Юлия НИКИТИНСКАЯ
     
                                  КАНДИДА
     
                      Книга 2. Ратоборцы с косичками
     
                                                  "Мал золотник, да дорог"
                                                         Народная мудрость
     
                                     1.
     
     Кандида шла по рынку неторопливым прогулочным шагом, как ходят люди 
взрослые и независимые, и глазела по сторонам. Ей нравилось это ощущение: 
быть на рынке не в качестве товара, а в качестве покупателя. Пусть даже и 
без денег - всегда можно намечтать себе гору золота, скупить в мыслях весь 
рынок и раздарить бедным. А когда в вышитом замшевом кармашке, подвязанном 
к поясу, приятно позвякивают десять медных монет с бульдожьим профилем 
короля Аплонио - тогда ты и подавно счастливее Богов в Валарэнде. На 
десять монет можно купить полную пригоршню леденцов. Или облитый глазурью 
круглый пряник, украшенный жар-птицей с глазами из изюмин. Кандида 
скользила взглядом по длинным прилавкам, заваленным всякой всячиной, 
вдыхала умопомрачительные ароматы фруктов и свежей сдобы и терзалась 
сомнениями. Что же все-таки лучше, пряник или леденцы? Она совсем было 
решила дело в пользу пряника, но тут ей отчаянно захотелось леденцов - 
очень уж они были яркие, разноцветные, вкусные даже на вид. Кандида 
шагнула к лотку с конфетами, и ей сразу представился пряник, такой 
блестящий, в меру поджаристый, пахнущий медом, с хрусткой корочкой. Она 
отступила в задумчивости. Может, лучше купить вовсе и не пряник, и не 
леденцы, а яблоко? Яблоки - они для здоровья полезные. 
     Под пестрым полотняным навесом худосочная блеклая девица, смахивающая 
на белого кролика, примеряла накидку из радужного лаолийского шелка. По 
знаку торговца два подмастерья приволокли громадное зеркало из 
отполированной бронзы. Девица капризничала и приказывала повернуть зеркало 
то так, то эдак. Кандида мельком увидала свое отражение: девочка малого 
роста в полотняном платье и ременных сандалиях на босу ногу, лицо и голые 
руки темны от загара, как у стагирийки, зато волосы, заплетенные в две 
косички за ушами, светлые, почти белые. Ирийки в большинстве своем были 
темноволосы, блондинки здесь особо ценились. Так что пускай завидуют, 
решила Кандида. И платье у нее, хоть и не слишком красивое и изысканное, 
но зато в нем на лошади ездить удобно, и ни у кого нет такого. И вообще, 
оно истинно норандийское! Национальное, как сказал умный Парвиус. Сарафан, 
пошитый из плотного льняного полотна, состоял из двух половинок и 
надевался поверх длинной просторной рубашки без рукавов, с широкой каймой 
по подолу. И никаких вам крючков, тесемочек, ленточек, в которых можно 
запутаться, точно в рыболовной сети. Просто и надежно. Харальд хевдинг был 
очень доволен, что наконец-то удалось раздобыть для Кандиды одежду, 
приличествующую настоящей, уважающей себя норандийке. 
     Вспомнив про Харальда, Кандида вздохнула, потеряла интерес к яблокам 
и пряникам и пошла дальше, пиная носком сандалии донышко от разбитого 
кувшина. Всего-то седьмица с малым минула с тех пор, как Звездная дружина 
покинула Эсарию, столицу Ирны, а она уже скучает. Сильно не по себе в 
незнакомом городе без Харальда, Рэндали, Кинтаро, Парвиуса, Джестина, 
добродушного верзила Римсаса, который так здорово умеет вырезать из 
картофелин всяких забавных зверушек... Прямо словом не с кем перекинуться 
в целой Эсарии и во дворце этом противном. Правда, главная повариха, 
тетушка Волюмния, чьим заботам поручили Кандиду, ее кормит и разрешает 
спать в каморке с посудомойками, но сама только и зыркает, как бы дикая 
девчонка не стащила с кухни колбасы. Будто Кандиде нужны эти колбасы! 
     Очень Кандиде во дворце не нравилось. Самый воздух там был пропитан 
подозрительностью, клеветой, интригами и ядом. Все за всеми следили: слуги 
шпионили за министрами, министры глаз не спускали со слуг да еще и 
находили время подсиживать друг дружку. Исходила эта вселенская слежка от 
короля Аплонио, который (так, по крайней мере, заявила Рэндаль, а ей 
Кандида верила) от распутства и попоек тронулся умом. Сначала ему 
мерещились розовые бесы, а потом стали мерещиться убийцы, заговорщики и 
отравители. Он посадил на кол главного советника, заточил в подземелье 
королеву, приказал удавить трех наложниц-фавориток, но подлые 
злоумышленники плодились как тараканы. В страхе за свое драгоценное 
здоровье Аплонио нанял Харальда-норандийца и его дружину, дабы охраняли 
его денно и нощно. С тех пор Звездная дружина кисла в пропахшем 
благовониями дворце и стерегла монарха, когда тот принимал ванну и 
забавлялся с непотребными девками. Потом в одной из окраинных деревушек 
приключился бунт - крестьяне поймали сборщика налогов, обмазали смолой, 
вываляли в перьях и закидали камнями, после чего пошли жечь барские 
усадьбы. Перепуганный король спешно отрядил Звездную дружину на усмирение 
мятежников. Рэндаль обрадовалась по уши - стосковалась по хорошей драке. 
Харальд решительно заявил, что драки не будет. Ему претило резать голодных 
землепашцев с граблями вместо оружия. Пугнем, сказал он, и довольно. 
Рэндаль согласилась, обругала Его Величество Аплонио Ирнского по матери, и 
дружина на рысях умчалась из Эсарии. А Кандиду оставили. Потому что в 
бунтующих деревнях девочкам, пусть даже норандийкам, делать совершенно 
нечего. 
     ... Задумавшись, Кандида чуть не наскочила на пятерых стражников, что 
топали навстречу - все как один плечистые, длинноусые, сытые, щеки со 
спины видать. Физиономии у них были наглые, вальяжные, самодовольные, а 
дюжий десятник в шлеме с плюмажем, что шагал впереди, и вовсе выглядел 
так, будто только что стащил Аплонио за бороду с трона и уселся на его 
место. Полуденное солнце вспыхивало зловещими бликами на лезвиях боевых 
топоров, которые хоть и были поменьше Рэндалиной секиры, но все равно 
навевали неприятные мысли о разбрызганных по мостовой мозгах. У десятника 
была вдобавок двухвостая плетка. Кандида вовремя увернулась, шмыгнула в 
щель между прилавками. Люди торопливо пятились, освобождая стражникам 
дорогу. В глазах у них был страх пополам с задушенной ненавистью. 
Городская стража с соизволения Их Величества обдирала эсарийцев как липку. 
Кандида из своего укрытия видела, как здоровенный десятник подошел к 
одетой в лохмотья заморенной рыбачке и ткнул в корзину, где бились и 
подпрыгивали, блестя чешуей, крупные макрели.
     - Ты, Азаротова дочь, пошто продаешь тухлую рыбу?! Травишь, значится, 
честной ирнский народ всякой пакостью?! Пресечь! И немедля! Бракус, 
конфисковать рыбу! 
     Рыбу конфисковали и неспешно, словно ползущий с горы ледник, что 
стирает все на своем пути, двинулись дальше. Женщина залилась слезами, 
какая-то сердобольная кумушка в ярком платке стала ее утешать. Кандида 
выскочила из-за прилавка, остро сожалея, что она не хаардрааде-воительница 
и не сможет посчитать бессовестным стражникам зубы. Ограбленная средь бела 
дня рыбачка все еще утирала слезы, когда Кандида подбежала к ней и 
протянула на растопыренной ладони десять медных монет. 
     - Вот, почтенная сьонна! Пожалуйста, возьми! 
     - Да что ты, маленькая госпожа... Элиль с тобою... право, не надо... 
я... 
     - У меня еще есть! - убедительно сказала Кандида, и вдруг услышала 
тонкий пронзительный визг - как раз с той стороны, куда повлеклось 
стихийное бедствие. 
     У опрокинутого лотка со скользкими мидиями чернявенькая девочка в 
красном платье с криками рвалась из лап мародера-десятника, который 
ухватил ее за шиворот и за руку выше локтя. Она извивалась ужом, лягалась, 
но стражник высился над нею, точно гора, и несчастная смахивала на мышку, 
угодившую в пасть ко льву. Горожане сбились в кучки поодаль, сочувственно 
переглядывались, однако ни один - даже громадный, как откормленный циклоп, 
мясник, который мог бы вколотить всех пятерых в землю по самые уши - не 
вступился за девчушку. Стражник лютым тычком швырнул свою жертву на 
булыжную мостовую. Девочка растянулась плашмя, ударилась носом о камень - 
Кандиде почудился отвратительный хруст костей - а десятник занес над ней 
плеть. 
     Кандиду ожгло таким нестерпимо ярким воспоминанием о плантациях 
Мелидучи и запоротых насмерть рабынях, что она почувствовала в себе силу 
десятка хаардрааде. 
     - Что делаешь, аспид?! - Оттолкнув зевак, она налетела на стражника 
сзади, бесстрашно ухватила за перевязь и, упираясь ногами в землю, изо 
всех сил дернула. - Пусти ее!!! 
     Могучий мужичина, увешанный вдобавок железом, как царица 
аранистанская - золотом и алмазами, аж покачнулся и промазал плетью по 
чернявенькой, но тут же замахнулся вдругорядь, а Кандиду, даже не 
оборачиваясь, сбросил ударом локтя. Ее отнесло шагов на пять, она 
закувыркалась, словно перекати-поле, и попала ладонью в какую-то дурно 
пахнущую лужу. Было не очень больно - Харальд учил ее падать и не 
ушибаться, однако обидно до горечи во рту. Может быть, Кандида и вправду 
родилась норандийкой. Может, насмотрелась на хевдинга и Рэндаль. Одним 
словом, что-то пробудило в ней норандийскую гордость и варварскую ярость. 
Она вскочила, будто упавшая с крыши кошка. Прыгнула на стражника, повисла, 
вцепившись в толстую, как бревно, ручищу, и с хищным наслаждением вонзила 
в его жилистое запястье все тридцать два зуба. 
     Блюститель закона взвыл самым что ни на есть неблагим матом и так 
тряхнул рукой, что Кандида слетела, точно перышко. Мир вокруг нее 
закувыркался. Она грянулась спиною в дощатый прилавок, что-то хрустнуло - 
не то доски, не те Кандидины кости, в глазах у нее потемнело. Она 
почувствовала во рту мерзостный вкус крови. В следующий миг безжалостные 
клешни выволокли ее из кучи рассыпавшихся яблок и лимонов, вздернули на 
ноги и потащили во все четыре сторож одновременно, чуть не разорвав на 
несколько маленьких Кандид. Она попробовала наугад хватануть зубами, но ее 
сцапали за косы и оттянули голову назад, чтобы не могла кусаться. Кандида 
задохнулась от боли. Над ней нависла перекошенная рожа искусанного 
десятника. 
     - У, мелкая вонючая мразь! Гадюка семибатюшная! Щас я тебя!.. 
     Кто-то из подчиненных задержал его кулак в двух пальцах от 
Кандидиного носа. 
     Стражники наперебой зачастили что-то по-ирийски. Кандида поняла, что 
Валарэ-Наэнир, Хозяйка Судеб, сейчас задумчиво крутит в руках ножницы и 
размышляет, обрезать нить жизни девочки с дурацким, совсем не норандийским 
именем или же пока не стоит.
     Потом солдат отпустил ее волосы; взамен этого ей жестоко стянули руки 
кожаным ремнем и куда-то повели, причем укушенный пристроился сзади и, 
когда Кандида спотыкалась или замедляла шаг, злобно тыкал ее рукоятью бича 
под лопатку. 
     - У, гадюка семибатюшная! 
     А вот и неправда, хотела возразить Кандида, я гадюка вовсе 
безбатюшная. У меня отца нет, у меня только Харальд хевдинг. Вот вернется 
и всех вас скормит бродячим кошкам! Она не боялась. Пока не боялась. В ней 
еще горела сумасшедшая отвага, что заставила ее с голыми руками кинуться 
на пятерых оружных мужиков. И она была уверена: Харальд обязательно 
поспеет вовремя и спасет ее, что бы ни случилось. Это уж как Валары святы. 
     Ее привели в некое отвратительное здание с толстыми решетками на 
окнах, массивное и приземистое, похожее на отдыхающую исполинскую жабу. 
Стены из бурого с прозеленью камня только усиливали сходство. Кандиду 
втолкнули в тесную комнату, где воздух был таким спертым, что его можно 
было рубить секирой, и повсюду красовались портреты короля Аплонио в 
различных величественных позах. Пришел какой-то унылый тип в кирасе со 
значками капитана, посмотрел на встрепанную девчонку невыразительными 
глазами маринованного судака, перебросился парой слов со стражами, которые 
поймали Кандиду, и с тоскующим видом утянулся прочь, сделав напоследок 
вялый жест. Покусанный десятник злорадно сунул пленницу кулаком в бок. 
     - Так тебя, гадюку семибатюшную! Здесь тебе не Норандия! 
     - Конечно, не Норандия, - сказала Кандида, - а то попробовал бы ты 
меня тронуть!
     Укушенный свирепо засопел, однако, видимо, побрезговал марать руки о 
зарвавшуюся пигалицу. Кандиду снова подхватили и потащили, так что ноги ее 
едва доставали до пола. Ее спустили по винтовой лестнице, навстречу 
пахнуло сырым нечистым воздухом, в подвальной темноте противно завизжало, 
будто железом скребли по железу, и перед Кандидой разверзся вход в чертоги 
Деркато, Владычицы Вечной Ночи. С нее сняли путы. Укушенный со смаком 
примерился и отвесил ей такого тумака, что она рыбкой нырнула в черную 
дыру, не успев и пискнуть. Дверь захлопнулась, заскрежетали засовы. 
     Кандида ухитрилась выставить вперед обе руки, спасая свой 
многострадальный нос от пагубного столкновения с грязным, заплеванным и 
осклизлым каменным полом. Проморгавшись, она приподнялась, потом встала на 
четвереньки и огляделась, хотя освещение было скверным, а в глазах все еще 
прыгали бесенята. Отовсюду на нее таращились изможденные неопрятные 
женщины со слипшимися от грязи волосами, укутанные в засаленное тряпье; 
некоторые смотрели сочувственно, другие - настороженно, третьи - 
неприязненно. Лица у всех в блеклом свете, падавшем из зарешеченной 
отдушины под потолком, были желтые и помятые, под глазами висели мешки. 
Женщин было много. Они не помещались на скрипучих дощатых нарах у стен и 
сидели на полу, подстелив ветошь и гнилую солому. Пахло в подземелье 
гадостно. 
     - Еще одна, - вполголоса заметил кто-то. - Детей-то за что? 
     - Что с него возьмешь, его Деркато сковородкой ушибла... 
     - Эх... Сирые мы и убогие... горести гложут нас многие... 
     - Эй, норандийка! - позвали из самого темного угла. - Иди сюда, я на 
нарах потеснюсь! А то на полу крыса цапнуть может, рада не будешь! 
     Кандида проковыляла на зов. Окликнувшая ее чумазая и кудлатая девочка 
махнула приглашающе рукой в дешевом витом браслете и сдвинулась на нарах, 
давая ей место. Кандида села и, вспомнив о крысах, подобрала ноги. Соседка 
запустила пятерню во всклоченную копну черных кудрей, словно ворошила стог 
сена, отвела с лица спутанные пряди - и Кандида, признала ту самую девочку 
в красном платье, которую избивал на рынке стражник. 
     - Ты почему не убежала? - удивилась она. Девочка удивилась еще 
больше. 
     - А разве я должна была? Ты за кого меня принимаешь, норандийка? 
     Кандида усовестилась: и впрямь, стоило бы мозгой пошевелить, прежде 
чем молоть свое и чужое. Харальд за такое оскорбление звал в Круг 
Справедливости. 
     - Откуда ты знаешь, что я норандийка? 
     - Угадала! - У ирийки слегка косил левый глаз, и оттого казалось, что 
на уме у нее нечто хитрое-прехитрое. - У нас в Ирне таких отчаюг давно-о 
не осталось. Здесь либо рабы, либо трупы... А здорово ты его! Хряп! Вою 
было! Дерешься как норандийка, на севере все эдакие справные воины! 
     - Не все, - возразила Кандида, - вообще, норандийцы дерутся мечами, а 
не зубами. 
     Ирийка жадно уставилась на нее темными, как чернослив, глазами, точно 
пытаясь представить, какова Кандида будет с мечом. 
     - Кличут как тебя, героиня? 
     - Кандидой. 
     - Что это значит? - допытывалась любознательная ирийка.
     - Сие тайна велика есть! - Именно так Харальд учил ее осаживать 
охочих поизгаляться над ее странным именем. Ирийка встряхнула 
взъерошенными кудрями. Она, похоже, не собиралась изгаляться. Ухмылка у 
нее была, конечно, шкодная, но в глазах застыла тревога.
     - А меня зовут Приске... И, Манвэ свидетель, - подвижное лицо ее 
посерьезнело, - Манвэ свидетель, Кандида из Норандии, себе на беду ты за 
меня заступилась! 
     - Почему? 
     - Меня не спасла и сама теляхнешься! - досадливо объяснила Приске. - 
А я - конченый человек. Я, почитай, уже болтаюсь на Веселой Пэдите! Катэна 
- тот сержант, которому ты прокусила руку - поймал меня на рынке с 
листовками "Новой зари", а там черным по белому прописано: равноправие, 
свобода слова, отменить налоги, ну, и, само собой, Аплонио за ушко да на 
солнышко. Катэна читать ни беса не умеет, но дело свое понимает... Что ж, 
я знала - иду не гусей пасти... Да, знала... 
     Безнадежный тон Приске - а ведь была она немногим постарше Кандиды, 
жить бы ей и радоваться! - до того потряс Кандиду, что у нее завяли на 
языке поспевшие вопросы: какая такая "Новая заря" и что означает "свобода 
слова"? 
     - И... и что с тобой теперь?! 
     Приске нацепила цинично-бесшабашную улыбку. Кандида не увидала 
впотьмах, как дрогнули у нее губы. 
     - А ничего! Скоро поздоровкаюсь с тетушкой Пэдитой! 
     - С какой такой Пэдитой? 
     - Деревянной! У-у, наша Пэдиточка только с виду бревно бревном, а на 
деле она жуть до чего стр-растная женчина! Сколько на нее народу влезло - 
не сосчитать и за год! Не слез никто. Живым, по крайней мере... Тебя сюда 
вели по улице Мудрого Змия? Тогда ты ее, наверно, видала. 
     До Кандиды дошло наконец, что под Веселой Пэдитой Приске 
подразумевает виселицу, и ее прошиб холодный пот. 
     - Неужели тебя повесят?! 
     - И еще как... 
     - Но... Валары Всесильные, как это можно?! Ты ж... ты... Даже 
сарабийские дикари и пираты с Хаганорских островов не трогают маленьких! 
     Приске передернула плечами, острыми и коричневыми от загара. На 
правом багровела длинная засохшая ссадина - Катэна сегодня приложил о 
мостовую.
     - Пираты-то, может, и не трогают. Но здесь тебе не пираты, а 
доблестная стража милосердного и справедливого короля Аплонио, да пошлют 
ему Боги долгую жизнь и всяческих благ! 
     Кандида зябко съежилась. Ей вдруг на миг поблазнилось, что стены 
подземелья стремительно сдвигаются и вот-вот прихлопнут ее и раздавят, 
точно угодившую под колесо телеги ящерицу. 
     - А... а я? 
     - Ты-то еще можешь надеяться, - сказала Приске. - Если Звездная 
дружина вернется вовремя и тебя не успеют до тех пор вздернуть, твой друг 
капитан Херальдо - я знаю, что он твой друг, слухами земля полнится - он 
вступится за тебя. Аплонио ему не откажет, а откажет - останется без 
охраны, тут его и чирикнут... гм... доброжелатели! Молись своим 
норандийским Богам, Кандида, молись горячо - глядишь, и помогут! 
     - Но Приске... разве меня могут повесить за то, что укусила 
стражника?! Он же не умер... 
     - Это Ирна, - не по-детски горько ответила Приске. - Тут могут 
повесить кого угодно и за что угодно! Когда-нибудь... хорошо бы скорей!.. 
когда-нибудь все изменится... Ладно, Кандида-норандийка, ведь не завтра мы 
полезем на Пэдиту; надо жить, как набежит. Кормить будут только на закате. 
Советую вздремнуть - устала, поди, пока ратилась с Катэной?
     Она повозилась на жестких нарах, умащиваясь поудобнее в тесноте, 
охнула, засадив в бок занозу, отвернулась к стене и прикрыла глаза. 
     - Приятных снов, храбрая Кандида, - тягучим голосом произнесла она. 
Потом послышалось нечленораздельное урчание, явственно донеслись слова 
"Хряп... А вою было...", и Приске умиротворенно засопела. Снилось ей 
определенно что-то приятное. Например, сержант Катэна, изглоданный 
пустынными шакалами. 
     
                                     2.
     
     - Вставай, шавка норандийская!
     Грубая рука в боевой рукавице за шиворот стащила Кандиду с нар. Та 
спросонья не вдруг сообразила, где находится. Вокруг суетились незнакомые 
люди, кричали, плакали, причитали, бранились на разные голоса. Ирийские 
солдаты хватали полусонных женщин, выталкивали из подземелья наверх, 
перебрасывая друг дружке, словно тюки с сеном. Некоторые визжали и 
упирались, норовя вцепиться в мучителей ногтями. Их безжалостно сбивали с 
ног, волокли за волосы. Кандиду дергали и пихали; она даже не успела 
толком пробудиться, как в мгновение ока очутилась во дворе. В глаза 
ударило полуденное солнце. Она невольно зажмурилась и почувствовала, что 
ее подняли и головой вперед швырнули в большущую железную клетку на 
колесах. Там Кандиду подхватила какая-то рослая рыжеволосая девица, 
немного похожая на Рэндаль. Кандида узнала ее. Это она вчера сказала, что 
короля Аплонио Деркато ушибла сковородкой. 
     - Спасибо, добрая сьонна. 
     - Да что уж там, - сумрачно ответила рыжеволосая, - не стоит. 
     - Не знаешь ли ты, почтенная сьонна, куда везут нас? - вежливо 
спросила Кандида. Рыжая ирийка потемнела лицом и с непонятной жалостью 
потрепала ее по маковке. 
     - Крепись, девочка! Скоро все это кончится... 
     Клетка была весьма просторной, в ней могли бы жить канарейки 
величиной с быка, однако женщин туда набилось как сельдей в бочку, и стало 
тесно. Кандиду прижали к прутьям. Она разглядела поодаль еще три подобные 
клетки, заполненные до отказа оборванной и грязной тюремной братией. 
Каждую тянули две костистые вислоухие клячи и охранял десяток стражников с 
копьями. В клетках выли, плакали, молились, ругались по-черному. Кандида 
ощутила пробежавший по спине холодок. 
     К ней ужом пролезла Приске. При свете дня стали видны разводы грязи 
на ее смуглых щеках и жуткий кровоподтек на скуле. 
     - Вот тебе и жить, сколько набежит - сказала она. - Что-то не слишком 
оно разбегалось... 
     Дверь клетки заложили тяжеленным бронзовым засовом, возница дико 
заорал на вялых лошаденок, и колеса противно задребезжали по булыжнику. 
Клетка тряслась и подпрыгивала, заваливаясь то вправо, то влево, будто 
тяжелый торговый корабль в сильный ветер. Кандида чуть не расквасила нос о 
прутья. 
     Четыре телеги с заключенными гуськом выкатили из узкого проулка - и 
впереди открылась широкая площадь, замкнутая с четырех сторон какими-то 
угрюмыми башнями. На площади колыхалось и билось в берега людское море, 
доносился ровный и мощный гул тысяч голосов. Похоже было, что сюда 
стеклась вся Эсария от мала до велика. А над океаном лохматых и лысых 
голов, шляп, чепчиков, платков и мудреных причесок четко и зловеще 
вырисовывался на фоне ясного неба толстый поперечный брус на подпорках. С 
бруса свисали семь веревок, каждая с аккуратной петлей на конце. Они 
легонько покачивались от ласкового весеннего ветерка. Веселая Пэдита 
приветствовала долгожданных гостей. 
     Пальцы Кандиды, вцепившиеся в прутья решетки, враз ослабели, ноги 
подогнулись, и она беспомощно сползла на дно клетки, не в силах оторвать 
глаз от виселицы. Рядом шумно дрожала Приске. У нее достало воли 
удержаться на ногах, но зубы ее стучали. 
     Толпа встретила кортеж с осужденными гулким ревом. Представление 
обещало быть занимательным: впервые на Площади Правосудия вешали пять 
десятков человек за один присест. Достопочтенные эсарийцы за время 
правления короля Аплонио (да пошлют ему Боги долгую жизнь и всяческих 
благ!) успели притерпеться ко всему; не проходило ни дня, чтобы кто-нибудь 
не болтался на Пэдите, не стоял у позорного столба, не клал голову на 
плаху, и публичные казни давно набили горожанам оскомину. Тем не менее, 
они оставались в Эсарии единственным доступным развлечением, ибо Аплонио 
прикрыл кабаки и игорные дома как рассадники смуты, а всех гулящих девок 
приказал выловить, погрузить на плоты, вывезти в море и там затопить. И 
потом, всегда приятно поглазеть, как вешают не тебя, а кого-то другого! 
Вполне возможно, что завтра настанет твой черед, но пока... 
     Грохнул выдернутый из скоб засов, распахнулась решетчатая дверь, в 
клетку сунулся сержант Катэна. Женщины безмолвно подались в стороны, а 
рыжая девушка подтолкнула вперед Кандиду и Приске. Обеих выволокли наружу. 
Сквозь накатившую волну тошнотворного страха Кандида смогла-таки понять, 
что это не трусость, а милосердие: им с Приске не придется смотреть, как 
умирают другие...
     Тысячеголовая зверюка-толпа ахнула сочувственно-недоумевающе. Такие 
малявки и уже успели натворить преступлений против ирийского королевского 
дома? Другое дело, что в Ирне даже растопыра-хозяйка, уронившая из окна 
миску, почиталась гнуснейшей преступницей и подлежала смерти. Впрочем, 
зеваки тут же утратили интерес к Кандиде и Приске. Все мрут. Иные раньше, 
иные позже. Этим девчонкам, если разобраться, даже повезло - попадут в 
небесные чертоги Элили и будут жрать амброзию из благоухающих ручьев и 
нектар пить от пуза. Только несколько жалостливых тетушек сокрушенно 
покачивали головами. 
     Семеро осужденных под строгой охраной поплелись к эшафоту. Кандида и 
Приске шли в самом хвосте. Катэна забежал вперед и долго пререкался с 
палачом, после чего заплечных дел мастер - высоченный, широкий в кости, но 
тощий, будто ни разу не ел досыта, облаченный в черное одеяние и глухой 
колпак с дырками для глаз - небрежно махнул своим шустрым подручным. Те 
засуетились у виселицы. Кандида увидала, как две крайние петли дрогнули и 
рывком опустились; теперь они болтались гораздо ниже общего ряда. В спину 
ей уперлось древко копья, и она вслед за Приске полезла на эшафот. Как во 
сне, она перетаскивала непослушные ноги со ступеньки на ступеньку и не 
понимала, почему она до сих пор не упала в обморок от ужаса, почему не 
воет, не корчится, не целует Катэне сапоги, не мелят о пощаде. Может, 
потому, что она отчаянно твердила про себя: это происходит не со мной, это 
не я поднимаюсь на виселицу, это не я, не я, это другая девочка... я 
просто сплю у походного костра под боком у Рэндали, и мне снится кошмар... 
сейчас я проснусь, и все закончится!
     Долговязый и конопатый помощник палача надел ей на шею петлю. Руки у 
него отчего-то подрагивали, и жесткая, колючая пеньковая веревка оцарапала 
Кандиде щеку. Этот сон был слишком уж настоящим... Она покосилась на 
Приске. Та стояла, вытянувшись в струнку, тоже с петлей на шее, темные, 
широко распахнутые глаза смотрели поверх толпы, губы беспрестанно 
шевелились. Кандида подумала, что неустрашимая подвижница проговаривает 
про себя горячую прощальную речь: гибну, дескать, за правое дело, отметите 
за меня, братие, изничтожьте, тирана! Но потом расслышала то, что шептала 
ирийка: 
     - Это быстро и совсем не больно... это быстро и совсем не больно... 
     Толпа неразборчиво гудела. Девчонки держались хорошо, их зауважали и 
начали жалеть. Кто-то сунулся к эшафоту, пытаясь увлечь народ за собою, 
чтобы отбить отважных пигалиц, но смельчаков не отыскалось, и стража 
остриями копий загнала незадачливого бунтаря обратно. 
     Раздался скрип - палач повернул деревянные барабаны, веревки резко 
натянулись. Петля перехватила Кандиде горло, и она была вынуждена встать 
на цыпочки. Палач неспешно прошагал по эшафоту, стуча сапогами, и взялся 
за рычаг - сейчас дернет, и под ногами первого осужденного разверзнется 
яма, и закачается в воздухе первая жертва ненасытной Пэдиты... В толпе 
засвистели, затопали, послышались крики: 
     - Девчонок вперед! Совесть имейте, гады! 
     Палач помедлил и направился на противоположный конец помоста, где 
была Кандида. Она слышала его тяжелые шаги, все ближе и ближе. Из-за 
неудобной позы болело все тело, веревка врезалась в шею, глаза слезились. 
В просвете, между темными башнями Кандида поймала затуманенным взглядом 
солнечный луч. Валарэ-Идрис, пресветлая владычица Богов! Как терпишь 
такое? Избавь от лютой смерти, не дай свершиться еще одному злодейству, не 
умножай несправедливости в подвластном тебе мире! 
     И услышала Солнечная Дева. 
     Нет, конечно, не свернула с накатанного пути се сверкающая колесница. 
Но из переулков вдруг с грохотом и треском вылетели три телеги, 
нагруженные горящей паклей, и врезались в толпу, подминая самых 
нерасторопных. Пламя ревело, во все стороны летели полыхающие ошметки. 
Зеваки прыснули кто куда. На какой-то пышной аристократке вспыхнула 
кисейная юбка, у некоторых стражников загорелись султаны на шлемах Дико 
ржали испуганные лошади. Вслед за сеющими разрушение факелами на колесах 
выметнулись на площадь всадники и пошли крушить всех и вся, прорываясь к 
эшафоту. Дрались они яростно, с людоедскими кличами. 
     Катэна позеленел. 
     - Монтеро! Проклятье! - дурным голосом заорал он. - К обороне 
готовьсь! А ты, палач, делай свое дело!!! 
     Палач снова хапнул было рычаг. Зло свистнула метко пущенная стрела, и 
заплечных дел мастер рухнул на помост, не успев и пискнуть. Кандида не 
поняла еще, что происходит, а руки уже царапали шею, силясь ослабить 
немилосердно затянутую петлю. Рядом бесновалась и танцевала на цыпочках 
Приске. 
     - Монтеро! - придушенно, но торжествующе вопила она. - Монтеро, сукин 
сын, я люблю тебя!!!
     Кандида трясущимися пальцами скребла и дергала веревку. При каждом 
неосторожном движении петля так сдавливала горло, что в глазах мутилось. А 
осторожничать было некогда. Всадники загадочного Монтеро уже рубились с 
охраной. Солдат Катэны вмиг отбросили от клеток с осужденными, засовы 
сняли, и Кандидины товарищи по несчастью радостно ринулись на свободу. 
     - Убейте приговоренных!!! - горланил Катэна, размахивая топором, 
точно пьяный извозчик - кнутом. - Живее, олухи!!! 
     Трое стражников, сопя, полезли на помост с ножами. И тут стрела-
срезень с широким наконечником в форме полумесяца рассекла Кандидину 
веревку точнехонько посередине. Кандида брякнулась на четвереньки, в 
ладонь впилась заноза. На нее замахнулись копьем, она едва поспела 
откатиться, острие грянуло в толстые доски эшафота и завязло. Пока 
раззява-стражник высвобождал оружие, меткий лучник подстрелил его, как 
привязанную утку. Он свалился, придавив Кандиду. Она с трудом 
выкарабкалась. От запаха крови ее тошнило. 
     - Кандида!!! - визжала Приске. - Кандида!!! 
     Кандида подхватила кинжал убитого стражника и, привстав на цыпочки, 
принялась кромсать Прискину веревку. Волокна лопались одно за другим. 
Наконец Приске смогла скинуть с шеи петлю. 
     - Монтеро! - она подпрыгнула, не обращая внимания на сыпавшиеся 
вокруг стрелы, остервенело замахала руками. - Я тут! Эге-гей! 
     Кандида уцедилась за древко копья, застрявшего в помосте, и, сопя от 
натуги, стала раскачивать. На эшафоте уже дрались. Осужденные бросались на 
стражников с голыми руками, опрокидывали, хватали за глотки, не замечая 
собственных ран. Приске, подскочила на подмогу. Общими усилиями вывязили 
наконечник из древесины. Кандида перевернула копье тупым концом вперед и 
сунула под ноги набегающему солдату. Тот споткнулся с разгону и птичкой 
слетел с помоста. 
     - Так их! - восторженно завопила Приске. Волосы ее торчали дыбом, в 
глазах блистало какое-то пьяное веселье. - Бей их в хвост и в гриву!
     - Это нас... сейчас прибьют... 
     - Приске!!! 
     Рослый всадник на гнедом коне прорвался к эшафоту, стоптав по пути 
Катэну с подручными палача. Он перебросил в левую руку окровавленный 
клинок, а правую протянул Приске.
     - Приске! Садись давай! Быстрее, чума на тебя! 
     Не заставляя себя упрашивать, Приске вмиг взвилась в седло позади 
него. Кандида, взъерошенная, в изорванном, замаранном чужой кровью 
платьишке, осталась стоять на помосте среди трупов и раненых, а сбоку уже 
карабкалась новая партия стражников. Приске ухватила всадника за плечо. 
     - Монтеро, она моя подруга! Возьмем ее тоже!
     Монтеро грязно ругнулся, сгреб Кандиду поперек туловища, швырнул на 
шею коня перед собою и, отмахнувшись мечом от чрезмерно ретивого солдата, 
с яростным гиканьем помчался прочь от Пэдиты, которая сегодня так и не 
дождалась пожертвований от милостивого и справедливого короля Аплонио. 
     
                                     3.
     
     Монтеро нещадно гнал взмыленного коня, Кандиду мотало по потной 
лошадиной спине, а перед глазами с бешеной скоростью неслась мостовая. 
Подковы высекали из камня быстрые искры. Ножны, которые Монтеро по 
западному обычаю носил у бедра, щелкали Кандиду по уху в такт скачке. Но 
какое все это имело значение, если она была жива и вроде бы свободна? 
     Несколько раз Кандида начинала сползать, и ей казалось, что она вот-
вот спорхнет с коня на всем скаку и воткнется головой в булыжники, однако 
Монтеро вовремя подхватывал ее. Дорога пошла под уклон, долетел соленый 
ветер с моря, потом почему-то погасло солнце. День сменился ночью. Запах 
конского пота, забивавший Кандиде ноздри, смешался с еще более сильной 
затхлой вонью. Было сыро, а из-под лошадиных копыт вместо искр сыпались 
грязные брызги и обильно орошали бедную Кандиду. 
     У нее было ощущение, что мозги ее мотаются в черепе, как игральные 
кости в кубке. Но она, тем не менее, начала понимать, куда забросила ее 
воля Наэнир Хозяйки Судеб. Эсария стояла над сложной и запутанной сетью 
катакомб, выбитых в толще скал еще во времена упадка Неферата. Эта паутина 
ходов, лазов, тоннелей и отдушин, по сути дела, представляла собою целый 
подземный город, издревле облюбованный под местожительство всяческим 
отребьем. Воры, наемные убийцы, шулеры, продажные девки, скупщики краденых 
детей, гадалки, курители хасии, жрецы запрещенных богов испокон веков 
сползались сюда не только из Эсарии, но и со всей Ирны, а в правление 
Аплонио население катакомб и вовсе росло не по дням-по часам. Потайная 
часть города, носившая оригинальное, хотя и не слишком понятное 
наименование Подвалазня, жила собственной жизнью, здесь были свои законы и 
свои короли. Одним из них считался Монтеро, слывший самым отчаянным 
разбойником в Ирне и Касталии. Дерзостными своими выходками он давно 
обеспечил себе славу, а королю Аплонио - бессонницу. Праведный монарх 
отдал бы на отсечение голову первого министра за возможность увидеть 
Монтеро в цепях на виселице. Главнокомандующий ирийской армии, генерал 
Истелар, неоднократно посылал в Подвалазню мощные отряды, и они сгинули 
там, не оставив следа. Рэндаль рассказывала, как однажды зеленой девчонкой 
спускалась в Подвалазню - она не была тогда дружинником Харальда и 
путешествовала сама по себе, с подружкой и однокашницей Трогвардис - и 
какого они там навели шороху. И как благодарили Валаров за то, что удалось 
унести ноги... Вот такие влиятельные друзья, оказывается, были у Приске! 
     Монтеро резко осадил гнедого, и полумертвая от тряски, почти 
задохнувшаяся под залепившей лицо грязью Кандида услышала приветственные 
кличи - судя по всему, жители Подвалазни высыпали встречать главаря. В 
ответ раздался зычный голос Монтеро: 
     - Братья и сестры! Сегодня Боги удачи повернулись к нам не задницей! 
Я не только вызволил из лап вонючих ищеек Аплонио нашу всеми любимую 
отважную кириэ-сьонну Приске... - Последовал новый взрыв радостных воплей. 
Приске спешилась и, ухмыляясь во весь рот, церемонно раскланялась на 
четыре стороны, - ...но и получил еще один подарочек от добрейшего короля! 
Позвольте вам представить грозную воительницу из северных стран, Кандиду-
норандийку! Прошу любить и жаловать! 
     С этими словами он снял с коня грозную воительницу, более всего 
похожую сейчас на засаленную тряпочку, вывешенную на забор для просушки, и 
бесцеремонно метнул в гущу толпы. Там Кандиду подхватили и дружески 
затеребили в сотню рук. 
     - Приске! Сестренка! 
     Черноволосая девушка в пестрой шелковой юбке растолкала подвалазян и 
кинулась обнимать Приске, плача от счастья. 
     - О, хвала Богам, Монтеро, ты спас ее! Я бы умерла, если б... 
     - Да брось ты слезокапничать, Элейя, - покровительственно сказала 
Приске. - Ничего ведь не случилось! 
     - Чуть было не случилось! - всхлипнула Элейя. 
     - Чуть-чуть не считается! - с достоинством возразила неустрашимая 
Приске. 
     ... - А потом Кандида кэ-эк хапнет то копье да кэ-эк треснет - десять 
человек враз полегли! "Приске! - говорит она мне. - Коль суждено нам 
умереть, умрем же так, чтоб в садах Элили нас ниже спины поцеловали!". Ну, 
мы им устроили кровавый пир на свежем воздухе! Катэна рачком ползал, а 
остальные и вовсе... 
     Возбужденно сверкая своими косящими глазами. Приске в красках 
расписывала битву на висельном помосте и вдобавок ухитрялась при этом 
рвать зубами жареную куриную ногу. В руке у нее была полуобглоданная 
косточка, которой она изображала фехтовальные выпады. Кандида сидела за 
обеденным столом в обвешанной красивыми, но несколько облезлыми и 
отсыревшими коврами комнате-пещере, что принадлежала Монтеро, и уплетала 
за обе щеки. Еда была простой, однако обильной и сытной, а изголодавшиеся 
девочки могли бы проглотить даже вываренного в змеином яде гоблина. Враки, 
хотела вмешаться в рассказ Приске Кандида, я ничего такого не говорила... 
Набитый рот воспрепятствовал воцарению истины. 
     Монтеро внимательно вслушивался в Прискину болтовню. Он расположился 
напротив девочек, вальяжно откинувшись к стене и обнимая за талию Элейю. 
Приске уже успела нашептать Кандиде, что знаменитый разбойник собирается 
жениться на ее старшей сестре. Будь Кандида мужчиной, она бы, наверное, 
тоже обязательно влюбилась в Элейю. Прискина сестра была не просто 
красива. Она была прямо-таки непозволительно хороша. Такая яркая, цветущая 
красота бьет по глазам, словно вспышка молнии - стой и качайся! Желто-
лиловое платье Элейи, с низким вырезом и длинной струящейся юбкой, отнюдь 
не скрывало ее достоинств. Роскошные ее волосы - как теперь рассмотрела 
Кандида, вовсе не черные, очень темные, с необычным красноватым отливом - 
были небрежно стянуты оранжевым шелковым шарфом. Просто не верилось, что 
эта красавица - сестра кудлатой Приске с обезьянистой физиономией. 
     Монтеро был высок, плечист и весьма недурен собою, только, на 
Кандидин пристрастный взгляд, чем-то смахивал на предателя Эридаро. Должно 
быть, носом с горбинкой. Глаза у него были желтые, как у тигра, глубоко 
посаженные под густыми бровями, холодновато-пристальные. На подбородке 
виднелся заметный шрам. В правом ухе качалась золотая серьга, алый 
бархатный камзол с куцыми, выше локтя рукавами - последний писк ирийской 
моды - тоже поблескивал золотой вышивкой. Нарядился что красна девица, 
сказала бы Рэндаль. Однако, между прочим, даже за обедом Монтеро не 
расстался с кинжалом. Меч, правда, снял и прислонил к стене, но тоже так, 
чтобы не искать полдня. 
     Приске грызла яблоко за яблоком, работала зубами не хуже бобра и 
выплевывала одни хвостики. Кандида ела медленнее, оттого, что постоянно 
чувствовала на себе изучающий взгляд Монтеро. Вошла круглолицая молодая 
женщина с большим оловянным подносом. 
     - Тавия! - весело заверещала Приске. - Привет, Тавия! Как житье-
бытье?! Садись, Тавия, послушай историю про то, как мы с Кандидой... Нет, 
ты лучше Дариаса тоже покличь, а то придется и ему потом пересказывать, у 
меня ж язык отвалится! 
     - Скорей бы это произошло, - с улыбкой заметила Элейя. Приске 
показала ей язык - вот, мол, не скоро отвалится! - и схватила с 
новоприбывшего подноса горячую медовую лепешку. 
     - Кандида, - вдруг спросил Монтеро, - что ты собираешься делать 
дальше? 
     Кандида пожала плечами. Она чувствовала себя отупевшей от сытости, и 
думать о будущем не хотелось.
     - Ты не можешь вернуться в город, это уж как небо синее. Тебя там 
схватят прежде, чем папу-маму успеешь выговорить. Ростом ты хоть и не 
вышла, но норандийское рыло твое в толпе не проглядишь - мало в Ирне 
бубновой масти, так, видно, Боги изволили. Берем другое: посадить тебя на 
корабль и отправить... куда тебя отправить, девочка? То-то, некуда! Да и в 
порту наверняка Истеларовых дворняжек пруд пруди. Пропадешь, как коза без 
соли! Вот я и предлагаю: оставайся здесь! В Подвалазне безопасно, сюда ни 
один солдат в здравом уме не сунется, а местные ребятки меня уважают, 
гостей моих тревожить не станут... Отдохнешь, подкормишься - вон, кости 
торчат! Я, может, и не ах каков богатей, да, думаю, на харчах для тебя не 
разорюсь - ты ж не такая лихая жрунья, как Приске! 
     - У меня было сильное нервное потрясение! - обиделась Приске. - Мне 
выздоравливать надобно! И вообще, твой жаргон мерзок! Кандида может тебя 
неправильно понять, она может подумать, что ты зовешь ее в банду 
грабителей. Кандида, мы не воры. Мы борцы за справедливость! Ты, конечно, 
слыхала о "Новой заре"?
     - Нет. 
     - Что - совсем нет? - выпучила глаза Приске, будто Кандида сказала, 
что у нее есть ручной дракон, на котором она летает в гости. - 
Варварство... В общем, "Новая заря" - это повстанческая армия, которая 
ставит целью свержение отжившего строя - монархии и установление Свободной 
Республики. Проще говоря - попереть Аплонио к Азаротовой бабушке!
     - А что такое "республика"? 
     - Ну... - замялась Приске и тут же снова затрещала, - Я не знаю, есть 
ли такое слово в вашем языке, ибо это - вершина многих раздумий... В 
общем, называй как хочешь, но республика - это когда народ сам выбирает 
себе правителей из числа достойнейших вместо того, чтобы покорно принимать 
власть ушибленных сковородкой королей. Такая форма правления встречается у 
некоторых примитивных народов... Примитивный - это значит... 
     - Я знаю, - оборвала Кандида. Парвиус однажды растолковал ей, что 
примитивными народами или варварами цивилизованные люди величают тех, кто, 
в отличие от них самих, пьет воду вместо вина, честь ценит дороже золота и 
чин по чину заводит несколько жен вместо одной законной и множества 
любовниц на стороне. - А вот ты сказала, что "Новая заря" - армия. Где же 
ваши солдаты? 
     - Наши солдаты - народ Ирны! - гордо воздела нос к потолку Приске. 
     - А кто тогда ваш хевдинг? 
     - Наш что? А, ты хочешь знать, кто у нас главный... 
     - У них каждая ворона хевдинг, - сказал Монтеро, - даже наша Приске. 
Важней всего, чтобы язык хорошо болтался! А у Приске он длиной отсюда до 
Стагирии. 
     - У нас нет определенного вождя, - пояснила Приске, не преминув, 
однако, скорчить ему жуткую рожу. - Как в любом политическом сообществе, в 
"Новой заре" есть несколько течений, объединенных главной идеей, но 
расходящихся в деталях. Дариас - ну, ты видала Тавию, это его жена - он 
глава умеренного крыла, Альсино - радикального... Они двое - мозги нашего 
движения, Монтеро - его руки... 
     - А ты? 
     - А она - голос, - встрял Монтеро. - Довольно противный голос, надо 
сказать. 
     - Да, я - голос "Новой зари", - согласилась Приске. - Я такая 
маленькая и пронырливая, что пролезаю повсюду и распространяю наши 
листовки и памфлеты. А насчет того, что голос, мол, противный - это просто 
Монтеро слон на ухо наступил! Не слушай его, Кандида, он воображает о себе 
невесть что. Надеюсь, Элейя отдубасит его скалкой, когда они поженятся! 
... Идем, Кандида! Я ощущаю настоятельную потребность задать храповицкого! 
     - Ты ступай, Приске, - веско произнес Монтеро. - Кандида пусть 
останется. 
     - Зачем? - придирчиво глянула на него дотошная Приске. 
     - Хочу... сказать ей пару слов наедине. 
     Кандида, внезапно почувствовав некую неловкость, заерзала на скамье. 
Приске хмыкнула, однако не проронила больше ни слова, прикусила свой 
бойкий язычок и ушла. За нею легкими шагами выскользнула Элейя. 
     - Азарот ведает, для чего я связался с этим сборищем трепачей и 
безнадежных мечтателей! - передернул плечами Монтеро. - Одна Приске 
способна довести путного человека до самоубийства! Язык что коровье 
ботало, а если б ты слышала, как она поет... демоны на Дне Миров воют 
благозвучней! 
     - Откуда Приске знает такие умные слова? - спросила Кандида. Приске 
ее сегодня поразила - уличная оборванка сыпала мудростями как горохом. 
     - Это ты верно подметила, девочка, - сказал Монтеро. - Беда с ними, 
образованными! Ухи вянут! И угораздило барона Афранто отдать дочек в 
школу! Девушкам не положено быть учеными, от учености, говорят, волосы 
лезут... 
     - Барона Афранто?! - охнула изумленная Кандида. 
     - Ну да! Приске - меньшая дочь барона Афранто, а вообще-то их три 
сестры Тар-Афрантэ. Ихних отца с мамкой Аплонио интригами со свету сжил, 
семейные богатства приграбастал, девочки едва спаслись с помощью пары 
преданных слуг. С тех пор так и осели в Подвалазне. Хоть тут и не 
баронские хоромы, но и не тюремный застенок, так? Элейя танцует, а Приске 
пристала к "Новой заре" и живет на их пожертвования. 
     - Но ты сказал, сьон Монтеро, что есть три сестры Тар-Афрантэ; я знаю 
только двух - Элейю и Приске... Что же сталось с третьей? Она... она жива? 
     - Жива и здорова, - махнул рукой Монтеро. - Третья - это Аристейра, 
старшая. Она не больше двух других любит короля Аплонио и его компанию, 
просто она... э... не такая. Как Элейя и Приске нашли угол, чтоб голову 
приклонить, она ушла куда-то в леса за рекой Данатой и, говорят, посвятила 
себя служению Атэни-Ирэ, одной из старых богинь. Сидит в чаще, взыскует 
истины, познает тайны природы... Тоже мне занятие для красивой девицы! 
Однако, любопытная моя норандийка, я хотел не о той с тобой говорить. - 
Монтеро поставил локти на стол, упер подбородок в сплетенные пальцы и 
пронизывающе посмотрел на Кандиду, которая вдруг ощутила себя еще меньше, 
чем была на самом деле. - О, я, разумеется, лиходей, грабитель и гнусный 
кровосос, но не лжец. И тем более ни одна живая душа не обвинит меня в 
том, что я обманываю наивных маленьких девочек! Я предложил тебе приют в 
Подвалазне по особым причинам... Я о тебе слыхивал, Кандида. Девчонка, что 
скитается с бандой наемных головорубов. Ты, гляжу, умненькая для своего 
возраста и роста... Скажу так: ты нужна мне. Кандида. В одном согласен с 
этими пустобрехами из "Новой зари" - двор Аплонио прогнил до печенок, у 
короля чердак поехал, и пора наподдать им всем под то самое место!
     - Народ Ирны голодает и бедствует, - продолжал Монтеро. Кандида 
глядела на разбойника в полном недоумении: куда он клонит? - Наши дети 
мрут от голода и болезней, наши женщины вынуждены торговать собой, чтобы 
прокормить семью, а знать во главе с Аплонио как пауки напузыриваются на 
народной кровушке. Несправедливо! Верно, норандийка? 
     - Ага, - растерянно согласилась Кандида. 
     - "Новая заря" горазда только языками полоскать. Чтобы сбросить 
Аплонио, одних красивых словей мало. Нужна сила! А сила у меня... Но вот 
ведь, Кандида, какая выходит загвоздка: да, мои люди многочисленны, 
Аплонио им всем хуже грыжи в паху... однако они не воины! Они - буду уж 
резать правду-матку до конца - они воры. Это не армия, а банда. У Истелара 
же отлично натасканные солдаты. Они моих охламонов с потрохами сожрут, 
случись им всерьез стыкнуться... Короче говоря, Кандида, как воздух нужен 
нам сведущий в воинском деле человек! 
     - Сьон Монтеро, я же... 
     - Объясняю, милая девочка: мне нужна Звездная дружина! И твой большой 
и крутой приятель Херальдо. 
     - Харальд, - поправила Кандида. Касталийский вариант имени хевдинга 
отчего-то резал ей слух. 
     - Да хоть Васконсилиус! - раздраженно бросил Монтеро, но тут же вновь 
заулыбался и даже похлопал Кандиду по плечу, отчего она чуть не 
кувырнулась со скамьи. - Хорошая девочка... Итак, если ты останешься жить 
в Подвалазне, он рано или поздно явится сюда или пришлет кого, тут я с ним 
и столкуюсь. Конечно, Аплонио ему платит... а у меня сейчас в кармане вошь 
на аркане... однако, говорят, он - человек чести. Так? 
     - Так! - заявила Кандида, немного обидевшись за Харальда - как можно 
в этом сомневаться? 
     - Во! Думаю, он не откажется помахаться за правое дело... а если оно 
выгорит, так мы сами... хотя, девочка, этого тебе пока знать не следует - 
головушка заболит. Ступай, Кандида, ступай, благодарный народ Ирны тебя не 
забудет. В коридоре покричи Тавию, она проводит... Клянусь Манвэ, хор-
рошая ты девочка! Иди пока. Будем вместе ждать визита сьона Херальдо. 
     - Харальда, - сказала Кандида. - И потом, сьон Монтеро, это ж еще 
когда бу... 
     Из-за добротной, массивной дубовой двери, что преграждала путь в 
пещерные покои атамана подвалазян, вдруг послышались резкие голоса, брань, 
потом - короткая возня и глухой стук, будто на пол с размаху ляпнули два 
тюка с мокрыми шкурами. Монтеро вскочил, весь подобравшись по-звериному, 
потянулся к мечу. 
     - Кандида, спрячься под стол! - скомандовал он. Но Кандида спрятаться 
не успела. Дверь распахнулась, и через порог, пригнувшись под низкой 
притолокой, шагнул рослый воин в длинном плаще, забрызганном дорожной 
грязью и еще чем-то бурым. Под плащом тускло поблескивала частым плетением 
кольчуга. Лицо у пришельца было усталое, осунувшееся, на подбородке 
топорщилась неряшливая, запущенная щетина, лоб рассекала свежая ссадина, 
только глаза светились холодной северной синевой. Волосы слиплись косицами 
и стали серыми от пыли. Вслед за незваным гостем в дверь пролезла высокая 
девица в мужском доспехе, такая же грязная, измотанная и заморенная. По 
росту и ширине плеч ее вполне можно было бы принять за матерого мужика, 
если бы крутая грудь не выступала весьма откровенно даже под толстым 
кожаным панцирем да не падала вдоль спины ниже пояса спутанная медно-рыжая 
грива. 
     - Телега ехала, колеса терлися, - зычно возгласила девушка, - а вы не 
ждали нас, но мы приперлися! Где Кандиду нашу прячешь, хозяин?! 
     - Рэндаль! - Со счастливым щенячьим визгом Кандида метнулась из-за 
стола и повисла на шее у рыжеволосой, дрыгая в упоении ногами. Та слегка 
скривилась, подхватив девочку правой рукой - левая была обмотана повыше 
локтя заскорузлой от крови тряпицей. Спутник рыжей воительницы шагнул 
навстречу Монтеро, выставив перед собою растопыренные ладони и показывая 
таким образом, что не намерен хвататься за оружие. Он заметно прихрамывал.
     - Ты разбойник по имени Монтеро? - гулко прозвучал в пещерной комнате 
его низкий, чуть хрипловатый голос. Монтеро все еще теребил рукоять меча. 
     - Допустим, я. 
     - А я Харальд из Норандии, - сказал гость. - Там, снаружи, моя 
дружина. Мы пришли служить тебе. 
     Странно произнес он это пресмыкающееся словцо - "служить", без тени 
раболепия, наоборот - будто оказывал Монтеро великую честь, отдавая свою 
дружину в его распоряжение. У разбойника в глазах полыхнул желтый 
торжествующий огонек и сразу погас. Лицо его оставалось напряженным. 
     - Мне нечем заплатить тебе, норандиец. 
     Харальд взлохматил волосы Кандиде, которая, оторвавшись от Рэндали, 
молча подошла и уткнулась носом ему в бок.
     - Ты уже заплатил, - сказал он. 
     - Там у двери какие-то пустоголовые наглецы не хотели нас пускать, - 
вступила в разговор рыжая Рэндаль, - так я их поклала отдохнуть маленько - 
может, ума наберутся? Ты не злись на меня, брат Монтеро.
     - О, о чем речь, доблестная хаардрааде! - просиял Монтеро. - Глупость 
предосудительна даже в свиньях, а в людях - и подавно! Ты поступила 
правильно... 
     - И вот что еще, господин Монтеро... - начал Харальд. 
     - Просто Монтеро! И к Азароту все эти придворные шуры-муры! 
     - Вот что еще, Монтеро, - невозмутимо произнес норандиец, - раз мы 
теперь твои хирдманны, нельзя ли... - Монтеро насторожился: обнахалился 
северянин, условия выдвигает? - ...нельзя ли где-нибудь тут у вас умыться, 
а? 
     
