В сражении само по себе численное превосходство не дает преимущества. Не надо идти в атаку, опираясь только на голую военную мощь.
Сунь Цзы - великий китайский полководец
Осада Севастополя войсками союзников в Крымскую войну 1853-1856 годов потребовала от русской армии изменения приемов боя. Понадобились люди, способные незаметно подползти к вражеским стрелкам - штуцерникам, молниеносно уничтожить их холодным оружием и исчезнуть, прежде чем противник успеет понять, что происходит.
Требовались те, кто мог неожиданно напасть на вражескую батарею и вывести из строя пушки. В регулярной армии солдат, привыкших к такой войне, не было. Вот тогда-то и вспомнили о кубанских пластунах. В Севастополь срочно откомандировали два пластунских батальона. Здесь они действовали настолько удачно, что командование срочно потребовало прислать новых пластунов. Начался набор добровольцев ещё в две роты, которых тоже отправили в Крым.
При осаде Севастополя боролись две многочисленные армии на очень близком расстоянии одна от другой, и передовая аванпостная служба здесь являлась самой тяжёлой и опасной. С каждым днём неприятельские траншеи подвигались все ближе и ближе к городу, возводились новые батареи, велись мины, и за всем этим приходилось следить пластунам там, где это входило в линию их расположения.
Чтобы воспрепятствовать неприятелю в работах, из Севастополя на спорные пункты высылались русские войска, выходившие за нашу артиллерийскую линию, а впереди этих войск, в свою очередь, действовали пластуны.
Таким образом, пластунская служба была здесь, так сказать, передовой в передовых рядах. Этого мало. Высылавшиеся на передовые позиции войска переменялись и обновлялись, а пластуны бессменно находились на боевых позициях и служили постоянным авангардом для сменявшихся войск. "По мере того, - вспоминал генерал Попко, - как осаждающие подвигались ближе и ближе к Севастополю, как боевое поле между воюющими сокращалось, передовая служба пластунов становилась все труднее.
Они устраивали свои ложементы менее чем на половину ружейного выстрела от неприятельских стрелковых закрытий и батарей, так что смена, засевшая в ложементы ночью, не могла выйти из них до следующей ночи, а иначе была бы мгновенно перебита.
Даже под покровом ночи смены достигали ложементов не иначе, как ползком. Зато пластуны держали в том же безвыходном положении неприятельских стрелков. Особенно же наловчились они метить в амбразуры - лучше сказать, во всякие отверстия неприятельских батарей, и убивать артиллеристов, чем значительно облегчали трудное положение наших батарей, засыпаемых сильнейшим, подавляющим огнём неприятельской артиллерии огромных калибров.
В это тяжкое время сражавшимся на позиции казакам приходилось по целым суткам довольствоваться каким-нибудь сухарём и нередко терпеть жажду, приходилось с вечера обмокнуть, а к утру обмерзнуть и не скоро дождаться очереди обогреться и обсушиться.
Боевые потери в людях происходили ежедневно: стихийные влияния и лишения бивуака также подрывали силы пластунов. К концу зимы 1855 года число людей в обоих батальонах сократилось настолько, что они не могли уже составить и одного полного батальона. Но нравственное настроение было сильное, боевой дух рос, а пластуны закалялись. Вот конкретные примеры успешных действий пластунов. Для обороны Севастополя из Черномории прибыли 2-й и 8-й пластунские батальоны во главе с подполковниками Венедиктом Головинским и Иовым Беднягиным.
Уже 13 сентября 1854 года, на четвёртый день своего прибытия, 120 пластунов уничтожили тактикой прохождения сквозь конный строй 2 французских полуэскадрона близ Балаклавы, рассеявшись по полю и спокойно перестреляв мчавшихся на них кавалеристов. Меткие и рассчитанные выстрелы их из лучших по тому времени нарезных штуцеров расстраивали и осаживали неприятельских стрелков. Пластуны, как стрелки и застрельщики, не нашли себе равных противников.
Тут же они выказали и свою кавказскую сноровку при столкновении с кавалерией. В то время как 120 пластунов, наступая против одной из батарей в качестве застрельщиков впереди цепи Владимирского пехотного полка, рассыпались в лощине, покрытой мелким кустарником, на них двинули полуэскадрон лучшей французской кавалерии. Французы с обнажёнными саблями лихо поскакали на пластунов в карьер, ожидая, вероятно, встретить обычный приём построения противника в каре.
