Ваятели вновь указали своим божественным перстом на неугодных им людей. На этот раз в жертву должны были быть принесены те, чье пламя достигало небес - мифической вотчины его пославших. Прометей снял очки и взглянул уставшими глазами на безжалостное солнце. Когда-то молодой божок, охваченный гордынею, захотел унизить ничтожное, по его мнению, творение Ваятелей - людей. И Громовержец придумал ему наказание, посоветовавшись (невиданное дело) со смертными - семью мудрецами. И вот, с тех пор, гордец закован в золотом плену. Он греет всех, но обречен на одиночество. Его яркий свет слепит каждого, кто взглянет на него. "Человек есть мера всех вещей", - прошептал Прометей, подумав в очередной раз, что его испытание стократно тяжелее.
На осунувшемся лице титана явственно читалось выражение бесконечной скуки. Трудно сказать, что скрывала эта привычная маска. Пожалуй, за тысячелетия искупления греха перед Ваятелями, он сам успел позабыть свой истинный облик. Он не помнил, сколько кругов равнодушия появилось в бурном потоке людских исканий по его вине. Прометей был орудием высшей справедливости и, наверное, самым несчастным судьей. Он часто спрашивал себя, почему, то что исходит от человека и плохо для людей - это грех, а зло Ваятелей всегда кара, но никогда не находил ответа. Хотя время притупило недовольство Прометея, и причиной тому стала его давняя встреча с Афиной Палладой.
Воплощение мудрости, она приняла его со снисходительной улыбкой и сказала то, что он запомнил на всю жизнь:
- Взгляни на птицу, титан.
Прометей посмотрел на вечного спутника Афины - филина. Зеленые пронзительные глаза и цепкость взгляда заставили Прометея по неволе застыть в странном оцепенении.
Паллада простерла руку к любимчику:
- Ты понял, самый человечный титан? В нем разума больше, чем в любом из твоих людей. А знаешь почему?
- Я слушаю тебя, - склонился Прометей.
- Он в птицу превращен, но ценит то, что есть, не жертвуя ради никчемных иллюзий будущим своим. Ведь все может и иначе обратиться, - Афина мрачно усмехнулась. - Вот также человек может лишиться преступно выкраденного для него дара. И тебе, Прометей, быть орудием обратимости - огня для всех не хватит. Запомни, более всего в людях мне не по нраву котел сомнений, в коим утопают большинство из них. Ты, верно, слишком долго общался с ними и болен сам. Избавься от порока, титан, или же наказание будет заменено на поистине страшное.
"Что может быть хуже, идти против своей воли", - невесело думал Прометей, теряясь в праздно гуляющей толпе под звуки гитарной музыки и шумных возгласов. Миловидные девушки, разрисованные известными лейблами, предлагали ему воду и шоколад. Он, стараясь не выделяться, достал пару мелких купюр из коричневой барсетки и под благодарные улыбки приобрел бесполезные для него вещи. Прямо под ноги бросались суетливые молодые люди и чуть ли не насильно впихивали ему листовки. Посмотрев на одну: "клуб знакомств" и пару сердечек посредине, он с улыбкой спрятал ее к себе в карман пиджака. Около стены, всей исчерченной надписями, к нему подбежала бритая маленькая девчонка в зеленой майке, коричневых штанах и высоких ботинках. В руках у нее была дырявая шляпа, устаревшего фасона. В ней скромно блестели пару монет. Позади девушки стояла ее компания пьяных, грязных и волосатых голопузов. Они тут же заиграли невыносимую мелодию, отчаянно вопя, и насилуя струны. Прометей поморщился и бросил в шляпу пару монет. Девчонка вначале сделала безобразный по исполнению книксен, но затем с удивлением взглянула на занятного по ее мнению чудака. "Провалиться мне в царство Аида" - в сердцах подумал Титан, выгребая из шляпы монеты с безобразным профилем Нерона и меняя их на болезненно странного орла. "Подозрительно мне эта птица напоминает двуликого Януса, не он ли постарался", - размышлял Титан о местных деньгах. Далее его совсем оглушили: зазывали сделать портрет, сняться на пленку, купить сувениры. С очень бледным лицом, одетый жарким летом в дорогой черный костюм тройку он казался загадочным, а потому приезжим. Он на мгновение задержался около одной из витрин. Его внимание привлекло чучело кабана. "Мелковат зверек", - пренебрежительно подумал он. Сразу около него появился мальчуган с пыльной, рваной тряпкой и начал старательно грязнить безупречно чистые классические остроносые туфли Прометея. "Тоже мне ремесло, хотя на всех площадях всегда полно деятельных бездельников". Прометей достал пачку сигарет и оглянулся в поисках огня. Свой у него тоже был когда-то, да Зевс отобрал. С ним лучше не спорить. Прикурив, он небрежной походкой пошел далее, с тоской осматривая свою местами чистую обувь.
