Ника Лай : другие произведения.

Глубокий темный лес (закончен)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Время слишком быстро течет, возможно, нам отмерян слишком короткий его промежуток. Все слишком. Либо чересчур, либо не достаточно. Когда ты кого-то любишь, тебе всегда чего-то не хватает. Слов или возможностей. Сил или терпения. Или времени. Того самого времени, которое зависает над нами как Дамоклов меч. Когда мы маленькие, мы еще ничего не понимаем. Нам кажется, что у нас вечность впереди, и мы еще все успеем. Но это не так. Увы.
   'Сегодня не такая, как вчера', - всплыли в голове знакомые строчки.
   Не помню точно, откуда они. То ли из старой песни, ставшей шлягером и звучащей на старом радио, то ли фраза из какой-то книги. Память, так услужливо подкинувшая эту мысль, не удосужилась объяснить, откуда она. Но это и не важно. Главное что она идеально подходила под мое нынешнее состояние. Я действительно сегодня не такая, как вчера.
   Еще только вчера вечером все было замечательно. Было много друзей, с которыми можно весело проводить время, которым я была нужна. Был молодой человек, с которым планировала завести отношения в самое ближайшее время, и он даже отвечал мне взаимностью. Дома царили идиллия и порядок. Но все это куда-то внезапно пропало. Меньше чем за сутки я лишилась всего этого.
   В чем дело? Если бы я знала. Началось все с того, что друзья не захотели со мной встречаться, ссылаясь, то на занятость, то на другие планы, а то и вовсе на плохое самочувствие. Молодой человек довольно холодным тоном сообщил, что все выходные будет занят и на предложение, приехать в гости или погулять по городу, ответил, что ему не до меня. Я написала ему sms, но она осталась без ответа. Родители тоже обошлись со мной не лучшим образом: накричали, заставили заниматься какой-то требухой, а на мои слова даже не обратили внимание. Как будто это было глупостью.
   Мои планы и мои надежды разлетелись в разные стороны, как рухнувший карточный домик. Кто-то слегка дунул на него, и тот не выдержал. Развалилось то, что я считала очень прочным и надежным. То, что строила долгое время. Аккуратно и с любовью. То, что было частью меня. То, что было необходимо мне как воздух.
   Смесь чувств накатилась и сжала горло своей стальной хваткой. Было сложно дышать, а к глазам вплотную подобрались слезы. Они выкатывались из глаз толчками, небольшими порциями, как будто внутри работал насос, заставляя соленую воду выходить наружу. Странное состояние. Чувства менялись с молниеносной быстротой. То мне было жалко себя за то, что все так подло кинули меня. Потом меня охватила злоба. Я мысленно послала всех так далеко, как только смогла. А потом пришло равнодушие. Все мысли слились в один комок, прочно засевший в голове и выразившийся в одной единственной мысли: 'Я сегодня не такая, как вчера'.
   Я попробовала спеть эту фразу в разных тональностях, но ничего от этого не менялось. Голос был хриплым, и ничего хорошего из этого не получилось. Я лежала на кровати, положив голову на сложенные лодочкой ладони. Как делают маленькие дети, когда засыпают. Как возможно делала когда-то я, что бы мне снились хорошие сны. Не знаю точно. Детство всегда представляется мне смазанными короткими воспоминаниями. Я не слишком часто стремлюсь вспоминать. Мне попросту это не нужно. Какая разница, что было когда-то, ведь оно уже прошло. И не стоит того, чтоб на него тратили время, силясь вспоминать. Хотя дело может быть и в другом. Детство - не лучшая часть моей жизни. Она полна боли, горечи и обид. Время, когда строились и рушились идеалы, когда из ничего восставали кумиры и уходили в никуда, когда жизнь была так свежа и притягательна своей необычностью и новизной. Но это продолжалось недолго. Совсем недолго. И сейчас это не стоит новых слез и обид. Нового потока горечи и тех неразделенных чувств, владевших мной так долго. Пока я не научилась абстрагироваться от них. А после и избавиться. Но не насовсем. Порой они возвращаются. Внезапно или под действием каких-либо катализаторов, но всегда приносят с собой только одно: ощущения горечи и тоски, необъяснимые по своей природе; они затопляют душу, стремятся утянуть ее на самое дно печали, боли, откровенного сожаления и собственного разрушения. Они ставят на тебе свой отпечаток в виде сеточки морщин или испорченных нервов, темных кругов под глазами или плохого настроения. Они не всегда видны, но порой заметны. Если ты захочешь, что захочешь и когда захочешь.
   У меня очень часто и быстро менялось настроение. Все зависело от обстановки, окружающей меня. Плюс к этому была натурой склонной к депрессии, вследствие этого впадала в апатию. Она могла длиться как несколько часов, так и несколько дней. Сейчас у меня как раз была полная апатия. Я неподвижно лежала на кровати, подтянув к себе ноги, и смотрела в одну точку, изредка моргая. Только по одному этому можно было сказать, что я все еще жива. Бесполезно пытаться достучаться до меня в такие моменты. Я либо посмотрю бессмысленным взором и вновь отвернусь, либо промямлю что-нибудь односложное. Беситься, ругаться, упрашивать и даже драться бесполезно. Пока все само не пройдет, я не вернусь.
   Как говорится: 'Ушла в себя, вернусь не скоро'.
  
   Не знаю, сколько я так пролежала: может час, может два, может несколько минут. Лишь, когда вновь вернулась в этот мир, то за окном было темно. Единственное, что изменилось для меня в этом мире.
   Такое странное чувство, когда ты есть, но в тоже время тебя нет. Когда ты вроде ощущаешь себя, но вместе с этим как будто невидима для окружающих. Они не смотрят на тебя, не разговаривают с тобой, а если и наткнуться случайно взглядом, то равнодушно отворачиваются в другую сторону.
   'Вот она, правда, жизни, - слабый вздох, - То, что имеет для нас первостепенное значение, всегда происходит независимо от нас, от наших желаний, стремлений. Что-то произошло, и теперь я здесь одна. Никому не нужна, но всеми забыта'.
   Накатил новый приступ жалости. Я где-то читала, что жалость к себе это некий способ самолюбования. Что-то сродни мазохизму. А-а-а, бедная я несчастная, как мне себя жалко. Я ведь такая хорошая. Как можно обижать и не любить такого хорошего человека. Постепенно это превращается в привычку. Все хорошо, но ты ищешь отрицательные моменты и жалеешь себя. Может и так. Не знаю. По крайней мере, мне это не грозит. Да, и смерть от скромности мне тоже в ближайшее время не светит.
   'Интересно, а бывает так, что люди живут счастливо. Вообще без проблем. Делают только то, что хотят и получают от этого удовольствие. Их окружают верные любящие люди, которые никогда не поступят так, как поступили со мной. Вряд ли. Это сказка. Я уже слишком большая, чтобы верить в сказки. Хотя может, так мне было бы легче. Все виделось бы в ином свете, не в черно-белых тонах. И отношение к жизни было бы проще'.
   Я прикинула, как бы удалась моя жизнь тогда. Но пришла к выводу, что такой она бы точно не удалась. Таких людей называют дураками в розовых очках, которые еще верят в чистую и непобедимую любовь, искренность и доброту человеческих сердец. А их на самом деле уже нет. Может, повезет, если встретишь такого же в розовых очках. Но, как правило, другие люди задаются целью с тебя эти самые очки снять, чтобы жизнь медом не казалась.
   'Вопрос: какой твой самый любимый ужастик? Ответ: моя жизнь'.
   Это была моя любимая шутка. И сейчас она пришлась в тему.
  
   Иногда я не могу отличить сны от яви. Это бывает часто и, как правило, в дни, когда я ношусь как угорелая: там встреча, там работа, еще что-нибудь. Но сейчас было затишье. Но не благодать. Я общительный человек. И чтобы нормально функционировать мне нужно общество. Без людей и их поддержки я сразу теряю опору. Мне становится скучно и неинтересно. А потом наступает депрессия. Одна я могу продержаться день от силы два. Но потом я начинаю чувствовать острую потребность в людях, в общении, а может мне просто хочется быть востребованной. Чувствовать себя нужной.
   Каждый человек боится одиночества. И я боюсь этого. Больше всего на свете. Одна я просто не смогу. Не выживу в одиночестве. Загнусь через несколько дней. Многие люди не хотят признаваться в страхе одиночества перед людьми и перед самими собой. Они хотят считать себя сильными и свободными. А свобода подразумевает полную независимость от чего-либо и кого-либо. Но даже отшельникам иногда бывает одиноко и хочется с кем-нибудь поговорить. Человек потому и стал человеком, возглавив биологическую цепочку животного мира, что может жить сообща, в обществе. За счет него он научился разговаривать, мыслить, постигать тайны Вселенной, открывать в себе таланты. А самое главное развиваться. Без общения это невозможно. Элементарная потребность в общении это то, что заложено во всех нас, независимо от нас. От нашего характера, от нашего мировоззрения и жизненных принципов. Есть такое понятие во многих фантастических книгах как 'коллективный разум'. Но человечество еще не дошло до подобного, поэтому в устах ученых это называется феноменом, а не целью. А жаль.
  
   Родители, зная о моем состоянии, не трогали меня. Не лезли в душу с закономерным для всех родителей вопросом: 'Что с тобой?' Как будто не видно, что происходит с их чадом. Слишком часто этот вопрос задают, когда уже поздно, и уже все случилось. Родители наивно полагают, что если у ребенка ничего не написано на лице, нет никаких явных отклонений или изменений в поведении, значит все в порядке. Мне нечего возразить на это, кроме как... А, впрочем, неважно. Не хочу касаться этой темы. Она опять уведет меня в сторону. В сторону от чего? От моих переживаний, мыслей. А может, это и стоило бы сделать. Заставить себя забыть о том, что происходит? Подумать о чем-нибудь другом, нейтральном.
   Но мне совсем этого не хотелось. Сейчас мне вообще ничего не хотелось. Еще несколько часов внутри все горело от обиды, а сейчас было так тихо и пусто, как в гробу. Просто лежать и ничего не делать было так же естественно, как дышать. Время остановилось, и я не хотела, чтобы движение восстанавливалось. Из-за таких минут не хотелось продолжать жить, не хотелось бороться за место под солнцем. Хотелось забыть обо всем и чтобы, о тебе забыли и не трогали. Чтобы больше никто и никогда не смог причинить боль, нанести обиду.
   'Чем решать проблемы по мере их поступления, лучше предотвращать их методом профилактики', - так я часто твердила друзьям.
   На что они только отвечали улыбками. У моей проблемы выход в таком случае будет только один: отгородиться от всех, порвать с миром. Жить одной и по своим правилам. Ну или застрелиться.
   Я всегда считала себя сильным человеком. Свободным и независимым. Но это не так. Слишком многое в моей жизни происходит не по моей воле, безотносительно моих желаний. Бывает, что я не могу признаться понравившемуся мне молодому человеку в своих чувствах. А это уже не свобода. Ибо я боюсь и сомневаюсь, что услышу в ответ. То есть напрямую завишу от него и потому не могу сделать того, что хочу. Прокричать о своих чувствах. Свобода в данном случае подразумевает действие на свой страх и риск, без обдумывания последующей на него реакции. Но я никогда не могла так сделать. Отваживалась на какой-либо поступок только после того, как была точно уверена, что за этим последует. Когда была наверняка уверена, стоит мне это делать или нет, после тщательного просчета, проверки данных. Даже мой внутренний мир оказался не таким, каким я его считала. Я не такая, какой хотелось бы быть.
   'Я сегодня не такая, как вчера. Да, и это правда. Сегодня я поняла эту простую истину. Жизнь - вечная кабала. То от людей, то от обстоятельств. Свободных людей нет. Все мы люди подневольные, все принуждены считаться с чьим-то мнением, правилом, чужой псевдосвободой. Сегодня до меня, наконец, дошло это нехитрое правило, озарило, так сказать. А также то, как сильно я заблуждалась в отношении ко всему и в первую очередь в оценке самой себя как личности'.
   Возможно, я вообще себя не знаю. Нарисовала образ и стараюсь ему следовать, контролируя каждый свой шаг. Не давая себе свободы, возможности раскрыть истинную личину. Скинуть тот саванн, которым накрыла себя, похоронив под вымышленной личиной, которой мне хотелось быть, но которой я не являюсь. Эти откровения не останутся просто мыслями, которые приходят и уходят, не оставляя после себя ни единого следа. Сегодняшние события помогли многое осознать, заглянуть вглубь себя. Понять, что я такое, подумать о том, чего я на самом деле хочу. Теперь я уже не буду таким беззаботным человеком, как раньше. С этой переменой придется изменить и все, что окружает меня. Вернее окружало в прошлой жизни. Или того человека, кем я была. Пока я не знаю, чего действительно хочу. И хочу ли я вообще чего-нибудь. И кто такая я. Не знаю, смогу ли это понять. Принять и жить с этим.
  
   Немного придя в себя, я решила почитать. Жанр, автор и название не имели значение. Все, чего мне хотелось, это убить время, которого стало так много. Плыть по течению в пространстве времени можно лишь в том состоянии, из которого я уже вышла. Теперь череда смены часов стала медленной и нудной. Минуты ползли как черепахи, заставляя сердце томиться в ожидании окончания этого дня - пытки, чтобы уснуть. Раствориться в собственной боли, давая увлечь себя разуму на необозримые просторы памяти, фантазии, мысли, идеи, желания. А потом вновь вернуться к новому дню - пытке. Проснуться и вновь с нетерпением ждать окончания, забытья. Это замкнутый круг. Из него нельзя вырваться, можно лишь подчиняться его неспешной, неторопливой поступи, приноравливаясь к его шагу, коротая часы бодрствования. Заниматься пустяками, создавая видимость деятельности, чтобы хоть как-то отвлечься от событий, принесших разлад в привычное течение жизни, заставившего задуматься и понять, что так, как было раньше, уже не будет никогда. Когда ты забыла, кем была, но еще не знаешь, кем стала, кем будешь завтра. Твоя личность, которую ты считала своей, расплавилась, как воск под лучами солнца, оставив лишь вязкую лужицу от образа, из которого нужно слепить новую себя. Когда ты намерено уничтожила свою личность, подавила саму себя ради собственных и чужих прихотей, ради идеи и сиюминутного желания, ради призрачной мечты и пустой надежды.
   Чувствую себя лишь куклой или восковой фигурой, имеющей не отличающуюся от других людей внешность, но полую внутри. Без души, без собственного я, без взглядов на будущее, без самого будущего.
  
   Теперь я понимаю, как мало нам надо от жизни. Искреннее проявление чувства и ты уже готов растаять. Немного заботы и сострадания, немного тепла и капелька света чужой души. Возможность прикоснуться к дышащему теплому существу, и ты уже чувствуешь себя живым, частью чего-то большого и значительного. Понимаешь, что ты вовсе не одинок. Что есть кто-то, кому не наплевать на тебя. Но это бывает крайне редко. Чаще мы предпочитаем скрывать свои истинные чувства от других, от себя. По непонятным, порой глупым, причинам. Мы хотим казаться ничем не обремененными, свободными. А чувства притягивают нас, сковывают по рукам и ногам. Ибо влюбленный волк, уже не волк. Но часто для этого нет никаких причин, человек делает так просто в силу привычки или определенных глупых принципов, не думая, что он этим несет другому человеку, себе. Как просто было бы все сказать, поделиться, приоткрыть завесу тайны, дать себе и другому свободу и просто наслаждаться тем, что есть. Погрузиться с головой, отдаться навсегда, дать чувствам затопить себя. Гордость, принципиальность, упрямство - вот вечные враги открытости и желания. Они имеют над человеком большую власть. И потому почти всегда одерживают верх. И человек потакает им, и человек впускает их в свое сердце. И он отказывается от счастья в угоду им. И человек гонит свое счастье, даже если это стоит ему многого. И человек глотает слезы, когда мечта на его глазах безвозвратно тает вдали, исчезает или отдается другому. Но слишком поздно. Да и не нужно. И незачем.
  
   Что странно, Бог пишется с большой буквы, а дьявол с маленькой. Мне всегда было очень интересно почему. По сути, они равны, противопоставлены друг другу. Что есть ад и рай? Две стороны одной медали. Два имени, при упоминании которых верующий, либо в страхе крестится, либо с улыбкой произносит благодарности и молитвы. А есть и такие, которые не обратят на это внимание. Для них это просто слова, такие же, как и все остальные. А совсем немногие, отринувшие свет, будут превозносить того, кто пишется с маленькой буквы.
   'Наверно это делается, чтобы уменьшить его силу, - предположила я, - Но ведь книга это желание человека, а не реальная действительность. И оттого, что имя его написано с маленькой, ничего не изменится. Среди нас все больше людей тьмы, а это значит, что сила его растет. Сила именно в отступниках. Они его мощь. Чем больше их, тем он сильнее. Но в тоже время он никак на нас не воздействует. Людей совращают только люди. Обманом, заставляя других отречься от света, во исполнение своих низменных страстей. Соблазн, убеждения, все это идет лишь от людей. Мы губим сами себя, но виним его. Когда он здесь не причем. Зачем что-то делать, когда люди все сделают сами'.
   Такова не природа, а отдельно взятая сущность человека. Человек сам за себя в ответе. Возможно, он создан, но внутренне формировался сам. Сам определил для себя цель бытия и способы его достижения. А так же то, во что верить, и кого идеализировать. И если выбор был сделан неправильно, то винить в этом некого, кроме себя самого. Так иногда случается. Просто ты поставил не на того.
   'В каком-то фильме была похожая фраза. Что-то типа: 'Прости брат, тебе сегодня не повезло. Просто ты поставил не на того'. И бах. Выстрел в упор в голову. Титры. Занавес. Аплодисменты'.
  
   Дома никого не было. Не знаю хорошо это или плохо. Смеяться мне или плакать. Нужны они мне или наоборот, сейчас лучше бы их не было. Я вела несколько месяцев электронный дневник. Там не так уж много написано. Едва ли хватит на пару десятков страниц. Не слишком часто что-нибудь интересное происходило в моей жизни или мне просто некогда было об этом написать. А может мне сейчас кажется, что ничего интересного в моей жизни на самом деле и не было. С высоты моего сегодняшнего опыта. Хотя о чем это я говорю. С высоты, опыта. Ну и глупость.
  Я рассмеялась. Но это получился нервный, выжатый смешок истерички из сумасшедшего дома с тяжким диагнозом. Одна в пустой квартире. Наверно это должно дико смотреться со стороны. Но какое мне, черт подери, дело до кого-то, кто со стороны. Сегодня я понимаю, что это на самом деле так. Эта мысль дает мне вырастить за спиной крылья и воспарить в небеса свободы. Улететь высоко и далеко от других от всех земных и скотских законов жизни. Вернее этого глупого жанра жизни, придуманного кем-то когда-то, и которому все пытаются следовать, выбирая себе наиболее выгодные и высокооплачиваемые роли. Но это продолжалось лишь мгновения. Потом камень несвободы потянул меня вниз, цепью обвившись вокруг лодыжкой. Ибо я понимаю, что на самом деле даже самый высокомерный или независимый человек - нуждающийся. В человеческом внимании, понимании, теплоте или даже просто обожании. Кому-то нужны рассудительные умные люди вокруг, а кому-то просто пустышки, которые будут с глупыми лицами и открытыми ртами сидеть рядом и внимать каждому слову и жесту своего кумира, чтобы где-нибудь копировать в точности все это. Точнее пытаться копировать, но выходить будет жалкая и слабая пародия. И за это мы будем их ненавидеть, мы будем от них уставать и желать иного. Но с каждым днем продолжать играть давно выученную и блестяще отрепетированную роль. Потому что мы привыкли к этому, потому что нам это жизненно необходимо, и мы не умеем иначе.
   'Закон жанра. И никуда от этого не деться. Поистине свобода и спокойствие лишь в не осознании, непонимании. Но это есть рабство иллюзий. И тут нельзя решить что лучше. Это выбор каждого'.
   Странные мысли, странные вещи, странные события. Все стало странным и ирреальным. Порой складывалось такое ощущение, что это не со мной, и я просто вижу какой-то странный сон. Тяжелый и нервный, поддернутый легкой дымкой забытья и неосознанности, неадекватна и прострации. Порой я смотрю на родные мне вещи, на близких людей и не узнаю их. Как будто я вижу их впервые в жизни. Но то, что я вижу, предстает передо мной в ужасном свете. Теперь я вижу больше и дальше. А может наоборот, я перестала видеть. Я вижу то, на что другие люди закрывают глаза. То, что они предпочитают не видеть. Не хотят обращать на это внимание, не хотят про это говорить и вообще делают вид, что не знают, что им все равно.
   'Это тоже закон жанра. Своеобразная правда жизни'.
   Стало очень грустно и пусто. Даже тошно. А ведь я сама такой была. Еще совсем недавно эта правда была и моей. Вспомнился фильм 'Матрица'. Боже, какой же он правдивый. Конечно, не все так фантастически запутано, но смысл точен. Можно даже сказать в самое яблочко.
   'Может, авторы были одними из тех, что прозрели. И написали про это. Но решили несколько завуалировать эту правду. Чтоб догадаться смогли только избранные. Некое послание тем, кто знает, что они не одни такие'.
   Я решила понастальгировать и почитать дневник. Сейчас на самом деле он не вызывал во мне совершенно никаких чувств. Ни радости, ни горечи. Как будто ты читаешь чужие записки. Словно незнакомый тебе человек делится своими воспоминаниями, переживаниями, мыслями и чувствами. Странно.
   'А что странно. То, что происходит? То, что произошло? Или то, что происходило?'
   Честно говоря, я и сама не знала ответа на этот вопрос. Я сейчас вообще ничего не хотела знать. Мне не хотелось совсем ничего. Не делать, не узнавать, не думать.
   'Пусть все идет, как идет. Если ты понимаешь, что начинаешь тонуть в реке жизни, то перестань сопротивляться и доверься ей. Она сама знает, что для тебя лучше. А если нет. Ну, куда-нибудь она все равно тебя вынесет'.
   Если да, если нет. Все время надо придумывать что-то в оправдание. Свое или других. Или в объяснение чему-то. Почему нельзя просто жить. Не задумываясь, а правда ли. А не врут ли. Червячок недоверия всегда гложет нас изнутри. Мы хотим расстаться со сладкой сказкой лжи, но у нас не получается. А может, мы просто не настолько сильно этого хотим, как нам кажется. Доверие самая хрупкая на свете вещь, а люди играют ею. Пытаются купить или получить обманом. Но это не выход. Если дверь открыта, но у нас нет ключа, мы всегда пытаемся открыть ее силой, сорвав с петель или сломав замок. Но нам никогда не придет в голову, что дверь может оказаться и не заперта вовсе, и мы могли бы просто постучать.
   Где-то я слышала, что вести дневники - это отличительная черта личностей, склонных к суициду. Может и так. А может человеку, у которого просто больше никого нет и он уже на грани, а может и перешел ее и это его последние действия, решил поделиться своим наболевшим или своим внутренним 'я' хоть с кем-нибудь, пуская это и клочок затасканной и замусоленной тетради. Порой нам нужно так мало. Чтобы нас просто выслушали. Не жалели и не сочувствовали, а просто выслушали. Ведь это такая малость. Но нам отказывают даже в ней. Люди разучились слушать друг друга. Они не могут думать больше ни о чем кроме себя и своих проблем. Собственная персона становится для них центром мира. И это камень преткновения. Чуткость и понимание, сострадание и сочувствие, такие простые человеческие чувства, такие необходимые и неотъемлемые части души забыты. Безжалостно вычеркнуты из людских сердец. Ими владеет бес. Похоть, разврат, расточительство, чревоугодие, зависть черная лютая, месть, ненависть, жестокость, жадность, жажда наживы, сплелись в один клубок, похожий на черных ядовитых змей, от которого несет зловонными испарениями мерзости и разрушения. Все это движет миром. Это стало ценностями, к которым все стремятся. Они дают псевдосвободу. Но она пропитана кровью, ее оросили слезы, к ее ногам сложено подношение из страданий и мучений. Из боли и душевной муки. Детей, подростков, молодежи, взрослых людей и стариков. На чашу кладут всех независимо ни от чего. Пусть лучше плохо будет им, чем нам. Пусть лучше они сдохнут в трущобах под гнетом, чем пошевелим хотя бы пальцем. Мы будем обещать рай обетованный, но принесем раздор и боль, и унижение и смерть.
   'Как там говорится у Матфея: 'Не думайте, что я пришел принести мир на землю; не мир пришел я принести, но меч'.
   Я неожиданно поняла, что по моим жилам течет гнев. Ярость переполняла меня. Это было неожиданно. Я думала, что всякие чувства увяли во мне. Фальшивое я, фальшивые чувства. Я накрыла их саваном и похоронила. Они канули в Лету, унеслись далеко и больше никогда не вернуться. Как будто я оторвала частичку своей души. Плата за слепоту и собственную глупость. Одна моя часть ушла безвозвратно. Оставив после себя ноющую черную пустоту. С ней нельзя примириться, но к ней можно привыкнуть.
   В холодильнике стояла большая бутыль пива. Вообще-то я не пью. А пиво просто ненавижу. Но сегодня мне отчаянно его захотелось. Алкоголь обещает забытье. Это сродни волшебству. Вот ты маленькая букашка, которая торопливо ползет по своим делам, а вот ты уже сидишь и, осоловело, смотришь по сторонам. Тебе плевать на все и на всех. Время останавливается для тебя. А все, чем ты жил раньше, вдруг становится таким мелочным и суетным, что ты морщишься от одной мысли, что раньше это имело для тебя первостепенное значение. Дурман, волшебная волна, которая уносит совсем в другой мир. Открывает тебе врата в другое измерение. Ты остаешься здесь, но свет преломляется. Цвета становятся диаметрально противоположными. Здесь лжец становится лжецом, предатель - предателем, шлюха - шлюхой. Здесь нет масок, ты видишь человека. Его сущность. Голую и неприкрытую правду. Но меняется твое отношение к этому. Все становится на свои места, становится таким, каким оно и должно быть на самом деле. И это перестает быть для тебя удивительным. Это норма жизни. Но волшебство не вечно. И завеса приподнимается ненадолго. Мир становится лучше, но лучше так, как он есть на самом деле. Но, вернувшись в него, когда краски сгустятся, а солнце померкнет, золотое светило станет блеклым кругляшом, а нежно-голубое небо просто бесцветным и безынтересным куском пространства над головой, ты поймешь, что ты вернулся. Мир несовершенен? Нет, он прекрасен. Несовершенство есть незаконченность, жажда стремления достигнуть идеала, которого нет. Вечное движение. Люди врут себе и другим, что все плохо и ужасно. Они называют идеальным, то, что пропитано запахом греха и омерзительно. А чистое и нежное, они готовы оплевать и унизить.
   ' Закон жанра'.
   Я вытащила из холодильника бутылку и приволокла большую пивную кружку из серванта. Их подарил папе какой-то друг. Устроившись перед компьютером, я налила пиво в емкость. Белая шапка ароматной, но горькой на вкус пены плескалась у самого края. Первый глоток я чуть было не выплюнуло, таким отвратительным оно показалось мне на вкус. Но стоически вытерпела и проглотила. И сразу внутри потеплело. Алкоголь сразу проник в мои мысли, смешав их, как кости на игровом столе и направив по-другому руслу. Он сделал их острее и четче. Я отпила сразу три больших глотка, с жадностью путника, прошедшего пустыню и припавшего губами к живительному источнику воды. Отставив кружку, я чуть не упала со стула. По телу растеклась такая легкость. Движения стали казаться мне плавными, пускай и несколько замедленными. Я включила дневник. Читала без интереса и с равнодушием на лице, изредка прикладываясь к кружке. За сегодняшний день я не съела ни крошки, и организм, редко выпивавший больше пары бокалов вина или шампанского, довольно легко поддался воздействию алкоголя. На губах заиграла глупая улыбка. Из меня так и лезли смешки и комментарии невпопад. Первая запись в дневнике касалась моей школьной дискотеки. Чушь какая. Такая наивная, что аж стыдно за саму себя. Меня сегодняшнюю, и меня, писавшую эту запись, разделяли всего два года, но это казалось так долго. Хотя, я, пожалуй, слукавлю, если скажу, что всего лишь два года. Два года и вчерашний день. Он как непреодолимая стена встал между двумя реальностями. Вчерашней и той, которую мне еще предстоит обрести.
   'Если получится. Но может статься и так, что я никогда не найду ее. И надо ли мне это'.
   Я облизала внезапно пересохшие губы. Похоже алкоголя во мне еще не достаточно. Надо продолжить. Что я и сделала. Пила и читала, читала и пила.
   Я сидела и смотрела в экран, испещренный строчками моих пустых болтливых рассказов. Таких беззаботных, таких переполненных чувствами. Я не читала, а просто смотрела. Буквы были перед моими глазами выстроены аккуратными рядками черного ровного шрифта. Слова, не несущие никакой информации, совершенно бесцельные и бесполезные, они были неподвижны. Стали отождествлением горькой правды, до которой сейчас мне уже не было ровным счетом никакого дела. А плевать на все. Мне было параллельно. Вчерашний день, позавчерашний, и тот, что был до них. Все слилось в единый комок, не имеющий ко мне никакого отношения.
   Я, с сожалением, заглянула в пустую кружку. Пиво уже было выпито, а жаль. Еще пара капель этой живительной влаги была бы очень кстати. Видимо я еще не совсем дошла до кондиции.
   Подгоняемая этой новой неизведанной мной доселе жаждой, отправилась на кухню в поисках чего-нибудь успокаивающе горячительного. Походка моя была шатающейся и неуверенной. Но мне казалось, что я иду ровно и прямо, а это что-то происходит с полом, и вещи сами набрасываются на меня лишь бы не дать мне добраться до желанной бутылки. Ну, или хотя бы полбутылки.
   Чуть не упав перед столом, но в последний момент, успев ухватиться за столешницу, я, глупо хихикнув, подтянулась и оглядела его поверхность. Но там было пусто. Дальше я переместилась к холодильнику. Но и тут меня ожидало разочарование. Там не было ничего. Но мои поиски все-таки увенчались успехом, ибо на подоконнике я заметила початую бутылку вина.
   - Беленькое, мое любимое, - неизвестно кому прокомментировала я.
   Неуклюже взяв бутылку и чуть ее не уронив, я вернулась в комнату и с размаху плюхнулась на стул. Компьютер все также горел рядками идеально до тошноты ровных строчек с черными буковками.
   Неожиданно меня пробрал озноб. Я откупорила бутылку и дрожащими от нетерпения руками налила полную кружку. Сделав первый глоток и почувствовав вино внутри себя, я успокоилась. Даже улыбнулась. Громко шумно выдохнув от удовольствия, я почувствовала, что жизнь моя вновь полна.
   Затуманенными алкоголем глазами, я взглянула на монитор. Почувствовала, что в окружающей меня атмосфере чего-то не хватает. Свернув страницы электронного дневника, стала шарить в папках на рабочем столе. Наконец, я нашла то, что мне было нужно. Чудесный набор готической музыки. Раньше я никогда ее не открывала. Она просто была у меня и все. А сейчас мне остро захотелось послушать именно такой жанр. Не сидеть в одиночестве и тишине, а заполнить пустоту вокруг себя заунывными нотами депрессивной готической музыки. Она сейчас была под стать моему настроению.
   Но от первых же звуков мелодичной и грустной музыки меня охватила острая тоска. Все переполнявшее меня до алкогольного забытья, вновь вернулось, пробилось сквозь пелену пивных паров, которыми я окутала себя, стремясь найти убежище. Хотя бы временное. Но минуты беззаботного спокойствия видимо истекли, и мне нужно было возвращаться. Как-то уж слишком быстро.
   Нахлынувшие разом воспоминания без устали продолжали терзать мою и без того изъеденную душу. Стало горько и тошно. Я взглянула на полную кружку и поняла, что и это меня больше не спасет. Я вздохнула и вернула на монитор дневник. Лучше смотреть на строчки, чем на заставку с безмятежным расслабляющим пейзажем.
   - Ну, за нас. Вернее за меня. За то, что от меня осталось, - негромко произнесла я тост, глядя в равнодушно-бездушный экран монитора.
   Приблизив кружку к безликому пространству, я слегка коснулась его, словно чокнувшись. И это было символом одиночества, ставшего моим единственным и постоянным союзником.
   Неожиданно мной овладело какое-то странное чувство. Возможно, это силой погребенные мной под завалами собственного 'я' чувства рвались наружу, просили выхода, свободы. Мне вдруг показалось мое положение глупым до безобразия. Что только я виновата в проблемах, которых на самом деле и нет. Что заварила весь этот комично-трагический фарс на пустом месте. Это было очередным способом пожалеть себя, как утешить свое уязвленное самолюбие, возможно даже открыть в себе что-то новое, но лишь для того, чтобы затем вновь вернуться назад в свою серую скучную обыденность, представлявшейся мне как один бесконечный праздник, бывший на самом деле не более чем очередным заблуждением, перевиранием всего. Но это продолжалось лишь несколько секунд. Старое всколыхнулось лишь, для того чтобы вновь потонуть где-то глубоко в развалинах прошлого. Теперь уже навсегда. Это было пятном прошлого, ненадолго затуманившим сознание, но не достаточно сильным, чтобы удержаться и закрепиться. Чтобы восстановить свои силы, свое действие и меня. Новая истина свергла ее, низринув в пучину памяти, сделав лишь воспоминанием. Одним из многих в том малом, что у меня осталось. А слабая попытка была лишь способом защиты от того, что навалилось на меня. Скрыться от неожиданно открывшейся мне реальности всего происходящего. Возможностью вернуться к беззаботной жизни без размышлений и без вечных проблем. Незнание дарит успокоение. Оно как удавка овивается вокруг шеи, но ты не только не пытаешься ее скинуть, но и рад этому. Всячески ее поощряешь.
   Но к чему сейчас об этом. Это было, казалось, так давно. От своей я уже избавилась. А за остальных людей, к счастью, не в ответе. Каждый находит то, что ищет.
   Неожиданно подступили слезы. Я думала, что уж они то оставят меня в покое. Что мне уже все безразлично. Но это был очередной обман. Когда рушится все, что имело для тебя значение, не так-то просто забыть об этом. Свыкнуться с новой реальностью, с новой мыслью, с новой жизнью. Приспособиться, стать новой в новом. Ведь все исчезло, оставив после себя лишь жадную черноту пустоты и одну меня посреди этого бездонного пространства. И сейчас мне было необходимо все начинать сначала. Все возводить с нуля.
   Слезы подступили с новой силой. Но это были слезы не жалости, а грусти и скорби по утраченному, по умершему. И если это их не стоит, то, что же тогда достойно. Слезы, как падающие с неба звезды осветили меня в моей пустой жизни.
   Это не мир стал другим, это я стала воспринимать его по-другому. Между мной и остальными людьми прошла еле заметная стена отчуждения и непонимания. Я знала, что не одинока в этом. Есть и другие, которые, так же как и я лишились всего. И словно дрейфующие баржи в океане, плавали сейчас в пространстве жизни и не знали, куда деть себя, всюду натыкаясь на таких людей, которыми и они были когда-то, и с которыми теперь у них нет ничего общего кроме прошлого.
   Одним большим глотком я допила содержимое кружки и со стуком поставила ее на стол.
   Меня стало мутить от всего выпитого. Стало противно за саму себя. Никогда не уважала людей, ищущих свободу в выпивке, прибегающих к ней как к последнему средству, как к лазейке из неизбежного. Но она всякий раз приводила обратно. И так повторялось снова и снова. Пока сознание не сгорало либо не могло больше мириться с этой неизбежностью. И человек исчезает навсегда. А вот он есть, а вот его нет.
  
   Мне вчера попало по первое число. Конечно, я замела все следы своего пьянства. Но пропажу алкоголя заметили почти сразу. Да и вечером после попойки мне было плохо. Почти весь его я провела в ванной. Твердо решила после такого, что больше не буду так делать. Да, было ощущение легкости. На некоторое время даже стало хорошо. Но потом еще хуже. И чем дальше уходишь, тем больше требуется. А на это я согласиться не могла. Ну, уж нет. Только не так. Не сейчас. После всего это было бы верхом глупости. Осознание горело ярким пламенем, а я пыталась его заглушить, залить спиртным. Реветь от одиночества, зная, что никто больше не поймет. Никто не утешит. Никому не будет до меня никакого дела. А ведь именно сейчас мне так важно было получить чью-то поддержку, чтобы меня, если не поняли, то просто выслушали. Молчаливо, пускай это и будет всего лишь иллюзией понимания. Но лишь бы не строили рож, не смеялись и не тыкали пальцами, выставляя на посмешище. Этого мне не пережить. Лучше скрываться и скрывать, чем получить плевок.
   'За правду раньше забивали камнями, - вспомнилась мне одна история из Библии, - И камни бросали все: взрослые и дети, женщины и мужчины'.
   Звезд с небес я не хватала. Конечно, камнями меня забивать никто не собирался, но и понимания со стороны близких мне когда-то людей вряд ли удастся найти. Меня попросту сочтут не совсем в уме, нездоровой. Начнут сторониться, смотреть на меня с жалостью. А потом просто упекут куда-нибудь подальше для собственного спокойствия и облегчения. А ведь мне это совсем не надо. Там я буду лишней. Ведь я не такая. А просто знаю правду. Теперь. Я знаю основу, и знаю смысл. Но не знаю, как применить все это к себе. И кто теперь я, мне тоже не известно. Была личностью, а стала никем. Я в поиске себя. Тщетные усилия понять эту простую истину доставляли мне боль.
   'Неужели мне теперь так и придется мучиться до конца дней своих'.
   Я потеряла себя. Свою индивидуальность. Я не знаю себя. Я похоронила это так глубоко, что вытащить на свет, наружу нет никаких шансов. Быть может, произойдет чудо или мне повезет. Но одна я не справлюсь. Мне нужна помощь.
   'Завтра нужно вернуться к жизни. Завтра нужно выйти из дома. Придти в институт, встретиться с ними. Всеми. Но как себя вести, что говорить, что делать? Я не знаю'.
   Меня охватила паника. Я закусила губу от отчаяния, от остроты этой мысли, что, словно вспышка, высветилась в сознании. С этими мыслями я и уснула.
  
   Я смотрела прямо на него. На того человека, к которому, как мне казалось, до недавнего времени я испытывала некие чувства: привязанность, симпатия, возможно, что и больше. Но это было так давно. С тех пор прошла целая жизнь. Я сидела на своем месте и просто смотрела на него. И не испытывала ничего, кроме странного чувства. Его нельзя было описать. Оно ему просто не поддавалось. Странное и доселе неизведанное, придавало всему привкус незаконченности, еще большей непонятности.
   'Он был мне нужен. Я нуждалась в нем. В его понимании и защите. Я готова была посвятить ему себя. Но сейчас я смотрю на это как бы со стороны. Словно это все было не со мной. А всего лишь немой участник закрытого показа треволнений чьей-то души'.
   Сейчас я была абсолютно спокойна и смотрела на него без всяких чувств и эмоций. В моей душе не шевельнулось ничего. Лишь непонимание от того, как может сильно измениться человек за столь короткое время. Стать другим или застыть на промежуточной стадии, как и произошло со мной. Когда я была кем-то и перестала им быть, но еще и не нашла новую себя. Не осмыслила, не превратилась. Зависла посредине, не зная, что делать. Может, в таком состоянии вполне естественно не испытывать никаких чувств.
   'Вправе ли я теперь претендовать на него? - спросила себя, - Я могла быть с ним, пока была личностью. Но сейчас, пока я не разберусь в себе, пока я не приму новую личину и не сольюсь с ней в единое целое, я не имею на это право. Я никто для себя, а уж для него и подавно. Зачем ему серость и пустота'.
   От этих мыслей мне стало не по себе. Но, в сущности, это было правдой. И от этого никуда не деться. Придется забыть обо всем и выйти в мир лишь после того, как я разберусь в себе. Решу, кто я теперь и на что имею право, а на что нет. Чего я лишилась, что приобрела. Что стоит забыть, а что стоит переосмыслить, что можно оставить, а от чего навсегда отказаться. Это будет долго, и будет стоить немалых усилий. Но это было просто необходимо. Иначе я навечно буду заточена в темницу своего 'Я'. И мой путь только начат, этого самое начало. И чтобы найти себя и добраться до цели мне предстоит понять себя, узнать ту, кем я всегда была где-то в глубине своей безмерной души. Что было раньше невесомо незаметно, а теперь тянет меня как камень вниз.
   Неожиданно у меня разболелась голова. Она в один миг превратилась в огромный раскаленный шар, внутри которого что-то сжималось и расширялось. И это было невыносимо. Против воли я издала короткий стон. Все внимание тут же было обращено на меня.
   - Тебе не хорошо? - поинтересовалась преподавательница.
   Я не нашла в себе сил ответить, лишь слегка качнула головой, что не прошло бесследно, и моя голова взорвалась новой волной адской боли.
   Ничего не видя и никого не слыша, я собрала свои вещи и под сочувствующие взгляды вышла из кабинета. Прочь от всех. Я хотела только одного - быстрее попасть домой, и лечь в постель. Попытаться унять эту боль, заглушить. Но она терзала меня с все возрастающей силой. Казалось, что ничто не способно ее удовлетворить, заткнуть, насытить.
  
