что провернул: провёл по документации, что запасы сала тоже хранились на том складе. А сам перекатил бочки в последнюю секцию арочного хранилища, вход в неё заложил кирпичами; стену побелил, местами запылил, подкоптил и завалил её пустой тарой. Так что теперь у меня есть личная кладовая, а в ней - семь бочек сала. Но добраться до них можно только из твоей мастерской. Ну, ты как, идёшь в дело?" Я спрашиваю: "А как же начальство?" А он: "Всё руководство на фронт ушло. А сам я уволился по болезни. Так что - все концы в воду". Я и соблазнился.
  - Что ж, афера с салом проделана виртуозно, - отметил Набатов, - но, если честно, лично у меня ещё большее удивление вызывает мастерство, с каким сооружена вся система прохода в хранилище. Такое впечатление, что здесь поработал настоящий конструктор...
  - Да нет, всё остальное - плод моей предприимчивости и фантазии. В то время швейный цех не работал: кое-кто из работников успел эвакуироваться, кто-то ещё рыл траншеи, некоторые женщины перешли работать в госпитали. Вот я этим и воспользовался. Под предлогом создания убежища мы с Кучеруком добыли уже готовые лестницы, люки, прорыли потерну, укрепили её, оборудовали вход, всё это замаскировали. Он мне и Тупицына нашёл. А однажды после одной из бомбёжек Кучерука нашли убитым. Вот так я и остался распорядителем кладовой.
  - А как вы познакомились со Шкворнем? - спросил его Набатов.
  - С этим типом я вообще не имел дел, его Тупицын знает.
  - Да. А в комнате матери вы ничего не спрятали? А то ведь, если у неё что найдут...
  - Слава Богу, нет. Я её так боялся, что мне это и в голову не пришло. А у меня есть хоть небольшой шанс уцелеть?
  - Есть. Но не более чем один из двадцати.
  - Понятно... Так всё-таки, как долго вы следили за нами?
  - Леонид Францевич, как вы понимаете, мне что-либо сочинять в этой ситуации нет никакого резона. Поэтому я скажу вам всё, как было. У нас есть воспитанник, ему четырнадцать. Так вот, именно он с нуля фактически за один вчерашний день пробил все ваши связи, с помощью нашей сотрудницы продал вам те самые часы с ангелочками, удостоверился, что Тупицын отнёс их вам, и убедил нас, что пора действовать.
  Янович подался вперёд и с придыханием спросил Набатова:
  - За один день?.. Подросток?.. И вы... поверили... ребёнку?!
  - Поверили. Уж извините, такова реальность. Могу вас успокоить: ваша компания у него не первая. Были и опытнее вас. Если вам интересно, на его счету: боевой немецкий офицер, несколько бандитов, лазутчик и вражеский агент с большим практическим опытом и безупречной репутацией. Так что этому мальчику я не могу не верить. Кстати, все ваши секреты разгадал тоже он.
  - Правда? А можно убедиться в этом?
  - Можно. Надеюсь, вы не обидите его?
  - Даю слово, - ответил Янович.
  - Хорошо, - согласился Набатов. И крикнул: - Обухов!
  Дверь распахнулась. На пороге появился сержант:
  - Слушаю, товарищ майор.
  - Позовите сюда Митрофанова.
  - Есть.
  Через минуту дверь снова открылась. Вошёл подросток, худосочный, чернявый. Арестованный остро взглянул на него, и его неприязнь странным образом растаяла. "Обычный дворовый мальчишка - жалкий чёрный аистёнок".
  - Юрий Иванович, звали? - спросил он.
  - Угу. Садись. Вот гражданин Янович хочет задать тебе несколько вопросов. Ответь ему, пожалуйста.
  - Я слушаю вас, - без тени смущения произнёс Вовка.
  - Скажи, мальчик, мне... интересно, с чего начались твои подозрения?
  - Со странного поведения Тимурова. Однажды, выйдя от вас, он не сразу вспомнил о своей роли убогого.
  - Ясно. А как ты вычислил остальных?
  - Мы запросили за часы завышенную норму сала, больше, чем они обычно давали. Это выбило вашу троицу из обычного режима. И пока они решали проблему, я наблюдал за ними.
  - Профессионально... А трудно было обнаружить лаз в хранилище?
  - В общем-то, нет, - сказал Вовка. - Пяти минут хватило. Я размышлял так. Кирпичи в подвале - из подъезда Тимурова, он приносил их по паре за приход, а раз они здесь, то и сало должно храниться в трёх шагах. Пачки денег были приклеены к днищу шкафа, а это может означать только одно: его часто вытаскивают. И потом спецодежда на полках, одеколон под рукой, - для того, чтобы ослабить запах сала. Ну, а лаз открыть, так это вообще пустяки.
  - Скажи, мальчик, а почему ты стал искать деньги в хранилище? - всё более увлекаясь его логикой, спросил Янович.
  - Когда я увидел хранилище, то понял, что это место само по себе очень надёжно, и поэтому вы могли спрятать здесь ещё что-нибудь. К тому же вы могли подумать, что если всё ж кто-то и найдёт бочки с салом, то ему и в голову не придёт искать здесь ещё что-нибудь.
  - Логично, - мрачно констатировал Янович. - Ну, а детская лошадка, ведь эта находка... случайная, правда?
  - Не совсем, - ответил Вовка. - Я искал предметы с пуговицами.
  - С пуговицами? - удивлённо переспросил арестованный. - Почему?
  - Когда вы прощались с матерью, то просили её сохранить всё до пуговицы. На самом деле в такую минуту вы не могли думать о пуговицах. Я решил, что это ключ. Для матери.
  - Всё точно, парень, всё так и было, - горько подтвердил Янович. - Целых шесть месяцев с неведомым ранее вдохновением я создавал свою мечту. Я бредил богатством, я уже наслаждался им. Думал, вот закончится весь этот кошмар, уеду куда-нибудь на море и заживу, как душа запросит. Мне казалось, нет никого изобретательней и осмотрительней меня. Но ты влез в мою шкуру, прочёл мои мысли и за какие-то полтора дня разрушил мою маленькую империю, всю до основания. Это поразительно.
  Янович был совершенно деморализован. Он вяло махнул рукой.
  - У меня... больше нет вопросов.
  - Хорошо, - сказал Набатов. - Обухов!
  - Я! - тут же откликнулся караульный.
  - Уведите арестованного.
  - Есть увести арестованного.
  Когда Набатов и мальчик остались одни, майор сказал:
  - Володя, только что мне стало известно, что других сообщников у Яновича нет. Поэтому нашу операцию можно считать оконченной. Кстати, на моей памяти это первая операция с такой короткой подготовкой и столь ошеломительным результатом. Я уверен, все эти драгоценности, деньги и картины пойдут на закупку продовольствия. А сало, само собой разумеется, попадёт на стол горожанам. И хоть его, по меркам города, может хватить только на один день, но этот день мы вырвем у смерти. И видит Бог, в этом твоя заслуга.
  - Да не только моя, - возразил мальчик.
  - Ну, хорошо, не только. А ты знаешь, я уже предвкушаю растерянность должностных ротозеев, когда сегодня или завтра, им на удивление, мы будем рушить стену в их хранилище.
  - Как бы кто невиновный не попал под горячую руку, - озабоченно заметил Вовка.
  - Да, это не исключено, - отметил Набатов. - Сам понимаешь, стащили не фунт изюма... Ну, хватит о грустном. Ты как, поедешь с нами за салом?
  - Да нет, спасибо. Там вы и без меня управитесь. Юрий Иванович, а вы мне дадите характеристику, чтобы меня на флот взяли?
  - И ты ещё спрашиваешь? Да у тебя будет характеристика лучшая на всем Балтийском флоте. Даже не сомневайся. За тебя ещё драка будет.
  Вовка даже засмеялся.
  - Спасибо.
  - А знаешь, на всякий случай я напишу её сегодня же, заверю печатью и отдам тебе. Годится?
  - Годится, - улыбнулся Вовка. И напомнил: - Юрий Иванович, я хочу отнести своим знакомым часы.
  - А-а! Сейчас.
  Начальник достал из сейфа часы с ангелочками, поставил их на стол перед Вовкой.
  - Получи. Хорошую они нам службу сослужили. Спасибо.
  - Да, - согласился Вовка, - хорошую. До свиданья.
  - Будь здоров, Володя!
  
