Природа обыскивает нас при выходе, как при входе. Нельзя вынести больше, чем принес.
Луций Анней Сенека (4 до н. э. - 65) - римский философ-стоик, поэт и государственный деятель.
Она изредка приподнимала голову, втягивала влажными ноздрями прохладный весенний воздух, ждала. Вдруг вблизи раздался шорох.
Волчица приподнялась, настороженно осмотрела лес, затем долго обнюхивала воздух. Убедившись, что в старом сосновом бору всё остаётся без изменений, она встала. В полночь, когда густая роса посеребрила хвою старых сосен, щенки мирно уснули, сбившись кучей у входа в нору. Волчицу ни на минуту не покидало напряжение.
Малейший шорох тревожил её. Волчата взрослея день ото дня стали постепенно понимать, что жить - значит уметь добывать пищу, нападать на тех кто пытается спастись бегством, прятаться и грамотно защищаться. В борьбе за существование нет места лентяям и ротозеям. Ошибись, прозевай, не успей увернуться, и - конец ты превратишься в чей - то завтрак, обед либо ужин.
Чтобы сохранить потомство, нужно приспособить и адаптировать его к жестокой окружающей обстановке. Поэтому одни прививали своим детям страх и подозрительность, другие - смелость и жестокость, но всё строго в пределах врожденных инстинктов, передаваемых из поколения в поколение. Когда щенята повзрослели, мать стала приучать их разбираться в следах, распознавать запахи и выслеживать добычу.
Теперь отец по утрам приносил к норам живую полевую мышь, барсучонка, а то и маленького зайчонка. Мать позволяла волчатам обнюхивать, немного потрепать добычу, затем уносила ее куда - нибудь в бор, делая по пути сложные петли и прячась в чаще. Через некоторое время щенки бросались разыскивать мать. Это им удавалось с первого урока, благодаря врожденной способности.
И тогда они с удовольствием расправлялись с жертвой ! С раннего возраста запах крови и тёплого мяса был для волчат превыше всего, за него можно было драться насмерть. Позднее волчиха усложнила обучение мальцов, став отпускать на волю живую добычу, приносимую отцом, причём делала это на глазах у щенят и, испытывая их терпение, долго не позволяя им разыскивать обречённую жертву.
Когда же, получив свободу, волчата бросались вдогонку, мать бежала следом, оценивала работу малышей. Так, день за днём, все шире и шире, открывался перед молодыми подрастающими хищниками таинственный мир волчьей жизни, в который они готовились позднее вступить. Всё удлиняющиеся дни были полны солнечного света и тепла. Быстро таяли последние остатки снега.
Из земли потянулись тоненькие зелёные росточки. Стали лопаться почки на белоствольных берёзах и осинах, а на самом солнцепеке на пригорках у водоёмах забелели подснежники - самое неоспоримое доказательство наступившей весны. Однажды мать - волчица недосмотрела за малышами - щенки начали, балуясь, кусать друг друга. Постепенно игра перешла в яростную драку и свалку.
Первый, подмяв под себя противника, неистовствовал, впившись в него зубами. К дерущимся подбежали остальные щенки. Все смешалось, зарычало, по - звериному оскалились морды волчат. Но, как ни странно, даже и теперь мать была равнодушна. Щенки дрались злобно, долго. Один волчонок, нечаянно повредил левый глаз с бровью своему собрату.
Рана поначалу планомерно заживала, но однажды туда попала инфекция, и повреждённое место снова воспалилось, и в конечном итоге перспективный волчонок ослеп на один глаз. Быстро подрастая, он неоднократно слышал, как его родители по ночам говорили о том, что им придётся всё - таки уйти из стаи. Но в результате всё вышло совсем не так, как они планировали.
Прямые и крепкие ноги заканчивались широкими ступнями с пальцами, хорошо вооружёнными когтями. Заживший глубокий шрам постепенно затянулся, уродливо пересекая наискось широкую бровь, затемнив навсегда левый глаз. Этим шрамом он и был приметен среди остальных волчат. Ещё будучи слепым, он умел быстрее своих братьев и сестёр находить у матери соски, отнимать их у других, питался лучше.