С людного Арбата титан свернул на тихий переулок, богатый лирическими героями, поселенными здесь величественной фантазией прошлого. "Сейчас крылья человеческих грез не имеют того размаха", - вздохнул Прометей, с сожалением глядя на проходящих мимо людей, большинство из которых влачило пустое одинокое существование по своей же воле. Когда-то здесь не было дороги, а текла река Сивка, и плавала капризная наяда. Понравишься ей - перевезет, нет - пеняй на себя, ноги уж точно замочишь. А сейчас лишь машины стройным потоком текли в одном направлении мимо невозмутимого Титана. Не спеша, он вышел на Гоголевский бульвар. Прометей гадал, кого из пар, расположившихся в обнимку на зеленых лавочках, наслаждающихся апрельским поворотом весны, он навестит в следующий раз. Говорливые, тепло одетые бабушки кормили больных нахохлившихся голубей, некоторые из которых уже не взлетали при приближении Титана. "Как же хищная птица стала символом мира", - недоумевал титан, глядя в злые маленькие глазки голубя. Парочка школьников, гогоча, врезалась в титана.
- Простите, дяденька, - виновато сказали они хором, рассмеялись и быстро укатили на роликах. Прометей, с предельно недовольным лицом вытирая шоколадный пломбир с рукава, прибавил шаг.
Но вот и искомое место, место их первой встречи. Прометей вошел на территорию, прилегающую к Храму Надежды, и присел к своим подопечным.
Юноша, положив голову на ее колени, устремил взгляд в ясное небо. Она, гладя его короткие жесткие волосы, изучала резкие черты лица своего возлюбленного. Прометей знал, что она старается запомнить его выражение глаз, уголок губ, мимику и все то, что станет ее любимым образом на долгое время.
- Надолго ли? - неожиданно спросила она.
- О чем ты? - не понял Тема.
- Как долго мы будем вместе?
- Странный вопрос, Инна. Я не могу на него знать ответа. Ты же не хочешь, чтобы я лгал?
- Да, то есть нет, не хочу. Просто я боюсь, что все продлится очень не долго, пойми меня.
- Слишком хорошо, чтобы быть правдой? - улыбнулся он.
Инна очень серьезна кивнула.
- "А вечно любить не возможно", - процитировал Тема, но, увидев ее озабоченное лицо, взял девушку за руку. - Нам сегодня хорошо вместе, ведь это уже не мало. - Я верю в нас, прошу тебя и ты поверь.
Прометей тоскливо наблюдал, как постепенно темнеет. Охрана наблюдала, чтобы ни одна из парочек не вздумала прилечь в обнимку. На территории зажглись фонари, и храм поистине завораживал. А вот деревянную часовню мрак полностью поглотил.
Меж тем к парочке подбежал малыш, показывая непонятные знаки, он силился привлечь внимание. За ним подоспели молодые родители, и припозднившаяся семья буквально побежала домой.
- Какой забавный карапуз, - восхитилась Инна.
- Любишь детей? - поинтересовался Тема.
- Да, - хитро улыбнулась она. - Но ты не беспокойся, раньше двадцати пяти я не собираюсь.
- Значит, у меня еще пять лет! - с театральным восторгом воскликнул он.
- Только три, - покачала Инна головой. - Два года медового месяца ты не учел?
- Действительно, как же это я, - с готовностью согласился он. - Вот видишь, зря ты волновалась насчет нашего будущего. На ближайшие пять лет все решено.
Титан резко поднялся, пробормотав: "счастливые в неведение, ничтожные в одном дне". Он постарался быстрее покинуть место, разгорающейся все сильнее искры, решив, что для одного дня вполне достаточно. Он даже не помнил, как оказался на пустынной и ветряной набережной, проклиная про себя свою любимую грацию. Вода во мраке казалась красивой и по-своему гордой, но Прометей знал, что это всего лишь иллюзия грязной, умирающей речки. "Как человеческая жизнь", - подумал титан.
Тихий, но проникновенный голос, словно свист ветра, донесся до Прометея:
--
Ты думаешь за темнотой всегда что-то кроется? Напрасно.
--
Фальентия, ты здесь?! - воскликнул титан. - Твоя просьба, любимая, оказалась чересчур жестокой.
- Я рада, что за тысячелетия своей работы худшего из палачей, ты не утратил способности к состраданию, хотя твое лицо уже несет печать разочарования и скуки, - с нескрываемым презрением бросила ему грация.
- Ты несправедлива! Я же выполнил твое требование и вопреки запрету Ваятелей появился у истока страсти этих двух, прежде чем разлучить.
- Надеюсь, ты испытаешь хоть часть того, что отведено этим несчастным, - жестко произнесла Талия и растворилась в воздухе.
- Подожди, - крикнул Прометей, успев схватить только пустоту. - Останься со мной еще мгновение.
И лишь поток ветра разбился о него ее звучным голосом:
- Ты помнишь, что сказал тому смертному, которому вручил похищенный неземной дар? Так слушай: "ниспослана тебе небесная искра, но жизнь твоя горит в святом пламени. Так пусть твоя душа огнем обернется".
- Где же твоя душа, вечный, - эхо голосом грации несколько раз повторило последние слова.
