Вечерами над полянкой звенела тишина. Мудрая слепая змея выползала на нагретый солнцем камень и слушала жизнерадостное трепетание лягушачьих горлышек, пронзительные холодные мысли хищников, тихие вздохи травоядных, беспокойно вглядывающихся в свои короткие яркие сны...
Ночной ветер холодил кожу, и змея лениво стекла в траву, обогнув замешкавшегося паука-сенокосца. Лягушки звенели свою вечернюю песню, и змея молча скользила вперед, безошибочно чувствуя ту, чей голос уже выдавал предчувствие неизбежной гибели...
Они были связаны в этот миг, и перед невидящим взором пронеслись и теплая ласка воды, и жажда полета, и мечты о сказочном принце, который поцелует скользкий и горький лоб, и своей верой в чудо превратит ее в прекрасную принцессу...
И в песне было столько печали, что змея, осторожно приблизившись, замерла, ощущая скользкий мокрый комок, рожденный переполненной тиной утробой пруда и взрывающий тишину тоской о счастье...
В наступившей тишине она бережно коснулась смертоносным жалом замершей жертвы, вложив в это касание все, что переполняло ее в этот миг - свою веру в то, что за этим последним порогом для зеленокожей пучеглазой лягушки откроется новый неведомый мир...
И открылась ей вся горечь этого прощального дара - горькая мудрость взявшего на себя роль Дарующего Свободу...
И скользили, растворяясь во мраке, силуэты крылатых драконов, рассекающих ночь всплесками яростного огня, спящих на грудах золота в неприступных замках и похищающих из суеты городов трепещущих девственниц. Кружилась голова, и гибкое тело беззвучно скользило вперед, навстречу Судьбе...
...юный мангуст облизнулся и отправился грезить о прекрасном мире без смертоносных ползучих тварей, коварных охотников, таких неразборчивых в еде тигров, да мало ли кого еще...
...огромный тигр щурил в темноту насмешливые, обманчиво-неподвижные янтарные глаза. Он не понимал идеалистов, стремящихся покинуть этот прекрасный мир, хотя часто помогал им. Его не тревожили ни тени саблезубых предков, ни видения прыжков сквозь кольцо огня под восхищенные крики сотен людей - он был Здесь и Сейчас, и ночь завороженно вглядывалась в узкие лезвия зрачков...