Баклина Наталья (Никифорова) : другие произведения.

Неделя странного лета

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Когда мужу светит ошеломительная карьера, что делает любящая жена? Правильно, бросает свою карьеру и помогает мужу. Анна оставила должность главного редактора в столичном журнале, чтобы помочь мужу стать сенатором в Совете Федераций. Придумала ему беспроигрышную предвыборную кампанию. Вложилась в неё без остатка. И узнала, что муж закрутил у неё за спиной интрижку с молодой журналисткой. Сбежав от него на край света - в психологический поход на северное озеро - Анна хотела одного: покоя. А попала под язвительный обстрел случайной соседки по палатке. Практики, которые предводитель их группы Арсений называет психологическими, отдают метафизикой. Мысли тут материализуются мгновенно. И когда Анна, доведённая язвой-соседкой до предела, пожелала ей смерти, её желание почти исполнилось. И только шаманское путешествие в Нижний мир поможет Ане исправить то, что она натворила.


   Наталья Баклина
   Неделя странного лета
  
   История о любви в запредельных обстоятельствах
  
   Роман написан на основе впечатлений от одного похода, творчески переосмысленного и разбавленного изрядной долей авторской фантазии. События и персонажи - большей частью выдуманные. Декорации и эмоции - настоящие. Писхотерапевтические практики - действующие, но повторят их лучше под присмотром психолога.
  
   Пролог
   О своём порыве Анна тут же пожалела, поняв, что придётся полностью раздеться и улечься рядом с голым мужчиной. С чужим голым мужчиной. "Только бы не Кирилл!" - взмолилась она, зажмурившись, чтобы не видеть людей вокруг. Легла, вытягиваясь рядом с неподвижной Янкой и прижимаясь к её боку. Бок был ледяным, Анну пробрало до дрожи. Если бы знать, к чему приведёт побег от мужа! Чем обернётся поход в компании этих случайных людей! И хоть немного представлять, какими силами она тут столкнётся и к чему приведёт её взрыв ненависти к Янке! Её жгучее, мстительное пожелание смерти! Но заранее никогда ничего не известно. Всегда случается то, что случается. И сейчас так случилось. И всё, что она может - это исправить то, что возможно исправить. И если ради этого необходимо лежать нагишом посреди леса...
   Лесовик поднёс к её губам кружку. Анна послушно глотнула отвара - он горчил и отдавал прелыми листьями - и приготовилась ко всему, что сейчас произойдёт...
  
   Часть первая
   Хочу, чтоб она умерла
  
   Глава 1
   Анна никак не ожидала, что Ленинградский вокзал в два часа ночи будет переполнен людьми с рюкзаками. Она была уверена, что чудиков, кто в разгар лета попрётся на Север, а не куда-нибудь в Ялту или Сочи, только на их группу и наберётся. Она даже чуть было не кинулась здороваться и знакомиться с парой ребят с рюкзаками, зашедших в вагон метро на Чистых прудах и доехавших вместе с ней до Комсомольской. Подумала - они из её попутчиков. Но не кинулась, и правильно сделала: те хоть и спешили к тому же поезду, но остановились у девятого вагона. Впрочем, и возле нужного ей тринадцатого уже толпился народ. "Эти - точно наши", - узнала Анна Арсения. Этого кудлатого блондина с белёсыми бровями, организатора и предводителя вылазки на Синь-озеро, она запомнила хорошо. Остальной народ за два предшествующих поездке оргсобрания запомнился не очень, и теперь Анна смотрела на всех - на девушку с роскошными густыми волосами и ровным, без эмоций лицом, на невысокого худого курчавого блондина, на ещё одну девушку, смуглую и совсем молоденькую, державшуюся поближе к Арсению - как в первый раз.
   - Здравствуйте, - кивнула она, подойдя, - не ожидала, что здесь окажется столько людей с рюкзаками.
   - Путешествует народ, - отозвался Арсений, переведя на неё взгляд бледно-серых глаз. И Анна в очередной раз поразилась, насколько блёклое и невыразительное у него лицо, насколько сдержана мимика.
   - Всем привет! - подошёл к их компании ещё один турист. Его Анна узнала. На втором собрании он сидел на соседнем стуле и напористо выяснял, можно ли будет обратно в Москву улететь самолётом. Вслед за ним подошли рыжеватая женщина и девчушка. Обе - с огромными рюкзаками за спиной.
   - Знакомьтесь, это Римма и Дина, - турист сначала кивнул на женщину, потом - на девчушку.
   - Ох, а не тяжело будет вашей девочке? - не сдержалась Анна. Такую кроху тащат в поход с рюкзаком, не дойдёт ведь!
   - Нормально, она у нас ходящая, - сделал успокаивающий жест глава семейства, - с семи лет в походы ходит.
   - А сколько ей? - удивилась Анна. На вид девчушке и было лет семь, не больше. По крайней мере, её Данька-Данилка в свои девять был гораздо выше и крупнее этой крохи.
   - Мне десять, - глянула девочка серьёзными серыми глазищами. И Анна заставила себя успокоиться. Дойдёт- не дойдёт... В конце-концов, родителям виднее!
   - Народ, салют! Кого ждём, меня? Я вот она, я уже здесь! - заорали слева.
   Анна оглянулась. К ним приближалась крепкая щекастая девушка. Подошла, скинула с плеча рюкзак в середину круга и гаркнула:
   - Степаныч, привет! Что стоим, кого ждём?
   - Здравствуй, Яна, - невозмутимо посмотрел Арсений. - Мы посадки ждём...
   - А она уже началась! - весело возвестила Яна и махнула рукой в сторону вагона. - Дождались! Идём, что ли, садиться? Хотя нет, постойте минутку. Андрюха, сфотографируй нас всех!
   На Янин призыв отозвался парень, такой же крепкий, черноволосый, щекастый и курносый, - видимо, брат, - и начал щёлкать камерой в мобильнике.
   - И кучу рюкзаков сфотографируй! И меня одну! И Степаныча крупно! - вошла во вкус Яна, но Арсений спокойно вытащил свой рюкзак из круга и прервал фотосессию:
   - Садимся.
   Место Анне досталось аховое - верхняя боковая плацкарта.
   - И как мне здесь две ночи ехать?
   Она растерянно посмотрела на курчавого блондина-попутчика, и тот понял её правильно:
   - Хочешь, поменяемся? На верхнюю в купе пойдешь?
   - Пойду, - благодарно кивнула Анна.
   М-да, всё опять не так, как ей представлялось. Ей представлялось, что у них будут места сплошняком, сразу на несколько отсеков. И поедут они большой дружной компанией... А Арсений, похоже, остатки билетов выкупал, места по вагону разбросаны. Хорошо, хоть не полка у туалета. Возле туалета места достались самому Арсению и смуглянке, которая так и держалась к нему поближе.
   - Посторонись! - рявкнули у Анны за спиной, и она поспешно втиснулась за столик у окна. Два коренастых бородача протащили мимо нечто увесисто-продолговатое. Внесли в соседний отсек и начали искать багажу место. Нечто продолговатое умостилось на третьих полках, образовав перемычку у потолка вагона.
   - Катамараны везут ребята, сплавляться собрались, - сказали у Анны за спиной, и она перевела взгляд на голос. Со второй стороны столика сидел парень и наблюдал за вознёй катамаранщиков с неопределённой улыбкой.
   - Да, только в плацкарте такое и возить. Ели бы взяли купе, фиг бы они свой катамаран втиснули, - подал реплику блондин, уступивший Анне полку.
   - Посторонись! - опять рявкнул в проходе один из катамаранщиков, теперь тащивший огромный увесистый рюкзак. На этот раз он рявкал на Арсения, пытавшегося пройти к началу вагона.
   - Слушайте, ребята, как вы такие тюки вообще поднимаете? - невольно вырвалось у Анны. Её плечи уже ныли от собственного, пустякового на фоне этих тюков, рюкзака, хотя она и несла-то его от дома до метро, да от метро до вагона.
   - А это у нас лёгкий рюкзак, женский, - хмыкнул в ответ парень.
   - А какие же тогда у вас женщины? - изумилась Анна. - Где они, покажите их нам!
   - А женщины у них в этом рюкзаке. Надувные, - сказал Арсений, выбираясь в проход, освобождённый катамаранщиками.
   И в ту же минуту на нём повисла молодая блондинка:
   - Сенечка, милый, здравствуй! Я так спешила, чуть не опоздала! - выдохнула она томным голосом, обвила его шею и впилась в губы долгим поцелуем. Арсений на поцелуй отвечал с явным удовольствием, оглаживая девушку широкой ладонью по худой спине. Две дамы в возрасте, лежавшие на нижних полках как раз напротив, наблюдали за поцелуем, осуждающе поджав губы.
   "Ого! - удивилась Анна. - Ничего не понимаю! У него, получается, с этой томной блонди роман? А как же тихая смугляночка? Просто так к нему жмётся?".
   За спиной блондинки возникла шумная Яна.
   - Степаныч, дай пройти, хорош обжиматься на проходе!
   Поцелуй прервался, и Арсений повёл блондинку к полкам возле туалета. Яна двинулась следом и зачарованно застыла, увидев тюки соседей-катамаранщиков.
   - Мужики! Я горжусь, что еду с вами! Только настоящие мужики могут утащить столько груза! Что там у вас, если не секрет?
   - Рюкзак спиртяги, рюкзак закуски, и так, по мелочи, - растаял от похвалы самый молодой из мужиков и постучал по массивному тюку на третьей полке:
   - Во, слышишь?
   Рюкзак стеклянно звякнул.
   - Ну, вы - мужики! Ну, вы - сила! - восхитилась Янка, пошла дальше и уже через минуту опять шумела на весь вагон:
   - Ненавижу нижние полки! Кто со мной поменяется? Рядом со Степанычем нижняя полка, меняю на верхнюю!
   - Во, атаманша, а?
   Это сказал парень, сидевший с Анной за столиком, и она отвлеклась от Янкиных криков.
   - Не дай бог такой в руки попасть, нагрузит по полной программе! - продолжал он.
   - Точно, ещё и свой рюкзак сверху навесит, скомандует нести, и понесёшь как миленький! - согласно покряхтел блондин.
   "Ага, боитесь сильных женщин", - мысленно усмехнулась Анна. Лично ей шумная Янка понравилась: вот уж где девушка без комплексов, что на уме, то и на языке. Ей становилось всё интереснее наблюдать, как разворачиваются события. Она будто спектакль какой смотрела. Тем временем в их отсеке появились ещё двое - мужчина явно за сорок и парень лет семнадцати.
   - Так, Павлик, вот твоё место, - хлопнул мужчина по свободной верхней полке. - Располагайся. Всем привет! Мы едем в одной группе!
   - Здравствуйте, - кивнула Анна.
   - Давайте знакомиться, - предложил мужчина и первым сунул ей неожиданно горячую ладонь, - Андрей! А это - Павел.
   - Анна, - кивнула Анна сразу обоим, и мужчине и пареньку.
   - Сергей, - представился блондин.
   - Кирилл, - сверкнул улыбкой парень за столиком, и Анна словно споткнулась.
   Бесстрастность, с которой она наблюдала за попутчиками, дала трещину... "Что такое? В чём дело? Ну, Кирилл, ну зовут парня так же, как этого... Ну и что с того? Ты зачем, матушка, в этот поход сорвалась? Чтобы отвлечься и забыть? Вот и забывай, и нечего за имя цепляться. Наблюдай лучше за народом, вон, забавные какие собрались. И не смей страдать!"
   Поезд тронулся плавно, без рывков, почти незаметно. Парни-катамаранщики накрыли столик и, не смотря на полуночное время, раскупорили литровую бутыль водки. Проводник проверил билеты, и Анна забралась к себе наверх. Думала, что уснёт не скоро, будет ворочаться, как ворочалась дома вот уже две недели. Но нет, стоило только коснуться подушки, и стук колёс слился в сонный гул, баюкавший её до самого утра.
   Первое, что Анна увидела утром - серые глаза Кирилла. Он лежал на нижней полке в проходе, смотрел в её сторону и, поймав её взгляд, улыбнулся:
   - С добрым утром!
   - С добрым, - холодно кивнула Анна, лихорадочно прикидывая, насколько сильно помято её лицо. М-да, давненько её не разглядывали по утрам чужие мужики. А если честно, то и вообще никогда. И как-то не хочется выглядеть лохудрой...
   Она сползла вниз, стараясь быть максимально грациозной, и поспешила в туалет. На местах перед туалетом, где ехал Аресний, на одной из нижних полок спали двое: из-под простынки, натянутой на головы, выглядывали широкие мужские ступни и узкие девичьи. Вторая нижняя полка оставалась пустой. На одной из верхних полок спала девчушка, что вчера влюблённо жалась к Арсению ("Так и есть, у него роман с блондинкой, это она с ним под простынёй" - догадалась Анна), вторая верхняя тоже пустовала. ("Интересно, куда Яна делась? Ага, вон, на третьей полке лежит, альпинистка"). Впрочем, все эти рокировки с полками её интересовали постольку-поскольку. Главное было понять, какое у неё спросонья лицо.
   Лицо, отразившееся в мутноватом туалетном зеркале, было не таким уж и мятым. Глаза только припухли. А так - ничего. Гораздо лучшая картинка, чем она видела в домашнем зеркале последние две недели. Так что зря она, наверное, отворачивалась от Кирилла. На такую физиономию пусть смотрит. Это даже приятно. И вообще, а не закрутить ли ей лёгкий романчик? Не развеяться ли? Парень-то и вчера на неё поглядывал - когда за столиком сидела, щекой его взгляд чувствовала, - и сегодня её, похоже, спящую разглядывал... "А что, натяну нос Кирюхе с его тёзкой, будем квиты... Он думает, только ему можно... А вот и я не лыком шита, не пальцем делана! И на меня смотрят... молодые." Анна хмыкнула, показала себе в зеркале язык и пошла в вагон. Поход ей перестал казаться авантюрой и обещал превратиться в интересное приключение. Интересно, сколько ему? Лет тридцать пять, наверное. А ей сорок, подумаешь, пять лет разницы.
   Мысль, что она нравится этому, другому, Кириллу, грела Анну до обеда. Тем более, что он то ли вежливость проявлял, то ли взялся ухаживать... За чаем сбегал, картошку от мундира для неё очистил, помидоры нарезал, придвинул. Правда, и картошка, и помидоры из пакета Сергея-блондина были, ему жена целый в дорогу собрала. Но Анна отмахнулась от этой мелочи - хлопоты Кирилла ей были приятны. Хотя неопределённость (Вежливый? Или ухаживает?) всё портила. Ей хотелось как-то развить отношения, но она не представляла, каким образом. Легко сказать: закручу романчик. А с чего его начать, она не представляла. Пококетничать, что ли? Знать бы ещё, как! Да и не было у неё полной уверенности, что Кирилл ухаживает. Может, он просто воспитанный такой, а тут она, дура дурой со своим кокетством.
   Все эти мысли шли параллельно болтовне за столом. Причём болтать с блондином Сергеем ей было просто.
   - Слушай, а ты чем в Москве занимаешься? Где работаешь?
   - Да нигде сейчас не работаю. Вообще-то я бухгалтер, но после того как у Арсения тренинг по построению целей прошёл, понял, что работа эта у меня во где, - он попилил у горла ребром ладони.
   - Построению целей? Как это? - встрепенулась Анна.
   - Ну, чётко выстраивать цели, понимать, зачем тебе нужно то, чем ты занимаешься... Короче, умение задавать себе вопрос "Зачем?", - объяснил Сергей. - Я вот задал, и послал работу к ядрёной бабушке.
   - И на что теперь живёшь? - спросила Анна после паузы, переждав взрыв веселья за своей спиной. В соседнем купе Янка играла в преферанс с парнями-"катамаранщиками" и отчаянно матюгалась на "непруху".
   - Да пока есть на что. Я фирму открывать собрался. Консалтинговую, по организации бухучёта на предприятии. Ну там, знаешь, программы бухгалтерские, складской учёт, - Сергей покрутил в воздухе бутербродом с колбасой, откусил и придвинул к Анне пакет с нарезкой сервелата - Бери, вкусная колбаса.
   - Нет, спасибо, я уже на жизнь без мяса перешла, - отказалась Анна. - Раз в походе без мясного живём, то я и здесь лучше картошки с помидоркой поем.
   - Зря! - ещё раз откусил от бутерброда Сергей. - Больше недели ведь без мяса будем, надо подготовиться! Кирилл, а ты чего колбасу не берёшь, тоже на вегетарианский режим перешёл?
   - Да я из него и не выходил, - улыбнулся Кирилл, посмотрев на Анну. - Я ведь сюда прямо из Жизниграда поехал. Неделю там провёл, тоже без мяса, привык уже.
   - А где этот Жизниград? - сосредоточилась Анна, перебирая в памяти названия подмосковных городков.
   - В этом году в Луховицах сделали, - Кирилл постучал по углу столика сваренным вкрутую яйцом.
   - Так это не город! - догадалась Анна.
   - А ты что, не слышала о нём? - удивился Сергей. - Это же культовое место московской эзотерической тусовки!
   Анна неопределённо повела плечом - ни о каких Жизнеградах она не слышала.
   - Его летом проводят, как правило, в июле, - начал объяснять Кирилл, перебив Сергея, который собрался было о чём-то спросить Анну. - Собирают палаточный городок в каком-нибудь месте, и приехать туда могут все желающие. И московские ребята, которые ведут свои тренинги по всяким духовным практикам, там устраивают бесплатные семинары, знаешь, навроде презентаций.
   - Духовные практики? Ты имеешь в виду йогу, цигун, холотропное дыхание и тому подобное? - сообразила Анна. Про эти штуки она наслышана, спасибо подруге Жанке, просвещает время от времени. Да и на сайтах почитала, пока бродила в тоске по Интернету.
   - Ну да, и это, и ещё много чего. Мне, например, понравились семинары по практикам движения. И от Арсения девушка была, Вета, показывала его метод работы с голосом. Так что я и попел душевно, и подвигался.
   Кирилл прикрыл глаза и повёл плечами, сохраняя на лице свою неопределённую полуулыбку. Анна отметила пластику: ей вдруг представилось, как гибко и свободно будет двигаться этот человек, дай ему место.
   - Ты танцор?
   - Я? Нет, - снова улыбнулся Кирилл, открыв глаза и опять поймав взгляд Анны. - Я строитель.
   - Дома строишь?
   Анна перевела взгляд на кружку с чаем. Что же происходит такое? Почему он так на неё смотрит, и почему она не может долго выдерживать его взгляд?
   - Нет, не дома. Мы пустые заводские корпуса в бизнес-центры переделываем. Недавно бизнес-парк "Парус" закончили.
   - Так это вы его делали? - встрепенулась Анна. Я знаю это место, там редакция "Зоны влияния" находится!
   - А ты там работаешь? - отчего-то обрадовался Кирилл.
   - Нет, уже не работаю, - потухла Анна. - Так, пишу им иногда.
   - Ну, и как тебе дизайн интерьера редакции? - не унимался парень. Ему явно хотелось похвалы.
   - Интересно получилось, стильно. Я ведь с нуля наблюдала, как всё меняется.
   Анна вспомнила пустые цеха с проёмами вместо окон и крутую щербатую лестницу.
   - Вы там мощно всё переделали, из руин такую штуку собрали. Только не люблю я этот "хай-тэк", у меня от него мороз по коже. И когда людей всей кучей собирают в комнатах с перегородками, как в курятнике, тоже не люблю.
   - Ну, заказчик так захотел, - пожал плечами Кирилл, и Анна согласно кивнула. Ей ли не знать, чего хотел заказчик.
   Она по этому поводу с Виктором, владельцем-издателем, спорила до хрипоты, доказывала, что людям нужны комфортные условия, особенно творческим. А сидение в одном загоне, пусть и разгороженном, это издевательство над персоналом. Но потом, когда Анна ушла из журнала, Виктор всё-таки сделал по-своему. И девчонки, когда она к ним забегала по старой памяти, жаловались, что в этих бывших цехах, среди голого кирпичного пространства, сдобренного стеклом, стальным профилем и блестящими алюминиевыми воздуховодами, змеящимися под высоченным потолком, они чувствуют себя мелкими шестерёнками какого-то бездушного механизма. И журнал, изданный в этом цеху, явно стал хуже, безжизненнее, что ли. Или это ей хотелось, чтобы так стало?
   Сергей, пока они обсуждали плюсы и минусы "хай-тэка", сбегал к туалету выбросить мусор и вернулся, крутя курчавой головой.
   - Ну народ даёт! Там у Арсения в купе ладование вовсю идёт. Ладят друг друга вкруговую, человек шесть собралось, куча-мала!
   - Что там идёт? - не поняла Анна.
   - Ладование! Это массаж такой, славянский,- объяснил Кирилл. - Хочешь, ноги тебе полажу? Поправлю, к походу подготовлю.
   "Ага, всё-таки ухаживает!" - смекнула Анна и огляделась, не смотрит ли кто. Тётки на нижних полках читали газеты.
   - А где поправлять будешь?
   - Да здесь. Сейчас столик уберём, сядем на полке, я тебе ножки и помну. Хочешь?
   - Давай, - кивнула Анна, слегка волнуясь. Вот оно, начинается роман!
   Кирилл собрал полку, сел и усадил Анну ногами к себе. Осторожно взял правую, помял стопу, прошёлся медленными бережными движениям по икре, будто лепил её заново. Поначалу было приятно, а потом его лёгкое надавливание в середине икры почему-то оказалось болезненным.
   - Больно!
   Кирилл посмотрел внимательно:
   - Больно? Я совсем легко касаюсь. Что-то у тебя тут сидит. Ты знаешь, что в ногах законсервированы все наши плохие эмоции и стрессы?
   - Да? Ну тогда у меня тут полно консервов, - пошутила Анна и опять зашипела от боли. Однако после нескольких надавливаний болезненность ушла, и нога будто наполнилась лёгкими прохладными пузырьками.
   - Отпустили твои зажимы, - улыбнулся Кирилл, не сводя глаз с её лица. - У тебя даже правая сторона лица изменилась, расслабилась. Давай, левую ногу поправим.
   Он опять размял ей стопу, теперь левую, покрутил ногу в голеностопе и принялся проминать икру лёгкими чуткими пальцами. И вдруг очередное надавливание отозвалось болью, от которой защемило сердце. Точно так же сердце щемило тогда, после того ужасного, невозможного телефонного звонка.
   - Кирилл! - глухо сказала Анна вставшему перед глазами лицу мужа и шумно задышала, стараясь не разреветься на потеху соседкам, подглядывающим из-за газет на их массажное действо. Другой Кирилл взглянул вопросительно, но Анна уже закрыла глаза и тихо постанывала, пытаясь справиться с валом нахлынувших вдруг эмоций. Она еле дождалась, пока он закончит со второй ногой, благодарно кивнула и полезла на свою полку. Сдерживать слёзы уже не было никакой возможности.
   "Почему я сразу не заметила, что он так похож на Кирюху? - думала Анна, накрывшись одеялом с головой и сглатывая солёные слёзы. - И повадки те же, и вкрадчивость эта располагающая. И даже подходы всё те же, массажные, как у Кирюхи". Она глухо всхлипнула под одеялом и перестала сопротивляться воспоминаниям. Да, массаж. Именно с этого у них всё и началось.
   **
   Анне тогда было почти тридцать, и она считала себя верной женой. Правда, в последние пару лет Дмитрий Ильич что-то совсем перестал её радовать. Но ведь физиология же не главное, что может быть между мужчиной и женщиной? Ведь душевная близость гораздо важнее какого-то там пошлого секса, разве нет? Про близость и физиологию Анна себе твердила начиная, наверное, с третьего года их брака. Именно тогда у Дмитрия Ильича начали случаться в постели осечки, и Анна, напоминая себе, что зато у них полная духовная близость, как бы замазывала этими напоминаниями проблемы близости физической. А что делать? Разница в возрасте даёт о себе знать. Это когда она замуж выходила двадцатилетней студенткой, он был красавцем мужчиной сорока шести лет, а теперь уже за пятьдесят ему...
   Дмитрий Ильич читал у них на факультете журналистики теорию и практику тогда ещё советской печати и приносил на практические занятия по стилистике кипы районных газет. Они, студенты, на этих газетах учились, как не надо писать. Разбирали бесконечные перлы районных акул пера - там были и "налитые золотистым солнцем тугие колосья", и "неутомимые стальные труженики полей", и "горящие трудовым задором светлые лица колхозников" и даже, Анна до сих пор помнила, "повышенные обязательства крупного рогатого скота удвоить надои вдвое". Все эти перлы Дмитрий Ильич разбирал с таким виртуозным остроумием, что студенты чуть ли под столы не сползали от смеха. Коровы, взявшие на себя повышенные обязательства по удвоению надоев, рассмешили настолько, что Анна даже лбом о крышку стола тюкнулась - сложилась от хохота пополам. Тюкнулась, быстро выпрямилась и встретилась с весёлым взглядом Дмитрия Ильича. И поняла, что влюбилась.
   С месяц она млела, поедая глазами своего кумира и ни на что не надеясь. Да и на что тут было надеяться? Кто она? Невзрачная замухрышка в немодной юбке и пёстром свитере, связанном мамой из ниток, добытых из старых распущенных кофт. Робкая девственница, которой всегда нравились яркие мужчины, не обращавшие на неё никакого внимания. И кто он! Уверенный в себе профессор, блестящий, остроумный, неотразимый! А потом Дмитрий Ильич пришёл к ней домой с букетом цветов и попросил у мамы руки её дочери. Аниной руки. "Ань, ты-то как, согласна?" - повернулась ошеломлённая мама в её сторону, но, увидев глупо-счастливое лицо дочери, застывшей с недопитой чашкой чая в руках, не стала дожидаться ответа. "Если Анюта согласна, то я-то что. Женитесь. Вы человек взрослый, серьёзный, за поступки свои отвечаете".
   Так Анна стала женой профессора Костина. И, в общем-то, почти все десять лет их совместной жизни она ни разу об этом не пожалела. Или почти ни разу. Не считать же случаи невольной досады, когда Дмитрий Ильич отваливался от неё, разгорячённой, и бубнил: "Прости, девочка моя, что-то я сегодня не в форме. Иди на плечико, я тебе спинку почешу". Анна подставляла спинку и вспоминала, какой он у неё умный, какой талантливый, сколькому он её научил. Это ведь только благодаря ему она узнала, что такое жизнь в достатке, когда не надо считать рубли до получки, штопать колготки и маскировать аппликацией поеденное молью пальто. Это ведь благодаря его школе она стала таким классным журналистом. И редактором городского еженедельника она стала с его подачи. И собеседник он потрясающий, столько всего знает. И человек хороший, уважает её. И любит. А секс... Да бог с ним, с сексом. Правда, ребёночек у них никак не получается, это жаль. Ну да ладно, им пока и вдвоём хорошо, без ребёночка.
   Последние два года вспоминать про таланты мужа ей приходилось постоянно - Дмитрий Ильич всё чаще приглашал её на плечико, иной раз даже и не делая попыток приласкать её как-то ещё. Анне уже и сны стали сниться эротические, совершенно дикие, где она отдавалась каким-то грубым чужим мужикам в каких-то странных и непотребных местах. Ситуации в снах были неправдоподобными, а вот оргазмы от них - самыми настоящими, такими, что тело корчилось в сладких судорогах и требовало своего...
   Кирилл будто услышал эти призывы. Он был аспирантом Дмитрия Ильича и пришёл как-то к ним в дом обсудить с профессором какие-то вопросы по своей диссертации. Дверь ему открыла Анна и с первого взгляда на мускулистый торс, обтянутый тонким джемпером, почувствовала томление, схожее с тем, что накатывало на неё в душных снах.
   Анна тогда накрыла мужчинам чай в большой комнате, а сама ушла, отговорившись, что у неё срочный материал в газету. Находиться в одной комнате с Кириллом она не могла - низ живота начинал ныть от одного его взгляда в её сторону.
   - Анечка, может быть, ты посидишь с нами хотя бы пять минуточек? - окликнул её муж через полчаса.
   - Дмитрий Ильич, не могу, у меня жутко разболелась голова! - почти не соврала Анна. Голова и вправду стала тяжёлой от пульсации в висках и усилий прогнать видение мужского лица, крепких рук, поджарой широкоплечей фигуры, так и стоявших перед глазами и заслонявших листы с редактурой. Да, а у Дмитрия Ильича руки тонкие стали совсем. А живот вырос и округлился.
   - Головные боли у вас от перенапряжения мышц плечевого пояса и воротниковой зоны! - Кирилл вошёл в её кабинет, и Анна почувствовала, что не может дышать. - Вам нужен массаж, а то так и до остеохондроза недалеко.
   - Да где же взять массажиста? - пробормотала Анна, слегка повернув голову в сторону Кирилла.
   - Ну, хотите, я вам плечи помну? Я умею!
   Не дожидаясь ответа, Кирилл шагнул к Анне и начал быстрыми точными движениями проминать мышцы где-то на загривке. Анну от его рук будто током пробило, и она не сдержала стона - все силы ушли на борьбу со сладкими конвульсиями, которые были на подходе.
   - Больно? Это потому что мышцы забиты. Вам бы таких сеансов десять, и сами расслабитесь, и головные боли прекратятся.
   Кирилл быстро продавил мышцы на её шее и отступил.
   - В общем, советую вам найти себе опытного массажиста.
   - А и вправду, Анечка, что-то ты со своей работой совсем заскорузла. И сутулиться начала, - сказал от дверей комнаты Дмитрий Ильич. - Надо позвонить в поликлинику, договориться, чтобы тебя на массаж записали.
   Ночью ей опять снился эротический сон, только в этот раз главным действующим лицом (и не только лицом) был Кирилл. А утром, когда она сидела дома, заканчивая редакторскую правку, а Дмитрий Ильич читал лекции на факультете, в дверь позвонили.
   - Ты? - отшатнулась Анна, увидев в дверях Кирилла.
   - Я. Тебе ведь нужен опытный массажист? - шагнул он через порог. И Анна забыла, что она верная жена и вообще перестала понимать, проснулась ли она, или Кирилл ей всё ещё снится.
   Конспиративные массажные процедуры они продолжали примерно с месяц, выискивая способы встретиться то у неё в квартире, то у него в аспирантском общежитии, то в квартирке у мамы, так кстати уехавшей к сестре в деревню. Потом Анна поняла, что беременна, Кирилл понял, что им нужно жить вместе. Дмитрий Ильич тоже всё понял - развод он дал без лишних осложнений и даже поднял кое-какие свои связи, когда узнал, что Кирилл с Анной собираются уехать в Москву. Благодаря его хлопотам Кирилла взяли парламентским журналистом в одно из центральных изданий. Анна, пока не родила Даньку, тоже пописывала в эту газету внештатно, за гонорары. И все десять лет, не считая последних нескольких месяцев, Анна ни разу не пожалела, что рассталась с Дмитрием Ильичом. Их отношения с Кириллом она считала душевными, доверительными и сексуальными. Такими, какой и должна быть, по её убеждению, настоящая любовь.
  
  
   Глава 2
   - Народ, я предлагаю всем собраться в нашем купе! Будет вводная часть тренинга!
   Зов Арсения вытащил Анну из воспоминаний. Встряхнувшись, она спустилась с полки, пришла, села почти у самого окна, сразу после Янки. Рядом пристроилась томная блондинка, потом сел Арсений. Народ на полке напротив расселся тоже тесно - к девушкам, той, что с бесстрастным лицом и смуглянке, что жалась к Арсению, добавился незнакомый синеглазый парень с тёмной щетиной пробивающейся бороды и ещё одна, тоже незнакомая, девушка. Оба они, и парень, и девушка, выглядели необычно и очень контрастно. Парень - коренастый, кряжистый, медлительный, эдакий... Анна задумалась, подбирая сравнение... Нет, не медведь, мелковат для медведя, скорее - барсук. Девушка - тоненькая и порывистая, как оленёнок. И глаза соответствующие - миндалевидные, ясные, слегка испуганные. И парень и девушка, были похожи на иностранцев. Он - на испанца, она - на индейскую женщину из племени майя. Именно так почему-то Анне и подумалось - майя.
   Полки были забиты - дальше некуда. Однако, когда в проходе растерянно застыл Андрей, тот, что отправился в поход с сыном Павликом, народ на нижней полке напротив Анны смог потесниться ещё: просто сбились в многорукий-многоногий клубок, освободив на полке пятое место.
   Арсений медленно обвёл собравшихся взглядом светлых серых глаз.
   - Народ, для начала я вам хочу рассказать про славянскую массажную практику. Она вам понадобиться поправлять мышцы после переходов. И понадобится обязательно, потому как многие из вас долгое время дальше, чем от дома до машины и от машины до офиса не ходили. И мышцы ваши с непривычки начнут болеть. И их надо будет ладить.
   "Ага, Жанночка, будет и мне что рассказать тебе по приезду", - мысленно пообещала Анна, слушая про новый диковинный массаж. Массаж оказался совершенно простым - нужно было представить, что ты работаешь не с поверхностью руки, ноги, спины или головы - какую ты там часть тела мять собрался - а с объёмом, который эта часть тела занимает.
   - Смотрите, вы как бы втекаете в пространство тела, - Арсений вытащил чью-то ногу из кучи-малы напротив. Нога была женской, но Анна так и не поняла, чья именно. - И начинаете его обминать, будто с глиной работаете, - он сделал плавное движение ладонями, - Или с тестом. Главное, не включать голову, не одумляться, тогда руки сами найдут места, где собрались напряжения и начнут их разглаживать. Попробуйте сами. Ноги мы пока трогать не будем, помните друг другу кисти!
   Пришёл Кирилл, сел через проход, на самом краешке боковой нижней полки. Анна внимательно разглядывала свою кисть, старательно не замечая Кирилла. Поработать с ним в паре? Что-то страшновато после недавнего приступа! Но если он позовёт... Позвала Янка.
   - Паша, Паша, иди сюда, давай с тобой размассируемся! - заорала она над ухом Анны, делая приманивающие движения. Анна вздрогнула и поискала глазами Павлика. Павлик нашёлся на верхней полке, однако рукой Янка махала явно в другую сторону.
   - И где я тут помещусь? - сказал Кирилл. Почему-то на Янкин призыв откликнулся он.
   - А вот сюда лезь, - пригласила Янка и похлопала по небольшому промежутку между собой и Анной. Кирилл, который так охотно отозвался на Пашу, полез. Анна подвинулась, тихо негодуя на и шуструю девицу, и на Кирилла. На всех полках произошли перемещения и разделения на пары, настоящий Павлик протянул руку блондинке, и в итоге Анне в партнёры достался папа Павлика, Андрей.
   - Попробуем? - озадаченно глянул на неё мужчина, и Анна поняла, что ему тоже неловко. Улыбнулась ободряюще и протянула руку. Приняла осторожные разминания и поглаживания - как-то очень уж робко он общался с её кистью, будто боялся причинить боль. Потом сама взяла тяжёлую мужскую руку, закрыла глаза, представила, что это ком теста и стала месить-перемешивать, поражаясь, насколько гибкой и податливой оказалась кисть, будто не кости там у мужика - пружинки. Ладить его руку было приятно.
   А урок продолжался.
   - Нам серьёзный кусок пути через камни пробираться, и если поймёте, как их обтекать, сэкономите очень много сил. - говорил Арсений. - Вот смотрите, камни - это плотности. То, что между камнями - пустоты. Обычно люди преодолевают плотности и тратят силы на борьбу. А можно видеть пустоты и идти по ним, без борьбы. Сейчас покажу, как их увидеть. Только мне нужен помощник. поучимся их видеть.
   Он оглянулся в поисках...
   - Вот ты, Андрей. Обхвати мне запястье пальцами. Давай, хватай.
   Андрей стиснул запястье Арсения, тот подёргал кистью, проверяя - крепко ли. И продолжил:
   - Вот, видите, пытаясь выдернуть кисть, побороть Андрея, я противодействую плотностям. Могу, конечно, на силе вырвать! Но лучше не буду, дабы не травмировать свою руку, или руку Андрея - смотря у кого из нас сил больше окажется. А могу вызволять руку, обтекая плотности и выходя из захвата по пустотам. А они есть, и если прислушаться к руке, посмотреть телом, они ощущаются!
   Рассказывая, Арсений освободился, легка вращая кистью, словно вытек из захвата. Андрей смотрел озадаченно: не понял! Остальные тоже не очень поняли - как.
   - Теперь вы! - невозмутимо предложил ведущий.
   Народ начал делиться на пары. Анна подставила запястье Андрею, почувствовала, как крепко сошлись его пальцы и, прикрыв глаза, повращала рукой, ища что-то вроде слабины в этом захвате. Пальцы держали цепко.
   - Ань, ты не борись с ним, - тут же подсказал Арсений. - Ты почувствуй свою руку и его. И почувствуй, где в его руке остались пустоты. И вытекай по ним, как будто твоя рука без костей.
   Как это без костей? А куда они денутся? Анна опять закрыла глаза, сосредоточилась на ощущениях в запястье. Действительно, с одной стороны пальцы оставили щёлку. И она представила, как её рука выскальзывает в эту щель. Повращала кистью, и, к её изумлению, рука вскоре освободилась.
   - Теперь ты! - протянул руку Андрей, и Анна ухватилась за его запястье сразу двумя ладонями - в один обхват не получалось.
   - Отлично! - подметил Арсений. - Андрей, при таком захвате вдвое больше пустот, ещё легче освобождаться!
   Андрей кивнул и действительно гораздо быстрее, чем Анна выскользнул из её пальцев. Улыбнулся - ну надо же!
   - Ну, давай, Паша, давай! Молодец! - заликовала у окна Янка, там, видимо, тоже всё получилось. Анна мимолётно поморщилась. И чего она его Пашей называет? А он почему не говорит, что Кирилл?
   - У всех получилось? Отлично, - завершил весёлую возню Арсений. - Вот по такому принципу и по камням пойдём - будем их обтекать по пустотам пространства.
   Он подождал, пока все успокоятся и продолжил:
   -Теперь вот ещё что. Место, куда мы едем, непростое, требует к себе осторожного и уважительного отношения. Поэтому предлагаю заранее договориться о нескольких вещах, которые избавят нас от лишних приключений.
   - Степаныч, ты что! Я ж как раз и еду за приключениями! - заблажила Янка.
   - Тебе хватит, - пообщеал Арсений и продолжил, - Первое, никто никуда не уходит далеко, не сообщив остальным. Во-вторых, если уходит, то минимум с одним товарищем. В-третьих, каждый относится к каждому бережно и доброжелательно. Принимаются договоры?
   Народ закивал.
   - Отлично. Теперь о целях. Каждый из вас поехал с определённой целью. Я предлагаю сейчас разбрестись по своим местам и записать в блокнотах, зачем вы едете на Синь-озеро. Да, не забудьте потом очертить ваши записи, - Арсений нарисовал в воздухе кружочек.
   "И какие у меня цели? - думала Анна, забравшись на свою полку. - Вот ведь, Жанночка, подруга дорогая, присоветовала релаксацию".
   Анна улыбнулась, явственно услышав напористый Жанкин говорок: "Переключись, причём радикально. Купи путёвку, съезди куда-нибудь, где тепло, на песочке поваляйся, роман с кем-нибудь закрути. Быстро своего мужа-идиота из головы выбросишь и опять станешь трезвомыслящей умной бабой, а не размазнёй сопливой. Смотреть на тебя не могу на такую!" Именно в тот момент к ней пришла мысль пойти куда-нибудь с рюкзаком и показалась вполне здравой. В последний раз, он же и первый, она ходила в поход в пятнадцать лет. Тогда это для неё стало событием, и теперь ей опять захотелось событий. Не тех странных, мутных и лживых, что закрутили её в последние полгода, а чистых, ясных, солнечных, как в детстве. Именно поэтому она набрала в Интернете в поиске "пеший поход" и стала изучать список открывшихся ссылок. Этот недельный поход на северное озеро она выбрала по двум причинам. Во-первых, отчего-то захотелось побывать на Севере. Может оттого, что Кирилл уехал на юг? Во-вторых, завораживало название места: Синь-озеро. Да и в описании говорилось что-то о Гиперборее, колыбели славянской нации, о безвременьи полярного дня, а поход был не просто походом, а тренингом по славянским практикам.
   "Так чего же я хочу от этого похода? Убежать от себя? Или от Кирилла? Или... вспомнить детство?" - вернулась Анна к целям и задачам. Неясное томление где-то под ложечкой подсказало - скорее всего, третье. Она подумала и написала на клетчатом листочке: выйти из ситуации и посмотреть на неё со стороны; вернуться в детство; понять, как жить дальше. Очертила строки неровной петлёй и огляделась.
   Сергей на соседней полке хмурился над своим листком, почёсывая ручкой переносицу. Кирилл, сидя с ногами на боковой нижней полке, быстро писал в блокноте, пристроив его на коленках. Потом поднял голову, убрал от лица волосы, глянул сквозь Анну и опять склонился над страничкой. "Интересно, какие у них цели?" - мимолётно подумала Анна, отложила блокнот и прислушалась.
   В вагоне слышалось пение. Далёкое, но очень отчётливое. Пели хором, сильные женские голоса выводили чистую мелодию без слов. Что-то похожее звучало в старых советских фильмах, когда режиссёру требовалось музыкальное сопровождение видам родных просторов. Картины таких просторов - привольные раздолья, занимавшие экран не меньше минуты - плюс закадровое хоровое пение вызывали у маленькой Ани особое чувство. То ли умиление, то ли гордость, что посчастливилось родиться в этой замечательной, великой, красивой стране... Сейчас такое в фильмах не показывают. В кинотеатрах в основном голливудские красоты, там своя музыка. А по телевизору вместо просторов всё больше паузы рекламные. Да и страна с годами в её сознании съёжилась, поблёкла, подрастеряла былое величие.
   "Радио, что ли, включили?" - она попыталась угадать, откуда поют, перевернулась на живот, выглянула в окно и замерла в восхищении.
   За окнами были вода и солнце. Солнце уже клонилось к закату. Светило не спешило - по северным лимитам сиять ему ещё было долго, почти до полуночи. И потому, совершая свой замедленный закат, солнце щедро и с наслаждением плодило свои отражения в озерках, раскинувшихся за окнами вагона бесчисленной россыпью. Анна с восторгом глядела на голубую воду в золотых солнечный блёстках, на свежую зелень кустов и деревьев, изредка мелькавших вдоль рельсов, на лодку-плоскодонку, живописно приткнувшуюся у прибрежных камешков, слушала далёкий мелодичный хор женских голосов... И тут на неё нахлынуло ощущение, то самое, из детства - ощущение счастья от того, что она видит это великолепие, что живёт рядом с такой красотой и с такими просторами.
   - А здорово рельсы звучат, будто поют! - сказал Сергей. Он тоже уже лежал на животе и наслаждался видом из окна.
   "Рельсы? Надо же, это рельсы поют!" - почти не удивилась Анна. Она их понимала. Жить в такой красоте и не петь -почти не возможно!
   - Мужики, кто пойдёт со мной курить? Только курим ваши! - Янкин вопль в соседнем купе заставил Анну поморщиться. "Ну что она, в самом деле, орёт-то всё время! Неужели нормальным голосом нельзя разговаривать!" Девчонка начинала раздражать - любая энергичность в таком количестве поперёк горла встанет.
   - Аничка, я иду, - сказал, заикаясь, пьяный голос одного из соседей, и Анна нахмурилась - вдобавок ко всему эти орлы-катамаранщики ещё Янку в её тёзки переделали!
   Девчонка увела курить своего пьяненького кавалера, а Анна вдруг поняла, что не слышит больше пения рельсов. И вид за окном сменился - озеро кончилось, мелькали деревца какого-то лесочка. Безбрежное пространство, от которого только что захватывало дух, будто свернулось, захлопнулось. "Надо же, проскочили участок, где рельсы поют", - вздохнула Анна, пытаясь отогнать глупую мысль, что и песня, и простор закончились оттого, что она дала волю раздражению и выпала из ощущения безграничного, всепоглощающего счастья.
   ***
   Шумные соседи высадились поздно вечером. Анна слышала сквозь сон, как они оживились, подъезжая к нужной станции, и даже приготовилась, что сейчас начнут топать и быстро-быстро таскать тяжести - парни громко обсуждали стратегию высадки, соображая, как выгрузить своё добро за пять минут остановки. Топота она не дождалась, провалилась в сон. На этот раз ей приснился сын. Почему-то не нынешний девятилетний, а маленький, трёхлетний, Данька тянул к ней ручонки и просил: "Ладушки, мама, ладушки!"
   "Как он там, без меня?" - подумала Анна, проснувшись. Кинула быстрый взгляд на полку Кирилла - парень спал, накрывшись с головой. Сергей тоже спал, вытянувшись на спине. Хрящеватый нос на худом лице заострился, как у покойника. "Вот ещё, мысли какие лезут с утра!" - отмахнулась Анна от мрачных ассоциаций, слезла со своей верхотуры, стараясь не наступить на спавшую внизу тётку, и пошла в туалет, как раз по пути и обнаружив, что соседи высадились, а на двух верхних полках спят Янка и Павлик. В отсеке возле туалета на нижних полках спало как-то слишком много народу, по двое: Арсений со смуглянкой, что льнула к нему на перроне, и парень-"испанец" с блондинкой, что при посадке целовалась с Арсением взасос.
   "Что-то я уже ничего не понимаю!" - мысленно пожала плечами Анна. Она спокойно принимала происходящее - взрослые люди, знают, что делают. Беспокоила неопределённость. Она уже вроде бы разобралась, кто тут с кем: Арсений с блондинкой, его преданная девочка - с безответной любовью, "испанец" был нежен с той девушкой, что с бесстрастным лицом и роскошными волосами. По крайней мере, вчера они переплелись очень даже интимно, освобождая место Андрею, да и позднее, отправившись за кипятком, Анна видела этих двоих, прижавшихся друг к другу на нижней боковушке. А тут - такие рокировки, смена партнёров, полная перепутаница. Впрочем, бог с ними, сами разберутся. "Интересно, а сколько сейчас времени, что все спят?". Она привычно взглянула на запястье - пусто. Сама ведь часы сняла и дома оставила - раз уж путешествие в безвременье, так пусть всё будет по-настоящему, без поблажек. Пока за временем по мобильнику подсматривает, но там, у озера, и эта лафа закончится - не ловят в тех местах телефоны, да и заряжть негде. "Рано ещё, наверное, я соскочила, небось, чуть свет!". Она выглянула в окно, соображая, насколько утро раннее. Но северное "долгоиграющее" солнце спряталось в низкой облачности и время подсказывать не собиралось.
   Вернувшись, Анна уселась у окна на свободной нижней полке в бывшем купе катамаранщиков. На верхних полках спали "переселенцы": Янка похрапывала, Павлик тихо сопел, отвернувшись к стене. Пейзаж за окном за ночь посуровел, вчерашней голубизны не было и в помине. Вместо озёр - слегка белёсые то ли леса, то ли рощицы, вместо неба - сероватые облака. "Может, распогодится? Конец июля, всё-таки!" - понадеялась Анна, вспоминая прогноз погоды в этой местности, выловленный накануне в Интернете: днём плюс тринадцать, ночью плюс семь. Но когда прогнозы полностью сбывались? Должна погода наладиться, середина же лета!
   - Доброе утро, ты не знаешь, куда Павлик делся? - Андрей, заглянувший в отсек, выглядел растерянным. Сына потерял!
   - Да вон он, здесь спит, - кивнула Анна на верхнюю полку в купе, Андрей разглядел длинный силуэт, вздохнул облегчённо и полез поправлять одеяло, свисавшее вниз длинным языком.
   - Пап, ты чего? - Павлик повернулся к отцу и сонно таращил непроснувшиеся глаза.
   - Ничего-ничего, спи. Я тебя потерял, - Андрей похлопал сына по плечу, растерянно оглянулся на Анну, явно смутился и ушёл. Спросить его про время она не успела.
   - Эх, куда б податься, да кому б отдаться! - со второй полки высунулась рука и закачала над столиком стиснутым кулаком. Янка проснулась и объявила об этом всему вагону.
   - Да вот, пожалуй, и некому уже. Мужички-то вышли, - сказала Анна.
   - Кто здесь? - теперь с полки свесилась растрёпанная черноволосая голова. - А, ты. Привет.
   - С добрым утром. Яна, ты не знаешь, сколько времени?
   - Ща глянем. Полдевятого. Во, блин, рано-то как! Ещё три часа ехать. И ведь не усну теперь, раз проснулась!
   - Слушай, а как мужички тихо вышли, я даже не слышала. - сказала Анна. - И успели ведь за пять минут всю кучу своего барахла вынести.
   - Всё нормально, у них был научный подход к организации труда. Ребята конкретные, всё заранее продумали. Сначала в тамбуре свои мешки сложили, потом по-быстрому их на улицу покидали.
   - Интересно, далеко ли уплывут с рюкзаком спирта, - улыбнулась Анна, вспомнив, как мужики сразу же после посадки "скушали" литровую бутыль водки, и как вчера один из соседей, самый молодой и так и не протрезвевший, пытался добыть спирт из рюкзака, а второй, обстоятельный бородач, видимо, старший в группе, отгонял его и требовал не трогать НЗ.
   - Ой, они меня так насмешили! - Янка приподнялась на полке и принялась накручивать на палец тонкую прядку с виска. - Пошли вечером курить, а в купе Степаныч и Васька ("Васька - это "испанец", что ли"? - подумала Анна) с девчонками опять спины друг другу правят. Мужики в непонятках - весь день за этими делами наблюдают, что происходят - фиг его разберёт. Всё приставали ко мне, зачем и куда мы едем. В поход, говорю, за новыми впечатлениями. А этот, бородатый, Лёха, типа, понял - ага, сексотерапия у вас такая! А я говорю: если бы!!!
   Янка, по своему обыкновению, говорила зычно, совершенно не приглушая голос, будто не в спящем плацкартном ехала, а в переполненном вагоне метро.
   - Привет, - вошёл в купе заспанный Арсений. - Вы чего расшумелись?
   - Да я рассказываю, как мужики офигели от ваших вчерашних массажей. Как ни пойдём курить - у вас там полный ход, всё спины друг другу ладите. Этот, Антон, самый молодой у них, спрашивает: "У вас что, секта?". И вижу, у мужика прям сознание схлопывается, картину мира закоротило! Нет, говорю, не секта, клуб по интересам. "А этот мужик кто, который всех девок лапает?" А это, говорю, наш великий гуру! Погодите чуток, скоро сядет в позу лотоса и начнёт впадать в нирвану!
   - И как тебе в роли гуру, нравится? - поддержала шутку Анна и засмеялась, глядя, как привычно невозмутимое лицо Арсения расплывается улыбкой чеширского кота.
   - Между прочим, гуру себя считают жутко закомплексованные люди! - сказал он. Янка тут же подхватила:
   - Да признайся уже, что, нравится, ну приятно ведь, по лицу вижу!
   - Ой, что-то вы меня совсем смутили, - махнул на них рукой Арсений и сел на свободную полку.
   - Что, ноги не держат? Комплексы навалились? - захохотала в голос Янка, и Анна тоже - сдержаться, когда хохотала Янка, было просто невозможно. Ох, теперь-то точно проснулись все пассажиры!
   - Знаешь, что мне Лёха сказал, бородатый, он за старшего у них? - продолжала Янка. - Бросай, говорит, своих уродов, сектантов недоделанных, поехали с нами, с настоящими мужиками. Сексотерапию тебе обеспечим по высшему классу. А я говорю - да что вы, мальчики, если я разойдусь, мне ж вас четверых мало будет! Лучше и не начинать!
   - Да уж, если из всех интересов - напиться на природе да потрахаться, поди, объясни им, зачем мы туда едем, - покивала Анна, и тут же получила от Янки щелчок по носу.
   - Слушай, я их вчера полдня лечила, раздвигала границы восприятия, теперь с тобой, что ли, всё заново начинать? Нормальные мужики, умные, все врачи, один хирург, один невропатолог, два стоматолога. Просто у них своя вселенная, у нас своя. А в этом вагоне мы слегка пересеклись.
   - Врачи, говоришь, - прервал Янкину лекцию Арсений. - Понятно теперь, откуда у них столько спирта. Слушай, так может быть, тебе надо было с ними пойти? Объяснила бы им про картину мира в подробностях.
   - Точно! И на обратном пути они бы у меня ехали смирные, как суслики! - опять заржала в полный голос Янка, а Анна подумала, что не известно, какими сусликами будут возвращаться они. И сердце впервые за всё время, как она решилась идти в поход, вдруг сжалось от смутной тревоги.
   Поезд встал на недолгую стоянку в местечке с забавным названием "Медвежья гора". Народ ходил по перрону в осенних куртках. У их столика стихийно собралась небольшая компания: Арсений, Вася-"испанец", Кирилл, девушка с бесстрастным лицом, Анна.
   - Слушайте, что-то все как-то тепло одеты! - сказал Сергей. Он пришёл в купе с кружкой кипятка и со вчерашним пакетом с остатками провизии. - Сколько же там градусов, интересно?
   - Градусов двенадцать, - пожал плечами Арсений. - Там что, у проводников уже кипяток есть?
   - Есть. Давайте завтракать. Нужно доесть всё, чтобы с собой не тащить.
   Анна взяла у него пакет и стала выгружать на стол то, что вчера сама второпях и складывала, освобождая место для массажа. Вытащила пустую упаковку из-под колбасной нарезки - вроде там вчера последний кусочек оставался. Выпал, что ли? Заглянула в пакет - так и есть, болтается на донышке, среди обломков хлеба, двух яблочных огрызков и фантиков из-под конфет.
   - Слушай, Серёж, тут последний кусочек колбаски остался, выпал из упаковки. Выкинем? А то вид у него уже... того.
   - Чего "того"? Нормальная колбаса, копчёная, ничего ей не сделается, давай сюда, - потребовал Сергей.
   Анна выудила из-под фантиков и огрызков бордовое испещрённое жиринками колёсико сервелата, обдула его от налипших крошек и шмякнула поверх ломтика огурца на сером хлебе:
   - На!
   - Хорошая колбаса, - откусил Сергей. - Выкинуть! Тут неделю без мяса жить предстоит, а ты - выкинуть.
   - Ой, смотри, Серёжа, прихватит тебя где-нибудь на перевале с эдакой еды! - сама Анна ела сыр.
   - Ну, прихватит, сбегаю под камешек, делов-то! - Сергей невозмутимо доел бутерброд и отхлебнул чаю.
   - Имей в виду, ходить вдвоём придётся и разрешение спрашивать, - продолжала веселиться Анна.Янка опять заснула на своей полке и не мешала солировать. - Ты не слышал, а мы вчера договорились, что никто никуда не уходит в одиночестве, предварительно не сообщив коллективу, куда именно пошёл и с какой целью!
   - Так что сначала всем доложишь, а потом отчитаешься, - серьёзно сказал "испанец" Вася.
   - Да ладно пугать, - добродушно отмахнулся Сергей. - Это вам завидно, что последний кусок колбасы мне достался!
   "А ведь классные ребята!" - думала Анна, заедая чай остатками сыра и огурцом. Когда же она вот так веселилась в последний раз в компании, от души прикалываясь и зная, что никто не обидится, а начнёт шутить в ответ? Давно. Почти полгода назад. Когда ещё работала в журнале.
  
