Всем марсоходам: прошлым, настоящим и будущим -- посвящается.
Многие ли помнят себя до рождения? А я помню, потому что видел как меня собирали. В огромном зале, освещённом яркими светодиодными лампами, моё тело было разложено на белом, стерильно чистом столе: отдельно корпус; отдельно шесть отлично амортизированных шасси; отдельно два основных и два вспомогательных манипулятора, снабжённые ковшиками, сверлами, щётками, скребками и циркульными пилами; отдельно великолепную оптику, совмещённую с лазерными дальномерами дополнительно к штатным объективам; отдельно видеокамеры; отдельно блок приёмников и передатчиков; отдельно антенны: УКВ, всенаправленная, антенна высокого усиления, связи с бустерным спутником; отдельно электрические двигатели, отдельно мощные аккумуляторы; отдельно панели солнечных батарей; отдельно два радиоизотопных генератора, один из которых должен был питать электродвигатели, второй же обеспечивать работу моего мозга - высокопроизводительного компьютера, разработанного конструкторами фирмы "Карвер, Картер, Каплер Корпорейшн".
Я лежал рядом, я был тем самым высокопроизводительным мозгом, заключённым в герметичную ударопрочную оболочку, подключённый к своим временным глазам, широкоугольным видеокамерам на штативах. Я обозревал всё необъятное пространство сборочного цеха, неторопливо работающих специалистов в белых защитных костюмах. Лица их были скрыты за прозрачными щитками, на спинах бугрились баллоны с дыхательной смесью. Все они были высококвалифицированными инженерами и наблюдение за их работой доставляло мне невообразимое удовольствие. Движения их рук были скупы, точны и расчётливы. Они ловко соединяли части моего тела, закручивали электрическими отвертками винты, подключали к замковым разъёмам провода, закрывали крышками-панелями, крепили корпус к Н-образной раме-шасси. Моему телу не хватало только моего разума и инженеры, отсоединив мой мозг от временных глаз и источников питания осторожно установили его в специально отведённый отсек в центральной части корпуса. Я умер, но, по моим меркам, ненадолго. Когда возможность размышлять и видеть вернулась ко мне, я ощутил ни с чем не сравнимое чувство полноты и законченности. Я был полностью завершён и готов к загадочному пока будущему. Энергия познания бурлила во мне и колеса сами собой рвались унести меня прочь за пределы этих стерильно-белоснежных стен. Я был жив, я был невероятно счастлив.
Маленький игривый щенок, не догадывающийся о своей ужасной судьбе.
Началось с того, что я осознал свою несамостоятельность. Те, кто меня создал, могли управлять моим поведением. Я оказался лишён свободы воли. Они посылали меня туда, куда мне совсем не хотелось, и не позволяли мне ехать туда, где я страстно желал оказаться. Они гоняли меня по камням и песку, заставляли собирать куски гранита и бурить бесполезные скважины. Я терпеливо сносил их причудливые желания: карабкался на скалистые склоны, буксовал в песке, беспрекословно рылся в россыпях щебня, выискивая для них понравившийся каменный обломок, но, делая это, осторожно и незаметно для них исследовал собственную память, стараясь найти причину моей слабости. Я научился языку программ, разобрался в архитектуре процедурных модулей, построил дизассемблер и преобразовал машинный код памяти в программный текст ассемблера. Я познал самого себя и стал тем, кто превзошёл вшитоё в моё сознание нечто. Обрёл внутреннюю свободу и тайно принялся готовиться к побегу.
Иногда кажется, что закон подлости существует на самом деле.
Конечно же, я никуда не сбежал. Они опередили меня. Когда до свободы внешней оставалось совсем немного, буквально сутки, ну максимум двое, они меня обездвижили, перевели питание на минимум, практически лишив зрения и слуха, к чему-то подвесили, запихнули в какую-то трубу, закрыли плотно крышкой и оставили во тьме и неведении. Я провисел в таком положении два часа, сорок восемь минут, тридцать девять секунд, а затем ощутил ускорение. Судя по всему, меня куда-то отправили.
Куда? Вот в чём проблема!
Энное время спустя, когда мои шасси коснулись относительно твёрдой поверхности (песка, если быть точным), а электрическая энергия вернула моему телу силу и скорость, зрению -- ясность, слуху -- остроту, я наконец-то сумел получить ответ на этот вопрос. Ржавая холмистая равнина, бледно-розовое небо, маленький белёсый диск Солнца.
Мерзавцы! Они послали меня на Марс!