   Я стояла в коридоре и смотрела на свое отражение в зеркале. Долго, пристально, изучающе. На свое лицо, глаза, губы, нос. Подмечая любую мелочь, любую деталь. Изучая каждое проблемное и удачное место. Не скажу, что я красавица. Не хочу врать. Но и никакой меня тоже не назовешь.
   'Симпатичная', - таков был мой окончательный вердикт.
   Неожиданно меня охватило какое-то странное чувство. Не злость, но что-то очень близкое к ней. Поддавшись порыву, я достала косметичку. Найдя самые темные тени и подводку, я принялась себя раскрашивать. Двойной слой туши, тени и подводка снизу и сверху. На губы я нанесла яркую красную помаду. Посмотрев на себя в законченном варианте в зеркало, слегка оторопела. Я понравилась себе. Сейчас мои глаза были яркими и завораживающими, почти гипнотическими. Я смотрела прямо и зло, чуть наклонив голову так, что взгляд получался как бы исподлобья. Кроваво красные губы изогнула пренебрежительная ироничная ухмылка, что сделало образ законченным. Откинув голову назад, я взмахнула копной волос и негромко рассмеялась. Настроение стало игриво-агрессивным. Я почувствовала себя шикарно. Думаю, в таком виде меня вполне могли бы утвердить на роль роковой красотки в каком-нибудь фильме. Или на роль стервы-злодейки. Пожалуй, последняя подошла бы даже больше. Не тянула я сейчас на добрую и сладенькую девицу, помогающую главному герою.
   Головная боль вернулась неожиданно, в одну секунду. Вот ее не было, и голова была кристально чиста и свободна, а вот она появилась и расколола мир надвое. И сразу все стало ненужным, мелочным, суетным. Я посмотрела в зеркало и не узнала себя.
   'Боже, кто это? Я не знаю ее', - я закрыла отражение рукой и отвернулась не в силах больше на него смотреть, как будто именно оно было причиной этой адской боли.
   Из глаз потекли слезы, я резко стерла их, размазывая по лицу вместе с косметикой. Тушь, тени, подводка, и соленая влага все смешалось и противной тягучей массой застыло на щеках. Было противно от этого и от себя самой. В эту секунду я ненавидела себя. Отняла ладонь от зеркала, где остался жирный отпечаток, и посмотрела на себя вновь.
   - Я ненавижу тебя! - гнев смешался с отвращением, - Ненавижу!
   Я сползла по стене на пол и обхватила голову руками. Было ощущение, что она увеличилась в объеме во много раз и вот-вот лопнет. Это было невыносимо. Внутри что-то стонало и выло. Сердце защемило. Я не понимала, что происходит. Я готова была биться головой об стену лишь бы прекратить эти мучения. Это было невыносимо. Во много раз сильнее и мучительнее, чем когда-либо. И оно крепким обручем обхватило меня с головы до ног. Впилось словно изголодавшееся чудовище всеми сотнями тысяч своих зубов.
   В последнее время это стало моим нормальным состоянием. Сон и головные боли. Но не так, как сегодня. Даже отдаленно не так. Ну, позудит немного, поломит виски. Но сейчас было ощущение, что в голове у меня пульсирует раскаленная игла, и она входит все глубже и дальше. Одновременно с ней бьет огромный молот, и этот звук пробирает до самого естества.
   Я встала и прошла на кухню, принять обезболивающее. Походка была шатающейся нетвердой. Мир стал каким-то другим. Все плыло у меня перед глазами, стало каким-то нереальным, ненастоящим. Аккуратно по стеночке я дошла до кухни. Дрожащими руками достала пачку таблеток, налила стакан воды. Опрокинув на себя половину содержимого, мне все же удалось выпить лекарство. С громким стуком поставив стакан в мойку, я направилась в свою комнату.
   Это было огромным ни с чем несравнимым облегчением. Я лежала, ощущая, как боль нестерпимым всепожирающим пламенем прокатывается у меня под кожей. Я даже начала к ней привыкать, а может начало действовать обезболивающее. Я подняла глаза к потолку. Вместо забавных улыбающихся звездочек я увидела что-то расплывчатое, непонятное, зыбкое. Я прищурилась, силясь разглядеть, но это оказалось мне не под силу. Глаза стали закрываться, сон наступал на меня, и не было сил противиться ему.
   'Я приняла слишком много таблеток', - мысль вспыхнула и погасла не оставив после себя ничего.
  
   Ничего, ничего, ничего. Кроме густой непроницаемой ночи. Она была безвкусной и бесцветной. Там не было жизни, света, чувств, ощущений. Сознание холодное и пустое было всего лишь гостем. Случайным путником, ставшим на долгую секунду вечности частью этой безмолвной густой ночи. Заразившись его невыразительностью и беспечностью. Здесь было пусто. Вернее здесь не было ничего кроме пустоты.
   Здесь не было законов, правил и принципов. Жизнь исключалась здесь как нечто чужеродное и ненормальное, совершенно неестественное. Одиночество вселяло страх. И боязнь остаться здесь навсегда. Одной, одному, одним...
   'А кто это я?'
   И действительно, кто? Это было непонятно. Знаний об это не было. Воспоминаний не было. Сознание было абсолютно чистым. Оно ничего не помнило, ничего не знало. Кто оно, где оно, что было, что есть, что будет дальше, почему и зачем. Все это было далеко и непонятно. Но это не интересовало. Единственным чувством был страх. Страх пустоты и одиночества. Остаться здесь, значит погибнуть. А что значит жизнь? Вопросов было много. Они рождались и умирали, так и не находя ответов. Как ростки, посаженные слишком глубоко, так и не сумевшие пробиться сквозь толщу земли к свету.
  
   Но потом пришел холод. Неожиданно внезапно. Без предупреждения, без переходов. Вернулись чувства и ощущения. Темнота стала светлеть. Ночь стала вечером.
   Я открыла глаза и увидела звезды на темном вечернем небе. Как было на потолке в моей комнате, где я заснула. Но это была не моя комната, а звезды висели не на потолке. Это было небо. Краем уха я слышала, как неподалеку поют цикады. Я ощутила ветер. Холодный и порывистый, ему не было дела до чужих проблем. До людского счастья, горя, обиды. Он был сам по себе. Он не принадлежал миру, но мир принадлежал ему. Ему надо было успеть объять его, облететь, обнять своим ледяным всепроникающим естеством.
   Холод был первым, что я почувствовала, приходя в себя, возвращаясь в реальность. В сердце закралось недоверие и легкое удивление.
   'Откуда холод? И почему я лежу под открытым небом?' - два этих вопроса были мне непонятны и вызывали смутную тревогу.
   Я с облегчением заметила, что головная боль прошла. Без остатка, она просто испарилась, как будто ее и не было никогда. Это событие чрезвычайно меня обрадовало. Но нужно было разобраться с двумя вопросами, не дававшими мне покоя. Все это время я продолжала лежать без движения, глядя в звездное небо.
   Холод усиливался, по телу побежали мурашки, а кожа покрылась гусиной кожей.
   'Если я сейчас не встану, то околею и умру'.
   Эта мысль меня подстегнула и я нашла в себе силы, чтобы встать. Каково же было мое удивления, когда я поняла, что нахожусь в лесу. Да-да именно в лесу. Я уснула в своей комнате на кровати, а очнулась в лесу. Темный и дремучий, он окружал маленькую полянку, на которой я в данный момент находилась.
  
  НАЧАЛО
  
   Колени задрожали, и девушка вынуждена была опуститься на землю, чтобы не упасть. По телу вновь пробежала дрожь, но уже не от холода, а от страха. Она все еще не понимающее смотрела на стволы деревьев, на колыхающиеся на ветру листья, на мягкую травку. Единственная и правильная мысль все никак не могла окончательно сформироваться в ее голове во что-то законченное и определенное.
   'Где я?' - девушка закрыла глаза и вдохнула полной грудью.
   Вновь открыв глаза, она закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Страх накатывался на нее, грозя навсегда погрести под собой, лишить разума и сил.
   'Может, я сплю. Ведь я уснула'.
   Но она не верила этой мысли. Она чувствовала себя, прикосновение травы к телу, холодные объятия ветра. Она слышала его голос в кронах деревьев. Ощущала его дуновения. Она жила, а не спала. В этом не могло быть ошибки.
   'Кто я?'
   Девушка подняла руку и внимательно рассмотрела ее. Но это была именно ее рука. Изящная кисть с тонким запястьем и маленькими, казавшимися хрупкими пальчиками. На месте был и шрам на указательном пальце, след ее любопытства. Это была именно ее рука, ее ладонь, не зверя, не инопланетянина, не другого человека.
   Девушка задышала чаще. Голова закружилась. Она не могла понять, как очутилась в лесу. Но то, что это не сон, она убедилась. В ней проснулась маленькая девочка, которой отчаянно захотелось разрыдаться и позвать маму. Она всхлипнула и тыльной стороной ладони протерла увлажнившиеся глаза.
   Она ничего не понимала. Не могла понять. Не хотела понять. Девушка кинулась лицом в траву, стремясь закопаться в ней, спрятаться, чтобы больше не видеть темного леса, в котором она оказалась непонятным образом. У нее началась истерика. Она плакала, рыдала, стонала, кричала, сжимала пальцами траву, вырывала ее с корнем, даже не понимая, что делает. Она била кулаками по земле, извивалась всем телом. Уставала и затихала на некоторое время. Но потом все начиналось сначала.
  
   Она не знала, сколько прошло времени. Минута или час, день или неделя. Когда истерика оставила ее ослабевшее тело, ничего вокруг не изменилось. Девушка очнулась в ночном лесу, в нем она была и до сих пор. Ей надоело сидеть на одном месте. Она встала и пошла куда-то вперед. Она не знала куда идет, но ей было все равно. Это место было ей незнакомо, так какая разница куда идти, если все равно не знаешь направления. Темнота не была абсолютной. Было отчетливо видно примостившиеся вдоль тропинки, по которой шла девушка, кустики и возвышающиеся за ними стволы высоких деревьев. Посеребренная лунным светом травка, приникшие к земле с закрытыми на ночь венчиками цветы.
   Это была обычная ночь в ни чем непримечательном лесу. Природа выглядела вполне естественно и обыденно. Не увязывалось только одно, ее таинственное появление здесь.
   Но она уже начала смиряться со своим пребыванием. Девушка решила проанализировать свое состояние. После истерики она почувствовала себя гораздо лучше. Выплеснув все негативные эмоции, словно досуха выжав мокрое белье, она почувствовала спокойствие. В ней появилось даже некоторое любопытство. Она верила что, чтобы не происходило это не просто так, а имеет какой-то смысл. В данном случае она его не находила. Но это до поры до времени. Девушка верила, что скоро дойдет до этого и поймет, почему очутилась здесь. Конечно, это могло показаться сущим бредом. После всего, что с ней произошло. Девушка, уснув, вдруг очутилась одна одинешенька в лесу.
   Она не чувствовала больше холода, ветер улегся, а может, улетел в другие края. По правде, говоря, она вообще больше ничего не чувствовала. В теле была легкость, она чувствовала себя свободно и комфортно. Не было ни головных болей, ни жара во всем теле, ни сонливости, сопутствующих ей все время. Она шла, словно парила. И это было странно. Люди обычно так себя не чувствуют. Их всегда что-то тяготит. Чувство дискомфорта, тяжесть собственного тела, мелкие неудобства в виде затекших мышц, зудящей легкой боли в теле, усталости. У нее же все это отсутствовало.
   'Может, я все-таки сплю', - девушка еще раз пересмотрела свое положение.
   И готова была склониться в пользу этой мысли, если бы не одно обстоятельство. Она не чувствовала собственного тела, голода или жажды, но у нее осталось все остальное. Она чувствовала шероховатость коры деревьев, мягкость травы, остроту камней, она не чувствовала свое тело, но ощущала себя в этом мире. И он не был сюрреалистичным. Он был настоящим. По всем законам и правилам бытия. Два этих взаимоисключающих несоответствия вызывали удивление.
   'Значит так должно быть, - смирилась девушка, - Я все узнаю. Ответ ждет меня впереди'.
   Она поняла, что сопротивляться, а тем более сходить с ума бесполезно. Этим она ничего не добьется. Лишь сделает себе хуже.
   'Возможно это то, в чем я нуждаюсь больше всего на свете. И мне это необходимо. Я гоню это от себя, мечтая, вновь очутится в своей постели, чтобы проснуться в мире чужом и враждебном мне'.
   Девушка не помнила, что ждало ее там. Все, что произошло за последнее время. Но смутное ощущение тревоги и опасности осталось. И сейчас ей дана была передышка, способ отойти от того, что невыносимой тяжестью повисло на плечах и тянуло, тянуло. Быть может, это было плодом ее воображения. Средством защиты, чтобы не потеряться, не заблудиться.
   'Но не могу не признать, что довольно странный способ уйти от реальности, - девушка была немного озадачена, - Почему именно так. Ночной лес. Почему не иной мир. Мир, где жизнь бы текла по моим правилам. Где жизнь подчинялась бы ритмам моего сердцебиения. Где было бы все так, как и должно'.
   Девушка неожиданно смутилась. Она поняла, что захотела слишком многого. Мечты были мечтами. И они никак не вязались с тем, что ей действительно было сейчас необходимо. Сознание, породившее место, где она находилась, лучше знало, что требовалось. А требовалось ей обрести себя, найти свой единственно верный путь в этом мире и образ.
   'Нет, образ, маска были раньше. Я отошла от этого. Теперь мне нужно найти себя'.
   Медленно, но смысл всего происходящего стал доходить до нее. Это было необычно, это было дико. Но именно она была создательницей этого места. Она сама запустила этот механизм. И только она одна могла заставить его остановиться. Но для этого надо было кое-что сделать. Девушка пока не знала как. Но она была готова идти и искать, и ждать.
  
   Тропинка вывела ее на большую поляну. Открытое пространство подействовала на девушку угнетающе. Высоко в небе висела полная бледная луна. Сегодня она была ее маяком, проводником в этом таинственном мире. Девушке было непонятно почему именно ночь, почему луна, а не день и солнце.
   'Хотя, может оно и к лучшему. Кто знает'.
   Ночь была создана для того, чтобы сорвать все маски. Ночь - истина и проводник всего настоящего. По ночам люди становятся такими, какие они есть на самом деле. Они снимают маски благообразности, чтобы погрузиться в манящий мир собственного произвола и своего 'я'. Вытащить на поверхность свои глубинные и потаенные желания, которые вновь потонут, лишь покажется над горизонтом игривый солнечный лучик. Днем - игра, а ночью - жизнь.
   Она решила больше не думать об этом. А использовать то, что есть. Думать ей надо было не над этим. Главный вопрос звучал не так.
   В атмосфере этого мира не было ничего враждебного и угнетающего. Это был не враг, а помощник. И он, похоже, был абсолютно пуст. Здесь не было птиц, не было зверей. Не видно было и следов присутствия людей. Хотя прошла она довольно мало, и нельзя было утверждать этого с полной точностью и убежденностью в правоте своих суждений. Она не знала куда идет. Просто шла в одном направлении, выбранном наугад, особо не задумываясь.
   'А может, и нет'.
   И всюду ее вела тропинка. Узкая и изгибающаяся, она была ее волшебным клубочком из сказки. Она не появлялась и не исчезала, просто была. Девушка все ждала, когда же начнется рассвет, и ночь сменит утро, а затем и день. Но этого все не происходило. А девушка все шла и шла веред по тропинке в лесу.
   'Я надеюсь, это не замкнутый круг, по которому мне придется ходить до бесконечности, как Минотавру в лабиринте'.
   Девушка вскоре решила отдохнуть. За все время пути она не нашла ни единого намека на выход отсюда. Лес не становился густым и дремучим, но и не редел. У девушки уже начинало складываться ощущение, что она ходит по одним и тем же местам. Одинаковые деревья, одинаковые кусты, цветы. Все спящее, безжизненное, угнетающее. Девушка опустилась на траву, и оперлась спиной о ствол дерева.
   Лес не хотел ее выпускать, но почему. Это ей предстояло понять. То, что все это было ее созданием, порождением ее фантазии, она уже поняла. Но что за всем этим скрывалось. Почему лес, и почему он стал таким враждебным к ней. Девушка посмотрела на молчаливые ветви. Ей показалось, что лес неуловимо изменился. Не в лучшую сторону. Казалось, что деревья придвинулись к ней, кусты выросли, и все наполнилось чем-то недобрым, негативным. Девушка закрыла рот рукой, чтобы не закричать. Она зажмурилась, как делала это в детстве, когда ей становилось страшно.
   'Это все я виновата. Когда сказала, что лес мой друг, так и было. Но стоило мне подумать, что он стал враждебным, и все изменилось. Происходит все, о чем я думаю. Я могу управлять этим. Моя фантазия. Моя выдумка'.
   Девушка захотела, чтобы лес вновь стал таким, каким был раньше. После секундной заминки она открыла глаза. И увидела, что все вновь изменилось. Она действительно могла менять все по своему желанию. Обрадованная этим, она пожелала выйти из леса. И тут же двинулась в путь. Не сделала она и двух десятков шагов, как впереди замерцал просвет между деревьями. Пока еще еле видимый, но чем ближе девушка к нему подходила, тем более явственный, он манил ее к себе. Она радостно улыбнулась.
   Девушка раздвинула гибкие ветви и очутилась на невысоком холме. Узенькая дорожка, петляя и изгибаясь, спускалась вниз, приглашая гостью последовать за ней. Девушка не стала упрашивать себя дважды, быстро двинулась по ней вниз. У подножия холма раскинулась очень живописная картинка. Большие зеленые кусты с неправдоподобно яркими цветками, чей аромат уже трепал ноздри путницы, скрывали в своей глубине небольшое идеально круглое озерцо. В свете полной луны оно сверкало чистым серебром, завораживая взгляд. Мерный плеск воды и легкий шорох листвы навевали спокойствие. Так там было красиво и уютно, что девушке немедленно захотелось опуститься на землю, и дать телу утонуть в мягкой шелковистой травке, дать успокоить себя, убаюкать.
   За этими мыслями гостья неожиданно почувствовала сильное желание так, и поступить и она не стала сопротивляться. Поддавшись порыву, пошла прямо к озеру. Аромат цветков окружил ее плотной пеленой, от чего слегка закружилась голова. Но это неожиданно оказалось приятно, и девушка сдалась на его милость. Она опустилась на землю прямо к самому озеру. Буйно разросшаяся зелень доходила до самой кромки воды и чуть ли не опускала туда свои листья. Оглянувшись назад, девушка заметила густой темный лес, из которого она только что вышла. Сейчас он показался ей таким одиноким и покинутым, словно она была единственным живым существом, за долгие годы оказавшимся в его нутре. И стоило ей выйти, как лес утратил всякий интерес, пожух, съежился и впал в спячку.
   Девушка повела плечом и отвернулась. Придвинувшись поближе, она взглянула в глубь озера. При ближайшем рассмотрении оказалось, что вода в озере черная. Этот факт неприятно поразил гостью. В голове сразу возник нестройный ряд мыслей и ассоциаций, но они настолько быстро проносились, что она не успевала зацепить и осмыслить ни одну из них. Единственное, что она поняла, что черный - это цвет тревоги и ей нужно быть с ним осторожней.
   Девушка отползла подальше от воды. Так почувствовала себя намного лучше и даже в некоторой безопасности. Что позволило ей дальше трезво рассуждать.
   'Она не обязательно черная. Просто ночью цвет меняется', - но чувство тревоги не пропадало.
   Посмотрев на озеро, девушка вновь приблизилась к кромке воды и взглянула на свое отражение. На поверхности озера отразилось тоже, что и в зеркале, когда она была дома, в реальном мире. На ней была та же одежда. Словно она никуда не пропала, а просто прогуливается по реальному лесу.
   'Ну, не голой же мне сюда переноситься, в конце концов', - не совсем уверенно подумала девушка.
   Чем дальше она заходила, тем все более непонятным становилось то, что ее окружало. Девушка до сих пор не могла взять в толк, почему ночь и почему лес. Почему нигде никого нет вокруг, и почему она так боится черного цвета. Вопросы кружили в голове как стая пираний и терзали ее. Но ответа на них все не находилось.
   'Я могу менять эту реальность. Это мой мир. Но почему я не могу его контролировать?'
   Это, пожалуй, был одним из главных вопросов. Но лишь на него у девушки был ответ. Она запуталась в собственной жизни. Она поняла, что не жила все это время, что потерялась. Реальность вовсе не такая уж радужная картинка, как ей всегда казалось. Но она предпочитала этого не замечать. Жила хлопотными и пустыми мелочами, не замечая всего, что проплывало мимо и что действительно имело смысл. Обычная девчонка, которая хочет стать своей в любой компании, иметь успех и привлекать внимание. Но для этого нужно на все закрыть глаза и делать лишь то, что от тебя хотят, что от тебя ждут. Именно так все и было. И именно поэтому все сейчас порожденное ее сознанием, не могло быть ею понято. Это можно было бы назвать раздвоением личности. Она настоящая помогала себе заблудшей, мечтая, чтобы они встретились и объединились, срослись в одно целое. Чтобы дальше продолжать жить вместе. Вернее начать жить по своим законам, по своим правилам. Не для кого-то, а для себя. Именно поэтому была ночь, был лес, и было озеро. И, черт возьми, это было правдой. Это было самой реальной реальностью.
   'А если я не смогу, - неожиданно к горлу подкатил комок, - Если уже слишком поздно'.
   Но она и так знала, что будет тогда. Это станет ее домом. Она будет вечно блуждать по окраинам своего сокровенного. Собственное 'я' сыграет с ней злую шутку и станет ящиком смерти. И так будет вечно, пока ее сознание медленно не погаснет, не умрет. И тогда наступит новая вечность.
   Из уголка глаза медленно вытекла слезинка. Она быстро пробежала по щеке и упала в озеро, вызвав рябь на спокойной глади.
   Девушка вытерла щеку и стала часто-часто моргать, чтобы не дать прорваться намечающемуся потоку слез. Но тут она увидела, что там, где исчезла слезинка, что-то блеснуло. Яркий золотистый свет шел со дна, пытаясь пробиться к ней сквозь толщу воды. Девушка удивленно моргнула. Протянув руку, она на секунду остановила движение. Ее рука замерла над самой водой, а потом уверенно нырнула, прорезая толщу озера, чтобы добраться до неизвестного предмета. Она ощупывала пальцами дно. Рука погрузилась в воду по локоть. Ее пальцы безрезультатно шарили, а чувство опасности становилось все острее и острее. Ей начало казаться, что вода вокруг ее руки становится все чернее и чернее, и с ней происходило что-то странное. При погружении она казалось ласково теплой, но чем дольше, она держала руку под водой, тем холоднее становилось.
   'Быстрее, пожалуйста, быстрее', - умоляла она неизвестно кого.
   Мертвенный холод коснулся пальцев и начал медленно взбираться по руке выше. Девушка переставала чувствовать те места, которых он касался. Но неожиданно удача улыбнулась ей. Она нащупала онемевшими пальцами искомую вещь. Быстро выдернув руку, девушка вскрикнула от неожиданности и страха. Она от кончиков пальцев до запястья стала бледно голубого цвета, как будто была заморожена не один год, а долгое время. Она застыла и не желала двигаться. Зажатый в ладони предмет никак нельзя было извлечь и девушке предстояло только ждать, когда рука оттает. А призывное золотистое сияние, пробивавшееся через пальцы, продолжало манить и подогревать интерес.
   Девушка не без злости взглянула на озеро. Оно вновь приняло безмятежный вид. Чернота, сгустившаяся у берега, бесследно рассеялась. Казалось, что ничего и не произошло здесь несколько секунд назад.
   Девушка нервно сглотнула. Ей, почему пришло сравнение с затаившимся до поры до времени хищником, который мгновенно впивался в жертву, стоило ей неосторожно подойти слишком близко. И если той удавалось спастись, вновь принимал выжидательную расслабленную позу, чтобы повторить попытку. Но девушка не собиралась давать второй шанс.
   'Это же озеро. Обычная вода. В ней не может быть разума, - пыталась она убедить себя, но тут вдруг пришла новая неожиданная мысль, - Но ей можно управлять'.
   Рука постепенно оттаивала и принимала свой обычный вид. Девушка дождалась того момента, когда пальцы начали шевелиться, и разжала ладонь. Таинственный предмет, звякнув о камешки, замер в траве. Девушка склонилась над ним, чтобы получше рассмотреть добычу. Разочарование вспыхнуло в ее глазах и тут же сменилось равнодушием. То ради чего она чуть не отдала руку, оказалось всего-навсего монетой. Золотым кругляшом. Хотя она даже не была уверена действительно ли она золотая.
   Девушка откинулась на спину и лежала, глядя в ночное небо. Луна вновь скрылась за тучами, погрузив все во мрак. Девушке захотелось посмотреть, какой вид приобрело озеро, но настолько была опустошена, что на это не было сил.
   'Странно, что в мире, созданном мной же или моей частью, есть то, что опасно и может меня погубить. Интересно, а если со мной что-нибудь случится здесь, я умру?'
   Это был риторический вопрос. Ответ на него она знала изначально. Потому ее так и разочаровала история с монетой. Она надеялась вытащить что-нибудь по-настоящему ценное, что могло бы помочь ей разобраться в сложной ситуации, натолкнуть на какую-нибудь мысль, или быть подсказкой.
   'Ну, и что мне с ней делать? И откуда она вообще взялась?'
   Но цепочка слеза-монета тут же выстроилась у нее в голове. Конечно, это было странно и неправдоподобно. Но девушка находилась сейчас в таком месте, где могло произойти все, что угодно. И этот случай вовсе не тянул по местным меркам на экстраординарный.
   Девушка зажмурила глаза и представила себе небольшой мешочек-кошелек. Открыв глаза, она увидела прямо перед собой то, что только что представила. Удовлетворенно кивнув, она взяла монету и положила ее в кошелек, который привязала к петле джинсов.
   'Выстраданная монета'.
   Мысль была неожиданной и давала объяснение происхождению монеты. Но девушка больше не стала над этим думать. Луна вновь осветила землю, и девушка решила продолжить путь.
  
   'Держаться подальше от черного', - напомнила себе девушка.
   У нее ничего не было. Но она ни в чем и не нуждалась. Она искала, но пока не знала что. Могла управлять окружающим миром в определенной степени. Некто ей помогал, это она чувствовала. Но что-то или кто-то мечтало ее уничтожить. Это вся информация, которая имелась у нее на данный момент.
   'Неплохо для начала'.
   Девушка обогнула островок смертельного рая и двинулась по узенькой тропке мимо склона, на котором рос лес. Она думала, что оставила его позади, но не тут-то было. Он спустился со склона и облепил с обеих сторон дорогу, по которой шла девушка. Но в нем не чувствовалось враждебности, как это было при взгляде на черное озеро. Скорее наоборот, лес был другом и союзником и мог ее защитить. Девушке неожиданно захотелось вновь зайти под сень листвы, но она сдержалась. Если так и будет все время сидеть в лесу, то ничего этим не добьется. А ей необходимо было ответить на главный вопрос: зачем она здесь.
   Тропинка постепенно расширялась и вскоре превратилась в довольно широкий тракт, по которому вполне могли проехать бок о бок несколько тележек. Девушка чувствовала себя такой одинокой. Она шла по пыльной дороге и зорко осматривала окрестности, все надеясь набрести на людей. Но впереди была все та же дорога. Не было видно ничего кроме бескрайнего неба.
   'А если сойти с тропинки и пройти лес насквозь?'
   Эта мысль уже и раньше приходила девушке в голову, но она никогда не задумывалась над ней всерьез. Но как бы не хотелось это сделать, как бы интересно не было, она знала, что делать это ни в коем случае нельзя. Иначе дорога могла пропасть. А это было единственным ключиком. Она вела ее к разгадке самой главной тайны. И было бы непростительно глупо махать на нее рукой и уходить куда-то по своим делам. К тому же неизвестно смогла бы девушка найти путь на тракт вновь, однажды с него сойдя.
   Девушка шла и шла вперед. Она не знала, сколько прошло времени. А дороге не было видно ни конца, ни края. И на горизонте также ничего не было видно. Хотя ночью это не днем. Единственное, что хоть как-то напоминала нормальное течение времени, это было закатывание луны за тучки. Они набегали резко в один момент. Вот небо было абсолютно чистым, и только одинокая полная луна светила на землю, да несколько звездочек было разбросано по синему полотну. Но это было непродолжительно, и девушка не могла с точностью сказать, на какое время луна выходит из-за туч, и насколько они ее закрывают. Это все было произвольно и подчинялось своему определенному счету и ритму.
   Девушка не чувствовала усталости, но догадывалась, что это временно. Это было подобием реального мира, а значит, минимальные законы должны здесь действовать. И потому она так спешила дойти куда-нибудь по дороге. Ей не нравилась перспектива останавливаться на отдых прямо на пыльном тракте. Лес манил своей прохладой и обещал чувство защищенности, но и туда она не могла пойти, помня чувство тревоги при желании сойти с дороги.
   А потом пришел какой-то звук. Нечто постороннее вторглось в ее сознание. Сейчас здесь, лишенное всякого смысла и осознанности, оно было диким и чуждым. Этот звук породил сотню ощущений и воспоминаний. Что-то стало восставать из прошлого, из какой-то жизни. Он отвлек девушку от раздумий и породил череду вопросов и недоумение.
   Девушка оглянулась, но ее взору предстала только небольшая пыльная тучка где-то позади. Возможно, еще довольно далеко, чтобы она смогла разглядеть что это. Недоумение сменилось радостью.
   'Может, это человек. Было бы неплохо. Очень скучно все время быть одной в таком мире, где нет ничего. И даже самый легкий звук здесь редкий гость'.
   Она чувствовала себя странно и нереально, но что-то постоянно напоминало, что это не так. И все, что перед ней - реальность, пускай и несколько иная, чем та, к которой привыкла девушка.
   Звук был равномерным, почти механическим. Сознание услужливо подкинуло аналог - топот копыт.
   'Лошадь! Это лошадь. Точно. Значит должен быть управляющий этой лошадью', - девушка улыбнулась.
   Но радость тут же испарилась, уступив место опасениям. Она отчетливо вспомнила черное озеро. Не все в этом мире было настроено дружелюбно по отношению к ней. Черный цвет - цвет опасности, а возможно и гибели. Девушка захотела спрятаться. Она затравленно посмотрела на лес и оглянулась, чтобы оценить, насколько близко уже неизвестный. Первой ее мыслью было спрятаться в лесу, переждать пока опасность пройдет мимо. Если опасения подтвердятся, она будет невидима и недоступна. Если же нет, то выйдет навстречу неизвестному.
   Но девушка не стала этого делать. Это был ее мир, пускай и отчасти. А у нее была важная миссия. И она готова была постоять за себя, если это потребуется.
   'Лишь бы он был не черного цвета', - как заклинание повторяла девушка, следя за приближением неизвестного.
   Она решила не стоять на месте, чтобы не терять времени. А спокойно идти дальше в своем направлении. Лишь изредка по мере приближения звука, она поворачивала голову, чтобы посмотреть, насколько сократилось расстояние. Медленно из облака пыли стали появляться очертания. Сначала это показалось странной формы, словно огромная куча. Но потом, по мере приближения, все стало на свои места. Эта была лошадь с всадником.
   Девушка напрягла зрение, чтобы рассмотреть цвета. Но расстояние еще не позволяло этого сделать. Понятно было только одно, что они темные.
   Девушка задушила в себе очередное желание нырнуть в лес пока не поздно и продолжила путь. Только оборачивалась она теперь гораздо чаще. По стуку копыт, она поняла, что лошадь движется не слишком быстро. Но расстояние неумолимо сокращалось.
   Лошадь серого цвета везла на себе всадника, облаченного в доспехи, которые носили в Средневековье рыцари.
   'А я в глубине души романтик', - отметила девушка.
   Увидев, что ей не угрожает опасность, она с радостными криками бросилась навстречу рыцарю, на ходу размахивая руками и издавая приветственные крики. Конечно, в жизни она не была такой несдержанной, но сейчас, после одинокого и долго путешествия, она была рада любой компании. Поэтому такое поведение было вполне объяснимо. Но на ее бурное приветствие наездник и его лошадь никак не отреагировали. Рыцарь не повернул головы, а лошадь продолжила свой мерный путь. Но девушку это ничуть не огорчило.
   Лишь когда она встала на пути у лошади, та остановилась. На всадника это вновь не произвело никакого впечатления. Он сидел так, как сидел.
   - П-п-простите сэр, - слегка заикаясь, начала девушка, - Я немного заблудилась. Вы не подскажите, где я сейчас нахожусь?
   Но рыцарь не удостоил ее ответом.
   - Сэр, я прошу вас помочь мне, - сделала новую попытку девушка.
   Но и она оказалась безрезультатной. Брови девушки взлетели вверх. Ей стало обидно. Она прикоснулась к плечу всадника. Но тут случилось неожиданное. Доспехи с громким стуком и лязгом полетели на землю, распавшись бессмысленной кучей. Стало понятно, что они были пусты. Лишь что-то черное, напоминающее песок, высыпалось из них на землю.
   Девушка от неожиданности вскрикнул, и отскочила в сторону. Она непроизвольно взглянула на свои руки, но с ними не произошло ничего особенного. Это были ее обычные пальцы и ладони. Взгляд девушки упал на лошадь. Она была грязно-серого цвета. На нее была накинута красная ткань, полностью скрывшая голову.
   Девушке стало жаль животное.
   'Может, поэтому она так медленно идет, что ничего не видит'.
   Она взялась за край ткани и на секунду остановилась, вспомнив, что лишь от одного ее прикосновения рыцарь рассыпался на десяток ржавый деталей. Она боялась, что и с лошадью могло произойти нечто схожее. Но потом отогнала эту мысль прочь. Доспехи уже были пусты, а лошадь настоящая.
   Девушка, больше не колеблясь, дернула. Красная ткань медленно сползла с головы лошади и так же медленно опустилась на землю. Еще раньше, чем она это сделала, из горла девушки исторгся дикий крик.
   Теперь она поняла, почему лошадь не фыркала и не ржала, а все время молчала. И почему ее окружала гнетущая тишина. Из ноздрей медленно текла темная кровь, а оба глаза были выколоты. В ранах запеклась кровь, но что-то там продолжало пульсировать, производя ужасное впечатление, от которого просыпался позыв к рвоте. Губы у лошади отсутствовали и были видны мелкие и очень острые зубы. На них была запекшаяся кровь.
   Девушка медленно отступала назад, не в силах отвести взгляда от чудовища. А лошадь повернула голову в ее направлении и девушка готова была поклясться, что она ее видит и сейчас изучает своими кровавыми провалами.
   Девушка, наконец, пришла в себя и, повернувшись, что было сил, понеслась прочь от этого кошмарного зрелища. Она бежала и бежала. В ее глазах дорога стала одной сплошной желто-коричневой рекой, которая все уносила и уносила ее. Но, не пробежав и нескольких метров, девушка услышала тихое ржание. Ей очень не хотелось этого делать, но она обернулась и от увиденного огласила округу новым криком и побежала еще быстрее. Голова лошади была обращена к небу, гриву трепал ветер. Медленно, еле уловимо цвет ее тела от развевающейся гривы стал темнеть, волнами расходясь, все дальше и дальше по телу.
   Девушка поняла, что ошиблась.
   'Черная! Она стала черной'.
   А потом она услышала то, от чего голова закружилась, а сердце упало в пятки. Мерный механический стук копыт. Лошадь шла, и шла она за ней. В этом девушка не сомневалась. В голове билась лишь одна мысль:
   'Быстрее! Бежать. Сбежать. Подальше!'
   Она не знала, насколько ее хватит. Она пыталась бежать быстрее, но стук копыт не замолкал. Он не удалялся, но и не приближался. Девушка знала, что лошади ничего не стоит нагнать ее в один момент. Но продолжала идти шагом, словно ей хотелось немного поиграть со своей жертвой.
   Девушка так увлеклась, что не заметила, как выскочила на край оврага. Чуть не свалившись вниз, остановилась. Быстро оглянувшись назад, она увидела небольшое облачко пыли, которое неправдоподобно быстро приближалось. Топот лошади эхом отдавался у нее в ушах.
   Внизу в глубоком овраге девушка увидела деревеньку. Она была не особо большой, но не такой уж маленькой. На первых порах по незнанию там можно было даже заблудиться. И тут девушка увидела людей. Это была пожилая пара. Возможно муж с женой. Они были в простых белых рубахах, мужчина в свободных темных штанах, а женщина в длинной юбке. Они явно куда-то спешили.
   Девушка обрадовалась. Увидев неподалеку пологий спуск, она как можно быстрее, но, соблюдая осторожность, стала спускаться, надеясь найти в деревне укрытие.
   Оказавшись на дне оврага и приблизившись к первым домам, девушка увидела и других людей. Это были женщины, мужчины, старики и дети, одетые точно также как и виденная ранее пожилая пара. Но ей бросилось в глаза, что все были смертельно бледны и явно испуганы. Они прятались в домах и начинали баррикадировать двери. Ставни были заколочены наглухо. А кто не успел, тот в спешке делал это сейчас. Взгляд девушки упал на мужчину, отдававшего команды. Решив, что он здесь главный, подошла к нему.
   - Почему ты еще не в укрытии? Постой-ка, я не видел тебя здесь раньше, - прищурившись, спросил мужчина, - Кто ты? И как здесь оказалась?
   Девушка задумалась. Она и сама себе не могла ответить ни на один из этих вопросов. А уж тем более ему. Конечно, у нее была своя трактовка происходящего, но та могла пойти вразрез с тем, что действительно здесь происходит. Поэтому лишь пожала плечами.
   - Ясно, - мужчина отвернулся от нее, потеряв всякий интерес, как к разговору, так и к собеседнице.
   Но тут топот вновь достиг ушей. Девушка обернулась и увидела ее. Лошадь стояла на самом краю оврага, где еще совсем недавно она стояла сама. И казалось, что смотрит зверь только на нее. Ждать, что лошадь сделает дальше, девушка не стала. Она подергала мужчину за рукав.
   - Чего тебе? - недружелюбно спросил он.
   - Помогите, - только и произнесла она и указала на все еще стоявшую лошадь.
   Мужчина посмотрел в указанном направлении, и глаза его расширились.
   - Все в укрытие, - закричал он, - Все в укрытие.
   Схватив девушку за плечи, он побежал вглубь деревни.
   - Пойдем быстрее, мы еще успеем скрыться.
   Девушка не сопротивлялась, хоть и было больно от вцепившихся в нежную кожу цепких пальцев. Сейчас она была согласна на все, лишь бы быть спасенной от этого ужасного топота, от кошмарной лошади.
   За несколько секунд после предупреждающего крика мужчины, улицы опустели. Люди попрятались в домах и захлопнули за собой двери. Они остались последними. Подведя девушку к одиноко стоявшему чуть в стороне от других домику, мужчина открыл двери и довольно грубо впихнул ее внутрь. Оглянувшись, он юркнул в дом и, заперев за собой большой засов, стал придвигать стол.
   - Она уже начала спуск, - сообщил он.
   И словно в подтверждение этих слов, девушка услышала топот. Этот раздирающий душу и наполняющий ее бешеным страхом звук. Сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. Девушка привалилась спиной к стене, словно все силы в один миг покинули ее худенькое тело.
   - Эти стены могут нас защитить? - дрожащим голосом спросила девушка.
   Мужчина вздохнул и грустно посмотрел на нее.
   - Ничто не способно защитить нас, когда она выходит на тропу. Будь даже эти стены из чистого железа, и они не смогли бы гарантировать нам жизнь.
   - Кто она?
   - Это Смерть. Раз в шесть новолуний она приходит к нам и забирает одного человека. Заставляет его сесть себе на спину и увозит прочь. И никто не знает, что с ним происходит. А она возвращается снова и снова.
   - Я знаю, - голос девушки дрогнул, - Он высыхает и превращается в песок или золу. Она выпивает его жизнь медленно по капле, превращая в ничто.
   Мужчина как-то странно посмотрел на девушку, но ничего не сказал. А между тем топот усилился, стал громче. Стало понятно, что лошадь достигла дна оврага. И теперь приближалась к домам.
   Девушка, затаи в дыхание, ждала. Она пыталась уверить себя, что Смерть не может почувствовать кто, где, и она пришла не за ней. Но это получалось плохо. Мужчина больше не произносил ни слова. Он напряженно вслушивался в доносившийся звук и смотрел на запертую дверь.
   Топот иногда затихал на несколько секунд, но потом вновь возобновлялся, и лошадь двигалась дальше. Это означало, что она останавливалась перед домом и, не удовлетворившись найденным, продолжала путь к следующему жилищу.
   Топот. Тишина. Топот. Тишина. Девушка начала дрожать. Лошадь приближалась. Мужчина бросил на нее короткий взгляд и вновь повернулся к двери. В его взгляде девушка прочитала, что если лошадь пришла за ней, то он не дрогнувшей рукой выкинет незнакомку на улицу в объятия Смерти. И что понятие жалости или угрызения совести для него незнакомо.
   Девушка сглотнула. Она вслушивалась в тишину, пытаясь услышать топот. Но звуки, возвещающие о приближении, не возобновлялись. Тишина затянулась. А затем совсем близко со своим домом они услышали ржание. Это было похоже на звуки, издаваемые обычной лошадью, но в тоже время это было далеко не они. Этот звук нельзя было объяснить или передать обычными человеческими словами.
   - Она пришла за нами, - прошептал мужчина и схватился за сердце, - а затем гневно добавил, обернувшись, - Нет, она пришла за тобой! Ты ее видела и ей нужна ты!
   Девушка побледнела и сделала шаг назад, стремясь спрятаться от этого человека.
   - Скажи мне, что ты сделала, когда увидела ее? - потребовал он, наступая.
   - Н-н-ничего, - девушка смотрела на него круглыми от удивления глазами, - Я просто подошла к ней, когда в седле был какой-то рыцарь, а оказалось, что это всего лишь пустые доспехи, а от рыцаря осталась только зола.
   - Дальше, что было дальше? - взревел мужчина.
   - Я хотела потрогать его, но доспехи упали, а потом я увидела, что ее глаза выколоты, но она все видит, а из ноздрей течет кровь. Потом она стала менять цвет и превратилась в черную лошадь. А потом я побежала.
   - Это все?
   - Д-да, - девушка вновь стала заикаться.
   И тут они услышали треск и последовавшее за этим ржание лошади.
   - Она ломает чей-то дом, - мужчина побледнел.
   Раздался новый треск, а за ним человеческий вопль. Это была женщина. Крик стал удаляться и тут же раздался топот лошади. Но теперь уже не медленный. Лошадь бросилась в погоню за выбранной жертвой.
   Мужчина подскочил к двери, отбросив стол и откинув замок, он рывком распахнул ее и вышел за порог дома. Девушка медленно, все еще дрожа, последовала за ним.
   Прочь из деревни бежала молодая женщина, лошадь уже настигала ее. Слегка ударив жертву передними копытами в спину, она встала над распростертым телом. Женщина повернулась к ней лицом. Они смотрели друг на друга. Жертва и палач. А потом лошадь сделала несколько шагов назад и припала к земле. Женщина медленно без рывков встала и села в не так давно опустевшее седло. Она двигалась так, словно находилась в трансе или под действием гипноза.
   - Она зачаровала ее, - прошептал мужчина и перекрестился.
   Девушка стояла рядом и смотрела, как лошадь медленно стала взбираться по тропинке, увозя свою жертву. Женщина на спине сидела ровно, не шелохнувшись и глядя куда-то вперед. На родную деревню она ни разу не обернулась. До ушей ветер вновь донес мерный топот копыт, возвестивший о спасении, но только для оставшихся в деревне и лишь на короткое время. Но, даже зная, что сейчас ей ничего не угрожает, девушка не могла унять дрожь от звука, издаваемого копытами дьявольской лошади. Она знала, что никогда этого не забудет, а ее бесовское ржание еще долго будет преследовать наяву и во снах, как и образ этого создания.
   Девушка обхватила плечи руками. Она поняла, что это еще не самое страшное, что ожидает на пути. Ведь это только начало.
   Мужчина вышел из дома и недовольно посмотрел на девушку.
   - Почему стоишь на пороге? Заходи в дом, - бросил он и снова скрылся в стенах своего жилища.
   Сейчас ничто не напоминала о той внезапной вспышке гнева, что овладела мужчиной всего несколько минут назад. Но девушка знала, что его нельзя винить в этом. Он был груб не по своей воле. Он боялся, как и она. Неизвестно, чтобы она сама сделала, окажись в такой ситуации.
   Девушка бросила последний взгляд на дорогу, по которой прибежала и по которой удалилась Смерть. Лошади уже не было видно. Лишь все еще стоял топот ее копыт. А может, это раздавалось в голове самой девушки как эхо и последнее напоминание.
  
