Аннотация: Пока не знаю, как дальше пойдет и куда зайдет ... посмотрю на читательский отклик и все остальное. Предыстория: https://red-atomic-tank.livejournal.com/tag/40.000
Особая благодарность:
Флику, из-за которого все давным-давно началось.
Не Тем Ролевым Играм в полном составе за регулярные консультации по удивительной вселенной WH и с надеждой, что со временем еще по БатлТеху поводимся.
Олегу Борисову, который каждый раз сподвигает меня продолжать иейсательство руками, когда кажется, что все, пора завязывать с этим делом.
Кларенсу - за наводку на Отряд.
Владимиру - за регулярные напоминания, что 'Ваха' это хорошо и надо бы еще что-нибудь про нее написать.
Крип
Кто-то должен трудиться во мгле, чтобы прочие могли жить при свете.
Рик Янси 'Монстролог'
Глава 1
Пахло кровью и смертью. Ольга никогда не видела мертвецов и тем более их не обоняла, но почему-то сразу и безоговорочно поняла - так ужасающе вонять может исключительно смерть. Специфический, чуть сладковатый запах с нотками горечи. Нельзя сказать, что он был совсем уж неприятен ... слово 'неприятно' здесь не подходило, поскольку совершенно не передавало ощущение. Скорее запах был предельно чужд живому. Как обычный паук млекопитающему. Запах вызывал инстинктивное желание бежать, скрыться, будил панику в самой сердцевине души.
Ольга нечленораздельно замычала, дернула всеми конечностями сразу, шлепая ладонями по чему-то склизкому - неожиданно получилось. Вместе с ощущением тела понемногу возвращались прочие чувства, в первую очередь слух, затем и зрение.
Так, что вокруг?.. Хрень какая-то вокруг...
Ольга покрутила головой, протерла глаза - очень скверная оказалась идея! Грязные руки лишь призвали водопад слез. Проморгавшись, девушка посмотрела на пальцы, стараясь понять, откуда грязь. Ох, ни хера себе! Не просто грязь, а какая-то липкая жижа с мелким чешуйками, как у свернувшейся крови...
- Ебись оно в три прогиба, - прошептала Ольга, сразу забыв о том, что она типа как светская дама и вообще городская, пусть в первом поколении. Прозвучавшая характеристика оказалась удивительно к месту, потому что в данном случае окружающий ландшафт определялся именно так - и никак иначе.
Больше всего это напоминало какую-то молельню. Или склеп. В общем, явно что-то культовое, старинное. Ничего модернового, никакого пластика, а еще ни одного прямого угла. Круглый зал размером где-то с обычную детскую площадку, то ли бетонный, то ли каменный. Сколько тут метров, какой радиус... А хер его знает. Стены сходились в одну точку паутиной нервюр, метрах в трех над полом, так что помещение казалось внутренностью какого-то цитрусового со множеством долек. Тени между нервюрами сгущались ненормальной глубиной, как чернильные кляксы. И вообще все здесь было ненормальным.
При более внимательном обзоре девушка поняла, что каменные стены расписаны какой-то ерундой, от самого пола и дальше ввысь. Роспись... Нет, скорее текст, причем щедро обляпанный поверх красной краской. Буквы были знакомые, почти все. Обычная латиница, но, как и вся зала - без единого прямого угла. Все плавное, изображено летящими штрихами со всевозможными завитушками. Некоторые символы все же казались неизвестными, но при этом не производили впечатление чуждых вкраплений в текст. Просто другие буквы того же алфавита.
Пол очень гладкий и мокрый. Посередине зала располагался ... алтарь? В общем, какой-то постамент, больше всего похожий на алтарь. По-видимому, на нем раньше что-то лежало, теперь это 'что-то' рассыпалось в стеклянную крошку. Крошки было много, она походила на алмазную пыль, во всяком случае, свет отражала так же красиво и ярко.
А откуда свет? Черт его знает... Ольга не видела ни светильника, ни чего-то похожего. Но свет откуда-то происходил, видно было не как днем и даже не как при старой лампе накаливания, но более-менее. Хотя лучше бы света не было, поскольку в этот момент девушка осознала, что стены обмазаны отнюдь не краской. И пол. И вообще вокруг, включая ее собственную одежду, а также все остальное.
- Сука! - с неподдельной искренностью вымолвила Ольга.
Что ж, по крайней мере, стало понятно, откуда тошнотворный запах. Правда, возник другой вопрос - что могло так разнести ... кстати, а сколько здесь всего оказалось жертв?
Вот сейчас Ольгу все же накрыло неудержимой волной тошноты. В мозгу как будто открыли заслонку, за которой пряталось полное осознание безумия происходящего. Склеп, символы, кровавое желе и небольшие - не выше щиколотки - холмики, в которых угадывались фрагментированные кости, щедро смешанные с фаршем из внутренностей и рваной одеждой.
Рвало ее долго и мучительно. Хуже всего был запах - после очередной судороги легкие сами жадно всасывали новую порцию воздуха, смрад бил прямо в солнечное сплетение, и цикл повторялся, до брызг желудочного сока из пустого желудка, режущей боли в глазах и ощущения, что диафрагма вот-вот разорвется.
- Salva me.
Человек. Укрылся в тени, неподвижен. Единственное более-менее целое тело в пределах видимости. Как она раньше его не заметила? Ольга машинально вытерла рот рукавом, болезненно глотнула, пытаясь отключиться от ощущения подсыхающей крови на ладонях. Всмотрелась в тень, превозмогая больную голову, красный туман перед глазами, а также гудение в ушах.
Человек полулежал, полусидел, прислонившись к пилястру. Рядом валялось что-то длинное, металлическое, похожее на ружье с очень толстым стволом. Оружию крепко досталось - ствол был согнут под углом градусов сорок-сорок пять, выглядело это жутковато и наводило на мысль - кто же ухитрился так раздраконить оружейную сталь в палец толщиной?
Первое впечатление, которое производил единственный живой и целый человек - монохромность. Он был полностью облачен в черное. Не темно-серое, не синее, а настоящий угольный мрак. Черные сапоги - не берцы! - на толстенной подошве со множеством застежек вдоль высоких голенищ. Черный плащ, тяжелый и 'дубовый' даже на вид, лежащий грубыми складками. Стоячий воротник, похожий на часть доспеха, торчит до скул, прикрывая нижнюю часть лица. Перчатки с накладками, как настоящий 'тактикул', только больше, жестче и как-то ... гротескнее. Передняя часть плаща обуглилась, висела драными лохмами, под ней матово поблескивало что-то похожее на кирасу, славно помятую молотками. Разумеется, тоже черного цвета.
На поясе висел двойной подсумок из толстой кожи, одно из отделений выпускало наружу тонкую трубочку, похожую на капельницу. Трубка впилась в шею бедолаги толстой иглой, а на подсумке тревожно мигала желтая лампочка, совсем как светодиод. На плаще были какие-то символы, серебристо-белого цвета, но они сглаживались в тени, словно растворялись в ней.
А белого цвета оказалось лицо. Бледное, по-видимому, от природы, сейчас оно полностью обескровилось, приобретя странный, жутковатый оттенок - смесь белого и серого оттенков. Ольга моргнула и почувствовала дрожь в руках, а затем и по всему телу. Только сейчас она поняла, что человек в бронеплаще страшно ранен. Ольга удачно разминулась (до этой минуты, по крайней мере) не только с мертвецами, но и тяжелыми увечьями, поэтому разум сначала не зацепил вывернутую под ненормальным углом стопу ... нет, пожалуй и колено ... вообще то вся левая нога от бедра была скручена вдоль оси снаружи внутрь, как у пластилинового человечка в руках ребенка. Судя по жалко подвернутой руке и общей скособоченности, что-то ударило прямо в грудь человека, зацепило всю левую половину. Броня выстояла, но сила удара оказалась слишком велика.
Ольга сглотнула, пытаясь понять - отчего неизвестный все еще жив. Внутренний голос кричал, что с такими повреждениями люди жить не могут. Однако чужак находился в сознании и более того, очень внимательно смотрел на нее. Глаза неизвестного казались бездонными провалами на серо-белом лице, темные зрачки невероятно расширились от боли, однако в них бились мысль и сознание.
- Salva me, - властно повторил чужак.
Прозвучало как приказ, от человека, привыкшего к подчинению. Однако вышло не слишком впечатляюще от того, что 'черный плащ' вдохнул, и застонал сквозь зубы от боли в ребрах, смазав последнее слово в протяжном стоне. Крошечные алые капли выступили на серых губах.
- Ego Inquisitor sum. Audi me.
На этот раз он говорил тише, стараясь не потревожить изломанное тело. И, кажется, не мог сдержать удивление от реакции Ольги. Точнее - от отсутствия таковой. Черный смотрел на девушку. Девушка молча смотрела на черного - 'как баран на новые ворота', если обратиться к богатому словарному запасу мачехи - не понимая, что он говорит. Отдельные слова казались знакомыми, язык - родственный английскому, которого она худо-бедно набралась, пока работала в 'студии красоты'. Но все вместе оказалось совершенно неразборчивым.