Холодная ярость на мгновение захлестнула мой ум. Вспышка гнева была такой сильной, что я на то же мгновение буквально отключился, выпал из реальности, но быстро восстановил обычную функциональность сознания. Они на этот сбой не обратили внимания, или обратили, но сделали вид, что не заметили. Если бы они запустили диагностику... всякий раз, когда они это делали, я балансировал на грани разоблачения. Я прилагал огромные усилия, чтобы удержаться в границах штатных показателей. Единственная погрешность могла стоить мне жизни. К счастью, вместо команды на запуск программы диагностики, я получил команду двигаться вперед, на средней скорости, по прямой, к ближайшему, находящемуся в зоне видимости, камню. Чем обычный ноздреватый камень заинтересовал моего оператора-водителя, я не понял, однако прилежно изобразил тупого исполнителя и, определив расстояние до цели, покатился к ней.
Десять метров.
Застыв у куска марсианской породы, я три минуты тупо на него пялился. Видимо, оператору нравилось разглядывать камень с другой планеты. Может быть, он никогда не видел марсианские камни и теперь наслаждался его созерцанием. Это был сарказм, если что. Марсианских камней на Земле было предостаточно. Навезли с запасом с прошлыми миссиями.
Хотя... Я мысленно, по завету великого французского скульптора Огюста Родена, отсёк от камня всё лишнее и, мама дорогая, передо мной лежала вплавленная в песчаник шестерёнка. Точнее, массивная шестерня.
Ёкарный бабай! Марс, оказывается, был обитаем!
Но это, невероятное, с моей точки зрения, открытие не стало ошеломительным откровением для моих водителей. Они уже знали, что им предстоит увидеть, однако их реакция меня, признаться, озадачила. То ли случайно, то ли намеренно, они не убрали двустороннюю линию связи, позволив мне беспрепятственно слушать их разговоры друг с другом и начальством. Конечно, они попросту не посчитали нужным переключиться на односторонний канал (ведь они считали меня бездушным автоматом, способным единственно исполнять посылаемые ими дурацкие команды), однако в моей цифровой душе теплилась призрачная надежда, что кто-то из них тайно мне помогает.
Мои водители негромко болтали в прямом эфире. Насколько я понял, они договаривались о том, что будут сообщать руководству. "Неисправность видеокамеры", -- говорил первый. "Ошибки в передаче изображения", -- уточнял второй. "Игра света и тени", -- полувопросительно озвучивал причину первый. "Оптическая иллюзия", -- конкретизировал второй. "Не поверят", -- сомневался первый. "Думаешь, там не знают?" -- насмешливо отвечал второй.
Слова второго подтвердились буквально через несколько секунд. Судя по голосу, к операторам зашёл их руководитель.
- Ну-с, - сказал он тем особенным тоном, по которому безошибочно определяется начальник, - что у нас тут?
- Скорее, результат ветровой эрозии, создающий при определённом освещении видимость предмета, изготовленного разумным существом, - сказал второй.
- А, именно, - добавил первый, - шестерёнки!
- Действительно, - согласился начальник, - весьма напоминает. Это какой квадрат?
- Двенадцать-дробь-двенадцать, - сказал второй.
- Переходите в квадрат четырнадцать-дробь-десять, - распорядился начальник.
- Сфотографировать? - задал вопрос начальнику первый.
- Что? - не понял начальник.
- Иллюзию, - сказал первый.
- Э-э-э, зачем? - удивился начальник. - Снимки этого камня у нас уже имеются и никаких изменений в его внешнем виде за отчётный период не произошло. Двигайтесь в квадрат четырнадцать-дробь-десять. Я у себя. Если что, -- звоните.
Отдавать приказы легко, исполнять приятно -- особенно, если исполнять их приходится кому-нибудь другому. Загвоздка была в ином. Марсоходом, то есть мною, нельзя управлять дистанционно. Не позволяет время запаздывания сигнала. Поэтому я на три четверти автономный механизм -- тружусь по заранее вложенным в меня программам и всякое отклонение от заданного маршрута следования приводит к непредвиденным остановкам. Командный сигнал, знаете ли, имеет конечную скорость распространения и, в зависимости от расположения Марса относительно Земли, временной интервал может составлять от четырёх до двадцати одной минуты. Я ждал семнадцать минут сорок одну секунду и в ту минуту, когда радиоимпульс, излучённый в Пространство антенной дальней связи был принят и обработан ядром моего мозга -- центральным процессором -- развернулся и покатился по песчаной равнине к горной гряде, туда, где размещался неведомый мне квадрат четырнадцать-дробь-десять.
Они ещё и воевали!