Но пластуны, согласно своим кавказским приёмам и тактике, не стали скучиваться и приняли неприятеля врассыпную. Присевши на одно колено, каждый из пластунов выстрелом с колена снимал с лошади мчавшегося на него всадника. Оставшиеся в живых французы, не сдержавши лошадей, пронеслись в промежутках между пластунами, окончательно расстроились и растерялись, немногим из них удалось ускакать назад. Тогда бросился на пластунов другой полуэскадрон, но и его постигла та же участь.
Французов частью истребили, а частью взяли в плен. И при этом оказалось, что оба раза пластуны не потеряли ни одного убитого. Лишь немногих из них только слегка ранило. Так помогла им Кавказская военная сноровка, выработанная в борьбе с черкесами. Но больше всех неприятностей доставались 4-му бастиону, который глубже других врезался в неприятельские позиции, подвергаясь жесточайшему об- стрелу и неся значительные потери. Защитники бастиона несли тяжёлые потери от врытой глубоко в землю вражеской шестимортирной батареи, расположенной на расстоянии ружейного выстрела.
В конце ноября 1854 года командир 2-го пешего батальона подполковник Венедикт Васильевич Головинский предложил захватить батарею силами пластунов, что вызвало недоверие большинства присутствующих военачальников. Сформировав вечером сводный отряд из 390 пластунов и 150 добровольцев - 50 матросов и 100 солдат, Венедикт Головинский в полночь отправил к неприятельским позициям отборных разведчиков - пластунов. Установив расположение вражеских караулов и секретов, разведчики возвратились и ближе к утру скрытно провели весь отряд к позициям, прикрывавшим мортирную батарею.
Дружно выстрелив по первой траншее, пластуны бросились на уцелевших неприятелей в кинжалы, матросы и солдаты - в штыки. Французы совершенно растерялись от такой более чем дерзкой отваги, и батарею захватили. После жестокого боя пластуны хотели заклепать три больших медных мортиры, но тут уряднику Ивану Герасименко пришла в голову мысль: "зачем портить добро, возьмем лучше себе".
Великан и силач, он поднял одну из оставшихся исправных мортир, и выбросил её наверх из подземного капонира. Отразив несколько вражеских контратак и выдержав сильнейший обстрел при отходе, отряд отступил на четвёртый бастион с тремя трофейными орудиями, множеством новейших нарезных штуцеров, четырнадцатью пленными, среди которых один оказался полковником, а другой - поручиком.
Однако в операции пластуны потеряли восемь человек убитыми и пять ранеными, причем трёх убитых не удалось отыскать в темноте и вынести с собой. Утром пластуны увидели одного из них - Ерофей Кобец оказался привязан к внешнему брустверу вражеской траншеи с таким расчётом, чтобы русские, ведя стрельбу по противнику, попадали в него.
Подступы к трупу находились под плотным непрерывным огнём. Но пластуны не могли смириться с глумлением над телом боевого товарища, и наступившей ночью двое отправились к вражеской траншее. Впереди, с привязанной к поясу длинной верёвкой, полз Порфирий Семак, за нимнапарник.
Под сильным огнём они незаметно подползли к телу Кобца, что называется под носом у вражеских стрелков привязали к его ногам верёвку, и необнаруженные возвратились к своим. Под утро тело подтянули к ближайшему ложементу и на другой день предали земле по христианскому обряду. Так Семак с товарищем исполнили свои обязанности. Поступки этого рода кроются глубоко-глубоко в нравственной природе человека, а такие деяния немыслимы без мужества и самоотвержения.
Отличившихся в Севастополе пластунов представили к наградам, среди них - герои: Кравченко, Чиж, Белый, Онищенко, братья Сопельняки, Семак и другие. За выполнение боевых задач 2-му Кубанскому пластунскому батальону пожаловали Георгиевское знамя с надписью "За примерное отличие при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов", а 8-му батальону - Георгиевское знамя с надписью "За отличие при взятии крепости Анапы 12 июня 1828 года и примерное мужество при обороне Севастополя 1854 и 1855 годов".
05 декабря 1854 года в приказе Черноморскому казачьему войску объявили, что
"согласно с мнением Кавалерской Думы Военного ордена Святого Георгия, Его Светлость князь Меньшиков назначил командующему тем батальоном подполковнику Венедикту Головинскому орден Святого Великомученика и Победоносца Георгия 4-й степени, за отличное мужество и храбрость, оказанные им при вылазке с 491 охотником против англо-французской батареи и траншеи 29 ноября в ночь, где
неприятель был отбит и под сильным его огнём взяты мортиры, а также пленные и огнестрельное оружие.
