Аннотация: Зарисовка почти с натуры. Факт имел место в 1979 году. События несколько изменены.
Инспектор ОБХСС Уточкин, долговязый лейтенант милиции с огромной круглой головой и торчащими в стороны ушами, жил трудно.
Сослуживцы его недолюбливали и относились к нему настороженно. Уточкин считался тугодумом и имел обидное прозвище "Верблюд". Как оно за ним закрепилось - Уточкин никак не мог понять, так как искренне считал, что ни его внешность, ни манера поведения повода к этому прозвищу не давали. Но он был не прав. Прозвище. "Верблюд" дал ему участкоґвый инспектор Нестеров, человек вздорный и едкий, но мастерски рассказывающий анекдоты.
Он обратил внимание на то, что Уточкин никогда не смеялся над анекдотами, даже такими, от которых другие смешно дергали ногами и чуть ли не падали со стула. Нестерова скоро по служебному несоответствию уволили из милиции, но как-то случайно брошенная им фраза в адрес Уточкина со злополучным "Верблюд" осталась и прижилась.
Не менее сложные отношения сложились у Уточкина и на участке, который он курировал. Во всех торговых учреждениях, на всех предприятиях к нему относились сдержанно уважительно. Но эта уважительность лишь прикрывала внутреннюю натянутость и неприязнь всех, к кому Уточкин вынужден был часто обращаться по делам службы. Уточкин это чувствовал и старался держаться сухо и официально, не позволяя себе ничего лишнего, но напрасно. Не было и месяца, чтобы от кого-нибудь с участка на него не поступала жалоба за грубость. И хотя при проверке всегда выяснялось, что эта грубость заключалась лишь в том, что Уточкин "надменно стоял" или "презрительно глядел", начальство делало ему регулярно внушения о необходимости уметь "ладить с людьми".
- Пойми же, ты, наконец, - поучал его замполит, - человек так устроен, что зачастую остается более доволен тобой, если ты, Уточкин, ему вежливо откажешь, чем сухо или грубо удовлетворишь просьбу. Психология! Это же уяснить себе надо!
Уточкин соглашался, но жалобы на него не прекращались. Начальство хмурилось, однако терпело. Участок был окраинным и поэтому непрестижным, работать на нем инспектора ОБХСС соглашались неохотно.
- Нет в Уточкине душевности, - вздыхал замполит, получая очередную жалобу и пряча ее в "стол, - Нет, и все тут. Одна надежда - со временем, пооботрется.
Уточкин работал в органах милиции чуть больше года и действительно очень многое не понимал. Например, он никак не мог взять в толк: откуда это у его коллег время от времени появляются весьма добротные вещички и толстенные сумки с довольно дефицитными продуктами. Последние отяжеляли руки сослуживцев особенно часто перед праздниками, когда у всех нормальных граждан появляется естественное желание встретить торжество как следует и поприличней обставить стол. Уточкину же нигде купить ничего подобного не удавалось, и от этого он мучительно страдал, чувствуя себя униженным и обделенным.
Однажды в канун Дня милиции Уточкин не выдержал и обратился за советом к ветерану своего отдела капитану Ленточкину. Ленточкин сначала было обиделся, усмотрев в вопросе издевку, и даже нечто худшее, но потом, сообразив, что парень говорит серьезно, довольно хмыкнул.
- Видишь ли, Уточкин, - похлопывая дружески молодого лейтенанта по плечу, многозначительно говорил Ленточкин, - как бы тебе это объяснить. Не надо уподобляться некоему кораблю пустыни. Жизнь шире и красочней. Ты, Уточкин, идешь по участку как опричник. А ведь рядом с тобой не только жулики, воры и прочие правонарушители. Среди них есть и хорошие люди, которые и добро помнят, и честность уважают. В кругу таких людей можно и расслабиться. И мы, милиционеры, тоже люди. Мы и кушать хотим, и все прочее человеческое нам не чуждо. Так что понимай, Уточкин, смекай!
- Не понимаю, - пожал плечами Уточкин, - при чем тут "мы люди" и "все прочее?"
Капитан Ленточкин удивленно взглянул на Уточкина и сразу же стал серьезным.