   Глава 3
   То, что у Кирилла есть шанс стать сенатором от области, откуда они оба уехали десять лет назад, он понял уже в декабре. А в январе муж попросил Анну уйти с работы. Уже потом, задним числом, прокручивая все предшествовавшие тому разговору события, Анна поняла, что он очень тонко готовил её к решению в свою пользу: новогодняя ночь у Красного моря, пальмы, цветы, тёплые волны вместо московской голой зябкости.
   Египетский отель был новым, добротным и дорогим. Архитектор с очень хорошим вкусом вписал постройки в крутой и обрывистый берег. Здание основного корпуса, где размещался ресепшн, бутики, конференц-зал и ресторанчики, было серовато-перламутровым, в тон камням на берегу и мелкому галечнику на пляже. Отель тремя уровнями спускался к террасе с беседками, бассейнами и смотровыми площадками, соединяясь с ними эскалаторами. Ещё ниже, куда нужно было спускаться пешком по лесенкам, располагались входы в номера-бунгало.
   Номера были вырыты в обрывистом берегу, их огромные раздвижные окна-двери выходили сразу на пляж, на море. При всей шикарности интерьера, Анне не очень понравился его холодный чёрно-белый дизайн. Ей хотелось красок, местного колорита, чего-нибудь в стиле арабских сказок, тысячи и одной ночи, а не безликих прямоугольных хромированных светильников, строгих белых покрывал, черных углов изголовья кровати и прикроватных тумбочек и абстрактных чёрно-белых ломаных линий на стенном панно. Но в первое же утро, проснувшись от солнечных лучей, пробившихся сквозь чёрно-белую штору и выглянув в окно, она простила незнакомому дизайнеру его цветовую сдержанность. За окном было чудесно: солнце выкарабкивалось из морской пучины, трогая розовым и небо, и воду, и мелкие серые камешки пляжа, а чёрно-белые тона номера оттеняли и подчёркивали эту красоту, создавая ей неназойливую раму.
   Она тогда принялась натягивать купальник, собираясь прямо так выбежать из номера и нырнуть в это утреннее розовое море. Но проснувшийся от её возни Кирилл сказал, что так - нельзя. Что сразу за пляжем - коралловый риф, и влезать в воду нужно со специального понтона: "Помнишь, мы вчера его видели вечером, синий такой мостик?" Для того, чтобы нырнуть с пирса, пришлось одеться - декабрьское утро в Шарм-Эль-Шейхе оказалось стылым, что-то градусов пятнадцать-восемнадцать. И всё равно, топая до пирса по мелкому пляжному галечнику, а затем шагая по синему пластику понтона - он был собран из кубиков, напоминающих большие, литров на тридцать, пластмассовые канистры и зыбко качался на воде в такт её шагам - Анна сохранила ощущение счастливого восторга и предвкушения от встречи с розовым морем. Дошла до широкой квадратной площадки, скинула толстый махровый халат, прыгнула в воду и будто растворилась в волнах, тёплых, теплее, чем воздух. Потом вернулась в номер под бочок к сонному мужу, растормошила и, целуя, поделилась с ним счастьем этого утра, радостью от моря, солнца и от красоты дымчато-серого перламутра прибрежных камней и построек.
   Хороший был отель, красивый, стильный, дорогой, с изысканным шведским столом, свежевыжатыми соками и потрясающим новогодним шоу. И когда они прожили там семь из девяти запланированных дней, когда Анна совсем забыла о своих редакционных хлопотах, когда размякла от ежеутренних купаний в розовом море, от ежедневных медитаций на потрясающе красивых рыбок - она могла часами рассматривать их, свесившись с пирса и приблизив лицо к самой воде - когда покрылась ровным загаром и ошалела от бурного, как в медовый месяц, секса с собственным мужем, Кирилл сказал:
   - Анютка, ты должна мне помочь стать политиком.
   - Ты хочешь, чтобы мы сделали с тобой большое интервью в "Зоне влияния"?
   Анна лежала на плече у мужа и расслабленно рисовала пальцем зигзаги у него на животе, спускаясь всё ниже и ниже.
   - Нет, - Кирилл перехватил её руку, сжал в кулаке и прижал к груди. - Я хочу, чтобы ты ушла из журнала и возглавила мой предвыборный штаб.
   - Что? - Анна высвободила руку, села на кровати и в изумлении уставилась на мужа. - Какой штаб?
   - Ань, я хочу стать представителем Совета Федерации от нашей области. И если всё грамотно пропиарить, я им действительно стану. А лучшей пиарщицы, чем ты, мне не найти.
   - Подожди Кирилл, - потрясла головой Анна - какой Совет Федерации? Стройкову ещё полтора года на троне сидеть!
   - Нет. У него рак обнаружили. Не смертельный, - Кирилл сделал успокаивающий жест сочувственно охнувшей жене, - вполне операбельный, но политикой ему теперь заниматься нельзя. Помнишь, я в декабре к нему ездил? Он сказал, что планирует объявить перевыборы не позднее чем в июне-июле. Я хочу в них участвовать. По-моему, у меня есть шанс.
   - Да, наверное, есть, - поглядела на мужа Анна, быстро перебирая в голове его активы. Местный, в смысле, уроженец этой области, молодой, всего сорок два года, популярный - засветился в нескольких сюжетах на центральных каналах, где рассказывал о делах в регионе, и в которых губернатор демонстрировал своё к нему расположение. Да и фильм, опять же, снял документальный про монастырь с чудотворной иконой, который крутили на канале "Культура". Правда, время для показа выбрали не самое лучшее - три часа дня, все на работе. Но вскоре этот фильм повторило местное телевидение, которое потом с восторгом взяло интервью у его создателя, то есть у Кирилла. И как-то так из этого интервью получилось, что он, не смотря на то, что уже десять лет как москвич, связь с родной землёй не потерял, о Боге помнит и за свою малую родину радеет. Фильм прошёл как раз в декабре, мама звонила, рассказывала, что теперь кое-кто из соседей с ней особенно уважительное здоровается. А Жанна Казимировна из пятнадцатой квартиры, напротив, губы поджимает и отворачивается. Анна тогда ещё смеялась и говорила, что соседка не может простить, что мама её, примадонну местного драмтеатра и долгое время основную знаменитость их дома, по части известности перещеголяла.
   Шутки шутками, но если соседи даже на маму перенесли свою признательность за Кирюхин фильм, то у него сейчас в городе авторитет о-го-го какой. И прав он, - грех таким раскладом не воспользоваться!
   - Кирюш, а тебе позволят стать сенатором? - осторожно спросила Анна.
   - А кто мне может не позволить? - поднял бровь муж.
   - Ну, мало ли... Сам ведь знаешь, просто так такие кресла не достаются. Деньги нужны, связи, поддержка.
   - Ань, не гони волну, а? Как Стройков попал в Совет Федерации, помнишь? Сделал и варяга московского, и Трунина, депутата тамошнего. На народной любви вылез и на том, что первых два барбоса его всерьёз не принимали, друг за другом следили и друг друга дерьмом мазали. Ну и домазались, что люди пошли и выбрали председателя совхоза.
   - Сейчас нет совхозов, - зачем-то поправила Анна.
   - Ой, да брось ты придираться к словам! Не совхоза, так колхоза, или как там его артель битвы за урожай называлась. Ты ведь делала интервью с ним в своём журнале, знаешь, что он всю сознательную жизнь совхозами-колхозами руководил. А тут на сенаторство замахнулся. Наверное, просто попробовать хотел, а тут вдруг - получилось! Знаешь, мне почему-то думается, что он оттого и раком заболел, что не по зубам кусок урвал, подавился. Одно дело коровам хвосты считать и дояркам удои повышать, другое - область держать и с этими волками-федералами по-волчьи выть. Не за своё дело взялся старик.
   - А ты? Ты за своё берёшься?
   - Я? Да!
   Муж взглянул ей в лицо, и Анна в глубине зрачков увидела отблеск стали:
   - Зря я, что ли, столько лет парламентским журналистом ишачу, вась-васи с нашими сенаторами и депутатами развожу, статейки им иммиджевые стряпаю, книжки писать помогаю и разные приятности организовываю? Я всю их кухню гнилую знаю, все ходы-выходы, так что ни инфаркта, ни онкологии не будет. Я вижу себя, понимаешь? Вижу в этом кресле.
   - А деньги, Кирюш? Откуда деньги на предвыборную компанию?
   - Будут деньги. Дадут.
   - Кто?
   - Кое-кто, кому интересно будет бизнес в области замутить. Сделают свои первые, так сказать, инвестиции. Ну что, мать, я тебя убедил?
   - В том, что ты можешь стать сенатором? Да, вполне.
   - А в том, что ты должна будешь возглавить мой предвыборный штаб?
   - Ну, давай, возглавлю... Только журнал мне зачем бросать? Давай параллельно! Через полгода выборы, штаб закроется, куда я вернусь? Думаешь, Витька будет для меня должность полгода сохранять?
   - Ань, ты что! - захохотал Кирилл. - Когда я хорошо сяду в Москве, я тебе новый журнал куплю! Твой собственный! Будешь на себя работать, а не на этого павлина, у которого из всех талантов - связи в "Газпроме" и допуск к денежному соску! Давай, возвращаемся в Москву и сразу начнём расписывать, что сделать надо.
   - Главное что надо, это сохранять к тебе интерес в городе, - задумчиво сказала Анна и спохватилась. - Слушай, только сразу я не смогу, мне февральский номер выпускать.
   - Ань, какой номер? Мы же договорились - ты уходишь из журнала.
   - Но я ведь не могу так сразу... И по закону мне две недели нужно отрабатывать.
   - Не нужно, Витька сказал, что подпишет тебе заявление сразу же, - Кирилл закинул руки за голову и потянулся.
   - Что сказал Витька? - Она отстранилась, заглядывая ему в лицо. - Кир, а ты что, сообщил ему уже, что я ухожу? Ты уже всё решил за меня?
   - Анютка, ну а что такого? - он смотрел на неё с безмятежной уверенностью. - Ты что, отказалась бы помочь мне сделать карьеру? Разве ты отказалась бы стать женой сенатора, а? Ань, это ведь теперь дело нашей жизни, наша главная политическая интрига. И нам все наши силы, все наши умения нужно только на этом сконцентрировать, а не на чужих играх в политику. Разве не так?
   - Так, наверное, - подумав, кивнула Анна.
   Всё было так и, как всегда, разумно. Однако расставаться с журналом было безумно жаль. Она этот журнал, можно сказать, родила и выкормила, создав за три года издание, о котором говорили, с оценкам которого считались, и попасть куда даже в виде небольшой информации почитали за честь. И Витька не такой уж и павлин, а вполне нормальный издатель. В финансово-хозяйственных делах сечёт - дай Бог каждому. И сосок денежный им уже почти год как не нужен - реклама в журнал идёт таким косяком, что окупает весь тираж с запасом. И почему-то нет в ней ни волнения, ни азарта от мысли, что она может стать сенаторшей. А есть досада, что муж распорядился её жизнью по-своему, одним махом распределив их роли. Впрочем, он ведь её муж.
   - Анютка, ты ведь со мной, правда? - Кирилл будто что-то почувствовал, сгрёб жену и заглянул в серьёзные глаза. - Ты ведь понимаешь, что никого другого я на это место взять не могу? Да и нет никого другого, ты - лучшая. И вместе мы - команда. Разве не так?
   - Так, - согласилась, наконец, Анна, и стала отвечать на его поцелуи и двигаться с ним в такт и плавиться в его руках, окончательно согласившись, что в их жизни наступает новая полоса.
   А утром она не увидела солнца. Небо вдруг закрылось низкими облаками, задул противный холодный ветер, оставшиеся два дня до отъезда они проходили в свитерах, и искупаться в розовом море у неё больше не было никакой возможности.
   ***
   "Эти тучки пониже будут тех, египетских. Да и ветерок явно посвежее". Анна поёжилась и застегнула молнию повыше. Да уж, северное лето: градусов пятнадцать всего, и ветер какой-то холодный. Главное, когда на станции в Городке выходили, вроде солнышко показывалось. И потом весь час, пока ехали до Посёлка, хмари такой не было. А тут, у перевала, у начала их пути - низкое серое небо и совсем не летний ветер.
   - Давай, командир, строй их в колонну по одному, ворота открывать буду! - показал в улыбке остатки зубов старик-сторож. Путь к Синь-озеру начинался у заброшенного рудника.
   - Ну, все готовы? - Арсений окинул взглядом их группу из пятнадцати человек. - Тогда пошли!
   "Надо же, а ведь и не очень тяжело идти!" - думала Анна четверть часа спустя, топая в первых рядах разреженной кучки, в которую превратилась их группа. Пока подъём был не очень заметен, хотя впереди маячила гора с усыпанным валунами склоном. По бокам тоже вздымались горы - черныё, строгие, холодные. Анна шла, радуясь, каким удобным оказался рюкзак (вес почти не чувствуется!) и наслаждаясь торжественной тишиной окружающего пространства. Оказывается, она утомилась от шума, который Янка регулярно устраивала эти полтора суток. Даже час переезда из Городка девчонка умудрилась превратить в дискотеку. Водитель поймал какую-то попсовую станцию, и она в голос подпевала бредовым песенкам, подрыгиваясь и подпрыгивая на заднем сидении, куда сгрудилась половина их народа. Анна заметила, что Кирилл тоже в этой груде, отметила, что заметила и шикнула на себя мысленно - хватит уже на парня реагировать! Что ж это такое, как будто в свои восемнадцать вернулась, когда Анюта, мышка-дурнушка, тайком влюблялась в мальчиков, ловила на себе их равнодушно-транзитные взгляды и сладко страдала от неразделённых чувств. А Янка, похоже, никогда ни от чего не страдала, ни от чувств, ни от комплексов. Курносая щекастая толстушка, она живым мячиком подпрыгивал на сидении и самозабвенно горланила, подпевая очередной попсовой пошлятине про то, что перевелись и Казановы и ловеласы, и что вокруг одни папуасы. Потом, сообразив, что "папуасы", скорее всего, рифма, одобренная цензурой, Янка подобрала более подходящую по смыслу нецензурную рифму и горланила уже её.
   А теперь то ли строгое величие места, то ли понимание, что нужно беречь силы угомонили девушку. Да и шла она где-то позади Анны, отстала.
   Через первый ручей пришлось перебираться по узким брусьям, и Анна запаниковала - упаду! Вмешался Арсений,скомандовал: "В ноги уйди!", и она поняла, о чём он. О том, что нужно обратить внимание на ног, на ступни. Анна сосредоточилась на ощущении ступней, словно вниз стекла-осела, забыла про страх и прошла по узкой поверхности. Вслед за остальными поднялась по тропинке в горку. И остановилась возле россыпи крупных валунов: дальше нужно было карабкаться по ним.
   Арсений придержал группу, дожидаясь отставших. И сказал:
   - Народ, я хочу, чтобы вы вспомнили про плотности и пустоты. Почувствуйте камни, как плотности, обтекайте их. Если вы будете идти вот так, - он забрался на валун, перешёл на второй, постоял, потом таким же образом перебрался на следующий, - то вы очень быстро устанете. По камням нужно течь, двигаться в потоке. Вот так! - И он стал быстро шагать с камня на камень, не теряя движения, перенося равновесие с ноги на ногу. - Понятно? Вась, ты непротив побыть замыкающим?
   "Испанец", который повязал на голову чёрную бандану и тем самым добавил штрихов к образу, кивнул.
   - Тогда пошли!
   "Течь надо! И как это сделать, интересно мне знать?" - пыхтела Анна, стоя на одном валуне и примеряясь к другому. Равновесие то и дело терялось, рюкзак перестал быть продолжением спины и жил собственной жизнью. А ещё вдруг поднялся страх подвернуть ногу и стать обузой для группы. Вот позорище будет!
   - Тебе помочь? - спросил Вася-"испанец". Анна подняла взгляд от камней и поняла, что они остались вдвоём, все остальные уже вскарабкались и скрылись за верхушкой каменной гряды. Она обрадовалась: "Ага, там они, камни эти, и кончаются!" - помотала головой, сама, мол, и решительно полезла вверх. Чтобы её, да какие-то там камни одолели! Да фиг вам! Пусть из последних сил, но докарабкается она до нормальной земли, совсем чуть-чуть осталось!
   Почти задыхаясь, женщина влезла на последний валун... и поняла, что сейчас рухнет на землю и останется тут на всю неделю. Будут возвращаться - подберут.
   За каменной грядой скрывалась неширокая гладкая полоска, а выше простирался бескрайний пологий склон, составленный из валунов-валунов-валунов. Группа, цветные человечки с горбиками рюкзачков, пробиралась между камнями уже на середине склона. А она - всё, сдохла. Свистела бронхами в попытке добавить кислорода в лёгкие, обмирала от мысли, сколько же ещё предстоит карабкаться, и ругала себя последними словами. "Туристка, блин, путешественница! С какого бодуна решила, что тебе тут самое место? Вернулась бы к маме и к Даньке в деревню, гуляла бы по лесу, грибочки-ягодки собирала".
   Увидев, что к ним, легко прыгая по валунам, возвращается Кирилл, балансируя зажатой в руке длинной палкой, Анна расстроилась ещё сильнее. Вон, скачет легко, как горный козёл, а она стоит тут, кляча-клячей, позорится!
   - Подыши через ноги, - негромко сказал "испанец" Вася.
   - Что? - прохрипела Анна.
   - Представь, что у тебя из ступней корни выросли, потяни воздух этими корнями!
   Анна закрыла глаза и "укоренилась", чувствуя, как по стопам побежали мурашки. Свист в груди прекратился, ноги стали тяжёлыми, дыхание выровнялось.
   - Ну, ты как? - Кирилл стоял уже на соседнем валуне и смотрел на неё и снисходительно, и с беспокойством.
   - Уже нормально, восстановилась, - резко выдохнула Анна. Боль в груди прошла, дыхание вернулось, приступ паники закончился.
   - Иди за мной след в след, в моём ритме, - сказал Кирилл и опять зашагал с камня на камень. Анна послушно пошла за ним, подстроилась к его шагам, перестала бояться, что какой-нибудь валун пошатнётся или окажется скользким - раз Кирилл не скользит и не шатается, значит, всё в порядке!
   И тут вдруг валуны перестали сопротивляться её движениям и замелькали, как шпалы.
   Они в детстве с девчонками так играли - бегали на железнодорожные пути и скакали по шпалам, заворожённые ритмом этих прыжков. Иногда они попадались на глаза дежурным, те ругались и прогоняли детей: "Что за игры на объекте повышенной опасности? Вы что, под поезд попасть хотите?", но никакие страшилки не могли перебить эту радость: скакать по шпалам, попадая в ритм .
   Анна шагнула на очередной камень, тот вдруг пошатнулся, и она испуганно замерла на нём, вмиг выпала из ритма, заозиралась. Куда идти теперь?
   - Держись - Кирилл протянул ей палку. - Я тебя вытяну.
   - Не надо, я сама, - помотала головой Анна. Тоже мне, репку нашёл! Опять сосредоточилась на ступнях, нашла камень и пошла. Как только она перестала бояться, ритм сразу вернулся, и Анна даже подосадовала, когда оказалось, что уже - вершина. Дошла.
   Между нескольких валунов в полтора её роста высотой развалился заморенный переходом народ. Семейство с малолетней дочкой ("Надо же, эта кроха и то ходит лучше меня!") потрошило мамин рюкзак. Привал.
   - Слушай, ты со своей палкой по камням бежал, будто по ровной местности. Как оленевод по тундре! - сказала она Кириллу, скидывая рюкзак и приваливаясь к ближайшему валуну.
   - Опыт у меня большой, - он улыбнулся своей неопределённой ускользающей улыбкой. Потом сел чуть напротив и наискосок и погглядывал на неё из-под полей надвинутой на глаза панамы.
   Анна вытянула ноги в ботинках и прислушалась к ощущениям. Уже гудят.
   - Ну, и как ножки? - спросил Кирилл.
   - Голеностоп слегка потянула!
   - Надо бинтом эластичным перетянуть.
   - А так ничего, ни мозолей, ни натоптышей, - пошевелила ногами Анна.
   - Вечером перед сном надо будет поправить ножки, - то ли посоветовал, то ли пообещал Кирилл, и Анна, не зная, как на это реагировать, поспешно уставилась на собственные ботинки. Кто бы мог подумать, что её давнишние, подростковые ещё ботиночки будут так замечательно себя вести! А вообще, конечно, зря она себе рисовала параллели с тем давним походом, когда в пятнадцать лет пошла в горы. Здесь всё по-другому.
   Мама тогда отправила её погостить к тётке в Среднюю Азию, а на город свалилась жуткая, небывалая даже для тех мест жара, днём до сорока пяти градусов в тени, ночью - до тридцати. И тётка купила девчонкам, Анечке и своей дочке Тонечке, путёвки на местную турбазу. Там, в предгорьях Тянь-Шаня, было попрохладнее, ночью даже шерстяные кофточки приходилось надевать. Предполагалось, что девчонки просто две недели пересидят жару - на турбазе можно было пожить как в доме отдыха, спать в коттеджах, есть в столовой, бегать на танцы и в кино. Но сестра, шестнадцатилетняя Тонька, влюбилась в мальчика. А мальчик собрался идти в девятидневный поход. И Тонька собралась вместе с ним. И Анечка тогда собралась тоже.
   О том, что сглупила, Анечка подумала уже через полчаса после того, как они ушли с турбазы и прошли по склону первую пару километров - рюкзак, набитый крупой и консервами и отягощённый толстенным спальником весил целую тонну, брезентовые ремни впивались в плечи, и их приходилось придерживать руками, дыхание сбивалось, пот заливал глаза. Однако ещё через полчаса кошмар закончился, они встали лагерем на ночь, развели костёр, расстелили брезентовые палатки - инструктор решил не возиться с установкой, всё равно завтра рано утром вставать. И Анечка, сначала пробуя пахнувшую дымком гречку с тушёнкой, потом слушая песни под гитару, затем разглядывая крупные звёзды в ночном небе, решила, что пошла она не зря. Вон как посматривает на неё тот парень, помощник инструктора. Сколько ему, лет семнадцать? Кажется, она ему понравилась. Кажется, она в него влюбилась.
   На следующий день кошмар продолжился - подъём, жара, жажда, боль от брезентовых лямок в натёртых плечах. Они шли целый день. Инструктор каждый час устраивал пятиминутные передышки, и они стояли на тропе, согнувшись и не сбрасывая со спин тяжеленных рюкзаков. Ручьи в этих горах была редкостью, и они экономно глотали из фляжек тёплую воду. Где-то на полдороги вышли к горной речушке, сделали привал, и многие ринулись пить с пологих берегов, даже не скинув рюкзаков. И тот мальчик, что нравился сестре Тоньке, чуть не захлебнулся. Лёг пузом на землю, начал питьледяную воду прямо из речки, а рюкзак возьми и сползи ему на затылок. Килограммов двадцать, да на голову! Попробуй, подними. Он и начал пускать носом пузыри, хорошо помощник инструктора (как же его звали?) заметил, вытащил парня из воды.
   Анна ещё запомнила тот привал по ощущению потрясающей лёгкости - тело, придавленное тяжестью рюкзака и вдруг разом освобождённое от этой тяжести, стало лёгким до чрезвычайности, и ей казалось, что она с каждым шагом будто взлетает над поверхностью. Невысоко, сантиметров на пять, но - взлетает. А потом, когда напорхалась и напилась из ручья, она увидела горы. Всю дорогу не видела - шла, страдала, терпела жажду и ловила воздух. А тут - увидела, и они были великолепны.
   Следующие четыре часа они шли под гору, было полегче. Затем разбили лагерь, на этот раз поставив брезентовые палатки-домики. И помощник инструктора позвал её с собой, поискать дрова. И подавал ей руку, когда они перебирались через ручей, и у костра сидел рядом весь вечер. Анечка потом долго не спала, томилась, представляя под сопение сестры и ещё одной девочки, как далеко зайдут их отношения с помощником инструктора. (Как же его звали-то? Дима, что ли? Кажется, Дима. Или Толик?) Может быть, завтра он даже её поцелует...
   Назавтра инструктор сказал, что почти все дни их перехода будут такими, как вчерашний. И что у них есть последняя возможность подумать и оценить свои силы. И если кто чувствует, что не дойдёт, есть возможность вернуться. "Вернуться? Нет! Я же с Димой! (Или с Толиком?)" - отмахнулась от инструктора Анечка. А Тонька решила вернуться. И мальчик её тоже. И обратно на турбазу их повёл помощник инструктора, Дима или Толик. Анечке почему-то показалось, что он сделает это по-быстрому - отведёт этих хлюпиков, и обратно, к ней. И у них всё будет так, как она намечтала себе ночью в палатке.
   Весь этот и весь следующий день она прошагала в ожидании, что парень вот-вот вернётся. Не вернулся, разумеется, кто же будет бегать туда-обратно по горам за сорок километров? И весь поход прошёл у Анечки на фоне этой грусти, что опять не сбылось. Опять она влюбилась, а в неё - нет. Когда вернулась на турбазу, Анечку встречала довольная сестра. Она со своим мальчиком сходила в несложный поход, на три дня. И у них всё складывается замечательно, они даже целовались. А помощник инструктора тоже с ними ходил, он влюбился вон в ту девчонку, её Лолита зовут.
   Анечка тогда кивала, разглядывая худощавую модно стриженую девушку с экзотическим именем, и прощалась с надеждой, что хотя бы здесь, на турбазе, за оставшиеся три дня продолжится её не сложившаяся романтическая история.
   Так её первая любовь в тот раз и не случилась. Зато похудела она в том походе очень сильно, разом покинув ряды пышек. И ботиночки, которые купила для похода в турбазовском магазинчике, послужили исправно. Они так и провалялись у мамы на антресолях, потом она их увезла в Москву - пригодятся в лес ходить. И теперь, вот, пригодились, не подвели.
   - Народ, кто знает, как правильно ногу заматывать? - заголосила Янка, размахивая лентой эластичного бинта, и Анна поморщилась. Ну откуда у этой девицы столько сил? Нормальные люди, вон, чуть ли не пластом лежат, привалились к камням, некоторые - рюкзаков не снимая. А эта опять бегает и орёт. К Янке подошёл Арсений, она затихла. Анна откинулась на валун и посмотрела в небо. Облака расползались серыми клочьями, кое-где в прорехах показалась синь.
   - Ой, кажется, погода налаживается. Вот бы солнышко вышло! - озвучила её мысли томная блондинка. - Сенечка, а давай споём солнцу, чтобы вышло!
   - Нет, петь мы ничего не будем, - отвлёкся Арсений от Янкиной лодыжки, которую обматывал эластичным бинтом. - И вообще не советую возле озера на погоду шаманить. Места такие, что неизвестно, как в ответ закрутит.
   - А какие такие места? - заинтересовалась Анна. Все эти намёки, что они идут в непростое место её уже начали интриговать.
   - Место силы, - пожал плечами Арсений. - Гиперборея там, есть такая версия, земля древних славян.
   - Ох, и поколбасимся, братья-славяне! - радостно завопила Янка.
   - Так не туго? - перебил её восторги Арсений.
   "Место силы, - это хорошо, - думала Анна, опять глядя в небо и лениво наблюдая за парившим на высоте чёрным птичьим силуэтом. - Силы мне сейчас нужны. Чтобы с жизнью своей разобраться, чтобы выкинуть эти ужасные полгода из головы и решить, наконец, что мне делать дальше. Так что давай, Гиперборея-матушка, помогай. На тебя вся надежда".
   - Кра! - крикнула птица, перестала кружить над их маленьким табором и полетела в сторону озера. Анна поёжилась от внезапно пробежавших по спине мурашек и тихонько засмеялась. Ну вот, ещё не дошли, а ей уже мерещится. И с чего в голову-то взбрело, что птица ей в ответ прокричала?
  
   Глава 4
   Кирилл с Сергеем ставили палатку, стыкуя дюралевые трубки и жёлто-зелёные полотнища стенок. Анна наблюдала за процессом, убеждая себя, что ничего особенного не происходит. Ну, предстоит ей ночевать в одной палатке с двумя чужими мужиками, ну и что такого? В конце-концов, каждый спит по отдельности в своём спальнике и никто из них, кажется, не храпит. И всё-таки ситуация несколько выбивала её из равновесия. Про то, что может так сложиться, она не подумала. Почему-то представлялось, что мальчики поселятся с мальчиками, девочки - с девочками. А к тому, что народ ловко и вперемешку распределится по другим палаткам, и ей в соседи достанутся только мужчины (и один из них - Кирилл, чей взгляд она нет-нет, да и ловит на своём лице, и тут же вспоминает свои фантазии об измене мужу, и от этого ей становится неловко, будто парень считывает эти её фантазии) Анна готова не была.
   - Слушай, а сколько в вашей палатке человек?
   На этот раз Янка не кричала. Спрашивала вполне нормальным человеческим голосом и смотрела так, будто боялась, что Анна её прогонит.
   - Трое. Я и ребята.
   - А можно я с вами поселюсь? А то в других палатках уже всё занято.
   - Селись, конечно, - разрешила Анна, отгоняя возникшее вдруг желание сказать, что и у них места нет. В конце-концов, палатка из тех, что Арсений взял в расчете, чтобы всем места хватило, так что у Янки ровно столько же прав жить в ней, что и у Анны. Но что же такое с девчонкой? Откуда робость? Все палатки, что ли обошла, никуда не пустили?
   - Да и мне лучше, что не одна я буду с мужиками ночевать.
   - С мужиками будет всё отлично, это я тебе гарантирую! - завопила Янка и подтащила свой рюкзак поближе к их месту. Анна вздохнула, уже сожалея о своей мягкотелости, и пошла смотреть на озеро.
   К озеру пришлось спускаться вниз по крутому склону. Лагерь скрылся за ёлками, а озеро, напротив, заплескалось у обрывистого берега и скользких камней, ведущих к воде. Анна захотела потрогать воду, но было высоковато, не дотянуться. Тогда она пошла по тропке параллельно берегу и вскоре вышла к песчаному пляжику. Спрыгнула на него с обрывчика, повернулась к озеру и залюбовалась перламутрово-серой водой.
   Озеро длинным языком тянулось вдаль. Правый и левый берега были видны хорошо - по низу густая зелень тёмного леса, по верху изгибы высоких тёмных холмов - а вот противоположного края озера отсюда было не видно. И оттого Анне показалось, что перед ней не озеро, а бухта. И что стоит проплыть мимо этих берегов, и откроется бескрайняя ширь какого-нибудь моря. Судя по серебру воды и строгости береговых линий - моря холодного и сурового, лишь на время смягчённого лучами наконец-то прорвавшегося сквозь облачность солнышка.
   - Динка, подожди, давай я тебе косичку заколю, чтобы не намокла!
   Иллюзия холодной бухты сурового моря исчезла. Анна оглянулась. На пляжик спустилась Дина с мамой Риммой и девушка, похожая на женщину племени майя. Девчушка уже скинула с себя все одёжки и нетерпеливо переминалась на песке, пока мать закрепляла на затылке её толстенькую косичку.
   - Вы что, купаться будете? - помахала им рукой Анна.
   - Ага, - кивнула Римма и тоже принялась стягивать с себя футболку и штаны. Анна поёжилась. Хоть и выглянуло солнышко, а всё равно температура градусов шестнадцать, не больше.
   Тем временем вся троица освободилась от одежды и нагими нимфами замерла у кромки озера, трогая ногами воду.
   - Нормальная, - сказала Римма. - Куда бы полотенца пристроить, чтобы не испачкать и потом сразу найти?
   - Давай подержу! - протянула руки Анна, принимая большие махровые полотенца. Тяжёлые. Это ж надо такой вес почём зря за спиной таскать! И как потом такие полотенца высушивать? Всё-таки не зря она вместо махрушки вафельную тряпочку взяла. И завернуться в неё можно, и сохнуть будет быстрей.
   - Ой, а моё полотенце вам не трудно будет подержать? - попросила "женщина майя".
   - Давай, - согласилась Анна, приняв и её полотенчико, такое маленькое, что только лицо вытирать и хватит.
   Освободившись от последних тряпок, нагие нимфы взялись за руки и с визгом кинулись в воду. Пробежали метров десять и, устав ждать, когда доставшая всего по пояс вода поднимется высоко, плюхнулись в озеро, поднимая тучи брызг. Девчушка в этой ситуации чувствовала себя лучше всех - нырнула в воду с головой и тут же вынырнула с восторженными воплями. Под них нимфы и вернулись бодрой пробежкой обратно на берег.
   - Динка, ну что же ты голову намочила! Зачем я тебе, спрашивается, косу закалывала! - сокрушенно говорила Римма, вытирая дочке волосы одним из своих роскошных махровых полотенец.
   - Высохнет, мам, - счастливо жмурилась девчонка, закутавшись во второе полотенце.
   - Сейчас оденешься и беги к костру, а то до утра не высохнут!
   - А вы почему не купаетесь? - спросила у Анны "майя". Она наскоро промокала длинное бронзово-загорелое тело своей маленькой тряпочкой.
   - Да холодновато, по-моему, - неуверенно предположила Анна. Судя по абсолютно счастливой троице, которая балдела, будто находилась не у северного озера, а где-нибудь на крымском пляже, температура для купания была самая подходящая.
   - Нет, что вы, очень хорошая вода!
   Теперь "майя" абсолютно сырой тряпочкой пыталась подсушить намокшие волосы. Её чопорное "вы" царапало Анну своей неуместностью.
   - Слушай, мы ведь договорились, что все в группе на "ты". Давай на "ты", а? - попросила она.
   - Да как-то не очень удобно незнакомому человеку "ты" говорить, - задумалась девушка.
   - Наташка, ну ты даешь! - захохотала мама Римма. - Стоит на берегу голышом и политес разводит! Раздеваться ей удобно, а "тыкать" - нет!
   - Я Анна, так что я уже знакомый человек! - тоже засмеялась Анна. - Пойду, попробую вашу воду! Если тёплая, так и быть, окунусь!
   Она подошла поближе к воде, скинула ботинки, носки и вошла в озеро. И тут же выскочила обратно. Вода показалась ледяной.
   - Слушайте, да вы моржихи какие-то! Холодная вода!
   - Ну что ты, если сразу прыгнуть - очень хорошо! Плохо, что отмель у берега. - улыбнулась Римма. Она уже почти оделась. Её дочка тоже натянула футболку и расправляла по спине влажные пряди волос.
   - Вы уже оделись? Подождите меня! - спохватилась и "майя" Наташа, поспешно натягивая трусики.
   Бывшие нимфы уже уходили по тропе к лагерю, когда со стороны скользких камней послышался визг и плеск. Там ныряли в озеро. Анна выглянула из-за близких к воде деревьев. Видимо, в том месте было поглубже, и Арсений плыл от берега мощными гребками. Отплыв, он встал - плечи и голова над водой - и с хохотом принял двух гребущих в его сторону женщин. Одна из них была блондинка, вторая - темноволосая, обе они, белея плечами, спинами и грудями, с визгом повисли у него на руках.
   "Да, похоже, он не шутил, когда говорил, что купальники в походе не понадобятся. Я-то думала, оттого, что вода холодная. А оказывается оттого, что народ предпочитает нырять в натуральном виде. Это я что, к нудистам, что ли угодила? И как это меня угораздило?" Анна присела на камень и опять посмотрела на озеро. Теперь солнце светило как-то так, что вода в нём поменяла цвет и стала абсолютно голубой. От озера веяло таким покоем и величием, что Анна отмахнулась от всех своих мыслей. К нудистам, так к нудистам. Подумаешь. Они ребята смирные, силой никого не раздевают. Главное, вот оно, озеро. И она за весь день ни разу не вспомнила о Кирилле.
   ***
   - Слушай, по-моему, всё это хрень абсолютная!
   Кирилл с раздражением оттолкнул от себя исписанные листки и потянулся в кресле.
   - Целый день сидим, идиотничаем!
   - Ну почему идиотничаем, - обиделся Вовка Умницкий. - По-моему, создать передачу на областном телевидении типа "Фитиля" и рассказывать про всякие бяки антинародные - очень хорошая идея. Ты ведь знаешь, как наши тётушки-бабульки любят журналистам на несправедливость пожаловаться. А тут ты, на коне и весь в белом, клеймишь, срамишь, защищаешь сирых и убогих. Представляешь, какие у тебя будут рейтинги?
   - Представляю. Только, чтобы передача сыграла, она должна быть еженедельной. И материалы такие, чтобы каждый - навылет. Чтобы потом весь город гудел. Как ты думаешь, мы сможем в течение... - Кирилл сделал паузу, подсчитывая и поигрывая авторучкой, - двадцати недель выдавать суперсюжеты на местном материале?
   - Ну сможем, наверное, если захотим, - убавил запала в голосе Умницкий. - Если собрать толковую съёмочную бригаду...
   - Вот именно, - поднял Кирилл авторучку. - Собрать толковую съёмочную бригаду и заплатить ей толковые съёмочные бабки. Местные архаровцы путного ничего не снимут, сам знаешь, какие они тут шедевры выдают, ни картинки, ни текстов вменяемых. Это надо ребят из Москвы приглашать, прикинь, в какую копеечку это нам влетит. Да и Кривцов просто так областной эфир не даёт, денег требует.
   - Ну, мы можем пустить твою программу на моём канале, - опять воодушевился Умницкий. - Опять же у меня корреспондентка есть, Олеся Лужина. Девка - огонь, везде пролезет, всё узнает. Можно её привлечь. Ну, ты наверное видел, она передачу делает "Под прицелом".
   - Твой канал только в городе целится, всю область не покрывает. А мне весь электорат нужен, полностью, понимаешь?
   - Понимаю, - поник Умницкий и замолчал.
   Анна, не особо прислушиваясь к спорам мужчин, опять перебирала в уме варианты. Шефство над детским домом и организация концерта со сбором средств в пользу сирот... Хорошо, но хлопотно - местные артисты большого резонанса не дадут, а если московских приглашать, именитых, то те денег потребуют. Открыть столовую для малоимущих... Можно, конечно, но опять не то. Опять куча хлопот, денег и согласований, а на выходе - облопавшиеся на дармовщину бомжи, которым всякие выборы до лампочки. Устроить какой-нибудь городской фестиваль? Это уже лучше, народ любит праздники, рекламодателей можно подтянуть, Умницкий берётся задействовать свои связи. Но тут может получиться палка о двух концах. Если не оплатить статьи, местные СМИ, прикормленные Гришаковым, вторым кандидатом в сенаторы, могут не особо расписывать роль Кирилла Землянова в организации этого праздника. А могут и вовсе завернуть что-то вроде "пира во время чумы". Лично она на месте Гришакова такую возможность пощипать противника в своём журнале не упустила бы. Тем более, что "чумы" в области было предостаточно - и ветхие аварийные дома с фекальными разливами на первых этажах, и многочасовые очереди в поликлиниках, не укомплектованных ни врачами, ни оборудованием, и абсолютно раздолбанные, до ям и провалов, дороги, и парочка кинувших граждан строительных компаний, пообещавших построить квартиры, собравших денег и уже третий год не продвинувшихся далее вырытых на пустырях котлованов.
   А то, что Кирилла воспринимают противником, становилось всё очевиднее. На областное телевидение на интервью не зовут. Передачу, которую он собирался с ними делать (не "Фитиль", а другую, обзорно-аналитическую) Кривцов, председатель телерадиокомпании и приятель Гришакова, завернул. Вернее, денег потребовал за производство и эфир. Мол, в бюджете канала эти расходы не предусмотрены, сам деньги ищи. Непонятно, как и где просочилась информация. Может, Кирилл не удержался, трепанул кому, может быть, проболтался кто-нибудь из несостоявшихся инвесторов, которые чего-то испугались: из трёх желающих денег на предвыборную компанию дал только один, остальные решили пока повременить.
   А может, кто-то умный и осторожный сопоставил факты и вероятности. Ведь позвонил же в конце января им в Москву Вовка Умницкий, сокурсник и приятель Кирилла, ныне владелец городского коммерческого телеканала, и попросился в предвыборную команду. Сказал, что слухи ходят по городу, что Кирилл будет баллотироваться в губернаторы. И что он, Вовка, предлагает свою помощь и посильное участие.
   Передача... Да, передача стала бы хорошей фишкой, не требуй она столько времени и сил. Еженедельно шнырять по области, выискивая ударные темы и подавать их так, чтобы за душу брало. А потом добиться, чтобы на сюжеты среагировали власти и чиновники... Сизифов труд. Эти бегемоты такую шкуру толстую отрастили, такой иммунитет к жалобам и уколам прессы приобрели, что если их и проймут сюжеты, так только те, что центральные каналы покажут. А откуда у них деньги центральным каналам платить? Тот же НТВ такую сумму заломит, целый фильм снять хватит! Стоп... Фильм!
   - Вовка, а много уже твоя корреспондентка наснимала? Ну та, которая под прицелом? - спросила она Умницкого, стараясь не упустить забрезжившую мысль.
   - Да порядочно. Год уже передача идёт. Между прочим, с хорошим рейтингом, после каждого эфира писем мешок и звонков куча. Благодарные телезрители сообщают очередные факты и зовут приехать к ним на съёмки.
   - А эта твоя Люся Ложкина...
   - Олеся Лужина.
   - Ну да! Она действительно толковая девчонка?
   - Да она репортёр от Бога! Нахальная, шустрая, никого не боится, везде пролезет, Когда в нашем роддоме старшую накрыли, которая младенцев заграницу продавала, Олеська умудрилась в родильное отделение пробраться и интервью взять у санитарки и одной из этих малолеток, что от младенцев отказывались! Эксклюзив, между прочим, получился, журналистов туда вообще-то не пускали!
   - Скажи, а может твоя Лужина потрясти архив и проанализировать, что там до сих пор актуально и что в эфире прогремит, как следует?
   - Сможет, конечно, - кивнул Вовка, всё ещё не понимая, к чему клонит Анна.
   - Ань, ты что, хочешь таким образом снизить расходы на передачу? Но это всё равно геморрой страшенный! - Кирилл тоже не понимал.
   - Нет, Кирюш. Я думаю, нам с тобой надо сделать фильм. Помнишь, у Говорухина был в конце восьмидесятых "Так жить нельзя"? Вот и нам нужно сделать нечто подобное. На местном материале. И проанонсировать его в центральной прессе. И не платить за эфир, а продать фильм кому-нибудь. Тому же НТВ. Или первой кнопке.
   - Ань, но это должен быть очень хороший фильм, - Кирилл перестал поигрывать ручкой, сел прямо и внимательно смотрел на жену.
   - Будет. Я вместе с Вовкиной Ложкиной...
   - Лужиной!
   - Не важно. Я вместе с этой твоей девочкой просмотрю материал, подумаю, напишу примерный сценарий. Кирюха выпишет хорошего оператора, например, того же Бориса Степанова, который прошлый фильм снимал, поездит с ним на съёмки, в кадре поработает. Кир, помнишь, как Парфенов в своём "Намедни" ходил? Вот что-то в этом роде, дашь эффект личного присутствия. Чиновников потрясёшь, надо будет, снимешь скрытой камерой. Представляешь, какая штука может получиться?
   - Представляю! - Кирилл опять откинулся в кресле и смотрел на жену с ошеломлённой улыбкой. - Ань, по-моему, это потрясающая идея. И по деньгам вполне подъёмная.
   - Да, - кивнула Анна. - Так что, Вовка, на следующей неделе я приезжаю в наш город, ты знакомишь меня с Лужиной, и мы начинаем с ней добывать изюм.
   - Какой изюм? - опять не понял Умницкий.
   - В передаче должна быть основная идея, изюминка, стержень, на который нанизывается сюжет. Вот я и посмотрю, что в материалах твоей репортёрши может стать такой изюминкой.
   ***
   Когда они после привала пошли дальше, Анна вдруг выбралась вперёд и шагала, сначала перетекая по камням и кайфуя от пойманного ритма, затем топая по тропе и сожалея, что игра с камнями закончилась. Держалась в первых рядах до самого лагеря, шла чуть ли ни след в след Арсению, и сама себе удивлялась. Единственное, что мешало - комары. Они начали атаковать чуть ли не на вершине перевала, неведомо как оказавшись на этом голом и продуваемом склоне. А уж когда группа спустилась в лес, кровососы и вовсе вообразили, что им дана команда "Угощайтесь!" Даже дорогущий реппелент, который обещал отгонять насекомых в течение восьми часов, на третьем часу сдался. И Анне пришлось повязать пониже на лоб бандану да застегнуть повыше ветровку, чтобы оставить комарам поменьше шансов насосаться.
   Так или иначе от насекомых защищались все, кроме Арсения-Лесовика. Он шёл по лесу, да и после у костра сидел в какой-то несерьёзной безрукавке и, казалось, комары его просто игнорируют. Вася-Климентий даже версию выдвинул, что комары не жрут его в благодарность. Мол, раз ты к нам привёл четырнадцать свеженьких гавриков, тебя, так и быть, не тронем.
   На обед Арсений вместе с тихой смуглянкой - как выяснилось, её звали Оленька - сварили гречку с соевым фаршем. Добавил в котёл приправы из пакетика, плеснул душистого масла из бутылки, и каша получилась на удивление вкусной. Анна положила немного на дно своей литровой кружки - жестяная и очень лвзята с собойза вес и была выбрана - съела пару ложек, оценила вкус и с удивлением обнаружила, что совершенно не голодна. Однако! Попить чайку в поезде, затем пройти по перевалу километров двадцать, за весь день съесть пару кружочков кураги и не чувствовать голода! Определённо, с ней что-то происходит. Может быть её организм, измученный затяжным обжорством, решил сделать паузу?
   После того ужасного звонка она вдруг стала много и часто есть. Просто запихивала в себя, как в топку, бесконечные конфеты, сырки, куриные крылышки, будто надеялась, что вместе с едой переварятся все те тоскливые и тёмные мысли, что донимали днями и не давали спать по ночам. И действительно, после приступов обжорства тоска ненадолго отступала. Но не переваривалась, а откладывалась складками на боках и животе - всего за две недели Анна прибавила четыре килограмма и не влезала в джинсы. Пришлось в поход старые Жанкины брать, а она, между прочим, носит пятидесятый размер.
   Анна съела ещё ложку каши - вкусно, но не лезет! - и поискала, куда бы вывалить остаток.
   - Народ, - сказал Арсений, накладывая себе добавки, - предлагаю подумать, кто с кем будет дежурить. Дежурим по двое, один отвечает за костёр, второй, а лучше - вторая, за кашу. И ещё нужно решить, кто отвечает за дрова.
   - Чур, я, чур, - я за дрова! - Янка отвлеклась от своего горшочка (её пузатенька фаянсовая чашка-кружка именно на него и походила - на ночной горшок) и, словно школьница, затрясла поднятой вверх рукой. - Обожаю рубить дрова и ненавижу готовить!
   - Ладно, отвечай, - согласно моргнул белёсыми ресницами Арсений. - Да, вот ещё что. У меня предложение устроить круг прямо сейчас.
   - Что устроить? - переспросил Андрей, примеряясь доложить каши себе и сыну Павлику.
   - Круг, круг, подведение итогов дня. Обычно мы такие вещи вечером перед сном устраиваем, но я предлагаю сделать это прямо сейчас. Во-первых, познакомимся, а во-вторых тот, кто устал, сможет лечь спать пораньше.
   - Давайте, давайте устроим, - захлопала в ладоши блондинка. - У меня уже столько впечатлений!
   - Тогда можем начинать. Кстати, если кто-то хочет на время похода назваться другим именем, хочет прожить этот кусочек жизни как другой человек, он может это сделать. Я, например, предпочитаю, чтобы в лесу меня звали Лесовик.
   - А меня зовите Ида, я буду Ида, - мечтательно сказала блондинка. - Я буду идти по берегу этого замечательного озера, идти, идти, всё останется позади, и звать меня будут Ида...
   - А я беру себе имя Медея, - сказала девушка с бесстрастным лицом и обвела всех спокойным холодным взглядом.
   - Отличное имя, - кивнул Арсений-Лесовик. - Вась, а ты у нас теперь кто?
   - А я теперь буду Климентий, - задумчиво сказал Вася-"испанец". - Что-то я тут подумал, подумал и решил, что пора мне побыть Климентием.
   - Климентий! - попробовала новое имя Янка и развеселилась. - Слушай, а давай я тебя буду Ментиком звать!
   - Не надо меня звать Ментиком, я Климентий, - не согласился бывший Вася.
   - Янка, а ты у нас кто будешь? - прервал Янкино веселье Лесовик-Арсений.
   - Янка и буду, меня моё имя устраивает, - пожала плечами та и вдруг заорала в сторону Анны: - Ой, ой, пока не знаю, как тебя зовут, оставь покурить, а?
   Анна оглянулась - за её спиной попыхивал трубочкой отец семейства, муж Риммы.
   - Женя меня зовут, Евгений Верещагин, - невозмутимо сказал он и протянул Янке трубку. Та сделала затяжку и, щекастая, приземистая, с "ночным горшком" в руках и трубкой в зубах стала похожа на атаманшу из какой-то сказки в стиле "сюр".
   - Я Римма, это Дина, - остальные Верещагины тоже решили оставить себе родные имена.
   - А я хочу поменять имя. - девушка, которая недавно купалась голышом в озере и стеснялась говорить Анне "ты", смотрела в огонь напряжённым взглядом. - Есть одно имя, с которым у меня связаны очень неприятные воспоминания и переживания. Я хочу избавиться от этой зависимости. И поэтому пока я здесь, пусть я буду Майя.
   "Ого!" - внутренне охнула Анна. Надо же, как она с именем угадала! Майя из племени майя!
   - Анна, а ты? - спросил Арсений. Пришла её очередь представляться.
   - А я Анна. Я не хочу быть кем-то другим. Пусть всё, что здесь случится, случится со мной.
   Арсений кивнул, а народ продолжал называться:
   - Андрей.
   - Павел
   - Сергей
   - Оля.
   - Кирилл
   "Ох, лучше б ты назвался Филимоном!"
  