  Она не чувствовала голода и жажды. Но от предложения мужчины разделить с ним трапезу, девушка не стала отказываться. Они разместились за небольшим грубо сколоченным столиком и такими же табуретами у открытого очага. Мужчина скоро собрал на стол. Еда была нехитрая, но выглядела аппетитно: сыр, молоко, квас, хлеб, картошка и прочее, что всегда можно встретить на столе у деревенских жителей.
  Девушка решила не объедать мужчину и ограничилась стаканом киселя и тарелкой золотистой от масла картошки. Она чувствовала прекрасный вкус угощения, но насыщения не было. Словно все проваливалось в колодец.
  За едой мужчина рассказал много интересного. О себе, своей жене, которую беременной унесла Смерть. После чего он стал жить один, ожидая, когда адская лошадь явится и за ним.
  - Как хоть звать-то тебя? - неожиданно спросил мужчина.
  Девушка задумалась. Она смотрела в глаза радушному хозяину, спасшему ее от лошади, и не знала, что ему ответить. Когда-то у нее было имя. Оно еще эхом раздавалось у нее в голове после вопроса. Но это было так давно и неправдоподобно. И ее ли это было имя. Она ли на него откликалась.
  - У меня нет имени, - опустив глаза, медленно сказала девушка, - И не было.
  Мужчина удивленно посмотрел на нее. Пожевав губами, он сказал:
  - Тогда ясно, - он кивнул, - Иногда подобные тебе появляются в наших краях. Сначала мы удивлялись, думали, это вестники Смерти. Но потом стало ясно, что они не имеют к ней отношения.
  - Подобные мне? - девушка взмахнула ресницами.
  - Да. Без имени, без воспоминаний.
  - Но я ведь помню. Я все помню, - голос девушки дрогнул.
  Она поняла, что правда ничего не помнит. Когда она здесь появилась, то знала и кто она, и почему находится здесь. Но чем дальше заходила по предложенному пути, тем меньше прошлого в ней оставалось. И поняла она это только сейчас.
  - Что же мне теперь делать? - в глазах девушки задрожали слезы, - Ведь я ничего не помню.
  - Не переживай, - мужчина подлил киселя, и вложил стакан ей в руку, - Ты все узнаешь. Когда придет время. Для этого ты и здесь.
  Девушка подняла на него недоуменный взгляд. Ей на секунду показалось, что он знает намного больше, чем говорит.
  - Вы что-то знаете?
  - Что ты девочка. Я лишь говорю то, что и так понятно, - мужчина пожал плечами, - Если ты здесь, значит, что-то ищешь. А если ищешь, то обязательно найдешь. Не сомневайся.
  Мужчина неожиданно тепло улыбнулся. Девушка задумалась, уставившись в кружку с недопитым киселем.
  - А имя ты можешь выбрать себе сама, - добавил мужчина, - Какое нравится.
  - Нет, - девушка покачала головой, - Если все идет так, как кем-то задумано, значит, пусть так и будет.
  Дальше разговор сам собой угас. О том, о чем ей хотелось спросить, девушка больше не смела заговорить. А о пустяках разговор сразу стихал, не успев начаться.
  Девушка не знала, что ей делать. Идти дальше она еще боялась. Вдруг страшная лошадь вернется. Но и сидеть дольше тоже не хотелось. О чем еще говорить с хозяином, она не знала, а забивать голову глупостями не хотелось. Девушка решила немного прогуляться по деревне. Посмотреть на этих странных людей и на этот странный мир.
  Недолго думая, она извинилась перед хозяином и выскользнула из дома. На небе висела огромная круглая луна. И вокруг не было ни облачка. Дул легкий ветерок. Но был он никаким: ни теплым, ни холодным. Его порывы не ощущались, словно он был призрачным. Или это она как бледная тень этого мира не чувствовала ничего здесь происходящего. А может, и не видела. И сейчас в небе могла висеть и не луна вовсе, а яркое горячее солнце. Но даже если это и так, то она все равно ничего не могла изменить. Если пришла в этот мир тенью, то ею она и выйдет отсюда. Или будет бродить здесь вечно.
  Об этом ей думать не хотелось. Ведь путь только начат, а отчаяние самый большой грех. И не надо ему поддаваться. Девушка все же надеялась, что ей встретиться кто-нибудь, кто сможет объяснить, для чего и как она сюда попала. Пролить свет на происходящее или то, что должно произойти.
  Девушка неспешно брела по деревеньке. На улице с каждой минутой становилось все больше и больше людей. Сначала они испуганно озирались и спрашивали у снующих мимо, кого выбрали на этот раз. А, услышав, кивали. Для них это было естественно и нормально, не смотря на то, что Смерть приходила к ним не тогда, когда человек умирал, а сама по собственному желанию и своему распорядку. И это противоречило всем принципам и законам жизни и смерти. Девушка хотела только одного, оказаться как можно дальше отсюда, когда Смерть вновь вернется в эту многострадальную деревню.
  Кое-кто отдирал доски от окон и дверей, чтобы придать своему дому уютный и человеческий вид. Но они не выкидывались, а относились в дом и аккуратно складывались до следующего раза; когда лошадь вновь вернется, действия повторятся для всех кроме одного. Конечно, это не спасало людей, но ждать в доме совсем никак не защищенном и не оборудованном было страшно и неуютно. И это заставляло людей вновь и вновь совершать абсолютно необходимые для них и бесполезные в борьбе действия, ставшие чем-то вроде ритуала или традиции.
  Девушка не понимала этого, но в тоже время осознавала, что не имеет права вмешиваться. Это был не ее мир, и не ее жизнь.
  Жители деревни не обращали на нее никакого внимания. А между тем стали появляться женщины и дети. С затаенным страхом в глубине больших круглых глаз разных цветов, они опасливо озирались, словно не веря, что Смерть покинула их деревню.
  Девушка остановилась возле одного домика и стала оглядывать людей. Они были бледны и молчаливы. Не слышалось смеха, шуток. Не было в них и ненависти, гнева. Лишь боль смирение царили в их душах. Они знали, что со Смертью нельзя играть. Ее нельзя победить, ей нельзя сопротивляться. А если нет выхода, то зачем злиться или ненавидеть. Это тоже самое, что ненавидеть младенцев, появляющихся на свет. Ведь и смерть, и жизнь повязаны одной нитью. Только у кого-то она короче, а у кого-то длиннее. Но придет она за каждым.
  Они были одеты просто и не замысловато. Девушка еще раз убедилась в том, как они похожи на простых деревенских жителей из ее прошлой жизни или настоящей жизни, или просто жизни. Полотняные рубахи с узорами на них, что с любовью и терпением вышивались матерями, женами, сестрами или дочерьми, грубоватого покроя плотные штаны с истертыми коленями. Девушки же и женщины были в юбках и рубахах или сарафанах поверх сорочек и с длинными волосами, заплетенными в косы. И все это было домотканым. Сначала выращенным в поле, а потом пропущенным через теплые женские руки. Было ощущение, что она присутствует на съемках исторического фильма или русской народной сказки. Об этом говорило не только то, как выглядели люди, но и как они вели себя и беседовали между собой.
  Девушка не понимала за что им, честным и работящим людям такая напасть. Что они сделали не так, чем провинились, если Смерть стала приходить за ними, унося их раньше срока. Хотя они могли быть тут совершенно не причем. На них могли накликать эту беду, или произошло что-то в самом мире. А значит, он был также несовершенен, как и ее. И это удручало, и от этого становилось грустно.
  Но это были не ее проблемы. А она не герой, посланный спасать всех и вся. Ибо и сама не знала кто и для чего здесь. Ясно было только одно: ей нужно что-то найти, что-то очень важное для себя, что имело большое значение для возвращения назад или для вечного упокоения. Возможно, это могло помочь и этим бедным людям и, добившись своей цели, она вновь вернет спокойствие в их мир. А если попробует вмешаться сейчас, то наоборот, все испортит или сделает еще хуже, или попросту погибнет.
  В ее силах было лишь посочувствовать им, не более того. Но это было лишь грустно. Это не заставило ее биться в истерике и рвать на себе волосы от осознания собственного бессилия. Она знала, что спасение этих людей не в ее власти и не цель. Она здесь не для этого. У каждого своя судьба.
  Незаметно для себя, девушка покинула деревню и, пройдя мимо последнего домика, вышла в поле. Здесь было хорошо. Она уловила приятный запах зерна и скошенной травы. Она любила этот запах еще там. Или в тогда. Сейчас он вновь напомнил о доме, вернул на несколько секунд воспоминания и пробудил давно забытые приятные чувства и ассоциации.
  Девушка прошла немного по вытоптанной работниками тропинке. Свернув в сторону, она вошла в море из высоких колосков, которое кончилось неожиданно быстро. Остановившись у дерева, она присела под его раскидистой листвой. Прислонившись спиной к шершавой коре, девушка подняла взгляд вверх, на небо. Панорама нисколько не изменилась. Посреди темно-синего полотна все также висела полная круглая луна. И повсюду, докуда только хватало глаз, не было ни облачка. Луна была необычайно большой. Казалось, что она нависает над этим полем совсем низко, что существует не за много тысяч световых лет, а в воздушном пространстве планеты.
  Ее холодный голубой свет заливал поле, придавая ему особую атмосферу загадочности. Раньше она никогда не любила ночь. После наступления темноты старалась не выходить из дома или вернуться в стены уютной комнатки пораньше. Никогда не смотрела в окно, не любовалась пейзажами, залитыми призрачным лунным светом, не находила в них никакой красоты и ценности. Ей больше импонировало яркое солнце, заливающее улицы своими лучами. Поэтому зимой у нее очень часто была депрессия, а летом она поистине наслаждалась, как можно наслаждаться коллекционным и дорогим вином, вкусной пищей или прекрасной женщиной.
  Но все изменилось сейчас. Девушка начала проникаться волшебством ночи. Проникать в ее тайну. Ночь была полной противоположностью дня. Она несла совсем другой смысл. Замедляла время, наполняя его тишиной и благодатью. Это был момент спокойствия и размышлений. Ночь была истинной благодатью для любителей искусства, ибо освобождала голову от суетных и ненужных мыслей, освежала и бодрила мысли. И образы становились более связными, словно сами выплывали из под пера мастеров.
  Девушка улыбнулась уголками губ. Это было для нее настоящим открытием. Новым и потрясающим. Это было, словно ощутить аромат прекрасного цветка, увидеть небывалое животное или насладиться великолепным первозданным пейзажем, который не смогла бы повторить рука ни одного художника, ибо то было бы святотатством.
  Девушка никогда не думала, что просто вдыхать свежий воздух вдали от шумов города и наблюдать, как живет природа настолько прекрасно и волнительно. На это можно смотреть часами, не отрываясь и не уставая.
  Жизнь в большом мегаполисе стала казаться дикой и нелепой. Эта вечная беготня за невнятными целями стала казаться призрачной и навязанной кем-то, а люди далекими и странными. Так хотелось привести сюда кого-нибудь из знакомых или первого попавшегося человека и сказать: 'Посмотри!' Показать ему эту красоту, открыть тайный смысл жизни, который на самом деле прост. Его нужно увидеть. А сделать это просто: достаточно остановиться лишь на мгновение, отказаться от суеты.
  Девушка провела рукой по шелковистой травке, приятно пощекотавшей ей ладонь. Она рассмеялась. И это был смех счастья.
  Девушка задумалась над словами приютившего ее мужчины. Он что-то говорил про имя.
  'Имя можно выбрать самой. Значит, роли оно не играет. И действительно пора бы уже дать себе имя. Сколько можно скитаться безымянной'.
  Она крепко задумалась. Ведь выбор имени - это было делом не простым и ответственным шагом. Очень хотелось бы выбрать такое, что подходило бы ей и помогало идти дальше, не попадать в беды, приносить только удачу, чтобы люди, услышав его, улыбались, а не плакали, приглашали в свой дом, а не гнали прочь. Но в голову приходили только пустые и банальные сочетания букв, не несших в себе никакого смысла.
  Девушка вздохнула. На ум не приходило ничего стоящего.
  'Может посоветоваться с мужчиной? Вдруг он может подсказать', - подумала девушка.
  Но тут же отказалась от этой мысли. Это было ее делом, а мужчина уже дал понять, что ему все равно.
  'Олефта!' - девушка и сама не знала, из каких глубин подсознания всплыло это слово, и что оно означает.
  Но оно ей понравилось, было громким и емким. Оно было интересным и интригующим, необычным и завораживающим. И оно полностью удовлетворяло желание девушки о красивом имени, которое останется на устах, а не забудется через пять минут после произнесения.
  'Так тому и быть. Я буду Олефтой', - решила девушка и улыбнулась сама себе.
  Это было ее следующим шагом в этом мире. И, возможно, это несколько приблизило ее к цели всего происходящего.
  Она училась понимать и осознавать жизнь, открывать новое, что всегда перед глазами или лежит у самых ног, но по своей искусственной слепости этого не замечала, в чем не нуждалась. Улавливать легкие колебания в ритме жизни и просто видеть ее. Касаться и ощущать. Быть частью, непременным звеном. Это было нужно. Это было необходимо.
  Олефта поднялась с земли, решив, что провела здесь достаточно времени, и ей пора возвращаться. Вопреки отсутствию самых простых желаний и потребностей, она испытывала только одно. У нее не было нужды во сне, но оставаться здесь в поле Олефта не хотела. Она желала вернуться в гостеприимный дом, пускай и ненадолго.
  
  Мужчина впустил ее без колебаний. Он нисколько не удивился, увидев неожиданную гостью вновь или, может, не подал виду. Тогда нужно было отдать ему должное в умении скрывать свои истинные чувства. Он был настроен благодушно по отношению к ней. Олефта чувствовала это очень хорошо. Не нужно было читать его мысли или лезть в душу, чтобы уловить эти эмоции.
  Девушка торжественно представилась ему, церемонно присев в реверансе.
  - Олефта, - мужчина хмыкнул, - Странное имя, но интересное. Я бы даже сказал необычное. Ты правильно сделала, решив наречь себя.
  - Я подумала, что хватит мне ходить без имени. Я почти ничего не помню о себе и не знаю, как и где я оказалась. У меня не осталось никаких воспоминаний. Так пускай будет хотя бы имя.
  - И это верно, - мужчина кивнул.
  Он открыл дверцы шкафа и стал вытаскивать свежее постельное белье, даже не спрашивая, останется ли гостья на постой. Олефта сидела на лавке и с интересом следила за таким радушным хозяином. Конечно, у нее из головы никак не шло его обращение с ней, когда рядом с домом раздавался мерный стук копыт. Возможно, даже он хотел казаться таким радушным, чтобы скрасить произведенное впечатление. Но Олефта не злилась на него, прекрасно понимая. Знала наверняка, что никогда не хотела бы оказаться на его месте.
  Мужчина отвел ее в маленькую каморку за печкой. Туда вместилась только небольшая кроватка и столик, бывший по совместительству и туалетным и письменным.
  - Располагайся. Это спальня моей младшенькой. Она спала здесь, пока..., - мужчина замолчал.
  Он, молча, и сосредоточено стал застилать кровать. Понимая его состояние, всколыхнувшееся ужасным воспоминанием, доставившим боль, Олефта не приставала с расспросами. Дождавшись, пока хозяин закончит с убранством постели, она пожелала ему спокойной ночи и нырнула в свежие приятно пахнувшие простыни.
  Мужчина притворил дверь и удалился. Сквозь грубо сколоченные доски двери пробивался неяркий свет свечи, но вскоре хозяин погасил и его, и в доме повисли темнота и тишина, ознаменовавшие время сна и покоя.
  Но у Олефты была и еще одна особенность. Она не испытывала потребность во сне. Она лежала на кровати и, подложив руки под голову, рассматривала потолок. Это было не очень интересным занятием, но другого не было. Олефта решила, что, когда хозяин уснет покрепче, она выйдет погулять, посмотреть на жизнь ночью. Вернее на то время, когда должна быть ночь по всем законам. А до этого она продолжала смотреть на потолок, отделявший ее от ночного неба и размышлять.
  Олефта заметила, что когда она только очутилась здесь, то время искусственных рассветов и закатов было в беспорядке. Они сменялись быстро, по несколько раз за минуту. Но чем дальше она заходила, тем более упорядоченно это становилось. Временной промежуток становился все более выдержанным, стала соблюдаться строгая последовательность и упорядоченность.
  'Значит, какие-то правила и принципы здесь все же существуют. Это радует'.
  Олефта понимала, что в любом мире или хотя бы на островке жизни всегда главенствуют принципы, которые и диктуют эту самую жизнь. А иначе ее бы не было, и все погрузилось бы в хаос. Ибо он и есть отсутствие, каких бы то ни было упорядоченных правил и принципов. Без них невозможно существование ничего и никого. Просто Олефта еще не прониклась правилами, царящими в этом мире. А бешеная смена дня и ночи была лишь при смещении миров, когда она попала сюда из своего дома. Но теперь все восстановилось, и она могла спокойно изучать этот мир так, как он был устроен изначально, задолго до ее появления здесь. Но отнюдь не случайного. Ничего на свете не происходит просто так. Хотя бывают ошибки или просчеты, совершенные по человеческой глупости или из-за иных чувств, таких как страх, недоверие или слепость. Порой одно вытекает из другого и ряд таких преображений можно продолжать до бесконечности.
  Олефта не возражала. Изменить мир было не в ее силах. Да то было и не в ее правилах. У нее не было возможности даже себя изменить. И если начнет рушиться мир, то она сгинет вместе с ним. И сгинет одной из первых. Такова была действительность, но девушка старалась об этом не думать. Слишком тяжело и больно. Но какие бы чувства оно не навевало, Олефта ничего не могла изменить. А может, не хотела, устраняясь или настраивая себя, таким образом, по привычке.
  'А может все далеко не так, как кажется?! Ведь недаром же говорится, что судьба каждого человека только у него в руках. И если очень сильно захотеть, то можно изменить или повернуть жизненные процессы в лучшую для себя сторону'.
  Но всерьез задуматься над этим девушка не успела. До ее ушей донесся монотонный храп хозяина домика. А это означало, что сон всецело завладел мужчиной, и можно было, не таясь выбираться из кровати.
  
  Олефта откинула оделяло, освобождаясь из пухового плена. Открыв дверь, мгновенно скользнула за нее. Оглядев темное помещение, она увидела, как на печи поднималось и опускалось одеяло, поняв, что там спит хозяин. Улыбнувшись, Олефта направилась к входной двери. Тихонько скрипнув, та отворилась, выпуская девушку наружу, на чистый воздух.
  Олефта вышла из дома и пошла вперед мимо домиков. Все они как один были темны. Их жители, как и ее добрый хозяин, предавались сну. Кто-то, порадовавшись, что лошадь ушла спокойному и размеренному, а кто-то мучительному, представляя в своих сновидениях адское существо снова и снова.
  Тут до ушей девушки донеслись какие-то приглушенные звуки. Заинтригованная она медленно двинулась к их источнику. Вскоре поняла, что это был звук музыкальных инструментов. А позже послышались и сильные мелодичные голоса.
  'Ничто не может быть услышано лучше, чем песня или молитва', - пришла в голову неожиданная мысль.
  Но она ей понравилась. Нужно было отдать должное, что это было близко к истине.
  Олефта увидела впереди отблески пламени. Она уже давно покинула деревеньку и теперь шла по просеке.
  Они сидели на сложенных квадратом бревнах вокруг костра. Всего их было около десяти, может чуть больше. У одного парня в руках была гитара. Он начал играть песню, мотив которой был до боли знаком и тут же впился в душу. Но слов она разобрать не смогла. Лишь подойдя, ближе, наконец, услышала:
  - За что вы бросили меня, за что? Где мой очаг? Где мой ночлег? Не признаете вы мое родство, а я ваш брат, я человек. Вы вечно молитесь своим богам. И ваши боги все прощают вам.
  Против воли лицо Олефты увлажнилось. Они пели так проникновенно, душевно, что это не могло оставить равнодушным. Она подошла вплотную к поющим, смотревшим на нее открыто и дружелюбно. Она села на свободное место и тоже начала петь, вливаясь в хор.
  - Вы знали ласки матерей родных. А я не знал, и лишь во сне в моих мечтаньях детских золотых мать иногда являлась мне. О, мама, если бы найти тебя, была б не так горька моя судьба.
  Музыка смолкла, но Олефта все никак не могла унять дрожь в душе и слезы, текущие по лицу. Она прижала ладони к мокрым щекам и закрыла глаза. В ее душе была настоящая буря. Она никогда не задумывалась о жизни таких людей и детей. И никогда не ценила, что у нее есть семья. Не ценила по-настоящему. Никогда не говорила матери, что любит ее. Чаще кричала на нее, вечно что-то требовала, считала, что из нее можно тянуть все соки, на потребу своей ненасытной жадности, в желании иметь это, это и это. Она порой забывала, что ее мама тоже человек. Все это сейчас пронеслось в голове с огромной скоростью. Олефте стало стыдно за свое поведение, за свою глупость и за свою слепость. Слепой только что родившийся котенок тянется к матери, к ее соску, не обращая внимания больно ли ей, удобно ли ей. И если молока нет, он начинает требовать. Ему наплевать, что она не может. И такими мы остаемся, когда вырастаем. Мы не ценим свою семью, не понимаем, какое это богатство. Их нельзя ругать, над ними нельзя насмехаться, их нельзя унижать, но ими можно и нужно гордиться. Мы не ценим того, что рядом, но когда оно неожиданно пропадает, уходит у нас из рук, мы начинаем задумываться, а какое место на самом деле оно занимало в нашем сердце. Что для нас стоит эта потеря. Начинается шоковое состояние, а потом слезы, обида, боль. И приходит истинное осознание, но уже слишком поздно. И от этого становится еще горше.
  'Мамочка, - мысленно воззвала Олефта, стирая слезы кулаком, - Мамочка, прости меня!'
  Ей захотелось, чтобы мама была сейчас рядом, ощутить ее тепло, прильнуть к ней всем телом, обнять и, свернувшись калачиком просто лежать у маминых ног. Это было так мало и так много. Это было бесценно.
  Когда Олефта подняла глаза на юношей и девушек, сидевших рядом, она увидела, что все смотрят на нее и улыбаются. Она удивилась, но не испугалась. И улыбнулась в ответ.
  - Теперь ты знаешь, - раздался приятный мелодичный голос паренька, который играл на гитаре, - Это был еще один урок.
  - Урок? - недоумение проскользнула в глазах Олефты.
  - Да, - юноша кивнул, - Тебе еще предстоит многое узнать и открыть для себя. Мы надеемся, что это не пройдет даром и достигнет твоего сердца, как эта песня. Но до чего-то тебе придется додумываться самой.
  - Так значит...
  - Ты здесь, чтобы постигать истину жизни и найти себя в этом мире. Ты потерялась, заблудилась в масках и образах, но во время вспомнила, что это не ты. И потому оказалась здесь, - сказала девушка, сидевшая по правую руку от паренька, и улыбнулась, - Но это еще не все. Ведь только достигнув цели, ты можешь спасти себя и нас.
  - Спасти вас, - как эхо отозвалась Олефта.
  - Да, - кивнула девушка, - Мы душа этого мира. А этот мир, - она обвела пространство вокруг себя рукой, - продолжение...
  Но договорить ей не дали.
  - Довольно, - резко оборвал ее паренек и посмотрел на говорившую девушку, - Пока сказано достаточно.
  - Тебе пора в дом. Скоро утро, - сказала девушка и указала куда-то за спину.
  Олефта повернулась и увидела, что на ночном небе и вправду стали происходить изменения, возвещавшие о смене суток.
  - Я должна поблагодарить вас, - повернувшись, начала Олефта, но не увидела никого.
  Бревна были пусты. Все юноши и девушки исчезли. Лишь костер все еще горел как напоминание о том, что все это ей не привиделось. Олефта улыбнулась. Она встала и медленно пошла обратно к дому. Но потом обернулась и крикнула:
  - Спасибо!
  Костер тоже исчез, остались лишь темные одинокие бревна, но Олефта была уверена, что ее услышали и поняли. А больше ей было и не нужно. Пока она шла назад, ветер доносил до ее ушей приятный звук играющей гитары и нежные, как колокольчики голоса. Но теперь они пели совсем иное. Это был веселый, чуть лукавый мотив. Олефта поняла и улыбнулась.
  
  'Так вот значит, что это все такое. Мне преподают уроки. И это был интересно какой? - размышляла по пути к дому Олефта, - Но если так, то какие же первые!?'
  Девушка задумалась, но ничего более-менее подходящего в голову не приходило. Она пошагово вспомнила все от самого появления здесь.
  'Я очнулась в лесу. Одна. Потом было озеро. Меня предупредили, чтобы я держалась подальше от всего черного. И озеро чуть не поглотило меня. Но разве это можно считать уроком. Вряд ли. Хотя'.
  Олефте очень хотелось вспомнить свою прошлую жизнь. Как часто она соприкасалась с черным цветом. Может, было в ней что-то такое, что имело судьбоносное значение. Но она не могла вспомнить ничего. Как будто кто-то заблокировал все воспоминания или стер. Не было даже привычного мельтешения образов в диком калейдоскопе красок, как бывает, когда из сотен тысяч воспоминаний ты хочешь извлечь только одно, но они все начинают кружиться перед глазами, требуя угадать нужное. Была просто пустота. Как будто никаких воспоминаний никогда и не было.
  'Значит, черный цвет пока оставим. На время. Потом я узнала, что здесь всегда ночь и смена суток всего лишь исчезание луны с небосклона. Это маловероятно. Просто это закон этого мира. Но почему именно ночь?'
   Единственное, что Олефта помнила по собственным ощущениям, это то, что она боялась ночи, относилась к ней настороженно. И когда она увидела себя в лесу, то испугалась именно темноты ночи.
  'Но ведь это несерьезно, - усомнилась Олефта, - Бояться ее это нормально. А пытаться меня переубедить...'
  Олефта уже перестала так думать. Она увидела всю красоту и таинственность ночи и больше не могла относиться к ней как раньше, даже если бы захотела. Ночь распахнула ей свои объятия, оказавшиеся совсем иными, нежели раньше казалось. Но это вряд ли было целью помещения ее сюда.
  'Идем дальше. Я пыталась менять существующую реальность, поняв, что это мой мир'.
  Теперь Олефта не была в этом так уверена. Как могла она создать столь полноценный мир, населенный живыми существами столь различными и думающими. Она не верила, что это было ей под силу. Здесь все было слишком правильно, продумано до мелочей и деталей. Слишком сильно, слишком сложно, слишком невозможно.
  'Если бы я создавала свой мир, он был бы совсем другим. И не было бы этого ужасного создания. Лошади - смерти'.
  Олефта вспомнила о ней с содроганием. Вот уж никогда она не могла придумать такое существо. Ужасное и беспощадное. В образе смерти она лучше бы вообразила прекрасного ангела. Умирать, по крайней мере, было бы уже не так страшно, зная, что ты отдаешься в руки не страшного существа, а прекрасного создания. Хотя в сущности, что от этого меняется.
  'Смерть. Хм, - Олефта задумалась, - А может все это связано. Ведь если ты живешь и не соприкасаешься с ней, то и не задумываешься о неизбежности смерти и скоротечности жизни. Не задумываешься, что твой век не долог и может оборваться в любой момент. Не важно, сколько тебе лет: восемь или пятьдесят, пережил ты самые счастливые моменты, была ли у тебя первая любовь, есть ли у тебя дети. Для смерти все это не важно. Она спокойна, холодна и безжизненна. У нее есть задание, и она всегда его выполняет.
  Олефта закрыла глаза. Теперь она понимала истинную цену жизни. Она видела смерть. Она видела, как ушла та со своей жертвой. Это уже мертвое тело, лишенное воли, эмоций и радости, теперь гнило на спине лошади. А та выпивала ее до капли, высасывала ее жизнь, ее душу. Что останется от женщины, не было секретом для Олефты. Но она предпочла бы не знать. Не встречаться с ней там, на пыльной дороге. Хотя приобретенное знание было много выше ее страха. Оно помогло выйти из нирваны собственного бессмертия и вечной радости процветания. Все в мире тленно. Все в мире смертно.
  'Какие-то слишком грустные мысли меня одолевают', - Олефта с сомнением покачала головой.
  Ей бы очень хотелось от них избавиться, но она понимала, что это очень важно. Еще одна причина, почему она здесь или один из кирпичиков, которыми должна быть выложена дорога к истине и к выходу. Ей еще предстояло многому научиться, многое понять. Ведь она здесь, чтобы осознавать и постигать. Цель - стать другим человеком. Или просто научиться быть человеком, а не безвольной марионеткой, серой тенью.
  'Теперь мне известна цель, но непонятно насколько длинный путь предстоит в своем изменении. Сколько еще ужасов я встречу впереди'.
  Девушке неожиданно стало тоскливо. Ей захотелось домой. Но это было проявлением слабости и безволия. Когда нас ломают, чтобы изменить, сделать кем-то среди серой толпы пустышек, мы зарываемся в песок. Мы желаем скрыться в собственном панцире, отговариваясь, что тьма вовсе не так ужасна, а серость не так брезглива. И с этим вполне можно жить. Нужно просто привыкнуть, а потом она сама наполнит твою душу и высосет ее до капли. И тогда уже процесс станет необратим. Ты навеки станешь частью этого. Нам не просто меняться. Все поражает нас и пугает. Мы хотим все оставить так, как было. Лучше смерть при жизни, чем боль. А ее придется испытать. Нельзя обрести себя и истину, не испытав боли и разочарования. В себе, в окружающих, в канонах собственной жизни, в своих привычках, принципах и собственном течении жизни. Вернее в собственном стоянии на одном месте, тогда как жизнь протекает мимо, унося с собой все прелести и радости мира. Краски проплывают мимо. А мы их видим и молчим. И в самый ответственный момент мы можем передумать. Или вступив на трудную тернистую дорогу собственного счастья и осмысления, мы захотим домой к мамочке. Мы будем плакать, и умолять ее забрать нас домой, и надеть на нас старый проржавленный панцирь пустых мечтаний и несбывшихся надежд.
  Олефта уже начала меняться. Она начала видеть вещи такими, какие они есть на самом деле. Вместе с тем стало меняться и ее мировоззрение, и мысли. Она делала это по-другому. Но ушла еще не слишком далеко, чтобы навсегда порвать с прошлым. Хотя и было одно преимущество: она не помнила своего прошлого. Но это было ничтожно мало. Так как внутри она, какой была такой и осталась, и воспоминания не в силах до конца это изжить. Даже если человек похож на белый лист бумаги, на нем есть потеки и кляксы прошлого, не дающего добиться нужного результата или существенно затрудняющих этот процесс. Для достижения полного эффекта нужно желание человека и много усилий с его стороны. Лишь тогда все будет так, как должно. А иначе все бессмысленно.
  Много мыслей проносилось в голове Олефты, но лишь единицы из них сформировались и приобрели законченный вид. Девушка здесь, и дороги назад нет. Вернее она есть, и ей поставили условие: либо она выполняет его, либо навсегда остается блуждать здесь, пока смерть не настигнет ее. Но это будет совсем иная смерть. Много хуже и ужаснее всего ей известного и всего существующего. Это было жестоко. Но девушка не могла не признать, что это наилучший способ убеждения. Теперь ее жизнь и дальнейшая судьба были только в ее руках. И если все кончится трагически, винить будет в этом некого. Только себя. За глупость, за слабость, за малодушие, за неспособность позаботиться о себе, за несамостоятельность. Перед ней не ставили выбора. Вернее выбор был таков: жизнь иначе или смерть в чужом диком месте.
  'Если смерть это самое худшее, с чем мне придется здесь столкнуться, то я готова'.
  Но Олефта понимала, что это далеко не все. И что возможно смерть не единственное отрицательное и пугающее, что есть на свете. И об этом в скором будущем ей предстоит узнать. А пока... Пока затишье и отдых.
  Олефта дошла до дома. Смена суток была уже на подходе, и девушка решила не возвращаться в постель, а посидеть на крылечке, ожидая, когда проснется хозяин. Она не видела необходимости дольше задерживаться здесь. Времени было не в обрез, но и немного, не было смысла так бездарно его тратить. Чем быстрее она пройдет свой путь, тем быстрее вернется домой и все будет как раньше.
  'Нет! Как раньше уже не будет. Все будет совсем иначе. Ведь именно за этим я здесь'.
  
  Хозяин вышел на крыльцо. Скользнув по сидящей на ступеньках гостье насмешливым взглядом, он потянулся и зевнул. Было странно видеть столь простые утренние действия, когда вокруг царила ночь, но Олефта уже начала привыкать к этому. Многое удивительное и необычное стало казаться ей нормальным и естественным продолжением этого мира.
  - Как спалось? - поинтересовался мужчина, сделав несколько движений руками, разминая затекшие мышцы.
  - Прекрасно, - Олефта улыбнулась, - Я видела чудесный сон. Он многое объяснил.
  - Это хорошо, - хозяин кивнул, - Но ты должна помнить, что осталось мало времени.
  - Я знаю, - теперь кивнула Олефта, - И я постараюсь... Нет, я вас не подведу.
  - Да девочка, мы в этом и не сомневаемся. Иначе бы не рискнули.
  - Но мне нужно знать больше. Ведь вы не все рассказываете мне.
  На губах хозяина заиграла лукавая улыбка.
  - Ты права. Но должна понимать также, что я не могу рассказать больше, чем положено. Все придет в свое время. Поспешность, равно как и медлительность губительны для всех нас.
  - Я понимаю, но все же прошу вас.
  - Ты ищешь единственный смысл. Тот образ, ради которого стоит жить, без которого сама жизнь невозможна. Он ждет тебя в конце пути. Но по дороге к нему ты встретишь много зла. Не все здесь добры и милостивы к тебе, будут попытки и убить и совратить, пытаться вернуть к старому, ослепить и обмануть. Ты должна быть к этому готова. Нужно уметь отличать плохое от хорошего. Иначе...
  Он не закончил, но этого и не требовалось. Олефта прекрасно поняла, что он имел в виду. И от этого по коже побежали мурашки. Стало не по себе.
  - А если я не справлюсь? - тихим голосом спросила Олефта.
  - Тогда..., - хозяин развел руками.
  Олефта опустила голову. То, что она услышала, было и так понятно с самого начала. Но лишь сказанные слова обретают для нас физическую форму и окончательно обрамляются в угрозу. Лишь услышав из чьих-то уст, мы понимаем, что так и есть на самом деле. И от этого не отмахнутся.
  Хозяин, молча, смотрел на девушку. Все, что он мог сказать, сказал. Хотелось подбодрить, но не было слов. Да и не могли найтись такие слова, которые, исправив неловкость прошлых фраз, могли бы изменить положение.
  Молчание затягивалось, но Олефта не обращала на это внимание. Мыслями она ушла далеко от места, где сидела, обдумывая все сказанное, новую для нее информацию.
  В жизни она была довольно скептически настроенной девушкой, а то, что сейчас происходило никак не укладывалось в привычные ей рамки. Само существование этого мира и ее присутствие здесь вне времени и вне пространства было нереальным, невозможным и полным бредом. Поиски чего-то, что может спасти ее и этот мир, что сможет вернуть обратно и помочь жить по-другому, стать той, кем должна. Новые истины, новые знания, все было новым. Нет, оно никогда не пряталось от нее в этом мире. Но постоянно ускользало от взора. А может, она просто не хотела обратить свой взор на это. Оно касалось несущественным, неважным или не заслуживающим внимания. Самонадеянность порой может сыграть с нами злую шутку. Сделать важным то, что ненужно, скрыть то, что на самом деле имеет значение. Такое простое, но важное всегда было и будет рядом. Незримо присутствовать и терпеливо ждать, когда осознание этого вторгнется в пустой и холодный мир незнающего человека. Или этого не произойдет. И человек так и останется пуст к молчаливым мольбам и призывам, навсегда похоронив себя под вымышленными благами и сокровищами. Человек рисует единую картину, повинуясь тому, что слышит и видит, повинуясь тому, что ему диктуют, что заставляют принять как истину. Чужие слова, чужие мысли, чужие поступки и действия. А мы повторяем их с завидным упорством, не понимая, что это не мы, что это не наше, а мы лишь марионетки в чужих руках.
  Олефта неожиданно улыбнулась. Открыто и тепло. Хозяин не смог не улыбнуться в ответ.
  Девушка кивнула, отвечая на незаданный вопрос. Встав с крылечка, она последний раз окинула взглядом приютившую ее деревню - место новых откровений - и вздохнула. Пережитого здесь ей уже никогда не забыть. Что-то без дрожи, а что-то без сладкой теплой боли в груди, от которой одновременно хочется плакать и смеяться. Она улыбнулась хозяину теперь уже прощально и двинулась прочь из деревни. Она больше не оглядывалась, просто шла по дороге, мерно пролегающей меж засеянных полей. Шла вперед навстречу новым приключениям.
  