А когда прозрел, стал применять силу при делёжке пищи и получал лучшие куски. Всё это позволило ему окрепнуть быстрее других и превзойти их ростом. Между тем, когда был жив отец, он активно учил волчонка - инвалида правилам охоты. Показывал, как точно и безошибочно вынюхивать добычу, искать следы.
Как уходить от погони в случае опасности и умело обмануть врага. Подрастающий волчонок показывал отличные результаты ! В отличие от другого молодняка он схватывал всё на лету.
- Мы, волки, - учил сына отец, - На самом деле обладаем не таким уж острым зрением и слухом, как может показаться на первый взгляд. Зато у нас феноменальный нюх ! Так, каждый из нашего вида способен различить невероятное количество разных запахов. Ты, мой сын, скоро сможешь легко чуять добычу на расстоянии трёх километров !
С каждым днём детишки взрослели, лапки их достаточно окрепли, и они с каждым разом всё дальше удалялись от норы, с интересом исследуя окружающий мир. В возрасте полутора месяцев они уже вовсю бегали перед входом в логово друг за другом нередко устраивая кучу малу. К этому времени щенки почти полностью перешли на мясную диету, состоящую в основном из полупереваренного мяса.
Однажды вечером самец притащил в зубах увесистого бобра. Судя по размеру, это был двухлетка весивший несколько килограммов. Этого мяса было достаточно чтобы насытиться как самке так и двум детёнышам, Его волчара добыл в просторном водоёме Камышевки возле "Летней дойки" колхоза "Вперёд к коммунизму".
Здесь выводок бобров на быстром ручье с чистой водицей соорудил знатную плотину, благодаря которой вода захватила значительную территорию пригодной для комфортного проживания большого бобрового семейства. Именно сюда после первой удачной охоты на следующее утро отправился самец на охоту.
На востоке в это время появились первые проблески восхода. Ночь не спешила сдавать свои позиции. Пройдя от Шептунова водопоя по берегу "Двойного" озера хищник выскочил на обширную поляну именуемую местными жителями как "Первый свининый лагерь". Далее его путь пролегал несколько сот метров между речушкой Улуйкой и Пасечным озером, а далее к ручью Камышевке.
Речной хвойный перелесок встретил сухопутного корсара переливами птичьего хора и плотным, словно молочным туманом, затопившим долину. Соловьиные рулады заглушали щебечущие трели варакушек, бесконечное урчание речных сверчков и беспокойных кузнечиков. Терпкий аромат цветущей черёмухи наполнял округу, смешиваясь с запахом прелой хвои и прошлогодних листьев.
Участки зарастающих пойменных лугов у Улуйки чередовались с густыми ивовыми зарослями и полосами бурной растительности у самой воды, которые ещё косили местные жители деревеньки Александровки. Но таких участков становилось всё меньше, и там, где выкашивание травы прекращалось, а это место - Викторов покос там мгновенно разрастались густые кусты рясного колючего шиповника и заросли ивняка.
Волк бесшумно скользил лёгкой рысью по узкой едва приметной тропке вдоль быстрого течения русла Камышевки, сливаясь с обступившим его туманом. Хищник передвигался по краю надпойменной террасы ручья. Справа расстилалась неширокая полоса лугов Инвалидских полей. Разбросанные среди полян осиновые и берёзовые околки выступали из тумана тёмными островками, будто страшные чудовища их сказок.
Половодье схлынуло лишь пару недель назад. Из сырой земли густой полосой дружно поднималась на низинах свежая сочная трава. Туман, наползая с Улуйки и Камышевки, клубился белыми рваными клочьями, то скрывая, то вновь заслоняя округу. За Камышевкой в сторону Татарского моста зубчатой стеной поднималась полоса густого и рослого сосняка вперемежку с колючим кустарником.
Серпик бледного молодого месяца робко цеплялся рогом за верхушки елей. Утренний лёгкий ветерок разогнал туман, который нехотя откатывался в ложбину в сторону "Крестов" и Сербища. Короткая летняя ночь была на исходе. Солнце ещё не взошло, но розовая заря охватила северо - восточную часть небосклона, осветив долину Камышевки и противоположный берег.