   Глава 5
  
   - Мне нужна модель, - Лесовик огляделся и сделал жест, отказываясь от радостно подавшихся к нему Иды и Оленьки. - Нет, девчонки, не вы. Мне нужен мужик поздоровее. Вот, Андрей, например ты.
   - Пожалуйста, - пожал плечами Андрей и вышел на середину.
   После обеда прошло какое-то время и Арсений - Анна старательно себе напоминала, что он Лесовик, но новое имя в голове никак не укладывалось - теперь показывал, как работать с перегруженными мышцами спины и плеч.
   - Вот, смотрите, - Лесовик положил Андрею между лопаток свой довольно увесистый на вид кулак и плотно прижал руку к спине. - От локтя до кулака у вас как бы рычаг, и вы им двигаете по спине, как бы раздвигая мышцы. Двигаете по окружности или по восьмёрке. Андрей, а ты не сопротивляешься моим движениям, а принимаешь их и пропускаешь, позволяя мне двигаться. Давай!
   Лесовик задвигал кулачищем по спине Андрея, и тот начал поддаваться, покряхтывая от, по всей видимости,болезненных, - разминаний.
   - Не терпи, звучи! - велел Лесовик, и Андрей закряхтел погромче, явно стесняясь орать в голос при всём честном народе. - Вот так мы стесняемся и консервируем в себе всяческие зажимы, - прокомментировал Лесовик. - А их надо выпускать, и если требуется - орать.
   Он как-то особенно тщательно провёл локтем по пояснице Андрея, тот аж присел, поддаваясь движению, и вдруг рявкнул во весь голос.
   - Вот! - обрадовался Лесовик, прорываясь через общий смех и аплодисменты. - Наконец-то проняло. Ну, как ощущения?
   - Ты знаешь, хорошие, - недоверчиво пошевелил плечами Андрей. - Вообще ничего не болит. Спасибо.
   - На здоровье. А теперь разберитесь, кто с кем, и проделайте в парах то же самое.
   Анна встала в пару с Оленькой - девочка оказалась толковой и с некоторым опытом. Она кулаком и локтем как-то так вымешивала Анне плечи и между лопатками, что мышцы, натруженные рюкзаком и обещавшие назавтра разболеться по полной программе, вдруг передумали. Анна стонала и покряхтывалп, а они расслаблялись и растекались в благодарной расслабленности. Потом попробовала Анна. Её рука, жёсткая от кулака до локтя, двигалась по чужой спине восьмёркой, и Оленькины косточки прогибались, будто резиновые. Девчонка вскрикивала, Анна боялась, что повредила что-нибудь с непривычки, но Оленька успокаивала, что всё идёт правильно.
   Потом они растягивались друг у друга на спинах, но тут уже ни Анна, ни Оленька не решились поднимать одна другую. Тоненькую Оленьку, в итоге, потянул Андрей. Анна же, поглядев, как более хрупкий, чем Андрей, Кирилл уверенно растягивает Янку: взвалил спиной к себе на спину, стоит, согнувшись, за руки её тянет и слегка покачивается, чтобы та в пояснице потянулась (она лежит, ноги свесила, голову запрокинула, покряхтывает), решила, что её тело ну никак не тяжелее.
   - Кирилл, меня потянешь?
   - Давай! Поднимай руки.
   Кирилл крепко обхватил её за кисти, согнулся, как-то ловко поддев поясницу, приподнял спину, и Анна почувствовала, как расправляются позвонки. И ещё почувствовала, как надежно ей лежится на его спине, как крепко он её держит. И отчего-то стало так хорошо, так благодарно, что захотелось погладить Кирилла по щеке. Она и погладила - мазнула легко пальцами, соскальзывая с его спины. И тут же испугалась, что зря она это сделала, напрасно, что он поймёт её как-нибудь не так. И когда они после занятий расселись у костра, Анна выбрала место подальше от Кирилла.
   И тем не менее, вся эта работа с телом ей понравилась. А для многих - Иды, Медеи, Васи-Климентия, Оленьки, Кирилла - это занятие было не в новинку.
   - Люди, на ком потоптаться? - спросила Ида, обводя всех своим слегка сонным взглядом.- Кто хочет, чтобы я ему помяла косточки, говорите, не стесняйтесь!
   - Советую согласиться, - сказал Арсений, - у Иды очень хорошо получается ходить по спине. Время есть, до ужина ещё примерно час.
   - Я, чур, меня! - подскочила Янка.
   - Бери пенку, стели, ложись.
   Янка вытащила коврик из палатки, улеглась, разувшись, Ида встала ей на ноги и начала медленно топтаться, будто выполняя некий ритмический ритуал. Ровный приглушённый свет, что посылало солнце, которое не закатилось, а лишь спряталось за облаками, придавал этому действу мистический оттенок.
   Анна прислушалась к себе и поняла, что ей хорошо. И весь день было хорошо. Вот с тех пор, как Васька-Климентий спокойно ждал, пока она отдышится, и предложил укорениться, а Кирилл за ней вернулся, по-чукотски помахивая своим шестом, ей и "захорошело".
   Она в тот момент остро почувствовала, что о ней помнят, заботятся, помогают. Ей очень давно, оказывается, никто не помогал. И очень давно никто о ней не заботился. Уже очень много лет считалось, что она всё может сама. Что она сильная женщина, решительная, и знает много, и мозги у неё мужские. А тут вдруг всё изменилось. Кто-нибудь из мужчин - чаще всего Кирилл - рюкзак подаёт, держит на весу, словно пальто, ждёт, пока она вставит себя в эту конструкцию из ремней и застёжек. Страхует, когда она через ручьи по камням перебирается. Присматривает, если вдруг отстала.
   Когда Лесовик объявил отбой, в палатку Анна залезла самой первой. Села, сменила походные брюки на шерстяные "треники" - специально взяла для ночи - футболку тоже сменила, подумав, надела свитер. Затем забралась в спальник, умостила под головой пакет с полотенцем и футболками, укутав его в куртку-ветровку. Получилось вполне удобно.
   - Как ты там, устроилась? Можно заходить? - спросил снаружи Сергей, и Анна разрешила:
   - Можно!
   - Слушай, ты зря с краю улеглась, - сказал Сергей, засунув голову в палатку. - Замерзнешь. Ложись посерёдке, девчонки обычно в середине спят. А я с краю лягу.
   - Да? Ну, хорошо, - не стала спорить Анна. Посерёдке, значит, посерёдке. Вылезла из спальника, передвинула свою "пенку", освободив место у стенки. На это место нырнул Сергей и завозился, устраиваясь.
   - О, какой у тебя спальник, с подголовником, - прокомментировала его возню Анна. Просто так сидеть и молчать было неловко. - А я простым мешком купила, он легче на килограмм.
   - Да и нормально, летом можно и без подголовника, - Сергей вжикнул молнией, упаковываясь в мешок до самой макушки, и стал похож на мумию в саркофаге.
   - Ну, и чем вы тут занимаетесь? - теперь в палатку влезла Янка. - Улеглись уже? А почему по отдельности?
   - А нам так интереснее, - Анна закинула руки за голову и улыбнулась, встретившись со взглядом Янкиных жгуче-чёрных глаз.
   - Понятно, вам нужна прелюдия и долгая история взаимоотношений, - кивнула та и полезла в палатку.
   - Мне-то где ложиться?
   - Сергей говорит, что девочкам нужно в серединку, так теплее.
   - Нужно, значит ляжем!
   Янка раскатала свой, похожий на одеяло в мелкий синий цветочек, спальник, стянула штаны, оставшись в трусах, кофту, оставшись в футболке. Сняла заколку с волос, тряхнула головой, распуская пряди. Затем залезла в мешок и позвала томно-шкодливым голосом:
   - Кирильчик, можешь вползать, я готова.
   - Определились, кто где? - Кирилл окинул внутренности палатки быстрым взглядом, на пару секунд задерживая его на Анне .
   - Да, я рядом с тобой. Ты рад? - поиграла голосом Янка.
   - Безмерно, - согласился Кирилл, вполз в палатку и завозился, устраиваясь у второй стены.
   Минут пять все лежали молча. Анна слышала ровное дыхание Сергея - уснул, вот счастливчик! - и пыталась расслабиться на непривычно твёрдом ложе. Тонюсенькая "пенка", которая защищала от холодной земли, особой мягкости не давала. Мешок на синтепоне - тоже, и тело все никак не могло найти удобного положения. Янка, видимо, тоже не могла умоститься - ёрзала и ворочалась. Потом вдруг резко села и принялась нервно заплетать волосы в косичку.
   - Знаете что, это не палатка, а какая-то вонючая коммуналка, вот что я вам скажу! Двухкомнатная паршивая коммуналка. Пионерский лагерь "Василёк". Лесовик развел тут какую-то хрень, всем, блин, отбой, и мы лежим, как цуцики послушные!
   - Ян, так устали же все. - Анна повернулась на бок и с удивлением глядела на девушку. И чего опять шумит, неугомонная?
   - Лично я не устала нифига. Мне, чтобы устать, еще два раза по столько пройти нужно. Я еще всю ночь колбаситься могу. А мне, блин, "спать" и "отбой"!
   - Ну, иди, дрова пособирай, - предложил Сергей. - Может, устанешь. Я уснул, уже сон какой-то видел!
   - Уже насобирала, неделю можно костры разводить. И лифчик этот чёртов мешает! - Янка рывком сдёрнула через голову футболку, расстегнула лифчик и скинула его. Потом стала возиться с футболкой, выворачивая её на правильную сторону. Анна ошеломленно смотрела на мощную спину, на плечи с хорошо угадываемыми бицепсами - света полярной ночи, проникавшего сквозь стенки палатки хватало. Лёгкость, с которой эта девица разделась и теперь явно демонстрировала свои прелести, ставила в тупик. Ну ладно голышом в озере купаться - там нагота казалась уместной и вполне естественной. Но вот так сидеть полуголой в палатке, явно провоцируя мужчин на определённые эмоции... Янка наконец, вывернула футболку, оделась, улеглась, поправив мешок, помолчала ещё несколько минут и сказала:
   - Блин, кажется, я маху дала с этим мешком. Говорила же, на Север еду, а они мне "До плюс трёх выдерживает, а больше и не надо!"
   - Кому говорила? - уточнила Анна, чтобы разбить осязаемо-тягучую паузу.
   - Да этим, у кого на прокат брала, Лесовик дал мне их телефон. А теперь вот лежу, мерзну. Кирилл, может, сцепим спальники?
   - Ну, давай сцепим, - согласился из своего угла Кирилл.
   Янка выбралась из мешка, уселась в ногах у Анны, а Кирилл, расстегнув оба спальника, отчего они окончательно превратились в цветные одеяла, поколдовал над замками, вжикнул "молниями" и сцепил оба "одеяла" в просторный мешок.
   - О, вот так хорошо!
   Хорошо Янке было с минуту.
   - Блин, как жёстко на земле лежать. Особенно после того, как Ида по мне походила, вся спина болит. Нет, я так не засну, все косточки ноют. Кирилл, а ты не мог бы мне спину помассировать?
   - Давай, - опять согласился тот.
   Янка улеглась на живот. Анна в полном смятении отвернулась в другую сторону. Похоже, Янкин стриптиз сработал. Почему-то то, что Кирилл согласился сцепить спальники и то, что Янка так легко напросилась на массаж, вызвало в Анне протест и ощущение предательства. Девчонка застонала и завозилась, иногда задевая Анну бедром. Анна пожалела, что у неё нет подушки. Будь здесь подушка - положила бы на ухо, чтобы не слышать!
   Стоны и возню она выдержала минут шесть. Потом, после особенно энергично толчка Янкиной задницы, решительно села, выбралась из спальника, расстегнула молнию выходного клапана и стала нашаривать кроссовки.
   - Не спится? - спросил Кирилл, и Анна услышала в его голосе усмешку.
   - Уснёшь тут под вашу возню!
   - А что нам, молодым-горячим! - явственно хохотнул парень, и Анна почувствовала, как кровь прилила к лицу. Все правильно, они молодые-горячие, а она - старуха, которую понесло на авантюрные приключения!
   Анна вылезла из-под тента и пошла под деревья, подальше от палатки, где возятся и стонут молодые-горячие. И самое невыносимое, что один из этих горячих - Кирилл. И он очень похож на её мужа. Так похож, что на минуту даже представилось, что это он возиться в палатке. Что это он опять её предал и заставил почувствовать себя старой, некрасивой толстухой. Отработанным материалом, на который можно больше не обращать внимания.
   ***
   - Слушай, мать, по-моему, это триумф!
   Кирилл разжал пальцы, и Анна поняла, что все сорок минут, пока шёл фильм, он сидел, вцепившись в край дивана. Да и сама она только сейчас, когда пошли финальные титры, как следует перевела дыхание. Неужели - всё? Её многочасовые сидения - закончились? Сначала она сидела с Олесей Лужиной - просмотрели сюжеты почти за год, и всё не то, не то. И вдруг тот самый, о заведующей родильным отделением в районной больнице, продававшей младенцев, будто нажал выключатель в мозгах. Вот оно! Вот врач продаёт детей, от которых отказываются мамаши. Вот мамаши, которые отказываются от детей, потому что не знают, на что их кормить. Да и сами они ещё совсем дети. Вот они, дома, в которых живут эти мамаши, и где росли бы их дети, останься они в этом городе - облезлые развалюхи с грибком на стенах, гнилыми ступенями и вонью из забитой канализации. Вот они, дети, которые в этих домах уже выросли - бутылка водки по кругу, клей в пакет, пакет на голову, вечный кайф. Вот дворы, в которых эти дети играют - разбитые лавки, неделями не убираемые помойки, вот улицы, по которым они ходят - сплошные выбоины, между лужами пробирается троллейбус, качаясь, как корабль на волнах. А вот учителя, которые этих детей учат - усталые нервные тётки, которым задерживают зарплату, выдавая её крохотными кусочками. А вот врачи, которые лечат - опять же усталые нервные тётки, которые тащат двойную, а то и тройную нагрузку приёма больных.
   Картина вырисовывалась мрачная и безысходная - глубинка, та, что за пределами Московской кольцевой дороги, деградировала и умирала. Сытая столица, погружённая в нирвану собственных денег, обустроенности и комфорта, ничего не хотела знать, отдавая местные проблемы на откуп местным же властям. А местные власти давно махнули на всё рукой и жили собственными интересами, вылепляя из этой грязи роскошные островки собственного благополучия. А те, кто не махнул, пытались обеспечить родившимся в области детям хоть какое-то будущее. Хотя бы в благополучной Германии или Италии, куда врач из роддома до ареста успела пристроить пятерых никому не нужных младенцев.
   - Кирюш, у нас получилось, получилось! - Анна с визгом кинулась к мужу обниматься. Боже мой, она и не предполагала, что фильм получится таким! Таким сильным, цельным, динамичным! Даже когда сидела, на этот раз с режиссёром и оператором, просматривая весь отснятый Кириллом материал, она не предполагала, что из этих многочасовых съёмок выкроит такие сногсшибательные куски, реплики, планы. И что они склеятся в такой ошеломительный фильм.
   - Кирюш, не знаю, как насчёт губернаторства, но премия тебе обеспечена! Какой-нибудь "Хрустальный глобус"!
   - Нам, Анютка, нам! - Кирилл развалился на диване и подул Анне в лицо. - Сама знаешь, этот фильм на две трети твой!
   - Да ладно тебе! Не больше чем на половину! По области ездил ты, с народом разговаривал ты, в кадре и за кадром комментируешь ты. И вообще, все знают, что "Другая страна" - фильм Кирилла Землянова.
   - Ну, знают. Но мы-то с тобой в курсе, кто сценарий писал. Ты писала. Кто отснятый материал просматривал и нужные куски выбирал? Ты выбирала. Кто старичка нашего, режиссёра, всеми забытого, но жутко профессионального, раздобыл? Тоже ты. Кто вместе с ним точки съёмок для моих реплик в кадре выбирал? Опять ты. Я уже не говорю о редактуре закадрового текста, обо всех этих ваших с ним монтажах. Матушка, да если бы ты не взяла на себя все эти хлопоты, фиг бы всем им, а не наш гениальный фильм!
   - Да ладно тебе, - Анна смущённо уткнулась в мужнино плечо.
   Действительно, деньки выдались аховые, пахала она по полной программе. Ей даже пришлось сюда из Москвы переехать, поселив в московской квартире маму, взявшую на себя Даньку. Сына не хотелось от школы отрывать посреди года с бабушкой. Придумав фильм, Анна окунулась в него с головой, вынырнув только в апреле, когда начались основные съёмки, и Кирилл стал мотаться по области в сопровождении Олеси Лужиной и оператора Бориса Степанова. Тогда она смогла вернуться в Москву, сменив мать, и заняться безумно скучавшим по ней сыном.
   Но и в Москве она не отдыхала - запустила все свои связи, все связи мужа, чтобы сообщить: он делает фильм. Мощную, сильную публицистику на региональном материале. В стиле Говорухинского фильма "Так жить нельзя". Журналистский бомонд вздрогнул и насторожился. Мощная и сильная публицистика на центральные каналы попадала нечасто, не брать же в расчёт репортёрские зарисовки про турецких женихов, душевные муки трансвеститов, интернет-педофилов и о назревшей потребности в узаконенном многоженстве.
   Потом Анна договорилась с Виктором и тиснула в своей (в бывшей своей!) "Зоне влияния" очерк про родную область. В очерке использовала факты из фильма, материал подписала именем мужа. Очерк заметили, оценили, и процесс пошёл. Сразу два центральных издания взяли у Кирилла интервью, публикации проиллюстрировали кадрами из будущего фильма. Затем позвонили аж с трёх каналов и изъявили желание купить "Другую страну" - название фильму придумал Кирилл. Деньги предлагали разные, Анна выбрала тот, что вдобавок предложил хорошее эфирное время - не самый поздний вечер, народ ещё вовсю сидит у телевизоров.
   Со звонками и интервью Анна разбиралась в промежутках между работой с отснятым материалом. Монтировали фильм вместе со старичком-режиссёром и с оператором Борисом у Вовки в студии. Оборудование у Умницкого оказалось не хуже московского, заодно подкинули соратнику денег - оплатили монтажное время, тем более что цены оказались на порядок ниже столичных.
   Анна процесс курировала и редактировала, опять почти на месяц расставшись с мужем и сыном. После майских праздников фильм был смонтирован и озвучен. Потом они отдали его на центральный канал, Вовка устроил фильму анонсы на своём городском канале. К раскрутке неожиданно подключились областные "Ведомости", вспомнившие содержание фильма Говорухина и вопрошавшие: найдутся ли в наше время столь же масштабные душой люди, и не много ли на себя берёт некто Землянов, обещающий потягаться с мастером? Видимо, пытаясь осадить нахального журналиста, газета добилась обратного эффекта: теперь вся область ждала фильма. И дождалась. И все потенциальные избиратели только что отвалились от голубых экранов.
   - Анечка, Анечка, поздравляю! Это непередаваемо! Мы смотрели вместе с Ольгой Фёдоровной, мы плакали! - всхлипывала в трубке мама. Сдав внука, она вернулась в свой город. - Твой Кирилл просто молодец! Так их всех пропесочил! Боже мой, в какой же грязи мы живём! Может, хотя бы теперь Москва сделает хоть что-нибудь. Это же просто ужас, как мы живём! Так жить нельзя!
   - Мамочка, мамочка, успокойся! - Анна села поудобнее. - Конечно, теперь что-нибудь сдвинется с мёртвой точки. Может, теперь хотя бы дома эти убитые расселят. И дороги в порядок приведут.
   - Дай-то Бог. Анют, но Кирилл твой молодец, честное слово, молодец. Талантище. Надо же так на свет всё вытащить, даже я, привычная, которая здесь живу, содрогнулась! Поздравь его с творческой удачей!
   - Спасибо, мам, я ему передам. Привет Ольге Фёдоровне, целую тебя. - Анна положила трубку, стараясь не реагировать на трепыхнувшееся самолюбие. Ну вот, если даже мама, знавшая о съёмках больше других, считает, что фильм - творческая удача Кирилла...
   - Что там? - постучал пальцами по её руке Кирилл.
   - Мама посмотрела фильм и поздравляет тебя с творческой удачей. Они с соседкой вместе смотрели и теперь плачут.
   - Что и требовалось доказать! - просиял муж. - Зацепило народ! Всё, теперь подаю заявку на участие в выборах. Готова пиар-компания, можно уже особо и не выкладываться!
   - Алло! - ответила Анна опять зазвонившему телефону.
   - Здравствуйте, мне Кирилла, пожалуйста! - сказал напористый девичий голосок, и Анна передала трубку. - Тебя.
   - Да! А, Олеся, здравствуй! Спасибо, спасибо. Ну, и ты тут тоже постаралась, сама понимаешь, без тебя бы наш фильм не получился. Да, Анна, а кто же ещё, - Кирилл отвлёкся от трубки и проговорил, - привет тебе от Лужиной, говорит, не узнала тебя по телефону, богатая будешь.
   "Буду", - согласилась Анна, счастливо наблюдая бархатные интонации в голосе мужа. Ишь, разворковался, приятно, небось, комплименты слушать от девушки. А она действительно очень толковой оказалась, эта Олеся. И материал корреспондентский очень помог, и потом Кирилл её на съёмки брал, она его очень выручала. Толковая девушка.
   На следующей неделе они в "подшефную" область переезжают, надо будет её в предвыборный штаб позвать.
  
   Глава 6
  
   - Лапуль, ты помнишь, что завтра я еду в Воскресенский район?
   Муж брился, старательно двигая челюстью. От этих движений кожа на щеке натягивалась, и трёхлезвенный станок легко скользил по намыленной поверхности. Зато слова получались не очень разборчивые, но Анна разобрала.
   - Помню. Спрашиваешь, как будто не я тебе график встреч с избирателями составляла.
   - Ты, золотце, ты. Проследи, чтобы книжки для детского дома как следует упаковали, а то опять кинут россыпью, опозорюсь, как в прошлый раз в Доме ветеранов.
   - Ладно, - слегка улыбнулась Анна, вспомнив, как злился Кирилл после прошлой поездки.
   Теперь, за несколько недель до выборов, у него шли сплошь встречи с избирателями, он мотался по области, за ним мотались корреспонденты Вовкиного телеканала, фиксировали все великие дела и речи кандидата в сенаторы и после выдавали сюжеты. Иногда на эти встречи являлись журналисты областного телевидения, лоббирующего конкурента, и старались подловить Кирилла на какой-нибудь оплошности, чтобы выдать её в эфир.
   В прошлый раз им могло повезти, сюжет про встречу со стариками из Дома ветеранов мог бы плеснуть водой на вражью мельницу. На экране всё выглядело просто замечательно: Кирилл душевно беседовал со стариками, душевно пожимал им руки и душевно вручал томики Фадеева, Горького и Шолохова. Областная библиотека списала эти книги с баланса, и Анна договорилась, что их отдадут старикам. Пусть читают, вспоминают молодость. В кадре они её действительно вспомнили - какой-то дедок в картузе и синем пиджаке с медалями аж прослезился, глядя на Фадеевскую "Молодую гвардию". А за кадром, отчего впоследствии и бушевал Кирилл, осталось то, как эти книги извалялись в пыли - плохо увязанные, они дружно вывалились на землю, как только Кирилл открыл багажник. "Нет, ты представляешь, что бы было, останови я машину хотя бы на метр ближе к крыльцу? - шумел он уже дома. - Они бы все в лужу ухнули! И что бы я тогда вручал этим старым перечникам? Свои автографы? А если бы с нами корреспонденты с областного телевидения оказались? Да они сплясали бы на моих костях!"
   На этот раз Кирилл опять вёз книги - теперь детям, и не библиотечное старьё, а яркие новые книжки, закупленные на деньги спонсоров.
   - Не волнуйся, книжки хорошо упакованы, я видела.
   Анна посмотрела, как Кирилл снимает остатки пены из-под подбородка, и попросила:
   - Слушай, Кирюш, может быть, мне с тобой поехать?
   - Зачем? - дёрнул подбородком Кирилл и поморщился. - Ну вот, порезался. Зачем тебе со мной ехать, что ты забыла в этой дыре?
   - Так, развеяться. Надоело в городе сидеть.
   - Развеешься, мать. Вот станешь сенаторшей и развеешься. На Мальдивы тебя отвезу. Или на Майорку. Или в какой-нибудь Бангладеш.
   Кирилл разглядывал порез, и Анна видела, как недовольно кривится его отражение в зеркале.
   - Я не хочу Бангладеш. Я хочу в деревню Торопыги.
   - Какие торопыги? - уставился в зеркале муж.
   - Деревня есть такая в Воскресенском районе, называется Торопыги, ты мимо будешь проезжать. Возьми меня с собой, а?
   - Ань, ну ты что? Что ты там делать будешь? Книжки детям раздавать? Ты здесь нужна - тебе ещё моё интервью для "Профиля" вычитывать, потом "кривые эфиры" пойдут с четырех часов на областном канале, кто их будет мониторить?
   "Кривыми эфирами" они с Кириллом называли записи бесед с ним и с кандидатом-соперником.
   - Может быть, Олесю посадим мониторить? А я вместо неё с тобой поеду?
   Анне почему-то очень хотелось поехать с мужем. Осатанела, что ли, от ежедневной круговерти встреч, статей, отслеживания действий противной стороны и кучи всяких прочих предвыборных дел? Так всё обрыло, что даже деревня по имени Торопыги кажется раем на земле?
   - Ага, а сюжет снимать и монтировать ты, что ли, будешь?
   Кирилл пшикнул на выбритое лицо одеколоном, поморщился:
   - Блин, порез жжёт.
   - Кирюш, ну и сниму, подумаешь.
   Анна не сдавалась. Подумаешь, сюжет. Она, вон, целый фильм сделала. А муж вдруг разозлился:
   - Вот именно, подумаешь! Ты что, телерепортёр? Ты глава предвыборного штаба! Руководитель! Вот и иди руководить! А то если книги опять в грязь повываливаются, меня ребятишки с областного канала в ней же и изваляют! А ты тут лезешь со своими дурацкими Торопыгами!
   - Ну, хорошо, не хочешь, чтобы я ехала, не поеду, - дёрнула плечом Анна, стараясь справиться с внезапной обидой. - Только не надо на меня орать и срывать своё плохое настроение.
   - Ну, прости, - муж вышел из ванной и поцеловал её в щёку, обдавая запахом слегка пахнущего хвоей одеколона. - Я очень устал, я на пределе. Давай отложим все изменения в распорядке на после выборов, а? Давай поедем в твои Торопыги как-нибудь в другой раз!
   - Ладно, я больше не буду к тебе приставать, - простила Анна и пошла кормить мужа завтраком. Деревня Торопыги скрылась в дымке слов "в другой раз", и вынырнула оттуда только ночью, когда Кирилл позвонил и предупредил, что вернётся не скоро - машина заглохла возле деревни Торопыги, средь ночи помощи не найти, придётся ждать утра.
   ***
   Анна уже с полчаса бродила под деревьями, плюнув на то, что намокают кроссовки. Как намокли, так и высохнут, всё равно завтра в ботинках идти. Деревья в белой ночи выглядели странно и немного загадочно. Солнце за облаками пригасло, и, казалось, теперь свет исходил от всего серого неба. Свет был каким-то необычным, не дневным и не сумеречным, а каким-то промежуточным, "недосумеречным", и лес с такой подсветкой казался нереальным - то ли из в детстве читаной сказки, то ли из полузабытого сна. А ещё он был абсолютно тихим,- ни шёпота ветра, ни птичьего свиста, - отчего ощущение нереальности только усиливалось. Анна подошла к одной из елей, там и сям вздымавшихся средь лиственной поросли, потрогала серую кору в глубоких трещинах, ковырнула пальцем серебристый лишайник, покрывающий одну сторону ствола. "Это там, что ли, север?" - выплыли откуда-то школьные уроки ориентирования. Проследила, как лишайник взбирается на нижние ветви и покрывает еловые лапы жутковатым серым налётом. М-да, под такими ёлками как раз избушке на курьих ножках стоять. Страшноватая сказка получается. Или сон с кошмарами. Впрочем, другие ей в последнее время и не снятся.
   К палатке вернулась примерно через час - по крайней мере, она бродила достаточно долго, чтобы эти двое в палатке прекратили возиться и уснули. Она постояла немного снаружи, прислушиваясь - да, тихо.
   - Что, тоже не спится? - голос из-за спины заставил вздрогнуть.
   - Фу, напугал. Андрей, ты чего там прячешься?
   - Я не прячусь, я курю. - Андрей сделал ещё одну затяжку и отбросил окурок. - Ночь-то какая, а? Нереальная!
   - Да, и я тоже пока бродила, всё думала, будто мне это снится, - кивнула Анна. - Ладно, спокойной ночи, попробую уснуть.
   Утром её разбудили птицы и возня дежурных. Анна полежала, сонно прислушиваясь, как Ида советуется с Климентием, что им делать раньше, воду кипятить и потом рис сыпать или ставить на костер все сразу, и воду, и рис. Мысленно пожелала дебютантам удачи и вдруг поняла, что опять спала без кошмарных сновидений. Единственное, что осталось от ночи - ощущение, что озябла голова.
   - Кра! - вдруг крикнула снаружи какая-то птица. "Ворона? - лениво подумала Анна. - Если ворона, то даже вороны в этом лесу кричат не так, как в городе".
   - Кирюшечка, ты не замерз ночью? - вдруг спросила Янка. Ласковые интонации в осипшем со сна голосе звучали странно.
   - Нет, я об тебя грелся, - ответил Кирилл совершенно ясным голосом, как будто бы не спал уже давно. Соседи опять завозились, и Анна решила вставать. Открыла глаза, буквально на секунду встретилась с взглядом Кирилла - он разглядывал её из-за Янкиного обтянутого белой футболкой плеча - смутилась и принялась тереть лицо, зевать и потягиваться. Потом вылезла из палатки и с удовольствием втянула пахнущий дымком воздух.
   - С добрым утром! - помахала она рукой сражавшимся с кашей дежурным и пошла вниз по склону к озеру умываться.
   Лес сиял свежей зеленью и ничем не напоминал о своей ночной таинственности. Солнце растолкало облака и пользовалось свободой, играя с листвой и хвоей. Вода в озере отражала небо и была голубой. Анна подошла, зачерпнула ладошкой, попила... Отдавало рыбой. Она начала чистить зубы, отчаянно сожалея, что вода слишком холодная, чтобы купаться. Смыть бы вчерашний пот! Да и вообще, окунуться бы в такую красоту! Но ведь, не дай бог, простынет. Или почки застудит. Или ещё чего. Ей же неделю тут жить, чем лечиться станет? Может, ополоснуться хотя бы до пояса?
   - Ань, ты купаться будешь? - кто-то спросил за спиной. Анна оглянулась - на пляж спускался Сергей.
   - Нет, холодно. Может потом, когда чуть потеплеет.
   - Насчёт потеплеет, это непредсказуемо, кто её знает, эту погоду.
   Сергей остановился у обрывчика и начал раздеваться.
   - Я тебе не помешаю, если искупнусь?
   - Да пожалуйста, - разрешила Анна и зачерпнула из озера, умываясь. Несколько раз плеснула в лицо холодной водой, невольно думая, в каком виде будет купаться Сергей.
   - Ах, водичка, залезть и не вылезти! - Сергей пробежал мимо, разбрызгивая воду и сверкая белой худой задницей.
   "Так, понятно. И этот нудист. Похоже, они все тут нудисты". Она ещё раз посмотрела вслед Сергею - вода дошла ему до пояса, и он с криком присел, окунаясь - и решилась. Отошла к кустам на краю пляжика, сняла куртку, футболку - от лифчика, совершенно промокшего от пота, она избавилась ещё вечером - и склонилась над водой, зачерпывая воду и плеская себе на кожу. Потом растёрлась полотенцем - и вовсе не холодно, наоборот, бодрит и вообще как-то хорошо. Может быть, всё-таки искупаться?
   - Серёга, как водичка? - Янка стояла на середине обрывчика и махала рукой. Потом, видя, что Сергей не реагирует, сунула пальцы в рот и свистнула. - Эй, Серёга! Как водичка, спрашиваю?
   - Хорошая! - замахал в ответ Сергей.
   - Тогда мы с Кириллом идём к тебе! Встречай!
   "Кирилл?" Анна, незамеченная у своих кустов, спешно натянула футболку. Нудизм нудизмом, но красоваться голышом перед этим Кириллом ей не хотелось бы. Она прихватила остальные вещички и пошла к лагерю параллельной берегу тропой.
   После завтрака - каша у дежурных слегка пригорела, но в общем и целом оказалась вполне съедобной - Лесовик скомандовал сворачивать лагерь. Анна нырнула в палатку, скатала "пенку", собрала спальник и опять подивилась, как же всё изменилось с тех пор, как она девчонкой ходила в горы. Тогдашние спальники превращались в увесистые скатки, которые нужно было торочить снаружи рюкзака, внутри они бы заняли все место. Нынешний же спальник, упакованный в специальный мешочек, превратился в валик размером с дыньку-"колхозницу" и замечательно улёгся на дно рюкзака. Проверив, всё ли уложено, Анна выбралась наружу и остановилась понаблюдать, как собирается народ.
   Народ собирался по-разному. Андрей с сыном Павликом уже снимали тент с палатки. Семейство Верещагиных выгребло все вещи наружу и разбиралось, что кому в рюкзак. Майя и спавшая в одной палатке с Лесовиком Оленька сновали туда-обратно, собирая с ветвей и верёвок развешанные с вечера носки, трусы и полотенца. И только там, где ночевали Ида, Медея и Климентий, ничего не происходило.
   - Климентий, вы почему палатку не собираете? Через двадцать минут снимаемся! - крикнул Лесовик парню, выволакивающему рюкзак из-под тента.
   - Там Медея спит, никак не встанет, - обстоятельно объяснил Климентий. - А Ида ещё вещи не собрала.
   - Научить тебя, как быстро собираться? - Лесовик уже скатывал свою палатку в компактный тючок. - Всё, что внутри, вытаскивается наружу, палатка освобождается и пакуется. А вещи можно собрать и на улице.
   - Медея, ты слышишь? - спросил Климентий. - Сейчас мы тебя будем на улицу выволакивать.
   - Не надо меня выволакивать, я уже встала, - сказала Медея своим бесцветным негромким голосом.
   - Так, а это чьи носки на дереве висят? Мокрые и грязные? - оглядел окрестности Лесовик.
   - Носки белые мокрые грязные, раз! Носки мокрые белые грязные, два! Носки белые грязные, три! - обрадовано завопила Янка. Она опять выпросила трубку у Верещагина и покуривала у затухающего костра.
   - Кто же теперь признается, после такой рекламы, - хмыкнул Климентий, расправляя стянутый с палатки тент.
   - Нет хозяина? В костре сожгу, чтобы мусор не оставлять! - пообещал Лесовик, и Янка прокомментировала:
   - Носки белые грязные мокрые, продано!
   - Между прочим, для белых не такие уж и грязные, - сказала Ида, забирая носки. Нашлась хозяйка.
   - Давайте, народ, поторопитесь, нам ещё через озеро переправляться.
   Лесовик закончил сборы, подошёл к Динке и присел перед ней на корточки:
   - Дин, я вот думаю, как нам с тобой быть. Вброд ты не перейдёшь, тебе глубоко будет. Придётся мне, наверное, на две ходки идти, сначала рюкзаки перекинуть, потом тебя. Хотя идти два раза по двести метров да по холодной воде, ой как не хочется!
   - Арсен... То есть, Лесовик, я тоже в брод не хочу идти, у меня почки слабые. - Анне почему-то очень неудобно было говорить об этом. - Вдруг обострение какое-нибудь случится, что делать будем?
   - Ой, и мне бы тоже поберечься! А то у меня после вчерашнего купания месячные начались, - подошла к их кучке Оленька.
   - М-да, что-то много вас, немощных, насобиралось, - почесал в кудлатой голове Лесовик. - А если этот залив берегом обходить, переход посложнее вчерашнего получится. Ладно, пойду, посмотрю, что там на берегу есть, может, плот какой-нибудь сообразим. Кто со мной?
   - Я, я с тобой! - тут же вызвалась Янка.
   Они ушли.
   - Вот чума! Слушай, Кирилл, как ты вчера не испугался, - негромко сказал Сергей, вытаскивая из тента палатки алюминиевые распорки. - Как она тебя в оборот взяла! Всё, думаю, пропал парень.
   - Да ладно. Хорошая девушка, большая. Тёплая, как печка. Зато не замёрз! - хохотнул Кирилл. Мужчины явно не рассчитывали, что Анна слышит их негромкий диалог. А она услышала и испытала странную смесь радости и отвращения. Радости, потому что Кирилл отнёсся к Янке так ... несерьёзно. Отвращения оттого, что сквозило от этих реплик эдаким "самцовым" самодовольством, и ей из женской солидарности даже обидно стало за Янку.
   Лесовик с Янкой вернулись быстро и с хорошей новостью: на косе стоят лагерем какие-то люди, у них есть резиновая лодка. Перевезут.
   - У них такой мужик за старшего! Я его назвала "генерал"! - взахлёб рассказывала Янка. - Настоящий мужик! Основательный такой, серьёзный. Второй что-то мельтешит, суетиться: "Иваныч, то, Иваныч, сё", а тот ему: успокойся, не мельтеши, выпей коньячку. И смотрит так, - Янка, показывая, приопустила веки и медленно повернула голову через плечо. - Короче, генерал!
   - Он адмирал, раз с лодкой, - поправила Анна и пошла пристраивать на спине рюкзак: Лесовик скомандовал отход.
   Лагерь на косе действительно оказался солидным и обстоятельным: две двухместные спальные палатки, ещё одна, по всей видимости, склад, - из-за откинутого полога виднелись какие-то ящики. А четвёртая палатка напоминала шатёр.
   Их группа сгрудилась на берегу, поджидая лодочника.
   - Ну, где тут у вас дети? - спросил хмурый мужик в камуфляже, тяжело глядя на Лесовика из-под припухших век. "И с чего он генерал-адмирал? - не поняла Анна. Обычный дядька, кажется, с похмелья. Оттого и двигается, будто боится расплескаться. И веки заплыли, припухшие, потому и глядит так".
   - Вот дети, - показал Лесовик на Динку. - И ещё две женщины у нас болящие, им в воду нельзя.
   - И чего тогда пошли, раз болящие, - хмыкнул мужик, подняв на них тяжёлые веки, и Анна на минутку испугалась, что он откажется их перевозить. - Ладно, пошли.
   - Ой, а рюкзаки! - спохватилась Ида. - А вам нетрудно будет ещё и рюкзаки наши перевезти? А то с ними вброд идти так неудобно!
   - Это придётся два рейса делать, в один не увезу, - нахмурился мужик, развернулся и пошёл к лодке. Анна, Динка и Оленька заторопились следом.
   - Вы не повезёте наши рюкзаки, да? - огорчилась Ида.
   - Оставляйте, возьму. Только все не получится. Штук пять, не больше.
   В неустойчивую резиновую лодку уселись под руководством "адмирала". Анне он скомандовал сесть впереди, и она уселась на тугой резиновый нос. Оленька села на бортик сбоку, Динка - на корме, и их лодочник заработал вёслами.
   - Так что же вы в поход-то пошли, если болеете? В Москве надо было оставаться, - опять спросил он, хмуро глядя на Анну из-под полуопущенных век.
   - Да мы вчера приболели, пройдёт. Нужно только в воду пока не лезть, - объяснила та.
   - А вы просто так идёте, или с целью какой?
   - У нас славянские практики, - подала голос Оленька.
   - Практики? Это какие же? - попытался взглянуть через плечо "адмирал". Не получилось, Оленька осталась вне поля его зрения, и он опять уставился на Анну.
   - Мы поём, - решила ответить она. А что ещё сказать этому перевозчику? Она сама до сих пор толком не поняла, какие им предстоят практики. Лесовик говорил, что с голосом будут работать. Значит, петь.
   - Это вот так, что ли? - мужик мотнул головой в сторону брода, по которому перебиралась цепочка голосящих от холода людей.
   Лесовик, который шёл впереди, уже подходил к другому берегу и погрузился в воду почти по грудь. Рюкзак он тащил на плечах. Те, кто шёл в середине, были в воде по пояс. Замыкающие - Климентий и, судя по голосу, Ида, брели в воде по колено. Народ шёл голышом, женщины налегке, мужчины нёсли рюкзаки - на плечах, поперёк.
   - Слишком влево забирают, правее надо, там мельче! - заволновался мужик и закричал, - Правее берите, правее! Не слышат.
   "Адмирал" подгрёб к берегу, подступавшему к воде обрывом, скомандовал выгружаться, высадил их и поехал обратно, а они полезли через деревья к месту, куда выбирались все остальные.
   - Не надо сюда идти, выше поднимайтесь! И собирайте дрова! - крикнул Лесовик. И он, и все, кто уже выбрался на берег, были красными, будто не из ледяной воды вылезли, а из сауны.
   Все три пассажирки послушно пошли обратно, забирая вверх, нашли подходящее место, скинули рюкзаки и стали сгребать в кучу окрестный валежник. Вскоре к этому месту подтянулись остальные - кто-то одетый полностью, кто-то только в трусах, кто-то абсолютно голый.
   Лесовик, голый по пояс, запалил костёр, и Анну обдало жаром. Ида, Климентий и Медея - эти трое были голыми совершенно - подались поближе к костру и протянули к огню руки. Остальные тоже сгрудились покучнее, протягивая к костру руки, ноги, подставляя спины и бока.
   - Те, кто поспешил одеться поступил не очень правильно, - Леший держал ладони над пламенем, как-то по особенному растопыривая пальцы. - Одежда мешает. Голышом греться гораздо эффективнее.
   Анна смотрела, как Ида и Медея - молодые, тоненькие, точёные, с крепкими грудками - поворачиваются к огню то попами, то плоскими животами, и думала, что будь у неё такое тело, она бы точно решилась раздеться. А так... Что может быть более жалким, чем сорокалетняя растолстевшая тётка со складками на спине и на пузе и с целлюлитом на заднице? Права Жанка, надо было ей телом заниматься, а не предвыборными делами. Тогда бы и не случилось то, что случилось. А так, она выбрала дело, а Кирилл - тело. Молодое. Другое. Не её.
  
   Глава 7
  
   - Кирилл, я всё-таки тебя не совсем понимаю. До выборов остался всего месяц, а ты уезжаешь. - Анна смотрела, как Кирилл передвигает в шкафу плечики, выбирая сорочку и джемпер.
   - Анют, но я ведь не на весь месяц уезжаю, а на две недельки всего.
   Муж остановился на серой сорочке и сером джемпере. Подумал, и добавил в комплект серые вельветовые джинсы.
   - Ну неужели без тебя не обойдётся? Тебе ведь нельзя расслабляться, сейчас самый накал всех этих... состязаний.
   - Да ладно, какие там состязания! Гришаков в своём репертуаре, рассовал по почтовым ящикам газетёнку со всякими инсинуациями. Ждёт, что я начну спорить и действовать. А вот ему! - Кирилл скрутил фигу и посмотрел на кончик пальца. - Пусть ждёт. А пока в Ереван смотаюсь.
   - И всё-таки, Кирюш, неправильно как-то это. У тебя ещё два эфира на радио, потом теледебаты. - Анна видела, что мужа не переубедить, но всё равно пыталась. То, что он вот так, в разгар предвыборной компании, всё бросит и уедет на фестиваль документалистики представлять свой фильм (их фильм!) в голове не укладывалось.
   - Анют, всё нормально, я знаю, что делаю. На радио уже всё записано, к теледебатам вернусь. Когда они у нас? Восемнадцатого? Вернусь шестнадцатого, выборы первого августа, я успею напомнить о себе. Ты ведь тут проследишь, чтобы всё шло как надо, правда?
   - Прослежу, - сдалась Анна.
   Конечно, то, что организаторы фестиваля номинировали их "Другую страну" на Гран-при, это здорово. И то, что Кириллу надо отдохнуть, тоже понятно. Вон, осунулся, похудел, глаза блестят. И нервным стал, раздражительным. И с сексом у них совсем того, разладилось. Толку, что спят в одной постели - муж чмокнет в щёчку на ночь, и всё, засыпает. Так что, наверное, ему действительно стоит на время переключиться.
   И ей, кстати сказать, тоже не мешало бы. У самой, вон, круги под глазами. И растолстела от этих постоянных стрессов и напряжения. Если бы она только знала, какая это адова работа, рулить предвыборным штабом! Её журнал, с его бесконечными спорами по поводу героев, писать или нет, обид авторов, отчего это их гениальный материал сократили аж на треть, попытками учредителя протащить на страницы махровую джинсу в первозданно-корявом виде, вспоминался теперь в свете предвыборных событий милым и славным изданием, эдакими безобидными "Весёлыми картинками". А тут - за эфирами следи, статьи редактируй, акции всяческие организуй да ещё и обтекай-обсыхай после идиотских затей этого Гришакова.
   Гришаков, депутат городской Думы и второй кандидат в сенаторы, то ли сам решил поиграть в чёрный пиар, то ли ему консультанты по предвыборной борьбе присоветовали. И буквально позавчера по городским почтовым ящикам кто-то рассовал его "боевой листок". Листок носил гордое имя "Век истины", века того ему было отмерено не более чем до конца выборной эпопеи, но он изо всех сил напускал на себя значительности, изображая важную газету. Обычно в листке публиковались городские и областные новости - пресс-релизы из пресс-служб обеих администраций, почти не отредактированные и оттого корявые до изумления. Затем опрос людей на улице на тему "каким вы видите будущее нашего края", обязательно очерк о каком-нибудь замечательном представителе электората. И на фоне этих декораций - размышления самого Гришаков о жизни и о жгучем желании эту жизнь в области наладить и улучшить. По сути, он стянул их идею - показать неприглядности бытия и намекнуть, что он то знает, как с ними справиться.
   Блестяще изложенная в их с Кириллом фильме, в Гришаковском исполнении идея выглядела бледной копией. И в прошлом выпуске газетки тот, по всей видимости, решил пригасить оригинал. Дал на одной из страниц две биографии, свою и Кирилла. Свою - черным шрифтом на белом листе, Кирилла - "вывороткой" белыми буквами на черном поле. Биографии предварялись фотографиями героев. Гришаков - улыбчивый колобок с ласковыми глазами и книгой в руках. Эдакий мыслитель-радетель, на минутку отвлёкшийся от мыслей о главном. Кирилл - дундук в галстуке с напряжённым лицом. Оттого, что снимок лежал на черном фоне, казалось, что лицо Кирилла окружает траурная рамка. Фото Кирилла Гришаковская команда раздобыла где-то в архивах, скорее всего, ныне покойной местной газеты, где Кирилл когда-то работал.
   Биография Гришакова лилась реченькой: родился здесь, учился в Москве, женился на здешней, с супругой прожил двадцать лет, растит двух замечательных сыновей, держит дома пса породы эльдертерьер. Известен как автор ряда региональных законопроектов в области предпринимательства и социальной поддержки населения. Биография Кирилла ершилась чертополохом: родился в Северной Осетии (Да, родился, родители там работали по контракту, вернулись в город, когда Кириллу было два года). Учился в местном университете, откуда его едва не отчислили за плохое поведение (Что было, то было. Чуть было не подрался с молодым преподавателем за скабрёзный интерес к одногруппницам). Женился, отбив жену у известного в городе, уважаемого человека, своего учителя. Который вскоре умер. (А вот это свинство, лезть в их личную жизнь. Дмитрий Ильич действительно умер через два года после того, как отпустил Анну. Тромб, закупорка артерии, лёгкая смерть. Но пока он был жив, они дружили. Дмитрий Ильич даже заезжал к ним в Москве, гостил и умилённо возился с Данькой). Десять лет жил и работал в Москве. Известен как автор фильма "Другая страна", скопированного с великого фильма Станислава Говорухина "Так жить нельзя". (Тоже мне, уличили! Кирилл сам говорил во всех интервью, что старался сделать фильм близкий по эмоциональному накалу Говорухинскому). Имеет сына, которого воспитывает бабушка. Домашнее животное - хомячок.
   Хомячок добил Анну окончательно. Не было у них хомячка! У Даньки раньше был, в Москве. Потом помер, от старости. В общем, в исполнении гришаковской газетёнки Кирилл представал наглым недоумком, а Гришаков - степенным аксакалом. Свекровь им позвонила тем же вечером, и Кирилл минут пятнадцать успокаивал свою мать, жаждущую немедленной сатисфакции. Она бушевала в трубке так, что даже Анне было слышно в подробностях:
   - Кирилл, ты должен потребовать опровержения! Ты должен выступить в прямом эфире и сказать, что всё в этой газете - враньё!
   - Мам, да фигня это всё, - играл желваками Кирилл. - Они только и ждут, что я сейчас подниму шум и будет скандал. А я не стану их грязь размазывать - быстрее отвалится!
   Через день после отъезда мужа Анне самой пришлось успокаивать уже свою мать - гадкий листок каким-то образом добрался до деревни, куда они с Данькой перебрались к маминой сестре тёте Любе, как на дачу. Мать почти плакала - как же так, всё ведь неправда! Причём неправда какая-то особо изощрённая, когда реальные факты поданы будто через кривое зеркало.
   - Аня, мне перед Любой стыдно! Как же я буду соседям в глаза смотреть? Как я в город вернусь? Хорошо, тут никто не знает, кто нам Кирилл. Любушка не из болтливых, и Данилку я попросила не рассказывать.
   - Мам, ты не волнуйся. Это обычные предвыборные технологии, поливать соперника грязью, - успокаивала её Анна. - Они видят, что им не победить, вот и ... пованивают.
   - Ох, Ань, что-то заигрался твой Кирилл, - вздохнула мама. - Ну, станет он этим, как его, депутатом, и что делать потом?
   - Мам, не депутатом, а представителем Совета Федерации. А Данька где? Дай, я с ним поговорю, - попросила Анна.
   - Он бегает где-то с ребятишками, прибежит, мы перезвоним. Ладно, молчу, пусть будет, как будет. Ты-то к нам когда приедешь?
   - Не знаю, может быть, на выходных смогу выбраться, - виновато сказала Анна. Мать и сына она не видела уже три недели - не могла вырваться из круговерти дел. Хотя устала безумно. А Кирилл, вон, захотел, и вырвался. И уехал на фестиваль.
   "Ладно, не ной, потом отдохнёшь, после выборов, - осадила она себя мысленно. - И похудеешь заодно. Кирюха будет политикой заниматься, а я - отдыхать!". Анна села в кресло поудобнее и попыталась представить себя женой сенатора. Что там делают сенаторши? Приёмы проводят, благотворительностью занимаются? Вдруг нарисовалась мысленная картина такого приёма пополам с благотворительностью: стоит толстая тётка в почему-то парчовом платье, держит в руках пустое блюдо, к ней по очереди подходят серьёзные мужчины в смокингах и складывают на блюдо толстые конверты с надписями: "Сиротам", "Ветеранам", "Бездомным животным".
   - Ага, хомячкам, - фыркнула Анна, развеселившись. Эта толстая блестящая тётка она, что ли? М-да, госпожа почти сенаторша, заработалась. Нужно тоже плюнуть на всё и уехать на выходные к своим в деревню.
   Телефон опять затрезвонил. "Наверное, Данька набегался", - улыбнулась Анна и взяла трубку.
   - Алло!
   - Телевизор смотришь? - сказал женский голос в трубке.
   - Нет. Жанка, ты что ли? - попыталась угадать Анна.
   - Включай, включай, канал "Культура".
   "Нет, это не Жанка. Голос моложе и без хрипотцы", - думала Анна, включая телевизор и отыскивая канал.
   "Культура" транслировала сюжет о фестивале, показывали номинантов. Кирилл давал интервью - лицо крупно, почти во весь экран.
   - Что вы скажете о людях, которые вам помогали делать фильм? - спросил юношеский голос за рамками кадра.
   - Скажу спасибо всем, кто мне помогал. Особенно вот этой девушке.
   Камера дала средний план, Анна увидела спину и затылок корреспондента. А ещё она увидела, что Кирилл обнимает за плечи Олесю, а та сияет уверенной и гордой улыбкой.
   - Вот, это Олеся Лужина, мой, можно сказать, соавтор. Без неё фильма просто бы не было, - повторил Кирилл в камеру, и его лицо исчезло, сменившись видеорядом картинок с фестиваля.
   - Этого не может быть, - хрипло сказала Анна, почти не слыша закадровый рассказ об успехе фильма, выключила телевизор и упала в кресло. Рука стукнулась о подлокотник, издав странный звук. Анна посмотрела - пальцы всё ещё сжимали телефонную трубку. Она машинально поднесла трубку к уху, ожидая коротких гудков. В трубке кто-то дышал.
   - Вы кто? - глухо спросила Анна.
   - Бабка с пистолетом, - хохотнула девица в трубке. - Что, съела, сенаторша хренова? Пока ты тут варежкой хлопаешь, агитацию свою разводишь, твой муженёк-то, похоже, Монику Левински себе присмотрел, молодую и красивую. А ты, старая толстая корова, можешь заказывать себе номер в приюте для ветеранов. Тебя примут, уже пора!
   Телефон давно пикал короткими ехидными гудками, а Анна всё никак не могла разжать пальцы и выпустить трубку. Она вдруг поняла, что очень устала. Так устала, что больше ни дня не сможет заниматься делами Кирилла. И в квартире этой оставаться не может. И что если она сейчас же отсюда не уедет, она, наверное, умрёт.
   Анна быстро собрала вещи и уехала к своим в деревню. Пожила там несколько дней. И поняв, что не может больше делать вид, что ничего не случилось, а рассказать, что случилось, тоже никак невозможно, уехала в Москву. Не в свою квартиру, куда вот-вот мог вернуться с фестиваля муж и притащить с собой Лужину, а к Жанке, давней своей задушевной подруге.
   Жанке-то она и рассказала обо всём, запивая свою обиду чаем и заедая шоколадным тортом - попался по дороге, не удержалась, купила.
   - Слушай, Ань, Кирилл твой сволочь, конечно, изрядная, - резюмировала тогда Жанка, закуривая и щурясь от дыма. - Но, может быть, это всё фигня на постном масле? Ну, гульнул мужик, с кем не бывает. Вернётся, объяснитесь, помиритесь. Он ведь без пяти минут сенатор, возле него теперь таких девиц тучи будут кружить. А ты привыкай к нелёгкой доле жены политика.
   - Да не хочу я привыкать ни к какой доле! - Анна в сердцах швырнула ложку на стол, та отскочила, оставив шоколадную кляксу на салфетке, и звякнула об пол. - И сенаторшей быть не хочу! Я хочу быть женой своего мужа! Вернее, хотела, - сникла она и уткнулась лбом в сомкнутые ладони.
   - Жан, он ведь не просто загулял. Он меня предал. Я ему фильм придумала, практически весь сделала, а он Олесе спасибо говорит. И ездит везде без меня. И она всегда с ним рядом. Знаешь, я даже догадываюсь, когда у них это началось. В июне, когда он якобы сломался возле Торопыг.
   - Возле кого? - поперхнулась дымом Жанка.
   - Возле Торопыг, это деревня так называется. Он тогда наотрез отказался брать меня с собой в поездку, а потом якобы поломался в пути и заночевал. Теперь я думаю, что ночевал он с Олесей. По крайней мере, с того времени он мною как женщиной не интересуется. Совсем.
   - А я думаю, что он тобой не интересуется с того времени, как ты стала жрать и толстеть, - жестко сказала Жанка. - Ты в зеркало на себя давно глядела? А в тренажёрном зале когда в последний раз была? Расплылась, ходишь в каких-то жутких штанах. Жрешь, вон, торты всякие килограммами. Я понимаю, что это на почве стресса, но ведь с этим надо что-то делать!
   - Жан, со всей моей жизнью надо что-то делать. Я потерялась, я ушла куда-то не туда, - задумчиво сказала Анна. - Так хочется бросить всё и избавиться от этой гадости, от каких-то встреч ненужных, от людей неинтересных, от грязи этой отвратительной. Знаешь, меня в последние месяцы, как началась эта история с губернаторством, будто подхватил мутный поток и кружит, кружит. А я только и могу, что голову на поверхности держать, чтобы не нахлебаться. Вот, не удержала, отхлебнула.
   - Ань, да выброси ты всё это из головы, - сочувственно прикоснулась к её руке подруга. - Переключись, причём радикально. Купи путёвку, съезди куда-нибудь, где тепло, на песочке поваляйся, роман с кем-нибудь закрути. Поплаваешь, потанцуешь, развеешься, станешь, как новенькая!
   Жанка перечисляла всевозможные курортные прелести, но Анна её уже не слушала. Она поняла, чего хочет. Пойти куда-нибудь в горы, как тогда, в пятнадцать лет. Пешком. С рюкзаком. Вот тогда она и похудеет, и сменит обстановку.
   ***
   Идти по тропинке сквозь лесок вдоль озёрного берега было совсем по-другому, не так, как через перевал. Анна поначалу даже заскучала по валунам и по ритму движения, которые они задавали. Ида, которая шла впереди, всё время напевала простую размеренную мелодию и Анна, прислушавшись, решила попробовать тоже попеть, подстроив звуки под собственное дыхание. Получилось: вдох - пауза, выдох - голос. Через какое-то время она поняла, что поёт какую-то свою мелодию - плавную, красивую, будто бы навеянную окружающим пространством. Чем-то эта мелодия напоминала пение рельсов, что она слышала в поезде.
   Идти и звучать оказалось очень приятным действием. Анна пела, и ей казалось, что она опять следует какому-то потоку, заструившемуся вдруг по тропе. И что поток этот подхватил её и несёт, мягко и ласково, а ей только остается переставлять ноги и держать ритм вдохов и выдохов, пауз и напевов. "Какой день сегодня? Выборы уже начались, или завтра начнутся?" - пришла вдруг откуда-то мысль, и Анна моментально запнулась о корень, чуть не подвернув ногу. "Блин, с ритма сбилась! - подосадовала она. - Всё, забыла про выборы! Это теперь тебя не касается, особенно здесь!" Анна прошла несколько шагов молча - мелодия вдруг забылась. Но вскоре вспомнилась, и Анна опять зазвучала-заскользила, ощущая и тропу, и лес вокруг. У неё как-то странно и необычно изменилось зрение. Она успевала заметить и стволы с обеих сторон, и тропку, узко петлявшую меж корней, и сами эти корни, и мхи, оторачивавшие тропу, и Иду, размеренно шагавшую впереди. "Интересно, что там сейчас Кирилл делает? Наверное, теперь Олеся возглавляет его штаб", - опять всплыла мысль, и Анна едва успела зажмуриться, получив по лицу еловой лапой - Ида отогнула ветку с пути, а Анна не заметила. "Так, голова, ну-ка, выбросила все посторонние мысли!" - похлопала Анна ладонью себе по лбу. - Ты сюда зачем приехала? Отвлечься и забыть! Вот и не вспоминай. И не загадывай. Всё, что с тобой происходит, происходит здесь и сейчас!"
   Часа через три напевной ходьбы группа вышла на новый участок, где лес отступал от озера, и вода не плескалась возле узловатых корней, а омывала галечник пляжа. Через несколько шагов они подошли к ручью метров в восемь шириной. Ручей впадал в озеро и перегораживал путь.
   - Так, Динка, иди сюда! - скомандовал Лесовик, скинул штаны, взял рюкзак на одно плечо, через другое перекинул девочку и пошёл через ручей.
   "Придётся раздеваться" - поняла Анна, глядя, как вода достаёт до половины его голых ягодиц. Придётся раздеться и войти в ледяную воду. Здесь её никто перевозить не будет. Она сделала несколько глубоких вдохов, настраиваясь на переход, сняла штаны и ботинки и пошла след в след Лесовику, ожидая пронзительного холода. Вода действительно в первые мгновения обожгла, но потом ноги вдруг налились жаром. Идти было не холодно, а больно - скользкие твёрдые камни давили на босые ноги, поэтому брести приходилось медленно и осторожно. Выбравшись на берег, Анна с удивлением прислушалась к ощущениям: жар от ног поднялся вверх по телу, сначала к солнечному сплетению, потом к горлу и дальше, к голове, слегка кружившейся от переполнявшего её восторга. Земля под босыми ступнями казалась тёплой.
   - Ты одевайся, одевайся, не стой голышом, холодная земля, простынешь с непривычки!
   Сергей натягивал штаны, прыгая на одной ноге. И Анна, сообразив, что стоит без штнов, тоже поспешила одеться. Однако изумление от того, что холодная вода - это не страшно, и что она вызвала ощущение жара, волнами по телу, держалось ещё минут пятнадцать, пока они шли по пляжу вдоль берега.
   - Вот здесь встаём, - наконец скомандовал Лесовик. Судя по всему, место стоянки было обжитым: кострище выложено камнями, с двух сторон брёвна на подпорках на манер скамеек.
   - А тут уже живёт кто-то, - протянула Ида, кивая на красно-синий купол значительно дальше по берегу. Между куполом и их стоянкой возвышалось что-то вроде чума - деревянные распорки, укутанные плёнкой. Неподалёку от "чума" полыхали два огромных бревна.
   - Ничего, поместимся, - ответил Лесовик. - Баню ребята готовят.
   - Баню? - не поняла Анна.
   - Ну да, лесную баню, - подтвердил Лесовик и пошёл выбирать место для своей палатки.
   Баня какая-то... Но что делать с ночёвкой? Ночевать под одной крышей с этими двоими не хотелось... Искать, у кого есть место, и кто её приютит? Анна мысленно провела ревизию возможных мест. К Лесовику нельзя - палатка двухместная, там уже ночует девушка Оленька. У Андрея с Павликом тоже двухместная, хотя можно поместиться и втроём. И этот третий - девушка Майя. В семейную палатку проситься - все равно, что в супружескую постель. Остаются Медея, Ида и Климентий.
   - Слушайте, ребята, а что вы скажете, если я к вам в палатку переберусь? - спросила она, почему-то чувствуя себя навязчивой попрошайкой.
   - Ну, если ты не будешь претендовать на наш спальник, - Климентий перестал возиться с тентом и спокойно глянул на неё из-под чёрных бровей. - Мы спальники сцепили, спим втроём. Если тебя это не смущает...
   - Не смущает, - соврала Анна. - Меня просто вчера Янка очень утомила, от неё столько шуму. Давай, я эту ночь ещё в пережнем составе поночую, и если ничего не исправится, я к вам переберусь, хорошо?
   - Да пожалуйста, - пожал плечами Климентий, - думаю, девушки не будут против.
   "Так, и этот вариант не лучше, - думала Анна, присев на бревно лицом к озеру. - Тут эти двое кувыркаются, там те трое. Похоже, везде уже всё у всех склеилось, и только мы с Сергеем - пострадавшие свидетели. Мне что же, вторую ночь выдерживать толчки Янкиной задницы? А лягу-ка я у стеночки, пусть Серёжу теперь попихает. Может быть, скажет хоть слово, вдруг да приструнит девицу".
   Настроение сразу исправилось, и Анна даже с некоторым предвкушением, как всё будет развиваться, пошла занимать крайнее место в палатке.
  