- Правильно мыслишь. Это ни при чем. Служба есть служба. Где, говоришь, я покупаю? На рынке. Только там. В магазинах этого нет. Конечно, скоро будет все. Обязательно. Но, пока нет. - И он, покачав седеющей головой и ворча что-то про глупость и тупость, оставил Уточкина одного.
Уточкин не был глупым человеком. Он понял все, что ему сказал капитан Ленточкин. Он даже догадывался об этом еще раньше и без него. Но он не знал, как так сделать, чтобы все иметь и честью не поступиться. Долг для Уточкина был превыше всего.
Каждое свое появление на участке Уточкин неизменно заканчивал тем, что обнаруживал какое-нибудь нарушение. При этом он всегда испытывал легкую волнительную дрожь и чувство удовлетворения собой и своей работой. В такие минуты он медленно доставал из поношенного чемоданчика типа "дипломат" бланк протокола, щелкал японской авторучкой с нарисованными на колпачке иероглифами и не спеша, под тихую диктовку самому себе начинал писать. И никакие мольбы и жалостливые просьбы уличенных правонарушителей его не трогали. Закончив писать, Уточкин, убирал японскую авторучку, доставал простую, отечественную, и тихо, но твердо предлагал расписаться. Говорил он так, что даже самый упрямый понимал, что упрашивать дальше бесполезно, только попусту тратить время, и безропотно подписывал протокол. Если кто-то все же отказывался, то Уточкин строго вскидывал брови и сурово добавлял: "Советую подписать! Усугубляете!" И не было случая, чтобы и после этого протокол оставался неподписанным. За год работы на участке Уточкина не осталось ни одного торгового работника, на которого бы он не составил протокол. И как ему с ними иные отношения строить - он не знал.
Но жизнь хорошо устроена. Она всегда дает человеку шанс. Скоро на участке Уточкина открыли новое кафе "Юность". Буфетчицей в кафе стала работать молодая бабенка с большими глазами, большой пухлой грудью и толстыми красными руками. Впечатление она производила не очень умной женщины, но и не простофили, к тому же была она весьма бойка на язык и доверительно общительна. Буфетчица пришлась по душе всем покупателям и посетителям нового кафе. Впрочем, какое это было кафе? Одно название. По существу, простой буфет, а то и ларек. Один продавец - весь его штат. В кафе этом можно было купить мороженое, выпечку, по утрам - молоко и сметану, не так чтобы жирную, но и не так чтобы не угадать в ней сметану. Но особенно славилось кафе своим пивом.
Буфетчицу звали Дарьей Петровной. Но среди покупателей ее все называли попросту Дуся. Она не обижалась и считала такое отношение к себе вполне естественным, раз так нравится людям. Жизненные принципы Дуси были просты и без всяких там интеллигентских претензий: ни с кем не ссориться, начальство уважать, лишнего не брать. Отношение к работникам милиии у Дуси было сложное. Как и все торговые работники, она их не любила и даже втайне презирала, но в то же время искренне считала, что лучше с ними быть в дружбе.
Уточкин во вновь открытое кафе пришел не сразу. Это произошло только через неделю. Рабочий день был уже на исходе, когда Уточкин, шлепая по растаявшему из-за оттепели снегу, незаметно для себя оказался у "Юности". Он давно собирался сюда забежать, но все не было времени, и теперь он решил воспользоваться случаем. В кафе было пусто. Сухо представившись, Уточкин скептически осмотрел неказистый интерьер и попросил показать накладные. Растерявшаяся Дуея долго искала их, роясь в ящиках стола в своей подсобке, наконец нашла и протянула инспектору. Уточкин бегло, без всякого интереса просмотрел их и вернул назад.
- Душно здесь, и на улице слякоть. Пить хочется.
- Пиво выпейте, - охотно предложила Дуся.- Пиво у меня хорошее, свежее. Только вчера привезли. - И, не дожидаясь согласия Уточкина, достала из шкафчика две бутылки, одну из которых, открыв, протянула инспектору.
Уточкин взял бутылку и жадно стал пить пиво прямо из горла.
- А ведь действительно свежее, - согласился он, опорожнив бутылку. - Давно такого пива не пил.
Поставив пустую бутылку на стол, Уточкин удовлетворенно крякнул и проговорил:.
