Этот человек жил в Альдруне - городе с суровыми законами, с мрачным и жадным правителем, с покорными, живущими в страхе его слугами и еще более покорными жителями. В этом городе, окруженном глубоким рвом и темными исполинскими стенами, походившем на военную обитель, не было ни маленьких ресторанчиков, ни шумных и веселых ярмарок, ни спортивных состязаний. Их заменяли многочисленные своды правил, нарушение которых влекло за собой неминуемую казнь. Серые, застывшие лица стражников, охранявших ворота, и большие скопления нищих, которые каждый день выходили из канализаций просить милостыню, а ночью вновь спускались в них на ночлег.
Было в этом городе всего два развлечения: первое из них заключалось в том, что по субботам на главную площадь выходил маленький человек с крытым фургоном и выдавал еду и одежду тем, кто имел специальные бумажечки. Но праздник этот был лишь для тех, у кого эти бумажечки были; для остальных же вход на главную площадь был закрыт стражниками с серыми, застывшими лицами. И остальные с надеждой в глазах смотрели на счастливых владельцев бумажек, когда те выходили с площади.
Второе развлечение проходило в Альдруне по воскресеньям - это было состязание между львом и человеком на специальной ограниченной площадке - состязание за жизнь. Сюда пропускали всех - и богатых, и нищих, но стражники с серыми лицами следили за тем, чтобы богатые стояли в первых рядах, а оборванцы в последних. Поэтому состязание обычно заканчивалась смертью не только лишь человека на площадке, которого выбирали либо из числа пленных воинов, либо из осужденных на казнь, но и смертью кого-либо из нищих, которого топтала беснующаяся толпа в последних рядах в страстном желании разглядеть хоть что-нибудь происходящее на площадке.
Этого человека звали Урдал, и он был из числа тех, для кого и суббота, и воскресенье были праздниками. Он был одним из самых богатых людей в Альдруне и даже смог откупиться от службы в королевской армии. Он всегда аплодировал льву, который по воскресеньям неизменно убивал человека. Порой он даже кидал на арену золотые монеты, а каждый месяц закупал у странствующих караванов побольше мяса и отдавал его на корм львам. В обычный же день он либо выезжал из города на охоту, подкупая стражников с серыми лицами у ворот, либо сидел на главной площади у фонтана, размышляя о будущем своих львов, представляя, как в следующее воскресенье один из львов будет раздирать на арене еще одного босяка, как он будет бросать золотые монеты и громко аплодировать, аплодировать, аплодировать...он даже улыбался от удовольствия, представляя, как он один заставит затихнуть огромную толпу нищеты позади него...
Последняя суббота июня начиналась для Урдала как и каждая суббота его последних двух десятков лет жизни. Еще было раннее утро, как он появился на главной площади в ожидании маленького человечка - королевского слуги. Вскоре начали появляться другие обладатели заветных бумажек, но они были не сравнимы с той кипой, которую Урдал держал в своей толстой левой руке. Из-за углов близлежащих строений показались нищие в своих рваных и неизменно грязных одеждах. Они с болью в помутневших глазах смотрели на площадь, вход на которую им был закрыт.
Вдруг послышался лязг и привычный хриплый звон нечищеного медного колокольчика, и стражники с серыми лицами пропустили на площадь дребезжащий фургончик. Счастливые люди получали свои жалкие крохи и, кладя их в маленькие кошели и пряча их за пазуху, благодарили маленького человечка и быстро скрывались в толпе подступавших нищих. Наконец очередь дошла и до Урдала, который получил от человечка три больших тюка, больше, чем обычно. Здесь был и специальный заказ из далекого южного королевства - несколько бурдюков с вином, корзина с экзотическими фруктами и халат, расшитый золотом. Урдал осмотрелся. Несколько десятков глаз больным, наполненным глубокой надеждой взглядом смотрели на него как на своего господина - спасителя. Один из них - молодой мужчина с большими черными глазами - вдруг сорвался с места и кинулся между двух стражников на главную площадь. Закованный в сталь воин бросился к нищему с обнаженным мечом, но Урдал сделал знак и остановил его. Он знал, почему к нему бежит бестелый, как он называл таких людей. Он уже по взгляду знал, чего хотят они от него, а этот взгляд, наполненный притворным отчаянием и муками, он видел чуть ли не каждый день. И на этот раз чутье его не подвело: нищий предлагал донести тюки до дома Урдала за бедные гроши. Урдал согласился, но когда мужчина ловким движением забросил мешки за плечо, он увидел, что у незнакомца не было одной руки. И тогда он еще больше обрадовался: пусть работа отнимет у него большие силы и причинит ему боль; он любил смотреть на человеческую боль, мучения и смерть, и руки его невольно потянулись аплодировать, когда нищий вздыхал и останавливался, чтобы отдышаться.