***
Фальентия впорхнула в тесную квартирку Темы. Все окна были настежь раскрыты, по помещению гулял свежий весенний ветер. Хозяина грация нашла в самой темной комнатушке - он лежал на диване, улыбаясь своим мыслям. Под рукой лежала ручка и бумага. Тема по памяти создавал образ Инны. "Глаза..., - он задумался серо-голубые. - Выразительные, любое чувство отображается в них. Но изменчивые. То глубокие, то мечтательные, то смеющиеся... Мягкие плотные губы, от них невозможно оторваться. Хочется целовать и терзать. Светлые, рассыпчатые волосы, небрежно падающие до довольно широких плеч. Округлое лицо, с легкостью занимающееся краской. Горбинка в начале носа. Совсем светлые ресницы. Белая кожа, нет, не белая - атласная, нежная. Маленький рост, да маленький рост моя слабость". Грация незаметно для Темы посмотрела на листок и передернула своими округлыми плечиками. Заметив зеркало, она с видимым интересом и нетерпением подлетела к нему и начала вертеться под недоуменным взглядом Темы. Светлые кудри, обрамляли ее прелестное личико. Огромные голубые глаза, пухлые губки, курносый носик, легкость и плавность напоминали внешность то ли ребенка, то ли ангелочка. Если бы не умудренные любовью глаза, влажный взгляд, кроваво-красный цвет губ и точеный стан. И, конечно же, ее зеленое одеяние, которое выглядело настолько невесомым и прозрачным, что казалось еще чуть-чуть, и оно станет невидимым. Наконец, она остановилась и с удовлетворением сказала:
- Очень, очень не дурно. Ах да, - с видом крайнего смущения она обернулась к Теме. - Просто никогда не знаешь, каким телом тебя одарят.
- Кто ты? - спросил он, мучительно, вспоминая, где он мог видеть раньше столь знакомые черты.
- Считай, что фея - фантазия твоя.
- Красивая фантазия, - сделал он ей комплимент. Или может быть себе.
- На самом деле все феи прекрасны, - честно призналась она. - Только каждая по-своему.
- Наверное, мне повезло, - пробормотал Тема, подумав, однако про себя, что она похожа на блудницу, которая, наслаждаясь множеством любовников, мечтает о неземной любви.
- Какая фантазия такое и воплощение, - обиженно надув губки фыркнула "фея".
- И как тебя зовут? - поинтересовался он, благоразумно решив не вступать в спор.
- Называй меня Фальентия, мне нравится это имя.
- Оно тебе идет, - примирительно согласился он. - Меня - Тема, но ты пожалуй знаешь.
Она сделала полушутливый реверанс, мимолетным движением взяла листок бумаги и пробежала по нему глазами.
- Любишь ее? - тихо спросила Фальентия.
- Безумно - ответил он.
- Она или образ, созданный тобой, пленил тебя?
Юноша на мгновение растерялся.
- Она... конечно, она.
"Фея" откровенно забавлялось его неуверенностью.
- А если бы ты должен был выбрать, - она лукаво посмотрела на него. - Познать женщину или познать любовь, чтобы ты вычеркнул?
- Необходимость выбора, - не задумываясь ответил он.
- Тогда, - Фальентия торжествующе улыбнулась, - я останусь пока в образе мечтающей блудницы, как ты изволил выразиться. Что ж, для первой встречи вполне достаточно.
И "фея", не дав ему опомниться, исчезла легким колыханьем ветерка. "Эх, люди, чтобы я делала без ваших сомнений и исканий", - думала прелестная грация, наслаждаясь красотой полета.
Тема еще долго оставался на одном месте, пока оглушительный раскат грома не вывел его из оцепенения. Он непроизвольно вздрогнул, отрываясь от запутанного клубка своих мыслей, и посмотрел за окно. Хлынул проливной дождь, казалось, водная стихия растревожила спящую природу. Тема поежился и пересел поближе к камину. "Магическое действие и великое таинство пляска пламени",- думал он, не отрывая взгляда от огня. Сверкнула молния, осветившая каждый потаенный уголок его души и отразившись вспышкой в камине. Вырвавшееся пламя переливалось на лист бумаги, неся с собой опустошенность. Строки оживали, излучая яркий свет, словно были написаны огненными чернилами. Тема, на удивление, как никогда спокойный, взял лист, на котором безуспешно сочинял письмо Инне. На бумаге он прочел строки, которых раньше не было, однако они были созвучны его мыслям.
- Благодарю, моя фея, - прошептал он и добавил от себя:
"Помни, Инна, существуют только два мира - любовь и равнодушие. Желаю тебе всегда находиться в первом мире вместе со мной (да, черт возьми, любовь - чувство эгоистическое).
- Вот и все, - сказал он себе и поставил подпись.
***
Тема так и не смог заснуть этой ночью. Его настолько волновал образ любимой, что он, проклиная ночь разлучницу, торопил завтрашний день. Наконец, когда небо начало светлеть, он сумел провалиться в спасительный сон.