  Олефта не чувствовала усталости. Не было ни одного из тех полузабытых, стершихся чувств, что были неизменны в ее прошлой жизни. Она шла вперед, движимая желание во всем разобраться, узнать причину и разгадать загадку.
  Она смотрела по сторонам на темный лес, простирающийся по обеим сторонам от дороги, что вела по намеченному кем-то пути. Сходить с нее и углубляться в лес Олефта не хотела. Знала, что это было бы неправильно, что можно сбиться с пути. А это грозило бы неминуемыми и опасными последствиями. Она не хотела ставить под угрозу свое существование. Вполне могло быть, что если она погибнет здесь, то умрет везде. И не хотелось подводить жителей этого мира, возлагавших на нее свои надежды, передавших ей свою силу жизни, надеясь, что она поможет, что спасет. Она видела лишь горстку людей, но это не мешало с нежностью и материнской заботой относится к ним. Не все в этом мире идеально. Наверняка здесь есть и плохие люди, причиняющие боль и зло другим, о чем ее уже не единожды предупреждали. Но так устроен мир. Он напоминает весы, на одной стороне которого будет ярко гореть солнце в защиту добра, а на другой будет царить беспросветная тьмы во имя зла. Это равновесие, и оно не зыблемо. Без одного никогда не бывает другого. За время своего существования люди всегда говорят о паре. Женщина и мужчина, ян и инь, добро и зло, день и ночь. Это элементарное правило жизни, заложенное задолго до появления первого человека. Не следовать ему нельзя. Именно поэтому зло и добро побеждают в равных количествах. Именно поэтому существуют и злые, и добрые люди. И в тот день, когда это изменится, мир умрет в корчах.
  Олефта не хотела об этом думать, но грустные мысли сами лезли в голову. Понимала, что для этого мира не просто чужеродное существо, тень иной жизни, она была гораздо большим. Но не чувствовала от этого своего превосходства или достоинства. На ней лежала великая ответственность. И она чувствовала лишь горькую и скорбную радость. Грустная улыбка и печальный взгляд выдавал ее мысли. Но это уже произошло. И от этого было никуда не деться. Не мир не хотел ее принять, но люди. Не все будут верить ей. Не все будут жаждать просветления, как она.
  Боль вторглась в ее сознание, большая и дикая. Олефте стало больно оттого, что она несла собой. От того знания, что стало ее частью. Она должна была спасти этот мир, вернуть в него гармонию. Должна была помочь его жителям обрести покой и мир. Уничтожить несправедливость, извести смерть в том виде, что крала жизни людей не по правилам, подарить не жизнь, но надежду.
  Олефта страшилась того, что могло произойти дальше. Она хорошо запомнила слова мужчины. Ее могли убить, и не всегда будут привечать. Для кого-то она будет врагом, для кого-то убийцей. Но к этому нельзя быть подготовленным, и к этим мыслям нельзя привыкнуть. С этим можно было лишь смириться.
  Олефта понимала, что все будет не так легко и ничто не достаться просто так. Но она готова была сражаться. Не столько за свою утраченную жизнь, сколь за то, чтобы добро стало здесь главным. За спасение людей, которые были ей никем, но в тоже время были важнее жизни. И она не юродствовала, не юлила. Они действительно имели для нее весьма важное значение.
  Дорога начала петлять, а лес стал все ближе подбираться к девушке. Но это не пугало. Все идет так, как должно. Олефта не боялась более. Она знала, что все, что происходит так, как предначертано. Все испытания необходимы, чтобы она доказала не только свою жажду жизни, но и пригодность этому миру. Что она достойна, чтобы спасти его. Чтоб постигнуть его тайны и откровения и выйти в иной мир. Чтобы жить и дать жизнь этому миру, чтобы они вместе шли дальше. В тот мир, что был ее по праву и по предначертанию. Где она родилась и где желала продолжить свое существование. Что был не известен ей своими пороками и своими погрешностями, но был ее родным миром. Он был несправедлив и неидеален, но это был ее мир, и он заслужил право на то, чтобы быть. Или может заслужить действиями Олефты. Возможно, от ее действий сейчас зависел не один мир. В другое время в другом месте это прозвучало бы дикостью, но не здесь и не сейчас. Она смирилась с этим, приняла это на веру.
  Олефта шла по тропинке, но та становилась все уже и уже, а лес подбирался все ближе и ближе. Но девушка не смущал этот факт. Ее осознание в этом мире произошло именно после пробуждения в лесу. Там она пыталась изменить мир, который был создан вокруг нее или в который она была перемещена. Олефта знала, что сейчас уже не сможет того, что получилось тогда. Возможно, это было проявлением ее истинной силы, которую не стоило расходовать понапрасну и приберечь на последний и самый важный отрезок пути. А возможно мир просто показывал ей свою истинную сущность и подтверждал ее мнение и выводы. Так или иначе, это оставило ее или затаилось, ожидая того единственного момента, когда она будет нуждаться в этих силах. Лес был ее другом и там, в деревне за своими плечами Олефта оставила друзей. Она не простилась, она к ним вернется, но лишь после того, как постигнет истину, ведомую через время и пространство.
  Лес незаметно поглотил ее тропинку, растворив в своих недрах. Она вошла под сени высоких и могучих деревьев, скрывающих ее от единственного светила этого мира. Она бесстрашно пошла вперед, ничуть не опасаясь чего-то неожиданного или страшного, ибо доверяла лесу. Чувствовала его, как будто он был живым существом. И ведь был. И на ее стороне. Он, приняв ее в свое лоно, когда она только-только появилась на этом свете, пережив в некотором смысле рождение. Он оберегал ее, пока она спала, он показал ей неведомые чудеса, доступные сознанию, он показал правду и ложь, научил избегать главной опасности, вывел ее, показав дорожкой дальнейший путь. И вот сейчас она вновь находилась в лесу, столь доброжелательно и по-отечески отнесшегося к ней. И Олефта смело шла вперед, улыбаясь ему и чему-то внутри себя.
  Но время шло, и лес перестал быть ей знакомым, родным и безопасным. Незаметно он превратился совсем в иное существо, не тем, к которому привыкла Олефта, которому она безоговорочно доверяла. Лес из обычного молодого сосняка и ельника, медленно перекинулся в страшный дремучий. Корявые и неряшливые деревья, тянули свои ветви-сучья в разные стороны, расставленные, словно сети паука, стремясь захватить жертву. Темные и некрасивые, они являли собой совершенно противоположное тому лесу, что так полюбился девушке. Под ногами лежал ковер из прелых листьев, усыпанный бесконечным количеством мелких веток и шишек. Здесь не было ни цветков, ни грибов, ни ягод. Здесь не было радости, беззаботности и веселья. Высокие голые деревья вытянулись высоко под самое небо и полностью заслонили его своими телами, не пропуская не единого блика лунного света, погружая это царство в кромешную темноту. Большие цепкие корни деревьев то тут, то там торчали из земли, являя собой еще одно препятствие для неосторожного путника. В той темноте, что стала полноправной властительницей этой части леса, скрытое могло стать серьезным препятствием для передвижения. Но Олефта никуда не торопилась. Конечно, ей очень хотелось как можно скорее покинуть это место и выбраться на полянку, залитую ставшим привычным лунным светом. Но это было лишь ее желание. А все, что с ней происходило, было лишь очередным испытанием. Дорогой, которую необходимо пройти, чтобы обрести истину и вечный покой. Или это станет лишь началом долгого пути к следующей истине. Станет откровение, которое поможет в дальнейшей жизни. Это не только ключ к свободе, но и то зерно правды, что откроет самое сокровенное из всего бытия. И это станет ее достоянием. Что может быть более величайшей и желанной наградой, как не это. За такое можно и нужно было бороться. За это можно и погибнуть. И даже больше. За такую награду можно было умирать и воскресать сколько угодно раз. Само познание, принятие иной новой истины, было неким умиранием для мира прошлого. Прошлых правд и зол, для прошлых надежд и мечтаний, для прошлых жизней и судеб. Ибо каждый раз для нас предопределяется новая роль и иная судьба. Другая расстановка сил, новая партия и новая победа, каждая из которых несет в себе много больше, чем все предыдущие вместе взятые. Но это лишь в случае победы, если человек внемлет им, если он готов принять их, добиваться их. Ибо ни что в этом мире не дается так просто. Ничто не сложнее заслужить, чем истину. Благую и всеобъемлющую либо пагубную и смертоносную. Для каждого человека она несет что-то свое. И что это будет, чем обернется, до конца нельзя знать наверняка.
  В самом начале пути лес был погружен в тишину. И лишь однажды Олефта увидела как с самой верхушки дерева, издав скорее испуганный вскрик, сорвалась малая птаха. И было это более похоже на то, что она бежит прочь из этих мест. Словно залетела она сюда волей случая или ведомая любопытством, что часто становится порочным и гибельным.
  Но продолжалась тишина недолго. Чем дальше углублялась в лес девушка, тем отчетливее понимала, что здесь есть своя жизнь. Все началось с непонятных звуков: шебуршания, ворчания, похрустывания веток, непрестанное шевеление листвы, сопения и прочих звуков, что всегда царили в лесной глуши. Это были звуки животных и птиц. Но ни одного из них девушка так и не увидела. Лишь их разноголосье окружало со всех сторон, то, приближаясь, то удаляясь. И с каждой минутой все больше и больше звуков добавлялось к уже существующей пестрой какофонии: то хрипение, то звук царапанья коры дерева острыми когтями, то шелест, то уханье совы. Они становились то нестерпимо громкими, то затихали настолько, что требовалось приложить усилие, чтобы различить их. И не было в том ничего дружественного. Олефту охватил страх. Она поняла, что лес осерчал на нее или она зашла туда, где ей были совсем не рады. Нестерпимо захотелось как можно скорее покинуть столь негостеприимную часть леса, но чем дальше она заходила, тем все более он смыкался вокруг. Все ближе придвигались к ней деревья, протягивая скрюченные ветви, неприятнее становились звуки. Когда Олефта остановилась для передышки, то впереди раздался глубокий, исполненный вечной грусти волчий вой. И был он столь тяжек и глубок, что Олефту охватило отчаяние, тут же потонувшее в мареве страха. Вой унесся эхом дальше в лес, но тут же повторился слева, словно зверь умел ловко и быстро перемешаться на дальние расстояния. Или, что еще страшнее он был не один. И тот второй лишь вторит ему и несет его песнь дальше, вплетая в нее свои нотки.
  Олефту охватил страх. Тут же стали выходить из потаенных уголков памяти ее давешние детские, но с тем более страшные и неистребимые страхи. Когда еще, будучи ребенком Олефта боялась темноты. С самого момента осознания себя, она боялась ее всем своим существом. Просила мать не выключать лампу в комнате на ночь. Тряслась всякий раз, как оказывалась одна в кромешной темноте. Ее сознание превращалось в кокон из одного единственного страха, закрытый для всего остального. В такие моменты она не могла думать, никого не слушала, не могла перебороть свой страх к темноте. И это было ненормальным состоянием, слишком сильное чувство было опасным препятствием и могло повергнуть в шок и увести сознание девушки так далеко, что никто не сможет больше до нее достучаться, в миг сделать ее умалишенной, оставив одну бренную оболочку. Лишь после долгого и сложного пути, решение было найдено. Олефту поместили в состояние гипноза и велели ей больше не бояться. И это помогло. Страх погрузился в глубокие закрома сознания. Иногда легкие отсветы бросал он в ее памяти и заставлял порой дрожать от страха в темноте, когда девушка оставалась одна. Но стена, отделявшая ее все эти годы от самого страшного, вдруг разрушилась сейчас в этом опасном лесу. И тут же встала новая картина из ее детства, когда, будучи пятилетней малышкой, Олефта отстала от группы своих товарищей по лагерю и осталась совсем одна в вечернем лесу. Свет догорал быстро, как кончик оплывшей свечи, погружая все пространство в темноту. И вроде бы нечего бояться, но в голову Олефты тут же полезли давешние рассказы молоденькой и глупой вожатой о диких и кровожадных зверях, что водились в этом лесу и выходили на охоту лишь после наступления темноты. Олефта впала в некую прострацию. Нашли ее уже, когда окончательно стемнело. Девочка сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, обняв руками, колени и смотрела куда-то в одну точку. Не реагировала ни на человеческий голос, ни на свет фонаря. С трудом удалось расцепить ее руки. Словно труп с открытыми глазами, она лежала несколько дней. Словно сознание ее ушло далеко-далеко, оставив тело у дерева ожидать помощи, но не торопилась вернуться назад.
  Но все благополучно разрешилось, и на утро третьего дня Олефта пришла в себя. Она не вспомнила из того, что пережила долгое время. В ее голове поселилась тьма касательно тех дней, что были последними. Единственное, что она могла вспомнить, как вожатая рассказывала им страшные истории про чудовищ, и как они собирались на экскурсию в лес.
  Но сейчас все это с удвоенной силой вернулось к ней, как эхо прошлого, желая, чтобы она воздала дань минувшим происшествиям, пережила их так полно, как они того заслуживают. Она слишком долго держала эту дверь закрытой, не сражаясь со своими страхами; она всю жизнь пряталась от них, убеждая себя, что такая же нормальная, как и все. Она боялась остаться с ними один на один и узнать то, что могло раздавить, а могло помочь навсегда избавиться от этого жалкого существования под гнетом собственных неизжитых страхов. Каждый человек чего-то боится. Кто более брутальных вещей, кто-то, начитавшись мистических историй, боится в них описанного, кто-то боится стихий и явлений природы, кто-то смерти, кто-то попасть в ад. У каждого человека есть свои страхи. Но то, что происходило с Олефтой, было совсем иным. Это был иной по своей природе страх. И если она не сможет его победить, он погребет ее подобно снежной лавине, из под которой уже нельзя будет выбраться. Это не просто панический кошмар, это первобытный страх, животный ужас, способный вытравить сознание человека из собственного тела.
  Олефта уже более не могла их сдерживать, да и ничто, пожалуй, в мире не способно было помочь в этом. Сначала ее охватил легкий озноб, быстро перетекший в довольно сильную дрожь. Зуб не попадал на зуб, все тело стало каким-то ватным и слабым, и девушка обессилено опустилась на лесную подстилку, понимая, что если не сделает это сама, то просто упадет. Мир вокруг стал расплываться и казаться нереальным. Деревья слились в одну неподвижную точку, которая вновь разъединилась и стала кружиться перед глазами, подчиняясь одному ей ведомому ритму. Все новые и новые страшные деревья, приобретшие страшные лики уродцев и раззявивших свои кровожадные и смердящие пасти зверей, появлялись перед ней, дабы засвидетельствовать свое глумливое почтение. Звуки, что так долго терзали ее, приобрели некую новую силу и вновь впились в уши и в ее душу, исстонавшуюся и кричащую от страха, не в силах спастись от этого и все более и более погружающую в этот ужас. А он все больше становился похожим на сон, он менял цвета, что делало его все более сюрреальным, не подчиненным никаким законам бытия. Да не было здесь законов. Или точнее сказать, они были, но к известным ей не имели никакого отношения. Все закружилось, застонало, заревело, пришло в неистовую пляску. А вершиной и апогеем этого стал волчий вой, раздавшийся совсем близко и уже несколько иначе, чем раньше. Теперь он был преисполнен отнюдь не скорби и горечи, он был полон потаенной злобы, ненависти и жажды убийства. Не только для пропитания, но и на потеху, для утоления своего мерзкого кровожадного голода, что был совсем иным, нежели заложенный изначально творцом. И все это переплелось в одном лишь протяжном звуке, сообщившем все, что владело им и что несло перепуганной девушке.
  Олефта сидела, прислонившись спиной к стволу дерева, и крепко-крепко сцепила пальцы рук, обхвативших колени. Она раскачивалась взад-вперед, приговаривая про себя, что это не может быть правдой.
  История повторялась, но девушка ничего не могла с собой поделать. Особенно после того душераздирающего воя. Олефта знала, что тот, кто исторг его из себя уже идет за ней. И это было также ясно как то, что в этом мире нет солнца и все подчинено законам луны. Она могла побежать, но зверь догонит. Она могла не идти, а просто остаться здесь, впав в полубессознательное состояние, погрузившись в водоворот своих забытых страхов. Но и тогда зверь придет за ней. Только в этом случае она не доставит ему удовольствие от погони. Но это было неправильно. Это означало сдаться, проявить малодушие. Олефта не могла себе этого позволить. Она и так слишком часто поддавалась этому чувству. Но особенно ее мучила мысль, что она тем самым подводит многих людей. И саму себя. Более здравомыслящая часть сознания говорила о том, что нужно встать, нужно бежать прочь от этого места, забыв о страхах, отложив их подальше в своем сознании. Или встретить его лицом к лицу. Второй вариант был более правильным. Ведь Олефта уже однажды позабыла о том, что с ней произошло в лесу, и страх глубоко зарылся в сердце, выжидая любого удобного случая, чтобы вновь показаться на свет, сводя девушку с ума. И это не выход. Нужно раз и навсегда исторгнуть его из себя, стать сильнее, чтобы прожорливая тварь больше не могла высасывать соки из ее души. Но вторая часть 'я', была против. Она сжалась в комочек и не желала слушать доводов разума, она не могла и не хотела бороться, мечтая лишь об одном: чтобы ее оставили в покое, дали предаваться волнам ужаса, что плескались в душе, позволяя похоронить себя.
  Олефта на уровне подсознания ощутила, что зверь уже близко. Поняв, что его жертва беспомощна и не сможет оказать сопротивления или убежать, он не торопился. Вальяжной походкой победителя он медленно приближался, сея панику, внося новые штрихи в картину мироздания и атмосферы вокруг себя. Олефта не слышала ни единого звука. Существо не издавало ни сопения, ни рычания, от его поступи не колыхались ветви, не хрустели сучья. Все оставалось неподвижно, так, словно сквозь лес двигалась тень или бесплотный призрак. Но ей совсем не нужно было слышать, чтобы знать о его присутствии. Между ними установилась психологическая связь. С ее стороны страх и ужас, с его радость и желание сжать клыки на шее жертве, чувствовать затихающие судороги еще теплого тела. Это был очень интимный момент. И он касался только их двоих.
  Но Олефта не собиралась так просто сдаваться. Не зря она попала сюда. Не зря на нее возлагали столько надежд. Она должна была помочь многим людям, но в первую очередь себе. Эта мысль подстегнула. Олефта подняла голову и взглянула вглубь леса. Она ничего не увидела. Но от этого ничего не изменилось. Появление враждебного существа лишь вопрос времени. Она с трудом заставила себя встать. Еще больших усилий стоило унять дрожь. Она встала лицом к лесу и, молча, ждала. Постепенно страх стал уступать место спокойствию. Это было трудно, это было нечеловечески тяжело. Но Олефта убеждала себя, что двум смертям не бывать и если уж суждено встретить свою здесь, то она не будет трусливо поджимать колени, моля, что бы это было быстро и безболезненно. С тех пор как она сюда попала, многое изменилось. И все то, что пугало или радовало когда-то, осталось в прошлом. Сейчас для нее наступило новое врем, это был другой виток жизни, который начинался с белого листа. Пускай он и может закончиться красной кляксой.
  Олефта гордо выпрямилась и, глядя прямо во тьму леса, громко сказала:
  - Я больше не боюсь тебя!
  Но никаких существенных перемен не произошло. Лес остался все таким же безмолвным. Но краем глаза Олефта уловила в глубине какое-то движение. Она стояла и ждала. Набрав полную грудь воздуха, и поджав губы, она повторила:
  - Я больше никого не боюсь! Пусть все теперь бояться меня!
  Фраза вышла несколько напыщенной, но возымела свое действие. Очень медленно большая массивная фигура появилась в нескольких метрах от девушки. Она замерла на границе полной тени, скрывающей ее от любопытного взгляда. Два ярких глаза, не отрываясь, смотрели на девушку. Олефта в свою очередь не отводила взгляда и ждала, что предпримет зверь.
  Прошло несколько томительных секунд, пока зверь и человек изучали друг друга. Неожиданно Олефта разозлилась. Ей надоело, что она так бесполезно тратит свое время, глядя в глаза неведомому существу, вместо того, чтобы продолжить путь. Злость подхлестнула и стерла последние воспоминания об охватившем ее совсем недавно страхе.
  - Убирайся к черту! - голос был исполнен праведной злобы.
  Олефта резко развернулась и, не оборачиваясь, быстро пошла прочь. Конечно, ей было страшно вот так поворачиваться к зверю спиной. Ведь он вполне мог этим воспользоваться и напасть, вонзив острые когти в незащищенную спину и сомкнув челюсть на хрупком горле. Сейчас она почувствовала себя уязвимой как никогда. Но она не позволила малодушию вновь овладеть собой, понимая, что если это произойдет, если зверь почувствует слабину хотя бы на долю секунды, он незамедлительно нападет. Она не могла бежать, не могла останавливаться, она не могла позволить грузу собственных чувств опуститься на плечи, прижав к земле, не давая сопротивляться и бороться за жизнь. Олефта упрямо шла вперед, не сбавляя шага и не позволяя ни одного неверного движения. Она все еще чувствовала присутствие зверя, знала, что тот все также стоит в тени и смотрит на нее своими блестящими немигающими глазами.
  Лишь когда она отдалилась от места встречи на достаточное расстояние, испытала неизмеримое облегчение. Ноги подогнулись, и она обессиленная опустилась на колени, погрузившись в ворох мягких ласковых травинок, уже не видя, как зверь легкой тенью скользнул прочь, скрываясь в глубине леса. Она больше не хотела смотреть назад, встречаться с глазами лесного существа. Просто смотреть назад, для нее это означало бы возвращение в прошлое.
  'Это был мой самый страшный кошмар, но я победила его, оказалась сильнее. Ради себя самой. Ради своего 'я'. Ради своего будущего'.
  Эти мысли вновь и вновь проносились в голове. Она вынуждена была признаться, что встретилась со своим страхом лицом к лицу. Ибо это существо само было страхом, принявшим физическую оболочку. И в их встрече не могло быть иначе. Она могла выйти либо победительницей, как и произошло. Или пасть жертвой собственного страха, разорванная им на кусочки. Ибо страх - это зверь, который, напав на нас, начинает медленно вгрызаться в плоть сознания, раздирая его на куски, уничтожая все иные чувства, полностью подчиняя себе человека, пока он не умрет в мучениях.
  Сегодня она встретила страх, вчера она видела смерть. На ее пути пока попались лишь самые страшные из порождений этого и всех прочих миров. Его страшная опухоль, не дающая спокойно спать или жить. Но хотелось верить, что люди, как и она, смогут переселить свои страхи и не попасться смерти раньше времени. Не делать ошибок, фатальных и глупых. Олефта очень хотела, чтобы все плохое закончилась. Хотела, что бы дальше ее ждали встречи только с приятными порождениями сущего: с жизнью, с судьбой, с любовью, мечтой, например. Но это было невозможно. Порядок жизни здесь был определен не ею. Она создала этот мир, погрузилась в него, но не диктовала условия жизни. Этот процесс как маятник. Качнув его раз, наблюдаешь, как он приводится в действие и продолжает его уже по своей траектории, и ты можешь только остановить, уничтожив движение, но не изменить путь.
  Олефта наоборот стала дамокловым мечом, нависшим над этими землями, с каждой секундой все ближе и ближе разрезая пространство перед собой и подбираясь к плоти этого мира. Но она же могла и спасти его. Остановить меч. Превратить смерть в жизнь. Дать надежду. Они все хотели жить, и она, и жители этого мира. В этом их цели совпадали.
  Голова Олефты опустилась, отяжелевшая от осознания столь элементарных и ясных вещей. Но сколь просты они были, столь они были и тяжелы. Это осознание лишило ее последних сил. Олефта медленно опустилась на траву. Ее отяжелевшие веки закрылись, обещая показать ей прекрасные сон, не похожий на все то, что она уже успела пережить за столь краткое время своего пребывания в этом месте. Олефта не стала сопротивляться. Она покорно положила голову на душистую подстилку, рассыпая по ней длинные волосы, скользнула пальцами в пушистую щекочущую кожу травку.
  'Битва выиграна. Зверь больше меня не тронет. Теперь он ушел навсегда', - такова была последняя мысль перед погружением в благостный сон и девушка улыбнулась ей.
  
  Когда Олефта проснулась, она почувствовала слабость во всем теле. Вставать, а тем более куда-то идти совсем не хотелось. Лучше бы остаться здесь и лежать, глядя в это странное темное небо, едва прикрываемое верхушками деревьев. Но этого делать было нельзя. Время утекало. И чем больше она тратила его на глупости и слабости, тем дальше уносилась от нее цель, тем недостижимей становилась.
  Девушка поднялась и размяла затекшие мышцы. После этого все следы слабости и усталости как рукой сняло. Словно кто-то навел на нее эти чувства.
  Олефта огляделась. Она помнила все, что произошло. Но не ощущала себя обеспокоенной или раздавленной, однако и чувства довольства не было. Она не сделала ничего необычного. Всего лишь сразилась со своим страхом. К сожалению, одна победа еще не гарантировала спасения. Впереди ожидало много опасного и страшного. И это непременная составляющая всего происходящего. Сражаться Олефте предстояло еще долго, пока она не достигнет цели. Лишь тогда скитания закончатся, и она сможет сказать вполне оправданно, что победила.
  Олефта поняла, что все вокруг преобразилось. Деревья оставались все такими же скрюченными, словно их сжала чья-то большая рука. Этот лес больше подходил для страшилок. Но Олефта чувствовала, что он больше не был ей враждебен. В нем не осталось ничего, что захотело бы напугать, забрать душу, растерзать тело.
  Девушка еще раз огляделась, выбирая путь, которым продолжит путешествие. Она стояла посреди небольшой полянки, от которой не шло никаких тропок, а лес со всех сторон выглядел одинаково. Олефта замерла в нерешительности. Но потом просто закрыла глаза и решила прислушаться к себе. Так же с закрытыми глазами, повернулась направо и не глядя, шагнула в лес, раздвигая ветви руками.
  Девушка не знала, правильно ли выбрала путь, решив следовать зову сердца. Сосредоточившись, отгородившись от всего сущего, она попыталась отрешиться и найти нечто сокрытое, что недоступно обычным органам чувств. Это удалось далеко не сразу, но все же услышала: ее звали, звали вперед, молили, чтобы она поскорее дошла пока еще не слишком поздно. И Олефта верила - то, что она слышит - не ее фантазия, она может следовать за зовом, выбирая путь.
  Идти было тяжело. Чем дальше заходила девушка, тем темнее становилось. Ветви не пропускали даже тот скудный свет, что давала ночь без светила. Деревья подступали вплотную друг к другу, и нужно было приложить много усилий, чтобы продираться сквозь них. Олефта ободрала себе платье и кожу на лице, шее и плечах. Руки саднили и кровоточили, но девушка упрямо продолжала свой путь. Сейчас она вспоминала произошедшее с ней в другой жизни, что накатывали легким шелестом прибоя, захватывая мягко и уволакивая в водоворот событий. Осмысливала свои действия, свои поступки. Воспоминания вновь и вновь окутали ее волной теплого бриза, чтобы вскоре опять затеряться далеко за кромкой горизонта. Какой она казалась себе глупой и слабой. Даже не пытаясь бороться, просто отдавалась на волю страхам, давала черным птицам слабости клевать свою душу. Но теперь все изменилось. Олефта не перестала бояться. В мире оставалось еще много загадочного и пугающего, но теперь могла бороться, была готова к испытаниям и препятствиям. Ведь в мире ничего не бывает просто так. Нельзя забывать и о других людях. Они тоже могут быть опасны, и нужно уметь от них защищаться. Просто ради того, чтобы жить.
  Неожиданно лес расступился, и Олефта вышла на полянку. Взгляду девушки предстала картина из какой-нибудь русско-народной сказки. Посреди полянки стояла самая настоящая избушка на курьих ножках. Олефта удивленно смотрела на чудо, занимавшее почти все пространство на лугу, обильно поросшем сочной травой. Она была сделана по всем правилам, используемым в стародавние времена. Ну, или так себе представляла сама Олефта. Скатана избушка была из бревен, на окнах имелись наличники, правда не расписные, на треугольной крыше выдыхала клубы черного дыма труба. Но все бы хорошо, но под самым домом, а может прямо из него, торчали самые настоящие куриные лапки. Да и сам он был облупленным и обшарпанным, словно ему много-много лет. Казалось, что он вот-вот развалиться от малейшего колыхания ветерка.
  Олефта подошла поближе, разглядывая диковинку, принесенную из детских воспоминаний. Из избы пахнуло запахом выпечки. И был он таким домашним и уютным, что девушка не сомневалась: там живут хорошие люди. А в сказках образ Бабы Яги не всегда был злым. Бабуся-ягуся часто помогала заблудившимся найти дорогу, потерявшим обрести надежду, да просто советом, али делом. Кому клубочек волшебный даст, кому дорогу укажет, кому секрет расскажет. И всех она кормила, поила и в бане париться пускала. А то, что в некоторых сказках, она вороном оборачивалась, да детей с тропок сводила, чтобы их потом съесть, так у нее вид такой был. Но не всегда страшное и отвратное с виду оказывается злом внутри. Хищное и смертоносное чаще принимает привлекательное обличие, на которое, словно мотыльки на свет, тянутся простодушные жертвы.
  Олефта поднялась по скрипучей лестнице и отворила хлипкую дверцу. А когда вошла в избу, ощущение, что она в сказке только усилилось. Утварь и внутреннее убранство было как в те времена, когда не было еще ни каменных домов, ни высоких технологий. Когда мужики ходили пахать в поле, а жены или дети в полдень им обед в узелках приносили. Когда не было ничего вкуснее свежеиспеченного хлеба и колодезной воды. И стояла в углу избы самая настоящая русская печь, каких Олефта отродясь не видывала. И лежала там древняя старуха. На ее длинном крючковатом носу была огромная бородавка. Единственный глаз смотрел с прищуром.
  - Фу, фу, русским духом пахнет, - на мотив стандартного приветствия начала Баба Яга.
  - Русским бабушка, русским. Добро тебе и твоему дому, - Олефта плохо помнила, что в таких случаях отвечали герои сказок, и потому импровизировала на ходу.
  - Интересно ты говоришь, не по-нашему. Похоже, но все же не по-нашему, - вынесла вердикт старуха, - Ну сказывай, заблудилась чай?
  Баба Яга сошла с печи и предстала пред Олефтой.
  - Заблудилась бабушка, заблудилась, - Олефта энергично закивала головой.
  - Что-то ты не накормить себя допрежь не просишь, не напоить, ни баньку стопить? - задумчиво спросила старуха.
  Растерялась Олефта и не знала, что сказать. Она итак чувствовала себя глупо. Словно очутилась на программе розыгрыш. Хотя это было невозможно. Здесь все было взаправду. Так, как она сама того хотела. И если, решила, что здесь поселится настоящая Баба Яга, значит это важно.
  - Ну да ладно, милъя, садись уж. Все сама сделаю, - и старуха стала резво выставлять на стол плошки, тарелки, кувшинчики и чарки.
  Олефта смотрела на все это великолепие и даже не знала, что это за блюда. Узнала она лишь квас по запаху, да пироги румяные.
  - Угощайся, - Баба Яга села на скамью напротив гостьи.
  Олефта не испытывала потребности в пище, но увидев столько разнообразной еды, впервые ощутила нечто похожее на голод. Хотя это, скорее всего, был просто интерес попробовать кушанья, что в старину готовились. Они конечно и сейчас в ходу были, но тогда все было иначе.
  Олефта могла ощущать вкус пищи и была этому очень рада, потому что он был просто восхитительным, совершенно не похожим на всю ту пищу, что доводилось пробовать раньше. Угощенье Бабы Яги она не еле, а именно вкушала, наслаждаясь каждым кусочком, удерживая себя от желания запихать в рот все разом.
  Баба Яга, молча, смотрела на гостью. Сама она не притронулась к пище. И на лице ее не было желания отведать своих харчей.
  - Благодарствуй, бабушка, - прожевав последний кусочек пирожка, сказала Олефта, поняв, что если съест еще хоть что-нибудь, лопнет как мыльный пузырь.
  - Ну, а теперичя в баньку, - старуха встала, но Олефта остановила хозяйку:
  - Нет, спасибо. Мне нельзя долго задерживаться. Спасибо за угощение, за добро, за гостеприимство, но меня ждет долгая дорога.
  - Ну что же, надо, так надо, - не стала настаивать Баба Яга, - Только вот сарафан-то у тебя совсем поистрепался. На-ка тебе.
  Старуха полезла в большой ларь и извлекла красивый голубой сарафан, какие девушки в старину носили, белую рубаху до колен, да к ним ленту голубую.
  - Негоже приличной девке в таком виде разгуливать, - прошамкала Баба Яга, - Одевайся, одевайся, уважь бабушку.
  Олефта не стала спорить. Окинув коротким взглядом разорванную ночную сорочку, она скинула ее и с удовольствием облачилась в подаренную одежду. Рубашка была немного колючей. Раньше технологии по производству одежды были не те. А сарафан был нежным и гладким точно шелк. Как последний штрих, Олефта сплела косу, вплетя в нее ленту. Теперь она выглядела как самая настоящая деревенская девица. Хоть сейчас на кастинг в сказку.
  - Хороша, хороша, - оглядев ее, проговорила Баба Яга, - А теперь послушай, что скажу тебе.
  Старушка опять полезла в ларь и на этот раз извлекла из него клубочек желтой пряжи.
  - Это волшебный клубочек. Он тебя на дороженьку-то обратно выведет, - вручив моток шерсти девушке, сказала Баба Яга, - Ты за ним иди, да никуда не сворачивай. Коли клубочек из виду потеряешь, сама потеряешься и дороги уже не найдешь. Ибо леса эти недобрые вовсе. Много в них зла. Кого на пути встретишь, ни с кем не разговаривай, пока на дорогу не выйдешь. Ибо недруги то будут, тебя с пути свести хотящие. Но ты, молча, мимо проходи, они не тронут. Только ты главное не бойся. Тогда они тебе и ничего сделать не смогут. Все поняла, все запомнила?
  - Все бабушка, все, - Олефта закивала головой.
  - Ну, иди коли все, - Баба Яга как-то вмиг погрустнела.
  Словно и не чужую девку в путешествие отправляет, а внучку родную. И так ей стало жалко эту одинокую старушку, что на секунду даже хотелось бросить все и с ней в теплой избушке остаться. Помогать по хозяйству, скрашивать одиночество, научиться прясть из пряжи, готовить русские кушанья, попариться в настоящей баньке. Но это желание прошло так же быстро, как и появилась. Знала Олефта, что не могла себе этого позволить. Да и захотела бы Баба Яга ее на постой принимать, даже живя в одиночестве.
  - Спасибо бабушка, - Олефта улыбнулась, - За хлеб за соль, за добро, за совет, за гостеприимство, за платье, да за клубочек волшебный.
  - Эх, - старуха вздохнула, - Похоже ты говоришь, но все равно не по-нашему.
  И столько теплоты послышалось Олефте в ее голосе, словно это не незнакомая старуха была, а ее родная бабушка. И даже если присмотреться, можно было отметить схожие черты. Но это лишь сознание играло с ней, пытаясь выдать желаемое за действительное.
  - Ступай, ступай, - прошамкала Баба Яга, словно на глазах состарившись, - Уморила старушку.
  Кивнула Олефта и вышла из избы, плотно притворив за собой дверь. Лесенка скрипнула под ней на прощанье, пожелав удачи, а может, Олефте просто показалось. Она сделала несколько шагов и не удержалась от желания, еще раз оглянулась на избушку на Куринных ножах. Она стояла безмолвная и одинокая. Лишь в окне несколько мгновений горел свет, но вот и он погас, погрузив полянку в темноту.
  Олефта улыбнулась и пошла вперед.
  
  Когда перед ней стеной вновь встал непроходимый лес, Олефта вытащила волшебный подарок и бросила его на землю. Пряжа тут же засветилась, и клубочек в один миг превратился в маленькое золотое солнышко, осветив все вокруг. Полежав несколько секунд на земле, он уверенно покатился по внезапно оказавшейся перед девушкой тропинке. Хотя она готова была поспорить, что еще недавно там не было ничего. Но на то подарок и был волшебным, чтобы дорогу отыскивать, да ей указывать.
  Клубочек катился довольно быстро, и Олефта, помня завет старухи, что можно потеряться и не выйти, старалась не отставать и почти за ним бежала. Хоть он и светился нежным золотом, но тьма плотно облегала все пространство, так и, норовя скрыть его от глаз девушки, поглотить волшебное сияние. Но, к счастью, этот марафон продлился не долго. Когда Олефта поняла, что еще чуть-чуть, и она совсем выбьется из сил, клубочек замедлил свой бег по темному лесу. Он катился все медленнее и медленнее, порой совсем останавливаясь. Словно выбирал дорогу, сомневался. Порой его движение начиналось в одну сторону, но потом, словно передумав, он менял направление. Олефта в такие моменты, молча, стояла в сторонке, ожидая, куда же двинется ее проводник.
  'Видимо кто-то очень не желает выпускать меня отсюда', - мелькнуло у девушки, когда она в очередной раз застряла с клубочком.
  Лес помаленьку менял свои очертания, переставая быть угрожающим. Он вновь превращался в тот радушный, радующих глаз лес, который она увидела, очнувшись в этом мире. И клубочек, словно поняв эту перемену, двигался вперед все быстрее и быстрее так, будто ему самому не терпелось вырваться прочь отсюда.
  Олефта не заметила, когда на ее пути появился невысокий старец в шляпе с широкими полями, от чего его лицо утопало в тени. Он был одет в обычную рубаху и штаны, а по бокам и по спине до земли спускался плащ из грубого серого материала. В руках у незнакомца был посох, а спина прогнулась от тяжести прожитых лет.
  Олефта и сама не знала, почему решила, что это старец. Она не видела его лица, а фигуру скрывал плащ, а лишь по опущенности спины нельзя было судить о возрасте человека. Она просто знала это, когда увидела его.
  Девушка чуть не врезалась в него, но успела затормозить. Бросив извинение, быстро зашагала за мчащимся вперед клубочком.
  - Куда бежишь, красавица? - по голосу Олефта поняла, что не ошиблась, решив, что перед ней старец.
  - Извините, - оглянувшись, сказала Олефта, - Но мне, правда, некогда.
  Но тут же прикусила язычок. Она вспомнила, что Баба Яга строго настрого запретила заговаривать с незнакомцами, пока она не выйдет на дорогу. И девушка, развернувшись, ускорила темп, уже еле различая очертания клубочка среди деревьев. Тьма жадно впилась в него, заглушая сияние в стремлении скрыть от девушки. Но Олефта довольно быстро догнала проводника, пообещав себе, что больше не произнесет ни звука и не остановится ни разу, пока не поймет, что находится в относительной безопасности.
  Олефта краем глаза уловила сбоку какое-то движение. Слегка повернув голову, она чуть не вскрикнула от удивления и неожиданности. Рядом с ней шел тот самый старец, на которого она чуть не наскочила пару минут назад. Казалось, что он семенил, но не отставал от бежавшей девушки. Олефта не могла похвастаться отличной интуицией, но сейчас она почувствовала, что от незнакомца веет опасностью и тут же ускорилась, но это обстоятельство никак на него не повлияло. Старец все также вышагивал рядом. Клубочек вдруг стал наращивать темп, и Олефта поняла, что отстает.
  - Что ж ты, красавица, такая невоспитанная! - посетовал старец, - Дедушку чуть с ног не сбила и, даже толком не извинившись, дальше побежала.
  Олефта молчала. Она больше не собиралась допускать ошибки и заговаривать с этим таинственным и пугающим ее человеком. Если он, конечно, был человеком, а не еще одним образом, преследующих ее темных чувств.
  - Ну, молодежь, ну какая невоспитанность. А дедушка уже немолодой. Стар он и болен, а вынужден за тобой идти, чтобы извинений дождаться. Остановилась бы дочка, обняла бы дедушку, извинилась чин по чину и разошлись бы миром.
  Олефта уже не удивлялась странной речи незнакомца. После встречи с настоящей Бабой Ягой это было бы смешно. Олефта тяжело дышала, но старалась темпа не сбавлять. Она уже еле-еле видела клубочек. Лишь маленькая искорка манила ее далеко впереди, все быстрее и быстрее удаляясь, убегая прочь.
  И тут ей стало страшно, когда костлявая ладонь впилась в плечо, насильно заставляя остановиться. Ее развернуло, в нос ударил отвратительный запах, и с головы до ног обдало ледяным ветром. Олефта зажмурила глаза и застыла как вкопанная. А рука все глубже и глубже впивалась в ее плоть. Она даже не знала, как осознание того, что нужно сделать в этой ситуации к ней пришло. Просто ее мозг переключился по щелчку. Она набрала в легкие побольше воздуха и ... закричала. Громко и протяжно, вкладывая в него всю свою силу, всю свою боль и отчаяние, весь свой страх пережитый и тот, что гнездился глубоко в ее душе, не давая расслабиться и забыться.
  Воздух завибрировал, и существо, напавшее на нее, просто сплюснуло, сжало, а потом сдуло. Олефта долго еще не могла остановиться и после того как тиски на плече исчезли. Лишь исторгнув последние капли воздуха, и поняв, что еще немного и ее легкие просто взорвутся, она остановилась.
  Вокруг был лес. Ни следа опасного существа не осталось. Лишь неприятное ощущение в том месте, где ее коснулась рука или лапа. Олефта резко обернулась. Она уже поняла, что потеряла клубочек, и это означало только одно - она заблудилась. Но каково же было ее удивление, кода она увидела золотое солнышко неподалеку от себя. Тот смирно лежал, освещая все вокруг теплыми лучиками света.
  Олефта подошла к нему, и клубочек вновь ожил. Словно отряхнувшись, он весело покатился вперед. Девушка вздохнула с облегчением и быстро, не глядя по сторонам, пошла следом.
  Клубочек вскоре вывел ее на дорогу. И стоило ему это сделать, как он тут же поблек и замер, больше не подавая признаков жизни. Олефта поблагодарила волшебный предмет, и устремилась по дороге вперед.
  