  Глава 21. Ледяные ступени
  
  Когда мальчик вернулся, тётя была дома. Увидев его, она стала накрывать на стол. Расставила тарелки, на разделочную доску положила хлеб, начала делить его.
  - Как ты сегодня вовремя, - благодушно заметила она. - Только что суп сварила гороховый, заправила его салом. Вкус-но. Вот бы недельки две так покушать.
  Вовка забросил на вешалку шапку, снял и повесил на крюк фуфайку, вынул из потайного кармана кусок сала и, подойдя к столу, положил это сало перед тётей. Она испуганно замерла.
  - Это моя премия, - поспешил оправдаться мальчик.
  Тётя развернула кусок сала.
  - Ой ли?! - с сомнением воскликнула она.
  - Честно, тётя! Мы спекулянтов с салом накрыли, всю их шайку.
  - Только не ври, что ты опять кого-то выследил.
  - Нет, конечно. Но я тоже помогал.
  - Вот это другое дело. Не люблю, когда врут.
  Она взяла в руки кусок сала, поднесла его к носу, длинно и глубоко вдохнула его запах.
  - А пахнет... с ума сойти... сразу и весной, и сытой жизнью. Там... всем, что ли, такую премию выдали?
  - Нет, тётя, только мне.
  - Ну, что ж, спасибо им. Теперь мы до весны точно дотянем.
  - Лучше до лета, - поправил её племянник.
  
  А вечером Вовка с Женей, как и договаривались, обошли его друзей. Сначала отнесли часы с ангелочками на квартиру Чарских. Затем зашли и проведали Ванюшку и Сонечку. Мама у них теперь была одна на двоих, появилась и бабушка. Им тоже оставили кусочек сала. Последними на их пути были обитатели мастерской.
  Здесь встретили гостей радостными возгласами. Через пять секунд все ребятишки уже стояли рядом. На вошедших они смотрели глазами полными восторженного, нетерпеливого ожидания. Вовка не обманул их надежд. Он достал сало и протянул его самому маленькому.
  - Русланчик, ну-ка, неси гостинец на общий стол.
  Малыш с чопорностью английского дипломата отнёс завёрнутый в лоскут кусочек сала. А Федюшка уже тащил к столу за руку свою мать. Светлана, слабо сопротивляясь ему, обернулась к гостям.
  - Ребята пройдите, присядьте хоть ненадолго, у нас уже давно никого не было.
  Вовка, подведя свою спутницу к столу, представил её хозяевам:
  - Это - Женя, я немного помогал ей в группе самозащиты.
  - Очень приятно. Светлана.
  - А я - Зайтуна. Рада знакомству. Присаживайтесь на кровать, не стесняйтесь.
  - А где остальные? - спросил Вовка.
  Зайтуна бросила короткий взгляд на Светлану. Та, чуть помедлив, ответила:
  - Клава у нас пропала. Ушла за водой и не вернулась. Мы несколько дней искали её, но так и не нашли. А вот Олег Павлович - в пристрое, вместе с братом. Четвёртого января умер.
  - Он не умер! - ощетинился Федюшка. - А уснул летаргическим сном. Он мне сам говорил, что не умрёт, а уснёт, как бабочка.
  - Да, когда дедушке стало плохо, - поддержала мальчика Алия, - он сказал, что без еды ему совсем не весело. И поэтому он собирается заснуть.
  - Вот такие наши дела, - устало подытожила Светлана. - Ждём весны, тепла, зелени, белых ночей - всего, о чём мечтали наши старики.
  В следующий вечер Вовка с Женей сходили в посёлок Весёлый. Но дома никого не застали. Вовка написал записку, сунул Галине под подушку, а кусочек сала спрятал в тумбочку.
  