Испанский? Нет, слишком рубленые и четкие фразы. Немецкий? Тоже нет, наоборот, слишком плавно. Может, французский... И какого буя здесь делает француз?
- Quis es tu, quid tibi nomen est? - сделал еще одну попытку кособокий.
Точно, француз. Но яснее от этого обстановка не стала.
И что за шум снаружи...
Господи, страшнота какая вокруг.
Мысли путались, цеплялись друг за дружку и в итоге ни одна толком не додумывалась. Что за херня здесь творится? Может быть какие-нибудь террористы? Некстати вспомнилась глупая фраза из старого фильма: 'Саддам Хуссейн напал на нас!'.
Нет, окажись это террористы, у них должно быть знакомое оружие и прочая амуниция. А здесь все окружение напоминало декорации из высокобюджетного фантастического фильма. Эта, как ее... 'Дюна' восьмидесятых годов от какого-то американского наркота. Линч, да, точно Линч. Только без изнанки в виде фанеры, скотча и торчащих гвоздей. И куда-то пропал статист с щелкалкой на которой положено писать реквизиты дубля.
- Debemus recedere ex ...
Кажется, черного таки ушатали его раны, голос затихал, слова теряли разборчивость. Серо-белый цвет понемногу уступал сине-зеленому. Вот сейчас неизвестный действительно с каждой секундой все больше походил на жмурика. И он уже не требовал, а просил. Насколько получалось у того, что, похоже, давно отвык молить о чем-нибудь. Желтый сигнал на подсумке смерился красным.
Шум, снова это жужжание в ушах, похожее то ли на пасеку, то ли на гул прибоя... надо как-то выглянуть наружу, позвать на помощь. Хотя несчастному гаврику точно уже не помочь.
- Redeant in ambobus necabo, - выдохнул черный и уставился на Ольгу тусклыми глазами. Похоже, он исчерпал запас красноречия и приготовился к худшему.
Больше всего девушке хотелось сказать 'иди в жопу' и свалить - поскорее, подальше. Голова болела все сильнее, еще болела диафрагма, глаза... да вообще все болело. И гудело в ушах. Останавливали Ольгу три вещи. Во-первых, она не видела ничего, что можно было счесть выходом. Совсем ничего. Во-вторых, перед ней умирал человек, а Ольга, конечно, любила побравировать цинизмом - кто в молодости этого избежал? - однако не настолько, чтобы оставить беспомощного умирать дальше. В третьих ...
Этого она додумать уже не успела. Девушка, наконец, поняла, что порядком доставший гул в ушах - не иллюзия, а настоящий звук, пробивающийся сквозь стены. А затем сообразила, на что звук больше всего похож.
В старых книгах такую ситуацию обычно описывали как-нибудь красочно - 'кровь застыла в жилах' и все такое. Ольга всегда искренне веселилась над архаичными оборотами 'староглиняных времен'. Только не сейчас, потому что чувствовала она себя именно так, как описано. Будто вся кровь разом заледенела, проморозив тело насквозь невыразимым ужасом.
Она поняла, что это за звук доносится снаружи.
Бежать, надо бежать!
Ольга заметалась, суматошно и бессистемно, оскальзываясь на гладком полу, хорошо смазанном кровью и еще какой-то студенистой дрянью.
Бежать, бежать, бежать!
Подальше от ужасающего воя тысяч глоток, что бушевал, приближаясь, где-то за толстыми стенами. Как звучит вопль множества людей девушка, разумеется, слышала - спасибо ю-тубу и кинематографу. Но здесь ... задай сейчас кто спокойный, отстраненный вопрос - а что, собственно, не так? - Ольга вряд ли сумела бы ответить. Просто ... уши подсказывали ей два совершенно объективных факта. Первый - снаружи кричит какая-то безумная толпа людей. Второй - нормальные люди такие демонические вопли издавать не могут. Не могут - и все. Вой, даже приглушенный преградой, проникал куда-то вглубь сознания, будил атавистический страх голой обезьяны перед ужасами мира, погруженного во тьму.
Только бежать!
Но куда?
Ольга сцепила кулаки, в панике закрутила головой, бросилась к ближайшей стене и заколотила по ней, разбивая кулаки об острые грани.
- Выпустите! - заорала она, лихорадочно соображая, что как-то же сюда попали все те, кого потом перекрутило на фарш вместе с одеждой и содержимым кишок. А если они вошли, значит можно и выйти!
- Выпустите меня!
И ей ответили. Ольга шагнула назад, чувствуя, как стена отзывается вибрацией, словно по ней разом заколотило множество рук с другой стороны. Кто бы там ни был, он, а скорее они, намерены прорваться внутрь. И, может быть, у них получится. Девушка машинально закрылась руками, словно пытаясь отгородиться от внешней угрозы, чувствуя бессильное отчаяние и апатию.
Выхода нет.
Так, минуту... А этот мрачный дядька в плаще для бэдээсэма, который вот-вот отдаст богу душу? Ольга посмотрела на все еще живого 'кривоножку', так она его с ходу обозвала для себя. Удивительно, но плащеносец ответил затуманенным, но все еще осмысленным взглядом. Кажется, он тоже оценил диспозицию.
- Выпусти меня, - попросила девушка, пытаясь протереть испачканное лицо, рукавом. Подумала пару мгновений и добавила, как можно четче и разборчивее. - Сэйв ми. Плиз. Хелп.
- Ты все равно сдохнешь, ну так мне хоть помоги напоследок, - добавила она шепотом, не опасаясь, что тот поймет - русский язык кривоногому был явно незнаком.
- Salva me.
Так, он это уже говорил. И что бы это значило?
- Вот козел, - с чувством вымолвила девушка, борясь с желанием стукнуть собеседника прямо по лбу.
'Сальве ме'... Насчет 'ме' понятно, наверняка это 'я', 'мне'. А 'сальве'... Наверное 'помоги', в такой обстановке другого ничего и не скажешь. Опять же похоже на 'сейв', 'сейв ми', 'сальве ме'.
- Козел, - повторила она, умом, в общем-то, понимая, что звучит весьма несправедливо. Но очень уж все вокруг складывалось мерзко, и кто-то наверняка во всем был виноват.
- И что я могу для тебя сделать?..
Она шагнула через силу, еще и еще раз. Вблизи плащеносец еще и вонял горелой одеждой, а также жженой пластмассой. Наверное, от оплавленного броника, который принял на себя залп неведомой херни, хотя полностью защитить хозяина не сумел. Ольга опустилась на колени рядом со страждущим.
- Да кто ты вообще такой...
Похоже, черный хоть и не понял ни слова, эмоциональный контекст уловил. Он медленно поднял правую руку, приложил ладонь к сердцу и, морщась от боли, раздельно сказал что-то. Что именно - Ольга почти не разобрала, слишком кратко и невнятно прозвучало сказанное, сплошные согласные. 'Корупмнт' какой-то... Коррупционер по местному?
- Армянин, что ли? - вслух подумала она. - Нет, будешь 'Крип'. Ты и так криповый, что караул просто.
На самом деле раненый вблизи оказался не очень страшным. И не старым. Если стереть с лица маску страдания и брызги свернувшейся крови, бедняге можно было бы дать лет тридцать, а может и меньше.
Поняв, что его переименовали, 'Крип' опять скорчил рожу. Через силу и боль медленно пробормотал:
- Et ego coriarius. Quaestiones.
- Да хоть квартеронец и вжопудранец, - пробормотала Ольга, притрагиваясь к драному плащу. - Делать то что с тобой?
Раненый дышал тяжело, с хрипом, который, казалось, рвался из самой глубины легких. Ольга отчетливо поняла, что счет для 'квастиониса' пошел уже на минуты. Непонятно было, какая сила все еще держит его на этой стороне жизни, но ее действие определенно заканчивалось.
- Твою мать, - с чувством сообщила парикмахерша и попробовала раздвинуть полы черного плаща. Толстая многослойная ткань оказалась именно такой, какой и выглядела со стороны - жесткой плохо гнущейся. Ольга искала хоть что-то похожее на аптечку и не находила. Только странная бляха размером с ладонь на толстой цепочке. На бляхе четко выделялась гравировка - те то буква, не то символ, похожий на букву. Крест с небольшими боковыми перекладинами или латинская 'I', перечеркнутая двумя-тремя горизонтальными линиями. И классическая 'мертвая голова' на пересечении.
Нацизм, блин, какой-то. И ничего похожего на аптечку. Только пустая кобура, причем кожаная, сшитая грубыми стежками, кажется вручную. Даже ножика нет.
- Аптечка! - в отчаянии крикнула девушка и сразу осеклась, сообразив, что ее могут слышать те, снаружи. Подумалось, что насколько их вой непохож на человеческие голоса, настолько, должно быть, они не похожи на обычных людей. Долбили они, по крайней мере, с нечеловеческой силой.
- У тебя хоть что-то есть? Шприц-тюбик, еще какая херня?
'Квастионис' молчал. Кажется, провалился в шок.
Ольга опустила руки, чувствуя, как ее захлестывает отчаяние. Перед ней умирал человек, и девушка оказалась бессильна. Она уже забыла, как готовилась бросить несчастного прямо здесь.