С пригорка возле Татарского моста стала хорошо видна часть излучины водной артерии, с густой урёмой из зарослей красной и чёрной смородины, растущих среди кустов черёмухи под сенью молодых осинок и берёз. С новой силой принялись распевать на рассвете соловьи, выводя свои замысловатые колена, чередующиеся с переливчатым щёлканьем.
Утреннее солнышко бликовало в чистой и прозрачной воде заводи возле "Летней" дойки коров колхозного стада, в мелкой волне плескался лёгкий ветерок - бродяга. На берегах просторного затона по - прежнему было тихо и безлюдно только изредка слышались всплески воды. Это дружное семейство бобров с раннего утра уже трудилось в своей родной вотчине.
Здесь они построили небольшую плотину и заложили первую нору. В апреле следующего года у подруги Сломанного Зуба родилось четыре детеныша, и все другие самки увеличили население колонии - каждая на три или четыре новых члена. В конце четвертого года это первое поколение детей должно было бы, по закону природы, покинуть колонию и построить себе отдельную плотину и свои собственные норы.
Но они не ушли. Два года назад десятилетний бобр привёл от речки Улуйки от Изыкчульского моста к небольшой заводи ручья Камышевки несколько своих молодых сородичей. Глава колонии считался признанным вожаком. Не было ни одного бобра, который достиг бы его размеров и обладал бы такой же силой. Его гладкое тело достигало семидесяти сантиметров в длину, а весил он по крайней мере весом около двадцати килограммов.
Перепончатые задние лапы у этого бобра были вдвое крупнее, чем у его самки, и он был самым ловким и быстрым пловцом во всей колонии. Несмотря на густой мех, бобры переносят морозы ещё хуже, чем человек. В зимние месяцы вода вокруг нор - хаток так же необходима для них, как для человека огонь. По этой причине они с первых дней пребывания принялись за дело.
Проявляя почти человеческий разум, маленькие строители неутомимо трудились на новом месте. Они валили небольшие деревья, разгрызали их на части по полтора - два метра каждая, и эти заготовки скатывали к ручью, подталкивая их головой и передними лапами.
Ветками кустарников и сучьями деревьев бобры переплетали поленья, и плотина в самом узком месте водной артерии становилась всё больше и все прочнее. Потом начались удивительные цементные работы. В этом бобры непревзойдённые мастера. С берегов бобры носили смесь ила с маленькими веточками, искусно заполняя этим веществом все отверстия в запруде. Казалось бы, работа эта слишком трудоёмка, но за день творцы - строители переносили значительное количество такого цемента.
Уже через короткое время вода начала отступать, потом поднялась, затопив небольшой участок кустарника и около десятка деревьев. Работать стало легче. Строительный материал теперь можно было срезать, не вылезая из воды, и без труда сплавлять к плотине, которая достигала уже несколько метров в ширину.
Несколько минут хищник стоял, словно каменное изваяние, молча и неподвижно у кромки пруда, принюхиваясь к воздуху, насыщенному неприятным запахом поселившихся сюда водяных существ. У кромки залива немного вверх по ручью глава колонии огромный бобр расположился на бревне, греясь в утренних лучах восходящего солнца и смачно похрустывал молодыми стеблями тальника.
По следу, который бобр оставлял в иле, можно было судить о его размерах. Некоторым деревенским охотникам посчастливилось даже увидеть его. Если бы не ловкость и хитрость, мягкий мех этого бобра уже давно оказался бы в красивой шубейке или шапке какой - нибудь Александровской молодухе - моднице. Однако вот уже несколько лет бобру удавалось уберегать свою шкуру от жадных человеческих рук.
Волк, увидев добычу оскалил клыки. Шерсть у него на спине встала дыбом, мускулы напряглись. Мгновенно распластавшись на земле, он бесшумно пополз вперёд. Удача сопутствовала ему - свежий ветерок дул ему навстречу, лишая бобра главного козыря, учуять приближающую опасность.
Расстояние постепенно сокращалось.
Всё далее двигаться нельзя - пора действовать. Сильное тело хищника напряглось до предела. Не издав ни звука, он ринулся на трофей. В последний момент роза ветров поменялась, и до водоплавающего зверя донёсся тревожный запах. Бобр беспокойно зашевелился. Уже рассвело, золотые солнечные блики горели на поверхности водной артерии. Бобр глубоко вздохнул, его усатая морда вздрогнула.