  Прошло более двух недель. Однажды, когда в доме закончилась вода, Вовка взял вёдра и отправился на Неву. Было ещё утро. По улице брели редкие прохожие. Зато на Неве у проруби народу оказалось достаточно. Он увидел, как десятки людей с полными вёдрами карабкаются по крутому откосу наверх. То там, то здесь они поскальзываются и, обливаясь ледяной водой, съезжают вниз. Мальчику стало тревожно. Спуститься с трёхметрового ската легко, а вот выбраться потом на набережную и не упасть, очень трудно.
  Вовка осторожно ступил на склон, сел на корточки и, повалившись на спину, скатился вниз. Немного не дойдя до проруби, мальчик остановился. Вокруг неё стояли оцепеневшие сумрачные люди, их бидоны, вёдра были пусты. Но никто из пришедших за водой не решался приблизиться к проруби. По форме она чем-то напоминала давно остывший вулкан, но маленький, высотой чуть более полуметра. Ближе всех к тёмному отверстию, неловко подвернув ноги, на льду сидела скорбная неподвижная, словно изваяние, женщина. Она ничем не отличалась от большинства горожан: то же измождённое серое лицо, те же тусклые глаза, поникшие плечи. В руках она держала небольшой валенок.
  - Что-то случилось? - спросил Вовка, укутанного в тёплый платок юношу.
  Тот кивком указал на сидевшую на льду женщину.
  - Девчонку не удержала, - отрешённо выговорил он, - из валенка выскользнула. Унесло уже. Была бы верёвка...
  Вовка представил, как Нева уносит подо льдом ещё живую девочку, и поёжился.
  - Надо идти к другой проруби, - сказал он. - Без подстраховки здесь делать нечего.
  - Надо, - согласился юноша. - Она в полукилометре отсюда.
  И они побрели по извилистой тропе, проложенной среди сугробов по руслу реки. Несколько человек последовали за ними. Большинство же не сдвинулось с места: сил на переходы у них не было.
  - Как зовут? - спросил Вовка своего попутчика.
  - Вася, - ответил юноша.
  - А меня - Вовка. Тебе сколько?
  - Шестнадцатый пошёл, - ответил юноша. - А тебе?
  - Осенью пятнадцать будет, никак не дождусь.
  - А что изменится?
  - Попрошусь юнгой на флот.
  - Юнгой? - переспросил Вася. - Я бы тоже пошёл. Но ведь не возьмут.
  - Это ещё почему?
  - Да уж больно мы тощие.
  - Пусть только откажут! - вскипел Вовка. - Мы что им, не люди? Да и где они здоровяков найдут? У нас тут одни дистрофики остались.
  - Это да, - согласился Вася. - Выбор у них невелик. Только, наверное, нужно характеристику заработать, хорошую.
  - Да уж, конечно, - подтвердил Вовка, - надо, чтобы кто-то за тебя поручился. А то вдруг окажется, что ты вредитель какой-нибудь.
  Юноша остановился, тревожно взглянул ему в глаза.
  - Ты думай, что говоришь! - резко заявил он.
  - Да чего ты вдруг взъелся? - возмутился Вовка. - Я же не о тебе говорю, а...вообще. Вот псих!
  - А ты олух! - жёстко заключил Вася.
  - Да катись ты! - рассержено бросил Вовка и пошёл вперёд.
  У второй проруби тоже толпились люди, но воду здесь черпали со всех четырёх сторон. И очередь продвигалась хорошо. Здесь и в самом деле куда безопасней: вокруг всего отверстия сколоты ледяные наросты, а местами даже сделаны насечки. Какая-то добрая душа не пожалела на это ни сил, ни времени. Мальчишки набрали по два ведра воды и, каждый своим путём, стали подниматься на берег. Едва начав восхождение, они оба поняли, что их основные трудности впереди. Берег здесь скользок и крут, снег на склоне совершенно вытоптан и полит водой тысяч горожан.
  Подняться напротив проруби оказалось делом безнадёжным. И Вовка, быстро оценив свои возможности, нашёл более подходящее место и выбрался на набережную. Он так отчаянно напрягался, сосредоточенно выверяя каждый свой шаг, что, когда ступил на ровную поверхность и поставил ведра, его ноги подогнулись и он сел прямо в снег. Придя в себя, мальчик вспомнил о своём знакомом и, вытянув шею, стал высматривать его. Васи наверху не оказалось. Среди тех, кто карабкался по склону, его тоже не было.
  "Куда же он делся?" - озабоченно пробормотал Вовка и поднялся. И только теперь он увидел знакомый шерстяной платок, наброшенный на плечи и сзади завязанный на узел. Вася стоял в очереди за водой. "Пролил, растяпа, - понял Вовка. И подумал: - Не ждать же его. Кто он мне?"
  Мальчик решительно взялся за дужки вёдер и зашагал вдоль берега. Пройдя метров тридцать, он остановился. В нескольких шагах от него на склоне, толкая впереди себя ведро, ползла женщина. Мальчик осторожно спустился к ней.
  - Давайте, я помогу, - предложил он.
  Она, задыхаясь от напряжения, спросила его:
  - А не уронишь?
  - Не знаю, - честно признался мальчик. - Но постараюсь.
  - Ладно, попробуй. Мне бы хоть без ведра выбраться, - посетовала она.
  Вовка взял ведро, в котором воды оставалось едва ли половина, и осторожно вынес его на тропу. Вскоре, воодушевлённая благополучным исходом, на берег выбралась и женщина. Она была очень жалка и напоминала мокрую, хватающую ртом воздух рыбу, выброшенную на сушу.
  - Спасибо тебе, родной, - поблагодарила она его. И, глубоко вздохнув, прошептала: - Господи! Как же я сегодня устала.
  Вовка настороженно взглянул на неё и сказал:
  - Вы особо не раскисайте. Дома, наверное, ждут вас.
  - Да-да, ждут. Конечно, ждут, - стала она уговаривать себя. - Сейчас только соберусь с духом и пойду.
  А он поискал глазами своего знакомого и увидел, что тот уже идёт вдоль склона и выбирает место, с которого начнёт свой подъем.
  - Вася! - крикнул ему Вовка. - Иди дальше, я вижу там ложбинку.
  Тот поднял на него глаза, кивнул и последовал его совету: пошёл понизу. А Вовка двинулся поверху. Замеченная им ложбинка приблизилась. На ней на разных уровнях виднелись два удобных бугорка. А сама она уходила наверх по склону под острым углом. Дойдя до неё, Вася со всеми предосторожностями, начал взбираться на берег. Вовка, оставив свои ведра, стал спускаться ему навстречу. Дойдя до первого бугорка, он перешагнул его, и вдруг осознал, что контуры его напоминают свернувшегося в калачик человека. Мальчик повернулся к нему лицом, ещё раз всмотрелся.
  "Да, это же человек", - понял он. И стал сбивать снежную корку. Рука от ушибов заныла, но под отбитыми черепками снежного скафандра, проявилась вязаная голубая шапочка. Вовка на секунду замер и, чтобы подтвердить свои предположения, отколол ещё несколько черепков. Женщина лежала, уткнувшись лицом вниз. Ушки её оригинальной шапочки, скрестившись под подбородком, охватывали шею, и уже в роли шарфика закрывали грудь. "Так вот где вы, тётя Клава... - взволнованно прошептал Вовка. - Надо будет вызволить вас отсюда... Весна уже не за горами, половодье".
  - Это кто? - из-за спины раздался голос Васи.
  - Моя хорошая знакомая, недели три как пропала. Видно, сил не хватило. А к утру замело её.
  Вовка обернулся, взял у Васи ведро и, осторожно переступив мёртвую, стал взбираться наверх. Выбравшись, он внимательно осмотрелся, заметил ориентиры, по которым можно будет отыскать тело тёти Клавы.
  - Запоминаешь, где лежит? - спросил Вася.
  - Да. Надо будет забрать её.
  - Это правильно. Скоро снег начнёт таять, тогда поздно будет, - заметил Вася и тоскливо сказал: - Ну что, пойдём, что ли? У меня весь бок мокрый.
  - Пойдём, - согласился Вовка. - Болеть нынче нельзя.
  - Вот-вот, - подтвердил Вася, - ни мёду тебе не дают, ни молока; знай себе, горчичники лепят.
  Мальчишки подняли ведра и с частыми остановками пошли. Метров через двести Вовка сказал:
  - До чего же ведра тяжёлые, может поотлить воды?
  - Я тоже взмок, - признался Вася, - но у нас в вёдрах и так литров по семь. А пока донесём - по пять останется. Нет, я не вылью.
  Вовка вздохнул.
  - Тогда и я не вылью.
  Он закусил губу и снова торопливо пошёл. Через тридцать шагов стальные дужки уже выскальзывали у него из рук. Едва не роняя вёдра, он поставил их. Но, остановившись и досчитав до ста, он снова спешил пройти максимальную дистанцию. Вася тоже старался не отставать от него. Однако время их отдыха всё более увеличивалось, а расстояния переходов сокращались. Шли уже минут тридцать. И тут Вася сказал:
  - Всё. Чувствую, не дойду. Спина, как деревянная, и бок занемел. Полежать бы немножко. Не могу больше.
  - А тебе далеко ещё? - спросил Вовка.
  - Далеко, - ответил Вася. - Через дворы сейчас не пройти, а по улицам ещё два квартала тащиться.
  - А мой дом уже через дорогу, - кивнул Вовка. - Пойдём ко мне. Погреешься, отдохнёшь. А там и силы вернуться.
  - Спасибо. Сейчас только позвонки расслаблю.
  Вася согнулся в поясе и на некоторое время остался в таком положении.
  - А у меня руки, как у гориллы вытянулись, скоро наступать на них буду, - пошутил Вовка. - Мышцы совсем не работают. И руки болят как при вывихе.
  - Как им не болеть? - заметил Вася. - Ведь голод сожрал все мышцы, а связки едва держат.
  Через десять минут мальчишки переступили порог тётиной квартиры. Хозяйки дома ещё не было. Они сняли фуфайки. Вовка достал из шкафа брюки и свитер, положил их на стул и сказал Васе:
  - Переоденься в сухое и проходи в мою комнату, а я пока печку затоплю.
  Вася, войдя в Вовкину комнату, не удержался от восклицания:
  - О-о! А дров-то у тебя! Откуда?
  - Они ещё с осени заготовлены. Я ведь в деревне вырос. Вот на всякий случай и подстраховался.
  - Здорово. Молодец. А ты когда в Ленинград приехал?
  - Я не приехал, а пришёл, - уточнил Вовка. - В сентябре.
  - И сразу догадался, что в городе не включат отопление? - удивился Вася. - А ты сообразительный. Из моих знакомых никто дров не заготовил.
  - Ладно уж хвалить. Развешивай одежду и, если хочешь прилечь, - ложись. А я пока чайник поставлю.
  Печурка немного подымила, настроилась и деловито загудела. Вовка положил на плиту два кирпича, затем внёс ведро, поставил на огонь чайник и влил в него два ковша воды. Вася повесил фуфайку к самой печке на спинку стула, а сам прилёг на кровать. Извиняющимся тоном сказал:
  - Сейчас только распрямлюсь и встану.
  - Да лежи, не стесняйся, - успокоил его Вовка и сел рядом с печкой.
  Вася спросил его:
  - Слушай, Вова, а почему ты в такое время из дому сорвался?
  - Родители отправили, побоялись, что я пропаду в оккупации. Уж больно часто я влипал во всякие истории.
  - А что, ваша деревня под немцами?
  - Я из Белоруссии. А она уже вся под немцем.
  - А что у тебя за проблемы были? Ты из трудных подростков?
  Вовка озадаченно посмотрел на Васю, подумал и ответил:
  - Не знаю, что-то вроде того. Характер у меня... В общем, я никому ничего не прощал.
  - Дрался?
  - Дрался. Да и другие глупости делал. Теперь думаю, зря всё это.
  - Хочешь сказать, война тебя изменила, - произнёс Вася.
  - По-моему, она всех изменила. За эти полгода я узнал настоящих врагов. Да и вокруг столько беды. На её фоне все мои детские обиды - такие пустяки, что мне не по себе. Уж сейчас-то я понял, что следует прощать, а что нет.
  - Ты прав, - вздохнул Вася. - Теперь и я во многом разобрался: уяснил, кого и за что нужно жалеть, а кого - ненавидеть. Слушай, а почему ты приехал именно в Ленинград? Ведь с самого начала было ясно, что город в очень опасном положении.
  - Мы этого не знали, - признался Вовка. - К тому же прошлым летом тётя гостила у нас и приглашала к себе. Помню, что ни увидит, тут же давай сравнивать: "А вот у нас в городе..." Всего каких-то две недели пожила в деревне и говорит: "У вас тут, конечно, чудная природа, но я без Ленинграда уже не могу. Понимаете, когда я возвращаюсь в свой город, я чувствую, как он обнимает меня, окутывает всю своими тёплыми разноцветными огнями, автомобильным шумом, музыкой, запахами. И тогда, наконец, постигаю: я - дома". Всё, о чём она говорила, было так заманчиво, что я соблазнился.
  - Ну, и как твои личные впечатления? - спросил Вася.
  Вовка хмыкнул.
  - Пока не разобрался. Люди здесь хорошие. А город?.. Нынче в его объятиях запросто околеть можно.
  - Это точно, - согласился Вася. - Они сейчас прямо-таки ледяные. Мне кажется, что я промёрз уже до костей.
  Мальчишки замолчали. Крышка на чайнике задребезжала. Вовка вынул из мешочка шуршащую веточку смородины, сунул её в чайник и переставил его на табурет. Он взял два куска мешковины, завернул в них по горячему кирпичу, один подал Васе.
  - Грейся.
  Тот положил его на грудь, блаженно зажмурился. Вовка тоже крепко прижал к себе свой кирпич, задумался.
  Когда чай был разлит по кружкам, Вова принёс с подоконника накрытое салфеткой блюдечко и поставил его на стол. В нём лежали приготовленные для него тётей два бутерброда с салом. Он сдёрнул с блюдечка салфетку. Один из бутербродов положил перед Васей, другой взял себе. И хоть кусочки были чуть толще блина, но впечатление производили умопомрачительное.
  Вася некоторое время ошеломлённо смотрел на бутерброд, потом сглотнул слюну и вопросительно взглянул на Вовку.
  - Ешь, не стесняйся, - сказал Вовка. - Он твой. Это тётя откармливает меня после болезни.
  - Не надо, - нерешительно возразил Вася.
  - А твои ведра я за тебя буду тащить? Ешь. Будем живы, после войны меня угостишь. По рукам?
  - По рукам, - повеселел гость. И потянулся за бутербродом.
  Через полчаса они простились. Вася пошёл домой, а Вовка направился в мастерскую.
  