Эх... В хороший книге у нее обязательно оказались бы нужные знания. Скажем курсы парамедицины за плечами. Или хотя бы родственник из медицины, родитель, а лучше дед. И можно было бы вспомнить старые мудрые советы, как раз на тему дня. Но родственников-медиков у Ольге не имелось, а те, что были... в общем родня - самое последнее, о чем девушка стала бы думать хорошо, тем более в такой момент.
- Что же мне с тобой делать... - прошептала она, чувствуя, как подступающие слезы жгут воспаленные глаза. От дикого стресса и вони снова захотелось блевать. И лампочка эта, она вроде еще и пищит, да так тоненько и мерзко, что пробивается даже сквозь внешний шум.
Ольга скорчилась, сложилась почти пополам, как складной ножик. Хотелось закрыть глаза и уши, ни о чем не думать, забыть, что вокруг полный фарш, сатанизм и пиздец. Лампочка эта еще...
Лампочка. Красная. Пищит.
Дрожащими пальцами Ольга притронулась к поясному футляру, который был похож на подсумок из альбома про вооружение немецких пихотов-фашистов. Он был двойной, жесткий и кажется, сшит из той же кожи, что кобура. Красная лампочка... а раньше она была желтая. И что за трубка? Ольга внимательно осмотрела 'капельницу', которая действительно казалась настоящей капельницей, только из материала потемнее и какой-то более 'стекловидной'. Ее воткнули в шею Крипа, в область сонной артерии, грубо, сильно, так, что кровь наружу выступила. Хм... если кривоногий правша, то, похоже, он ее сам себе и ткнул, движением снизу вверх, под хорошим таким углом.
Интересно.
Ольга вернулась к подсумку, попробовала его открыть. Застежка оказалась жесткой, пара ногтей сломалась.
- Падла, - прокомментировала девушка утрату, стараясь не вспоминать, сколько стоило наращивание, пусть даже в родном салоне и со скидкой. Конечно, думать о такой мелочи сейчас было по меньшей мере глупо, но такие простые, приземленные мысли как-то привязывали к реальности. Потому что всего окружающего, видимого и слышимого, существовать просто не могло. Ольга чувствовала, как налет городской жизни слетает с нее, как лист на ветру, обнажая ту, прежнюю девчонку, цепкого деревенского зверька, который не рефлексирует, а выживает. И потом уже рефлексирует, под настроение.
- Так, вот это уже более-менее понятно, - пробормотала она, глядя на две цилиндрические штуки, что показались из-под крышки подсумка. Похожи они были на увеличенные батарейки или пивные банки. У каждой разъем на крышке и лампочка, похожая на светодиод. Одна мигала красным сквозь прорезь в подсумке и тянулась капельницей к шее Крипа, а вторая, соответственно, нет.
- Рискнем? - спросила сама себя Ольга и для порядка глянула на черного. Тот полулежал-полусидел без движения и смотрел сквозь девушку невидящим взором. На посиневших губах вздулось несколько розовых пузырьков.
Ольга попробовала выкрутить переходник, соединяющий капельницу с банкой. К счастью, закручено было не до конца, так что она почти сразу поняла - резьба идет не по часовой стрелке, а наоборот, так что крутить надо слева направо. Получилось. Банка тихонько зашипела, красный огонек умер. Ольга выдохнула, попробовала унять дрожь в пальцах. Подумала, что с точки зрения санитарии здесь даже не помойка, а полный сортир, так что если Крип и вытянет (а он точно не вытянет), то помрет от заражения.
- И 'ягой' заполируем, - процитировала Ольга сводного брата (чтоб он сдох), вкручивая стаканчик переходника во вторую 'батарейку'. Прошло легко. И ничего не случилось.
Ольга тихонько подергала трубку, стукнула по банке, поискала какой-нибудь скрытый переключатель или хотя бы кнопку. Ничего.
- Чудо враждебной техники...
Она попробовала еще крутнуть, цилиндрик через силу, очень жестко провернулся на четверть оборота, в банке что-то щелкнуло, как будто внутри накололась мембрана. Мигнул зеленый огонек. Если приложить пальцы к банке, то можно было почувствовать легчайшую вибрацию, как будто внутри заработал бесшумный моторчик. Сквозь темную капельницу ничего не было видно, но девушка была уверена, что какая-то субстанция потекла по ней, вливаясь в артерию. Может даже и с пузырьками воздуха.
Черт, об этом она не подумала. С другой стороны - поздно. Да если бы и подумала, что можно было сделать?
Ольга сидела на коленях и молча ждала. Снаружи выли, бесновались и колотили. Звук казался очень глухим, как будто проходил через метр-другой бетона. И от этого становился еще страшнее - если слышно даже здесь, что же творится там, снаружи?
Крип очнулся внезапно, как будто вырвался из глубокого сна. Тяжко вздохнул, закашлялся кровью, посмотрел на Ольгу вполне осмысленно. Скосил глаза вниз, осторожными, легкими движениями коснулся батареи.
- Tibi gratias ago, - прошептал он.
- Не за что, обращайтесь в любой момент, - нервно хихикнула девушка. - А теперь вытаскивай наши задницы отсюда...
Прозвучало так убого, что аж зубы свело, но воспитанное на современной масс-медийности сознание выдало привычный шаблон. Хорошо, что Крип ни слова не понял, разве что общий посыл.
Грохот снаружи тем временем усилился, со стен кое-где посыпалась крошка. Хрустя, зазмеились первые трещинки, сначала едва заметные. Неизвестно, сколько было снаружи разрушителей и чем они пользовались, но стало ясно - неизвестные точно вознамерились разобрать 'крипту' и скорее всего преуспеют.
- Exitus est ex loci iste, ostendo vobis, - выдавил через силу и боль Крип. Подумал пару секунд и показал пальцем на штаны Ольги. Та непонимающе уставилась на черного. Тот, скрипя зубами от боли и злости, медленно вытянул руку и коснулся пряжки ремня.
Ольга открыла было рот, чтобы четко и внятно высказать все, что думает про долбанутого эротомана, пересмотревшего всяких 'Предстояний'. Осеклась и закрыла рот, поняв, чего хочет Крип. Расстегнула металлическую пряжку с чеканеным крокодильчиком, вытащила ремень. Помогла раненому свернуть его вдвое. Крип теперь действовал и левой рукой, но еще медленнее и хуже, чем более-менее целой правой. Плащеносец сунул в рот кожаную ленту, крепко прикусил и молча указал на противоположную стену. На лбу Крипа выступили бисеринки пота, зрачки расширились еще больше в ожидании неминуемого.
Удары снаружи доносились все чаще, со сводчатого потолка уже сыпалась не пыль, а крошка.
- Он сказал 'поехали', - выдавила через силу Ольга и крепко ухватилась за высокий воротник на плаще.
Крип что-то пробурчал, но сквозь стиснутые зубы и ремень прорвалось лишь невнятное 'бу-бу-бу'.
Ольга хотело было сказать еще что-нибудь вроде 'будет больно', но поняла, что лишь оттягивает время, которого и так почти не осталось. Она молча потянула, стараясь, чтобы получилось ровно, аккуратно. Естественно, хорошо не получилось, вышел грубый рывок, Крип глухо и страшно завыл, вращая глазами, руки его задергались в неконтролируемых судорогах. Ольга тянула дальше, не в силах даже материться, мечтая, чтобы все это как-нибудь закончилось.
Глава 2
Дальнейшее происходило как в тумане. Сознание поплыло, Ольга словно раздвоилась. Одна ее часть двигала непослушным, ватным телом, тащила Крипа сквозь открывшийся потайной ход, продиралась меж горячих труб и старых кабелей в кольчатой оплетке. Другая ушла куда-то вглубь, где не было ничего кроме отчаянного желания наконец-то закончить этот безумный кошмар, бредовый сон. Там, на дне сознания, девчонка представляла себе, что всего этого вокруг просто нет. Ничего нет - ни тяжелого, поминутно теряющего сознание плащеносца, ни тоннеля, похожего на вентиляционный канал из какого-то хоррора восьмидесятых годов.
Ничего нет.
Совсем ничего.
И длилось это хрен знает сколько времени. Дольше чем бесконечность, наверное. Ну, или самую малость короче.
Безумно хотелось пить. Примерно так же она чувствовала себя однажды, год с лишним назад, когда с вечера накатили в хорошей компании, а утром пришлось идти подменять некстати приболевшую напарницу, причем без опции увильнуть под благовидным предлогом. Это неприятное чувство, когда надо куда-то идти, что-то делать, причем надо еще старательно изображать живого, здорового человека, в то время как больше всего хочется лечь и заснуть прямо под гидравлическим креслом, среди невыметенных патл. Сейчас ничего изображать не требовалось, можно было корчить любые рожи, материться со всей дури, но и чувствовала она себя намного - просто непередаваемо - хуже. От усталости мутило до кислой желчи во рту, а от жажды дико болела голова, и ноги заплетались. Красный свет редких служебных ламп резал глаза и, казалось, отдавался пульсацией раскаленными иголками где-то в темени.