   Глава 8
  
   - Мама, вокруг одни папуасы!
   Янка горланила дурацкую песенку из автобуса, иногда меняя "папуасов" на менее пристойную рифму. "Всё бы хорошо, если бы не Янка. Уж так её много, деваться некуда", - Анна лежала в спальнике и слушала, как та голосит снаружи. Если бы Анна вздумала написать очерк об этой ненормальной, то её даже не пришлось бы расспрашивать, сама столько уже о себе наговорила: обожает шумный тусняк под "Рамштайн", увлекается эзотерикой, родила себе сына от некоего "куска рифлёного мяса", занималась бодибилдингом и штангой и т.д. и т.п. "Как же легко эта девчонка умудряется разбивать покой и умиротворение!" - думала Анна, стараясь сохранить состояние, в котором она пребывала весь этот странный и удивительный день.
   Поставив лагерь на новом месте и пообедав - на обед Ида с Климентием соорудили вермишелевый суп. Вермишель разбухла и получилось скорее второе блюдо, а не первое. Но было вкусно. Пообедав, народ выстроился вдоль берега, разбившись на пары. Анна встала в пару с Сергеем.
   - Я хочу дать вам несколько упражнений на взаимодействие, - сказал Лесовик. - Встаньте друг к другу спинами и определитесь, кто в паре ведущий, а кто - ведомый. Ведущий делает плавные движения спиной, а ведомый принимает их и следует за ними. Ваша задача - сохранить контакт. Если контакт потерян - упражнение не получилось.
   - Давай, я поведу, - предложил Сергей из-за её плеча, и Анна согласилась. Они стояли, прижавшись друг к другу спинами и затылками - невысокий Сергей был почти одного роста с Анной. Он начал медленно шевелить спиной, потихоньку изгибаясь, Анна послушно следовала этим изгибам. Чтобы не отвлекаться, она закрыла глаза и полностью сосредоточилась на ощущениях. Вскоре ей стало мерещиться, будто их с Сергеем оплетают широкие мягкие упругие ленты. И они оба, извиваясь в согласном ритме, натягивают эти ленты то с одной, то с другой стороны, и по этим натяжениям она понимает, куда хочет двинуться партнёр.
   - Поменялись ролями! - скомандовал Лесовик, и теперь Анна зазмеилась, а Сергей повторял её движения, ни на секунду не разрывая контакт.
   Потом они двигали друг друга руками. Ведущий брал ведомого за бёдра, за плечи и выписывал ими круги и восьмёрки. Прерванное движение сигнализировало о зажимах в этих местах. Сергей послушно позволял двигать своими бёдрами и плечами, а вот у Анны начались сбои. Когда он шевелил её плечи, мешали спазмы между лопаток, в бёдрах туго шли вращения вперёд. А когда Анна поймала себя на мысли, что в таких совместных движениях есть что-то очень интимное, похожее на сексуальную прелюдию, она вообще одеревенела.
   Видимо, все эти манипуляции пробудили в Янке - она двигалась в паре с Кириллом - сходные ощущения. Да ещё соседи по берегу, парень с девушкой, огня добавили со своей лесной баней. Издалека хорошо было видно, как две голые фигуры выгребли из костра валуны, на длинной рогатине покидали их в плёночный шатёр, забрались туда, и часа два то голосили внутри, то выскакивали и плескались в озере.
   В общем, все уже давно разбрелись спать по палаткам, а Янка последние минут двадцать на все лады орала свою песню про геев-папуасов.
   - Во, как разобрало! - хмыкнул Сергей. Он, согласно плану Анны, лежал возле пока пустого Янкиного места.- Нет уж, лучше я в голубые пойду, лишь бы она ко мне не лезла!
   - Да ладно, всё не так уж страшно, - храбрился Кирилл, сцеплявший два спальника.
   - Что же ты плошаешь, Кирилл? Вон как девушка мучается, на весь пляж голосит! - не удержалась от шпильки Анна.
   - Вот ты как? - поднял на неё взгляд парень. - Я, между прочим, главный удар на себя принял. Для всех старался, для тебя особенно.
   - Значит, плохо старался, - пожала плечом Анна, не понимая, что значит "для неё особенно".
   То есть, если бы Кирилл не сцепил спальники, Янка бы всю ночь орала, никому спать не давала? Так она, благодаря их возне, полночи и не спала.
   Анна отвернулась к капроновой стенке палатки, зарылась поглубже в спальник и рислушалась к ощущениям. Вроде бы тепло. К вечеру что-то похолодало, и она надела на ночь свитер и повязала поясницу шарфом. Шарф был тёплым, мохеровым, в рюкзак она его сунула в последний момент, узнав из Интернета, что температура там, куда они едут, не очень летняя. Так что в свитере, шарфе и с банданой на голове она точно не замёрзнет.
   Янка на берегу перестала голосить. "Интересно, куда она делась?" - подумала Анна, и тут же услышала звук открываемой молнии:
   - А вот и я! Искупалась, вода просто прелесть! О, сегодня я сплю между мужчинами! Кирюшечка, ты уже сцепил мешочки? Молодец! Мальчики, вы как хотите, но сегодня я сплю обнажённой! Кирюша, что ты на это скажешь?
   - Спи, если хочешь, - спокойно ответил Кирилл.
   В палатке повисло напряжённое молчание. Анна слышала, как Янка расстегнула и застегнула молнию на спальнике. С минуту никаких звуков не раздавалось, а потом Янка зашептала Кириллу что-то неразборчивое.
   - Нет, - тихо сказал Кирилл. - Извини, но не здесь и не сейчас.
   Опять шёпот Янки и опять тихое Кирилла - Нет, Яна, я уже сказал.
   - Скучные вы все. - теперь Янка говорила в полный голос. - Ладно, дрыхните, раз вы за этим сюда пришли. А я пойду, поищу место, где мне рады и где окажут более тёплый приём!
   Она резко села, завозилась, одеваясь, выбралась из палатки, бросив презрительное:
   - Спокойной ночи, мальчики!
   И опять завопила снаружи палатки - Ой, мама, вокруг одни пи...!
   "Как хорошо, что я легла у стенки, - думала Анна в напряжённой тишине палатки. - Как хорошо, что вся эта возня теперь не у меня, а у Сергея под боком".
   Она жалела Янку - каково это, когда тебя отвергают, да ещё при свидетелях? Однако к жалости примешивались нотки радости. Во-первых, оттого, что в прошлую ночь у них с Кириллом дальше массажа дело явно не пошло. Во-вторых, потому что он отшил эту наглую девицу. В третьих, из-за внезапного реванша: прошлую ночь вокруг палатки бродила она, а теперь пусть Яна погуляет, поостынет чуть-чуть.
   Анна уснула быстро, и ей всё-таки опять приснился знакомый кошмар. Ей снилось, что у Кирилла, у её мужа, день рождения. И что она вбегает в их московскую квартиру и спешит подарить ему подарок. И почему-то не может отыскать мужа: квартира вдруг превратилась в лабиринт из полутёмных комнат, и она мечется по этому лабиринту, ищет, зовёт, и в каждой комнате - пусто и сумеречно, и с каждой попыткой отыскать мужа становится всё темнее и темнее. Наконец, когда от отчаяния сжалось сердце, а от ощущения потери в горле застрял ком, она заглядывает в очередную тёмную комнату и видит, что эта их спальня. На кровати кто-то есть.
   - Кирилл! - зовёт Анна, и муж поворачивается в её сторону. - Кирилл, я так долго тебя искала, я думала, что потеряла тебя! - счастливо говорит Анна и протягивает ему маленькую золотистую коробочку.
   - Что это? - хмуро смотрит муж.
   - Мой подарок на день рождения, - говорит Анна. Муж берёт коробочку и вынимает оттуда золотое сердечко на золотой цепочке. Сердечко покачивается у него в руках, и в комнате становится светлее, потому что от сердечка исходит свет.
   - Что это? - из-за спины мужа высовывается женщина. - О, какая штучка! Дай примерить!
   Женщина выхватывает сердечко из рук Кирилла и вешает цепочку себе на шею. Сердечко умещается как раз между голых тугих нахальных грудей. Анна видит, что оно престаёт сиять и меняет цвет с золотистого на мутно-серый, алюминиевый.
   - Что за фигню ты притащила, старая толстая корова? - сказала женщина, и Анна поняла, что это Олеся Лужина. А ещё поняла, что это сердечко на цепочке - её, Анны, собственное сердце. И что теперь она умрёт, потому что сердце её погасло. И ей теперь очень и очень холодно.
   Анна проснулась - сердце колотится, в горле комок. "Поживу ещё, - сонно подумала она. - Блин, а что же так холодно?" Она окончательно проснулась, и поняла, что жутко замёрзла, и что озноб, который она приняла за нервную дрожь, на самом деле - от холода. Повернулась на другой бок, приподнялась на локте, осмотрелась... Сергей спал, выставив из спальника хрящеватый нос, всё остальное упаковав в мешок. У второй стенки вольготно свернулся клубком Кирилл. Янки не было. "Интересно, где она бродит всю ночь?" - царапнула Анну тревога. Вдруг случилось что с девчонкой, может, дел каких натворила сгоряча? Может быть, вылезти, пойти, поискать?" Анна наполовину выбралась из мешка, но передумала. В конце концов, глупо волноваться, не маленькая девочка, взрослый человек. Наверное, с Климентием и его девушками договорилась, спит в их палатке. Хотя спальник-то здесь... Анна всё-таки решилась, надела куртку и вылезла наружу.
   Снаружи было ветрено и хмуро. Над озером то ли туман клубился, то ли бродили низкие тучи. Ветер гнал по свинцовой воде озера мелкую рябь. Казалось, что на дворе не июль а, по меньшей мере, октябрь. Анна прошлась вдоль пляжа в одну и в другую сторону, разумеется, никакой Янки не нашла. Из-за плёночного шатра соседей, куда она подходить не стала, виднелись всё ещё тлеющие красным брёвна банного костра. Анна встала у воды, закрыла глаза и глубоко вздохнула, стараясь унять смутную тревогу за девчонку.
   Снизу вверх по позвоночнику пошла волна странной дрожи, будто сквознячком по спине. Голова стала лёгкой, тревожные мысли ушли, пришла уверенность, что Янка в порядке, и Анна вернулась в палатку досыпать.
   Остаток ночи ей что-то снилось, но как ни пыталась она, проснувшись от утренней возни дежурных, вспомнить, что именно, так и не вспомнила. Осталось лишь ощущение, что сон был светлым, хорошим и почему-то голубым.
   - Ну что, ребятишки, как вам без меня спалось? - Янка вломилась в палатку, как на сцену, широко откинув полог, будто занавес.
   - Да нормально спалось, - пробормотала Анна, потягиваясь. В спальник она улеглась, не снимая куртки, и больше не мёрзла.
   - А тебе как спалось, дорогой, в одиночестве? - это уже Кириллу.
   - Очень хорошо, просто замечательно, - принял вызов он.
   - Я рада, что тебе было хорошо. Обожаю дарить людям радость.
   Янка уселась возле входа, распустила волосы и стала причёсываться.
   - Мне тоже было очень, очень хорошо.
   - Ты не замёрзла? - вспомнила ночной холод Анна.
   - Нет, мне было где и с кем греться. Я познакомилась с нашими соседями, отличные ребята. Оба психологи, москвичи, изучают экзистенциальные состояния личности. Коллеги, короче говоря.
   - В каком смысле коллеги? - зевнул Сергей, не спеша распаковываться.
   - Ну, психологи. Я же тоже дипломированный психолог.
   - И давно дипломировалась? - Сергей приспустил молнию и освободил голову от подголовника.
   - В этом году. Мы все эти примочки, что тут Лесовик демонстрирует, в институте проходили. И мне, если честно, не интересно, сплошной детский сад. А тут повезло с человеком хорошим встретиться. Там такие глубины, такая философия жизни! Мы с ним всю ночь у костра проговорили. Я очень многое для себя поняла.
   Янка закрутила волосы пучком, заколола и полезла в спальник к Кириллу.
   - Спинка как, не затекла в моё отсутствие? Хочешь, размассирую?
   - Ну, давай,- лениво протянул Кирилл, а Анна решила, что пора выбираться наружу.
   Снаружи кашеварило семейство Верещагиных. Римма сосредоточенно смотрела в котёл, помешивая в нём деревянной ложкой на длинной ручке, Женя курил трубку и наблюдал за процессом, Динка подкладывала палочки в костёр.
   - Доброе утро! - кивнула им Анна. - Что у нас сегодня на завтрак?
   - Гречка, - пыхнул трубкой Верещагин. Из своей палатки вылез сонный Климентий с полотенцем, кивнул всем, дошел до кромки воды и замер в задумчивости.
   - Римма, может быть, лук уже сейчас бросишь? - поучаствовал в стряпне Верещагин.
   - Нет, Женечка, потом, в конце. Его, кстати, ещё почистить надо. Динка, иди, помешивай в котле, чтобы не пригорело!
   Климентий, решившись, быстро сбросил с себя одежду, заорав, побежал в воду и поплыл мощными гребками. Динка с восторгом схватилась за мешалку, а Римма принялась чистить крупную золотистую луковицу.
   - Как спалось? Не замёрзли? - Анна встала возле огня и протянула к теплу руки. Не смотря на то, что небо было не таким низким, как ночью, было всё ещё довольно зябко. Тем более от вида Климентия, ныряющего в холодном озере.
   - Замёрзли, - пыхнул трубкой Женя. - У нас четыре спальника на троих, мы Динку в два закутали, а сами всю ночь дрожали.
   - Так вы сцепите свои спальнике и спите вместе, согреетесь, - посоветовала Анна и слегка позавидовала. Вот ведь, счастливые люди, спят в палатке всей семьёй, никто никому не мешает и на нервы не действует.
   - С добрым утром, - подошёл к ним Сергей и тоже протянул к огню руки.
   - Тоже замёрз ночью? - спросила Анна, покосившись на Климентия. Тот уже наплавался и теперь, красный, как ошпаренный, растирался на берегу полотенцем.
   - Да нет, нормально спалось, - ответил ей Сергей и крикнул Климентию:
   - Ну, как водичка?
   - Бодрит, - сказал тот по-прежнему сонным голосом и начал надевать штаны.
   - А я ночью совсем озябла, пришлось куртку надеть, - передёрнула плечами Анна. И как этот парень не боится простыть, купается в такой холод в ледяной воде?
   - Так ты зря у стены легла, там дует, в середине теплее, - пожал плечами Сергей, и Анна не стала развивать тему. Не объяснять же ему, почему она ушла с середины.
   Верещагины справились с завтраком блестяще - гречка разварилась в меру, ничуть не пригорела, и, сдобренная соевым фаршем и приправами, была очень даже съедобной.
   - Слушайте, третий день без мяса живём, и ничего, - Климентий сыпанул себе в миску индийских специй из баночки, перемешал, попробовал. - И очень даже вкусно.
   - Ты поэкономнее со специями, а то до конца похода не хватит, у меня всё рассчитано, - отвлёкся от своей порции Лесовик. - Действительно, очень вкусно получилось, дежурным от меня благодарность.
   - И от меня, и от меня! - зааплодировала Ида.
   - У меня Римма вообще всегда хорошо готовит, - заулыбался Верещагин.
   - Да, но так, на костре, я варила впервые, - озадаченно поморгала Римма. - Сколько воды брать, чтобы выкипела и крупа не разварилась? Когда приправу кидать? Когда фарш? В общем, пришлось выдумывать.
   - А я знаю, почему у вас вкусно получилось. Потому что вам Динка помогала, - сказал Андрей и подмигнул счастливо зардевшейся девчушке. - Ну-ка, мне добавочки.
   - Погоди с добавкой, - притормозила его миску Римма. - У нас, по-моему, не все ещё поели. Кого нет?
   - Кирилла нет с Янкой, - сказала Анна. - Они в палатке лежат.
   - Кирюха, Янка! - зычно позвал Лесовик.
   - Ая!- откликнулся Кирилл.
   - Вы завтракать сегодня будете?
   - Нет!
   - Ага, значит, завтрак в их планы не входит. Хорошо, нам больше достанется.
   Лесовик протянул Римме миску за добавкой. А Сергей - они с Анной сидели на бревне рядом, ногами в разные стороны, она к костру, он к озеру - пробормотал:
   - Видимо, Яна Кирюху всё же дожала.
   Анне стало тоскливо.
   Когда каша была съедена до последней крупинки, чай выпит и котлы уже стояли рядышком, сияя отмытым нутром, Лесовик предложил позаниматься с голосом, поставил всех в круг и сказал делаем жгонку. Что такое жгонка, Анна уже знала, - Лесовик показывал на прошлой стоянке. Эдакое мотание-скручивание расслабленным телом вокруг оси-позвоночника, когда стоишь на мягких ногах, центр тяжести где-то между ними, а руки болтаются плетями, как неродные.
   Анна крутилась и смотрела на озеро. Тучи над ним расползались клочками, показывая голубое небо.
   - Так, теперь потихонечку снижаем амплитуду, останавливаемся. Хорошо, - руководил Лесовик.
   Из палатки вылез Кирилл и вдруг, пританцовывая, выбежал на пляж и пропел, показывая в сторону.
   - Ра-ду-га!
   Народ дружно бросился смотреть. С левой стороны озера творилось нечто феерическое. Облака сгрудились трёхцветной, бело-серо-чёрной кучей, и, видимо, брызгали на дальний берег дождём. А солнечные лучи нарисовали поверх этой тучи-кучи широкую короткую радугу.
   Таких радуг Анна в жизни не видела. Те, что иногда удавалось застать над дачей или над городом были тоньше, бледнее и менее убедительны. А эта красовалась, будто нарисованная смелыми широкими мазками.
   - Как красиво! Вы только посмотрите, прелесть какая-а-а-а!!! - запрыгала на берегу Ида.
   - Спасибо, друг, ты подарил нам радугу, - сказал Климентий, обнял Кирилла и пошёл за фотоаппаратом. А Анна, любуясь разноцветным чудом, жалела, что не додумалась взять свою цифровую "мыльницу". Вон, сколько умных людей: щёлкают, снимают. А ей даже нечего будет маме и Даньке показать. Впрочем, с кем-нибудь договорится, вышлют фотки. С тем же Климентием, например.
   - Ну, налюбовались? - спросил Лесовик с бревна, куда уселся, пережидая взрыв "радужного" ликования. - Тогда предлагаю продолжить.
   Народ угомонился и встал в круг.
   - Теперь откроем наши руки с помощью секретной тибетской практики. Знаете эту историю? Один мужик, целитель, полгода ходил за великим гуру, тибетским ламой, ждал, пока тот сочтёт его готовым перенять эту практику. Наконец гуру снизошёл, и наш целитель усвоил великую тибетскую тайну. На обратном пути он заехал к своему другу, деревенскому знахарю, остался ночевать, ну, и похвалился, конечно, великим знанием. Друг, естественно, просит показать, что за практика, тот важничает, не могу, мол, это только для посвящённых. И тут в избу забегает сынишка знахаря, мальчонка лет пяти. Радостный такой: "Папа, смотри, мне ребята потешку новую показали!" И начинает...
   Лесовик поставил большой палец одной руки на середину ладони второй и покрутил.
   - Пальчик, пальчик, где ты был? С этим братцем в лес ходил..
   Теперь лесовик покрутил пальцами мизинец на руке.
   - С этим братцем кашу ел. С этим братцем песни пел.
   Перечисляя братцев и занятия, Лесовик покрутил все пальцы на руке.
   - И тут знахарь слышит стук, смотрит, а его гость ложку уронил, рот открыл и во все глаза на мальчишку таращится. Оказывается, тот, играючи, выполнил всю тибетскую практику, за которой этот бедолага полгода за ламой ходил!
   Народ похихикал и, повторяя за Лесовиком слова, начал крутить пальцы на руках. Потом они учились чувствовать звук. Лесовик в кругу звонил в колокольчик, а они, закрыв глаза, ощущали, как звук гуляет по телу... Анна почувствовала, что звон будто накрыл её куполом, и от его вибраций по телу будто поднимаются пузырьки.
   - Ну, вот теперь вы готовы работать с голосом, - подытожил Лесовик. - Напоминаю, что дышим животом, плечи и грудь свободны. Работаем в парах, делаем следующее. Кто-то один даёт звук, второй подстраивается и звучит точно так же. Звук абсолютно такой же, по тембру, по интонации, по октаве. Понятно? Нет? Оль, иди сюда, покажем. Ты начинаешь.
   Оленька встала напротив Лесовика и затянула глубоким нутряным голосом "а". Лесовик дал свой звук, подстроился под Оленькин, и вскоре они глубоко и объёмно звучали в унисон.
   - Понятно? - закончил звучать Лесовик. - Тогда разбирайтесь на пары. Да, вот ещё что. Тот, кто ведёт, должен точно держать звук, не гулять голосом. Прогулки будут в другом упражнении.
   Анна огляделась, прикидывая, с кем встаь в пару.
   - Ну что, продолжим с тобой, раз вчера начали, - подошёл Сергей. - Кто заводит?
   - Давай, ты, - решила Анна. Сергей вдохнул и завел сиплое низкое "а". Анна попыталась подстроиться - не получилось. Их голоса дрожали вразнобой, как разбитая телега на бездорожье.
   - Слушай, я не могу, для меня очень низко, - сдалась Анна.
   - Ну давай ты пой, я подстроюсь.
   Анна подумала и завела своё "а". Сергей вступил, подребезжал немного, и вдруг случилось нечто удивительное: их голоса слились в общий звук, который уже не принадлежал ни одному из них, а висел между лицами в промежуточном пространстве. Они держали его, пока хватило дыхания.
   - Получилось? - спросил немного погодя Лесовик. Анна восторженно кивнула.
   - У всех получилось? Тогда следующее задание. Ведущий меняет характер звука, ведомый угадывает, подстраивается и старается не терять настройки. Кстати, поменяйтесь парами.
   - Сергей, пойдём, - Медея утащила напарника Анны, и та осталась без пары. Посмотрела по сторонам - все уже гудят.
   - Ты одна? Давай с тобой, - заметил её смятение Лесовик. - Давай, я веду, ты подстраиваешься. - И затянул гнусавое "и".
   "И как это петь?" - на секунду оторопела Анна, но голос подала, погуляла им немного и - попала. Звук опять повис в воздухе между их лицами.
   - Здорово, - кивнул Лесовик. - Только животом дыши точнее, косыми мышцами работай. Давай, теперь ты ведёшь. Только поставь руки вот так, - он свёл ладони у рта, согнув их раструбом.
   Анна послушно сложила свои ладони, подумала и выдала звук "э". Лесовик подстроился и в момент, когда их общее "э" завибрировало в воздухе, стал раздвигать ладони. Анна повторила жест. "Э" стало разрастаться вслед за руками, усиливаясь.
   - Ничего себе! - восхищённо выдохнула женщина, Лесовик улыбнулся её восторгу, и она опять удивилась. Глаза Лесовика перестали быть светло-серыми. Теперь они были ярко-голубыми, как небо без облаков. Да и блёклая внешность сошла, как лягушачья кожа: перед ней стоял видный и яркий мужик. Правда, по-прежнему косматый.
   Потом они пели звуки двумя группами - один ведущий, остальные ведомые - и общий звук опять отделялся от своих создателей и висел в кругу плотной и тугой субстанцией. Потом пели так: группа держала ноту, а кто-то один импровизировал на фоне этого звука. А когда Лесовик попросил разделиться на пары, взяться за руки и не просто звучать, а пускать звук по рукам и совмещать с движением, с Анной случилось нечто странное. Они опять встали в пару с Сергеем, пели своё "а", он вёл, меняя тональность, и Анна, поднимаясь за ним голосом и поднимая вместе с ним руки, вдруг почувствовала, как закружилась голова и свет перед закрытыми глазами из красноватого сначала сделался светло-зелёным, потом светло-жёлтым, а потом побелел.
   - У меня голова закружилась, - она открыла глаза и пошатнулась. - И свет перед глазами белый появился. И ощущение, что сейчас взлечу!
   - Ну-ка, ну-ка, вернись, заземляйся! - строго посмотрел на неё Сергей. - Рано тебе ещё летать! Иди к костру.
   Анна послушно пошла, прислушиваясь к ощущению лёгкости. Голова кружилась, и с каждым шагом Анну будто слегка подбрасывало в воздух. У костра уже стояли Медея с Идой и тянули к огню пальцы. Лесовик подкидывал веточки.
   - У меня голова закружилась, - сообщила Анна Лесовику.
   - Подыши огнём, - сказал он и, увидев недоумение на её лице, пояснил. - Представь, что у тебя пальцы с когтями, как у кошки. Сделай когти длинными, засунь в огонь и подыши через них.
   Анна послушно представила себе длиннющие когти, направила пальцы к огню и подышала, сосредоточившись на ощущениях и закрыв глаза. Через несколько вдохов свет перед глазами перестал быть бледно-зелёным, покраснел.
   Анна села на бревно и поняла, что ей очень хорошо. Так хорошо ей в последний раз было, наверное, в Египте, когда она с восходом солнца бегала плавать и качалась на тёплых волнах в Красном море.
   Тем временам все уже пришли с берега и, тихие, расселись вокруг огня.
   - Чуть попозже, когда будем готовы, мы с вами споём песню имени, - сказал Лесовик. - Сами потом выберете, кому петь - дереву, камню, пеньку. И может так случиться, что вы почувствуете, как на вас кто-то оттуда смотрит. Значит, дерево или камень с вами общается.
   - Круто, - выдохнула Ида, и завела какой-то мелодичный напев.
   "Как хорошо, что я выбралась в этот поход, - думала Анна, глядя на пламя и негромко подпевая простой мелодии Иды. - Как хорошо, что я пошла не просто с какими-нибудь туристами, а с этими ребятами. Как хорошо, что выбрала этот тренинг с голосом. В общем, я молодец!".
  
   Глава 9
  
   Примерно через час после обеда начал накрапывать дождь - тучки, поверх которых солнце с утра рисовало радугу, доползли сюда от дальнего берега и теперь брызгали мелкой водяной пылью. Заниматься голосом нечего было и думать, и все разбрелись по палаткам, кроме Анны и Сергея. Сергей, накинув на себя дождевик, похожий на большую пелерину с капюшоном, сидел и смотрел на огонь. Анна сидела рядом и надеялась, что дождик вот-вот закончится. Лезть под крышу палатки, где лежали эти двое, ей не хотелось - почему-то Янка встречала её появление бурным весельем и сомнительными шуточками.
   Первую шпильку Анна проигнорировала - сунулась в палатку поискать блокнот с ручкой, хотелось записать новые для себя впечатления. Перетряхнула весь пакет с вещами, ничего не нашла. Парочка следила за её манипуляциями с очевидной досадой - чего, мол, возишься, мешаешь.
   - Мисс Марпл, вы что-то потеряли? - не выдержала Янка.
   - Как ты сказала? - удивилась Анна.
   - Мисс Марпл. Мы решили, что раз у нас тут коммуналка, то вы будете соседи, мисс и мистер Марпл. Такие чопорные, скучные и правильные соседи!
   - А зачем нам веселиться? Ты за всех отдуваешься, - пожала плечами Анна. Придуманная Янкой кличка ей не понравилась.
   Блокнот так и не нашёлся, и Анна решила поискать его в рюкзаке. Рюкзаки были сложены в головах, между двумя слоями палатки, под тентом. Она выбралась наружу, обошла палатку и начала рыться в бесчисленных кармашках рюкзака.
   - Кто здесь? - тут же встряла Янка. - Мисс Марпл, опять вы? Всё вынюхиваете?
   - Я вам мешаю? - теперь Анна рассердилась. - Постарайтесь потерпеть ещё пять минуточек, мне нужно отыскать свою вещь.
   Блокнот и ручка нашлись в верхнем кармашке, и Анна сообщила сквозь стенку палатки.
   - Всё, я ухожу. Можете продолжать!
   - Что она сказала? - переспросила Янка.
   - Что мы можем продолжать! - повторил Кирилл, и девица зашлась своим оглушительным хохотом:
   - Спасибо, мисс Марпл, а то нам без вашего разрешения ни начать, ни кончить!
   "Вот поганка!" - Анна злилась и никак не могла толком описать свои ощущения от работы с голосом. Стычка с Янкой испортила ей настроение. Ещё и кличка эта дурацкая, и намёки, что она специально возле них отирается.
   "Слушай, мать, а отчего фонтан?" - Анна вдруг поймала себя на мысли, что реплика этой девицы не настолько обидная, чтобы так на неё реагировать. И честно ответила: "Оттого, что там Кирилл, и что он с ней за одно. Оттого, что он похож на моего мужа. Оттого, что в Янке как будто собрались все черты этих девиц, которых я не люблю и не принимаю. Грубая, шумная, агрессивная, с явным комплексом неполноценности - а как ещё объяснить эти её бесконечные рассказы про собственную крутость, продвинутость и независимость? А он, Кирилл, с ней заодно. Впрочем, их отношения - это их личное дело, пусть только ко мне не лезут".
   И вот теперь их личное дело осложняло Анне жизнь. Дождь прекращаться не собирался, куртка уже отсырела, нужно было лезть под крышу и, не исключено, нарываться на новые Янкины "веселушки".
   - Сергей, ты в палатку идёшь? - попыталась Анна организовать "группу поддержки".
   - Не, я тут посижу, - мотнул головой Сергей, и она, подобравшись, как перед прыжком, полезла в палатку одна.
   - Мисс Марпл, это опять вы? - не обманула её ожиданий Янка. - А где мистер Марпл?
   - Сергей остался у костра. На улице дождь. - ответила Анна ровным голосом, скинула сырую куртку и полезла в спальник.
   - Серьёзно, что ли, дождь? И сильный? - как будто не поверил Кирилл.
   - Да, у меня куртка промокла.
   - А Серёга почему не промок? - спросила Янка, и Анне почудилось, что эта парочка подозревает, что она специально придумала про дождь, из вредности, чтобы им помешать.
   - У него дождевик.
   Кирилл с Янкой помолчали немного, будто всё ещё надеялись, что Анна уберётся. Анна повернулась к ним спиной и стала вспоминать утренние занятия с голосом.
   А Янка заговорила, как будто они с Кириллом были в палатке вдвоём:
   - Ты знаешь, я так рада, что ты мне встретился. Я даже и не надеялась, что смогу познакомиться с таким мужчиной, как ты. Хотя нет, надеялась, я и в блокноте записала в целях "встретить идеального мужчину". Ты для меня идеальный. Ты всерьёз интересуешься всеми этими эзотерическими практиками, которые и мне очень интересны, и в то же время ты совершенно земной, совершенно нормальный.
   Янка говорила особым голосом - эдакой маленькой беззащитной девочки, а не увесистой громогласной особы.
   - Ты такой хороший, ты лучше всех. Даже не знаю, за что мне такое счастье? Чем я его заслужила? - ворковала девчонка.
   "Измором взяла!", - мысленно ответила Анна. Она чувствовала себя действительно кем-то вроде мисс Марпл, подглядывающей к соседям в замочную скважину. В голове у неё нарисовалась бегемотиха в балетной пачке из диснеевского мультика. Бегемотиха отставляла в сторону массивную ножку, томно складывала массивные ручки и, кокетливо склонив к массивному плечику массивную головку, трепетала длинными ресничками. Если бы она заговорила, то заговорила бы вот этим Янкиным голоском.
   - Слушай, Ань, а что Лесовик говорит про дождь, на гору к мегалитам не пойдём теперь? - перебил Кирилл Янкины излияния.
   - Говорит, что дождь не надолго, пойдём часов в пять, - Анна развернулась в их сторону.
   - Ты пойдёшь? - спросила Янка своим обычным зычным голосом.
   - Да, хочу посмотреть, что это за Гиперборея.
   - Да там смотреть особо не на что, я ходила со Степанычем четыре года назад. Хотя камни улётные, чёрные, огромные. Но, по-моему, тема, что это древние сооружения, типа египетских пирамид, здесь не прокатывает. Сами по себе камни такие, только потрескались. Ну, увидите.
   Камни оказались именно такими, как описывала Янка - чёрные, огромный, улётные. Причём улётные практически в прямом смысле этого слова. Они стояли на краю плато, откуда открывался нереальный, фантастический вид на чашу Синь-озера, вытянутую длинным языком и поделённую выступавшим мыском на две неравные части. Со всех сторон озеро обрамляли плоские чёрные холмы, по низу щетинившиеся ёлками полосы прибрежного леса. Над холмами висели серые то ли тучи, то ли облака. С левой стороны озера облака слегка расползлись, и в этой прорехе опять распустилась радуга. Анна сидела на краю чёрной глыбы в полтора её роста высотой и чувствовала, что сейчас взлетит.
   - И почему люди не летают? Сейчас бы раскинула руки и полетела, как птица! - попыталась она вспомнить школьную классику.
   - Как здесь клёво! - разделила её ощущения Ида. - Давайте споём песню солнца!
   Она затянула что-то протяжно-фолклёрное, но Лесовик цыкнул, резко оборвав:
   - А ну, тихо. С песнями тут нельзя высовываться. Место очень строгое, сильных эмоций не любит, лишних звуков тоже.
   Ида притихла, а Анна поверила, что так и есть. Слишком необычным, просто вселенским был вид, будто здесь, у этих камней, сошлись в одну точку, в одну ось пространство и время. Всего один небольшой толчок - громкая песня, или хохот или просто крик - и кто знает, вдруг да повернётся эта ось. И кто знает, куда они тогда попадут. Даже Янка притихла от эдаких масштабов мироздания, хотя ещё полчаса назад, когда они карабкались вверх по склону, орала, дурачилась, а на одной плоской каменной плите даже повалялась, объявив его ложем Венеры, богини любви.
   - Во-о-он в той стороне находится Риявр - Лесовик махнул рукой, показывая. "Риявр" - покатала Анна во рту. Слово горчило. Про этот Риявр все твердили и в вагоне, и потом, в лагере. Какое-то особенное высокогорное озеро, чуть ли не в прямую подключенное к Комосу. Пусть даже так, она туда не ходок. Не дойдёт, не стоит и пытаться.
   Лесовик позвал дальше, к другим камням, повыше и поинтереснее. Народ стал послушно сползать с валунов, Анна же задержалась и слезла последней. Встала у камня и посмотрела в сторону космического озера. Низкое серое небо в той стороне висело над ровной чёрно-серо-оранжевой поверхностью плато. Где-то впереди небо и расцвеченная лишайниками каменистая пустошь сходились линией горизонта. И Анне вдруг почудилось, что стоит ей сделать всего шаг к этому горизонту, как она попадёт в другой мир, на другую планету. Может быть, уже попала, стоит там одной ногой, и если подольше посмотреть на горизонт рассеянным взглядом, начнут проявляться приметы нового мира, уже едва ощутимо угадывающиеся в спокойном беззвучном пространстве...
   Анна тряхнула головой, отгоняя наваждение, и поспешила догнать народ. К тому времени вся группа - а на перевал забрались все, только Павлик остался в лагере отсыпаться - растянулась по плато жидкой цепочкой. Чтобы избавиться от потусторонности пейзажа, она сосредоточилась и почувствовала, что мокрые ноги совсем замёрзли. Ботинки её в сырой после дождя траве промокли почти сразу, как они вошли в лесную полосу между озером и горой, однако пока поднималась по склону, ногам было жарко. Теперь же, посидев на камне, Анна остыла, и ноги озябли. И шагать стало неудобно - начались валуны, заросшие мягким, похожим на поролон лишайником. Так что когда женщина добралась до второй группы исполинских мегалитов, - они тоже громоздились на краю плато над озером и действительно казались сложенными из чёрных неровных плит в метр толщиной, - она полностью избавилась от всех ощущений нереальности и захотела вниз, к костру.
   - Короче, я возвращаюсь, у меня ноги промокли! - Янка, словно транслируя её желания, прокричала это Лесовику. Тот восседал на плоской макушке самого огромного валуна, к нему жались, свесив над бездной ноги, Оленька, Майя, Ида и Медея.
   - Иди. Дорогу найдешь? - отпустил её Лесовик.
   - Найду. Кто со мной? - Янка выжидательно посмотрела на Кирилла, но тот не замечал её взгляда. Он сидел чуть ниже Лесовика на другом валуне, весь подавшись к озеру, и Анне показалось, что вот он сейчас и взлетит.
   - Ян, я с тобой, у меня тоже ноги мокрые, - отозвалась она на Янкин призыв.
   - Ты?
   Такая замена её явно не устраивала, но спорить не приходилось.
   - Тогда пошли.
   На обратном пути они немного сбились с направления и, спустившись по склону, возле кривой берёзы набрели на заросли черники. Ягода была чуть-чуть, самую малость, недозревшей, но всё равно очень вкусной. Организм, за эти дни, видно, подуставший от однообразной диеты - суп, каша, макароны, чай с леденцами - пришёл в такой восторг, что руки сами потянулись обрывать крупные тёмно-синие горошины.
   - М-м-м, вкусно! - Янка запихивала чернику в рот пригоршнями и причмокивала фиолетовыми губами.
   - Слушай, мы с тобой стали совсем расписные-разноцветные! - засмеялась Анна, разглядывая собственные перемазанные чернильным соком пальцы. - У тебя уже губы синие!
   - У тебя, думаешь, нет? - засмеялась Янка. Сейчас она перестала вести себя как бой-баба и превратилась в симпатичную весёлую девчонку. "И чего я на неё взъелась? - сама себе удивлялась Анна. - Ну, живёт девчонка "в полный рост", жизни радуется. А я ей, наверное, кажусь скучным "синим чулком". Вот и дразнит меня, тормошит. И потом, она же не виновата, что я на неё с Кириллом переношу эти свои... ассоциации".
   - Ян, а тебе сколько лет? - спросила Анна, когда они уже оторвали себя от черники и шли по тропинке вниз. Спуск был крутой, приходилось идти боком.
   - Двадцать три. А тебе?
   - Мне недавно сорок исполнилось, - ответила Анна, удивившись, что Янке, оказывается, так мало лет. Из-за своих форм и статей она выглядела старше лет на пять.
   - Да ну? - Янка тоже удивилась. - А я думала, максимум тридцатник!
   - Спасибо, но я, как видишь, уже солидная тётенька, - улыбнулась Анна, и вскрикнула - ботинок поехал по сырой траве, и она чуть не упала.
   - Давай руку, помогу, - протянула ей руку Янка, и Анна оперлась о неожиданно сильную ладонь, спускаясь с уступа на более пологую тропу.
   - Что, решила помочь старушке, через дорогу перевести? - пошутила она.
   - А я вообще люблю помогать людям. И подарки делать люблю, - Янка пошла вперёд и говорила, оглядываясь. - Я очень открытый человек. Правда, не все это понимают, и не все ценят. Особенно мужики. Знаешь, вот так откроешься, а он не догоняет.
   - Может, просто не готов к твоим подаркам? Или не хочет?
   - Ну, не хочет, ему же хуже. Пусть ходит, как дурак, без подарка! - загоготала Янка. - Главное, что я готова дарить. А если человек не готов принять, это его проблемы!
   - Ох, Янка, поаккуратнее ты со своими подарками, - заклубились вдруг в Анне отголоски обиды на мужа. - Раз подаришь, другой, приучишь. А потом решит твой мужик, что всё это - в порядке вещей, начнёт требовать и злится, если подарки твои вдруг закончатся, или дарить их станешь не так активно. Без огонька.
   - А я с такими козлами не вожусь, которые что-то от меня требуют, - презрительно дёрнула плечом Янка. "А я, получается, вожусь" - подумала Анна.
   - Эх, курить как хочется, - сказала Янка, когда они вышли из леска на пляж. - Пойду Павлика потрясу, у него сигареты в заначке оставались.
   Девчонка пошла на дальний край лагеря - палатка Павлика и Андрея стояла в ряду замыкающей. Анна переобулась в кроссовки и села к костру сушить ботинки и куртку. Полешки ещё горели слабым пламенем, возле костра стоял котелок, наполовину накрытый двумя мисками и наполненный мутноватой водичкой, в которой плавали куски жёлтого поролона. "Откуда здесь поролон?" - удивилась Анна, присмотрелась: в водичке плавали разбухшие галеты. "Ничего не понимаю, дежурные, что ли, залили котёл водой и ушли? А почему тогда котёл чайный?" Впрочем, разбираться в этих загадках было лень, и Анна забыла про котелок, подкинула веток в огонь, пристроила на камнях ботинки и, уставившись на пламя, принялась помахивать над костром промокшими носками.
   Носки уже почти высохли, когда на пляже появились Ида и Лесовик.
   - Ой, как клёво! - нежно улыбалась Ида. - Только я совершенно промокла. И я совершенно не представляю, во что мне переодеться. Вторые джинсы у меня тоже мокрые.
   - А ты у костра обсушись, - посоветовал Лесовик.
   - Здравствуйте! - сказали со стороны озера.
   Анна оглянулась. У берега колыхалась надувная лодка, на вёслах - мужик в камуфляже.
   - Чайком не угостите?
   - А мы ещё не ставили... - растерялась Анна.
   - Подождёте если, то через двадцать минут сделаем! - сообразил Лесовик, поискал чайный котелок, нашёл и удивился.
   - Что в нём?
   - Понятия не имею, - честно призналась Анна. Тогда Лесовик выплеснул жижу с галетами под куст, сполоснул котелок в озере, набрал воды и поставил на огонь. Мужик в камуфляже тем временем пристал к берегу и вытаскивал лодку на песок.
   - Ты его знаешь? - разглядывала Анна гостя.
   - Это тот, который вас перевозил.
   - Адмирал? Что-то не похож...
   - Он, он, больше некому.
   Адмирал уселся возле костра на брёвнышке. Из лесу стал выходить остальной народ. Кто-то разобрался по палаткам, кто-то подошёл сушиться к костру. Павлик, взъерошенный, с припухшими глазами, тоже подошёл и спросил:
   - Ну, и как вам мой супчик?
   - Какой супчик? - не понял Лесовик.
   - Ну, я для вас бульон сделал, "Роллтон" развёл, чтобы вы, когда придёте голодные, поели!
   - Так это был бульон! - дошло до Анны, а Лесовик затрясся от хохота. Вот что за жижа плескалась в чайном котелке!
   - Ну да. Вам понравился?
   - Ты знаешь, Паш, мы как-то не поняли, что это была еда, и не догадались попробовать! - ответил Лесовик. - Ты уж нас прости, но мы его вылили.
   - Как, вылили? Весь?
   - Ну, прости. Мы решили, что это дежурные забыли посуду помыть.
   - Эх, вы, - вздохнул парень. - Я так старался. Знаете, как вкусно получилось! Я туда самые большие галеты положил, чтобы было, как будто с сухариками.
   - Паш, мы видели, что они большие. Они так разбухли, что мне сначала показалось, что это губки плавают, знаешь, которыми посуду моют, - утешила Павлика Анна.
   Парень заинтересовался:
   - Правда, что ли? Хоть бы оставили посмотреть.
   - Иди, смотри, они вон под тем кустиком лежат, - показал Лесовик. Народ вокруг костра хохотал на разные голоса. "Странно, что Янкиного хохота не слышно. Интересно, куда она подевалась? Кирилл, вон, на пенёчке сидит", - быстро проинспектировала Анна.
   - Весёлый вы народ, - улыбался Адмирал, и Анна опять засомневалась, а тот ли это человек, что перевозил их через залив. Тот был хмурый и неприветливый, а этот, вон, почти душка. - Как вам мегалиты?
   - Сильно, сильное место, - кивнул Лесовик.
   - Да, места здесь непростые, шаманские. Возле залива, где я вас перевозил, капище есть языческое. Не поднимались смотреть? Нет? А всё-таки, что у вас здесь, экспедиция?
   - У нас пеший поход, совмещённый со славянскими голосовыми практиками. Тренинг такой. А я руководитель, меня зовут Арсений Борода.
   - Очень приятно, - протянул руку Адмирал - Николай Иваныч. Так вы из Москвы?
   - Из Москвы.
   - А я из Апатитов. Психологом работаю в реабилитационном центре.
   - Значит, мы с вами коллеги, - кивнул Лесовик.
   - А кто тут ещё может быть, - вполголоса хмыкнул Сергей, и его услышала только Анна, - Либо психи, либо психологи. Одни лечат, другие лечатся.
   "Надо сегодня попросить его сцепить наши спальники, - подумала Анна, ёжась от порыва холодного ветра. - Надевать на себя мне больше нечего, околею".
   - Сергей, давай сцепим спальники, а? Я очень мёрзну, а ночи всё холоднее и холоднее! - попросила она несколько часов спустя, выбрав момент, когда они были вдвоём в палатке. Попросила - как с кручи прыгнула, всё-таки спать в одном мешке с чужим человеком как-то не в её правилах. Но не околевать же теперь из-за собственного целомудрия! Знала бы, что здесь в конце июля холодно, как в октябре, и мешок бы купила потеплее, и вместо футболочек ещё один свитер бы взяла. "Так что, Серёжа, пускаю я тебя в своё личное пространство и надеюсь на твою порядочность!" - промелькнуло в её голове.
   - Ты мёрзнешь, потому что с краю легла. Ложись на середину, тут теплее, - ответил Сергей, и Анна оторопела. Он что, отказывается? Почему? Он что, - от догадки кровь прилила к лицу, и стало горячо под ложечкой, - решил, что она напрашивается на близость?
   Анна опустила голову, стараясь справиться с эмоциями. Сергей вылез из палатки, а она принялась менять местами "пенки" - его на край, свою на середину. "Я что, похожа на сексуально озабоченную тётку? Или это Янка своими флюидами тут так всё обработала, что другие мысли ему и в голову не приходят?" Анна замерла на минуту, соображая, на что обижаться теперь: на то, что её заподозрили в похоти (да ни на грамм!), на то, что отвергли как женщину (Серёжа, ты тоже не в моём вкусе!) или на то и на другое сразу?
   - Переезжаешь? - влезла в палатку Янка.
   - Да, с края на середину, здесь теплее. Так холодно стало, не знаю, как эту ночь переживу.
   - Так сцепите с Серёгой спальники!
   - Я предлагала, он не хочет.
   - Так это он не хочет? А я думала, ты сопротивляешься.
   Анна молча пожала плечами. Так, если надеть двое штанов, поясницу повязать шарфом, потом свитер, потом куртку, а потом ветровку, то, возможно, она продержится...
   В палатку забрались мужчины, и Янка опять завела свой всегдашний трёп. На этот раз что-то о кедровых орехах и их свойстве повышать потенцию. Все трое ржали в голос, а Анна страдала. Ну почему, почему она попросила о помощи, а Сергей ей отказал?
   - Знаете, что мне сегодня Аня сказала, когда мы в лагерь возвращалась? Что вы, мужики, козлы, и что если делать вам подарки, вы на шею сядете! - вдруг выдала Янка, и у Анны опять перехватило дыхание, будто бы ей дали под дых.
   Ну что за дрянь! Во-первых, всё переврала, а во-вторых, кто её просил повторять!
   - Яна, ты переврала мои слова, - Анна говорила спокойно, загнав бурю в глубину. - Я не так сказала.
   - А как? - с вызовом уставилась на неё девчонка.
   - Я говорила, что некоторые мужчины привыкают к подаркам, принимают их как должное и перестают ценить.
   - А тебе что, обязательно надо, чтобы тебя ценили? - скривила губы Янка. - Лично я просто так дарю, безвозмездно.
   "И я - безвозмездно! - Анне хотелось кричать. - Только потом, когда об тебя ноги вытирают и говорят "Свободна, старая корова", хочется лечь и подохнуть. И дай Бог тебе, девочка, остаться в счастливом неведении со своими "дарами природы". Хотя о такую как ты ноги не вытрут. Скорее, наоборот". Внешне же она только пожала плечами и сменила тему.
   - Совсем холодно стало.
   - Да, градусов пять-семь ночью будет, вон ветер с озера какой, - согласился Сергей, и Анна сделала ещё одну попытку:
   - Слушай, может быть всё-таки сцепим спальники? Я не как к самцу тебе обращаюсь, а как к источнику тепла!
   - Точно! - завопила Янка. - Мистер Марпл, соглашайтесь! А то что такое, женщина просит, а он кобенится!
   - Я смотрю, вы тут нас уже между собой поделили, паучихи, - криво ухмыльнулся Кирилл, и Анна почувствовала, как в груди застревает воздух.
   - Пошли лучше к костру, вон, Лесовик на круг зовёт, - сказал после паузы Сергей.
   Все вылезли из палатки. Анна же задержалась, стараясь справиться с приступом ненависти. "Всё так! Всё именно так! Эта стерва устроила тут свои блядские игрища! И эти идиоты решили, что мне завидно, и я тоже хочу! И прошу Сергея, уговариваю, как эта дрянь похотливая вчера ночью Кирилла просила! А всё остальное - что я замёрзла и просто по-человечески хочу согреться - они просто не слышат! Или думают, что это у меня женская хитрость такая! Блядский тактический ход!"
   В голове пронеслись воспоминания, как Кирилл опекал её в первый день похода, как Сергей занимался с ней движением и голосом - не было тогда никакой сексуальной подоплёки, были простые человеческие отношения, по которым она так истосковалась за эти паршивые полгода. "А теперь, из-за этой дряни, всё сломалось. Из-за этих поблядушек всегда всё ломается!"
   В голове у Анны всё смешалось: кривая ухмылка этого Кирилла и лживая улыбка того, уезжающего на фестиваль мужа. Вежливо-насмешливый взгляд Олеси Лужиной и нагло-вызывающий - Янкин. "Всё из-за неё, из-за этой поганки, - поняла Анна, явно увидев насмешку в чёрных, как маслины, Янкиных глазах. Почему-то представилось, что тогда, по телефону с ней говорила не какая-то там незнакомая девица, а она, Янка.
   Анна вытащила из пакета блокнот, открыла на чистой странице, написала крупными буквами: ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА УМЕРЛА!!! И очертила крик своего растоптанного самолюбия неровной волнистой окружностью, местами насквозь протыкая клетчатый листок.
  