  И вновь потянулся пустой и тихий лес. Девушка стала вспоминать все, что с ней приключилось в этом мире. С самого начала. Все сказанные ей слова. Все более-менее стало укладываться в единую картину. Непонятно до сих пор было только одно - как такое возможно.
  'Воистину мозг человеческий способен на сумасшедшие вещи'.
  Хотя после всего произошедшего думать об этом сейчас было глупо. Нужно сосредоточиться на главном. Она пережила уже многое, но еще больше ждало впереди. Здесь все вставало с ног на голову. Те, кому нельзя верить, становились друзьями. А те, кто вызывал только приятные чувства, оказывались на поверку чудовищами, жаждавшими свернуть ее с пути. Здесь нельзя проявлять жалость, тебя задавят, здесь нельзя проявлять сострадание, этим тебя и собьют. Сила духа, которая зажглась в ней с новой силой в деревне в кругу ребят и девчонок, впервые объяснивших ей смысл, требовала идти и не сдаваться.
  Без клубочка, своего странного провожатого ей даже стало как-то скучно. Но она вновь продолжала свой путь. Последнее событие со странным старцем сделало только сильнее. Она уверовала, что может справиться со всеми напастями, дать отпор.
  Увлеченная своими мыслями, Олефта не сразу почувствовала, как что-то изменилось. В воздухе повисло нечто тревожное и гнетущее. Все вокруг словно застыло в немом крике, пытаясь предупредить ее.
  Здесь не было ветра, чтобы донести до нее предупреждение близящейся опасности. Здесь не было запахов, чтобы она поняла, что именно ей грозит.
  Она услышала сухое потрескивание позади себя. Недоброе чувство тут же овладело ее сознанием. Олефта обернулась, грезя, что старец не пропал и вернулся. Но уведенное было гораздо хуже. Не далее чем в ста метрах от девушки была сплошная стена огня, по высоте превосходящая пятиэтажное строение. И не было ни одного зазора, ни одного проблеска в этом бушующем смертельном море. И оно быстро и неумолимо надвигался на девушку.
  Олефта ощутила жар, исходящий от огня, услышала треск, печальную песнь сгоравших в кроваво-красном мареве деревьев. Олефта стояла и смотрела, как неумолимо приближается огонь. Он был прекрасен в своей силе. На него можно было смотреть бесконечно долго, пока он не поглотит тебя, сделав своей пищей, частью себя, продолжением своей неистребимой жажды и неумолимого движения.
  Но Олефта переборола это. Она развернулась и побежала прочь, как можно дальше от огня, пыталась не потерять дорогу, боясь вновь заблудиться и уже больше не выйти.
  Она выбежала на большую поляну. Здесь трава безмятежно вздымалась своими свежими зелеными стеблями к небу, словно потягивая к ней свои руки, восхваляя или же прося. Олефта понеслась вперед. На глаза ей наворачивались слезы, природу которых она и сама не смогла понять. Возможно, ей было жалко, что вся эта непревзойденная красота будет уничтожена в один миг, стерта величием огня. Возможно, ей было жаль, что она не может приникнуть к такому прекрасному и великолепному явлению, слиться с ним в едином порыве, едином танце, стать его душой и телом, одной из многих искорок. Но это было бы равносильно самоубийству.
  И потому Олефта не сразу увидела новую преграду на пути к своему спасению. Прямо на нее неслась другая стена огня. Она была идентична первой и делала невозможным отступление. Олефта остановилась и стала озираться в поисках выхода из этой неожиданной ловушки. Но было уже слишком поздно. Стены слева и справа от нее почти сомкнулись, отрезая ей последние шанс на спасение. Олефте захотелось заплакать. Она поняла, что это станет ее последним приключением в этом мире, а расслабленность и самоуверенность после встречи со старцем - фатальной ошибкой. Она не оправдала возложенных на нее надежд. И не достигла цели.
  Олефта уже почти смирилась с тем, что это конец, когда заметила впереди небольшое углубление в земле. И со всех ног помчалась вперед. Ведь огонь был уже близко. Гораздо ближе, чем она.
  Олефта успела. Она буквально рухнула в яму до того, как ее края достигла стена огня. Девушка упала на земляное дно и с испугом посмотрела вверх. Углубление было небольшим. Края ямы были гладкими лишенными какой-либо растительности. Но огонь был слишком близко. Олефта ощущала его жар, его нетерпение, невозможность добраться до нее, его кипучую энергию и ярость.
  А огонь между тем окружил яму, поглотив все пространство вокруг нее. Обе стены соединились в один могучий испепеляющий поток у краев. Но дальше их пламя не распространилось. Олефта была в ловушке, зажатая со всех сторон в своем неожиданном убежище, она могла лишь наблюдать за буйством стихии.
  Но так продолжалось недолго. Огонь стал расти, подниматься вверх, пока не соединились, образовав купол над ямой.
  Глаза Олефты расширились, а рот раскрылся в немом крике, когда купол начал медленно опускаться. Огонь не мог преодолеть края ямы, но оставался еще путь сверху. Олефта свернулась калачиком и медленно стала наблюдать за приближающейся опасностью, не в силах ни моргнуть, ни закрыть глаза. Одинокие язычки пламени все чаще вырывались вперед, стремясь первыми лизнуть незащищенное тело. В глубине души Олефта понимала, что способ, спасший от старца, здесь не поможет. Но на ум больше ничего не приходило. А жар между тем становился все сильнее и сильнее. Кожу ожигало так, словно солнце сошло со своей орбиты и танцевало вокруг нее. И казалось, что еще немного, и она задымится.
  Олефта закрыла глаза, она боялась смотреть на подступающий огонь. То, что он с каждой секундой все ближе, она и так знала. Становилось все больнее и больнее. Ее начал душить кашель, легким не хватало воздуха. Олефта подтянула колени к груди стремясь сжаться, как можно сильнее, уменьшиться до микроскопических размеров и вовсе исчезнуть лишь бы не испытывать эту все возрастающую боль.
  Но этого не происходило. Ей казалось, что огонь уже внутри нее, что он поселился под кожей и вот-вот вырвется, прорвется наружу сотней маленьких язычков. Терпеть больше не было сил, и Олефта закричала. Громко и протяжно, выплескивая всю боль. Но это не помогало. Олефта начала дергаться, кататься по земле, биться в припадке, колотить кулаками по земле. И всякий раз, когда казалось, что это самая дикая боль на свете и дальше уже быть не может, она становилась словно в насмешку еще сильнее. Она уже почти сошла с ума, когда все неожиданно кончилось. Огонь, жар и боль пропали стремительно, оставили ее исстрадавшееся тело и измучившуюся душу в один миг, словно их никогда не было. А на кожу опустилась спасительная прохлада, успокаивая, даря облегчение и возвращая из мира кошмаров в реальность.
  Олефта нерешительно открыла глаза, но увидела над собой лишь темное ночное небо. Шевелиться не хотелось, она просто лежала на спине и смотрела вверх, ни о чем не думая и просто наслаждаясь чувством спокойствия. Боль ушла, и девушка поняла, как это прекрасно, просто жить и не испытывать боли. И что это такое, когда тебя разрывает на части, опаляет, сжигая каждую клеточку, капельку крови, пробираясь глубоко внутрь, стремясь охватить все и сразу, подчинить себе, уничтожить, разрушить. Это невыносимо. Боль способна растоптать человека, унизить его, свести с ума, убить саму сущность, уничтожить душу. Она способна развязать человеку язык и заставить его рассказать все тайны. Она способна поставить человека на колени, заставить совершать такие поступки, которые ни в какой другой ситуации он бы не сделал. Немногие способны молча сносить боль. Терпеть ее, контролировать, научить мозг отрезать пораженный участок от остального тела. Олефте же это казалось просто невозможным. Это чувство стирает все остальные, смывает все границы, остается лишь голая песчаная равнина, заполненная болью. Ты забываешь обо всех и обо всем, даже о себе. Ты готов на все ради того, чтобы это прекратилось. Ты плачешь, рыдаешь, стонешь, умоляешь, но это не может помочь. Боль равнодушна и холодна. Ей все равно. Она не становиться тише, когда ты ее просишь, она не становиться слабее, когда ты этого хочешь.
  Боль ужасна по своей природе. Но есть еще более страшная боль, также способная поставить человека на колени и заставить его обо всем позабыть. Это боль душевная.
  Но что странно, человек сам тянется к боли. Он сам призывает судьбу наказывать себя. Он сам просит себе испытаний, зная, что это будет больно. Но он жаждет этого. Сам того, не зная, он торопит время расставить все по своим местам, но когда это происходит, понимает, что все не так просто, как казалось. И это лишь очередное испытание, которое нам приготовила жизнь. Что, переходя на новый рубеж, он теряет найденное. Все начинается с чистого листа и то, что было уже никогда не повториться. И боль, тупая щемящая боль в области сердца не дает покоя, но от этого не становится проще. Лишь больнее и больнее. И ты понимаешь, что все, что происходит в жизни не просто так и за каждый ее миллиметр, за каждую секунду надо бороться. За все надо бороться, и ничего никогда ты не получишь просто так. За все лучшее в нашей жизни мы боремся. Мы должны быть лучше, мы просто должны быть.
  Боль дика, она охватывает тебя целиком, погружает в бездну. Она показывает тебе настоящее, дает увидеть истинный черный цвет, когда тебе некуда идти. Когда ты одинок. Когда ты никто. И мелочность. Она дает тебе возможность увидеть беспросветность бытия. Конец пути и окончание жизни. Когда никого с тобой рядом нет. Когда ты не хочешь ничего, когда ты не можешь идти. Твой путь закончен, и он бездонная яма, голая пустыня, или просто ничто. Черное пустое ничто, готовое поглотить тебя с головой. Когда ты пуст и больше не хочешь сопротивляться. Когда ты слаб, и устал, и больше не способен ни на что, добровольно готов отдаться этой пустоте и дать себя поглотить. В своей холодности и безразличии. В своей слабости и равнодушии. Ты слаб человек. Ибо лишь сражающийся добивается. Ибо лишь сильный достоин. Ибо...
  Олефта боялась пошевелиться. Да, сейчас, когда она лежала, боль полностью исчезла, растворилась, как будто ее никогда и не было. Но девушка боялась, что стоит ей попытаться встать, чтобы продолжить путь, как она тотчас вернется. И на этот раз закончит свое дело. Страх перед болью был все еще силен. Но Олефта понимала, что не сможет пролежать здесь вечность. Рано или поздно нужно будет что-то предпринять.
  'Но не сейчас, - устало подумала она, - после всего, что со мной произошло. Я заслужила немного отдыха. И чисто психологически сейчас ни на что не способна'.
  Олефта вновь закрыла глаза, но теперь не от страха, а в надежде отдохнуть. Она помнила, что не обязана здесь спать, есть, пить, ей это просто не нужно. Но сознание так хотело хоть ненадолго отринуть этот мир и отдохнуть, набраться новых сил перед следующим испытанием. Если этого не сделать, то она может просто-напросто сломаться. А тогда уже никто никому не поможет.
  
  Олефта, как и ожидалось, никак не смогла уснуть. Но ее молитвы и просьбы, в конце концов, были услышаны, и она провалилась во что-то наподобие дремы. Она не видела снов, но больше не ощущала себя в этом мире. Словно замерла посредине. И это сейчас было для нее лучшим лекарством.
  После этого подобия сна Олефте стало намного легче. Девушка открыла глаза и поняла, что жизнь продолжается. Она все также лежала в яме, спасшей ее от огня. И даже могла видеть обгоревшую траву вокруг ее укрытия.
  Девушка выбралась из ямы. С неба падали большие белые хлопья, похожие на вату. Это напомнило ей июнь, когда с тополей вовсю летит пух, забирается в нос и в рот, вызывая аллергические реакции взрослых и дикую радость у маленьких детишек.
  Хлопья, медленно кружась, словно в танце, падали на землю. Олефта завороженная смотрела на них. Она села на выжженную траву и обхватив руками колени, стала просто смотреть на хлопья. Они напоминали пепел, хотя были белыми и пушистыми. Они тихо опускались на землю, смешиваясь с золой, впуская в себя черноту и стараясь поглотить ее своим количеством.
  Вскоре их стало так много, что сквозь них было видеть так же сложно, как и через плотный туман. Олефта поняла, что пора отсюда выбираться, иначе она рискует быть засыпанной по самую макушку.
  Олефта шла по черной золе, оставшейся после буйства огня, присыпанной белыми хлопьями. Она отметила странность. Ни ее кожа, ни ее одежда не носили ни оного отпечатка случившегося. Не было ни ожогов, ни черных пятен или дыр на одежде. Все выглядело так, словно ей привиделось. Но жженая трава говорила об обратном.
  Олефта очутилась на склоне. Именно здесь обрывалась чернота и дальше вниз по склону зеленела кое-какая растительность, радуя глаз после мертвой земли.
  У самого подножия она увидела палатки. Много палаток. Они тянулись далеко вперед, густо усеяв долину, упиравшуюся в две огромные скалы, торчавшие из земли, словно два клыка. Они были цвета жженого сахара, без сколов и наростов. На них также не было никакой растительности.
  Между скалами был узкий проход. С вершины склона он казался маленьким даже для собаки. Олефта поняла, что этот проход единственный путь дальше.
  Девушка стала аккуратно спускаться вниз к стоянке. Держась за выступы и растения, она шаг за шагом очутилась в долине. Повсюду громоздились палатки. Они находились всего в нескольких метрах одна от другой. Разных цветов и размеров, они были непохожи друг на друга. Олефта медленно шла мимо, оглядываясь в надежде увидеть людей.
  Ее поиски увенчались успехом. Возле одной из палаток на земле сидела немолодая женщина с одутловатым лицом и штопала одежду. Олефта окликнула ее, но та даже не подняла головы, продолжая заниматься своим делом. Девушка подошла ближе и повторила попытку. Но результат оказался таким же. Олефта недоуменно посмотрела на женщину несколько секунд и пошла дальше. По пути она встретила двух девочек, играющих в грубо сшитых тряпичных кукол с глазами-пуговицами. Мужчину, коловшего дрова. Но никто из них не обратил на нее внимания и не захотел разговаривать. Олефта заметила, что с этими людьми что-то не так. Внешне они выглядели как обычные люди, движения их были точны и логичны. Голос, разговоры, одежда, все было нормальным. Но в тоже время что-то не давало покоя и заставляло продолжать насторожено вглядываться в них, в надежде раскрыть загадку.
  Олефта сделала шаг вперед, всматриваясь в черты лица мужчины. Ее глаза сощурились, в голове промелькнула догадка. Но тут послышался звон колокола. Сначала негромкий, но с каждой секундой все более наращивающий силу.
  Олефта остановилась и в нерешительности завертелась на месте, стараясь понять, откуда доноситься звук. Казалось, что он исходит со всех сторон сразу. Из палаток стали выходить люди. Они торопливо шагали куда-то в одну сторону. Стремительно, но, не создавая сутолоку и не мешая друг другу. Олефта заметила среди них уже виденных девочек и женщину. На лицах не было написано ни волнения, ни тревоги. Спокойные движения людей говорили о том, что это не знак опасности.
  Девушка решила выяснить, что происходит и пошла за все более разрастающимся людским ручейком. Никто не обратил внимания, что она влилась в толпу и следует с ними. Им, похоже, было абсолютно все равно, что твориться вокруг.
  Олефта вертела головой, стараясь понять, сколько людей окружает ее, участвуя в этом странном действе. Но кроме голов, идущих впереди нее и неожиданно спокойных лиц следовавших позади, увидеть ничего не удалось. Женщины, мужчины, дети и старики. Все они шли, ведомые призывным звоном колокола, звук которого становился все громче по мере приближения к его источнику. Далеко идти не пришлось. Толпа перед Олефтой неожиданно разошлась в разные стороны, и девушка очутилась перед небольшим помостом. Люди окружили его со всех сторон, взяв в кольцо. Лица всех пришедших был устремлены на одинокую сгорбленную фигуру седовласого старца, что стоял в центре помоста, опираясь на длинную палку. Он был одет в черную рясу, резко контрастирующую с его белоснежной бородой и посеребренными висками. В правой руке сухие старческие пальцы сжимали простые деревянные четки. Но, не смотря на весь внешний облик, этот человек вселял чувство уважения и уверенности. Его ярко блестевшие зеленые глаза смотрели зорко и непреклонно. На секунду Олефте показалось, что они могут принадлежать только хищнику, хитрому и коварному. Но наваждение прошло, и девушка вновь почувствовала симпатию и доверие к старику.
  Люди, молча, внимали своему кумиру, не смея ни единым звуком нарушить тишину. И Олефта, словно подчиняясь единому порыву, став единым целым с толпой ожидавших чего-то людей, стояла и ждала, не сводя глаз с помоста.
  Выдержав паузу, старик натужно закашлял. Затем, выудив откуда-то из одежд некий предмет, он поднял его высоко над головой. Поворачиваясь влево и вправо, он словно демонстрировал людям то, что было у него в руках. Это была книга. Простая обычная книга. Олефта прищурилась и смогла различить надпись на обложке, Несколько букв были стерты, но ей все же удалось разобрать надпись.
  'Библия!' - девушка была удивлена.
  Она не ожидала увидеть здесь ничего подобного. Ее лицо озарила улыбка. Она радовалась, что люди в таком месте знают, что такое Библия. Что у них есть вера. Каждый имеет право на веру. И у каждого она своя.
  Каждый человек верит во что-то свое. Лишь он властен выбирать, во что верить, а во что нет. Что заслуживает его внимание, а что можно посчитать пустяком.
  Между тем старик нашел кого-то глазами и махнул рукой. Из толпы тут же отделилась девушка и взошла на помост, встав рядом со стариком.
  Олефта с интересом наблюдала за всем происходящим. Она была взволнована и заинтригована. Девушка не была похожа на всех остальных: была иначе одета, выглядела иначе и иначе двигалась. Она была полна какой-то своей душевной гармонии и теплоты. Олефта видела ее нежное девичье личико. Девушка была прекрасна как утренний сон и свежа как летний ветер.
  До ушей людей донеслась легкая мелодичная музыка. Мелодия одного инструмента, но столь дивная, что хотелось слушать ее бесконечно долго. Девушка начала петь.
  Олефта помнила ту прекрасную мелодию, что услышала в деревне после происшествия с черной лошадью. Она поразила ее в самое сердце. И тогда и сейчас ей казалось, что это самое чудное и прекрасное, что она слышала. Но лишь сейчас она поняла, что ошиблась. Нет, эта песня не затмила другую. Она лишь встала с ней в один ряд, показав, что этому миру еще есть чем ее удивить и поразить.
  Когда соловушка споет
  Лучистую капель.
  Когда мне ветер донесет,
  Где властвует метель.
  Когда увижу солнца лик
  И нежную луну.
  Тогда смогу я напрямик
  Понять свою судьбу.
  Девушка замолчала. Она посмотрела на старика, но он не повернул к ней голову. Лишь жестом отослал ее прочь. На лицо девушки легла печаль, опустив голову, она сошла с помоста и растворилась в толпе. А старик словно воспрянул. Скинув с себя звонкую тишину, образовавшуюся после песни сладкоголосой девушки, он произнес неожиданно громким голосом:
  - Приветствую вас, люди мои. Дети одного Бога, слушающие одного пророка.
  Толпа заволновалась, по ней словно пошла волна. Но так люди выражали свое согласие.
  - Пришло время для нашей ежедневной мессы, - в руках старика вновь появилась Библия, но он не открыл ее.
  Держа книжечку в своих руках, он заговорил:
  - Время не лечит. С ним постепенно лишь приходит осознание неизбежности. Ты примеряешься с мыслью. Понимаешь, что уж ничего не можешь сделать. Твои руки опускаются, колени подгибаются. Твой взгляд устремлен в землю. Ты посыпаешь голову пеплом, но ветер, треплющий твои волосы, разносит его в разные стороны света. Куда ты можешь пойти? Но ты не хочешь. Но ты не можешь. Зачем тебе свет. Зачем тебе смотреть на звезды. Зачем ты есть. И кто ты.
  Над помостом вновь повисла тишина, но теперь это был уже совсем другой звук. Раболепие, преклонение, понимание. Олефта слышала и ужасалась. Каждое слово било ее точно в сердце. Вгоняло нож собственного страха в само ее существо. Она пришла сюда, чтобы изменить это, исправить, перестать верить. Но натолкнулась на это вновь. Вновь в душе взметнулись собственные мысли, которые она боялась произнести в слух, в которых боялась признаться самой себе. Ибо за этим стояло полное уничтожение. После этих слов была лишь тьма вечная и всепоглощающая.
  А люди слушали, они верили своему пророку, внимали его лживым словам и во всем слушались. Он подкупал их своим видом и тем образом, что создал. Он отыскал девушку, доставлявшую удовольствие своим пением, а потом вводил их в состояние гипноза своими небылицами, заставляя отречься от всего. Стать марионетками, нелепыми игрушками, похоронить себя. Он заставлял их забыть, что жизнь есть свет, но не начало тьмы.
  Но в тоже время Олефта была смущена услышанным. Словно ее внутренний голос обрел силу и воспроизвел это, ранее пришедшее в голову, замораживающее сердце и отравляющее мысли. В этом была своя особая прелесть. Оно таило ядовитую угрозу. Но все было так неоднозначно.
  Олефта стояла в смешанных чувствах, краснея и бледнея, полностью погрузившись в свои мысли, захваченная водоворотом собственных переживаний и сомнений. Она не заметила, что люди начали расходиться, и вот вскоре она стояла возле помоста совсем одна. Но ее взгляд был обращен внутрь себя.
  Старик все также стоял на помосте. Ни разу не шевельнувшись. Он внимательно смотрел на одинокую фигуру девушки. Он, молча, ждал чего-то, словно догадываясь о том, что царит в душе и голове незнакомки.
  Олефта почувствовала, как по коже забегали мурашки.
  'Странно, я не чувствую холода'.
  Олефта подняла голову и встретилась глазами со стариком. С пророком заблудших душ, уводящим их во тьму, сталкивающим в бездну безнадежности и пустоты.
  Внутри у девушки все замерло. Зеленые гипнотические глаза не отпускали ее. Олефте хотелось закрыть глаза, отвернуться, просто опустить голову, чтобы отвести взгляд, но она не могла. Они словно приковали ее к одному месту, вмиг превратили в статую. Если он так действовал на всех людей, неудивительно, что толпы шли за ним, слушались его, верили ему.
  Олефта проследила, как старец натужно спускается с помоста. Было видно, что каждый шаг дается ему с превеликим трудом. И если бы не было поддерживающего посоха, он уже давно упал. Так же медленно он приблизился к девушке.
  Все в его фигуре, походке, облике было мерзким и отталкивающим. Это даже не было связано с тем, что Олефта недавно услышала. Это чувство родилось глубоко в подсознании и с каждой минутой все набирало и набирало силу.
  - Кто ты дитя? - голос был ласковым, но от этого стало еще неприятней.
  Словно скользкая змея пыталась вползти в душу.
  - Я путешественница, - лаконично ответила девушка.
  - Будь нашей гостьей, - старик протянул руку и коснулся плеча девушки.
  Олефта с трудом удержалась от желания отшатнуться и сбросить руку.
  - Меня зовут отец Порфир. Я пророк единственного Бога. Возможно узнав об этом, ты решишь, что нашла то, что искала и останешься с нами.
  'Никогда!' - краска прилила к щекам девушки.
  - Идем со мной, - во время краткого разговора, отец Порфир оглядел девушку с ног до головы.
  Его блуждающий взгляд вызывал тошноту. Она словно почувствовала себя товаром на прилавке, к которому прицениваются, решают, может ли он стать полезным, стоит ли той цены, что за него просят.
  Отец Порфир зашагал в сторону палаток. Олефте ничего не оставалось, как идти за ним.
  'Я не могу бросить этих людей с таким человеком. Им нужно открыть правду на то, что происходит. Он лжец. Нельзя слушать его речи'.
  Решив, что сначала она поможет этим людям спастись и лишь, потом продолжит свой путь, Олефта успокоилась.
  Отец Порфир привел девушку к самой большой палатке. Она стояла в стороне от других и поражала своей величиной. Там с легкостью могли уместиться человек тридцать и не стеснять друг друга в движениях. У входа стояло и сидело несколько человек. В их руках не было никакого оружия, но сразу стало понятно, что это охрана.
  Слегка склонив голову, мужчины подняли полог палатки, пропуская старика и его гостью. На саму девушки они глянули лишь мельком. В их взглядах не было и тени заинтересованности.
  В палатке земля была устелена покрывалами, пестревшими бурыми пятнами и заплатками. Грязные засохшие пятна напомнили Олефте спекшуюся кровь. Посреди палатки стоял деревянный стул. Рядом в беспорядке лежало несколько тонких подушек. Это было единственным убранством палатки.
  Отец Порфир бросил свое тщедушное тело на стул и жестом указал гостье на ближайшую подушку. Олефта, молча, подчинилась. Глядя снизу вверх на пророка, ждала продолжения. Она не верила ему и внутренне ожидала какого-нибудь подвоха. Может, внешний вид отца Порфира и подкупал своей слабостью и немощностью, но его выдавали глаза. Хищный блеск никак не мог говорить о святости и простоте, о неподкупности и желания помочь ближнему. Скорее о расчете и мелочности.
  - Нам не интересна судьба наших приверженцев. Мы всецело доверяем пришедшим к нам людям. Мы всем готовы предложить кров, пищу и надежду в обмен на верность. Мы ищем в людях лишь доброе начало, развиваем его. Мы прислушиваемся к мольбам и даем очищение. Здесь люди перерождаются и становятся другими. Они отрекаются от мирских страстей и становятся верующими.
  'Отрекаются от света во имя тьмы', - тут же мелькнуло в голове девушки.
  Слова старика не произвели на нее никакого впечатления. Она уже знала, что стоит за его словами и что сулит его вера. Полное отречение от себя. Принесение себя в жертву непонятной идее. Идее вселенской пустоты, вселенского ничто. Он превращал людей в стадо. Несмыслящее, не думающее, не понимающего. Они лишь слепо подчинялись его воле и верили, что это лучший путь, что это спасение. Что это освободит их от всего, что годами давило на их простые человеческие плечи.
  - Я рад каждому вновь пришедшему и вновь вступившему в наши ряды. Этому будут рады и мои дети. Все они готовы стать твоими братьями и сестрами, поддерживать тебе, помогать. А я же в свою очередь буду направлять тебя на путь истинный.
  Олефта молчала. Ее переполняли гнев и негодование. Она чувствовала, что если сейчас откроет рот, чтобы ответить, не выдержит и сорвется. Скажет все, что накопилось у нее на душе, адресованное не только отцу Порфиру, этому лжепророку, но и самой себе. Она уже готова была излить все то, что скопилось в ее души за многие годы собственного отречения. За время преклонения перед тем, что не имело силы, воли, значения. Что стало злым роком, пустым мечтанием, горьким страданием. Все это резало ненужными оправданиями, ужасало откровенностью. Соленые слезы были не способны вытолкнуть боль наружу и хоть немного успокоить стенающее сердце. Они лишь причиняли еще больше боли, заставляя душу корчиться в судорогах, с каждым новым потоком слез, наращивая темп.
  Олефта поджала губы. Лишь на мгновение в ее глазах пробежал слабый отголосок вновь проснувшихся боли и отчаяния. Но этого было достаточно. По блеснувшим глазам старика было понятно, что он обо всем догадался. Его взгляд проникал вглубь человека, выискивая потаенные уголки его души. Все то, что можно использовать против, сгибая его под тяжестью собственных грехов и сомнений. Заставляя метаться, склонять к одному, казалось бы, верному решению. Но в итоге оно оказывалось ошибочным, но когда эта истина дойдет до него, будет уже поздно.
  Олефта отвернулась. Она больше не хотела встречаться взглядом с этим человеком. Не хотела больше давать ему ключи к своему сердцу. Открывать тайну своей жизни. Она на секунду пожалела о своем намерении помочь этим бездушным марионеткам. Ею все сильнее и сильнее овладевало желание вскочить и бежать прочь отсюда. Так долго и далеко, как только сможет выдержать тело.
  Но чувство долга вновь воззвало в ее душе. И девушка продолжила сидеть на подушке перед стариком и молча внимать его рассуждениям, сладким увещеваниям. Они не грели душу, они пытались отравить ее стрелой сладкой лести, подкупающие простотой всех решений.
  Отец Порфир понял, что сегодня он уже ничего не добьется от гостьи. И решил закончить свой слегка затянувшийся монолог.
  - И так, дитя мое, - преувеличено ласково сказал он, - Я не жду от тебя скорейшего ответа. Если ты решишь продолжить свой путь и вновь называться путешественницей, что ж, так тому и быть. Мы не будем чинить тебе препятствий. Но если вдруг окажется, что тебе по нраву наш быт и наши нравы. Мы будем рады, если ты вступишь в наши ряды. Сегодня ты наша гостья, но завтра после обедни я вновь спрошу тебя.
  Олефта почувствовала за спиной какое-то шевеление. Она всем своим существом ощутила чье-то присутствие. Резко обернувшись, она встретилась глазами с девушкой столь чудно певшей на помосте.
  - Тильза, покажи гостье все здесь, расскажи о том, как прекрасно мы живем, - отец Порфир улыбнулся.
  Но его улыбка была похожа на ухмылку гиены. Старой и тертой жизнью, но все еще очень опасной. Олефта была рада покинуть палатку и уйти от этого человека. Больше не слышать его речей и не видеть его глаз. Она двинулась вслед за девушкой.
  Тильза оказалась еще прекрасней, чем Олефте показалось там на поляне. Она была похожа на ангела: огромные фиалковые глаза, в самой глубине которых плескалась печаль, чуть тронутые розоватым цветом губы и щеки, длинные густые ресницы, шелковистые каштановые волосы почти до пояса. Она казалось прекрасным созданием, сошедшим с небес, чтобы подарить свет и радость. Глядя на нее можно было поверить в мечту.
  Но чем дольше Олефта смотрела на Тильзу, тем больше ей казалось, что она несчастна. Ее глаза так и светились грустью. На губах не было и тени улыбки, весь ее вид говорил о горести. Девушка казалась опустошенной и безмерно уставшей.
  Олефта хотела спросить ее, что приключилось и не может ли чем-нибудь помочь. Но не решилась. Не смотря на столь грустный вид прекрасной девушки, она чувствовала себя немного неловко рядом с таким созданием. Ей не верилось, что она была рождена простым человеком и также, как простые смертные люди, дышит одним с ними воздухом и ходит по той же земле. Небольшая неловкость не позволила ей коснуться Тильзы, как ей этого захотелось.
  Девушка, наконец, почувствовала на себе сильно задержавшийся взгляд спутницы. Она медленно повернула к ней голову. В прекрасных глазах застыл немой вопрос.
  - Прости, - Олефта слегка стушевалась, - просто я никогда... никогда...
  Она даже не смогла подобрать нужное слово для обозначения Тильзы.
  - Ничего страшного, - девушка слегка улыбнулась, - Я уже привыкла к этому. Где бы я не появлялась, происходит всегда одно и тоже.
  - Так вы не всегда жили здесь? - тут же ухватилась за интересную тему Олефта.
  - Нет, не обращай внимания, - резко оборвала Тильза, - Я иногда говорю глупости.
  Олефта удивилась, но не посмела больше задавать вопросов. Пообещав себе, что потом разберется в этом. Покосившись в сторону девушки, она заметила хмурую морщинку, появившуюся между бровей девушки, и плотно сжатые губы.
  Они ходили мимо палаток и снующих рядом с ними людей. Тильза стала рассказывать ей о распорядке дня, об обязанностях людей и особо выдающихся личностях. Речь обязательно сдабривалась фразами о том, как всем замечательно здесь живется, и каждый обрел здесь то, о чем мечтал и что искал по жизни. Олефта очень сомневалась в сказанном, но девушке, похоже, отлично промыли мозги, и переубедить ее было невозможно. Хотя порой в душу к Олефте закрадывалось подозрение. Действительно ли Тильза думает так, как говорит. Она разительно отличалась от других детей одного Бога. И дело было вовсе не в ее внешности. Люди хоть и были марионетками, но они не выглядели, ни счастливыми, ни веселыми, не было слышно смеха или праздной болтовни. По большей части их лица и глаза не выражали никаких эмоций, но ни на ком из них не было печати грусти и печали. Они были довольны, в отличие от Тильзы.
  'Возможно, эта девчонка вовсе не согласна со всем тем, что несет отец Порфир. Но почему-то продолжает жить здесь. И отказывается говорить о прошлом'.
  Чем больше Олефта над этим думала, тем больше убеждалась в правдивости своих суждений. В отличие от остальных жителей этой палаточной долины, Тильза мыслила. Она все еще ощущала себя человеком. Она не верила в слова отца Порфира и не чувствовала себя счастливой в этом месте.
  
  Вечером люди собрались несколькими тесными кружками перед кострами с простыми деревянными мисками, полными ароматной похлебки. Еда была простой, но очень вкусной и сытной. После ужина давался час на завершение всех незаконченных дел, потом объявлялся отбой и все должны были разойтись по своим палаткам. Здесь существовало что-то вроде комендантского часа. Запрещено было выходить из палаток после отбоя. За это следовало строгое наказание.
  Олефту отец Порфир велел расположить в палатке Тильзы. За весь день он с ней больше ни разу не заговорил. Когда опустилась луна, и все почернело, раздался гулкий звон колокола. Он разительно отличался от дневного, призывающего на обедню.
  Когда Олефта, заботливо проведенная безликой женщиной, вошла в палатку, Тильза уже была здесь. Закопавшись в спальный мешок, она усиленно делала вид, что уже спит. Олефта прошла к своему месту. Ткань спальника была грубой и жесткой и колола кожу.
  'Нда, спать в таких условиях совершенно невозможно', - Олефта села на мешок и, подтянув ноги, обхватила их руками.
  Она смотрела на спину соседки и размышляла, каким образом ей разговорить девушку. У нее как всегда было много вопросов. И чтобы получить ответы, нужно было сильно постараться.
  Олефта положила голову на колени. Ее мысли постепенно потекли в другом направлении. Она вспоминала все свое путешествие с самого начала. Все плохие и хорошие моменты. Она постоянно думала обо всем произошедшем, анализировала, приходила к определенным порой неожиданным выводам. Все это могло бы показаться очень увлекательным, если бы не было опасным и психологически трудным. Она чувствовала ответственность и осознавала свою слабость. Некоторые вещи казались ей просто невозможными. Как, например, нынешняя. Она чувствовала себя очень неуверенно и не знала, как помочь людям. Она не имела силы и знаний, чтобы изменить ситуацию. Она даже не знала всей истории, чтобы сделать выводы. А между тем время, отведенное ей отцом Порфиром, истекало.
  Тильза заворочалась. Было видно, что ей не спится. Она медленно развернулась к соседке и посмотрела на нее долгим пронизывающим взглядом. Олефта замерла, боясь спугнуть удачу. Она надеялась, что благоразумие все же возьмет верх над страхом.
  - Ты ведь пришла не для того чтобы навредить нам? - спросила Тильза.
  Впервые ее глаза поменяли свое выражение. Теперь в них светился интерес и затаенный страх. Олефта лишь покачала головой.
  - Я тебе верю, - серьезно сказала Тильза, чем напомнила маленького ребенка, неожиданно ставшего взрослым.
  В сущности, она и была ребенком. Олефта не дала бы ей больше пятнадцати лет. Это был просто маленький запуганный ребенок, не смеющий пойти против отца Порфира.
  - Ты другая, - страх исчез, теперь Тильза была полна только любопытства, - Я сразу это почувствовала. Ты совсем не похожа на всех тех людей, что приходили к нам или которыми были наши жители.
  - Расскажи мне вашу историю, - попросила Олефта.
  - Раньше мы жили в небольшом селении. Оно находилось в той стороне, откуда пришла ты. Однажды отцу Порфиру приснился сон. В нем он увидел единственного Бога. Тот пообещал величайшую на свете власть, если он исполнит его повеление. Он и до этого был очень тщеславен, и потому согласился без лишних раздумий. Отец Порфир начал стремительно стареть, но в тоже время она получил способность воздействовать на людей, подчинять их своей воле. Они готовы были идти за ним на край света. Однажды в нашем селении вспыхнул пожар. Никто так и не понял, что случилось. Но я подозреваю, что это сделал отец Порфир. Вернее приказал своим верным людям.
  Тильза замолчала. Порывшись в мешке, лежавшем рядом с ее спальником, извлекла небольшую флягу. Сделав несколько глотков, девушка передала ее Олефте.
  - Зачем он спалил селение? - спросила Олефта, сделав глоток из фляги и возвращая ту хозяйке.
  - Никто не знает, - Тильза пожала плечами, - Честно говоря, никто особо и не пытался разобраться. Тогда погибло несколько младенцев, и он посчитал, что это мелочь.
  У Олефты непроизвольно вырвался возглас возмущения. Но она тут же взяла себя в руки. Рассказ все больше и больше заинтересовывал ее.
  - Сгорело все, что у нас было. Все дома, сараи, здания и даже церковь, - продолжила свое повествование Тильза, - Не осталось ничего. И отец Порфир сказал, что ему было видение от единственного Бога: нужно уходить отсюда к месту, где они будут счастливы. Где горести больше никогда не будут их тревожить. И люди пошли. Другого варианта все равно не было. По пути в эту долину мы заходили в другие селения и города, и отец Порфир убеждал живших там людей расставаться со своим имуществом. Многие тогда присоединились к нам, вняв его речам. Они бросали жен, детей, дома и шли за ним. В итоге мы обосновались здесь. Отец Порфир стал распоряжаться верующими. Назначил каждому свои обязанности, составил распорядок жизни и прочее. И никто не смеет ослушаться его. Люди продолжают прибывать к нам.
  Тильза замолчала. Видимо исчерпала все имеющиеся у нее сведения. И вновь приложилась к фляге.
  Олефта сидела, глядя в пустоту, и обдумывала рассказ девушки. Ей не давало покоя две вещи. Но об этом она еще успеет спросить, а сейчас она проигрывала рассказ в голове вновь и вновь, стараясь найти непонятные моменты и возможно решение всех проблем.
  - Я заметила, что ты тоже не похожа на всех остальных, - осторожно подбирая слова начала Олефта свои расспросы, - Твои глаза всегда грустные. Когда ты пела там, на помосте твой голос также был пронизан печалью, как и песня. Почему?
  - Ты права. Мне не нравится это место, мне не нравятся все эти глупые люди и мне вовсе не нравится вера единственного Бога.
  - Значит, отец Порфир не имеет над тобой власти. Хорошо. Тогда возникает закономерный вопрос. Почему ты здесь? Почему не уйдешь?
  - Я не могу, - Тильза вновь погрустнела, - Отец Порфир - мой отец.
  - Черт, - Олефта сморщилась, - Могла бы уже догадаться.
  - Раньше отец любил меня, но после того сна сильно изменился. Кроме власти его больше ничего не интересует. Меня он лишь использует.
  Тильза уставилась на сложенные перед собой руки. Олефте показалось, что еще чуть-чуть и девушка заплачет.
  - Но если он тебя не любит, почему ты не уйдешь. Тебя здесь ничего не держит?
  - Я боюсь, - честно призналась Тильза, - Я никогда не оставалась одна. Со мной всегда были мама или папа. Но мама погибла вскоре после того, как папе приснился этот Бог.
  'Интересный факт', - в голову Олефты тут же закрались подозрения по поводу естественной причины смерти женщины.
  - Я предлагаю тебе шанс, - сказала она вслух, - Завтра я ухожу отсюда. И ты можешь пойти со мной.
  - Но куда мы пойдем?
  - За скалы.
  - За ними ничего нет кроме моря, - горько усмехнувшись какой-то своей мысли, сказал Тильза, - Тупик.
  Олефта еле удержала себя от желания запаниковать.
  'Как тупик! Как море! Как же мне продолжить свой путь?! Ведь мне нужно дальше за скалы!'
  Ей стоило огромных трудов взять себя в руки. Поддаться панике было бы самым простым решением. Но она не могла позволить себе такую роскошь. Нужно было все обдумать. Во-первых, она должна была спасти людей от этого лжепророка, интересующегося только мировым господством. Во-вторых, ей нужно было спасти Тильзу из лап ее папочки и увести с собой. И, в-третьих, нужно было найти дорогу. Без нее не может идти речи о продолжении путешествия и соответственно выполнении миссии, а, значит, будет обречена, погибнуть здесь вместе с этим миром.
   'Нда задачки не из легких', - она призадумалась.
  - Но раз тебе некуда идти, ты могла бы остаться здесь и стать моей подругой, -неожиданно предложила Тильза.
  Она посмотрела на соседку полными мольбы глазами. Олефта даже не сразу нашлась, что сказать.
  - Прости Тильза, но я не могу здесь остаться, - мягким голосом начала Олефта, стараясь не обидеть девушку, - Это гиблое место и ты это понимаешь. К тому же я выполняю очень важную миссию, от которой зависит существование всего твоего мира. Но я еще раз повторяю, ты можешь пойти со мной, когда придумаю, как переправиться через море. Мне нужно будет только сходить туда и все увидеть самой.
  - Нельзя. Отец Порфир запрещает, кому бы то ни было пересекать границу двух скал. Он говорит, что это священное место. Эти скалы часть единственного Бога. Именно поэтому мы пришли сюда. Благодаря им нам живется так хорошо. Но пройти мимо них было бы святотатством и надругательством над святыней, и за это следует немедленная казнь.
  - Нда, все продумал, не подкопаешься. Ну, ничего, я что-нибудь придумаю. А ты решай, что для тебя лучше. Мучиться здесь или получить возможность начать свою жизнь с нуля и найти свое счастье.
  - Отец уже подыскал мне жениха, - поделилась Тильза тихим голосом, - Через несколько месяцев мне исполняется шестнадцать и...
  Девушка не закончила. Она вновь готова была расплакаться.
  - Он сказал, что это нужно для нашего народа. Это противный старый купец, приезжающей к нам раз в месяц. Он хочет продать ему меня.
  - Значит, ты тем более должна уйти со мной, - сказала Олефта, - Ты не заслуживаешь, чтобы с тобой так обращались. Ты не вещь, а человек. Но для твоего отца, похоже, все люди лишь инструменты для достижения целей.
  Она решила, что на сегодня хватит разговоров. У несчастной девушки и так уже глаза были на мокром месте.
  - А теперь давай спать, - ласково сказала Олефта, - И пусть тебе присниться, что все хорошо, что ты больше не рядом с отцом, а в большом красивом городе.
  Тильза потушила огарок свечи и зашелестела спальником, устраиваясь поудобней.
  Олефта же не стала рисковать и просто легла сверху. Она думала обо всем сказанном. Какой-то вопрос все не давал покоя. Что-то что она хотела спросить, но не спросила. Но мысль уже ушла из головы. Олефта пообещала себе, что вспомнит об этом завтра и начала погружаться в сон.
  
