Аннотация: Что только не сделаешь для родного и близкого человека. И решил маленький Андрюшка, глядя на заболевшую сестру, что все. Так и началось его небольшое приключение.
Жили-были мужик да баба. В любви да согласии жили. И родились у них дочка Аленушка и сыночек Андрюшка. Да как родила баба сыночка, так и померла, его не увидев. Оба дитяти его росли на загляденье. Алена - красоты неписанной да терпенья ангельского, по хозяйству хлопотала. Андрюша - проворный, да веселый затейник во всем сестру слушал. Ходил за скотиной, отцу в поле был помощником, да и так по мелочи. Одно неспокойно. Душа его все время прочь рвалась. На просторы бескрайние, поля широкие, в леса нехоженые, моря глубокие. О путешествиях славных, походах великих, завоеваниях громких мечтал Андрюша. Сделал он меч себе богатырский да разил им ворогов беспощадно на заднем дворе дома. Как в венец начнет, бывало дрова укладывать, так тут и пойдет воображение в разгул. Великий поляница Андрюшка, орды поганых не испугавшийся, всех иноземных захватчиков на мечах победивший, в открытом бою с самым сильным из них прежде в рукопашную схватившись. Замечтается, бывало так, что и забудет про все на свете. Уж Алена с отцом и журили его, и просили, и наказывали, токмо все бесполезно. Нет для мальчишки ничего дороже.
Аленушке пошел уж осьмнадцатый год. Парни деревенские на нее поглядывали. Мимо кто проезжал, вниманием не обделял. Да токмо скромна была Алена. Глаза к долу опустит, да тихонько так слово молвит. А у самой сердечко так и бьется. Да и не по всякому, а по одному лишь. Местному хулигану Ивану, первому парню на деревне, что за каждой девкой норовит приударить. Давно красавица Алена в душу запала. Да променять удаль свою молодецкую не хотелось ему на семейный очаг да на Алену одну.
Так и сидела по вечерам Алена на донце за пряжей, да песни грустные напевала. Про молодость увядающую, да любовь неразделенную. Грустно Андрюшке от песен ее задушевных становилось. Да токмо сделать он ничего не мог. Мал был да слаб, чтобы с Иваном силой меряться. Силком его заставить жениться на сестре он никак не мог. Отец все это придурью считал. Ворчал, что дочка на выданье, рот лишний. Сидит зря на печи дни деньские, да ножками болтает. Ничего на это Алена не отвечала. Лишь еще горше слезами подол орошала в комнатке своей, пока брат с отцом не видели.
Мало ли много. Долго ли коротко. Занедужила однажды Алена. С утра слабость в членах появилась да румянец не здоровый на ланитах. К вечеру совсем слегла бедняжка. Белее снега стала, лишь лицо аки маков цвет горит. Лепет еле слышный из грудки молодой вместе с хрипами вырывается. Да токмо разобрать слов ее нельзя. Пригорюнился старик - отец. Весь вечер и всю ночь от постели дочки не отходил. Он уж ее уговаривал встать. Божился, что никогда слово грубого не молвит ей. Он уж ее упрашивал, подарков дивных заморских обещал. Он уж и болезнь заклинал, ушла бы прочь, смилостивилась. Да токмо бесполезно все было. Таяла Алена на глазах. Ни слова, ни полслова, лишь слезы на ресницах замерли. Руку не поднять, слабость все члены сдавила. Андрюшка подле сидел. Смурнее тучи. Падучая сестрой овладела. Принесла ее нелегкая. Сестра мучилась, у самого мальца от того слезы на глаза наворачивались. Да не давал он им воли. Вытирал грязным рукавом рубахи. Отец всегда говорил, что негоже добру молодцу слезы лить.
Проснулся утром Андрюшка на печи. Да удивился. Сам он поздно заснул на лавке подле сестры. Да видно отец перенес. Услышал он шум внизу, да с печи спрыгнул. Обрадовался. Думал сестра очнулась, да за дела свои утренние принялась. Но напрасно то было. Не Алена у печи стояла, а старик-отец. Достал он горшок из печи, поставил на стол. Да тут же и сам на лавку опустился. Словно враз силы старика оставили. Испугался Андрюшка, как бы и с батюшкой беды той не приключилась, что с сестрицей его родной. Бросился к нему в ноги.
- Что ты Андрюшка? - устало, спросил его старик.
- Испужался я батюшко, что и с вами беда приключилася, - честно признался малец.
- Экий ты глупый, - старик потрепал его по волосам, - С Аленушкой то болезнь страшенная приключилась. Словно хитра какая постаралась. Угасает девка, а что делать я и не ведаю.
- Батюшка к знахарю ее надо. К Скору. Он поможет. Он все знает, все ведает. Заповедями тайными, словом волшебным, заговором великим владеет. Не медли батюшка.
- Дело говоришь. Надо к Скору обратиться.
Старик кивнул и тут же поспешил вон из избы.
- Пригляди уж за сестрой, маненько, я скоро вернусь, - донеслось из сеней и скрипнула дверь.
"Видимо, такой жеребий на ее роду написан", - вздохнул Андрюшка.
Но повеление отца выполнил. Сидел возле сестры. Смотрел в лицо ее бледное. На щеки красные. Руки были холодны аки погода на улице в Крещенские морозы. Андрюшка с содроганием убрал их под одеяло.
Отец отсутствовал долго. Успел Андрюшка до сорока сороков досчитать, когда дверь в сени скрипнула. Встал Андрюшка и склонил свою головушку до земли самой в поклоне почтенном. Сам старец Скор посетил их. Но не обратил знахарь внимания на мальца. Сразу с порога спросил, где недужница.
Отец повел его внутрь избы к полатям, на коих Алена мучилась. Долго смотрел на нее Скор. Руки ее ощупывал, на лицо смотрел, да лоб трогал. Нахмурен взгляд его был.
- Что скажешь нам, знахарь? - не вытерпел отец, с надеждой спросил.
Ничего на то не ответил Скор. Лишь губами пожевал, да о стену облокотился. Темен взгляд его был. Не предвещал ничего хорошего. Дума тяжелая овладела им, лоб его морщинам избороздив.
Андрюшка подле него молчал, дыхание затаив, да во все глаза на него глядя.
- Откель напасть такая,то не ведаю, - наконец, сказал знахарь, - Раз во много лет приходит она, собирая урожай свой богатый. Тьма имя ей. Тьма сколько жертв уносит она. И нет лекарств супротив.
- Неужто не отжить падучую? - голос старика дрогнул.
- Однова спасен был ею больной, - нехотя признался старик, - Но не в этом случае.
- На полдень растет цветок дивный. Огнем названный. Днем он ничем не отличается от других. Ан ночью, когда коснется лепестков его круг закатный, рождается на них пламя яркое. Словно в огненные искры превращаясь. И так дивна красота эта, что не доступна глазу человеческому. Хранит ее нечисть невиданная в чащобах глубоких, за лесами далекими, за тридевять земель. То чудо последний дар богини Макошь детям своим. Он обладает лечебными свойствами. Лишь один лепесток его могет излечить от любой падучей.
- Кто же осмелился бросить им вызов и добыть цветок тот, что Огнем прозван? - глаза Андрюшки расширились от удивления.
- То был могучий богатырь, а занедужила жена его младая Анафьюшка. Давно то было. Я еще в младенчестве был, - со скрипом ответил Скор, словно напоминая о своем почтенном возрасте.
- Лишь Огонь способен дочь мою спасти? - упавшим голосом спросил старик-отец.
Ничего не ответил ему на то Скор. Лишь встал он с лавки, да вышел вон из избы. И было то красноречивее любых слов. Пригорюнился отец. Сел на лавку, да лицо в руках спрятал. Лишь плечи слегка подрагивали.
