7203 год апреля в 30-й день, приняв для храбрости в кабаке чарку водки и закусив хмельное зелье печатным пряником, он отправился на Ивановскую площадь и прокричал там слово и дело государево. Мигом набежали стражники, взяли крикуна под белы рученьки и доставили прямиком в приказ Стрелецкий.
Думный дьяк спросил его: "На кого кричал ты слово и дело государево?"
Он отвечал: "Мыслю я так. Отчего человеки не летают яко птицы? Ведь птицы и человеки суть твари божии. И что способно одним, другим тоже повторить возможно".
Думный дьяк спросил: "А звать тебя как, парень?"
— Дурак, сын Алсуфьев.
— Оно и видно, - сказал думный дьяк, - дурак ты и есть.
— Отнюдь, ваше превосходительство, - отвечал Дурак, сын Алсуфьев, - Дураком назван по недомыслию батюшки моего, Симфориана Григорьева Алсуфьева. Сам я желанием великим обуян был с детства постигнуть науки разные, за что и прозвал меня батюшка Дурачиной, но в том не вижу вины его, потому как отец мой разумом прост и нелюбопытен, в отличие от меня, грешного.
— И что же ты постиг, Дурак Симфорианов Алсуфьев? - спросил думный дьяк.
— По стремлению души своей, с детства страсть к знаниям имевшую, обучился я следующим предметам: чтению и письму, арифметике, или числительнице, геометрии и тригонометрии. Тако же изучал я повадки различных животных и строение тел человеческих по учёным книгам немецким. Особливо отмечу труды художника фряжского, именем прозываемого Леонардой Да Винческим, каковой фрязин весьма толково и тщательно оболочку телесную в различных ракурсах изобразил.
Думный дьяк хитро усмехнулся, огладил бороду и вопросил: "Скажи мне, человече, сколько будет, ежели к пяти добавить шесть?"
— Смотря как считать, - сказал Дурак, сын Алсуфьев. - Положим, ежели к пяти прибавить шесть, то счётом получается одиннадцать, а ежели пять умножить на шесть, то счётом выходит тридцать. Тако же могу вывести корень квадратный из каждого числа: из пяти, одиннадцати, шести и тридцати. Коли ваше превосходительство желает.
— Не умствуй чрезмерно, - сказал на это думный дьяк, - ибо речено бысть: "Если спросят тебя, знаешь ли философию, отвечай: еллинских борзостей не текох, риторских астрономов не читах, с мудрыми философами не бывах, философию ниже очима видех. Богомерзостен пред богом всякий, кто любит геометрию; а се душевные грехи - учиться астрономии и еллинским книгам, аще не учён словом, но не разумом, не учён диалектике, риторике и философии, но разум христов в себе имею".
— По указу царскому выкрикнул слово и дело государево. Царь наш, Пётр Алексеевич, обязал приискивать и всяческую помощь оказывать тому, кто механизм какой или идею полезную имеет для устроения дела воинского, либо дела горного, или заводского.
— Дерзок ты, я погляжу, Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев. Твоя правда, есть такой указ, и по указу этому, царём и великим князем Петром Алексеевичем данному, обязан я тебя, Дурачину эдакого выслушать, и помощь всемерную, денежную, али ещё какую, по требованию твоему, оказать. Говори, что измыслил.
— Имею охоту я, ваше превосходительство, уподобиться птице, летать и парить в вышине безвозбранно, что не токмо ради интереса собственного, но прежде пользе государственной служить будет, особливо в занятиях бранных, каковые без точного установления числа и движения войска неприятельского конфузией общей зачастую обернуться могут.
— Складно речёшь, - ухмыльнулся думный дьяк.
— Для чего, - продолжал Дурак, сын Алсуфьев, - надумал я построить машину летательную, состоящую из крыльев, в движение приводимых посредством мехов, означенным крыльям сообщающим движения махательные и машину сию в небесную вышину без труда поднимающим. Управлять машиной летательной в воздухе рассчитываю посредством рулей поворотных, для подъёма, спуска и изменения направлений полёта служащих. Мехи же, движение крыльев создающие, наполнять беспрерывно намереваюсь рычагами ножными, коие к ступням думаю крепить ремнями кожаными для свободы рук, к рычагам рулей поворотных употребляемых. К сему прилагаю чертёж машины доскональный, саморучно расписанный.