                                     4.
     
     Дружинники Харальда с фантастической быстротой растворились среди 
подвалазян, и радушные кумушки повели их по домам - кормить, лечить и 
обихаживать. Харальд и Рэндаль остались у Монтеро на попечении Элейи. Пока 
та собирала на стол, прискакала разбуженная Приске и с порога завопила: 
     - Оля-ля! Это кто ж вас так отделал? Крестьяне?
     - Обижаешь! - возмутилась Рэндаль. - Крестьяне разбежались, как 
только нас завидели. А отделала нас доброхрабрая гвардия короля Аплонио, 
чтоб он подхватил проказу от своей тещи! 
     За обедом, переходящим в ужин, рыжая далказианка с подробностями 
рассказала о том, как попала в Подвалазню Звездная дружина. Разогнав 
мятежников, они сразу, баз отдыха повернули обратно и въехали в Эсарию в 
тот самый момент, когда Монтеро умыкнул Кандиду и Приске с эшафота. Служи 
о дерзостной выходке разбойничьего атамана распространялись подобно 
лесному пожару, и первым про это узнал Кинтаро, который не утерпел-таки и 
сунулся в ближайшую таверну, а Кинтаро отличался чисто касталийской 
болтливостью. Он поперхнулся пивом и ринулся прочь из таверны, забыв 
заплатить и опрокинув по пути два стола. На взмыленном коне догнал он 
дружину и выпалил задыхающимся голосом: "Хевдинг, нашу Кандиду Аплонио 
велел повысить, а разбойник Монтеро из Подвалазни спас!" Новость сразила 
всех. Рэндаль предложила пойти и спалить дворец, но предложение это, хоть 
и заманчивое, было отвергнуто за явной невыполнимостью. 
     Его Величество кушало. Харальд потребовал немедленной аудиенции, 
сославшись на успех карательной вылазки, и, когда довольный по уши, сытый 
и благодушно настроенный Аплонио, что восседал за столом на пяти подушках 
с запеченной куропаткой в одной руке и кубком вина в другой, принял его, 
швырнул под ноги королю кошель с деньгами, полученными за охрану. 
     - Возьми свои деньги! - сказал он. - Мои люди больше не хотят тебе 
служить! 
     Аплонио уронил куропатку в кубок, а кубок - на расшитую золотом 
скатерть. И заорал дурным голосом:
     - Истелар!!! Убейте этих изменников! 
     Тут и пришлось с боем отступать в Подвалазню, оставляя позади кровь и 
трупы. Посланный в погоню отряд в катакомбы не полез, но вслед Харальду 
долго летела такая чудовищная брань, что даже у Рэндали уши загорелись. 
     - Вот так-то, Кандишка, - закончила хаардрааде, - теперь мы тоже вне 
закона!
     - Несправедливый закон нарушить не зазорно! - сказал Монтеро. - Ты и 
взаправду согласен помогать мне во всем, Херальдо из Норандии? И ручаешься 
за своих людей? 
     - Я не привык брать свое слово обратно, - мрачно произнес Харальд. 
     Монтеро звучно хлопнул широкой твердой ладонью по столу, так что 
подпрыгнули все миски и кувшины. 
     - Тогда пришла пора пощипать Его Толстопузое Величество за... бороду! 
Элейя, милая, сядь и послушай, это касается и тебя, а Приске пусть 
принесет еще вина! 
     - С чего бы это?! - возопила Приске. - Не совестно гонять бедное 
усталое дитя? И вообще, великий лекарь Марконариус писал, что много пить - 
здоровью вредить! 
     - Приске, - тихо и зловеще сказал Монтеро. 
     - Иду, иду, уже иду... 
     - Через три дня начнется Праздник Шутов, - заговорил Монтеро. - 
Аплонио не ах какой любитель крутых народных гуляний, но этому празднику 
уж скоро двести лет, и отменить его у Аплонио колонки слабоваты. Это самый 
сумасшедший день в году. Все рядятся, напяливают маски одна другой 
страшнее, танцуют на улицах и пьют как лошади. Наутро вся Ирна лежит в 
похмелюге... В этот день открываются для свободного входа королевские 
сады, знать навешивает на себя лучшие драгоценности... короче, народ 
развлекается на всю катушку... вино рекой, красивые девочки... 
     - И что с того? - хмыкнула Рэндаль. Монтеро осклабился. 
     - А то с того! - сказал он, недобро сверкнув глазами. - Будут им 
девочки! И вино будет. Красное... Хоть залейся! 
     
                                     5.
     
     Тысячи разноцветных фонариков освещала сумеречный сад, сверкали в 
густой пахучей листве, точно стайки пестрых светлячков, целыми гирляндами 
качались над аллеями, вымощенными белым песчаником. Близилась ночь, свежий 
морской ветер выдул из города дневную жару. Запах водорослей и йода 
смешивался с душным ароматом холеных оранжерейных роз. 
     Кандида зябко повела плечами. Что ни говори, а костюм для нее Элейя 
придумала дурацкий! Наряженная в длинный складчатый балахон из прозрачной 
ткани цвета морской волны, она представляла русалочку. К балахону 
прилагался всклокоченный парик ядовито-зеленого оттенка, украшенный 
тряпичными кувшинками и водяными лилиями, и бусы из перламутра. Бусы 
Кандиде понравились, однако парик был сущим проклятием. Он постоянно 
сползал, зеленые кудри лезли в глаза, а иногда умудрялись даже забиваться 
в рот. Кроме того, под париком было невыносимо жарко, словно Кандида 
держала на макушке раскаленную сковороду. Ближе к вечеру солнце перестало 
припекать, но прохладный бриз развевал широкий балахон и пробирал Кандиду 
до печенок. Босые ноги, утонувшие по щиколотку в росистой траве, тоже 
мерзли. 
     - Эй, Кандида, хочешь мороженого? - весело предложила Приске. Кандида 
вознаградила ее свирепым взором. Приске была наряжена бесенком, и ее 
вымазанная сажей рожица так и сияла под взлохмаченными черными кудряшками. 
За нею по траве тащился веревочный хвост. Ее, похоже, не особенно заботило 
то, что должно было вскорости случиться. Или заботило, но она это 
старательно скрывала. 
     Королевские сады гудели, как улей, из-за обилия полупьяных гуляк. 
Вино и вправду лилось водопадами. Прямо под деревьями были расставлены 
длинные стили со всяческой снедью, и каждый мог хватать и есть что 
душеньке угодно. По аллеям слонялись музыканты и силились заглушить друг 
дружку. Высокородные сьоны толкались вперемешку с мусорщиками и 
золотарями, а ошалевшие от вседозволенности знатные девицы соперничали в 
откровенности одеяний с уличными потаскухами. На двух ряженых девчонок 
никто не обращал внимания, благо и без них было на что поглазеть. 
     Мимо Кандиды и Приске протопал зубастый и пучеглазый дракон в 
блестящей чешуе. У дракона было шесть ног в добротных сапогах. Задние ноги 
почему-то то и дело отставали и спотыкались. 
     Кандида посмотрела вслед дракону с вялым интересом. Поначалу у нее 
просто глаза разбегались, но теперь она уже устала дивиться. 
     За драконом валила толпа ведьмочек, демонов, бабочек, вампиров, 
тигров, пиратов, скелетов, маскарадных хаардрааде с деревянными мечами и 
прочей разношерстной публики. Все радостно горланили, куда-то торопились.
     - Приске, - серьезно сказала Кандида, - ты помнишь, что нам велено? 
     Приске скорчила гримаску, отчего ее физиономия сделалась прямо-таки 
натурально бесовской. 
     - Да помню, помню, сплю и вижу! "Как только придворный маг начнет 
показывать фокусы и иллюзии, ноги в руки и бегом домой"! На самом 
интересном месте... Неужели тебе охота уходить, Кандида? 
     - Если мы не уйдем, нас тут просто зашибут, - рассудительно возразила 
Кандида. - И жаба за нами не кумкнет. Пошли, Приске. 
     - Нет, нет, нет, - возбужденно зачастила ирийка, хватая ее за руку, - 
ты послушай, что я придумала... Мы ж не останемся навовсе! Мы только 
задержимся немножко! Ну, поглядим, как Элейя будет танцевать, и сразу - 
ноги в зубы и рысью до хаты! 
     - А нам в спину кэ-эк шарахнут из луков... 
     - Промажут! - уверенно заявили Приске. - Везде темно, а мы - 
маленькие. Ну? Идем? 
     Кандида потопталась в траве. И, решительно выпрямившись, тряхнула 
своими кувшинками и лилиями. 
     - Идем! 
     Взявшись за руки, девочки во всю прыть понеслись через сад к 
светлевшему вдали круглому павильону из розового мрамора, где пировала 
избранная знать, приближенные короля Аплонио. 
     Сам Аплонио в последние годы совсем не показывался народу - боялся, 
как бы грешным делом не покусились на него, любимого. Поэтому на 
всяческого рода публичных сборищах короля обычно замещал его первый 
министр сьон Апарицио - низенький лысоватый человечек, похожий на большую 
крысу. Именно он восседал сейчас в королевской ложе под охраной отборных 
гвардейцев, рассеяно теребя толстенную золотую цепь на шее и маслянистыми 
глазками ощупывал выставленные на всеобщее обозрение сомнительные прелести 
придворных дам. Был первый министр зело женолюбив и питал особую слабость 
к рослым и пышнотелым девицам.
     Перед королевской ложей возвышался обитый пестрым шелком и украшенный 
увядающими цветочными гирляндами помост, на котором кривлялась труппа 
заезжих скоморохов. Внизу теснились шумно пьяные гости, в толпе сновали 
прыткие, слуги, разносили фрукты, сладости и напитки, а порою выводили 
какую-нибудь осоловелую барышню освежиться. Благородное собрание сверху 
напоминало золотое озеро с алмазными островами. На дамах сияли 
ослепительные, фантастические драгоценности, странно сочетаясь с парой 
полупрозрачных тряпочек, что прикрывали самые интимные места. 
     У Кандиды невольно распахнулись и глаза, и рот. 
     - Ух ты... 
     - Ага! - горячо поддержала Приске. - И все это обманом или силой 
отнято у голодающего народа! 
     У входа в павильон стояли четыре охранника, но они, очевидно, дружно 
пришли к соглашению, что бюст некой полуодетой белокурой красотки 
нуждается в более бдительном надзоре, нежели прибывающие гости. Кандида и 
Приске без особого труда прошмыгнули мимо них и замешались в толпу. 
     - Давай за мной! - шепотом скомандовала Приске, ничуть не теряясь в 
столь блистательном окружении - наверно, сказывалось благородное 
происхождение и привычка к роскоши. Вслед за нею Кандида вскарабкалась в 
стенную нишу, где красовалась увитая цветочными гирляндами статуя Аэми, 
вечно юной богини любви. Как и подобает покровительнице влюбленных, была 
Аэми очень красива и совсем раздета. Из-за ее округлого локотка Кандида 
смогла рассмотреть всю залу. 
     Харальда она заметила сразу - и, правду сказать, его грешно было не 
заметить. Мало того, что он на полголовы возвышался даже над самыми 
рослыми ирийцами, но варварский наряд его среди изысканных шелковых 
одеяний и драгоценных ожерелий выглядел воистину сногсшибательно. На плечи 
Харальда была накинута медвежья шкура (несколько потертая, ибо в мирное 
время служила Приске одеялом), живописно взлохмаченные волосы охватывал 
кованый обруч со спускающейся на переносицу пластиной, лицо и открытую 
грудь украшала совершенно немыслимая боевая раскраска - плод буйной 
фантазии Элейи. Он абсолютно откровенно опирался на обнаженный меч, хотя 
никому не дозволялось входить в королевский павильон с оружием. Должно 
быть, стража решила, что меч не настоящий. 
     На руке норандийца висела какая-то кокетливая смугляночка в алмазной 
тиаре и прозрачной тунике, едва прикрывающей коленки, и щебетала, словно 
жаворонок по весне. Лицо Харальда оставалось каменным.
     Потом Кандида нашла взглядом Рэндаль. Хаардрааде смиренно стояла у 
края помоста, пряча свои рыжие волосы и татуировку над бровями под розовым 
покрывалом тессалийской гурии. Она была безоружна, но Кандида-то отлично 
знала - безоружная Рэндаль далеко не котеночек! 
     - А где Монтеро и Элейя? - прошептала Кандида, на ухо Приске. 
     - Скоро увидишь! 
     Кандида устроилась поуютнее на ноге богини и стала ждать. 
     ... Харальд раздраженно передернул плечами. Болтливая подвыпившая 
барышня надоела ему хуже горькой редьки.
     - Клянусь Аэми, миленький костюмчик!.. Мы раньше не встречались? Нет? 
А-а, ты, наверно, из провинции, мой молчаливый варвар! Граф Адалор 
Корантийский! Не угадала? У-у-у... Барон Сильваро? Опять не угадала?.. Ой, 
какая же я глупая! Как могла забыть?! Тан Марикузо Бычий Коготь! Да-да, 
конечно! Мы здесь, в Эсарии, наслышаны о твоих подвигах... Это правда, что 
гигантская болотная гидра укусила тебя за... 
     Тут, на Харальдово счастье, скоморохи пропали с помоста, и на их 
месте точно из воздуха возник расфуфыренный распорядитель празднества. 
Лицо его закрывала блестящая клювастая маска, пышный розовый парик 
вздымался башней чуть ли не до потолка. Сьону Апарицио почудилось, что 
совсем недавно сей достойный господин был ниже ростом и толще, однако он 
быстро списал это недоразумение на счет тессалийского вина, коварного, как 
Деркато Меркрата. 
     - Сьоны и сьонны! - пронзительно завопил распорядитель, размахивая 
своим золоченым жезлом. - Только сегодня и только для вас! Непревзойденная 
и неповторимая Эстреллада из Пеллы, королева танца и богиня сцены, поразит 
вас своим искусством! Ей рукоплескали короли и императоры! Встречайте же 
ее достойно! ЭСТРЕЛЛАДА! 
     Звонко пропели трубы, и на помосте появилась Элейя. Эстреллада 
означает Сияющая как звезды - и прозвание это подходило Элейе лучше 
некуда. Она ослепляла безукоризненно гладкой кожей, блеском карих глаз, 
белозубой улыбкой из-под алой шелковой полумаски, смуглым румянцем, 
глянцевыми бликами в распущенных волосах. Было на ней огненно-красное 
платье с воздушными рукавами и юбкой из длинных прозрачных лент, 
скрепленных золотыми цепочками. Ну и счастье привалило Монтеро, невпопад 
мелькнуло у Харальда. 
     По знаку распорядителя музыканты вдруг грянули быструю, зажигательную 
мелодию, от которой по жилам бежал огонь, а ноги сами принимались 
выписывать кренделя. Звуки вихрились и сплетались, точно языки пламени на 
ветру. Секунду Элейя стояла неподвижно. Но вот встрепенулись крылатые 
рукава, встрепенулись темные локоны, она рванулась с места , как 
взлетающая птица - и стремительно закружилась. Движения ее даже в 
сложнейших фигурах танца были легки и изящны. Казалось, она парит над 
помостом, не касаясь его ногами. Она то взмывала в длинном прыжке, то 
замирала, сжавшись в комочек, вертелась, изгибалась, тонкие руки ее 
беспрестанно ткали в воздухе причудливый узор. Зрители завывали от 
восторга. У Харальда и то на миг потеплели глаза - так он порою смотрел на 
Кандиду, когда думал, что его никто не видит. 
     - Огненная пляска Кэридвен... - вполголоса произнес он строку из 
песен норандийских скальдов.
     - Что-что? - прицепилась дотошная девица. Харальд слегка двинул 
локтем, и девица отлетела, как пушинка. Глаза у нее сделались круглые и 
глупые. 
     Музыка взвилась до высочайшей ноты - и внезапно оборвалась; Элейя 
распростерлась на помосте, волосы закрыли ей лицо темным облаком. 
     И тогда Монтеро сдернул маску и розовый парик и враз посуровевшим 
голосом громко сказал: 
     - Никому не двигаться! Дамы, снимайте драгоценности! 
     Гости осовело хлопали глазами, не понимая, в чем смак этой изысканной 
шутки. Когда в руке Монтеро появился кинжал, женщины дружно завизжали, 
кто-то счел благоразумным упасть в обморок, кто-то сунулся к выходу и там 
нарвался на ухмыляющихся разбойников, которые под шумок элегантно и 
бесшумно перерезали стражу, засмотревшуюся на танец Элейи. Апарицио на 
своем троне то краснел, то синел, судорожно глотал воздух и помавал 
короткими лапками, словно хотел взлететь. 
     - Стреляйте... - наконец выдавил он, - стреляйте... 
     Недолго думая, десять арбалетчиков в королевской ложе разом 
выстрелили. Элейя кинулась на пол. Пару стрел Харальд отбил мечом, одна 
клюнула на излете в медвежью шкуру и застряла, одна отколола нос у 
мраморной Аэми, а остальные успешно угодили в толпу. Истошно завопили 
дамы. Кто-то рухнул на пол, корчась от боли, по мозаичным плитам потекла 
кровь. 
     - Это правильно, это я понимаю! - зычно гаркнула Рэндаль, отбрасывая 
паранджу. - Бей своих, чтобы чужие боялись! 
     Арбалетчики сообразили, что, пытаясь в такой тесноте подстрелить 
грабителей, нанесут невосполнимый урон цвету ирийской аристократии. 
Гвардейцы с алебардами полезли из королевской ложи, как пчелы из улья. 
Рэндаль издала боевой клич, от которого потолок затрясся, и, отшвырнув с 
дороги двоих пьяных придворных, стала рядом с Харальдом да еще и зверскую 
рожу скроила. Рослый носатый гвардеец ринулся на нее, выставив вперед 
алебарду. Должно быть, надеялся, что бездоспешная девка будет 
уворачиваться, тут он ее и грохнет. Будь он умнее или опытнее, не питал бы 
столь беспочвенных надежд. Однако солдаты, приставленные охранять 
павильон, значительно уступали закаленному в боях корпусу Истелара, что 
стерег неусыпно драгоценную персону короля. Аплонио не слишком заботился о 
безопасности своих подданных. Так вот, Рэндаль и не подумала 
уворачиваться. Наоборот, шагнула навстречу, ухватилась за древко алебарды 
пониже наконечника - и неосторожный солдат полетел вверх тормашками, а 
алебарда перекочевала в руки рыжей далказианки. 
     Монтеро между тем занимался своим делом с завидной точностью и 
хладнокровием, лязг оружия и свирепые вопли не были ему помехой. Элейя, 
по-ребячески хохоча, бегала с большим мешком. Дамы, дрожа и хлюпая носами, 
стягивали браслеты, вынимали из ушей серьги, расстегивали ожерелья, 
стаскивали с трясущихся пальцев кольца. Мужчины в бессильной злости 
клялись сделать из шкуры Монтеро бубен... но как-нибудь в другой раз. 
     Паника в павильоне нарастала, Апарицио хрипел и хватался за сердце, 
гости сбились в кучу, словно бараны на бойне. Разбойники всерьез сцепились 
с охраной. Харальд и Рэндаль встали спина к спине, вокруг них противники 
кружили как стервятники, не решаясь нападать. Ополоумевшие арбалетчики, 
видя, что товарищей их теснят беспощадно, принялись бестолково, вразнобой 
палить, попадая в основном в своих. 
     Арбалетный болт чиркнул по щеке мраморной богини. Кандида пискнула и 
отпрянула вглубь ниши. 
     - Приске! 
     - Что?! - Ирийка съежилась под ногами статуи, для чего-то прикрыв ужи 
ладошками. 
     - Утекаем отсюда! 
     Кандида прыгнула из ниши, приземлилась на четвереньки и, не 
разгибаясь, поползла к дверям. Перед глазами мелькали чьи-то разношерстные 
ноги. Зеленый парик съехал на лицо. В суматохе Кандида даже не 
почувствовала, что кто-то обутый в солдатские сапожища наступил ей на 
руку. Приске поскользнулась в луже то ли соуса, то ли крови и больно 
грянулась носом в пол. Едва живые, вывалились девочки в прохладный сад и, 
схватившись за руки, чтобы не потерять друг дружку, кинулись бежать. 
Навстречу неслись кусты и деревья. Упругая ветка смахнула с Кандиды парик. 
     - Держи их! Хватай!
     Стрела просвистела у Прискиного уха, вторая рванула развевающийся 
край Кандидиного балахона. 
     - Мамочка!!! - заверещала Тар-Афрантэ и сиганула в кусты. Кандида 
метнулась следом. Исцарапанные, запыхавшиеся, девочки скатились в канаву и 
дальше побежали на четвереньках, подобно гордым пантерам. Солдаты ломились 
сквозь путаницу ветвей с оглушительным треском, но вскоре потеряли 
увертливых девчонок в темноте и отстали. А Кандида и Приске мчались со 
всех ног, пока ирийка не запнулась о торчащий корень и не растянулась на 
пузе. 
     - Уй-я! - зашипела она в сырую от росы траву. 
     Кандида озабоченно наклонилась над нею. 
     - Приске? Ты сильно ушиблась?
     - У... проклятье Азарота на это вонючее растение! Зар-раза, я, 
похоже, ногу подвернула...
     Кандида попробовала осторожно ощупать Прискину щиколотку, - но ирийка 
ойкнула и дернулась от боли. Чумазая физиономия ее страдальчески 
перекосилась. 
     - Убери свои грубые варварские лапищи... 
     У Кандиды чуть слезы из глаз не брызнули. 
     - Приске, ну как же ты... Ты потерпи! Подожди здесь, а я сбегаю поищу 
кого-нибудь, тебе помогут! 
     - Ага, - с явно натянутым ехидством возразила Приске, - а меня тут 
тоже кто-нибудь найдет, пока ты бегаешь! Катэна, например. Во обрадуется! 
Дай руку, я постараюсь уж как-нибудь...
     Опираясь на Кандиду, Приске довольно шустро заковыляла вперед. 
     Под деревьями сгустилась чернильная тьма. Сад стал более диким и 
запущенным, в нем буйствовала сорная трава и колючие кусты, которых лет 
десять не касались ножницы садовника. Русалочий подол цеплялся за сучья и 
репейник. За каждым стволом Кандиде чудился солдат с арбалетом. 
     Наконец - Кандиде показалось, что прошла вечность и что они с Приске 
успели состариться и поседеть - девочки выбрались к старой, осевшей стене, 
поплелись вдоль нее и набрели на решетчатые воротца, запертые на огромный 
ржавый замок и не менее ржавую цепь. В позеленевших бронзовых кольцах 
тускло горели два факела. За воротами начиналась поганая улочка, тесная и 
темная. Задворки необъятных садов короля Аплонио смыкались с кварталом 
ростовщиков и менял, которые никогда не были особливо чистоплотным 
народом.
     Кандида смерила взглядом расстояние между прутьями решетки - туда не 
пролезла бы даже крупная змея. Но снизу, между воротами и землей оставался 
узкий зазор, куда при сильном желании могли бы протиснуться две не слишком 
упитанные девочки. Сильное желание было, еще какое! Разбойная, разгульная, 
страшная Подвалазня вдруг показалась такой тихой и уютной... Правда. 
Приске была чуть повыше Кандиды и немного потолще, однако, как говаривала 
незабвенная стагирийка Ракхамани, кто не рискует - тот в лес не ходит! 
     Кандида легла на живот и проползла под воротами, чуть не пропахав 
носом землю. Балахон, зловредина, снова застрял, она рванулась, тонкая 
ткань треснула, и Кандида очутилась на свободе с ободранными боками и 
громадной дыркой на спине. 
     - Давай, Приске. 
     Приске, бормоча длинные и витиеватые ругательства, в которых 
поминались Деркато и Деркатова мама, Азарот, Сэт и все бесы с бесенятами, 
полезла вслед за Кандидой головой вперед. Сначала все шло просто отлично. 
Половина Приске находилась уже на воле, в королевских садах оставались 
лишь ноги да та часть тела, к которой был пришит веревочный чертячий 
хвост. Кандида, присев на корточки, давала ценные советы. 
     - Так, так... главное, втяни живот. Повернись немножко...
     Приске повернулась, как было указано, дернулась вперед, потом 
дернулась назад. 
     - Кандида. 
     - Что случилось? 
     - Кандида, - убитым голосом сказала Приске, - по-моему, я застряла. 
     Да, увы, норандийские Валары и западный Манвэ всерьез прогневались на 
непослушных девчонок! Приске и вправду застряла под воротами накрепко, как 
пробка в бутылке. Кандида пыталась тащить ее сначала за руки, потом - за 
шиворот, но несчастная Тар-Афрантэ душераздирающе кричала и жаловалась, 
что сейчас разорвется надвое. Тогда Кандида попробовала подкопать землю 
вокруг Приске, приспособив в качестве орудия труда выловленный из кучи 
мусора черепок. Плотная, слежавшаяся почва поддавалась плохо. Кандиде 
стало ясно, что пройдет года три прежде, чем она сможет прокопать более 
или менее приличную яму и вызволить Приске. Занятие было заведомо 
безнадежным, однако она продолжала рыть, пыхтя от натуги. Надо делать хоть 
что-нибудь, не бросать же бедную Приске в таком отчаянном положении!
     - Не нужно было столько пирожных жрать! - посетовала защемленная 
пленница. - Беги за подмогой, Кандида, все без толку! 
     - Ну уж нетушки! Я тебя так не оставлю... 
     - И что теперь - ждать, пока я похудею? - Приске хорохорилась, 
старалась шутить, а у самой на глазах выступили слезы. Положение било мало 
того, что отчаянным, да еще и унизительным. Кандида скребла землю, как 
усердный крот, но надеялась уже лишь на милость Валаров. Она не заметила, 
как вдруг изменилось лицо у Приске... 
     - Кандида, обернись! - закричала ирийка. Кандида обернулась. 
     На нее налитыми кровью буркалами смотрел сержант Катэна. Впрочем, 
сержантом он уже не был - Кандида подметила, что значки сержанта с его 
доспехов безжалостно содраны. Подметила она и желтый перезрелый синяк, 
смахивающий  по форме на Стагирию, какой рисуют ее на морских картах, что 
занимал всю правую половину лица Катэны. Видно, сюда и наступил копытом 
конь Монтеро... Бывший сержант был так близко, что Кандида, несмотря на 
скудное освещение, видела даже поры на его толстом ноздреватом носу. Нос 
нервно подергивался. Катэна был зол, как тысяча голодных ифритов. Квэнно, 
на удивление спокойно подумала Кандида. Коготок увяз - всей птичке 
пропасть. Сейчас разъяренный солдафон свернет ей шею, будто цыпленку, а 
потом без спешки расправится с заклиненной под воротами беспомощной 
Приске.
     Мысль о Приске пробудила Кандиду от минутного оцепенения. Она 
вскочила на ноги, встала, загородив собой ирийку, которая тщетно дергалась 
и выкрикивала вперемешку мольбы и проклятия. 
     - Не подходи, вонючка, - безнадежно сказала Кандида, зажав в руке 
свое единственное помойное оружие. Катэна только расхохотался. Он 
выслеживал этих дрянных мелких пакостниц долго, из-за них (да, из-за этой 
вот мерзкой норандийки с дурацкими косичками!) его разжаловали, опозорили, 
осмеяли, и он был намерен отыграться за все с лихвой, для начала повышибав 
норандийке ее кусачие зубки.
     - Эй, почтеннейший! - раздался за спиной бывшего сержанта вежливый 
голос с едва заметным стагирийским акцентом. Кипящий от гнева Катэна круто 
развернулся, занося кулак, чтобы размазать по мостовой непрошеного 
свидетеля. Девчонки никуда не денутся - черномазая заговорщица застряла 
солидно, а норандийка могла бы удрать, но не станет. Потому что норандийка 
и потому что дура.
     - Пшел отсюда, сучья лапа!
     - Зело груб ты, почтенный, - невозмутимо проговорил стагириец, - и 
маленьких обижаешь... Скверно это, друг мой ситный! - И, прежде чем Катэна 
успел пустить в ход кулаки, бросил ему в лицо горсть какой-то неприметной 
серенькой пыли.
     Катэна дико взвыл, отшатнулся, схватившись за лицо, будто в него 
плюнул огнедышащий дракон. Его сильно качало и корчило от невыносимой 
боли. На неверных ногах он сделал ровно три шага, потом колени его 
подогнулись, и он тяжело рухнул в мусорную кучу.
     Приске ахнула и с ужасом ткнулась носом в землю. Кандида медленно 
сползала по решетке, не отрывая от заступника-чародея округлившихся глаз. 
Тот стоял неподвижно и смотрел в упор на двух перепуганных девочек. Был он 
высок и худ, и тень от него падала длинная, изломанная, похожая на паука-
косиножку. Лицо волшебника скрывала тьма, одни глаза загадочно 
поблескивали. В свете факелов Кандида разглядела лишь его одежду - 
странный и нелепый лапсердак, ношеный-переношеный, замахрившийся по краям, 
этакий мешок с тремя дырками, да кожаные штаны с пузырями на коленях. 
Лапсердак, выгоревший до невообразимого серо-бурого оттенка, был украшен 
понизу вышитым орнаментом из черных крючковатых волн. Кандида никогда 
раньше такого узора не видала...
     Нужно было заставить себя говорить, выдавить хотя бы жалкое 
"спасибо". Но, когда Кандида собралась-таки с духом и раскрыла рот, 
благодарить было уже некого. Волшебник исчез, словно растворился в 
ветреной ночи и сырости близкого дождя.
     На нос Кандиде упала первая капля.
     
                                     6.
     
     - Это я виновата! - отважно заявила Кандида. - Я захотела поглядеть, 
как пляшет Элейя, и это я уговорила Приске...
     - Молчи уж в тряпочку! - оборвал Монтеро. - Что я, по-твоему, Приске 
не знаю?
     - Обе хороши, обе хороши! - в голосе Рэндали перекатывались тяжкие 
валуны. - В Приске вашей я, конечно, не вольна, но ты, Кандида, заруби на 
своем любопытном шнобеле: еще одна такая выходка - разложу на скамье, 
сниму с себя перевязь и выдеру так, что на твоей тощей заднице останется 
меньше кожи, чем на жабе шерсти!
     - Прости, Рэндаль, - покаянно прошептала Кандида, опуская глаза.
     - Ну конечно! Теперь - "прости, Рэндаль"! Клянусь Трайновым хреном, 
я...
     Харальд молчал. Молчал, смотрел на провинившуюся Кандиду неотрывно и 
отстукивал пальцами по столу жутенькую песенку под названием "На одной 
ноге я пришел с войны", которую Парвиус метко обозвал "песней дурного 
настроения". Хевдинг Звездной дружины умел очень красноречиво молчать. 
Кандиде от этого молчания хотелось наизнанку вывернуться. Лучше бы он орал 
и ругался. Лучше бы поколотил ее!
     Она сама не помнила, как удалось вытащить Приске из-под ворот. Она 
помнила весьма смутно, как под проливным дождем они неслись по лужам, как 
Приске села прямо в грязь и заявила, что дальше не пойдет, хоть режьте, и 
как она, Кандида, тянула хромающую ирийку почти волоком. Потом, к счастью, 
наткнулся на них добрый подвалазянин из дружественной банды. Он на руках 
принес Приске в пещеру Монтеро. Кандида плелась следом. С нее текли ручьи, 
будто с настоящей русалки. 
     Пришлось рассказывать и про Катэну, и про чародея. Рассказывать под 
осуждающими взорами взрослых - Монтеро, Элейи, Харальда, Рэндали, Тавии и 
Дариаса. Затем, разумеется, терпеливо вынести громы и молнии, что 
обрушились на их бесталанные головушки.
     - Мы больше не будем! - очень искренне заявила Приске. Взгляд ее 
косящих глаз был чистым и трогательным, словно у младенца.
     - Честное слово, не будем! Правда, Кандида?  
     - Да уж не будете! - пробурчал Монтеро. - Я лично позабочусь! 
     - Ладно, - вступился за нарушительниц спокойствия Дариас. - Повинную 
голову меч не сечет.
     - Зато секут другое место! - кровожадно откликнулась злопамятная 
Рэндаль.
     Кандида была готова подвергнуться заслуженному наказанию, но сечь их 
не стали, благо у Монтеро было хорошее настроение, излившееся в приступ 
великодушия. Девочек даже не стали прогонять "на горшок и спать" - 
разрешили остаться и полюбоваться богатым урожаем, что снял Монтеро с 
ирийской знати. Добычу вывалили прямо на толстоногий стол, изрезанный 
рисунками страшных рож и похабными словами. До жути странно и чуждо 
светилась груда драгоценностей в полутемной, промозглой пещере, 
обставленной с убогой подвалазной роскошью. И до жути странно выглядели в 
этих дрожащих отблесках лица людей. Монтеро вдруг стал смахивать на 
безумного нефератского короля. Он переворошил самоцветы, точно обычные 
орехи, выудил рубиновое ожерелье с тремя подвесками и торжествующе надел 
на шею Элейе. Тавия охала, ахала и хваталась за свои круглые щечки, не 
зная, что ей выбрать для себя. Рэндаль и та примеряла створчатый золотой 
браслет, который едва сошелся на мускулистой руке хаардрааде. Харальд 
задумчиво вертел перстень с громадным опалом, взгляд у него был 
отрешенный. 
     И воистину пестро полотно Наэнир, думал норандиец, если он. Харальд 
Хастингсон, стал соучастником простого и пошлого ограбления! Что же это за 
страна такая, где разбойники куда благороднее и честнее королей и 
генералов? Избавь нас Идрис от подобной "цивилизации"! Когда-нибудь он все 
равно вернется. Туда, где родился и где ему самое место. На север, к 
холодному морю. Он вернется в Норандию и заберет с собой Кандиду... 
     - Херальдо, где ты? - Элейя тронула его за плечо. Харальд вспомнил, 
что ему положено радоваться, подгреб к себе кучку драгоценностей и стал 
выбирать что-нибудь для Кандиды. Приске уже обвешалась сверкающими 
каменьями, как русальная береза - лентами, и приставала к Дариасу: 
     - Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее? Я или нет?! 
Отвечай, что я, а то буду щекотать! 
     В этой лихорадочно-радостной суете Кандида первая почуяла, что 
происходит нечто неправильное. В щель под дверью просачивался 
подозрительный свет. Не рыжий свет факелов, а какой-то мертвенно-синеватый 
ровный свет. По пещерной комнате вдруг откуда ни возьмись пронесся порыв 
ветра. 
     - Ой... - сказала Приске и уронила под стол серьгу с аметистом. Все 
настороженно вскинули головы. Мужчины и Рэндаль разом потянулись к оружию. 
Дверь открылась... 
     На пороге стоял долговязый тип в поношенной мешковатой одежке, ничем, 
вроде бы, не примечательный, однако веяло от него какой-то странной силой. 
У него было узкое и длинное лицо, чуть кривоватый рот и разные брови - 
левая залезла на лоб на добрых полпальца выше правой. Жидкие волосы цвета 
грязноватой пакли были стянуты на затылке некрасивой тряпочкой. Из-под 
разновеликих бровей смотрели, не мигая, серо-зеленые глаза, почему-то 
напомнившие Кандиде болотную трясину. Эти глаза за долю секунды обежали 
всех присутствующих, задержавшись на Монтеро. 
     Очнулась первой Рэндаль. 
     - Ты что еще за хрен с горы?! Ты как сюда пролез?! 
     - Я Транкилос, - последовал ответ. Голос пришельца показался Кандиде 
знакомым. Она переглянулась с Приске, та пожала плечами. - И я просто 
вошел. 
     - Отлично, - сказал Монтеро, выразительно поигрывая рукоятью кинжала. 
- А теперь просто выйди! 
     - Зря ты гонишь меня. Монтеро, - сокрушенно покачал головой 
Транкилос. - Я ведь могу сделать тебя королем - ты этого хочешь? 
     Монтеро сначала побелел, потом побагровел, а под конец стал желтым. 
Должно быть, желтый цвет нравился ему больше. 
     - Хватит молоть белиберду! - зло рявкнул он, когда к нему вернулся 
нормальный цвет лица. - Выкатывайся отсюда подобру-поздорову, пока я не 
покликал своих ребят и они не превратили твою рожу в задницу!
     - Увы и ах! - Транкилос вознес очи к потолку и развел руками. - Тебе 
придется громко кричать, уважаемый Монтеро! Твои люди почему-то решили 
прилечь отдохнуть. Может, плохо выспались вчерашней ночью?
     - С ним все ясно! - вмешалась Рэндаль. - Я его помню! Мы с Трогвардис  
видали его здесь, он мотылялся по Подвалазне, обкуренный так, что хасия из 
ушей лезла! Вот и пришел рассказать нам свои забавные сны! 
     Транкилос уставил на нее свои змеиные глазища.
     - Я, разумеется, не ожидал понимания от полудикой наемной бой-бабы, 
которая только и умеет что секирой махать... 
     - А я, к твоему сведению, - зловеще заухмылялась обиженная Рэндаль, - 
я, к твоему сведению,  никчемушный курилка, умею махать не только секирой! 
Я любым оружием махать умею! Но, чтобы выкинуть тебя отсюда, оружие мне не 
понадобится! Достанет и хорошего пинка... 
     Она начала подниматься с лавки... ойкнула по-девчоночьи и плюхнулась 
обратно. Седалище рыжей хаардрааде вдруг ни с того ни с сего наотрез 
отказалось отрываться от лавки, будто Рэндаль уселась в лужу рыбьего клея 
и прилипла намертво. 
     - Что это за та Кэридвен перкеле, раздери тебя Азарот?! 
     - Маленький фокус, - мило улыбнулся Транкилос, - так, пустячки; я 
могу кое-что еще... но, боюсь, это вас не заинтересует, почтеннейшие. 
Дозволишь присесть, сьон Монтеро? 
     Не дожидаясь ответа от ошарашенного атамана, он развязно прошагал 
через комнату и взгромоздился на скамью рядом с Тавией, которая 
вздрогнула, словно коснувшись дохлой крысы, и отодвинулась. Когда 
Транкилос приблизился, Кандиде вдруг бросился в глаза ломаный орнамент по 
краю его потрепанной накидки... и выговор стагирийский... и... 
     - Это он!!! - завопила она так, что даже Харальд с Монтеро подскочили 
чуть ли не до потолка. - Это он, тот волшебник, что спас нас с Приске, а 
потом исчез! 
     - Ах, да, - небрежно кивнул Транкилос, - я уже имел удовольствие 
помочь юным дамам выбраться из одной, мягко говоря, неприятной 
переделки... Это было проще простого, и не надо меня благодарить. Теперь 
вы согласны выслушать меня?
     - Говори! - нехотя разрешил Монтеро. - Херальдо, следи за ним в оба 
глаза! Начнет шептать-бормотать, или зеньками вращать, словом, вздумает 
колдануть - убей на месте! 
     Транкилос глянул на рослого норандийца так, словно тот был безобидной 
Кандидой с косичками, и заговорил, обращаясь только к Монтеро и не замечая 
всех остальных. 
     - О твоем удачном налете уже судачит вся Эсария, а завтра начнет 
судачить целая Ирна и пол-Касталии впридачу. Но вот столь ли удачен этот 
налет, как может показаться? Мда... Ведь ты украл не только драгоценности 
придворных короля Аплонио, ты украл их гордость. Два варвара-наемника и 
парочка карманных воров порешили три десятка королевских гвардейцев! Мило, 
не правда ли?
     - Хватит заговаривать мне зубы! - оборвал Монтеро. - К чему ты 
клонишь? 
     - А клоню я к тому, что дня через три здесь будет Истелар! И он будет 
не один! И он положит в Подвалазне три четверти своей армии, чтобы 
выволочь вас из норы и отправить на танцы к тете Пэдите. Любезный Монтеро, 
ты разворошил гнездо хорька, так что вони предвидится много! 
     - У нас есть чем встретить Истелара, - надменно оказал Монтеро. 
     - Да? Вы попросите почтенную кириэ-сьонну Приске спеть погромче, и 
солдаты в ужасе разбегутся, так? Жестоко ошибаетесь, несчастные! Вы 
недооцениваете Истелара и не принимаете во внимание, что грядет последний, 
отчаянный бой, по сравнению с которым ваши прежние стычки по мелочам - 
пляски фей под луной! Монтеро, ты добился своего - король Аплонио тебя 
боится. И "Новой зари" тоже, раз уж мастера болтологии взялись за оружие. 
Поэтому он постарается уничтожить вас всех. Любой ценой. 
     - Ай, ай, ай, - хмыкнул Монтеро, - ты, досточтимый чародей, испужал 
меня до дрожи в коленках! Слышишь, как стучат мои зубы? Что же делать мне, 
горькой сиротинушке, коли придут по мою душу вороги лютые?
     - Уничтожить Аплонио, пока он не уничтожил вас! Вот вы сидите тут 
подобно редькам в грядке, беспечные, как дети, обвешиваете своих женщин 
драгоценностями и не думаете о будущем... А ведь на то богатство, которое 
вы добыли, можно купить оружие, можно нанять солдат, можно подкупить 
государственных чиновников и заручиться их поддержкой в борьбе за власть. 
     - Этот подозрительный тип с исключительным самомнением излагает тут 
прописные истины, которое мы отлично знаем и без него, - сказал Дариас, - 
что наводит меня на мысль: он издевается над нами! 
     - Мало знать, нужно делать! А от знаний ваших толку будет немного, 
когда Истелар свалится вам на головы... Трон под Аплонио качается. Пальцем 
ткни - и рухнет. Загвоздка в том, что до сих пор не нашелся человек 
достаточно решительный, чтобы предоставить свой палец для этой благородной 
цели. Даже самые прекрасные слова не свергают королей и не помогают 
сборищу ворья и полуголодных горожан одолеть регулярную армию. 
     - Солдаты Истелара - ирийцы, как и мы! - не выдержала и встряла 
Приске. - Они не станут драться против народа! 
     - Они станут драться за того, кто им платит - так, Харальд-норандиец? 
Они станут драться за это! - Транкилос ткнул тощим пальцем в ожерелье на 
шее Элейи. - Вы сами покуда не сознаете своей силы. Я пришел, чтобы 
открыть вам глаза! 
     - Только не пытайся убедить нас, что сделал это из человеколюбия! - 
резко сказал Монтеро. 
     - О да, разумеется! - согласился Транкилос. - Мир жесток и 
несправедлив, и задаром дают только по морде... Просто мне надоела жизнь 
фокусника-самоучки, я устал рыскать по городам и весям в поисках 
пропитания, я хочу спокойствия, дабы посвятить себя наукам и постижению 
тайн мироздания, и... меня бы устроила должность, скажем, советника при 
короле Монтеро Первом. 
     Монтеро был заметно польщен. Глаза его гордо сверкнули, он подтянулся 
и выпрямился, став как будто выше ростом, величавее, словно уже чувствовал 
под задом трон Ирны.
     - Ты очень умный сумасшедший, Транкилос, - произнес он, - и я обдумаю 
твои речи... А что ты еще умеешь, кроме как фокусы показывать да воздух 
языком месить? Где у меча рукоять, знаешь?
     - Я не воин, я мыслитель! - возразил Транкилос. - Но я могу поднять 
армию, против которой не выстоит ни один смертный!
     Монтеро вмиг поскучнел. Колдунов и мыслителей он за полноценных людей 
не признавал.
     - Заклинаниями, что ли? - кисло осведомился он. - Да уж... Тебя хоть 
щас на место Ээта! Весь Черный Круг расшугаешь! Только отколдуй для начала 
Рэндаль от скамейки. 
     Приске беспокойно поерзала на лавке и здоровой ногой пнула под столом 
Кандиду в лодыжку. Норандийка повернулась к ней. Прискины глаза озорно 
поблескивали и, казалось, косили больше обычного. В этих глазах Кандида 
прочитала вопрос: "Если Монтеро станет королем, а Элейя королевой, кем 
тогда будем мы с тобой?". "Мы же обещали хорошо себя вести!" - взглядом 
сказала она. "Это мы только на сегодня обещали!" - тоже взглядом ответила 
Приске. 
     