  Глава 22. Галя и Володя
  
  На улице жемчужные сумерки. Галя Хачёва взволнованна. Её робкая радость просится наружу. Хочется с кем-то поделиться ею. Но с кем? Она достаёт из тумбочки чистую канцелярскую книгу, открывает её на первой странице. И слева на полях химическим карандашом ставит дату: "27 мая 1942 года". Затем ненадолго задумывается и начинает писать.
  "Удивительно, но нам с мамой всё же как-то удалось дожить до белых ночей. И вроде бы это не круглая дата, чтобы уж особенно торжествовать, но только не для нас. Ведь в Новогоднюю ночь мы загадывали дожить именно до этого дня. И вот наше заветное желание сбылось. Даже не верится.
  За эти пять месяцев произошло многое. В ночь с первого на второе января замёрзла баба Сима. На термометре тогда было минус двадцать пять по Цельсию. Она стояла в очереди за хлебом, но ей, как и многим другим, в тот раз его не хватило. Ждали привоза хлеба до самого закрытия магазина. Потом кто-то пустил слух, что к утру потеплеет, и человек восемь осталось на ночь у магазина. Но к утру температура понизилась ещё на два градуса, а обещанное потепление началось лишь пятого числа.
  Второго января была моя очередь стоять за хлебом, и я в самую рань пришла сменить бабу Симу. Но те, кто оставались на ночь, стояли не в общей, а в отдельной очереди, у стены, плотно прижавшись друг к другу. Они были мертвы. С тех пор все очереди стали моими.
  А с конца марта и до середины апреля мы с мамой попеременно в числе тысяч горожан работали на санитарной очистке Ленинграда. Убирали трупы из подвалов, квартир; свозили их на кладбища, а там команды мужчин-инвалидов хоронили их. Кроме этого очищали от грязи, нечистот и битого стекла улицы, дворы, канализационные колодцы. С середины апреля по самым важным маршрутам пошли трамваи. А это для ослабевших горожан очень важно.
  Как только потеплело, все поголовно приступили к весенним работам. Каждый в меру сил и возможностей старался вскопать клочок земли и что-нибудь посадить на нём. На грядках сажали морковь, свёклу, картофель, на клумбах - цветы. Маме на работе выдали несколько пакетиков различных семян и кулёк резаной картошки с ростками. Мы сделали три грядки и всё это посадили. Сейчас мы рвём крапиву, лебеду, кислицу, варим из них супы, делаем лепёшки. В Весёлом то там, то здесь цветут уцелевшие кустики сирени и редкие фруктовые деревья. После тяжёлой мрачной зимы всё это умиляет до слёз. Хочется верить, что позади не только бесконечные ночи, но и наши самые чёрные дни".
  