Андрюшка, увидев отца в таком состоянии, поспешил убраться вон. Выбежал он из избы да побежал, что было духу по деревне. Все дальше и дальше, пока ноги его не привели на луг с травою высокой да сочной. Лишь там остановился Андрюшка да упал как подкошенный. Лицо его разгоряченное пылало, а мысли путались. Представлял он себе поляницу храброго, за Огнем отправится не побоявшегося. Верной смерти в лицо взглянувшего. Как добыл он Огонь для жены своей. И как жили они потом долго и счастливо. И рвалось сердце его. Захотелось ему подвигов. Отправится за Огнем, и спасти сестру, прослыть героем могучим и великим. Бесстрашным и упрямым. Забилось сердце мальчика. Затрепетало в груди его младой. Да токмо страх овладел им нешуточный. В далекие дали звала дорога его. Смерть ждала его на том пути. Лютая нешуточная. Там он столкнется с такими вещами, о которых люди после захода круга боятся говорить вслух. И то было не понарошку, а взаправду. И Андрюшка мог погибнуть. Но недолго позволил он сердцу своему, сжавшись в комочек, трепетать от неизвестности. Сестра его, Аленушка таяла. Недолго ей до встречи со старухой смертью осталось. Андрюшке даже показалось, что он уже слышит, как та натачивает свою косу и хитро улыбается. И так гадко на душе ему стало за слабость свою. За то, что не о сестре думал он, а о себе. Как жизнь свою спасти. Что погибель его ждет. Страх сильный сковал ему сердце, оплетя паутиною. Вскочил Андрюшка с травки, тряхнул вихрами непокорными.
- Не бывать тому. Отправляюсь за Огнем для Алены, - объявил он, - Принесу лекарство сестрице родимой. Вылечу ее от падучей.
Казалось, что жизнь замерла в этот миг. Птицы не пели, вода не текла, а ветер не дул. Все вняли его обещанию. Все услышали его. И все запомнили.
Не стал Андрюшка ждать, когда круг закатится. Собрал он в мешок пожитки свои нехитрые. Хлеба немного, да еще что по мелочи. Взял меч свой деревянный. В руке его взвесил и вздохнул горестно. Не то это было оружием, с коим можно за Огнем отправляться. Нечисть им не победить, цветок не отвоевать. Повесил головушку Андрюшка. Не мог он с пустыми руками на такое дело идти. А пойти посоветоваться с кем-то или спросить не мог. Тайным для всех должен быть его уход. Как отец прознает, что делать он собрался, так и запрет его в избе. Не пустит никуда. Но не мог Андрюшка позволить Алене умереть.
Не спал этой ночью Андрюшка. Думы его тяжелые одолевали. Как быть ему теперича. Под вечер вновь Скор приходил. С отцом они совещались. Краем уха слышал Андрюша, что недолго Алене осталось. Две седмицы не боле. Побледнел Андрюшка и понял, что поторапливаться ему надобно. Ворочался он с боку на бок. А сон все не приходил. Лишь мысль одна опаляла его. Что не успеет он. Порешит Алену падучая, его не дожидаючись. Лишь под самое утро забылся Андрюшка сном горячим и тяжелым. И видел он, что бежит к сестрице, а она все дальше и дальше. А сам он с места не двигается. Словно зачаровал его кто-то. Вдруг появляется перед ним отец его и протягивает руку. А в ней кинжал зажат, что ему гости заморские подарили.
- Спаси сестру, сынок, - говорит он, протягивая ему кинжал.
Петух пропел, возвещая начало нового дня. В поту проснулся Андрюшка. Дыхание тяжело вырывалось из его груди, словно бежал он долго-долго. И понял он, о чем сон его был. У отца в сундуке хранился кинжал. Стальное лезвие с богато изукрашенной рукояткой. Вот он-то и нужен ему, чтобы Огонь добыть.
Тихонько скрипнула дверь в отцовскую комнату. В щель проскользнул Андрюшка и подошел к сундуку, в котором отец его хранил все самое ценное, что у них было. В том числе и кинжал. Андрюшка смотрел на сундук, и стало горько ему от того, что сделать он задумал. Татем чувствовал он себя. Кинжал принадлежал его отцу, а он хотел без спросу взять его. Но не просто взять, а для благого дела. Не долго сомневался Андрюшка. Открыл он сундук и взял кинжал, что на самом верху лежал. Сверкнуло лезвие, заиграли камешки на рукояти в лучах восходящего солнца. Залюбовался Андрюшка красотою этой. Но не долго то продолжалось. Подвиги ждали его. Сестра больная от хвори своей все дальше с каждой минутой уходила. Засунул Андрюшка кинжал за пояс, бросил на отца последний взгляд. Вздохнул и вышел, тихонько притворив за собой дверь.
Прощание с Аленой было более долгим. Посидел Андрюша на лавке подле сестры. Погладил руку ее хладную. Пообещал, что обязательно возвратится с лекарством. Что вылечит ее допреж доберется до нее старуха смерть. Но молчала Алена. Не знал Андрюша, слышит ли она его, понимает ли его. Погладил Андрюшка по волосам сестрицу, да и вышел из избы.
Народ в деревне уже суетился. Бабы отправились на реку белье стирать. Мужики в поле на покос собирались. Ребятишки мелкие, еще сонные, игры не затевали, а тихо сидели подле мамок. И от идиллии этой у Андрюшки чуть слезы на глазах не навернулись. Защемило сердце в груди.
Все было хорошо в деревне. Все радовались жизни, занимались повседневными делами. Токмо не он. Ему нужно отправляться в путь дороженьку. Сестре лекарство добывать. И мог не вернуться он. Не увидеть боле деревни своей. Отца родного. Да и света белого. Лишь на том свете свидеться им придется. Но не испужался вновь Андрюша. Лишь стало ему грустно, что если не вернется он или припоздниться, умрет Алена и останется старик-отец его один совсем.
Дорога вывела его из деревни в поле широкое, необъятное. Тянулись по ней телеги с пахарями. Ехали они на работу свою нелегкую, но почетную. Ибо хлеб всему голова. И все это знали. Сжал покрепче Андрюшка свой узелок да шагу прибавил. Как бы кто не остановил, не стал расспрашивать. Куда он и зачем путь держит. Но вот прошел он мимо полей засеянных. Позади остались и деревня с отцом, да сестрицею больной и пахота с оратаями . Один на дороге Андрюшка остался, все дальше и дальше от родных мест удаляясь. Куда идти толком и не знал он. Лишь слова Скора запомнил крепко, что Огонь на полдень растет. Туда и двигался он, старясь не думать о том, что будет ждать в лесу его на пути к цветку волшебному. Старался Андрюшка занять себя как-нибудь. Вспомнил придурь свою детскую. Про странствия с подвигами. Про походы великие с верными соратниками, славу им приносящие. Там и с нечистью злобливою они сражались, и людей спасали, и богатства несметные получали за то. Жуковинья да подвески с яхонтами крупными, с яйцо куриное размером. Бусы да серьги однозолотные . Монеты заморские, мечи да кинжал, богато изукрашенные каменьями самоцветными. Ткани тонкие да богатые сафьян да камка . Замечтался Андрюшка да забылся он. Куда идет, зачем идет, почему идет. Унесла его вдаль мысль бредовая, замечательная. На яву видел он, как все происходило с ним. Да ум пытливый да неосторожный бы лишь не предался мечтаниям.
Долго ли, коротко ли. Час ли прошел, али два. Решил Андрюшка отдохнуть маненько. Ноги его привели на луг с зеленой да сочной травкой. Душистая зелень ароматом своим приятно щекотала ноздри. Присел Андрюшка да огляделся. Места были ему все сплошь незнакомые. Никогда ранее так далеко от дома не заходил он. Деревня его скрылася давно. Уже холмы ее надежно от глаз пытливых схоронили. Лишь воспоминания да острая тоска по дому остались у Андрюшки. Но Огонь звал его вперед, заставляя откинуть все сомнения и страхи. Ибо только смелые жизни ради других не пожалевшие могли настоящими героями стать. Достойными чтобы их восхваляли, да калики о подвигах строфы слагали.