                                     7.
     
     Утро было холодным и сырым, над водой стелился клочковатый туман. 
Волны лизали подгнившие сваи старого причала. Кандида и Приске, закутанные 
в теплые шерстяные накидки, осторожно спустились по скользким, жалобно 
попискивающим ступенькам. Транкилос ждал их, сидя в утлой лодчонке крайне 
ненадежного вида. В своем широченном плаще цвета древесного гриба колдун 
был похож на нахохлившуюся сову. 
     Кандида снова заколебалась: а правильно ли она поступают? Удрали из 
дому без разрешения, чтобы отправиться в открытое море на эдаком 
рассохшемся корыте, да еще и в компании подозрительного хмыря вроде 
Транкилоса! Кто он таков, откуда вылупился? Выговор у него стагирийский; 
но стагирийцы мелкие и чернявые, а он длинный и светловолосый... И где 
границы его магических познаний? Одна Кэридвен ведает! Вот превратит их с 
Приске в медуз и скажет, что так и было.
     Но Приске бесстрашно прыгнула в лодку, и Кандида поняла, что назад 
дороги нет, ежели она не хочет показаться трусливее Приске. Она швырнула 
ирийке котомку с провизией, захваченной в дорогу, и, подобрав подол, 
перелезла с причала на корму суденышка. Транкилос воткнул весла в 
уключины, Приске отвязала фал.
     - Вот и поплыли, - подумала Кандида, оглянувшись на тающий в тумане 
порт. Впереди ждало какое ни есть, а приключение. Только бы не 
превратиться в медуз! 
     Приске выпростала из-под накидки руку и опустила в воду.
     - Ух ты, холодная! А куда мы плывем? 
     Транкилос греб мощно и равномерно. Кандида и не подозревала, что в 
худосочном чародее таится такая сила.
     - Хочу показать вам одну старинную... э... штуковину. Сами же 
просили.
     - Я думала, ты покажешь нам свою непобедимую армию, - протянула 
Приске. 
     - Уважаемая Тар-Афрантэ. - Это прозвучало у Транкилоса как "ты, 
назойливая малявка". - Я покажу тебе все, что пожелаешь. 
     Туман постепенно рассеивался. Кандида осмотрелась - насколько хватало 
глаз, вокруг было море. Эсария пропана из виду. 	. 
     - Куда ты нас везешь?
     - Ты испугалась, отважная дочь Норандии? 
     - Ну вот еще! - сказала Кандида и для убедительности добавила, - У 
нас в Норандии море в сто раз больше! - Хотя ни разу в Норандии не бывала 
и тамошнего моря даже издали не видала. 
     Транкилос, не переставая грести, прокашлялся и завел монотонным 
голосом:
     - В давние времена по этому побережью проходила западная граница 
Неферата, империи магов и жестоких властителей. С тех пор минули 
тысячелетия, лик мира изменился, а тогда, много веков назад, здесь, где мы 
сейчас находимся, была суша - огромный полуостров, на котором располагался 
один из крупнейших нефератских городов. Правил в нем наместник Ликаон, 
человек честолюбивый, умный и при этом волшебник незаурядных способностей.
     - Ну, это вракушки! - вмешалась Приске. - Во всех свитках написано, 
что Нефератом управляли женщины. У них был этот... как его... 
     - Матриархат, - подсказала Кандида, хотя обычно не любила выхваляться 
опытом общения с Парвиусом. У Приске со стуком отвисла челюсть. Транкилос 
вскинул брови, левая при этом вовсе уползла куда-то на маковку. 
     - Ты странная норандийка... Однако, отвечу тебе, уважаемая Тар-
Афрантэ: в период упадка мужская власть в Неферате также получила 
распространение.
     - Поэтому-то он и пал! - бесцеремонно заключила Приске. - Ладно, 
молчу... 
     - Могу ли я продолжать, юные сьонны? - ехидно спросил Транкилос. 
     - Можешь! - Приске сделала царственный жест.
     - Ликаон поцапался из-за власти с Адрастией, тогдашней Верховной 
Скессой, и его поддержали многие, ибо очень молода была Адрастия, и 
считали ее непригодной для столь высокой должности. Возможно, Ликаон в 
чем-то был прав. Адрастия и впрямь была чуть постарше вас... Но эта 
девочка родилась от союза великого чародея Ахенара и одной из бессмертных 
прислужниц богини Деркато, в ней жила чудовищная магическая сила, в 
тринадцать лет она уже была Верховной Скессой. Она убила Ликаона в 
колдовском поединке, а мятежную провинцию стерла с лица земли, наслав 
ужасное наводнение. Весь полуостров погрузился на дно морское. Уцелела 
лишь гробница, которую готовил для себя Ликаон. Ее-то я и собираюсь вам 
показать. 
     - Уй-юй-юй...
     Кандиду вдруг осыпало морозом. Она представила себе, как целый 
полуостров с грохотом рушится в волны по мановению руки девчонки вроде них 
с Приске.
     - Надеюсь, там нет никаких шкилетов... - зябко ежась, произнесла 
Приске.
     - Прошло пять тысяч лет, - сказала Кандида. - От любого шкилета пшик 
останется... 
     Голос ее звучал довольно неуверенно. Неферат все-таки, чем Деркато не 
шутит...
     - Ага! - Транкилос мотнул головой куда-то вбок. - Вот мы и прибыли! 
     ... Остров был невелик, каменист и гол, точно коленка. Более всего он 
напоминал вершину горного пика, который зашвырнул в море какой-нибудь 
древний великан. Словно странная корона с неровными зубцами, венчали его 
развалины поистине титанического строения из черного базальта.
     Мореходы избегали этих мест из-за леденящих душу легенд о чародействе 
Неферата и из-за опасных мелей. Однако легкая лодчонка миновала коварные 
рифы и причалила к обрывистому берегу. Транкилос полез по круче ловко, как 
сарабийская макака. Девочки карабкались следом, отдуваясь, обдирая ладони 
о камни и стараясь не глядеть вниз.
     Вблизи гробница оказалась громадной до жути. Пять тысячелетий стерли 
бы в прах любое строение, созданное руками смертных, но здесь... Кандида 
была неприятно поражена: здание осталось почти целым. Дожди и ветра 
сгладили углы, камни осели под собственной тяжестью, крыша местами 
провалилась, часть колонн рухнула, резьба на карнизах стерлась. Однако в 
общем этот грандиозный кошмарище сохранился отлично. Может быть, то, что 
внутри, тоже... сохранилось.
     Кандида хотела начертить в воздухе оберегающие руны, но проклятый 
Транкилос смотрел так въедливо, что она устыдилась собственного страха. 
Нетушки, она не даст вредному стагирийцу-нестагирийцу повода насмешливо 
спросить: "Испугалась, норандийка?". 
     Приске подобралась поближе и взяла ее за руку. Обе девочки стояли, 
задрав головы, и рассматривали гробницу. Было им жутко и интересно. Здание 
выглядело невероятно древним. Каждый камень был насквозь пропитан 
нефератской магией, что пережила пять тысяч лет, не утратив пугающей силы, 
и переживет еще многие поколения Кандид и Приске...
     - Что там внутрях? - Голос Тар-Афрантэ стал хриплым и сдавленным. У 
Кандиды по спине снова пробежал холодок. Позади ядовито усмехался 
Транкилос. 
     - Пойдем и посмотрим... 
     - Пойдем...
     - Пойдем...
     К гигантскому порталу вела широкая дорога, по обе стороны которой 
выстроились в ряд статуи, одинаковые, как горошины в стрючке. Каждая 
представляла тяжеловооруженного воина в рогатом шлеме с глухим забралом и 
с массивной палицей и опущенной правой руке. Мельчайшие детали, вплоть до 
шнуровки на сапогах и пряжек на ремнях, были изваяны со скрупулезной 
точностью. Статуи словно вырастали из скалистой почвы, и у Кандиды, когда 
они с Приске подошли поближе, вдруг возникло отвратительное чувство: будто 
из-под базальтовых шлемов наблюдают за нею злобные и внимательные глаза.
     - Ну ничего себе мальчики! - ненатурально бодрым голосом пискнула 
она. Каждый каменный воин был на голову выше Харальда и вдвое шире в 
плечах. 
     Кандида ступила на аллею между рядами статуй первая; Приске 
приотстала, вытряхивая попавший в сандалию камушек... 
     - КАНДИДА!!!
     Полный ужаса вопль ирийки хлестнул Кандиду по нервам, она 
инстинктивно метнулась в сторону, упала, перекатилась через плечо - и 
осталась жива. Приземление на камни чуть не вышибло из нее дух, но она 
успела увидеть, как палица гранитного воина, завершив круговой замах, 
возвращается на прежнее месте. Замешкайся Кандида на один удар сердца - и 
от нее не осталось бы и мокрого пятна! В следующий миг перед нею была 
просто статуя. 
     Приске тряслась и цокотала зубами, как белка. 
     - Па... пы... - Язык не повиновался Кандиде, коленки были ватные, - 
пы-риске... т-ты в-видела, что я вы-видела? 
     - Я в-видела... что т-ты в-в-видела... но лучше б я э-этого н-не в-
видела...
     Все еще держась друг за дружку, Кандида и Приске медленно попятились 
- они не решались повернуться к каменным стражам гробницы спиной. Хотя 
стражи стояли истуканами и выглядели не более одушевленными, чем печные 
трубы. 
     - А ты храбрая, норандийка, - прозвучал позади невозмутимый голос 
Транкилоса. - Не многие решились бы вот так вот запросто сунуться к 
Неспящим Стражам, созданным магией Ликаона... 
     Колдун преспокойно посиживал на плоском валуне и с отстраненным видом 
разглядывал собственные ногти. Кандиде нестерпимо захотелось стукнуть его 
по длинному противному носу. 
     - Ах ты, змей подколодный! - набросилась она на стагирийца. - Ты 
почему нас не предупредил, что это... эти... эти каменные остолопы живые?! 
     - Во-первых, они не живые в общепринятом смысле слова, - тягуче 
возразил Транкилос. - Во-вторых, предупреди я вас - вы бы мне поверили? 
Кириэ-сьонна Приске, например, воздела бы нос к зениту и фыркнула: 
"Нянюшкины сказки, фи!"... а ты, норандийка... ну, недаром же мудрецы 
советуют: "Оставь бесполезный спор, когда пред тобою женщина, дитя или 
варвар, ибо отличаются все трое крайне незрелым мышлением и упрямством 
чрезмерным". А ты, дражайшая Кандида, женщина, дитя и варвар в одном 
лице... 
     Кандида почувствовала себя вывалянной в выгребной яме. 
     - Все равно... - злым сдавленным голоском буркнула она. - Гад ты, 
Транкилос... Связался Сэт с младенцами...
     Она не договорила, ощутив, что вот-вот позорно разревется. Села на 
камень и немигающим взглядом уставилась в море. Внутри словно лопнула 
какая-то невидимая струна, и оттого Кандиде казалось, что она развалится 
на кусочки, если шевельнет хоть мизинцем. 
     Приске пронзила колдуна василисковым взором.
     - Отвези нас домой! - крикнула она. Интонации были явно баронские, но 
впечатление слегка подпортили писклявые нотки в голосе. Вышло убого и 
неубедительно. 
     Транкилос улыбнулся. Если б ядовитые змеи умели улыбаться, они 
улыбались бы именно так. 
     - Как прикажешь, почтенная Тар-Афрантэ.
     ... Когда остров скрылся из виду, у девочек отлегло от сердца. 
Кандида, угрюмая и насупленная, молча сидела на носу. Временно отнявшийся 
язык Приске вновь заработал.
     - Я думала, ты и взаправду поможешь нам! - укоряла она Транкилоса. - 
А ты наобещал с три короба и в кусты! "Армия, против которой не выстоит ни 
один смертный"! Где она? В твоем драном рукаве? Да уж, Монтеро до небес 
запрыгает от радости... 
     - Ты видела мою армию, - спокойно молвил стагириец. - Тебе мало? 
     - Если ты про этот памятник... бр-р... архитектуры на острове, то 
я...
     - Неспящие Стражи неуязвимы, их нельзя убить человеческим оружием и 
нельзя купить за золото. Они служат лишь Ликаону... 
     - Ликаон помер пять тысяч лет назад! Толку от этих чудищ - что от 
быка молока! 
     - Посмотрим. - По губам Транкилоса опять скользнула змеиная улыбка. 
     Приске скроила презрительную мину и уже сморщила нос, чтобы громко 
фыркнуть... 
     - Глядите! - Тревожный возглас Кандиды заставил ее забыть про 
спятившего от хасии горе-чародея и каменных болванов на острове. Транкилос 
вскинул голову. 
     Над побережьем поднимался в низкое серое небо толстый столб дыма. 
Поднимался и растекался над Эсарией черной пеленой, под которой дрожало 
багровое зарево. 
     Приске медленно встала в лодке во весь рост, глаза ее не отрывались 
от пожара. 
     Ровным, неживым голосом она произнесла:
     - Это Истелар. Он напал на Подвалазню.
     
                                     8.
     
     Неожиданная атака Истелара была вызвана отчаянием. Когда до короля 
дошли известия о беспримерном по наглости ограблении в павильоне, Его 
Величество немедля потребовало генерала пред свои светлые очи и, жутко 
вращая оными, высказалось кратко и емко:
     - Если через два дня Монтеро не будет болтаться на виселице, там 
будешь болтаться ты! 
     Что оставалось делать Истелару, кроме как поднимать армию для 
срочного вторжения в Подвалазню? Ирийский генерал был отнюдь не глуп и 
понимал, что поимка Монтеро выльется в кошмарную мясорубку. Взять 
Подвалазню - это не муравейник разворошить. Но Монтеро стремительно 
превращался из заурядного воришки в серьезную угрозу благополучию страны, 
и непозволительно было разрешать ему и дальше лютовать на свободе. 
     Истелар, однако, попытался распределить свои силы так, чтобы нести 
при атаке наименьшие потери. Не желая растягивать и тем ослаблять войска, 
он отверг план полного оцепления обширной Подвалазни и вместо этого повел 
наступление по трем основным тоннелям. 
     Монтеро, тем не менее, тоже не левой ногой сморкался. Он цеплялся за 
каждое, даже ничтожное преимущество: темноту, тесноту, затрудняющую 
маневры, запутанные переходы, которых не знали солдаты противника... Его 
тактика состояла в следующем: разбить боевые порядки Истелара, расколоть 
армию на отдельные группы и помаленьку перерезать. Сильнейшая колонна 
Истелара двигалась по тоннелю прямо к логову разбойничьего атамана, сметая 
все на своем пути, и требовалось для начала остановить ее, чтобы атака 
завязла, не достигнув цели, и вспомогательные колонны не успели на 
выручку. Сам Монтеро в это время подобрался бы со своими людьми по боковым 
ходам и ударил врагу во фланг.
     Истелар шагал победителем по охваченной ужасом Подвалазне, без труда 
сминая яростное, не бестолковое сопротивление... Однако нашла на камень 
коса: впереди тоннель от стены до стены преграждала наспех, но с большим 
знанием дела наваленная баррикада. И на этой-то баррикаде встала намертво 
Звездная дружина. Они должны были принять на себя основную тяжесть атаки. 
И не пустить Истелара дальше. 
     Солдаты короля оказались в весьма невыгодном положении. На вольном 
воздухе под ярким солнышком генерал велел бы выкатить катапульты и 
разнести баррикаду вместе с защитниками в мелкую пыль. Но здесь, где своды 
тоннеля грозили обрушиться на головы, это было слишком рискованно. Истелар 
дважды пытался бросать людей на штурм, измышлял хитроумные, тонкие планы - 
проклятый варвар раскусил хитрость, оба штурма были отбиты, и Истелар 
остался на бобах. 
     Под защитой баррикады Харальд сидел на опрокинутой бочке, переводил 
дух, стирал кровь с клинка и прикидывал, сколько он еще сможет 
продержаться на этой горе мусора и рухляди. Армия Истелара превосходила 
его дружину по численности раз в пять. Теснота мешала ирийцам навалиться 
всем зверинцем, иначе давно втоптали бы в грязь. Харальд внимательно 
осмотрелся, хотя уже наизусть выучил окрестности: по бокам вздымаются к 
потолку уродливые подвалазные дома, частично вырубленные и камне и 
достроенные чем попало, похожие на наросты на дереве, их бдительно 
стерегут десять самых метких стрелков под начальством Кинтаро, тыл 
защищает вторая баррикада, пониже - резервная. Ее охраняли два часовых, 
чтобы упредить возможное нападение сзади. Одним из часовых был Джестин. 
Вид у юноши был встрепанный, но решительный. Сегодня он впервые омочил меч 
в крови... Хорошо дрался, подумал Харальд с теплотой, очень хорошо. Ему бы 
опыта побольше, горячности поменьше - и страшный будет противник. Может, 
когда-нибудь станет водить дружину Джестин хевдинг... 
     - Харальд!!! - раскатился по всей Подвалазне Рэндалин бас. - Они 
опять лезут!!! 
     Где там угряз Монтеро, без тени тревоги мимоходом подумал норандиец, 
выскакивая на гребень баррикады. Наверно, всех улиток переловил по 
дороге... Он сразу понял, что атака пробная, в треть силы; Истелар, 
видимо, решил таким образом измотать защитников. Ну и Деркато с ним! Пусть 
попробует, коли не жалко понапрасну народ гробить. 
     ... Транкилос резко налег на весла, разворачивая лодку прочь от 
берега, так что Приске покачнулась и чуть не вылетела за борт. 
     - Ты куда?! - завопила она. - Ты чего?!
     - Я должен отвезти вас в безопасное место.
     Тар-Афрантэ медленно открыла рот, потом так же медленно закрыла. 
Сказать ей было нечего; как ни крути, Транкилос рассуждает здраво. Таким 
сильномогучим воякам, как они с Кандидой, только по грибы. Навоевались уже 
сегодня с каменными уродами, до сих пор коленки трясутся!
     Кандида тоже молчала. Она не хуже Прискиного понимала, что прав 
Транкилос. Надо укрыться в безопасном месте. Надо... Она укроется в 
безопасном месте, а тем временем... 
     - Греби к берегу! - отчаянно вскрикнула она.
     - Девочка, ты безумна! - резонно возразил хладнокровный Транкилос. - 
Там сейчас давилка не хуже, чем у Идиставизо. Вас просто затопчут. 
     - Там мои друзья, - упрямо набычилась Кандида. И встала в валкой 
лодчонке, всем своим видом показывая, что прыгнет за борт и доберется до 
Подвалазни вплавь, если Транкилос не образумится.
     - И мои тоже! - звонко сказала Приске. - Греби к берегу, стагириец! 
     Транкилос высадил их на безлюдной песчаной косе чуть в стороне от 
города. Сам колдун, похоже, отнюдь не намеревался вылезать из лодки. 
Приске потопталась на полосе прилива, бросила на неге пару 
многозначительных взоров, потом плюнула, развернулась и побежала догонять 
Кандиду. 
     - Ну и пусть сыплет в свою ненаглядную Стагирию! - зло сказала она. - 
Трусятина-колбасятина! Одно слово - маг! Давай за мной, я знаю тут 
поблизости один лаз... 
     Приске забыла упомянуть, что "лаз" использовался для спуска сточных 
вод, и что в нем тесно и темно, под ногами - вонючая грязь выше колен, и 
запах способен сразить наповал даже самого твердолобого тролля. 
Благодарение Валарам, оказался он коротким. Сдвинув ржавую решетку, 
девочки выбрались на одну из окраинных улочек Подвалазни. Улочка была 
пустынна - мирные жители (если данное определение вообще применимо к 
подвалазянам) разбежались, а все, кто мог держать оружие, присоединились к 
армии Монтеро. Только из одной хижины два хилых вора пытались выволочь 
громадный сундучище. Сундук застрял в дверях, как Приске под воротами, и 
горе-похитители тщетно сопели, пыхтели, крякали, охали, ахали и ругались 
плохими словами. Девочки промчались мимо, Приске - впереди. Она куда лучше 
знала расположение ходов, тоннелей и потайных лазеек.
     Подвалазня горела. Стремясь выкурить бандитов, солдаты поджигали 
целые кварталы. Дым, не находя выхода, стлался по улицам, люда задыхались, 
кашляли. Повсюду дрались. Бой давно превратился в бойню, сражались все 
против всех - главарям враждующих шаек взбрендило под шумок сводить счеты, 
кто-то раскатал губу на чужое добро, а некоторые просто махнули на все 
рукой и решили помирать с музыкой, прихватив на тот свет как можно больше 
попутчиков. В ход шли вертела, ножки от столов, колья, камни, из окон 
отчаянные подвалазянки лили кипяток и швыряли всякие тяжелые предметы. В 
Кандиду чуть не угодил ночной горшок; она вовремя отпрянула, и метательный 
снаряд поразил зазевавшегося солдата.
     Девочки пробирались сквозь этот клокочущий, орущий ад при свете 
пожаров, прижимаясь к стенам и стараясь держаться самых узких проулков. У 
Кандиды слезились от дыма глаза и щипало в носу, по щекам ползли грязные 
дорожки пота - было жарко и душно, словно в чертогах огненной Кэридвен. 
Воздух пах смертью и жутью, от него кружилась голова, путались мысли, и 
Кандида видела только спину Приске впереди. Она даже не заметила, как 
набежавший вдруг солдат замахнулся на нее топором, и как из окна 
публичного дома рослая мужеподобная особа - хаардрааде и хаардрааде, 
правда, без татуировки на лице - метке и хладнокровно всадила ему меж 
лопаток стрелу из арбалета. 
     Позднее, много позднее, когда взрослая и поумневшая Кандида 
вспоминала эту сумасбродную пробежку по подземному городу, среди огня и 
трупов, она понимала, что по всем законам Мирового Порядка их с Приске 
должны были пристукнуть. Но ведь не пристукнули! Видать, Валары 
миловали...
     Она кинулась к знакомому мелкому карманнику из банды Монтеро.
     - Виккано! Виккано, именем Манвэ заклинаю - скажи, как там?!
     Виккано, едва стоявший, на ногах, смог лишь руками развести. 
     ... Харальд по-прежнему держал Истелара у баррикады - но держал из 
последних сил. Дружина его падала от усталости, задыхаясь в горячем, 
смрадном воздухе. Убитыми защитники потеряли только троих, однако более 
половины были ранены, а Истелар вдобавок приказал засылать баррикаду 
горящими стрелами, и тушение пожаров отнимало массу сил и времени. Монтеро 
не появлялся. Харальд, конечно, не мог знать, что подвалазянину не до него 
- двумя кварталами южнее отряд Монтеро угодил в клещи. Потом выяснилось, 
что туда затесался вражеский лазутчик и с помощью простенькой магии 
уведомил Истелара с заместителями о планах Монтеро. Лазутчика выловили и 
убили, магический кристалл, отнятый у предателя, атаман собственноручно 
грохнул об стену Однако, увы, было поздно. 
     Харальд этого знать не мог, а вот Кандида и Приске узнали от Виккано.
     - Приске! - Кандида, вымазанная копотью, смахивала на сарабийскую 
дикарку, и под слоем грязи не было видно, как она побледнела. - Приске, их 
надо предупредить... ну, наших... ну, ты понимаешь... Я побегу! Виккано, 
ты дай мне кинжал, а то... 
     - Ничего не дам! Порежешься, дуреха! И не побегешь никуда, ишь, 
удумала! Жить надоело? По той улице Истелар прет со всей дури, а она 
побегет! 
     - Виккано! - Приске ухватила вора за левую руку, потому что на правой 
висела Кандида. - Виккано, где Элейя?
     - С другими женщинами, их через Змеючий Лаз вывели в порт.
     - У нее все хорошо? 
     - Да вроде как... Я ее в последний раз видал, так живехонька была, 
только убивалась все по хахалю своему: мол, порешат. Ха! Клянусь сиськами 
Элили, кишка у них тонка порешить нашего атамана!
     - Ясно! - взрослым голосом оборвала Приске. - Кандида, пошли быстрее! 
Помнится, был тут один хороший лаз, если не завалило...
     Лаз не завалило. Однако идти по нему можно было только на 
четвереньках. Грязнее болотных упырей, Кандида и Приске, ободрав до мяса 
ладони и коленки, выскреблись из потайного лаза в кладовушке низкопробной 
забегаловки под красноречивым названием "Глубокая глотка". Там кисла 
какая-то невкусная пища, стояли благоухающие бочки из-под отрубей и 
наверняка водились крысы. Девочки вышмыгнули из кладовой, пронеслись через 
опустевшую обеденную залу, откуда строители баррикады выволокли стола и 
лавки, оставив голые стены, и по скрипучей лестнице взвились на второй 
этаж. Здесь хозяин "Глубокой глотки" обустроил нечто вроде ночлежки. 
Картина была та же - грязь, тараканы, разорение и ни одной живой души. Над 
подслеповатым окошком дотлевала дерюжная занавеска. Кандида подобралась к 
окну бочком, чтобы не попасть на прицел королевским лучникам, и опасливо 
высунула нос наружу. Внизу была какая-то дымная преисподняя. Мельтешили 
фигуры с искаженными, безумными лицами - не разберешь, где враги, где 
свои. Вспыхивали злые молнии на клинках. Стоголосый рев, лязг оружия, 
стоны, крики, проклятия - шум стоял дьявольский, и Кандида поняла, что 
никто не расслышит ее мышиного писка, хоть она охрипни. Забыв об 
осторожности, она вывесилась через подоконник и заорала во все горло:
     - Хевдинг!!! Уводи дружину!!! Монтеро не придет!!! Он...
     Она глотнула дыма и закашлялась, смигивая слезы. Приске ухватила ее 
сзади за пояс, иначе Кандида вывалилась бы в окно. Голос ее канул в грохот 
битвы, точно капля в море, заглох и потерялся. Она даже не видела, к кому 
обращается - в неверном освещении Харальда запросто можно было спутать 
хоть с Рэндалью, хоть с Истеларом...
     Норандиец не обернулся на крик Кандиды; даже если б он расслышал ее 
предупреждение, все равно не смог бы и глаз скосить - на него кидались с 
четырех сторон, и каждый миг был на счету. Он вертелся, как бес на 
сковородке, не давая вражеской стали коснуться себя, отражая удар за 
ударом. Истеларовы солдаты отскакивали избитыми псами. Им чудилось, что в 
руках высоченного северянина в заляпанной кровью кольчуге сверкает 
сказочный меч-кладенец. Однако они ошибались. Меч у Харальда был 
обыкновенный. Правда, отменной закалки и превосходной работы, но нисколько 
не кладенец. И поднимать его с каждой минутой становилось все труднее. 
Руки у норандийца онемели по самые плечи, пот заливал глаза, горло горело. 
Он знал, что ранен, и неоднократно, однако не ощущал боли. Какой-то 
пронырливый солдат сбил с него шлем, рассыпавшиеся волосы липли ко лбу и 
мешали смотреть. Харальд тут же распластал удачливого проныру надвое. На 
его месте словно из-под земли встали трое. Истелар разбрасывался людьми, 
будто дурень бабками... С хриплым, уже нечеловеческим рычанием Харальд 
шагнул навстречу соперникам. Пусть любимый генерал Его Величества не 
надеется, что получит здесь легкую победу!
     И суслику было ясно, что Истелар взялся за баррикаду всерьез. Ему 
надоело топтаться на месте, и он собирался смять горстку защитников любой 
ценою, рассчитывая, что измотанный предварительными атаками норандиец не 
станет слишком сильно трепыхаться. На это он рассчитывал зря. Но сам 
Валарэ-Трайн сейчас не смог бы остановить Истелара в его стремления пройти 
дальше. Взять баррикаду. Донять проклятого варвара не мытьем, так 
катаньем. Уничтожить, чтобы и памяти не осталось! 
     Под ногой Харальда качнулся и осел скверно закрепленный булыжник. 
Норандиец пошатнулся, и солдаты с ликующим гоготом ретиво посунулись 
вперед - добивать. Они отнюдь не были желторотыми новобранцами, однако 
Харальд оказался им не по зубам. Двое угодили под тяжелый северный меч и 
умерли, не успев и простонать, третий отпрянул, и вывернувшаяся откуда-то 
из дымного облака Рэндаль одним взмахом секиры снесла его с баррикады. 
     - Харальд, их слишком много! Надо отходить!
     Хевдинг отступил за широкую спину рыжей воительницы, которая прыгнула 
навстречу солдатам, оскалившись и занося над плечом секиру. 
     - Ну что, мальчики, спляшем?
     Харальд устало опустил меч, красный по самую рукоять, и бегло 
огляделся, хватая ртом раскаленный воздух. Ирийская армия захлестнула 
баррикаду, как приливная волна - медленно, но неотвратимо. Солдаты уже 
перевалили через гребень и соскакивали наземь по сю сторону...
     Харальд принял решение.
     - Отходим!!! - сипло выкрикнул он. Можно закрепиться на резервной 
баррикаде и там промурыжить Истелара, пока не подоспеет Монтеро... если он 
подоспеет! Честно говоря, надежды Харальда на своевременное вмешательство 
подвалазянина таяли, как сугробы под весенним солнышком.
     Конечно, он остался прикрывать отступление. Иначе что бы он был за 
хевдинг? Рэндаль питалась тихой сапой пристроиться рядом, но Харальд 
прогнал ее, довольно непочтительно огрев мечом плашмя по мягкому месту. 
Раздался лязг - на далказианке была кольчуга. 
     - Хевдинг! - Кандида с отчаянным криком рванулась из окна. Приске 
сцапала ее за локти, силясь затащите обратно в комнату. Норандийка 
выдиралась молча и яростно, попала Приске по переносице. Кулак у нее был 
хотя и маленький, но твердый. Приске раньше никогда не били кистенем по 
носу, но она догадалась, что ощущений должны быть в общих чертах схожие. 
Она не знала, как увещевать Кандиду. И она не знала, что сделала бы она 
сама - Приске Тар-Афрантэ, если бы там, внизу, одна против пятидесяти, 
стояла Элейя. 
     - Кандида, он отобьется... ну, с баррикады его прикроют... Ты только 
не... 
     Взгляд Приске скользнул поверх растрепанной Кандидиной головы, над 
полуразрушенной баррикадой, над гривастыми шлаками Истеларовых солдат и 
наткнулся на... она сначала просто не поверила собственным глазам. То, что 
надвигалось из глубины тоннеля, было слишком ужасно и потому невозможно. 
Но за сегодняшний безумный день случилось столько невозможного! 
     - Кандида... смотри ТУДА!
     Кандида посмотрела. 	 
     - Хива Всеведущий! - не своим голосом завопила она, вдруг разом 
позабыв при всех Девятерых Валаров, начиная с Владычицы Идрис и кончая 
отверженной Кэридвен. И неудивительно - наглядишься на эдакое, станешь 
призывать хоть Азарота, хоть Азаротову хромую тетку! 
     Ровным сомкнутым строем по улице шагали Неспящие Стражи. 
     Да, это были те самке каменные чудища, что чуть не пристукнули 
Кандиду на безымянном острове. Хранители гробницы нефератского мага 
Ликаона. Деркато ведает, как они попали в Подвалазню, но - вот они, идут в 
колонну по три, и земля содрогается под их мерной поступью, и солдаты в 
диком ужасе бросают оружие и бегут, бегут... 
     Ходячая статуя сама по себе выглядит жутко, даже если это какая-
нибудь безобидная обнаженная дева с кувшином. А здесь была не дева, а 
могучие воины великанского роста, и они двигались по тоннелю с 
неумолимостью лавины, и в прорезях их черных шлемов горели злобные желтые 
огни. Было от чего ухнуть в пятки самому отважному сердцу! Боевые порядки 
Истелара смешались. Люди в животной панике прыснули кто куда. Напрасно 
генерал выкрикивал сбивчивые распоряжения, пытаясь перестроить солдат, 
обуздать охваченную страхам толпу, в которую превратилось его несокрушимое 
войско, и придать позорному бегству хотя бы видимость упорядоченного 
тактического маневра. 
     - Колдовство! Колдовство!
     Мутно поблескивали в красном свете каменные тела, от которых 
бессильно отскакивали копья и стрелы с длинными гранеными наконечниками, 
способными пробить любой доспех. Страшные палицы взлетали и падали, 
превращая в кровавую грязь всякого, кто смел заступить Неспящим дорогу. 
Так и шли они, неуязвимые, внушающие ужас одним своим видом.
     Рэндаль с гребня баррикады увидела нежданных союзников, и рот у нее 
округлился, а секира вывалилась из ослабевших пальцев.
     - Та Кэридвен перкеле...
     Кинтаро, что стоял рядом, заметно побледнел, однако решительно 
вскинул арбалет и сощурил левый глаз, целясь в шлем переднему Стражу. Он 
слыл (и заслуженно!) самым метким стрелком в Звездной дружине. 
     - Не стреляй, достохвальнейший Кинтаро!
     - МОНТЕРО?!
     Монтеро во главе небольшой, но шумной группы подвалазян вынырнул из 
бокового тоннеля в тылу баррикады. Взъерошенные черные волосы атамана 
падали на лоб, у виска запеклась кровь, правая рука висела на перевязи, и 
меч он держал в левой. Но, несмотря на потрепанный вид, глаза Монтеро 
искрились торжеством. Физиономию его рассекала залихватская улыбка от уха 
до уха. 
     - Херальдо, дружище! Скоро будем пить за нашу победу! Истелар влип по 
самую развилку! Котяра застрял в крысиной норе, ха-ха! Клянусь Манвэ, я 
его зауважаю, если он исхитрится выкрутиться! 
     - Что это? - с отвращением проговорил Харальд, ткнув в сторону 
каменных воинов, которые методично и бесстрастно крушили остатки 
Истеларовой армии. Улица уже походила на кровавое болото.
     - Сам видишь! - Монтеро изящно-небрежным жестом бросил клинок в ножны 
и опустил руку на плечо Харальда. - Транкилосовы непобедимые вояки! 
Хороши, а? 
     - Останови их, - Норандийцу вдруг захотелось стряхнуть ладонь 
подвалазянина. А потом забраться в винный погреб "Глубокой глотки" и там в 
одиночестве напиться до белых куликов в глазах. Такая победа была ему 
сильно не по душе! 
     - Остановить их? Зачем?
     - Лежачего не бьют.
     - Мы достаточно настрадались от произвола Истеларовых держиморд, и у 
нас нет причин щадить их! И потом, - добавил Монтеро, ненавязчиво, но 
крепко придерживая за плечо отшатнувшегося было Харальда, - я не могу 
управлять ими. Они слушаются только Транкилоса. Это он привел их с 
острова. 
     - С какого такого Азаротова острова? 
     - А, здесь у нас есть кое-кто, кого следовало бы порасспросить обо 
всех этих чудесах-юдесах! - Монтеро глянул через плечо, грозно свел густые 
брови и со зловещим спокойствием позвал, - Идите-ка сюда, девицы-
красавицы... 
     Подвалазяне сдержанно загудели и вытолкнули вперед Кандиду и Приске. 
Обе были настолько грязны, что различить их представлялось почти 
невозможным. Девочки стояли понурясь, Кандида теребила кисточки на поясе, 
Приске ковыряла землю носком сандалии.
     Пальцы Харальда, намертво стиснувшие скользкую от вражеской крови 
рукоять меча, разжались. На него вдруг навалилась непомерная усталость. 
Джестин - на нем не было ни царапины; видно, Валарэ-Трайн возлюбил 
молодого дружинника - подскочил, подставил хевдингу плечо.
     - Ох, девчонка, ты когда-нибудь добьешься, что меня в курган 
положат... Завтра же продам по дешевке в хорошие руки!
     - Не выйдет, - сказала Кандида тоном, вполне достойным Приске. - Я 
теперь вольная, ты сам меня освободил, хевдинг. Меня нельзя продать. Со 
мной надо обращаться демократично!
     В глазах Харальда, которые одни только и казались живыми на черном от 
усталости лице, мелькнула искорка усмешки. 
     - Убью этого Парвиуса, - произнес он и хотел улыбнуться, но улыбка 
вышла больше похожей на гримасу. Кандида только теперь заметила струйку 
крови, ползущую из-под кольчужного рукава. И поклялась колесницей Идрис и 
священными дубами, что отныне наденет на шею собачий поводок - и пусть 
хевдинг повсюду таскает ее за собою, чтобы у него больше никогда не было 
повода тревожиться за нее. 
     
                                     9.
     