Пластуны же научили пехотинцев, ходивших охотниками в неприятельские траншеи, особому приёму, который всегда оказывался удачным. Охотники сначала подползали как можно тише к неприятельской траншее, шагов за тридцать они останавливались, давали залп, кричали "ура" и сейчас же падали на землю. Как только неприятель отвечал на их залп, они с новым криком "ура" быстро кидались в траншеи и начинали штыковую работу. Англичан, в особенности, так озадачивал такой манёвр, что они обыкновенно бросались и бежали назад из траншеи...
Тем временем и в самом Севастополе также начали формировать пластунские команды и из обычных пехотинцев и матросов. Кубанцы были крайне недовольны таким решением. "Из кацапов пластунов не выйдет", - утверждали они. Но быстро выяснилось, что очень даже выйдет. Знаменитый матрос Кошка стал не единственным героем вылазок, способным действовать не хуже настоящего пластуна. Часто пластунам приходилось попадать в невозможное положение.
Вот одно из многих подобных же: в ночь на 5 апреля 1855 года, впереди 4-го бастиона, пластуны по обыкновению занимали передовые ложементы, а за ними, во второй линии резервных ложементов, располагалась рота Екатеринбургского пехотного полка. Неприятель вел под 4-й бастион мину, но, дойдя с ней только до первой линии наших ложементов, решился взорвать её, потому что заметил с нашей стороны контр - мину.
Взрыв последовал ночью и был так силён, что всё пространство впереди 4-го бастиона и самый бастион содрогнулись несколько раз, как бы от ударов самого жестокого землетрясения.
Взлетевшими на воздух глыбами земли и камнями обдало все ложементы, а особенно досталось ближайшему ко взрыву, крайнему ложементу пластунской линии. В то же мгновение осаждающие распорядились по всем ближайшим своим линиям открыть сильнейший ружейный и артиллерийский огонь, причём противник пустил в ход боевые ракеты.
Казалось, неприятель хотел соединить все ужасы боевого огня в одну внезапную стихию, чтобы окончательно ошеломить 4-й бастион. Роте, бывшей в резервных ложементах, представились все признаки наступающего штурма, и она отступила на бастион, где вследствие этого забили тревогу и стали готовиться к отражению приступа. Не видя, однако, пластунов и не получая от них известия, обеспокоились насчёт их участи. Хорунжий Макар Шульга, произведённый в чин офицера из рядовых пластунов, решился добраться до их ложементов, несмотря
на метель штуцерных пуль.
Вернувшись, он донёс, что в ложементах пластуны на своих местах и шибко ведут перестрелку, а крайнего, шестого ложемента, возле которого последовал взрыв, он не мог заприметить и полагает, что его совсем засыпало землёю от взрыва. Вторично сделанное дознание показало, что и в крайнем ложементе люди целы. После взрыва пластунов действительно присыпало землею и заставило их расчищать закрытие пригоршнями и шапками.
Как только они немного оправились и приметили, что неприятельские стрелки бросились занимать воронку, то начали выбивать их оттуда усиленным огнём и до сих пор ещё не допустили ни одного смельчака прочно там усесться: но что у них патроны уже на исходе. Тогда послали к трём молодцам, так хорошо распоряжавшимся в своём потрясённом и засыпанном закрытии, подкрепление из четырех пластунов и патроны. Исход стал тот, что неприятельских стрелков, несмотря на все их усилия, не допустили занять воронку и враг оставил в ней кучу своих убитых".
Держась обыкновенно впереди батарей на самых крайних позициях и ложементах, участвуя в секретах, дозорах и разведках по осадным работам союзников, пластуны возвращались на бастионы лишь для кратковременных передышек. Здесь они находили иногда горячую пищу, которая готовилась в городе и приносилась оттуда на бастионы.
Хорунжий Макар Шульга прославился тем, что во время обороны Севастополя успевал практически в одиночку, до наступления рассвета ликвидировать оружейников и заклепать большую часть французских орудий, благодаря чему неприятель нёс огромные потери.
Целые ночи дежурили затем казаки на самых опасных передовых пунктах, зорко следя за всем, что происходило на передовых позициях неприятеля. По слуху, припавши ухом к земле, они определяли вновь начинавшиеся работы и направление, в каком они велись, а если слуха оказывалось недостаточно, то ухитрялись под покровом ночи пробраться к самому месту работ, наблюдая, как неприятель копал землю, куда он выносил её, а также как устанавливал пушки и прочее.
Таким образом, ни одна батарея не устраивалась у союзников, ни одна траншея не была у них выкопана, ни одно поступательное движение в этом отношении не укрывалось от бдительных пластунов. Ползая на разведки, они, не стесняясь, захватывали с собой всё, что плохо лежало у неприятеля.