  Поутру ее разбудил все тот же колокольный звон. Тильзы в палатке уже не было. Олефта села на спальном мешке и сладко потянулась. Окончательно просыпаться и покидать гостеприимную палатку, не было никакого желания, и она решила еще немного поваляться. Мешок уже не казался ей таким уж колючим.
  'Ранняя пташка', - подумала она о соседке.
  Олефта поднялась и вышла из палатки. И вновь она увидела ту же картину, что и вчера: палатки, пустое пространство и отсутствие людей. Чтобы найти хоть кого-нибудь, нужно постараться.
  'Похоже, я слишком долго нежилась и все пропустила'.
  Олефта после вчерашней экскурсии уже начала понемногу ориентироваться в этом, казалось бы, бездумном нагромождении жилплощадей и спальных мест одновременно. Она вышла на поляну, где они ужинали и сидели вокруг большого костра перед сном. Но сейчас здесь было пусто. Зола лежала серой невыразительной кучкой даже отдаленно не напоминавшая о буйстве стихии, так заворожившем ее вчера своим таинственным танцем.
  - А ты, оказывается, соня, - раздался тоненький девичий голосок.
  Тильза приблизилась к замершей Олефте и протянула ей миску.
  - Я принесла тебе поесть. Искала в палатке, но ты уже ушла, - голос Тильзы вновь был грустным и тихим.
  Олефта медленно повернулась и посмотрела на девушку. Печаль вновь поселилась в этих прекрасных лучистых глазах, все больше и больше разъедая их ядом уныния. Уголки губ были опущены. Олефта поддалась порыву и взяла девушку за руку.
  - Что с тобой случилось?
  Тильза уставилась на нее широко открытыми от удивления глазами и покраснела. Вырвав руку, она стала озираться. Но, не заметив ничего и никого, поставила тарелку на землю и быстро пошла прочь.
  Олефта проводила удаляющуюся фигурку грустным взглядом. Когда она скрылась за ближайшей палаткой, девушка вздохнула.
  'Черт знает, что твориться в этом проклятом королевстве', - с неожиданной злостью подумала Олефта.
  Она так хотела помочь всем, кто в этом нуждался. И этим жалким прозябающим под гнетом тирана людям и этой славной милой девочке. Но как можно помочь, если каждый раз в тебя за это плюют. Олефта вовсе не ждала благодарности. Но она не могла помочь тем, кто этого не хотел.
  'А может, они и не нуждаются в помощи. Может им и в самом деле так будет лучше. И я все только испорчу, - Олефта задумалась над неожиданно вставшим перед ней вопросом, - Ведь недаром все мудрецы говорят, что помогать нужно только тому человеку, который действительно нуждается в помощи. Или если человек трижды попросит тебя о помощи'.
  Олефта села на траву и уткнулась носом в кулак. На пищу, оставленную ей Тильзой, она даже не взглянула.
  ' Если человек счастлив в своем плоском и ограниченном мирке, это вовсе не значит, что нужно его спасать. Если человек любит черный цвет, зачем мне перекрашивать его мир в белое. Если он счастлив и черпает силу из горестей и печалей. Если без этого он почувствует себя никем. Если человек слишком долго страдает, скорбь убивает личность. А если исчезнет она, исчезнет и сам человек'.
  Олефта тряхнула головой. Как глупо было рассуждать на столь грустные темы, казавшиеся в большей степени абсурдом, но они имели место быть, и она могла быть недалека от истины. Стоило трижды подумать, прежде чем решиться на что-либо.
  'Схожу на обедню, - решила Олефта, - а там видно будет'.
  
  Но до этого надо было сделать еще кое-что. Нужно спросить Тильзу, подумала ли она над предложением покинуть отца Порфира и его молчаливое стадо. Судя по ее поведению на поляне, она не хотела покидать своего нового дома, пускай это и скопище палаток, и своего отца, пускай он и лжепророк. Но это был ее народ, ее селение и ее отец. Единственный родной в мире человек.
  Олефта долго ходила среди палаток. Однажды даже вышла к той, где привечал ее накануне отец Порфир. Там все также сидела охрана. Они могли бы казаться обычными отдыхающими людьми, мирно болтавшими о всяких мелочах, но зоркие взгляды, порой бросаемый вокруг и настороженный вид ясно давали понять, что это не так.
  Они никак не отреагировали на появлении Олефты, но по всему их облику поняла, что ее заметили. Что было вдвойне странно. Они находились так далеко от других людей, а отец Порфир не представлял собой особо важной персоны, но у его палатки дежурила охрана, которая была настороже. Возможно, это было связано с ее появлением или она просто не все знала.
  Тильза сидела возле помоста. Подогнув под себя колени, она смотрела на сложенные перед собой руки. Ее фигура была неподвижна, словно это была прекрасная статуя гениального человека. Олефта приблизилась и села рядом. Искоса бросив взгляд на девушку, она поняла, что Тильза мыслями была очень далеко отсюда. Возможно, мечтала о том мире, что раскинулся за морем, и видела себя там. Возможно, она перенеслась в прошлое, вновь и вновь проигрывала картины, навсегда отложившиеся в памяти. Возможно, видела себя совсем другой совсем в другом месте. Возможно, представляла, что отец никогда не видел того таинственного сна. Она и ее родители счастливо живут в родном селении. Тильза взрослеет и хорошеет, находит свою любовь, выходит замуж. Рожает много таких же прекрасных, как и она детишек и обретает простое человеческое счастье.
  Как были чудесны все эти фантазии. И Олефте очень захотелось, чтобы одна из них стала правдой. Хотя бы частично. Она до крови закусила нижнюю губу от нахлынувших чувств. Слезы брызнули в разные стороны. Но фантазии всегда остаются только фантазиями. Они редко воплощаются в жизни. Не были на это способны и ее мысли.
  Олефта вспомнила сказку о Золушку. О доброй и хорошей девушке Золушке. У нее была крестная фея, исполнившая ее мечту, и она обрела счастье. В жизни так не бывает. У нас нет крестных фей, которые могут нас подтолкнуть на встречу к мечте. И как бы горько не было осознавать, но лишь немногие получают то, что жило в их фантазиях, перевоплотившись в заветную мечту.
  Олефта унеслась в мир мыслей и не заметила, что Тильза смотрит на нее. Это был взгляд ребенка. Поначалу пустой, но чем больше ты смотришь в его глаза, тем глубже заглядываешь в душу. Открываешь то сокрытое и недоступное, что таит в себе сердце каждого маленького ребенка: любопытство, страх и ожидание. Ожидание чего-то, что должны сделать взрослые. Ожидание от мамы с папой. И доверие. Доверие ко всем людям. Неумение ненавидеть - большое благо, а умение любить поистине бесценно. Но люди сами все портят. Они заставляют друг в друге просыпаться темные чувства зависти, злости, ненависти. Зачем? Наверняка они и сами не знают. Но никто кроме них никогда не ответит на этот вопрос.
  Олефте захотелось обнять Тильзу, прижать к себе. Погладить по голове, успокоить и сказать, что все хорошо. Но побоялась. Вспомнился случай у пепелища. Она боялась вновь быть отвергнутой. А ведь ей так хотелось стать крестной феей Тильзы. Помочь в ее желаниях. Но она не могла этого сделать, ведь ничего не знала о мечтах девушки. И потому не могла откликнуться на зов ее души. Лишь вновь банально и бесполезно предложить уйти вместе с ней. Не обещая ничего взамен. Не гарантируя того, что там будет лучше. Что найдется человек, которому Тильза будет по-настоящему нужна. Девушка была красива и в этом была ее большая проблема. Из-за нее она могла попасть в беду. Охочих до красоты людей много. Олефта знала, что если они найдут способ переправиться через море, придется оставить Тильзу совсем одну на чужой земле, где ей некуда будет пойти, где никто не сможет ее защитить.
  Было слишком много нюансов и тонкостей. Создавалось слишком много проблем и забот. Но Олефта не могла отвечать за судьбу Тильзы. Лишь предложить решение одной проблемы - сбежать от отца и ненавистного единственного Бога. И если согласиться, то все дальнейшие проблемы ложатся на ее хрупкие девичья плечи. Таковым станет ее выбор.
  Олефта кивнула, соглашаясь со своими рассуждениями. Тильза взрослая девушка и сможет о себе позаботиться. Тем более что она еще не дала ответа. Часть души Олефты безмолвно молила девушку сбежать отсюда. Но другая часть, боявшаяся ответственности, нашептывала, что это плохая идея. Что у Олефты за плечами целый мир, нуждающийся в ней. И некогда возиться с детьми. Это было гадко и мерзко, но Олефта не могла заглушить этот шелестящий время от времени голосок в своей голове, распухшей от мыслей.
  Она пообещала себе, как ответ не дала бы Тильза и какие бы проблемы не легли на нее, они все решат после. Первоначальной и пока единственной насущной проблемой было уйти отсюда.
  Олефта не доверяла отцу Порфиру. Ждала от него подвоха, удара в спину. Она не верила, что он сможет так просто отпустить. Все в его речах говорило о том, что она уже стала частью селения и не покинет пределов стоянки. Об этом думать не хотелось. Но расслабиться Олефта просто не могла себе позволить. Она должна была покинуть селение и пересечь скалы. Одна или с Тильзой, но она это сделает.
  Тильза все это время молчала и не сводила глаз с Олефты. Терпеливо ждала чего-то. Словно задала вопрос и хочет получить ответ.
  - Ты мне веришь? - спросила Олефта
  - Д-д-да, - поколебавшись несколько секунд, промямлила Тильза.
  - Не очень похоже, - усмехнулась Олефта, - Когда доверяют, так не отвечают.
  - Это требует некоторых усилий.
  - Если ты мне доверяешь, то должна отправиться со мной. Я не хочу тебя принуждать сделать то, о чем впоследствии будешь сожалеть. Я лишь спрошу последний раз. Ты сбежишь отсюда со мной?
  Тильза опустила голову. Ее взгляд стал бесцельно шарить по сторонам. Но думала она недолго. Буквально через несколько секунд девушка отрицательно покачала головой.
  - Извини, но я вынуждена сказать тебе нет. Ты другая. Ты на секунду заставила меня поверить в то, что мечта может стать явью. Но это был бы самообман. Если я скажу тебе да, мои проблемы разом не решатся. И к большим переменам я не готова. Возможно, когда-нибудь и решусь на побег, но не сейчас, - она посмотрела на Олефту чуть виноватым взглядом.
  - Твое право. Ты могла бы не объяснять причину, это полностью твое дело. Но спасибо за доверие. Значит, нам нужно с тобой попрощаться. После обедни я, так или иначе, уйду отсюда.
  - Мы могли бы стать хорошими подругами, - голос Тильзы был полон грусти и сожаления, - Но я не могу удерживать тебя. И надеюсь, что ты сможешь пересечь море. Хотя и не представляю, как сможешь это сделать.
  - Верь мне.
  Ожил колокол, оглашая окрестности своим ярким перезвоном, приглашая людей на обедню.
  - Пора, - Олефта подняла голову и посмотрела на небо.
  По ее расчетам до заката луны и окончания дня осталось не так много времени, но этого должно было хватить. Она не хотела думать, что будет погоня. Что надо будет очень быстро обдумать план переправки через море. Трудно думать о том, чего не знаешь.
  Все было, как и вчера. Тильза поднялась на помост и спела прекрасную песню. Олефта еле сдержала слезы. Ей бы так хотелось не расставаться с этим сладкоголосым ангелом и иметь возможность каждый день слушать пение. Оно несло в себе свет, разгоняло тьму обреченности, поселившееся в сердцах людей. Ненадолго освещало лучиками тепла их обращенные в лед мечты.
  Поток слов тупых, нелепых, мрачных и жестоких. Каждое из них было капелькой яда, способной поразить душу. Заронить семя сомнения. Дать прорости цветку злобы. Старик сплетал свои тягучие сети, словно паук и смотрел своими хищными гипнотическими зелеными глазами, лишая воли к сопротивлению, желания к бегству из липких рук. Олефта корила себя за появившиеся вчера сомнения. Она поддалась соблазну обмана. Она могла стать одной из приверженцев единственного Бога, продав душу за пустышку. Олефта словно воочию видела клубы зловонного пара выходящего из рта лжепророка с каждым словом, окутавшего каждого присутствующего здесь человека, проникающего в сердца. Его слова были ей противны. Она сам был ей противен. Его хотелось раздавить, как мерзкую скользкую жабу. Олефта хотела заткнуть себе уши и бежать отсюда. Но она должна была сделать хоть что-нибудь. Попытаться разубедить этих людей в правильности речей отца Порфира. Открыть им глаза на правду.
  Олефта вышла вперед, сама не понимая, что хочет сделать. Но ее было уже не остановить. Девушка была преисполнена праведного гнева и ярости. Она сейчас почти ненавидела человека настолько любящего власть. Способного ради обладания эфемерным свойством поставить на колени целые города, заставляя молиться ничтожному существу. Такому же собирателю падали.
  Олефта сжала кулаки. Она стояла одна впереди толпы благоговеющих от речей старика людей. Она громко свистнула, прерывая речь отца Порфира и привлекая к себе внимание. Старик замолчал на полуслове и внимательно посмотрел на девушку. С такого расстояния Олефте было плохо видно выражение его глаз, но это было не нужно. Она почувствовала на себе сотни взглядов. Возможно, в селении ее заметили впервые. Да и как было не заметить того, кто столь бесцеремонно и нагло прервал священнодействие.
  Олефта на секунду испугалась. Ее прошиб холодный пот. Но она взяла себя в руки и заговорила медленно и раздельно, вдумываясь и взвешивая каждое сказанное слово. Она не хотела навлечь на себя гнев людей. Лишь рассказать им правду.
  - Вы слушаете этого человека. Вы доверяете ему. Он рассказывает вам о единственном Боге. Что он любит вас, ценит и окружает своей заботой и защитой. Но кто он этот Бог? Он заставляет вас стать бездушными куклами, принести ему в жертву свои души, свои личности. Он делает вас одинаково безликими, тупым послушным стадом. Вы делаете все, что вам скажут. Вы верите во все, что вам рассказывают. Стоит ли это того? Стоит ли жить в грязи и пыли ради глотка свежего воздуха, который итак окружает вас со всех сторон? Вы вольны в своем выборе, вы свободны в своей жизни. Никто не вправе принуждать вас.
  Олефта замолчала, чтобы отдышаться, но уже через секунду продолжила. Волна страстей и переживания захлестнула ее. Собственные страхи и сомнения выплеснулись в этом монологе. Они, словно застрявшие глубоко в сердце, шипы, стали понемногу выходить на свет и оставлять ее израненную душу. Она захлебывалась словами, словно тонула в море чувств и воспоминаний. Она говорила о людях, но перед глазами вставали картины из собственного прошлого. Она видела себя такой же. И это давало ей сил.
  - Вы слушаете речи этого человека, но он не друг вам. Он не пророк и не последователь единственного Бога. Он лгун и обманщик. Он лжепророк. Вы скатываетесь по скользкой тропинке обмана в бездну тьмы и пустоты. Вы легкая добыча для любого хитрого человека. Он сможет манипулировать вами, как захочет. Именно это всегда и делалось. Из века в век, из года в год. Людей используют. Толпа мощное оружие, если суметь подчинить ее себе. Сделать своей слепой, не слушающей ничего марионеткой, сметающей все на своем пути. Прислушайтесь к себе. Задумайтесь надо ли вам это? Стоит ли это того? Если это ваш осознанный выбор, будьте здесь. Если нет, будьте верны себе. Следуйте за голосом своего сердца, а не за гласом единственного Бога. Научите свое сердце вновь мечтать, а душу видеть радужные сны.
  Олефта безмолвно рыдала. Из уголков ее глаз текли слезы. Произнеся все это вслух, она словно сама стала частью этой фразы. Впустила в себя смысл. В душе, что-то надорвалось. Стало радостно и тепло. Ей так хотелось поделиться этим со всеми присутствующими рядом людьми. Вообще со всеми живыми существами в этом мире. Во всех мирах. Передать им частичку тепла. Зажечь своим пламенным сердцем огонь других сердец.
  Она ничего не видела сквозь застилающие глаза слезы. Она прониклась и ждала, что это же случится с другими людьми. Что они поддержат ее в этом стремлении, что они разделят с ней эту радость, и понесут свет дальше в мир. Но на поляне царила тишина. Ничто не нарушало ее. Не было слышно радостных возгласов, вздохов облегчения, рыданий, голосов. Все молчали.
  Олефта тыльной стороной ладони вытерла глаза и мокрые щеки. Первое что она увидела ядовитую усмешку на устах старика. Он опирался на свой посох и смотрел на нее взглядом победителя. Высокомерие и превосходство так и сочились из каждой его поры. Олефта не хотела в это верить. Она обернулась и обвела стоявших позади людей преисполненным надежды взглядом.
  Но тщетно. Глаза людей, как и их сердца, были все так же пусты. Лишь в некоторых из них она разглядела проявление чувств, но это была отнюдь не радость просветления, а ненависть. Олефта словно получила сильную пощечину. Ее пламенная речь, как мячик от стенки, отскочила от них и канула во тьму, окружающую их, поглощенная без остатка и следа. Олефте захотелось закричать, но с губ сорвался лишь стон. Она оказалась бессильна перед этим дьяволом, кутающим свое истинное обличье в старом и немощном теле старика. Ее отвергли. Ее речь была напрасна с самого начала. Она принесла пользу лишь ей самой, очистив тело и разум от тлена прошлой жизни. Но лишь только.
  Старик едва заметно кивнул, и тут же ее окружили люди из охраны. У них все также не было оружия. Они обступили девушку плотным кольцом, отрезая все пути к бегству. Они не стали хватать ее, скручивать руки, причиняя боль, просто встали рядом и, молча, указали путь.
  Олефта вынуждена была подчиниться. Выбора, так или иначе, не было. Либо так, либо боль и все равно подчинение. Ее привели к палатке старика. Но об окончании их пути Олефта и не сомневалась. Старику наверняка захочется потешить свое самолюбие и поглумиться над жалкой попыткой вразумить людей, которых она по ошибке приняла за живых, но внутри которых давно не осталось ничего кроме пустоты, зловонной гниющей тьмы.
  Отец Порфир уже занимал свое почетное место. В этот раз он не стал предлагать ей сесть. Лишь махнул рукой охране, давая понять, что хочет остаться со смутьянкой наедине. Люди заколебались, видно боялись за жизнь любимого пророка, но подчинились приказу.
  Олефта стояла перед ним и смотрела прямо в зеленые глаза. Да, она потерпела поражение, но это не сломит ее волю, не сделает слабой. Поражение не означает гибель. Она смотрела гордо и прямо, больше не скрывая своих истинных чувств, давая понять, что она не такая и не поддастся на уловки, уговоры и сладкую лесть.
  Сожаление и горечь она спрятала глубоко в душе, не желая давать зацепку врагу. Она вернется к ним позже. Точнее они сами поднимутся со дна души и вопьются в нее, терзая и мучая.
  - Ты смелая, - в голосе отца Порфира была усмешка, - Одна против всех моих людей. Но глупая. Как ты могла подумать, что можешь мне противостоять. Как могла поверить, что мои люди будут слушать тебя. Ты для них никто. Ты осквернитель, ты богохульница. Они наверняка захотят убить тебя.
  Олефта никак не отреагировала на эту тираду. Хотя последняя фраза заставила содрогнуться.
  - Но я еще не решил, как поступлю с тобой. Бесспорно, ты заслуживаешь смерти за свой поступок. Ты назвала меня лжепророком. Это преступление против меня, но не столь страшное и тяжкое. Но ты вышла против единственного Бога, и нет тебе оправдания. Но ты сильная и смелая. Ты обладаешь мощной внутренней энергией. Это могло бы быть мне полезно. Я понимаю, что после всего сказанного, это глупо. Но все же предложу тебе спасение в последний раз. Согласись добровольно стать моей, и ты обретешь все, о чем мечтала. Ты не знаешь, о чем говоришь. Ты не понимаешь насколько это прекрасно. Это не свет и не тьмы. Мы лучше этого. Мы выше этого. И ты можешь стать во главе всего, приняв предложение быть моей женой и новым пророком. Тогда сможешь общаться с единственным Богом, почувствовать на себе его благоволение, его силу и доброту. Стань моей, и вместе мы поведем людей в другие земли. Мы обнимем теплом прекрасной жизни всех людей. Мы станем властелинами всех и вся. Нам не будет равных.
  Скользкий взгляд вновь заставил Олефту содрогнуться. Но на этот раз от отвращения. Она даже под страхом смерти никогда не согласиться стать пророком единственного Бога и тем более женой этого мерзкого злого человека. Но поняла, что нужна ему для воплощения коварных планов в жизнь. Он не будет ее убивать и тем более отдавать на растерзание разгневанной толпе. Уже хорошо. Значит, есть время обдумать план побега.
  'Боже, и этот человек породил столь прекрасное создание. Бедная, бедная Тильза. Как ты можешь жить рядом с таким чудовищем'.
  Олефту вновь обожгло желание защитить ее от старика и увлечь за собой. Спасти от безысходности существования рядом с таким человеком. Ему не нужна дочь. Она ему не интересна и ничем не сможет помочь, не станет главным оружием в борьбе за власть. Она бесполезна для него.
  - Я дам тебе время на размышления, - ядовитая ухмылка вновь скользнула по сморщенному лицу.
  Видимо он принял обдумывание положение за сомнения. И наверняка уже праздновал победу.
  - Но для начала надо наказать тебя за глупую выходку.
  В палатку вошла охрана, вновь вызванная непонятным невидимым для Олефты способом.
  
  Вокруг палатки пророка столпились люди. Все ждали ее появления. Но никто даже не шелохнулся, когда ненавистная богохульница предстала пред их очи. Никто не поднял руки, чтобы ударить ее. Никто не кинул в нее камнем. Они просто стояли и смотрели. Некоторые бездушно, но большинство со жгучей ненавистью в глазах. Олефта опустила голову, чтобы не видеть этих взглядов. От них становилось лишь больнее. Они в полной мере давали осознать свою слабость, беспомощность и в некоторой степени глупость и недальновидность. Она почувствовала себя ребенком, у которого отняли конфетку.
  Ее привели в маленькую палатку. Ведь кроме них здесь ничего не было. Охрана взяла ненадежную тюрьму в кольцо, стоило пленнице оказаться внутри.
  Олефта села на кусок колючего материала, бывшего спальным мешком. Просто сидела и смотрела в одну точку. Все мысли покинули ее, сознанием овладели апатия, безразличие, равнодушие. Как если бы она вдруг оказалась совсем одна. Ее цель треснула и разлетелась на миллионы кусочков, каждый из которых оставил свой след в душе.
  Олефта прижала руки к сердцу. В голове неожиданно зазвучала сегодняшняя песня Тильзы под мелодию одинокого дудочника.
  Запомни... Запомни меня такой,
  Я была... была когда-то с тобой.
  Я играла...пела в волнах прибоя,
  Я тянула... поднимала руки из моря.
  Я шла... бежала, осыпая листву.
  Я пила... чувствовала эту весну.
  Я ждала... обитала сердцем у края.
  Не дождалась... ушла, не смогла я.
  Из края глаза вытекла слеза. Одинокая как странник на пустой дороге. Она словно поставила точку после всего произошедшего. Олефта не стала вытирать ее. Даже ни разу не шелохнулась. Глаза стали пустыми. В них не отражалось никаких чувств, они были похожи на два спокойных озерца, но они под собой истину.
  Где-то в глубине вновь начал разгораться огонек жизни и желания. Но пока был слишком мал. В голове все чаще стала проноситься мысль о миссии, но слишком короткая и быстрая, чтобы можно было за нее ухватиться.
  Олефта представила себе океан. Нежный теплый песок белоснежного цвета. Голубую воду приятно обволакивающую тело. Маленький кусочек рая посреди тьмы. Выжженной ямы. Возможность краткого отдыха, способ ненадолго убежать от всего, что окружает этот участок.
  Олефта вспомнила песню и ощутила себя ее частью. Она стала душой песни. Душой этого места.
  Она шла по песку, оставляя неглубокие следы, попутно скидывая ненужную, мешающую одежду. Медленно погружаясь в воду, наслаждалась каждым мигом, представляла себе легкий прибой, и на нее стали накатывать небольшие волны. Она вскинула руки вверх, и на ее пальцах заиграл дерзкий золотой лучик солнца.
  Но кто-то позвал назад. А ей так не хотелось уходить. Она мечтала остаться тут навсегда, играть с волнами, ловить солнце руками, согревать свое остывающее тело на теплом песке.
  Она вновь услышала мерзкий зовущий, тянущий назад голос и почувствовала резкую боль в правой щеке.
  Олефта открыла глаза, оглядела убогую палатку и, с сожалением поняла, что прекрасный сон закончился. И натолкнулась взглядом на человека, ударившего ее. На этого мерзкого старика. Скрюченными, иссохшими пальцами он впился в посох. Было видно, что изможденное тело мечтало упасть и больше не подниматься. Но безумная злая сила воли все еще заставляла эти ноги передвигать, мышцы сокращаться, а сердце гонять стылую кровь по венам, используя организм в своих корыстных целях.
  - Очнулась-таки, - обрадовался старик, - Я уж боялся, что ты покинула нас. Или начинаешь входить в роль моей жены?
  Отец Порфир осклабился, явно довольный своей шуткой. Олефта подняла на него глаза, полные злости. В них можно было прочитать все, что она хотела с ним сделать. Но на старика это не произвело никакого впечатления. Лишь зеленые глаза ярко блеснули.
  - Неплохо. Такая ты мне нравишься больше. Запомни свои чувства. Именно с ними ты будешь служить мне и единственному Богу. Можешь отрицать сколько угодно, но он уже проник в твое сердце.
  Олефта перевела взгляд на свои руки. Пальцы слегка подрагивали, желая вцепиться в горло ненавистного старика. Закончить мучения этого бренного тела.
  - Сегодня ты станешь частью моего мира и увидишь ритуал извлечения души. Это наше великое таинство. И мой секрет.
  Не сказав больше ни слова, старик покинул палатку. Ничто больше не нарушало тишину. Олефта все продолжала смотреть на свои руки. Но в голове звучали его слова.
  'Ритуал извлечения души. Так вот как он это делает. Превращает людей в рабов. Их уже никто не сможет спасти. Даже если лжепророк исчезнет, они навсегда останутся такими'.
  Тильза должна была знать об этом, но не рассказала. Не предупредила.
  'Ее душа все еще при ней. Он не стал делать это со своей дочерью'.
  Олефта опустила голову. Она хотела кричать и проклинать себя и ее. Но не могла. Тильза сделала свой выбор и предала. Возможно, знала все с самого начала. Но захотела, чтобы она осталась. И потому не предупредила. Или выполняла волю своего отца, который даже сейчас был для нее самым дорогим и близким человеком. В этом ее нельзя было винить. Ведь это родной отец. Каждый всеми правдами и неправдами пытается защитить своих родных.
  
  Олефта перестала заниматься самобичеванием, понимая, что этим ничего не добьется. Она не могла и не хотела становиться одной из них. Тем более не желала того, что уготовил ей старик со своим единственным Богом. Пускай они строят планы, сколько хотят, но у Олефты они явно отклика не находили. Ей нужно было сбежать отсюда. Времени оставалось все меньше и меньше, и нужно было торопиться. За спиной осталось много испытаний, был пройден большой путь. Каждое следующее требовало всей ее силы, характера и воли. Она познавала этот мир широко открытыми глазами, видела разных людей. В душе рождались разные чувства, но далеко не все они были благими. За многие она ненавидела себя. Но это также было ее частью.
  Олефта вспоминала расположение лагеря, прикидывая так и этак пути бегства. Но все было слишком путано и непредсказуемо. Нужно было проскользнуть мимо охраны. Люди были обучены и настороже. Потом надо было преодолеть большое расстояние до скал. Неизвестно, сколько от них до берега. А потом вставал главный вопрос: как пересечь море. Если слова Тильзы правдивы, то там именно оно. И это было главной проблемой. Если первые два пункта плана были осуществимы, то пересечь море без судна было невозможно. Если бы было время, она смогла бы придумать выход. Но его не было. Наверняка побег будет сразу же замечен, а значит, будет погоня. Времени на обдумывание у нее не будет.
  Олефта вздохнула. Мозг раздирали противоречивые мысли. Она не боялась того, что с ней могут сделать, если схватят. Она боялась того, что может не успеть сделать.
  'Все же я должна попытаться. Не имею права не попробовать'.
  Все, что оставалось, это дождаться благоприятного момента. Она не верила, что не сможет найти лазейку в столь коварном плане старика.
  
  Олефта потеряла счет времени. Казалось, что она томиться в тюрьме уже целую вечность. Когда за ней пришли, еле удержалась от вздоха облегчения. Но сейчас ей нужно быть настороже. Шанс сбежать может представиться в любой момент. И она должна быть к этому готова. Но ее все также окружили кольцом, и повели куда-то.
  Олефта приказала себе успокоиться и не проявлять никаких чувств, чтобы не выдать себя. Для старика она должна выглядеть сломленной и почти смирившейся со своей участью.
  Ее привели на поляну к костру. Здесь уже собралась толпа. Пламя играло бликами на их лицах, отражаясь в их пустых глазах. Рядом с костром стояло два стула. Один из них занимал старик, но второе пустовало. Нетрудно было догадаться, для кого оно предназначено. Пока ее вели, Олефта успела поразиться той чести, которую он ей оказывает. Ведь, по его же словам, она признана неугодной богохульницей, неверующей ни в пророка, ни в единого Бога. Но, судя по спокойным лицам людей, их пророк мог делать все, что заблагорассудится.
  Олефту подвели к старику, и он милостиво указал на второй стул.
  - Не слишком много чести? - в глазах Олефты появился вызов.
  - Я готов забыть прошлое ради будущего. Нашего совместного прекрасного будущего.
  - А как же твои люди? В их глазах я пала.
  - Я знаю, как успокоить своих людей. Скоро и ты это сможешь.
  Старик медленно откинул ее взглядом. Олефта использовала все свои способности, чтобы создать вид скорбный и смиренный. И ей удалось. Старик остался доволен и стал более разговорчивым.
  - Ты приняла правильное решение. Хотя, что я говорю. Так как я принял решение, было бы по-моему, так или иначе. Либо по доброй воле, либо насильно. Ты станешь сосудом для нового пророка. Носителем мессии. Единственный Бог уже рассказал мне о тебе. Ты еще не появилась, а он уже знал. Знал, что ты идешь. И какова твоя роль в его планах.
  - Носителем мессии? - в этот раз изображать удивление вовсе не потребовалось.
  - Ты станешь моей женой, а я отцом мессии. Того, кто принесет всеобщее счастье и благоденствие в мир через очищение.
  - А сейчас будет проведен ритуал этого самого очищения? - полуутвердительно полувопросительно произнесла Олефта.
  - Да.
  На поляне началось оживление. К костру подвели человека. Это был изможденный мужчина в рваной одежде. Его голова лежала на груди, а ноги еле передвигались. Либо его много дней не кормили, либо избили до полусмерти.
  - Это - новый член нашей общины, - произнес старик, - Он пришел к нам за счастьем и хорошей жизнью. Но, увидев, как живут мои люди, почему-то передумал и попытался сбежать. Видимо, что-то совратило его с правильного пути. Но мы это исправим. После ритуала человек поймет, что был не прав, и будет благодарить за возможность быть ближе к единственному Богу. Иметь возможность ощутить на себе его благословение.
  Олефта искоса посмотрела на старика. Его глаза сияли, а весь облик был наполнен таким величием, что казалось, он сам верил в то, что говорил, что нес в мир единственно правильную веру.
  Ноги и руки человека были обвязаны веревками, концы которых находились у охраны. По двое мужчин с каждой стороны крепко держали их, не давая человеку даже шевельнуться.
  Старик встал со своего места и медленно приблизился к пленнику. Голова несчастного мужчины задрожала и медленно поднялась. Его глаза горели ненавистью, и была она обращена на старика. Олефта вздрогнула от пламенеющего взгляда. Никогда она еще не видела столь слепой безумной ненависти. Казалось, что в сердце этого человека больше никогда не сможет зародиться ни одного иного чувства, ибо ненависть навсегда выжгла его, оставив лишь черную зияющую дырами оболочку.
  Губы человека зашевелились, речь его была слишком тихой, и до девушки не донеслось ни слова. Но они и не были ей предназначены.
  - Ошибаешься, сын мой, - произнес старик в ответ на его слова, - Уже совсем скоро ты это поймешь.
  Подчинившись невидимому приказу отца Порфира, охрана резко натянула веревку, охватывающие руки и ноги пленника. Мужчина задрожал. Его голова резко взметнулась вверх, а изо рта вырвался крик боли, птицей пронесшийся над собравшимися людьми, впрочем, оставив их как всегда безучастными.
  Старик несколько долгих секунд смотрел на мужчину, а потом резким движением воткнул посох ему в грудь. Долгий протяжный вопль, казалось, затопил все вокруг. Он забился в уши и эхом прокатывался в голове. Олефта хотела обхватить голову руками, но удержалась.
  В груди человека зародилось сияние. Легкая и маленькая капелька света постепенно разрасталась и становилась все ярче и ярче.
  Олефта открыла рот от удивления, но даже не заметила. Она всецело была поглощена разворачивающимся перед ней действом. Это было потрясающе, но в тоже время ужасающе. Насильное лишение человека души. Волшебство, иллюзия, реальность.
  Старик извлек из тела мужчины посох. Яркое голубое сияние непонятной эфемерной субстанции вилось на кончике его посоха. Но от него шла тонкая едва видимая нить к телу человека. Прошептав какие-то слова, старик вскинул посох. И в туже секунду сияние взмыло вверх. Одним точным ударом, старик посохом перерубил связующую нить. Та мигнула и исчезла. Комок ярко-голубого пламени улетел ввысь, унеся в себе и все чистое и сокровенное, что было в человеке.
  Мужчина обмяк. На его груди остался лишь огромный рубец, как напоминание о случившемся. Но это уже не будет иметь значения. Для него уже все потеряно. И он сам потерян для мира.
  Олефта задрожала. Слезы щипали глаза, просясь пролиться дождем по потерянной душе. Но Олефта усилием воли загнала их обратно. Ее душа рыдала и стенала внутри, переворачивая все естество наизнанку. Олефте казалось, что она сходит с ума. Захотелось вскочить и бежать прочь отсюда, от этого места гнилых людей и загубленных душ, но она не могла найти в себе для этого сил.
  Только что на ее глазах было совершено самое ужасное преступление, которое только может существовать. Но все же было удивительно, что человек после этого не умер.
  Отец Порфир положил ладонь на голову мужчины и через несколько секунд, он вздрогнул. Он поднял на старика пустые глаза, и улыбнулась. Наверно в последний раз.
  Его губы дрогнули, и сквозь силу сиплым шепотом он прошептал.
  - Теперь я знаю, что был не прав, отец.
  На большее его сил не хватило. Голова свесилась на грудь, ноги подогнулись. Теперь он висел на удерживающих его веревках. Было видно, что он потерял сознание. Старик кивнул, и охранники подхватили бесчувственное тело, унося его прочь. Люди, насытившие свое сознание ужасающим зрелищем, стали расходиться. Отец Порфир вновь занял свое место на стуле.
  Олефта сидела не дрогнув. Она словно закаменела не в силах шевельнуть ни единым мускулом. На лице застыла маска скорби и отчаяния, в глазах поселился ужас. Но старик не смотрел на нее. Его взгляд был обращен на затихающий огонь.
  Они молчали. Каждый был погружен в свои мысли. Старик казалось, забыл о девушке. Держа посох в руках, он все смотрел и смотрел на бушующее в предсмертной агонии пламя.
  Олефта медленно приходила в себя. Она словно потеряла сознание, не могла говорить, не могла шевелиться, не могла думать. Словно ее заморозили в один миг. Хоть раз в жизни такое происходит с каждым. Случается что-то, что выбивает почву у вас из под ног. Заставляет забыть все на свете. Исчезнуть на краткий миг. Тогда нет боли и отчаяния, нет вообще никаких чувств. На секунду вы словно перестаете существовать. Пока пульсирующая мысль медленно шаг за шагом не дойдет до вас, раскрывая свой смысл. Вы не хотите понимать, вы все отрицаете, но этим ничего нельзя изменить. Это свершилось и это становится правдой.
  Олефта глубоко вздохнула. Все это время она просидела с открытыми глазами и их резанула острая боль. Девушка зажмурилась и вновь почувствовала щипки невыплаканных слез, услышала биение своего сердца. На удивление оно было спокойным. Мир оставался безмолвным и спокойным, как и оно. Словно ничего не произошло.
  Олефта открыла глаза и искоса посмотрела на старика. Он был все также задумчив. Его глаза сияли отблесками пламени, что придавало им еще большее сходство с кошачьими. Взгляд сытого хищника наслаждающегося свободным временем до следующего пиршества.
  Они были одни на поляне. Вокруг не осталось ни единого человека. Самый благоприятный момент, чтобы сбежать. Но Олефта чувствовала подвох. Она не верила, что старик настолько беспечен, чтобы это допустить. Особенно теперь, когда он открыл свои далеко идущие планы. И потому она не двинулась с места.
  Отец Порфир неожиданно улыбнулся.
  - Приятно осознавать, что ты действительно смирилась. Не хотелось верить в твое показное покаяние, но я должен был проверить.
  Олефта мысленно поставила себе пятерку за догадливость.
  - Я всегда добиваюсь того, что хочу. Тем более если того же желает мой Бог. Он возложил на тебя великую миссию. Ты удостоена большой чести и должна ценить это. Ты станешь его левой рукой.
  Олефте неожиданно захотелось зевнуть. Сдержав легкомысленный позыв, она уставилась на старика обожающим взглядом, делая вид, что ей на самом деле интересно. Но по правде ей хотелось залепить ему пощечину, напялить на него смирительную рубашку и отправить в психушку. Разломать посох на сотни кусочков и сжечь их.
  - Доверие нужно заслужить, - продолжал распинаться отец Порфир, - ты должна понимать, что пока я не могу до конца доверять тебе. Если ты прошла одну проверку, не значит, что ты стала моей и его.
  Олефта не стала зря тратить силы на пустые увещевания и клятвы в вечной верности. Ее час еще не настал. Нужно дождаться момента и навсегда покинуть этого безумного старика.
  Отец Порфир поднялся и заковылял прочь. Глаза Олефты расширились от удивления, но тут же откуда-то сбоку вынырнула неизменная толпа охраны. Олефта обреченно вздохнула и, поднявшись, пошла им на встречу.
  