  Прошло ещё три недели. И всем стало известно, что по дну Ладожского озера провели нефтепровод. Город это сразу почувствовал. Понемногу стали оживать заводы и фабрики, в нижние этажи домов подали воду. Ещё недавно пустые улицы начали заполняться народом: худенькими, точно подростки, взрослыми и крохотными детьми, горбатенькими от подложенных под одежду подушечек на случай обстрела. Город для них стал как будто чуточку великоват. Но люди приободрились, их взгляды посветлели.
  Однако голод к благодушию не располагал. И Галя решила попробовать устроиться на работу. Между посёлком и городом друг возле друга располагались два предприятия: "Республика" и "Химзавод". Её мама работала на заводе "Республика". Туда с утра пораньше они и направились. Заняли место у проходной и стали ждать. Люди всё прибывали и прибывали. И тут Анна указала на высокого скуластого мужчину с серым лицом и запавшими глазами.
  - Вот он. Иди и не бойся, - сказала она. - Этот дядька здесь большой начальник. Он хороший. Просись у него.
  Девочка пошла к нему навстречу.
  - Здравствуйте, - поздоровалась она с ним.
  - Здравствуй, - ответил он.
  Галя засеменила рядом с начальником.
  - Дяденька, возьмите меня на работу, - попросила она.
  Тот окинул её насмешливым взглядом и спросил:
  - А тебе, сколько лет, тётенька, а?
  - Осенью уже шестнадцать будет. Скоро паспорт получу, - торопливо сообщила Галя.
  - А чего ж ты тогда такая маленькая?
  - Так на одной крапиве разве вырастешь? - посетовала она.
  - Это верно, - вздохнул он. - А чья ты будешь?
  - Я дочка Осиповой, она у вас на кухне работает.
  - Анны Павловны? - уточнил тот. - Знаю-знаю. Вместе в цехе работали. Только должен тебя предупредить: здесь очень трудно. Не сбежишь?
  - Не сбегу.
  - Ладно. Иди в отдел кадров. Там жена моя, Бутылкина, скажи ей, что я направил тебя.
  - Спасибо вам, - горячо поблагодарила она.
  - Пока не за что, - ответил он. И шутя, погрозил пальцем: - Не подведи.
  Галя отыскала отдел кадров, робко постучалась и вошла. А полчаса спустя она уже была в цехе. В коллективе - ни одного мужчины. Начальник цеха тоже женщина, седая, доброжелательная, лет пятидесяти. Она сказала ей:
  - Говоришь, Галей зовут? Хорошо. Будет время, познакомимся ближе. Пока не войдёшь в курс дела, будешь работать вместе с Варей Сазоновой.
  Она подозвала к себе светленькую, немного угловатую девушку.
  - Варя! Вот тебе напарница. Всё ей тут расскажи и покажи. И самое главное: объясни ей, чего можно делать, а чего нельзя.
  - Хорошо, - ответила та. - Всё будет в порядке.
  - Спасибо.
  Варя сказала Гале:
  - Сейчас я тебе покажу всё, чем нам приходится заниматься. Люди на заводе ослабели. И когда что-нибудь случается с ними, нас, молодых, часто перебрасывают на их участки. Так что нам надо знать всё.
  И повела её по заводу.
  - Сейчас мы делаем фронтовые спички. Это просто. Из шпона вырезаются гребёнки, их концы окунают в раствор серы и бертолетовой соли, сушат и сворачивают в виде книжечек. А уж на них наносится намазка из красного фосфора.
  - А это что за песок? - кивнула Галя на рассыпанную в формах серую массу.
  - Это смесь серы, соды и белой глины - каолина. Её помещают в печь. А на выходе из неё получается ультрамарин.
  - Синька? - задала уточняющий вопрос Галя.
  - Она самая. Ещё нас частенько ставят на активированный уголь. Он используется для противогазов. Мы его просеиваем и засыпаем в мешки. Иногда сами же их потом и грузим.
  - А они тяжёлые? - спросила Галя.
  - Не особенно. По двадцать пять килограммов. Но противней всего стоять на дусте. Вонь - похуже, чем от серы. Однако работать везде нужно. Главное, куда бы тебя ни поставили, береги глаза. Если что попадёт в них - сразу же промывай. Ну и хорошо бы, конечно, носить марлевую повязку, иначе загубишь лёгкие. К печам без рукавиц не прикасайся. А когда будешь работать в корытах, надевай резиновые сапоги. Они, правда, почти все дырявые, но всё же какая-никакая защита. Всё поняла?
  - Всё, - ответила Галя.
  - Ну и хорошо. Пошли работать.
  
  Вовка Митрофанов тоже не сидел дома, сложа руки. Он с большим интересом участвовал во всех процессах, происходящих в жизни города. Его увлекала то одна работа, то другая. А потом он попал в одну из команд по сносу аварийного жилья. Их цель: заготовка дров для нужд города. Прежде всего, разбирались ветхие деревянные строения на окраинах Ленинграда. А жильцы из них переселялись в основательно опустевшую центральную часть города, в коммуналки. Стены бараков раздёргивались "Сталинцем" тросами. А уж рабочие ломами, пилами и топорами доводили дело до конца.
  В этой команде мальчик проработал весь июль и август. Не изменяя своей крестьянской натуре, он, как и положено, тоже заранее готовился к зиме. И когда пришла осень проблема с дровами была уже решена. Однако имелись и другие дела, в общем-то, самые обыкновенные: закупить свечей, вставить в окно новое стекло, заготовить и насолить крапивы, ну и ещё по мелочи. Тётя снова работала. И дела эти надо решать Вовке. Медлить никак нельзя: ведь уже через двадцать дней ему - пятнадцать. И он решил, что в тот же день пойдёт искать старшину Краско. Раз приглашал на тральщик - пусть хлопочет перед своим капитаном. У Вовки уже и рекомендация Набатова на руках.
  Мальчик обошёл несколько магазинов и, отстояв в двух очередях, купил пару десятков свечей. Не ахти как много, но почин есть. Он вернулся домой и в замочной скважине двери обнаружил скрученную в тугую трубочку записку. Вовка развернул её и прочитал. "Володя, как только придёшь, возьми то самое письмо и срочно принеси Набатову. Он будет ждать. Обухов".
  "Что бы это значило? - встревожился Вовка. - То сам говорил мне: о письме никому ни слова. А теперь - принеси".
  
  Накануне этого дня в тридцати километрах от Ленинграда в беседке аэродрома люфтваффе сидели лётчики, разговаривали. Оберлейтенанту под тридцать. Он высок, крепко сложен, выражение лица надменное. Второй в погонах лейтенанта: строен, светловолос, белолиц.
  - Скажи, Фриц, что ты сегодня думаешь об этих русских? - кивнул лейтенант в сторону Ленинграда.
  - Я стараюсь не думать о них, а убивать, убивать! - в такт словам дважды стукнул он по скамейке. - Своим упорством они меня доводят до бешенства. Мы должны были взять этот город ещё прошлым летом. Потом ждали его сдачи в ноябре, в крайнем случае - к Новому году. И что? Он как стоял, так и стоит. Это какой-то бесконечный дурной сон.
  - Меня интересует природа их сопротивления, - сказал лейтенант. - Они ведут себя так, будто у них есть что-то дороже жизни. Я пытаюсь понять, что это: коммунистический фанатизм, неуступчивый русский характер или особенность их православия? Они костьми ложатся, но белый флаг не выбрасывают.
  - Ты прав, Курт. То, что там происходит, необъяснимо. Логика здесь бессильна. Откровенно говоря, сначала я не совсем доверял той информации, что они вымирают от голода целыми семьями. Думал, может, есть у них какие-то стратегические запасы продовольствия, позволяющие им выжить. Но потом и сам убедился: умирают, и ещё как умирают. Это было заметно и зимой, когда на кладбищах тракторами выкапывали не траншеи, а целые рвы, и сотнями хоронили в них умерших. И весной, когда на улицах города и на склонах Невы начали вытаивать трупы. И вот, несмотря на всё это, они держатся уже год.
  - Я думаю почти о том же, - сказал лейтенант. - Мы бросаем на их город самые мощные фугасные бомбы, трёхметровые морские мины на парашютах, а они - встречают праздники. Наша дальнобойная артиллерия сутками расстреливает их дома из орудий, а они, по донесениям агентуры, стоят в очередях в кино, ходят в театры, библиотеки, слушают джаз и филармонические концерты, даже в футбол играют.
  - Ну, ты сам видишь, - перебил его размышления оберлейтенант, - так вести себя могут только сумасшедшие!
  - Но, если взглянуть на это с их стороны, - заметил его молодой коллега, - они даже в аду, который мы им устраиваем, стараются жить по-человечески. Кто же из нас более ненормален: они или мы? Моя служба началась у стен Ленинграда, и мне начинает казаться, что здесь же она и закончится.
  - Не глупи, Курт. Лучше выброси из головы всякие там предчувствия, жалость, сомнения - весь этот хлам. Помни только о долге и прицельном бомбометании, - ухмыльнулся Фриц.
  - Попробую, - нетвёрдо ответил лейтенант.
  