Крип в очередной раз вырубился, оскалившись, как вампир, и закатив глаза под полуприкрытыми веками. Немудрено, с такими то травмами и такой, прости господи, транспортировкой. Ольга плохо помнила, как она тащила за воротник тяжелого парня, повинуясь его обрывочным указаниям. Кажется, они пролезли через какой-то лаз в коммуникационный тоннель или что-то подобное. Затем еще несколько раз ломились через люки, точнее она пролезала, а затем, в голос матерясь, протаскивала рычащего от боли Крипа, которому даже изжеванный, прокушенный насквозь ремень уже не помогал. Кто бы ей сказал, что в руках окажется столько силы, даже с поправкой на помощь самого увечного, который отталкивался ногой как мог. Некстати вспомнился папаня с его коронным 'Да на тебе, падлюка такая, пахать надо!'.
Смотреть на мучения бедолаги не было никаких сил, и девушка ежеминутно хотела его бросить - чтобы не видеть больше это лицо, на котором отражалась бесконечная, запредельная боль. Но каждый раз что-то останавливало. Может, память о матери, которая так же страдала перед смертью в затянувшейся раковой агонии, брошенная всеми кроме дочки. А может, толика невольного уважения к человеку, который на голой воле превозмогал, кажется, саму смерть. Более того, когда парень был в сознании, а Ольгу снова пробивало на истерическое рыдание, он даже пытался ее утешать. Во всяком случае, так девушке казалось, поскольку она по-прежнему ни слова не понимала, ориентируясь лишь на интонацию.
Тяжелее всего было закрывать за собой люки, небольшие, но очень толстые, с клепками и штурвалами. Крип настаивал, чтобы все они запирались, жестикулируя как умалишенный, насколько позволяли раны, и Ольга с этим вполне согласилась, понимая, что они каким-то чудом разминулись с неведомой силой, разносившей снаружи кровавый склеп. И сила эта вполне способна проследовать за беглецами. Но от согласия ржавые, прикипевшие друг к другу шестерни лучше крутиться никак не желали. Судя по состоянию тоннелей и толстому слою пыли, парикмахерша и гламурный садист в плаще были здесь первыми гостями за долгие месяцы, если не годы. Но по сравнению с уже произошедшим экстримом липкая, мохнатая пыль, похожая на свалявшуюся до войлока паутину, казалась милым, незначительным довеском.
- Ego sum servus Imperatoris ... - пробормотал сквозь зубы очнувшийся Крип. Он дышал тяжело, с присвистом, но кровавой пены на губах не было. Ольга ни хрена не понимала в медицине, но про сломанные ребра и проткнутые легкие слышала. Казалось странным, что подобное не случилось с этим садомазо-нацистом. Судя по состоянию глянцевой кирасы, половина грудной клетки несчастного должна была стать крошевом из костей и порванного легкого.
- Заткнись, бога ради, - выдохнула Ольга, собираясь с силами для очередного рывка. Предстояло тащить раненого еще метров десять, до очередного люка, на этот раз, для разнообразия, восьмиугольного.
Сука... А ведь предлагали ей идти на курсы парамедицины. И даже почти согласилась. Но потом то да се, пятое-десятое, все откладывалось да откладывалось... А теперь этот херов Блейд в плаще откинется у нее на руках не пойми от чего. И ничего не поделать, она даже диагноз ему толком не поставит.
Ольга с ужасом подумала, что 'пивная банка', буквально воскресившая Крипа, наверняка не бездонная, значит, довольно скоро закончится. И тогда ... Непонятно, что тогда и главное - как этому помешать, но ближайшая цель маячила впереди, тускло отсвечивая в красном свете металлической полировкой. А там видно будет.
Черт возьми! Глупость какая. Как там у Сапковского было - 'от злости захотелось укусить себя в зад', вроде? А, неважно. 'Хорошая мысля приходит опосля'.
- Стопэ, - 'пацанчиковое' словцо, прежде Ольге совершенно не свойственное, оказалось удивительно к месту.
- Давай ка снимем эту хрень, - задыхаясь, предложила девушка. Точнее декларировала намерение, понимая, что, во-первых эту гениальную мысль надо было подумать намного раньше, а, во-вторых не облегчив Крипа хотя бы килограммов на десять, дальше она его не вытянет.
Снять с бедняги плащ и кирасу оказалось задачей мучительной и, книжно говоря, нетривиальной. Для начала здесь было очень тесно, это само по себе сильно ограничивало возможности. Далее выяснилось, что у Крипа нет даже плохонького ножика, так что плотную, тяжелую одежду и броню пришлось расстегивать и снимать по-настоящему. И наконец, с деформированной кирасой пришлось помучиться отдельно, да еще стараясь не задеть капельницу. Попутно девушка заметила, что 'банка' замигала желтым огоньком.
Удивляться отсутствию нормальных застежек сил больше не оставалось. Ольга лишь отметила, что никакого фастекса на снаряжении Крипа не оказалось, ничего даже отдаленно похожего на всякие молли, а также прочую радость городского воена. Даже пуговиц имелось раз-два и обчелся, в основном все крепилось на толстых кожаных ремнях, как старые доспехи. И хер с ним, главное - тащить раненого стало не в пример легче. Да и сам он, кажется, вздохнул чуть свободнее. Под броней у Крипа оказалось что-то похожее на футболку в мелкую шестиугольную сетку, плотно обтянувшую крепкие мышцы. Блямбу с мертвой башкой увечный не отдал, сжимая в кулаке, как великую ценность. Ольга помогла перевесить увесистую цепь с кирасы на футболку.
- Imperator duxit et protegit me, - прошептал Крип, пытаясь одновременно отталкиваться дальше одной ногой в грязном сапоге, и сложить руки на груди в какую-то фигуру, переплетя большие пальцы. Будто крылья изображал.
- Misit me ad te.
- Ты, блядь, не Крип, - прошипела Ольга, цепляясь из последних сил в жесткий воротник, словно клещ. - Ты хуев Бэтмен. Звякни, что ли, Робину и Харли Квин, пусть они спасут нас побыстрее...
Нареченный Бэтмен снова обмяк и потерял сознание.
- Нет, так не пойдет, - прошептала Ольга, осознав, что с одной стороны без плаща Крип весит куда меньше, но с другой больше нет воротника, за который так удобно цепляться. Пришлось забрать обратно ремень и сделать петлю, пропустив ее под мышками Крипа. Импровизированная сбруя порвалась метра через три, доказав, что кетай остается кетаем, пусть на нем и написано 'Rochas'.
Девушка больно ушиблась затылком об острый угол кронштейна, сбила костяшки пальцев до мяса и прорвала куртку еще, по крайней мере, в пяти местах. Гематитовый браслет 'на счастье' давно порвался и раскатился по углам. Часы 'Касио' укоризненно темнели бельмом треснувшего стекла. Но главное, Ольга вымоталась до предела и дальше, перейдя грань, за которой усталость превращается в натуральное истощение.
- Пойду, гляну, что там дальше, - пробормотала она скорее для себя, потому что крипобэтмен ответить все равно не мог, прибывая в обмороке.
Насчет 'идти' она, понятное дело, сильно преувеличила, низкий потолок технического канала позволял только ползти на карачках, но без тяжелой ноши и такое ползунство стало в радость. Ольге казалось, что она скользит, как по водным горкам. Метр, еще метр... Стены тоннеля были какие-то странные, похожие одновременно и на бетон, и на пластик. Как будто цемент размешали с клеем. И ... Ольга замерла, прислушиваясь, ловя каждый шорох, словно кошка, разве что уши не крутились. Ей показалось, что за тонкой стеной что-то стукнуло. Тихо, осторожно. И очень зловеще.
Мешали посторонние звуки, здесь их было немало. Шипел пар, позвякивал неплотный клапан, жужжала и потрескивала красная лампа в медной - или не медной, по крайней мере, из какого-то красноватого металла - оплетке. Вроде больше ничего.
Ольга прокляла себя за то, что оставила ножик дома, хотя обычно китайская копия какого-то пафосного американского пырялова всегда была при ней. Как и баллончик со слезогоном, потому что береженого, как известно... Но кто же знал, что ее дернет в бездну жопного ада именно в тот момент, буквально с голыми руками. Хорошо хоть не с голым задом. Ладно, поползли дальше. Она оглянулась, как будто Крип мог куда-то деться. Он и не делся, лежа темной беспомощной куклой в кроваво-красном свете.
На восьмиугольном люке имелась большая стальная блямба. Вроде как эмблема, на этот раз не нацистская, но тоже с черепом, разделенным пополам в черно-белом цвете. И еще шестеренки какие-то. Стимпанк, чтоб его. Это какой-то ад косплееров?
- Ехали кошмарики на воздушном шарике, - сказала Ольга и, стиснув зубы, начала отжимать запор на люке. Это замок открылся удивительно легко. Или его отпирали недавно, или смазывали чаще. В общем, пошло как по маслу. Аллилуйя, йопта!
Восьмиугольник открылся наружу и, не заботясь уже о безопасности и шорохах, Ольга вывалилась наружу, неведомо куда, в грязи, пыли, войлочной паутине и мусоре неясного происхождения. В голове настойчиво крутилось ник селу ни к городу взявшееся 'Свобода нас встретит радостно у входа'. И еще было что-то про жизнь за царя, но тут девушка в очередной раз стукнулась - и пребольно - головой, так что мысль куда-то испарилась.
