Здесь всё так располагало к спокойному раздумью, что даже Кузьма, неугомонный охотник, на какое - то время забыл о цели своего похода. Он вышел на косогор. Звериная тропка забирала влево, вилась змейкой по пригорку, выводя зверобоя по просеке лесному озерцу, сдавленному со всех сторон кустами приземистого ельника. На горизонте сероватое небо сливалось с голубой полосой большого Бобрового озера.
Осень уверенно наступала по всем фронтам. Разноцветные листья с деревьев падали громко, даже не верилось, что такой шум может быть от хилых осенних листочков. Пахло землёй, травами, прелой листвой и хвоей. Под ногами шуршали сухие листья, иголки хвойных деревьев. Проходя мимо Бобрового озера, таёжник обратил внимание на огромный вздыбившийся над землёй валун светлого окраса, на котором чудом произрастали несколько корявых деревьев.
Смотря на эти неказистые лиственницы, не поднявшиеся в росте выше двух метров, состарившиеся над камнем, промысловика охватило чувство восторга и гордости, "Какая же жизнестойкость у этих изувеченных невероятной борьбою деревцев, поселившихся на открытом каменном выступе !". Где - то впереди, сперва сбивчиво, неуверенно, потом всё более входя в азарт, запел рябчик петушок, подзывающий самочку.
И было в этих несложных звуках столько страсти и молодой силы, что даже Кузьма Ильич расправил свои широкие крепкие плечи, словно сбрасывая с них незримую тяжесть. Тропинка завела в хвойный лес и там потерялась среди высоких кочек болота. Впереди показались могучие величавые сосны, уходящие вершинами в небо. Среди ближайших кустов вполголоса тенькнула синица, но тотчас - же умолкла.
В бору опять разлилась настороженная тишина. Вдруг таёжник услышал громкий лай.
- Карай, что ты там нашёл ? Найдёт какую - нибудь мышку и гавкает, неугомонный ! - сокрушался вслух охотник.
Но заливистый лай продолжался.
- Нашёл, наверное, что - то покрупнее мыши.
Он бы не стал столько времени лаять на мелочь,- проворчал зверобой и направился к сосновой рощице, откуда доносился шум.
Неожиданно собака замолчала. Но прошла минута другая как она снова подала голос. Охотник прошёл не спеша по рысьи несколько десятков метров и увидел как Карай сидит под высокой вековой сосной, задрав голову вверх и при этом лениво тявкая. Зверобой некоторое время всматривался в богатую крону толстенной сосны, пока не заметил, как среди веток на светлом небе шевельнулось что - то большое, чёрное.
И он понял: это был крупный глухарь ! Такую пернатую облаивать - это наука особая и далеко не всем собакам доступная. Мошники, как чувствуют, вроде, под какой собакой сидеть, а от какой срываться. Иная всего пару раз "гав" скажет, а он уже полетел. Другая лайка беснуется внизу, дерево грызёт, запрыгнуть на него пытается, а таёжный величавый красавец лишь внимательно за ней наблюдает и обязательно дождётся охотника. Таёжная жизнь выбора человеку почти не оставляет.
И сантименты там неуместны, поскольку всё бытиё направлено в сторону жёсткого рационализма. Кузьма любил этих птиц. Красивая птица, а клюв, словно выточен из мамонтовой кости. Кобель спокойно, ненастойчиво лаял. "Знает своё дело", - подумал таёжник. Глухарь с любопытством рассматривал зверюгу, которая, как он понимал, ничем ему не угрожает. Пальцы впились в холодный ствол ружья, глухо застучало охотничье сердце. Тонко, по - комариному зазвенело в ушах.
Он слышал, как большая птица расправила свои крылья, уронив под дерево чешуйку сосновой коры. Крупная пернатая сидела на толстой ветке и чистила перья. Охотник бесшумно подобрался ближе, выглянул из - за лиственницы и случайно наступил на сухую ветку. Раздался треск. Кузьма чертыхнулся, выругав себя за неосторожность. Но пронесло, глухарь не обратил внимания на звук и продолжал чистить перья, точить клюв об сучок, на котором сидел.
Но вот предательский хруст повторился. Мошник вытянул шею, встал на лапы, беспрестанно направо и налево завертел головой, делая боковые шаги к тонкому концу сучка, тихонько кудахча, как курица. Охотник понял, что должен стрелять немедленно, иначе дичь улетит. Внезапно заливисто залаял Карай, отвлекая внимание боровой птицы, выигрывая для хозяина драгоценные секунды для подготовки к выстрелу.
Пока глухарь, вытягивая шею, рассматривал с высоты огромной сосны странное, назойливое существо, зверобой вскинул двустволку - переломку и нажал на спусковой крючок. Резкий выстрел раздался над осенней величественной тайгой. Отдача в плечо и большая боровая дичь, сбивая и ломая тонкие ветви, рухнула к ногам таёжника. Приятно свалить метким выстрелом огромного мошника ! К добыче подскочил пёс и начал с остервенением душить пернатую.
- Молодец, умница Караюшка ! - трепал за загривок зверобой своего друга. Чтобы поощрить на будущее его поиск, Кузьма отрезал и отдал ему шею трофея. Он с удовольствием проглотил её, почти не разжевывая. Любят собаки боровую дичь. Таёжник дал ему эту возможность, зная, что впоследствии лайка будет готова часами сидеть под деревом, облаивая дичь и зазывая хозяииа, чтобы ощутить сладость трофея.
Кузьма из своей богатой практики промысловика знал, что любую охотничью собаку надо учить охоте, будя в ней природные инстинкты по методу "кнута и пряника", чтоб выработать в ней целенаправленный поиск. В охотничьих делах нет церемоний, плюньте тому в глаза, кто будет говорить, что чутьё собаки можно определить в раннем возрасте по розыску хлеба или мяса.
Интуицию собаки, по - моему, можно определить только во время натаски, и то не сразу, а очень постепенно, потому что как всё равно у людей - чтобы спеть, нужно понимание, - так и шестое чувство у собак больше в голове, чем в носу...
Редко встретишь лайку, составляющую единое целое со своим хозяином, когда не зверобой под неё подстраивается, а она под него. Когда она, как добрая жена или мать, чувствует, что промысловику в тот или иной момент надо - то ли мясо добывать, то ли соболей с белками гонять. И этого никаким битьём добиться нельзя - исключительно одной лишь любовью к ней, за которую она тебя возблагодарит во сто крат своей прилежной службой.
Таким редким псом и был Карай. За этот уникальный талант и любил хозяин своего верного друга. При общении с ним у Кузьмы глаза начинали лучиться добротой и нежностью. Характер лайки хулиганистый так и остался на всю жизнь. Забияка был знатный. Как вырывался с цепи на свободу, то сразу начинал строить родичей из своего племени по ранжиру и попробуй не подчинись, сразу устраивал разнос по полной программе.
Охотник был рад и доволен. Но не подал виду. "Удачный день оказался", - подумал он, ощущая тяжесть дичи в рюкзаке за плечами. Приближение холодов не причиняло страданий только тем животным, которые умели летом заготовить запасы пищи, да зверям, погружающимся зимой в спячку.
Всем остальным приходилось туго: потребность в пище с наступлением холодов возрастала, а источники её удовлетворения падали в арифметической прогрессии. Кузьма решил обойти Клюквенное болото стороной и идти к лодке. Он двинулся по едва приметной звериной тропке. Деревья росли здесь и вкривь и вкось, навалившись друг на друга, стояли так густо, словно неведомая сила сдвинула, согнала и поставила их на пути незваных пришельцев. Ещё плотнее смыкалась тайга.