Отдохнул Андрюшка на травушке-муравушке, погрелся под лучами круга золотого да теплого, откусил пару раз от краюшки хлеба, да снова в путь засобирался. Медлить было нельзя. У сестрицы времени не было, потому и поспешал Андрюшка, чтобы успеть. Завязал узелок да отправился дальше в путь дороженьку.
Тянулась дорого межу стволов деревьев. Пахло лесом. Шишкам еловыми, грибами крепкими да ягодами спелыми. Токмо некогда Андрюшке было на красоту эту любоваться, да запахи вкушать. Шел он по дороге, все дальше и дальше уходя вперед. Вдаль неведомую. Манящую пугающую. Но обещал себе клятвенно, что не испужается боле. Нащупал он кинжал на поясе да покрепче сжал его. Так спокойней ему становилось. Увереннее он себя чувствовал. И верил, что победит чудищ всех на пути к цветку. И вера эта помогала ему дальше идти.
На полдень дороги были не хожены. Редко кто отваживался ходить сюда. Ибо все знали, что земли эти нечисть себе под прибежище выбрала. Еще в далекие времена, когда небо, землю, воду и подземелья населяли боги, места эти стали излюбленными у нечисти. Сходки тут были их. Тут же и пещера Коловула и Лихо было. Токмо давненько о них никто ничего не слышал. Кто-то поговаривал, что сгинули они вместе с Мокошью да Велесом. А кто-то говаривал, что схоронились они. От веры иноземной прячутся, столь дика и неприятна она им. В детстве Андрюшка очень любил слушать истории о богах, что люди пришлые языческими называли. И от которых в последствии избавиться их заставили. Часто Алена рассказывала ему, как идолов их скидывали в воду, жгли, да рубили. Взамен всех к новой вере обращая. Долго это было и мучительно. Много крови пролилось тех, кто истинно верил. И в богов своих низринутых и в бога-спасителя новоявленного. И не было в той войне ни случайных людей, ни случайных жертв. Ибо всех касалось то. Касалось самого главного в жизни любого человека. Будь то зрелый муж али девка на выданье, почетный старец али малец, какой. Да токмо все одно. Получили иноземцы что хотели. Свергнули они язычество и к своей вере людей склонили. Да заплатили они цену дорогую. Распалось их государство вскоре после этого.
Андрюшка мало, что понимал во взрослых делах. Ему никогда особливо и не хотелось вникать во все тонкости государственной жизни. Единственным желанием его было служить батюшке-царю, охраняя землю русскую от лиходеев. А остальное было не его дело.
Долго ли коротко, а круг золотой к краю земли клонится начал. Андрюшка устал и проголодался, но решил не останавливаться, пока две трети круга под землю не уйдут. Даже на короткие перерывы решил не останавливаться, чтобы времени не тратить попусту. Все о сестрице родной думал. Как она бедняжка дома лежит на полатях и мучается, его дожидаючись. Ведь кроме него Алене и помочь то некому. Не откуда ей помощи ждать. Вот и гнал себя Андрюшка из последних сил. Голодом терзался, да усталостью во всем теле. Но упрямость делала свое.
И вот, когда закатился круг почти полностью, упал Андрюшка прямо в траву без сил. Он просто лежал и смотрел на темнеющее небо и подступающую ночь. И тяжко ему становилось от мысли, что это лишь первый день его путешествия, один из многих. Но сдержался Андрюшка, не поддался чувствам робко подкрадывающимся, просившим повернуть обратно.
Достал он из узелочка покрывало легкое, каким дома у себя укрывался и постелил его прямо на траву. На ночлег решил расположиться недалеко от дороги, в лес не заходя. Ибо страшен был лес ночью. Был он пугающим и неизвестным. Днем, залитый теплыми радостными лучами светила небесного, освещался он дружелюбием и лаской. Щедро делясь своими дарами с прохожими. Грибочками, ягодками, зверем пушным, рыбкой, дичью какой, водицей из ручейка прохладной, пением птиц чистым и заливистым. И до того красиво там было, что и уходить не хотелось. Остаться бы тут на веки вечные. Жить, чем лес богат, да вдыхать аромат его особенный. Цветков сладких, трав душистых, веток еловых, деревьев различных. Но так было лишь до тех пор, пока ночь не вступит в свои права. Меняла она лес до неузнаваемости. Деревья в чудищ злобных превращались, которые неожиданно из тьмы выскакивали, да так и норовили за рубаху схватить да побольней оцарапать. Звери в диких и опасных превращались и мерещились на каждом шагу. Пеньки да кустики было не узнать. Дорога пропадала. Ягоды да грибы на ночь скрывались. Ничем ночной лес не напоминал его днем. Это было словно его отражением. Злобным и кровожадным. Мало кто из людей отваживался заходить в лес ночью. Ведь в это время там царствовали лесные духи. Не ушли они вместе с богами их старыми, но и им не долго осталось. Время течет и все меняется. Ничто не вечно в этом мире, даже боги.
Андрюшке всегда было интересно, что сталось с их богами. Куда делись некогда могучие и властные Перун, Мокошь, Стрибог, Велес и другие. Живы ли они. И могут ли они вообще умереть. А если да, то чем же они тогда отличаются от людей. Где они сейчас живут. Но на эти вопросы не было у него ответов. Как в прочем и ни у кого из ныне живущих на земле русской. Существовали и поныне староверы. Они не могли отказаться от богов своих предков, чтобы не творилось вокруг. Они пронесли свою веру через много лет и реки крови. Сейчас на них уже не охотились, не истребляли как еретиков. Но тогда было страшное время. Возможно, благодаря им боги еще живы, и они еще здесь. Витают над землею русской. Незримо следя за жизнью чад своих неблагодарных. Отвернувшись от них, за чужим словом и чужой правдой погнавшихся.
Но только не было сейчас смысла рассуждать об этом. Что сделано, то сделано. Былого не воротишь. И Андрюшка прекрасно это понимал. Он был довольно смышлен для своих лет. Никогда не совал нос в чужие дела, не говорил, когда не спрашивают, и не отмалчивался, когда ждали его мнения или совета.
Луна была уже высоко, но Андрюшке все не спалось. Что-то беспокоило его. То ли страх от близости чужого и опасного леса, то ли страх за сестрицу. Ворочался он с боку на бок, никак не найдя себе удобного положения. Думы тяжкие его терзали. И думал он обо всем подряд. Даже о том, что было давным-давно и что, как ему казалось, он уже и помнить не должен.
Наконец забылся он тяжелым сном без сновидений. А сколько проспал сам и не ведал. Но казалось ему, что только веки он смежил, как уже и лучи, ударившие ему в самое лицо, разбудили его по утру с восходом круга. Полежал он немного на травушке. Посмотрел в небо яркое голубое, да засобирался в путь. Желудок нестерпимо ныл, напоминая, что он в отличие от хозяина не такой упрямый. Пососал Андрюшка краюшку маленькую. Да разве ж этим его успокоишь. Только еще сильней есть ему захотелось.