Так, руки-ноги на месте, кругом вроде никого. И где это мы?.. И что за свет впереди?
Где...
- Боже мой, - прошептала девушка.
Не то, чтобы Ольга верила в бога или вообще какую-нибудь трансцендентную сущность. Предшествующая жизнь, насчитывающая без двух месяцев шестнадцать лет, приучила ее верить в себя, в наличные деньги и волшебную силу удара коленом промеж пяток мудаков, не знающих слова 'нет'. Только бить надо внезапно, как можно резче и сильнее, тогда все будет хорошо. Но то, что открылось ее глазам, оказалось настолько дико, несообразно, невозможно, что ...
В общем, обратиться к богу оказалось самым подходящим. Впрочем, он не ответил. Как всегда.
- Боже мой... - повторила Ольга, вытягивая трясущуюся, коричневую от грязи и крови ладонь, словно пытаясь заслониться от мертвенного сине-белого света. На глаза навернулись горячие слезы, обожгли яростным огнем пересохшую роговицу.
'Я не проснусь'
'Потому что это не сон'
'Ни разу не сон'
Описать 'это' не представлялось возможным, по крайней мере, сразу. Слишком далеко от привычных шаблонов восприятия, от всего жизненного опыта, даже с обширным довеском интернетного знания, данного нам в ю-тубе и прочих инстаграмах. Больше всего открывшийся Ольге 'пейзаж' походил на торговый центр с круглым атриумом, вздымавшимся подобно колонне. Высота ... бог его знает, честно говоря, девушка могла сказать лишь, что сотни, многие сотни метров, размером с небоскреб. Половина цилиндра (если разрезать надвое, вдоль по осевой линии) была снизу доверху заполнена ярусами, похожими одновременно и на магазины с решетчатыми витринами, и на жилые уровни. Они шли друг за другом как ребра в гофрированном шланге, бугрясь выступами, балконами, чем-то похожим на причальные площадки, взаимными переходами и еще сотней непонятных конструкций, которые Ольга не могла ни описать внятно, ни даже понять, что это собственно такое. А вторая половина... Ее не было. Просто не было.
Ольга схватилась побелевшими от напряжения пальцами за металлический поручень, за которым открывалась пустота, огромный колодец. Уставилась огромными, расширенными зрачками на призрачный экран, который подобно гигантскому полукруглому щиту отделял атриум от слепящей пустоты. Это явно не было стеклом, скорее нечто эфирное. А снаружи, открывалась Вселенная. Не пустой космос, как на фотографии, а нечто сияющее мириадами красок, похожее на газовую туманность или пылевое облако, состоящее из размолотых в пыль драгоценных камней всех мыслимых и немыслимых оттенков, бесконечно ярких, химически чистых. Словно этого было мало, сбоку, из-за края эфирного щита, лезло нечто гигантское, очень близкое (или кажущееся таковым) ослепительно яркое. И круглое.
- Боже мой, повторила девушка в третий раз, поняв, что видит краешек звезды в слепящей желто-белой короне.
По экрану засверкали звездочки, прошла рябь, а затем он разом потускнел, затемнился, как поляризованное стекло. Почему-то именно это поразило девушку больше всего - скорость и эффект, с которым нечто грандиозное, площадью в тысячи, десятки тысяч квадратных метров отреагировало на поток света. Звезда продолжала наползать, заставляя внешние объекты, оказавшиеся за пределами экрана, сиять отраженным светом, как точки электросварки, так что глазам становилось больно даже несмотря на общее затенение.
- Мама, - сказала Ольга. Автоматически, и в самом деле чувствуя себя ребенком, скорее даже младенцем, который обрел разум и способность оценивать предметы, но еще не знаком с их сутью и назначением. Он видит нечто, однако не способен понять, что именно видит.
- Ой, мамочки...
Она посмотрела вниз, с трудом оторвавшись от немыслимо грандиозной, великолепной и подавляющей картины. В сравнении с буйством солнечных красок все остальное - даже гигантский атриум, похожий на вывернутый наизнанку небоскреб - казалось маленьким, камерным, в чем-то даже уютным.
Внизу, на темном дне рукотворного кратера, располагалась фигура. Определить ее размеры Ольга не смогла бы, все чувство масштаба и размерности оказалось напрочь сбито. Одно можно было сказать точно - это статуя, и огромная, как, похоже, все 'здесь', где бы это 'здесь' ни располагалось.
Фигура имела сходство с мужиком в доспехах, гротескно преувеличенных, геометрически несоразмерных. У мужика имелся меч и нимб, который не то подсвечивался изнутри, не то был сделан из какого-то полированного металла, хорошо отражавшего свет. Поверхность статуи казалась странной, какой-то изгрызенной, с кислотными проплешинами, будто морда Сфинкса в египетской пустыне. Но там поработало время, а здесь общий потрепанный вид фигуры не вязался с окружающим. Будто монумент долго и старательно ломали, а затем бросили. А возможно, его доставили сюда из какого-то иного места, хотя казалось невероятным, что такую махину можно было затащить куда-либо.
Ольга отвернулась и села прямо на твердый холодный пол, привалившись на ограждение, которое было металлическим и, кажется кованым. Во всяком случае, витые прутья смотрелись так, будто вышли из-под кузнечного молота, то есть солидно, грубовато, несимметрично. Девушка закрыла глаза и несколько минут просто сидела, ни о чем не думая. Ольга чувствовала, что если она сейчас откроет разум догадкам, размышлениям, страху, наконец, то и с ума недолго сойти. Зато в игру включился слух.
Теперь, когда восприятие освободилось от бешеного потока визуала, забившего все 'инфоканалы', стало понятно, что кругом очень тихо. Слишком тихо для огромного пространства, где должно гулять непрерывное эхо. Какой-то шум вокруг имел место быть, но тихий и слабый, скорее всего работа некой жизнеобеспечивающей автоматики, приглушенной стенами. Очевидно, совсем недавно здесь жило и работало много, очень много людей. Но сейчас 'атриум' оказался пуст и заброшен.
Она выбралась из одной могилы, чтобы оказаться в другой, тысячекратно больших размеров.
Что это? Откуда это здесь? Откуда она здесь?
Неважно.
Она умирает от усталости и жажды. А совсем недалеко страдает умирающий, который страшно изранен и, наверное, хочет пить еще сильнее, чем она. Вокруг простирается мир, который непонятен, неизвестен и явно враждебен. И так выходит, что Крип - единственное живое существо, которое могло бы объяснить, что здесь происходит и вообще 'за' Ольгу.
Вода. И оружие. И хоть какой-то бинт. Нет, просто аптечка, возможно Крип разберется, чем и как его лучше полечить.
Сначала это, затем все остальное.
Ольга еще раз кинула взгляд на солнце, которое продолжало расползаться. Похоже, объект, на котором оказалась девушка - будь это планета, метеорит или рукотворное сооружение, хрен разберет - вращался и теперь разворачивался 'экранной' стороной к ближайшей звезде. Ольга никогда не занималась астрономией, но в такой близости к звезде было что-то ненормальное (если здесь вообще хоть что-то можно поименовать 'нормальным'). Однако подумать об этом следовало позже.
Еще раз - вода и оружие, хоть палка какая-нибудь. И любая коробка с красным крестом.
Ольга встала, сжала кулачки и немного пожалела, что не родилась суровым, страшным бойцом, который может и в морду дать. Затем сосредоточилась на осмотре окрестностей. Первым делом она высунулась за край перил и, превозмогая головокружение от высоты, попробовала оценить диспозицию. Уровень, относился, пожалуй, к верхней четверти 'колодца', во всяком случае, наверх уходило еще несколько десятков этажей, однако намного меньше, чем открывалось внизу, до самого дна.
Не слишком широкий - метров пять-семь - балкон тянулся длинной дугой, ограниченный с одной стороны балюстрадой, а с другой то ли окнами, то ли витринами. Через неравные промежутки стеклянные провалы, почти все разбитые, перемежались темными, лишенными света коридорами. Многие 'окна' скалились выломанными решетками, некоторые, похоже, были перекрыты баррикадами, собранными наспех из поручного материала. Все заграждения оказались разбиты и буквально вынесены по клочкам, будто их сносили бульдозерами. Было очень замусорено, как после серьезного погрома. И грязно. Не пыльно, а именно грязно. Пол и стены вообще, кажется, скоблили, изводя какие-то рисунки, от которых остались лишь позолоченные тени, напоминающие стилизованных орлов.
Ольга посмотрела на эфирный экран, где приглушенный диск звезды занял уже не меньше пятой части обзора. Затем на балкон, который словно пришел из середины ХХ века. Или скорее из тогдашних представлений о том, как станет выглядеть будущее. Ретрофутуризм, вот! - Ольга вспомнила красивое слово. Наклонилась и провела рукой по каменному - каменному! - покрытию пола, собранного из квадратных плит.