     Подвалазяне вовсе не были в восторге от своих новых союзников. 
Неспящие Стражи, разогнав войско Истелара, как ватагу уличных 
беспризорников, выстроились в два ряда и застыли, опустив свои жуткие 
дубины. Харальд готов был прозакладывать свои меч, что это обычные 
статуи... однако он покуда доверял собственным глазам и сомневался, что у 
Транкилоса хватило бы сил и умения заморочить целую Подвалазню. Да и гора 
трупов на подходах к баррикаде была отнюдь не видением. 
     Транкилос выскочил невесть откуда, словно бес из коробки, и 
расхаживал со снисходительной миной гения, наконец-то добившегося 
признания от пошлой и тупой толпы. Рэндаль глянула на него недобро 
прищуренными глазами, прикидывая, как будет смотреться колдун с секирой в 
черепушке, потом решила, что он и живой дурно пахнет. Подвалазяне от 
Транкилоса шарахались. Праздничный гвалт быстро сменился настороженной 
тишиной. 
     И тогда Монтеро, взобравшись на гору хлама, что осталась от 
баррикады, зычно заговорил:
     - Народ Ирны! Сегодня мы одержали нашу первую значительную победу! 
Первую и, смею надеяться, не последнюю! Все вы сражались мужественно, 
однако подлый враг был силен, и победа, которую мы ныне празднуем, вряд ли 
была бы возможна без неоценимой помощи моего уважаемого советника, 
магистра магических наук мудрого Транкилоса и его чудесной армии! Так что 
прошу любить и жаловать! 
     Толпа заволновалась, чьи-то руки потянулись дружески похлопать 
стагирийца по спине. С Неспящими Стражами, впрочем, никто обниматься не 
спешил. 
     - Такие союзники - великий вклад в наше правое дело! - продолжал 
вещать Монтеро. - Вы все видели их в бою! С этой армией ми можем решиться 
на многое! Аплонио и его прихвостни будут трепетать перед нами! Народ 
Ирны! Настала пора сбросить ненавистное ярмо! Настала пора возмездия!!! 
Готовы ли вы c оружием в руках отстаивать свою свободу?! 
     Волна восторженных криков чуть не смела Монтеро с шаткого пьедестала. 
     - Так покажем же Аплонио, никчемному маньяку, и его подлизам-
министрам, на что способен народ Ирны! Мы разрушим их дворцы, пережмакаем 
их женщин, ощиплем их соловьев на перины, мы будем тратить их деньги и 
есть их апельсины! Мы завоюем себе свободу! Мы сотрем старый мир в пыль и 
создадим новый! Готовы ли вы, люди Ирны?
     - Готовы! Да! - бушевала Подвалазня. 
     - Ну так вперед и да помогут нам Боги!!! 
     ... Смутное время настало для Ирны, смутное и страшное. Сначала 
поднялась Подвалазня. Из всех потайных ходов у отдушин лезли на свет 
граждане сумрачного подземного королевства и несли с собою смерть, 
разрушение и хаос. Дариас, оставшийся после гибели Альсино единственным 
главой "Новой зари", рассылал по Эсарии своих проповедников. И затюканные, 
смиренные горожане выпрямляли скрюченные от постоянных поклонов спины, и 
доставали из сундуков-кладовок ржавое дедовское оружие, и шли за Монтеро. 
Аплонио правил достаточно долго, чтобы его успели возненавидеть. Из 
окрестных деревень подтягивались разрозненные, но полные боевого пыла 
отряды повстанцев. Полыхал, полыхал костер мятежа! И тряслась земля под 
каменными воинами, что всегда шагали в авангарде армии бунтовщиков. 
     Кандида сохранила об этих днях лишь расплывчатые воспоминания. Все 
вокруг нее сливалось в какую-то грохочущую, безумную катавасию: бой на 
улицах, тяжкая поступь Неспящих, вдохновенные речи Дариаса, Монтеро во 
главе армии... Элейя, склонявшаяся над ранеными... диковато-восторженный 
огонек в косящих глазах Приске, загадочная ухмылка стагирийского чародея с 
разными бровями... 
     Однако штурм королевского дворца она запомнила. На всю жизнь 
запомнила. 
     Во дворце укрылся Аплонио, впавший от страха в буйство и кидавшийся, 
по слухам, на стены, его ближайшее окружение, аристократы, не успевшие 
удрать из города, и остатки армии во главе с генералом Истеларом. Штурм 
начался на закате. Зубцы крепостной стены ощетинились копьями и 
рогатинами, лучники замерли в полной боевой готовности. Истелар решил 
сопротивляться до последнего. Если дворец падет, придет конец старому, 
такому привычному миру. 
     Осажденные ждали конца. Его Величество, чуть не искусавшее министра 
торговли, насильственно скрутили новыми простынями и заперли в спальне под 
надзором лекаря. Знатные сьоны, заикаясь, успокаивали бьющихся в истерике 
жен. Лишь армия держалась, не впадая в панику, хотя рассказы о каменных 
истуканах, сражающихся на стороне мятежника Монтеро, изрядно охладили 
воинственный пыл. Железная воля Истелара не давала солдатам превратиться в 
толпу визгливых сусликов, и, после того, как генерал собственноручно 
зарубил офицера, вздумавшего верещать: "Мы погибнем, лучше сдаться!", 
дисциплина оставалась на достойном уровне. 
     Монтеро объехал свое разношерстное, свирепое воинство. Смерил 
взглядом стену и ворота, сосчитал вражеских лучников, поразмыслил и 
повернулся к Транкилосу, чья худая соловая кляча (совершенно на одно лицо 
со всадником!) трусила по пятам за его боевым конем.
     - Пускай Неспящих! 
     Харальд качнулся в седле, подавшись вперед:
     - Монтеро, разреши... 
     - Пускай Неспящих, Транкилос! - возвысил голос Монтеро и прожег 
норандийца начальственным взором. Колдун спешился, начертал на земле 
какие-то светящиеся голубым огнем знаки, забормотал, затянул что-то 
нараспев... и колонна Неспящих тронулась к воротам. 
     Кандида и Приске вместе с парочкой вездесущих уличных мальчишек 
наблюдали за штурмом со спины мраморного льва, установленного у храма 
Манвэ красоты ради. Оттуда им было отлично видно все подробности, а сами 
они оказывались вне досягаемости шальных стрел и прочих неприятностей. И 
потом, подразумевалось, что они находятся на святой земле, то есть - под 
охраной Бога. Впрочем, как отметила Кандида, Манвэ не особо возражал, 
когда прямо у него под носом творили черную магию. 
     Град стрел обрушился на Неспящих, причинив им не больше вреда, чем 
комариные укусы - слону. Потом защитники дворца пустили в ход катапульты. 
Армия Монтеро - человеческая часть ее - отхлынула, а каменные Стражи даже 
не сбились с шага. На глазах у оторопевшей Кандиды громадный валун угодил 
в грудь переднему Стражу и сшиб его с ног. Булыжник рассыпался мелкими 
осколками, но существо из живого камня, невредимое, распрямилось и 
равнодушно потопало дальше, догоняя товарищей. 
     Что только не делали солдаты Истелара, силясь остановить неуязвимого 
противника! Неспящие не обращали ни малейшего внимания ни на кипящую 
смолу, ни на горшки с углями, ни на прочие ухищрения. Вот они достигли 
ворот и разом уперлись плечами в массивные створки из железного дерева, 
вывезенного из джунглей Сарабейи - такое не взяла б и Рэндалина секира. 
Мгновение ворота жалко сопротивлялись, а затем в клубах пыли с грохотом и 
треском рухнули. И вся подвалазная армия с кровожадным воем радостно и 
дико ринулась в пролом. 
     - Пошли, посмотрим! - Приске настойчиво потянула Кандиду за руку. 
     Кандида была далеко не уверена, хочется ли ей смотреть на то, что 
творится во дворце. Но не могла же она отпустить Приске одну! 
     Да, подумала Кандида, нет ничего страшнее взбесившейся толпы! 
Подвалазяне рассыпались по дворцу и окружающим его садам, крушили, жгли, 
убивали всякого, кто попадался под руку, выплескивая копившуюся годами 
злость и извечную зависть изгоев к богатым и удачливым. С женщин срывали 
украшения, прекрасных аристократок волокли за косы в кусты, точно рабынь, 
купленных на торжище, звенели разбитые витражи, жалобно крякала дорогая 
мебель, когда по ней со всей дури лупили мясницкими топорами, трещали 
раздираемые драпировки. Монтеро прорывался по широкой мраморной лестнице 
наверх, в королевские покои. Справа от него дрался Харальд, слева - 
Дариас. Транкилос, как только дело дошло до звона клинков, тихо 
ретировался.
     Смела ли предположить мейдака Кандида, недавно почитавшая за высшее 
благо доесть надкусанное хозяйкой пирожное, что однажды поднимется по 
ступенькам из настоящего пеллийского мрамора и войдет во дворец настоящего 
короля!? А вот поди ж ты, вошла! И стояла под лепным потолком, на 
мозаичном полу, залитом кровью, среди обломков и ошметков былой роскоши. И 
было ей куда страшнее, чем на безымянном острове перед гробницей мага. Там 
была тайна... приключение. А тут просто смерть и разорение. Неужели это и 
есть прекрасное, светлое будущее, о котором мечтала Приске? Не слишком 
похоже...
     Кандида дернулась уже бежать из дворца, но вдруг ощутила, как что-то 
легко коснулось ее щиколотки. Посмотрела вниз - и в распростертом в луже 
крови человеке с пепельно-серым лицом и алей пеной у губ узнала генерала 
Истелара. Это он дотянулся холодеющей рукой до ее ноги. 
     Тут что-то надорвалось в Кандиде. Заполошно вскрикнув, она грохнулась 
на колени и принялась трясущимися пальцами распутывать на себе пояс, чтобы 
скинуть сарафан и разодрать на бинты, хотя превосходно видела - без толку! 
Грудь Истелара была разбита чудовищным ударом каменной палицы Неспящего, 
не спасли и доспехи. Жить ему оставались считанные мгновения. 
     - А... - слабо шевельнулись губы умирающего, - ты... ты та маленькая 
норандийка, которую хотели... повесить...
     - Ага, - сказала Кандида, - это я. Тебе чего-нибудь нужно, сьон 
Истелар? 
     - Уже нет... я... я ухожу... меня победили... Пусть... пусть Манвэ 
примет мою душу... я честно жил и умираю честно... я... не нарушил 
клятвы... не изменил... долгу...
     - Ага, - снова сказала Кандида. Затуманенные глаза Истелара уже из-за 
грани мира живущих отыскали ее. 
     - У меня дочка... твоих лет, норандийка... как она теперь... 
     Голос его прервался, по израненному телу прошла последняя судорога, и 
Кандида вдруг отчего-то почувствовала себя осиротевшей. 
     ... А Монтеро прорубился-таки к королевской опочивальне. Но Его 
Величество решило не дожидаться справедливого народного суда, и атаман 
подвалазян лишился столь желанного удовольствия - своими руками снести 
голову тирану. 
     Король Аплонио умер. Сам. От страха. 
     Первый министр, сьон Апарицио, был господином здравомыслящим и сразу 
понял, откуда и куда дует ветер. С почтительным поклоном он протянул 
Монтеро - забрызганному кровью, вооруженному до зубов разбойнику - большое 
круглое золотое блюдо. На блюде посверкивала драгоценными каменьями корона 
Ирны. Победа была окончательной. 
     Харальд долго разыскивал Кандиду по дворцу и саду. Когда он ее нашел, 
Кандида рыдала навзрыд, скорчившись в уголке и уткнувшись лицом в сапоги 
мертвого вражеского генерала, а над нею неуклюже топталась потерянная 
Приске и не знала, как ее утешить. 
     Харальд тоже не знал.
     
                                     10.
     
     - Желаешь ли завтракать, кириэ-сьонна Кандида?
     Кандида не вдруг сообразила, что служанка, Джамиаль из Зиллара, 
обращается к ней, что кириэ-сьонна - это она. Она-то привыкла, что ее 
величают в лучшем случае Кандидой или Кандишкой, а в худшем - и помянуть 
стыдно... Ах, да, вспомнила она, я теперь высокопоставленная барышня и 
принадлежу ко двору Его Величества Монтеро Первого. Я - самая знаменитая 
девочка в Ирне после ненаследной принцессы Приске. Джамиаль - моя 
служанка, личная горничная и камеристка. Служанка бывшей служанки, вот 
умора-то...
     - Спасибо, Джамиаль. 
     - Помочь ли светлой кириэ-сьонне одеться?
     (Ой, Идрис упаси!)
     - Не надо, Джамиаль, можешь идти! - Кандида постаралась, чтобы в 
голосе ее прозвучало спокойное величие человека, привыкшего повелевать, и 
сильно сомневалась, что преуспела в этом. Джамиаль поклонилась и вышла. 
Тогда Кандида слезла с широченного ложа, куда можно было бы уместить 
половину Звездной дружины. Ноги ее утонули по щиколотку в пышной шкуре 
снежного барса, брошенной у кровати вместо коврика. 
     И в который раз Кандида поразилась: неужто это происходит со мной? 
Каждое утро, просыпаясь, она с пугливым изумлением оглядывала свою 
просторную опочивальню, золоченые розетки на потолке, стены, увешанные 
тессалийскими коврами, мебель из душистого розового дерева, и тайком от 
Джамиали, что стояла у ее изголовья с серебряным тазиком для умывания, 
щипала себя за руку - не спит ли она? И каждый раз ждала, что вот-вот 
пробудится у догорающего костра, в мешке из потертой волчьей шкуры, под 
гнусавый рев походного рожка, и роскошная комната растает туманом. Но 
комната оставалась, Джамиаль - тоже, и жизнь первой дамы королевства 
нравилась Кандиде все больше и больше. У нее отродясь не бывало такой 
вкусной еды, таких красивых платьев и возможности уделять столько времени 
развлечениям и безделью. Если бы еще забыть последние слова умирающего 
генерала... Однако они засели в Кандидиной душе, точно гвоздь. 
     Прошло две седьмицы со дня торжественной коронации Монтеро и его 
фантастической по размаху свадьбы с Элейей. Молодая королева с тех пор 
порхала повсюду бабочкой, одурманенная собственным счастьем, хотя почивать 
на лаврах было рановато. Далеко не все признали вчерашнего разбойника 
законным монархом. С помощью Неспящих Стражей удалось без труда подавить 
парочку-другую бестолковых мятежей, и Монтеро прочно уселся на ирийском 
троне. О своих верных соратниках он тоже не позабыл. Харальд-норандиец 
стал главнокомандующим королевских войск, носил доспехи со знаками 
генерала и золотой обруч на волосах. Велеречивый Дариас был назначен 
министром иностранных дел и работы для него нашлось предостаточно - благо 
смена власти в Ирне не всем соседям пришлась по нутру, и сопредельная 
Касталия готова была двинуть армию для восстановления Мирового Порядка. 
Дружинники Харальда, подвалазное братство и "Новая заря" равным образом у 
разбитого корыта не остались. Стагирийский колдун Транкилос звался отныне 
главным советником короля, вторым человеком в государстве. Приске по-
родственному присоветовала Монтеро как можно скорее оттяпать чародею 
башку, однако Его Величество лишь отмахнулся и велел ей не совать нос в 
чужой вопрос. В общем, королю Монтеро и его приближенным предстояло еще 
немало попотеть, чтобы погасить пламя смуты, зажженное ими самими, однако 
Эсария, столица, уже успокоилась и безропотно подчинилась знаменитому 
разбойнику. Кандида и Приске могли безбоязненно гулять по рынку, выезжать 
с эскортом на морские купания и наслаждаться всеми благами, доступными 
принцессам. И они наслаждались: Кандида - поначалу с осторожным недоверием 
нищенки, уснувшей под забором, а проснувшейся в садах Элили, Приске - с 
сознанием выполненного долга и заслуженной награды. 
     - Это тебе, Кандида, не обычный дворцовый переворот, когда просто 
одна вонючка сменяет другую, - настойчиво твердила Приске, со значительным 
видом воздевая указательный палец, который теперь украшало кольцо с 
крупным опалом. - Это принципиальное изменение в политической и социальной 
жизни Ирны! Монтеро - выходец из народа, он знает нужды и чаяния простых 
людей и в своем правлении будет этим руководствоваться! Скоро явится миру 
новая Ирна, страна равных возможностей и всеобщего процветания! Наши с 
тобой дети, Кандида, будут жить в светлую эпоху! Попомни мои слова!
     Наши дети... дочка Истелара... Кандида так и не, отважилась 
рассказать об этом ни Приске, ни Харальду, ни Рэндали, не говоря уж о 
Монтеро. Взрослым со дня коронации было не до Кандиды - на них легла 
ответственность за целую страну, и подразумевалось, что Кандида с Приске 
смогут сами о себе позаботиться, коль скоро до сих пор не сгинули. А 
Приске так бурно радовалась победе революции, что Кандида не решилась 
испортить ей праздник.
     ... Кандида выбрала голубое платье из переливчатого шелка, попыталась 
влезть в него самостоятельно и сразу пожалела, что отослала Джамиаль. 
Платье никак не хотело сидеть подобающим образом, неудобная шнуровка по 
бокам вшитого жемчугом корсажа разъезжалась, а воротник сползал с плеч и 
болтался где-то позади, точно гномий капюшон. Кандида с тоской вспомнила о 
своем норандийском сарафане. Он сейчас лежал на дне сундука с одеждой, но 
не пристало фрейлине ненаследной принцессы разгуливать в какой-то 
выгоревшей холстине. Она подошла к большому зеркалу из полированного 
серебра. Зеркало было старинное, такому позавидовала бы и Данона Тар-
Кингосэ, в нем отражалась почти вся Кандида в полный рост. Платье было 
очень красивое. Только янтарные бусы - подарок Харальда - совсем с ним не 
смотрелись. Кандида поразмыслила и сменила их на двойную нитку жемчуга. 
     Джамиаль робко поскреблась в дверь. 
     - Госпожа моя кириэ-сьонна Кандида, тебя желает видеть сиятельная 
ненаследная принцесса кириэ-сьонна Приске Тар-Афрантэ. 
     Не дожидаясь приглашения, Приске отодвинула служанку, ворвалась в 
комнату ураганом и плюхнулась на Кандидино царское ложе, взбрыкнув ногами 
в узорчатых сафьяновых туфлях.
     - Привет, Кандида, да пребудет над тобою милость Манвэ... то есть 
тьфу, этой, как ее, Идрис! Ух ты, какое замечательное платье! У меня 
раньше было такое, только розовое... 
     - Приске, ты видала Монтеро? 
     - Я не видала Монтеро с самой коронации! Элейя говорит - он 
ужасненько занят, и все жалобится, что он себя не бережет и скоро сгорит 
на работе. 
     - А Харальд хевдинг? 
     - В казармах, проводит военные учения... Зачем он тебе? 
     - Ну... соскучилась, 
     - А Монтеро зачем? 
     - Ну... низачем.
     - Брось, Кандида! - весело мотнула кудряшками Приске. - Почему ты 
такая скучная? Наше принцессячье дело нехитрое... Пойдешь со мной в 
ювелирную лавку Авдала-тессалийца? Мне вчера приглянулась там одна 
диадема, уж-жасная прелесть! Элейя дала мне тысячу агасий и сказала, что я 
могу купить что угодно. 
     Кандиде отчего-то захотелось спросить: кто же заработал эту самую 
тысячу агасий на ужасно прелестную диадему для Приске? Но она не стала 
спрашивать. Приске ведь тоже могла бы спросить, откуда жемчужное ожерелье 
на Кандидиной шее... И они могли бы поссориться. А Кандиде в последнее 
время и без того было тягостно и неспокойно, и в голову непрошеными лезли 
мысли о том, что спасать принцесс от наемных убийц гораздо легче, чем 
самой быть принцессой, и что "богатая" далеко не означает "счастливая". Не 
хватало только поссориться с Приске! 
     Кандида хлопнула в ладоши, вызывая Джамиаль, чтобы та велела слугам 
приготовить носилки. 
     ... Паланкин с бархатными занавесями был хитрым образом укреплен на 
спинах двух специально обученных лошадей-тяжеловозов, которые шли мерной 
поступью, повесив унылые морды. Их вели под уздцы два конюха, а замыкали 
шествие трое телохранителей из подвалазян. Не хватало лишь глашатаев с 
трубами, чтобы Кандида окончательно сгорела со стыда. Она смущалась до 
дрожи в коленках оттого, что юг выезд провожал любопытными взглядами и 
возбужденными шепотками весь рынок, и порывалась задернуть занавеси. 
Однако Приске заявила, что ей, извольте видеть, душно, и оставила занавеси 
открытыми. Она возлежала на трех подушках в позе спящей нимфы, изящно 
подперев голову ручкой, хотя носилки были тесноваты для двоих, и лежать в 
них было не ах как удобно.
     Рынок, показалось Кандиде, нисколечко не изменился после революции и 
воцарения "народного монарха". Только вместо стражников толпу расталкивали 
добровольцы из ополчения, в основном - подвалазяне, одетые и вооруженные 
как попало, но на вид - сущие звери. Шквал пронесся над Эсарией, не задев 
этого священного места; некоторые храмы и то сгорели дотла, а рынок - вот 
он, целехонек! Истребить славное сословие торговцев всегда было не легче, 
чем вывести тараканов на кухне. 
     Лавку Авдала-тессалийца во время недавних маневров случайно зацепил 
плечом Неспящий; да и спрос на драгоценности в обнищавшем после войны 
городе был невелик, но хитрюга-торговец умудрился не только исправить 
покосившийся навес у входа, а еще и заказать новую вывеску, уведомлявшую, 
что услугами его пользуется королевская фамилия. Вывеска дерзко сияла 
позолотой на всю улицу и была заметна издалека. Наверно, Авдалов 
мальчишка-подмастерье, околачиваясь у дверей без дела, заранее усек кортеж 
ненаследной принцессы и поспешил известить хозяина, потому что тессалиец 
выкатился навстречу знатной гостье и приветливо заворковал, кланяясь 
направо и налево. Телохранитель помог Приске выбраться из носилок, и она, 
не дожидаясь Кандиды, утянулась вглубь лавки. Авдал потрусил следом. 
     Кандиде отчего-то не хотелось опираться на волосатую ручищу 
подвалазянина (она все ж не баронская дочка!), и она сидела в паланкине, 
задумчиво прикидывая свои шансы спуститься наземь без посторонней помощи, 
не запутавшись при этом в широченной юбке и не пропахав носом дорожную 
пыль. На почтительном расстоянии кучковался праздный люд и сдержанно тыкал 
в нее пальцами. Посетители грязноватого трактира, что располагался 
напротив Авдаловой лавки, повысовывались в окна, а из дверей торчали 
лохматые головы двух стряпух и вышибалы. Все глазели на расфуфыренную 
норандийку в носилках, будто на чудо-юдо огнедышащее. Кандида раздраженно 
поерзала на подушках, ощущая настоятельную потребность показать зевакам 
язык. И вдруг приметила эту девочку.
     Девочка, единственная на целой улице, не таращилась на нее. Она 
сидела у коновязи на каком-то корявом чурбане, отполированном до блеска 
задами многочисленных нищих, у ног ее стояла большая глиняная миска - 
Кандида видала такие миски у членов могущественной подвалазной гильдии 
попрошаек. Но девочка совсем не походила на нищенку. Любому уважающему 
себя нищему полагалось ныть, канючить, выставляя напоказ истинное или 
поддельное увечье, хватать прохожих за одежду, взывать к их состраданию. 
От красноречивости воззваний зависела сумма добычи. А эта девочка сидела 
смирно, положив руки на колени, выпрямив узенькую спину и поставив носки 
на одной линии, точно воспитанница школы для благородных девиц, и молча 
смотрела куда-то вдаль. Одежка на ней была немудрящая, однако на редкость 
опрятная - платье из синей крашенины заботливо ушито и залатано, поверх 
надета потертая кожаная безрукавка, стянутая дешевым пояском. Кандида 
вспомнила, что синий у народов запада считался цветом траура, как желтый - 
в Лаолии, белый - на Востоке, темно-красный - в Норандии. Девочка была 
маленькая и тоненькая. Действительно маленькая. Кандиде не часто удавалось 
повстречать существо, еще более маленькое и беспомощное, чем она сама, но 
странная нищенка была именно из таких. На бледненьком личике с мелкими 
острыми чертами громадные черные глаза в пушистых ресницах казались двумя 
темными озерами. Гладкие волосы были собраны на затылке в какой-то вдовий 
пучок, хотя обычно незамужние ирийки носили их распущенными. Но, несмотря 
на малый рост, худобу и затрапезное платьишко, девочка не казалась жалкой. 
Было в ней ненавязчивое тихое достоинство. 
     Кандида уцепилась за упряжь битюга и прыгнула из носилок. Юбка 
взлетела облаком, потом опала, но Кандида уже твердо стояла на земле и, 
подобрав этот необъятный невод из голубого шелка, направилась к девочке. 
Та вскинула голову. 
     - Сиятельная принцесса, - негромко произнесла она, - будь ласкова... 
Моя мать больна, и нам нечего есть...
     Кандида торопливо вытряхнула в плошку две золотые агасии, 
завалявшиеся в вышитом поясном кармашке. Монеты смачно звякнули среди 
медной мелочи. 
     - Благодарю тебя, сиятельная принцесса... 
     Кандиде стало неловко.
     - Я не принцесса, - сказала она, - разве не видишь? 
     Лицо девочки окаменело, маленькие руки резко сжались в кулаки. Голос 
стал отрывистым.
     - Не вижу. Ну и что? 
     Кандида отшатнулась с полыхающими ушами, чуть не наступив на 
собственный подол. Наверно, следовало бы попросить прощения... но она 
просто развернулась и кинулась в Авдалову лавку искать спасения от 
прицельных взглядов зевак и собственной глупости.
     Приске торговалась. Диадема стоила не тысячу агасий, а тысячу двести; 
однако ненаследная принцесса вовсе не намеревалась сдавать свои бастионы, 
хотя отлично  знала: если торговаться с купцом - утомительно, то 
торговаться с купцом-тессалийцем - заведомо безнадежно. Видно, ни один 
тессалийский купец до сих пор не имел счастья связываться с Приске Тар-
Афрантэ. Сломленный Авдад приказал мальчишке упаковать диадему в красивый 
бархатный футляр с ленточкой и с миной мученика вручил все это 
торжествующей принцессе. Должно быть, жизнь в Подвалазне научила, дочь 
барона Афранто многому, даже слишком многому! 
     Кандида и Приске вышли из лавки с трофеем - и сразу увидели, что 
троица телохранителей в ожидании юных хозяек нашла себе в высшей степени 
достойное занятие. Они взяли в кольцо маленькую слепую нищенку, кто-то 
метким пинком опрокинул ее плошку, и теперь все трое хватались за бока от 
хохота, наблюдая, как девчушка ползает на четвереньках, ощупью разыскивая 
монеты. 
     Кандида так и наполнилась негодованием, словно парус - ветром. Ее 
приподняло над землей и понесло через улицу. Приске поспешала следом, 
прижав локтем футляр с диадемой и грозя обоими кулаками. 
     - А ну, собирай! - крикнула Кандида, вклиниваясь между двумя 
весельчакам и властным жестом указывая на рассыпавшиеся деньги. - Да, ты! 
Или по твоей спине давно не прогуливалась плетка?! Живо, я сказала!
     Подвалазянин нахмурился - кому понравится, когда на тебя, большого и 
сильного, орет тоном приказа какая-то голова с косичками, которую и от 
земли не видать?! Но рядом с Кандидой уже стояла Приске и неприятно 
ухмылялась углом рта. 
     - У родича моего, Его Величества короля Монтеро, очень хороший меч, - 
растягивая слова, произнесла она. - Спорим, он перерубит твою шею с одного 
раза? 
     Слово ненаследной принцессы решило дело. Телохранитель медленно 
опустился на четвереньки и зашарил по земле в поисках медяков. Рожа у него 
была красная, как клубника. 
     Кандида взяла слепую нищенку за локти, помогая ей подняться.
     - Вставай, почтенная кириэ-сьонна. Они тебя больше не обидят. 
     - Они никого больше не обидят, - подчеркнула Ириске. - Я попрошу 
Монтеро упрятать их в подземелье с крысами лет на дцать! 
     - Не проводить ли тебя домой, кириэ-сьонна? - предложила Кандида. 
     - Благодарю тебя за доброту, благородная Тар-Херальдэ. - Девочка 
вывернулась из руте Кандиды и независимо выпрямилась, прижав к груди 
пустую плошку. - Я могу дойти сама! 
     Кандида хотела честно сознаться, что она не Тар-Херальдэ, а Tap-
неизвестно кто, но потом решила, что пустоголовым телохранителям вовсе 
необязательно сообщать такие подробности ее биографии. 
     - Вот, Ваше Высочество! - Подвалазянин высыпал монеты в подставленные 
ковшиком ладони Приске и, согнувшись, принялся отряхивать пыльные штаны. 
Приске пересчитала деньги и бросила в плошку.
     - Ладно, так и быть, тебя не обезглавят! А теперь забирайте этот гроб 
с занавесками и марш во дворец! Мы с кириэ-сьонной Кандидой желаем 
прогуляться пешком! Показывай, где живешь! - решительно повернулась она к 
слепой нищенке. Та не осмелилась, видно, противиться воле принцессы, пусть 
и ненаследной. 
     - Извольте следовать за мной, досточтимые кириэ... 
     - Ну ладно, хорош! - оборвала Приске. - Телохранителей сплавили, и 
можно разговаривать по-людски. Я - Приске, а вот она - Кандида. 
     У слепой девочки дрогнули утолки губ, словно она хотела улыбнуться, 
но постеснялась.
     - Я Зелейна, - сказала она, - но лучше зовите меня Зелли. 
     ... Повстречайся Кандида с нею в иной обстановке, ни за что не 
заподозрила бы, что Зелли слепая. Та двигалась хоть и неторопливо, но 
уверенно, шла не спотыкаясь и безошибочно угадывала нужный поворот в 
лабиринте узких вонючих улочек. Вслед за нею девочки забрались в один из 
окраинных кварталов Эсарии, недалеко от порта; там селилась в зачумленных 
ночлежкам всякая голодная и босая беднота. Мостовые здесь были не чище, 
чем в Подвалазне, разве что сверху глядело на это царство нищеты солнце, а 
не глухие каменные своды. Кандида вдруг поняла, почему ирийские 
аристократки предпочитают путешествовать в носилках. Шлепать в атласных 
туфельках по выщербленной и загаженной дороге было ничуть не легче, чем 
спать на потолке. Длиннющий шлейф платья постоянно окунался в дурно 
пахнущие лужи, и вскоре изменил цвет с голубого на серо-буро-непонятный. 
Приске шипела и ругалась, утратив всякое принцессино достоинство.
     - Вот, - наконец сказала Зелли, - тут я и живу. 
     Поначалу Кандида увидела, только какую-то зловонную дыру в стене и 
ничего похожего на человеческое жилье. Она успела привыкнуть к коврам и 
золоченым розеткам. Зелли слегка коснулась пальцами стены, нашла вход и, 
пригнувшись, начала спускаться куда-то в Азаротовы чертоги; и тогда до 
Кандиды дошло, что она действительно ТАМ ЖИВЕТ.
     - Осторожно, - предупредила снизу Зелли, - тут ступенька...
     - А, зар-раза!
     - ... скользкая.
     Кандида и прихрамывающая, кривящаяся от боли Приске очутились в 
подвальной клетушке чуть попросторнее собачьей конуры. С низкого 
сводчатого потолка изредка срывались капли. Свет попадая в комнатенку 
только сквозь узкую отдушину высоко над полом, в углах росла плесень. На 
шатком колченогом столике тлел в плошке с вонючим маслом коптящий фитилек, 
бросая жиденькие отблески на скудную обстановку. В дальнем углу лежала на 
застеленной лысыми шкурами лавке худая женщина с изможденным, желтовато-
бледным лицом; голова ее была повязана холщовой косынкой, неприятно 
напомнившей Кандиде бинты на мумии, из-под косынки выбились тусклые пряди 
тронутых сединой черных волос.
     - Зелли, девочка... кто это с тобой? - Голос ее звучал испуганно. 
Зелли села на край лавки и взяла больную за руку. 
     - Мама, не волнуйся, это просто Кандида и Приске. 
     - Принцесса Приске?! Зелли! О, Элиль Всемилостивая, как ты...
     - Мама, не волнуйся, - настойчиво повторила Зелли. Кандида выступила 
вперед.
     - Почтенная сьонна...
     - Миэльда, - подсказала Зелли. 
     - Сьонна Миэльда, мы правда-правда не сделаем вам ничего дурного, 
клянусь Девятью Валарами, мы только хотели помочь Зелли, потому что одни 
скоты... ну, как вам объяснить... ну... 
     Язык Кандиды отчего-то враз отказался выговаривать слова Всеобщего 
Наречия. Тогда она сняла с шеи жемчужное ожерелье и положила на 
почерневшую от времени и копоти столешницу рядом с Зеллиной плошкой для 
подаяний.
     - Вот, возьмите! Продайте и купите для себя молока и фруктов! Мне оно 
правда-правда не нужно! 
     Сьонна Миэльда с трудом уговорила Кандиду забрать ожерелье обратно - 
выйди Зелли на рынок продавать такие роскошные жемчуга, и ее немедленно 
схватят как воровку. Потом Приске выловила из плошки золотую монету и 
рысью помчалась в ближайшую  лавку, откуда вернулась нагруженная, как 
ослица, двумя большими корзинами со всяческой едой. Кандида сунулась было, 
не щадя красивого платья, отмывать стены от плесени, но Зелли ей не 
позволила, и она решила, что завтра же придет снова в норандийском 
сарафане и без помех наведет порядок. Слава Манвэ, Зелли хоть не видит, в 
каком гадючнике живет! У сьонны Мелидучи рабы на плантациях содержались 
лучше...
     - Ты не думай, Кандида, мы не всегда жили здесь! - словно подслушала 
ее мысли Зелли. Она вообще была очень чувствительна к настроению 
окружающих. - Раньше у нас был замок с красивым парком, и пруд с лебедями, 
и я каждый день гуляла по траве - она такая мягкая, и пахнет... ну, 
травой. Мой отец был генералом королевской армии, и все его уважали, 
потому что он был самым отважным воином в Ирне, и это он остановил 
стагирийцев у Радужного брода, хотя их было вдвое больше, чем его солдат. 
А мама моя - дочь князя Этельрадо, который приходился родичем королеве 
Мариссе... 
     Марисса, вспомнила Кандида, это жена Аплонио, которую он заточил в 
узилище. Что с нею сталось? Получается, род Зелли древнее и выше даже 
Прискиного... А ведь армию Стагирии у Радужного брода пять лет назад 
остановил генерал Истелар! 
     Как ни постыдно, она снова возблагодарила Валаров за слепоту Зелли. 
Ну не могла она смотреть в глаза дочери Истелара! Не могла и все! Почему - 
сама не понимала, 
     - Кандида, что случилось? 
     - Э... мокрица! Я их жутенько боюсь! - шустро соврала Кандида.
     - А ты не бойся, они ж не кусаются, - снова почти улыбнулась Зелли. 
Как она могла вот так просто разговаривать с Кандидой и Приске, зная, кто 
они и как попали во дворец, который охранял когда-то ее, Зеллин, отец? Да 
еще Миэльда, вдова Истелара, смотрела с горьким пониманием... и с 
жалостью. Она жалела их - ненаследную принцессу и первую фрейлину?! 
Кандида вдруг остро ощутила, как она все-таки мала и глупа и как много в 
мире взрослых вещей, в которых она не смыслит ни хвоста ни рыла. Она 
покосилась на Приске. Та сидела будто на раскаленной сковородке и молчала, 
что само по себе красноречиво говорило о ее душевном состоянии.
     А Зелли болтала без умолку, рассказывая о прошлой своей жизни, и на 
бледном личике ее все время дрожала эта тень улыбки.
     -... и библиотека на двести свитков, там были такие замечательные 
сказки. Мама читала их для меня. Жаль, что не удалось спасти библиотеку, 
когда мы бежали из поместья в уж-жасной спешке... я ведь так и не успела 
дочитать "Полнейшее собрание легенд и сказаний" Достопочтенного Ураведы... 
     - Ураведы? - переспросила Приске. - Хочешь, я тебе найду такую?
     - Да? - просветлела Зелли. - У тебя правда есть? 
     - Есть. Ты завтра никуда не ходи... и туда, к трактиру, тоже. Мы с 
Кандидой придем, и я принесу тебе этого Ураведу. 
     - Вы... правда придете?
     - Клянусь престолом Манвэ!
     - И... вам не скучно со мной, нищенкой да еще и калекой? 
     Кандида почувствовала себя так, словно ее взяли за уши крепкие руки 
Харальда и окунули физиономией в крутой кипяток. Она до последнего 
надеялась, что отвечать будет языкастая Приске. Однако Приске молчала и 
что-то внимательно разглядывала у себя под ногами. Отвечать пришлось ей, 
Кандиде.
     - Ну что ты, Зелли... 
     Ничего более вразумительного она выдавить не смогла. 
     ... Наученная горьким опытом, Приске выкарабкалась из подвала наверх 
без особых затруднений. Кандида лезла следом.
     Солнце клонилось к закату. С моря опять задул мокрый, соленый ветер, 
и под его резкими порывами хлопали вывешенные для просушки под самой 
крышей обширные лиловые штанищи. Копошились на мостовой ребятишки в 
лохмотьях, играли в расшибалочку. Прошагал вперевалку небритый мужик с 
ободранным петухом под мышкой. Кандида попробовала представить, как можно 
жить, не видя всего этого... не видя вообще ничего! Она плотно 
зажмурилась, так что виски заломило. Перед глазами во мгле плавали 
багровые пятна с переливчато-зеленым ободком. А ведь дочку Истелара 
окружала полная тьма... хуже, чем в Неферате... тьма без просвета, без 
единого лучика... 
     Кандида, содрогнувшись, распахнула глаза. 
     Приске стояла рядом со своей диадемой под мышкою и грызла ногти. За 
это нянька в детстве больно лупила ее по рукам...
     - Приске.
     - А? 
     - У тебя правда есть книжка этого... Ураведы Достопочтенного? 
     - Есть. Ее отец купил для Аристейры, когда она только научилась 
читать. Как спускались в Подвалазню, каждый хватал свое, а Аристейра - 
книжки. Потом, когда она ушла в лес, все забрала с собой, но эту 
оставила... мне на память. С тех пор я Аристейру не видала. 
     - Значит, эта книжка у тебя - память о сестре?
     - Я ее все равно Зелли отдам, - коротко бросила Приске. Помолчала, 
озираясь, и добавила, - Я ничего не понимаю, Кандида... Ведь Монтеро 
сказал, что, когда свершится революция и падет тирания Аплонио, не будет 
больше ни богатых, ни бедных. А это-то что?! Ой, ужасненько плохо быть 
маленькой... 
     
                                     11.
     
     Генерал Харальд был вне себя. Целую седьмицу напролет он пытался 
сделать из толпы ополченцев, которую пригнал Монтеро, хоть бледное подобие 
настоящего войска, из кожи вон лез - и, когда, измучив и себя, и своих 
подопечных, дал им день отдыха, это стадо немедля растеклось по всем 
окрестным кабакам и борделям и к закату пришло в состояние полной 
небоеспособности. Теперь они стояли перед Харальдом нестройными рядами, 
тупо пялили остекленевшие глаза на зеленых от похмелья рылах и с видимыми 
усилиями удерживалась на разъезжающихся ногах. А от того, как эта 
никчемная свора пропойц держала оружие, норандийца замутило. Непобедимый 
хирд, спали их Кэридвен! Таких вояк бабы сковородками закидают! И этому 
сборищу мусорщиков и пахарей Монтеро доверит оборону границ? Тогда от 
Свободной Ирны вскорости и пыли не останется, растащат по кусочкам... Что, 
если Дариасу не удастся дипломатическая миссия в Касталии? Когда смолкают 
речистые послы, говорят клинки... нельзя же полагаться только на команду 
каменных демонов!
     Харальд обреченно осмотрел вверенное ему похмельное воинство, 
сгрудившееся посреди просторного двора казармы. Он вышел бы против всей 
этой вшивой компании с деревянным тренировочным мечом и раскидал бы их, 
точно новорожденных котят. Одно слово - та Кэридвен перкеле! 
     - Это три слова! - крикнула Рэндаль. Видно, норандиец, забывшись, 
выругался вслух, и довольно громко, коли рыжая хаардрааде, сидевшая в 
кругу дружинников на крыльце, расслышала. Разумная Рэндаль сразу и наотрез 
отказалась от титула начальника дворцовой стражи, который сватал ей 
Монтеро, и жила припеваючи. Грелась на солнышке, острила секиру - на 
татуированном лице ее было написано, удовольствие тщеславной красавицы, 
любующейся на себя в зеркале - и временами басовито подтягивала старинную 
героическую балладу, что пел под лютню Джестин. У молодого дружинника 
нежданно-негаданно обнаружился талант менестреля: звучный, богатый 
оттенками голос и память, хранившая великое множество песен самого 
различного содержания. Харальд бы и под пыткой не признался, что песни 
задевают в его душе какую-то сокровенную струнку, но сейчас по-черному 
позавидовал Рэндали. 
     - Генерал Херальдо!
     Харальд несказанно удивился, потому что окликнула его Элейя. То есть 
Ее Величество королева Элейя Ирнская. 
     Легкой поступью танцовщицы она шла через двор, сверкала в солнечных 
лучах украшенная самоцветами золотая сетка, прикрывающая ее убранные в 
сложную прическу волосы, вздрагивали локоны на плечах, развевались легкие 
рукава. Элейя была из тех девушек, что и в грязной мешковине способны 
выглядеть ослепительно, а королевский наряд из златотканого шелка и вовсе 
сделал ее похожей на богиню Аэми. 
     Харальд поймал себя на том, что ему приятно смотреть на нее. Он 
никогда не полюбил бы ее и не стал бы, распалясь желанием, отнимать ее у 
Монтеро. Но смотреть на нее было действительно приятно. 
     - Что уши развесили, олухи? - прикрикнул он на новобранцев. - Забыли, 
кто перед вами?! 
     Солдаты кое-как подтянулись и козлиными голосами проорали здравицу 
светлой королеве. Элейя благосклонно кивнула, однако не улыбнулась. Когда 
она подошла ближе, Харальд заметил, что прекрасное лицо ее печально, а 
глаза красны от недавних слез.
     - Доблестный Херальдо, не будешь ли любезен уделить мне толику своего 
драгоценного времени? Я желала бы побеседовать с тобою наедине... о делах 
государственной важности. 
     - Я всецело в твоем распоряжении, сиятельная королева. 
     Погибающие ополченцы встрепенулись, на зеленые физиономии вернулся 
румянец (правда, болотного оттенка), они беспокойно задвигались и загудели 
в надежде, что сейчас их великодушно распустят по домам, где они смогут 
найти утешение. Но безжалостный норандиец приморозил их к месту ледяным 
взором и обрекающим тоном изрек:
     - Асагир-доттир! Замени меня на время! 
     Рэндаль с готовностью изголодавшегося людоеда вскочила. 
     - Да, мой хевдинг! 
     Шагая вслед за Элейей, Харальд долго слышал позади Рэндалин голос, 
похожий на рев резвящегося дракона. 
     - Та-ак! Эт-та что за дурь?! Не войско, а орда свинопотамов! Как 
стоишь, гоблинская холера?! Спрячь пузо в сумку! Ну какие могут быть 
победоносные войны и походы, когда вы меч держите будто баба - скалку?! 
Мама моя хаардрааде! Хар-рашо! Я вам устрою бег по скалам с одышкой и 
криками "Караул!"! По моей команде - легли, отжались, встали! Раз-два, 
легли! Я сказала - легли, а не грохнулись, как скелеты с виселицы! 
     - Вот, госпожа моя, здесь мы сможем поговорить без помех. 
     В последние две седьмицы Харальд во дворце вообще не показывался, 
дневал и ночевал при казарме, ни на миг не оставляя навязанных ему лопухов 
без строгого надзора. Поэтому он выбрал для себя маленькую комнатенку, 
выгодно расположенную рядом с кухней и арсеналом, где раньше квартировал 
какой-нибудь заурядный сержант. Чертоги эти вовсе не блистали генеральским 
великолепием, чему Харальд бил только рад - от избытка роскоши у него 
начинали ныть зубы. Отец его Хастинг, великий воин, говаривал когда-то: не 
бойся врага, чьи доспехи сверкают. Роскошь изнеживает и расслабляет, от 
обилия пищи растет пузо, от частых возлияний трясутся руки, а дорогая 
модная одежда затрудняет движения - попробуй-ка пофехтуй в королевской 
мантии длиною в двадцать локтей! Харальд себе не дозволял излишеств и 
дружину держал в железном кулаке. Кинтаро, явившийся однажды на учения 
пьяным, трое суток просидел под арестом... 
     Элейя, грациозно подобрав юбку, опустилась на покрытую шкурой узкую 
солдатскую койку. Харальд остался стоять; может, в прошлом Элейя Тар-
Афрантэ и плясала на улицах, чтобы заработать на гребенки-бантики, но 
теперь она была королевой Ирны. Не самой худшей королевой, надо сказать. А 
сидеть в присутствии королевы невежливо. 
     Элейя подняла глаза - огромные, темные, усталые. 
     - Херальдо, сядь со мною рядом. У меня уже скулы сводит от этих 
придворных церемоний. Пожалуйста, сядь и выслушай. Я пришла к тебе не как 
королева к подданному. 
     Харальд подчинился. От Элейи пахло дорогими восточными благовониями.
     - Тогда зачем ты пришла ко мне, Хелейа канси? Не дело гулять по 
городу без охраны. 
     Элейя прятала глаза, ресницы ее часто подрагивали, щеки полыхали 
пятнистым румянцем. Унизанные кольцами тонкие пальцы теребили золотую 
бахрому на поясе. 
     - В чем беда твоя, Хелейа канси? - негромко спросил Харальд, стараясь 
смягчить свой хрипловатый голос, который никогда-то не был особливо 
благозвучным и подавно не улучшился от того, что хозяин в последнее время 
орал на новобранцев. Элейя судорожно вдохнула, словно собиралась нырять в 
море. 
     - Херальдо... Монтеро меня разлюбил! 
     (Вот тебе и раз, мысленно ахнул Харальд, вот тебе, бабушка, и дело 
государственной важности! И что же, во имя Сияющей Владычицы Валаров, 
сказать на это?)
     - Почему... э... почему ты так решила, Хелейа канси?
     - Он стал чужим... каким-то скрытным, скользким, он уже не так 
откровенен со мной, как было раньше, ни о чем мне не рассказывает: ни о 
бедах, ни о радостях. "Все отлично, милая!" - а сам мрачен точно туча. 
Дарит мне платья, драгоценности, рабынь, безделушки, наряжает, будто 
куклу, но... он чурается меня, Херальдо, как зачумленной, он... он вот уж 
скоро седьмицу не приходил ко мне на ложе! С этим Транкилосом противным, 
да падет на него огонь небесный, проводит и дни, и ночи! У них, извольте 
видеть, секретные беседы... Херальдо, я больше не могу! Если такова цена 
короны, провались она к Азароту, эта корона! Я хочу быть женщиной, любимой 
и любящей, а, не расфуфыренной болванкой с пышным титулом!
     По щекам Элейи из широко распахнутых, невидящих глаз струились 
крупные слезы. Она даже плакала красиво, без всяких шмыганий распухшим 
носом, гримас и шлепанья губами. Харальд смотрел на нее и жалел, что это - 
она, а не толпа сарабийских дикарей-людоедов с отравленными копьями. Будь 
на месте Элейи людоеды, он не чувствовал бы себя таким непроходимым 
дурнем. 
     - Я... понимаю... Но одно мне неясно: зачем ты пришла со своей бедой 
КО МНЕ, Хелейа канси? Тебе... тебе лучше поговорить об этом с Тавией. Или 
хотя бы с Рэндалью. Они все-таки женщины, а я... 
     - Херальдо, мне не нужны женские охи-ахи, причитания и сетования по 
поводу того, какие все мужики животные... мне просто нужно, чтобы меня 
выслушали... 
     - Я слушаю тебя. 
     - Херальдо... Я знаю Монтеро и знаю, как он относится ко мне. Он 
любит меня. 
     Тут она противоречила самой себе, но Харальд благоразумно смолчал. 
Элейя схватила его руку горячими ладонями. Слезы в глазах ее высохли, 
уступив место какому-то лихорадочному огоньку. 
     - Он не мог так резко измениться! Я много думала и наконец все 
поняла: Транкилос околдовал его! 
     - Околдовал? 
     - Да, одурманил своими черными стагирийскими чарами, сделал его 
другим человеком. Он меняется, Херальдо, не по дням, а по часам... и не в 
лучшую сторону! Я его не узнаю! Он стал жестоким и властолюбивым... 
отказался снести виселицу, удвоил налоги, сгоняет с земель потомственную 
аристократию... Это не его истинная сущность! Во всем виноват этот 
пакостный чернокнижник! 
     - Я советовал твоему мужу, почтенная канси, убить Транкилоса сразу 
после коронации... 
     - Ты был прав... О, Монтеро такой доверчивый! Транкилос крутит им как 
глупой куклой. 
     Харальд Монтеро доверчивым и наивным не считал, но опять промолчал. 
     - Херальдо... Я должна... мы должны остановить колдуна, иначе... 
Монтеро погибнет и утянет за собою в пропасть всю Ирну! Я боюсь и 
представить, в какую бездну хаоса ввергнет нас это стагирийское чудовище, 
этот проклятый выкормыш упыря и черной скессы, если позволить ему... Ах, 
Херальдо! Я знаю, я чувствую, что он сильнее, чем хочет казаться. Я боюсь 
его. 
     - Ничего не бойся, канси, - просто сказал Харальд. - Транкилос 
смертен, а мой меч всегда при мне. 
     - Все равно... Я боюсь, Херальдо, я так боюсь! 
     Дрожа как лист, она бросилась в объятия Харальда, спрятала 
заплаканное лицо у него на груди. Чувствуя жалость пополам с досадным 
смущением, он неловко гладил ее по тугим мягким локонам, по плечам, по 
спине под скользким шелком, баюкал и успокаивал, словно младшую сестренку, 
которой у него никогда не было. И уже знал, что, покуда жив он, Харальд 
Хастингсон, Транкилос до нее не доберется, хотя бы поганый колдун самого 
Азарота призвал к себе на подмогу. С Деркато Меркратой впридачу. 
     - Хевдинг! Хевдинг!
     Дробный стук в дверь и голос Джестина привели Элейю в чувство. Она 
отстранилась, наскоро поправила прическу, промокнула глаза, вновь надевая 
королевскую маску. 
     - Можешь войти, Джестин! 
     Встрепанный вид Джестина Харальду сразу не понравился. Не иначе как 
на подходе очередная гадость, кучка дерьма в подарок от темных Богов! 
     - Хевдинг, тебя срочно вызывает король Монтеро. Касталийский барон 
Дрониус Мохнатая Пятка собрал три тысячи воинов и идет на нас с востока. 
От сьона Дариаса нет никаких вестей... Хевдинг, придется драться! 
     - Значит, будем. - У норандийца камень с души свалился. Три тысячи 
воинов - это не рыдающая королева, обиженная собственным мужем. - Обреем 
этому Дрониусу пятку! Коня мне, Джестин! 
     Харальд пристроил за спиной ножны, застегнул пряжку перевязи на 
груди, повел плечами, наслаждаясь знакомым ощущением спокойной 
уверенности, а потом обернулся к Элейе и истинно придворным жестом 
предложил ей руку. 
     - Ни о чем не волнуйся, Хелейа канси, - тихо сказал он. Элейя бросила 
на него благодарный взгляд, и они вышли навстречу взволнованным 
дружинникам - генерал и сиятельная королева. 
     ... В трех кварталах от казарм, в подземном покое под главной башней 
дворца Транкилос оторвался от магического кристалла. Зеленоватое свечение 
под низкими сводами поблекло и угасло. Кривой рот колдуна перекосился еще 
сильнее - и, если бы королева Элейя могла видеть эту то ли улыбку, то ли 
оскал, она поняла бы, что волноваться ей есть о чем. 
     Отполыхал над морем закат, и ночь накрыла Эсарию плотным одеялом. В 
левом крыле королевского дворца, где располагались покои принцессы Приске, 
затихала дневная суета, а лязг и гвалт снаряжающейся в поход армии сюда не 
долетали. Тишину в беломраморных коридорах нарушало лишь игривое 
повизгивание служанки, которую тискал на лестнице бойкий конюх. 
     Ненаследная принцесса не спала. Она сидела на широком, массивном ложе 
с резными столбиками по углам, отгоняющими мелкую нечисть, и на коленях у 
нее лежала толстая книга в потрескавшемся кожаном переплете, раскрытая на 
середине. Свет двух золоченых ламп, укрепленных на треножниках по бокам 
ложа, падал на желтые страницы, экономно, но разборчиво и красиво 
исписанные буквами Всеобщего Наречия. Каждая страница была аккуратно 
пронумерована красными чернилами. Приске, однако, не смотрела в книгу. 
Руки ее лежали на шероховатом старом пергаменте поверх трогательной 
истории о любви князя Вэлландора и прекрасной Хлои, но взгляд был 
отсутствующим и задумчивым, а подвижное лицо - непривычно серьезным. 
Монтеро удивился бы, увидав беспечную, горластую Приске такой... 
     Скрипнула тяжелая дверь, и в приоткрывшуюся щель проскользнула 
маленькая фигурка в длинной белой рубахе, с прямыми светлыми волосами, что 
падали на острые плечи. Кандида расплела на ночь свои норандийские косы. 
     - Приске, ты не спишь? 
     - Не-а, - откликнулась Приске, - не сплю. 
     Кандида бесшумно, точно дух, прошла по коврам и уселась на край ложа, 
подтянув коленки к груди. 
     - Боялась разбудить тебя... Но знаешь, я не могла уснуть, все думала 
и думала про это проклятие, из-за которого ослепла Зелли. 
     Приске кивнула. Улучив минутку, сьонна Миэльда рассказала им, почему 
погас для Зелли солнечный свет. Тар-Истеларэ родилась зрячей, но, когда 
его дочери исполнилось пять лет, королевский генерал по велению Аплонио 
разогнал на окраинах Подвалазни тайную секту поклонников Азарота Кровавого 
и сжег их святилище. За миг до того, как меч Истелара снес ему голову, 
главный жрец успел выкрикнуть всего три слова на древнестагирийском, и 
вскоре маленькая Зелли, проснувшись поутру, стала спрашивать, что 
случилось, и не погасло ли солнце. Перепутанная Миэльда потащила дочь к 
королевскому лекарю, потом - ко всяческим знахарям, травницам, бабкам-
шептухам, потом - к жрицам Элили и служителям Манвэ, ко всем окрестным 
отшельникам, пещерникам и друидам, однако ни один из них не смог снять 
проклятие стагирийца. 
     - Я вспомнила, что рассказывала мне Рэндаль, - торопливо заговорила 
Кандида. - В дремучих лесах Норандии живут жрицы Идрис, которым ведома 
сама сущность мира... Их называют элинерами - несущими свет. Они редко 
выходят из своих священных рощ, но не отказывают никому, кто просит их о 
помощи. Элинеры черпают силы прямиком от Богини, и их заклинания очень 
могущественны, а про Старшую Жрицу, Эллинрат, говорят, что она - 
величайшая белая волшебница нашего времени... Может быть, если б отвезти 
Зелли в Норандию, она бы расколдовалась и снова начала видеть? Как ты 
думаешь, Приске? 
     - Это ты хорошо сообразила, клянусь поясом Аэми! Завтра надо сказать 
сьонне Миэльде! Денег на путешествие выпросить у Монтеро, только не 
говорить, зачем - если я как следует к нему пристану, он мне луну с небес 
даст, не то что паршивую тыщу агасий, а коль и не даст, невелика печаль - 
продадим диадему! На такие-то деньжищи можно целую галеру купить да еще и 
команду нанять! Лето на носу, море успокоится, и... 
     Приске вдруг резко осеклась, и глаза ее стали как угли, подернутые 
пеплом. 
     - Кандида... а... а если не получится? 
     - Что не получится? 
     - Если элинеры тоже не смогут снять проклятие? Зелли... ей-то будет 
каково? 
     Кандида растерянно мигнула. Она увлеклась своим планом, она верила в 
могущество служительниц Солнечной Девы... и она впервые видела Приске, не 
павшую духом даже на виселице, такой печальной, маленькой и одинокой. На 
монументальном ложе Тар-Афрантэ казалась совсем хрупкой и неприметной. 
Куда только подевалась речистая, бойкая, отчаянная подвижница из "Новой 
зари"? 
     - Приске, они смогут! Они служат солнцу, так неужто не смогут вернуть 
Зелли дневной свет? 
     - Зелли - ирийка, она не чтит вашу норандийскую Идрис... 
     - Ну... солнце-то одно для всех 
     Приске смолчала, глядя мимо Кандиды на туалетный столик, где 
покоилась в открытом футляра пресловутая диадема. Она нахально блестела 
здоровенными самоцветами, вызывающе яркая, словно разряженная гулящая 
девка, и мозолила глаза. Приске захотелось вышвырнуть ее в окошко. 
     - Кандида... 
     - Что? 
     - Я вот тут все думаю... то, что сказала нам Зелли... про Монтеро, 
это - правда? Что он сгоняет потомственное дворянство с земель? И что он 
посылает карателей разорять замки, и не щадит даже тех, кто держался в 
стороне и не примкнул ни к нам, ни к королю? 
     - Приске... - осторожно ответила Кандида. - Наверно, Зелли не стала 
бы врать...
     - Нет, она, конечно, не врет, но, может, что-нибудь напутала? Это же 
жуть как несправедливо! Монтеро не мог сделать ничего, что приумножило бы 
страдания народа... он ведь НАРОДНЫЙ король! Зелли совсем не разбирается в 
политике. 
     - Ага...
     - Кандида... Ведь все, что мы делали, было правильно, да? Правильно? 
     - Ой, ну что ты, Приске! - с неколебимой твердостью, которой она не 
чувствовала, сказала Кандида. - Конечно, правильно!  
     Как бы эта новая, тихая и задумчивая Приске еще не заплакала 
вдобавок! Заострившееся лицо Приске чуть помягчело, напряжение ушло. 
     - А я вот нашла "Полнейшее собрание легенд"... Знаешь, я сама-то 
толком не прочла ни одной сказки, даже коротенькой. Я не любила учиться, 
все удирала в парк и там носилась, как коза, а сказки предпочитала слушать 
и не потеть над книжками. Аристейра звала меня "непутевой Приске", 
"стихийным бедствием" и "тридцать три несчастья". Мама и та говаривала, 
бывало, что Аристейру ей послал мудрый Манвэ, Элейю - Аэми, а меня 
притащили бесы... Кандида, когда закончатся все эти войны на границах, я 
поеду искать Аристейру; она, верно, рада будет видеть меня, да? 
     - Она же твоя сестра. 
     - Вот если бы построить здесь, в городе храм Атэни-Ирэ, она, может, 
вернулась бы в Эсарию, - мечтательно произнесла Приске. - Поговорить 
насчет этого с Монтеро, а? 
     - Лучше не сейчас, - возразила Кандида. - Кто же строит храмы, пока 
идет война? 
     Она не решилась поведать Приске о своих тайных опасениях: как бы 
Монтеро, нахватавшись от неотвязного Транкилоса всякой стагирийской дури, 
не начал воздвигать храмы во славу черных Богов! 
     Приске решительно захлопнула книгу - получился резкий глухой звук.
     - Ладно! Пускай для начала барону Дрониусу оттяпают башку. По самые 
его мохнатые пятки! 
     ... Победоносную армию Свободной Ирны провожали с треском и блеском. 
На дворцовой площади толпилась вся Эсария. Король Монтеро произнес 
краткую, но содержательную и, главное, прочувствованную речь на тему 
"Броня крепка, и кони наши быстры". Свежий ветер с моря гнал по яркому 
небу редкие облачка, развевал кисейное покрывало королевы Элейи, дергал 
флажки на копьях сотников и трепал волосы Харальда, стянутые вместо 
генеральского венца простым кожаным ремешком. Норандиец стоял во главе 
готовой к выступлению армии в полном вооружении, только без шлема, держа в 
поводу Урагана, и ожидал конца всеобщих восторгов. Он-то почитал 
непомерной глупостью праздновать победу до начала битвы, однако Монтеро не 
особо интересовался  его мнением. 
     Когда стих шквал ликующих воплей и свиста, Элейя выступила из-за 
спины августейшего супруга и заявила, что желает самолично напутствовать 
героев, идущих на бой. И пошла к Харальду воистину царственной походкой, 
милостиво улыбаясь и высоко держа голову в королевской диадеме. 
     - Да сохранят тебя Боги, Херальдо, - негромко молвила она. - Сражайся 
доблестно, но помни - я не хочу плакать на твоей могиле. 
     - Тебе и не придется, канси, - ответил Харальд. - Я вернусь и тогда 
освобожу мужа твоего от чар стагирийца. Жди, Хелейа канси, и не тревожься. 
     - Может, это и жестоко, но я хочу видеть этого колдуна мертвым. 
     - Сейчас, канси, главная угроза - барон Дрониус. Мой долг - 
остановить его. А Транкилос никуда не денется. Ты только будь осторожна, 
Хелейа канси, и... присматривай за Кандидой. 
     Элейя порывисто шагнула вперед и положила руку на обтянутое кольчугой 
плечо Харальда. 
     - Обязательно возвращайся, Херальдо! Я... я счастлива, что Боги 
послали мне такого друга, как ты. 
     - До скорой встречи, Хелейа канси! 
     Харальд вскинул сжатый кулак к груди и склонил голову, а потом 
вскочил в седло и широко взмахнул рукою. Горнист Звездной дружины, 
зилларец Эстрюд по прозванию Резвый Гоблин, славившийся полным отсутствием 
музыкального слуха и (несмотря на редкостно безобразную харю) любовными 
похождениями, выдул из гнутого медного рожка на удивление пакостный 
визгливый звук, и, повинуясь этому знаку, вся ирийская армия пришла в 
движение. Ряд за рядом, сотня за сотней, пехота вслед за кавалерией 
тронулась к городским воротам. Позади грянули крики толпы. Харальду 
захотелось напоследок отыскать глазами Кандиду, с которой он простился 
коротко и сурово, но оглядываться он не стал - дурная примета. 
     Транкилос, что стоял по правую руку от короля, облаченный в шитую 
золотом долгополую мантию, молча провожал армию многозначительным взором, 
покуда не скрылись из виду даже тянувшиеся в хвосте обозы. 
     - Как долго прощалась жена твоя с этим норандийцем, мой коронованный 
друг, - обронил он как бы между прочим. Монтеро дернулся, будто от удара 
бичом. 
     - Что ты хочешь сказать, чародей?
     - О, ничего особенного... почти ничего. 
     Элейя вернулась к супругу и главному советнику, и Монтеро чинно взял 
ее под руку, избегая, однако, встречаться с нею глазами. На физиономии 
Транкилоса застыла странная полуулыбка, а левая бровь как-то издевательски 
ездила вверх-вниз. Приске сунула Кандиду локтем в бок. 
     - У меня такое чувство, - с подозрением сказала она, - у меня такое 
дрянное чувство, что они от нас что-то скрывают... 
     - И что? - Мысли Кандиды неслись вслед за Звездной дружиной, и извивы 
Прискиной фантазии были для нее сейчас темным лесом. 
     - А то! Не думаешь ли ты, что стоило бы узнать об этом побольше? 
     
