Аннотация: адвокат, бывший следователь, защищая убийцу и сам становится убийцей
Лучший способ защиты - это нападение! Я повторял эти слова как мантру и шел, поскрипывая свежевыпавшим январским снегом, по безлюдным сельским улочкам. Да, защита мне сейчас ох как не помешала бы!
Этот посёлочек, где мне назначили встречу, был одним из тех деревенских островков, которые затерялись в недрах большого промышленного города и по каким-то причинам еще не исчезли совсем. Но это был не тот случай, когда люди цеплялись бы за свои частные владения и огораживались от города баррикадами. Настолько явно уже не было здесь перспектив для жизни.
Когда вымерли собственники, первые кандидаты на переселение из своих гнилушек в благоустроенные квартиры, то многие их потомки, утратив надежду на грядущую достойную компенсацию за домовладения, оставили свои лачуги и перебрались, кто как смог, в город. Однако как ни старались хитрые городские власти измором окончательно извести жителей, периодически отключая электричество, не ремонтируя дороги, которые здесь каждую весну и дождливое лето затоплялись водой из местного болота - слабая надежда на справедливость заставляла собственников время от времени возвращаться сюда, чтобы поддержать здесь видимость владения.
Они не желали замечать, что город уже давно, по существу, переварил в своём желудке, эту некогда лесную деревню на болоте, оставив среди отдельно возвышающихся вековых клёнов и елей несколько улиц когда-то крепких домов, ставших теперь бесформенными, осевшими как оплывшие свечи, приземистыми сооружениями.
В одном из этих полузаброшенных строений, у высокой густой ели, возвышающейся в зимних сумерках гигантским кипарисом, мне и была назначена встреча.
Я остановился напротив светящихся окон. Вот этот дом, где меня ждали к 19-00. В моем запасе было еще десять минут. Поэтому я стоял и смотрел, пытаясь угадать, что меня ждёт за этими зарешеченными окнами.
Следователь Паша Портнов хотя и показушник хороший и любит ввернуть повсюду красивое словцо, но высказал тогда в областной прокуратуре правильную вещь. Лучший способ защиты - это нападение. Если бы все это происходило со мной не в реальной жизни, а в каком-нибудь боевике, следовало бы вооружиться до зубов, прийти на эту встречу как "на стрелку" и всех "замочить". Разумеется, имея за спиной хорошее прикрытие.
В моем же случае эти Пашины слова так и остались для меня красным словцом. Помощи я от Паши не дождался. Да и кто я ему? Брат, друг? Даже не приятель. Так, работал с ним когда-то в одном следственном отделе. Доверяться этому болтуну дальше означало крупно рисковать своей семьей. А, значит, ни о каком нападении, как способе защиты и речи быть не могло.
Мне ничего не оставалось, как придерживаться изложенной в инструкции от моего клиента схемы поведения. Сказано им было придти к нему на встречу - я и приду. Сказано - со своими предложениями. Со своими предложениями и приду. Вот так вот теперь в наше время строятся отношения между адвокатом и его клиентом!
Я посмотрел на часы, вздохнув, толкнул ворота и, разгребая ногами свежий, пушистый снег, прошёл через тёмный двор к освещённому крыльцу. Глянув под сумрачную разлапистую ель в углу двора, подумал - пожалуй, если быть мне трупом, то вот здесь до весны и подержат меня, припорошив снежком, пока не оттает земля где-нибудь под яблонькой, здесь же, недалеко. Я помешкал с минуту и постучал в дверь. Не дождавшись отклика, вошел в дом.
Меня ждали. За столом сидел сам Пронин-старший, мой клиент, в компании со своим усатым гоблином. Они сидели друг против друга, ссутулившись над стоявшими перед ними фарфоровыми чашками, словно заговорщики. Пронин недовольно покосился на меня и произнёс сиплым от выпитой безмерно водки голосом:
- Ну, вот и наш защитничек! Пришла писачка, имя которой собачка! Ты что, пехом по городу что-ли пёрся?
Я тут уже выводы собрался делать! Нотариус, - он показал чашкой на своего гоблина, - тоже тебя заждался.
"Нотариус" был тем самым подонком с тухлым взглядом, который на днях в конторке у Пронина ударил меня сзади бутылкой по голове.
Пронин жестом пригласил меня сесть на свободный стул. Похоже и сейчас у него вместо чая водка. За речью своей совсем не следит.
- Ну что? Приступим к переговорам?
- Я готов уладить все недоразумения, - сказал я, едва сдерживаясь, чтобы не броситься на Пронина и не врезать ему кулаком в его мясистый нос. Но коли уж решил вживаться в роль адвоката - буду это делать до конца. Да и годы работы с убийцами научили меня быть в какой-то мере артистом. Здесь выигрывает совсем не тот, кто первый и громко крикнет, а тот, кто последним тихо выйдет.
Ещё совсем недавно я работал следователем. И отлично знал, что адвокаты нередко исчезают, чтобы по весне "подснежником" вытаять где-нибудь за городом на обочине дороги в молодом ельнике. Тем не менее, также как и другие обыватели, я наивно полагал, что адвокат - это паразит на теле следователя и судьи, и что адвокатский хлеб лёгкий и чрезвычайно вкусный. Теперь я знаю, что ошибался.
- Понятен, - ответил я. - Только как будем считать? Вы какой срок считаете для своего сына справедливым?