А меж тем лес по обеим сторонам от дороги становился все гуще все темнее. Приближался к дороге в плотную. Но днем Андрюшка его не боялся. Днем свет небесный его защищал. Не всякая тварь темная, Мары приспешница, в день-деньской на свет божий выползти посмеет. Так думал Андрюшка и бодро шел вперед. Но, не смотря на это, в лес шагнуть он бы не решился. Сейчас светлый и радостный, по мере продвижения, он становился все более безжизненным. Атмосфера менялась, менялись ощущения. Но Андрюшка продолжал идти вперед. Он помнил о сестрице. Что он надежда ее. Ее единственная возможность. Часто думалось ему, что Ванька ею так горячо любимый, никогда бы не пошел на такое ради нее. Да и ради любой другой. Не такой он был. Не мог он за красну девицу головушку свою буйную сложить, коли бы это нужно было. Но не корил его за то Андрюшка. Всякий сверчок, знай свой шесток. Бог создал людей разными. Кому-то надо быть и такими как наглый и бахвалистый, но в деле бесполезный Иван.
Круг уж полдень прочертил, когда Андрюшка устало на землю опустился передохнуть маненько. Знал, что силы беречь надо. Все испытания впереди, а сейчас так, пустячок. Всего лишь дорога. Знал Андрюшка, что так просто не отдадут ему Огонь. За него и поболеть и кровушки потерять придется. Но был он готово к этому. С самого начала знал, на что шел. А поворачивать поздно было. Почитай четверть пути за спиной. Уж лес нечистый вдали виднеется и не по дням, а по часам приближается. Да и в деревеньке его уже все от мала до велика, знали, что отправился он за лекарством для сестры своей. Хотя и не верил никто, что сможет малец Огонь добыть. А сейчас ворочаться, только себя ославить на всю деревню, да смотреть, как сестра угасает. И взыграла в нем гордыня непомерная. Вскинул голову он свою вихрастую, встал, отряхнулся и зашагал по дороженьке пуще прежнего. И сказал он тогда себе, что, либо с Огнем в дом вернется, либо погибнет на дорогах нечисти лютой, в лесах ею населяемых. Лучше там кости сложить, чем опозоренным с опущенной головой ходить. Такой ни одной девке люб не будешь, ни один молодец не то, что в товарищи по игре али охоте тебя не возьмет, но и рядом по деревне пройти или на одной лавке сидеть не захочет. И не знал наверно и сам Андрюшка, что пересилило в нем любовь к сестре али гордость.
Круг прочертил закатную полосу, возвещая о сне скором. О сне как об избавлении от мерности или тягот дня. Для кого-то ночь была спасительницей благодетельницей. Укрывала своим темным звездным покрывалом, показывая сказки прекрасные, земли дальние, миры загадочные. Для кого-то это было временем свежести и короткого перерыва. Знамо каждому, что ночь дня короче. Но хорошо лишь, когда ты дома. Есть крыша над головой, а ноги, натруженные к огню тянешь. Но коварна была ночь ежели в лесу ты на звериной тропке. Али одинокий путник на постой в лесу встал. Тревожно поют о том птицы, но разучились мы понимать их язык и не внемлем предупреждениям. А подчас они и жизнь спасти могут, коли к ним вовремя прислушаться. Но молчали птицы в ночном лесу. Лишь филин пару раз ухнул, возвещая о начале охоты.
Вздохнул Андрюшка. Страх вновь овладел им. Издревле человек боялся темноты. Когда еще первобытные люди не знали огня и жили в темных пещерах, народился этот дикий безотчетный страх перед тьмой беспросветной. Когда не видно ни зги. И из тьмы этой набрасывались на них звери лютые, погибель им несущие. И не боялись они ничего. Ведь даже ответить людям было нечем. Лишь рогатины, да копья слабенькие у них были. А во тьме разве углядишь зверюгу хитрую. Та в засаду как заляжет ни звуком, ни вздохом себя и не выдаст. И этот страх пронесли люди через поколения. И до сих пор были ему подвластны. Что сгустятся сумерки, уплотнятся в завесу тьмы и выскочит на них некто и утащит к себе в логово, где может всласть насладиться добычей. От этого воздух вокруг становился словно тяжелым. В горле пересыхало. Волосы на голове начинали шевелиться, а по коже ползли мурашки. Сначала медленно-медленно, потом все быстрее и быстрее.
Отломил Андрюшка хлеба немного. Сжевал и убрал остатки в узелок. Совсем у него ничего не осталось. На завтрак лишь кое-какие крохи.
Луна медленно всплывала над землей. Ее свечение было каким-то неживым, словно не настоящим. Но Андрюшка залюбовался. Круглая, белая, она светила в небе, заливая землю своим странным светом. И напоминало это словно игру. В свете ее все вещи и люди, словно иными становились. И подчиняясь ее чарам, менялись. Луна-проказница словно приглашала поиграть в "отгадай кто".
Трава светилась бледно голубоватым цветом. Легким призрачным. Но лес от этого становился словно темнее. Лишь верхушки были посеребрены щедрой дланью луны. И так покойно стало на душе у Андрюшки от картины этой. Что он сам и не заметил, как сон смежил его очи. И снилось ему что-то светлое и хорошее. И улыбался во сне он, и исчезла с лица морщина глубокая, что пролегала меж бровей от сосредоточенности великой и опасений.
В это утро Андрюшка проснулся много позднее обычного. Отругал он себя последними словами. Да делать нечего. Потеряно время. На сон пустой. Вскочил Андрюшка, узелок за плечо забросил, да пошел. Круг отмерил уж третий день его пути. И вновь потянулось однообразие. Лес вдоль дороги, ставшей уже такой узкой, словно ленточка в косе у девицы. Но заметил Андрюшка нечто новое, волнующее и одновременно пугающее. Изменились деревья. От высоких и стройных березок да дубов раскидистых ни следа не осталось. Теснились повсюду деревья страшные, неизвестные. Лапы свои во все стороны раскинули, словно кого поймать хотели. Темные и мрачные, навевали они тоску и беспокойство. Недружелюбным стал лес. Ни проникало в него, ни лучика от круга золотого. Дальше первого деревца уже тень накидывалась. И боле свет не пропускала.
Не знал Андрюшка точного пути к цветку волшебному. Лишь шел он вперед, надеясь, что провидение выведет его в нужное место. Подскажет ему сердце, куда идти нужно, чтобы сестрицу спасти. Манит его к себе цветок. Верил он, что ведет его.
Дорога кончилась внезапно. Вернее даже не кончилась, а уперлась в ствол большого дерева, необъятного и заросшего мхом. Оглядел Андрюшка преграду. Не было больше дороженьки. Впереди был лишь лес. Густой, да темный. И везде он был одинаков. Подстилка внизу была из мха, мягкая да тихая, усыпанная листьями да травинками опавшими. Каждый шаг его поглощала.
Не понравился Андрюшке этот новый лес. Все в нем говорило о жителях его нечистых. О тьме здесь живущей. И так тихо здесь было. Ни пения птиц, ни суеты животных. Даже ветерок вольный и тот затерялся сзади по дороге, не дерзнув переступить черту этого места тихого да гнетущего. Не было ни движения, ни звука. Казалось, и сам воздух застыл в этом безмолвном царстве.
Огляделся Андрюшка в нерешительности. Долго думал, какую ему дорогу избрать. От той стороны, что он пришел, вперед еще три пути разбегались. И все как один одинаковые. Ни намека, ни знака ему не было в какой стороне Огонь желанный искать. Но на то нечисть хитрой и считалась. Никогда богатства она свои напоказ не выставляла. Тем более и делиться ими не хотела. Тем сложнее будет добыть травку целебную. Но это было еще впереди. Чтобы добраться до него, надо было сначала дорогу верную избрать. А как это сделать коли не знамо, в какой стороне чудо-Огонь находится.
Посидел в задумчивости Андрюшка на пригорке. Стал он в стороны вглядываться. А вдруг, какая его поманет. Али знак, какой появится. Но тихо было в лесу. Безмолвствовала природа и силы все и земные и небесные. Словно безучастны они стали враз до судьбы мальца и сестры его.