- Вот и познакомились. Правда, накладные у вас не совсем в порядке. На конфеты цена не поставлена.
- Мне обещали позвонить и цену сообщить. Я без цены не торгую. Честное слово, не торгую. Вы не думайте, - засуетилась Дуся.
- Да я так, к слову. Но вообще-то лучше все делать правильно. Мне пора.
И Уточкин, с сожалением взглянув на мокрые ботинки, тяжело вздохнул и вышел.
"Строгий",. - подумала Дуся и, довольная, что все хорошо кончилось, поставила пустую бутылку из-под пива в тарный ящик. Дусю уже предупредили о злом характере Уточкина, его мелочности и придирчивости.
Выйдя из кафе, Уточкин прошел метров пятьдесят и вдруг вспомнил, что он не заплатил за пиво. Ему стало неудобно, на лице вспыхнул румянец, и он остановился. С минуту так постояв и поглядев на кафе и сплошное месиво из грязи и мокрого снега повсюду, Уточкин, что-то буркнув, медленно пошел своей дорогой. Посещением кафе и первым впечатлением от буфетчицы он был доволен.
Снова к Дусе Уточкин заглянул только через неделю. Дуся встретила его как старого знакомого, пригласила пройти к ней в подсобку и там подождать, пока она не отпустит покупателей. Уточкин кивнул головой в знак согласия, но остался стоять в зале у прилавка.
- Ну зачем вам меня ждать? - мягко протестовала Дуся, когда они остались одни без покупателей. - Я вам полностью доверяю.
- Порядок есть порядок, - солидно отозвался Уточкин, по привычке осматривая помещение. - Вам бы здесь на стенку какой-нибудь календарь повесить. С кошкой или собакой. А то сейчас мода пошла: японских баб полуголых вешать. Не знаю кому как, а по мне, срамота. Все же здесь не пляж, а рабочее место. Тут никакой игривости быть не должно.
- Согласна с вами, - поддакивала ему Дуся, ставя на стол бутылку пива и чистый стакан.
- А это что такое? - удивленно просил Уточкин. - Зачем?
- Московское. Вкус отличный. И тоже свежее. Сами убедитесь.
- Ладно, - немного поколебавшись, сдался Уточкин. - Немного можно. Кстати, я вам должен остался за пиво.
- Какие пустяки, - возразила Дуся. - И ничего вы мне не должны. Вот рыбкой соленой закусите. Отличная рыбка. Мужики хвалят.
- И то, - послушно согласился, Уточкин, чувствуя в душе расположение к Дусе. Его вдруг охватила потребность высказаться, здесь, немедленно.
Не зная, зачем он это делает, под необъяснимым воздействием мимолетного душевного порыва, Уточкин принялся рассказывать Дусе о себе, о своей нелегкой жизни и трудной, но интересной работе. Дуся его слушала не перебивая и, как ему казалось, затаив дыхание. На ее лице он читал полное понимание и сочувствие, и даже нечто большее.
Ушел Уточкин от Дуси только после окончания работы кафе. За пиво он так и не заплатил, а под мышкой унес небольшой аккуратный сверток, в который Дуся завернула ему ветчины и полукопченой колбасы.
"Хорошая Дуся баба, - думал дорогой Уточкин.- Не то, что другие. И симпатичная, и поговорить с ней можно".
С этого дня Уточкин стал частым гостем в кафе "Юность". Его отношения с Дусей становились все более и более дружественными.- Дуся тоже откровенно к нему привязалась, считала его своим человеком, полностью доверяла и даже оставляла ему ключи от кафе и от кладовки, если вынуждена была куда-то срочно отлучиться. Возможно, что она уже строила в отношении Уточкина и далеко идущие личные планы. Однако дружба их прекратилась совершенно неожиданно.
В тот день Уточкин получил очередной "разгон" от начальства за "неправильное" поведение при проверках. Доняли вконец жалобы начальство.
- Пойми, Уточкин, - сурово предупредил его замполит, - не перестроишься, не повернешься лицом к людям - придется нам с тобой расставаться. Скоро аттестация. Как ее пройдешь, сказать не берусь. Вот такие дела!