Наконец мужчина сбросил с плеч мешки, положив их на роскошное крыльцо дома-дворца. И вновь знакомый взгляд с притворной болью пронзил Урдала, и он вспомнил, что нужно заплатить калеке. Он даже дал ему целый золотой, но рука нищего не опускалась; тогда он положил на его ладонь еще одну монету - незнакомец по-прежнему не опускал руку; тогда Урдал дал ему еще монету, но ладонь с лежащими на ней тремя золотыми все не опускалась. Урдал рассердился и ударил бродягу по голове - тот упал, а монеты рассыпались по высохшей песчаной земле. Он любил бить безропотных нищих, потому что их боль была для него особенно дорога. И вновь его руки невольно потянулись аплодировать; он думал, что нищий в страхе убежит, забыв про свои монеты, но он почему-то безжизненно лежал на земле. Урдал подумал, что нищий умер, и ему стало не по себе, потому что откупиться за убийство нищего стоило четыре монеты, уж лучше бы он не бил калеку и отпустил бы его с тремя. И он подошел к телу, завернутому в какое-то тряпье.
Но вдруг бестелый встал и достал из-под обрубков одежды длинный ржавый меч. В конце узкой улочки показался стражник с серым лицом и, увидев нищего, нападавшего на Урдала, побежал к ним с алебардой в руках. Спустя несколько мгновений нищий уже был арестован, стражник вертел в руке длинный окровавленный меч, а Урдал лежал на песчаной земле, истекая кровью. Незнакомец все же успел отрубить ему левую руку.
Через месяц рана Урдала зажила, нищий сидел в тюрьме, потому как не мог оплатить стотысячный штраф за нападение на богача. И вот настало первое воскресенье августа, и Урдал решил идти на арену посмотреть на своих львов. В этот день должен был драться его любимый, самый могучий лев, которого он называл своим именем. Стражник с серым лицом объявил, что сегодня со львом будет бороться человек, чье имя неизвестно, потому что он из среды подземных бродяг...толпа бестелых ревела...но он попал в тюрьму за тяжелое преступление...нищета напирала, и серолицые стражники с трудом сдерживали эту могучую силу...по милости короля он сойдется в поединке со львом...один из стражников упал, но железный круг быстро сомкнулся, не пропустив в богатые ряды никого из нищих...и если он победит, то получит свободу...
На арену вышел человек в рваных одеждах без одной руки, и Урдал сразу узнал в нем того незнакомца. Первые ряды кричали, чтобы лев не жалел калеку, а толпа нищеты поддерживала несчастного бестелого. Урдал чувствовал напряжение борьбы, ведь ценой поединка была не только жизнь, но и свобода. Калека, похоже, сознательно шел на смерть, и лев без труда разорвал его на части. Урдалу стало скучно: то ли потому, что человек не сопротивлялся, то ли потому, что лев был слишком силен для однорукого босяка, то ли потому, что толпа нищих быстро затихла или потому, что богачи быстро разошлись, даже не обменявшись впечатлениями от поединка. Так или иначе, ему не хотелось бросать на арену монеты, не хотелось аплодировать, если бы он и мог.
Тут он посмотрел на арену - она была пуста, и лишь куски тела нищего были разбросаны по раскаленной от палящего солнца каменной плите. На самом краю арены лежала рука нищего - та самая рука, которая так ловко обращалась с тяжелыми тюками, та самая рука, которая робко протянулась к Урдалу в последнюю субботу июня. Урдал осмотрелся и, убедившись в том, что его никто не видит, быстро спрятал руку нищего в мешок.
Осенью рука нищего стала рукой Урдала и, хотя она неловко болталась, он уже был не похож на калеку. На смену правителю Альдруна пришел посланник правителя южного королевства, чья армия разбила армию Альдруна. Но жителям его было все равно, кто управляет их жизнями, и жизнь в городе текла по-прежнему для всех, но для Урдала нет: из праздников его исчезло воскресенье, а затем и суббота, потому как он ограничился лишь услугами ежемесячного каравана. Но вот год спустя в дверь к нему постучался стражник с серым лицом и, извинившись за беспокойство, сообщил, что нынешний правитель Альдруна ищет бродягу, который искалечил нескольких очень важных жителей южного королевства и, возможно, он перебрался в Альдрун. Теперь он хочет проверить каждого жителя на наличие особой приметы - на левой руке чуть выше локтя должно быть тюремное клеймо южного ордена. Урдал хотел подать ему левую руку, но, вспомнив, что это рука нищего, сделал знак стражнику, чтобы то сам проверил его.
Стражник медленно приподнял рукав халата и невольно вскрикнул от ужаса - на руке стояло клеймо.
Через несколько дней Урдал был осужден, но новый правитель Альдруна очень любил развлечения и любил аплодировать разъяренным львам, поэтому виселицу решили заменить поединком со львом, хотя каждый понимал, что это и есть смертная казнь. Улдара вывели на арену, а сидевший в первых рядах правитель объявил, что человеку запрещено бороться левой рукой: на ней клеймо, поэтому она принадлежит не ему, а южному королевству, но, чтобы уравнять силы человека и зверя, льву пришлось отрубить одну лапу.
Перед Улдаром появился совершенно незнакомый ему новый лев, но что-то знакомое было в его больших черных глазах, пронизанных болью и мучением. Улдар не сопротивлялся и не слышал звона летящих на арену монет и аплодисментов богачей - он лишь думал о том, что в воротах между жизнью и смертью стоят не стражники с серыми лицами, которых можно подкупить, а тот самый нищий-калека с ржавым мечом. С этой мыслью он погрузился в небытие, но где-то внутри оставалась надежда на то, что стражник-калека отсечет ему левую руку и пропустит его в царство смерти, где нет суровых законов, где нет богатых и нищих, где нет денег и трудной жизни, где можно аплодировать одной рукой....