Но утро не принесло ни только мудрости, но даже облегчения. Никогда еще время не было так беспощадно медлительно. Но каждому ожиданию приходит конец, и счастливый Тема все-таки увидел свою любимую. В этот день, прогуливаясь по ее району, они говорили, не слыша друг друга, а только любовались ставшими дорогими чертами. Часы предательски пролетели как одно мгновение. Прощаясь, Тема обнял Инну и нервно сунул ей письмо, взяв слово прочесть только дома.
- Мне все тяжелее расставаться с тобой даже на день, - она, вздохнув, провела рукой по его щеке. - Я пытаюсь запомнить тебя, но ты все время разный. Вот сейчас ты улыбаешься и мне хорошо. Боюсь, скоро совсем без тебя не смогу. Я хочу, чтобы наступило время, когда мы всегда будем вместе. Не будет ни расстояния, ни других препятствий.
"Расстояние не преграда, равнодушие вот непреодолимая стена", - усмехнулся Прометей.
- Я тебе обещаю, что такое время наступит, - твердо ответил Тема и страстно ее поцеловал, словно не желая отпускать. Окрыленный, он несся по улице домой. Такой легкости и такого страха он не испытывал никогда в жизни. Он жил сейчас только одним вопросом - какая у нее будет реакция на его признание в письме. Тема так боялся получить удар в сердце, как у всех, влюбленных незащищенное будничным равнодушием и так надеялся быть просто понятым. Взлетев по лестнице в квартиру, он, не раздеваясь, набрал семь заветных цифр, еле слыша гудок за биением сердца. Поначалу он еле узнал ее невнятный голос.
- Что с тобой? - спросил Тема, ожидая почему-то самого худшего.
В ответ он услышал лишь рыдания.
- Малыш, что случилось? - крикнул он, уже не контролируя себя.
- Это правда? - еле разобрал он слова Инны, произнесенные тихим, дрожащим голосом.
- О чем ты? - воскликнул Тема.
- То, что написано в письме - это правда?
- Была бы ложь, не появились строки. Но почему ты плачешь?
Минутное молчание.
- Я счастлива, я просто счастлива...
Прометей, тяжело вздохнув, закрыл глаза. Как давно он слышал эти слова от грации. Даже в себе, он не так явственно видит их, как чувствует пески времени, безнадежно схоронившие то пламя.
***
Стоял чудовищно жаркий август. Третий месяц Прометей выполнял пожелание своей грации, не оставляя влюбленных одних ни на секунду. На этот раз они вынудили его отправиться за город. "Совсем нет уважения к годам", - ворчал про себя Прометей.
Титан сидел у костра, наблюдая, как искры стремятся ввысь, к безоблачному летнему небу. Пахло дымом и хвоей. В пламени трещали и взрывались шишки. Угольки плясали на сухих полешках. Тень деревьев бережно оградила влюбленных от назойливых лучей, легкий летний ветерок обволакивал и нежным колыханием, казалось, напоминал, что время не остановилась.
"Ведь люди до сих пор думают, что я подарил им этот огонь", - подумал он, отодвигаясь от костра и вытирая капельки пота со лба.
Юноша поднес Инне бокал вина.
- Последний месяц лета, - сказала она. - Скоро холодная и тоскливая осень.
- Главное, что мы входим в нее вместе, без тебя любое время года пустое, - возразил Тема, обнимая ее.
- А знаешь, мне сегодня приснился ужасный сон, - пожаловалась девушка, зарывшись ему в плечо.
- Расскажи, - попросил юноша.
- Он о тебе.
- Уже интересно.
- Мы с тобой отправились в дом отдыха. Там было очень много молодых людей и девушек, - она вздохнула. - И ты увлекся одной и даже переступил черту.
- Надеюсь, она была хороша собой? - со смехом спросил Тема.
- Очень, но ты ее вскоре оставил. Ты пришел ко мне, все честно рассказал, но не стал умолять простить. Сказал, что я тебя все равно не прощу и... ушел.
- А ты?
- Ты оказался прав. Я не простила. Но, - Инна замялась, - когда проснулась, то задумалась, а что же дальше? Оставшись одна, я же буду сходить с ума, представляя тебя в объятьях другой женщины. И тут я поняла, что жить без тебя не хочу, да и просто не могу.
- И не надо, - Тема поцеловал любимую.
Она, притянув его к себе, прошептала на ухо:
- Если мы даже расстанемся, и я свяжу свою судьбу с другим, то все равно любить буду только тебя всю жизнь. Ты мне веришь?
- Какая же любовь без доверия? - отозвался Тема.
"Скоро не будет ни того, ни другого", - пообещал Прометей, взглянув на догорающий костер, в котором дыма было больше, чем огня.
***
"Дождь, люблю я дождь. Каждая капелька наполняет тебя вдохновением, заставляя грезить наяву и уноситься в миры, сотворенные тобой. Воспоминания одолевают с невообразимой силой, стараясь заполнить ноющую пустоту. Вот и сейчас все помыслы только о ней. Прошло полгода, но я все также страстно люблю. Осень тоскливая и холодная только еще больше оттеняет мое счастье".
- Ничего, если я скрашу твое одиночество? - вывел его звенящий голос из раздумий.
- Фальентия, - улыбнулся Тема. - Я искренне рад тебя видеть.