  Вовка достал из шкафа письмо немецкого офицера, аккуратно уложил его в карман пиджачка и отправился к Набатову. Через десять минут он уже стучался в кабинет начальника милиции.
  - Войдите, - послышался его голос.
  Вовка распахнул дверь. Кроме Набатова, в кабинете находился ещё один незнакомый человек в военной форме, но без всяких знаков различия.
  - Здравствуйте, Юрий Иванович. Вызывали?
  - Здравствуй, Володя, - привстал майор и пожал ему руку. Обернулся к своему гостю и сказал: - Знакомьтесь, - это тот самый вездесущий паренёк, о котором я вам рассказывал. А это - Николай Петрович из разведки.
  Разведчик тоже пожал Вовке руку.
  - Вам отдать то письмо? - мальчик сделал жест, чтобы вытащить его.
  - Нет-нет, - пресёк его намерение Николай Петрович. - Тебе нужно будет просто показать его племяннику Гюнтера.
  - Племяннику? - изумился Вовка. - Он что же, наш?
  Его собеседники рассмеялись.
  - Нет, - сказал разведчик. - Это было бы уж слишком. Он лётчик. Ему двадцать один год, сбит вчера под Ленинградом. Нас интересует оперативная информация. Курт, так его зовут, согласился ответить на наши вопросы. Но при условии, что мы сообщим ему всё, что нам известно о его дяде. Документы Гюнтера по-прежнему у нас, но так уж совпало - они снова в деле. И достаточно далеко отсюда. Так что, Владимир, мы надеемся только на тебя. Ты поговоришь с ним?
  - Отчего ж не поговорить... - согласился Вовка. - Только вот что мне рассказать ему, всю правду?
  - Если у вас появится контакт, говори правду, - разрешил разведчик. - А если он будет нервничать, скажи, что ты свидетель и что уложил его дядю Садовников. Ну, а дальше - всё как было. Понял? И веди себя просто.
  - Всё понятно. Я готов, - сказал Вовка. - Надо куда-то ехать?
  - Нет. Он здесь. Сейчас его приведут.
  Набатов вышел. Возвратился он в кабинет через пару минут. Впереди себя пропустил светловолосого парня в лётной форме. Тот был так молод, что Вовка ещё раз удивился. Начальник милиции представил их друг другу.
  - Это - Курт, а это - Владимир.
  И жестом пригласил их сесть.
  - Здравствуй, - сказал Курт и сел напротив Вовки.
  - Здравствуй, - растерянно ответил мальчик. - Откуда знаешь русский?
  Молодой немец горделиво улыбнулся.
  - Я начал его учить с двенадцати. Мне наняли учителя, и за пять лет я хорошо освоил ваш язык.
  - Зачем? - спросил Вовка.
  - Мой дядя посоветовал мне выучить два-три языка. Он сказал, что эти знания будут скоро востребованы. И не ошибся.
  - Вижу, и в самом деле, это тебе пригодилось.
  Лицо Курта покрылось нервным румянцем. Он запальчиво ответил:
  - Наша с тобой беседа - случайность. А учил я русский язык, потому что немцы - великая нация, и меня с детства готовили к особой миссии.
  - А кто тебе вбил в голову, что она великая? - спросил Вовка.
  - У нас это все знают, - высокомерно заявил Курт.
  - А у нас все знают, что ещё семьсот лет назад Александр Невский топил ваших великих псов-рыцарей на Чудском озере, как щенят. И в Семилетнюю войну наш Салтыков расколотил армию вашего великого Фридриха, как старое корыто. А ваш король шёл и плакал от обиды и позора. Мы тогда вас били и сейчас побьём.
  - Сейчас другая война, - вспылил Курт, - а наш фюрер - гений этой войны. И весь мир давно это понял. Мы уже поставили на колени всю Европу...
  - Ну вот и хватит с вас, - перебил его Вовка. - До тебя ещё не дошло, что ваша прогулка закончилась и началась война?
  - Может быть и так, - едва сдерживая себя, произнёс Курт. - Но в небе над Ленинградом по-прежнему наше господство. Та же ситуация на всех фронтах. У вас нет ни одного шанса на победу!
  - Кажется, ты с этого неба уже сверзился? Дай срок, и остальных приземлим, - отпарировал Вовка. - Нас пугать - только задорить.
  Курт смерил его цепким прищуренным взглядом:
  - Слушай, а сколько тебе лет?
  - Пятнадцать.
  - Что-то ты задирист не по годам. Откуда ты такой взялся?
  - Из Тубышек я. Деревня такая есть, - пояснил Вовка.
  - В твоей деревне все так остры на язык? Нашим властям это не понравится.
  - А нам плевать на ваши власти. Пусть за себя боятся. Ведь мои Тубышки в Белоруссии, а там у ваших земля горит под ногами.
  