Дурак Симфорианов извлёк из-за пазухи бережно завёрнутый в чистую тряпицу пергамент и с поклоном отдал думному дьяку. Думный дьяк развернул чертёж, долго рассматривал затейливую картинку, шевеля губами читал пояснительные надписи, водил заскорузлым пальцем по начертанным на пергаменте линиям.
— Построишь ли? - усомнился думный дьяк.
— Построю, - храбро ответил Дурак, сын Алсуфьев.
— А воспаришь ли, как птица, в небеси бездонные? - продолжал пытать Дурака Алсуфьева думный дьяк.
— Воспарю, - сказал Дурак, но уже без прежней уверенности.
— Чего тебе для этого надобно? - спросил думный дьяк.
— Восемнадцать рублёв серебром! - без запинки объявил ходатай.
— Премного благодарен, ваше превосходительство, - сказал Дурак Симфорианов и поклонился думному дьяку в пояс.
— Когда предъявишь сию удивительную машину? - строго осведомился думный дьяк.
— Полагаю, за две седмицы управлюсь, - сказал Дурак, сын Алсуфьев.
— Роспись свою здесь черкни, - подсунул казначей Дураку расписку. - Писать-то умеешь, паря?
— Грамоте обучен, - с достоинством парировал Дурак, беря из руки казначея перо.
"При сем удостоверяю, - вывел он надпись, - получено по указу царскому из Стрелецкого приказа деньгами 18 (прописью: восемнадцать) рублёв серебром на постройку механизма летучего. Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев".
— Считай, - сказал казначей, отдавая ходатаю кожаный кошель.
Дурак высыпал монеты на стол: "Восемнадцать рублёв, - сказал он, завершив подсчёт. - Тютелька в тютельку".
— Две седмицы, - напомнил Дураку думный дьяк. - Стрельцов дам, до дому проводят. Да смотри, не сбеги.
— Как можно, ваше превосходительство?! - вроде обиделся Дурак.
— Как, как, - сказал думный дьяк. - Каком кверху. Надзор на тобой налажу. Тайный.
— Не извольте беспокоиться, - сказал на прощание Дурак, сын Алсуфьев, - что обещал, исполню в точности.
Две седмицы спустя, как и было обещано, притащил Дурак, сын Алсуфьев, на Ивановскую площадь, готовый агрегат летательный. Не своими силами, конечно, притащил, а лошадью, зацепивши верёвкой пеньковой за нос вострый машины диковинной.
Думный дьяк, начальник приказа Стрелецкого, боярин Троекуров, да подчинённые его, да зеваки всякие любопытные, тоже на площади собрались, чтобы поглядеть, как Дурак летать станет. Механикус сего аппарата чудного, вдев ноги в стремена и ремнями кожаными укрепившись, сел в седлице деревянное и ногами давить рычаги начал, мехи раздувая. Машина же, замахав крыльями, с места не стронулась, сколько бы быстро Дурак рычагами ножными не двигал. Осерчал тогда боярин Троекуров и повелел притащить того Дурака и когда стрельцы его приказание исполнили, спросил того Дурака, отчего он Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев, не летит, яко птица, ежели до этого клялся истово, что полетит?
Механикус же отвечал смиренно, будто оттого взлететь не может, что крылья де у его машины сделаны из слюды и тяжелы бысть, а надобно де крылья те делать иршеные, то есть из замши изготовленные, ради чего просил у боярина выдать ему дополнительно ещё пять рублёв серебром.
Начальник Стрелецкого приказа, боярин Троекуров деньги тому Дураку дал, пообещав, что в следующий раз, ежели Дурак не взлетит, будет бит батогами нещадно и отпустил. Тот уходя, божился, что машина с крыльями другими непременно летать станет. По прошествии одной седмицы, приволок Дурак на площадь иную машину, лёгкую, словно бы из серебряных проволок слаженную. А Дурак тот в одежду чудную одет был и на голове шапка у него была, будто бы капля водяная на морозе застывшая. Сел тот Дурак Симфорианов, сын Алсуфьев, в седлице узкое, взялся руками за рычаги изогнутые, видом своим рога буйволовы напоминающие, и улетел.
А батогами секли холопа беглого, Ивашку Памфилова, прозвищем Косое Рыло.