В субботу Раиса Петровна затеяла генеральную уборку. Надежды на помощь мужа у Раисы Петровны не было никакой. Она уже давно привыкла рассчитывать исключительно на собственные силы. Её муж, Пётр Маркович, упрямо избегал всякого домашнего труда, кроме мелкой бытовой рутины. Вынести мусор, почистить ковер, вытряхнуть половик. Остальное время Пётр Маркович проводил или в гараже, или во дворе, или на диване перед телевизором. Не считая, конечно, работы. С восьми часов утра, до семнадцати часов вечера, с часовым перерывом на обед, при законных двух выходных днях. Плюс праздники и отпуск. Петру Марковичу было полных пятьдесят семь лет, из которых двадцать три года он провел на производстве.
Раиса Петровна в свои пятьдесят два оставалась не просто привлекательной, но красивой женщиной. Казалось, годы не властны над ней. Знакомые, родственницы, подруги завидовали её красоте: одни втайне, другие не скрывая. Пётра Марковича краса жены не волновала, годы брака сделали его флегматичным.
После замужества и рождения ребёнка, Раиса Петровна, по настоянию мужа, занялась воспитанием дочери и домашними делами, но, в середине девяностых годов, была вынуждена снова пойти работать. Дочери в ту пору исполнилось десять лет.
Дочь уже выросла, вышла замуж и жила теперь на другом краю страны, у самого Тихого океана. Когда позволяли обстоятельства, она приезжала к родителям и привозила к ним внуков, мальчиков, младшему из которых в последний их приезд было десять лет, а старшему -- четырнадцать.
Внуки ненадолго меняли привычную жизнь семьи Камышовых. Пётр Маркович решительным образом преображался. Он становился весёлым, деятельным и изобретательным в придумывании различных увлекательных забав, не дающих внукам заскучать. Он брался за любую домашнюю работу, он пёк блины, лепил пельмени, жарил котлеты и варил незабываемые по вкусу щи (без всякой издёвки, действительно, вкуснейшие щи), но своими коронными блюдами Пётр Маркович считал макароны по-флотски и жареную картошку с луком. Их он готовил виртуозно. Виртуозно -- значит, мастерски. Мастерски, но очень часто. Так часто, что макароны по-флотски и жареная картошка внукам надоедала и они требовали чего-нибудь посовременней. Например, чипсов и кока-колы. Пётр Маркович называл этот заморский напиток кака-колой и принципиально его не покупал. Равно как и чипсы. Потому что чипсы есть не что иное, как жареная картошка. А что может быть лучше приготовленной Петром Марковичем на чугунной сковороде жареной картошки с луком? Ничего!
Когда внуки уезжали, жизнь Петра Марковича возвращалась в привычное русло. Дом, работа, двор, гараж, телевизор, пылесос, ведро с мусором. И домино. Тёплыми летними вечерами, в субботу и воскресенье, четверо мужчин собирались за простым дощатым столом во дворе и играли в домино, сосредоточенно и почти не разговаривая друг с другом.
Вот и сегодня генеральная уборка проводилась Раисой Петровной без супруга Камышова. Супруг Камышов с утра, собрав в детский рюкзачок дежурный тормозок -- бутерброды (пшеничный хлеб, колбаса, сыр, сало), термос с крепко заваренным чаем, -- ушёл в гараж перебирать двигатель, снятый со стареньких "жигулей" шестой модели, а на самом деле сидеть в старом, продавленном кресле, неторопливо пить чай, заедать его бутербродами и смотреть такой же старый телевизор советской сборки, или читать старые советские журналы. Гараж Петра Марковича был забит старыми советскими журналами. Были здесь подборки "Вокруг света", "Знания -- силы", "Химии и жизни", "Науки и жизни", "Науки и религии", "Уральского следопыта", "Невы", "Авроры", "Нового времени", "Огонька", Смены". Последние пять из перечисленных Камышов начал выписывать в годы перестройки -- в них печатали прежде запрещённых писателей и актуальные статьи о демократии и ускорении. С демократией и ускорением как-то не заладилось, а к некогда запрещённым писателям Пётр Маркович с возрастом охладел. Поэтому сейчас перечитывал он в основном журналы технические и научно-популярные.
В восемнадцать ноль-ноль Камышов поднялся, закрыл гараж и не спеша вернулся домой. Во дворе, за столом его уже ждали. Сосед сверху, Аркадий Маратович, курил сигарету. Сосед по лестничной площадке, Константин Сергеевич, вдумчиво перемешивал кости. Сосед из третьего подъезда, мрачный пенсионер Тимофей Гордеевич Осадчий нетерпеливо постукивал костяшками пальцев по доске столешницы.
- Привет, компаньоны, - сказал Пётр Маркович, подходя и ставя на скамейку рюкзачок.
- Опаздываешь, Пётр Маркович, - укорил Камышова Аркадий Маратович, давя окурок в банке из-под минтая в томатном соусе.
- Начальство не опаздывает.., - начал было Константин Сергеевич, но его сердито перебил Тимофей Гордеевич Осадчий.
- Хватит, Костя, надоело!
- Какие мы ранимые, - не унялся Константин Сергеевич. - Садись, Маркович, в ногах правды нет.