  
  - Ну ладно, хватит об этом, - нахмурился Курт. - Подраться нам всё равно не удастся. И возраст у нас разный, и условия не подходящие. Давай лучше о деле поговорим.
  - Ты хороший лётчик? - неожиданно спросил Вовка.
  - Хороший, - вызывающим тоном ответил Курт.
  - Ну и сколько же ты вылетов сделал?
  - Боевых? Сто сорок восемь с полной бомбовой нагрузкой.
  Вовка опешил.
  - Ну и врать горазд!
  Курт сложил перед собой руки.
  - Я одиннадцать месяцев бомблю Ленинград. В ноябре моя часть сменила дислокацию. Но я написал рапорт и остался здесь. Мне нужно разобраться, что случилось с дядей Гюнтером? Говорят, что ты в курсе?
  - В курсе, - ответил Вовка. - Он умер.
  Лётчик побледнел и некоторое время молча смотрел на Вовку. А потом спросил его:
  - У тебя... есть доказательства?
  Вовка вытащил из своих брюк ремень и положил его на стол.
  - Это ремень Гюнтера. Узнаёшь?
  Курт распрямил ремень, ладонью провёл по его потёртой коже, прочитал выжженные на его изнанке цифры, наткнулся на дырочку. Вопросительно посмотрел на Вовку.
  - Это отверстие от пули?
  - Ну не от вишнёвой же косточки, - ответил мальчик.
  - А как это произошло? И когда?
  Вовка взглянул на начальника милиции. Тот слегка кивнул.
  - Это было за неделю... в общем... семнадцатого сентября. Я был за позициями ополчения. Тогда шли дожди, и я принёс своему старому мастеру плащ. И тут атака. Смотрю, на его окопчик бегут двое: молодой рыжий здоровяк и второй постарше, рыжий чуть впереди.
  Платон Иванович, это мой мастер, прицелился и выстрелил. Рыжий - брык! с копыт. И падая, сбивает с ног второго. А тот сделал перекат, резко поднялся, потом отскочил на два шага в сторону и прямо от пояса ударил из автомата. И мастер упал.
  Такое эмоциональное повествование захватило Курта. В этом месте Вовкиного рассказа он горделиво улыбнулся и возбуждённо воскликнул:
  - Это мой дядя! Точно! Он и меня такому приёму учил.
  - Твой, - подтвердил Вовка. - Только вот хитрость Гюнтера вышла ему боком. Он оступился на краю воронки и тоже упал, прямо в неё. Я заметил это, бросился в окоп и схватил винтовку. И пока Гюнтер вылезал из воронки, я успел прицелиться и выстрелить в него.
  - Дядя тебя не увидел? - сквозь зубы спросил Курт.
  - Увидел, да поздно. Он опирался на автомат и даже успел вскинуть его, но я всё-таки опередил.
  Курт справился с волнением и с некоторым усилием сказал:
  - Это был честный поединок... Мой дядька - один из лучших стрелков. Уверен, будь у него в запасе хоть секунда, и всё решилось бы иначе. А что было дальше?
  - Дальше? - Вовка провёл ладонью по лбу. - Когда я вытаскивал из-под Гюнтера оружие, оказалось, что он ещё жив. Мы тогда крепко поругались с ним. Ох, и сволочь же он был у тебя...
  При этих словах Курт вскочил. А Вовка досказал свою мысль:
  ... - Настоящий нацист.
  Курт, справившись с обидой, с пафосом заключил:
  - Этим можно только гордиться.
  Вовка с изумлением взглянул на него и равнодушно продолжил. - В общем, покричали мы друг на друга. А потом, видать, он понял, что я последний, с кем он разговаривает. И тогда он попросил меня после войны отправить его семье вот это письмо.
  Мальчик достал из внутреннего кармана пиджака подмятый конверт и положил его перед Куртом.
  Тот бережно вскрыл его, достал фотографию, с глубокой нежностью рассмотрел её, затем вынул письмо Гюнтера, прочитал его. С некоторым удивлением извлёк из конверта ещё один лист, исписанный Вовкой. Прочёл и его. В нём, щадя самолюбие близких, сообщались только факты гибели Гюнтера и приметы места его захоронения.
  - Жаль, что мы с тобой враги, - задумчиво сказал Курт и вернул Вовке ремень и письмо.
  - Так сложилось, - ответил мальчик.
  - Ты отправишь письмо? - спросил Курт.
  - Жив буду - отправлю. Ну, я пойду? - И уяснив по кивку Набатова, что его миссия выполнена, поднялся. - Прощай.
  - Прощай.
  Набатов пошёл проводить Вовку. Уже за дверью начальник милиции положил ему руку на плечо и сказал:
  - Молодец. Мне понравился ваш разговор, временами жёсткий, но честный. Думаю, свою часть договора мы исполнили. Теперь очередь за ним. Если он сдержит слово, то я снова твой должник.
  - Юрий Иванович, мне уже почти пятнадцать. Вы обещали...
  - Я помню, и час назад этот разговор состоялся. Даю тебе два дня на окончание всех дел и один - на сборы. Через три дня ты будешь юнгой. Приходи ко мне к девяти. Я тебя сам отвезу.
  
  Вовка вернулся домой окрылённый. И тут же взялся за сборы. Он вытряхнул вещмешок, положил в него полотенце, мыльницу, зубную щётку, нож, тетрадку, рыболовные снасти. В общем, сложил всё самое необходимое. На это у него ушло всего минут пятнадцать. Затем он вставил в раму оконное стекло, и решил сходить попрощаться с обитателями мастерской. Однако идти к малышам с пустыми руками не хотелось.
  В задумчивости он бродил по квартире и думал: хорошо бы подарить им какую-нибудь игрушку. И тут он вспомнил, что в поленнице дров есть несколько тонких и гладких дощечек. Из них можно сделать неплохую машинку или даже две. Вовка отыскал эти дощечки, присоединил к ним два ровных брусочка разных размеров и обломок черенка от лопаты. И с этими заготовками он отправился в мастерскую. А там его встретили одни лишь мальчишки.
  - Привет, мужики, - улыбнулся Вовка.
  - Привет! - ответили ребята.
  - А где все ваши?
  - Алия ушла за хлебом, - ответил Федя, - а наши мамы - на работе.
  - А зачем эти палки? - спросил Русланчик.
  - Это не палки, - сказал Вовка, - а заготовки. Сейчас мы сделаем из них вам по машинке.
  - А они будут ездить? - недоверчиво спросил Федя.
  - Конечно, - подтвердил Вовка. - Ведь мы не санки будем делать, а машины. Только, чур, помогать мне.
  - А что надо делать? - с готовностью спросили мальчишки?
  - Для начала, - сказал Вовка, - ты, Русланчик, притащи к печке две табуретки. А ты, Федька, возьми из-под верстака ножовку с мелкими зубьями, и принеси её туда же. А потом вместе поищите коловорот, молоток и банку с гвоздями.
  Ребята с воодушевлением бросились исполнять его поручения. А Вовка достал с полки линейку и карандашик и стал размечать заготовки.
  Первым делом он снял с верстака небольшие тиски и, закрепив их на табуретке, зажал в них черенок. А потом Вовка напилил из него десяток кругляшей на колеса и коловоротом просверлил в них отверстия под оси. Федьку он отправил на улицу за кусочком смолы, а сам с Русланчиком стал распиливать бруски и дощечки.
  Когда через три часа вернулась Алия, она взялась за голову. На полу было полно деревянных обрезков и опилок. Но зато лица ребятишек светились радостью. У каждого из них в руках было по грузовичку. Алия поздоровалась. Русланчик поспешил к ней.
  - Алия, посмотри, какие у моей машины колеса! - показал он ей свой грузовичок. - Они черные и мягкие, как настоящие.
  Алия с интересом осмотрела машинку, крутанула покрашенные смолой колеса с приклеенными к ним полосками матерчатой изоленты.
  - Хорошая машина, - сказала она. И спросила братишку: - А что ты будешь на ней возить?
  Он, не задумываясь, ответил ей:
  - Хлеб из пекарни в магазин.
  - Так у тебя же на машине будки нет, - возразила она.
  - А я сделаю будку из коробки. Ты мне поможешь?
  - Ладно, помогу.
  - А звёзды мне на кабинку нарисуешь?
  - Вот липучка! Да нарисую, нарисую. Только приберите за собой инструменты и немного погуляйте на улице, а я тут порядок наведу.
  Ребята стали всё расставлять и раскладывать по местам. А Вовка попрощался со всеми, передал привет взрослым и направился к Гале в Весёлый.
  Когда мальчик пришёл в посёлок, то барака, в котором до последнего времени проживала его знакомая, не обнаружил. Тот, как и многие другие, попал под разборку. На его месте осталась лишь длинная куча шлака, используемого при постройке щитовых домов в качестве наполнителя стен. Куда конкретно переселили жильцов, никто не знал. Результатом поисков Вовка был обескуражен.
  Он брёл назад и думал: "С Галкой я уже давно не виделся и, вроде бы, ничего. А вот не нашёл её сейчас - и сразу как-то не по себе стало. Где её теперь искать?" Проходя мимо завода "Республика", Вовка вдруг вспомнил, что именно здесь работала её мама. Он тут же решил дождаться окончания рабочего дня и попытаться отыскать Анну Павловну.
  Ждать пришлось недолго. Ворота вскоре распахнулись, и усталый измученный народ потянулся к выходу. Минут через десять вместе с двумя подругами неожиданно вышла и сама Галя. Она была в зелёном ситцевом платье и выглядела повзрослевшей. Мальчик пошёл ей навстречу. Девочка увидела его, и лицо её посветлело.
  - Вовка, привет. Ты как здесь оказался?
  - Привет. Тебя ищу, - ответил он и смущённо взглянул на девчонок.
  Те переглянулись, и одна из них сказала:
  - Галя, мы пойдём. Если что, догонишь.
  - Ага. До завтра, девочки, - кивнула им Галя.
  Подруги отправились вперёд, а Галя пошла с Вовкой.
  - И где вы сейчас живёте? - спросил он.
  - На Малоохтинском, в восемьдесят восьмом доме, в коммуналке.
  - Ух, ты! Так это же в десяти минутах ходьбы от меня.
  - Да, теперь мы будем видеться чаще, - сказала Галя.
  - Не уверен, - заметил Вовка.
  - А что так? - искренне удивилась Галя.
  - Через два дня я ухожу служить на флот.
  - Ничего себе новости! - воскликнула девочка. - Тебе же ещё и пятнадцати нет.
  - Считай, уже есть. Юнгой берут. Вопрос решённый.
  - Что, голодаешь? - сочувственно спросила его Галя.
  - Не больше, чем все. А тебе как тут работается?
  - Ну, если честно, нелегко. Воздух... чего в нём только нет. Наглотаешься за день, потом как ни чихнёшь - уголь, сморкнёшься - синька, в уголках глаз тоже синька. Да и обувь дырявая, ноги почти всегда мокрые. А сейчас ещё нашу "Республику" объединили с химзаводом, что через дорогу, так нам вдвойне достаётся. Особенно опасно в сернокислотном цехе. Залезешь в котёл чистить его, чуть прикоснёшься к стенке - дыра в одежде. Всё сгорает. Но работать нужно.
  - Да, Галка. Тебе не позавидуешь, - резюмировал Вовка. - А я вот буду дышать чистым морским воздухом.
  - Ну и на море небезопасно, - заметила девочка. - Ты там будь поосторожней. Ладно?
  - Ладно. И ты тоже.
  - Вовка, можно я тебя под руку возьму. Устала, еле на ногах держусь.
  - Конечно, - сказал он. И приподнял локоть. - Не бойся. Уж я тебя удержу.
  