   Глава 10
  
   В кругу говорили об одном - о походе к мегалитам. Вылазка оказалась настолько впечатляющей, что забылись даже утренние упражнения с голосом. Анна слушала остальных, и понимала, что сама ничего не сможет сказать. И не потому, что испугалась там, на вершине плато, и не впустила в себя до конца смутно ощутимую силу этого места. Обида пополам с беспомощностью образовали внутри неё бурлящий, обжигающий коктейль, в котором потонули все остальные чувства и впечатления дня. Она даже не очень отчётливо слышала, что происходит у костра.
   - Там, на этих камнях, произошло что-то такое, такое... Я почувствовала, что мир меня любит! И что я его люблю! И что ты, Арсений, самый родной мне человек! Что все мы - одно целое! - говорила Майя, захлёбываясь в эмоциях. Слов передать всю глубину пережитого экстаза ей не хватило, и она заплакала на груди у Лесовика, а тот успокаивающе гладил её по голове и спине.
   Анна тоже плакала и ничего не могла с этим поделать. Сидела, натянув капюшон на лицо, наклонив голову и приставив ладони ко лбу козырьком, и тихо роняла слёзы. Всё, что бормотали они там в своём кругу, было враньём и неправдой. Какая вселенская любовь! О чём вообще они тут говорят, если она попросила о помощи и в ответ получила по морде? И что ей теперь делать - не понятно. Переходить в палатку к Медее, Иде и Климентию? А что это даст? Ей будет точно так же холодно, и теперь она будет мешать сразу троим. Боже, но как же стыдно! Янка блудит, а она - паучиха!
   - А мне понравилось, как мама сегодня сказала, что на дереве живёт берендюк! - подводила итоги дня Динка.
   - Бурундук, Дина! - Смеясь, поправила дочку Римма.
   - Берендюк! Правильно, детка, берендюк! - заржала Янка. - Клёвая тема! Берендюки - это такие важные толстые белки, которые не любят прыгать с ветки на ветку, потому что шлёпаются. Они с ветки на ветку медленно переползают, как ленивцы!
   - Ань, твоя очередь говорить, - кто-то тронул её за плечо. Кажется, Андрей.
   - Я пропускаю, - глухо сказала Анна, с трудом справившись с комом в горле. Она так и не подняла лица, на слух определяя, что происходит вокруг.
   - Тогда я скажу, - это вступил Андрей. - Я понял, что тоже становлюсь толстым и ленивым. Чтобы об этом не забывать, легко прыгать и не шлёпаться, я хочу, чтобы вы до конца похода называли меня Берендюк!
   - Классное погоняло! - восхитился Павлик и звонко хлопнул отца по плечу. - Привет, Берендюк!
   - Степаныч, в смысле, Лесовик, а мы завтра идём на Риявр?
   Это опять Янка. Про особо сложный переход к этому высокогорному озеро Анна услышала от неё ещё в поезде. Да и после Янка несколько раз объявляла, что этот их поход для неё - тьфу, семечки, ни устать, ни оттянуться. И что пошла она только из-за Риявра - вот это тема, шесть часов туда, шесть обратно, да по валунам. Вот это то самое, ради чего стоило затевать всю канитель с Синь-озером.
   - Если погода будет хуже, чем сегодня, - Лесовик кивнул в сторону серого озера и затянутого серыми же облаками неба, - то не пойдём. Переход непростой, для него нужны подходящие погодные условия.
   - Ну, блин! Пошамань, чтобы погода стала подходящей, а?
   Круг закончился, Лесовик увел от костра всё ещё плачущую Майю, Анна же сидела, не в силах справиться со своими слезами. Они так и капали, стоило только вспомнить про "паучиху".
   - Ань, что с тобой? - подсела к Анне Медея.
   - Плохо мне, что-то разваливаюсь совсем, - пробормотала Анна, закрыв ладонями лицо.
   - Здесь такое случается, всякая грязь может наружу полезть. Ты поговори с Лесовиком, он поможет разобраться в твоих заморочках.
   "Точно! - вспомнила Анна, - мы ведь в вагоне, когда сюда ехали, договаривались о правилах. Одним из них было бережное отношение друг к другу. А Янка меня постоянно атакует. Значит, пусть Лесовик с ней разберётся".
   - Лесовик, мне нужно с тобой поговорить! - позвала она, стоя возле чёрно-зелёного купола его палатки.
   - Я здесь, - его голос звучал из соседней палатки, той, где жила Майя. - Я сейчас занят, через двадцать минут, хорошо?
   - Ладно, - кивнула Анна и вернулась к костру.
   От мысли, что она сейчас всё расскажет Лесовику, и он что-нибудь придумает, ей полегчало, слёзы высохли, и Анна стала замечать, что происходит вокруг. Янка с Кириллом сидели в обнимку у костра, Павлик как-то неприкаянно переминался у них за спинами, Сергей смотрел в костёр с отрешённым лицом, а Андрей поглядывал на Анну с сочувствием.
   - Люди, кто хочет, чтобы я потопталась, не стесняйтесь, говорите! - предложила Ида, и Анна вдруг решилась:
   - Я хочу!
   - Неси "пенку", ложись.
   Анна вытащила из палатки свою "пенку", разулась, улеглась на живот и постаралась расслабиться. Ида наступила ей на стопы, потопталась, потом перешла на икры.
   - Больно!
   Боль была такой сильной, что Анну затрясло крупной дрожью.
   - Расслабься, дыши в эту боль, не сопротивляйся мне, это твои проблемы здесь сидят, от которых ты не можешь отказаться. Забудь про них, что было - ушло, зачем жить вчерашним днём, живи сегодняшним.
   Ида размеренно наступала ей на икры, бормотала, будто в трансе и будто не слышала воплей Анны. Потом перешла с икр на бёдра. Здесь тоже было больно, но поменьше. И Анна уже не орала в голос, а постанывала.
   - А здесь обиды твои, отпусти их, забудь. Не надо носить в себе эту грязь, жизнь всегда всё расставляет по своим местам.
   Ягодицы Ида топтала без комментариев, это оказалось самым безболезненным местом. Зато когда встала на спину возле лопаток, Анна опять начала кричать.
   - Ох, панцирь какой здесь у тебя. Много лишнего на себя берёшь, много ответственности взвалила, всё хочешь контролировать и замечать. Отпусти, забудь, без тебя справятся и разберутся. Перестань защищаться-обороняться, мир гораздо добрее, чем тебе кажется.
   Анна уже еле слышала, что там ей бормочет Ида. Хотелось немедленно вскочить и прекратить эту пытку.
   - Ида, хватит, я больше не могу, больно очень, - прокряхтела она.
   - С тобой нужно работать несколько раз, я почти ничего не смогла открыть, - сказала Ида, слезая, наконец, с её спины.
   - Спасибо, - пробормотала Анна, завязывая шнурки на кроссовках. Ещё раз пойти на такую экзекуцию? Ну уж нет! Хотя про обиды и ответственность она точно угадала.
   - По-моему, кто-то хотел со мной поговорить, - подошёл к костру Лесовик.
   - Да, я хотела, - поднялась с "пенки" Анна. - Только это конфиденциально.
   - Ну, пошли в сторону отойдём, - согласился Лесовик.
   Они ушли сберега в лесок.
   - Слушаю.
   - Не знаю, с чего начать, - вдруг растерялась Анна. Ей вдруг пришло в голову, что она сейчас ведёт себя как малявка, ябедничающая на одноклассницу.
   - С начала попробуй, - подсказал Лесовик.
   - Хорошо. Помнишь, мы в вагоне договаривались о бережном отношении друг к другу? Ну так вот, я прошу тебе помочь мне разобраться с Яной. Я больше не могу, я безумно устала от её шума и выходок. Она ведёт себя агрессивно, как будто всё время кому-то что-то доказывает и как будто самоутверждается за мой счёт. Придумывает клички, которые меня обижают, напрашивается к Кириллу прилюдно заниматься с ней сексом. Причём делает она это демонстративно, видит, что нам с Сергеем неприятно, и как будто дразнит. Да и ладно, фиг с ними, это их дела. И на её атаки я практически не реагировала. Но сегодня... Понимаешь, я очень мёрзну по ночам, а сегодня ещё холоднее, и я попросила Сергея сцепить спальники, так теплее. А он испугался, решил, что я его тоже хочу... Как Янка Кирилла. И всё, я посыпалась, я реву весь вечер, я не могу справиться с тем, что меня из-за Янки принимают за блядь!
   Анна опять глотала слёзы, и чувствовала, что объясняет сумбурно, и что Лесовик, наверное, ничего не поймёт и тоже решит, что это она блажит от того, что её отвергли как женщину.
   - Так, давай разбираться, - сказал Лесовик, дождавшись, пока иссякнет поток её жалоб. - Из того, что ты сейчас сказала, я выделил несколько моментов. Первое то, что ты мёрзнешь. Второе, что Яна занимается сексом и тебе это каким-то образом мешает. И третье то, что ты воспринимаешь её поведение как агрессивное по отношению к тебе. Так?
   - Так, - кивнула Анна, удивляясь, что Лесовик всё-таки смог разобраться в её малосвязных эмоциях.
   - Тогда давай решать эти вопросы в порядке, так сказать, поступления. Если ты мёрзнешь, то можно попробовать попросить у кого-нибудь свитер.
   - А кто даст? Такой холод, все сами кутаются, - шмыгнула носом Анна.
   - Ну хочешь, я тебе дам? Мне пока не холодно.
   - Хочу!
   - Так, с этим решили. Теперь насчёт секса. Лично меня это бы беспокоило, если парочка каким-то образом мешала бы мне спать.
   - А они и мешают. Янка пихает меня задницей и ведёт себя так, как будто это я им всё время мешаю. Мне уже в палатку не охота заходить, столько от неё идёт агрессии.
   - Теперь насчёт агрессии. Как я понял, Яна позволяет в твой адрес какие-то высказывания, а ты их терпишь и молча страдаешь.
   - А что делать? Затеять с ней склоку? У меня хватит язвительности ответит ей тем же, но я ведь не за этим сюда пришла! Я пришла отдохнуть от грязи и агрессии, а мне тут - опять то же самое!
   - Ну так вот, - Лесовик говорил спокойно, никак не откликаясь на эмоции Анны. - Склок никаких не надо. Страдать и терпеть тоже не надо, это не полезно. Нужно спокойно дать Яне обратную связь, показать, что тебе неприятны её поступки и шутки. Только говорить об этом надо ровно, без эмоций. В таком состоянии, как ты сейчас, вам разговаривать на эту тему нельзя. Поэтому рекомендую найти дрын покрепче, уйти в лес и поколотить пеньки, чтобы выпустить свою злость наружу.
   - Да не нужен мне дрын, - улыбнулась Анна. - Я вот тебе в жилетку поплакалась, и мне полегчало. У меня просто паника началась, что я замерзаю, а никому до этого дела нет. Дай свитер, а?
   - Дам. Если ты чувствуешь, что сама не сможешь разрулить ситуацию с Яной, и что она нарушает договор о бережном отношении друг к другу, мы можем поговорить впятером - вы четверо и я в качестве третейского судьи. Если этого будет недостаточно, можем вынести тему на круг.
   - Нет, не надо, - перепугалась Анна. Выносить её переживания на люди! Чтобы все они узнали, что Янка кувыркается с Кириллом, а она от этого страдает! Не станет же она им про предательство собственного мужа рассказывать и про то, что Кирилл похож на него, молодого, как отражение в зеркале. А иначе все точно подумают, что она ушибленная на сексе зануда.
   - Я сама разберусь. Ты свитер мне пообещал, и я почти в порядке.
   - А вообще, хочу тебе сказать, ты злая насчёт секса, - покрутил головой Лесовик, подтверждая её мысли. - Надо тебе с этим что-то делать.
   - Надо, - не стала спорить Анна, - спасибо тебе. Мне, правда, уже гораздо легче. Я собралась. Я целая.
   Они вышли из лесу, Лесовик пошёл за свитером, а Анна подошла к костру погреться. Костёр почти погас, но уголья дышали живым теплом. Она села напротив Медеи - та в одиночестве глядела на угли - и протянула к теплу руки.
   - Ань, можно тебе кое-что сказать? - Медея осторожно коснулась её пальцев.
   - Да? - Анна вскинула на неё распухшие от слёз глаза.
   - Судьба ничего не даёт нам просто так. Мы все здесь собрались не случайно, каждый отрабатывает что-то своё. Если так случилось, что ты попала в одну палатку с Яной, значит, тебе нужно прожить эту ситуацию и отпустить что-то из прошлого, что свело вас вместе. Ты не сопротивляйся, не воюй, а постарайся понять, какой урок тебе задали.
   - Спасибо, Медея, я пытаюсь. Но как-то очень уж жёстко судьба меня учит, - вздохнула Анна. Взяла свитер у вернувшегося к костру Лесовика и пошла укладываться спать.
   - О, мисс Марпл, вы дышали свежим воздухом? Какие у нас новости? - встретила её Янка. Все, кроме Анны, были уже внутри палатки.
   - Яна, мне не нравится, когда ты меня так называешь, - спокойно сказала Анна, сняла куртку и надела свитер Лесовика.
   - Вот, Лесовик дал свой свитер, мне сегодня будет тепло. Так что, Сергей, вопрос о спальниках снимается, расслабься.
   - А ты что, правда, что ли, мёрзнешь? - спросил Кирилл.
   - Да, очень, - кивнула Анна, надевая куртку и ветровку.
   - Зато нам-то как хорошо вместе, да, дорогой? Ты у меня такой тёпленький, так меня греешь, - завела Янка.
   - Ян, скажи пожалуйста, почему ты решила, что нам с Сергеем приятно наблюдать за твоими игрищами? - перебила её Анна.
   - Ты ещё скажи, что у меня проявления скрытого эксгибиционизма! - хмыкнула Янка.
   - Ну почему же скрытого? Всё очень явно, - дёрнула плечом Анна. - И меня твои показательные выступления уже утомили.
   - Так, соседи Марпл стали злые, они нас не любят, - громогласно резюмировала Янка. - Это потому что они между собой не могут договориться.
   - Ян, пошли погуляем, пусть ребята пока укладываются, - утихомирил её Кирилл, и они вылезли из палатки. Анна легла, несколько минут соображала, получилась ли у неё "обратная связь" и решила поговорить с Сергеем. Тот лежал лицом к стенке.
   - Скажи, пожалуйста, - попросила она в затянутую спальником спину, - тебя тоже задевает Янкино поведение, или это только я так на неё реагирую?
   - Да мне по барабану, - дёрнулась спина.
   - И вчера, когда она тут стриптиз устроила, тоже по барабану было?
   - Скажи, а ты в Бога веришь? - развернулся вдруг к ней Сергей.
   - Ну, я крещёная, в церковь иногда хожу, - опешила Анна.
   - Ну тогда понимать должна, что девушку бесы одолевают. И нас через неё атакуют.
   - И почему ты тогда терпишь эти атаки?
   Разговор о боге и бесах в этом языческом месте был настолько неожиданным, что в Анне вдруг проснулся журналист, оттеснив обиженную зарёванную особу куда-то на задворки сознания.
   - Потому что Бог так нас на крепость проверяет, на стойкость ко всякой прелести. И не случайно он нас всех тут свёл, это испытание. Для тебя испытание, для меня. Ты вот не выдерживаешь, воевать пытаешься. А я в приятии, в позволении. Помнишь, как Лесовик учил? Принимай, что послано, не воюй, а попускай через себя, оставаясь прежним.
   - Когда он так учил? - попыталась вспомнить Анна. В поезде, что ли?
   - Мы же тут все психи собрались ненормальные, - не слышал её Сергей. - У каждого крышу снесло от собственных проблем, пришли сюда их решать.
   - И ты псих? - уточнила Анна.
   - И я, - согласился Сергей. - Вот ты зачем сюда приехала?
   - Захотелось с рюкзаком по горам походить, как в юности.
   - А почему именно здесь? Что, мало маршрутов предлагают с рюкзаком бегать?
   -- Не знаю... Понравилось, что не просто поход, а славянский, с элементами тренинга. Захотелось попробовать с голосом поработать.
   - Попробовать ей захотелось. Ну и пробуй, чего тогда жалуешься. Ты вообще соображаешь, во что ты влезла? Кто такой Лесовик, ты знаешь?
   - Психолог, автор тренингов личностного роста с этническими элементами, - вспомнила Анна читанное на сайте.
   - Вот именно, психолог, и очень сильный. Ты знаешь, что он наркоманов вытаскивал? С суицидниками работал? Можешь представить, какими он владеет приёмами? И ты уверена, что они - от Бога?
   Анне вдруг стало зябко, от фанатичных интонаций Сергея по спине пробежал озноб.
   - Сергей, ты меня пугаешь.
   - Раньше надо было бояться, когда ехать сюда собиралась. А теперь что ж, попала - держись, не ломайся. Знаешь, что это за место?
   - Место силы?
   - Силы. А знаешь, какой? Уверена, что хорошей? Ты видела, как Лесовик здесь преобразился? Как будто красок ему добавили, или жизненных сил, обратила внимание?
   - Да, - Анна вспомнила ярко-синие глаза Лесовика.
   - А откуда он силу берёт, как ты думаешь?
   - Место, наверное, такое, - предположила Анна.
   - Вот именно, место такое. Откуда нам знать, может быть у него договор с местными духами, что он приводит сюда новые души, а они ему за это жизненную силу дают! Сколько ему лет? Никто ведь не знает.
   - За сорок, - попробовала угадать Анна. Действительно, определить возраст Лесовика было трудно.
   - А может быть, за пятьдесят? Или за семьдесят? Может, он живёт за счёт чужих энергий. Видела, как к нему девчонки льнут, Олька с Идой и Медея? А что с Майей сегодня было, заметила?
   - Ты знаешь, не очень. Я в своих эмоциях плюхалась.
   Анна неожиданно успокоилась. В словах Сергея был свой резон, но какой-то настолько нереальный, что их беседа стала ей напоминать детскую страшилку про чёрный гроб на колёсиках.
   - Слышала, что она про свою любовь говорила? Всё, зацапал её Лесовик, ещё одна в его личной коллекции.
   Анна вспомнила, как Майя захлёбывалась слезами, пытаясь передать силу своей любви, как она после переговаривалась с Лесовиком через стенку Майиной палатки, где они уединились, и опять подумала, что в словах Сергея есть некий резон.
   - Слушай, по твоим словам получается, что Лесовик - какой-то колдун, а мы его жертвы.
   - Так и есть. И если хочешь выбраться отсюда целой, прекрати свои восторги - "Ах, я чуть не взлетала!" ("Это он про утреннюю работу с голосом" - сообразила Анна") и хорошенько подумай, прежде чем сделать то, что предлагает Лесовик.
   - И что, не петь теперь?
   - Пой, но не всё. Песню имени, например, я тебе петь не советую. "Вы поёте дереву или камню и можете почувствовать, что на вас кто-то оттуда смотрит!" - повторил он утренние слова Лесовика. - А ты хочешь, чтобы на тебя кто-то смотрел из камня? Лично я не хочу.
   Анна представила, как на неё кто-то смотрит из камня, например, из того чёрного валуна-мегалита, и ей опять стало жутко до дрожи.
   - Серёж, а зачем же ты сюда приехал, если всё так... ужасно?
   - Потому что у Господа много врагов, и их нужно знать в лицо, - глухо сказал Сергей, глядя перед собой в низкий палаточный полог. Анну бил нервный озноб - вот уж, действительно, попала. С одной стороны - нимфоманка, с другой - религиозный фанатик. И это, наверное, к лучшему, что Сергей отказался сцеплять мешки, кто знает, что ему придёт в его больную голову! Может, он уже устал со своими бесами бороться и как бы на неё накинулся!
   Анна зарылась поглубже в мешок, подышала вовнутрь, согреваясь, и стала вспоминать, каким же ветром её занесло именно сюда. Ведь, действительно, в Интернете была куча призывов погулять по Крыму, по Селигеру, звали в Хакассию и на Алтай. А её почему-то зацепил сайт с этим Синь-озером. И вышла она на него как-то странно, не по прямому поиску, а наткнувшись на чьи-то восторженные вопли в каком-то форуме. Сначала понравилось название, набрала, вышла на сайт Арсения. Посмотрела на снимок, где он сидит на чёрном валуне, почитала отзывы от участников... "Точно, - осенило Анну - там какая-то дама писала, что после похода её жизнь изменилась самым радикальным и неожиданным образом. И что теперь она поняла - случилось лучшее, что с ней могло произойти. Так, может быть, и то, что со мной здесь происходит - к лучшему? И что я пойму это позже, потом?" От этих мыслей Анна успокоилась, согрелась и, неожиданно для себя, уснула. Последнее, что слышала сквозь сон - разочарованный возглас Янки:
   - Ты посмотри, они всё-таки врозь!
  
   Глава 11
  
   Утро выдалось чудесным. Ветер утих, облака стали расходиться, выпуская наружу солнышко. "Может, начнёт теплеть?" - Анна с надеждой поглядела на небо, кивнула дежурным - на этот раз у костра хлопотали Майя с Павликом - и пошла к озеру. От холодной воды сводило пальцы, и она, чтобы лишний раз их не мочить, зачерпнула воды в кружку, макнула в неё зубную щётку, оттуда же набирала порции для полоскания. Потом, собравшись с духом, сунула руки в озеро, быстро протёрла сырыми ладонями заспанные глаза и побежала к костру греться. Посмотрела на Майю, которая с напряжённо-сосредоточенным лицом вымешивала рис в котелке - рис сопротивлялся, и деревянная ложка-мешалка на длинной ручке проворачивалась с трудом - и вдруг поняла, что чувствует себя легко и хорошо. Вчерашняя обида, от которой в голове перемыкало, а в душе переклинивало, оставила не очень приятные, но уже почти стёршиеся воспоминания. Будто за ночь эти её бурные эмоции таяли-таяли, и почти растаяли, поблекли, оставив вместо ярких до боли слепящих красок невнятный расплывчатый контур. А слова Сергея, с вечера нагнавшие на неё жуткую жуть, теперь и вовсе казались мелким ночным кошмариком.
   Анна отвернулась от костра и подставила лицо солнцу, пробившемуся сквозь облачность. Хорошо, - она вдохнула поглубже. Пахло подгоревшей кашей.
   - Майя, у тебя, кажется, рис подгорает, - повернулась она к стряпухе. - Давай, котелок уберём с сильного огня!
   - Я сам уберу! - вмешался Павлик и переставил котелок на край кострища, где дрова почти прогорели и исходили последним жаром. А на огонь поставил второй котелок, чайный.
   - Ох, ну неужели подгорело? - Майя поковыряла ложкой, стараясь добраться до дна. - Я так боюсь всё испортить!
   - Нормально всё, расслабься, - Анна пригнулась поближе к котлу, - это ты, наверное, немного риса в костёр выронила, вот он и завонял. А так хорошо пахнет, специями.
   - Для меня любая стряпня - это подвиг и событие! - Майя опять принялась помешивать ложкой в котелке. - Я совсем не приспособлена к этому делу! Как ты думаешь, соли достаточно?
   Она протянула чуть каши на кончике мешалки, Анна попробовала - соли в самый раз, рис почти готов.
   - Минут пять, и всё будет готово. Вкусно получается, не переживай.
   - Доброе утро, - из палатки вылез заспанный Климентий с полотенцем, добрёл до озера и остановился в задумчивости у кромки воды. Ну точно как прошлым утром!.
   - Искупаться, или пропустить сегодня? - спросил он то ли у себя, то ли у озера.
   - Да ныряй, без базара! - разрешил Павлик, и Климентий начал задумчиво стягивать одежду. Разделся догола, потом вдруг заорал и побежал в воду.
   - Нет, - сказала Майя, наблюдая за парнем и на минуту позабыв про кашу, - меня уже купаться не заставишь. Хотя вода такой же температуры, как была с самого начала. Но слишком уж на берегу холодно стало.
   - Интересно, поведёт нас Лесовик на Риявр, или нет? - спросил Павлик. Посмотрел на небо и сам себя обнадёжил:
   - Поведёт, скорее всего, вроде погода налаживается. Ань, ты пойдёшь?
   - Нет, - помотала головой Анна.
   - Ты что! Там же круто!
   - Нагрузки для меня и так запредельные, я ещё по дороге сюда ногу слегка потянула, связки побаливают. Если рассыплюсь, как обратно буду выбираться? Так что я вас лучше здесь подожду.
   Через полчаса, когда каша уже была разложена по мискам, и выяснилось, что рис снизу всё-таки слегка пригорел, намертво пристав ко дну, Лесовик объявил:
   - Погода подходящая, на Риявр идём. Кто остаётся в лагере?
   - Я, - откликнулась Анна.
   - Я тоже останусь, - сказал Сергей.
   - И мы решили не ходить, - объявила Римма.
   - Все трое? - Уточнил Лесовик.
   Ну да. Хотя, Динка, если хочешь, ты можешь идти, - спохватилась Римма, - это мы с папой решили не ходить, а ты сама решай.
   - М-м-м... - наморщила нос девчушка, - я останусь.
   - Значит, всего получается десять человек, - прикинул Лесовик. - Хорошо, тогда выходим в восемь, через сорок минут.
   - Слушай, вы же усталые придёте. Может быть, я ужин приготовлю? - сообразила Анна. А то если они собираются топать туда-сюда по шесть часов, какая к вечеру из Майи повариха? И так сидит измученная, будто всё утро не поварёшкой орудовала, а воду на горбу таскала.
   - А ты справишься? - с сомнение взглянул на неё Лесовик. Анна даже удивилась: она что, выглядит настолько неприспособленной?
   - Да, с костром ребята помогут. Ты только скажи, к которому часу и что варить.
   - Вари манную кашу, часам, я думаю, к девяти. Оленька сейчас выдаст тебе продукты на день. И чаю обязательно вскипятите побольше, всем будет хотеться пить.
   - Ладно, - кивнула Анна.
   После завтрака народ собрался быстро, все вышли из лагеря даже раньше объявленного времени. Анна взяла свою большую кружку и тоже увязалась за отрядом. Поднялась с ними по склону почти до самого верха и, отыскав приметную кривую берёзку, сошла с тропы. Где-то здесь они с Янкой вчера обнаружили заросли черники. Черника отыскалась довольно быстро, и Анна принялась собирать в кружку крупные сизые ягоды. Через какое-то время - ягоды уже закрывали широкое дно полулитровой посудины - её с тропы окликнула Майя.
   - Ань, куда все пошли?
   - А ты что, отстала? - удивилась Анна.
   - Да пока пригар от котла отскребала, не увидела, что все ушли, - пожаловалась Майя.
   - Они пошли по тропе вверх, а там от того камня, первого, где мы вчера сидели, нужно идти наискосок, чтобы озеро было слева, - всплыли в памяти вчерашние жесты Лесовика в сторону Риявра. - Только как ты одна пойдёшь, мы же договаривались, чтобы по одному не ходить. Вдруг заблудишься?
   - Негде тут заблуждаться, - махнула рукой Майя, - если их не найду, сразу вернусь. Но мне кажется, что я их догоню.
   - Ну, сама смотри, - не стала спорить Анна. Майя поспешила вверх, а она опять стала обирать заросли низкорослого ягодника.
   Кружка наполнилась почти наполовину, когда Анна поняла, что у неё перестали гнуться пальцы, и озябла поясница. Ощутимо похолодало, небо опять наливалось свинцовой тяжестью. "Ну что за фигня с этой погодой!" - подосадовала она, поглядывая то на небо, то на кустики черники. Очень хотелось набрать полную кружку, но, похоже, не судьба. Порыв ветра с озера - холодный, совершенно не июльский, - мигом пробрал до костей, подтвердив, что да, и с погодой фигня, и со сбором урожая пора заканчивать.
   У костра было пусто. Огонь ещё не погас, пробивался робкими язычками, и Анна поспешила подкинуть дровишек - пусть горят. Потом полезла в палатку утепляться - Сергей лежал мумией, упаковавшись в свой мешок с головой. Анна поддела вниз вторые штаны, натянула поверх своего свитера свитер Лесовика, намотала на поясницу шарфик, добавила ещё одни носки. Ноги и поясница слегка ныли после лазания по склону холма, и она решила полежать. В полной экипировке влезла в спальник и стала слушать, как ветер теребит полотнище палаточного тента.
   "Интересно, как там народ, не мёрзнет?" - подумала она, и ей представилась Янка, как та прыгает с камня на камень, мелькая камуфляжем на штанах. Камуфляжные штаны ей вчера отдал Кирилл - Янкины джинсы то сохли, то мокли на верёвочке позади палатки, Янка как повесила их позавчера сохнуть - замочила во время переправы - так они там и висели, под дождём. Анна подумала, что девчонка вообще как-то странно собралась в этот поход. Штаны всего одни, носки какие-то нелепые - вон, висят за палаткой на той же верёвочке, растопырили пальчики, точно перчатки, сохнут-мокнут. Придёт ведь, даже переодеться будет не во что.
   Порыв ветра щёлкнул полотнищем как-то слишком гулко, палатка задрожала сильнее.
   - Что-то ветер разыгрался, - Сергей открыл глаза и расстегнул спальник. - Пойду крепления проверю, а то улетим.
   Он вылез, и Анна тоже решила выйти к костру.
   Возле костра сидела Динка. Она подбрасывала в огонь палочки и поглядывала на кружку с черникой - Анна оставила её возле брёвнышка.
   - Хочешь? На, угощайся, - Анна насыпала ягод в с готовностью подставленную ладошку. - А мама с папой где?
   - А, они спят, - махнула рукой Динка, - а мне надоело лежать в палатке. Папа ещё храпит так громко. Дай ещё, - протянула она сложенную ковшиком уже синюю от черничного сока ладошку, Анна насыпала ещё и спохватилась:
   - Дин, может, ты кушать хочешь?
   - М-м-м... Пока нет, - прислушалась к себе Динка. - Через час захочу. Или через два.
   - Тогда пора готовить обед, - решила Анна и с сомнением посмотрела на уже почти ощипанный берёзовый стволик. - Нам дров-то хватит?
   - Хватит, - кивнула Динка. - Я ещё могу принести, я видела, где ещё такие деревья валяются.
   - Нет, давай лучше мы попросим Сергея принести нам дров, а ты мне суп поможешь сварить. Вот только где он? - оглянулась Анна.
   - Он туда пошёл, - Динка махнула в сторону склона, где всё утро бродила Анна.
   - Ну, тогда папу твоего побеспокоим, если потребуется, - решила Анна. - А ты пока эту дровину разломай. Сможешь?
   - Смогу, - серьёзно кивнула Динка. Пристроила берёзовый стволик одним концом к бревну, ударила по нему подошвой туристского ботинка, и стволик с хрустом развалился на части, обнажив трухлявую сердцевинку.
   - Отлично, - похвалила Анна и пошла к озеру зачёрпывать котелком воду.
   - А ты умеешь суп варить? - недоверчиво спросила Динка, когда она уже поставила котелок на огонь, и Анне стало смешно. Что же это такое, второй раз за день сомневаются в её поварских способностях.
   - Умею. Да и ты же мне поможешь, в случае чего?
   - Не, суп я не знаю, как варить, я только дрова могу принести, - не стала брать на себя ответственность девчушка. - Про суп надо маму спрашивать. Хочешь, разбужу?
   - Не надо, пусть спит, справимся, - отказалась Анна и подумала, что её Данька в его десять лет не смог бы так запросто общаться со взрослым малознакомым человеком. Может быть, всё дело в том, что Динка девочка, а девчонки взрослее мальчиков-ровесников? Анна почувствовала, что скучает по сыну. Надо было его взять с собой в поход! Хотя вряд ли он смог бы пройти этот маршрут, всё-таки тяжеловато для ребёнка. Удивительно, как Динка выдерживает.
   - Дин, а тебе не тяжело с нами идти? - спросила Анна.
   - Не, мне интересно. Я уже раньше ходила в лес, с папой и потом, когда была "Робинзонада". Здесь лучше.
   - А что такое "Робинзонада"? - заинтересовалась Анна.
   - Ну, нас на остров отвезли, и мы там жили, без родителей, - попыталась объяснить Динка.
   - А кто отвёз?
   - Ну, вожатые всякие. Ты у мамы спроси, она знает, а я забыла уже, - Динка явно устала от вопросов Анны и та отстала.
   - Обед, обед! - кричали они с Динкой какое-то время спустя, помешивая в котелке нехитрый супчик - три пакета вермишелевого концентрата, пучок длинных макарон, горсть соевого фарша, половинка луковицы, приправа, тоже из пакета. Незатейливое варево издавало такой запах, что хотелось поскорее наливать и есть.
   - Папа, мама, ну вылезайте, хватит спать, уже обед! - Динка, не в силах терпеть, залезла в палатку и теребила родителей.
   - Что, правда, что ли обед? - вылез наружу заспанный Женька Верещагин с помятым лицом.
   - Правда, - кивнула Анна. - Мы с Динкой супчик смастерили.
   - Вот здорово! - искренне обрадовался Женька. - А я лежу и думаю, как же горячего хочется. Хотел уже Римму просить, чтобы чай ставила.
   - А мы почему-то решили, что нам придётся сухим пайком обходиться до ужина, - Римма тоже вылезла из палатки, но, в отличие от мужа, выглядела бодро и свежо.
   - Нет, не придётся, - улыбнулась Анна, - мне Лесовик продукты на день оставил, полную выкладку, на всех пятнадцать человек. Мы с Динкой только половину макарон израсходовали. Идите, всё готово уже.
   - Ах, хорошо, - закряхтел Верещагин, отхлебнув первую ложку супчика. - А где Серёга?
   - Гуляет где-то, - пожала плечами Анна, дуя в ложку.
   - Вот он, идёт! - Динка ткнула ложкой в сторону тропы, откуда показалась фигура в развевающейся одежде - возвращался Сергей в своём дождевике-крылатке защитного цвета и нёс охапку хвороста.
   - О, вы тут уже обедаете! - удивился он. - А откуда суп?
   - Мы с Динкой сварили, давай свою чашку, - ответила Анна, отметив, что из-за банданы цвета хаки, которую Сергей повязал низко на лоб, он приобрёл довольно зловещий и даже несколько угрожающий вид.
   С тем кудрявым душкой-блондином, что ехал с ней в поезде, у этого человека было мало общего. "Это потому что цвет такой неудачный. Или мои страхи от его вчерашних слов на картинку наложились", - подумала Анна, отгоняя наваждение и наливая суп в миску Сергея. Тот кивнул, принимая, и сел на дальний край бревна, будто отдаляясь от всех остальных.
   - А чай ставили? - отвлёкся от супа Верещагин.
   - Поставили, но у нас дрова почти все сгорели, - сообщила Анна. - Надо потом за ними сходить.
   - Мы с Серёгой принесём, - пообещал Верещагин и поёжился. - Ух, что-то холодно совсем стало. Я думал, от голода мёрзну, оказывается, нет.
   - Да, что-то ветер совсем ледяной, - согласилась Римма. - Дин, может, свитер под куртку наденешь и колготки под штаны?
   - Нет, мне не холодно! - отказалась Динка.
   - Как там наши в такой холод поверху идут? - Анна представила, как сильно может дуть на вершине плато. Она, вон, в двух свитерах, двух штанах, шарфике на пояснице и то мёрзнет. А девчонки, та же Медея, Ида, да и Янка, совсем легко одеты. Утром ведь гораздо теплее было.
   - Так резко похолодало. Интересно, какая сейчас температура?
   - Да градусов семь, не больше. - Сергей отставил пустую миску и потянулся кружкой к чайному котелку. - Они наверняка уже возвращаются, вряд ли Лесовик повёл их до Риявра в такой холод. Через пару часов здесь будут, вот увидите.
   "Что, кашу уже варить, что ли?" - задумалась Анна. Нет, рано пока, успеет сварить. А котелок с водой для чая надо держать на костре.
   Женька Верещагин сыто развалился на брёвнышке и набивал трубку табаком:
   - Ох, хорошо, я даже согрелся!
   Плитка табака в золотисто-розовой упаковке была похожа на дорогой изысканный шоколад. "И как я забыла шоколадку купить?" - мысленно подосадовала Анна. Лесовик, советуя, что брать в дорогу, распределил багаж так: до полутора килограммов на спальник, килограмма три на вещи ("Одни носки шерстяные, три пары простых, двое штанов, две майки, свитер, куртка, дождевик. Поверьте, этого вполне достаточно"), килограмм на разные "вкусности и приятные неожиданности" - курагу, орехи, шоколад. И килограммов пять-шесть общих продуктов, которые он разделил среди всех. Анна орехи и курагу купила, а про шоколад забыла. Думала на месте купить, но их как-то сразу загрузили в автобус и быстро-быстро отвезли к перевалу. А сейчас шоколадка кстати бы пришлась.
   - Динка, ты зачем все конфеты потаскала? - Римма заглядывала в пакет, на донышке которого валялся одинокий мятный леденец. - Это же нам всем к чаю оставили!
   - Ну, мне сладкого захотелось, - заморгала девчушка серыми глазищами.
   - Вот, - Сергей, ходивший к палатке, вернулся и положил на пакет плитку шоколада.
   - Слушай, ты просто мысли мои прочитал! - восхитилась Римма, а Динка шустро зашуршала тёмно-синей обёрткой с силуэтом балерины.
   - И мои мысли тоже, - кивнула Анна, подхватывая дольку, завёрнутую в серебристую фольгу.
   - Хорошо! - пыхнул трубкой Женька, подытоживая общее настроение. - Чем бы таким заняться? Спать уже не хочется. Мы на гору хотели забраться, но что-то холодно совсем.
   - Дин, пойди, всё-таки, оденься, - попросила Римма, и дочка на этот раз не стала спорить, убежала в палатку.
   - А давайте петь! - вдруг осенило Анну. - Давайте, как вчера, в парах с голосом поработаем.
   - Не, это без меня, - отказался Сергей. - Я лучше дровами займусь.
   - А мы споём, - согласилась Римма. - Верещагин, ты докурил? Тогда иди сюда, будем звук совмещать.
   "Ну вот, ты опять третья лишняя", - куснула Анну досада, и она аж тряхнула головой, отгоняя глупую мысль. Что значит, третья лишняя? А вот она сейчас импровизировать будет на их звуке.
   - Ребят, вы пойте, а я на вашем фоне голосом поиграю, ладно? - не то спросила разрешения, не то предупредила она, вошла своим "о-о-о" в звук, который уже висел в пространстве между Верещагиными, и отпустила голос. А тот вдруг перешёл в другую тональность, а потом стал плести из звуков узор - лёгкий, воздушный, неожиданно красивый, - время от времени возвращаясь на опорную ноту, которую старательно держали Верещагины.
   - Класс! - восхитился Женька, когда у всех троих одновременно закончилось дыхание.
   - Давай, ты попробуешь, а мы с Риммой фон подержим! - предложила Анна, сама поражённая только что выданной импровизацией.
   - Не, я пока не хочу, - отказался Женька. - Я хочу попробовать на высокие звуки уйти, а то у меня вчера не получалось никак. Римма, начинай, я подстроюсь.
   Римма затянула высокое "а-а-а", Анна решила не мешать. Ей хотелось и дальше импровизировать. Она отошла подальше, на край пляжа, развернулась лицом к озеру и запела, пытаясь повторить только что сплетённый рисунок. Потом перестала пытаться что-то вспоминать и повторять - закрыла глаза и посылала в пространство звуки - чистые, сильные, свободно перетекающие от низких к высоким и обратно. Ветер с озера трепал волосы, подхватывал её песню и уносил куда-то высоко и далеко, и Анне вдруг показалось, что она уже не стоит на берегу, а летит с ветром вслед за своим голосом, и вся вселенная раскрылась вокруг неё серебристо-хрустальным куполом, который нежным звоном откликается на звук её души.
   "Как хорошо!" - Анна открыла глаза, всё ещё переживая состояние парения. Новый порыв ветра бросил в лицо горсть водяной пыли. "Дождь? Не надо, ну пожалуйста!" - непонятно у кого попросила Анна и, глядя прямо перед собой в серые тучки, вдруг запела. Слова приходили сами собой и складывались в плавный речитатив, где она просила дождь прекратиться, а тучи - разойтись.
   Она пела так минут десять. А может больше, или меньше - ритм напева затягивал, время исчезло. "Промокну ведь так!" - мелькнуло в голове, и Анна встряхнулась, отгоняя наваждение. Пошла в палатку - все остальные уже спрятались от дождевой пыли - у порога оглянулась. В небе, в том месте, куда она только что смотрела и пела, серые тучи разошлись, освободив ровный кружок синего неба.
   - Спасибо, - ошалело пробормотала Анна, подумав, что надо было петь прямо над головой, чтобы дождь здесь прекратился. А так сделала дырку над озером, и что теперь? И тут до неё дошло: это она сделала. Это она раздвинула тучи. Мысленно охнув, Анна заторопилась внутрь палатки и стала разыскивать блокнот. Записать, немедленно записать, пока не ушло это ощущение слышащего и понимающего её пространства. И про голос записать, и про полёт, и про заклинание экспромтом, и про дырку в тучах.
   Она открыла блокнот и наткнулась на свою вчерашнюю запись: ХОЧУ, ЧТОБЫ ОНА УМЕРЛА!!! И черта вокруг, местами прорывающая бумагу от избытка чувств.
   "И с чего меня так вчера корёжило?" - изумилась Анна. Янка с её глупыми подковырками... Да девчонка она ещё совсем, потерянная и боязливая, оттого и задирает всех вокруг. И то, что она с Кириллом любится, так и пусть, совет, как говориться, и любовь. А то, что этот Кирилл похож на другого, на её мужа... Ну, он же не виноват. И то, что она себе заранее роман с ним выдумала, чтобы отомстить мужу, тоже только её заморочки.
   И Анна зачеркнула свою вчерашнюю злую запись - густо заштриховала всё очерченное пространство - и написала ниже: "Янка, живи. И будь счастлива". И заключила своё пожелание в ровный аккуратный кружок.
   Часть вторая
   Картина другого мира
  
   Глава 12
  
   - Берендюк, сколько тебя ещё ждать? Ты что, решил остаться?
   - Сейчас, Пашка, у меня шнурок запутался. Иди, если хочешь, я догоню.
   Смирнов мысленно чертыхнулся, распутывая узел на ботинке, а потом приказал себе: "Спокойно!", и чёрный шнурок послушно выскользнул из собственных петель и покладисто вытянулся, готовый, что его опять завяжут на бантик. Пашка не ушёл - переминался рядом, взглядом подгоняя отца.
   - Ну что, Берендюк, готов? Тогда пошли!
   "Вот засранец, так и смакует этого Берендюка", - новое, вчера принятое имя царапалось, особенно когда его произносил сын. Он как будто бы обрадовался, что есть возможность не говорить "папа" и склонял этого "берендюка" на все лады. Ну и пусть, ну и хорошо. Лучше так, чем неопределённые междометия и уклончивые взгляды. Нет, всё-таки он молодец, что собрался с Пашкой в этот поход. Хотя сын, похоже, по-прежнему проверяет его на "слабо".
   - Берендюк, не отставай, - обернулся к нему Пашка, и Смирнов чуть прибавил ходу, догоняя группу - действительно, поотстал. Кто бы мог подумать, что ещё и месяца не прошло, как они с Верой сидели в кафе на "Китай-городе" и она требовала, чтобы Смирнов занялся сыном.
   **
   - Андрей, у мальчика очень трудный возраст, и я думаю, что ты, как отец, просто обязан им заняться!
   Вера говорила, строго складывая губы, а он удивлялся, как сильно изменилась эта женщина за последние восемь лет. Не то чтобы постарела, а закостенела, что ли. Стала сухой и жёсткой, как вяленая рыба. Или как школьная указка, что ближе к истине - всё-таки директор школы.
   - Я все эти годы старалась не обременять тебя нашими...ммм... проблемами, старалась воспитать ребёнка сама и сделать это профессионально, но теперь ситуация складывается так, что я вынуждена признать своё бессилие. Павлику нужен пример позитивной мужской поведенческой модели, и я уверена, что лучше тебя никто ему такого примера не обеспечит.
   Мороженое в её креманке совсем растаяло, она нервно возила в нём ложкой, иногда бросала десерт и хваталась за бокал, отпивая маленькими порциями красное полусухое. "Да ты ведь волнуешься!" - дошло вдруг до Смирнова, и он понял, что дело серьёзное. Что такое могло произойти с Павликом, чтобы Вера, женщина-камень, женщина-кремень, забеспокоилась и заволновалась?
   - Я понимаю, что после того, как мы расстались и я не хотела, чтобы ты влиял на сына, ты мог затаить на меня обиду. Но я верю в твоё здравомыслие, верю, что старые обиды не затмят твоих отцовских инстинктов, верю, что ты придёшь на помощь ребёнку, которому ты сейчас очень нужен!
   - Вера, я рад, что ты мне веришь, - прервал Смирнов патетику бывшей жены. Судя по всему, она не очень изменилась, а если изменилась, то явно не по принципу "молчание-золото". Кажется, это её учительская привычка читать лекции по любому поводу директорской карьерой только усугубилась.
   - Что случилось с Павликом?
   - А? - на секунду сбилась бывшая жена. - Его забрали в милицию.
   - Подрался?
   - Нет, - замялась она, и Смирнов похолодел. Наркотики?
   - За непристойное поведение. Он голым купался в фонтане на Тверском бульваре. Днём, прилюдно. Мне позвонили в школу, пришлось платить штраф и вообще улаживать там, в полиции, чтобы без огласки.
   Вера поморщилась, видимо, вспоминая, всё заново.
   - Репутация школы может пострадать, сам понимаешь. Я пыталась с ним поговорить - хамит. Проверял, говорит, характер.
   - Вер, что от меня требуется?
   - Я же говорю, положительный пример мужской поведенческой модели.
   - И в каком виде я должен её продемонстрировать?
   - Ну, я не знаю. Придумай что-нибудь. Возьми Павлика с собой на рыбалку. Или съезди куда-нибудь в отпуск. Пообщайся с ним, чтобы он понял, как себя ведут взрослые мужчины. И что бегать голышом в центре города - глупость, а не смелость.
   - Хорошо, Вера, я что-нибудь придумаю и перезвоню.
   - Только ты не затягивай с этим, ладно?
   Она впервые за весь вечер посмотрела ему в глаза, и Андрей удивился, увидев в них растерянность и некоторую беспомощность. Вот это новость! Железная леди, которая всегда всё решала сама и ненавидела, как она их называла, гнилые рефлексии и сопливые сантименты - в растерянности.
   - Хорошо, я обещаю что-нибудь придумать.
   Смирнов сделал движение коснуться её руки - эту растерянную женщину захотелось успокоить. Вера почувствовала, напряглась, и он передумал:
   - Ты извини, у меня через полчаса встреча с клиентом, я пойду. Постараюсь всё придумать до завтра.
   "Значит, существует на этом свете нечто, способное выбить Каменную Веру из равновесия, - думал он, выезжая со стоянки кафе. - И это что-то - наш сын Павлик. А точнее, его закидоны и фокусы. Разделся догола при всём честном народе и полез купаться в фонтан. В принципе, ничего ужасного, никого не убил, ничего не украл. Да, серьёзно его пережала мать, если он протестует таким радикальным способом. Интересно, каково было ей, директору престижной частной гимназии, училке до кончиков ногтей, выслушивать нотации от ментов? Интересно, с чего она взяла, что я - положительный пример? Оценила, что я выкарабкался из аута и опять начал делать деньги?"
   Смирнов закурил, вспоминая, как восемь лет назад Вера объявила, что им надо развестись. Её карьера тогда складывалась стремительно - частная гимназия, которая три года назад начиналась с двух классов, уже крепко стояла на ногах, классов было десять, учеников больше сотни. Обучение в школе стоило недёшево, и всё равно некоторым родителям приходилось отказывать в приёме - не было мест. У Смирнова же всё рухнуло - кризис, мать его так, сожрал активы мясокомбината и насмерть прихлопнул банк, где он был акционером и куда вложил все свои деньги. Вера тогда заявила, что не может тащить на себе балласт в виде неудачника-мужа, что её долг - поднять и воспитать ребёнка. Смирнов, пришибленный разом рухнувшей действительностью, принял и этот удар. Тем более что в последнее время он стал уставать от властной бескомпромиссности своей жены. А вот с девятилетним Пашкой расставаться было жаль - мальчишка как-то незаметно подрос за те годы, что Смирнов самозабвенно занимался бизнесом, зарабатывая деньги, вкладывая их в акции и снова зарабатывая. И когда он вдруг обнаружил подле себя интересного повзрослевшего человечка, его мать решила развестись.
   Андрей потом пытался встречаться с сыном по выходным, мальчишка дичился и как будто тяготился обществом отца, и постепенно это их общение сошло на нет, свелось к нескольким обязательным звонкам в год, на праздники и дни рождения. К тому времени Смирнов снова начал подниматься и с головой зарываться в дела. Он полностью занялся ценными бумагами, игрой на котировках, консультациями и вложением чужих финансов. Преуспел, разбогател, прикупил кое-какую недвижимость. Но осадок в душе от тех, накрывших его несколько лет назад, руин бытия оставался и тревожил до сих пор. Слишком зыбким оказался мир, слишком призрачной стабильность. Слишком много у него накопилось к этой жизни вопросов. И уставать стал очень, до полного опустошения.
   Машина медленно двигалась по узкой улице старой Москвы, справа показался знакомый магазинчик. "Может быть, зайти?" - вдруг подумалось Смирнову. И он стал сворачивать во дворы, где можно было приткнуть машину. Никакой встречи с клиентом у него не было - приврал, чтобы избавиться от компании Веры. "Когда же я был здесь? Кажется, в сентябре!" - Смирнов поднялся на второй этаж и огляделся. Сувениры, амулеты, бубны, какие-то обручи с кистями - "ловцы снов". Диски со странной музыкой, книги про Сознание и Вселенную, объявления на стене с приглашениями на занятия йогой, ци-гун, ребёфингом, тай-цзы. В тот раз, в сентябре, одно из таких объявлений его зацепило, и Андрей позвонил и даже пришёл на занятие в школьный спортзал.
   Там было странно. Тренер, похожий на воронёнка - невысокий, весь в чёрном, маленький, носатый и черноволосый - минут десять рассказывал Андрею, что ему предстоит приобщиться к мудрости с многовековой историей. Что потребуется лет пятнадцать серьёзных занятий, пока он ощутит в себе присутствие духа, и что только самые упорные ученики достигают уровней посвящения. Потом было что-то вроде спортивной разминки - Смирнов чувствовал себя по-дурацки, стоя на полусогнутых ногах и изображая стрельбу из лука, потягиваясь кверху и наклоняясь к полу, зачем-то елозя по ногам ладонями. Тренер показывал именно так, все остальные, уже бывалые, сосредоточенно повторяли, а он, новичок, пытался уловить в этом действе хоть какой-то смысл. Смысла стало ещё меньше, когда тренер, задирая подбородок и поглядывая на Смирнова искоса из-под полуопущенных длинных чёрных ресниц - у мужика явно было что-то с веками, как у гоголевского Вия, они полностью не поднимались - начал показывать ему какие-то текучие шаги с трудноуловимой логикой направлений. "Нет, это неверный шаг. Показываю ещё раз", - говорил "воронёнок" механическим безэмоциональным голосом каждый раз, когда Смирнов делал шаги и ошибался. Он показывал, Смирнов опять ошибался, злился из-за глупости происходящего и уже через полчаса этой муштры решил, что жил без вековой мудрости сорок три года, проживёт ещё.
   На этот раз стенд опять пестрил листовками всех мастей - Просветление Духа, Божественные Медитации, Лотос Аватары. И среди всей этой, на Смирновский взгляд, полной абракадабры - жёлтый лист с нецветной, на принтере сделанной фотографией: какой-то мужик, в майке, камуфляжных штанах и тёмной бандане сидит на валуне над бездной и глядит через плечо, слегка улыбаясь. На фоне всяческих бородатых гуру в чалмах, цветков лотоса и созерцающих пупок Будд, кишевших на остальных листовках, мужик в камуфляжных штанах выглядел единственно реальным и настоящим. И предлагал вполне реальное и настоящее путешествие - не в нирвану, за Седьмые Врата или в Тантра-медитацию, а на Русский Север, на Синь-озеро.
   ***
   "Всё-таки, я правильно тогда решил, что Синь-озеро - это то, что нам с Пашкой надо" - думал Смирнов, забираясь вверх по склону. Пеший поход, рюкзаки, палатки, - Пашка эту романтику принял на "ура". Про этническую психологию Смирнов сыну заранее не стал рассказывать, чтобы не пугать. Хотя пугать оказалось нечем - работа с голосом им с Пашкой понравилась, а никаких особых психологических подходов он пока что не заметил. А вот суровую и строгую красоту здешнего места - принял. Даже Пашка что-то такое учуял - расслабился как-то, помягчел, перестал ершиться. Правда, вчера опять его повело - Майе, когда ложились спать, вдруг слегка нагрубил, выдав что-то типа "Все вы, бабы, дуры и обманщицы". Судя по всему, сын его ещё девственник, и, кажется, здесь он этим начинает тяготиться. Похоже, Янка его цепляет, поддразнивает... Ладно, ему на пользу, пусть учится. Здесь голыми демонстрациями никого не удивишь - сами все нагишом в воду лезут. Да, разношёрстный народец у них подобрался, странноватый. Но - незлой. И нешумный, если Янку в расчёт не брать.
   - О, ложе Венеры, богини любви, сгорающие от желания, да приветствуют тебя! - Янка, легка на помине, растянулась на плоской каменной плите и изображала истомные конвульсии. - Кирилл, не желаешь ли прилечь рядом со мной на ложе Венеры?
   - Не сейчас, - негромко ответил Кирилл. - Пошли.
   - Ну неужели никто кроме меня не чувствует притяжения этого места? Его зова, который, можно сказать, переходит в зов плоти? - Янка продолжала дурачиться и требовала от зрителей соучастия.
   - Я слышу! - откликнулся Павлик, Смирнову послышалось - с неким вызовом, и плюхнулся на "ложе" рядом с Янкой. - Что дальше делать?
   - Такой большой мальчик и не помнишь, что делать на ложе любви? - Янка села и перестала блажить. - Вставай, герой-любовник, идти пора.
   "Зачем она так?" - Смирнов мысленно поморщился, перехватив Пашкин обиженно-растерянный взгляд. Впрочем, мальчишка тут же принял независимый вид и полез в гору догонять хорошо опередившую их за время пантомимы группу.
   "Да, насчёт того, что народ здесь тихий, я погорячился, - Смирнов смотрел в спину сына. Спина была обиженной. - Янка шумит и хамит за десятерых. И соседку свою, Аню, похоже, уже доняла". Он вспомнил лицо этой женщины - какое-то потерянное. Она будто смотрела внутрь себя. И даже когда разговаривала и улыбалась, делала это так, будто сдерживала что-то внутри и не давала этому прорваться наружу. А вчера оно прорвалось - Анна весь вечер проревела у костра и выглядела совершенно раздавленной.
   - Кого не хватает? Вышли десять человек, сейчас вижу девять. - Лесовик стоял на краю плато, поджидая, пока соберутся все.
   - Аня не идёт с нами, она ягоду собирать ушла, - ответил Кирилл.
   - А кого же тогда не хватает? С утра, вроде, хотели идти десятеро?
   - По-моему, не хватает Майи, - просканировала народ Оленька.
   - Ну, значит, и она решила остаться, - успокоился Лесовик. - Идём. Если кому нужно что поправить или ноги бинтами перетянуть, на это есть десять минут. Потом пойдём быстро, останавливаемся сразу у озера. Если кто-то ещё передумал идти, сейчас можно вернуться.
   Никто не передумал, и они зашагали по заросшим мхом и лишайником валунам. Идти приходилось на пределе внимания - мхи местами разрослись столь пушисто, что не понятно было, каменная твердь под ними или коварная расщелина.
   - Блин, я задолбалась уже ходить по этим мхам! Ноги проваливаются, как в болото, - возмутилась Янка, тут же попала ногой в какую-то расщелину и упала на колени. - Вот чёрт!
   - Ты в порядке? - Смирнов протянул ей руку.
   - Вроде да. Вот чёрт! - Янка осталась сидеть. Нога, вытянутая из расщелины, смущённо улыбалась лопнувшей подошвой кроссовки.
   - Лесовик, стой, тут у Яны проблемы, - крикнула Ида, заглянувшая через плечо Смирнова и мигом оценившая обстановку. - У Яны обувь порвалась.
   - То, что обувь порвалась, это прискорбно, - сказал Лесовик. - Нога-то цела?
   - Нога в порядке, даже не подвернулась, - Янка злилась. - Если бы не этот сучий тапок... Народ, может, у кого с собой верёвочка есть подвязать? Или нитка с иголкой зашить?
   - Должен огорчить, но тебе, Яна придётся вернуться, - сказал Лесовик.
   - Какой вернуться? Ты что, Степаныч? Эта тема не прокатит! Я из-за Риявра сюда и пёрлась, а ты говоришь - вернуться!
   - Яна, тогда придётся вернуться нам всем. Переход к Риявру - непростой, я предупреждал и просил подготовиться, особенно обратить внимание на обувь. - Лесовик объяснял ситуацию ровным негромким голосом. - Ты пошла в кроссовках, они развалились. Хорошо, что здесь, а не на полдороги к озеру. В такой обуви ты будешь идти до места очень медленно, группа, соответственно, тоже, а заночевать у Риявра у нас нет возможности. Поэтому возвращаешься либо ты одна, либо вся группа.
   - Хорошо, я возвращаюсь!
   Янка рывком поднялась и посмотрела на Кирилла:
   - Ты со мной? По одному же здесь ходить нельзя.
   Повисла пауза.
   - Я с тобой, мне что-то расхотелось на этот Риявр, - вызвался Пашка, и Смирнов заметил, что в Янкиных глазах промелькнула досада, а в глазах Кирилла - облегчение.
   - Ещё кто возвращается? - Лесовик посмотрел на Смирнова, тот покачал головой. - Хорошо. Паша и Яна, направление, куда идти, помните?
   - А что тут помнить? Идём до края, видим сверху лагерь и чешем в его сторону, - обрисовал маршрут Пашка.
   - Ну да, как-то так. Заблудиться тут трудно, дойдёте. Всё, до вечера, мы пошли.
   Отряд, усохший ещё на два человека, зашагал по мшистым камням. Смирнов всё никак не мог поймать ритм движения - мешала мысль, что надо было пойти с сыном. И пусть бы он потом бурчал, злясь по поводу излишней опеки - надо было идти с сыном и Янкой, а то что-то тревожно ему, и сердце не на месте. Так он шёл минут двадцать, когда ему показалось, что за спиной свистят. Смирнов оглянулся - вдалеке махали руками две тонкие фигурки.
   - Лесовик, стой! - крикнул он. - Кажется, Пашка вернулся.
   Отряд остановился, и вскоре к ним подошли запыхавшиеся Пашка и Майя.
   - Я передумал не идти на Риявр, - Пашка шумно перевёл дыхание. - Тем более что по дороге встретил Майю, она нас догоняла. Вот, я её привёл.
   - Да, Паша, ты силён, девушек меняешь каждые полчаса, - похвалил Лесовик. - Майя, а ты-то чего отстала?
   - Я котёл мыла, к нему каша пригорела, а вы ушли, - объяснила Майя.
   - Это меня Анна с толку сбила, я посчитал, что десять человек, и повёл, - повинился Лесовик. - Ну, все в сборе? Все настроены идти дальше? Тогда пошли.
   Они шли ещё часа два, когда погода вдруг стала резко меняться. Со стороны озера потянуло холодным ветром, потная спина Смирнова начала мёрзнуть.
   - Холодает, однако. - Лесовик остановил отряд, все смотрели на озеро. Небо над ним было тёмнее той серости, что висела над их головами. - Что-то мне это не очень нравится. Вы как? Может быть, вернёмся?
   - Ой, ну что ты, вернёмся, - огорчилась Ида. - Мы столько уже прошли и так хотим на Риявр. Нам совсем не холодно, ну правда!
   - Лесовик, а далеко ещё? - спросил Климентий.
   - Ну, я думаю, две трети пути мы прошли. При таком темпе, какой мы держим, идти чуть больше часа.
   - Ну, давай не будем возвращаться, давай дойдём до Риявра, ну пожалуйста! - сложила ладони у груди Ида и шмыгнула покрасневшим носом.
   - Слушай, но ведь замерзнете. У тебя, вон, нос уже красный, - засомневался Лесовик.
   - Это потому что стоим. А как пойдём, я сразу согреюсь, правда-правда, - пообещала Ида.
   - Ладно, давайте так, - оглядел всех Лесовик. - Если хотя бы один из вас захочет вернуться - возвращаемся.
   "Давайте вернёмся", - готов уже был сказать Смирнов, ветер стал совсем уж ледяным и пробирал до позвоночника, идти куда-то в такой холод было полным безумием. Но тут он наткнулся на взгляд сына. Пашка смотрел на него с выжидательным прищуром, и Андрей понял, что если сейчас скажет "возвращаемся", вся близость, что установилась у него с сыном за эти несколько дней, рухнет. Рухнет окончательно и бесповоротно.
   Остальные молчали.
   - Ну что, значит, идём дальше? - спросил Лесовик.
   - Идём, идём, - захлопала в ладоши Ида и вдруг крикнула, показывая в сторону Синь-озера, - ой, смотрите, смотрите!
   В небе над озером вдруг засинело пятно - кружочек чистого неба, ровный, как остаётся от горячей монетки, приложенной к морозному окну.
   - Это хороший знак, это значит, что нам можно идти дальше! - ликовала Ида, и Лесовик сдался:
   - Ладно, пошли.
   Они шли ещё часа полтора, и дошли до кратера, внизу которого плескался Риявр. Смирнов даже успел увидеть само озеро - далеко внизу сквозь завесу тумана мелькнула водная гладь. А потом туман плотно закрыл всю котловину, с неба посыпалась мелкая водяная пыль, а порывы ветра стали просто ледяными. Очень скоро Смирнову начало казаться, что он стоит голым на морозе.
   - По-моему, мы попали, - негромко пробормотал Лесовик, но Смирнов услышал. - Так, народ, при таком ветре и дожде нам нельзя возвращаться верхом - замёрзнем. Быстро идём до края плато, спускаемся вниз, в лесу можно хотя бы костёр развести. Вернёмся вдоль берега озера.
   Этот было последнее, что Смирнов смог вспомнить более-менее внятно. Остальной их маршрут слился в тяжёлый сон из дождя и ветра, продираний через лесной валежник, костров, которые они разжигали по команде Лесовика, шоколада, чернослива и чеснока, которые они ели без разбору, опять же по его команде. В этом сне были какие-то ручьи, через которые они брели, не разуваясь - вода всё равно хлюпала у всех в ботинках, сверху всё равно лило, так какая разница? Был сын с упрямым остановившимся взглядом, было удивление, что мальчишка не только сам шёл - он почти на буксире тащил Майю, которая шла сомнамбулой и, казалось, только потому и переставляла ноги, что рядом был Пашка. А так - упала бы куда-нибудь под ёлку и осталась бы там навсегда.
   Всё время, пока они брели вдоль берега озера, им казалось, что идти осталось совсем чуть-чуть. Что пройдут вот эту излучину, вот эти, загораживающие берег деревья - и увидят свой пляж, свой лагерь. И кошмарный сон кончится. Все эти всплески надежды Смирнов фиксировал раза до восьмого. Потом перестал. И когда они всё-таки увидели и пляж, и палатки, и костер на берегу, у него даже не осталось сил радоваться. Было просто неимоверное облегчение. Всё. Дошли.
  