                                      13.
     
     Про Дрониуса Мохнатую Пятку ходили слухи, что он сговорился с горными 
троллями, подарил им собственную жену, а взамен получил неуязвимость. В 
подтверждение этого договора у барона якобы и выросла шерсть на левой 
пятке. И с тех пор Дрониус не ведал поражений в бою; он живо примучил под 
свою руку соседей, а, заслышав о мятежах и безвластии в Ирне, возмечтал о 
королевском троне, сколотил войско и весело ринулся бить самозванца 
Монтеро по шее. 
     Как бы там ни было, тролли Дрониуса явно надули. Правда, на лезвии 
Рэндалиной секиры после сокрушительного столкновения с баронской главою 
осталась изрядная зазубрина, однако барону-то пришлось куда хуже. Он упал 
с коня и помер. Остатки его трехтысячной армии рассеялись по лесам. 
Харальд со своим войском, где и полутора тысяч не набралось бы (причем 
половина - желторотые молокососы), подловил непобедимого барона на 
переправе через Данату; половину вражеской рати вмиг выкосили стрелами, 
тем же, кто дорвался до берега, задали такого жару, что касталийцы 
прыснули наутек, будто ошпаренные мыши. Победа досталась Харальду недешево 
- но это была победа! 
     Ирийцы разбили лагерь на правом берегу Данаты, подыскав достаточно 
обширную поляну с неплохим видом на переправу - на случай, если подтянутся 
арьегардные части Мохнатой Пятки. Харальд привык и после победы сохранять 
бдительность. Он дал своим людям день на отдых с тем, чтобы потом немедля 
тронуться в обратный путь, оставив у брода патруль во главе с каким-нибудь 
опытным подвалазянином. 
     Уже догорели погребальные костры, помянули павших за чаркой 
тессалийского. Тавия, которая ведала травы и отправилась с армией в 
качестве маркитантки, хлопотала над ранеными. Уцелевшие новобранцы 
натягивали палатки из шкур и мешковины, таскали дрова и лапник на 
подстилки. Шустрый карманник Виккано вызвался варить ячменную кашу с салом 
по рецепту своей "мамочки" и теперь колдовал у костра, помахивая длинной 
деревянной ложкой. Кто-то остервенело драил песком посеченный в бою щит, 
производя звуки, сравнимые по мерзости разве что с воплями Эстрюдова 
рожка. Сам Резвый Гоблин уже увивался вокруг Тавии. Каждый отдыхал как 
мог. 
     Джестин бесцельно бродил по лагерю, отходя от потрясения и пытаясь 
разобраться в себе.  Его еще не полностью покинул пьянящий боевой азарт, 
которого он - начитанный и воспитанный - и не чаял в себе обнаружить. 
Тогда, на подвалазной баррикаде, он дрался скорее из чувства 
самосохранения - чтобы не быть убитым. Но сейчас... Джестин смутно 
припоминал, как бросался в схватку очертя голову, как рвался сквозь 
вражеские ряды, беспощадно нахлестывая коня, рубил направо и налево и 
чувствовал себя могучим, неустрашимым, самым лучшим. Да еще и орал дурным 
голосом. Последствия страшного напряжения уже давали о себе знать: по телу 
расползалась слабость, а из горла вместо слов исходило шипение. Оружие 
вдруг показалось Джестину неподъемно тяжелым, он расстегнул перевязь, 
отцепил от пояса ножны и оставил все это в палатке. Скольких он убил 
сегодня? Скольких женщин сделал вдовами? Да, он бился за своего хевдинга и 
за благополучие целой страны. Но все-таки... 
     - Эй, парень, как дела?! - окликнула Рэндаль. Она сидела у колеса 
обозной телеги, и Тавия накладывала вонючую примочку на ее рассеченную 
бровь. 
     - Не дергайся, девушка, шрам останется! - строго бросила травница. 
Рэндаль отмахнулась: шрамы мужчину украшают, значит, украсят и хаардрааде. 
Джестин развел в ответ руками. 
     - А-а! - зычно гаркнула Рэндаль. - Открывает рыба рот, но не слышно, 
что поет! Это бывает, сплошь и рядом! Я после своего первого боя тоже 
осипла, папу-маму не могла выговорить! Ты в другой раз матюгайся потише, 
не то голос свой спортишь, песенник! Тавия, дай ему какой-нибудь бяки, а? 
     Джестин поторопился исчезнуть. Навстречу попались Парвиус, Кинтаро и 
незнакомый подвалазянин и стали зазывать его "спрыснуть победу". Джестин 
отказался, троица обиделась, в грубых выражениях растолковала ему, кто он 
такой, и повлеклась на дальнейшие поиски.
     Джестину хотелось побыть в одиночестве. Побродить по лесу, послушать 
мерный шум сосен. Поразмыслить о том о сем. Но воинская дисциплина 
запрещала самовольные отлучки  из лагеря; следовало сначала сказаться хотя 
бы десятнику. 
     Харальда хевдинга Джестин обнаружил поблизости - норандиец в 
распахнутой безрукавке сидел на поваленном стволе, вытянув ноги к костру, 
и расчесывал спутавшиеся под шлемом волосы деревянным гребешком. Лицо его 
оставалось стоически спокойным, но мысленно он шипел, кривился и ругался 
на чем свет стоит. Дружинники благоразумно держались в сторонке, ибо 
отвлекать хевдинга от самоистязания было хлопотно и опасно. Джестин, 
однако, решился, на риск, сделал два шага - и замер. В буйных кустах, 
обрамлявших поляну, как раз за спиной Харальда, ему почудилось осторожное 
шевеление. Колыхнулись ветки. И рассеянный солнечный свет вспыхнул на 
наконечнике стрелы, нацеленной в спину норандийцу. 
     Джестин хотел было крикнуть: "Берегись!", но из надсаженного горла 
вырвался лишь какой-то нечленораздельный скрежет. Он метнулся вперед, 
опрокинув один из котелков Тавии; Харальд медленно - о Боги, до чего 
медленно! - начал оборачиваться на грохот, отбросив волосы за плечи. 
Щелкнула отпущенная тетива. Не успел, ужаснулся Джестин. Что-то ударило 
его в грудь, швырнуло наземь, он упал на бок, не ощущая боли, и у самого 
своего лица увидел двух рыжих муравьев, целеустремленно тащивших через 
кочку бурый прошлогодний лист. Слышался невнятный гам, топот, 
металлический лязг, в ушах у Джестина шумело, и звуки гасли и 
отдалялись...  
     Рэндаль заметила таившегося в кустах убийцу на долю секунды позже 
Джестина и недолго думая заорала во всю глотку, сорвавшись с места так 
резко, что Тавия отлетела в кучу мешков с крупой. Харальд молниеносно 
вскочил, одновременно разворачиваясь, в длинном прыжке, перемахнул через 
упавшего дружинника и собственным телом проломил завесу ветвей. Убийца 
успел отбросить бесполезный лук. Успел даже ухватить рукоять ножа у пояса. 
И все. Кулак норандийца врезался ему в подбородок с тапкой силой, что 
шейные позвонки хрустнули, будто сухие сучья. Человек, чьего лица Харальд 
даже не разглядел толком, рухнул навзничь, ломая кусты и подминая пышные 
папоротники. 
     - Где этот гад?! - подскочила встрепанная Рэндаль. Она успела даже 
цапнуть свою драгоценную секиру. 
     - Остынь, Асагир-доттир, - мрачно сказал Харальд. - На этом гаде уже 
Азарот воду возит.
     Рэндаль брезгливо потыкала труп носком сапога. 
     - Зря ты его так  сразу, Харальд, - упрекнула она, - Надо было живьем 
хапать. Я бы с ним поговорила как мужчина с мужчиной. Ну, или как 
хаардрааде с мужчиной... Он бы у меня засвистал по-соловьиному! Все бы 
выложил! Кстати... ты цел, Харальд? 
     - Я-то цел... Если б не Джестин, не миновать бы мне встречи с Валарэ-
Трайном. Он тяжело ранен? 
     Джестин лежал на том же месте, где упал; Кинтаро заботливо подсунул 
ему под голову скатанный плащ. Над юношей склонилась встревоженная Тавия, 
и, сокрушенно ахая, перебирала свои мешочки и скрыньки с травами. Вокруг 
теснились вперемешку дружинники Харальда и подвалазяне. Они расступились, 
пропуская норандийца и Рэндаль. 
     Джестин был в сознании. Светлые глаза его на посеревшем под загаром, 
резко осунувшемся лице казались огромными и зелеными до жути, как у 
лесного духа, на лбу выступили мелкие капельки пота. Харальд опустился на 
колени рядом с Тавией. 
     - Спасибо тебе, - проговорил он, сжав руку Джестина чуть выше кисти. 
Тот вздрогнул, хотел что-то ответить, даже попытался приподняться. Из 
уголка рта у него поползла красная струйка. 
     - Да лежи ты тихо! - жалостливо вскрикнула Тавия. Харальд чуть 
отстранился, чтобы не путаться под рукой у травницы. Рана была паршивая, 
он это сразу понял. Но готовить тризну по Джестину было покуда рановато. 
Может быть, Валары смилуются, и он выживет. Об исцелении следует молить 
Фортэси, добрую и благостную богиню плодородной земли, подательницу 
потомства и покровительницу всяких живых тварей. Харальд прикидывал, какую 
жертву можно подарить милосердной Валаре... 
     - Харальд, глянь сюда. 
     Голос Рэндали звучал неестественно ровно. Рыжая хаардрааде пристально 
рассматривала древко и оперение стрелы, сразившей ее товарища: по оружию, 
и физиономия ее вытягивалась сильнее и сильнее. Харальд поразился ее 
мертвой бледности. Лицо Рэндали стало пепельным, свежая отметина через 
бровь и крапинки татуировки проступили особенно ясно. 
     - Что такое, Асагир-доттир? 
     - Харальд, - выжала из себя она. - Харальд, это стагирийская стрела. 
Стагирийская. 
     - Ну и... КАК СТАГИРИЙСКАЯ?! 
     Стрела, судя по оперению, и впрямь была стагирийская. Харальд ощутил, 
как ледяная когтистая лапа сдавила ему горло. У стагирийских стрел 
наконечники были особые. С маленьким продольным желобком. Для яда. Откуда 
у убийцы - с виду зауряднейшего ирийца - стагирийский лук, одному Азароту 
ведомо. Но Харальд понял теперь, почему рука Джестина показалась ему такой 
холодной. Ему случалось видывать людей, умерших от стагирийского зелья. 
Эта отрава действовала медленно, цепенила тело, останавливала сердце, 
сгущала и замораживала кровь в жилах, и противоядия от нее не было. 
Харальду хватило одного взгляда на лицо Джестина, чтобы понять: надеяться 
не на что. 
     - Эй, эй! - тормошила юношу Рэндаль. - Эй, парень, ты давай не мри! 
Ишь что удумал! Я тебя почто учила? Чтоб ты после первого боя копыта 
отбросил?
     Джестин уже те слышал ее слов - только какое-то далекое, 
неразборчивое урчание. Лица превратились в расплывчатые пятна тумана. Он 
не чувствовал собственного тела. Его словно затягивало в бездонную черную 
воронку.
     Кинтаро орал на бедную Тавию, несчастная лекарка трясущимися руками 
теребила свои мешочки с травами, осыпая себя пахучим мусором, губы у нее 
прыгали. Рэндаль жутко ругалась, посылая проклятия земле и небесам. 
Харальд беспомощно смотрел в застывшее лицо Джестина и знал, что лишь чудо 
может удержать молодого дружинника по эту сторону Медных Врат загробного 
мира... Так пусть оно произойдет, это чудо! Сейчас и немедленно! 
     - А, та Кэридвен перкеле! - в бессильной ярости выбранился Харальд, 
хватив кулаком по земле.
     - Пропустите меня! Я знахарка и могу помочь! 
     Харальд поднял голову - и встретился взглядом с парой большущих, 
широко расставленных глазищ, таких темных, что зрачок почти сливался с 
радужкой. Обладательница этих странных глаз бесстрашно и деловито 
растолкала воинов и пробралась в середину круга; она стояла между 
здоровяком Римсасом и долговязым Парвиусом и казалась оттого очень 
маленькой: хрупкая, узкоплечая, по-птичьи тонкая в кости, закутанная в 
бесформенную дерюжную накидку с замахрившимися краями. Из-под грязного 
подола залатанной юбчонки торчали худые ноги в грубых деревянных башмаках. 
Волосы цвета тусклой меди свисали нечесаными прядями. На макушке у нее 
сидела нелепая широкополая шляпа, смахивающая на увядший лопух. В тени 
шляпы едва виднелось конопатое лицо с обветренными, в трещинках губами и 
облупленным вздернутым носом. И глаза, как два омута. У Харальда вдруг 
возникло ощущение, будто он безлунной ночью смотрит в звездное небо - 
ощущение бескрайней таинственной силы, непонятной смертному.
     Рыжая оборванка не стала медлить. Без лишних слов она отодвинула 
Харальда и Тавию, присела на корточки возле Джестина. Коснулась его 
холодной щеки своей костлявой лапкой с грязными, неровно обкусанными 
ногтями. А потом просто ухватила стрелу пониже оперения и выдернула, как 
простую занозу, отшвырнув за спину. Рэндаль охнула и посунулась вперед с 
явным намерением выпроводить горе-целительницу пинками. Харальд и сам не 
знал, что заставило его придержать далказианку за локоть. 
     - Пусть ее... Хуже не будет.
     Оборванка накрыла рану ладошкой. Между ее тонкими пальцами вяло 
ползли струйки густой темной крови - сердце Джестина билось медленно и 
редко, отказываясь гнать по жилам отравленную кровь. Рыжая не стала 
бормотать заклятия, взывать к Богам, жмурить глаза и сосредотачиваться, 
как подобало бы справной целительнице. Она просто сидела, положив руку на 
грудь Джестину. Но даже самого тупого подвалазянина вдруг овеяло дыханием 
силы, не принадлежащей миру людей. Рэндаль по-девчоночьи пискнула и 
вцепилась в пояс Харальда. Тавия побледнела до зелени. Дружинники 
попятились.
     Ресницы Джестина дрогнули, он застонал, пошевелился и открыл глаза. 
Вид у него был безмерно удивленный: словно взошел на виселицу и сам уже 
спел по себе похоронную песнь, да в последний миг веревка оборвалась, и 
сидит бедняга на сырой земле, потирая ушибленный зад, и гадает: жив или 
нет? Рыжая отняла руку. Рана пропала бесследно - шрама и то не осталось. 
     - Дырка Велейт и Трайнова задница! - завопила Рэндаль. Джестина вмиг 
окружили, тормошили, тискали, дергали во все стороны, ощупывали - 
проверяли, настоящий ли он, или лесная нечисть морочит нежеланных гостей. 
Резвый Гоблин матерился так, что листва и та краснела, и яростно щипал 
себя за разные части тела. 
     - Сплю! Я сплю! Быть не может! Я сплю!
     Харальд заметил, как мелькнули в толпе рыжие волосы, серое платьишко. 
     - Постой! - крикнул он, срываясь вслед за странной гостьей. - Постой, 
почтенная канси! - Она не слушала, но норандиец настиг ее в три прыжка и 
схватил за острый локоть под жестким рукавом. Она остановилась. 
Повернулась. И Харальд отпрянул, отдернув руку, точно обжегшись. - 
Почтенная канси... скажи хотя бы, кто ты?
     - Что в имени тебе моем, Харальд Хастингсон? Но если настаиваешь... 
зови меня Керой. 
     И шагнула в заросли дикой малины бесшумно, как эльфийка.
     Кера, повторил про себя Харальд, по-ирийски значит Лишенная. А по-
норандийски "кэр" - огонь... Кэридвен - Огненная Дева...
     Враз облившись потом и нервно дрожа, Харальд вломился в кусты вслед 
за рыжей нищенкой. Следы ее на мху пропечатались нечетко. Но то, что 
искал, он обнаружил и застыл над цепочкой следов, тяжко осмысливая 
произошедшее и теряясь в догадках.
     Рыжей Керы нигде не было видно.
     А шагах в десяти от лагеря следы обрывались.
     
                                     14.
     
     Когда Харальд вернулся в лагерь, раздумывая о том, что бы значило 
вторичное появление Кэридвен Гейрринд на его пути, Рэндаль и Парвиус уже 
выволокли труп незадачливого убийцы за ноги из кустов и обыскали. Нашелся 
при нем увесистый кошель, полный новехоньких золотых монет с профилем 
народного монарха, и малый глиняный флакончик с какой-то бесцветной 
жидкостью, которую Рэндаль предусмотрительно вылила на мох. Мох пожелтел, 
потом побурел. Видимо убийца не исключал возможности, что Звездная 
дружина, лишившись хевдинга, из-под земли его достанет и уж позаботится, 
чтобы смерть не показалась ему слишком легкой и милосердной. 
     - Ба! - разинул рот карманник Виккано. - Клянусь хреном Геллира, это 
ж Тебальдо!
     - Ты знаешь эту сволочь?! - вцепилась в подвалазянина Рэндаль. 
     - Это Тебальдо, - поспешил растолковать струхнувший Виккано. - Он 
профессиональный убийца, работает... э... работал по вольному найму. До 
того, как началась вся эта заваруха с захватом трона, околачивался в банде 
Вельдо Карзубого... Хм! Странно, Монтеро и Вельдо никогда особо-то не 
ладили... Не Вельдовы ли штучки, как ты мыслишь, доблестная хаардрааде? 
     - Что вашему Вельдо до нашего хевдинга? Тьфу! Не надо было этого 
урода решать... Наставница Халла учила нас, как из мужика лю-у-убые 
сведения выудить... а, та Кэридвен перкеле, если б да кабы во рту росли 
грибы! Что делать будем, Харальд?
     - Возвращаемся в Эсарию, - распорядился норандиец. - Сейчас. Здесь 
для охраны брода останутся пятая и седьмая сотни, главным над ними 
будет... э... Виккано! Эстрюд! Труби сбор! 
     ... Обратно в Эсарию Звездная дружина и войско Подвалазни двигались 
ускоренным маршем. Смутное, подспудное беспокойство подгоняло Харальда. 
Там, в столице, откуда за месяц с гаком не пришло ни единой весточки, 
кроме напыщенных воззваний для поддержания боевого духа, оставалась 
Кандида. И Элейя, которой он обещал помощь и защиту. А все темные Боги, 
как видно, нарочно сговорились чинить ему пакости, и отодвинули Эсарию 
дальше к западу, и запутали дорогими нагнали обложных туч, из которых день 
и ночь сеялся меленький противный дождь, доводящий до умоисступления. Мир 
промок до нитки. Тракты и проселки превратились в непролазные топи, обозы 
вязли в грязи, кони спотыкались. Тавию однажды чуть не придавило 
опрокинувшейся телегой. В конце концов Харальд распорядился оставить 
раненых и травницу под охраной двадцати подвалазян в безымянной деревушке, 
показавшейся ему чуть менее нищей, чем другие, лично проследил, чтобы их 
разместили с удобством, и повел изрядно прореженную армию дальше. Тавия с 
околицы махала вслед косынкой.
     Чем ближе к столице, тем меньше наблюдалось окрест знаков всеобщего 
процветания. Оборванные, изможденные крестьяне, завидев издали вооруженную 
толпу, пугливо прятались в своих крытых соломой, покосившихся халупах. 
Худые коровенки, что щипали по обочинам лопухи, вскидывали печальные морды 
и уныло мычали, точно жаловались людям на разнесчастную коровью участь. 
Одичавшие псы от бегали, поджав унизанные репьями хвосты, а потом долго и 
остервенело облаивали арьегард армии. Всюду были убожество и запустение. 
Пару раз на пути попадались разоренные села, выжженные дотла, разметанные 
по бревнышку, заваленные трупами. Когда остались позади молчаливые черные 
развалины, Рэндаль, ехавшая в середине колонны, хлестнула свою Хлорриди и 
догнала Харальда. Он всегда держался впереди, прямой, бесстрастный, не 
выказывая ни тревоги, ни усталости, хотя, тем не менее, кольчуги не снимал 
даже ночью. 
     - Слышь, Харальд! Куси меня упырь, не понимаю, кто мог тут все эдак 
вот разворотить. Ведь Мохнатая Пятка досюда не дошел... Дракон, что ли, 
завелся? Ты как думаешь? 
     - Не знаю, Рэндаль, - угрюмо проронил норандиец, глядя туда, где 
исходящее дождем небо смыкалось с раскисшей землей. Вода с мокрых волос 
стекала ему за воротник. - Не знаю, Рэндаль... 
     Рэндаль вполголоса помянула злополучную Валару. И сплюнула в грязь. 
     В Эсарию въехали около полудня. Дождь ненадолго перестал, но небо не 
очистилось. 
     - Загадочное явление, - отметил Парвиус, прикусив отсыревший ус. - 
Где, хотелось бы узнать, музыканты, розы, триумфальные флаги и благодарные 
девы с кубками вина? Разве так положено встречать воинов, вернувшихся с 
победой? 
     Эсарийцы и впрямь вели себя так, словно вместо Харальда во главе 
армии ехал барон Дрониус, бил себя мохнатой пяткой в грудь и люто рычал: 
"Усех порублю!". Даже уличные мальчишки свистели и улюлюкали без всякого 
воодушевления. Торговки на рынке и те были подозрительно тихими и 
насупленными, сидели над своими корзинами и лотками, будто нахохлившиеся 
мокрые вороны.
     Харальд ехал шагом, цепко оглядываясь по сторонам, подмечая то тут, 
то там провалившиеся крыши, порушенные стены, следы пожара - страшные 
шрамы от когтей гражданской войны. Неужели Монтеро до сих пор не успел 
полностью восстановить город? Хотя, пепелища, похоже, свежие, некоторые 
еще дымятся... Проплыла по левую руку величавая Пэдита, отягощенная 
превосходным урожаем. Семь трупов покачивалось в петлях. Цокот копыт 
спугнул с них целую тучу сытого, отяжелевшего, лоснящегося воронья.
     - Мда, пэрсики дозрели, - заключила Рэндаль, потянув носом. - Что 
здесь творится, Парвиус? Ты у нас умный, растолкуй. Или мы поспели в 
аккурат к очередной... ле... революции? 
     - Две революции за полгода суть белиберда, супротивная Мировому 
Порядку, - охотно отозвался бывший жрец, - потому как... Ого! 
     Висельный помост охраняли два Неспящих Стража, торчавшие над 
площадью, как жертвенные менгиры пралюдской расы великанов на Хаганорских 
островах. Каменные шлемы и доспехи влажно блестели. 
     - Клянусь Манвэ и всей его родней! - присвистнул Парвиус. - Раньше, 
если мне память не изменяет, эти скульптурные извращения не шлялись так 
вот запросто по городу. Что-то прогнило в Ирнском королевстве...
     - Если это что-то хоть кончиком мизинца тронуло Кандишку, я ему ухи 
на задницу натяну! - пригрозила Рэндаль, нервно стиснув рукоять секиры на 
боку. 
     - При условии, отважная хаардрааде, что у него будут ухи, - сказал 
Парвиус и тронул коленями коня, поворачивая на широкую, хорошо вымощенную 
улицу, что вела к королевскому дворцу в обход виселицы и ее зловещих 
охранников, 
     Во дворце Неспящие встречались на каждом шагу. Они стояли недвижно, 
оперевшись на свои жуткие палицы, и выглядели более каменными, чем 
булыжники в мостовой, но Харальд хевдинг вдруг почувствовал себя так, 
словно за спиною у него была не испытанная, надежная, ярая в бою дружина, 
а десяток визгливых девиц со скалками. Но отступать он не привык. Нет 
худшего позора, чем показать врагу задницу, будь этот враг из плоти и 
крови, из камня, из воздуха... да хоть из прокисшего теста! И потом, во 
дворце - Кандида. Чтобы вызволить ее, Харальд готов был выйти против всей 
орды Неспящих с дамской шпилькой вместо меча. 
     - Эстрюд? Подуди-ка, вдруг Его Величество король Монтеро почивать 
изволит! 
     Резвый Гоблин снял о пояса рожок, вытряс оттуда воду и табачные 
крошки, откашлялся и пустил несколько чудовищных трелей, от которых даже 
по гранитным телам Неспящих пробежала дрожь. В таких сигналах не было 
нужды. Дозорные на стенах отлично видели приближающуюся армию и наверняка 
упредили короля. И Транкилоса. Но вопли рожка были чем-то вроде вызова. 
Если ублюдочный стагирийский чернокнижник полагал, что своими каменными 
чудищами запугал и поставил на карачки всю Эсарию, то пусть осознает, как 
жестоко ошибся!
     На мраморном крыльце между золочеными колоннами появилась 
расфуфыренная долговязая фигура в завитом парике, усыпанном светящейся 
пудрой. В руке у фигуры был жезл с резным набалдашником.
     - Его Величество король Монтеро Первый Ирнский желает видеть генерала 
Херальдо для приватной беседы!
     - Харальд, - Рэндаль тронула норандийца за плечо. - Харальд... или я 
дура набитая, или... или незачем тебе туда идти одному, вот я как кумекаю! 
     - Рэндаль, - после краткой паузы негромко, но веско произнес Харальд, 
- если до того, как в храме Манвэ запоют полуденные восхваления, я не 
вернусь, уводи дружину из города. Попробуют остановить - прорывайтесь, 
рубите их к Азаротовой бабке.
     - Вот уж ни хрена... 
     - Рэндаль. Ты здесь хевдинг или я? 
     Рэндаль молча склонила рыжую голову. Харальд спешился, кинул поводья 
подскочившему юркому слуге и, не оглядываясь, начал подниматься по широким 
ступеням во дворец: 
     - Желает ли доблестный генерал отдохнуть с дороги, откушать, 
искупаться и умаститься? - чопорно осведомилась долговязая личность с 
жезлом. Харальд пристально посмотрел в блеклые рыбьи глаза личности. 
Скошенный подбородок личности дрогнул. Рука с жезлом - тоже.
     - Не желает, - отрезал норандиец. - Веди к королю! Живо! 
     Неспящие Стражи, к счастью, остались снаружи, в дворцовые покои их не 
допускали, дабы избежать разрушений вроде развороченных косяков и 
поломанного паркета. Но обычных, не каменных стражников было в избытке. 
Многих Харальд узнал - самые отъявленные подвалазяне, способные за медную 
монету мать родную удавить, а за золотую агасию - всю семью потопить в 
нужнике собственными руками. Еще он заметил, что Монтеро обустроил дворец 
с роскошью, что повергла бы в бездну, черной зависти даже покойного 
Аплонио. Вот тебе и народный монарх... Рыбоглазая личность с жезлом вела 
Харальда к личным чертогам короля, и с каждым шагом все громче пели 
тревожные струнки в душе норандийца. В воздухе пахло интригой. Если увижу 
у короля Транкилоса, зарублю как бешеного василиска, твердо решил Харальд. 
Если Монтеро посмел обидеть Кандиду - словом или делом - он труп. Самый 
мертвый труп к югу от Норандии! 
     Харальд ожидал, что стражники у дверей королевского кабинета попросят 
его разоружиться, и мысленно готовил ответ, припоминая самые черные 
ругательства, однако они молча отсалютовали алебардами и расступились. Он 
шагнул через порог. 
     Транкилоса там не было. 
     Монтеро поднялся из пышно украшенного кресла, улыбнулся во весь рот и 
приветственно протянул руку. На пальцах его сверкнули фамильные перстни 
ирийского дома. 
     - Хера-альдо, дружище! Сколько лет, сколько зим! Рад, клянусь косами 
Аэми, рад видеть тебя в добром здравии! Как там любезный барон Волосатая 
Коленка? Разбит? Вдрызг? Конечно, иначе и быть не могло! 
     - Монтеро...
     - Садись, выпьем! - Улыбка Монтеро стала еще шире, хотя, казалось, 
шире уже некуда. - Ты неважнецки выглядишь, приятель. 
     - Две седьмицы в седле, - сухо ответил Харальд. Монтеро красивым 
размашистым жестом запахнул пурпурную мантию с горностаевым воротником. 
Вопреки худшим подозрениям Харальда, никакой кольчуги под одеждой короля 
не наблюдалось. Монтеро как Монтеро, только слишком уж лучится радушием. 
Подвалазяне - народ неприветливый... 
     Норандиец ослабил на груди пряжку перевязи и настороженно опустился 
на край стула. Монтеро всучил ему здоровенный, как миска, кубок, 
инкрустированный перламутром. В кубке было тессалийское вино, которое 
выглядело как тессалийское вино и пахло как тессалийское вино. 
     - Ну, вздрогнули! - Монтеро отхлебнул солидную порцию, крякнул от 
удовольствия. - Давай, Херальдо, не томи. Поведай, как барон Дрониус 
драпал с поля боя, потеряв штаны и призывая на помощь мамочку!
     - Монтеро, - оборвал Харальд, - что творится в городе? 
     - А что там творится? 
     - Неспящие. Виселица ломится от трупов. Всюду пожарища и развалины. 
Не притворяйся, что ты этого не видел. Кто разорил деревни в Совином Логу? 
     - Ах, вот о чем ты... Правда твоя, тут Сэт ведает что происходило! 
Внутренние враги. Недобитые почитатели чокнутого хорька Аплонио сколотили 
разбойничью банду. 
     - Настолько сильную, что осмелились штурмовать Эсарию? 
     - В Эсарии у них нашлись сторонники. Начался бунт, и я был вынужден 
послать в бой Неспящих... Впрочем, все уже позади, и, думаю, такое больше 
не повторится - крепко накостыляли по шеям врагам народа. Ну же, Херальдо, 
рассказывай... 
     - А где Кандида?
     - Кандида? Кандида носится где-то с Приске. У них, сам знаешь, шило в 
заднице, им день не напроказить - нож острый... Наверно, на рынок поехали.
     - На рынок... 
     - Ага! Тут недавно галера из Сарабейи пришла с грузом авокадо, так 
им... 
     - Разве во время бунта ты не прикрыл порт?
     У Монтеро едва заметно, но очень неприятно дернулся утолок рта. 
     - Я думал, ты воин, а не купец, Херальдо. 
     - Я знаю, что ты думал, - жестко оказал Харальд. - Ты думал, что я 
полный дурак и можно водить меня за нос. Ты заврался, Монтеро. 
     Улыбка застыла на лице короля, точно приклеенная, но желтые глаза 
стали ледяными
     - Норандиец, вспомни, с кем ты разговариваешь! 
     - Похоже, я разговариваю с лжецом и темнилой. И вот что - сейчас ты 
пошлешь своих слуг за Кандидой. Пускай отыщут ее, где бы она ни была. И 
приведут сюда.
     - Имеешь еще что-нибудь сказать, норандиец? - Монтеро, хладнокровный, 
как ящер, не двинулся с места. Лишь крепче стиснул точеные подлокотники 
кресла. 
     - Имею. Ты можешь свистнуть стражу. Но я успею ударить один раз. 
Второго не понадобится. И тебя не спасет никакой лекарь. Это уж как Валары 
святы! 
     Монтеро расслабленно откинулся в кресле, сплел руки на животе и 
издевательски осклабился. 
     - Закончил?
     - Да. Зови слуг!
     - Ох и не люблю ж я самоуверенных варваров! - неестественно смачно 
зевнул Монтеро. Ладно, я позову слуг. Чтобы они вынесли тебя отсюда. 
     - Это вызов? 
     Харальд поднялся, сорвал и отбросил мокрый плащ, потянулся к рукояти 
меча над плечом - и понял вдруг, что это осталось лишь побуждением: не 
послушалась рука. Туманящийся взгляд его наткнулся на кубок с 
тессалийским, который вдруг разросся до величины хорошего фонтана да еще и 
начал колыхаться, расплываясь в какой-то бесформенный кисель. Из 
кружащейся тьмы блеснули холодным желтым огнем глаза Монтеро. Умираю 
отравленным, точно крыса, мелькнула у Харальда последняя ясная мысль, 
Валарэ-Трайн не примет меня... Звука падения собственного тела он уже не 
услышал. 
     ... Темнота забытья постепенно сменилась вполне реальной темнотой 
тюремной камеры. Было душно, воняло нечистотами и мышами. Харальд с глухим 
стоном оторвал голову от заплеванного пола, приподнялся на локте, отбросил 
с лица волосы. Он чувствовал себя гнуснее некуда; во рту был мерзостный 
кислый привкус, дикая боль раскалывала череп, словно он от заката до 
рассвета целовался с кружкой в самой низкопробной забегаловке. Руки и ноги 
казались какими-то студенисто-жидкими, будто осьминожьи щупальца, и все 
норовили разъехаться в разные стороны. Тихо ругаясь, Харальд встал на 
четвереньки, потом нашарил рядом липкую от грязи стену, уцепился за нее и 
поднялся во весь рост, чуть не стукнувшись о потолок. Жидкий свет факелов 
резал глаза, точно он смотрел в лицо самой Солнечной Деве. Тюрьма. Самая 
настоящая каталажка. За свою жизнь Харальд достаточно насиделся в тюрьмах, 
чтобы не спутать подземный застенок с будуаром придворной дамы. 
     - Монтеро, гадина, - вслух выбранился норандиец. - Убью негодяя... 
     Он добрел до решетки, занимавшей всю переднюю стену тесной камеры, 
ухватился за толстые прутья, рванул. Голова чуть не лопнула от боли. Мда, 
если учитывать, что решетка держится мертво, а он, Харальд, безоружен и 
едва на ногах стоит от поганой Транкилосовой отравы, Монтеро, пожалуй, 
будет жить вечно! Кандида... Где она, что с ней сделали эти ублюдки?! 
Харальд заскрежетал зубами, яростно тряся решетку. 
     - А, холера, дьявольщина, та Кэридвен перкеле! 
     - Харальд хевдинг! 
     Не веря собственным ушам, норандиец пригляделся, прижавшись лицом к 
решетке. Из камеры напротив, точно так же прильнув к прутьям и сунув нос в 
промежуток, на него смотрела до радостной дрожи знакомая чумазая и 
растрепанная девочка с соломой в косичках. Она, Кандида. Живая, 
Благодарение Валарам, живехонькая! 
     - Ну, девчонка, доберусь я до тебя однажды, - сказал он. - Задам 
такую таску, что небо с овчинку покажется! 
     Полосатое от грязи лицо Кандиды расплылось в умильной улыбке. 
     - Ой. Харальд хевдинг, Харальд хевдинг, я так ужасно рада, что, ты 
здесь... ну, то есть я не потому рада, что ты здесь, а потому что... Ой. 
Харальд хевдинг, я жутенько боялась за тебя! Я просила Девятерых, каждый 
вечер молилась, я аж Кэридвен молилась, а ведь ей молиться нельзя, потому 
как запрещено элинерами... я думала, элинеры ж не узнают... а и узнают, 
так Азарот с ними, главное - чтоб ты вернулся живой, и Рэндаль, и Джестин, 
и все-все, а когда тебя принесли сюда, я уж-жасть до чего перепугалась, ты 
был совсем как мертвый, и я сказала Приске... 
     - Что - и Приске здесь?! 
     - Ага, - подтвердила Кандида, - только она спит. Долго ругалась с 
надзирателем и устала. 
     - Азарот, Сэт, Моррай и Деркато!
     - Харальд хевдинг, а Рэндаль не ранена? А вы победили Мохнатую Пятку? 
А у него правда пятки мохнатые? А... 
     - Вот что, девчонка, - поморщился Харальд, - хватит про молитвы, 
элинер и мохнатые пятки! Выкладывай как на духу: что натворили и как 
оказались тут? 
     - Ага, ага, я сейчас... А Рэндаль правда не ранена? 
     - Здорова аки буйный тур. Рассказывай. 
     - А Джестин?
     - Все с Джестином в порядке, на лютне только так тренькает. 
Рассказывай. 
     - А...
     - Кандида. 
     - Ой, ну ладненько... Так вот. Зелли сказала мне и Приске...
     - Какая Зелли? 
     - Зелли Тар-Истеларэ. 
     - Деркато знает что такое... 
     
