Поскольку законы природы совершенны и неизменны, они не могут быть нарушены или созданы.
Карл Поппер (28 июля 1902 - 17 сентября 1994) - австро-британский философ, основатель критического рационализма.
До чего же это здорово ! Только познав лишения и трудности, можно оценить самые заурядные бытовые удобства. Ведь скажи сейчас какому - нибудь закоренелому горожанину, как хорошо лежать на нарах сытым, в жарко натопленной таёжной избушке. Он лишь криво усмехнётся.
Потому что он до этого не промокал до костей, не промерзал на ледяном ветру и не испытал приступа сумасшедшего голода. У него всегда под боком холодильник, со всякими яствами, а в крайнем случае поблизости магазин, куда он может в любой момент сходить за продуктами.
О топке печи он тоже не думает - есть центральное отопление. Простая пища, которую охотник с таким аппетитом уплетал, у него вызовет только брезгливое недоумение. А Кузьма был счастлив. После короткого отдыха охотник отправился в знойную баньку.
Зверобой водрузил на голову, сшитую своими руками банную шапку из войлока, а на руки надел рукавицы - верхонки. Войлочная шапка для бани защищает голову от перегрева и теплового удара и не даёт коже контактировать с горячим паром, который при неосторожном взмахе веника способен оставить болезненный ожог. Почему лучше войлочная ? Это объясняется просто.
Войлок - материал пористый, и воздух, содержащийся внутри, становится естественным изолятором между телом человека и окружающей средой. Она становится своеобразным термосом для головы парильщика и сохраняет естественную температуру тела, предохраняя не только от холода, но и от жары. Далее охотник запарил два веничка берёзовый и пихтовый, а после этого для пробы подкинул на каменку кипятку.
Речные камни - гладыши, шумно зашкворчали, бурно выплёскивая из своей утробы горячий лечебный пар, который моментально заструился, проникая во все уголки маленького помещения. Кузьма не спешил брать веники. Его отец - Федотов Илья Афанасьевич был знатным банщиком и любителем хорошо попариться.
Он всегда учил и наставлял своего сына, давая мудрые советы: "Кузя прежде чем париться вениками, посиди на полку, потомись хорошенько и прогрейся ! Пусть раскроются поры ! Пропотей на славу ! А то сожжёшь себе кожу и баня пойдёт не в пользу, а во вред ! Только после капитального прогрева хватайся за веник и парься сколько хватит дыхалки и силы !".
Эти наставления сын всегда помнил и неукоснительно им следовал. Подкинул на каменку очередную порцию кипятка. Ударил горячий сухой пар, жёстко сжимая в своих мощных объятиях, словно стальные щупальца тисков, сильное и крепкое тело парильщика. "Процесс пошёл !" - мелькнуло у него в голове.
Стальное и могучее тело охотника млело от жара, а через открытые поры проступили крупные горошины пота. Вместе с ним из организма выходили, шлаки и усталость. Слегка кружилась голова. Ему мерещилось, что он вдруг поплыл куда - то. Но не вдаль, а вглубь. Будто мизерное помещение баньки потеряло границы, а время растворилось в пространстве.
Он парился долго неутомимо самозабвенно и с кайфом ! Выносливое тело зверобоя раскраснелось от сухого пара и двух использованных веников, словно раскалённый металл в горниле умелого кузнеца. Охотник выскочил из баньки и опрокинул пару вёдер ледяной ключевой воды на себя. С удовольствием крякнул громко матюгнувшись ! С него сразу повалил пар столбом.
- Хорошо однако ! - довольно рявкнул Кузьма. Голос его звучал сурово и радостно одновременно. Зычно, словно гром. Он снова заскочил в баньку и плеснул кипятка на раскалённые камни и опять за дело ! Напарился от души и всласть ! Так умел париться только он.
Выйдя наружу зверобой глубоко вздохнул свежего, бодрящего и морозного, воздуха - "Вот она моя Родина ! - подумал он - Здесь вся наша жизнь. В деревне Александровке предки мои похоронены. Неужели закончится род то наш, вся надежда: только на сынов: Юру, Сергея и Михаила, дочки замуж выйдут, а сыновьям "Фамилию" беречь, так издавна русским обычаем заведено !".
