Аннотация: Конкурсное. Написано на фразу "Усталость давила, как надгробная плита".
Усталость давила, как надгробная плита. Давила немилосердно. Усталость, шум в ушах и сухость во рту - первые признаки заражения. Шеридан пришел к такому выводу почти со злорадством. Он знал, что рано или поздно заразится, и оставалось радоваться хотя бы тому, что он каким-то чудом продержался так долго. Настолько долго, что эти вояки решили, что у него иммунитет. Шеридан усмехнулся этой мысли и снова прислушался - нет, за ним больше никто не гнался последние миль двести, и неестественную для города тишину нарушал только шум мотора его красного кабриолета - настолько дорогого, что не было и сомнений в том, что Шеридан его угнал. Хотя удивляться было уже некому. Он приближался к эпицентру, куда не смели соваться даже военные и спецслужбы. Только здесь они могли оставить его в покое. На руинах города Балтимор, штат Мэриленд.
Отсюда зараза пошла дальше, и распространялась бы медленней, если бы страны не стали обвинять друг друга в использовании биологического оружия и засыпать друг друга ракетами. И, конечно же, во всем виноват он - Шеридан, фигура вне закона, разыскиваемый во всех странах мира. Его фото было на первых полосах всех газет, если остался еще хоть кто-то, кто их читает. Обвиненный в развязывании мировой войны. Единственный человек, иммунный к неизвестному вирусу. За одно это его готовы были растерзать до молекул, лишь бы найти спасение. И вот - он заразился. Шеридану стало смешно. Но у него еще оставалось дело. Шеридан знал то, чего не знали все остальные - у происходящего есть имя и фамилия. Доктор Фрэнк Хиггинсон.
...Метеорит упал в океан. Следовало насторожиться еще тогда, когда местные морские обитатели повально всплыли брюхом кверху, вот только доктор Хиггинсон каким-то образом сумел убедить научное сообщество в необходимости поднять и изучить метеорит. По его словам, это был новый элемент - внеземное вещество, ранее невиданное и неизученное. Через неделю решение одобрил конгресс Соединенных Штатов Америки с выделением необходимого количества средств. Весь мир следил за новой научной сенсацией. Руководить работами доверили Шеридану - и не прогадали. Метеорит был поднят через месяц.
Это произошло за три месяца до того, как вспыхнула эпидемия, и трупы из городов стали вывозить бульдозерами. За полгода до того, как страны развязали войну. Тогда же, когда Шеридана обвинили в атаке биологическим оружием - он же руководил транспортировкой метеорита в США и успел порядком засветиться в тех городах, где после вспыхнули очаги заболевания. И из всей команды, перевозившей метеорит в Балтимор, он единственный остался в живых. Впоследствии именно этот факт припомнят газетчики и раздуют историю о Шеридане, намеренном переделать мировой порядок, о войне, им спровоцированной, и о вакцине, которой он успел себя обезопасить. А метеорит - всего лишь прикрытие, чтобы отвлечь внимание... Эта история спровоцирует новую волну паники и даст начало охоте на человека - врага номер один. Врага, способного предоставить лекарство. Нет. Не станут писать газетчики о том, как Шеридан орал в трубку, пытаясь убедить Хиггинсона уничтожить метеорит, и как пытался штурмом ворваться в здание исследовательского центра...
Это уже в прошлом. Он выжил, он ушел от преследования, хотя за его спиной штабелями валились трупы. Сейчас у него осталось только одно дело, и он его сделает. Спасать здесь уже нечего, но вот возмездие... Шеридан мечтал выстрелить Фрэнку Хиггинсону в лицо. За эпидемию, мировую войну, массовый голод... за тысячи и тысячи смертей. Этот сукин сын знал, что происходит. Знал. И Шеридан был уверен, что он еще жив. Только эта давящая усталость мешала. Скоро состояние ухудшится, и Шеридан испугался, что не успеет. Но впереди уже вырастало серое здание исследовательского центра. Там, внутри, надгробным памятником человечеству покоится метеорит.
...Шеридан ворвался в кабинет, держа пистолет на вытянутых руках. Дверь с табличкой "Доктор Фрэнк Хиггинсон" отлетела в сторону, ударившись о стену. Шеридан замер. Их было трое. Склонившись над столом, в своем белом халате, стоял Фрэнк Хиггинсон. Двое других были ему незнакомы: один сидел в кресле справа, в черном костюме и галстуке, почти болезненно бледный, а второй, тощий и жилистый, стоял по левую руку в кожаной куртке, сжимая в руках кружку. Все трое смотрели на вошедшего. Они были совершенно разными, и все же их лица хранили почти незаметные сразу общие черты. Шеридан готов был спорить, что они родственники.
Тишина. Он держал Хиггинсона на прицеле, и ненависть колотилась в висках до черных пятен перед глазами. Но выстрелить он не мог. Ворвавшись сюда, Шеридан словно бы налетел на стену - эти трое были так странно спокойны, что он в своей ярости почувствовал себя нелепо. Шеридан захлебнулся этой холодной, страшной, нечеловеческой невозмутимостью, казалось, даже воздух был пропитан ею. Пауза затягивалась. Ничего не сказав, он медленно опустил пистолет, чувствуя себя чудовищно уставшим. Трое внимательно смотрели на него, без удивления, без вопросов, только что-то в их лицах было... Будь ситуация немного иной, Шеридан бы принял это выражение за дружелюбие. Даже приязнь. Доктор Хиггинсон развернулся к нему и мягко улыбнулся.
- Здравствуй, Брат. Где ты пропадал все это время? Мы думали, что совсем тебя потеряли.
Шеридан опешил. Брат? Но тот, кто сидел справа, тоже улыбнулся и медленно кивнул головой. У Шеридана вспотели ладони - мелькнуло чувство, похожее на дежа-вю, словно бы он знал этих троих. И от шока он на один момент потерял контроль. Этого хватило. Усталость, изводившая его последние дни, вломилась в него, и Шеридан словно упал в холодную воду. Усталость была спокойствием, которое усыпило ярость, страх, негодование, недоверие, вымыло все прошлое, оставив только знакомое, привычное хладнокровие.
- Приветствую, - сказал он этим троим, и губы его растянулись в улыбке. - Да вот, решил немного пожить перед финалом. Погулял по миру. Это было... забавно.
- Мы видели, - отозвался Голод, делая глоток из кружки, и в голосе его было плохо скрываемое осуждение. - Ты слишком любишь гулять в одиночку. Много шума, Брат.
- Война есть война, - пожал плечами Шеридан и засмеялся, подходя к окну. Смерть откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Мор только покачал головой и снова склонился над столом, заваленным какими-то бумагами. Шеридан не знал, смеется он от радости или в истерике, но... его всегда забавляла непробиваемая серьезность братьев. Сам он предпочитал веселиться. И у него это здорово получалось. Но сейчас, рядом с ними, он чувствовал себя уверенней и спокойнее, как бывает, наверное, при всяком семейном воссоединении.
Шеридан стоял у окна, глядя на дело своих рук, и улыбался. Сердце билось ровно. Они так ничего и не поняли, люди. И, наверное, не успеют понять. Потому что мало кому могли прийти в это время на ум старые полузабытые строчки: "...И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде Полынь..."