- Не сомневаюсь, - самоуверенно ответила грация и присела на край дивана, кокетливо скрестив ноги.
- Я хотел у тебя спросить, - начал он. - Почему ты тогда задавала такие странные вопросы? Ты не веришь в мое чувство?
- Нет, - спокойно ответила гостья.
- Но почему? - воскликнул Тема. - Я же люблю ее!
- Безусловно, - ее голубые глаза смеялись. - Вот только любишь как объект вдохновения, как то, что приводит меня в твой дом. Знаешь, ты словно змея, кусающая в порыве страсти свой хвост.
- З-м-е-я, - запинаясь повторил Тема.
"Фея" улыбнулась на прощание.
- Но мне приятно. Ты же пользуйся вдохновением. А ваши отношения с Инной - отношения завтрашнего дня без дня сегодняшнего.
- Поясни, - остановил ее Тема.
- Слишком велик разрыв между вашими надеждами, мечтами и тем, что есть на самом деле.
Он мог лишь наблюдать, как Фальентия в очередной раз внезапно покинула его, оставив наедине с далеко не радужными мыслями. Тема еще долго смотрел в одну точку, затем пробормотал:
--
Не верю я в искренность голубых глаз.
Но, взглянув на рукописи, он увидел, что "фея" вновь преподнесла ему свой дар.
***
Зима преобразило все вокруг, природа вдруг, в одно мгновение покрылась белым покрывалом и стала какой-то особенно чистой. Пушистый и мягкий снег сплошным потоком падал на землю, и было даже немного жаль каждую снежинку, теряющуюся в искристом покрывале. "Последний день и я выполню свое обещание", - с удовольствием подумал титан. То, что он видел сейчас, повторялось из тысячелетия в тысячелетия, только оттенок эпохи менялся.
- Ты должен понять меня, - твердила Инна, наверное, впервые избегая его взгляда. Она, почему-то назначила встречу на оживленном Охотном. Мимо сновали люди, и Тема ощутил непонятное давление. Он вдруг стал замечать, что вокруг ходят толпы и они не одни на этом свете. Ведь он раньше сам всегда говорил, стесняющейся людей Инне, что те живут в другом измерении и просто не способны видеть их любовные порывы.
- Должен? - горячился Тема. - Понимание к другому заканчивается там, где начинается неуважение к себе.
Прометей покачал головой: "Плохо, когда чувства начинают обременяться такими правильными словами".
- Я просто пытаюсь объяснить... - начала Инна, в голосе которой уже скользило раздражение.
- Ты просто своим малодушием уничтожаешь чувства, - жестко оборвал Тема.
- Может быть, - бесцветным голосом отозвалась Инна.
Тема ощущал ее боль и в любом другом случае прижал бы ее к себе, но причиной этой боли был он сам. Никогда он еще в ее присутствии не чувствовал столько неловкости и никогда ему не приходилась так тщательно подбирать слова. Тема внимательно посмотрел на Инну - вроде бы она, и в то же время не она. Незнакомый колючий взгляд ледяных глаз, невидимая, непреодолимая стена равнодушия и бесконечная усталость. Совсем чужая Инна, не его.
- Инна, не борись против меня, я тебе не враг. Борись за нас, - тихим голосом попросил Тема.
- Нас более нет, - обрубила она.
"И все... Вот так просто страница перевернута. Мы теперь только лики прошлого друг для друга", - мелькнула у Темы мысль, на фоне мертвым грузом повисшего молчания.
Инна подняла голову:
- Посмотри, видишь ту снежинку в небе? Ты любил ее, выдуманную тобой, не существующую, а не меня. Я же была в твоих руках. И наверно не выдержала - растаяла.
- А та, что была в твоих руках? Ты ее не удержала и теперь она смешалась с землей! - парировал Тема.
Прометей вспомнил главное условие Афины - лишать дара, прежде всего тех, кто его не ценит. "Что ж, моя миссия выполнена, пора назад в холод и покой вечности до следующего визита. Им же, - он посмотрел на бывших влюбленных, - более нечего сказать друг другу, кроме взаимных упреков. Скучно. Они даже не сохранят красивые воспоминания в душе своей. Грустно".
***
Куда? - не поворачивая головы, вяло спросил Тема, равнодушно рассматривая праздношатающуюся толпу. Лишь бы что отмечать, - подумал он с особым раздражением, останавливаясь взглядом на улыбающихся парочках, идущих в обнимку. Несколько раз он ловил заинтересованные взгляды и с особым чувством злорадства отмечал, что большинство заигрывающих с ним, были не одни. Его друг задумчиво вертел в руках "трубку". Не отвечая, он плюхнулся на ближайшую сухую лавку. Он, оценивающим взглядом, осматривая прохожих, громким хлопком открыл пачку чипсов.
- Здесь? - недовольно спросил Тема своего не больно словоохотливого друга.
Костя передернул плечам:
- Почему бы и нет? Но, посмотрев на кислое выражение лица Темы, сам чуть не поперхнулся.