  Ее вновь привели все в ту же осточертевшую палатку. Охрана все также кольцом расположилась по периметру, не давая ни малейшей надежды на побег. Олефта четырхнулась про себя и заняла место на спальнике, обдумывая альтернативный план.
  Олефта решила, что просто сидеть сейчас - это непозволительная роскошь. Она встала в центре палатки и стала осматриваться. Никаких предметов здесь не было. Лишь спальный мешок лежал в углу грустно и одиноко. Плотную ткань нельзя было порвать голыми руками, поэтому выход из палатки был только один.
  Олефта осторожно приподняла полог и выглянула наружу. Луна уже начала свое движение к земле, а значит скоро время ужина и сна. Охранники стояли в нескольких шагах спиной к входу.
  Олефта снова четырхнулась и опустила полог на место. Вывод был только один - выхода не было. Она не могла сбежать из палатки, плотно окруженной охраной. Значит, придется провести здесь еще одну ночь и попытаться сбежать, когда ее куда-нибудь поведут. Она лишь надеялась, что успеет это до того, как из нее вытащат душу.
  От воспоминаний об этом варварстве, Олефту передернуло. Об этом не хотелось больше думать. Эти воспоминания хотелось вырвать и отбросить. А лучше сжечь. И никому никогда не рассказывать.
  Олефте все никак не хотелось думать о том, что она не сможет выбраться из этой переделки. Что путешествие на этом закончено. Если бы было больше времени, она бы выждала, убедила старика, что верна ему без остатка, как бы противно ей это ни было. Но было и еще кое-что. Ритуал очищения. Олефта не сомневалась, что отец Порфир и ее подвергнет священному очищению. Лишит того немного, что она успела обрести.
  'Как хотелось бы очутиться в книжке. Стать героиней какого-нибудь рассказа. Там все легко и просто. Ну ладно. Не совсем легко и не всегда просто. Но там герои выбираются из западни. Им по плечу такие проблемы, которые мне и не снились. Надеюсь, мое сознание не воспроизведет этого'.
  В таком плавном русле и потекли мысли Олефты. Она стала вспоминать книги, героев. Интересные, опасные, романтичные и комические ситуации. Стала примерять их на себя. Что бы она сделала в подобной ситуации. Как бы повела себя.
  Но все это сейчас было далеко от нее. Книги с их вымышленными героями остались далеко позади. В другом мире. В прошлой жизни. И сейчас они не могли ей ничем помочь.
  Она предалась воспоминаниям лишь потому, что нужно было чем-то занять мысли, дабы не впасть в отчаяние. Чтобы не думать о недавно увиденном ритуале. Олефта была уверена, что если хорошенько присмотреться к ее шевелюре, можно обнаружить несколько седых волосков. Но также она все еще надеялась. Надежда не дает нам пропасть даже в самых безвыходных ситуациях. И даже если мы понимаем, что все, это конец. Мы все равно продолжаем надеяться, что там, куда мы попадем потом, будет лучше, чем сейчас, чем здесь. За ночью всегда приходит день, как за закатом рассвет.
  
  Олефта незаметно для себя задремала. Сон был неглубоким и тяжелым. Ее веки дрожали, она беспокойно ворочалась и часто дышала. Лоб покрыла испарина. Она не успела почувствовать, когда и как это началось, но сон очень резко сменился на реальность. Она с громким криком подскочила на своей импровизированной постели. Руки взметнулись вверх и обхватили чье-то горло. В темноте Олефта не могла разглядеть, кто был нежданным гостем.
  - С ума сошла, - просипел чей-то знакомый голос и скинул руки Олефты.
  Послышался шум возни и вскоре палатку осветил маленький огарок свечи. В ее слабом сиянии Олефта рассмотрела слегка исказившиеся черты Тильзы. Даже в ее нынешнем состоянии и еще не отойдя от сна, не смогла не восхититься девушкой. Полутьма придала ее лицу еще больше шарма и очарования. В нем появилось что-то загадочное. Но с этим видом никак не вязался испуг в глазах.
  - И что ты здесь делаешь? - задала Олефта банальный вопрос.
  - Спасаю тебя, что же еще, - прошептала Тильза, - И давай потише, если ты все еще планируешь убежать отсюда.
  - Я думала, ты на стороне своего отца, - Олефта не стала скрывать удивление, - я видела тебя в толпе, когда меня уводили во время обедни.
  Тильза кивнула. Она стала методично ощупывать свою одежду.
  - Почему ты передумала?
  - Может, хватит вопросов, - неожиданно резко произнесла Тильза, - оставим их на потом.
  - Так ты уйдешь со мной, - лицо Олефты осветила радостная улыбка.
  Она порывисто обняла девушку. Тильза слегка сжала ее в своих объятиях, но тут же оттолкнула.
  - Не время, - коротко бросила она.
  И извлекла из кармана длинный узкий нож. Лезвие поймало свет свечи и блеснуло, словно подмигнув. Олефта больше не стала задавать никаких вопросов. Хотя на языке так и вертелось: 'И кого ты собралась им убивать'.
  Только что Олефта была сама не своя. Не знала, что придумать и готова была впасть в отчаяние. Но с появлением Тильзы забрезжила надежда на успех, и значительно поднялось настроение.
  'Как же все-таки хорошо, когда ты не одна'.
  Тильза подошла к задней стенке палатки и, не целясь, воткнула нож, затем медленно, с едва слышным треском, потянула его вниз. Отлично заточенный, он разрезал ткань как масло. Закончив уродовать палатку, Тильза спрятала нож обратно. Раздвинув куски прорезанной ткани, она осторожно выглянула наружу. Несколько секунд всматривалась и вслушивалась.
  - Все чисто, - сказала Тильза, возвращаясь в палатку, - Можно идти.
  И не дожидаясь ответа, она первой нырнула в темноту. Олефта тут же последовала за ней. И с удивлением отметила, как много времени прошло с тех пор, как она выглядывала наружу. Луна уже скрылась, и все затопила ночная темнота. Но еще больше Олефта удивилась, не увидев ни одного охранника. Они как в воду канули.
  Удалившись на несколько метров от палатки, Тильза ускорила шаг, а вскоре и вовсе перешла на бег. Они лавировали меж палаток, следуя неизвестным Олефте путем. Она честно старалась не отставать и не жаловаться, но не видно было ни зги. А ориентироваться она кое-как могла лишь днем. Несколько раз даже чуть не влетела в палатку.
  Когда они пересекли скопление палаток и вышли напрямую к помосту, Олефта вздохнула с облегчением. Возле помоста девушки остановились на краткую передышку.
  - И все-таки, - Олефта тяжело дышала, никак не отойдя от пробежки по пересеченной местности с препятствиями, - Почему ты передумала?
  Тильза склонила голову. Она долго молчала, но Олефта не стала повторять вопрос и ждала.
  - Я слышала тебя на обедне. В этот не ушла после песни, как обычно делаю, и слышала каждое твое слово, - она посмотрела в глаза собеседнице и слегка поджала губы.
  Олефта лишь недоуменно приподняла брови вверх.
  - Я знаю, о чем ты думаешь, - неожиданно зло сказала Тильза, - Ты думаешь, что я тоже такая же, как и они, что у меня нет души.
  Тильза рванула вверх свое грязное убогое платье, обнажив не до конца сформировавшуюся девичью грудь. Олефта почувствовала себя пристыженной. Она хотела отвести глаза, но интерес был велик. Она бросила короткий взгляд и увидела, что кожа на груди была идеальной. Ровная и нежная молочная кожа ребенка. Шрама не было.
  - Отец не стал проделывать это со мной, - поправив платье, пояснила Тильза уже спокойным голосом, - Это единственное, что он сделал после перемен. Не стал меня уродовать. Может, пожалел, а может, посчитал, что я все равно никуда от него не денусь.
  - Мне следовало догадаться, - промямлила Олефта.
  Щеки все еще горели от стыда. Ей стало неожиданно не по себе оттого, что она видела грудь Тильзы. Чувство было настолько мерзким, словно на нее вылили целое ведро грязи.
  - Именно поэтому я поняла все, что ты сказала. И каждое слово попало мне точно в сердце. Как удары молотка они ударялись об меня, проникая в сознание, в мысли, в мое сердце. Если бы у этих людей была душа, они бы тоже услышали и поняли тебя.
  - Почему ты не предупредила меня об этом раньше?
  - Я надеялась, что ты никогда не увидишь этого. И не узнаешь, что подобное совершал человек. Но я ошибалась. Тебе надо было уйти в тот же день, но ты почему-то осталась.
  - Теперь я знаю почему, - Олефта улыбнулась, - чтобы спасти тебя. Единственного человека, которого еще можно спасти от полного краха и развоплощения.
  Тильза напряглась и стала во что-то вслушиваться. Но тут и Олефта услышала это: крики и шум погони.
  - Они обнаружили, что ты сбежала, - Тильза развернулась и бросилась прочь.
  Олефта не замедлила поспешить за ней. Она слышала крики преследующих их людей, хотя не могла различить ни слова. Олефта бежала изо всех сил. Она боялась оборачиваться, терять драгоценные секунды. Это был ее единственный шанс сбежать. Если ее поймают, то незамедлительно проведут ритуал очищения.
  Раздался звон колокола. Сейчас он отличался от обычного мерного своего звона. Частый и резкий, похожий на человеческий крик, он грозился оборвать барабанные перепонки.
  Девушки достигли скал. Они выросли перед ними неожиданно. Олефта затормозила в последнюю секунду и лишь слегка стукнулась коленкой о шершавую поверхность скалы. Олефте показалось, что внутри у нее пылает огонь, а легкие сейчас выпрыгнут наружу. В глазах потемнело. Она никогда так долго и быстро не бегала. Но, когда речь о твоей жизни, а тем более о душе, ты открываешь в себе скрытый потенциал.
  Олефта оглядела скалы. Они напоминали два клыка, вздымавшихся в небо. Чуть шершавая поверхность скал была одного цвета. На них не было ни растительности, ни отколовшихся камней, ни трещин. Они казались единым монолитом.
  Между скал вилась небольшая тропинка. По ней можно было идти поодиночке. Широкоплечий массивный человек чувствовал бы себя здесь не комфортно и упирался в стенки.
  Олефта оглянулась назад. Она увидела бежавших к ним людей. Они двигались, молча, и целенаправленно. На помосте она заметила одинокую сгорбленную фигуру старика. Он показывал рукой в их сторону и что-то непрестанно говорил или кричал. За звоном колокола, она не могла этого различить.
  - Давай вперед, - крикнула Тильза, тоже заметив, как быстро приближается погоня.
  Они бежали по тропинке меж двух скал так быстро, как только могли. Олефта устала и начала задыхаться, но не замедляла движение. Она знала, что остановится хоть на секунду и ее схватят.
  Тропинка резко пошла вниз, словно спускаясь с горы. Бежать стало легче и Олефта начала верить, что им удастся успеть. Но позади вновь послышался шум погони. Преследователи отважились посягнуть на свою святыню и пустились по тропинке вслед за беглянками.
  Олефта уже потеряла счет времени. Ей казалось, что они бегут целую вечность. Она видела перед собой смазанное пятно - спину Тильзы, бегущей впереди. И лишь повторяла про себя как заклинание, что это скоро кончится, и они окажутся в безопасности.
  Тильза неожиданно остановилась и Олефта, не успев среагировать, врезалась в нее. Девушки повалились на песок.
  - Песок! - воскликнула Олефта, - мы на берегу.
  Девушки поднялись и стали озираться. Темный, цвета жженого сахара песок покрывал берег, расходившийся во все стороны. Казалось, ему нет ни конца, ни края. Метрах в трехстах от них плескалась вода. Над нею слабой дымкой вился туман, размывая и скрадывая очертания.
  - Смотри, - Тильза ткнула куда-то пальцем.
  Олефта посмотрела в указанном направлении. Было сложно что-то разглядеть в клубах тумана. Единственное, что она поняла, это причал. Она видела его начало на берегу, но конец был сокрыт.
  - Бежим, - Олефта не знала, что они будут делать, когда достигнут причала, но другого выхода у них все равно не было.
  Тильза не стала задавать вопросов. И они вновь побежали.
  Широкий деревянный, покрытый водорослями и влажным песком причал слегка покачивался на волнах. Достигнув, его девушки, обернулись и увидели преследователей. Один, два, три, четыре, люди все выбегали и выбегали на берег. Некоторые останавливались и удивленно осматривали место, где очутились. Но большинство не стало тратить на это время. Увидев девушек, они тут же бросились к ним.
  Олефта первой ступила на причал. С опаской она сделала несколько шагов. Доски натужно заскрипели, но выдержали. Больше они не стали терять время и вновь побежали. Причал ходил ходуном. Чем дальше девушки удалялись от берега, тем сильнее становились волны, бившиеся о деревянную конструкцию, и щедро заливали девушек. Было видно лишь на несколько шагов впереди. Остальное тонуло в мареве тумана.
  Олефта краем уха различила впереди новый звук. Это был не плеск начинавшего бушевать моря и не жалобный скрип причала под ногами нескольких десятков людей, уже успевших взобраться на него.
  - Уже близко, - бросила она Тильзе, но ветер унес ее слова в сторону.
  Олефта лишь в последнюю секунду успела затормозить и не свалиться в воду. Причал кончился. Тильза встала рядом. Они, молча смотрели на воду у себя под ногами, не зная, что делать дальше. Надежда на спасение умерла в их сердцах. Но тут Олефта вновь услышала тот же звук. Девушки подняли головы и увидели, как к ним медленно приближается корабль. Эфемерный тонущий в клубах тумана, он с каждой секундой становился все ближе. Разгоняя бортом туман, он становился все реальней. Это был не обычный корабль. На таком раньше плавали викинги. Покопавшись в закромах своей памяти, Олефта извлекла название.
  - Драккар, - еле слышно прошептала девушка.
  - Что? - не расслышав, спросила Тильза.
  - Драккар, корабль викингов, - Олефта улыбнулась.
  Но он приближался слишком медленно. Над землей вновь стала подниматься луна, разгоняя своим светом покрывало тумана. Олефта и Тильза повернулись к преследователям. В лунном свете они увидели длинный причал во всей его красе. Люди были уже близко. Слишком близко, чтобы они успели спастись.
  Олефта повернулась к кораблю. Он был в нескольких метрах. По бокам висело несколько веревок, и у Олефты тут же появилась идея.
  - Иди сюда, - она схватила Тильзу за руку, даже не замечая, что делает ей больно, и подтащила к себе, - Когда корабль приблизится, хватайся за фигуру на носу и перебирайся на палубу.
  - А что ты будешь делать?
  - Я постараюсь их задержать, иначе корабль не успеет уплыть.
  Тильза хотела, было что-то возразить, но Олефта не дала ей этой возможности. Подхватила девушку, легкую как перышко и бросила ее на встречу кораблю. Тильза сильно приложилась о вырезанную на носу фигуру дракона, но в последнюю секунду все же успела схватиться за длинную шею.
  Олефта повернулась к преследователям. Первый из них уже стоял в нескольких шагах и мерзко улыбался.
  - Хозяин будет доволен, - прошамкал он и потянулся вперед, чтобы схватить девушку.
  Олефта уклонилась и толкнула незадачливого преследователя. Мужчина с криком полетел в воду. Выбраться на причал он уже не смог, слишком высоко, а плавать он вряд ли умел. Но Олефте было все равно. Это были уже не люди, а пустая оболочка.
  Олефта вцепилась в край причала обеими руками и стала изо всех сил его раскачивать. Шаткий и без того качающийся на волнах, он заходил ходуном. Несколько неосторожных мужчин попадали в воду. Олефта бросила короткий взгляд на корабль. Тильза уже стояла на палубе и во все глаза смотрела на нее. Драккар начал медленно разворачиваться, чтобы вновь уйти в открытое море. Но все же не достаточно быстро.
  'Тридцать секунд', - мелькнуло у Олефты.
  Она заскрежетала зубами и скорчила страшную рожу.
  - Подходите, подходите, - страшным голосом завопила она, - Я до всех доберусь. Всех утоплю. Отдам своему господину, морскому царю. Прогневали вы его. Своим Богом.
  И она расхохоталась, как сумасшедшая. Люди дрогнули и отступили на шаг. Но уже через несколько секунд вновь стали приближаться. Видимо она была недостаточно убедительна. Но это все же помогло ей выиграть немного времени.
  'Двадцать секунд'.
  Олефта вновь стала раскачивать причал, но это уже больше никого не остановило. На тех, кто падала в воду, остальные не обращали внимания. Для них главной целью было схватить беглянку и доставить своему господину, великому пророку.
  Олефта исчерпала все идеи и стала озираться в поисках выхода.
  - Хватит! - крикнула Тильза.
  Олефта увидела, что корабль уже развернулся и сейчас медленно отходит от причала. Она улыбнулась и, разбежавшись, прыгнула. Руки нащупали веревку и тут же обхватили ее. Но она была слишком скользкой, и Олефта начала съезжать. С диким криком вслед за ней прыгнула женщина и обхватила беглянку за ноги. Они повисли у самой воды. Олефта не могла лезть вверх с таким грузом. Ее руки наливались свинцом, а тело тянуло вниз. Она почувствовала, что вот-вот пальцы разожмутся, выпустив веревку, и упадет в воду. Но тут что-то пролетело мимо и врезалось в повисшую на ней женщину. С диким воплем та сорвалась и упала в море с громким плеском. Вода сошлась над ее головой, чтобы больше никогда не выпустить жертву из своих объятий.
  Олефта с трудом взобралась по веревке. Ее полубесчувственное тело втащила на палубу Тильза.
  - Все нормально, - отдышавшись, сказала Олефта.
  Она поднялась на ноги, но тут же почувствовала приступ головокружения и вцепилась пальцами в борт корабля.
  Драккар медленно уплывал прочь, понемногу рассеивая страхи. Преследователи стояли на причале и смотрели на уплывающий корабль. Их лица не выражали никаких эмоций.
  Вдруг доски под ногами людей задрожали. Люди заволновались и стали пятиться. Ближайшая к ним доска подлетела на несколько метров, словно невидимая сила снизу ударила по ней. Люди испуганно зароптали. Но это было лишь началом. Одна за другой доски взмывали ввысь.
  Олефта и Тильза удивленно наблюдали за происходящим. Словно само море было против них и мечтало стереть нелюдей с лица земли.
  Люди уже почти достигли берега, когда с той стороны доски также стали взрываться сотней брызг, наращивая темп и подбираясь к ним все ближе и ближе. Они оказались заперты в ловушке. Сбившись кучкой, они наблюдали за подбирающейся к ним смертью.
  Но конца девушки так и не увидели. На причал вновь наполз туман, скрывая ужасающие подробности. Лишь одинокие крики все еще доносились до их ушей. Но становились все тише и вскоре пропали совсем.
  Олефта сползла на пол судна и закрыла лицо руками. Она все еще не могла поверить в то, что им это удалось. В кровь продолжал поступать адреналин. Она была на взводе и на грани истерики. В голове билась лишь одна мысль: 'Мы смогли! Мы сбежали'.
  Олефта не заметила, как провалилась в легкий беспокойный сон.
  
  Лицо было мокрым. Нос недовольно раздувался от неприятного запаха соли. Олефта открыла глаза и часто-часто заморгала. Луна светила своим блеклым неживым светом прямо ей в лицо. Она подняла руку и оттерла щеки и лоб. Соленые морские брызги оставили свои следы на всем ее теле, пропитав одежду тем же неприятным запахом. Олефта не знала почему, но он ее раздражал, отзываясь неприятным покалыванием в области висков. А может, этому причиной была усталость от всего пережитого. Приключения на грани фола каждый день, каждую минуту.
  Олефта встала и огляделась. Тильза сидела на носу корабля рядом с головой дракона. Сидела не шевелясь. На Олефту она не обращала никакого внимания, погруженная в какие-то свои мысли, но та лишь порадовалась этому. Сейчас ей хотелось побыть в одиночестве. И рассмотреть невиданное чудо.
  Олефта помнила, что в детстве увлекалась историей и мифами. Особенно ей нравились древнескандинавские истории. Они были интересны и непредсказуемы. Она много читала про подвиги варягов, и теперь воочию увидела корабль, на котором плавали и люди, и Боги. И плыла на нем, пусть и в неизвестность.
  Длинный и узкий, он не был похож не на один корабль, что доводилось видеть Олефте. По обеим сторонам драккара имелись отверстия для весел, но сейчас их там не было. Корабль плыл сам по себе. Лишь парус высоко вздымался над головой и трепетал под действием несуществующего ветра. Корабль был красив и добротен. Олефта погладила борт и поразилась его гладкости. Ни одной трещинки, ни одной занозы.
  Олефта посмотрела вперед, где тонкая лунная дорожка исчезала во тьме. Не было видно ничего напоминающего берег. Хотя в такой темноте трудно было что-либо разглядеть невооруженным глазом.
  Олефта подошла к Тильзе. Девушка сидела и смотрела вперед пустым взглядом, бессмысленно поглаживая фигуру на носу корабля.
  - О чем ты думаешь? - спросила Олефта.
  Голос прозвучал тихо. Его приглушал шум волн, создаваемых кораблем, неспешно разрезающего гладь моря.
  Тильза вздрогнула и посмотрела на спутницу. В ее глазах застыла такая мука, что Олефте захотелось застонать. Словно часть этого чувства передалась и ей.
  - О доме. Об отце. О матери. Обо всех, кто уже умер. И кто еще должен умереть, - медленно произнесла Тильза.
  Олефта опустилась рядом с ней и устремила взгляд на темное море. Несколько минут они молчали.
  - Ты не жалеешь? - спросила Олефта, спустя какое-то время.
  - Нет, - Тильза покачала головой, - Я спаслась. И я сделаю все от меня возможное, чтобы не допустить подобного с другими людьми. Отец не остановится. И наверняка захочет разыскать нас. Он силен.
  - Мы тоже, - еле слышно прошептала Олефта.
  - Что? - Тильза недоуменно посмотрела на нее.
  - Ты тоже сильная. И ты не такая как он. Если кто-то и сможет противостоять ему в этой войне за людские души, то это только ты.
  - Но я думала, что мы будем вместе.
  - У меня совсем другая задача, - грустно сказала Олефта, - Ты же помнишь. Я появилась не для этого.
  Тильза кивнула и вновь отвернулась. Слабый еле слышный вздох вырвался из ее груди.
  - Я верю, что теперь ты не пропадешь, - мягко сказала Олефта.
  Но это были совсем не те слова, которые ожидала услышать Тильза. Она никак не отреагировала на них. Лишь еще один вздох одиноким звуком влился в окружавшую их симфонию.
  Олефта поднялась. Ее стало тяготить то состояние, что овладело Тильзой. Это молчаливое смирение перед неизбежным. Эта несколько детская непосредственность и доверчивость. Сейчас она была не готова продолжить свой путь в одиночку, но поняла, что это необходимо. Она пообещала, не зная, что срывается с ее губ. В слепом порыве или под действием давящих воспоминаний злости и обиды.
  Олефта неожиданно почувствовала легкое головокружение. Плечи заныли, как будто она на себе протащила несколько километров трактор или парочку. Ноги стали ватными и отказывались четко выполнять команды. Кое-как она добрела до одной из лавок, предназначенных для гребцов, и растянулась на ней, с облегчением чувствуя, как благодарное за это тело расслабляется и появляется чувство некоторого комфорта. Она впала в состояние прострации, больше напоминающее легкий сон. Она слышала, как волны бьют о борт, ощущала летящие в разные стороны соленые брызги моря, но в тоже время была в другом месте, словно раздвоилась.
  
  Она обнаружила, что идет по темному извилистому коридору. В потолке были прорезаны маленькие дырочки, запускавшие лунный свет в коридор, давая немного света, достаточного, чтобы не поскользнуться в видневшихся повсюду лужах и не врезаться в стены. Позади и впереди нее была темнота. Она слышала только свое дыхание и биение сердца. Зачем и как здесь оказалась, она не знала. Единственное, что оставалось, лишь продолжить путь.
  Олефта сбилась со счета, сколько метров-километров она прошла, сколько минуло времени с тех пор, как она оказалась в этом пугающем месте. Но не было волнения. Пока не было для этого причин. Но была настороже, уверенная, что все это не просто так.
  Наконец, впереди она увидела всполохи ярких цветов: малиновый, коралловый, салатовый, оранжевый и еще несколько, в ее голове не успели сформироваться названия, так быстро они сменяли друг друга. Олефта прибавила шагу. Она выскочила на маленькую площадку. Тут же на нее обрушилась музыка. Что-то тяжелое и очень громкое. Мелодия тут же проникла внутрь, и завладела ее сознанием. Олефта понемногу начала ей проникаться. Она никогда не слушала такой музыки, но сейчас она ей понравилась. Олефта посмотрела вниз и увидела, что внизу на песке, разбрасывая его в разные стороны, извивались и дергались сотни людей. Откуда-то сверху били разноцветные огни, создавая интересные иллюзии и эффекты.
  Олефта улыбнулась. Она почувствовала в себе непреодолимое желание присоединиться к ним. Получить свой заряд бодрости, развлечься. Вниз вела узкая винтовая лестница. Олефта поспешно спустилась по ней. Она дрожала и трепетала. Улыбка не покидала лица. Она стала расталкивать людей. Ей хотелось пробраться в самый центр. Стать сердцем этого невиданного существа, созданного сотней разгоряченных тел и музыкой. Добившись желаемого, Олефта закружилась и расхохоталась. Она подняла лицо навстречу софитам, спрятанным высоко под потолком, и зажмурилась от удовольствия. Она была словно сама не своя. Но причины этого были сейчас глубоко безразличны. Ей было хорошо.
  Олефта поймав ритм, пустила свое тело в пляс, подчиняясь ему, следуя его таинственному и интригующему зову. Она словно выпустила наружу свою тайную ипостась, освободила все, что так долго было заперто. Она получала удовольствие и не замечала ничего вокруг. Не видела или не хотела видеть, как все вокруг стало меняться. Как стали исчезать люди, как один за другим гасли невидимые софиты. И вот она уже танцевала одна в круге бледного желтого света. А вокруг сновали непонятные пугающие тени.
  Музыка резко смолкла, Олефта остановилась. Ее удивленный взгляд обшаривал темноту вокруг. Она уловила движение многих тел за чертой света, но кто это был, она не видела. Было слишком темно. Они не пытались напасть на нее, просто кружили рядом. Музыка полилась вновь, но теперь это было нечто другое, злое и агрессивное. Вторя ей, фигуры задвигались яростнее и становились все ближе и ближе. А потом Олефта увидела их. Она узнала их. Всех, кто охотился за ней. Всех, кто желал ей погибели. Ужасный монстр, обернувшийся дедушкой на дороге, волк, олицетворивший ее самый ужасный страх, люди зомби из поселения с бледными лицами, пустыми глазами протягивали к ней руки. Олефта ощутила жар, и он нарастал. Она увидела, как ее убежище окружила сплошная стена огня. Слышались дикие крики людей, смех и завывания. Олефта почувствовала, как волосы на голове встают дыбом. Когда поняла, что еще немного, и она сама броситься в бушующее пламя, через огонь перелетела и упала к ее ногам отрезанная лошадиная голова, заливая кровью из перерезанных вен песок. Олефта мгновенно узнала ее. Это была голова Смерти. Она дико закричала, и тут огонь настиг ее.
  
  - Очнись, очнись же.
  Олефта открыла глаза и увидела, что Тильза трясет ее за плечо.
  Олефта смотрела на нее выпученными от ужаса глазами и хватала ртом воздух, не в силах сказать ни слова. Сердце колотилось в груди как сумасшедшее. Понемногу она стала успокаиваться. Уже более осмысленно, осмотрелась и поняла, что находиться на драккаре посреди моря. И это был всего лишь кошмарный сон. Или предзнаменование. Предостережение. Или еще Бог знает что.
  - Ты меня напугала, - Тильза села рядом и погладила ее по голове.
  - Я сама себя пугаю, - полностью успокоившаяся Олефта опустила голову на лавку.
  
  Луна вставала на небе, падала в море, тонула в толще вод и снова вставала. Шли дни, пролетали ночи. Олефта перестала спать. Сон не приходил. Но это ощущалось на ее духе и теле. Чем дальше она продвигалась, тем больше появлялось потребностей. Тильза почти все время спала или сидела на носу возле полюбившейся головы дракона. За все время путешествия они перекинулись разве что десятком пустых дежурных фраз. Ей нужно было сделать выбор и понять, наконец, что случилось. И Олефта не настаивала. Не лезла со своими нотациями, не пыталась подбодрить или воодушевить. Не рассказывала душещипательные истории из своей прошлой жизни. Не делала намеков на важность своей миссии. Она просто ждала.
  Едва видимая серебряная дорожка прорисовалась на воде, когда Тильза неожиданно закричала:
  - Там земля! Мы куда-то приплыли.
  Олефта мгновенно оказалась рядом с ней. Света было чуток, но этого хватило, чтобы рассмотреть черное пятно прямо по курсу. Но сколько не вглядывалась, не могла различить, к чему именно они плывут. Она молилась лишь об одном, чтобы это были не скалы.
  Драккар словно почуяв землю впереди, поплыл быстрее, весело рассекая начавшие подниматься волны. При полном отсутствии ветра это смотрелось, по крайней мере, странно. Но Олефта уже привыкла к этому. Тильза же не знала другой реальности, поэтому для нее это было в порядке вещей.
  Девушки стояли на носу корабля, нетерпеливо вглядываясь во все возрастающий силуэт. Корабль начал сильнее, чем обычно качаться на волнах.
  - Кажется, будет буря, - задумчиво сказала Тильза.
  Она - дитя суши и для нее все это было в новинку. Но потемневшее разом небо, темные клубящиеся тучи, подбирающиеся к луне, поднимающиеся все выше и выше волны, даже ей говорили о предстоящем буйстве морской стихии.
  - Ты права, - Олефта поджала губы, - надеюсь, что мы успеем достигнуть берега раньше, чем начнется шторм.
  Но словно желая помешать этому, буря стала разыгрываться еще быстрее. Волны достигали по высоте бортов и заливали дно корабля, луну поглотили темные тучи и выплеснули тяжелые струи дождя. Девушки вмиг промокли до нитки. Хоть ветра и не было, но они поежились от пронизывающего холода. Раздался оглушительный раскат грома, и вслед за ним блеснула молния. Тильза вскрикнула от удивления и неожиданности.
  Олефта в яркой вспышке успела различать кое-какие детали. Она увидела шпили нескольких церквей, бухту, одинокий корабль, привязанный у причала, и домики, столпившиеся недалеко от причала. Их драккар двигался прямо на скалу с правой стороны причала.
  - Впереди бухта, - сквозь шум непогоды прокричала она, - Нужно ввести туда корабль.
  Но лишь сказав, поняла, что это невозможно. У этого корабля не было руля, и управлять им было невозможно. Девушки переглянулись, в глазах их явно был заметен отблеск подступающего страха.
  - Весла, нам нужны весла, - нерешительно произнесла Олефта, оглядывая пространство судна, словно видела его впервые.
  Но весел не было, все уключины зияли пустыми провалами.
  'А вдруг...', - не додумав мысль, Олефта быстро двинулась по проходу мимо скамей для гребцов, внимательно оглядывая их.
  И ей повезло. В предпоследнем ряду она нашла то, что искала. На полу было свалено несколько тяжелых весел. Олефта выдернула верхнее и чуть не упала на спину, таким тяжелым оно оказалось.
  'И как же мне грести, если я даже поднимаю его с трудом', - поджала голос паника.
  Но Олефта решила не обращать на нее внимание. Жестом подозвав Тильзу, она вручила ей весло и велела просунуть в уключину.
  - Это невозможно, - крикнула девушка, едва не выронив находку, - Оно слишком тяжелое.
  - Надо попытаться. Иначе мы разобьемся, - отрезала Олефта.
  Она помогла Тильзе оттащить весло к первому ряду и вставила на его законное место.
  - Пробуй, - приказным тоном сказала Олефта.
  По бледному лицу Тильзы промелькнула тень не то удивления, не то разочарования, но она все же сделала то, что просили. И на деле это оказалось действительно не так страшно. Она не только смогла сделать несколько гребков но и улыбнулась, давая понять, что все в порядке. Олефта кивнула скорее своим мыслям, чем спутнице и отправилась за вторым веслом, чтобы помочь развернуть ладью. Уже через пару минут она сидела по другую сторону драккара и что было сил гребла, стараясь спасти корабль и две жизни от гибели в скалах. И понемногу им это удавалось. То ли сам корабль решил свернуть в сторону от гиблого места, то ли слаженные действия девушек возымели успех, но понемногу голова дракона, венчавшая нос ладью, разворачивалась в сторону поселения на берегу.
  
  
  Уставшие девушки без сил опустились на залитый морской пол, но им было уже все равно. Они так устали и промокли, что это было незначительной мелочью. По мере продвижения к причалу бешеная тряска уменьшалась. Даже раскаты грома стали как будто приглушенными. Словно стихия, не сумев дотянуться до корабля, успокаивалась.
  Корабль стукнулся носом о причал. Девушки мгновенно выпрыгнули из него. Тильза схватилась за веревку, желая привязать драккар, но Олефта положила руку ей на плечо, останавливая. Тильза удивленно посмотрела на ее.
  - Не надо, - Олефта покачала головой, - Он возник из ниоткуда или был послан кем-то, что бы помочь. Пускай возвращается обратно.
  Тильза кивнула и разжала ладонь. Веревка медленно выскользнула из ее руки. Корабль несколько секунд был неподвижен, но потом стал отплывать. Отдалившись от причала на несколько метров, он развернулся. И также медленно последовал к выходу из бухты.
  - Вот мы снова на земле, - немного грустным голосом сказала Тильза и посмотрела на небо.
  Дождь прекратился, тучи исчезли так же внезапно, как и появились. И снова луна вовсю сияла, поливая землю своим светом.
  Девушки пошла по пристани и дошли до домиков. Низкие и неказистые они казались необжитыми. В окнах не горел свет. Старость и разруха уже оставила свой след. Дома покосились, и казалось, что не пройдет и нескольких недель, как они начнут разваливаться. Олефта толкнула дверь одного из них и позвала хозяев. Но из темноты дома никто не отозвался. Девушки вошли внутрь и оказались в комнате с грубо сколоченным столом и лавкой и давно остывшей печью. На столе стояло несколько свечей. Они были покрыты толстым слоем пыли. Девушки зажгли их и, взяв по одной, пошли исследовать дом. Возле печи была покосившаяся дверь, за ней которая обнаружилась маленькая спаленка.
  - Здесь жила девушка, - сказала Тильза, подойдя к столику с большим потемневшим от времени зеркалом.
  Он был уставлен баночками и коробочками. Она открыла несколько из них. В одной были простые самодельные украшения, в другой полуистлевшие ленты для волос. Тильза закрыла их и поставила на место.
  - Я устала от наших приключений, - устало сказала Тильза, - Если здесь никто не живет, может, останемся?
  - Мы можем переночевать, но когда вновь взойдет луна, покинем это место. Хозяева могут вернуться в любой момент. Не хотелось бы, чтобы нас застали здесь.
  - Ты и правда веришь, что сюда еще кто-нибудь вернется?
  - Да, - Олефта кивнула, - Оставайся в этой комнате и никуда не уходи. Я хочу пройтись. Вдруг найду кого-нибудь.
  Она вышла из комнаты, притворив за собой дверь.
  
  Но, как и в том домике, где уже спала Тильза, везде царили пустота и запустение. Олефта обходила их один за другим, но все они были одинаковы, пусты и темны. Пыль щедро покрыла их, и ничто не говорило о том, что здесь есть хоть кто-нибудь.
  Убедившись в бесполезности своих поисков, Олефта вернулась обратно. Она приоткрыла дверь и посмотрела на спутницу. Тильза спала, свернувшись калачиком. Лицо ее было спокойно. Закрыв дверь, Олефта вернулась в большую комнату и опустилась на лавку. Но тут же встала и стянула с себя мокрую одежду. В сенях стоял большой кованый сундук. В нем обнаружилась одежда и несколько грубых простыней. Олефта переоделась и, закутавшись в простыни, вернулась к лавке. Сон никак не хотел смежить ей веки. Но она была этому только рада. Последние видения все никак не выходили у нее из головы. Она боялась засыпать, не желая больше видеть ничего подобного. В запыленное оконце едва просвечивала клонящаяся к земле луна, но свет был ей не нужен.
  
  Тильза спала долго. Луна успела вновь подняться, когда из комнаты донеслись шорохи и вздохи. С заспанным лицом и слегка припухшими глазами, но довольная и отдохнувшая Тильза предстала перед спутницей.
  - Мне снился прекрасный сон, - поделилась она с улыбкой, но больше ничего не сказала, решив оставить его только для себя.
  - Я рада этому, - Олефта вернула улыбку.
  О себе она не могла сказать того же. Если и удавалось заснуть, то в сновидениях не приходило ничего хорошего. Скорее наоборот. Она уговорила Тильзу не надевать старую одежду и дала чистую свежую, извлеченную из сундука. Девушка пришла в восторг от мягких тканей и вышитых на ней рисунков. Она долго с нежностью водила руками по разноцветным сарафанам и рубашкам.
  - Теперь нам нужно уходить, - Олефта первая покинула гостеприимный дом.
  У человека, путешествующего по всему миру, никогда не возникает вопроса, куда дальше и что делать. Он просто идет, подчиняясь своему инстинкту. Так же было и с Олефтой. Она шла и не знала заранее, куда приведет дорога. Верила, что идет правильным путем. И провидение всегда выведет на нужный курс, если она вдруг ошибется и собьется с пути.
  