                                     15.
     
     - Привет, Зелли! На, держи своего Ураведу!
     Зелли, что сидела на лежанке в ногах у матери, радостно 
встрепенулась, вскинув на Прискин голос незрячие глаза. Сьонна Миэльда 
устало улыбнулась принцессе и фрейлине. Сегодня она явно чувствовала себя 
лучше и уже не лежала, а полусидела, опираясь спиною на тощую подушку. 
Рядом о Зелли девочки увидели лопоухого вихрастого пацаненка в необъятных 
штанищах - должно быть, отцовских - и уродливом плоском берете. Приоткрыв 
рот, он таращился на Прискино платье.
     - Это Сави, - сказала Зелли, - сын тетушки Милены, нашей соседки, 
прачки. Сави, это Приске. Она принцесса.
     - Всамделишная? - усомнился мальчишка по имени Сави.
     - Самая настоящая! - заверила Зелли. - А Кандида - ее фрейлина. 
     - Фрейлины с косичками не бывают. 
     - Сави... 
     - А мама говорит, что нынешний король - не настоящий. Что он был 
разбойником, законного короля зарезал, а сам на трон уселся и все равно 
разбойничает. Налоги с бедных людей дерет. И ваще, он с черным магом 
спутался и Азароту душу продал. Значит, ты не всамделишная принцесса!
     - Сави! - зашипела Зелли. - Думай, что говоришь! Ты его не слушай, 
Приске, он маленький и дурной... 
     - Ну отчего же дурной? - раздельно выговорила Приске, плюхнув на стол 
увесистую книгу. - Вовсе не дурной... Что еще рассказывала тебе мама, сьон 
Сави? Прямо жуть как любопытно!
     Сави шмыгнул носом, настороженно скосившись на "невсамделишную" 
принцессу. Поддернул свои бездонные портки. Набрался храбрости. И 
рассказал. 
     Приске, конечно, сразу не поверила - она ведь уже не была наивной 
баронской доченькой из замка Афранто, которая мечтала увидеть живого 
единорога. Она возжелала доказательств. И, Боги свидетели, она их получила 
с лихвой. 
     Кандида и Приске, напялив затрапезные платьица, с утра до позднего 
вечера бегали по городу, толкались в кабаках, слушая горькие и злые 
откровения пьяниц, сновали по рынку, смотрели, подмечали, выспрашивали... 
Они видели редко пустовавшую виселицу. Видели переполненные тюрьмы. 
Видели, как стражники-подвалазяне плетьми разгоняют нищих на улицах. 
Видели каторжников, что трудились в порту на разгрузке стагирийских галер. 
Слышали, как заходилась воем женщина, у которой за долги уводили в рабство 
дочь. Женщина эта раньше была отставной фавориткой первого министра, и 
дочь ее слыла наиглавнейшей при дворе Аплонио красавицей. Краснорожий 
десятник, бывший вышибала в борделе, намотал роскошную косу девушки на 
кулак и, матюгаясь, поволок утонченную нежную барышню по сходням на 
корабль работорговцев. Так же, как надсмотрщик Марг тащил за шиворот 
маленькую рабыню с соломенного цвета волосами... 
     Кто-то грубо пихнул окаменевшую Кандиду в бок. 
     - Ты, пигалица, чего торчишь на дороге, как памятник дюку Абергардо? 
     Кандида отскочила к стене с клада, огляделась в поисках Приске. Но 
Приске нигде не было. 
     Приске нашлась в старом лодочном сарае с дырявой крышей и скрипучим, 
прогнившим дощатым полом. Она сидела на бухте размочаленного каната, 
спиной ко входу, зябко охватив руками поджатые к подбородку колени. Над 
ней покачивались на потолочных балках рваные рыбачьи сети, перепутанные с 
паутиной. В полосах света, что падали через щели в стенах, очень ярким 
казалось ее вылинявшее красное платье. То самое, в котором ее чуть было не 
повесили. 
     Пол под ногами Кандиды запел кошачьим голосом. Приске не обернулась. 
Кандида приблизилась и остановилась в двух шагах, нерешительно 
переминаясь. Если бы она застала Приске в слезах, то подыскала бы нужные 
слова. Но Приске не плакала. Мир, который она для себя придумала, 
рассыпался, и не было толку его оплакивать. 
     - Приске, - решилась-таки Кандида, - пойдем домой... 
     - Куда мы пойдем? У меня нет дома. Этот дурацкий дворец - не мой 
дом... 
     - Элейя будет волноваться.
     - Элейя... Элейя врала мне, как все. Она тоже думала, что, раз я 
маленькая, так ничегошеньки не понимаю. Кандида, почему взрослые все время 
врут, а? 
     Кандида не знала. Приске ткнула носков сандалии пустой, высохший 
крабий панцирь. 
     - Жила маленькая Приске, глупая, как безмозглая бабочка, - сказала 
она. - Играла в куклы. А подросла - стала играть в революцию. Доигралась.
     Наверное, всезнающий Валарэ-Хеймдалль разъяснил бы неразумной 
смертной, что революция - это не детские игры в "войнушку". Это - кровь на 
мраморных плитах. Горе, разрушения и хаос. Осиротевшие слепые девочки, 
вынужденные просить подаяния, и воронье над виселицей. Чтобы установить 
новый Мировой Порядок, надо разрушить прежний. Чтобы спать в дворцовых 
покоях, надо выгнать оттуда того, кто занял их до тебя. Можно говорить 
красивые слова. Но, прежде чем возьмешься воздвигать новый порядок, 
подумай: а так ли он хорош, чтобы лить за него кровь? 
     Многое сказал бы Серый Странник. Однако Приске не стало бы легче от 
его мудрых речей. 
     - Приске, - сказала Кандида, присев на корточки, чтобы заглянуть в 
лицо ирийки. Глаза у Приске были сухие, огромные, темные, как трясина. - 
Приске, ты ни в чем не виновата. Ты ж ничем не могла помешать Монтеро... 
     - Я шла за ним.
     - Не за ним, а за "Новой зарей". Монтеро - разбойник. 
     - Угу... А кто посадил его на трон, не мы, да? Я еще радовалась, 
дура? Принцесса хренова! 
     - Приске... разве уже ничего не поправишь? 
     - Как мы можем что-нибудь поправить, Кандида? Кто нас слушать станет? 
Не смеши Богов... Нам всучили всякие тряпки, диадемы, игрушки, постельки с 
шелковыми простынками: мол, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы под ногами не 
путалось! Монтеро у вонючки стагирийской ходит по струночке! Херальдо на 
войне, Дариас - в Касталии! Элейя вся в семейных неурядицах погрязла по 
уши! Кто нас услышит, Кандида?! Великий Манвэ?! Мы просто пигалицы, шавки 
брехливые. 
     Кандида вдруг подпрыгнула, резко выпрямилась, так что на макушку ей 
посыпался пахнущий морем мусор со стропил. 
     - Приске! А если мы... 
     Приске выслушала с просветлевшим лицом. В глазах ее постепенно 
разгорался прежний огонек. 
     - Кандида! - радостно возопила она. - Ты самая умная норандийка в 
Ирне! 
     ... В углу громко завозились крысы. Кандида опасливо переступила с 
ноги на ногу, поежилась.
     - Бегают! - пожаловалась она. - Здоровущие, как д-драконы... А вдруг, 
когда я сплю, они носятся прямо по мне? 
     - Они тебя боятся куда сильнее, чем ты их, - возразил Харальд. - Ты 
устала? 
     - Нет, хевдинг. А кормить будут нескоро... 
     - Тогда расскажи, что было потом.
     - Потом? А, потом... Мы побежали к Зелли, и она согласилась, что это 
должно помочь. Пообещала собрать всех-всех знакомых мальчиков и девочек. 
Мы чуть не переругались, кому писать воззвание. Сави сказал, чтоб я сама 
писала, раз это я придумала, но я по-ирийски писать не умею, а Приске 
отказалась, потому что у ней почерк страшненький... Я, правда, не знаю, 
что мы сделали не так, Харальд хевдинг. Мы очень долго готовились. Должно 
было получиться! Только, наверно, Транкилос опять напакостил. С него 
станется. Может, он догадался, что мы с Приске лазили в его волшебную 
раболаторию?
     Харальд чуть было не сполз на пол - в последний миг удержался за 
решетку. 
     - КУДА вы лазили?!
     Кандида потупилась. 
     - Мы, честно-честно, не хотели... Клянусь Просветлей Идрис, просто 
нечаянно вышло! Мы ходили-ходили, бродили-бродили, потому как мы с Приске 
были главные в Совете, и нам надо было наметить этот... э... маршрут 
шествия. А потом у Приске браслет расстегнулся... 
     ... - Приске, я не понимаю, зачем нам нужно разделяться? 
     - А, что вы, варвары, понимаете в тонком искусстве политики! ... Это 
ж тебе не стадо лосей, которое прет к водопою! Это де-мон-стра-ци-я! 
     - Я думала, демонстрация - это когда чародеи монстров вызывают... или 
демонов... 
     - Так вот, - наставительно сказала Приске, - нашу демонстрацию должен 
узреть весь город! Если пойдем только по улице Оружейников, почти никто не 
увидит. Нас много, мы поделимся на три колонны, а встретимся на дворцовой 
площади, когда будем вручать воззвание. Пускай Эсария проникнется духом 
мира и согласия, который мы несем. Совет пойдет с основной колонной... 
Тьфу, Деркатова зараза! 
     Приске так бойко размахивала левой рукой - в правой у нее был 
скатанный в трубочку пергамент с черновиком воззвания - что створчатый 
серебряный браслет, слишком свободно сидевший на ее тонком запястье, 
расстегнулся и соскочил, бесследно канув в пыльную траву под стеной.
     Девочки как раз неторопливо шли вдоль восточной внешней стены дворца, 
пытаясь наметить путь будущей демонстрации. Стена была дряхлая, 
подпорченная во время недавнего штурма, однако новый король позаботился 
подлатать ее и укрепить. Наверху, меж зубцов, перекликались стражники. 
     Приске сунула воззвание Кандиде, подобрала подол, стала на 
четвереньки и полезла шарить в траве. Кандида видела только ее грязноватые 
подметки и обтянутый лиловым бархатом зад.
     - Нашла?
     Приске глянула через плечо. Косящие глаза ее из-под свесившихся на 
лицо черных кудряшек так и искрились бесовским огнем. 
     - Кандида... здесь решетка!
     - Это водосточная труба, - сказала приземленная Кандида. 
     - Сама ты водосточная труба! - последовал ответ. 
     Решетка была частая и ржавая, а за нею начиналась непроглядная тьма, 
откуда несло подземельем. Предусмотрительная Кандида для начала приблизила 
к решетке сложенные рупором ладони и басом сказала: 
     - Бу-у-у! Есть там кто-нибудь? 
     Отозвалось эхо. Непредусмотрительная Приске ухватилась за прутья, 
выпачкав руки и кружевные манжеты в рыжих хлопьях ржавчины, подергала, 
что-то нажала, что-то потянула - и решетка, скрежетнув, выскочила из 
потайных пазов. Приске, являя пример отчаянного безрассудства, сунула в 
лаз голову. Кандида на всякий случай уцепилась за ее пояс. Когда Приске 
вынырнула, голова, как ни странно, по-прежнему сидела у нее на плечах, 
совершенно неоткушенная. 
     - Там лаз, и он куда-то ведет! - возвестила она. 
     - Все лазы куда-то ведут, - пожала плечами Кандида. 
     - А этот, может, ведет в королевскую сокровищницу!
     - В королевскую сокровищницу мы можем войти через дверь.
     - Скучная ты, норандийка! - заявила Приске и на четвереньках 
двинулась в лаз. Кандида обреченно вздохнула, пихнула пергамент с 
воззванием за пояс и поползла следом. 
     Лаз был длинный и извилистый, точно драконий хвост. На водосточную 
трубу он походил все меньше и меньше. Бугристый пол был сухим, и Кандида 
вскоре истерла об него ладони и коленки. Однажды она угодила рукой во что-
то живое и мохнатое, подавилась собственным визгом и, испуганно 
дернувшись, хряснулась маковкой о выступ, так что искры из глаз 
посыпались. Впереди сопела и возилась Приске. Кандида то и дело тыкалась 
лицом в ее сандалии.
     Искры, что сыпались из глаз нашей норандийки, еще не совсем погасли, 
когда она почуяла запах дыма. Это не был сочный, вкусный, уютный аромат 
дворцовой кухни. В носу у Кандиды неприятно засвербило. Приске, не 
обладавшая столь тонким обонянием, вдохновенно ползла вперед и вперед, 
ловко перебирая руками-ногами, точно всю жизнь ходила на четвереньках, 
Кандида раскрыла рот, чтобы осадить ее, однако вовремя его закрыла: по 
гулкому тоннелю даже тихий голос разнесется далеко, доказывай потом, что 
ты не гоблин! 
     В конце лаза забрезжил тусклый свет, а потом Приске уперлась носом в 
другую решетку, на этот раз - бронзовую, кованую, новехонькую и 
укрепленную прочно. Кандида, изогнувшись совершенно немыслимым образом и 
ободрав бока о стенку тоннеля, втиснулась рядом и, поверх Прискиного уха 
увидала сквозь решетку, куда занесла их причуда сумасбродной Тар-Афрантэ. 
     Ой, не доверяю я всяким лазам-перелазам, потайным дверцам, секретным 
ходам, с унынием подумала Кандида, отродясь не бывало, чтоб они вели в 
какое-нибудь тихое и безопасное место! Мало того, что отдушина выходила в 
подозрительную комнату без окон, тютелька в тютельку смахивающую на 
заклинательный покой Зурфара, аранистанского визиря-чародея. Но в 
довершение всего там был Транкилос. 
     Высокочтимый советник сидел вполоборота к затаившимся за решеткой 
девочкам за массивным столом из черного дерева и сосредоточенно 
всматривался в раскатанный перед ним свиток побуревшего от древности 
пергамента. Растрепанный край свитка был прижат ехидно ухмыляющимся 
черепом. В правой руке Транкилос задумчиво вертел замызганное перо, в 
левой, чуть на отлете, держал чубук небольшого позолоченного кальяна, 
который время от времени подносил к губам и смачно затягивался. Рэндаль 
угадала верно: стагириец и впрямь баловался хасией...
     В заклинательном покое, куда Транкилос не допускал даже короля, царил 
чудовищный беспорядок: магические артефакты и бесценные старинные книги 
валялись вперемешку с промасленными тряпками, обглоданными костями, 
сломанными перьями и прочим хламом, даже на неискушенный взгляд никчемным. 
В углу скалил желтые зубы одноногий скелет. Оставалось лишь гадать: до или 
после смерти бедняга расстался с ногой. На столе рядом с черепом, 
чернильницей в форме готового к прыжку вампира и чучелом летучей мыши с 
хорошего пса величиной ровным зеленоватым счетом сиял магический кристалл 
на бронзовой подставке. У Зурфара и то такого не было... Ничего себе 
странствующий фокусник, маг-самоучка! 
     Приске сдавленно охнула и часто задышала от щекотного, возбуждающего 
страха. Кандида ткнула ее под ребра. 
     - Не пыхти, - прошептала она, едва шевеля губами. 
     - Я и не пыхчу... Ой, тихо, тихо... 
     Транкилос вскинулся, отложил перо, повел глазами по комнате. Девочки 
обмерли. Колдун задержал взгляд в дальнем углу, тихо выругался. Потом, 
зловеще сощурив левый глаз, как это делал Кинтаро, когда целился из лука, 
ткнул в ту сторону тощим пальцем. С пальца сорвалась зеленая молния и с 
шипением ударила в угол. Завоняло паленой шерстью. Транкилос брезгливо 
поморщился. 
     - Тьфу ты, гадость... Пора бы напомнить дворецкому: не найдет кота, 
самого заставлю крыс жрать. 
     Он воткнул перо в разинутую пасть чернильницы-вампира, отбросил 
свиток и вытянулся в просторном креоле, возложив ноги на стол и с 
наслаждением вдыхая дым из кальяна.
     - До чего же все-таки утомительно вершить судьбы державы! - сказал 
Транкилос одноногому скелету и летучей мыши. - Утомительно... но приятно!
     Скелет и чучело молча соглашались. А Кандида и Приске уже мчались 
прочь дробной рысью, ухитряясь ползти по тесному тоннелю почти бок о бок, 
и забывая дышать от ужаса. 
     Потом выяснилась, что Кандида обронила пресловутое воззвание. Но 
лезть за ним обратно в тоннель желающих не сыскалось. 
     - Новое придумаю! - махнула рукой Приске.
     И придумала. Хорошее получилось воззвание, душещипательное. Не зря 
маялся с нерадивой Приске учитель риторики. 
     ... - А потом настал условленный день, - без устали вела и вела свой 
рассказ Кандида. Харальд почувствовал, что голос у нее изменился. В нем 
появилось нечто, заставляющее думать о боли и страхе. И затаенная вина. - 
Мы собрались у Зеллиного дома, построились в три колонны, как Приске 
велела, и понесли это проклятущее воззвание Ой, Харальд хевдинг. Харальд 
хевдинг! Лучше б я тогда молчала в тряпочку! И дернула меня Кэридвен... 
     ... Тар-Истеларэ постаралась на совесть. Созвала всю округу. Их было 
около полусотни: эсарийских детишек, мальчишек и девчонок всех возрастов, 
шумливых, увлеченных важностью задуманного ими предприятия. Были там 
карапузы, недавно выучившиеся ходить и цеплявшиеся за руки старших братьев 
и сестер. Были великовозрастные девицы, почти невесты. Чистенькие вежливые 
мальчики из зажиточных семей и уличные босяки, которые ругались плохими 
словами и в ответ на упреки щепетильной Зелли о особым шиком сплевывали 
через плечо. Но все так и рвались на бой с несправедливостью. 
     Приске в своем красном платье носилась туда-сюда, точно шаровая 
молния, спорила, кричала, размахивала руками. Она разняла драчунов, 
сцепившихся из-за места во главе колонны, успокоила хлопотливую мамашу, 
которая питалась силой изъять чадо из подозрительной компании; потом 
потерялось воззвание, написанное набело на листе красивого тонкого 
пергамента, и Приске ринулась на поиски. Наконец все мелкие неурядицы были 
улажены, и процессия тронулась. Основная колонна, которую вела сама 
Приске, направлялась по улице Оружейников прямиком ко дворцу, две другие 
двигалась туда же окольными путями: одна - через порт, другая - через 
рынок. 
     Упитанный и серьезный Тэйни, чей отец был барабанщиком королевской 
армии и погиб при штурме дворца Неспящими, приволок пузатый походный 
барабан, при каждом шаге колотивший его по коленкам, и бойко заработал 
палочками, отстукивая боевой марш. Приске воздела руку, словно увлекала 
конницу в атаку. 
     - Вперед, дети Ирны!
     А день был прекрасный, теплый и солнечный, ничто не предвещало беды.
     Кандиде доверили ответственную миссию - она несла воззвание. Она шла 
чуть позади Приске, что выступала, печатая шаг, во главе колонны; рядом 
была Зелли Тар-Истеларэ, ее тонкие, почти невесомые пальцы лежали на плече 
Кандиды. Справа топал Тэйни и энергично лупил в барабан, улыбаясь от уха 
до уха. А дальше катилась плотная волна стриженый ушастых голов, вихров, 
чепчиков и бантиков, локонов, челок, беретов с петушиными перьями, веселых 
и забавно сосредоточенных лиц, сияющих глаз. Хлопал на ветру красно-бело-
золотой флаг Ирны, который Зелли раздобыла уж вовсе неведомо где. Его с 
явной натугой тащил Сави, не пожелавший уступить эту честь кому-либо 
посильнее и побольше. По указаниям сведущей в политике Приске мальчики 
соорудили несколько деревянных табличек на длинных шестах, а Тар-Афрантэ 
собственноручно написала на них углем краткие, но емкие воззвания на 
Всеобщем Наречии. Такие таблички назывались "лозунги" и являлись, как 
утверждала Приске, важнейшей частью любой приличной демонстрации. Кандида 
старательно, по складам разобрала надписи: "Дети Ирны - за мир! ". "Нет 
террору!" (спросить у Приске, что за слово такое мудреное, положила себе 
она), "Хватит вешать наших пап и мам!"... Некоторые лозунги пришлось 
отдать вспомогательным колоннам, однако для себя Приске отобрала самые 
забористые.
     Кандида шла, чувствуя себя легкой и летучей, и даже начала 
насвистывать в такт барабану. Она верила, что их старания увенчаются 
успехом, и Монтеро образумится, прогонит Транкилоса вместе с его каменными 
страховидлами, и отменит налоги, и освободит заключенных, и помирится с 
Элейей... и все будет отлично, и расцветет Ирна, словно этакий Валарэнд на 
грешной земле! 
     - Кандида, - потянула ее за рукав Зелли, - расскажи, что там... 
     Кандида осмотрелась. В хвосте процессии уже пристроились зеваки, из 
всех окрестных домов выскакивали люди и провожали ее глазами. Над улицей 
разрастался многоголосый гул.
     - Вот оно, клянусь престолом Манвэ! Народ нас поддерживает! - 
торжествующе верещала Приске; она сбилась с чеканного шага и стала 
приплясывать и припрыгивать на ходу
     По левую руку мелькнул величавый фронтон храма Вседержителя Манвэ, на 
широких ступенях из красного пеллийского мрамора виднелись белые мантии 
оторопевших жрецов, которые, забросив ритуалы, высыпали поглазеть на 
процессию. А дальше распахнулась дворцовая площадь. 
     Приске остановилась, будто врезалась в стену. Вслед за нею встала и 
смешалась в кучу вся демонстрация. Тэйни пару раз тюкнул по барабану не в 
лад и опустил палочки. 
     Пальцы Зелли требовательно стиснули плечо Кандиды.
     - Кандида, расскажи, что там?
     Громадные ворота дворца были наглухо закрыты. На зубцах внешней стены 
маячили угрюмые рожи стражников и зло поблескивали наконечники копий. 
Площадь перегораживала редкая, но казавшаяся абсолютно непрошибаемой цепь 
оружных подвалазян. И висела в воздухе недобрая тишина. 
     Кто-то из малышей жалобно ойкнул, готовясь захныкать, кто-то 
попятился. Ирийский флаг над процессией качнулся и чуть не упал. Кандиде 
стало страшно. Она стиснула в кулаке воззвание, так что пергамент 
захрустел. 
     Приске расправила узенькие плечи. 
     - Стращают, уроды! - уверенно заявила она, - и пальчиком они нас не 
тронут! Пусть-ка попробуют! Не бойтесь! Нечего их бояться! Пускай они нас 
боятся! Пошли! Давайте за мной!
     И твердо зашагала через площадь прямо на оцепление. Следом пошли 
Кандида, Зелли, Тэйни с барабаном и Сави с флагом. Опять звонко заговорил 
барабан. 
     Приске подняла руку, требуя внимания, вспыхнул на солнце браслет на 
ее запястье. 
     - Я ненаследная принцесса Приске Тар-Афрантэ, свояченица короля 
Монтеро! Я привела эту делегацию со следующими требованиями... 
     И тогда со стен посыпались стрелы...
     ... Харальд не проронил ни слова. Но кулаки его, сомкнувшиеся на 
прутьях решетки, сжались так, что побелели костяшки пальцев. Кандида 
подумала, что Монтеро упустил возможность взглянуть в лицо своей смерти. 
Потому что теперь Харальд его убьет. И злосчастный король не отгородится 
ни решетками, ни крепостными стенами, ни мечами подвалазной стражи, ни 
гранитными спинами Неспящих. Смерть неотвратима. Смерть и под землей 
достанет. 
     - Как вы уцелели? - глухо спросил норандиец.
     ... Кандида успела кинуть на Приске один-единственный беглый взгляд. 
Тар-Афрантэ, белая, как простыня, дрожащая с головы до пят, разбросала 
руки крестом и пронзительно закричала: 
     - Братцы, не стреляйте!!! Что вы делаете?!! 
     Кандида отодрала от себя вцепившуюся клещом Зелли, толкнула ее к 
Сави. 
     - Уведи ее отсюда! Скорее, балда!!! 
     Зелли тонко вскрикивала и упиралась. Сави помчался мышкой в ближайший 
закоулок, пригибаясь под стрелами, путаясь в широченных штанинах и волоча 
ее за собою. 
     Кандида увидела, как катится по мостовой продырявленный барабан. 
     Потом ее огрели по затылку древком копья.
     Монтеро не пожелал гневить Богов и Элейю. Солдаты получили строжайший 
приказ: доставить ненаследную принцессу и ее фрейлину во дворец, не 
причиняя им никакого вреда. Стражника, который впопыхах ударил Кандиду, 
король велел прогнать сквозь строй... Оглушенную норандийку и невредимую, 
орущую, брыкающуюся Приске, которая в полном умопомрачении плевалась пеной 
и норовила вцепиться в королевскую физиономию ногтями, бросили в темницу, 
чтобы не путались под ногами.
     - Пусть охолонут малость! - жестко молвил Монтеро, когда вопли Приске 
затихли в отдалении. Королева Элейя упала на колени. 
     - Прошу тебя!
     Монтеро долго смотрел сверху вниз в ее залитое слезами прекрасное 
страдальческое лицо. Наконец сказал тяжелым и холодным, как льдина, 
голосом: 
     - Ступай к себе, женщина!
     - Монтеро... ради меня... 
     - Не испытывай мое терпение, Элейя! Особенно сейчас, когда судьба 
твоей сестры зависит от тебя! Веди себя пристойно, женщина, ступай к себе!
     - Браво, мой коронованный друг! - воскликнул Транкилос. - Браво! 
Истинно мужское решение! У нас сейчас нет времени на дамские капризы и 
истерики! Предстоит разобраться с делами... хм... государственной 
важности!
     Расстрел детей на дворцовой площади всколыхнул Эсарию, будто 
брошенный в гиблый пруд камень. Солнце еще не коснулось горизонта, а в 
городе уже полыхал остервенелый, кровавый мятеж. Даже прежние союзники 
нового короля при биде его бессмысленной жестокости поднялись против него. 
Вновь всплыли слухи о черной магии и взаимовыгодной сделке о Азаротом. На 
стороне восставших выступили жрецы Манвэ, державшиеся ранее наособицу. 
Тогда Транкилос спустил с цепи Неспящих, и улицы Эсарии запенились от 
крови. Гранитные чудовища учинили кошмарную резню в кварталах бедноты, 
разметали по камушкам два храма, сожгли и разорили парочку окрестных 
деревень, и бунт захлебнулся. Власть Монтеро осталась непоколебимой.
     - Ах, вот оно что! - хмыкнул Харальд. - Хитро задумано, спали его 
Кэридвен... А я, дубина, защищал для него границу! Людей положил - 
немеряно... Значит, это он подослал убийцу... 
     - Ой, Харальд хевдинг, Харальд хевдинг, если б я не сунулась с этой 
глупой монстрацией, ничего бы не случилось! Это я дубина, да еще и 
стоеросовая! 
     - Ты не виновата, - сказал Харальд, - клянусь Девятью Валарами, 
девочка, ты ни при чем. Гели б не ты, он нашел бы другой повод разделаться 
со всеми, кто мог бы потеснить его задницу на троне. Да, провел нас 
Монтеро, как новорожденных кутят! За что боролись, на то и напоролись. 
     - Приске говорит, что в руках Монтеро теперь единоличная власть, и 
это называется... э... э...
     - Военная диктатура! - донесся сварливый голос из темных недр камеры, 
и над плечом Кандиды возникла заспанная, помятая и неумытая физиономия 
Приске. Глаза Тар-Афрантэ колюче посверкивали, а под правым красовался 
лунно-желтый старый синяк. Она, должно быть, была кровно обижена на весь 
мир: от Великого Манвэ до таракана, что плавал в ее утренней похлебке. - 
Привет тебе, Херальдо-воитель! А мы-то на тебя надеялись: вернешься - 
прибьешь Транкилоса, Монтеро по стенке размажешь, и нас заодно 
освободишь... Видно, не судьба!
     Харальд почитал Приске вертлявой любопытной стрекозой и балаболкой. 
Никогда бы не подумал; что так обрадуется, увидев ее.
      - Грешно желать смерти своему родичу, почтеннейшая кириэ-сьонна.
     Приске сморщила нос и осторожно потрогала образование под глазом. 
     - Да уж, тот еще родич! Родич-уродич! Он так любит меня, так 
заботится о моем здоровье! Посадил в самую удобную тюрьму, кормит 
отборными помоями, а в супе у меня всегда плавают саже жирные и крупные 
тараканы! Милый дядечка Монтеро, тряси его холера!
     - И Хелейа канси не вступилась за вас?
     - Ха! Элейя носится со своим муженьком, как дурень с писаной торбой! 
"Ай, не устал ли ты, бедненький, всю ноченьку подписывал смертные 
приговоры !", сю-сю, сплошные желто-розовые слюни... Нет, от Элейи толку 
что от козлища! Влюбилась, как идиотка! Монтеро для нее - пуп мироздания. 
Она...
     - Она не оставит собственную сестру гнить в тюрьме! Даже такую 
невыносимую, как ты! 
     Прискины глаза от удивления разъехались в разные стороны.
     - Ой... Элейя, это ты?..
     Элейя беззвучно выступила из тени, отбросив просторный капюшон 
черного бархатного плаща. Она была бледна, как призрак, но говорила и 
действовала толково и решительно. Отцепив от пояса увесистую связку 
ключей, она наскоро перебрала их, отыскала нужный и быстро отомкнула 
камеру, выпустив обеих девочек. 
     - Торопитесь, времени у вас в обрез. Я украла у Транкилоса кальян с 
хасией и напустила дыма в кордегардию, стражники уснули. Они будут 
дрыхнуть до утра, но сюда может нагрянуть Монтеро. Сейчас он в кабинете с 
Транкилосом - и, между прочим, решают твою судьбу, Херальдо. Стагириец 
советует убить тебя... Монтеро не хочет. 
     - Дико ему благодарен, - сухо молвил норандиец. - Мы с ним еще выпьем 
на посошок! Только выбирать вино буду я. 
     - Херальдо, Херальдо! Да если б то вино наливал тебе Транкилос, ты 
никогда бы не проснулся... Этот стагириец - просто змей подколодный! Он 
измыслил такое... и Монтеро верит ему, Элиль Всемилостивая! - Усилием воли 
Элейя овладела собой. - Херальдо, слушай меня внимательно! Сейчас я выпущу 
тебя, но сначала ты должен пообещать мне, что, не убьешь Монтеро, не 
причинишь ему никакого зла. Клянись, Херальдо, клянись своими Богами! 
     - Хелейа канси, - Харальд отвел взгляд. - Хелейа канси... ты просишь 
невозможного. 
     - Я понимаю, Херальдо... он оскорбил тебя... 
     - Не в этом дело. 
     - Но, Херальдо, он мой муж, я его люблю! И я верю, что его еще можно 
спасти, избавить от Транкилосовых чар... Клянись, Херальдо! Иначе... я 
оставлю тебя здесь. 
     Кандида пискнула и рванулась вперед, норовя выхватить у Элейи ключи, 
но королева мигом вскинула всю связку на вытянутой руке, чтобы девочка не 
могла достать ее. Кандида подпрыгнула, промахнулась и цапнула воздух. 
     Лицо Элейи было скорбным и серьезным.
     - Клянусь! - прорычал Харальд голосом, которому больше пристало бы 
черное проклятие. - Клянусь колесницей Идрис, клянусь памятью отца, 
клянусь честью моего клинка, что не убью Монтеро! Пальцем его не трону!
     Элейя опустила голову, ее темные локоны волной упали на лицо. 
     - Спасибо, - едва слышно проговорила она и сунула ключ в замочную 
скважину. Харальд шагнул из камеры, пошатнулся и прислонился к стене. 
Кандида озабоченно ухватилась за его руку.
     - Хевдинг, тебе плохо?
     - Оружие бы... - простонал норандиец, подавляя подкатившую к горлу 
дурноту, - хоть грабли какие-нибудь... 
     - Я спрятала веревку, кинжал и немного еды в том месте, где вы 
спуститесь со стены, - сказала Элейя. - Через ворота вы уйти не сможете, 
но ночам их стерегут Неспящие. Следуйте за мной, скорее! Нам нужно успеть 
к смене караула.
     Харальд невольно восхитился умом и самообладанием Элейи. Каково бы ни 
было ее душевное состояние, побег она организовала с редкостным знанием 
дела: точно высчитала, когда начнется смена караула и в какой момент 
отдаленный участок внешней стены с видом на городскую свалку, и так не 
особо бдительно хранимый, останется без присмотра. Кинжал, который она там 
припрятала, оказался настоящим боевым оружием, а не дамской раззолоченной 
ерундовиной, веревка била тонкой, но прочной, в холщовый мешок с лямками 
было сложено самое необходимое: еда, огниво, кое-какие целебные травы, 
деньги.
     - До рассвета постарайтесь как можно дальше убраться от Эсарии, - 
посоветовала Элейя. - Лучше всего идите к побережью, там вас могут 
подобрать контрабандисты... 
     - Нет, - возразила Приске, - к побережью мы не пойдем. Мы пойдем на 
восток и попробуем отыскать колдуна, который сможет надрать Транкилосу 
задницу. 
     - Если он окажется сильнее Транкилоса, то не впустим ли мы в дом 
тигра, чтобы выгнать крысу? 
     - А ничего подобного! У меня, сестричка, все схвачено! Мы найдем 
Аристейру, попросим помощи у нее!
     - Ты уверена, что она согласится? От нее так долго не было вестей... 
может, она и забыла уже, что у нее есть сестры... 
      - Мы теряем время, - вмешался Харальд, - вот-вот явится стража. 
Хелейа канси, ты достойная женщина, я благодарю тебя за все...
     - Элейя, пойдем с нами! - предложила Приске. - Плюнь ты на этого 
недоумка Монтеро с высокой башни, а! На нем, что ли, клином свет сошелся? 
Вон генерал Херальдо куда красивее телом и духом! 
     Элейя горестно покачала головой. 
     - Приске, Приске... какой же ты все-таки еще ребенок! Сколького не 
понимаешь... 
     - Те, на площади, были не старше меня, - огрызнулась Приске. - А твой 
муженек приказал в них стрелять! 
     Элейя вздрогнула и закусила губу. Харальд шагнул между нею и 
нахохлившейся Приске. 
     - Кандида, хватай мешок! Ты полезешь сама, я понесу Приске. В 
последний раз спрашиваю, Хелейа канси - хочешь ли ты уйти с нами? 
     - Ты знаешь мой ответ, Херальдо.
     - Тогда прощай, Хелейа канси. Будь осторожна.
     Элейя порывисто обняла норандийца.
     - Побереги мою Приске, Херальдо, - зашептала она, глотая слезы, - 
заклинаю тебя... Спасибо, спасибо тебе за все! Прощай! Да хранит тебя 
Манвэ... 
     На Манвэ надейся, а сам не плошай, подумал Харальд, мягко отстранив 
Элейю. Никакой Манвэ не поможет, если непослушные, ослабевшие от 
мерзостной отравы руки подведут, и они с Приске сорвутся со стены... 
     Тар-Афрантэ обхватила его за шею, поджала ноги и повисла, словно 
вьюк. Харальд нащупал веревку. 
     - Легче, легче, кириэ-сьонна, ты задушишь меня! Не бойся.
     - Я не боюсь, - сказала Приске независимо. В следующий миг она 
ощутила, что летит в бездну, ветер растрепал ей волосы и раздул колоколом 
подол, резкий рывок чуть не вывернул ей суставы, и Приске повисла в 
пустоте. - А вот ТЕПЕРЬ я испугалась... 
     Харальд прохрипел что-то невнятное в ответ. Желудок у Приске 
медленно, но неуклонно подкатывал к горлу, и она, ойкнув, ткнулась носом в 
плечо норандийца. Сверху долетел голос Элейи: 
     - Скажи Аристейре, что я ее люблю... 
     
                                     16.
     