  На следующий день около десяти утра Вовка заглянул в кабинет начальника милиции.
  - Юрий Иванович, можно? - спросил он.
  - Заходи, Володя. Здравствуй.
  - Здравствуйте.
  Поздоровались за руку.
  - Что у тебя за проблемы? - спросил Набатов.
  - Юрий Иванович, а та "золотая лошадка" ещё у вас?
  - А куда ж ей деться? Это же вещдок. Она у нас под замком хранится. А что?
  - А вы можете отдать мне её? - спросил мальчик. - У меня есть двое знакомых малышей, Сонечка и Ваня. Я хотел бы подарить им эту лошадку.
  - М-да. Дай-ка подумать, - сказал Набатов. - Видишь ли, эта лошадка у нас на особом учёте. Она занесена в журнал регистрации. А чтобы снять её с учёта, нужно привести веское обоснование...
  - А чего тут мудрить, Юрий Иванович? - сказал Вовка. - Она же из опилок. Отпишите, что игрушка пришла в негодность и сожжена в печи.
  - Ну и шустрый ты, Вовка, - усмехнулся Набатов. - Не всё так просто. Но должен признать в твоём предложении есть резон. Не век же эту лошадку под арестом держать. Ладно. Пойдём со мной.
  Начальник милиции взял у дежурного по отделению ключ от хранилища вещественных доказательств и вскрыл его. Мальчика в него он не пригласил. А минут через пять Набатов вынес из хранилища ту самую детскую лошадку и передал её Вовке.
  - Держи своего конька-горбунка. Всё правильно. Раз он ещё может приносить детям радость, так пусть им и служит.
  Мальчик прижал лошадку к груди.
  - Спасибо, Юрий Иванович.
  - Пожалуйста, - ответил он.
  - Ну, я пошёл? - спросил Вовка.
  - Шагай! - махнул рукой Набатов.
  
  Вскоре мальчик оказался у дома, в котором жили его маленькие друзья. Он поднялся на второй этаж и постучал в шестую квартиру. Дверь открыла хозяйка. Мальчик поздоровался.
  - Здравствуйте, Агнесса Ильинична.
  - А, Вовочка! Здравствуй, - приветливо ответила она. - Заходи-заходи. А ребята наши отдыхают, слабенькие стали.
  Вовка вслед за ней прошёл в комнату. На кровати спали ребятишки.
  - Я их сейчас разбужу, - сказала хозяйка.
  - Да не надо. Я на пять минут. Вот забежал попрощаться. И ребятам лошадку принёс, - сказал он и опустил игрушку на пол.
  - За подарок спасибо. Ребята будут в восторге. А ты, что же, на Большую землю уезжаешь?
  - Нет. На катере служить буду юнгой.
  - Молодец. Когда будут отпускать на берег, заглядывай к нам. Хорошо?
  - Обязательно, - пообещал он. - Лошадка пока без колёс, но это ничего, позже я что-нибудь придумаю.
  - Не беспокойся, - сказала хозяйка. - Они и так будут довольны. Да, недавно мы вспоминали тебя с Татьяной. Она очень благодарна тебе за ребятишек и всегда будет рада твоему приходу. Ты это помни.
  - Спасибо, передавайте ей привет. Я как-нибудь зайду. До свидания.
  - С Богом, Вова! Возвращайся.
  
  
  Эпилог
  
  Вовка Митрофанов проходил службу на катере-тральщике. Юнга не раз побывал в бою, дважды тонул, но остался жив. Когда его отпускали на берег, он старался увидеться с Галей. Иногда им даже удавалось вместе сходить в кино.
  Жизнь в Ленинграде постепенно налаживалась. В декабре в дома подали электричество. Ещё через месяц, в январе сорок третьего, кольцо блокады было разорвано и снабжение города заметно улучшилось. А в январе сорок четвёртого блокада была полностью снята.
  Вскоре из эвакуации стали возвращаться горожане. Вернулись и Чарские. Санька и Анюта поправились и повзрослели. А в конце сорок пятого пришёл с войны их отец. Дождалась и Светлана своего маленького сына. Через три с половиной года разлуки даже она едва узнала его. Вася вернулся крепким, румяным, нарядным. Он перегнал Федю в росте, и теперь было непонятно: кто же из них младше?
  Галя до окончания войны работала на химзаводе, после этого - на заводе "Буревестник" - револьверщицей, а ещё позже - ткачихой на ткацкой фабрике.
  Митрофанов за годы флотской службы возмужал. Он уже носил погоны старшины и служил на крейсере, полученном у Германии в счёт репарации. Но мирная жизнь манила парня всё сильней и сильней. И однажды Владимир написал рапорт на увольнение. После этого он сдал свои боцманские дела и навсегда простился со своей командой. Уволившись, он поступил на курсы шофёров. И вскоре сделал предложение Галине. Она ответила ему согласием. К тому времени, когда у Митрофановых родилась Леночка, у них уже было всё, что нужно для счастья: любовь, крыша над головой, работа и верные друзья.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  Содержание:
  
  Глава 1. Первая встреча
  Глава 2. Личный враг
  Глава 3. "Зажигалка"
  Глава 4. Вражеский лазутчик
  Глава 5. Верное плечо
  Глава 6. Обитатели мастерской
  Глава 7. Чарские
  Глава 8. Искушение
  Глава 9. Грабители
  Глава 10. Затянувшаяся прогулка
  Глава 11. Опасная рыбалка
  Глава 12. Хлебные карточки
  Глава 13. По следу Тухлого
  Глава 14. Персональная усыпальница
  Глава 15. Охота на Печника
  Глава 16. Малыш Ладо
  Глава 17. Рынок убитых надежд
  Глава 18. Часы с ангелочками
  Глава 19. Ночная операция
  Глава 20. Последние тайны
  Глава 21. Ледяные ступени
  Глава 22. Галя и Володя
  Эпилог
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"