Голограмма. Наверное, это какая-то удивительная голограмма. В космосе важен каждый килограмм, это Ольга помнила точно. А здесь ... она посмотрела вниз, на темную статую, которая весила дохренища тонн ... здесь на развесовку плевали. И такое близкое солнце давно сожгло бы все к чертовой бабушке или, по крайней мере, хорошо разогрело бы. А здесь прохладно, пожалуй, даже холодно. Она поежилась, плотнее натянув грязную куртку на худые плечи. Надо какой-то пледик найти или одежду потеплее. Но брать в руки страшное рванье, которого набросали вокруг, не хотелось. Наверняка в разбитых витринах найдется что-нибудь поприличнее.
Вода! За всеми этими раздумьями она совершенно забыла о том, что за неплотно закрытым стимпанковым люком продолжает тихо умирать Крип.
Не отвлекаться, нельзя отвлекаться. Вперед, превозмогая усталость и ноющие мышцы. Искать. Искать.
Глава 3
При более внимательном рассмотрении получился необычный эффект. С каждой минутой окружающий мир казался все менее знакомым. И все более чуждым, чужим. Сначала беглый взгляд скользит по битым витринам, ни за что особо не цепляясь, потому что сознание и так перегружено впечатлениями. Да, что-то здесь не так, однако не более того. А затем, когда приходит время всмотреться более тщательно ... Неправильные, какие-то асимметричные пропорции рам; стекло, толстое, чуть ли не в два пальца толщиной и мутновато-сиреневое, да еще, кажется, с тонкой армирующей сеткой в глубине. Пластмасса, которая похожа одновременно и на дерево - а может и в самом деле является деревом - и на бакелит советской выделки, как на магазинах старого оружия. Большие лампы в грубых колпаках из толстой решетки. Все какое-то не новое и в то же время не ветхое, но архаичное. Как в небольшом городке, который застрял где то в 80-х, а то и раньше.
Ольга выдохнула, потерла виски, оглянулась на полузакрытый люк, запоминая окружение. По всему выходило, что придется углубиться в темный лабиринт внутренней планировки. Она оглянулась, пытаясь найти хотя бы гвоздь, но как назло мусор вокруг казался безобидным, в основном обрывки каких-то тканей с желтым шитьем и бумажки. Разве что большой разводной ключ... Она подняла и взвесила инструмент. Тяжеловат, но сойдет на первое время.
К разводному присоединилась торба, похожая на старую хозяйственную сумку, и почти целый блокнот. На твердой обложке из какого-то кожзама было написано полустертым золотым тиснением 'Statio ballistorum sedecem'. Ольга перелистала страницы, грубые, как оберточная бумага, с впрессованными волокнами и едва ли не опилками. В уголке каждого листа раскинул крылья орел, не совсем геральдический, а какой-то более 'рубленый', грубый. Все без исключения орелики были перечеркнуты чем-то похожим на фломастер, к некоторым пририсовали всякую гадость, в основном обыгрывая мотивы гадящей птицы. На последней странице крупными буквами неизвестная рука вывела с большим старанием: 'cadaver putridum'.
Зачем ей понадобилась тетрадь, девушка и сама не знала. Возможно, захотелось прибрать, как самую целую вещь в пределах досягаемости, как стартовый предмет для удачного собирательства. Выкинуть никогда не поздно, а так, глядишь, и пригодится. Например, общаться с Крипом рисунками... Мысль сразу показалась ей привлекательной, если нельзя переговариваться, можно зотя бы рисовать. Правда нужно, чтобы парень сначала выжил. Но будем верить в лучшее.
Крип.
Мысль о попутчике поторопила, заставила, наконец, решиться. Ольга машинально перекрестилась и шагнула к темному проходу. Ну ... не такому уж и темному, надо сказать. Так показалось на контрасте с атриумом и светом звезд. В глубине темного коридора горели все те же бронированные лампы, еще какие-то сигнальные огоньки, синие и желтые. Что-то равномерно и тихо пищало, очень по-машинному. Ольга перелезла через остатки баррикады, держа наготове ключ и приготовившись к новым приключениям. Приключений не последовало.
Она шагнула в сторону и прижалась спиной к шероховатой стене, чтобы не выделяться в светлом проеме. Постояла немного, ожидая, чтобы глаза привыкли к полутьме. Посмотрела на труп, лежащий у одной из дверей, что уходили вперед, по обе стороны коридора.
'Труп'. Жмурик.
Ольга подумала об этом без дрожи и паники. Слишком много всего произошло за минувшие часы. Просто отметила наличие мертвого тела, которое с галереи было незаметно, будто мертвец подстерегал непрошеных гостей. Покойник лежал, вытянувшись и закинув руки за голову наподобие скелета-компаса из романа Стивенсона. Он казался усохшим, как мумия, однако девушка не чувствовала запаха тлена, который по любому должен был пропитать все вокруг. Сухой воздух при достаточно низкой температуре и хорошей вентиляции?.. Или какое-то стремительное обезвоживание?
Мысли о температуре напомнили, что надо бы найти какую-нибудь кофту или теплую куртку. Ольга еще раз оглядела покойника, пытаясь определить на расстоянии, от чего тот помер и есть ли на теле что-нибудь полезное. Причину смерти определить не удалось. Череп показался странно деформированным, с некой яйцевидностью, а нижняя челюсть, откинувшаяся в немом крике, отвисла больше положенного. С другой стороны, все это могло быть игрой света и следствием естественного (или неестественного) распада полоти. Ольге до смерти не хотелось подходить ближе и обыскивать мертвеца, даже несмотря на то, что у него на поясе висели какие-то интересные подсумки, а карманы рубашки из толстого зеленого полотна топорщились какими-то пакетами.
Вот не хотелось, и все. Почему? Просто так. Не у каждого желания должны быть рациональные основания. Но пить все равно хотелось, прямо-таки до безумия. А может у жмурика есть фляга?
Пройду чуть дальше, решила про себя Ольга. Пройду, посмотрю, а если что - вернусь. Этот лежит здесь, похоже, давно уже. Подождет и еще немного, ему торопиться уже некуда.
Ольга глотнула, чувствуя, как царапает само себя пересохшее горло, шагнула дальше, боком, не выпуская из поля зрения неподвижное тело. Она сроду не боялась разных зомбей, но все же ... неуютно было оставлять за спиной мертвеца. Только сделав шагов десять или больше она, наконец, развернулась и тихонько зашагала дальше, в полутьму.
Все это напоминало не жилой комплекс, и не магазинчики, как ей показалось раньше, а скорее какие-то конторские помещения. Причем старые, если выражаться по-научному, консервативные. Никаких компьютеров, вообще ничего похожего на экран, хоть плоский, хоть привычный по 90-м годам 'ящик'. Очень много труб под потолком, смахивающих на отопление, и трубок потоньше, что шли вдоль стен, прерываясь клапанами и хитрыми ложементами. Стулья бесконечно унылого казенного вида с круглыми спинками на высоком штыре. И огромное количество всевозможных картотечных ящиков. Большая часть оказалась вскрытой, карточки в беспорядке разбросаны.
Архив! Наконец Ольга поняла, что ей это напоминает. Архив или библиотечная картотека. Девушка залезла в один из проемов, где оказалось поменьше битого стекла. При этом она уронила ключ, который громко лязгнул металлом о металл. Ольга присела за коротеньким подоконником и затаилась, напряженно вслушиваясь.
Тишина. Все тот же легкий, едва уловимый технический шум и писк. Пищали - это она успела заметить - какие-то датчики в виде латунных таблеток, такие были установлены над каждой дверью, но работала от силы пара-другая.
Что-то щелкнуло, зашипело, Ольга скрутилась в узел, пытаясь оказаться как можно меньше, стать незаметной, как таракан в щели. Вроде бы снаружи, из коридора ее увидеть было нельзя, но вдруг... Труба, из тех, что потоньше, загибавшаяся над картотечным ящиком, снова издала протяжный шипящий звук, дрогнула и выбросила капсулу размером примерно со школьный пенал. Все затихло. Выждав еще немного, девушка осторожно выглянула, ничего подозрительного не обнаружила. Вспомнила, что часов при ней тоже нет, так что время придется отмерять по личным ощущениям, с точностью до никак.
Пенал был на резьбовом соединении, и Ольга немало помучилась, пытаясь его открыть. До тех пор, пока не вспомнила 'пивную банку' и не крутнула наоборот, по часовой стрелке. В капсуле оказался только лист бумаги, поменьше чем в блокноте и качеством немного лучше, но все того же оберточного цвета. Штамп с непонятными символами, снова орел, уже знакомые слова про 'баллистис статионе' и больше ничего. Очевидно бланк, но для чего? И кто его сюда прислал? Есть ли в этом смысл или сработала неведомая автоматика? Непонятно...
Тьфу.
Ольга с удовольствием плюнула бы, однако во рту пересохло. Положила капсулу в торбу, просто так, почти машинально. Вылезла наружу, прихватив попутно разводной ключ, и продолжила обследование. Пустота и запустение заставляли вздрагивать, каждый звук представлялся шагами зловещего преследователя.