     Трое беглецов шли на восток, оставляя позади холмы и распаханные 
долины центральной Ирны, мирный край землепашцев, покорных, как овцы, 
настрадавшихся до отупения от непосильных поборов Аплонио, гражданской 
войны и не менее непосильных поборов "народного монарха". В уцелевшие от 
карателей замки вместо знатных сьонов вселились подвалазные воротилы, но 
крестьяне почти не почувствовали разницу: не все ли равно, чьи кони 
вытаптывают посевы и в чьи постели тащат деревенских девушек? 
     Крупных городов и замков Харальд намеренно избегал, ночевали они в 
заброшенных ригах, в конюшнях, реже - в клети какого-нибудь одинокого 
хутора. Днем шли без отдыха, пока девочки не начинали валиться с ног. В 
одной богатом на вид селении Харальд за тройную цену купил старую клячу с 
унылой седеющей мордой, на которую усадил обеих девочек. Сам он продолжал 
мерить дорогу ровный, неутомимый шагом бывалого охотника, ведя лошадь в 
поводу. Впрочем, через пять дней это четвероногое недоразумение совсем 
скуксилось и не могло нести на себе даже отощавшую в пути, невесомую, как 
перышко. Кандиду. К исходу седьмицы лошадь издохла. 
     Странникам удалось разжиться кое-каким походным снаряжением - в 
частности, Приске исхитрилась на удивление ловко стащить сохнувшее на 
плетне одеяло. Харальд ее похвалил, потому что ночи были туманные и 
холодные. С провизией дела обстояли туго. Когда закончились деньги Элейи, 
в животах у беглецов почти всегда пели лягушки и ревели трубы. В захудалых 
деревушках, слыхом не слыхавших ни о какой Звездной дружине. Харальд 
нанимался помощником молотобойца в кузницу, корчевал пни и поправлял 
заборы за плату хлебом, молоком и мясом. Кандида стирала и ходила, за 
скотиной, а Приске однажды вознамерилась изобразить странствующего барда, 
но ее закидали коровьими лепешками прежде, чем она успела завершить свою 
первую балладу. 
     На переправе через Данату Харальд прибил троих разбойников, Деркато 
весть для чего напавших на седенького паромщика, чья ветхая одежка и 
растоптанные чуни красноречиво говорили о невмерно высоких доходах. 
Старичок рассыпался в благодарностях, оделил девочек вяленой рыбой, медом 
и ссохшимися в камень лепешками, Харальду поднес чарку кислого вина, от 
которого язык скручивался в трубочку, и суетился вокруг гостей, будто 
мышка, не зная, чем бы им еще услужить.
     Путники сидели на берегу, под расшатанным крытым дранкой навесом, 
который угрожающе поскрипывал и кренился даже от легкого ветерка, 
гуляющего по вершинам сосен. Берег отлого опускался к воде, где 
покачивался на ленивых волночках паром - немыслимо дряхлое корыто, 
державшееся на плаву исключительно по милости Манвэ. Кандида, не теряя 
времени даром, подшивала истрепавшийся подол сарафана, Приске терзала 
костлявый рыбий хвост. Харальд перетряхивал оружие, снятое с убитых 
разбойников, дотошно осматривал, примерялся, что-то откидывал в крапиву, 
что-то складывал подле себя.
     Приске закашлялась, поперхнувшись костью. Харальд дотянулся, огрел ее 
по спине, отчего бедняжка чуть не врезалась носом в собственные коленки.
     - Тьфу! - хватая ртом воздух, выговорила она. - Ну и гадость эта твоя 
засушенная рыба, почтенный хозяин! 
     Старичок-паромщик едва не прослезился. 
     - Прощеньица просим, ласковая кириэ-сьонна, - виновато зачастил он, - 
оно, конечно, разносолов не держим, угостить тебя, красавица, по чину, по 
чести не можем... Гневается на меня, грешного, Манвэ, Владыка Небесный! 
Ох, гневается... за что - не ведаю... Я и при старом-то короле еле концы с 
концами сводил, а уж новый - вовсе сущий упырь, кровопивец, и разбойники 
при нем разгулялись - спасу нет, того и гляди из собственной шкуры выймут, 
последнее отберут. От лоханки-то энтой, - он махнул в сторону парома, - 
каков доход? Да ж ведь никакого, ласковая кириэ-сьонна! Место невыгодное. 
Здесь и в лучшие времена никто не ездил: ни тебе тракта поблизости, ни 
тебе города приличного, ни тебе корчмы какой. Лес сплошняком, да и слухи 
ходют, что дурной это лес, колдовской... Что ж людям тут делать? А нечего 
- ни на том берегу, ни на этом! Вот и сидю как гриб, гадаю: что раньше - 
помру, аль по миру пойду... 
     - Колдовской лес, говоришь?
     - Истинно, истинно так, - закивал, сверкая лысиной, паромщик. - 
Оттого и зовется Тарленвед - Заповедный лес, что добрым-то людям путь туды 
заповедан. Упыри там шастають, волколаки, болотники, шишиги, змеюки 
ядовитые... а еще живет там ведьма лесная и пакости всякие думает! 
     - Ведьма? - встрепенулась Приске. - Какая такая ведьма? 
     Паромщик поскреб в затылке. 
     - Она ж, мабуть, и неплохая девушка... а все одно - ведьма! Девушка 
дома должна жить, при муже аль при родителях, не дело порядошной девушка 
по колдовским лесам скакать... Эхе-хе, жалость-то какая, Манвэ Пресветлый, 
что она ведьма... ведь хорошая ж девушка, душа в ней добрая... опять-таки, 
летось спину я застудил, в дугу скрючило, думал - помру... ан нет, она 
пришла да меня и вылечила! Уж Боги ведают, откудова прознала... одно 
слово-ведьма! 
     Трое странников переглянулись. 
     - Если это не Аристейра, я съем свои чулки! - сказала Приске. - Без 
масла и без хлеба!
     - Не знаешь ли, почтенный, где живет эта девушка... то есть эта 
ведьма?
     - Как же не знать, ласковая кириэ-сьонна, как же не знать! - 
засветился дедок. - В лесу она живет, вестимо! 
     Кандида тоскливо посмотрела на черную зубчатую стену леса за рекой. 
     - Лес большой...
     - Ты уж поточнее, досточтимый! - ехидненько попросила Приске. 
Старичок долго теребил клочковатую бороденку, сетовал на скверную память и 
взывал к Манвэ, потом-таки вспомнил, что в трех днях пешего пути, вниз по 
течению впадает в Данату маленькая речка Поганка - на Поганке той и стоит 
хижина "лесной ведьмы". Так-то оно, ласковая кириэ-сьонна... мабуть так, 
коль Манвэ милостив. 
     - А если это не Аристейра? - резонно предположила Кандида. - Просто 
другая отшельница-ведунья? 
     - Наш почтенный хозяин сказал "девушка", - возразил Харальд, - 
значит, она молода... Сомневаюсь, что этот чародейский лес кишмя кишит 
юными красотками, взыскующими истины. 
     - А если... 
     - Если б да кабы во рту выросли бобы, так был бы не рот, а целый 
огород. 
     - Хевдинг, ты сам говорил, что нужно быть дальновидной... и стараться 
все предусмотреть! 
     - Нужно, - Норандиец тряхнул головой, отбрасывая назад волосы, встал, 
с хрустом потянулся и начал распихивать трофейное оружие за пояс и за 
голенища сапог. - Но не до такой же степени! Давай, давай, хватай мешок! 
Приске, шевели лапками! Будь так добр, почтеннейший, - обратился он к 
старому паромщику, - перевези нас на тот берег! 
     ... Едва ступив на левый, заповедный берег Данаты, Приске поняла, что 
не встретит тут ровным счетом ничего хорошего. Путешествие по Тарленвед 
началось с того, что она примерилась прыгнуть с парома на солидную 
травянистую кочку, но внезапно кочка, чавкнув, подалась и ушла из-под ног, 
и Приске с плеском обрушилась в воду. Кандида - бесчувственная 
норандийская дубина! - фыркнула в ладошку, когда Тар-Афрантэ выползла на 
отмель, мокрая как мышь и злющая, как Деркато Меркрата.
     Беспощадный Харальд даже не позволил ей толком обсохнуть - сразу 
погнал в самую что ни на есть глухую чащобу. И изведала Приске все муки 
земные и загробные. 
     Она, дитя цивилизованного мира, мира больших городов, мощеных улиц и 
мраморных дворцов, отроду не покидавшая окрестностей Эсарии, в 
первозданной глуши Тарленвед оказалась беспомощнее младенца. Там, где 
Харальд и Кандида проходили как по паркету, она ухитрялась сто с лишним 
раз споткнуться и пропахать носом мох и палые листья. Она соскальзывала в 
каждую водомоину, запиналась о каждый корень, цеплялась волосами за каждую 
ветку. С отчаянным визгом отважная героиня-революционерка шарахалась от 
каждой лягушки, а от безобидного ужика чуть не вспорхнула на сосну. 
Харальд, шагавший впереди, поначалу кидался на крик Приске, хватаясь за 
кинжал, потом обвыкся и даже оборачиваться перестал. Кандида мужественно 
топала следом, стискивая зубы, чтобы ни один писк, ни одна постыдная 
жалоба не прорвалась наружу. Она заткнула подол сарафана за поясок - 
зловредные сучки так и хватали за одежду, мешали ужасно - и теперь ее 
голые ноги покрывались ссадинами и царапинами, котомка намозолила плечи и 
лопатки, однако она свято блюла достоинство истинной норандийки. Приске 
влачилась в хвосте. Кандида, сжалившись, хотела было перенять у нее вьюк с 
одеялом. Тар-Афрантэ пробуравила ее змеиным взором, и буркнула нечто 
невразумительное. Кандидиных познаний в ирийском языке хватило на то, 
чтобы разобрать: Приске предлагала ей интимное свидание со всеми темными 
Богами, причем в крайне противоестественной форме. Наверно, стоило бы 
обидеться. Но Кандида слишком устала, чтобы обижаться. Когда начало 
смеркаться, Харальд присмотрел местечко для ночлега, и Приске рухнула 
наземь, едва услышав "Привал!", свернулась клубочком и уснула мертвецким 
сном. Она не проснулась, даже когда Кандида стала весьма бесцеремонно 
вытаскивать из-под ее недвижного тела одеяло. Сейчас по ней могла бы 
промаршировать вся легендарная армия Неферата, включая ездовых драконов - 
Приске б и ухом не повела. Кандида тоже едва на ногах стояла, однако, 
нацепив на чуждую, осунувшуюся мордашку деловитую мину, осведомилась, не 
нужно ли чего. Харальд отпустил ее на покои, и она прикорнула под боком у 
Приске. Харальд укрыл обеих одеялом, запалил костер и всю ночь напролет 
сидел, прислонясь к дереву, дремал урывками и держал кинжал наготове. 
Оружие не понадобилось. Никто не потревожил путников, Утром Харальд дал 
девочкам выспаться, рассчитывая, что погоня, если Монтеро послал таковую, 
либо потеряла преследуемых, либо не осмелится сунуться в чародейский лес. 
А в лесу-то, между прочим, чародейства не больше, чем в Рэндалиной секире 
- золота. Обычный лес, непуганый и нехоженый, но для норандийца - так, 
рощица. 
     Второй день пути показался Приске впятеро мучительнее. Утром грубые 
руки ненавистного варвара, да проклянет его Манвэ, встряхнули ее за 
шиворот, безжалостно вырывая из сна. Шатаясь на чужих, негнущихся ногах, 
она добрела до костра, запихнула в себя какую-то безвкусную пищу (что это 
было, Азарот знает!)... а потом нужно было взваливать на спину тюк и опять 
идти, идти, идти. Куда и зачем - Приске уже не волновало. Она тупо 
перебирала ногами, не видя ничего вокруг себя, только Кандидин затылок 
впереди, будто путеводная звезда, в волосах норандийки застрял сухой 
лист... Элиль Всемилостивая, за что караешь?! 
     Направление Харальд определял по солнцу. Кончилось тем, что маленький 
отряд успешно влез в болото, и злосчастная Приске немедля ухнула в трясину 
по подмышки. Норандиец выволок ее на сухое место, утопив в вязкой черной 
жиже разбойничий швыряльный нож и перепачкавшись от маковки до пят вонючей 
грязью. Приске - та и вовсе смахивала на новорожденного горластого 
упыренка. Кандида тревожно приплясывала на безопасной кочке и истово 
молилась Девятерым. Молитва ли помогла, или сила и ловкость Харальда, но 
болотные духи отпустили свою жертву, норандиец выкинул Приске на мох, 
ухватился за хилую покляпую осину, чтобы подтянуться и выбраться из 
топи... Ой, только б выдержала, безмолвно взывала Кандида. Великие Валары, 
только б не сломалась! Осина не сломалась. Но из жиденькой листвы вдруг 
выпала какая-то отвратительная тварь, похожая на жирную сороконожку в 
локоть длиной, и недолго думая вцепилась в руку Харальда могучими 
челюстями. Отодрать многолапую погань удалось с трудом. Кандида 
старательно промыла укушенное место, вылив остатки питьевой воды из 
кожаной баклажки, и приложила пахучие листья, которые разыскала в мешке. 
Она понятия не имела, поможет ли такая трава - она ж не Тавия - но решила, 
что вреда уж всяко не будет. С тем и тронулись дальше. Приске пыталась на 
ходу счистить болотную грязь щепочкой, однако вскоре оставила всякие 
надежды. 
     А к вечеру путники вышли к Поганке. Старый паромщик и здесь напутал! 
     Сонная, тихая речушка проложила себе путь по дну неглубокого овражка, 
чьи склоны поросли осинами, кустарником и растрепанными, как ведьмы, 
корявыми ивами. Ветви деревьев почти смыкались над водой, темной, словно в 
бездонном омуте. Под сводом этим царила сумеречная тишина, от которой 
Кандиде почему-то захотелось спрятаться под одеяло с головой.
     Харальд тоже испытал подобное ощущение, но сразу взял себя в руки, 
оглянулся на Приске. Та привалилась к стволу древнего вяза и почти слилась 
с бурой корой - грязь на ее физиономии и одежде уже засохла и пошла 
жутковатыми трещинами. 
     - Эй, кириэ-сьонна! - намеренно громко и басовито рявкнул он. - Брысь 
купаться! A то твоя сестра станет бранить меня, что плохо о тебе забочусь! 
     Кандида и Приске долго полоскались в реке - в самом глубоком месте 
вода доставала норандийке до шеи - выскребали из волос грязь и мусор и 
стирали одежки, развесив их потом на прибрежных кустах. Харальд окунулся в 
реку последним, когда обе девочки, укутавшись в одеяло, уже уселись греть 
босые пятки у костра. Вода чуть не зашипела. Норандиец тихо выругался - 
этого только не хватало для полного счастья! Он кое-как смыл противную 
корку болотной жижи, действуя левой рукой; правая, покусанная, распухла, 
онемела и отказывалась повиноваться, плечо при каждом движении дергало 
жгучей болью. То ли многоногая сволочь попалась ядовитая, то ли зараза 
пристала... Прохладная вода остудила пылающее лихорадочным жаром тело, и 
Харальд решил: Идрис не выдаст, свинья не съест. Пожевать целебной травки, 
и как рукой снимет!
     Ночь медленно и беззвучно наползала из глубины леса. Стволы деревьев 
слились в сплошную черную стену; захохотал вдали филин. Кандида дернулась 
и крепко стиснула в кулаке пряжку пояса с отчеканенным солнечным диском, 
охранительным знаком Валарэ-Идрис. Подвинулась ближе к костру. Огонь - 
стихия Кэридвен... богословы не ведают толком, добрая она или злая, но 
все-таки Кэридвен тоже Валара. Какая ни есть...
     Измотанная Приске заснула, однако Кандида не могла и глаз сомкнуть. 
Она ощущала в темноте вокруг их крошечного становища средоточие странной 
силы, древней, как сама земля, вроде бы и не враждебной, но непостижимой и 
оттого пугающей. Заповедный лес жил собственной жизнью. Он рассматривал 
чужаков сотнями невидимых глаз, наблюдал, выжидал чего-то... 
     - Спи, Кандишка, - негромко посоветовал Харальд. 
     Он сидел к костру спиной, чтобы огонь не слепил - привычка опытного 
воина. Откуда знает, что не сплю, удивилась Кандида. Голос Харальда 
показался ей больным и усталым. Она выкарабкалась из-под одеяла. 
     - Хевдинг...
     Он обернулся, просохшие после купания волосы сверкнули в отсветах 
костра червонным золотом. Кандида присмотрелась к его лицу и 
забеспокоилась: норандиец сильно осунулся, под трехдневной щетиной резко 
выступили скулы, запавшие глаза неестественно ярко блестели, губы 
запеклись и потрескались. 
     - Хевдинг, тебе плохо? 
     - Ты с чего взяла, девчонка? 
     Кандида подметила теперь, что плечи Харальда устало поникли, что 
правую руку он чересчур старательно прячет за спину, а кинжал держит в 
левой. 
     - Ну, ты такой... такой измученный. 
     - Я бодрый буду, когда вас с Приске Азарот приберет. Только вы и 
Азароту не нужны, Порушите, чего доброго, все его подземное царство... 
     Кандида меж тем тихой сапой подкралась и, улучив момент, прижала 
ладошку ко лбу Харальда. Норандиец отпрянул, сцапал ее за запястье, чуть 
не раздавил в кашу, и оттолкнул ее руку так, что Кандида с трудом устояла 
на ногах. Еще немного - плюхнулась бы прямо в костер. 
     - Ну, девчонка!
     - Хевдинг... - охнула Кандида, - Да ты горишь весь... 
     - Ну и что? - отчеканил Харальд. 
     - Хевдинг, ты болен.
     - Я здоров как бык!
     - Быки тоже болеют! Тебя ж какая-то гадина покусала, а может, 
болотники испортили. Ты же... ты можешь... Хевдинг, пожалуйста!
     Харальд взял Кандиду за руки - ее тонкие лапки обе поместились в его 
ладони. У нее по-детски вздрагивали губы, но лицо было взрослым, 
серьезным. 
     - Вот что, Кандишка: я сильный, здоровенный мужик, на мне воду возить 
можно, меня с малолетства драться учили... на мне шрамов больше, чем на 
всех Наставницах Хаор Хардрадис вместе взятых... на мне любая рана, как на 
собаке, заживает... так что мне может сделать какая-то мелкая каракатица? 
Ты сама подумай. Верно, ничего. Поэтому не глупи, Кандишка, ложись спать. 
Я скоро поправлюсь.
     - Хевдинг... 
     Харальд сколотил грозную мину.
     - Кандида. Пункт первый Устава Звездной дружины - отвечай не думая!
     - Хевдинг всегда прав, - понурилась Кандида. 
     - То-то и оно! Ша по лавкам! 
     - Хевдинг, - решилась на последнюю отчаянную попытку Кандида, - давай 
я пока постерегу, а ты приляжешь... отдохнешь... ты ведь почитай ни одной 
ночи толком не спал с тех пор, как... Харальд посмотрел на нее так, что 
язык у Кандиды увял, словно лопух без дождя. Она безропотно отошла и 
забралась под одеяло - точнее, под тот крохотный участок одеяла, который 
не успела накрутить на себя озябшая Приске. Угнездилась поудобнее на 
жесткой подстилке из лапника, вытянув гудящие от усталости, исцарапанные, 
изжаленные злыми травами ноги. Босые ступни тут же охватило ночным 
холодком - одеяло было коротковато. Кандиде пришлось скрючиться, точно 
личинка в коконе, сберегая тепло. В ухо сопела Приске, звенели комары. От 
свалявшейся овчины одеяла несло горьким дымом и болотной водой; оно 
скверно высохло после стирки в Поганке и почти не согревало. Кандида долго 
лежала без сна, слушая потрескивание пламени и непонятные шепоты ночного 
леса и думала о странных, давно позабытых древних богах, не покинувших еще 
подлунный мир. Потом она незаметно соскользнула в дрему. 
     На следующее утро троица двинулась в путь вдоль русла Поганки. Шли 
куда медленнее, чем раньше; вперед как-то сама по себе вырвалась Кандида, 
которая целеустремленно, будто маленький рыжий работяга-мураш, карабкалась 
через буреломы и ямы. Харальд отстал, брел теперь позади Приске, ссутулясь 
и тяжело ступая. Дышал он часто, прерывисто, с хрипом, и пот лил с него 
градом - неутомимый норандиец начал сдавать. Приске, напротив, повеселела. 
Она топала довольно бодро и вслух мечтала о долгожданной встрече со 
старшей сестрой, хотя никаких признаков человечьего жилья окрест не 
наблюдалось. Наоборот, лес становился все глуше и непролазнее, вековые 
деревья колоннами вздымались в поднебесье, ветви сплетались, гася солнце, 
папоротники раскидывали перистые листья величиной с Кандиду. Из густого 
ковра мхов и опавших листьев торчали поганки, громадные, как блюдца, и 
нагловато-важные, как государственные чиновники. В кронах деревьев кто-то 
громко возился. Кандида притворялась, что не слышит этой очень неприятной 
возни. 
     В сумерках странники принялись устраиваться на ночлег. Харальд 
приволок из леса толстую сушину, развел костер, ухитряясь действовать 
только левой рукой - правая висела на перевязи и, видимо, доставляла ему 
немало неудобств: норандиец то и дело морщился, стискивая зубы. Кандида 
распотрошила котомку и разочарованно присвистнула: осталась лишь одна 
лепешка, да и та покусанная сбоку (наверно, Приске нашкодила), несколько 
жалких полосок вяленого мяса, парочка луковиц; если завтра они не отыщут 
Аристейру, придется питаться чем Боги пошлют... а из Харальда в его 
нынешнем состоянии охотник тот еще! Ягоды покуда не поспели, рыбу ловить - 
нечем...
     Харальд от еды отказался, как ни настаивала Кандида, и его долю 
торжествующе умяла Приске. Норандиец сидел у самого костра, кутаясь в 
одеяло, однако его все равно колотил озноб. Кандида заглянула в его 
заросшее, исхудалое, землистое лицо, и у нее сердце захолонуло: Великие 
Валары, а ведь ему и впрямь очень плохо! 
     Харальд прикрыл глаза ладонью - ему было больно смотреть на огонь. 
     - Кандида... посиди-ка на страже до первой звезды. Я, пожалуй, лягу. 
     - Что с тобой, Херальдо? - спросила участливая Приске.
     - Старею, уважаемая Тар-Афрантэ, - Харальд криво улыбнулся 
истрескавшимися от жара губами. - Смотри по сторонам в оба, Кандида. Чуть 
что - кричи, буди меня... Я скоро... сменю тебя...
     - Хорошо, хевдинг! - Кандида подгребла к себе котомки, выбрала сук 
поувесистее, положила рядом и уселась боком к костру, прислонившись к 
старому, обомшелому, очень удобному пню. - Покойной ночи, Приске. 
     - "Покойной"! - ворчливо передразнила Тар-Афрантэ. - Где уж тут 
"покойной"! В лягушку, что ли, перекинуться? Либо в ужа... 
     Настала ночь, непроглядно черная, как одежда Деркато, полная 
загадочных звуков, прохладная и влажная. Кандида продрогла до печенок. Она 
втянула голову в плечи и поджала коленки к груди, охватив их руками, но 
все равно зябла, и комары радостно дудели, рассаживаясь на ее спине. 
Несколько раз она вставала, подбрасывала дров в, костер и возвращалась на 
пост. Приске спала беспокойно; она сначала пристроилась под боком у 
Харальда, однако от норандийца веяло нездоровым лихорадочным жаром, и 
Приске откатилась в сторонку. Теперь огонь припекал ей нос, а спине и 
окрестностям спины было холодно. Приске ворочалась и бормотала - ругалась, 
наверно. Жрецы говорят, что ругаться - это скверно, можно нечисть 
накликать; в Тарленвед же нечисть наверняка кишмя кишит, будто клопы в 
старом тюфяке... Лес - не просто сосны да елки, натыканные в землю как 
попало. Лес - он живой. Он не любит чужаков и неохотно раскрывает свои 
тайны. Кандида поежилась. Не от холода. Она чувствовала на себе 
пристальный, неотрывный взгляд со всех сторон одновременно - заповедный 
лее изучал ее, словно забавную букашку, которую можно отпустить с миром, а 
можно и прихлопнуть. Пронесся по вершинам ветер, залопотала листва, и в 
шорохе Кандиде почудились слова на пралюдском языке. С реки долетел то ли 
всплеск, то ли вздох. 
     - Уй-юй-юй... - вспискнула Кандида и испугалась собственного голоса. 
Она сунулась было разбудить Харальда, но, потоптавшись над разметавшимся в 
тревожном сне норандийцем, усовестилась: он же болен, совсем измучился, 
пока тащил их с Приске, распустех никчемушных, на своем горбу, так пусть 
отдыхает. Она сама отсидит эту ночь на страже. Если только... но не надо о 
грустном! 
     Кандида разогнала мрачные мысли и попыталась думать о хорошем: о 
красивых платьях, цветочках на лугу, утренней росе. Хворост кончился, и в 
костре тлела, медленно обугливаясь, длинная сушина.
     Круг света изрядно сузился, и Кандида оказалась за его пределами, в 
шумящей, шепчущей, живой ночи. Она съежилась возле пня, как мышка. 
     - Валарэ-Идрис, пресветлая владычица небесная, огради и защити... 
     Наверно, стоило бы перебраться поближе к костру, к Харальду и Приске. 
Однако Кандида боялась пошевелиться. Сила Тарленвед словно накрыла ее 
исполинской ладонью и прижала к земле. Надо просто затаиться... и ни в 
коем случае не засыпать! Если заснуть, чародейский лес окончательно тобою 
завладеет, собственное имя позабудешь! Кандида несколько раз ловила себя 
на том, что, устав бояться, клюет носом, яростно щипала себя за руки, 
просыпалась и опять обмирала от каждого шелеста. Ой, ну и трусиха ты все-
таки, думала она, не выйдет из тебя истинной норандийки, пасти тебе свиней 
до скончания века... Главное - не заснуть. Не заснуть. Не засну-у... 
     Сон был отрывистый, бессвязный, но яркий. И страшный. Кровь на 
мраморных плитах. Кровь на булыжной мостовой. Огонь и дым под черными 
сводами. Свинцовые волны грызут берег безымянного острова, над гробницей 
нефератского мага клубятся тучи. Молнии, резкий, злой ветер в лицо. Кровь 
на мостовой. Девчушка в голубом платье медленно оседает наземь со стрелой 
в горле. Мелькают в бешеном круговороте лица: ехидная ухмылка Транкилоса, 
слепые, всевидящие глаза Зелли, Монтеро, Элейя... другие, незнакомые... 
генерал Истелар... "Ты та норандийка..." Кровь на разбитых мраморных 
плитах. "Ты та норандийка, которая во всем этом виновата!"
     - Проснись, Кандида, проснись! 
     Приске трясла ее и теребила, вереща в самое ухо. Кандида вскинулась, 
бестолково шаря вокруг испуганным взглядом. 
     - Что... что такое? 
     - Ты ужасно кричала, - разъяснила Приске. - Всех леших распугала... и 
меня разбудила. Убить тебя за это мало, норандийка 
     - Я кричала? 
     - Как резаный упырь! 
     Кандида свирепо протерла кулаками глаза и взъерошила выбившиеся из 
кос волосы, влажные от росы. Костер догорел, и давно - зола уже остыла. 
Становище затянуло молочной пеленой утреннего тумана. Со стороны Поганки 
веяло волглой сиростью, противно верещала вдали какая-то запоздалая ночная 
птица. Харальд по-прежнему спал, уткнувшись лицом в траву, Кандиду вдруг 
кольнула тревога: если она и вправду вопила так, что разбудила даже 
Приске, знатную соню, то почему чуткий норандиец и ухом не повел? 
     Она подошла, чувствуя неприятное онемение в затекших ногах, присела 
на корточки и тронула Харальда за плечо. И чуть не отдернула руку - таким 
оно было горячим. 
     - Хевдинг, проснись, пора идти дальше. 
     Харальд пошевелился и застонал - он был в беспамятстве. Приске 
швырнула в золу скатанное одеяло, уселась, глядя в пустоту, и сказала: 
     - Вот и пришли!
     Кандиду на миг ледяной цепью сковал страх и ощущение собственной 
ничтожности, бессилия, полнейшей унизительной беспомощности. В носу у нее 
защипало, а на глаза навернулись постыдные слезы. Захотелось забиться под 
корни старого вяза, спрятаться, сжаться в неприметный комочек и тихо 
скулить от отчаяния. Но она была норандийкой. По крайней мере, пыталась 
быть. Разбойничьим ножом она откромсала полосу ткани от подола рубахи, 
спустилась к реке, намочила лоскут и положила на лоб Харальду. Потом 
выудила из золы одеяло, тщательно отряхнула, укутала норандийца потеплее. 
Ее никто не учил ухаживать за больными, однако на плантациях ей 
приходилось возиться с рабынями, запоротыми до полусмерти или 
подхватившими болотную лихорадку. Она порылась в котомке в поисках 
целебных трав и не нашла ничего. Ладно, вокруг - лес, в лесу полным-полно 
всякой растительности. Авось Валарэ-Фортэси подскажет, которая травка 
полезная... 
     - Зря ты это делаешь, - раздался въедливый голое Приске, - все равно 
мы все здесь загнемся! И поделом нам - нечего было лезть в колдовской лес! 
- Кандида не ответила.
     - У него заражение крови, он умрет, мы останемся одни, и нас сожрут 
волки или упыри! Будь проклят этот мерзкий лес, ненавижу, тьфу! Н-
ненавижу! 
     - Приске. 
     - Что?! - взвизгнула Приске.
     - Приске... надо идти дальше, и идти надо тебе. Я останусь тут, а ты 
ступай, разыщи Аристейру, она же целительница, она поможет. Найди ее и 
приведи сюда. Я, конечно, лучше умею ходить по лесу... Но Аристейра ведь 
твоя сестра, тебя-то она узнает и послушает, а меня как бы не превратила 
под горячую руку в какой-нибудь лютик-василек... Ты должна идти дальше, 
Приске. А то точно пропадем все трое. 
     - С ума спятила! - завопила Тар-Афрантэ. - Я не могу! Я заблудюсь! А 
тебя здесь сожрут! Ты совсем рехнутая, норандийка! Ты... 
     Она страшно выругалась по-касталийски, в ярости пнула неповинный 
пень, взвыла от боли, чуть не сломав лодыжку, вцепилась в свои спутанные 
кудри и рванула так, что едва не содрала с себя скальп. 
     - А, провались все к Азароту, ты, Кандида, так проклятуще права! 
     Приске ушла налегке, взяв с собой только кинжал Элейи - в ее руке он 
выглядел основательно, как настоящий меч. Если, конечно, забыть о том, что 
Приске и смутного представления не имела, как им пользоваться. Она 
заткнула оружие за пояс, подвязала волосы тряпочкой, чтобы не мешали, и 
ушла в туман, который почему-то упорно не желал рассеиваться, хотя солнце, 
должно быть, стояло уже высоко. 
     - Пожалуйста, - сказала Кандида ей вслед, - пожалуйста, найди 
Аристейру!
     Приске не обернулась - знала, что, если обернется, окончательно 
струхнет и уйти не сможет. Шаг, другой, третий - и она пропала в тумане. 
     ... Приске брела по лесу, спотыкаясь о торчащие корни. Вокруг, 
насколько глаз хватало, высились могучие, в три обхвата стволы в наплывах 
и бесформенных наростах, с раскинутых толстых и разлапистых ветвей 
свисали, будто волосы лесных ведьм, бороды лишайников. Под ногами пружинил 
мох. Деревья выскакивали навстречу Приске из тумана корявыми чудищами, 
пугали до икотки и заставляли сворачивать в сторону. 
     Она давно потеряла направление в густом, как каша, белесом мареве и 
шла наугад, подгоняемая страхом и сла-абенькой надеждой, которая таяла с 
каждым мгновением. Она утратила счет времени. Чудилось, что целую вечность 
плетется она по бесконечному лесу в никуда да так и сгинет в тумане. 
Приске попробовала крикнуть: "Ay?", но туман слизнул ее голос влажным и 
липким языком. Он длинными космами вился меж древесных стволов, клубился, 
принимая порою странные и жутковатые формы, словно кто-то мешал громадной 
ложкой этот висевший в воздухе призрачный кисель. Туман глотал и искажал 
звуки, и иногда Приске начинало казаться, что за спиною ее шлепают чьи-то 
осторожные шаги. Она судорожно стискивала рукоять кинжала в потной 
ладошке. Сердце ее то замирало, то принималось неистово колотиться. 
Прекрати дергаться, бранила она себя, ты же Приске Тар-Афрантэ, голос 
"Новой зари", гроза монархистов! Ты - гордая, ты - неустрашимая! Ты 
стирана во всех щелоках! Херальдо и Кандида рассчитывают на тебя!
     Не выдержав, Приске припустила меленькой рысцой, хлюпая носом на 
бегу. Потом понеслась сумасшедшими скачками. 
     Вдруг что-то ухватило ее за щиколотку, и Приске с лету грохнулась в 
папоротники, воткнувшись головой в сырой мох, который, к счастью для нее, 
смягчил удар. Она поднялась на четвереньки, встала во весь рост, шагнула 
вперед - и сейчас же кувырнулась наземь от мастерски исполненной подсечки. 
В этот раз Приске успела в полете извернуться, упала не на живот, а на 
бок, больно саданулась локтем о дерево... и увидела-таки своего нежданного 
противника. Толстый побег плюща с крупными мясистыми листьями обвился 
вокруг ее лодыжки, будто змея. Приске дернулась встать. Не тут-то было! 
Проклятая травища держала цепко. 
     - Ах, так, да?!
     Приске выдрала из ножен кинжал и, извернувшись, что, было сил 
рубанула по плющу. Ногу она освободила. Но в сей же миг откуда-то сверху 
обрушилась еще одна длинная, гибкая зеленая плеть и захлестнула ее 
запястье. Взвизгнув от ужаса, Приске перехватила кинжал левой рукой и 
ударила с маху крест-накрест. 
     И поняла, что пропала.
     Растительные щупальца были повсюду. Ее уже держали за обе щиколотки, 
плющ арканом обвился вокруг пояса, со всех сторон ползли, извивались, 
шелестели листьями живые жадные побеги. Опутают и высосут, как муху! 
     - Врешь! Не возьмешь! Вот тебе, дрянь поганая! Вот тебе, вонючка! 
Вот, получи! 
     Приске впала в боевое бешенство. Отрывисто, яростно вереща, она 
размахивала кинжалом, будто лесоруб - топором, расе екала тянущиеся к ней 
побеги, кромсала их в мелкую стружку, как зелень для салата. Липкий 
пахучий сок брызгал ей в лицо. Но внезапно кинжал косо врезался в толстую, 
одеревеневшую лиану и застрял. Рукоять мгновенно вырвало из ладони Приске. 
Оставшись безоружной, она и пикнуть не успела, как ее вздернула над землей 
неодолимая сила, и Тар-Афрантэ повисла в зеленой сети, будто кошка в 
мешке, кверху ногами. 
     И тут-то Приске обуял страх, какого она до сих пор не ведала, 
     - Помогите!!! - рванулся из самой глубины ее естества истошный вопль. 
- А-а-а!!! Помогите!!! 
     Она беспомощно затрепыхалась, не слыша ничего, кроме собственных 
криков. 
     - Айен элхэ халистэ Атэни-Ираэ! 
     Приске вдруг ощутила себя свободной и рухнула вниз, ломая 
папоротники. Из носа у нее капала кровь, слезы застилали глаза. Словно в 
тумане, она различила склонившуюся над ней высокую фигуру в одеянии цвета 
дубовой коры... Черные волосы, схваченные плетеным обручем из камыша... 
знакомое лицо, удивленное и встревоженное... 
     - Во имя Атэни-Ирэ! Приске?
     - Аристейра... - блаженно улыбнулась Приске и лишилась чувств. 
     
                                     17.
     
     - Нет, Приске. Нет. И не настаивай. Я не могу. 
     Звук незнакомого голоса разбудил Харальда. Норандиец открыл глаза, 
одновременно бросив ладонь на рукоять кинжала... которого Кэридвен ведает 
почему вдруг не оказалось на привычном месте у пояса. Рука Харальда 
опустилась на что-то мягкое, пушистое. Одеяло из волчьей шкуры. То, что 
Приске стащила в деревне, было овчинным... Харальд хотел отбросить одеяло 
и вскочить, но вовремя осознал, что лежит под шкурой в чем мать родила. Он 
находился явно не в лесу, а в пещере или землянке, однако убей Трайн не 
мог вспомнить, как очутился здесь. 
     Землянка была невелика, но обустроена на совесть: полукруглые своды 
добротно укреплены, стены завешены шкурами и плетеными из рогоза 
циновками, очаг обложен камнями, пол - чистый и ровный, на тесовых 
настилах вдоль стен красовалась глиняная и деревянная утварь, чуть в 
стороне на отдельной полке кучей лежали книги и свитки. С потолочных балок 
свисали пучки сушеных трав. В больших ивовых корзинах, должно быть, 
содержалась снедь. Лежанка, на которой проснулся Харальд, была устроена в 
стенной нише и покрыта тростником и шкурами, изголовьем служила скатанная 
валиком овчина. В ногах лежанки норандиец увидел свою одежду - похоже, 
выстиранную и заботливо подлатанную.
     В очаге плясало славное веселое пламя, а на грубо сколоченном из 
горбылей столе горела плошка с маслом. У стола сидели Кандида и Приске - 
сытые, чистенькие и заметно посвежевшие; против них, спиною к Харальду, 
сидела какая-то женщина - верно, обладательница голоса. Лица ее норандиец 
видеть не мог, только прямые плечи под домотканым буро-коричневым одеянием 
да черные волосы, спадающие почти до талии. 
     Приске заговорила горячо и убедительно: 
     - Знаешь ли, Аристейра... 
     - А, - Харальд не узнал собственного осипшего голоса. Впечатление 
было такое, словно он проспал тысячу лет и разучился говорить. Три 
собеседницы разом вздрогнули. Кандида расплылась в радостной улыбке и 
всплеснула руками. - А... ты и есть Аристейра. 
     Молодая женщина в буром одеянии поднялась. Она была высокой, почти 
как Рэндаль, и обладала осанкой королевы. 
     - Я Аристейра Тар-Афрантэ, - сказала она. Да, голос был тот самый - 
низкий, звучный, грудной. Аристейра подошла к лежанке, слегка нагнулась и, 
коснулась лба Харальда узкой загорелой рукой. Он подметил, что пальцы у 
нее выпачканы чернилами. - Как ты себя чувствуешь? 
     - Ты вылечила меня, - Харальд перехватил руку Аристейры и задержал в 
своей. - Благодарю тебя, почтенная Тар... 
     - Аристейра. 
     - Аристейра...
     Она улыбнулась - глазами.
     - Ты любимец Богов, северянин, - сказала она. - Укус трясинной 
многоножки смертелен. Вовремя ты попал ко мне в руки, Херальдо из 
Норандии. 
     Харальд нахмурился и отпустил руку Аристейры. Херальдо - так называл 
его Монтеро, мерзопакостный предатель, по чьей милости они оказались в 
чародейском лесу, и Деркато весть каким опасностям подвергались 
беззащитные девочки, покуда он, Харальд, валялся в горячке...
     - Мое имя - Харальд, почтенная Тар-Афрантэ, - сумрачно произнес он. 
Аристейра не отвела взгляда. Помолчала, потом заговорила спокойно и ровно. 
     - Я рада, что ты выздоровел. Но тебе надо поесть. Могу предложить суп 
со щавелем и жареную рыбу. Как ты на это смотришь... Хаэра-альд? 
     Напевный выговор ирийки как-то по-особому смягчал резкие, рубленые 
звуки норандийского имени, и у Харальда внезапно пробежала по спине 
приятная дрожь. Он вдруг разглядел, что Аристейра красива: не яркой и 
пышной красотой Элейи, а спокойной и более значительной, строгой красотой. 
Черты ее сильно загоревшего лица были крупнее и тверже, чем у средней Тар-
Афрантэ, и напоминали скульптурные изображения загадочных древних богинь, 
у губ лежала суровая складочка, брови не выгибались дугой, как у Элейи, а 
почти смыкались на переносице. Длинные прямые волосы, раскинутые на 
пробор, падали из-под камышового обруча, опять-таки отличая ее от кудрявых 
сестер. Глаза, правда, у всех трех были одинаковые - большие, темные, 
блестящие. Но в глазах Аристейры светилось некое таинственное знание. И 
неудивительно: она была жрицей забытой богини и постигала секреты 
мироздания. Живет в лесу, подувал Харальд, потянувшись за одеждой, пока 
Аристейра отвернулась к очагу, одна-одинешенька, без всякой защиты от 
хищников и нечисти... от зимнего холода и осенних пронизывающих ветров. 
Как она выдерживает это полное, беспредельное одиночество? А вот так, 
сказал ему взгляд Аристейры; нечисть же и зверье, верно, обходят жрицу 
Атэни-Ирэ за перестрелище. 
     Кандида подвинулась, давая Харальду место за столом. Она вся прямо-
таки лучилась. 
     - Вот твой кинжал, хевдинг! - объявила она, протягивая ему пояс с 
ножнами. - Я нашла в лесу и сберегла! 
     - Спасибо, Кандишка, - Харальд по привычке осмотрел клинок.
     - Отличный пеллийский кинжал. - Подошедшая Аристейра взгромоздила на 
стол здоровенную глиняную миску с дымящейся похлебкой. - Приске им 
мастерски покрошила моих зеленых стражей, 
     - Надеюсь, ты не заправила этими стражами супчик, - буркнула Приске. 
     - Так Приске все же добралась до тебя? - спросил Харальд. 
     - Три дня назад.
     - И я три дня провалялся тут, как гнилая колода?! Та Кэрид... Приске 
рассказала, зачем мы пытались найти тебя?
     - Все я ей рассказала! - выскочила Приске прежде, чем Аристейра 
успела рот раскрыть. Глаза у младшей Тар-Афрантэ зло сверкали. - 
Рассказала, что Монтеро зарвался и лезет в тираны, что пакостный 
стагирийский колдунишка с постной рожей замордовал всю Ирну, что Элейя 
глаза выплакала, муженек ее до ручки довел, что меня сто с гаком раз чуть 
под дерновое одеяльце не поклали, и про демонстрацию, и про наемного 
у6ийцу! А ей хоть бы хны! Она встала в третью позицию и заявила: это, мол, 
не мое дело! Сами разбирайтесь со своим Транкилосом, коль сами его себе на 
шею посадили! Вот что она мне ответила, сестра моя, Аристейра Премудрая! 
     Аристейра отстранение смотрела мимо Приске. Лицо ее застыло. 
     - Я дала своей богине обет не покидать этого леса. 
     - Да заради Манвэ! Можешь сидеть в лесу, как сычиха, пока не надоест. 
Нам нужен хотя бы совет... 
     - Ты хочешь совета, маленькая Приске? Так вот тебе совет: не 
возвращайся в Эсарию! Эсария - проклятый город, и не будет там счастья 
роду Афранто. 
     Приске встала, вытянувшись во весь рост, и даже сделалась будто бы 
выше и старше. Рваные отблески пламени плясали на ее непривычно суровом 
лице. Глаза ее неожиданно перестали косить. 
     - Нет, Аристейра. - Голос Приске зазвенел, словно натянутая до отказа 
струна, готовая оборваться. - Нет, Аристейра! Эсария - дом рода Афранто! Я 
уже не маленькая... и я не отрекусь от борьбы! Не хочешь помогать нам - не 
надо! Я могу немногое, но все, что смогу, я сделаю, чтобы восстановить 
справедливость! Я... я просто должна быть там, и все тут! А ты оставайся в 
своей колдовской чаще и ищи свою дурацкую истину! 
     - Приске, - Аристейра с явным усилием сохраняла невозмутимость. - 
Приске, ты не понимаешь! Я ничем не смогу помочь тебе. Ты требуешь, чтобы 
я встала, пошла и убила Транкилоса, будто сделать это легче, чем в два 
пальца высморкаться, но уничтожить мага непросто. Я не знаю пределов его 
чародейской силы, понятия не имею, на что он способен, однако, судя по 
тому, что он играючи управляет Неспящими, созданиями нефератских чар, 
волшебник он отнюдь не слабый. А я не владею боевыми заклятиями! Сила 
Атэни-Ирэ - это сила жизни. Чтобы сражаться, нужно прибегнуть к силам 
разрушения и хаоса. Я не могу этого сделать, и не хочу этого делать. Ибо 
это неугодно Атэни-Ирэ, которой я служу; если же я совершу противное ей 
деяние, она отступится от меня. Я не стану никого убивать, Приске. 
     - Ну, не хочешь - не убивай, - уступила Приске. - Нам бы только от 
каменных чучел отделаться, а уж желающих пришибить стагирийца наверняка 
можно будет лопатой грести! 
     - Я повторяю, Приске: я не стану вмешиваться в эту катавасию, - 
чеканя слова, проговорила Аристейра. - Мое вмешательство в любом виде 
будет пособничеством силам хаоса. 
     - Значит, ты не поможешь нам совладать с Транкилосом, кириэ-сьонна? - 
жалобно спросила разочарованная Кандида. 
     - Нет.
     - Послушай, Тар-Афрантэ... - не сдержался Харальд, с грохотом 
отодвинув миску. Аристейра повернулась к нему. В бездонно-темных глазах ее 
была боль человека, раздираемого надвое.
     - Хаэра-альд... мне сложно объяснить тебе, ты воин, а не жрец... 
но... 
     Дикий, надрывный, протяжный вой, полный нечеловеческой злобы, будто 
плетью рассек фразу Аристейры на полуслове. Приске, изготовившаяся было 
выпалить очередную гневную тираду, поперхнулась и сдавленно икнула; 
Кандида прижала ладейки к щекам, глаза ее расширились от страха. У 
Харальда мурашку пробежали меж лопаток. То, что выло, явно находилось 
ОЧЕНЬ близко... и ни один зверь, даже самый хищный и зловредный, не мог 
так жутко верещать!
     - Это не волк, - произнесла Аристейра. - Кандида и Приске, вы 
оставайтесь здесь... 
     Она говорила на воздух. Переглянувшись, девочки подхватились и 
выкарабкались из землянки вслед за старшими. Кандида отдернула вытертую 
лосиную шкуру, прикрывавшую вход, и в лицо ей пахнуло прохладным воздухом 
и ароматом мокрой травы. Сгущались сумерки, уже выпала роса, недобро шумел 
потревоженный чародейский лес. Факел в руке Аристейры озарял дрожащим 
светом небольшую круглую поляну, где располагалась землянка жрицы, 
неотличимая на первый взгляд от покатого травянистого холма. Поляну 
сплошной стеной замыкали стволы столетних дубов и непролазные заросли 
кустарника. Кандида знала уже, что служительница Атэни-Ирэ, блюдя свое 
извечное одиночество, наложила на поляну оградительные чары. Никто не мог 
проникнуть туда без дозволения хозяйки. И сейчас творилось что-то 
неладное. Лее гудел, словно в сильную бурю, а в зарослях на краю священной 
поляны бешено металось странное взлохмаченное существо, маячившее в 
сумерках белой тенью. Обрушился резкий порыв ветра, факел ярко вспыхнул, 
рассыпая искры, и Кандида увидела, что у существа было лицо Элейи, 
     - Элейя! - ахнула Приске. - Ты глянь, она ж таки решилась бросить 
своего ублюдочного королишку! Манвэ Вседержитель, как она нас нашла? Вот, 
верно, намаялась... Ну, привет, сестренка! 
     Она проскользнула под мышкой у Кандиды и кинулась навстречу Элейе, 
разбросав руки для объятия.
     И замерла как вкопанная, потому что Аристейра ухватила ее за шиворот, 
и тонкие пальцы старшей Тар-Афрантэ, привыкшие выводить пером замысловатые 
письмена и плести магические фигуры, вдруг стали словно железные тиски.
     - Нет, Приске, не приближайся к ней! 
     Приске пару раз дернулась - напрасно. 
     - Это почему еще? 
     - Смотри, - глухо молвила Аристейра, - смотри... Она не может ступить 
на священную поляну.
     Кандида, охваченная зловещим предчувствием, робко выбралась из 
землянки вслед за Приске. В кронах великанских дубов стонал ветер, по 
поляне метались ломаные тени, свет факела вспыхивал кровавыми бликами на 
обнаженном клинке в руке Харальда. Норандиец напружинился, точно тигр 
перед прыжком, готовый ринуться в битву. Смуглое лицо Аристейры казалось 
высеченным из гранита. 
     Элейя взвыла хрипло и яростно и бросилась вперед. Какая-то сила 
отшвырнула ее в кусты. Приблизившись. Кандида рассмотрела, что королева 
одета лишь в грязную, истрепанную, висевшую лохмотьями рубаху, босые ноги 
ее сбиты и исцарапаны, нечесаные волосы спутались в колтун. Иссера-бледное 
лицо Элейи было перекошено страшной гримасой ненависти и бешенства, губы 
кривились в зверином оскале, в углах рта запеклась кровь. А глаза ее - те 
самые прекрасные бархатные глаза, за которые очаровательную танцовщицу 
прозвали Эстрелладой - полыхали свирепым желтым огнем, словно у голодного 
оборотня.
     Идрис Пресветлая! Кандида оцепенела, когда этот убийственный, 
прожигающий насквозь взгляд остановился на ней. Элейя растопырила 
скрюченные, как когти, пальцы, и с тупой решимостью вновь кинулась на 
невидимую стену, что ограждала поляну, и вновь отлетела назад, визжа от 
злости. Харальд сгреб Кандиду за воротник и толкнул себе за спину.
     - Что... - еле выговорила норандийка окостеневшим языком, - что это? 
     - Она мертва, - зазвучал в ответ сдавленно-холодный голос Аристейры. 
- Они убили ее, и Транкилос послал ее в погоню за вами. Если б она 
настигла вас вне священной поляны, то разорвала бы в клочья.
     Приске задушенно вскрикнула и упала на четвереньки. Ее трясла крупная 
дрожь. Кандида, чуть не плача, бросилась к ней и схватила за плечи.
     - Приске, не смотри! Ой, пожалуйста, Приске, не смотри, не надо... 
     Харальд покрепче сжал рукоять кинжала и шагнул вперед. Лицо его 
исказилось от гнева, жалости, отвращения и боли, которых он не смог бы 
выразить словами. Аристейра остановила его.
     - Погоди, северянин. Она уже мертва, и твое оружие не причинит ей 
вреда. Остановить ее можно только разрубив на куски, 
     Рука неустрашимого хевдинга беспомощно разжалась, и кинжал упал в 
мох. Впервые в жизни Харальд Хастингсон бросил оружие. 
     - Уведи отсюда Кандиду и Приске, - приказала Аристейра. - Быстро! 
     - Но...
     - Я попытаюсь разорвать магическую связь, которой Транкилос держит 
ее! Уведи девочек, норандиец, им не стоит этого видеть! Торопись!
     Харальд встретил взгляд Аристейры, и у него вмиг отпала всякая охота 
возражать. Схватив в охапку бьющуюся в истерике Приске, он, не 
оборачиваясь, быстро зашагал к землянке, а за ним, спотыкаясь на ровном 
месте, семенила Кандида. Аристейра осталась на священной поляне одна, 
лицом к лицу с тем, что когда-то было ее, прелестной сестрой, кокетливой, 
жизнерадостной девушкой. Кандида успела-таки скоситься назад. Жрица стояла 
в круге призрачного белого света, вскинув руки к темным небесам, ветер 
развевал ее волосы и одежду. Тут Харальд грубо пихнул Кандиду в землянку, 
она ударилась коленом об угол стола и больше не увидала ничего. 
     ... Уже глубокой ночью они сожгли Элейю на священной поляне. 
Аристейра, спокойная и отрешенная, сама обмыла оскверненное тело сестры, 
освобожденное наконец от власти черного колдуна, и приготовила саван из 
жесткого домотканого полотна. Кандида, хлюпая носом, собрала в лесу охапку 
примул и вереска. Харальд складывал погребальную краду, голыми руками 
ломал толстые поленья, и синие глаза его горели мрачным огнем. Вновь и 
вновь он прокручивая в памяти тот прощальный разговор на крепостной стене, 
отыскивая зловещий потайной смысл в каждом слове. Ведь он же мог 
догадаться, что из отчаянной затеи Элейи не выйдет ничего хорошего, что 
битву с Транкилосом за душу Монтеро ей не выиграть, что чародей раздавит 
ее, как надоедливую букашку? Тогда почему он оставил ее? Почему не 
уговорил уйти с ними? Почему не утащил силой, если уж на то пошло? Не будь 
он таким недотепой, Элейю не понесли бы сегодня на похоронный костер. Она 
доверилась ему, а он обманул ее доверие. 
     - Хаэра-альд... 
     Норандиец не обернулся, сделав вид, что поправляет вязанку хвороста в 
основании кострища. Сильные, как у хаардрааде, руки Аристейры легли ему 
сзади на плечи и развернули. Он смутно увидел в темноте лицо жрицы, 
усталое и постаревшее. Заклинание, которым она освободила Элейю, вымотало 
ее, и утрата навалилась почти, невыносимым грузом. У Харальда заныло 
сердце. Оказывается, оно-таки есть... и не окончательно заросло железной 
драконьей чешуей. Иначе откуда это неожиданное желание обнять ее?
     - Хаэра-альд, не казни себя понапрасну. Никому не дано приоткрыть 
завесу грядущего, и нет толку в сожалениях о прошлом. Надо жить настоящим. 
А в настоящем мы можем отомстить за нее.
     - Мы? Разве Атэни-Ирэ передумала? 
     - Нет, - просто ответила Аристейра, - нет, это я передумала. 
     Она на мгновение прижалась горячим лбом к плечу Харальда. Потом 
отстранилась и пошла к землянке, где Кандида, сидя на пороге, плела 
погребальные венки. Девочка часто всхлипывала, руки у нее тряслись, и 
венки получались хилые и кособокие, 
     И с треском взвилось в ночное небо пламя, унося исстрадавшуюся душу 
Элейи Тар-Афрантэ, злосчастной королевы Свободной Ирны, к престолу 
милосердной Элили, и над костром сестры Аристейра пела прощальную песнь, и 
лес вторил ей шумом и гулом. Приске немигающим взглядом смотрела в огонь. 
Плакать она не могла. Она ведь уже не была прежней Приске. 
     Наутро Аристейра встала до солнца и наскоро увязала в тючок все самое 
необходимое. Потом обошла поляну и сняла охранные чары. 
     - Зря ты это сделала, кириэ-сьонна Аристейра, - осмелилась заметить 
Кандида. - Зверье ж весь твой дом порушит и разорит. Когда вернешься... 
     Аристейра кинула на нее один беглый, но многозначительный взгляд. 
     - Просто я знаю, девочка, что больше не вернусь сюда. Просто знаю... 
     
                                     18.
     