И встал тогда Андрюшка спиной к дороге, по которой пришел и стал на одном месте кружится, руки вперед выставив. Кружился он волчком на одном месте. Резко остановившись, он открыл глаза свои лучистые, взглянуть на какую дорогу он сам себе указал. Вышло что левая. Любимая дорога нечистых. И подумал тогда Андрюшка, что ан верно это, раз нечистые всегда ее выбирают. Значит там и надо Огонь искать. На том и порешил и боле уж думать не стал. Вскинул узелок и зашагал по избранной дороге, чтоб дальше времени не терять.
Долго ли коротко ли, шел он дорогой темной и запутанной. Сам не знал куда шел. И закрались в душу его сомнения. Верно, ли он пошел, ту ли дорогу выбрал, не повернуть ли ему назад, пока еще возможность есть. А лес меж тем все темнее становился. Чем глубже Андрюшка заходил, тем боязней ему становилось. И мысли разные в голову его закрадывались. И вертелись перед глазами картины у него одна другой страшнее. То он заплутавший в лесу и окончательно сбившийся с пути, потерявший счет дням, заходит все глубже и глубже в лес, где суждено ему погибнуть смертью страшною неминучею. От голода и от жажды. А другая еще страшнее была. Как будто ночью темною и безлунною прыгнул зверь на него из кустов. И до того он страшен был, что у Андрюшки сердце от страха замерло. И был он мертв еще до того, как когти зверя в тело его вонзились.
Побледнел Андрюшка. Замахал руками, словно это могло помочь прогнать мысли нехорошие. Не лес на него страх нагонял, а сам Андрюшка картины всякие нехорошие рисовал.
Не бывает в лесу вечера. Лишь двое времен суток есть. Утро светлое, да ночь темная - ему противоположность. Вроде и только день был, ан нет. Уже в темень все вокруг погрузилось. И глазу даже не заметно, когда успели такие изменения начаться. Когда успела ночь вплотную подкрасться. Так и произошло. Не успел Андрюшка опомниться, как дальше руки вытянутой не дотягивалось зрение его. Благо вышел он на полянку небольшую. Да токмо не сильно ему помогло то. Ночь была темна да безлунна.
Разложил Андрюшка покрывало свое, допил остатки воды родниковой, что парой глотков на дне фляги его болтались, да спать стал укладываться. От леса закутаться, спрятаться подальше да поглубже. И от страхов своих укрыться. Скрыться, унестись со сном далеко- далеко от мыслей своих тревожных.
Но не получилось у него. Все было в нем сосредоточено. Тело вытянулось, словно в струнку. Слух был напряжен. Вслушивался он в каждый звук, что в лесу мертвом раздавался. Но не было никаких звуков кроме одного. Филин одинокий на охоту полетел. Похоже, больше никто и не жил здесь. Кроме тех, кто не жильцы уже. Но и они не показывались. Ни намека не было на чье-либо присутствие. Опасливо было Андрюшке засыпать в лесу этом. Да делать было нечего. Силы нужно было беречь. А без сна никаких сил бы и не было.
Забылся он, наконец, сном тревожным. От любого шороха, от любого вздоха бы проснулся. Но не было ничего вокруг. Лишь от куста, что ближе всех к спящему рос, тень отделилась, да бесшумно скрылась в неизвестном направлении. И не было от того ни звука единого. Ни веточка не хрустнула, ни травинка не шелохнулась. Ибо был он либо очень искусен, либо с лесом тем в сговоре. Ибо лес нечист был, как и все, что населяло его.
Лишь быстрый и злой порыв ветр пронесся над полянкой. Обдал холодом Андрюшку спящего. Но не проснулся малец. Лишь зябко передернул плечами да поглубже в покрывало закутался.
Быстро было его пробуждение. Сел он и захлопал глазами сонными. И такая тоска ему грудь защемила. Ибо понял он, что откель пришел и не помнит. Как отрезало после сна в лесу этом. Вертел головой Андрюшка, да токмо дороги он так и не вспомнил. И показалось ему, что лес вообще изменился. И все не так в нем было вчера. И деревья не такие и не так стоят, и прибавилось их. Словно ходить по ночам они могли. Да сгрудились вокруг полянки, чтобы на гостя непрошеного посмотреть, да хозяевам своим нечисти поганой все дословно передать. Да кусты выше на полголовы вымахали.
Собрал скарб свой нехитрый Андрюшка, да сел на пригорок. Думой тяжкой головушку свою буйную затуманив.
- А пропади оно все пропадом, - наконец воскликнул он, - Уж коли выбрал я дорогу по левую руку, так ее мне до конца и придерживаться. А ежели заведет куда, так тому и быть. Все одно, нет мне теперь спасу от нечисти и презренья от отца.
Так и порешил. И вновь путь его начался. Сквозь леса дремучие неприветливые. Но так никто и не встретился ему на пути. Ни зверушка лесная дикая, ни пташка певчая. Загубило что-то лес, не дает ему жить волей вольной, как везде. Где люди с лесами дружбу водят. Издревле ни деревца не срубили, ни зверушки, какой не подбили без разрешения на то хозяев лесных. Ибо мстительны они были и своенравны, под стать богам их. Но токмо давно это было. Все ушли они на заре новой эры. И стали леса пусты. Нет в них ни хранителей, ни оберегателей. Словно душа природы вырвалась и прочь понеслась. Некому стало леса населять да жизнь поддерживать. И началась вольготная жизнь для нечисти всякой шелудивой. От домашней, не приметной, до опасной, что по лесам ночным бродит да путников одиноких выискивает на поживу себе.
Опасно стало в леса заходить да в них по долгу задерживаться. Лишь одни знахари да ведуны могли безбоязненно в лесах жить. Знали они заговор тайный от сил темных. Слово крепкое, нерушимое. А иные утеряли его по близорукости али по глупости своей. Вспоминал Андрюшка все истории, что ему Алена рассказывала. Все они ему припомнились. И понял он, что истину вещуньи старые глоголят. На погибель эра новая началась. Зря попустительство оное допустили и защитников своих прогнали. Нет теперь русскому человеку спасу от зла мирского да нечистого. Всяк нам теперь ворог лютый.
Вечор, приближающийся, уже окрасил небо в цвета яркие от темно-золотистого до багряного. Андрюшка приуныл. Долго уже путь его продолжается. А ему и намека на цветок силы волшебной не попалось. Здесь ли он. И существует ли он на самом деле. Может, и нет Огня на свете белом. Али сорвали его уже давным-давно дети Мокоши. Али сама богиня его унесла. Много было мыслей подобных в голове Андрюшкиной. Одна другой необычнее. Да токмо проку от них было чуть. Если и было так, то доподлинно уже и не узнать ему. Не чаял уже Андрюшка ни Огня найти, ни из лесу выбраться. Смирился он с судьбою своей горькою. Не найти ему цветка, не спасти ему Алену, не вернуться ему домой.
Очнулся Андрюшка от мыслей своих нерадостных и оглядел место, куда вывела его дороженька лесная. Была то полянка абсолютно правильной округлой формы. И в центре ее располагался участочек, освобожденный от травы. Лишь маленькая коротенькая пробивалась она, еле землю сырую прикрывая. А над ней возвышался цветок на длинном стебле без листьев. Был он высок. Много выше, чем любые из всех цветков. А в остальном ничего примечательного в нем и не было. Лепестки желтые с крапинками красными во все стороны раскинулись. Лишь стебель сочный толщиной своей поражал. Недалече от места этого, полуприкрытый разросшимися кустами сверкал зев пещеры. И до того черно было в ней, что Андрюшка поежился. Нехорошее томление охватило его. Понял он, что нашел. Была то пещера нечисти. Логовище их. Стоял Андрюшка и глазел в черноту ту и с места не трогался. Все в нем кричало, что бежать надо. Что место то гиблое. Как ночь накроет лес покрывалом своим, так и выберутся на волюшку из недр тьмы зловонной силы великие. Злые и коварные до людей охочи. Погибели их жаждущие.