В полночь всполоснутое днём яростным снегопадом небо очистилось и празднично засияло звёздным блеском. Всё вокруг словно ожило, преобразилось, наполнилось трепетным блеском, и безжизненный прежде пейзаж тайги стал неузнаваем. Ночь раскинула над тайгой чёрные, усыпанные звездами яркие крылья. Мелкие и крупные россыпи бриллиантов небесных тел раскинулись по всему небосводу. Они прочно притягивали взгляд любознательного наблюдателя, словно пытаясь затащить его к себе, словно в бездонную пасть "чёрной дыры". Настороженно и чутко спали лесные дебри.
Угрюмая сибирская тайга утонула в тёмном бархате ночи. Кузьма вышел из баньки, вдохнул полной грудью вкусный морозный воздух и счастливо улыбнулся - именно за этим он сюда и приходит в тайгу. Небо было ясное, яркий месяц и тысячи звёзд освещали таёжную избушку и полянку перед ней. И в этом небесном свете хорошо читались звериные следы, узкой тропкой тесно оплетающие охотничье зимовье.
С неба щедро опять посыпались снежные хлопья, а в печной трубе тоскливо завыл неугомонный ветер. На густой ночной лес продолжали падать пушинки снега, переливаясь в ярком свете ночной луны, словно редкие морские жемчужины. И тут охотник внезапно вспомнил, как ему в гордом одиночестве пришлось некоторое время назад строить эту охотничью избушку. "Материал подготавливал, освобождая древесину от сучков.
В области, где они соприкасались, удалил кору. Строительство зимовья - ответственный момент. Умение поставить жильё для профессионального таёжника не менее важно, чем умение охотиться.
Любой промысловик начинает свою карьеру именно с этого. И от того, насколько изба соответствовала климатическим условиям данной местности, зависит не только успех промысла, но и жизнь охотника. Работа у охотника двигалась быстро и споро, поскольку ему не приходилось гадать после каждого процесса, что делать дальше. Он работал с восхода солнца до заката. Перед входом в избушку также соорудил нечто в виде тамбура, чтобы дверь не выходила сразу на улицу, то есть в тайгу.
Этот тамбур прекрасно предохранял зимовье и от снежных заносов, и от холода, поскольку в нём формировался свой микроклимат, промежуточный между открытым воздухом и помещением. Поленницы дров располагались в тамбуре с левой и правой стороны от входной двери". По пути в жилище Кузьма прихватил охапку дров и едва протиснулся в малый проём двери охотничьего зимовья. ...
В лесной избушке было жарко натоплено - благодать ! Подбросил в печь на тлеющие угли бересты. Она задымилась, издавая характерный треск, и вдруг вспыхнуло пламя. Охотник положил на горящую бересту сухих пихтовых веток, а на них дровишки. В печи затрещали сухие берёзовые поленья, вспыхивали искорки, а сверху свистел чайник. Зверобой очнулся от раздумий, и погладил по голове лайку.
Пёс благодарно заскулил и лизнул хозяину руку. Кузьма Ильич налил себе душистого горячего чаю на листьях брусники и с удовольствием попил его с душистым мёдом. Горячий лёгкий ужин и тёплая постель щедро вознаградили охотника за испытания трудного дня. Зверобой прилёг, завалившись на добротно сколоченные деревянные нары - лежанку. Стало неожиданно легко - легко, и он заснул, мгновенно попав в крепкие объятия всесильного бога сна - Морфея...
Сладкий сон до утра в комфортном и тёплом зимовье. Итак, Кузьма спокойно уснул и ему снились красивые и цветные сны. Такие сны, снились ему с детства, и когда была жива его мама - Прасковья Ивановна. Она всегда говорила, слушая рассказы маленького сына о том, что ему сегодня приснилось. Что такие живописные и радужные сны снятся людям немногим и те, кому они снятся, обязательно будут счастливы и удачливы в жизни.
Охотник предсказаниям своей мамы свято доверял в детстве, верил и сейчас. Прасковья Ивановна ему снилась часто и ласково разговаривала с ним, сидя у домашней прялки держа в правой руке веретено в виде деревянного продолговатого изделия, то на бархатном и невесомом облаке. Кузьма и сейчас был уверен, что мама с небес до сих пор словно Ангел - Хранитель незримо оберегает его, хоть и ушла туда совсем недавно.