   Глава 13
  
   - Вернулись! Вы вернулись! Слава богу! - Анна суетилась между ними, возникающими из прибрежного лесочка и встающими возле костра с безумно уставшими лицами. Она даже сделала движение, будто хотела обнять Смирнова, но тут же передумала и поменяла жест, показав на котелки у костра:
   - А мы вам чай сделали, всё время горячим держим. И кашу сварили, только она давно остыла уже.
   - Чай - это хорошо. - Лесовик взял первую попавшуюся кружку из валявшихся, зачерпнул из котелка, глотнул. Смирнов сел на бревно и обессилено пронаблюдал, как мимо костра, не задерживаясь, прошли Пашка и Майя. Лицо сына было осунувшимся, взгляд усталым, но осмысленным. Майя, похоже, не осознавала, где она, и просто шла следом за Пашкой - он вёл её за руку. Римма Верещагина зачёрпывала чай из котелка и передавала всем по кругу.
   - Ну вы дали шороху, - пыхнул трубкой Женька Верещагин, перехватил взгляд Смирнова, понял и отдал ему трубку. Смирнов затянулся, с наслаждением смакуя вкус хорошего табака. - Мы тут уже и к соседям бегали советоваться, пора или не пора спасателей вызывать. Занятные, кстати, ребята, Лида и Алексей, светлые. Москвичи, но в Москве только зимой живут. А на лето куда-нибудь в места Силы выбираются. Здесь с начала мая стоят. Они сказали, что паниковать рано, что вы уже близко. А потом мы с Серёгой хотели на гору лезть, вас встречать.
   Лесовик принял от Риммы очередную чашку с чаем и передал дальше.
   - А мы низом шли, в обход. Наверху оставаться при таком ветре и дожде - слишком большой риск. Хватает двадцати минут, чтобы человек замерз насмерть. Сколько мы шли-то? Сколько сейчас времени?
   - Два ночи, - бросил взгляд на свои часы Сергей.
   - А вышли в десять утра. Шестнадцать часов ходили...
   - Мне так страшно было, я боялась, что вы все умрёте. А мама послушала, и сказала, что все живые! - Динка крутилась тут же и раздавала леденцы из тех, что днём натаскала из пакета и попрятала по карманам.
   - Эх, Динка, если бы ты решила идти с нами, ты бы нас спасла, - принял от неё конфету Лесовик. - Мы бы тогда вернулись сразу, как стало холодать. А так всё сомневались, пока не стало поздно.
   - А мы тут извелись, такой холод, вас нет и нет, что делать - не знаем, - с облегчением, что всё закончилось, сказала Анна и подошла к котелку зачерпывать чай. - Я на нервной почве все мокрые носки Янкины высушила и даже штаны немного подсушила. Думаю, вернётся же вся промокшая, а у неё сухого ничего не осталось.
   - А где она? - оглянулся Лесовик. - Спит, что ли?
   - Не знаю, я не видела, как она пришла. Наверное, сразу в палатку пошла прилечь.
   - Стоп, ребята, - подобрался Лесовик, и Смирнов почувствовал, как сердце сжала тревога. - Яна в лагерь вернулась?
   - В числе первых её не было, - вспомнила Римма. - А кто у вас шёл замыкающим? Наверное, он видел, куда Яна пошла.
   - Так... Яна должна была вернуться в лагерь днём. Она вернулась?
   - Нет! - ахнула Анна, прижимая ладони к груди под горлом. Над костром повисло предчувствие беды.
   - Доброй ночи! Вижу, вернулись ваши.
   К костру подошёл мужчина, похожий то ли на хиппи, то ли на отшельника. Неровная чёрная борода закрывала ворот сине-серой куртки, отросшие волосы были заплетены в косичку. Он протянул руку Лесовику:
   - Алексей, в этих местах - Отшельник. Всё нормально?
   - Арсений, здесь - Лесовик. Отшельник, похоже, у нас человек пропал. Яна. Она не у вас, случайно?
   - Нет, никто не заходил, - посерьёзнел Отшельник. - Давно пропала?
   - Утром ещё, часов в одиннадцать.
   Лесовик отставил кружку, резко поднялся с бревна.
   - Сергей, Женя... Кирилл, ты сможешь? Кирилл и я идём на склон, проверим дорогу, которой она возвращалась в лагерь. Пашка... Где Паша?
   - Сейчас позову. - Смирнов стремительно поднялся со своего места и поспешил к палатке. - Паша, Павлик, вылазь. Яна пропала!
   Сын не отвечал, Смирнов заглянул под полог, в стылое нутро. Пашка с Майей залезли в один спальник и спали, прижимаясь друг к другу, как котята.
   - Паша, Павлик, проснись! - затормошил он сына. - Павлик!
   - Берендюк, ты что, озверел? - Пашка открыл мутные несоображающие глаза.
   - Паша, Яна пропала. Куда ты её довёл утром, когда вы возвращались?
   - До чёрных валунов довёл, потом она меня послала, и я решил вернуться, а потом Майя... - речь стала совсем невнятной, сын затих и задышал ровно, так и не сумев выбраться из сна.
   - Не могу его растолкать, он спит, - развёл руками Смирнов, вернувшись к костру. - Он сказал, что довёл Яну до чёрных валунов.
   - Хорошо, там ищем, - кивнул Лесовик. - Пошли.
   - Я с вами, - сказал Смирнов.
   "Интересно, какое это у меня по счёту открылось дыхание?" - думал он, взбираясь по уже знакомому склону. Явно не второе, и даже не пятое. Как минимум двадцать пятое. Он мельком отметил, что промокшие ноги воспринимаются как нечто привычное и нормальное, что прошедшие часы дикого холода и бездорожья отступили, будто случились не с ним и не сегодня, что тупая усталость, с которой он сидел у костра, ушла и теперь он двигается автоматически, как какой-то механизм.
   - Вот отсюда ищем по секторам, - Лесовик, стоя у первых чёрных валунов, нарисовал в воздухе треугольник. - Начало здесь, расходимся веером, сектор заканчивается метрах в десяти от линии тех валунов. Я держу дальнюю сторону. Следите, чтобы быть в видимости друг друга. Пошли.
   Смирнову достался самый крайний сектор, и он пошёл параллельно озеру, осматривая камни. Шёл, проваливался в мягкое, наступал на твёрдое и отгонял ощущение дежавю. Тот же пейзаж, что и утром, те же камни и мхи, тот же ритм движения, и тепло опять, почти так же, как утром. Вот только тихо как-то, безмолвно, даже ветер перестал дуть. И пейзаж вокруг абсолютно нереальный, будто снится ему.
   "Может быть, я и вправду сплю?" - мелькнула вдруг мысль, и Смирнов аж запнулся от внезапно нахлынувшего облегчения. Он спит, и эти их поиски - просто ночной кошмар. Вот сейчас проснётся - и ни к какому Риявру они ещё не ходили, и Янка сидит атаманшей возле костра, ржёт по своему обыкновению и клянчит у Верещагина трубку... Однако боль в ушибленном пальце была слишком реальной для сновидения. Смирнов остановился, встряхиваясь, и повернулся к озеру. Свинцовая поверхность воды лежала внизу неподвижным огромным зеркалом. Над ним в небе играли розовые сполохи, как будто в низких облаках отражались зарева далёких костров. Ощущение нереальности усилилось. "Миражи, что ли?" - Смирнов опять встряхнулся, отгоняя наваждение и пробравший вдруг его озноб, и отвернулся от пугающей картины. Зацепился взглядом за группу валунов - они стояли небольшой грядой и немного выделялись среди остальных камней - и пошёл к ней, неосознанно спеша уйти подальше от края плато.
   Сразу за валунами скрывалась яма - довольно глубокая и узкая расщелина между камнями, похожая на пенал. На дне ямы лежала Янка. Лежала нелепым калачиком, будто кто-то попытался сложить её пополам, а потом, когда понял, что бёдра не проходят, так и бросил.
   - Лесовик, я нашёл её! - крикнул Смирнов, замахав руками. Кирилл увидел его движение и свистнул, собирая всех к камням. И тут на Смирнова накатило. От мысли, что Янка погибла, его затошнило, и он понял, что если сейчас полезет в яму проверять, жива ли она, то там так и останется. Силы кончились внезапно и все сразу, ноги престали держать, и он опустился на мокрый мох возле ямы. Оттуда и наблюдал, как Лесовик с Кириллом вытянули девушку на поверхность, положили на расстеленный дождевик и Лесовик, пощупав сначала её запястья, потом шею чуть ниже уха, отыскал пульс и облегчённо кивнул:
   - Жива.
   К лагерю они Янку, закутанную в куртки Кирилла и Женьки Верещагина, так и принесли на дождевике - трое держат спереди, двое сзади. По склону спускались быстро, почти бегом, от скорости и усилий не выпустить из рук край дождевика Смирнов аж взмок, а полураздетые Кирилл и Женька явно согрелись. У костра топтались встревоженные Ида и Медея.
   - Что с ней? - кинулась к импровизированным носилкам Ида.
   - В обмороке. - Лесовик сделал жест, и мужчины осторожно положили Яну возле костра. - Кирилл, вынеси все "пенки" из вашей палатки, нужно под неё подложить. И спальник возьми, такой, чтобы полностью расстёгивался. И дров нужно найти побольше. А где остальные?
   - Их Алексей, сосед, увёл дрова заготавливать. Он сказал, когда вы Яну принесёте, к их лагерю идти. Он сказал, что знает, что делать.
   - Да? - нахмурился Лесовик. - Ладно, пошли туда. Девушки, заберите спальник и "пенки" у Кирилла.
   В соседнем лагере уже горёл костёр. Охапки хвороста пылали поверх обугленных остатков брёвен, которые соседи жгли несколько дней назад, когда устраивали себе баню. "Странно, что они не отсырели" - мимолётно удивился Смирнов. Брёвна были раскатаны на стороны так, что костра было два, а между ними - место.
   - Кладите её сюда, - отшельник Алексей показал на место между брёвнами. Лесовик кивнул, Ида с Медеей положили в два слоя несколько "пенок", расстелили поверх раскрытый спальник, и мужчины осторожно переложили на подстилку неподвижную бледную Янку. Смирнов отошёл, глянул на неё, лежащую, сквозь огонь, и на мгновение ему показалось, что костры - жертвенные, а Янка - жертва. Будто в подтверждение его иллюзии, Лесовик склонился над девушкой и начал расстёгивать её одежду.
   - Что он делает? - ахнула Анна.
   - Мокрое с неё снимает, чтобы быстрее отогрелась у огня, - негромко объяснил Сергей. - Она же полсуток на холоде под дождём пролежала, могла и насмерть замёрзнуть. Но не судьба, видать, Господь отвёл.
   Лесовик тем временем закончил раздевать Янку, прикрыл её краем спальника, посидел немного в головах, положив руки ей на лоб, и вышел за костры.
   - Поставьте кто-нибудь воду, нужен кипяток!
   - Поставили уже, - подошёл к нему Отшельник-Алексей. - Насколько всё серьёзно? Далеко ушла?
   - Далеко, но вернуть можно, - поднял на него взгляд Лесовик.
   - А ты сможешь?
   Лесовик и Отшельник обменялись взглядами, будто что-то сообщили друг другу.
   - Смогу. Ты поможешь?
   - Уже помогаю, - мягко улыбнулся Отшельник. - Вода закипела.
   - Хорошо, - кивнул Лесовик, зачерпнул в кружку из котелка, бросил в неё какую-то траву и мох, вытащенные из кармашка жилета, поставил кружку с краю огня.
   - Мне видится, ещё вот это нужно добавить, - Отшельник протянул ему на ладони что-то, похожее на нарост древесной коры.
   - Откуда это у тебя? - удивился Лесовик.
   - Позавчера ходил, нашёл, подумал, что понадобится, - туманно объяснил Отшельник, но Лесовика, похоже, это объяснение устроило. Он кивнул, взял нарост, отковырнул кусочек и бросил в ту же кружку. Потом, наконец, обратил внимание на всех остальных, кто толпился возле костра и с напряжёнными лицами наблюдал за происходящим.
   - Что с ней? - озвучила общий вопрос Римма.
   - Переохлаждение, очень сильное. Она слишком долго отдавала тепло земле, - глухо проговорил Лесовик. - Сейчас Яна без сознания, у неё что-то вроде комы. Мы с Алексеем, с Отшельником, постараемся её вытащить знахарскими методами.
   - А это не опасно? - шумно перевела дыхание Анна, озвучив общий вопрос.
   - Опасно ничего не делать. Другого выхода у нас нет, даже если добежим до егерей, а это часов десять ходу отсюда, на тот берег, и они вызовут медиков, то при такой облачности вертолёт скоро не прилетит. А времени у нас очень мало, Янка уходит.
   Лесовик обвёл собравшихся серьёзным взглядом.
   - Нам понадобится помощь, нужны будут четыре человека, двое мужчин и две женщины. Я вижу, как вы все устали. Прислушайтесь к себе, у кого хватит сил помочь?
   - Я помогу, - выступила вперёд незнакомая девушка - серые серьёзные глаза, светлые волосы заплетены в толстую косу.
   - Это Лань, моя подруга, - представил её Отшельник. - Она видящая, она поможет.
   - Спасибо, - кивнул Лесовик. - Нам понадобятся ещё две "пенки" и спальники. Принесёшь?
   Лань кивнула и пошла к палатке.
   - Я тоже хочу помочь, - подняла руку Медея.
   - Нет, - Отшельник, перехватив инициативу, внимательно посмотрел ей в лицо и мягко покачал головой. - Тебе нельзя, в тебе самой пока маловато жизни, ты только начала возвращаться, отдыхай.
   - А мне можно? - спросил Кирилл, то ли слегка улыбаясь, то ли нервно кривя губы.
   - Можно, - посмотрел ему в глаза Отшельник. - У вас с этой девушкой сильная эмоциональная связь, если бы ты не вызвался, мы бы тебя попросили. Нужны ещё один мужчина и одна женщина, кто?
   - Сергей, может быть, ты? - спросил Лесовик. - Ты оставался в лагере, у тебя есть силы.
   - Нет, Лесовик, извини, я не смогу, - покачал головой Сергей, и Смирнов услышал, как он бормочет вполголоса "Господи, спаси и сохрани от этой бесовщины!". Удивился и спросил:
   - Лесовик, а я подойду?
   - Отшельник, посмотри, - попросил Лесовик.
   Теперь Отшельник смотрел в глаза Смирнову, и тот поразился, насколько ясными были его светло-серые, почти прозрачные глаза. Оттуда будто свет исходил. Под их взглядом тревога, терзавшая Смирнова с того момента, как он узнал, что Янка в беде, вдруг улеглась.
   - Да, ты годишься. Ты устал, но ты силён. И я вижу, что тебя тоже что-то с ней связывает. Не впрямую, но какая-то линия между вами есть... Сейчас некогда разбираться.
   - Скажите, - Анна вышла из-за спины Смирнова и коснулась рукава Отшельника, - а я могу помочь Яне?
   - Да, можешь, - сказал Отшельник после небольшой паузы, всматриваясь ей в лицо. - Хорошо, что ты вызвалась. Ты можешь всё исправить.
   "О чём это он?" - мимолётно удивился Смирнов, но вернулась Лань с "пенками" и спальниками, и Лесовик уже командовал, не оставляя время на размышления.
   - Аня, Лань, Андрей и Кирилл, раздевайтесь и заходите в пространство между кострами. Ребята, остальные, сложите с третьей стороны костёр, чтобы только один проход оставался.
   - А нам... совсем раздеваться? - запнувшись, уточнила Анна, глядя, как Лань, расстелившая пенки и бросившая спальники возле Янки, гибким движением выбирается из свободных штанов и остаётся обнажённой.
   - Да, нужно совсем раздеться и лечь рядом с Яной, по бокам. Сначала вы с Ланью, потом Кирилл с Андреем.
   - То есть, мы её будем своим теплом отогревать, да? - спросил Смирнов, стягивая мокрые носки и бросая их рядом с мокрыми ботинками. Перспектива остаться голышом его совсем не задевала. Голышом, так голышом, надо, так надо.
   - И это тоже, - кивнул Лесовик. Лицо его было серьёзным и сосредоточенным, он будто настраивался на серьёзную и ответственную работу. - Ну, готовы? Ложитесь на бок, лицом к ней, - он откинул с Янки спальник, расправляя его на всю ширину. С левой стороны легла Анна, справа - Лань. Смирнов заметил, как переминается Кирилл, выбирая, куда деться ему, и выбрал сам, лёг позади Анны. Женщина напряглась, её спина оказалась неожиданно горячей. Видно, нагрелась от костра, - Смирнов почувствовал, что и его спину обдаёт приятным после сегодняшнего бесконечного холода жаром.
   - Ребята, всех остальных я прошу разойтись по палаткам, - сказал Лесовик. - То, что мы с Алексеем сейчас собираемся делать, очень сложная в энергетическом плане работа, вас может достать рикошетом, а у меня не будет сил и времени заниматься этими... контузиями. Ладно? Без обид!
   - Какие тут обиды, мы понимаем, - сказала Римма. - Динка, Женя, пойдемте.
   - Мама, а Яна не умрёт? - спросила Динка.
   - Нет. Её отогреют, и всё будет в порядке. Потом сама увидишь, - ответила Римма, как бы озвучивая общее настроение.
   Смирнов закрыл глаза и впитывал тепло костра, мимолётно удивившись, что его совсем не волнует близость обнаженного женского тела.
   - Ребята, а теперь всем нужно отпить по глотку, - Лесовик пришёл с кружкой в руках и присел на корточки.
   - Что это? - нервно спросила Анна.
   - Отвар, что-то вроде биостимулятора. Вам всем потребуется, чтобы быть в одном потоке.
   Они отпили по глотку горячего варева, приподнимаясь на локтях. Потом лесовик отдал кружку Лани, и та осторожно влила Янке в рот остатки. Лесовик держал голову, чтобы девчонка не захлебнулась.
   - Проглотила, - негромко сказала Анна. - Но какая же она холодная!
   - Ребята, а теперь расслабьтесь, закройте глаза и слушайте, что я буду говорить, - голос Лесовика стал ровным и тугим, как натянутая тетива.
   - Мужчины, обхватите женщину-соседку так, чтобы ваши ладони сходились у неё на животе ниже пупка. Аня, Лань, положите ладони Яне на живот, одна поверх другой, тоже ниже пупка. Хорошо. Расслабьтесь. Ничего не бойтесь. Старайтесь дышать в унисон. И ничему не удивляйтесь.
   Смирнов обхватил Анну за талию, сложил ладони у неё на животе. Почувствовал, как их всех накрыли спальником. Потом Лесовик встал в головах и загудел:
   - М-м-м... М-м-м... - звук был гулким и нутряным.
   - М-м-м... М-м-м... - это уже со стороны ног, видимо, Отшельник. Они оба погудели с минуту, потом оба дали звук "э". "Сонастраиваются", - вспомнил Смирнов недавние занятия с голосом.
   И действительно, очень скоро Лесовик с Отшельником нашли общий звук, и Андрей почувствовал, как звук повис над ним, вибрируя. А потом звук начал меняться, это уже было не "э", а что-то среднее между "у" и "и". Это "у-и" перетекало из звука в звук, будто кто-то невидимый играл на варгане. Смирнов так и подумал: "Как на варгане играют". И очень отчётливо вспомнил, как слушал диск с записью игры на варгане в том магазинчике, где прочитал про поход. Звук тогда вибрировал в наушниках, и ему очень скоро показалось, что он запульсировал вслед за варганом, распался вдруг на составные части, ещё чуть-чуть, и самая лёгкая часть воспарит, избавившись от неуклюжего тяжёлого остатка. Он тогда поспешно сорвал наушники и некоторое время тряс головой, собираясь в целое.
   - Что, сильная вещь? - с пониманием взглянул на него мальчишка-продавец, на время перестав настукивать на экзотическом барабане. - По первому разу, если без подготовки, сильно действует. Берёте?
   Смирнов тогда взглянул на обложку диска - на ней оранжевыми буквами было написано "Переход" поверх фотографии с кем-то в шубе и перьях. Этот кто-то стоял на высоком склоне и играл на варгане над простирающимися внизу долинами. От картинки отдавало каким-то шаманством, и Смирнов решил диск не покупать.
   Звуки, которые сейчас издавали Лесовик с Отшельником, очень напомнили ему ту запись. И эффект от их пения был почти таким же. Смирнов вдруг почувствовал, что дрожащие над ним вибрации входят в него со стороны макушки, идут по позвоночнику, отдаются в ладонях, лежащих на животе у Анны. Потом вдруг ощутил, что вибрации делят его на части, и одна из этих частей вторит диковинному пению и вот-вот воспарит.
   На этот раз ему не было страшно. Смирнову стало легко и приятно, и он вдруг понял, что смотрит на всё сверху. Что он очень отчётливо видит, как горят костры - хворост на брёвнах давно прогорел, и теперь громадные тёмные уголья светились малиновым. Как рядком лежат их тела, накрытые сверху, будто одеялом, серо-голубым спальником. Как Лесовик и Отшельник стоят друг против друга, протянув навстречу раскрытые ладони, и звучат, совершая медленные синхронные движения. Потом он вдруг ощутил странные эмоции. Раскаяние за своё мимолётное желание Янкиной смерти ("Разве я этого ей желал? Нет!"). Сожаление, что так и не смог справиться с её "двойкой" и уравновесить её мощную и невыстроенную энергетику. ("Что ещё за двойка? И когда это я пытался её строить?"). Жалость к глупой и не видящей сути девчонке, которая с таким упоением живёт на нижних чакрах. ("Чакры ещё откуда-то. Это точно не моё. Я что, читаю мысли всех остальных, получается?") Он ещё успел увидеть, как между ладонями Лесовика и Отшельника клубится нежная серебристая дымка, облаком снисходящая на лежащие тела, как вдруг очередной звук - теперь это было низкое гортанное "а" - подхватил его и завертел, вынося из этой реальности.
  
   Глава 14
  
   О своём порыве Анна тут же пожалела, поняв, что ей придётся раздеться. Полностью. И лежать рядом с голым мужчиной. С чужим. "Господи, только бы не Кирилл!" - взмолилась она, зажмурившись, вытягиваясь рядом с Янкой и прижимаясь к её боку. Бок был ледяным, и Анна слегка отодвинулась. Полежала, чувствуя спиной жар от костра. Лежать, против ожидания, было не холодно - двойная "пенка" не пропускала холод от земли. Сзади неё устроился кто-то из мужчин, Анна напряглась, но поняв, что это не Кирилл, расслабилась. Хорошо. Если бы это был Кирилл, она бы, наверное, всё время помнила, что это из-за неё Янка попала в переделку. Из-за её вчерашней ярости и бурных эмоций. Как ни крути, смерти она Янке вчера от души пожелала. И хотя сегодня так же от души пожелала ей жить счастливо, видимо, опоздала. Или успела? Янка ведь пока жива!
   Анна послушно глотнула отвара из кружки - он горчил и отдавал прелыми листьями. Затем, слушаясь команд Лесовика, положила руку Янке на холодный живот. Ладонь Лани, лёгшая поверх её руки, по контрасту показалась обжигающе горячей. Руки Андрея на её собственном животе казались тёплыми. Анна мимолётно отметила, как хорошо он её держит - крепко и в то же время мягко. И совсем не сексуально, и тело её ни на грамм не реагирует на чужую наготу. Уловила спиной ритм его дыхания, подстроилась, рукой передала этот ритм Лани. А когда Лесовик с Отшельником завели свою песню, похожую на тувинское горловое пение - она ходила как-то на концерт, писала статью для журнала - она подстроилась и под их ритм.
   И очень скоро ощутила то, что чувствовала днём, когда пела над озером. Вдруг будто воспарила и полетела над гладью воды, ощущая себя и небом, и тучами, и суровыми склонами. И поняла, что каждая её сильная эмоция, будто брошенный в спокойную воду камень, отражается в этом пространстве рябью расходящихся кругов и изменений. Она даже увидела, как рябит пространство возле группки камней наверху, недалеко от чёрных мегалитов. Поняла, что это - её вчерашнее "Хочу, чтобы она умерла!" и испытала острое раскаяние. "Нет, не надо, пусть живёт!" - попросила она пространство, и почувствовала, что её затягивает в яму позади этих колышущихся камней.
   Переход был стремительным. Анна открыла глаза и обнаружила, что уже не лежит голышом возле Янки, а стоит в своём походном наряде посреди серой каменистой пустыни. Место, поначалу показавшееся вчерашним плато, было другим: ни кусочка мха, ни пятна лишайника. И - она огляделась - не видно чёрных мегалитов. И озера не видно - только бесконечные нагромождения белёсых валунов под свинцовым небом, все оттенки серого. Впереди валуны громоздились особенно внушительно, образуя нечто вроде ворот - два крупных камня сходились вершинами, между ними оставался проход. Возле валунов стояла в задумчивости Янка, явно решая, идти ли ей дальше.
   - Янка! - обрадовалась Анна и бросилась к девушке. Двигаться было легко, как во сне - ноги едва касались камней, она не шла, а парила. - Янка, стой, подожди!
   - А, мисс Марпл, - девчонка посмотрела через плечо. - Всё вынюхиваете?
   - Яна, тебе нельзя дальше идти. Тебе нужно вернуться. - Анна пропустила мимо ушей Янкину реплику. Подошла и взяла её за руку. Рука была ледяной. - Пойдём со мной!
   Потянула её от прохода, Янка сделала пару шагов и остановилась.
   - А ты уверена, что хочешь, чтобы я пошла с тобой? - взглянула она Анне в лицо своими глазами-вишнями, и ту обдало холодом, будто сквозняком из форточки.
   - Вернусь, и мы с Кирюхой опять будем трахаться, а ты будешь шипеть от зависти, а?
   - Пошли, Яна, пошли. Возвращайся.
   "Трахаться" и "зависть" слегка царапнули в глубине сознания, Анна тут же отбросила эту зацепку, но Янка как будто что-то уловила, подалась к Анне, вцепилась в её руку ледяными пальцами и заговорила, глядя в глаза:
   - Только не надо врать! Ты ведь злишься, что Кирюха меня выбрал. Ты, старая клюшка, думала, что он тобою займётся. А, ведь думала? А меня хабалкой считала, корёжило тебя от моих приколов. А, было такое? А когда я с Кирюхой закрутила, ты на нас взъелась за то, что мы повели себя не по-твоему, не так, как ты в своей башке распланировала. И презирать нас стала. А, так все было? Ну хотя бы сейчас себе признайся, так всё было? Ведь так!
   Янка тискала её руку пальцами, по-прежнему ледяным. Анна чувствовала, как холод проникает в неё саму и соглашалась, что девчонка права. Да, она в самом деле нафантазировала себе, что у них с Кириллом может что-то быть. И что она тем самым утрёт нос своему мужу. Она действительно относилась к Янке чуть свысока, как к невоспитанной хабалке. И действительно её корёжили между Янкой и Кириллом отношения не только потому, что в Кирилле ей вдруг увиделся собственный муж, а в Янке сфокусировались все шумные и наглые, досаждавшие ей всю жизнь девицы. Под холодом Янкиных пальцев и Янкиных слов объяснения, что роман Янки и этого Кирилла стал для неё как бы продолжением романа её мужа Кирила и девчонки Олеси, что от того её так и заносит, вдруг слезли, как кожура с банана, обнажив подгнившую малопривлекательную сердцевину. Не от того она так злилась. Точнее, не только от того. Оказывается, она действительно считала себя лучше Янки. И была уверена, что Кирилл тоже считает Янку невоспитанной хабалкой. И когда он эту хабалку выбрал, да ещё так демонстративно, она стала презирать их обоих. Презирать за то, что они не совпали с её идеями на их счёт и сделали всё по-своему. Не будь с ними Янки, всё сложилось бы иначе!
   - Ну, дошло? - усмехнулась Янка. - Расклад увидала? Ну, так мне возвращаться, или нет?
   "Да", - хотела сказать Анна, но почувствовала, что не может. Горло перехватило от того, что поняла: сказав "да" Янке, она скажет "да" всей несправедливости мира. И Олесе скажет, и своему мужу, и всей той подлости, что они с ней сотворили.
   - Что, не можешь простить? Не можешь, в обиде...
   Девчонка следила за малейшим выражением её лица. Да и девчонка ли? Через её глаза за Анной наблюдал кто-то ещё ... Она почувствовала, что руки Янки стали обжигающе ледяными, увидела, что в её чёрных глазах не видно зрачков, а лишь клубится темнота, которая вот-вот выплеснется наружу и накроет её, Анну...
   И тут кто-то взял её за вторую ладонь. Рука была тёплой, и Анна, очнувшись от внезапного оцепенения, с облегчением отвернулась от тёмных Янкиных глаз. Андрей!
   - Яна, я за тобой, - он протянул девушке вторую руку. - Возвращайся.
   - А, Берендюк, и ты здесь.
   Янка убрала одну руку с ладони Анны и вцепилась в пальцы Андрея.
   - Сам пришёл, или Павлик попросил?
   - Павлик? А при чём здесь Павлик? - растерялся Андрей.
   - Ну как же, любимый сын напортачил и папочку прислал улаживать. А папочка и побежал. Восемь лет ты на него чихал, а тут вспомнил про отцовские чувства, навёрстываешь.
   Теперь Янка и кто-то через Янку всматривались в лицо Андрея, и Анне показалось, что мужчина бледнеет.
   - А ты знаешь, что Пашка все эти восемь лет, как ты его бросил, мечтал, что вы с матерью помиритесь, и ты вернёшься?
   Андрей поморщился, как от боли, а Анна почувствовала, что его рука уже не такая тёплая.
   - Я его не бросал, это Вера...
   - Ну да, конечно, это его мамаша решила, что жить с таким чурбаном, как ты, ей больше невмоготу, - кивнула Янка. - А ты и обрадовался, даже не пытался сыном заниматься, отделывался подарками да звоночками на день рождения. А как тебе такая тема, что твой сынок, как и ты, импотентом вырос?
   - Я не импотент! - рванулся из Янкиной руки Андрей, и та, выпустив Анну, перехватила его руку второй ладонью.
   - Да ладно, себе-то не ври. Когда спал с бабой в последний раз, помнишь? Помнишь. Ты всех их помнишь, кто у тебя после Верки был, наперечёт. Как раз пальцев на руке хватит, ещё и останутся. И что жена тебе сказала, расставаясь, помнишь. Или напомнить?
   Янка безотрывно смотрела в глаза Андрею, и он становился всё бледнее и прозрачнее, будто она высасывала его тьмой своих глаз.
   - "Ты - неудачник, деньги единственное, что тебя возбуждает. А теперь, когда их нет, ты полный импотент".
   Эти слова Янка проговорила не своим голосом, а другим, холодным и упругим от сдерживаемой ненависти. И Анна подумала, что если это голос бывшей жены Андрея, то ей его очень жаль. Она подошла к Смирнову и положила руки ему на плечи. Он от этого прикосновения будто очнулся, отвёл глаза от Янкиной клубящейся темноты и тряхнул головой, отгоняя наваждение.
   - Кстати, папаша, есть ещё одна тема, - Янка опять впилась взглядом в его лицо, стараясь перехватить взгляд. - У твоего Пашеньки, могу тебя поздравить, скрытые гомосексуальные наклонности. Пока мальчик не осознал, но всё к тому идёт. Ты думаешь, почему он в фонтан с голой задницей полез? Хотел, чтобы его там трахнули. Да, а ещё он у тебя ботаник, травку на даче разводит, наркоманит по маленькому.
   Андрей напрягся, будто сдерживая крик, и Анна почувствовала, как холодеют его плечи под её ладонями. Она подавила приступ внезапной паники и заговорила, прямо в бледное ухо.
   - Андрей, не слушай её, не поддавайся, у тебя замечательный сын. Всё, что она говорит, неправда, она просто старается разозлить тебя. Ты разве не понял? Она смакует твою злость, а ты поддаёшься и остываешь.
   - Не вмешивайся, мисс Марпл, старая толстая корова, - обдала её Янка чернотой из своих глаз, но Анна не обиделась.
   - Ян, хватит уже дурить, а? - попросила она. - Пойдём домой.
   - Что я там не видела? Педиков и наркоманов вроде его сыночка? - фыркнула Янка в сторону Андрея.
   - Ян, мне всё равно, педик он, или нет, - Андрей выдохнул и улыбнулся. - Я очень его люблю, и мне очень жаль, что я упустил все эти годы. Я наверстаю. Янка, в самом деле, прекращай дурить, пошли обратно, тебя там ждут.
   - О, пошёл гнилой базар про любовь! Пусти! Горячо! - Янка стала вырываться, но теперь Андрей сжимал её руки, не отпуская. Анна взяла его за плечи, и чувствовала, как жар от её, ставших опять горячими, ладоней, стекает по рукам к его ладоням. - Никто меня там не ждёт!
   - Яна, я тебя жду, - сказали у Анны за спиной, и она поняла, что это Кирилл. - Возвращайся.
   - Кирилл!
   Янка перестала вырываться и улыбнулась. Анне показалось, что её пепельно-бледное лицо слегка, почти незаметно, но порозовело. Но тут тьма опять заклубилась в чёрных глазах, и улыбка превратилась в оскал.
   - Привет, герой-любовник! И зачем это ты меня ждешь? Опять воспитывать станешь, морали читать на тему что такое хорошо, и что такое плохо? Так я уже всё знаю. Трахаться при свидетелях плохо, трахаться с группой товарищей нехорошо, смеяться над ближним негоже. Скучно с тобой, понял? Скучно и пресно. Ты простой, как ломоть хлеба. А я хочу бифштексов. С кровью!
   Янка рванулась посильнее, высвободила левую руку и потянулась к проходу между валунами. Воздух в проходе сгустился и теперь напоминал тёмно-серый кисель. Анна бросилась к Янке и перехватила её правую руку, оставшуюся в захвате Андрея, у запястья. Оно, на удивление, стало чуть тёплым.
   - Яна, а как же Митенька? Помнишь, ты мне про него рассказывала? - спросил женский голос, и Анна, не оглядываясь, поняла, что это Лань. - Смышленый красивый мальчик, весь в маму. Он ведь тоже ждёт тебя. Ему без тебя плохо.
   Янка перестала вырываться и остановилась.
   - Ему без меня хорошо. Ему без меня даже лучше будет. Какая я мать? С бабушкой ему будет лучше, - сказала она, не оглядываясь, и Анна удивилась внезапной тоске в её голосе, ещё недавно злом и задиристом.
   - Ты хорошая мать, - мягко сказала Лань.
   - Я отвратительная мать. Я хотела его вытравить, а когда не получилось, хотела оставить в роддоме.
   Янка говорила по-прежнему глухо.
   - Но ведь не оставила! - мягко сказала Лань. - И ты знаешь почему. Почему, вспомни?
   - Потому что... Потому что я его люблю.
   "Люблю" далось ей с видимым трудом, она как будто давилась словом, выталкивая его наружу.
   - И он тебя любит, Яна! Он любит тебя больше всех, ты самый главный для него человек. Прислушайся, ты ведь знаешь, это так!
   Голос Лани звенел, и Янка отвернулась от прохода, где тёмно-серый кисель уже стал выбрасывать тягучие протуберанцы, и повернулась к ним, распахнув в пол-лица глаза-вишни. Анна успела заметить, как над её головой заклубилось тёмное облако, как его втянуло в кисель между валунами, прежде чем потянулась к Янке и обняла её. Со стороны спины Янку обняла Лань, потом их всех обхватил Кирилл. Потом Анна почувствовала своей спиной грудь Андрея, закрыла глаза и услышала высокий звук "и". Потянулась за ним всем своим существом и растворилась в серебристо-белом сиянии.
   Янка лежала на боку, обняв Анну, и дышала ей в плечо, сопела ровно, как ребёнок. "Бедная девочка, как же тебе не хватает любви!" - сонно подумала Анна и погладила Янку по плечу, натыкаясь на чью-то руку. И мигом проснулась. Впереди Янкино тело, позади прижимается ещё чьё-то и, судя по всему, их больше, чем трое. И все они голые. Мамочки, где она, что с ней?
   - Аня, спокойно. Вы вернулись, вы её вытащили, - негромко сказал Лесовик, и Анна всё вспомнила - серые валуны, тёмно-серый кисель перехода, пепельно-бледное лицо Янки и тьма в её глазах вместо зрачков.
   - Лесовик, мне такой сон приснился, - хрипло сказала она, не открывая глаз. - Или это был не сон? Где мы были?
   - Можешь считать это наведённой галлюцинацией, - спокойно сказал Лесовик, и Анне послышалась в его голосе добродушная усмешка. - Мы с Отшельником дали вам отвар, который повышает температуру тела. Но ко всему прочему он обладает лёгкими галлюциногенными свойствами. Ты уж извини за глюки, побочный эффект процесса.
   - Да ладно, мне даже интересно было. Как в кино сходила, на американскую фантастику. Борьба добра со злом и всё такое.
   - И кто победил? - судя по голосу, Лесовик улыбался.
   - Добро, конечно. Правда, Янка в этом глюке была просто чудовищем. Руки ледяные, лицо серое, в глазах черный туман клубится. И такие вещи говорит, от которых её на клочки хочется порвать. Жуть!
   - Ну да, низкие вибрации штука серьёзная, - непонятно согласился Лесовик. - Стоит только поддаться, не заметишь, как засосут.
   - Меня чуть не засосало, - сказал Андрей за спиной у Анны. - Когда она стала про Пашку гадости говорить, я готов был её убить, лишь бы замолчала. Мне даже померещилось, что туман этот чёрный из её глаз мне в голову попал.
   - Погоди! - Анна развернулась, приподнялась на локте и уставилась на Андрея. - Ты что, видел то же, что и я?
   - Равнина с серыми камнями, два валуна образовали проход, в котором отсвечивает нечто, похожее на тёмно-серый кисель, - перечислил Андрей.
   - Лесовик, так что же, это действительно было? - Анна чувствовала, как заколотилось сердце где-то у горла и забуксовал, отказываясь верить, разум.
   - Ань, это была наведённая галлюцинация. Общая для всех, - спокойно сказал Лесовик. - Такое иногда случается. Ты одеваться-то будешь? Мы с Отшельником, пока вы спали, всю одежду пересушили.
   Тут до Анны дошло, что она всё ещё голая. И что уже утро. И тепло, хотя небо над озером низкое и серое, как в их общей галлюцинации.
   - Андрей, ты не мог бы подвинуться? Я хочу вылезти и одеться, - попросила она, тщательно следя, чтобы голос звучал бесстрастно.
   - Да, Ань, конечно, я и сам встаю, - засуетился Смирнов, и Анне подумалось, что и для него дошла двусмысленность ситуации. Он выскользнул из-под спальника и пошёл к одежде, разложенной на брёвнышке слева от Лесовика позади практически прогоревших, рассыпавшихся в чёрную золу брёвен их ночного костра. Анна тоже встала, отыскала свои одёжки, быстренько натянула на себя трусы, футболку, штаны, свитер...
   - Ань, это ничего, что я забрал свой свитер обратно? - спросил Лесовик. - А то меня после вчерашнего переохлаждения немного пробирает.
   - Да, конечно, спасибо, что дал, - Анна вжикнула молнией на куртке и обрела душевное равновесие. - Он меня вчера очень выручил.
   - А я о нём вчера весь день мечтал, - улыбнулся Лесовик.
   - А где Отшельник? - Смирнов тоже уже оделся и присел на бревно.
   - Спит. Мы с ним вахту несли. Сначала он вас караулил, я отсыпался, потом я его сменил.
   - Вахту? - изумилась Анна. - А сколько мы проспали? Сколько сейчас времени?
   - Честно говоря не знаю. Думаю, что-то около трёх.
   - Лесовик, а что теперь с Яной? - Кирилл и Лань тоже проснулись, и, ничуть не смущённые ситуацией, выглядывали из-за Янкиного плеча.
   - А что с Яной? С Яной всё нормально, - Лесовик поворошил палочкой прогоревшие уголья. - Сейчас перенесём её в палатку, пусть отсыпается. Я думаю, до вечера поспит.
   - А потом? - Анна никак не могла поверить, что с Янкой всё в порядке.
   - А потом проснётся. И пойдёт с нами заканчивать маршрут, - сказал Лесовик и поскрёб плечо. - Кирилл, Лань, вы бы тоже уже вставали. Во-первых, костёр полностью прогорел, и вы сейчас начнёте мёрзнуть. А во-вторых, очень хочется чего-нибудь съесть. Я предлагаю отнести Янку в палатку и сварить какой-нибудь еды.
   Лань и Кирилл одели Янку её в просушенную одежду, потом упаковали в собранный мешком спальник, но она так и не проснулась, мычала только что-то невнятное. В лагерь её перенесли тем же манером, на носилках из дождевика. Лесовик с Кириллом впереди, Смирнов и женщины сзади, сверху - "пенки".
   - Как она? - поднялась им навстречу Римма, варившая что-то в котелке на костре. Динка крутилась рядом и подбрасывала в огонь веточки.
   - Нормально, - кивнул Лесовик, опуская "носилки" возле нужной палатки. - Римма, можно тебя попросить раскрыть вход в палатку и расстелить там "пенки"? Мы Яну туда уложим, пусть досыпает.
   - А можно, я постелю?! - затрясла Динка рукой, будто в классе отвечать вызывалась.
   - Можно, только поскорее, - разрешил Лесовик, и Динка сгребла "пенки", мышкой юркнула в палатку, пошуршала там пару минут и крикнула - Всё, готово!
   - Тогда выбирайся оттуда, - сказал Лесовик. - Оставь вход раскрытым. Кирилл, ты сможешь влезть вовнутрь и втащить туда Янку?
   - Да, конечно.
   Кирилл влез в палатку, Лесовик со Смирновым придвинули дождевик так, чтобы Янкина голова оказалась сразу напротив входа, и он втащил мешок со спящей девушкой под крышу.
   - Она прямо как Спящая красавица, - поделилась наблюдением Динка, когда они всё подошли к костру.
   - Точно. Только целовать её не обязательно, и так проснётся, - согласился Лесовик. - Слушай, Римма, ты просто молодец, что стряпню затеяла. Ужас, как есть хочется. - Он уселся на бревно возле костра и заглянул в котёл. - Что там у нас?
   - Гречка, - помешала в котелке Римма.
   - А что, Оленька уже проснулась и выдала тебе продукты?
   - Нет, спит ещё. Все спят после вчерашнего. А гречка у меня в рюкзаке была, масло и соевый фарш со вчерашнего дня остались. И приправа тоже была, - объяснила Римма. - В принципе, всё уже готово. Сейчас накрошу лук, и через пять минут можно есть.
   Через пять минут на её призыв "Обед!" к костру вышли почти все - не хватало только Янки, Майи и Пашки. Кашу разобрали в два счёта, долю тем, кто отсутствовал, оставили на глазок. И Пашке, когда он всё-таки вышел к костру, пришлось соображать, как разделить на троих не очень большую порцию.
   - Ты дели на двоих, - разрешил Лесовик. - Яне не оставляй, всё равно она проспит ещё часов пять, а мы к тому времени ещё что-нибудь сварим.
   - Ничего себе, здорова дрыхнуть! - присвистнул Пашка, обрадовано раскладывая гречку по двум мискам. - А я думал, это Майя чемпион по долготе сна. Пойду, отнесу ей кашу, может быть, поест.
   - Лесовик, а Яна поправится? - спросила Ида, недоумённо поглядев на Пашку и нарушив повисшую над костром паузу.
   - Да, мы её вытащили, - кивнул он. - Она теперь спит.
   - Поправится? - Пашка отвлёкся от мисок и в оторопении уставился на Лесовика. Потом перевёл взгляд на отца. - Берендюк, что случилось?
   - Яна вчера чуть не погибла, - Смирнов поморгал и понял, что так и не понял, что же вчера произошло. - Лесовик, а что с ней случилось? Я так и не понял.
   - Она каким-то образом упала в расщелину. Похоже, при падении стукнулась головой и отключилась. А потом просто начала замерзать. Её спасло, что камни были с наветренной стороны и защищали от ветра и частично от дождя. И что куртка на шнуровке снизу завязана была, не задралась и сохранила тепло.
   - А как она могла туда попасть? Оступилась? - спросила Медея.
   - Может, оступилась, может, поскользнулась. Вот проснётся, мы её и спросим, - пообещал Лесовик. Смирнов заметил, что Пашка побледнел и подался вперёд, будто хотел что-то сказать... Но тут Анна вдруг отставила свою кашу и спрятала лицо в ладонях:
   - Это я виновата. Это я захотела, чтобы она умерла.
  