Дальше находки последовали, как скупые дары из тощего рога изобилия. Сначала Ольга нашла таки вожделенную воду в бутылке из странного кристаллического стекла, которое выглядело как дешевая пластмасса. Пить хотелось так, что девушка сорвала жестяную крышку и, лишь бегло принюхавшись - не ацетон ли какой - махнула прямо из горла добрый глоток. Только выхлебав не меньше трети, она подумала, что прозрачная жидкость может оказаться чем угодно. Но комплексовать было уже поздно, так что Ольга допила до половины, после чего, сделав немалое усилие, отставила сосуд. Еще предстояло напоить Крипа. Крышка упорно отказывалась пристраиваться обратно, так что Ольга плюнула и пока оставила бутылку на столе, решив, что позже найдет, чем заткнуть.
В открытом столе, похожем на станок чертежника, девушка обрела, наконец, нож и рулон скотча. Точнее изоленты, во всяком случае, походило это именно на старую добрую изоленту черного цвета. Жить сразу стало немного веселее. Из обрывка веревки, похожей на толстый и лохматый почтовый шпагат, Ольга соорудила импровизированный пояс, а вырвав из блокнота с десяток листов, сделала обмотанные изолентой ножны, затем подвесила их к веревочному поясу. Проверила, не выпадает ли нож. Не выпадал.
Клинок был интересный, очень старый и потертый на вид, совсем как старый американский 'Ка-Бар' из рекламы. Ольга предположила, что пользовались им не один год, а может и не один десяток лет. Когда-то он был явно длиннее и шире, имея отчетливо боевой вид. Но видать ломался, точился, перетачивался, так что, в конце концов, остался лишь похожий на сосульку огрызок длиной в полторы ладони. Рукоять была пластиковая, обшкрябанная напильником или крупной наждачкой, а на конце обнаружился все тот же орел, выштампованный в твердой пластмассе. Рисунок сильно истерся от времени, однако сохранил узнаваемые очертания.
Поклонялись они тут орлу, что ли... Орлу и зловещей черепушке, в которую зачем-то вбили шестеренку. Эта стимпанковая башка часто встречалась на бляхах, которые были намертво привинчены к любому сколь-нибудь сложному агрегату. Иногда бляхи ограничивались просто выгравированным рисунком, иногда к ним прилагались клееные на сургуч свитки или отдельные таблички из полированной меди или латуни, в общем блестящие и желтые. На инструкции это походило слабо, никаких картинок, только все тот же алфавит, похожий на латиницу, и много чисел. Вместо ноля здесь рисовали ромбик, остальные цифры тоже стилизовались, но в целом имели узнаваемые черты. Числа группировались, и, кажется, повторялись, но разбираться с этой кабалистикой девушке было недосуг.
После успеется.
Ольга тяжело вздохнула и поняла, что придется обыскивать мертвеца. При кажущейся неразберихе и хаосе вокруг, все сколь-нибудь ценное оказалось тщательно выметено. А грязным рваньем Крипа не перевязать. Да и какие-нибудь лекарства были бы кстати. Ольга прихватила буьылку, взвесила ключ и поплелась обратно, старательно минуя островки битого стекла и торчащие пучки проводов, растопырившиеся как настоящая колючка-егоза.
Что-то щелкнуло, пронзительно заскрежетало, прямоугольная решетка под потолком, которую Ольга приняла за вентиляцию, издала серию кашляющих звуков, затем разразилась потоком слов. Видимо проигрыватель был поврежден или крутил испорченную ленту, отдельные слова тонули в хрипе, фоновых шумах, так что речь казалась булькающим супом. Но звучало торжественно и больше всего походило на молитву католиков из какого-нибудь исторического фильма.
Ольга поморщилась и на всякий случай снова укрылась в тенях. Пока она не увидела ничего, что могло бы представлять опасность, но все кругом представлялось настолько непонятным и чуждым, что ей так и виделся коварный враг, маскирующий шаги в общем фоне. Хрипящая молитва тянулась нескончаемо долго, как жвачка в комедии. Ольга успела немного заскучать и тоскливо подумать, что Крип, наверное, уже умер. Наконец, под аккомпанемент какого-то марша, хрип закончился, оставив после себя гулкое эхо, которое нереально долго отзывалось в пустых коридорах.
В эхе и скрылся сторонний шум, который Ольга расслышала буквально в последние мгновения, прежде чем источник вынырнул из темного ... переулка? Непонятно было как назвать отнорок, темный, как чулан, отходящий в сторону от радиального коридора. Там что-то жужжало и часто позвякивало, как массивная цепочка, что гремит при каждом шаге. Девушка едва успела опять скрыться в соседней комнате, полной уже набивших оскомину конторок с вытащенными и пустыми ящиками. Жужжалка двинулась по коридору, направляясь к балкону над атриумом. Вот нечто прозвякало у самой двери, Ольга затаила дыхание, сжав ручку ножа.
Мимо. Проехало мимо, шумя не громко и очень характерно, как маленькая турбина, с шелестящим присвистом. Только запах остался чадный и дымный, как от котельной - Ольге этот запах был хорошо знаком по старой жизни - и кажется, в самом деле потянуло настоящим дымком. Дождавшись, пока нечто отдалилось метров на десять, Ольга тихонько выглянула из-за угла и посмотрела, что же так шумит. Здесь было самое время удивиться, но девушка уже смертельно устала от новых впечатлений и лишь отметила, что имеет место еще одна немыслимая хрень.
Хрень была очень хорошо видна со 'спины', потому что двигалась по направлению к свету и отчетливо выделалась на фоне коридорного проема. Больше всего она походила на верхнюю часть сушеного трупа - почти как недавняя мумия, только без одежды - который сунули в решетчатый станок, проткнули десятками спиц, проводов, тонких полупрозрачных трубок, и приварили к гусеничному шасси. Гусеницы были узкие и с высоко поднятым ведущим колесом посередине ленты. 'Голова' самоходного зомби была заключена в кубическую решетку, которая в свою очередь раскинула по бокам гибкие шланги, увенчанные отличными имитациями черепов. Черепа светили зеленоватыми окулярами, по одному на каждом, как будто в прежней жизни принадлежали одноглазым пиратам. Шланги пребывали в непрерывном движении, крутя черепушками на сто восемьдесят градусов. Все это создавало неприятное впечатление, что загадочный механизм осматривается по сторонам мертвыми головами. Оставалось лишь подивиться больной фантазии больных уродов, которые так закамуфлировали видеокамеры. 'Руки' самоходного покойника заканчивались клешнями с дополнительными крюками, как у наркоманского робота. За 'спиной' агрегата коптила черным дымком цилиндрическая хрень, похожая на раздутый огнетушитель, кажется с парой манометров и выхлопной трубой, что крутилась спиралью, как поросячий хвостик в детской книге.
Машина остановилась, пожужжала, щелкнула крючковатыми хваталками, затем немного повернулась, крутя гусеницами в разных направлениях, и бодро покатила к трупу. У Ольги крепло какое-то неприятное ощущение, что черепа действительно 'видят', очень уж аккуратно машина огибала препятствия. Только битое стекло хрустело под мелкими звеньями гусениц. Некстати и без повода вспомнилось, что гусеничный жмурик чем-то похож на робота-мусорщика из какого-то мультфильма.
Зомби-трактор тем временем доехал до покойника. Постоял немного, пыхтя котлом за спиной, крутя черепами. В мертвых головах что-то скрипело и ритмично постукивало, будто в каждом работало по дисководу из времен допотопных компьютеров. Затем одна из когтистых 'рук' с неожиданной быстротой выстрелила вперед, удлиняясь как телескопическое удилище. Вцепилась в ногу трупа. Не разворачиваясь, машина двинулась обратно, в точности повторяя прежнюю траекторию. Котел запыхтел сильнее, дыма стало больше, скрытый клапан громко зашипел и выбросил струю пара. Покойник безвольно тащился следом, цепляясь за все подряд.
Ольга снова заховалась понадежнее, от души матерясь - возможное имущество трупа сейчас уползало в неизвестном направлении. Возможно, мертвецкая машина безобиднее автоматического пылесоса на котором в ю-тубе ездят котики. А возможно и нет. Проверять это девушка не собиралась даже ради несчастного Крипа. И по правде сказать, сейчас временный спутник вызывал у нее сугубо негативные мысли, как тяжкая и бесполезная обуза.
Гусеницы проскрипели у самой двери. На мгновение Ольге показалось, что машина тормозит, сердце сбилось с ритма, но обошлось. После мягко прошуршало безвольное тело, чье движение сопровождалось шорохом ткани. Это навело девушку на одну весьма позитивную мысль, осталось лишь подождать, когда удастся ее проверить. Ольга подождала, как Винни Пух, немного. А потом еще немножко, пока совсем ничего не осталось, в смысле пока шум зомби-робота не затих в гулкой тьме. Выглянула в коридор.
Так и есть, машина зачем-то утащила покойника, но была совершенно безразлична к его снаряжению, которое, частично поломанное, осталось разбросано по всему видимому пути следования, там, где его срывало о преграды. Странно, что мертвеца не порвало на части о провода и все остальное.
Живем, подумала девушка, примериваясь, с чего начать.
А затем появился Звук.