Робкий рассвет постепенно сдирал с угрюмых вершин высокоствольного леса дикой тайги густой мрак. Утро нарождалось незаметно, в глубоком молчании, без стука дятла, без шума тайги. Медленно наступал рассвет. Внизу, на заснеженной земле таёжной глуши еловой тайги начали прорисовываться кусты. Вначале они были какого - то тёмно - бурого цвета. Со временем цвета ожили и к восходу солнца кусты запылали всеми оттенками цветов от белого - шапок снега до бордово - красного их ягод.
Взошло сибирское холодное солнце, поиграло тонюсенькими и жидкими лучиками в густых кронах столетних елей и тут же скрылось в пышных белёсых облаках. Утро выдалось тихим и ясным, мороз чуть ослаб. Вокруг охотничьей избушки, которая находилась в густой чаше дикой тайги, открывалась широкая и чудесная панорама. Деревья, кусты, само зимовье с маленькой и неказистой банькой - всё было покрыто толстым слоем ослепительно белого снега, сверкающего под утренними солнечными лучами.
Проснулся таёжник поздно. Он проснулся, улыбаясь, ещё наполовину пребывая во сне, но мягко говоря, прохладный воздух в зимовье быстро вернул его в реальность. Печка ночью погасла, и всё тепло ушло через дымоход. Охотник рывком поднялся и посмотрел вокруг. Всё было как прежде. Ружьё весело на толстом гвозде, как он и приладил его вчера, придя с охоты. С хрустом расправил широкие богатырские плечи. Карай, тоже проснулся, и рад радёшенёк, прыгал и ластился. Псина, виляя хвостом, подскочила к хозяину.
- Что, хороший мой ? - приласкал его охотник.
- Голоден ? Или чуешь кого?
Карай присел и облизнулся. Зверобой разделся по пояс и взяв ведро с прохладной водой и кружкой быстро вышел из помещения, чтобы умыться. Из ближайшего кустарника из мягкого снега сугроба шумно, хлопая крыльями, внезапно ввысь взмыл красавец тетерев.
- Вот напугал чертяка ! - произнёс Кузьма и принялся за умывание. После утреннего водного моциона охотник оделся и вышел из зимовья, вздохнув порцию свежего и чистого воздуха. Небо на востоке блистало, приобретя яркие и насыщенные тона в лучах солнечной огненной колесницы. А могучая тайга стояла безмолвной, невозмутимой и торжественной, радостно встречая вечное солнце.
Это словно напоминало священный ритуал древности, когда седой жрец выполнял колдовской обряд далёких предков. И вокруг царила полнейшая умиротворяющая тишина. Даже птицы ещё не торопились встречать новый день, продолжая дремать в потаённых местах. Минуты абсолютной утренней и волшебной тишины. Неожиданно налетел капризный северный ветер, стряхнул с еловых лап снежные поневы и закружил мириады ажурных снежинок, застя глаза охотнику.
Но, несмотря на капризы погоды, Кузьма взялся за готовку пищи на улице. Костёр разгорался медленно. По синему зимнему небу плыло раскалённое солнце, которое выскользнуло с помощью ветра из рваных облаков. Зимний лес был величествен и статен. Вековые могучие сосны как будто пристально поглядывали сверху на затерянный в тайге крохотный охотничий домик и на зверобоя с этим нелепым изрядно закопченным казанком в руках.
Зверобой невольно засмотрелся и залюбовался на утренние мгновенья зимней тайги. Распалил костёр пожарче и затеял свою любимую похлёбку. Благо осталось ещё половину тушки косого. Заметалось пламя, весело затрещало, пожирая сухие ветки и обломки валёжин, постепенно набирая силу, жадно лизало дно охотничьего походного казанка. Вода, нагревшись, забурлила, вспенилась, плескаясь через край.
Посыпалась в неё резанная квадратиками картошка, морковь и свежая капуста. Поплыл аппетитный запах варева. Вкусный тонкий синий дымок вертикально поднимался над потрескивающим костром, булькала вода в котелке, и над поляной перед зимовьем продолжал разноситься умопомрачительный запах мясной похлёбки из зайчатины. Охотник кружил вокруг казанка, уклоняясь от лезшего в глаза ядрёного дыма, колдовал над пищей: что - то добавлял, мешал, пробовал на вкус. Напоследок Кузьма добавил лаврушки и других лесных специй, отставив казанок в сторону, накрыв крышкой, дав аппетитному вареву, настоятся.