- Тебе же нравилось это место, - он небрежно кивнул на Храм. Взяв из пакета бутылку миллера, Костя протянул ее Теме. Тот со вздохом привычным движением отвинтил крышку. Именно поэтому Костя пил лишь это пиво, он терпеть не мог неудобств, всегда все упрощал. Наверно, как и для большинства живущих сегодня, для него было только белое и черное и, конечно, он сам по самому центру. Тема предпочитал другое пиво, но при зарплате внештатного журналиста, оставалось только доверять чужому вкусу. Про стипендию говорить даже не стоило. Образование хотя и никому не нужное, но бесплатное, и так считается большой удачей.
--
Ты здесь первый раз с Инной встретился? - Вероятно, по содержанию вопрос должен был быть похож на дружеский интерес. Но Тема знал, что даже Костя равнодушен к чужой головной боли, и к его тоже. Он просто считал, что, слушая чужие проблемы, ты сам непроизвольно поглощаешь негатив. "Любопытно ему. Может, пару забавных историй расскажу", - с неприязнью подумал Тема и оглянулся, словно хотел увидеть хоть одного иного человека. Но бесполезно. "Как можно быть таким наивным, пора бы уже привыкнуть к обыденному существованию. Быть может даже смириться и, растворившись в пустоте, воскликнуть:
--
Это я! Я - такой же как вы! Я один из вас! Тема провел рукой по глазам и устало сказал.
--
Не лучшее воспоминание.
"...Последние дни были постижением разрушения изнутри, и отрицания себя самого. Словно еще один человек, забирая самое ценное, болезненно пытался выйти из мира мы, которого уже не было, но еще и не стало меня одного. Чувство медленно и пошло умирало, разлагаясь на глазах, не защищенных еще пеленой равнодушия".
- Мне она сразу не понравилась, - выдал свою любимую заготовку Костя. С видом наставника, которого разные неразумные личности не слушают, он запихал еще одну порцию чипсов и запил пенистым. Даже не столько уверенность Кости в своей правоте поражала Тему, сколь его предсказуемость. Довольно забавно, что многие люди называющие себя оригиналами лишь за смелые, а подчас за бестактные речи, настолько тривиальны. Впрочем, как все хамы. Правда, Костя все же весьма не редко оказывался провидцем, но только потому, что всегда ставил на черное. А тут не прогадаешь, этот сектор сбои дает редко, ну а если другой выпал... Что ж повезло, примите поздравления.
--
Тем более, слишком вы торопились, а после безудержной страсти не остается цветов, лишь выжженная страстью земля, - продолжал пичкать нравоучениями невозмутимый Костя. "Интересно у всех моралистов не все ладно с внутренней моралью"? Тема взглянул на своего друга. Тот, потягивая пива, закинув ногу за ногу причмокнул, мол "такая жизнь, ничего не поделаешь". Бутылка, описав круг, отдала салют Теме, выплеснув немного пены. "Но мы прорвемся", - означал жест Кости. Тема грустно улыбнулся и кивнул, хотя прекрасно понимал, что для Кости само понятие мы не существует, такой пережиток прошлого.
Подумаешь, сдутый мяч гоняли под дождем на размытом грязью поле, звонили школьным девчонкам и ставили всякую чушь, обдирали колени, падая со скейта. А школьных огонек, когда мы всех выставили и отбивали линейками, циркулями совершенно дикий ритм полуподвальной группы. Да, за испорченный реквизит, доску, сорванное мероприятие нам тогда досталось.
Дом был безнадежно далек от нас, в комнате постоянный бардак, я никогда не знал, где что, зато любой закоулок Арбата я облазил чуть не на животе. Родители - враждебная чуждая раса, не понимали даже наш язык, а вот всех окрестных шалопаев и "пацанок" я считал родными, подтверждая это противоречие томиком Баха. В пионеры нас приняли отдельно от класса, за обычную потасовку. И мы вдвоем в пионерской комнате чувствовали себя поистине избранными. Пройдет еще немного времени и на куске красной тряпки мы будем писать телефоны перченых ребят и отзывчивых девчонок... Для меня на этом месте кончилась моя бывшая Родина и началась другая, которую мне надо, очень надо полюбить. Но как трудно, ведь пришла она выстрелами на улицах родных с детства.
И сейчас мы вновь стоим с Костей на том же самом месте. Недалеко отсюда в соседнем дворе мы впервые пробовали курить, запивая дым "белым медведем". Мы синели, кашляли, захлебывались, слезы застилали глаза, дым раздражал слизистую, но мы смеялись, веселились и чувствовали себя абсолютно неразлучными. А потом, закинув в себя по пачке ядерной жевки, мы довольные и уставшие шли домой, чтобы получить дежурный подзатыльник. Но то было правильное страдание - мы знали за что. Да, сейчас мы здесь же, но мы ли то? А может Москва изменилась... Почему бы и нет? Должна же она как-то реагировать на тот бред, что уже стал нормой? Не из кремня же ее дух, в конце-то концов.
Маленький сорванец залез на нашу лавку и по-детски беззаботно начал прыгать по ее спинке.