В подавленном настроении, с чувством обиды на весь мир и своих дураков-начальников пришел Уточкин к единственному человеку, который, как он считал, может его понять. Но на этот раз Дуся тоже встретила его без былого радушия. Рассеянно провела его в подсобку и сама достала из старого холодильника бутылку пива. И то, что Дуся не дала ему ключи от кладовки, вдруг обидело Уточкина.
"Ты смотри, - насупился он, - и эта туда же. Ну, погоди! Я тебя, милка, к порядку призову", - решил он. Но пиво, однако, выпил. Пиво было, как всегда, свежее и вкусное, отчего Уточкин немного смягчился.
- Я бы еще бутылочку выпил, - закусывая селедочкой, проговорил он. - Да и с собой бы пяток бутылок взял. Положи мне в чемодан, хорошо?
. - Хорошо, - как-то рассеянно согласилась Дуся. - Я вот с вами посоветоваться хочу. Не знаю, что мне и делать? Глупая я, глупая.
- Что там? Рассказывай!
- Беда у меня. Третьего дня импортных уток завезли для плана. Хорошие утки. Я их быстро продала. А Валентина из промтоварного - мы с ней подругами считаемся - у меня восемьсот рублей взаймы попросила. Я, глупая, ей выручку-то всю и отдала. На один день просила. Два дня прошло, а она все обещает вернуть. И ведь вроде бы человек хороший. Может, ее надо припугнуть? А?
- Как же это так? - Уточкин удивленно посмотрел на Дусю.
- Говорит, сберкасса у нее закрыта. То ли учет там какой, то ли ремонт.
- Какая еще сберкасса! При чем тут сберкасса?
- Деньги у нее в сберкассе. Чтобы вернуть, надо их снять. Думаете, врет?
- А деньги отдала из кассы?
- Да. Откуда же у меня еще могут быть такие деньги? На этом товаре капитала не сделаешь. Почти все штучное.
Уточкин отставил бутылку с пивом в сторону. Потом, с сожалением взглянув на светло-зеленую жидкость в бутылке, достал из чемодана бланк протокола.
- Это чего же вы хотите записывать-то? - забеспокоилась Дуся.
- Так, - не отвечая на вопрос, произнес Уточкин,- сегодня тридцатое число. Где моя авторучка? Вот она. Так и запишем.
И японская авторучка, словно играючи, катилась по бланку, оставляя за собой ровные ряды связанных в слова букв: "Инспектором ОБХСС лейтенантом милиции Уточкиным установлено...".
Дуся смотрела на разговаривающего с самим собой Уточкина и скорее сердцем, чем сознанием, понимала, что происходит что-то невозможное, что вместо помощи над ней нависает беда еще большая, чем была до этого.
- Гражданка Дарья Петровна Смилга, - сказал Уточкин, довольный собой, и спрятал авторучку в карман кителя, - ознакомьтесь и подпишите протокол. Вот здесь.
- Как?! Я... подписать? Зачем?! Не надо!
- Еще раз прошу, подпишите.
- Ты... Вы... Как же это? Я всегда для вас... Я верила, я думала, а ты... Зачем же так?
- Не надо, гражданка Смилга. Усугубляете!
И Дуся увидела, как узкие глаза Уточкина хищно и раздраженно блеснули.
- Да подавись ты! - вырвалось у Дуси, и она, не помня себя, быстро расписалась внизу, там, где указал милиционер. - Теперь все?
- Да, - спокойно, как ни в чем не бывало ответил Уточкин, убирая документ в чемодан. - Теперь все!
Он встал. Медленно огляделся. На какое-то мгновение в его глазах мелькнула жалость, но тут же погасла.
- Я тут задолжал пятнадцать рублей. Возьмите. Хищение скрывать не имею права. Обязан оформить.
Уточкин глубоко вздохнул, повернулся и, не глядя на Дусю, горящую ненавистью к нему, вышел из кафе.
"И где я теперь пиво покупать буду? - неожиданно для себя подумал Уточкин, шагая по улице. - А пиво у Дуси было отменное".
И томительное чувство, что он сделал что-то не так, шевельнулось в его душе, но натренированным усилием воли Уточкин подавил в себе это нехорошее чувство.