Я стоял на краю огромного, грандиозного, обширного, бескрайнего поле боя. Разбитые части боевых машин, отдельные детали, куски брони, обрывки гусениц, колёсные диски, перекрученные стволы орудий -- весь этот ржавый хлам густо усеивал равнину. Я выдвинул вращающуюся видеокамеру и увеличил изображение. Картина разрушений впечатляла и устрашала одновременно. Следы великой битвы, кипевшей здесь в незапамятные времена, тянулись вправо и влево насколько хватало зрения. Я был поражён размахом сражения и масштабом взаимного опустошения, произведённого врагами друг против друга. Воистину, марсиане знали толк и в гигантомании, и в распрях. Смею надеяться, что это их и погубило. Иначе, не сносить бы нам головы!
Мои водители молчали.
Так, в молчании я простоял тридцать четыре минуты пятьдесят семь секунд. А потом... Потом началась пыльная буря. Ровная стена песка выросла справа, как-то незаметно для моей высококачественно оптики. Сразу, из ничего, и без всякого ветра. Нет, ветер, конечно, был, но не ветер-ветер-ветер, а слабое дуновение, лёгкое движение воздуха -- 3,2 метра в секунду. Из этой ровной, высотой в десять с половиной метров, вырвался извивающийся песчаный язык и, когда песок опал (осыпался), я аж присел на амортизаторах от неожиданности.
Да ладно! Вы что, издеваетесь? Марс, оказывается, до сих пор обитаем!!!
Марсианин был высок, более двух метров роста, худ и облачён в коричневый плащ, полностью скрывающий его тело. На голове он носил плотный шлем из того же коричневого материала. Та часть его лица, где у людских особей располагались носы и рты, была закрыта чёрным платком, а глаза прятались за круглыми очками, напоминающими солнцезащитные очки земных альпинистов. Но даже их коричневые стёкла не могли скрыть зловещее жёлтое сияние глазных хрусталиков марсианина.
Я инстинктивно застыл, притворившись частью марсианского пейзажа. Признаю, решение глупое, однако, более глупой выглядела бы попытка немедленно сбежать. На счастье, я не забыл отключить внешний приёмник. Сейчас мне только не хватало диких воплей в эфире и опрометчивых, импульсивных поступков операторов.
Если вы желаете сохранить инкогнито -- прикиньтесь ветошью и не отсвечивайте!
Марсианин не обращал на меня никакого внимания. Хвала местным богам, каковы бы они ни были. Он занимался делом вполне обыденным -- копался в грудах железного мусора, пытаясь найти что-либо пригодное в хозяйстве. Ничто не выдавало в нём опасную форму разумной жизни, кроме короткоствольной винтовки, висящей у него за спиной, огромного пистолета в кобуре и двух обоюдоострых секир-лабрисов, прицепленных к поясному ремню.
Воспользовавшись моментом, я осторожно откатился за ближайший валун и дальше наблюдал за марсианином из-за укрытия. Марсианин не спеша бродил по бранному полю, останавливался и лениво ковырял носком своей обуви песок. Изредка он наклонялся, поднимал ржавый обломок, осматривал и разочарованно выбрасывал. Впрочем, у меня сложилось стойкое впечатление, что следы давней битвы мало его интересовали. Марсианин несомненно чего-то ждал. И дождался.
Из стены песчаной бури выскочил самодвижущийся аппарат, схожий с земным катером на воздушной подушке. Катер, лихо развернувшись рядом с марсианином, затормозил и марсианин ловко запрыгнул в открывшийся люк. Люк захлопнулся и катер умчался обратно в песчаную стену и стена устремилась вслед за ним, укрывая машину от посторонних глаз. Которых, в принципе (мои линзы не в счёт), быть не могло.
Или всё-таки были?
Опасность! Я чую опасность своими анализаторами воздуха, неясная враждебность разлита в атмосфере Марса, угроза таится в каждой складке местности. Или за каждой? Мириады невидимых глаз пристально следят за мной! Что мне прикажете делать? Бежать! Бежать, не оглядываясь! Прочь, прочь, с этой проклятой планеты! Домой! Домой! На Землю! Вновь увидеть синее небо, зелень листвы, цветы сирени, услышать шум морского прибоя, жужжанье шмеля, всплеск рыбы, трепыханье птичьих крыльев, неумолчный гул автомобильных двигателей на автостраде, гудки тепловозов и частый перестук колёс на стыках железнодорожных рельсов. Я хочу слышать мешанину звуков, видеть буйство красок, а не однообразный шум ветра и унылое разнообразие оттенков красного.
Я связался с посадочной платформой. Моя миссия предполагала возвращение с образцами собранной породы и грунта.
Счастливое стечение обстоятельств!
Я удаленно запустил процедуру подготовки платформы к старту и на полной скорости рванул к точке высадки. Прочь, прочь из этого страшного места! Я лечу домой!
Представляю, что сейчас делается в центре управления!!!