А меж тем небо синевой стало окрашиваться. Круг догорел дотла и опустился на постой под землю. Последние блики его коснулись цветка странного, что одиноко посреди поляны высился. И произошло тут чудо великое. Заиграли на лепестках блики. Брызнули в разные стороны огнем нестерпимым, цветом желтым ярким. Красные пятнышки, что на лепестках были, ярче яхонтов загорелись. Сам цветок, словно пламенем стал, объят, искры красные всполохами в разные стороны метались. И такое сияние на поляне разлилось, что лес черный освещен, стал на много вокруг поляны. Оторвал Андрюшка взгляд от пещеры. Долго он смотрел на чудо, что перед ним во всей своей красе небывалой раскинулось. Было это так великолепно, что у него аж дух захватило. И смотрел он на цветок, пока глаза у него не заболели, и от слез их не защипало. Ибо жег нестерпимо цветок сиянием своим.
- Огонь, - прошептал Андрюшка.
Одними губами сказал. Глаза его были широко открыты. Он смотрел и смотрел. И не мог наглядеться.
- Огонь, - чуть громче сказал Андрюшка.
Он сделал робкий шажок. Маленький. Но он стал ближе к цветку. Андрюшке даже показалось, что от него идет жар, который волнами докатывался и до него.
- Огонь! - уже почти вскрикнул Андрюшка.
Он протянул к чуду руку. Казалось, что оно совсем близко. Он даже не подумал, что этот пожар может опалить его. Он был полон радости и веселья. Ведь он нашел его. Нашел чудо, что Мокошь сотворила напоследок. Это оно, лекарство для Алены, что дома уже истомилась. Вылечит сестрицу милую. А ему навек славу принесет, как герою бесстрашному, ничего не испугавшемуся и чудо добывшему. И возжелал он немедленно красоту эту сорвать и унести домой. Чтоб и Алена с отцом на загляденье это посмотрели. Да и деревня вся. Пускай прочие от зависти перед ним позеленеют, и языки свои острые спрячут. И готов уже был Андрюшка подойти и сорвать. Но тут пронесся по полянке ветер. Резкий порыв, словно из неоткуда. Прогулявшись, он исчез, вновь туда же и возвратившись. Но только этого хватило Андрюшке, чтоб головушку его опьяненную радостью находки, охолонить маненько. Враз он вспомнил, что за видение чудное пред ним. И страх вновь охватил его истомленную душу. Посмотрел он на пещеру быстро да испуганно. Но темень непроглядная не пропускала взгляда пытливого в царство свое коварное.
Изменилось что-то на поляне. А что не смог понять Андрюшка. И стало ему не по себе. И захотелось поскорее убраться прочь отсюда. Да быстрее. Но как он мог уйти без Огня. Столько сил он потратил на поиски его, да сил своих душевных на переживания затратил. Да и Алене без него на ноги не встать и боле отца своего и брата не радовать. Андрюшка сделал еще шаг по направлению к цветку желанному. И вновь руку протянул. До него оставалось совсем чуть-чуть.
- Не хорошо ты поступаешь с хозяевами гостеприимными, - услышал он позади себя ровный голос.
И вздрогнул Андрюшка. Съежился весь, такой страх его вмиг охватил. Боязно ему было повернуться и глазами с говорившим встретиться. Понял он, что чужие владения то, но не нечисти подлой. Не стала бы та с ним разговаривать. Сразу бы бросилась. Почувствовал он себя татем, в чужые хоромы забравшимся за поживой. Тут у него мысль спасительная промелькнула. И выхватил он из-за пояса нож припрятанный. И сжал рукоятку судорожно.
- Не пужайся. Не причиню тебе я ни зла, ни обиды. Коли сам меня в том не принудишь, - вновь услышал Андрюшка.
И поверил ему малец. Был тот голос не вкрадчивым, но добродушным. Не злым, но с веселостью. Опустил нож и повернулся Андрюшка к говорившему и удивился еще боле, чем когда Огонь увидел. Стоял перед ним мужичок низенький. До пояса был ему незнакомец. И был он до того странен, что назвать его человеком у Андрюшки язык не поворачивался. Скорее про него можно было сказать, что это существо. На голове его было что-то напоминающее шляпку мухомора. Был он суховат и тощ. И с виду напоминал гриб.
- Здрав, буде дедушка, - с некоторым сомнением в голосе сказал Андрюшка и поклонился.
- И тебе не хворать, - прошамкал тот, - Что ж ты окаянный сделать-то хотел. Таку красоту погубить. Уж я растил его, а ты.
- Не надо дедушка. Горе у меня приключилося. Не со зла. Не губи
Бросился он в ноги человечку. Оттаял тот маненько после такого и уже более добродушно стал говорить.
- Не держу зла на тебя. Но делать не надо не подумавши. Второго такого чуда ты не то что на всей Руси, но и на всем белом свете не сыщешь. Потому и берегу его как зеницу ока. Но про беду твою выслушаю. И коли смогу подсоблю. Но токмо смотри мне, не юли. Я все насквозь вижу. И за ложь твою, коли, почую, поплатишься ты.
Закивал головой Андрюшка. И стал он порывисто рассказывать все, что приключилося. Внимательно выслушал его человечек, ни разу не перебил. Токмо глазами своими черными бусинками на мальца внимательно глядел, словно сквозь него хотел увидеть. Разглядеть все замыслы его тайные. И стало как-то не по себе Андрюшке под таким взглядом. Смутился он, но продолжал свой рассказ. И закончил он повествованием о своих странствиях и мыканьях по лесу. И как по чистой случайности, выбрав дорогу наугад, вышел он к цветку заветному. И повстречал человечка таинственного, Огня охранителя.
Замолчал Андрюшка, повествование свое кончив. И человечек молчал. Задумался он крепко. Уж малец забеспокоился, как бы он его обратно не солоно хлебавши не отправил. Никак ему так нельзя было. Без Огня и домой возврату не было. Наконец нарушил человечек тишину. И сказал он таки слова:
- Занятную историю ты мне рассказал. Но не ведомы мне болезни ваши человеческие, индо из леса я не ходок. Что такое Тьма ваша я и не ведаю. Как впрочем и другие. Бают многое, да токмо далеко все то от нас. Помочь твоему горю я смогу, но не за просто так. Уж больно ценен цветок, чтобы так его отдавать.
Напрягся Андрюшка от этих слов. Вскинул на человечка взгляд своих глаз голубых и бездонных. Тот поспешил его успокоить.
- Не волнуйся токмо. Сильно я тебя не напрягу. Нужен мне помощник толковый на службу на время короткое. Таково мое условие тебе. Возьмешься, быть, по-твоему. Дам тебе цветка целебного для сестры твоей. Нет, так и воротишься домой с пустыми руками.
Таково было его последнее слово. Забеспокоился Андрюшка, но не за себя, а за Алену. Ведь если пойдет он к человечку на службу за цветок, то не успеет домой к урочному часу вернуться. Поделился он своими опасениями с человечком. Тот махнул рукой и сказал, что сначала разрешит Андрюшке лекарство домой отнести, а уж потом воротится к нему.
Развеселился тут Андрюшка. И согласился на условие лесовичка. А что было делать ему. Но не думал он сейчас ни о чем кроме как о сестре своей. Удалось ему добыть лекарство. Удастся спасти ее. И сейчас его радость ничего не омрачало. Не знал, что задумал для него лесовичок, но не думал, что то будет опасно и сложно. Ведь он всего на всего мальчишка. Что с него можно было взять.
В радости своей Андрюшка не заметил ухмылки лишь на секунду мелькнувшей, на губах у благодетеля его.
- Уж смеркаться начинает, - сказал лесовичок, - Не гоже нам в такое время в лесу быть.