- Э-э, ты, иди поиграй в другом месте, - недовольно окрикнул его Костя. "Акробат" перебрался на другую лавку, тот час забыв о происшедшем.
- Кстати, Инна мне звонила, - нарушил молчание Тема, сам не зная, зачем рассказывает скучающему другу.
- И что хотела? - Костя расправился с пакетом и методично стряхивал крошки с рукава куртки.
- Извиниться. Остаться друзьями, - отрывисто ответил Тема и истерически хохотнул, словно понимая, как все это глупо звучит.
- Избавь нас боже от таких друзей, - с чувством сказал Костя.
- Все слова. Я ей не верю. Она не способна, я же ее знаю, - продолжал он.
- Насчет знаю, ты говорил и в ваши лучшие времена, а потом раз, - Костя щелкнул пальцем. - И она тебя удивила.
- Не смешно, - отреагировал Тема.
- Скажем так, забавно, - Костя с трудом сдерживал улыбку, но не выдержал и расхохотался. Тема, скривившись, отвернулся и стал смотреть по сторонам.
Костя демонстративно посмотрел на часы: сентиментальные воспоминания и прочие нюни, он старался избегать. Боялся, что нарушится, как он выражался, его карма.
- Нам пора, - сказал он, отключая сигнализацию.
"Нас более нет", - вспомнил тема жестокие слова Инны, почувствовав, как стало тяжело дышать. Нет, даже не от боли. А только лишь от бешенства. Отказавшись ехать на машине, он, не спеша, поплелся по неровным московским дорогам, лениво обходя колдобины, наполненные грязной водой. Смотрел он только себе под ноги, но видел лишь как улыбается искуситель, спрятанный в синих небесах. Он пытается прочесть голубых глаз язык, но бесполезно. Один лишь холод, да насмешка. Он прижимает ее к себе, но волосы рассыпаются сквозь ладони, словно морской песок торопится сбежать. И в ее руках, огрубевших и ставших неожиданно неуклюжими - одна пустота. Наконец его сухие губы находят влажный огонь, дрожь отзывается во всем теле. Он никак не может напиться ей и безжалостно терзает ее губы, боясь потерять...
Оглушительный звук мощного клаксона, дикий скрежет тормозов и добротная конструкция мата слились в один невыносимый шум. Тема непроизвольно вздрогнул и непонимающе взглянул на мокрую дорогу - на ней запечалился тормозной путь иномарки.
--
Наркоман, отморозок, кретин, - кричал водитель, срываясь с места, да так, что его машина рассекла огромную лужу, около которой стоял Тема. Зажмурившись от летящих в него брызг, он только вытер грязь с губ, поднял воротник и побрел дальше.
С внутренним напряжением поднимался Тема по узкой, неудобной лестнице к себе в квартиру. Со вздохом он повернул ключ, ожидая всегда лишних в последнее время расспросов родителей и их назойливого внимания. Пройдясь в грязных башмаках по квартирке, он не то, чтобы обрадовался, скорее успокоился. Родители отсутствовали.
То, что нужно сейчас - свободная территория, в которой как никогда нуждался. Включив кассетник на максимум, он почувствовал, как пустота заполнилась, пусть даже музыкальным суррогатом. На телефоне красными цифрами горели все те же номера. Тема подумал, что даже не взяв трубку, он смог бы спокойно пообщаться с этими людьми. Просто, с недавних пор он знал, что они скажут. Да и раньше все эти Ольгунчики, Алеханы, Дены, не вызывали особо новых эмоций. Но он старался не думать об этом, не знать. Не было еще того цинизма, непробиваемого панциря безразличия. Не было нужды затыкать пробоины в себе потоками желчи, черной вязкой желчи.
Тема стал разгребать старые записи, прошлое хоть как-то оттеняло безжалостное настоящее. "А вот и ее письмо, что ж ты мне Инночка написала. Лживое существо и способно лишь на лживые строки. Прочту, повеселюсь". Но признания на бумаге долго он не вынес. Резко встав, он зашел на кухню, включил электрический чайник и насыпал две ложки растворимого кофе в свою любимую большую кружку. В ожидании он плеснул в бокал стакан минеральной воды и взглянул в окно, наблюдая за потоками холодного дождя, за людьми, которые как сошки прыгали из темного подъезда в ближайший троллейбус. Темно и промозгло. Коты еще орут противно, непонятно что им в такую погоду еще хочется. Капли словно отбивают ритм тоски. "Интересно, соседи протекут?", - без интереса подумал Тема. Эти полу глухие старики ладнослушали все политические новости на полной громкости, это-то при дребезжащем звуке их телевизора. Но делали они это с семи до десяти утра, ни раньше не позже. А потом в нормальное человеческое время полная тишина. Тема подозревал, что над ним издеваются, и даже начинал верить в заговор трудоросов. Раз шесть к ним приходил участковый, но понятное дело они ему не открывали, конечно не услышали. Странно, почему раньше с Инной он не замечал всех этих бытовых изысков?