   Глава 15
   Смирнов поперхнулся и закашлялся, выталкивая гречку из горла. "Анна? Нет!" - замелькал в голове калейдоскоп из воспоминаний. Плакала у костра... Пошла за ними, а потом отстала ягоду собирать... Сожалела о содеянном, он это ощутил вчера во время пения Лесовика и Отшельника... Неужели это она Янку в яму столкнула?!!
   - Ань, ты поосторожнее с заявлениями, - Лесовик встал с бревна и постучал кулаком Смирнову по спине. - Берендюк, вон, аж подавился. Ну, полегчало?
   - Да, спасибо, - кивнул Смирнов, смаргивая натужные слёзы.
   - Что значит - ты захотела, чтобы она умерла? - продолжал Лесовик. - Подкралась, что ли к ней, и в яму спихнула?
   - Нет, что ты! - оторопело уставилась на него Анна, вынырнув из ладоней. - Я позавчера на бумажке написала, что хочу, чтобы она умерла. А вчера одумалась и зачеркнула, и написала, пусть живёт. Но вот, опоздала.
   - Ну, судя по тому, что Яна мирно спит в вашей палатке, ты вполне успела... Кто там к котлу поближе, зачерпните мне чаю, пожалуйста! И конфетку подайте кто-нибудь. Спасибо. А я, Анют, каюсь, в тот раз и не понял, что она настолько сильно тебя зацепила.
   - Но я отцепилась. Ещё вчера отцепилась, - вздохнула Анна.
   - И это правильно, - сунул леденец за щеку Лесовик. - Ну что, народ, баню будем делать, или сил нет после вчерашнего?
   - Силы есть, - ответил Климентий, и все оживились, будто Лесовик скомандовал "отомри". - Ты только скажи, что делать надо.
   - Надо найти штуки четыре молодых берёзок, поискать деревья сухостойные, выкопать яму, натаскать камней и папоротника для подстилки. Каркас для бани и яму беру на себя, папоротник поручим девушкам. Кто делает остальное?
   - Можно, я буду деревья искать? - вскинулась Динка.
   - Можно, только в пару себе кого-нибудь возьми.
   - Папу!
   - Значит, решили, берёзки ищут Женя с Диной.
   - Я сухостой посмотрю, - вызвался Сергей.
   - Посмотри, - кивнул Лесовик, - нужны стволы, которые на корню стоят. Те, что на земле не годятся, сырые.
   - Я понял, - сдержанно кивнул Сергей.
   - Слушай, Серёга, до меня только сейчас дошло, - вспомнил Лесовик, - а как ты ночевал? Мы же все "пенки" из палатки повытаскивали!
   - Он с нами ночевал, - радостно сообщила Ида, - мы его приютили!
   - Ну и молодцы. Погоди Серёга, я сейчас тебе пилу дам. Возьмёшь себе кого-нибудь в пару...
   - Я пойду, - вызвался Смирнов.
   - Ага, значит, возьмёшь себе в пару Берендюка, потому что одному пилой орудовать несподручно. Лань, а вы с Отшельником придёте к нам в баню? - Лесовик посмотрел на гостью, обедавшую молча, с улыбкой поглядывая на народ у костра.
   - Не знаю пока, - улыбнулась ему Лань.
   - Если надумаете, мы начнём часиков через пять. Приходите!
   Лесовик ушёл и вскоре вернулся с чем-то, похожим на велосипедную цепь. "Надо же, как придумано!" - подивился Смирнов, разглядывая конструкцию из острых звеньев. "Надо Пашке показать!" - он поискал глазами сына. Того не было, видимо, ушёл в палатку кормить Майю.
   Первую пригодную сухостойную ёлку они нашли быстро. Серый ствол с полметра в диаметре густо топорщился голыми ветками. Сергей завёл "цепь" позади ствола и протянул второй конец Смирнову:
   - Берись. И тяни на себя.
   Смирнов взялся и потянул, лезвия вжикнули, вгрызаясь в кору, затем потянул Сергей, пила опять вжикнула, И очень скоро Смирнов понял, как с ней управляться: следить, чтобы "цепь" была натянута, и тянуть ровно, без рывков. Минут через пять бывшая ёлка дрогнула и повалилась набок, мигом превратившись в дрова.
   - Фу, что-то я упрел, - выдохнул Сергей и уселся на поваленный ствол. - Давай передохнём, а то нам всё это ещё до бани тащить.
   Смирнов согласно сел рядом, двигая печами - мышцы свело от непривычной работы.
   - Слушай, я спросить тебя хотел, - замялся Сергей, - а что ночью было, когда мы ушли? Как вы Янку вытаскивали?
   - А бог его знает, - пожал плечами Смирнов, и Сергей быстро взглянул ему в лицо. - Лесовик дал нам питья какого-то, потом они с Отшельником пели, потом галлюцинации начались разные... Лесовик объяснил, что он нам температуру поднял своим отваром, чтобы мы своим теплом Янку отогрели. И что глюки - побочный эффект.
   - А что за глюки? Что вы видели? - Сергей смотрел как-то слишком цепко, и Смирнову отчего-то не захотелось пересказывать ему свои видения.
   - Да я уже и не помню толком, - соврал он. - Камни серые, небо, и Янка там бродит, и мы её вроде бы обратно зовём... Смутно всё, как во сне.
   - А... Ну ладно. Пошли что ли? - поднялся на ноги Сергей, и они со Смирновым поволокли ёлку из лесу.
   На пляже они догнали Анну. Она шла, прижимая к себе охапку стеблей папоротника.
   - Ань, куда дрова тащить, где Лесовик? - спросил Смирнов.
   - Туда! - показала она подбородком. - Идите за мной.
   Ствол они оставили в десяти шагах от ямы, вырытой метрах в двадцати в стороне от лагеря. Лесовик связывал над ней макушки вкопанных в землю берёзовых стволиков - каркас будущей бани. Анна бросила свою охапку на полпути между бревном и ямой.
   - Лесовик, много нужно листьев?
   - Ещё три таких охапки, и хватит.
   Анна посмотрела на Смирнова и пожаловалась:
   - Знаешь, он такой красивый, мне так жалко его губить!
   - Кого губить? - не понял он.
   - Папоротник. У него такие листья красивые, ажурные и волнистые по краям. Я себя чувствую варваром, что его обдираю. Хожу и прошу прощения, объясняю, что нам очень его помощь нужна.
   - У папоротника просишь прощения?
   - Да. Это глупо?
   Смирнов задумался...
   - Нет. Знаешь, я ведь и сам мысленно просил у леса разрешения забрать эту дровину для бани.
   - Ну, значит, если мы с тобой и тронулись слегка, то оба разом, - улыбнулась Анна.
   - Не удивительно, - тоже улыбнулся Смирнов. - Раз у нас вчера случились общие глюки, то сейчас они продолжаются.
   - Да, - опустила глаза Анна. - Знаешь, я хотела у тебя спросить... Ты слышал, что мне Янка там про Кирилла кричала?
   - Нет, - соврал Смирнов. - А что она кричала?
   - Не важно. Просто я слышала, думала, и ты тоже, - Анна опять подняла на него глаза, Смирнов уловил в её взгляде облегчение и сменил тему.
   - Интересно, почему Лесовик не захотел баню на том же месте устроить, где её Отшельник делал? И яму рыть не пришлось бы, и место для костра готово.
   - Мы спрашивали, - кивнула Анна, - он сказал, что это место теперь не годится. Чистить надо.
   Они помолчали. Смирнов чувствовал неловкость, что соврал. Он помнил, что Янка в том их видении говорила про Анну и Кирилла.
   - Ладно, Ань, я пойду Сергея догоню, - сказал он, сбегая. - А то потом придётся по лесу аукаться.
   Он прибавил ходу. До него вдруг дошло, что если он слышал и помнил, что Янка говорила Анне, то, - Смирнов споткнулся от осознания, - и Анна слышала все те гадости, что достались ему. И про Веру, и про Пашку, и про всё прочее. Блин, как же неприятно, когда тебе тычут в рожу твоим же грязным бельём, да ещё и при свидетелях! Даже если это бельё - всего лишь глюк.
   Оба могучих ствола, добытых Смирновым и Сергеем, Лесовик уложил поверх груды крупных валунов, сверху завалил отпиленными от стволов же ветками и поджёг. Смирнов с любопытством наблюдал за всеми приготовлениями. Каркас из берёзок Лесовик обтянул толстым полиэтиленом, сверху ещё попросил накинуть спальники. Чтобы не сползли, Анна и Оленька наскоро прихватили их крупными стежками. Землю внутри банного шатра кто-то из женщин - Смирнов отвлёкся и проглядел, кто именно, кажется, Римма - устлал папоротниковыми заготовками, красиво выложив из них же тропинку к озеру.
   Костёр горел часа два, когда Лесовик, вскипятив воду в чайном котле и запарив в ней ветки можжевельника, разделся, взял загодя подготовленную рогатину и начал носить на ней валуны, закидывая их в яму внутри шатра.
   - Все сразу не поместимся, делимся на две группы! - скомандовал он, и народ начал поспешно скидывать одёжки и нырять в отверстие в полиэтиленовой стене. Смирнов замешкался и не успел: когда Анна, смешно встав на четвереньки, пролезла в низкий лаз, Лесовик крикнул:
   - Всё эта партия, остальные на второй заход!
   "Ну всё, так всё", - со вздохом согласился Смирнов, и вдруг поймал себя на сожалении, что не успел попасть в ту группу, где Анна. Однако! И что бы это значило?
   Народ в шатре загудел, послышалось шипение пара. Видимо, Лесовик плескал кипятком на валуны в яме. Минуты через три полиэтиленовый полог откинулся, из парящего нутра стали возникать нагие фигуры - первой выскочила Динка - и заходить в озеро.
   - Эй, что-то я не догоняю. Мы что, решили на Риявр не идти? У нас что, вместо похода баня, что ли?
   Смирнов оглянулся: возле пылающих брёвен стояла Янка и чесала переносицу.
   - И почему меня тогда никто не разбудил? Я тоже париться хочу. Лесовик! - крикнула она выходящему из воды мужчине, - А почему баню без меня начали?
   - Потому что ты спала.
   Лесовик спокойно глянул на неё, и Смирнов в который раз подивился его самообладанию. С таким лицом хорошо в покер играть!
   - Но ты ещё ничего не пропустила. Сейчас пойдёт вторая партия, и ты можешь к ней присоединиться.
   - Это я мигом! - Янка принялась быстро раздеваться. Смирнов увидел, что на её бедре расплылся огромный синяк
   - Яна, что это? - ахнула Майя, и Смирнов понял, что и эта, похоже, только что проснулась и не в курсе последних событий.
   - Где? - извернулась посмотреть Янка. - Ну нифига себе! Это меня ночью что, пинали?
   Над костром повисла пауза.
   - Народ, кто собирается рассматривать Янкины синяки, пусть остаётся у костра, остальные идёмте продолжать, баня остывает, - скомандовал Лесовик и все, кто был ещё одет, поспешили раздеться.
   Внутри бани было темно и тепло.
   - Лесовик, я хочу сесть возле тебя, - попросила Янка.
   - Забирайся, - кивнул тот. Янка пролезла, села между Лесовиком и Пашкой, и тот зашептал на ухо отцу
   - Берендюк, давай местами поменяемся, а? Тут над камнями очень жарко.
   - Ползи, - согласился, перекидываясь местами, Смирнов, сел, и почувствовал жар от пышного Янкиного бедра. "Пашка смутился, что ли? Или и вправду... того?" - всплыло в голове про педика, но тут Лесовик плеснул из кружки на камни, они зашипели, повалил пар, а Лесовик сказал:
   - Дайте звук, погудите, так лучше пробирает.
   - М-м-м, - загудел Смирнов, вдыхая густой можжевеловый запах. От звука и жара все мысли из головы пропали, осталось только ощущение тела, которое вибрировало, звуча, и исходило блаженством, каждой порой впитывая пар, настоянный на можжевельнике.
   - Всё, наружу, - скомандовал Лесовик через какое-то время, Смирнов выполз вслед за чьим-то задом, и вбежал в воду. Вода была не обжигающе-холодной, как он ожидал и как помнил по переправе, а приятно освежающей, ласковой и какой-то ещё. На языке просто не было слов, а в голове - определений, чтобы выразить все его ощущения, так много их было, и такими они были... непривычными.
   Смирнов вылез из воды и пошёл к горящим брёвнам - тело начало остывать, и стоять на берегу становилось зябко.
   - Первая партия, можно идти на второй заход, - позвал Лесовик, вытирая ладонями лицо.
   - Кирилл, ты в первой группе? Я с тобой хочу! - запросилась Янка.
   - Яна, у нас в первой партии в некотором роде всё под завязку, - засомневался Лесовик. - Если только кто-нибудь с тобой поменяется.
   - Я поменяюсь, иди Яна, - сказала Анна, и Янка потянула Кирилла за руку:
   - Пошли!
   "Всё-таки, странная они пара", - Смирнов украдкой разглядывал этих двоих. Янка большая, крепко сбитая - сейчас было понятно, что она не столько толстая, сколько коренастая, - и вся как фонтан, что на уме, то и на языке. И Кирилл - тонкий и жилистый, закрытый, очень мало говорящий, но, судя по тому, как он двигался, когда они вчера полуживые шли с Риявра, очень много умеющий. Смирнов вспомнил ощущение спокойной ясности, которую он уловил от Кирилла вчера, когда ему показалось, что он чувствует мысли всех четверых. ("Неужели это действительно с нами было? Честное слово, готов поверить, что просто спал!"). И подумал, что Кирилл, кажется, не намного слабее Лесовика. Не в смысле физической силы, а в смысле вот этой вот ясности видения.
   - Андрей, посмотри, как красиво, - тихо сказала Анна. Смирнов отвлёкся от мыслей и посмотрел на озеро. Перламутрово-серое облако, висевшее над водой последние несколько часов, отползло от вершин гряды противоположного берега. И дальний край облака светился по контуру розовым. Солнце, которое было столь редким гостем в эти дни, не спешило выбираться наружу, так, напоминало о себе несколькими лучиками. Но даже этого света озеру хватило - оно перестало быть серым и, поймав отражение розового солнца, само приняло розоватый оттенок.
   - Красиво, - кивнул он, и она взглянула на него благодарно, как будто радуясь, что он видит то же самое, что и она. Смирнову от её радости стало как-то совсем хорошо, будто блаженство от происходящего, которое он бережно лелеял, боясь расплескать, вдруг пошло через край и смешалось с её блаженством и, став общим, добавило ему ещё массу ощущений, к которым у него опять не нашлось ни слов, ни определений.
   Когда Лесовик позвал их на второй заход, они с Анной сели рядом. И он даже захотел взять её за руку, но отчего-то не решился. А когда Лесовик стал плескать из котелка на камни, и все загудели, вдыхая жгучий пар, Анна сама вдруг взяла его за руку, и Смирнову опять почудилось, что они - одно целое, и что переживаний, сильнее их блаженства, одного на двоих, с ним в этой жизни ещё не случалось.
   Потом они входили в озеро, и вода снова была освежающей и ласковой.
   - Вода будто шёлковая, правда? - сказала Анна, погружаясь по круглые плечи, и Смирнов обрадовался. Ну, конечно. Вот оно, слово, которое никак не могло найтись. Именно шёлковая. Шелковистая. Как кожа любимой женщины. Он посмотрел вслед Анне, уже выходящей из воды и застеснялся сентиментальности своих ассоциаций. Как пацан, ей-богу. Будто ему не сорок с лишним, а, как Пашке, семнадцать. Где он, кстати?
   Сын стоял на берегу и целомудренно обматывался полотенцем.
   После бани ужинали - Анна по быстрому сварила манную кашу на сухом молоке. Каша получилась с разными комочками - одни из неразмешавшейся манки, другие из нераспустившегося молока. Но всё равно была необычайно вкусной. Вечер вообще был необычайным - из-за бани, из-за облака с розовым контуром, из-за розоватого перламутра воды. Из-за тишины и покоя, которые разлились в стылом, но безветренном воздухе столь осязаемо, что они даже ели молча, чтобы их не нарушать.
   - Доброго всем здоровья, - негромко поздоровались подошедшие к костру Отшельник с Ланью.
   - О, Алексей, Лида, привет! - обрадовано подскочила Янка. - Садитесь с нами! Берите кашу. Я вас сейчас со всеми познакомлю!
   - Не надо, Яна, - улыбнулся ей Отшельник, - мы уже со всеми вчера вечером познакомились.
   - Вчера? А когда вы успели? - попыталась сообразить Янка.
   - Яна забыла вчерашний день, - сказал Лесовик.
   - Чего, вдруг, забыла? Ничего я не забыла, - запротестовала Янка. - Вечером мы ходили к мегалитам, у меня промокли ноги, мы с Аней вернулись, потом... это неважно, потом мы все в палатке колбасились. Это ты тогда, что ли, приходил?
   Лесовик и Отшельник обменялись взглядами, будто решая, кому объяснять. Объяснил Лесовик:
   - Яна, мы вчера ходили на Риявр. Мы прошли совсем немного, у тебя лопнула подошва на кроссовках, и я отправил тебя обратно в лагерь. До лагеря ты не дошла. Мы выяснили это только ночью, когда вернулись и нашли тебя в расщелине. Ты была без сознания, мы с Алексеем и ребятами тебя немного полечили. Теперь ты в порядке. Почти в порядке, если не считать, что вчерашний день стёрся из твоей памяти.
   - Что за байда, - Янка ошалело повозила ложкой в своей похожей на горшок кружке, а потом просияла. - Я поняла! Это вы меня так разыгрываете!
   - Можешь думать и так, - согласился Лесовик. - Правда, мы теперь не узнаем, как ты попала в эту расщелину, ну да ладно, переживём. Народ, как насчёт того, чтобы начать круг? А то поздно уже. Да, против присутствия Лани и Отшельника никто не возражает?
   - Нет, конечно, после вчерашнего они - наши, - сказала Анна после небольшой паузы.
   - Хорошо, тогда начинаю я. Для меня вчерашнее стало очень большим уроком. Было у меня пакостное предчувствие, что всё идёт как-то не так, но я заигрался в демократию. Предложил вам самим решать насчёт возвращения. Не учёл, что вы в таком раже, который никто не осмелится перебить. Таким образом мы и создали себе вчера трудности, которые мужественно преодолевали. А случай с Яной - это, конечно, из ряда вон. Слава богу, что это её приключение закончилось так, как закончилось. Я думаю, его участники сделали свои выводы и впредь будут аккуратнее и с мыслями, и с желаниями, и с бумажками.
   - А откуда ты узнал, что я себе заказала приключение? - уставилась на Лесовика Янка. Всё время, пока он говорил, она явно пыталась вспоминать.
   - А ты его заказала? Вообще-то, я не тебя имел в виду. Но, видимо, и твой заказ сработал.
   - Ага, сработал. Шёл, упал, очнулся - гипс, - фыркнула Янка. - Толку от моего приключения, если я не помню ничего!
   - Может, вспомнишь ещё, - то ли успокоил, то ли пообещал Лесовик. - Я закончил.
   - Я тоже из вчерашнего дня сделала свои выводы, - теперь говорила Римма. - Первое, о чём хочу сказать: Лесовик, во время таких вот сложных походов нужно давать остающимся в лагере чёткие инструкции, что делать, если группа не вернулась ко времени. Мы вчера, если честно, запаниковали, и если бы не Отшельник, который сумел нас успокоить, даже не знаю, справились бы мы с эмоциями. Знаешь, - Римма улыбнулась, вспоминая, - я попыталась установить с вами мысленную связь. Сначала настроилась на тебя, ты глянул так, строго и устало, и будто отмахнулся: "Не мешай!". Потом на Майю попыталась настроиться, и почувствовала, что она - как луноход, у которого сели аккумуляторы и сигнал такой слабый, на остатках топлива "пип... пип...".
   - "Пип" и был, - кивнула Майя. - Ой, извини, я тебя перебила!
   - Ничего, я закончила, - разрешила Римма, и Майя, сидевшая возле неё, продолжила круг.
   - Мне было очень холодно и очень тяжело идти. У меня ноги стали, будто деревянные и даже не знаю, на каком часу ходьбы, я поняла, что - всё. Что больше не могу. Мы как раз шли по обрывчику, помните, там внизу ещё кусты были? И я подумала, что сейчас сдамся, укачусь туда, умру, и весь этот кошмар закончиться. А потом подумала, что вам придётся спускаться за мной, вытаскивать оттуда и тащить дальше на себе... А вы все и так устали не меньше моего... И я решила, что умереть - подло с моей стороны. А потом Паша взял меня за руку. Пашенька, спасибо тебе.
   Она потянулась и погладила серьёзного Пашку по плечу.
   - Ты повёл себя как настоящий мужчина. Ты меня вывел. Я, честно говоря, с того момента и не помню, как шла. Я в себя пришла только в бане. И ещё я поняла... Нам всем зачем-то нужен был этот поход. Лично меня он вернул с небес на землю. Я раньше думала: ах, карма, реинкарнация, не в этой, так в другой жизни. А теперь поняла, что этой жизнью надо жить. Этой. А не ждать, что там сбудется в другой. У меня всё.
   Следующей была Медея.
   - Когда мы писали свои ожидания от похода, ещё в поезде, я написала "Полюбить жизнь". Я её полюбила. У меня тоже всё.
   - А мне нечего сказать, - очередь дошла до Янки. - Если я вчерашний день забыла, то я и говорить ничего не буду. Если только про баню. Лесовик, это было офигенно!
   - Я тоже сделала выводы за два прошедших дня, - теперь говорила Анна. - Самый главный - нельзя злым мыслям позволять брать над собой верх. Нельзя идти у них на поводу.
   Она посидела, опустив голову и, решившись, посмотрела на Янку.
   - Яна, прости меня. Я пожелала тебе смерти, и случилось то, что случилось.
   - Ну, ни хрена себе, заявочки! - присвистнула Янка. - А больше ты мне ничего не пожелала?
   - Потом я пожелала тебе счастья, - спокойно смотрела на неё Анна, и Янка хмыкнула, дёрнув плечом.
   - А ещё какие выводы, Ань? - спросил Лесовик. - Ты сказала "выводы".
   - Да, - кивнула Анна, возвращаясь к своим мыслям. - Я поняла, что я, по крайней мере, здесь, на Синь-озере, каким-то чудесным образом связана с окружающим меня пространством. Я об этом начала догадываться, когда днём пела на берегу и будто взлетела над озером. А ночью, когда мы отогревали Яну, и Лесовик с Отшельником пели над нами... Ой, а это можно рассказывать? - спохватилась она, и Лесовик кивнул, что можно.
   - Когда Лесовик с Отшельником пели над нами, я ещё более отчётливо почувствовала свою связь с пространством. И поняла, что моя недавняя злость на Яну вызвала в нём искажения. А потом... Ну, в общем, потом я поняла, что если не научусь контролировать свои плохие эмоции, и мне, и кому-то ещё может быть очень и очень плохо. Я с ними справилась, и это - очень важный для меня урок. Всё.
   - С эмоциями не надо справляться, их надо выпускать. Но в неопасной форме, - негромко сказал Лесовик. - И смотреть, почему они появляются, какие образы застряли в сознании и от чего тебя корёжит. Но это отдельная работа, мы её сделаем в завершение похода. Берендюк, ты будешь говорить?
   - Буду, - с облегчением кивнул Смирнов. Почему-то он ждал, что Анна начнёт в подробностях рассказывать об их видениях, и отчаянно не хотел этого.
   - До этого похода моя жизнь была не то чтобы скучной, но другой. Я профессионально работаю с инвестициями и ценными бумагами, и здесь тоже хватает и впечатлений и адреналина и всяких непредвиденностей. Но то, что я испытал вчера... Майя говорила, что она вернулась на землю. Я, наверное, тоже. Я вчера очень отчётливо понял, что многое упустил из-за того, что был занят деньгами. Что я, уверенный, что знаю жизнь, на самом деле ничего не знаю. И что в мире много вещей, которые гораздо важней мох финансовых... достижений. И что мир гораздо сложнее, что ли, многомернее, чем я себе представлял. Короче, не могу я этого выразить. Я рад, что мы все вернулись с Риявра, рад, что мы смогли вернуть Яну, рад, что... В общем, рад.
   - Ну, ты, Берендюк, толкнул речугу, - пихнул его плечом Пашка. Теперь говорила Ида, опять про Риявр и про свои выводы, поэтому Пашка почти шептал. - Расскажешь, как вы Яну возвращали?
   - Да, только не сейчас, - пообещал Смирнов. И обнял сына за плечи. Тот принял жест и не отшатнулся.
  
   Глава 16
  
   Круг почти завершился, не говорили только Отшельник и Лань.
   - Ребята, скажете что-нибудь? - спросил Лесовик.
   - Ну что сказать, - огладил бороду Отшельник. - Я рад, что познакомился с тобой, Лесовик. Да и со всеми вами. Правда, обстоятельства знакомства были несколько экстремальными.
   - Отшельник, а можно тебя спросить, как ты ночью сумел так быстро костёр развести? - задал Смирнов вопрос, со вчерашнего дня свербевший занозой. - Лило ведь весь день, и дрова отсырели!
   - А вот это как раз о том, что все в мире складывается не случайно... Ветер вчера утром пленку с бани сорвал и на кострище кинул, поэтому угли не намокли. А на растопку мы ваши дрова взяли, их вы тоже плёнкой укрыли. Так вот все и сложилось, один к одному.
   Все помолчали, опять переживая ночные события, теперь похожие на пригрезившийся кошмар.
   - Знаете, вы очень необычная группа. - Лань оглядела всех со своей мягкой улыбкой. - У меня от вас ощущение, как от какого-то сложного и красивого узора. Он очень непростой, но гармоничный и... выверенный, что ли. Какие-то вы все здесь не случайные.
   - А сюда, на этот берег, случайные люди вообще нечасто забредают, - кивнул Лесовик. - Это на том берегу людно.
   - Да, здесь спокойно, - согласился Отшельник. - Ещё постоите?
   - Нет, завтра после обеда пойдём обратно.
   - Тогда передавайте от нас привет цивилизации, - улыбнулся Отшельник.
   - А вы тут ещё долго пробудете? - спросил Женька Верещагин, пальцем уминая табак в трубке.
   - До конца лета - точно. Может быть, и сентябрь прихватим, если озеро позволит.
   - Слушай, Леха, а не скучно вам вот так вдвоём куковать? - заёрзала Янка, наблюдая, как Верещагин раскуривает трубку. - Жень, оставь покурить, а?
   - А разве здесь может быть скучно? - провёл рукой Отшельник, будто очерчивая окрестности.
   - Нет, лично я бы больше недели... - Янка добралась до трубки и затянулась, блаженно прикрыв глаза, - Ну, или двух, не выдержала.
   - А где вы продукты берёте? - Верещагин явно примеривал ситуацию на себя.
   - В магазине.
   - А где тут магазин? - удивился Женька.
   - В посёлке.
   - Это с той стороны перевала, откуда мы пришли? Да, не набегаешься.
   - А мы и не бегаем. Мы быстро ходим, - добавил улыбки в глазах Отшельник. - Раз в две недели выбираемся, девять часов туда, девять обратно. Нормально. Нам ведь немного надо - крупа, мука, масло.
   - А вещей сколько, если на все лето, нужно брать? - не успокаивался Верещагин.
   - Да тоже немного. Куртка, свитер, двое штанов, три пары носков, одни трусы...
   - Парадные! Для выходов в люди! - махнула Янка трубкой, будто ставя в воздухе восклицательные знаки.
   - Точно! - согласился Отшельник, и все засмеялись, отгоняя последние отголоски вчерашнего невероятного дня.
   - А знаете, я сейчас поняла, что вот эта минута - поворотная. - Ида перестала смеяться первой и теперь печально смотрела в огонь. - До нее мы шли "туда". А вот теперь идем "обратно".
   "Точно", - подумала Анна. И поняла, что очень скоро вернётся в прежнюю жизнь, и надо будет решать, как жить дальше.
   После ощущения, озвученного Идой, все как-то погрустнели и вскоре разбрелись по палаткам спать. Анна зарылась в мешок, подышала вовнутрь, чтобы согреться. Было грустно, и не только от того, что всё идёт к завершению. "Отчего же ещё?" - прислушалась она к этой грусти. Да, вот оно: Андрей и ощущение общего с ним блаженства, испытанного в бане. Жаль, что всё это было таким мимолётным. Спасибо, что оно было.
   - Слушайте, народ, а теперь давайте-ка рассказывайте, что вчера случилось, - потребовала Янка, забравшись в спальник. - Кирюшечка, можно к тебе прижаться? А то, когда ты далеко, мне холодно! Эй, соседи Марпл, расскажите мне про вчерашнее!
   - Яна, мне не нравится, когда ты называешь меня этой кличкой, - выглянула из спальника Анна.
   - А чего вдруг? Хорошая была старушка. Любознательная.
   - Наверное, не хочу себя чувствовать старушкой, даже любознательной. Блин, холодно, согреться не могу. Лесовик свой свитер забрал, кажется, я ночью околею.
   - На, возьми, - Кирилл порылся в рюкзаке и протянул Анне толстый свитер. - Сразу бы сказала, что мёрзнешь.
   - А я разве не говорила? - оторопела Анна.
   - Говорила, не говорила, - перебила в нетерпении Янка. - Кирилл, кончай эту байду, расскажи, что вчера было.
   - Так и было, Лесовик же рассказал.
   - Фигню он какую-то рассказал. Ладно, порвался у меня тапок, допустим. Но я ведь себя знаю, я всё равно бы дальше пошла. В дырявом тапке пошла бы!
   - Ты и хотела, - напомнил Кирилл, - но он сказал, что или ты одна возвращаешься в лагерь, или мы все.
   - Н-да, узнаю Степаныча. А почему я тогда одна осталась? Мы же договаривались по одному здесь не ходить?
   - Вообще-то вас было двое, с тобой Пашка пошёл. А потом вернулся с Майей. Сказал, что ты его прогнала.
   - Пашку? Вообще-то могла... Блин, как же я в яму грохнулась? Поскользнулась, что ли? Хорошо, что кости целы.
   - Радуйся, что ты вообще не замерзла, - глухо сказал Сергей. - Когда тебя вытащили, ты была ледяная, как мертвец.
   - У-у-у, я мертвец, восставший из могилы! - завыла, дурачась, Янка, а Кирилл сказал:
   - Ян, не надо так шутить. Мы тебя в самом деле как с того света вытаскивали. Если бы не Лесовик с Отшельником, все сложилось бы очень плохо.
   - А что Лесовик с Отшельником? Они делали мне искусственное дыхание "рот в рот"? По очереди? - веселилась Янка.
   - Знаешь, сейчас, когда я всё вспоминаю, мне кажется, что они отправили нас четверых в какой-то другой мир, чтобы мы тебя оттуда вернули, - медленно сказала Анна.
   Янкины дурачества царапнули её лёгким раздражением, и, будто отозвавшись на эту зацепку, в памяти очень ярко всплыли ночные видения.
   - Там было очень тихо и... тоскливо, что ли, - поискала она слова, пытаясь описать ощущение от давящей равнодушной серой равнины. - Везде камни. Серые. И небо. Тоже серое. И ты возле двух валунов, за которые если шагнёшь - не вернёшься. И глаза у тебя там были страшные, чёрные, как у ведьмы. И ты нам всем гадости говорила, и когда мы злились, твоя чернота будто всасывала нашу злость. И сгущалась.
   - Ну нифига глюки у вас, мисс Марпл! Ой, пардон, больше не буду, Кирилл, не пихайся! Лучше расскажи, что тебе померещилось.
   - То же, что и Ане. И знаешь, тебе очень хотелось уйти за валуны. Тебя Лань вернула. Сказала, что тебя Митька ждёт.
   - Да? - хмыкнула Янка. - Фигли он меня ждёт, его там бабушка развлекает. Слушайте, у меня от ваших рассказов мороз по коже. Точно, кошмары ночью приснятся. Кирюшечка, давай, я вот так к тебе прижмусь, и ты меня погреешь.
   Янка завозилась, пихнув Анну задницей, и та сонно отодвинулась. Последние Янкины реплики доходили до неё всё глуше и глуше. Через минуту она уже спала.
   Утро опять выдалось хмурым и Анна, вздохнув, пошла греться к костру. Дежурили Кирилл и Андрей. Она, собственно говоря, и проснулась от того, что Кирилл оперся на её ногу, выбираясь из палатки. Повалялась с четверть часа, пытаясь додремать, но понежиться не получилось. Не та постель. И жестковата, и сыровата. Земля за эти ненастные дни совсем остыла, и эта стынь чувствовалась даже через пенку, спальник и все её одёжки, включая мохеровый шарфик вокруг поясницы.
   - Доброе утро, - кивнул ей Андрей, на несколько секунд оторвавшись от котла, и опять вернувшись к лапше, которую он сосредоточенно и размеренно перемешивал.
   - Если его можно назвать добрым, - зевнула Анна, села на бревно и протянула к огню руки. - Блин, самый разгар лета, а мы живём здесь, как в октябре!
   - Вот такое хреновое лето, - пробормотал Кирилл, внимательно пробуя варево из котелка. - Андрюх, по-моему, соли достаточно.
   - А вода для чая закипела? - потянулась посмотреть Анна. - Горячего хочется!
   - Закипела, подожди, я иван-чай хочу запарить, - остановил её Кирилл.
   - Я не хочу твоей травы, я чаю хочу, - запротестовала Анна. Нашла свою кружку, сердито зачерпнула кипятка, бросила щепотку заварки.
   "Интересно, с какой стати я должна сидеть и ждать, пока мне заварят какую-то траву, если я чаю хочу? Раскомандовался!" Она отхлебнула из кружки, и тут до неё дошло, отчего она вредничает. Кажется, ей снился Андрей. Кажется, сон, после вчерашних банных впечатлений, был не совсем невинным. И сейчас она, кажется, злится, что наяву он - бревно бревном. Вон, как это, под её задницей. Уткнулся в свой котёл, даже не смотрит в её сторону.
   Ощущение, что Смирнов её слегка обманул, поманил близостью и отвернулся - глупое, понятное дело, но куда его денешь, если есть? - мешало ей и завтракать, и слушать то, что говорил Лесовик после завтрака.
   - Песню имени ветру, солнцу, тучам и прочим стихиям мы петь не будем. Есть печальный опыт с одного из прошлых походов, мне бы не хотелось его повторять.
   - Что за опыт? Расскажи! - попросила Ида, и Анна прислушалась.
   - Да мы тут как-то спели песню туману... Он очень красиво спускался с горы, будто водопад, и народ этой картиной так проникся! Спели мы, а через час поднялся жутчайший ветер и дул шесть часов! Я лежал в своей палатке, и потолок прогибался почти до моего лица. Я тогда, честно говоря, испугался, что нас в озеро унесёт. Так что, пожалуй, стихиям мы петь не будем.
   - А кому будем? - Иде явно не терпелось.
   - Кому угодно. Дереву, траве, камню, тому, кто вас позовёт. Рассказываю, как это делается. Нужно встать, "уйти" из головы в тело и как бы рассеять внимание по окружающему вас пространству. В таком состоянии вы идёте, куда вас понесут ноги... Кстати, в ту сторону они вас пусть не несут - там болотина. И когда ваше внимание что-нибудь зацепит, не знаю, что это будет, вам нужно подойти к нему и, не глядя прямым взглядом, как бы втечь в пространство этого предмета. Когда вы почувствуете, что оно вас приняло, начинайте петь. Вот прямо так отпускаете голос и поёте, что идёт. Не надо стараться выпендриться, придумывать какие-то там рулады и давать своему звучанию какие-либо оценки. Вы просто звучите так, как вам звучится. И своим рассеянным вниманием фиксируете изменения в окружающем пространстве, если они будут. У вас могут возникнуть какие-то эмоции, не сдерживайте их. Может возникнуть желание подвигаться - двигайтесь. Пойте до тех пор, пока не появится ощущение достаточности. Есть вопросы?
   - Пока нет, - задумчиво сказала Оленька. - А если это ощущение так и не появиться? Долго петь?
   - Давайте договоримся, что на всё про всё мы отведём час времени, - кивнул Лесовик. - После песни имени собираемся здесь, у костра. Если через час кого-то не будет, пойдём по лесу собирать. Поэтому просьба куда-то очень уж далеко не уходить, давайте как-то в пределах километра, ладно?
   Анна постояла с закрытыми глазами и прислушалась к своим ощущениям. Всё правильно, именно этого ей и хочется. И пусть её сейчас ведёт голова, но она знает, кому она споёт. Анна вышла на полянку, где вчера рвала папоротник для бани. Самые большие стебли они с Риммой обломали, но вот тут оставались кустики помоложе, она их специально не стала трогать. Папоротник рос, вольготно раскинув резные листья: каждый узкий продолговатый листочек с волнистым краем крепился к общему стеблю, все вместе они образовывали кружевное опахало, фонтан нежной зелени, выбивавшийся из общего центра и склонявшийся к земле. Анна встала рядом с растением и поглядела на него какое-то время, любуясь совершенством форм.
   - Ты очень красивый, очень! - прошептала она и тихонечко запела, стараясь подобрать подходящий звук. Подумала, что раз папоротник растёт внизу, у земли, то и петь ему, наверное, надо низким голосом, и завела сложившуюся вдруг мелодию на низких нотах.
   Петь было приятно, и Анна через какое-то время поймала себя на мысли, что она сейчас - как героиня старого советского мультфильма. Как какая-нибудь Алёнушка или Снегурочка. В старых мультиках из её детства они гуляли по лесу и пели песни ёлочкам и белочкам. И ёлочки тянули к ним ветви, белочки прыгали к ним на плечи, а птички летели следом и подпевали. Войдя в роль, Анна присела на корточки и погладила резные листочки. Потом подержала ладони над папоротником, и тут ей захотелось уйти от низких нот, спеть повыше. Она запела высоко, и вдруг почувствовала, что голос будто отделился от неё и застыл в воздухе над папоротником, и этот звук начал оформляться в решётчатую ажурную конструкцию. Анна успела ощутить, что эта конструкция очень высока, возможно - до неба, что папоротник - её фундамент, основание... И замолчала.
   Всё происходящее стало слишком серьёзным. Гораздо серьёзнее мультиков про птичек и белочек. Не менее серьёзным, чем вчерашнее ночное путешествие, которое она уже убедила себя считать странным сном. "Ты вообще соображаешь, во что ты влезла?" - всплыли вдруг слова Сергея. Сам он песню имени петь отказался, остался у костра. "Ты уверена, что это место хорошей Силы?.. Что она от Бога?.. Ты хочешь, чтобы на тебя кто-то смотрел из камня?.." - всё, что Сергей говорил ей в палатке всего две ночи назад, вдруг забилось в голове роем растревоженных пчёл. "Хорошенько подумай, прежде чем сделать что-то, что предлагает Лесовик!" - прожужжала самая крупная пчела, и Анна решила не продолжать. Действительно, здесь бог весть что происходит, и кто знает, чем закончатся эти её глюки, в какие глубины она залезет и как ей потом с этим жить.
   Обратно к костру Анна возвращалась со смешанным чувством. Сердитые пчёлы в голове утихомирились, и теперь было жаль, что она испугалась. Что она как будто заглянула куда-то через слегка приоткрытую дверь, успела увидеть там нечто необычайное, да с перепугу эту дверь и прихлопнула, толком не разглядев. "Может быть, вернуться, допеть?" - прислушалась она к разносившимся по лесу голосам - народ звучал самозабвенно и явно не парился по поводу последствий. "Ты уверена?" - завозилась бдительная пчела, и Анна пошла дальше. Не уверена. И вообще, ей всё померещилось. Она же долго пела, а воздух здесь свежий, кислорода много. Вот и сложилась гипервентиляция лёгких с избытком кислорода в такой вот затейливый глючок.
   У костра сидели Лесовик, Сергей и Динка. Они трое песню имени не пели. Анна села на бревно и протянула пальцы к огню - озябли в лесу. Через какое-то время из-за деревьев вышла Оленька и села рядом. В её волосах запуталась еловая хвоя, взгляд был обращён вовнутрь.
   - Как ты? - спросила Анна.
   - Нормально, - вынырнула на миг Оленька. Лесовик показал Анне "Т-ссс!", она замолчала, и Оленька вернулась к внутреннему созерцанию. Такими же созерцательными оказались и остальные - люди выходили на пляж по одному, тихо садились к костру, смотрели на огонь и молчали. Андрей, Павлик, Климентий, Майя, Медея, Ида, супруги Верещагины - все они были и здесь, и не здесь, а в тех мирах, что открылись им за дверью, которую Анна захлопнула с перепугу. Даже Янка сидела молча, хотя вышла к костру не в созерцательной отрешённости, а в своём всегдашнем состоянии: быстрые чёрные глаза блестят, уголки рта подрагивают, как будто их хозяйка выдумывает какую-нибудь шуточку, чтобы опять оказаться в центре внимания. Но, умница, уловила общее настроение и быстренько под него подстроилась, хотя нет-нет, да и постреливала глазами по сторонам. "Она тоже не стала петь", - поняла Анна.
   - Все вернулись? - спросил Лесовик какое-то время спустя, и Анна попыталась угадать, что он имеет ввиду: все ли вернулись из лесу или все ли пришли в себя?
   - Кирилла нет! - зазвенела, обрадовавшись, что можно, Янка. - Он там сидит, у камня! Я покажу!
   - Не надо, Яна, он идёт, - кивнул Лесовик в сторону Кирилла, вышедшего из лесу.
   - Я что, последний? - Кирилл огляделся, выныривая из собственных глубин самым краешком внимания.
   - Да, но ты уложился в час, о котором мы договаривались.
   Лесовик встал, взглядом пригласил его садиться, Кирилл сел на освободившийся пенёк и уставился в огонь. А Лесовик сказал:
   - Народ, я смотрю, все уже здесь. Ну, или почти все. Я предлагаю начать собираться. Но прежде давайте решим насчёт маршрута. У нас два варианта: идём тем же путём с переправой через озеро и ставим лагерь на старом месте. Либо идём в обход залива, уходим от озера и ставим лагерь выше, ближе к перевалу. В первом случае нам идти часа четыре, во втором - минимум шесть. Решайте.
   - Лесовик, но ведь холодно очень вброд идти, - неуверенно проговорила Анна. Вот так, сразу, уходить от озера ей не хотелось. Хотелось ещё хотя бы один вечер и одно утро побыть на его берегу. Но брести по грудь в ледяной воде...
   - Ой, можно подумать, ты пойдешь! Свистнем Адмирала, переправит немощных, - отмахнулась от неё Янка. - Лесовик, пошли вброд! Не хочется от озера уходить!
   - Да, как-то слишком быстро всё заканчивается, - кивнула Ида. - Мне бы тоже хотелось ещё пожить на берегу.
   - Кто ещё за то, чтобы идти назад прежним маршрутом с переходом через озеро?- спросил Лесовик, и все выбрали прежний маршрут. - Имейте в виду, что теперь пойдём с глубины на мелкое место, то есть, сначала намокнем по грудь, а потом минут пятнадцать придётся идти мокрыми по низкой воде, - привёл он последний довод, но никто не испугался.
   Обратно они дошли быстро. Анна опять пела тихонечко - на вдох пауза, на выдох звук - подстраиваясь под ритм шагов. Опять ощущала, что зрение стало каким-то другим, что она может видеть сразу, не поворачивая головы, и тропинку под ногами, и Медею, идущую в двух шагах впереди, и кочки слева, поросшие мхом и низким кустарником, и деревья справа, сквозь которые иногда, когда тропинка подходила близко к берегу, виднелось озеро. А одно из ощущений было новым - она поняла, что не просто шагает по тропинке - двигается с неизвестно откуда взявшейся грацией, почти животной, кошачьей. Не топает, проминая подошвами землю, а отталкивается от неё, как от упругой пружины, с каждым шагом не тратя, а набираясь сил. "Слилась с природой, что ли?" - усмешка возникла в самом краешке сознания. Мысли разбежались по каким-то закоулкам, и голова, свободная от их мешанины, воспринимала окружающее просто, безо всяких оценок. Анна прошла ещё немного и поняла: да, слилась, и ей от этого опять так хорошо, как раньше, до этого похода, никогда и не было.
   - Так, похоже, снялись ребята. Странно, вроде Адмирал говорил, что они ещё неделю постоят!
   Лесовик смотрел на тот берег, где ещё несколько дней назад пестрели палатки Адмиральского стойбища. Теперь о том, что здесь были люди, напоминало только огромное, видное даже отсюда кострище - видимо, Адмирал тоже устраивал лесную баню.
   - Наверное, из-за холодов раньше уехали. Ну что, меняем маршрут?
   - Почему меняем? - Янка сбросила свой рюкзак и теперь шевелила плечами. - Снялись, и снялись. Что мы, по воде не перейдём?
   - Яна, у нас в группе есть два человека, для которых переправа несёт в себе некоторые сложности. Во-первых, Динка. Но её, в принципе, я смогу на плече перетащить, если кто-нибудь возьмёт наши рюкзаки. А вот с Анной сложнее...
   - А, ну да, я забыла, - Янка повернулась к Анне, которая с несчастным видом смотрела на озеро и на всякий случай спросила:
   - Слушай, а может пройдёшь, а? Ну такие ломы в обход переться!
   - Пройду, - закусила губу Анна. В голове мелькали обрывки лихорадочных мыслей про ледяную воду, про то, что она уже который день не может толком согреться, что у неё опять разболится почка... "Стоп!" - прикрикнула она на себя, тормозя панику. Чтобы она, да из-за своей трусости, испортила всем последний день на озере! Вода не холоднее той, в которую она после бани входила. Правда, воздух сегодня холоднее, и ветер... Хотя, если снять только штаны, а куртку оставить - завязать повыше, а потом опустить, - то и не замёрзнет, дойдёт. А на берегу у костра отогреется. Вот только бы почку не застудить...
   - Ань, ты уверена, что пройдёшь? - Лесовик смотрел внимательно, будто наблюдая за сменой её мыслей.
   - Пройду, - кивнула она ещё раз. - Я только за почку беспокоюсь, как выдержит переправу.
   - Вообще-то в почках обиды наши сидят на близких и родных, - Лесовик всё ещё смотрел на неё, решая, переправляться или идти в обход. - Есть обиды?
   - Вообще-то есть одна, - прислушалась к себе Анна, - но уже не такая сильная.
   - Тогда пройдешь, - решил Лесовик. - Динка, отдай свой рюкзак папе, пусть на плечо возьмёт. Берендюк, у тебя, вроде, рюкзак лёгкий, возьми ещё мой на плечо.
   Народ обрадовано зашевелился, скинул рюкзаки и начал снимать штаны и ботинки. Несмотря на холодную погоду, по московским меркам - как в середине октября - всем очень не хотелось идти в обход. Лесовик первым разделся от пояса, оставшись в своем неизменном жилете, перекинул через шею штаны и связанные шнурками ботинки и слез в озеро с обрывистого глинистого берега - вода чуть намочила края жилета.
   - Динка, иди сюда. Всё, мы пошли. - Он положил Динку на плечо и быстро пошёл на другую сторону пролива.
   - Лесовик, подожди, я за тобой! - Янка суетливо заскользила по глине обрыва и спрыгнула в озеро голышом.
   - Твою мать, холодно как! - ей вода дошла почти до крупных мягких грудей. Янка взвалила на плечи свой рюкзак и пошла раздвигать телом воду. - Ура!!! На Крондштат!!! Даешь тот берег!
   Народ сходил в воду одинаково - женщины взвизгивали от холода, мужики матерились. Анна уже сняла всё, что могло намокнуть, и упихала в свой рюкзак, оставшись в куртке. Она уже примерилась, как будет его нести, как завяжет куртку узлом под грудью, а потом, на мелком месте, развяжет. Но своё вхождение в воду всё оттягивала.
   - Ань, ты идёшь? - Андрей стоял рядом, переминаясь на холодной земле. До пояса - толстый свитер, ниже - голое тело.
   - Она сразу за тобой, а я замыкающим, - вместо неё ответил Кирилл. Оказывается, они остались втроём, все остальные уже растянулись неровной голосящей цепочкой, - народ гудел, отгоняя холод - а Лесовик уже почти дошёл до противоположного берега и брёл в воде по колено. Динка, одетая в курточку, висела через его плечо красным кулём.
   - Давай, спускайся, я тебе рюкзаки подам.
   Смирнов спрыгнул в воду, принял её прохладу молча, взял по рюкзаку на каждое плечо и пошел вперёд.
   - Теперь ты, - коснулся плеча Анны Кирилл. Анна кивнула, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов, настраиваясь на холод и дискомфорт.
   - Ань, ты не бойся. И не думай про холод. Ты посмотри на тот берег, представь, что ты уже там и иди. Вот увидишь, всё гораздо легче окажется, чем ты думаешь.
   Анна кивнула, соглашаясь, открыла глаза. Лесовик уже вышел на сушу. Он поставил Динку на ноги, и та прыгала на одной ножке, хорошо видимая в своей красной курточке.
   - Я уже там! - сказала Анна, завязала куртку узлом под грудью, взяла рюкзак на плечи поперёк и соскользнула в воду.
  
   Глава17
  
   Вода обожгла, будто он прыгнул в кипяток. Дыхание перехватило, и Смирнов шумно выдохнул, освобождаясь. Кричать, а тем более матюгаться было неловко - он всей спиной чувствовал, что позади Анна.
   - Ой, мамочки! - взвизгнула та, Смирнов понял, что и она спустилась в озеро. А потом перестал отвлекаться и сосредоточился на собственных ощущениях. Через несколько шагов вода перестала обжигать холодом, а в ногах зародился жар, который начал подниматься выше - к пупку, солнечному сплетению, к горлу. Казалось, что внутри него разгорается маленький костёр. Смирнов шёл, дно повышалось, вода понижалась, и вскоре мокрое тело между поверхностью воды и свитером покрылось мурашками. "Как свитер поправить?" - на мгновение озадачился Смирнов. Обе руки заняты рюкзаками, не освободить. Он пошевелил телом - вдруг сам сползёт? Но свитер, зажатый какой-то лямкой, равнодушно открывал мокрую и уже начавшую зябнуть спину. "Блин, не хватало ещё простыть!" - разозлился Смирнов и ещё раз подвигал плечами.
   - Подожди, я поправлю! - Анна сзади дёрнула за край, и свитер закрыл, наконец, спину до самой задницы. Теперь незакрытыми и над водой оставались только ягодицы. Судя по тем, кто шёл впереди, теперь такая глубина - до самого берега, и ему до берега так и сверкать из-под свитера голым задом. Ладно, не отвалится, посинеет если только.
   Анна смотрела на Смирнова, картина была уморительной - широкая спина, два рюкзака на плечах, закрывающие голову, и красные ягодицы, плывущие над серой водой. Она улыбнулась, мимолётно фиксируя эту картинку, и поправила свой рюкзак, так же мимолётно отмечая, что углы куртки полощутся в воде. Ничего, у костра высушит. Её занимало совсем другое - ощущение жара во всём теле, который как будто заполнил её всю целиком, а на коже собрался тонкой плёнкой, не пропуская холод от воды.
   "Так было, когда я ручей переходила, - вспомнила Анна. - Но там совсем близко было идти, а здесь вон сколько. Интересно, долго ли продержится этот жар, и когда я начну мёрзнуть?"
   Она прошла ещё несколько шагов - вода понизилась до талии. Жар не уходил. Напротив, он стал накатывать волнами, которые клокотали на уровне горла, и Анна, не в силах больше сдерживаться, закричала.
   - О-зе-ро! Я и-ду! Э-то я! А-а-а!
   "Интересно, как там почка?" - выплыла откуда-то мысль, и почка, откликаясь, слегка кольнула. Но тут очередная волна жара прошлась по всему телу, смывая и колики, и мысли, и страхи. Анна вспомнила совет Кирилла, нашла глазами другой берег и представила, что она уже там. И словно поймала невидимую нить, или, наоборот, будто закинула леску с крючком на конце. По крайней мере, ощущение было таким, словно она за что-то зацепилась, или её что-то зацепило и стремительно подтаскивает к берегу. Настолько стремительно, что она обогнала Андрея и Женьку Верещагина, так и не успела замёрзнуть, и только выйдя на галечник противоположного пляжа и скинув рюкзак вспомнила, что собиралась развязать куртку и прикрыть мокрую поясницу. Развязала, прикрыла, нашарила в рюкзаке кроссовки, обулась и поспешила к огромному костру, возле которого уже прыгали, греясь, полуголые фигуры.
   - Ну нифига ты вломила через озеро! - Янка, одетая в трусы и лифчик, поворачивалась к костру то одним, то другим боком.
   - Это я с перепугу, что замёрзну, - улыбнулась Анна и благодарно кивнула Павлику, пустившего её поближе к огню. Жар из тела уходил, оставляя взамен ощущение звенящей силы и радости. - Хотя сейчас кажется, что я бы легко ещё по разу туда-сюда сбегала! - Если очень хочется, то можешь и сбегать, - разрешил Лесовик, и Анна засмеялась, мотая головой:
   - Не, не хочется! Хотя вода оказалась не настолько холодной, как мне думалось!
   - А в жизни всё, как правило, намного легче, чем думается, - согласился Лесовик и отошёл, освобождая место Смирнову и Кириллу.
   Кирилл грелся так, как вышел из озера - голым ниже пояса. Смирнов успел надеть штаны.
   - Берендюк, ты зря штаны надел, - сказал Лесовик. - Голышом быстрее согреешься.
   - Н-ничего, я т-так, - ответил Смирнов трясущимися губами. Он замёрз. Мёрзнуть начал примерно с середины брода, где его обогнала Анна. Что-то его тогда зацепило, какая-то мыслишка на тему "Неужели меня "сделала" слабая женщина?". И Смирнов попытался её догнать и перегнать, но мешали рюкзаки, которые приходилось поправлять и удерживать. Через пару минут такой гонки он вдруг почувствовал, что жар из тела куда-то делся, что его бьет озноб и теперь, у костра, он тянулся к огню, желая, чтобы противная трясучка скорее прекратилась.
   - Ты поначалу ровненько шёл, в потоке, а потом почему-то задёргался, - сказал Лесовик. - Что там у тебя случилось? Укусил кто?
   - Ага, рыбка голодная домогалась! - заржала в голос Янка.
   - На камень наступил и мёрзнуть начал, - соврал Смирнов, отогреваясь.
   Не рассказывать ведь всей честной компании, что он с Анной в догонялки играл! Хотя, почему бы и нет?
   - Хотя, если честно, пытался Анну догнать. Почему-то зацепило, что она меня обошла.
   - Ой, прости, я не хотела тебя цеплять, - прекратила махать полами куртки Анна. Она так "убивала двух зайцев" - сушила подмокшие полы и гоняла по телу тепло от костра. - Просто мне Кирилл посоветовал представить, как будто я уже на этом берегу. Я представила, и меня из воды словно вынесло, даже не особо поняла, как до берега добежала. Как по волшебству.
   - Можно сказать и так, - согласился Лесовик. - Ты образ сюда поместила и больше ни на что силу не тратила, ни на переживания, ни на лишние ощущения, поэтому тебя на берег легко вынесло. А ты, Берендюк, мало того, что вниманием в воде был, ещё и побороться решил, на что изрядную часть своей силы и потратил.
   - Это ты про то, что мне не нужно было ни на что отвлекаться, а просто вперёд идти? - попрыгал Смирнов. Теперь, согревшись, он вдруг захотел подвигаться.
   - Ну да. Подвесить образ, что ты уже на берегу и просто в него переместиться.
   - Что-то я как-то... Подумать, что ли, что я уже тут?
   - Да нет, не подумать. Голова тут как раз мешает. Ощутить, что ты уже тут.
   - Насчёт ощутить у меня уже, по-моему, перебор. Такого здесь наощущался - в жизни не думал, что так могу.
   - Вот как бывает, однако! Не думал, а можешь, - хмыкнул Лесовик. - Ладно, народ, кто обсох и согрелся, можете искать места для палатки. Стоим здесь, на косе.
   - Ничего не понял, - пробормотал Смирнов. - Образ, ощутить... Телепортация какая-то... Мистика!
   Кирилл услышал и объяснил вполголоса:
   - Нет, тут не мистика и не телепортация. Тут, скорее, управление собой и своей личной силой. Смотри, вот ты шёл и о чём думал?
   - Вода холодная, рюкзаки выскальзывают, спина мёрзнет, Анна обгоняет, как слабака, - вспомнил и перечислил Андрей.
   - Вот. Твоё внимание и твоя личная сила были направлены на то, как ты идёшь и в чувства и ощущения, которые при этом испытываешь. А если бы ты выбрал точку на берегу, вон, хотя бы вот этот ствол, - Кирилл кивнул в сторону замшелой ели, - то твоё внимание и личная сила были бы здесь. И ты просто пришёл бы, не отвлекаясь и не тратясь на лишнее. Понимаешь? Все силы - в точку, куда хочешь попасть. Ловишь волну, и - вперёд! А иначе сливаешь себя на неважное.
   Смирнов, подумав, кивнул. Кажется, понял. У него так было, когда он собирал информацию по финансовым рынкам. Он словно ловил волну, и факты-цифры буквально стекались к нему отовсюду, словно что-то подсказывало, куда смотреть и что учесть.
   - Лесовик, а ты расскажешь сегодня про тело любви? Помнишь, ты в вагоне обещал, что расскажешь! - попросила Ида. Она сохла голышом и своей точёной фигуркой это тело будто иллюстрировала.
   - О, точно! Степаныч, расскажи, а? Про любовь и про тело - моя любимая тема! Можешь прямо на мне показать! - оживилась Янка и похлопала себя по мощному бедру.
   - Нет, на тебе я показывать не буду, - отказался Лесовик. - После поговорим.
   Народ отогрелся, обсох, оделся и Лесовик скомандовал разбивать лагерь.
   Место для их палатки Кирилл с Сергеем выбрали с самого края, возле уходившей вверх, в глубь леса, тропы. Расстелили полотнище на земле и соображали, в какую сторону сделать выход.
   - Ничё так траходром, а? - Янка толкнула Анну плечом. - Хотела бы покувыркаться?
   - У голодной куме одно на уме! - всплыла в её памяти поговорка. - Я согреться хотела бы.
   - Заодно и согреешься! - веселилась Янка. - Если Серёгу уговоришь!
   - Яна, по-моему, ты недостаточно хорошо выполняешь принятые на себя обязательства, - крикнул от своей палатки Лесовик. - Необходим костёр, а дров нет.
   - Ща будут! Через пятнадцать минут! - забыла про секс Янка. - Блин, поблизости-то все дровины повыбраны. Что Адмирал не собрал, мы спалили, пока сушились. Пойду в лес. Кирилл, ты со мной?
   - Кирилл дежурит, - опять вмешался Лесовик. - Яна, ты всех заставляешь ждать.
   - Да иду уже, иду, - недовольно дёрнула головой Янка. - Я же сказала, будут вам дрова!
   - Я с тобой! - выскочила из-за уже почти поставленной палатки Динка. Родители были заняты - Римма натягивала полотнище на каркас, Женька руководил процессом, - а она осталась не у дел и скучала.
   - Пошли, - обрадовалась Янка. - Вон туда, в лес пойдём.
   - Как ты сказала? Голодная кума об одном думает? - спросил Кирилл. Янка ушла, и возле их палатки стало спокойно.
   - У голодной куме одно на уме, - улыбнулась Анна. - Ты свитер свой пока мне оставишь? Можно я в нём ещё одну ночь посплю?
   - Спи, - разрешил Кирилл, вставляя друг в друга трубочки каркаса.
   Еще несколько минут, и их палатка гостеприимно зазеленела капроновыми боками. Вскоре и Янка появилась на тропинке, волоча за ствол сухую берёзу. Динка шла следом с охапкой сухих еловых ветвей.
   - Народ, мы там озеро нашли! - крикнула Янка. - Такое классное! Кругом камни, а дно голубое! Могу отвести, показать! Кто пойдёт со мной? Никто? Ну что вы такие квёлые! Серёга, Берендюк, пойдёмте! Пашка, пошли!
   - Яна, я дежурю, - напомнил Смирнов, удивляясь Пашкиной реакции на приглашение. Сын напрягся всей спиной, чуть ли голову не втянул в плечи, а потом спохватился, расслабился и сказал предельно равнодушным голосом:
   - Не, не пойду. Устал.
   - Ну что, так никто и не пойдёт? - огорчилась Янка.
   - Ну, давай, сходим, - неожиданно согласился Сергей.
   - И я пойду! - запрыгала Динка.
   - Ну, тогда уже и я с вами, - решилась Римма. - Верещагин, идёшь?
   - Не-а, - поёжился супруг. - Холодно что-то, я в палатке побуду.
   Экскурсия пошла по тропинке в лес, а Смирнов занялся дровами. Цепная пила требовала внимания, и он вскоре престал думать про странную реакцию сына на Янкино приглашение (Он что, за что-то на неё обиделся?) и про мимолётную досаду, которая вдруг мелькнула на лице Сергея, когда Динка вызвалась идти на озерцо. (Его что, ребёнок раздражает?)
   К обеду, когда Смирнов с Кириллом уже сварили гороховый суп, экскурсия вернулась. Динка и Римма наперебой рассказывали, как там, на озерке, красиво и хорошо, Сергей отмалчивался, Янка ушла в палатку и почему-то не вышла к обеду.
   На обед был гороховый суп.
   - Андрей, супчик очень вкусный получился. Там ещё в котелке остался? - Анна протянула свою посудину за добавкой. - Что-то у меня аппетит разбушевался, наверное, купание в холодной воде сказывается.
   - Погодите с добавкой, - заглянул в котелок Лесовик, придерживая желающих дохлебать оставшийся супчик. - Все поели?
   - Ой, Яна не ела, она в палатке сидит, - спохватилась Анна.
   - Яна, выходи к нам, мы твой суп доедаем! - крикнул Лесовик. Янка молчала.
   - Может быть, спит? - предположила Регина - Она отчего-то расстроилась.
   - Она опять кроссовку порвала - сообщила Динка, вытаскивая из пакета четвёртый леденец. - Зашивает, наверное.
   - Может быть, ей суп в палатку отнести? А то остынет ведь, - оглянулась на палатку Анна. Идти туда было далековато и холодновато, терять хорошее место у огня очень не хотелось. Пусть Кирилл идёт, его девушка.
   - Пашенька, отнеси, а? Отнесёшь? - попросила Майя.
   - Давай, Пашка, как самый молодой, сбегай, - сказал Лесовик. Он уже наливал гороховую гущу в пузатый Янкин горшочек, и Пашка, смирившись, согласился.
   - Лесовик, а ты обещал про тело любви рассказать, - напомнила Ида.
   - Ну, давай, расскажу, тем более, что все на чай перешли, можно и отвлечься.
   Он поёрзал, устраиваясь поудобнее, и начал:
   - Тело любви - это всё та же тема напряжений в теле и работы с ними. Когда человек в охоте, или, говоря современным языком, испытывает сексуальное желание, это желание можно увидеть в виде напряжений в его теле. У мужчин напряжения простые, тут особо рассказывать не о чем, снимаются просто. У женщин напряжения сложные, состоят из трёх слоёв: на уровне кистей и стоп, в районе груди и в районе бёдер.
   - Это ты сейчас про что рассказываешь? Про эрогенные зоны? - уточнил Верещагин.
   - Нет. Я рассказываю про определённые области, выходящие за пределы человеческого тела, в которых скапливается сексуальное напряжение. Рассказываю, как это видели предки-славяне...
   - Янка спит и не отзывается, я суп обратно принёс, - Пашка подошёл к костру и поставил у пенька пузатый янкин горшочек.
   - Ну, проснётся, холодное поест, - кивнул Лесовик. - Мы тут без тебя про тело любви разговор завели, как его видели предки-славяне.
   - А сейчас, значит, мы не видим, - посетовал Верещагин.
   - Ну почему же, и мы видим, - не согласился Лесовик. - Мужики хорошо видят женское тело любви. Медея, можно тебя попросить побыть моделью? Ты не могла бы встать?
   Медея кивнула и встала со своей обычной бесстрастностью на лице.
   - Берендюк, посмотри, где у Медеи больше выражено тело любви? За что взгляд цепляется?
   Смирнов посмотрел - взгляд задержался на джинсовых бёдрах
   - Вот здесь?
   - Да, точно, в районе бёдер. Ида, а теперь ты, можно? А у Иды где напряжения в теле любви?
   - Грудь?
   - Да. Так что мы всё отлично видим. Мужики и видят, и понимают, когда женщина в охоте, и инстинктивно тянутся эти напряжения распустить. Знаете, бывает баба - страшнее атомной войны, а мужики возле неё так и вьются. Так вот поэтому - напряжения видят.
   - А как их распускать... напряжения? - спросил Пашка. Видно было, что тема его зацепила.
   - Ну, через массаж, например, - пожал плечами Лесовик.
   "Интересно, какие у меня напряжения? И неужели их все вот так видят? И Кирилл... И Андрей... Блин!!!" Анна надеялась, что её эмоции незаметны. Она воспомнила блаженство и ощущения близости с Андреем, которое она вчера пережила в бане, и тут же загорелись щёки, по телу прошли волны. "Так, тело любви, а ну, расслабься!" - мысленно топнула она на себя ногой. Не хватало ещё, чтобы она семафорила тут всем этими своими напряжениями! Напрашивалась на любовь! Тогда, в бане, ей с ним рядом так хорошо было... Но если бы он хотел продолжения, если бы испытывал к ней хоть какое-то влечение, дал бы знать.
   "Интересно, а какие у Ани напряжения в теле любви?" - Смирнов рассматривал женщину со спины. Она сидела, подтянув колени к груди и обхватив их руками, и выглядела одинаковой. Взгляд не цеплялся за какие-то детали, и он не понимал, что это значит. То ли нет у неё никаких напряжений, то ли вся она - сплошной напряг. Смирнов вспомнил вчерашнее купание, как она выходила из озера. Тогда он задержался взглядом на талии... И бёдрах... Всё, довспоминался, пора разбираться с собственным телом любви!
   - Так, я не поняла, а почему меня никто не разбудил? - к костру подошла сердитая Янка.
   - Яна, мы пытались, мы даже Пашу к тебе посылали! - подхватилась Ида. - Он тебе хотел суп отнести!
   - Ты спала. Храпела, - буркнул Пашка. - Вон, твой суп остался.
   - Яна, ты ведь никого не просила обязательно тебя будить. Мы думали, что это твой выбор - обед проспать, - спокойно посмотрел на неё Лесовик.
   - Нет, я от вас фигею. Вам что, трудно было меня растолкать? Вы что, специально так сделали?
   Видно было, что Янка разозлилась не на шутку и жаждет склоки.
   - Яна, фитилек прикрути, коптит, - негромко сказал Кирилл. И Янка вдруг как опомнилась - перестала злиться, села на брёвнышко и взяла свой суп.
   - Ладно, проехали. Блин, остыло всё. Чай-то хоть остался горячий?
   - Остался. На.
   Кирилл протянул ей свою кружку с чаем, Динка поделилась заначкой из леденцов и Янка оттаяла.
   - Про что базар?
   - Мы тут говорили о теле любви, - сообщил Лесовик.
   - Ёклмн! Такую тему продрыхла! Нет, ребята, вот этого я вам точно не прощу! Если только вы всё специально повторите, для меня!
   - Тебе Кирилл повторит, - пообещал Лесовик.
   - И покажет, - предположила Анна.
   - И распустит, - меланхолично добавил Климентий. Народ грохнул хохотом, а Анна подумала, что, наверное, у Янки этих напряжений - тьма тьмущая. Вот и мучается, бедняжка.
   "Мои узлы и напряжения давно в твоём распоряжении. Одно умелое движение, и я раскроюсь, как цветок", - пришли вдруг строки. Анна хихикнула и подумала, что это Янка так говорит Кириллу. А он ей что отвечает? А вот что: "Твои узлы и напряжения распутать - это достижение! Вот погоди, приму решение и стану гордым: а ведь смог!"
   Неожиданные стихи удивили и обрадовали. В последний раз ей сочинялось давным-давно, после того первого похода. Тот несостоявшийся роман с мальчиком-помощником инструктора ещё с полгода давал пищу для страданий. Страдая, Анечка исписывала толстую тетрадку рифмами типа "любовь-вновь", "иногда-навсегда", "для тебя - полюбя" и прочими "чуйствами". Потом тетрадь закончилась и стихи прекратились. А теперь, надо же, опять проняло.
   Она пошла в палатку, нашла в рюкзаке блокнот, записала про напряжения и задумалась. В тот раз её на стихи пробило от подростковых гормонов и безответной любви. А сейчас от чего? От того же? От всего, что ей пришлось пережить и с мужем и здесь, у озера? Анна полистала блокнот, отыскивая старые записи. Что там она писала о целях, когда ехала сюда? "Выйти из ситуации и посмотреть на неё со стороны; вернуться в детство; понять, как жить дальше". Поход почти завершён - сегодняшний вечер, завтра обратный переход через перевал, вечером поезд в Москву. Сбылось ли, что хотела? Анна прислушалась к себе. Выйти из ситуации... Да, вышла. Здесь, на берегу Синь-озера неожиданный и подлый крах её семейной жизни уже не казался таким сокрушительным. Ну да, Кирилл - сволочь, попользовался ею и предал. Но ведь никто её не заставлял бросать свой журнал и заниматься сенаторскими выборами. Ведь чувствовала, что не хочется ей этого делать, но ведь позволила себя уговорить! А почему? "Да потому что Кирилл главный, а ты - на подхвате. Ты должна ему служить", - пришёл откуда-то ответ, и Анна аж головой тряхнула. "Что за чушь! Хотя, если честно... не чушь", - и она застыла от понимания, что и с первым мужем и со вторым чувствовала себя приложением, половинкой и в глубине души согласна была жить не для себя, а ради кого-то.
   Это понимание почему-то отозвалось болью в многострадальной почке, и Анна испугалась, что всё-таки застудилась в озере. Ладно, не страшно, завтра уже домой, если что, полечится. Что там вторым пунктом? Вернуться в детство... Похоже, вернулась. По крайней мере, эта её обида на Янку и то, как её переклинило после Янкиного стриптиза, точно откуда-то из детства. Как в пятнадцать лет, когда тот мальчик, Дима или Толик, предпочёл Анечке девочку с экзотическим именем Лолита. И что-то там ещё было... Вот оно. Решение, что она какая-то несовершенная, раз выбирают не её. "Так, с этим пока замнём!" - Анна положила руку на опять кольнувшую почку и уставилась в последний пункт своего списка. Понять, как жить дальше... Вот с этим засада. Чтобы она хотела делать теперь? "Фильмы снимать!" - пришёл ответ, и Анна улыбнулась. Да, действительно. То, как она делала "Другую страну" оказалось самым приятным воспоминанием из всей предвыборной истории. Это было так здорово! Так интересно, интереснее даже главного редакторства в журнале. Ладно, мечтать не вредно. Вернётся в Москву, разберётся. Пойдёт куда-нибудь обозревателем. Или редактором. Там видно будет.
   Она выбралась из палатки и пошла к берегу. Ветер стих, серое небо отражалось в спокойной серой воде, чёрные горы двоились в неподвижном зеркале озера.
   "Какая странная неделя... Странная, я всю неделю была странницей, ходила по этой нереальной стране. А интересно всё-таки, как меня сюда обстоятельства притянули... Ведь спокойно могла поехать куда-нибудь в Крым. По крайней мере, не мёрзла бы". Анна прислушалась к себе. Слово "Крым" отзывалось протестом. А вот "Синь-озеро"... Это имя отозвалось стихами, и Анна застрочила в своём блокноте.
  