- Он вообще должен был гулять на свободе! Но ладно, считаю, что весь срок заключения его в тюрьме свыше восьми лет тобой должен быть оплачен из расчёта тысяча баксов за каждый месяц отсидки. Это по-божески. Его сожительница Кириллова тоже должна была остаться на свободе. Это уже сто процентов! Поэтому, тут ты оплачиваешь по этому же тарифу каждый месяц ее отсидки, начиная уже со дня ее задержания. Ну и вернешь все те деньги, которые уже получил от меня. Не справился с заданием - плати! Понятно?
- Понятно. Чего же тут непонятного, - ответил я.- Хотя гарантий я Вам при заключении договора по защите никаких не давал. И потом, что это за намёки такие угрожающие - записки в квартире моей жены?
- Веретено ты бодливое! Намёки на то они и намёки, чтобы думать головой, прежде чем совершать что-то сгоряча. Ясно?
- Ясно.
- Ну, коли ясно, давай ближе к сути. Чем ты располагаешь? Что у тебя за душой?
- Кроме однокомнатной квартиры у меня ничего нет.
- Это тридцать тысяч баксов, ну сорок от силы. И это всё?
- Да. Это всё.
- Эх! Овца в овечьей шкуре! Этого хватит только на оплату одного года прозябания в тюрьме Кирилловой и моего сына!
- Но почему Вы решили, что Кириллову осудят, а Ваш сын получит больше восьми лет? Следствие в самом разгаре и до суда еще очень далеко.
Пронин достал из-за пазухи свою любимую фляжку, отвинтил крышку и отхлебнул из нее. Отхлебнул очень хорошо. Так, что закашлялся и расплескал содержимое фляжки.
Со стуком поставил фляжку на стол, он вытер ладонью мокрые губы и сказал изменившимся голосом:
- Решил - не решил! На хрен! Ты своё решай! Я думал, что холодный погреб тебе на пользу пошёл!- Пронин кивнул в сторону погреба, где я ещё не так давно сидел по его благословению.- А ты, похоже, не чешешься ни фига! Короче, я тебя предупредил! Имей в виду - побежишь жаловаться - ни я, так мои друзья достанут. Ни тебя, так твою жену и твою дочку...
Сидевший напротив Пронина-старшего гоблин-нотариус громко хмыкнул.
- Да-да, и дочку твою достанем, и малолетний её возраст не спасет, - продолжил Пронин.- Думаешь, не знаю, где ты жену с дочкой спрятал?
Пронин покосился на меня и снова отхлебнул из фляжки. И затем, обтерев рукавом пиджака, спрятал ее обратно.
Я тупо уставился в стол.
- Всё усёк, надеюсь?
Я не сводил своего взгляда со столешницы.
На столешнице четко отпечатался мокрый след от фляжки в виде свастики. Свастика в полумесяце. Это фляжка была изогнута в виде полумесяца! А на ее дне выгравирована свастика! Все разрозненные ниточки, за которые я беспорядочно дергал в эти дни, разом отпали, и в моем сознании развернулось полотно с четким узором происшедшего. Я всё понял!
- Ну, всё понял?
- Всё.
- Тогда свободен!
Я вышел из дома. Закрыл за собой дверь. Затем подпер ее стоявшим тут же в сенях ломом. Не выберутся! Окна зарешечены, а здесь лом!
Из сегодняшней встречи я окончательно уяснил, что Пронин и есть киллер, спрятавшийся за личину жалкого алкоголика. И шуточки его совсем не шутки. Это он убил директора рынка Дашлакиева. Сынок же Пронина, Олежка, был у него на подхвате. Олежка, за то, что порезал на куски женщину, получит лет двадцать. Кириллова, сожительница Олега, тоже схлопочет хороший срок за соучастие. А сам Пронин легко выскользнет. Паша Портнов следователь, мягко говоря, слишком прямолинейный. Пронина-старшего ему своими белыми и тонкими ручонками не ухватить.
Это что же тогда получается? С меня, адвоката, эти бандюганы, будут трясти порядка миллиона долларов за суровый приговор? Заведомо невыполнимое обязательство перед этим хладнокровным киллером! И надо добавить - мерзким киллером!
Возможно, это канистра с бензином, стоявшая в сенях, натолкнула меня на отчаянный шаг. Возможно...
...Когда к объятому со всех сторон пламенем дому стали сбегаться перепуганные люди, сделать они уже ничего не могли. Дом сгорел дотла. Я стоял в бурлящей толпе до конца, пока не прибыли с воем пожарные машины и не разметали напором воды затухшие, было, искры на пепелище.
Среди черных головешек высилась только закопченная печь и где то возле нее, в дымящемся обугленном хламе лежало то, что осталось от Пронина-старшего и его подручного.
Пожарные устало и разочарованно сматывали свои шланги.
- На всех не угодишь, - пробормотал я и направился к своей машине.
Может быть, я и хотел казаться самому себе спокойным, даже шёл не спеша и уверенно, словно и не оставалось за моей спиной два обгоревших трупа. На деле же я по-настоящему почувствовал, что значит идти на ватных ногах. Я совершенно не ощущал своих ног. А когда садился в машину вдруг услышал, что повторяю вслух слова:
- Я только защищался! Я всего лишь защищался!
Всю ночь я метался в бреду. Просыпался, наливал себе водку и, немного успокоившись, снова засыпал.
Иногда я беспокойно вскрикивал и вдруг проговаривал знакомую по фильмам фразу: "Господа присяжные заседатели!" Я хотел произнести свою защитительную речь в суде, но злобные лица присяжных парализовывали мою волю, и я понимал, что смертного приговора не избежать.