Раздался щелчок - кипяток готов. Тема с тонизирующим напитком подошел к зеркалу. Глаз не видно, только насмешливый огонек. Отекшее лицо, какого-то сине нездорово цвета. Бескровное и безвольное, только мускул дергается, словно живет собственной отдельной жизнью. Помнится, он вчера высмеял девушку, бедную овечку, увлеченную им, только за то, что ее звали Лилия. Инна любила только белые лилии, а Тема всегда их считал болотными цветами, даже кладбищенскими.
Фотографии Инны он повертел пару секунд. Округлое лицо, нос с горбинкой, белые ресницы, ямочки на щеках, выразительный взгляд, толстые губы.
--
Что я в ней нашел? - лицемерно подумал он и отбросил снимок в дальний конец комнаты. Все записи полетели в урну, файл, целиком посвященный ей, отправился в "корзину". Но желанного облегчения не наступила. Наоборот, появилось тупое ощущение собственной глупости и слабости.
- Так любить свободу и так зависеть от любви! - с горечью воскликнул Тема
***
Тема тихо сходил с ума. Он давно уже не выходил из дома, его стал раздражать свет, солнце и люди, не понимающие движения его души. Пропасть пролегла между ним и остальным миром. Внутри у него все кричало: почему? почему именно так? Тема пытался найти логичное объяснение там, где его быть не могло. Он злился на Инну, оправдывал ее и снова злился. Тема перебирал все, что могло помешать их счастью, не находя главного. В конце концов единственным виновником он назначил сам себя и испытал от этого какое-то странное облегчение.
- Я вижу, мы играем в благородство, рыцарь печального образа, - раздался чуть хриплый, верно простуженный, но все же узнаваемый своей насмешливой интонацией голос.
- Что в этом плохого? - огрызнулся Тема.
- В благородство не играют время от времени, им живут, - пояснила "фея". Сцена, безусловно, потеряла актера, ну да ладно. Бездарных позеров итак хватает, -
- Фальентия,- довольно холодно протянул Тема. - Не думал увидеть... он неохотно повернул тяжелую голову в ее сторону и не смог скрыть возгласа удивления. Вместо, кокетливой и соблазнительной воздушной грации, он смотрел на иную Фальентию. Малыш - искуситель, сочетающий в себеколдовскую смесь аполлоновского и дионисийского начал, полностью преобразился. Ни кроваво-красных губ, ни призывного взгляда. Грязно светлые кудри безжизненно падают на бледное лицо, еле доходя до худых плеч. Фиолетовый цвет дрожащих губ. Широко распахнутые глаза превратились в жесткий прищур недоверия, пытающийся скрыть вечную боль и растерянность. Ни легкости, ни воздушности, напротив каждое движение резкое и нервное. От статности не осталось и следа, во всем сквозит неестественность.
--
Не нравится отражение твоей фантазии, - последние слова у нее сорвались на крик. Она нервозно отдернула несуразное длинное платье, черным мешком висевшее на ней. Отбросила в сторону бескровной рукой книгу, мешающую ей сесть. Тема лениво следил за полетом, успев прочесть название своего любимого романа - "Театр".
--
Давно не виделись, - сказал Тема, лишь махнув рукой на освободившийся стул, он повернулся к монитору, предоставив ее возможность самой располагаться.
--
Не очень ты радушен и любезен, - заметила уставшая женщина.
--
Сейчас не модно. Времена другие. За окном снова послышались раскаты и барабанный бой капель.
--
Зевс расстарался, - примирительно сказала фея.
--
К черту его. И закрой окна, звуки дождя меняотвлекают.
Фальентия исполнила пожелание:
- Раньше ты любил дождь.
- Раньше он меня любил.
--
Кто он? - не поняла фея.
Молчание легло тяжелым камнем, и воздух затвердел, не оставив пространства для колыхания слов.
--
Что ж немая сцена, тоже сцена. Хоть твоя игра и неубедительна. Тема резким движением достал снимок бывшей возлюбленной и бросил Фальентии.
--
В лицедействе не преуспел, - фыркнул он. - Вот она блестящая актриса. И почему это случилось? - резко спросил Тема.
- Недостоин, - предельно кратко ответила Фальентия.
- Но она? - закричал Тема. Грация недовольно махнула рукой:
- Что за нелепые гадания? - возмутилась Фальентия. - Для начала найди себя сам.
- Начать с себя, - задумался Тема. - Пожалуй,
я любил не ее, а созданный моей фантазией образ.
- Неплохо для начала, но что же дальше? - подзадоривала его Фальентия.
- Дальше... Любовь не умерла, - он перешел на шепот, таинственно улыбаясь. - Ее похитили.
- Кто же?
- Как кто? - театрально удивился Тема. - Конечно же Прометей, самый человечный из титанов!
Грация не выдержала и от души рассмеялась:
- Прометей?!
- Почему бы нет, - невозмутимо пожал он плечами. - И было это так.
Тема схватил ручку и принялся лихорадочно писать:
"Ваятели вновь указали своим божественным перстом на неугодных им людей. На этот раз в жертву должны были быть принесены те, чье пламя достигало небес - мифической вотчины его пославших. Прометей снял очки и взглянул уставшими глазами на безжалостное солнце"...