   Озеро, манило ты меня,
   Чтобы я разобралась с собою?
   Если так, спасибо. Поняла.
   На прощанье дай мне небо. Голубое.
  
   Она дописала последние строки и некоторое время посидела, перебирая воспоминания. Её злость на Янку и отчаянное желание, чтобы она умерла... Её странное путешествие в серый мир за почти умершей Янкой... Её ощущение полёта над озером и блаженство от чувства слияния с Андереем во время бани... Её чудесная переправа в ледяной воде... "Да, действительно, странная неделя. И лето здесь странное. Июль, похожий на октябрь". Анна посмотрела на озеро и не поверила своим глазам - вода поголубела. Она посмотрела вверх: облака на небе перестроились, показывая в разрывах небо. Голубое
  
   Глава 18
   На кругу в основном говорили о песни имени, и Анна опять пожалела, что испугалась и не допела до конца. Оказывается, это совсем не страшно - распахнуть душу чему-то, что тебя выслушает, поймёт и покажет, что жизнь - это гораздо большее, чем твои городские хлопоты и заботы. Примерно в таком духе высказывались все участники круга. Все, кто пел, конечно.
   Затем Лесовик рассказывал у вечернего, время от времени сыпавшего искрами, костра про работу с застрявшей в теле болью. Анну услышанное озадачило. По его словам выходило, что все их ушибы, сдобренные терпением и сдержанными эмоциями, как бы консервируются и остаются в теле "больным местом". Что тело просто приспосабливается к этим болячкам, повышая порог чувствительности. Но стоит добраться до этого порога, как-то его нагрузить дополнительно - боль возвращается. И чтобы освободиться от неё, надо вернуться в давнишнее переживание и доделать, договорить то, что тогда не сделал или не сказал.
   И вот теперь он собирался показать, как эту боль отпускать.
   - Ну, кто хочет побыть моделью?
   Лесовик обвёл группу спокойным взглядом, и Анна подскочила
   - Я! Я хочу! Лесовик, меня беспокоит правая почка, может быть, с ней разберёмся?
   - Нет, Ань, мне думается, что почку мы пока оставим, у тебя там много всякого... Давай простую болячку найдём, например, здесь.
   Он надавил пальцами на косточку на передней стороне правой ноги, и Анна ойкнула.
   - Ага, нашли. Давай, входи в эту боль вниманием.
   Лесовик давил не сильно, Анна сосредоточилась. Боль вдруг усилилась. Одновременно пошли смутные воспоминания.
   - Ой, больно!
   - Что ты видишь?
   - Вода холодная... Течение... Кажется, я горную речку перехожу... - воспомиания становилсь подробными.
   - И что там?
   - Блин, я на камень налетела! Там валуны на дне, и течение быстрое, страшно, что с ног собьет! М-м-м, зараза, больно как! И не подержаться за ногу - надо следить, чтобы не упасть, а то утащит! Инструктор нас всех канатом связал, чтобы страховали! Мамочки, как страшно!
   - Ну, говори, что тогда не сказала! Делай, что тогда не сделала!
   Лесовик мычал вместе с ней, как будто тоже ушибся - помогал.
   - Задолбал меня ваш грёбанный поход! И зачем я только в него попёрлась! Тонька, предательница, сбежала! И Костик из-за неё ушёл!
   Анна потирала ушибленную ногу. Надо же, а мальчика-то Костиком звали!
  
   - Как боль? - Лесовик оставался невозмутимым.
   - Всё, отпустило. Прошло. Это было в походе, я в пятнадцать лет по предгорьям Тянь-Шаня ходила. Меня сестра уговорила пойти, а сама через пару дней вернулась, и с ней пришлось уйти мальчику, в которого я влюбилась. Надо же, я имя его давно забыла. А тут вспомнила. И обида откуда-то на сестру пришла!
   - Потому что обиду эту ты "законсервировала" в боли, претерпела чувства, что шли в момент ушиба, - объяснил Лесовик. - Теперь ты те чувства вспомнила и проговорила. Что сейчас чувствуешь? Ты с нами, или ещё там?
   - Мне хорошо! - улыбнулась Анна. - Я здесь.
   - Ой, Лесовик, я как будто там была с Аней. И вместе с ней переживала, аж мурашки по коже, - повела плечами Ида. - И ты так же морщился, как Аня, как будто тоже стукнулся!
   - Я помогал вспомнить. Ну, вам понятно, как действовать? Предлагаю разбиться на пары, найти какие-нибудь болевые точки и поработать друг с другом. Когда найдёте, мне покажите, я посмотрю, стоит ли сейчас туда лезть. А то вы можете провалиться в переживания, с которыми по неопытности не справитесь.
   Народ начал разбираться на пары и разбредаться от костра. К Анне подошла Янка.
   - Ань, а ты можешь со мной поработать? Ты ведь на себе уже почувствовала, у тебя должно получиться!
   - Ну давай, попробуем, - решилась Анна. - Куда пойдём?
   - Да давай прямо здесь! Давай с ушибом моим поработаем! Болит, зараза, а мне завтра через перевал идти!
   - Ой, Яна, с ушибом я, наверное, не справлюсь... Лесовик, Яна просит с её ушибом поработать, можно?
   - С ушибом? Да, кажется, пора. Берендюк, Кирилл, предлагаю вам тоже поприсутствовать. Паш, и ты останься. Что-то мне видится, что в этой болячке ваша общая история сидит. Яна, ты не возражаешь, если за работой понаблюдают другие люди? Ты им доверяешь?
   - Ну, ты же сказал, что мы все повязаны, пусть смотрят, - хохотнула Янка.
   - Тогда вставай сюда. Найди положение, в котором боль самая сильная.
   Янка стала сгибать и поднимать ноги, потом присела на корточки и ойкнула:
   - Ой, вот так больно!
   - Хорошо. Войди в эту боль. - Лесовик стоял чуть в стороне от Янки и говорил ровным спокойным голосом. Янка опустила голову на сложенные на коленях руки:
   - Бля! Больно!
   - Что там?
   - Камни там... И рожа твоя... И я тебя ненавижу! Ты заставил меня уйти в лагерь! Из-за какого-то паршивого тапка! Да я, если мне надо, и босиком дойду! Ой, извини, я не хотела ругаться! - она подняла голову и посмотрела на Лесовика.
   - В тот момент хотела, давай, не стесняйся, выпускай, что скопилось.
   - Слушай, но как же я это вижу, если я тот день не помню, - хлопала глазами Яна.
   - Яна, ты выскочила оттуда, ты здесь. Вернись в тот момент!
   Янка опять опустила голову на руки.
   - М-м-м, больно. И обидно.
   - На кого обида?
   - На тебя. На Кирилла, что со мной не пошёл. На Пашку, который вместо него увязался. Вот ещё ухажёр на мою голову, дала на раз мальчику, теперь вяжется. М-м-м, больно как! И что ты ходишь за мной, что ходишь, импотент паршивый! Женится он на мне, молокосос! Нахрен ты мне сдался со своей любовью!
   Последние слова Янка орала, подняв от колен лицо. Глаза её были закрыты. Пашка дёрнулся, и Смирнов приобнял сына за плечи.
   - Т-с-с, успокойся, она гонит.
   - Берендюк, отпусти Пашу, - сказал Лесовик. - Паша, действуй.
   - Нет, я в порядке, - перевёл парень дух, бледнея.
   - Пашенька, прости, не знаю, что на меня нашло, - Янка открыла глаза.
   - Яна не отвлекайся, мы не дошли до конца, - вмешался Лесовик. - Ты сможешь продолжать?
   - А мне уже не больно!
   - Точно? Ну-ка, подвигайся! Войди вниманием в место боли и подвигайся!
   Янка закрыла глаза, пошевелилась, несколько минут искала положение тела и вдруг, с вскриком, дёрнулась, будто её толкнули в спину, и завалилась на бок. Смирнов увидел, что это почти та же поза, в которой он её нашёл в яме.
   - Яна, ты как? - голос Лесовика звучал спокойно и осторожно, как будто он тыкал палочкой в ядовитую змею.
   - Здесь холодно. И всё серое, и...- Янкин голос звучал медленно и негромко, а потом вдруг резко изменился, как будто вместо неё заговорил кто-то другой.
   - Эй вы, суки грёбаные, отстаньте от меня, как я вас всех ненавижу!
   Она встала на четвереньки, обвела всех взглядом. Анна вздрогнула. В Янкиных глазах клубилась чернота. Точно так, как в том её то ли сне, то ли галлюцинации, когда они вчетвером отогревали девчонку. Анне даже почудилось, что в воздухе проступает тот пейзаж: серые камни, серое небо, сгустившийся кисель между валунами-воротами... Она почувствовала, как холодеют пальцы.
   - Я здесь, - негромко сказал Лесовик. Янка быстро повернулась к нему, стала распрямляться, вставая, и тут Лесовик провёл ладонью у её лица быстрым движением и будто что-то сбросил в костёр. Тот с треском выпустил очередной салют из искр.
   - Что со мной? - Янка схватилась руками за голову и уселась на корточки. - Больно!
   - Ты ударилась головой?
   - Да! Меня... меня Пашка толкнул! ...я упала... и стукнулась... Блин, как же мне холодно! И страшно! Я повернуться не могу, застряла! Я слышу, кто-то подошёл... Не вижу, кто это... Эй, помогите! А он... А он говорит, что по грехам и расплата... И уходит. Как же так, это же несправедливо!
   Янка села прямо на землю и заплакала, опустив голову на руки.
   - Разве можно вот так бросать человека! Я ведь живая, а меня как мусор выбросили!
   - Янка, прости меня!
   Пашка сорвался из-под рук отца и бросился к Янке. Опустился на колени и схватил её за мокрые ладони.
   - Ты говорила про меня такое, что я взбесился! Я оттолкнул тебя и убежал, чтобы ничего не видеть и не слышать! Но я не видел, что ты упала! Я вообще ничего не видел, пока на Майю не наткнулся! Я думал, ты одна дальше пошла!
   - Пашка, я дура, я сама виновата! Я злилась на Кирилла, а отыгрывалась на тебе! Ты не импотент, честно! Ты нормальный парень, и с девчонками у тебя всё будет хорошо, вот увидишь!
   Они ревели оба, обнявшись. Анна сама с трудом сдерживала слёзы.
   Проревешись, Янка посмотрела на Лесовика, утирая ладонью лицо.
   - Лесовик, я вспомнила! Я вспомнила тот день. Я была очень зла на тебя и на Кирилла. И на Пашку, что это он со мной пошёл, а не Кирилл. И сказала ему такое! Короче, чтобы ему побольнее было, зло сорвала. А он крикнул, чтобы я заткнулась, и толкнул меня. Я упала, стукнулась головой. Потом очнулась. Я застряла, не могла пошевелиться, мне было очень холодно и страшно. Я кричала, и кто-то подошёл, я не могла увидеть, кто. И когда этот козёл меня оставил ... Я про мужика, который к яме подходил. Когда он ушёл, я возненавидела весь мир. Вот просто возненавидела! А потом я умерла.
   - Ты не умерла, но была близко, - кивнул Лесовик, подошёл к Янке и начал массировать ей затылок.
   - И, главное, пока ты была без сознания от удара головой, к тебе гадость одна подселилась. И на ненависти твоей она тебя за собой потащила, туда, откуда сама родом. На брёвнышко не хочешь пересесть?
   - А куда потащила-то? - Янка подошла к бревну, Пашка следом, они сели рядышком. - И что за гадость?
   - Лярва. Ну, или бес, если так понятнее. А место... Шаманы называют его нижним миром.
   - Лесовик, а что, бесы эти ко всем могут прицепиться, или это Янке так "повезло"? - Наконец-то смогла заговорить Анна. Горло, сведённое переживаниями, отпустило.
   - Прицепиться может ко многим, а удержаться только у тех, у кого чувства подходящие. У Яны оказались подходящими.
   Лесовик закончил массировать Янкину голову и спросил
   - Ян, ты как? Ты с нами?
   - Да, я здесь. Слушай, уже ничего не болит! Что же я тогда так вызверилась и на тебя, и на Кирилла, и на Пашку?
   - Если хочешь, можем с этим поработать. Только не в этот раз, тебе на сегодня достаточно.
   - Да уж, лабиринт ужасов, меня всю трясёт! Пашка, пошли у Верещагина трубку поклянчим!
   Они ушли, у костра повисла пауза. Потом в огне треснула очередная ветка, выпустив залп искр, и Смирнов будто очнулся.
   - Лесовик, но ведь это страшно, то, что ты тут делал. И опасно.
   - Опасно было именно в Янкином случае, и то потому, что на её боль и эмоции подсела эта зараза.
   - А она живая была? Лярва эта? - спросила Анна.
   - Да. Это дух такой. Славяне называла их ещё Лихоманками.
   - Не буди лихо, пока оно тихо...
   - Да, как-то так, - кивнул Лесовик. - Похоже, ты позвала его через свою ненависть к Янке. Посмотри, что есть в тебе такого, за что лихо может зацепиться.
   - Уже ничего, честно, всё у озера с пением ушло!
   - Хорошо, если так. А у Яны талант ковыряться в больном, она, вон, и Пашку ковырнула, и он к твоему зову свой добавил.
   - Ты здесь прямо-таки экзерсцизмом занимался, - попробовал пошутить Смирнов. Нереальность произошедшего никак не хотела укладываться в голове.
   - Ну да, типа того. Если бы мы Лихоманку не расшевелили и не заставили вылезти, она бы Янку хорошо потрепала. А при Янкиных способностях досаждать досталось бы всем.
   Анна поёжилась и придвинулась к Смирнову, тот обнял её за плечи и пробормотал:
   - Мне кажется, я хожу с ума! Духи, лихоманки какие-то!
   - Ты не сходишь с ума, - успокоил его Лесовик. - Ты меняешь свою картину мира. А вообще случай с Яной - большая редкость, я сам с таким во второй раз сталкиваюсь.
   - А через боль прошлое вспоминать? Не редкость? - уточнил Смирнов.
   - Нет, эти практики всегда с успехом использовали знахари, а сейчас уже и некоторые психотерапевты научились.
   - Лесовик, мы с Медеей убрали у меня такое, такое! - к костру, встревая в разговор, подошла восторженная Ида и по-прежнему невозмутимая Медея.
   - Это хорошо, что убрали, - кивнул Лесовик. - Медея, ты не могла бы собрать голову Берендюку? А то мы тут тоже кое с чем поработали, и он посыпался.
   Медея кивнула, встала позади Смирнова, попросила Анну отодвинуться и стала поглаживать ему плечи. Смирнов хотел удивиться, почему не голову, но передумал - лёгкие, казалось бы, касания Медеи цепляли за неудобья в плечах, и он понял, что она всё делает правильно.
   Анна смотрела на них и чувствовала, что ревнует. Как же так, только что Андрей обнимал её за плечи, а тут с такой готовностью отодвинулся и теперь кряхтит от прикосновений другой женщины! Почка опять вдруг кольнула, и Анна схватилась за бок.
   - Блин, я, кажется, застудилась!
   - Ань, хочешь, разберёмся с этой болью? - отреагировала Ида. - Лесовик, можно?
   - Вообще-то там многослойная болячка... Хотя попробуйте, если что, зовите на помощь.
   - Здесь будем работать? - спросила Ида, но Анна помотала головой:
   - Нет, давай без свидетелей.
   - Тогда пошли на пенёк, где мы с Медеей сидели. Представляешь, стала осмысливать боль в пояснице и в результате послала матом своего прошлогоднего любимого! Всё ему сказала, что тогда не смогла! Вот, здесь, садись.
   Пенёк оказался не пеньком, а сухим стволом, изогнувшимся параллельно земле и образовавшем что-то вроде лавочки. Анна села.
   - Где болит?
   - Вот здесь, - она нашарила на спине болезненную точку, Ида поместила туда свой палец.
   - Вот так? Входи в боль!
   Анна вздохнула и сосредоточилась на ощущении боли. Та вдруг стала едва терпимой. Анна застонала.
   - Что там у тебя?
   - Обида.
   - На кого?
   - На мужа.
   К боли в почке вдруг прибавился жар в груди, и Анна словно провалилась в недалёкое прошлое. Она опять сидела, тупо уставившись в телевизор и сжимала телефонную трубку в вспотевших ладонях. Сколько же ей тогда хотелось сказать мужу! Сколько всего! Но она промолчала, и сбежала, давясь всеми этими словами в адрес паршивца. Слова отчётливо всплыли в памяти, и она закричала:
   - Кирилл, ты сволочь. Ты скотина, предатель! Я свою жизнь тебе под ноги кинула, а ты обменял меня на эту Лужину!!!
   Выговариваясь, Анна ревела в голос. Боль и обида смешались, в ушах звучали те гадкие издевательские слова, которыми её отравила телефонная трубка.
   - Я всегда с тобой... И фильм тебе сделала... И всё для тебя, а ты... Я не хочу быть сенаторшей, я с тобой хотела быть, а ты выбрал Лужину!
   - Ань, что ты сейчас хочешь сделать? - спросила Ида. - Мне почему-то кажется, что ударить.
   - Да! Вмазать по его мерзкой роже! - Анна стукнула кулаком по стволу и замотала головой. - Я из-за него Дмитрия Ильича бросила, предала... А он!
   Она замолчала, поняв, что только что высказала.
   - Слушай, Ида, получается, что он меня предал как бы в ответ? Я - Дмитрия Ильича, а он - меня? Это мне что, воздалось по заслугам?
   - Ань, ты выскочила оттуда. Ты не в теле, в голове и какую-то хрень вспоминаешь про предательство. С чего ты взяла, что ты предала своего Дмитрия Ильича? Кто он? В тело вернись!
   - Он... м-м-м, больно как... он мой первый муж. Я от него к Кириллу ушла. Забеременела и ушла. Дмитрий Ильич всё понял, простил, он даже к нам в гости приходил, с Данькой возился. Блин, как больно! Ида, полегче нажимай!
   - Ань, я едва касаюсь. Ань, я не пойму, почему ты говоришь "предала" и "простил". По-моему, это нормально, когда люди расстаются, если их отношения исчерпаны.
   - Нет, не всегда. Больно!
   - Тебе больно?
   - Да. Папочка, не уходи! - Анна задышала, недоумевая, откуда этот крик.
   - Ань, откуда этот крик? - вторила Ида. - Сколько тебе лет?
   - Пять, - этот ответ вытолкнула боль в почке.
   - И что там? Дыши, смотри в боль, что ты видишь?
   - Обида. Ужас. Всё пропало. Конец.
   Анна дышала, постанывала и глядела в боль. Там было темно. Потом вдруг прорезался мамин голос...
   "Витя, ты не можешь нас бросить, это подло! Анечка, скажи папе, что мы его любим!" "Папочка, мы тебя любим"! - пятилетняя Анечка бросается к отцу и обнимает его, где достала, за ноги. "Прости, дочка, но я должен уйти!" Отец кладёт ладонь ей на голову, потом разжимает её руки и говорит матери: "Лариса, прекрати, пожалуйста. Я ведь сказал, что буду вам помогать". Он освобождается от Анечки, поворачивается и идёт к двери... "Папа, не уходи!" - ревёт Анечка под дверью. Не может такого быть! Он вернётся, он пошутил! Он не может уйти, она же так его любит!
   "Всё Анька, хватит реветь. Нашёл твой папка себе другую жену и родил другую дочку. Он теперь их любит, ему с ними лучше. Ну, хватит стоять под дверью, пошли". Мать дёргает её за руку, тащит от двери, Анечка стукается боком об угол тумбочки в прихожей...
   Анна смотрела в эту ситуацию и плакала, потирая бок рукой.
   - Я плохая, я хуже других, поэтому папа меня не любит...
   - Что там у тебя, Ань? Чувствую ужас от того, что кто-то уходит! - Ида раскачивалась вместе с Анной.
   - Папа ушёл, у него теперь другая дочка, лучше, чем я.
   - И ты решила, что недостаточно хороша для мужчин? И чтобы тебя любили, надо очень стараться быть хорошей?
   - Да. Что-то в этом роде. У отца оказалось две семьи, и он ушёл в ту, где родилась маленькая девочка.
   - А что тебе хочется там больше всего?
   - Чтобы он вернулся ко мне и поцеловал. И чтобы мама поцеловала. Она тогда накричала на меня, чтобы я замолчала. Что и так мой отец ей всю душу вынул.
   - Бедная моя девочка. - Ида обняла Анну, и та уткнулась носом ей в плечо, чувствуя себя пятилетней. - На самом деле папа любит тебя. Но и ту девочку он тоже любит. А она маленькая, ей папа нужнее. И ты не хуже той девочки, ты очень хорошая. Ваш папа любит вас обеих.
   - Любит, - согласилась Аня. - Он потом ко мне приходил, и мы с ним гуляли.
   - Ну, вот видишь.
   - Когда мне было десять лет, он с той семьёй на Север уехал, деньги нам с мамой присылал, много.
   - Вот видишь, он помнил про тебя. Значит, что из этого следует?
   - То, что ему было плохо с моей мамой. А когда людям плохо, они не должны жить вместе.
   - Умница. - Похвалила Ида. - Ну, ты вернулась?
   - Вернулась, - ответила Анна неожиданно детским голоском.
   - А почему говоришь, как девочка? Анна, ты здесь?
   - Да, здесь, - Анна тряхнула головой и огляделась. Лес, ствол, серые сумерки. Она здесь.
   - Слушай, я поняла, почему меня тут колбасило. Кирилл очень на моего мужа похож, каким он был десять лет назад. И то, что он выбрал Янку, задевало меня, как будто он сделал это специально, чтобы мне досадить. Янка ведь ну, такая... шумная, грубая, агрессивная... Была такой, по крайней мере. А он крутит с ней любовь, как будто бы мне назло!
   - В общем, опять выбрали не тебя, хорошую девочку, а другую девочку, плохую. И, гады такие, специально тебя в это носом тычут, - подытожила Ида.
   - Ага. Вот дура-то! Где мой муж и где Кирилл, и чего меня переклинило! Да и муж тоже... Пусть живёт со своей Лужиной. Знаешь, до меня дошло, что он ведь с большой для себя выгодой пользовался этим моим желанием быть хорошей и полезной для любимого... И что его очень устраивало, что его цели главные, а мои - так, на подхвате.
   - Класс! - восхитилась Ида. - И что ты теперь решила?
   - Пока не знаю. Но что теперь я для себя жить буду, а не под чужие цели подстраиваться - это наверняка.
   - Здорово. Как почка?
   - Ты знаешь, хорошо, - Анна прощупала спину, бок, пошевелилась. - Ничего не болит!
   - Значит, убрали. С днём рождения, Аня!
  
   Глава 19
  
   Смирнов чувствовал себя совершенно пришибленным. Всё, что только что произошло у костра, не укладывалось в голове, даже не смотря на старания Медеи. Правда, после того, как она разгладила ему плечи и шею и обжала голову - прикладывала ладони с двух сторон и сдавливала, как арбуз - он перестал чувствовать себя сбежавшим из психушки пациентом. И всё равно, и всё равно. Оказывается, это Павлик столкнул Янку в яму. И до сих пор молчал, не сознавался. Оказывается, его сын - трус. Вера права, он упустил пацана.
   - Берендюк, ты о чём опять думаешь? По-моему, вся моя работа насмарку! - Медея, которая всё ещё водила руками по его плечам, хлопнула ладошкой между лопатками. - Вон, узел какой опять собрал!
   - Извини, - Берендюк от удара вынырнул из собственных страданий. - Это я про Пашку думаю.
   - А ты не думай, ты с ним поговори.
   Медея как-то так провела рукой по спине, что место между лопатками отозвалось тягучей болью, как будто болели натруженные мышцы.
   - Или посмотри, по какой причине страдание. Хочешь, посмотрим это твоё напряжение, уберём лишнее?
   Берендюк прислушался к себе. Вообще-то он хотел. Но не с Медеей.
   - Знаешь, с тобой я не смогу, прости.
   - Ну, так не обязательно со мной. Можешь Лесовика попросить, или Кирилла. Или ещё кого.
   Теперь Медея быстро проводила по спине кончиками пальцев, сверху вниз, будто царапала. У Смирнова по спине побежали мурашки.
   - Всё, хватит с тебя.
   Смирнов кивнул благодарно, чмокнул Медею в подставленную щеку и пошёл искать Анну.
   Анна сидела на кривом стволе дерева, похожем на скамейку, в обнимку с Идой. Обе улыбались, и Смирнов поразился их лицам - расслабленным, будто светящимся, абсолютно умиротворённым.
   - Ох, простите, кажется, я помешал, - смутился Смирнов.
   - Нет, Берендюк, что ты, мы уже закончили, - просияла на него взглядом Ида.
   - Андрюш, садись с нами, - Анна показала место рядом с собой.
   Смирнов сел, и она положила голову ему на плечо.
   - Ань, я хотел попросить тебя помочь мне с одной болячкой, - он чувствовал щекой её макушку и умиротворение, исходящее от Анны осязаемой волной, будто она играла какую-то тихую музыку. Или источала приятный запах.
   - Хорошо, конечно, - она подняла голову с его плеча и улыбнулась. - Какое место смотреть будем?
   - Вот здесь, между лопатками.
   - Ой, ребята, давайте вы всё проделаете без меня, а то я уже устала от своих и чужих эмоций.
   Ида отлепилась от Анны, тронула Смирнова за плечо, будто прощаясь, и пошла к костру. Анна развернулась к мужчине и положила руку ему на спину.
   - Здесь?
   - Да, - место опять отозвалось застарелой мышечной болью.
   - Входи.
   Смирнов сосредоточился на ощущении, и охнул. Мышцы будто судорогой свело. "Я отвратительный отец", - мысль пришла вслед за болью.
   - Андрюш, погоди, возвращайся, - быстро проговорила Анна, и Смирнов шумно выдохнул. - Андрюш, у меня почему-то перед глазами Пашка твой возник. У меня ощущение, что вам нужно с ним взаимно поработать. А?
   - Ты знаешь, да, наверное, - Смирнов опять прислушивался к себе. Имя сына отдавалось между лопатками лёгкими покалываниями.
   - Посиди, я быстро! - Анна вскочила с бревна и вскоре вернулась с Павликом. - Вот, Паш, без тебя нам не справиться. Поможешь отцу?
   - Давай, Берендюк, подставляй, что там у тебя!
   Пашка выглядел счастливым, и Смирнов вдруг понял, каким хмурым и зажатым был его сын последние два дня. А он, папаша, и не замечал ничего! Мышцы между лопатками опять заныли, и Смирнов подставил сыну спину.
   - Вот здесь болит, между лопатками.
   - Здесь, что ли? - Пашка придавил пальцем и попал в самый узел. Смирнов закряхтел, а сын растерялся.
   - Ань, а что делать?
   - Ничего. Расслабься. Держи палец. Задавай отцу вопросы.
   - Какие?
   - Андрей, ты видишь, отчего у тебя болит спина? - спросила Анна.
   - Чемодан... Колесо от чемодана застряло, я толкнул, чтобы вылезло. Блин, чуть не упал, спину потянул, аж хрустнуло!
   - Сколько тебе лет?
   - Тридцать пять.
   - Кто рядом с тобой?
   - Вера.
   И тут на Смирнова накатило. Он стоит на табурете и вытягивает чемодан с антресолей, потому что Вера велела ему убираться из дому. "Я не хочу тянуть вас двоих. Я не хочу, чтобы Павлик видел рядом с собой слабого и безвольного отца. Мужчина должен, просто обязан содержать семью. А если ты не можешь обеспечить нам нормальную жизнь, уходи. Я без тебя справлюсь".
   - Блин, больно! - спину под Пашкиным пальцем ломило так, что Смирнов зашевелился, пытаясь разогнать боль по телу.
   - Что там, Андрей? Я чувствую, что тебя распирает от крика, - Анна тоже шевелила плечами - место между лопаток чесалось. - Давай, говори!
   - Я могу обеспечить вам нормальную жизнь. Я хороший отец. Вера, ты делаешь ошибку, - забормотал Смирнов, выталкивая из себя те уговоры, что тогда, восемь лет назад, застряли за стиснутыми зубами. Он тогда точно знал, что уговаривать Веру бесполезно. Если она действует, то это значит, что уже всё продумано и решено. Точка. Не отговорить.
   - Андрей, ещё! Это не всё! Ты держишь, держишь! - Анна стукнула кулаком по кривому стволу. И Смирнова проняло.
   - Верка, ты дура! Ты думаешь, что умнее всех и лучше всех знаешь, что и когда надо делать! Ты понимаешь, что нам жизнь ломаешь? Мне ломаешь, себе, сыну нашему? Ну как же мне объяснить тебе, дуре самоуверенной? - Смирнов зарычал и застучал кулаками по стволу. - Деньги - херня, неужели ты не понимаешь? Я их заработаю! Опять заработаю! У нас же семья, ты что, не понимаешь?
   Теперь Смирнов раскачивался на бревне и стонал. Пашка давно уже убрал палец с отцовской спины и смотрел на него с напряжённым и сочувствующим выражением лица.
   - Решение, Андрюш, какое там у тебя решение? - спросила Анна.
   - Я должен стать богатым и успешным, чтобы доказать ей, что она зря отняла у меня сына, - тихо ответил Смирнов.
   - Ты всё ещё доказываешь?
   - Нет, уже нет, - Смирнов выдохнул и открыл глаза. - Всё, отпустило. Не болит спина.
   - Точно? Паш, попробуй.
   Пашка потянулся к отцовской спине, надавил. Боли не было. Смирнов пошевелил плечами, ощущая, как между лопатками разливается жар.
   - Всё хорошо, отпустило, - подтвердил он.
   - Берендюк, ты здесь? - спросил над ухом Пашка, и Смирнов захохотал счастливо, развернулся и сгрёб сына в охапку.
   - Здесь, Пашка, здесь! Я с тобой!
   - Ладно, мальчики, вы тут пошушукайтесь, а я к костру пойду, - сказала Анна и ушла.
   - Пап, а ты действительно хотел всё это маме тогда сказать? - спросил, помолчав, Пашка.
   - Да, как оказалось. Знаешь, я думал, что помню тот вечер до мелочей. И думал, что всё отболело и прошло. А сам, оказывается, восемь лет обиду на твою маму на спине таскал.
   - Пап, а я думал, что ты от нас сам ушёл, - шмыгнул носом Пашка. - А почему мать тебя выгнала?
   - Потому что она так решила, - пожал плечами Смирнов, и Пашка согласился:
   - Ну да, она такая.
   - Паш, а можно тебя спросить про одну вещь?
   - Валяй.
   - Как у тебя с наркотиками?
   - А тебе для себя или на продажу? - хмыкнул сын.
   - Да просто Янка что-то говорила, что ты наркоманишь, там, в сновидении...
   - А, ты об этом. Я травку курил один раз. Не вставляет.
   - Паш, а почему ты Янку толкнул? - решился спросить Смирнов.
   Сын на несколько секунд напрягся, а потом обмяк.
   - Ладно, скажу. Она обозвала меня импотентом и педиком.
   - С чего вдруг? Вы же с ней дружили?
   - Я... Она... Когда вы к мегалитам ходили, а я остался, она ко мне в палатку пришла. Мы болтали, потом целоваться стали, потом она сказала, чтобы я, ну...
   - Предложила тебе себя? - догадался Смирнов.
   - Ну да. А я испугался. Представил, что если не смогу, она ржать начнёт во весь голос. И у меня на неё не встал... Пап, я импотент, да?
   - Ты дурачок, - Смирнов потрепал сына по взъерошенной макушке. - Ты что думаешь, настоящий мужчина тот, кто трахает всё, что шевелится?
   - Нет, конечно, - отвёл глаза Пашка, и Смирнов понял, что примерно так он и думал.
   - Пашка, настоящий мужчина тот, кто нашёл свою женщину. Остальные - самцы!
   - А ты маму нашёл? - спросил сын.
   - Скорее, она меня выбрала. А мне льстило, что мне такая девушка досталась, с характером, - крякнул Смирнов, вспоминая молодость.
   - Достала она меня своим характером, - пожаловался Пашка, глядя вниз. - Завоспитывала. Я должен то, должен сё, я обязан стремиться и соответствовать. Иногда мне кажется, что она меня ненавидит за то, что я не такой, как ей хочется.
   - Нет, она любит тебя. Как умеет. В фонтан-то зачем голожопым полез? - вспомнил Смирнов.
   - А это у меня такой фак был. Всем им фак. Достали все, и мать - в первую очередь. Злой был очень.
   - А теперь?
   - А теперь не злой. Когда песню имени пел горе на другом берегу, я орал и скакал, как горный козёл, мне весело стало. И очень захотелось с тобой жить, уйти от матери. Можно?
   - Можно. Переселяйся, я поговорю с Верой.
   - Пап, а можно спросить? - опять шмыгнул носом Пашка.
   - Валяй.
   - А ты почему больше не женился?
   - Женщины не встретил подходящей, - приврал Смирнов и тут же устыдился. - Хотя, если честно, боялся. Боялся, что меня опять выставят вон, если не буду соответствовать.
   - Аня бы не выставила, - подумал вслух сын, и Смирнов удивился: Пашка озвучил мысль, которая только зародилась в его собственной голове. Пожалуй, да. Аня бы не выставила. Впрочем, и остальные женщины, которые пришли с ними на это озеро, не похожи на фиф, которые прикладывают к мужикам шаблоны на соответствие.
   **
   Анна следила, чтобы её кроссовки сохли, но не плавились, то и дело двигая их туда-сюда возле костра. Вернее, уже не её кроссовки - Янкины. Они очень удачно подошли девчонке, угробившей за неделю обе пары собственной обуви, и та обрадовалась, что нашлось, в чём добираться до Москвы. Сама Янка куда-то исчезла вместе с Кириллом, скорее всего, в палатке залегли. А Анна всё ещё сидела у костра, передвигала кроссовки и прокручивала в голове воспоминания Андрея. Бедный мужик! И что же за жена ему такая попалась, змеюка! Взяла и выставила мужа из-за паршивых денег. Смогла бы она так? Анна представила, что Кирилл проиграл выборы и остался без работы. И пришёл к ней с повинной головою, и просит простить. И накормить. Анна фыркнула. Хороша картина - голодный Кирюха с повинной головой. Придёт - накормлю. И пусть живет в соседней комнате. Как добрый старый знакомый. Как отец её ребёнка. Не более того. "А кто - более"? - всплыл вдруг вопрос, и Анна ответила, глядя на огонь - Андрей. Ей очень нравится Андрей, и она ничего не может с этим поделать.
   "А раз не можешь ничего поделать - пора баиньки. Утро вечера мудренее", - велела она себе, подхватила просохшие кроссовки и пошла ложиться. Сергей опять спал упакованной до самого носа мумией, сладкая парочка свилась в общий клубок в общем спальнике. "Слушай, родная, так что же тебя всё-таки так плющило в эти дни от соседей"? - спросила себя Анна, забираясь в спальник. Прислушалась к себе. Больше всего её задевала, оказывается отстранённость Сергея. То, как он отгораживался от её якобы на него поползновений... "Что ты там блюдёшь, Серёженька? Верность жене, чистоту помыслов? Молодец. Орден тебе за это. Даже два"! - развеселилась Анна. В воображении тут же возникла рука, которая вручала Сергею ордена. Дальше что? Сладкая парочка со своей любовью напоказ? Кирилл и "хабалка", они, если честно, не пара, не пара, не пара. "Тоже мне, оценщица, тебя забыли спросить! Ребята, совет вам, да любовь. Удачи тебе, Кирюшечка, на поприще укротителя! Тем более, что у тебя, кажется, получается".
   Воображение тут же нарисовало счастливую бегемотиху из диснеевского мультика. Бегемотиха делала "ласточку", протягивая верхние конечности к щеголеватому укротителю в цилиндре и закрученных кверху усах. "А что же ты сама, Анечка"? - всплыл вопрос, и в воображении возник курчавый ангелочек в длинной белой рубашке. Ангелочек держал на вытянутых руках пирог с именинными свечами. Свечей было много, и Анна подумала, проваливаясь в сон, что Ангел поздравляет её с днём рождения.
   Она проснулась рано и сразу поняла, что что-то не так. Не открывая глаз, Анна прислушалась. За стенками палатки пели птицы. Впервые за всю неделю пели птицы. Анна осторожно выскользнула из мешка, стараясь никого не разбудить, и выглянула наружу. Снаружи был июль. Тепло. Солнце. И чистейшее небо. Абсолютно голубое, без единого облачка. "Если так, спасибо, поняла. На прощанье дай мне небо. Голубое!" - Анна вспоминала свои вчерашние стихи, пока поспешно обувалась, выбиралась из-под тента и бежала к озеру. Озеро простиралось безупречным отражением неба. Анна присела на корточки, опустив руку в воду, и замерла, переполненная благоговейной радостью. Она прошла это испытание, прошла! Небо голубое! И всё у неё будет хорошо! Бурная радость требовала выхода, и Анна решила пройтись по лесу, тем более, что тропка начиналась в нескольких шагах от неё.
   Тропка привела Анну к ещё одному озеру. Точнее, озерцу. Но какому! "Так вот куда звала нас вчера Янка!" - Анна смотрела и жалела, что вчера отказалась идти. Озеро было потрясающим, точно перенесённым из сказки. Настоящий кусочек берендеева царства. Крупные зеленоватые от мха валуны окружали чашу с абсолютно прозрачной водой. Было видно дно, по краям такое же зеленоватое, как камни. А в середине - нежно-голубое, будто кто разлил по дну краску. Завершали картину елки, окружавшие озерцо, и силуэты дальних холмов, перечеркнувшие плавной линией глубокое голубое чистейшее небо. Анна поняла, что хочет не просто любоваться этой красотой - впитать её хочет каждой своей клеточкой, окунуться хочет в неё с головой.
   - А почему бы и нет? - спросила она себя и принялась раздеваться. Она искупается в этом озере. Она окунётся в эту красоту.
   Анна сбросила одежду, прошла по валунам, образовавшим узкий полуостров, и застыла на берегу, опять впитывая в себя потрясающую красоту места. Солнце посылало лучи откуда-то из-за спины, она чувствовала его всей кожей.
   - Ты бы не стояла так, голышом. Тут тропа, всякие люди ходят.
   Голос за спиной заставил её вздрогнуть и резко обернуться. Там, где "полуостров" прикреплялся к "большой земле", и где Анна оставила свою одежду, стоял Сергей и смотрел на неё, наклонив лобастую голову.
   - Фу, Сергей, разве можно так подкрадываться, - перевела дух Анна. - У меня прямо душа оборвалась!
   - А осталась она, душа-то?
   Он продолжал её разглядывать исподлобья, и Анна растерянно улыбнулась:
   - Ты о чём?
   - Душа, говорю, осталась у тебя? Или продала нечистому?
   - Серёж, что за вопросы спозаранку? Какие нечистые, ты что? Смотри, красота какая! - показала Анна рукой, приглашая полюбоваться озером.
   - Кругом прелесть, кругом искушение, бесы атакуют, господь на стойкость испытание даёт, - пробормотал Сергей скороговоркой, и Анна насторожилась, выныривая из ощущения абсолютного счастья. Происходит что-то не то.
   - Сергей, что с тобой?
   - Со мной? Ты лучше спроси, что с тобой. Ты что, не видишь, что попала?
   - Да куда попала, что ты говоришь, вообще?
   - К Нему попала. Когда сучку эту бесноватую вызвалась спасти, так и попала.
   - Сучку? - Анна прикрыла рукой грудь, защищаясь. До неё дошло, что она стоит голая перед маловменяемым мужиком. Одеться бы! Но он стоит возле её одежды. А подходить к нему боязно.
   - Господь её по грехам покарал, в камни запечатал, а вы вмешались, слуги сатанинские, вытащили её с того света...
   Он бормотал, вперяясь в неё взглядом тёмных ввалившихся глаз, и Анна, мимолётно удивившись, как он исхудал и изменился за эти дни - от добряка-соседа по вагону остались только блондинистые кудри - застыла от догадки:
   - Сергей, ты что? Это ты подходил к расщелине, когда там Янка замерзала? Подходил и не помог?
   - А кто я такой, чтобы вмешиваться в волю Господа и мешать Ему вершить суд Его? А ты вмешалась. И впустила в свою душу Нечистого. И будет тебе по грехам расплата.
   Теперь Сергей не просто бормотал - он медленно продвигался к Анне, вперив в неё тяжёлый тёмный взгляд. Кончик хрящеватого носа подрагивал в такт злому бормотанию. "Нос, как у покойника", - вспомнила Анна своё первое от него впечатление, и ей вдруг показалось, что Сергей и есть покойник. Зомби. Восставший мертвец. Потому что во взгляде его жизни не было. Там была смерть.
   ***
   Смирнов лежал с закрытыми глазами и улыбался. Сегодня ему снилась Анна. Снилась как-то очень хорошо и... светло, что ли, - попытался он подобрать нужное слово. Почему-то она была похожа на ангела - в белой рубахе до пят, с крыльями и именинным пирогом в руках. Пирог был утыкан горящими свечами, ангел Анна протягивала ему эти огоньки, и Смирнов знал, что их нужно задуть все разом. И загадать желание. Смирнов загадал, дунул, и проснулся. "Интересно, сбудется, или нет"? - думал он в полусне, отчётливо вспомнив, о чём попросил ангела - прийти в его жизнь и в ней остаться. "Ань, ты слышишь, - спросил он мысленно, - ты останешься со мной"? Перед внутренним взором возникло перепуганное лицо Анны, и Смирнов резко сел, вываливаясь из приятной дрёмы.
   - Пап, ты чего? - проснулся Пашка. Они с Майей спали в одном спальнике, словно супруги. Она уютно устроилась на Пашкином плече, а тот обнимал её почти по-хозяйски.
   - Ничего, спи, я пойду, прогуляюсь, - проговорил Смирнов, выбираясь наружу. Шнурки на ботинках он затягивал в лихорадочной спешке, костеря опять запутавшиеся концы. Потом огляделся, нашёл глазами тропинку и побежал по ней в лес. Туда, откуда разило ужасом попавшей в беду Анны.
   Он пробежал с полкилометра, когда увидел её. Анна, белея кожей нагого тела, прикрывала грудь скрещёнными руками и отступала спиной к воде маленького озерка. А к ней медленно шёл какой-то мужик, и в его поступи и напряжённой спине было столько угрозы и отчетливого желания навредить, что Смирнов, больше не раздумывая и не разглядывая, пробежал оставшиеся несколько шагов и крикнул
   - Эй, мужик! Стой!
   Мужик запнулся на секунду, а потом продолжил ход.
   "Во, блин, робот! Он что, из лесу? Всё лето голой бабы не видал"? - мелькало в голове Смирнова, пока он в три прыжка одолел расстояние до мужика и схватил его за плечо
   - Стой, тебе говорю!
   Тот резко обернулся и Смирнов, готовый к такому развитию событий, врезал в смутно знакомое лицо, на несколько секунд опережая удар этого чужака.
   - Твою мать! Ты что, охренел! - мужик отпрыгнул, спасая челюсть, получил удар вскользь, не удержал равновесия и упал практически к ногам Анны. Анна отступила ещё на шаг и с визгом опрокинулась в воду.
   - А-а-а! Холодная!
   - Ребят, что тут у вас происходит, а? - Смирнов, дурак-дураком, глядел на потирающего челюсть Сергея и на Анну, которая, повизгивая от холода, обходила по воде валуны, подбираясь к месту со своей одеждой. - Я что, помешал?
   - Андрюш, подай руку, пожалуйста, здесь высоко - попросила Анна. Его последнего вопроса она явно не слышала. Смирнов подал руку, вытянул её на камни, и она, крупно дрожа от холода, стала быстро натягивать свои одёжки.
   - Я некстати? - повторил он.
   - Ты вовремя. Я тут чуть от страха не скончалась. Сергей решил поиграть в маньяка, и у него получилось очень правдоподобно.
   - Да ладно, Ань, что ты. Я это, пошутил. - Сергей, всё ещё сидя, потирал челюсть и угрюмо смотрел в их сторону. - Синяк будет. А мне на переговоры по возвращению.
   - Ну, извини, - развёл руками Смирнов. - Я тебя не узнал со спины. Мне показалось, что на Аню какой-то чужой мужик нападает. Уж больно убедительно ты на неё пёр.
   - Я шутил, - повторил Сергей, поднимаясь. - Я пойду?
   - Иди, - посторонился Смирнов, Анна шарахнулась, пропуская Сергея, а потом, когда тот скрылся за поворотом тропинки, бессильно опустилась на крупный валун.
   - Андрей, по-моему, ты меня спас.
   - Да ладно, Ань. Серёга пошутил, - Смирнов переминался с ноги на ногу, так и не понимая, что он только что увидел.
   - Андрюш, он не шутил. Я видела его глаза. Я не знаю, что он хотел со мной сделать, но на меня повеяло смертью.
   - Ань, успокойся. Какая смерть, это же Сергей!
   - Да, ты знаешь, это он к Янке подходил, когда она в яме замерзала. Это он её не стал вытаскивать. Я помню, он в тот день с утра уходил куда-то, пришёл мрачный совсем, всё дровами занимался. Знаешь, я в тот вечер, когда из-за Янки ревела, пыталась с ним поговорить про неё, ну, чтобы он тоже её приструнил. А он мне начал толковать про Бога и про испытания, и что Лесовик с нечистым духом якшается. Я тогда испугалась слегка, а потом отмахнулась - мало ли какие у людей заскоки случаются. А у него всё по серьёзному, оказывается. Он и здесь мне рассказывал, что я душу продала и по грехам расплату обещал.
   Её всё ещё бил озноб, и Смирнов понял, что не от холода - от страха. Он обнял Анну за плечи и погладил по спине:
   - Ну-ну, всё уже, всё. Он ушёл. И раз так в бога крепко верует, то Бог ему и судья.
   - Андрюша, спасибо тебе, - Анна вздохнула, постепенно успокаиваясь. - Ты очень вовремя появился.
   - А я увидел, что тебе плохо, - признался Смирнов.
   - Увидел? - с удивлением посмотрела на него Анна.
   - Ага. Вспомнил про тебя, и почувствовал, что ты в беде. И примчался, - объяснял Смирнов, как будто для него было самым обыденным делом бежать на помощь женщинам по их мысленному зову.
   - Смирнов, ты что, телепат? - Анна уже улыбалась.
   - Да. Хочешь, узнаю, о чём ты думаешь? - Смирнов обрадовался, что она престала дрожать.
   Анна обернулась к озерцу, посмотрела и сказала
   - Хочу!
   Тогда Смирнов аккуратно отлепил её от себя, разделся, прошёл по валунам и прыгнул в воду. Там нырнул, достав до голубого дна, и вынырнул с зажатым кулаком.
   - Вот, смотри!
   Анна подбежала и заглянула в уже разжатую ладонь. На ней лежала нежно-голубая масса.
   - Что это? - она потрогала пальцем.
   - Голубая глина! Ань, отойди, я вылезу, вода холодная!
   Смирнов смазал глину на камень, шумно выбрался на берег и побежал одеваться. Анна осталась у камня, разглядывая добытую со дна голубизну.
   - Андрей, ты что, и вправду телепат? - оглянулась она к одевающемуся Смирнову. - Я ведь действительно думала о том, что это такое голубое на дне озера. Как ты догадался?
   - Потому что я сам про это думал, пока сидел с тобой на камешке, - признался Смирнов. - А теперь ты поупражняйся в чтении мыслей. Как ты думаешь, чего мне сейчас хочется?
   - По-моему, завтракать, - засмеялась Анна, и Смирнову пришлось согласиться. Этого он тоже хотел. И вполне возможно, ничуть не меньше, чем поцеловать Анну. Ну, в другой раз поцелует.
   Другого раза не потребовалось. Анна подошла к Смирнову и очень просто, будто они только этим и занимались, по крайней мере, последние лет десять своей жизни, положила руки ему на плечи и подняла к нему лицо, и Смирнов поцеловал её, в полном ошеломлении, что они так чувствуют друг друга. И в полной уверенности, что теперь так будет всегда.
  
   Эпилог
   Солнце шпарило вовсю, и Анна подумала, что после нескольких часов перехода через перевал в Москву она всё-таки вернётся загоревшей.
   - Здравствуйте! - навстречу опять шла группка из туристов, на этот раз их было трое.
   - Добрый день, - поздоровалась Анна, пропуская. Надо же, какое, оказывается, оживлённое место, это Синь-озеро, третья группа попадается за последние три часа. По группе в час, Бродвей, однако. Даже странно, что они почти в одиночестве - Адмирал и Отшельник не в счёт - бродили эту неделю по окрестностям. Как будто вместе с солнцем и летом к ним вернулся знакомый и привычный мир.
   Встречные туристы немного сбили с ритма, но Анна быстро его вернула и заструилась по камням. Торопиться не хотелось, расставаться с озером было жаль, и Анна с Андреем отстали от остальных, совершенно не боясь заблудиться. Дорога была чётко обозначена сложенными из камней столбиками, и Анна удивлялась, как она их не заметила на пути сюда.
   До вершины перевала они добрались последними - народ уже успел отдышаться и занимался каждый своим. Янка хохотала во весь голос, рассказывая, что первым делом она дома кинется к музыкальному центру и поставит "Рамштайн", по которому соскучилась за эту неделю тоскливой тишины. Кирилл то ли слушал её, то ли нет - смотрел в сторону озера с отрешённо-проникновенным лицом, будто прощался. Верещагины обносили всех завалявшейся в рюкзаке курагой. Оленька тянулась-растягивалась, повернувшись лицом к солнцу. Климентий и Медея разминали друг другу ноги, Ида сидела в обнимку с Лесовиком, Пашка занимался Майиной спиной. Сергей держался особняком, сидел с оплывшим, как восковая свеча, лицом и взглядом, обращённым вовнутрь.
   - Лесовик, ты бы обратил внимание на Сергея. По-моему, он не совсем в порядке, - подсказала Лесовику Анна, тот оглянулся на Сергея и ответил.
   - Да, я вижу. У него перезагрузка пошла, смена картины мира. Ничего опасного, максимум через недельку придёт в себя. Народ, здесь заканчивается пространство озера. Предлагаю попрощаться.
   - О-зе-ро, прощай! Спасибо тебе! - закричала, запрыгав, Ида. И Анна тоже крикнула:
   - Спасибо, озеро!
   И мысленно добавила "Спасибо. Я получила всё, за чем пришла. И даже более того. Спасибо".
   - Кра! - над ними кружился чёрный силуэт, и Анна рассмеялась. Что ж, её благодарность услышана. Видимо, это было "На здоровье".
   - Народ, кстати, можете звонить, телефоны здесь ловят, - напомнил Лесовик, и Анна окончательно поняла, что они вернулись в Большой мир. Данька! Нужно срочно звонить маме, как они там!
   Она включила телефон, набрала цифры пин-кода и в нетерпении подгоняла поиск сети. Ну, давай же скорей! Я по сыну соскучилась! Телефон, словно в ответ на её нетерпение, разразился длинной трелью. Однако! Анна нажала на приём.
   - Аня, ты где? - сказал муж.
   - Я? Далеко, на севере.
   - Где? Слушай, что происходит?
   - Уже ничего. Как твои выборы?
   - Состоялись. Можешь меня поздравить, я теперь в Совете Федерации. Хотя твои выходки чуть всё не испортили. Вдруг сорвалась, исчезла, никому ничего не сказала. Я не ожидал от тебя такого... гандикапа.
   - Я от тебя тоже.
   - Чего тоже?
   - Да так, уже ничего. Я рада, что ты без меня справился.
   - Справился! Если бы не Олеся, то твоя выходка стоила бы мне карьеры!
   - Да, если бы не Олеся, всё сложилось бы по-другому, - согласилась Анна.
   - Погоди... Ты что, ты меня приревновала? Ты сбежала с выборов из-за ревности? Ты что, Ань? Тебе что, кто-то что-то про меня наговорил? Не верь, Ань, это были происки конкурентов!
   - Кирюш, я уже и не помню, из-за чего уехала. Просто вдруг устала очень. Слушай, мне не очень удобно выяснять отношения по мобильнику. Люди вокруг, и вообще я в роуминге, деньги скоро закончатся.
   - Ладно. Ты когда вернёшься?
   - Я не вернусь.
   - То есть? Я ведь теперь сенатор!
   - Уверена, что из Олеси получится отличная сенаторша. Всё Кирилл, я отключаюсь, пока.
   Она нажала отбой и быстро набрала номер маминого мобильника. Отошла чуть в сторону, и Смирнов перестал слышать реплики в трубке.
   - Мама, мамочка, это я! Да, всё нормально, уже возвращаюсь. Всё отлично, погода просто чудесная, да, отдохнула. Мам, дай мне Даньку, я так соскучилась.
   - Мама, ты где? - мальчишечий голос звенел в трубке так, что Смирнову опять стало слышно.
   - В горах, сынок, возвращаюсь из похода!
   - У, а меня не взяла. Я тоже хотел!
   - В следующий раз возьму обязательно. Как вы там без меня?
   - Я соскучился.
   - И я. Знал бы ты, как я соскучилась. И как сильно я тебя люблю!
  
   Москва, ноябрь 2006 г.
  
   Наталья Никифорова (Баклина)
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"