Ольга уже привыкла к тому, что слух здесь - где бы это 'здесь' ни находилось - ошарашивает не меньше чем зрение. Но все услышанное ей прежде было либо знакомо, либо имело вполне понятную природу. Шум дикой толпы - кстати, а ведь они не так долго ползли по тоннелям, значит, вся эта дикая братва должна обретаться где-то неподалеку?! Технические шумы, хрип динамика, скрип жужжалки на паровом ходу.
Но это ...
Глухой стон как будто родился в самом центре чего-то громадного, простирающегося вокруг, расцвел из одной протяжной ноты, умножаясь с каждым мгновением, будто целый хор голодных демонов подхватил заглавный вопль сатанинского дирижера. Ни один механизм не породил бы такой Звук, столь ужасающе стенать могло только живое создание. В затяжном вое отчетливо читались немыслимая злоба, отъявленная ненависть, смертельная угроза. Так сама Смерть могла бы возвещать о том, что вышла на охоту за смертными душами.
Звук неожиданно закончился, оборвался на самой высокой ноте в тот момент, когда Ольга уже приготовилась расстаться со слухом. Осталась лишь звенящая тишина, даже механизмы, скрытые вокруг, казалось, замолкли в ужасе слепого металла.
- Да вашу ж папу-маму, - прошептала Ольга. - Блядский цирк с конями, педерастами и клоунами-убийцами. Когда же это все закончится...
Она забилась под стол, закрыв голову руками и едва не порезалась, забыв, что сжимает в руке нож. Девушка думала, что сейчас разрыдается в ужасе, но слез не было, глаза будто пересохли. А в голове настойчиво звенела мысль о том, что надо идти, надо смотреть, какой лут выпал из мертвеца.
Потому что Крип сам себя не вылечит.
Потому что в мире, где может орать такая жуть неведомая, выжить будет непросто, так что надо собирать каждый гвоздик, всяко пригодится.
Надо.
Глава 4
Девушка, облегченно вздохнув, закрыла люк с черепом, оставив позади заброшенный 'атриум'. Прятаться в технической трубе казалось с одной стороны глупым, а с другой вроде как безопасно. И здесь было намного теплее. Только сейчас она поняла, насколько озябла. И порадовалась своим ста шестидесяти пяти сантиметрам, которые сделали передвижение на карачках по трубе условно приемлемым.
Крип лежал неподвижно, лишь грудь едва заметно вздымалась под сетчатой футболкой. Лицо поблекло, осунулось еще больше, стало похоже на деревянную маску, облитую тонким слоем воска. Желтый огонек 'пивной банки' тревожно мигал, готовый вот-вот смениться красным. От раненого несло кровью, потом и всем остальными, что сопутствует лежачему больному, за которым не выносят резиновую утку. Ольге этот запах был хорошо знаком, пожалуй, слишком хорошо. Руки сразу онемели и дрогнули. Накатили воспоминания о последних днях жизни матери. Снова больно кольнула вина - а ведь единственная и любимая дочка, могла бы ухаживать за раковой куда лучше. И сколько ни повторяй, что нет, не могла, совесть так просто не успокоишь.
Девушка не стала тормошить беднягу и, присев рядом, разложила свои приобретения в два ряда у бетонной стенки. Нож, блокнот, разводной ключ, бутылка. Пенал, который Ольга решила использовать под контейнер для всякой мелочи. Нечто похожее на разгрузку, основательно порванную, но все еще пригодную к ограниченному использованию. Спасибо долбаному зомби на гусеницах, чтоб его... Два пакета из сине-зеленого материала крупного плетения, похожего на грубый брезент. Один застегивался на молнию с очень крупными зубцами, другой на пуговицы-палочки. По размеру оба подходили на роль походной аптечки, но девушка решила не открывать без Крипа. Так, что еще... Складная двузубая вилка на разболтанной заклепке. Вилку девушка после короткого раздумья сунула в карман. Нож ножом, но как подсказывал ей богатый опыт, всегда полезно иметь нечто малоразмерное и колючее.
Десятка полтора рваных тряпочек, которые представляли нечто среднее между плетеными салфетками и подкладками под вазы. Пять серых карандашей разной длины, очень скверного качества, но условно пригодных к использованию. Если Крип еще немного протянет, надо как-то налаживать коммуникацию, хотя бы картинками. Карандаши удобно разместились в пенале.
Вот еще металлическая бутылка, похожая на алюминиевую флягу, в которой что-то знакомо переливалось. Судя по надписи - 'exerciti cibaria spiritus sublimatus', так было написано с одной стороны. Или 'amasec erz.', если верить зеленым буквам на другом боку свинцово-серого цвета. Сосуд казался с одной стороны необычным, а с другой наоборот, очень знакомым. После некоторого размышления Ольга поняла, в чем дело - сугубо армейский вид 'пузыря'. Штамповка во всем, от формы и грубых швов до нанесенных по трафарету букв. Бутылка как будто просилась на полку склада какого-нибудь забытого богом гарнизона, рядом с наганом и революционными шароварами.
Пробка снова оказалась неправильной. откручивающейся в обратную сторону. Ольга осторожно принюхалась. Пахло неким алкоголем, очень ядрено, прям совсем термоядерно. И чуть-чуть кофе, как будто в паленый коньяк засыпали два-три пакетика растворимого (и такого же паленого) 'нескафе'. Девушка капнула на кончик ногтя густой, тягучей жидкости. Запах усилился, стал еще более кофейным, спиртовым и контрафактным.
Учитывая, что на емкости не имелось ни одного рисунка и ни единого знакомого слова, 'экзеркитус' мог оказаться чем угодно, хоть нормальным алкоголем, хоть клопомором или жидкостью от потливости ног. Логически рассудив, Ольга прикинула шансы нарваться на метиловый спирт как относительно небольшие. И рискнула сделать следующий шаг в органолептическом исследовании, лизнув каплю чайного цвета. На вкус темно-коричневая гадость была столь же сурова, как и на запах, но в целом ничего такого, с чем Ольга не сталкивалась бы ранее. Просто очень скверное бухло.
- Водка, это трудная вода, - шепотом процитировала девушка, когда наконец продышалась и утерла выжатые адским эликсиром слезы. Стало совсем тепло, даже жарко.
С одной стороны хотелось дернуть еще. Просто, чтобы немного успокоиться. С другой запас требовалось поберечь, кофейную дрянь можно было использовать как антисептик. Кроме того, окажись это все-таки яд, оклематься с малой дозы проще.
Пару минут Ольга сидела, прислушиваясь к ощущениям и прикидывая, не пора ли совать два пальца в рот. Послевкусие 'амасек ерз' оставил мерзкое и непреходящее, но этим вроде все обошлось.
- Сойдет 'солнцедар', - подвела итог добытчица, шмыгнула носом и продолжила инвентаризацию. Сама она легендарный советский напиток не застала по молодости лет, однако его под настроение вспоминал отчим как эталон богомерзкой сивухи промышленного розлива.
Снова комок тряпок, которые можно было распустить на условные бинты. Открытых ран у Крипа вроде не имелось, лишь переломы и тяжелые ушибы, но может пригодиться. Надо бы ему шину какую-то сделать для ноги... Ольга поморщилась. прикинув, что пару соответствующих размером шестов она вроде заметила. Но сейчас возвращаться за ними точно не станет. Позже.
Что-то похожее на грубую паклю или лайт-версию стекловаты. И наконец, почти два литра воды в стеклянной банке с завинчивающейся крышкой. Пить ее определенно не следовало, банка обнаружилась под протекающей трубой, а жидкость отдавала тиной и железом. Но для предполагаемых гигиенических процедур годилась. Еще сосуд давал пищу для размышлений - учитывая, что вода не испарилась и в то же время не перелилась через край, поставили банку относительно недавно. Кто и зачем это сделал посреди заброшенного этажа? Еще одна загадка.
Осталась еще разная мелочевка, которую девушка прихватила скорее для порядка, чтобы было. Хлам Ольга инвентаризировать не стала, решив, что пора будить Крипа. Тем более, что лампочка на капельнице мигала все тревожнее. Только сейчас Ольга поняла, насколько она вымоталась. При том, что ее 'стаж' пребывания в этом адском цирке насчитывал от силы несколько часов. Ну, может чуть больше, учитывая помраченное сознание по ходу затаскивания Крипа через шахты. Там она вполне могла пару раз лишиться сознания, но вряд ли надолго.
Из торбы Ольга свернула импровизированную подушку и попыталась сунуть раненому под голову. Далее одновременно случилось две вещи - банка пискнула и таки зажгла красную лампочку, а Крип попытался убить девушку. Прежде чем открылись его мутные от лопнувших сосудов глаза, относительно целая рука выстрелила вперед, как змея в броске. Удар был нацелен в горло и скорее всего, прикончил бы девушку, но Крипа подвели неудобный ракурс и проблема с координацией. Сомкнутые в 'дощечку' пальцы лишь скользнули по щеке. На обратном движении неожиданно резвый полу-мертвец попытался вцепиться Ольге в глотку, чтобы задушить, но рывок спалил остатки сил Крипа, и девушке не составило труда освободиться. Итого ущерб составил две ссадины - на щеке и шее. И всеобщее чувство охренения.