     Армия повстанцев шла на Эсарию. 
     Умный Парвиус ошибался, утверждая, что "две революции за полгода суть 
белиберда, супротивная Мировому Порядку". А если и так, то Ирна была явным 
исключением. Недолгое правление короля Монтеро и его уважаемого советника 
в редкостно короткий срок довело народ до белого каления, на что даже 
Аплонио понадобилось восемь лет. Крестьянство Ирны обнищало до крайности, 
горожане задыхались под бременем поборов, по стране гуляли слухи о 
колдовских обрядах и оргиях во дворце, о кровавых и страшных преступлениях 
бывшего разбойника, вскарабкавшегося на трон по трупам. Вдобавок в лесах 
на правом берегу Данаты завелась лихая ватага, нахально грабившая 
королевских сборщиков налогов, нападавшая на обозы с данью и под корень, 
зверски вырезавшая карательные отряды, что посылал Монтеро для подавления 
недовольств в деревнях. Водила эту ватагу, по россказням очевидцев, 
отчаянная рыжая девка, которая сражалась не хуже бывалого вояки. В 
"отчаянной рыжей девке" Харальд сразу заподозрил свою хаардрааде. Он как в 
воду глядел. Рэндаль объявила себя временной хевдини Звездной дружины и 
упорно и яростно мстила за погибшего, по ее мнению, вождя. Разумеется, 
увидав "покойника" живым и невредимым, она чуть из доспехов не выпрыгнула 
на радостях и долго тискала Харальда в объятиях, так что потом ему два дня 
было больно дышать в полную грудь. Ну, Кандиде тоже досталось. И Приске за 
компанию. В лесном становище Рэндали и ее ватажников Харальд, к вящему 
удивлению, обнаружил Дариаса собственной персоной. Опальный министр 
рассказал, что, возвращаясь из Касталии с добрыми вестями, он его своим 
эскортом угодил в засаду, устроенную наемниками Монтеро, и едва ноги унес. 
Проницательный Дариас сразу догадался, что стал не нужен своему монарху. С 
тех пор он вел кочевую жизнь, скрывался и выжидал подходящего момента, 
чтобы поднять народ против тирана. Подходящий момент настал. Воинский опыт 
и выучка Харальда, красноречие Дариаса и магия Аристейры - получалась 
весьма взрывоопасная троица. А Ирна напоминала стог сена, облитый смолой; 
стоило поднести факел, и вспыхнет пожар невиданной силы. 
     Пожар вспыхнул. К концу лета под началом Харальда была уже довольно-
таки организованная и более-менее боеспособная армия в две с половиной 
тысячи человек, которая постоянно пополнялась. Войска Монтеро, брошенные, 
чтобы разогнать мятежников по болотам, оказались битыми. Тогда король 
попытался сговориться с бывшими соратниками миром, прислал своего глашатая 
с какой-то длинной и многословной петицией. Харальд отослал ему обратно 
голову глашатая. И в тот же день приказал сворачивать лагерь и двигаться 
быстрым маршем на Эсарию.
     Кандида и Приске ехали в расхлябанной обозной телеге под бдительным 
надзором Джестина, который на своей грациозной, тонконогой тессалийской 
кобыле держался у колеса. Он застыл в седле как влитой, глядя на дорогу 
поверх головы возницы: над плечом рукоять меча, у седла приторочена лютня 
в кожаном чехле (Кандида этот чехол сама шила, все пальцы исколола), 
длинные черные волосы схвачены пестрей шелковой повязкой, концы которой 
трепыхаются за спиной, будто маленькие яркие флажки. Кандида пробовала 
заговаривать с ним, расспрашивала о сражении с Мохнатой Пяткой, просила 
спеть что-нибудь веселое, но Джестин вдруг стал подозрительно молчалив. 
Отсюда она сделала вывод, что заваруха в Эсарии намечается нешуточная. Их 
с Приске наверняка и близко не подпустят. Придется сидеть в лагере тише 
мыши и ждать, мучаясь неизвестностью: кого из тех, кто ей дорог, пронзит 
шальная стрела или убьет каменная дубина Неспящего? Кандида сунулась со 
своими печалями к Приске, однако та отмолчалась. Из нее теперь редко 
удавалось вытянуть больше десяти слов в день. Она не хихикала, не 
насвистывала, фальшивя, забавные песенки, не брюзжала, не жаловалась на 
пыль и тряску, не рассуждала о политике - в общем, стала тенью прежней 
Приске. 
     Спали обе девочки в палатке Харальда - чтобы и ночью были под 
присмотром, и, упаси Валары, не сбежали и не отмочили какой-нибудь шкоды, 
и не влипли в очередною передрягу. Впрочем, предосторожность была 
излишней: Кандиде и Приске в последнее время стало не до проказ. 
     ... Когда до предместий Эсарии осталось два дня пути, армия 
остановилась на короткий отдых в долине близ заброшенной, разоренной 
деревни, где в обугленных развалинах уже успели поселиться летучие мыши и 
хорьки. Долина когда-то была распахана и засеяна ячменем, но прошедшие по 
полям войска и Неспящие, что лютовали в округе, смяли колосья и втоптали 
зерно в пыль. Кандида в непонятной тоске долго бродила в сумерках по 
руинам, пока Рэндаль не наорала на нее, запретив отходить от становища. 
Тогда она забралась в палатку, где Харальд точил меч, а Приске лежала на 
узкой походной койке, натянув на уши шкуру и отвернувшись к стене из 
мешковины. Кандида села рядом и сбросила стоптанные сандалии. Она 
умаялась, пропылилась насквозь, от тряски ныло все тело, на душе скребли 
кошки.
     - Приске, ты спишь?
     Тар-Афрантэ не отозвалась. Кандида улеглась на край койки, свернулась 
клубком и прикрыла глаза. Харальд тут же убрал точильный камень, чтобы 
скрежетом не мешать девочкам спать, прошелся по клинку ветошкой, пожалел, 
что нет при нем его норандийского меча, привычного и надежного, как третья 
рука. Ну, поганец Монтеро еще проклянет тот день, когда посмел коснуться 
его, Харальдова, оружия своими разбойничьими лапами! Тут Харальд вспомнил 
про клятву, данную Элейе, и сделалось ему тошно и кисло.
     - Хаэра-альд! 
     Приподняв полог, в палатку неслышно скользнула Аристейра. Харальда 
вдруг словно обдало теплой и живительной волной. 
     - Тихо, - проворчал он, притворяясь, что оттирает с клинка 
несуществующее пятнышко ржавчины. Аристейра кивнула и присела рядом с ним. 
Совсем близко. Странно, подумал, норандиец, который день лупим по жаре без 
роздыху, из седла не вылазя, а она чистенькая, как рыбка, даже платье не 
помялось, волосы в тусклом свете плошки-коптилки отливают шелком... 
Чародейство?
     - Приске меня беспокоит, Хаэра-альд. Боюсь за нее... 
     - Она оправится, - сказал Харальд. - Время лечит любые раны. 
     - Забудет все? 
     - Нет, - покачал головой норандиец, - не забудет. Будет помнить, 
но... по-другому. 
     Аристейра помолчала, теребя деревянные бусы-обереги на шее. 
     - Я пришла поговорить не об этом. Знаешь, я много думала о том, что 
мы делаем... Вот ты, Хаэра-альд, ты ведешь этих людей штурмовать Эсарию. 
Рассчитываешь, что удастся справиться с Неспящими Стражами? 
     - Я рассчитываю на тебя. Ты сказала Дариасу... 
     - Хаэра-альд, - вздохнула Аристейра, - все далеко не так просто... 
Трудно сражаться с неизвестным противником, а об этих каменных маньяках я 
не знаю практически ничего. Знаю, что они неуязвимы, но какова природа их 
неуязвимости? Что за чары поддерживают в них видимость жизни? Колдовство 
Неферата темно и запутано. Конечно, не исключено, что, увидев их, так 
сказать, в деле, я смогу изучить их. Но до тех пор половина твоей армии 
поляжет у стен Эсарии... Хаэра-альд, я не могу взять на душу такой грех! 
Надо найти иной путь. 
     - И какой? 
     - Я должна сражаться не с Неспящими. С Транкилосом. Если я пойму, 
каким образом gh управляет ими, я смогу разрушить эти чары, и он потеряет 
контроль над Неспящими.
     - И что тогда? 
     - В лучшем случае они превратятся в безобидные статуи. В худшем - 
уберутся обратно на свой остров и будут вечно хранить покой Ликаона. Я 
догадываюсь, как Транкилос повелевает ими. Это примерно то же самое, что 
он... что он сделал с Элейей. Но мне необходимо знать точную природу 
данной магической связи. Иначе я не ручаюсь за результат. Заклинания - не 
гнилые помидоры, чтобы швыряться ими наугад без всякого разумения, а 
Мировой Порядок - слишком хрупкая штука. Поэтому я хотела спросить тебя: 
не случалось ли Транкилосу при тебе отдавать приказы Неспящим? Что ты 
помнишь? Слова, жесты? Что угодно. 
     Харальд сдвинул брови.
     - Нет... нет, такого не бывало. Транкилос творит свои лиходейства в 
подземелье под главной дворцовой башней, куда не допускает ни одну живую 
душу, а уж меня и подавно.
     Аристейра с горящими глазами вцепилась в плечо норандийца. 
     - Я должна попасть туда! 
     - Аристейра, - Харальд нервно поглаживал лезвие меча, глядя в 
пространство, - Аристейра, для этого придется штурмовать сначала город, 
потом - дворец, а потом - саму башню. Другого пути нет. По крайней мере, я 
его не знаю. 
     - Я знаю! 
     Кандиду, которая до сих пор казалась спящей сном невинного младенца, 
будто ураганом смахнуло с лежанки. Приске, разбуженная ее возгласом, села 
и захлопала глазами. Вид у норандийки был взъерошенный и вдохновенный, она 
походила на драчливого воробышка. 
     Аристейра смотрела на нее с недоверием и легким интересом. 
     - Клянусь Атэни-Ирэ, да тебя на хромом еже не объедешь, девочка! 
Когда только успела выведать все страшные тайны Транкилоса? 
     Кандида обиделась. 
     - Но я правда знаю, как попасть в башню Транкилоса! Правда, знаю! 
     - И как? - усмехнулась жрица. Кандида переступила с ноги на ногу и 
для чего-то спрятала руки под сарафаном. 
     - Так же, как попали мы о Приске, - сказала она. - Через потайную 
отдушину под стеной. 
     
                                     19.
     
     Три дня спустя четверка нищих входила гуськом под арку главных ворот 
Эсарии. Восточные ворота были уже перекрыты и забаррикадированы, порт не 
принимал суда, все входы в Подвалазню строго охранялись. Столица 
готовилась к осаде. Разведчики донесли королю Монтеро, что армия мятежного 
генерала-норандийца вот-вот нагрянет под стены. Через главные ворота в 
город вливался поток беженцев из предместий - кстати довольно жиденький, 
ибо люди предпочитали присоединяться к повстанцам, а не удирать, таща на 
горбу барахлишко, под сомнительную защиту порождений нефератского 
колдовства. Монтеро принимал беглецов в расчете на то, что лишний боец на 
стенах никогда не помешает. Бунта внутри Эсарии он не опасался. Чтобы в 
корне пресечь любой бунт, хватало обычно пяти-шести Неспящих. Стражники-
подвалазяне, вооруженные до зубов, бдительно следили за толпой, при 
необходимости и без нее пуская в ход многохвостые плети. Харальд напрягся, 
нащупав под грязным рогожным балахоном кинжал, однако их пропустили, 
удостоив лишь беглым брезгливым взглядом. Норандиец с дополнительным 
уважением покосился на Аристейру. 
     Разумеется, просто накинув нищенские лохмотья, им нипочем не удалось 
бы проникнуть в город; Харальда в любой одежде вмиг выдали бы рост и 
золотые волосы, редкие среди чернявых ирийцев. Да еще и Приске увязалась, 
a горластую "принцессу" знала в лицо вся Эсария. Отпастись от Кандиды и 
Приске оказалось невозможным: упрямые девчонки заявили, что, если их не 
возьмут в эту рискованную вылазку, они вообще ничего не расскажут, и 
пускай-де взрослый и умный Харальд по нюху ищет тайную отдушину или лбом 
вышибает городские ворота. Скрепя сердце, норандиец согласился с 
намерением при первом удобном случае силком затолкать двух мелких проныр в 
безопасный угол. Пусть поиграют в героев, а там... По крайней мере. 
Аристейра обещала, что стража у ворот их не задержит. Жрица обмолвилась, 
что в юности, будучи чуть постарше Приске, "баловалась иллюзиями". Теперь 
Харальд склонен был поверить, что она баловалась ими весьма всерьез. 
Аристейра враз наколдовала ему личину худосочного лысеющего мужичонки с 
цыплячьей грудью и кривоватыми ногами, а себя замаскировала под заморенную 
молодуху на сносях. Кандиду и Приеке решено было сначала обратить в 
мальчиков, а потом - в овец. Приске не слишком жаждалось выглядеть овцой, 
но она смирилась.
     Удалившись от ворот и стражников, четверка шмыгнула в мусорный 
безлюдный закоулок, и Аристейра сняла чары, объяснив, что не стоит, 
пожалуй, растрачивать попусту силы. Харальд сорвал вонючий балахон, 
оставшись в своей кожаной безрукавке, подтянул ремень перевязи на груди, 
так что рукоять меча высунулась над правым плечом, поправил швыряльные 
ножи на поясе. Еще при нем был подаренный Элейей кинжал и арбалет, который 
ссудил большого дела ради Кинтаро - так сказать, "на счастье". Арбалет, 
отнятый Кинтаро у первого убитого им противника, считался приносящим удачу 
и звался Комариная Смерть, ибо Кинтаро, как растолковывала всем я каждому 
гордая Рэндаль, из этого арбалета бил комара влет. На расстоянии 
пятидесяти шагов. Сейчас Комариная Смерть, заряженная массивным болтом, 
способным пробить любую кольчугу, была снабжена предохранительной скобой - 
а не случилось бы чего! Одним словом, выглядел хевдинг устрашающе. Кандиде 
было его немножко жаль: и как он, бедный, поползет по тоннелю на 
четвереньках во всем этом обмундировании?
     - Ну, девчонки, - скомандовал норандиец, - показывайте, где ваш лаз! 
     Все четверо бросились по улицам скорой рысью, петляя и избегая людных 
мест. Кандида неслась впереди.
     - Надеюсь, эта девушка, Рэндаль, не подведет, - кинула на бегу 
Аристейра. Она легко держалась вровень с Харальдом и даже почти не 
запыхалась. - Меня терзают смутные опасения, что она может... э... 
увлечься. Я ничего не имею против нее, но вид у нее слишком уж боевой и на 
все вопросы стратегии и тактики, похоже, один ответ: "Кого рубить?".
     - Зри в корень, жрица, - ответил норандиец. - Рэндаль способна на 
большее, чем просто крошить в капусту всякого, в кого хевдинг ткнет 
пальцем. Я ей доверяю. 
     Рэндаль с небольшим, но безупречно организованным и маневренным 
отрядом должна была напасть на город по возможности неожиданно, устроить 
громадную шумиху, отвлечь основные войска Монтеро от дворца и, ежели 
посчастливится, выманить за стены Неспящих, однако в серьезную схватку не 
ввязываться, отступать и возвращаться, дразня противника. Если Аристейре 
удается задуманное, Рэндаль первая узнает об этом. Тогда она подаст сигнал 
Дариасу, и тот бросит всю повстанческую армию на приступ. Без Неспящих у 
Монтеро останется лишь орда подвалазян, которых вмиг сомнут зачуявшие 
свободу горожане. Тут и квэнно придет народному монарху. И советнику его - 
тоже.
     Точно подтверждая олова Харальда, на дозорной башне главных ворот 
ударил набат. Донесся надрывный вой боевой трубы, крики, топот множества 
ног. 
     - Ой-ей-ей, заначиналось! - взвизгнула Приске то ли испуганно, то ли 
восторженно. Кандида тряхнула косичками, подвернула подол выше колен и 
припустила во весь дух. Навстречу из грязноватого кабака выскочил солдат в 
доспехах со знаками капитана и плаще цветов короля Монтеро, на ходу 
нахлобучивая шлем и пристегивая перевязь. Руки у него тряслись, язычок 
пряжки упорно не желал попадать в нужную дырку. Кандида чуть не налетела 
на него с разгону. Капитан выпучил глаза, будто заглотивший рыболовный 
крючок карась, и разинул рот для крика. Харальд, не сбиваясь с шага, 
коротко ткнул его кулаком в скулу. Ирийца унесло шагов на пять, где он 
мягко приземлился в мусорную кучу. Следующая встреча с храбрыми воинами 
Его Величества была менее мирной. Было их трое; двое схватились за мечи, а 
третий растопырил руки и кинулся ловить Кандиду. Миг спустя он грохнулся 
навзничь с ножом промеж ключиц; Харальд в короткой - Приске и уследить не 
успела - стычке разоружил одного солдата, чей меч отлетел в сторону вместе 
с рукой, второй в панике бросился наутек и нарвался на Аристейру. Жрица 
вскинула ему навстречу раскрытую ладонь, и он отшатнулся, замотал головой, 
словно бык, отгоняющий мух, а потом, враз позабыв о мятежниках, побрел, 
качаясь и путаясь в собственных ногах, куда глаза глядят. Приске только-
только осознала, что, вроде бы, следует испугаться, а Кандида уже уцепила 
ее за рукав и поволокла дальше, дальше, по лабиринту улиц, улочек, 
переулков, закоулков, тупичков... Харальд добил раненого и в три скачка 
догнал Аристейру и девочек.
     ... Запыхавшаяся Кандида о разбегу рухнула на четвереньки у памятной 
решетки.
     - Вот! - выдохнула она, хватая воздух пересохшим ртом и смигивая 
заливающий глаза пот. Харальд, не тратя драгоценное время, вышиб решетку 
пинком. Вот тут-то и приспела пора отправить девчонок погулять где-нибудь 
подальше, пока не кончится воя эта кровопролитная сумятица. Пускай бы 
спрятались у той же Тар-Истеларэ... 
     - Хаэра-альд!
     Хриплый от быстрого бега голос Аристейры звучал как-то особливо 
волнующе, и Харальд против воли обернулся к ней. Грудь жрицы часто 
вздымалась под бурым одеянием, глаз а сверкали темным пламенем. 
     - Аристейра?
     - Хаэра-альд... я только что подумала, что могу не вернуться оттуда! 
     И без всякого предупреждения она вскинула руки на плечи Харальда, с 
неженской силой притянула его к себе и страстно прижалась к его губам 
своими, сухими и горячими, обжигающими, как раскаленное железо. У 
норандийца вдруг все поплыло перед глазами. Он неистово стиснул Аристейру 
в объятиях, так что она застонала от сладостной боли, стремясь продлить 
этот неожиданный поцелуй до бесконечности, пока у обоих не занялось 
дыхание. 
     Приске была вынуждена придержать ладонью отвисающую челюсть. Когда 
Харальд нашел в себе силы оторваться от этой невероятной женщины. Кандида 
уже нырнула в лаз, и извлекать ее оттуда было бы крайне хлопотно.
     ... Заклинательный покой был пуст, лишь в бронзовых кольцах на стенах 
шипели и плевались смолой несколько простых, не магических факелов. Никто 
не явился на грохот решетки, что вылетела на пол под нажимом сильных рук 
Харальда. Норандиец выкарабкался из лаза, весьма неловко приземлившись на 
каменные плиты, и, ругаясь на трех языках, расправил ободранные в кровь 
плечи. Сто и один раз ему чудилось, что он вот-вот застрянет в проклятом 
тоннеле, где и крупная крыса не проползла бы, застрянет намертво и 
навечно, и сгинет голодной смертью, и труп его ссохнется и сморщится, и 
найдут его потомки лет эдак через двести. Однако - Валары миловали! А 
Транкилос, собака, и по этому счету заплатит. Харальд подхватил выпавшую 
из лаза Кандиду и аккуратно поставил на ноги. Потом помог Аристейре. Жрица 
жалобно охнула, разгибая затекшую поясницу. Про Приске второпях поначалу 
забыли, она зашипела, как змея, и опомнившийся Харальд выдернул ее из 
тоннеля за шиворот. 
     - Вот ведь Деркатова зараза... - зачарованно протянула она, озираясь. 
     Кандида опасливо тронула какой-то обрывок пергамента на столе, 
отпрянула и чуть не сшибла спиной одноногий скелет. У скелета сухо 
клацнули зубы. 
     - Не прикасайтесь ни к чему! - резко бросила Аристейра. Она медленно 
и осторожно продвигалась по комнате, закрыв глаза и вытянув перед собою 
руки, будто ощупывая воздух. Лицо ее застыло в гримасе сильного 
напряжения. Харальд с обнаженным мечом подскочил к двери и замер на 
страже. 
     - Аристейра, - пискнула Приске, - что ты ищешь? 
     - Сама пока не знаю... 
     Кандида молчала, вслушиваясь в расплывчатые, смутные воспоминания, 
что вдруг зашевелились глубоко в ее сознании. Она должна вспомнить что-то 
ужасно важное... обязательно должна... Кандида накрепко зажмурилась, чтобы 
сосредоточиться, ухватила себя обеими руками за косички и с силой рванула 
книзу. Не особо помогло. 
     - Аристейра, - негромко проговорил Харальд, - кто-то идет.
     Приске выбранилась по-черному. Кандида услышала за дверью шаги, потом 
- звон ключей. Транкилос. У кого ж еще есть ключи от этого урочища? Вот уж 
не было печали, так бесы накачали... Она непременно должна вспомнить! Это 
поможет Аристейре в поисках. От усилий у Кандиды заломило виски. Воздух 
был тяжелый и спертый, пропахший хасией и чародейством, от него кружилась 
голова. 
     - Торопись, Аристейра! - Транкилос за дверью насторожился. Харальд, 
не таясь больше, с грохотом опустил в скобы увесистый бронзовый засов. 
     - Кто там? - раздался голос стагирийца. - Лучше выходите и сдавайтесь 
Тогда я сохраню вам жизнь!
     Харальд склонился к замочной скважине и громко, отчетливо произнес 
блистательный набор ужаснейших матюгов. За дверью притихли. 
     А потом вдруг послышался леденящий душу, нечеловечески ровный голос, 
который мог бы принадлежать разве что злобному божеству:
     - Вы, что созданы для Черного служения навеки, я призываю вас! 
Повелеваю: явитесь и убейте пришельцев! Всех! Всех! 
     В Кандиду точно молния ударила. 
     - Аристейра!!! - завопила она, заглушив заклятия стагирийца. - 
Знаки!!! Он рисовал какие-то знаки на земле! Я вспомнила!!!
     Аристейра метнулась в угол, схватила одноногий скелет за ребра и 
отшвырнула в сторону. Под выщербленной мраморной подставкой на гранитных 
плитах пола горела холодным синеватым огнем магическая фигура, и исходящее 
от нее зло ударяло молодую жрицу, будто пудовый кулачище. На глазах 
Аристейры ровный голубой свет сменился пульсирующим, стал наливаться 
силой, темнеть. 
     Харальд отскочил от двери. Кандида ощутила, как дрожит пол под 
ногами, гудят и трясутся стены. Неспящие Стражи явились на зов.
     Аристейра стиснула зубы и вытянула руки над пентаграммой ладонями 
вниз. С пальцев ее заструились потоки белого света. Воздух вокруг жрицы 
начал потрескивать.
     Чудовищной силы удар обрушился на дверь, так что засов толщиной в 
Рэндалино предплечье согнулся, как былинка. С притолоки посыпалось 
каменное крошево. Второй удар разнес в щепы массивные доски из кондового 
дуба. В щель просунулась громадная гранитная ручища, несокрушимые пальцы 
ломали дерево, будто стекло, расширяя дыру. Сквозь треск и грохот пробился 
злорадный хохот Транкилоса. 
     Приске упала ничком, повизгивая и прикрывая голову ладошками. 
Кандида, оглохшая от адского шума, медленно пятилась, пока не уперлась 
спиной в стену. Ей чудилось, что рушится вся башня, весь дворец, что 
небесный свод качается и вот-вот обвалится. Потом плечо ее больно сдавила 
могучая рука; Харальд, надсаживаясь, заорал ей в ухо:
     - Бегите!!! В лаз - и бегите!!! 
     Засов валет ел из скоб и грянулся о камень, высекая искры. У 
Аристейры вырвался долгий, отчаянный то ли крик, то ли вой. Комната вдруг 
потонула в ослепительно белой вспышке, и пентаграмма погасла, оставив лишь 
следы копоти на полу. Отдача разрушенного колдовства отшвырнула Аристейру 
в угол, оглушенную, задыхающуюся. В черепе словно взорвался горшок с 
кипящей смолой. Она корчилась от жгучей, ядовитой боли, не в силах даже 
стонать. А на Кандиду внезапно навалилась тишина. Вновь обретя способность 
чувствовать собственное тело, она поняла, что покоится в основании кучи-
малы, которую вместе с нею составляют несколько замшелых фолиантов по 
некромантии, канделябр, Приске и чучело летучей мыши. Из-за растопыренного 
крыла чучела Кандида краем глаза увидала, как поднимается с пола 
взлохмаченный Харальд. Потом чучело отлетело в сторону. Сильные и ласковые 
руки поставили Кандиду на ноги, придерживая за локти; Харальд осторожно 
похлопал ее по щеке.
     - Эй, Кандишка? Ты цела? 
     Кандида вяло кивнула. Где-то далеко позади Приске остервенело кляла 
Транкилоса, Неспящих, Ликаона, Адрастию, Харальда, Аристейру, Кандиду, 
Монтеро и себя - за то, что по дурости ввязалась во всю эту безумную 
свистопляску. 
     - Ох-х уж мне эти короли......! Ох-х уж мне эти волшебники.....! Ну 
какая ж я... балда! 
     Неспящий Страж так и торчал в дверях, занеся сжатый кулак и поднявши 
ногу, чтобы шагнуть. Отличная, мастерски изваянная статуя, вот только явно 
не к месту. В сад бы ее, под кипарисы, чтобы птички на ней отдыхали, а 
вокруг росла свежая травка. 
     ... Рэндаль рубилась со слепой яростью смертницы. Она знала, что 
погибнет - как бабка Ратхаль. И поделом бестолковой бабе: они с Харальдом 
жестоко ошиблись, недооценивая Монтеро. Рэндаль, как и следовало по 
уговору, привела под стены Эсарии три сотни, подняла жуткую суматоху; ее 
отряд нагромоздил бесчисленные лестницы, по которым, если трезво судить, и 
кошка не взобралась бы - настолько эти наспех состряпанные сооружения были 
хлипкими. Притворились даже, что собираются таранить ворота. Одним словом, 
разыграли весьма убедительный штурм. Когда ворота распахнулись, и во главе 
сотни стражников на мост выкатили каменные придурки, Рэндаль издевательски 
хохотнула и велела Эстрюду трубить отступление. Но в этот же самый момент 
из восточных ворот вышел отряд поменьше: пять Неспящих, полсотни 
подвалазян. И во время маневра дружина Рэндали угодила в классические 
клещи. Рыжая хаардрааде зарычала от бешенства. Кто бы мог предположить, 
что Монтеро, чума на него, решится настолько ослабить оборону города? 
Посылать гонца к Дариасу было бесполезно. Это значило просто зазвать 
товарищей по оружию на убой к гранитным мясникам. Оставалось лишь подороже 
продать свою жизнь, вели вырезать как можно больше подвалазян, кому-то с 
помощью Богов и улизнуть удастся, благо Неспящих не так уж и много. 
Звездная дружина исхитрилась-таки, совершая чудеса храбрости, прорвать в 
смыкающемся кольце узкую брешь, но брешь эту нужно было еще удержать... 
     Рэндаль сплеча распластала от ключицы до паха одного подвалазянина, 
другому вогнала секиру промеж глаз и тут увидела прущего на нее Неспящего. 
Вот и все. Валарэ-Наэнир взялась за ножницы. Ну и пусть. Она падет в бою, 
из-за нее не придется краснеть ни Асагир Непобедимой, ни Наставницам Хаор 
Хардрадис, ни подружке Трогвардис, ни Харальду хевдингу! 
     Рэндаль попыталась отразить удар секирой. Топорище с хрустом 
переломилось, как тростинка, хаардрааде отбросило наземь. Каменная палица 
взлетела над нею в богатырском замахе. Сил у Рэндали достало только на то, 
чтобы не зажмуриться. Она смотрела снизу, как палица на миг застыла в 
верхней точке...
     И не опустилась. 
     Неспящий замер в угрожающей позе. Рэндаль рискнула пошевелиться. 
Поняла, что у нее сломана в запястье левая рука и треснули по меньшей мере 
два ребра.
     - Скотина ты глиняная! - простонала она, косясь на неподвижного 
Стража. - Я об тебя, г-гад, ф-фамильную секиру обломала...
     Вокруг слышались полные радостного удивления и боевого азарта вопли. 
И Рэндаль вдруг подумала, что умереть в бою - прекрасно; но жить - тоже 
неплохо, и что она теперь будет любить эту странную Аристейру как родную 
сестру. 
     ... Кандида вовремя углядела Транкилоса из-за Харальдова плеча. 
Колдун на четвереньках обошел Неспящего. Потом с поразительной резвостью 
взвился на ноги и рванул из ножен на бедре узкий и длинный клинок. Ух ты, 
изумилась Кандида, вот вам и "мыслитель"! В следующую секунду до нее дошла 
суть происходящего. Она истошно завопила и метнулась вбок, сшибив едва 
воздевшую себя на ноги Приске. Харальд плашмя бросился на пол, меч 
просвистел у него над головой, растрепав волосы на затылке. Инерция 
развернула стагирийца на месте, будто детский волчок; Харальд, 
откатившись, дотянулся и сцапал рифленую рукоять своего меча, который имел 
глупость выпустить из рук, пока возился с Кандидой. По-кошачьи ловко 
норандиец вскочил и следующий удар Транкилоса отразил хладнокровно и 
уверенно. 
     - Помогите Аристейре! 
     Кандида и Приске послушно бросились к распростертой на полу жрице. 
Приске ухватила сестру под мышки и, хрипя от натуги, поволокла к столу. 
Аристейра слабо пошевелилась и открыла глаза. Она была белая, как полотно, 
вся в испарине, из носа у нее обильно текла кровь, пятная платье на груди. 
     - Получилось... - прошептала она, - получилось... слава Атэни-Ирэ. 
     - Ты молодчинище, - сказала Приске и, подхватив с пола обрывок 
тряпки, пропитанный каким-то вонючим маслом, стала вытирать сестре лицо. - 
Все просто чудесненько! 
     Кандида подперла Аристейру плечом, удерживая измученную жрицу в 
полусидячем положении. За Харальда она была спокойна. Ну, почти 
спокойна... Как бы то ни было, Транкилос дрался бездарно. 
     Стагириец и сам превосходно понимал, что честный бой - не его конек. 
Чудом увернувшись от удара, который мог бы рассечь его надвое, он отмочил, 
прикрываясь креслом выбросил вверх левую руку и сипло выкрикнул 
заклинание. Кандида ахнула и чуть не уронила Аристейру, потому что на ее 
глазах комната наполнилась Транкилосами. Было их не меньше десятка, 
одинаковых, будто горошины в стрючке: перекошенные лица, безумные взгляды, 
развевающиеся парчовые мантии; у каждого - кровоточащая ссадина на правой 
щеке, и у каждого - изготовленный к бою меч.
     - Ну что, прыткий варвар? - Голос, как скрежет ножа по тарелке. - Что 
ты теперь запоешь? Я могу не только управлять Неспящими! - Три Транкилоса 
методично начали заходить слева, три - справа. 
     - Х-харальд... - прохрипела Аристейра, силясь подняться, - это 
иллюзия... он тебя на измор берет...
     Два крайних Транкилоса, правый и левый, одновременно прыгнули, 
взмахнув мечами, точно деревенская баба - веником. Харальд разом отбил оба 
клинка, услышав вполне реальный металлический лязг (дьявольски 
убедительная иллюзия, Деркато ее побери), развернулся навстречу налетевшей 
сзади четверке, левой рукой выхватил кинжал Элейи.
     - Мама дорогая, который же из них настоящий?! - воскликнула ошалевшая 
Приске. 
     Харальд, не тратя времени на догадки, всадил кинжал в живот 
ближайшему Транкилосу. Полыхнула зеленая вспышка, на долю секунды ослепив 
норандийца, тот отшатнулся и сейчас же почувствовал резкую боль в боку. 
Да, отменно сработанная иллюзия... Аристейра отчаянным усилием подалась 
вперед; вскинув дрожащую руку с конвульсивно скрюченными пальцами, 
напряглась и пронзительно вскрикнула. Всего три коротких слова. Потом 
жрица в изнеможении повисла на руках девочек, а многочисленные Транкилосы 
бесследно исчезли. Остался лишь один. На кривой физиономии стагирийца 
злорадство вмиг сменилось беспомощной злобой загнанной в угол крысы. Он 
зашевелил было губами, бормоча какие-то бесполезные заклятья, поднял меч в 
тщетной попытке защититься - но с тем же успехом он мог защищаться от 
несущейся с гор лавины. Харальд мгновенно вышиб оружие из рук чародея и, 
развернувшись всем телом, ударил по косой сверху вниз. И досточтимый 
советник короля Монтеро Первого отправился прямой дорогой в 
негостеприимный стагирийский ад. 
     - Ф-фу! - скривилась Кандида, отводя взгляд. - Зря ж таки я 
позавтракала сегодня... 
     Харальд вытер клинок о златотканую мантию Транкилоса и выпрямился, 
зажимая ладонью резаную рану на боку. 
     - Что с Аристейрой? 
     Приске, всклокоченная и зеленая, как молодая травка, выдавила некое 
подобие улыбки.
     - Перетрудилась! Поцелуй ее еще раз, норандиец, и она станет как 
огурчик. Я так понимаю, что мы победили?
     - Не совсем, - глаза Харальда блеснули холодно и недобро, - не 
совсем. Остался еще Монтеро.
     - Ох. Идрис Пресветлая... - скисла Кандида. Харальд подобрал с пола 
Комариную Смерть.
     - Остался еще Монтеро, - повторил он.
     ... В это время Звездная дружина во главе всей Дариасовой армии на 
плечах защитников ворвалась в город. 
     
                                     20.
     
     Во дворце царил ад кромешный. Подвалазная гвардия Монтеро, очумевшая 
от страха и растерянности, когда их непобедимые союзники в мгновение ока 
обратились в никчемные мертвые статуи, даже не помыслила о том, чтобы 
организовать хотя бы мало-мальски приличную оборону. Солдат и царедворцев 
обуяло единственное желание: спасти свою шкуру. Так что вход Дариаса в 
Эсарию больше напоминал триумфальное шествие, чем штурм враждебного 
города. Эсарийцы встречали повстанцев приветственными кличами. Придворные 
Монтеро, не заботясь об обожаемом монархе, спешно смазывали пятки; 
запоздавшие угодили за стенами дворца в гущу разъяренной толпы и были 
растерзаны в клочья.
     Никто не осмелился заступить Харальду дорогу, когда он стремительно 
шагал по лестницам, и коридорам, где в панике суетились подвалазные 
дворяне. Рядом с ним трусила Кандида. Аристейра - краше в гроб кладут - 
брела следом, опираясь на Приске.
     - Харальд хевдинг, а Харальд хевдинг! Ты же клятву дал, что не будешь 
убивать Монтеро!
     - Я его и не убью, - отозвался Харальд таким голосом, что Кандида 
поняла: лучше бы убил! 
     Из поперечного коридора вдруг выскочил, точно ошпаренная кошка, 
знакомый рыбоглазый дворецкий, уже без парика и жезла, изрядно 
потрепанный. Увидев, куда занесла его злая судьбинушка, бедняга заверещал, 
как заяц, и рванулся наутек, но Харальд настиг его одним длинным прыжком и 
сцапал за шиворот. 
     - Где твой хозяин?! - Норандиец яростно встряхнул дворецкого. Из-под 
камзола у жертвы посыпались на пол какие-то золотые безделушки и монеты. - 
Отвечай, хорек вонючий, пока я из тебя душу не вышиб! 
     Дворецкий проикал нечто невразумительное. 
     - Хевдинг, пусти его! - вступилась за страдальца Кандида. И, получив 
солидный пинок для ускорения, дворецкий галопом умчался прочь, воссылая 
хвалу Манвэ и доброй девчушке с косичками. Харальд же резко повернул и 
почти бегом бросился по коридору к печально знаменитому кабинету короля. 
Он помнил дорогу... 
     Монтеро сгребал драгоценности в холщовую торбу, хватая их горстями из 
серебряной шкатулки, и ругался себе под нос, потому что кое-какие приятные 
вещички приходилось оставить. Король был в поношенной одежде простолюдина 
и залатанном сером плаще с капюшоном. Он явно собрался последовать примеру 
своих верноподданных сограждан. 
     - Ты куда-то торопишься, Монтеро? 
     Подвалазянин круто развернулся, отбросив плащ и положив ладонь на 
рукоять меча. Потом, раз глядев своих противников - окровавленного 
норандийца, двух малявок и девку, едва стоявшую на ногах - въедливо 
усмехнулся.
     - Я надеялся, что ты опоздаешь, варвар.
     - Ты зря надеялся. 
     Монтеро зыркнул искоса на обеих Тар-Афрантэ. 
     - О, добрый день, Аристейра! Рад видеть тебя... Значит, вы пришли 
брать меня в плен? А не вспомните ли для начала, чем обязаны мне? Ты, 
Херальдо, и ты, Аристейра. И ты, кстати, милая Приске. 
     - Я тебе не милая Приске, - стиснув кулаки, Приске метнулась вперед. 
- Ты убил мою сестру! Ты, сволочной кровопийца, я тебе зеньки выцарапаю! 
     Монтеро нарочито медленно потащил меч из ножен. 
     - Держи девчонку, варвар, - процедил он, - лучше держи ее, а то как 
бы чего не вышло! 
     Харальд переложил Комариную Смерть из левой руки в правую. 
     - Отойди назад, Приске. Отойди. Ты же знаешь, что господин Монтеро - 
искуснейший в мире боец с девочками. И с женщинами. Не зли его, Приске. 
     Приске попятилась, зло кусая губы. У Монтеро заходили на скулах 
желваки. 
     - Издеваешься, варвар? Думаешь, задел меня? Да поцелуй себя в 
задницу! Что до Элейи, она получила по заслугам! Я спас ее от солдат 
Аплонио, приютил, сделал эту глупую потаскуху королевой Ирны, а она в 
благодарность наставила мне рога! Спуталась с бродячим наемным 
головорубом, с каким-то волосатым варваром без роду без племени! Вы, 
верно, славно покуражились - а, Херальдо? И часто ты ее трахал?
     - Монтеро, ты скотина, - с отвращением сказал Харальд. - Ты недостоин 
даже произносить ее имя.
     Монтеро раскрыл было рот, но Кандида опередила его.
     - А ты молчал бы лучше, раз ничегошеньки не понимаешь! - тонко 
выкрикнула она, приподнявшись на цыпочки, чтобы казаться выше. - Взрослый, 
а дурак! Она любила тебя! Транкилос тебе наврал с три короба! Она тебя 
любила, и вовсе Харальд хевдинг ее не трахал, и ничего такого не было! Ты 
хоть знаешь, что она стребовала с него клятву не причинять тебе вреда?! 
Она верила тебе, до последнего верила! Она тебя любила, а ты ее убил! Да 
еще и позволил Транкилосу издеваться над ней после смерти! 
     Кандида в запале сказала слишком много. К счастью, Харальд неотрывно 
держал взглядом низложенного короля. Он заметил, как неуловимо изменилось 
выражение лица Монтеро, и как скрытая под плащом рука его дернулась, 
нащупывая что-то на стене...
     - Берегись!!! - дико заорал норандиец. В сумасшедшем, рвущем все жилы 
прыжке он сшиб с ног Кандиду, отбрасывая ее прочь, как можно дальше от 
разверзшейся в полу ямы. Оба с грохотом рухнули на расписные фарфоровые 
вазоны с заморскими растениями. Кандида смогла лишь придушенно пискнуть. 
Приске за миг до того, как под нею провалился пол, отскочила назад, 
запуталась в собственных ногах и ляпнулась на мягкое место. А Аристейра 
отскочить не успела. Не успела даже крикнуть - беззвучно сорвалась в 
западню. 
     Взвыв от ярости, Харальд кинулся на Монтеро; мир вокруг вдруг 
застлала багровая пелена, норандиец утратил свое обычное хладнокровие, 
напрочь позабыл о клятве, которую дал Элейе. Им овладела бешеная жажда 
убийства - искромсать этого выродка в куски, зубами перегрызть ему глотку, 
по стенам размазать!
     В глазах Монтеро мелькнул ужас. Клинок Харальда внезапно ни с того ни 
с сего провалился в пустоту, сила собственного замаха развернула 
норандийца кругом и швырнула на стену. Он немедленно изготовился к 
защите... но защищаться было уже не от кого. Арбалетный болт с каленым 
наконечником вошел Монтеро точнехонько в правый глаз. Приске устало 
выронила Комариную Смерть. Арбалет в ее тонких руках казался до жути 
чужеродным. 
     - Все, - четко оказала Тар-Афрантэ, - мы победили! 
     Она села на пол и закрыла лицо руками. 
     ... Дариас нашел Харальда в разоренной королевской опочивальне. К 
тому времени норандиец уже успел спуститься в западню, что находилась под 
кабинетом Монтеро, и вынес бездыханное тело Аристейры. Бережно, как живую, 
он опустил ее на царское ложе и накрыл содранной с карниза парчовой 
драпировкой. Сам он, ссутулившись, сидел возле нее в высоком кресле, 
безвольно уронив на подлокотники сильные руки. В уголке притулилась 
Кандида - маленькая и тихая, как мышонок. 
     - Херальдо, - нерешительно заикнулся Дариас, прокашлялся и продолжал, 
- Херальдо... она навсегда останется в памяти народа как героиня 
революции. И ты тоже. Вся страна знает, что вы вдвоем освободили людей от 
гнета Неспящих и тирании Монтеро. Ты теперь живая легенда, Херальдо. 
Слышишь?
     С дворцовой площади шквалом несся восторженный рев толпы. Тысячи 
глоток единодушно орали: 
     - Херальдо! Херальдо! 
     Дариас приосанился, поправил перевязь и торжественно возгласил: 
     - Херальдо! Примешь ли ты корону Ирны от народа? 
     Харальд медленно, будто тяжелобольной, повернулся. 
     - Кандида, - попросил он, - заткни-ка уши. 
     Кандида подчинилась. И тогда Харальд толково и с расстановкой 
объяснил Дариасу, куда тот может засунуть корону Ирны. Сконфуженного 
ирийца прохватил затяжной приступ кашля. Справившись с ним, Дариас 
неубедительно промямлил: 
     - Но стране нужен король... 
     - Ну так флаг тебе в руки и барабан на шею! 
     - Ты передумаешь. 
     - Не передумаю. 
     Дариас задумчиво переводил взгляд с мертвой жрицы на неподвижное, 
словно маска, лицо Харальда. 
     - Я... не могу приказывать тебе, северянин. Что ж, если ты не 
передумаешь до завтра, королем станет кто-то другой. Может быть, я. Стране 
необходим правитель, пока не будет принята конституция. 
     - Я не передумаю. Дариас. Не передумаю, пока, не пойму, человек 
уродует власть или власть человека... А завтра я отвезу Аристейру в ее 
убежище в Тарленвед. Я должен сделать это для нее. 
     - Ты не почтишь своим присутствием пир по случаю коронации? 
     Трудный вздох приподнял на груди Харальда изодранную в лохмотья 
безрукавку. Норандиец устало закрыл глаза. 
     - Кандида... заткни-ка уши. 
     
                                     21.
     
     Видит великая и всеведущая Идрис, немалых трудов стоило Кандиде 
уговорить Харальда хевдинга взять Приске о собой! Она исчерпала свои 
запасы красноречия на десять лет вперед. В довершение всех бед их горячий 
спор случайно услышала Рэндаль и подняла такой крик, что со всех окрестных 
крыш воробьи попадали. Мол, одна девчонка на попечении дружины - это еще 
терпимо, хотя и за одной девчонкой глаз да глаз нужен, знай успевай из 
петли вынимать, но ДВЕ девчонки! Причем одна из них этакая вот Кандида, а 
другая... ну ладно бы приличная, обыкновенная девчонка - нет, Приске Тар-
Афрантэ! На третью седьмицу вся дружина свихнется! Но ведь Приске 
изменилась, доказывала Кандида, она потеряла сестер, осталась на свете 
одна как перст, кому-то же нужно о ней заботиться! От жалости к Приске она 
даже расплакалась. И Харальд сломался. Махнул рукой и разрешил Приске 
путешествовать с его дружиной так долго, как ей того возжелается.
     Звездная дружина покинула Эсарию ранним утром, едва забрезжил рассвет 
- Харальд не хотел пышных проводов. Кандида вскочила затемно, упрятала в 
котомку все свои немудрящие пожитки, проверила сбрую Зулькии и с первыми 
лучами солнца была уже в седле. Приске опаздывала.
     Наконец она появилась: не из дворцовых покоев, а со стороны нижнего 
города. Она шла понурясь, опустив голову, и тоскливо шуршало ее синее 
траурное платье. При ней не было никаких тюков и узлов, вполне, казалось 
бы, естественных для человека, отправляющегося в долгие скитания. Зато за 
локоть ее держалась Зелли Тар-Истеларэ. Зелли все еще носила траур по 
отцу. Они с Приске выглядели родными сестрами, и думалось, что у них - на 
двоих одна утрата.
     - Здрасьте-мордасьте! - с деланной суровостью рыкнула Рэндаль. - 
Явилась, не запылилась!
     - Приске! - кинулась навстречу Кандида. - Ну где же ты пропадала?! 
Как-кая ты копуша, клянусь поясом Велейт... 
     - Кандида.
     - Лошадь для тебя давно готова, а ты...
     - Кандида. - Приске, глядя в землю, затеребила черные кисточки на 
поясе. - Кандида, ты не обижайся... Я не поеду с вами! Я остаюсь в Эсарии. 
Я ирийка, Кандида, и хочу жить в Ирне. И не нужны мне эти странствия и 
приключения. Со мной и так много всего... приключилось. Извини, Кандида. 
Извини, доблестный Херальдо. 
     - Но... 
     - Она пока поживет у нас, - ответила на невысказанный вопрос Зелли. - 
Мама разрешила. А потом... на все воля Богов, Кандида. 
     - Угу... 
     - Ты знаешь, король Дариас был так добр и обходителен с моей мамой! 
Он подарил нам замечательный дом на побережье... и обещал будущей весной 
снарядить галеру, чтобы отвезти меня в Норандию, к элинерам! Ты...
     - Ты не забывай нас. Кандида, - опять-таки в землю сказала Приске. 
Кандида крепко обняла ирийку и тайком от дружинников вытерла тыльной 
стороной кисти слезы со щек, стараясь дышать ровнее и не всхлипывать, ибо 
не пристало истинной норандийке на людях раскисать подобно медузе. Только 
бы Приске не подумала, что Кандиде совсем-совсем не жаль расставаться с 
ней и с Зелли! Но ведь Приске так не подумает! Конечно, не подумает!
     - Да хранит тебя Манвэ! - выдохнула ей в ухо Приске. - И эта твоя... 
как ее... 
     - Кандида, пора, - окликнул уже с седла Харальд.
     Зелли с достоинством, сделавшим бы честь любой норандийке, 
расцеловала Кандиду на прощание.
     - До встречи, Зелли! Боги дозволят, скоро увидимся... ой, то есть... 
     - А мы и вправду УВИДИМСЯ! - И Зелли впервые на Кандидиной памяти 
широко улыбнулась во весь рот.
     ... Они и вправду увиделись. Точнее, встретились, потому что Зелейна, 
дочь Истелара, проклятая жрецом-стагирийцем, так и не прозрела. Но, ступив 
под сень священной рощи Идрис и ощутив на плече ласковую руку Верховной 
Элинеры Эллинрат, она, говорят, почувствовала в себе божественное 
призвание и укрепилась в вере своей, и решила отречься от прежних Богов, 
чтобы посвятить себя служению Владычице Валаров. По призванию или нет, но 
Зелли осталась в роще, изучала элинерскую магию и достигла значительных 
успехов. Из нее получилась знаменитая целительница. Хаживали слухи, что от 
прикосновения перстов странной черноволосой норандийки выздоравливали 
прокаженные и прозревали слепые. 
     А Приске Тар-Афрантэ вновь вынырнула из небытия, когда король Дариас 
вознамерился, по примеру Благословенной Пеллы и Касталии, основать в 
Эсарии университет. В университете этом Приске - к тому времени уже 
почтенная особа, разведенная трижды, ибо не нашлось в целой Ирне мужчины, 
способного терпеть ее долее года - читала курс истории и философии. 
     Студенты очень ее боялись. 
     Но это уже совсем другая история!
     
                                                                  3.05.98.
                                                          Константинополь.