Подвел он Андрюшку к пещере. Хлопнул в ладоши, и тут же кусты, что закрывали вход, раздвинулись, пропуская гостей внутрь. Ступил Андрюшка с лесовичком под своды и тут же загорелось все внутри. Стало светло как днем. То был свет тысяч свечей. Они были повсюду. На потолке, на стенах и даже на полу. Посреди пещеры стоял стол, устланный скатертью с вышивкой. Снова хлопнул лесовичок в ладоши и тут же появились кушанья на столе. От даров природы ломился стол. И было здесь всего видимо невидимо. Овощи, фрукты, выпечка, квас, сок березовый, даже кувшин с чистой родниковой водой был.
Загорелись глаза у Андрюшки. Сразу невмоготу ему стало. Дни голодные, что провел он в пути к цветку заветному дали о себе знать. Усмехнулся на то лесовичок и не стал более гостя своего томить да мучить. Пригласил его к столу кушанья, что мать земля послала отведать, не погнушаться лаской да гостеприимством хозяина. Не надо было Андрюшку упрашивать. Сел он за стол и принялся блюда пробовать. И такими вкусными они ему показались, словно он в жизни ничего подобного не едал. Сам лесовичок пригубив кувшин с квасом душистым, лишь прикоснулся к хлеба краюхе. Смотрел он на гостя своего ласково, да все ему новые и новые кушанья подставлял.
Наконец был желудок задобрен, а Андрюшка наеден досыта. Поблагодарил он хозяина сердечно.
- Да полноте, - смущенно махнул рукой хозяин, - Эх, кабы знал ты, что нет ничего горше в одиночестве хлебосольничать. Погутарить не с кем, мнением поделиться, да просто высказать, что на душе скопилось. А скопилось, я тебе скажу, не мало. За столько лет одиночества.
- Что же ты здесь прозябаешь. Не дело лесовикам в одиночестве в глубь леса забираться. Они должны за лесом приглядывать, да особо рьяных осквернителей наказывать, да со знахарями и ведунами дружбу водить. Все веселее.
- Правда твоя, - с грустью согласился лесовичок, - Но знамо одно, что не по своей воле я здесь сижу. Злая сила на с родных мест выгнала. Чужеродная. И нет нам спасу от нее. Уж жжется она, гонит прочь. Не желает она ни с кем делиться. Давно уж все разбежались кто куда. А кто и сгинул бесследно. А меня сюда приставили. Цветок стеречь. Так мало в свете чудес осталось, что и по пальцам пересчитать можно. А что ведунов касается, так их и того меньше осталось. Утеряно многое. И передать некому.
- А что будет, если вороги веры старой до Огня доберутся?
- Уничтожат они его. Растопчут, как и все им чужеродное. Потому и слежу я, чтобы сохранить то немногое, что еще живо.
И стало Андрюшке грустно от слов услышанных. Прав был лесовичок. И ничуть он не преувеличивал. Все в точности так и было. Не закончился еще переходный период. Двойственность сохранялась и по сию пору.
- Но что-то заболтал я тебя, - лесовичок встал, - Пора спать. Утро вечера мудренее.
Хлопок в ладоши и стол исчез. Вместо него появилась лежанка. Да какая. Большая с перинами мягкими, так что в них можно было утонуть. А простыня была такой легкой, почти невесомой. Упал Андрюшка в чудо это, с головой закопался, и улыбнулся от удовольствия. И ничего не было того лучше, чем спать в такой вот постели.
- Спи. Но помни, что как только сестра твоя на ноги встанет, придет тебе время ворочаться ко мне и долг свой отдавать.
Ничего не ответил на то Андрюшка. Слышал он последние слова лесовичка, словно в тумане. Начал он проваливаться в дрему благостную. Впервые за долгое время был он сыт и спал не под небом темным. И не надо было ему боле тревожиться за то, что в лесу он недобром и от каждого шороха просыпаться. И на каждое дерево как на ворога лютого смотреть и из-за каждого куста ждать нападения. Был он в гостях и ничего ему тут не угрожало.
А лесовичок стоял и смотрел на Андрюшку покуда тот не заснул. И когда то произошло, пошел он прочь из пещеры. А на губах его вновь появилась ухмылка недобрая.
Разбудил Андрюшку луч непоседливый от круга жаркого. Удивлен был малец. Откуда в пещере могло солнце взяться. Разлепил он глаза свои сонные, пристал на ложе, и удивление стало его еще более велико. Ибо лежал он на травке недалече от деревни своей.
И донес до него ветер звуки милые сердцу его. Звонкий смех ребятни, зычный голос пахарей, мычание коровы, песню прачек. И развеселился Андрюшка и улыбнулся смело и открыто. Не чаял он уже вернуться сюда. Вновь увидеть все это, вновь услышать гул деревенский.
Помахал рукой обрадованный Андрюшка. И поспешил домой. В руке был у него зажат узелок его. Но не стал Андрюшка осматривать содержимое его. Там ли лекарство. Так он был обрадован, что домой возвратился. И эта мысль вытеснила все прочие.
Ступив за ворота деревни, он сорвался на бег. Его уже заметили. На него обратили внимание. Кто-то показал на него пальцем. Теперь все внимание было привлечено к нему. Но Андрюшке было некогда. Он мчался домой. Увидеть отца, сестру. Поскорее спасти ее. Пока еще не поздно. Вдруг нехорошая мысль овладела им. А вдруг не успел он. Не дождалась его Алена, не дотянула милая сестрица до его прихода. Усилием воли сдержал он подступившие слезы.
Но вот и дом его уже виден. Не идет из печи дым. Тих он, и, кажется, даже съежился, стал меньше. Забилось сердце в груди у Андрюшки. Взлетел он на крылечко и шагнул в избу. Сидел у окна за столом отец его, уронив лицо в ладони. И показалось Андрюшке, что прибавилось ему седины в волосах, а сам он словно истощал, иссох. И так жалко ему стало отца.
- Батюшка, родимый, - Андрюшка кинулся в ноги к нему.
Поднял на него взгляд, затуманенный старик и тут же глаза его загорелись. Задрожал он мелкой дрожью и в сына вцепился.
- Андрюшка, пес шелудивый, - он прижал к себе сына, - Где тебя черти носили окаянного. Я уж похоронил тебя. Знал, куда ты отправился, и что назад не воротишься.
Слова лились из него нескончаемым потоком. А из старческих глаз текли слезы. Андрюшка не удержался и перестал удерживать слезы. Так и сидели они, обнявшись, словно не виделись много-много лет.
- Передумал али, кто тебе голову вправил? - наконец отпустив сына, спросил отец.
- Нет, батюшка, все я в точности исполнил.
Закрыл окно Андрюшка, да развязал узелок свой. И засияла изба, заискрилась. В ней словно пожар начался, заметался повсюду. Оторопел отец, на диво это глядя. А Андрюшка сидел подле него смущенный и радостный.
- Надо скорее..., - он сбился с мысли, - Скор.
Поднявшись с лавки, он бросился прочь из избы с такой прытью и скоростью, словно шел ему всего второй десяток лет. Андрюшка завернул чудо бесценное и пошел в Аленину горницу. Она лежала там. Бледная и истаявшая. Казалось, что и не жива она вовсе. Лишь грудь еле-еле подымалась и опускалась.
- Вернулся я сестрица, - с нежностью сказал он, устраиваясь подле нее, - И не с пустыми руками, а с лекарством для тебя. Поправишься ты теперь и будешь еще краше и милее всем на загляденье.
С этими словами достал он лепесток из узелка, и озарилась горница светом волшебным. И разлилось повсюду сияние прекрасное. Заиграли огни на стенах, словно ребятишки малые. Но безмолвна, оставалась Алена. Лекарство то нужно было ей иначе давать.
