Да, я занимаюсь спортом - внутри себя я танцую.
Я занимаюсь музыкой - вешаю в спальне постеры
Тома Йорка.
Я отличный тайм-менеджер - трачу время на сигареты,
хотя курить едва ли к лицу мне.
Конечно, занимаюсь любовью перед сном, как и все:
я читаю поэзию Лорки.
Я вообще хочу быть как все - мне кажется,
это становится модным:
Просто юбка, чулки, из излишеств - для губ пара
прозрачных блесков...
Потрёпанный деним, бывалые кеды, наушники, Фрай -
этот лот уже много раз продан, -
Только где отыскать мне в Москве хоть одно
неизбитое место?
Ведь по всем уже били - внезапно, неистово, толпами,
по двое, мельком...
"35 миллиметров", "Билингва", джем-сейшны,
дым "Винзавода"...
Я хочу просто выпить с тобой тет-а-тет по ноль пять
ирландского эля
И не стать маслом машинным в механизме единого
культурного взвода.
Я не знаю, куда себя деть от эстетики, ставшей
мейнстримом...
Чтобы быть интересным, ты обязан казаться
и быть креативным!
Пропагандируя себя самого, ты уже не способен
выйти на улицу без маскарадного грима, -
Но однажды себе самому, кем ты стал,
ты становишься просто противен.
Возвращаешься в дом, где когда-то, в семнадцать,
всё начиналось,
Где за тонкими стеклами - шум окаянного, нежного
неба в антеннах...
И в пропахшем корицей шкафу, в синей чайнице -
чая на донышке, самая малость...
И если кто-то ещё не вернулся сюда, то однажды, конечно,
придёт непременно.
Запах простынь, запутанных яростью
наших объятий...
Тихий лифтовый ход между крышей и вертикалями
лестничных клеток...
Два бокала вина опустевших, застывших
у низкой кровати,
И мечты, как рванём в Коктебель, - ведь мы точно
останемся вместе до лета...
Как бы ни было грустно - этот ком ностальгии
в душе шевельнулся не к месту:
Ты же должен быть весел - в отличной машине,
на правом колене - рука твоей новой знакомой...
Только что-то не то: будто это не твой человек, кто-то левый
здесь справа на кресле...
И есть вроде чувства, - но крутится мысль: с ней ты -
словно не дома,
А где-то в чужой, неприютной квартире: сдаётся
по суткам,
по деньгам - нормально,
Но здесь никогда не проснуться в любимой постели
и всё всё равно не родное,
И не будет ни снов, ни признаний в любви
на рассвете сквозь сон
в этой временной спальне,
И сердце как раньше, когда ты глядишь на неё в полутьме,
уже не заноет.
И ты остановишь машину и скажешь: "Ты выйди,
мне нужно побыть одному и подумать..."
Глаза опустив, вдруг добавишь: "Прости, но, по-моему,
больше не надо..." -
И бросишь машину, и в паб - но один, без наушников,
бледный, угрюмый,
И думаешь: столько ведь времени... Нет, она точно
мне будет не рада...
И вдруг - за соседним столом её профиль. Одна, без шарфа,
не испорчена Фраем,
И волосы так же, как раньше, спускаются вниз,
на открытые плечи, -
И руки...
И взгляд - так же светлый, без лишних глубин,
без конца и без края...
И ты понимаешь, что полным кретином был тот,
кто сказал, будто время всё лечит!
И ты догоняешь: подумать, побыть одному -
это жуткая глупость на самом-то деле,
И весь этот чёртов арт-хаус и пафос придуманы нами
для тех, кто не может влюбиться, -
А с тем, кого любишь, родными становятся
автозаправки в Клину и пустые отели...
И ты остаёшься, до боли известный тебе Коктебель
не меняя на Рим или Ниццу,
И снова приходишь сюда, с ней вдвоём, отпираешь
зелёные двери,
за которыми прячется
чудо,
И лифт, и балкон, и бокалы с предпраздничным,
сладким игристым...
Когда перепробовал весь андеграунд, то вдруг понимаешь:
мейнстрим - это всё-таки
круто,
Особенно если ты на волне среди тех,
чей стабильный плейлист -
это Леннон и Йорк,
а не Витас и Фриске.
24/11/2010