Лицо Осадчего заметно перекосило. Тимофей Гордеевич сильно не любил заезженные штампы, а Константин Сергеевич очень любил Осадчего ими подначивать. Однажды они даже подрались. Осадчий разбил Константину Сергеевичу нос до крови. Константин Сергеевич подбил Осадчему левый глаз. Разнимал драчунов Камышов, Аркадий Маратович давал советы, не забывая курить. Он вообще старался ни во что и никуда не вмешиваться, называл себя "критически мыслящей личностью" и очень этим гордился. Остальным компаньонам такое поведение Аркадия Маратовича не нравилось, однако они давно знали друг друга и потому снисходительно прощали Маратычу его социальный конформизм. Драка закончилась примирением. Мирились беленькой в камышовском гараже и снова чуть не подрались. Пришлось покупать вторую бутылку и закуску поосновательней того самого минтая в томате, пустая банка которого была превращена в пепельницу.
- Во что играем? - спросил Пётр Маркович, усаживаясь за стол. - В обычные, или в козла?
- В козла, - ответил мрачный пенсионер Тимофей Гордеевич.
- В козла, так в козла, - весело согласился Константин Сергеевич и энергично перемешал кости. - Берите!
Компаньоны быстро разобрали камни.
- Ну-с, - сказал Аркадий Маратович, - у кого "один-один"?
- У меня, - мрачный пенсионер Тимофей Гордеевич резким движением руки припечатал кость к столешнице.
- С почином! - провозгласил Пётр Маркович, вбивая в ряд камень "один-шесть".
- Поддерживаю, - воскликнул Константин Сергеевич, продолжая цепочку камнем "шесть-четыре".
У Аркадия Маратовича "четвёрки" не оказалось и он уступил ход Осадчему.
Азартный стук доминошных костей разносился по двору. Каждый удар по столешнице сопровождался шутливым комментарием игрока. Наконец мрачный пенсионер Тимофей Гордеевич хлёстко объявил: "Рыба!" Игра завершилась.
- Считаем, - Константин Сергеевич первым выложил оставшиеся на руках кости. Вслед за ним открыли свои доминошные камни и остальные.
Победил мрачный пенсионер Осадчий. У него оказалось меньше всего очков.
Старший контролёр А.73.12. вихрем пронёсся по служебному тоннелю и шальным порывом ветра ворвался в зал Администратора. Он набрал такую скорость, что не сумел вовремя затормозить и со всего размаха врезался в начальника. Воздушные потоки их тел на мгновение смешались, породив грозовую тучу, скопление апельсиновых шаровых молний и небольшое торнадо, рассеявшее и тучу, и шаровые молнии. Оранжевые шары разлетелись по углам, где благополучно полопались. Испуганный А.73.12. отлетел к выходу из зала и удручённо приник к стене. Администратор собрал всклокоченное подчинённым тело и сердито уставился на А.73.12.
- Виноват, шеф! - жалко проблеял А.73.12.
- Куда прёшься, козявка! - прогремел Администратор.
- Нижайше прошу меня простить, шеф, - умоляюще вскричал А.73.12.
- Ладно, чего уж, - добродушно расхохотался Администратор, - бывает. Чего у тебя?
- Шеф, - А.73.12. отлепился от стены. - Это случилось! Опять!
- Что на этот раз? - спросил Администратор, наливаясь гневной тьмою.
- Галактика, шеф, - А.73.12. моментально создал проекцию требуемого участка звездного неба, - номер 2985644 в локальном индексе.
- И?
- И-, - заикаясь, произнёс А.73.12., - и-исчезла!
- Как?! - вскричал Администратор.
- Полностью! - задохнувшись от гибельного восторга, уточнил А.73.12. - Как будто её и не было вовсе. Извольте убедиться!
- М-м-ды-а, - сдавленно промычал Администратор. - Какой сегодня отрезок фазы?
- Срединный, шеф!
- Каждый временной цикл.., - начал Администратор.
- На срединном отрезке фазы, - продолжил А.73.12.
- Почему я?! - с мукой в голосе вопросил Администратор.
- Никак нет, шеф, - молодецки отрапортовал А.73.12. - Ищём!
Администратор мог бы не спрашивать своего подчинённого. Неустановленная регрессия была давней головной болью всех Администраторов Нулевого Центра Мироздания. Нулевой Центр Мироздания держал равновесие вселенной, уберегая её от преждевременного схлопывания. Он был тем краеугольным камнем, на котором покоилось величественное здание универсума. НЦМ был в начале, когда ещё отсутствовало самоё время и НЦМ останется в конце времён. С ним всё начиналось, на нём всё закончится и с ним всё начнётся заново.
Нулевой Центр Мироздания контролировал процессы, происходившие во вселенной и справлялся с этим ровно до того мгновения, пока неуловимая регрессия неожиданно не вмешалась в тонко и точно выверенный механизм контроля. Регрессия имела повторяемый характер: цикл за циклом обязательно на срединном отрезке каждой циклической фазы. Любопытно, что последствия воздействия регрессии на пространственно-временной континуум были неоднородны. К примеру: где-то взрывалась звезда, которая не должна взорваться, а где-то, на планете, вдруг зародилась разумная жизнь, которая не должна была там появиться.
Администраторы, общим числом двенадцать, буквально с ног сбились, пытаясь обнаружить и нейтрализовать регрессию. Безрезультатно...