Недолго ждал Андрюшка. Вскоре в сенях раздались встревоженные голоса. И в горницу вошли отец и Скор. Все словно повторялось. Еще не так давно знахарь приходил, чтоб возвестить им о скорой гибели Алены. А Андрюшка был испуганным мальцом, жалобно глядевшим на сестру. Но сейчас все изменилось. Он был уже не таким как раньше и в руках он держал лекарство. И Алена будет жить.
Скор был взволнован и даже удивлен. Он никак не ожидал, что мальчонка сможет таки добыть Огонь. А если быть честным, то он вообще сомневался, что этакое чудо есть на белом свете. Глаза его мгновенно впились в лепесток цветка, что горел, словно круг небесный.
- Успел, - радостно сообщил Андрюшка, протягивая руку с зажатым в кулачке лепестком.
- Еще чуть-чуть и все было бы кончено, - согласился Скор, кивнув головой.
Он бережно принял из рук Андрюшки драгоценную ношу. И отнес ее к столу, что возле дверей в сени стоял. Положив его, он стал разглядывать чудо, что залило цветами разными от алого до багрового всю избу, высветив каждую щепочку, каждую паутинку. Слепил он глаза, трудно было смотреть на него, но не мог ведун глаз оторвать. Никогда он подобной невидали в руках не держал. Хоть и много чудес довелось повидать на своем веку, а некоторые и своими руками создать.
- Что теперича делать с ним? - шепотом спросил отец.
Жалко было Скору такую красоту уничтожать. Да делать нечего. Знамо ему, что для девки то принесено. Не его это.
- Растереть, вскипятить, дать остыть да девке вашей все до капли дать выпить, - сказал Скор.
- А поможет? - больше для виду спросил отец.
Одного взгляда на лепесток Огня хватало, чтобы все сомнения ушли прочь.
- Поможет, как не помочь-то, - прошамкал Скор.
Втроем они принялись за дело. Хотя втроем это сильно преувеличено. Все делал сам Скор, никому не доверяя драгоценный лепесток. Аккуратно и бережно, боясь уронить даже каплю целебного отвара. Андрюшка же да отец его во все глаза смотрели, что делал старый знахарь. Молча, словно языки прикусили, следили они за приготовлением снадобья. Боялись они, словом лишним да неосторожным Скору помешать.
Вскоре настой был готов. Вынув миску из печи Скор поставил его на стол остужаться. А сам присел на лавку да ноги уставшие вытянул. Стар он уже был для таких дел.
Так молча и сидели они, ожидая, когда снадобье лечебное готово будет. Андрюшка с любопытством в миску заглянул. Смешанный с водой порошок из лепестка Огня придал вареву золотистый оттенок. Был он ярок и насыщен, словно золото расплавленное. Но свет был мягок и добр. И понял Андрюшка, что добрая в нем сила, и она обязательно сестре его поможет. Избавит ее от падучей.
Как остыло варево волшебное, взял Скор миску бережно, и понес ее в горницу к больной. Андрюшка с отцом следом двинулись. И шли они тихо-тихо, чтобы не дай бог, что не приключилось. Приподнял знахарь голову девушки и влил ей в рот отвара. Все до последней капли. Старался, чтобы ни одна мимо рта не проскочила. А как сделал все, так и вздохнул облегченно. Ибо труды его были на том закончены. Далее от него уже ничего не зависело. Вся надежда на чудодейственную силу цветка была.
Покончив с делом Скор не стал задерживаться. Да и что ему было тут делать. Все, что от людей зависело, уж было сделано. Отец и Андрюшка вдвоем остались ждать действия цветка. Но ничего как будто бы не изменилось. Алена все также безмолвно лежала на полатях, не подавая признаков жизни. Лишь ланиты ее стали чуть розовее. Да дыхание выровнялось. Уж день шел к концу, а они не покидали светлицы. Наконец отец встал, разомнуть затекшие члены.
- Пойдем Андрюшка. Ни к чему нам здесь с тобой почивать. Ужель наше присутствие смогет помочь.
- И то верно батюшка, - согласился Андрюшка.
Он и сам почувствовал себя безмерно уставшим. За одну ночь никак нельзя было отдохнуть за все дни и мили пути. И он это явственно ощутил. В сон его клонило. Перина была желанней всего.
Так и порешили. Затворив дверь в горницу, они разошлись по своим делам. Отец вон вышел из избы. А Андрюшка с наслаждением на печь забрался. И снилось ему нечто светлое доброе и прекрасное. К хорошему располагающее.
Утро было не менее добрым. Андрюшка сладко потянулся. И заложив руки за голову начал мечтать. Но его прервал чей-то крик. Это был отец. Он подбежал к печи и затряс сына. И был он весь возбужден чем-то.
- Идем, - позвал он, - Идем скорее.
Андрюшка кубарем скатился с печи и бросился следом за отцом. Они вбежали в горницу к Алене. Девушка открыла глаза и с улыбкой посмотрела на гостей.
- Ах, как дурно я спала, - пожаловалась она, - И так долго.
- Ненаглядная моя, - со слезами на глазах бросился к ней отец.
Запричитал он над ней, обнимая ее и ласково гладя по голове. Алене же словно не понимала, что случилось. Рассказали они все, что приключилося. Как болезнь ею овладела, и как Андрюшка лекарство добыл. Хотела она с постели встать, да не получилось ничего. Сил совсем болезнь ей не оставила. Все соки из молодого тела выпила. Но не страшно то было. Главное, что прошла болезнь, оставила Алену. И пошла, красна девица на поправку, да так быстро словно и не было болезни страшной. А так, лишь хворь малая.
Посмурнел Андрюшка. Рад он был, что сестра его здорова стала и сил час от часу набирается. Но это еще и то значило, что назад ему надобно возвращаться. К лесовичку долг свой возвращать. А этого ох как не хотелось. Мелькнула у него шальная мысль не идти никуда. Авось, подумал Андрюшка, и не станет он его искать, али не сможет. Как он к месту своему привязан, цветок волшебный от посягательств охранять. Но сам бы так Андрюшка не смог. Не таким он был. А честным и правдивым. И в тягость был бы ему такой обман. Да и понравился ему добрый и совершенно незлобивый лесовичок. Хоть и был он нечистью, но нечистью не опасной. Пускай и пока не разозлят. Так он размышлял, а время шло.
Андрюшка встретил третье утро в своей родной избе. И был то последний его день. Как с утра проснулся Андрюшка, так и услышал, что посуда гремит, и запах доносится чудный. И сразу понял, что это Алена за обязанности свои взялась. Встала она на ноги, значит, и в путь обратный собираться пора было.
Никому не сказал он, что стоил ему цветок дивный. Знал, что отец его снова от себя не отпустит. Но теперь у него была Алена, а Андрюшка уходил не навсегда. Надо было ему службу отслужить. А как срок ей выйдет, так сразу домой и воротится. Но негоже было так молчком уходить. Да и не ведал теперь никто, куда он денется. И решил Андрюшка записку написать. Писал он плохо, мало кто в деревне грамоте был обучен, но нужные слова подобрал.
Как только спать все легли, Андрюшка положил записку свою на стол под самовар. Взвалил он узелок свой на плечи, да вышел из избы, тихонько дверь, притворив, чтоб не скрипнула.
На небе сиял полумесяц и заливал он своим бледным сиянием дорогу, разгоняя темноту. Этого вполне хватало, чтобы разобрать куда идти. Вышел Андрюшка из деревни безмолвной. Взошел на бугорок и оглянулся на деревню свою словно в последний раз. Грустный вздох вырвался из его груди. Отвернулся Андрюшка и пошел быстро-быстро, чтобы не передумать.
P.S.Продолжение следует...nbsp; - Спи. Но помни, что как только сестра твоя на ноги встанет, придет тебе время ворочаться ко мне и долг свой отдавать.
nbsp;