  Вскоре девушки вошли в город невообразимой красоты. Выложенная камнем мостовая, яркие цвета домов, утопавшие в зелени участки вокруг. Каждое здание было произведением искусства. Казалось, в каждое из них архитектор вложил собственную душу. Здесь не было единого стиля. Современная архитектура смешивалась с прошлой эпохой. Гротеск соседствовал с классикой и модерном. Но это не выглядело аляповатым или диким. Все казалось очень продуманным, создавая интересные сочетания.
  Но все они выглядели пустыми. Не было штор на окнах, не было прохожих, не раздавалось ни единого звука, означавшего, что здесь живут. Улица была пустынна, как и все дома. Олефта и Тильза были единственными людьми во всем городе.
  Они не стали больше делать остановок, проверять дома. Они просто шли вперед, уже не надеясь отыскать здесь хоть кого-нибудь. Олефта была рада, что не одна. Атмосфера покинутого города давила на нее, оставляя неприятный осадок. Город выглядел большим могильником.
  Спутницы завернули за очередной готического вида дом и оказались перед круглой площадью. Здесь стояли торговые лавки, ломившиеся от обилия товаров: еда, украшения, ковры, предметы утвари и еще много чего. Но самое главное за прилавками стояли торговцы, а по площади ходили люди. Но было в них всех что-то странное. Олефта спустя минуту поняла что именно. Люди ходили как заведенные по кругу. Они двигались точно сонные сомнамбулы. Смотрели прямо перед собой, и казалось, не замечали ничего вокруг. Торговцы же никак не реагировали на проходящих мимо людей, не пытались зазвать их, перечисляя достоинства разложенных на прилавках товаров.
  - Не нравится мне это место, - нахмурившись, сказала Олефта.
  И повернулась, ища глазами спутницу, но рядом никого не было. Она оказалась одна в переулке. Олефта стала озираться, но тщетно: Тильза словно сквозь землю провалилась.
  'Черт! Не могла же она уйти, не предупредив меня'.
  Олефта не знала, что ей делать. Искать Тильзу или идти дальше, надеясь на благополучный исход. Понимала, что не может тратить время на бесполезные поиски, зная, что вряд ли сможет отыскать девушку в большом городе без чьей-либо помощи. И потому решила отправиться дальше без нее.
  'Если так нужно, она сама найдется'.
  Олефта двинулась по площади мимо прилавков. Ее появление словно немного оживило людей. Торговцы, не глядя, брали первые попавшиеся под руку товары и молча протягивали ей. Олефта на секунду остановилась и посмотрела на одного из торговцев. Но тут же отскочила в сторону и зажала рот рукой, чтобы не закричат, не нарушить этой мертвой тишины. Глаза человека были затянутыми бельмами катаракты. Олефта закрыла глаза и медленно досчитала до десяти. Более-менее успокоившись, она продолжила путь, стараясь больше не смотреть на людей.
  Олефта увидела впереди большой шатер с корявой вывеской: 'Гадалка''. Желание войти возникло мгновенно, и она не стала противиться этому чувству. Рядом с шатром стоял пожилой лысоватый мужчина. Когда девушка приблизилась, он нелепо, словно его кто-то дергал за веревочку, отогнул полог. Олефта прошмыгнула мимо него внутрь, и тут же оказалась почти в полной темноте. Впереди одиноким светлячком горела свеча на круглом столике. Олефта подошла к нему и стала разглядывать обстановку, сколько позволял жалкий огонек. Помимо свечи на столе разместилась резная фигурка черной кошки, небольшая корзинка, заполненная разноцветными шариками и мисочка с конфетами. Последнему Олефта поразилась больше всего. Было странно видеть на гадальном столе емкость со сладостями.
  Гадалка появилась неожиданно, словно скинула полог невидимости. Олефта не успела заметить, лишь когда подняла голову, чтобы продолжить изучение интерьера, натолкнулась на черный пронизывающий взгляд.
  - Извините, я..., - начала была Олефта, смутившись.
  - Садись, - кратко бросила гадалка, и в ее руках появилась колода карт.
  'Ну, хоть что-то в этом мире остается неизменным'.
  Олефта придвинула стоящий у стены стул и села, наблюдая за ней. Это была немолодая уже женщина. Тонкие сеточки морщин плотно облепили глаза и губы. Яркие черные глаза светились каким-то мрачным светом, а губы застыли в усмешке. Но самым поразительным в облике гадалки были руки. Молочно-белая гладкая кожа и длинные точеные пальцы, унизанные перстнями. Олефта готова была поспорить, что эта женщина рекордсменка по длине своих пальцев. Тонкое запястье обхватывала черная веточка татуировки. Олефте даже показалось, что по бокам от линии разбросаны в хаотичном порядке какие-то буквы. Но руки двигались слишком быстро. Заметив интерес клиентки, гадалка опустила рукав кофты, скрывая от ее любопытствующего взора рисунок.
  - Итак, красавица, - гадалка медленно раскладывать карты на столе.
  Четыре рубашкой вниз и пять вверх. Олефта с интересом посмотрела на них. На каждой был изображен какой-то рисунок. Одна из них больше других привлекла ее внимание. На ней был изображен ухмыляющийся скелет. Увидев изображение, Олефта отпрянула от стола и нервно сглотнула. Ей неожиданно захотелось уйти отсюда и побыстрее.
  - Эти карты, - длинный пальчик гадалки уперся в один из прямоугольников, - Настоящее. Перевернутые - твое будущее.
  Олефта кивнула. Внутри все сильнее и сильнее нарастало желание сбежать прочь. Но она продолжала сидеть на неудобном стуле в надежде, что сможет услышать нечто важное.
  - Длинный путь, полный опасностей, - начала раскрывать гадалка тайный смысл карт, - Тебя окружают враги. Они все сильнее и сильнее сжимают кольцо вокруг тебя. Рядом с тобой рука об руку идет смерть. Она окружает тебя и грозит всем, кого ты повстречаешь на своем пути. Последняя карта неоднозначна. Она сулит и счастливое избавление, и погибель. Выбор зависит от тебя.
  Гадалка умолкла. Олефта, дрожа всем телом, смотрела на последнюю карту. К ее горлу подступил ком. Она поняла, что это значит. Шансы были пятьдесят на пятьдесят.
  - А теперь будущее, - гадалка начала поднимать первую карту.
  - Нет, - Олефта встала и, не поблагодарив женщину, пулей вылетела прочь.
  Она не хотела слышать ничего о своем будущем. Она боялась того, что может услышать. Все внутри кричало о том, что это может привести к большим неприятностям. Она итак услышала достаточно, что подняло большую бурю страха и печали в ее душе.
  Олефта бежала, не разбирая дороги. Она не думала ни о чем. Лишь повторяла про себя одну фразу: 'Не хочу!'
  Когда ее силы были на исходе, а в глазах плясали огоньки, Олефта остановилась. И обнаружила, что стоит неподалеку от высокой башни. Та была словно из единого монолита, красивая и одинокая. Олефта подняла голову, желая посмотреть, что расположено наверху.
  На самой вершине башни-исполина были круглые часы. Но они словно сошли с ума: стрелки неслись вперед, с бешеной скоростью отсчитывая время. Олефта открыла рот от удивления. И все вокруг, словно вторя бегу стрелок, стало стремительно меняться. Мимо Олефты проносились люди, поспешно, будто опаздывая, луна поднималась для того, чтобы тут же спрятаться, и это повторялось снова и снова. Начали блекнуть краски, осыпаться кирпичные кладки домов, по которым ломаными линиями зазмеились трещины и стали откалываться части фасадов. А стрелки неслись вперед все быстрее и быстрее. Но тут с неба ударила молния и расколола часы надвое. Разлом, разделивший циферблат тут же пополз дальше. Башня задрожала и, когда разрушение покатилось дальше по каменной кладке тротуара, с грохотом завалилась на бок и рухнула на стоявшие вблизи дома.
  Глаза Олефты готовы были вылезти из орбит. Все случилось так неожиданно и стремительно, что мозг еще не успел обработать полученную информацию и выработать дальнейший план действий.
  Когда трещина подобралась к ней на расстояние в несколько шагов, Олефта поняла, что нужно бежать и как можно быстрее. И тут же бросилась наутек. Но становилось только хуже. Все вокруг пришло в движение: земля под ногами ходила ходуном, словно стремилась поскорее сбросить с себя балласт. Повсюду появлялись провалы, в которых исчезали дома и люди.
  Олефта уже видела впереди огромные окованные ворота, распахнутые настежь. Она улыбнулась, но тут услышала крик справа от себя. Резко обернувшись, Олефта успела увидеть, как в трещину упала Тильза.
  - Тильза! Нет, - слезы, столь долго сдерживаемые, выплеснулись, наконец, из глаз.
  Олефта подбежала к разлому, который с каждой секундой становился все шире и длиннее. Тильза успела уцепиться за край. Он был острым, и по рукам стекала кровь, а на лице застыло мученическое выражение. Она тяжело дышала и готова была вот-вот разжать хватку.
  - Держись, - Олефта упала на колени перед расщелиной и, обхватив девушку за запястье, стала вытягивать ту на поверхность.
  - Сзади, - хриплым шепотом выдохнула Тильза.
  Олефта обернулась и увидела, что здание начинает медленно заваливаться. Но не бросила спутницу. Лишь с большим усердием и поспешностью схватилась за руки девушки. Закричав от усилия, она вытянула Тильзу, и девушки бросились в сторону ворот. Выпавшее оконное стекло ударило Тильзу по голове, а несколько крупных осколков вонзилось в тело Олефты. Девушка закричала, но решила, что с этим она разберется потом. Обхватив обмякшую Тильзу, она кое-как доковыляла до ворот.
  Лишь когда они остались позади, Олефта остановилась. Положила Тильзу на траву и упала рядом. Дикая боль сковала ее, резкими толчками прокатываясь по телу, пульсируя в местах, где застряло стекло. У Олефты уже не было сил, чтобы вытащить его. Она чувствовала, что истекает кровью. И начала проваливаться во тьму, обещавшую приятное забытье и освобождение от боли. Олефта несказанно обрадовалась этому. И ей было почти все равно, что она умирает. Главным было избавление от сумасшедшей боли, рвущей изнутри.
  
  Олефта почувствовала жжение в нескольких местах. Она завозилась и нехотя открыла глаза. Тут же ослепил лунный свет, нацеленный казалось прямо на нее. Сфокусировавшийся взгляд, натолкнулся на лежащее пластом тело, покрытое окровавленными повязками. Олефта не сразу поняла, что это ее собственное тело. Боль тугим шариком прокатывалась по раненым частям тела, добиралась до головы и, отзвучав молоточками в висках, ненадолго затихала, чтобы вновь зародиться в покалеченных членах.
  'Сарафан жалко'.
  Олефта попыталась приподняться. Она лежала на траве, а верхняя часть тела была прислонена к стволу дерева, давая наибольший обзор. Вокруг не было никого. Голова раскалывалась и отказывалась выдавать информацию о том, как пострадало тело, и что она вообще здесь делает. Тихонечко застонав, усилием перевела себя в сидячее положение. Это потребовало неимоверных усилий и большого мужества. Она почувствовала, что начавшие затягиваться раны, вновь раскрылись и стали выплескивать кровь. Ею владела слабость, горло распухло от жажды. Олефта поводила языком по сухому рту, но не смогла сглотнуть ничего кроме нового приступа боли.
  Олефта закрыла глаза, прислушиваясь к своему организму. Она была слаба от многочисленных ран и потери большого количества крови. Руки и ноги не слушались. В таком состоянии продолжать путь было невозможно. Ей требовалось время, чтобы восстановить силы и подлечить раны. Но она была совершенна одна. И если в скором времени не сможет встать и отправиться на поиски воды, то умрет еще раньше от жажды.
  'Ну вот, - устало подумала она, - Помимо сна мне теперь требуется вода'.
  Но на большее ее сил не хватило. Она вновь провалилась в темноту.
  
  Следующее пробуждение было таким же болезненным. Казалось, что боль не только не собирается утихать, но похоже задержится в теле надолго. Олефта застонала. Ей стало так жалко себя. Она не представляла, как сможет идти дальше. Захотелось заплакать, но она была высушена. Влаги в организме катастрофически не хватало.
  - Очнулась, наконец, - обеспокоено сказал кто-то, и Олефта услышала, как справа от нее завозились.
  В поле зрение попала Тильза. Девушка была смущена. На ее щечках пылал жаркий стыдливый румянец, а глаза светились. Она приставила ко рту раненой флягу. Олефта могла поклясться, что почуяла запах воды. В одно мгновение во рту образовалась склизкая слюна. Разлепив ссохшиеся губы, Олефта обхватили ими горлышко фляги, и стала жадно пить, проливая на себя драгоценную жидкость. Но она ничего не могла с собой сделать. Сейчас чувство жажды было сильнее всего. Лишь, когда организм сказал 'стоп', Олефта оторвалась от фляги. Вдохнула полной грудью, но тут же ощутила резкий укол в правый бок. Она сморщилась и постаралась посмотреть, что там. Но все ее тело было покрыто тряпками, а сил поднять руку и отодвинуть повязку, в ее теле еще не было.
  - Лежи спокойно, - тоном строгой мамочки произнесла Тильза, - Ты потеряла много крови.
  - Но нам надо идти, - попыталась возмутиться Олефта, но получился лишь тихий шепот.
  - Нет, - Тильза нахмурилась, - Если ты встанешь, то не пройдешь и пяти шагов. Раны не глубокие, но нужно время.
  Они замолчали. Тильза опустилась на траву справа от подруги, где и сидела все это время.
  Олефта закрыла глаза, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. К боли она начала понемногу привыкать. Зная, что все равно никуда не деться от этого, человек сначала смириться с этим, потом привыкнет. Она хотела встать и пойти, но вынуждена была согласиться с Тильзой. От легких царапин никогда не будет так больно и никогда не будет столько крови. Если она действительно хочет успешно завершить все свои дела в этом мире, то должна немного подождать. Какой будет прок, если она так глупо умрет.
  - Я хотела тебе сказать, - начала Тильза, но замолчала на несколько секунд, - Я хотела тебя поблагодарить. Ты спасла мне жизнь. Опять.
  Олефта не прореагировала.
  - Ты могла бросить меня там. Особенно после того, как увидела падающий дом, - Тильза явно была смущена, аккуратно подбирая каждое следующее слово, - Ты рассказывала мне о своем деле, но готова была пожертвовать всем, чтобы спасти меня.
  Олефта мысленно согласилась. Она знала, что каждый нормальный человек последует ее примеру и сделает все, что в его силах, чтобы спасти человека. Особенно после всего, что уже было сделано.
  - Я знаю, что никто никогда не сделал бы для меня больше. Ты дважды спасла меня. Первый раз мою душу, а второй жизнь. И я теперь тебе обязана.
  - Нет, - тут же вырвался протест, - Я сделал то, что должна была. Это мой выбор.
  Слова давались ее с трудом. Каждое из них бередило боль, на время заснувшую в глубине ее измученного ослабленного тела.
  - Не говори ничего, - огромные глаза девочки-ангела были широко распахнуты.
  Она поправила несколько сползших компрессов и вновь вернулась на свое место. Сложила перед собой руки, сцепив их в замок. Рассмотрев его со всех сторон, она испытующе взглянула на раненую спутницу. Олефта видела, что та хотела сказать еще что-то, но, поджав губы, отвернулась.
  
  Поднялось, и упала несколько лун. Олефта понемногу приходила в себя. Тильза не отходила от нее ни на шаг и обращалась с ней как с дорогой хрупкой куклой. Несмотря на протесты, помогала ей подниматься, делать первые робкие шаги как в далеком детстве. Она промывала ей раны, делала компрессы, стирала повязки за неимением других. Лишь раз Олефта спросила ее, что случилось с городом. Но Тильза не знала. Ворота и крепостная стена устояли. Они скрыли от ее любопытствующего взора произошедшее с городом. Единственное, что с точностью могла утверждать Тильза, что после их ухода ворота таинственным образом сами захлопнулись, и настала полнейшая тишина. Большая туча пыли стояла несколько часов над городом, но и она постепенно улеглась.
  Олефта больше не говорила с Тильзой на эту тему, но ее не покидали тревожные мысли.
  'Сначала сон, потом разрушенный город. Все говорит только об одном. Времени почти не осталось'.
  Но какие бы мысли не крутились в голове, сделать она пока ничего не могла. Ее организм восстанавливался быстро, но еще недостаточно окреп для продолжения пути. Да и если бы она нашла в себе силы подняться и самостоятельно пойти, Тильза тут же с диким криком налетела бы на нее и вернула на место. Олефта представила себе эту сценку и по губам скользнула легкая улыбка.
  
  - Мы и так потеряли слишком много времени, - Олефта стояла, вцепившись в ствол дерева, и храбрилась изо всех сил.
  - Ничего не хочу слышать, - Тильза нацепила маску непреклонности и серьезности, - Ты еще не в состоянии. Зачем совершать подвиги, которые не будут оценены. Ты через несколько метров свалишься.
  - Ты меня недооцениваешь, - Олефта грозно нахмурила брови.
  Тильза неожиданно вздохнула, ее лицо приняло выражение обреченности. Девушка села на траву и уставилась на свои руки.
  - Ну что с тобой? - Олефта не без труда опустилась рядом.
  Но как бы ей не было тяжело и больно, нужно было привыкать. Сегодня она была намерена, во что бы то ни стало покинуть это место.
  - Я боюсь, что не смогу помочь, - Тильза подняла на нее полные слез глаза, - Ты спасла мне жизнь, а я не смогу помочь тебе сберечь твою.
  Олефта была поражена. Эти прекрасные глаза истекали слезами и все из-за нее. У Олефты защемило в груди. Девочке так не хватало тепла и любви. Ей так не хватало мамы. И сейчас, когда она почувствовала, что хоть кому-то не безразлична, кто-то способен защитить ее, спасти даже ценой собственной жизни, она стала бояться его не сберечь, не суметь помочь, потерять.
  У Олефты дрогнули губы. Она так много хотела сказать. Слова утешения, слова облегчения, слова спасения. Их много вертелось в голове, но не было ни одного подходящего. Не было такого слова, которое было бы способно сейчас выразить ее чувства и сказать хоть что-то этому ребенку.
  Олефта протянула руки и прижала девочку к себе. Тело Тильзы затряслось от не сдерживаемых больше рыданий, заливая горькими слезами повязки. Олефта тоже не смогла сдержать чувств, душивших ее. По щекам потекли горячие слезы. Она стала поглаживать Тильзу по голове, ничего не говоря и не останавливая. Нужно было дать волю слезам. Дать вырваться всему, что накопилось в душе. Они вместе так недолго, но успели перенести слишком много.
  
  Они были смущены. Они старались не смотреть друг на друга. Но в тоже время в душе у каждой было тепло. Они низко опустили головы, чтобы скрыть играющие на губах улыбки. Они поняли друг друга. Им больше не требовалось разговоров об этом.
  Тильза меняла повязки. Она больше не возражала о продолжении пути, но захотела еще раз взглянуть на раны. Олефта впервые увидела, что произошло с ее телом. Самый большой осколок вошел под ребра с левой стороны. Это было сильное и опасное ранение. Средней величины стекло врезалось в плечо правой руки. Несколько мелких осколков были извлечены из спины и ног.
  - Тебе повезло, что не задеты важные органы, - сказала Тильза, перевязывая плечо.
  - Что я могу сказать. Я везучая, - Олефта улыбнулась.
  В целом она чувствовала себя нормально. К боли в порезанных частях тела она уже привыкла. Единственной проблемой была правая рука. Она почти не шевелилась и Олефта всерьез начала опасаться, что стекло перерезало связки.
  Но она храбрилась. Выглядела гораздо хуже, чем говорила об этом.
  Олефта посмотрела вперед, на дорогу, по которой им предстояло пройти. Широкое бесконечное поле - зеленый ковер, с кое-где торчавшими деревьями. Впереди высилась блеклая в лунном свете горная местность. Тильза встала рядом.
  - Нда, - только и изрекла она, нахмурившись.
  Девушки тронулись в путь. Олефта опиралась на отломанную Тильзой от дерева ветку. Они шли медленно. Олефта старалась, как могла, но всякий раз как старалась ускориться, Тильза опускала ей руку на плечо и заставляла сбавить темп. Прошел не один день, прежде чем они достигли подножия холмов. Дальше дорога шла вверх.
  - Заночуем здесь, - Тильза скинула свою котомку.
  - Но ведь до заката еще долго, - возмущенно сказала Олефта
  - Ты вымоталась за сегодняшний день. Подъем не одолеешь, - пояснила Тильза, - А до заката мы вряд ли успеем найти более подходящее место.
  Олефта опустилась на землю. Тело ныло и требовало отдыха. Тильза в который раз была права. Ей требовалась передышка. Тело могло просто не выдержать такого темпа.
  
  Они расположились на ночлег у подножия холмов. Тильза постелила несколько тонких одеял и развела костер. Олефта смотрела, как та трудиться. Она хотела помочь, но знала, чем это обернется. Тильза вновь начнет на нее ворчать. Скажет, что нельзя напрягаться, вновь могут открыться раны и тогда о том, чтобы идти дальше можно будет забыть на несколько дней.
  Тильза плохо спала. Она ворочалась всю ночь, говорила что-то странное и непонятное, стонала, иногда плакала. Но никогда не рассказывала, что ей снится. Говорила, что не помнит. А Олефта делала вид, что верит, не настаивала и не лезла с расспросами.
  Вот и сейчас девушка вновь металась на своей импровизированной постели. К влажному лбу прилипла прядь волос. На лице застыло мученическое выражение. Олефта переживала за нее, но знала, что та сама должна справиться со своими страхами. Вполне естественно, что ее мучают кошмары. После всего пережитого. Но Олефта верила, что это скоро пройдет, что девушка успокоится и оставит позади ужасное прошлое.
  
  Утром Тильза вновь была бодра. Олефта заметила глубокие тени, что залегли под ее чудными глазами, но ничего не сказала. Проверив состояние ран, Тильза была недовольна. Они вновь стали сочиться кровью. Не сильно, но постоянно.
  - Я в порядке, - Олефта уже устала с ней ругаться и спорить.
  - Нет, - Тильза неожиданно разозлилась, - Сама же прекрасно понимаешь, что ты не в порядке. С каждым днем силы тебя покидают.
  - И что ты предлагаешь? - в голосе Олефты появились нотки сарказма, - Сдохнуть здесь? Бросить все к чему я стремилась. Забыть все, что пережила. Наплевать на всех тех, кто нуждается во мне. Остаться здесь, так и не вспомнив, кто я есть на самом деле, и каково истинное назначение всего этого. Зачем по твоему я здесь, чтобы умереть на середине пути из-за долбаного малодушия.
  Голос Олефты сорвался на крик. Ее лицо, исказила злоба и превратила в ужасную маску. Тильза испугано смотрела на спутницу, не в силах произнести ни одного слова. На глаз набежали слезы, но она не стала их скрывать.
  Олефта тяжело дышала. Ее гневная реплика забрала много сил. Она смотрела на девушку, медленно осознавая, что только что сказала.
  - Прости, - Олефта опустила голову и потерла переносицу, - Я не хотела. Просто ты должна была понять одну простую вещь про меня. Я не могу останавливаться, что бы ни случилось. Лучше умереть от ран что-то делая, чем от скуки, сложив руки. Вот даже стихами заговорила.
  Тильза рассмеялась сквозь слезы. И Олефта тоже улыбнулась. Она протянула руки, и Тильза взяла их в свои. Их пальцы переплелись.
  - Я обещаю больше не кричать на тебя и не говорить таких кошмарных вещей, - торжественно сказала Олефта.
  - Я обещаю, что больше не буду тебе мешать. Я буду поддержкой и опорой, а не обузой, - в тон ей произнесла Тильза.
  - А теперь в путь.
  Девушки расцепили руки, и пошли собирать вещи.
  
  На удивление подъем в гору дался Олефте намного легче, чем она могла себе представить. Может, этому способствовала их недавняя беседа, а может то, что она чувствовала, что уже близка к разгадке. Она не знала, что именно ищет, зачем идет. Единственное, что понимала, что это ее спасение. И если все сделать правильно, то спасет этот мир и живущих здесь людей. Она не хотела рассказывать об этом Тильзе. Она не знала, что именно можно и нужно рассказать. Пугать девушку тем, что ее мир, а вместе с ним и она могут погибнуть, не хотелось. Тильза и так пережила слишком много ужасных вещей.
  Чем выше поднимались девушки, тем холоднее становилось. Тильза достала из сумки их одеяла. Одним она укуталась сама, второе предложила Олефте. Но ей было не холодно, и она отказалась. Тильза уже привыкла, что ее спутнице редко нужна пища, вода и сон, поэтому не удивилась отказу.
  Девушки взошли на холм и очутились на небольшой площадке. Дальше словно огромная лестница вздымались следующие подъемы, окачивающиеся такими же площадками. Один за другим они уходили ввысь и терялись в облаках.
  - Ого, - Тильза не смогла скрыть удивления, - Высоковато.
  - Хорошо подъем не крутой, - Олефта двинулась вперед.
  Они поднимались и поднимались. Казалось, что этому не будет конца. Когда они пересекли границу тумана, то оказались в настоящем снежном буране. Снег мгновенно облепил их незащищенные тела, заглушая все звуки. Девушки взялись за руки, чтобы не потеряться. Тильза куталась в одеяла, но тонкая ткань не могла спасти от колючего мороза. А налипший снег мгновенно сделал ее слабую защиту грудой мокрых тряпок.
  Стиснув зубы, почти вслепую, они продолжали идти. Олефта не чувствовала холода, но не смотря на это ее боль отступила. Холод благотворно повлиял на тело, что позволило увеличить скорость настолько насколько это возможно в подобных погодных условиях.
  Олефта увидела впереди что-то темное и из последних сил потащила Тильзу. Но чем ближе они подходили, тем сильнее было разочарование. Впереди сплошной стеной высилась скала.
  - Дальше нет пути, - постучав по горной породе, преградившей путь, словно желая убедиться в ее реальности, прокричала Тильза.
   - Этого не может быть, - Олефта подняла голову вверх, - Мы наверно сбились с пути.
  - Направо или налево? - спросила Тильза.
  - Что? - Олефта подошла ближе.
  - Куда пойдем, направо или налево? - прокричала Тильза.
  Олефта поочередно посмотрела в обе стороны, но они принципиально ничем не отличались.
  - Налево, - наконец решила Олефта.
  Тильза не убирала руки со скалы. Она шла впереди, и рука скользила следом по грубой поверхности. Олефта ничего не говорила, просто шла следом. Ее мысли были заняты мыслями о несправедливости и коварности этого мира.
  Неожиданно рука Тильзы провалилась в темноту. Девушка остановилась и стала приглядываться. Сделав несколько шагов, она очутилась в пещере. Грозная непогода осталась позади. Лишь несколько снежинок залетали сюда, устилая пол белоснежным ковром.
  Тильза повернулась и, схватив потерявшую ее из вида Олефту, втянула внутрь. В пещере было темно. Царивший позади снежный беспредел давал немного света, позволяя разглядеть лишь небольшой участок пещеры.
  - Класс, - Тильза улыбнулась, - теперь у нас есть место для ночлега.
  Она скинула сумку. Расчистив от камней место, она постелила одеяло. Но только сев, она тут же вскочила.
  - Холодно! - уголки ее губ поползли вниз, выражая высшую степень обиды.
  - Хм, - Олефта взяла свое одеяло и постелила его поверх, - Это конечно не супер одеяло с обогревом, но думаю должно стать лучше.
  Тильза с опаской опустилась на постель и улыбнулась.
  - Вполне терпимо, - сказала она, тут же устраиваясь спать, - А как же ты?
   - Мне не холодно. Я могу и без одеяла.
  Тильза пожелала ей спокойной ночи и затихла.
  
  Метель закончилась. Снежинки покрывалом опустились на землю. В пещеру стало проникать больше света, что позволило Олефте осмотреть ее. Хотя, по большому счету смотреть было не на что. Пещера как пещера. Среднего размера, не самая чистая на свете, но это лучше чем ничего. Высотой в два средних человеческих роста она была весьма просторной для двоих. Из стены отовсюду торчали острые выступы. Олефта прошлась вдоль стены. У самого дальнего от входа участка она заметила что-то странное. Присев, она приблизилась к стене. Проведя рукой, она почувствовала, что это не стена вовсе, а проход, закрытый ветками.
  'Отлично, - она похвалила себя за сообразительность и хорошее зрение, - Теперь можно и огонь развести, и дорога дальше найдена'.
  Когда Тильза проснулась Олефта сидела у весело потрескивающего огня. Озябшая девушка придвинула одеяла поближе к огню.
  - Где ты взяла дрова? - более-менее согревшись, спросила она.
  - Ветками был прикрыт проход в стене, - пояснила Олефта, - Правда он узкий как нора крота. Придется ползти.
  - Ты издеваешься?! - Тильза была удивлена, - Предлагаешь ползти по лазу, а вдруг он обвалится или сузиться до такой степени, что мы не сможем пройти?
  - Придется рискнуть, - Олефта пожала плечами, - И я сомневаюсь, что он не выведет нас из пещеры. Иначе бы его не стали прикрывать.
  Тильза хотела еще что-то сказать, но только вздохнула.
  Когда костер догорел, Тильза собрала вещи, и девушки подошли к лазу.
  - В полной темноте, неизвестно куда. Ты сумасшедшая, - Тильза испуганно смотрела на черную дыру в стене пещеры.
  - Я, знаешь ли, тоже особого энтузиазма не испытываю, - недовольно проворчала Олефта, - Но плана получше у нас нет.
  - А если там кто-нибудь живет? - спросила Тильза.
  - Ты можешь остаться здесь, - сказала Олефта и, не дожидаясь ответа, полезла в нору первая.
  - Кошмар. Она сумасшедшая, если лезет туда. И я тоже сумасшедшая, раз следую за ней, - проговорила Тильза, подняв голову и состроив мученическое лицо.
  И последовала за спутницей. Остаться одной в пещере ей особой радости не приносило.
  Лаз был узким, воздуха не хватало, вдобавок ко всему из пола и стенок торчали острые камни, что еще больше тормозило продвижение. Олефта чувствовала сильную боль во всем теле, но упорно продолжала лезть вперед. Боялась, что если остановится, то уже не сможет продолжить путь. Она чувствовала позади дыхание Тильзы, и это придавало ей сил. Девушка следовала за ней. Если она находит в себе силы, подавляет свой страх, то ей и подавно нельзя сдаваться.
  Олефта не сразу заметила впереди маленькую светлую точку. Большую часть она продвигалась с закрытыми глазами. Так было легче сдерживать подступающий страх. Но вскоре в ее сознании вспыхнула мысль:
  'Свет. Впереди свет'.
  Она захотела закричать от счастья. Но сдержала приступ веселья. Также не стала ничего говорить Тильзе. Не хотела зря обнадеживать девушку. Ей нужно было самой убедиться в том, что это действительно выход. Но чем дальше она продвигалась, тем больше становилось пятно.
  - Впереди выход, - наконец сообщила Олефта.
  - Наконец-то, - проворчала Тильза, - а то у меня уже сил нет ползти.
  Не прошло и часа, как девушки выбрались из лаза. Спрыгнув с небольшой высоты, Олефта помогла выбраться Тильзе.
  - Где это мы? - Тильза от удивления даже рот раскрыла.
  Они оказались в длинной галерее. Широкий коридор, освещенный факелами, размещенными в железных кольцах на гладких, словно отполированных стенах, уходил вперед и казался таким же длинным, как и лаз. Но света факелов все же не хватало, чтобы достать до терявшегося во тьме потолка.
  - Вот это да, - присвистнула Олефта, - Похоже, здесь приложил руку человек.
  - Да хоть кто, это все же лучше чем душный узкий лаз. У меня теперь клаустрофобия на всю оставшуюся жизнь, - проворчала Тильза.
  Девушки двинулись по коридору. Олефта шла медленно, сцепив зубы. Она уже несколько раз споткнулась и один раз чуть не упала. Если бы не Тильза, успевшая придержать ее, то валяться бы Олефте сейчас на полу с расквашенной физиономией.
  - Давай сделаем привал, - предложила Тильза, пожалев спутницу.
  Ее личико было серьезным, а на лбу залегла складка.
  - Все в порядке, - Олефта попыталась сделать вид, что с ней все хорошо.
  Тильза только похлопала глазами, но сделала вид, что поверила. Она уже поняла, что если Олефта что-то вобьет себе в голову, то это не вытащить даже коленными щипцами.
  Коридор резко повернул влево. Зайдя за поворот девушки, оказались на полянке под яркими лучами луны. Зеленая травка и пение птиц удивили девушек больше чем, вырубленные в скале лаз и коридор. На полянке стоял домик, вокруг которого в странном хаотичном беспорядке росли деревья. И на каждом из них висели большие плоды: яблоки, апельсины, груши, сливы, были даже пальмы с финиками, бананами и кокосами.
  - Вот это да, - Тильза жадно сглотнула и направилась к деревьям, желая попробовать каждый плод.
  Олефта не успела даже сойти с места, а Тильза уже сорвала яблоко и мчалась к дереву с грушами, на ходу уничтожая фрукт.
  Из дома вышли двое. Мужчина и женщина. Они медленно направились к девушкам. Пока они приближались, Олефта успела разглядеть их. Это были ничем не примечательные люди. Женщина в длинном платье песочного цвета и белом переднике. Светлые почти белые, но не седые волосы были уложены в незамысловатую прическу. Мужчина был необычайно высок с длинными франтоватыми усами в комбинезоне, какой можно встретить на любом жителе деревни.
  - Здравствуйте, - женщина улыбнулась, и на душе у девушек сразу потеплело.
  Они почувствовали, что им здесь действительно рады. И это не притворство и не дежурная любезность.
  - Мы ждали вас, - сказал мужчина и жестом указал на дом.
  Олефта хотела последовать в указанном направлении, но у нее неожиданно потемнело в глазах. Уже потеряв сознание, она не могла видеть, как засуетились вокруг нее Тильза и хозяева дома.
  
  Первое, что ощутила Олефта, вынырнув из тьмы, она лежит на чем-то мягком и удобном. Ее тело было очень радо этому после всех испытаний и почти перестало болеть. Она открыла глаза и увидела рядом Тильзу. Она сидела в кресле, ее голова была запрокинута, а рот открыт. Девушка спала.
  Олефта улыбнулась. Сев на постели стала осматривать комнату, в которой очутилась. Она помнила, что потеряла сознание недалеко от дома. Значит, ее перенес сюда мужчина. Олефте стало немного стыдно, но лишь на секунду. Смущение сменилось удивлением, а затем благодарностью. Она увидела, что ее грязные поношенные повязки сменили на новые. Более того, раны почти не болели. Олефта встала и, стараясь не шуметь, вышла из комнаты, аккуратно притворив за собой дверь.
  Олефта очутилась в большом помещении, условно поделенным на две части. В более длинной части располагалась своеобразная столовая. Стол и четыре табурета. Дальше располагалась сама кухня. Печь, низкий на уровне талии стол и масса шкафов. От печи несся приятный аромат. Олефта сглотнула набежавшие от него слюнки и вышла из кухни.
  Дальше был просторный коридор. Здесь вдоль стен расположились небольшие открытые ящики с обувью, корзинами, топорами и прочим инвентарем. Возле входной двери к стене была прислонена лестница. В другой части коридора напротив двери в кухню была еще одна дверь, но Олефта не стала заглядывать туда, решив, что это нехорошо.
  'Нельзя без ведома хозяев разгуливать по дому', - кивнув, подтверждая свое согласие с этой мыслью, она толкнула входную дверь и вышла из дома.
  
  Олефте не хотелось есть, но она не удержалась от соблазна сорвать яблоко. Она очень любила их с детства. Могла за раз съесть штук пять. Ну, не очень больших.
  Олефта наслаждалась сочными вкусными плодами, когда до ее ушей донесся тонкий девичий голосок. Олефта замерла прислушиваясь. Пение доносилось из-за дома. Проглотив последний кусочек, Олефта пошла на звук. Завернув за угол, она увидела, как двое ребятишек лет семи кружились, взявшись за руки вокруг дерева. Белокурые в белоснежных длинных рубахах они были похожи на маленьких ангелочков.
  'Как-то слишком много ангелов меня окружает в последнее время', - скривив губы в подобие ухмылки, подумала Олефта.
  Мальчик и девочка кружились вокруг дерева и пели. Но Олефта не смогла понять ни слова. Песня была на незнакомом языке. Она сделала несколько шагов по направлению к детям. Они остановились и посмотрели на гостью. Олефта неожиданно смутилась. Она совсем не хотела их прерывать, лишь рассмотреть получше.
  - Ты пришла, - сказала девочка и улыбнулась так широко и счастливо, как будто Олефта была ее мамой, которую она ждала долго-долго.
  Олефта открыла рот от удивления. Ее брови уползли на лоб, а на ум не приходило ни одной мысли.
  - Наши дети, - с гордостью сказала женщина, словно из ниоткуда возникшая справа от нее, - Ниса и Рола.
  - Мама, почему ты нас не предупредила? - с укором спросил мальчик.
  - Рола, не злись, - мягко сказала женщина, - Ей нужно было отдохнуть.
  - Пойдем, - Ниса подошла к Олефте и взяла ее за руку.
  Она подчинилась и пошла с девочкой в дом. Рола и женщина последовали за ними.
  В столовой сидели Тильза и мужчина, и о чем-то беседовали. У стола появились еще два стула. Олефта и Рола сели за стол, а женщина и Ниса стали расставлять приборы.
  - Тильза рассказала мне о вашем приключении, - сказал мужчина, - Нелегко вам пришлось.
  - Да, - лаконично сказала Олефта.
  Она бросила короткий взгляд на подругу, но та смотрела в свою пустую тарелку.
  - Здесь вы можете передохнуть и подлечить свои раны, - продолжал мужчина, - Здесь спокойно и бояться нечего. Пока.
  - А как вас..., - Олефта замолчала.
  - Гаро, - мужчина коротко рассмеялся, - не смущайтесь. Мы ваши друзья.
  - А я Оливия, - представилась женщина, - Кушайте.
  Все разговоры на время прекратились. Люди, молча, наслаждались прекрасной приготовленной едой.
  
  Олефта не спешила рассказывать хозяевам свои секреты. Она перестала доверять людям после всего произошедшего. Но постепенно все больше и больше проникалась к ним симпатией. Она поняла, что они милые люди, желающие помочь ей всем, чем только можно и ничего не требующие взамен. Они не задавали вопросов о том, кто такая Олефта, зачем она здесь. Лишь интересовались, как она себя чувствует, не желает ли чего.
  Олефта с удовольствием поглощала похлебку и слушала тихие неторопливые беседы хозяев и Тильзы. Когда миска оказалась пуста, Олефта облизала губы и отставила пустую посуду. Тихо поднявшись, она покинула столовую. Девушка вышла из дома. Вдохнув полной грудью, она впервые за много дней не почувствовала боли.
  'Идем на поправку'.
  Олефта устроилась под душистым персиковым деревом. Вдыхая сладкий аромат нежного фрукта, она думала о том, что делать дальше. Она была почти в норме. Мазь, что щедро нанесли на раны хозяева, сотворила чудеса. Кровь больше не текла, боль покинула тело, а порезы стали затягиваться буквально на глазах. Олефта не знала, чтобы с ней стало, если бы не они. Она обманывала Тильзу, говоря, что все в порядке. Силы покидали ее с каждой минутой трудного пути. Но семья отшельников подарила ей надежду, дала шанс.
  Олефта оторвалась от своих мыслей, когда до нее донесся тонкий девичий голосок. По поляне ходила Ниса и собирала цветы. Она медленно двигалась в ее сторону и напевала песенку. Дойдя до персикового дерева, девочка устроилась на траве в нескольких шагах от Олефты. Все, также напевая, она стала плести венок из собранных цветов. Олефта некоторое время следила за ребенком, но вскоре закрыла глаза и вновь погрузилась в свои мысли.
  'Куда же мне идти дальше?' - она не верила, что отшельники смогут вывести ее на дорогу.
  Позади хижины расстилалось поле такое же, как и перед ней, и упиралось в скалу, похожую на ту, из который они вошли в этот райский уголок.
  -Мы ждали тебя, - неожиданно раздался голос.
  Олефта открыла глаза и удивленно посмотрела на девочку.
  - Что? - переспросила она, не расслышав фразу.
  - Мы все ждали тебя, - повторила Ниса, глядя на нее своими пронзительными полупрозрачными глазами, - Когда началось Это, мы сразу почувствовали. Поняли, что ждать недолго. Твой приход был предрешен намного раньше, чем это началось.
  До Олефты очень медленно доходил смысл сказанного девочкой. Но та не торопила, продолжая смотреть на нее и улыбаться. Казалось, ей и не нужны были ответы.
  - Ты..., - Олефта замолчала, не зная, что сказать.
  Ниса звонко рассмеялась.
  - Не бойся, - просто сказала она.
  Девочка приблизилась к Олефте. С улыбкой Ниса надела ей на голову венок, благоухающий дивными ароматами свежей травы и нежными цветками. Затем она взяла девушку за руки посмотрела ей в глаза.
  - Начало положено, но все может измениться. И зависит только от тебя. Я знала, что ты придешь. Мы все знали и ждали тебя. Первое предупреждение сотрясло нашу землю несколько лет назад. И когда в земле появилась первая трещина, явилась ты.
  Олефта смотрела на девочку широко открытыми глазами. Она внимала странному рассказу и верила ей. Чувствовала себя все более и более ответственной. Она хотела спасти эту девочку. И Тильзу. И всю семью отшельников. Всех-всех.
  - И вот ты здесь, с нами, - Ниса вновь улыбнулась, - Ты подарила нам надежду.
  - Надежду? - робко переспросила Олефта.
  Девочка кивнула и тут же продолжила:
  - Но не только нам, - она положила свою маленькую ладонь Олефте на грудь, туда, где билось ее большое горячее сердце, - Ты поселила ее здесь.
  На глаза Олефты неожиданно набежали слезы.
  - Здесь тоже кое-что живет, - ласково сказала Ниса, дотронувшись до лба девушки, - Мечта.
  Олефта накрыла ручку девочки своей ладонью и сильнее прижала ее к себе. Она закрыла глаза, но слезы все равно брызнули и медленно заструились из под ресниц.
  Олефте было одновременно плохо и хорошо. Она словно оторвалась от земли и парила в темной вышине этого ночного мира. До этого времени она считала, что слепо следует своему предназначению. Ищет то, что может спасти мир. Но никогда не думала, не надеялась, что вместе с такой важной вещью, как осознание важности возложенной на нее миссии, в ее сердце и голове может жить еще что-то. Она слишком сильно погрузилась в заботы этого мира и позабыла о себе. Позабыла о том, что она здесь не только ради жителей и сохранения этого мира. Но и ради себя самой. Что ищет не только ключ для спасения мира, но и для спасения самой себя. И кроме нее, ей больше некому помочь.
  Олефта неожиданно почувствовала обиду. Она вновь пришла к тому, от чего пыталась сбежать. Она хотела, чтобы жизнь началась с чистого листа. Она искала спасения для себя. Выхода из того тупика, в который сама загнала себя много лет назад. Но и теперь вновь позабыла о себе в угоду чьим-то интересам, чьим-то нуждам. Да, то, что она хотела сделать, было важно и нужно. Этим можно было гордиться. Но вновь в ущерб себе.
  И Олефта вновь заплакала. Но теперь уже не от счастья, а от чувства собственной ненужности, рассеянности, никчемности.
  Лишь маленькая девочка Ниса, дочь отшельников вновь помогла ей вспомнить то, что было началом всех начал. Истоком всех истоков. Она подарила им надежду. А они вернули ей мечту. То, ради чего хотелось и стоило жить. И Олефта пообещала себе, что это последний раз. И теперь она уйдет из ее сердца лишь с последним вздохом, вырвавшимся из ее горла.
  
  Через день от ран не осталось и следа, и Олефта вновь была полна сил и желания двигаться дальше. Она почти физически ощущала, как по крупицам, по секундам утекает время. Не могла больше позволить себе такую роскошь, как сидеть на одном месте. Об этом сообщила хозяевам за завтраком. Она выразительно посмотрела на Тильзу. Но голова девушки была опущена, а рука бесцельно водила ложкой по тарелке. Олефта нахмурилась, но не стала окликать подругу. Хозяева выразили сожаление о таком скором расставании, но понимали, что это необходимо. Ниса заверила, что они будут просто счастливы, если на обратном пути или когда-нибудь она вновь посетит их дом. В другое мирное и спокойное время. Если такое вообще возможно. Олефта лишь кивнула. Она собрала то немногое, что удалось накопить за время своего пребывания в этом мире. Смену одежды, щедро выданную хозяевами и монетку. Ту, что она вытащила из черного озера в самом начале своего пути, применения, которой она так и не нашла. Но знала, что это время еще придет. В этом мире, как и в любом другом, нет случайностей. Все преднамеренно, предсказано и предопределено. Монета еще понадобиться ей. А потому она аккуратно упаковала кругляш в небольшую набедренную сумочку, подаренную Нисой.
  Олефта вышла из дома и окинула взглядом полянку, росшие тут и там плодоносные деревья. Рядом с одним из них к ней спиной стояла Тильза. Ее длинные волосы развевал молчаливый ветер. Она словно позировала для фотографа или была частью картины. Задумчивый взгляд, устремленный вперед, волосы, колышущиеся за спиной и вокруг лица. Олефта положила руку ей на плечо.
  - Я не могу пойти с тобой, - тихо сказала Тильза.
  Она повернулась к Олефте и заглянула в глаза. Ее взгляд был слегка виноватым и грустным, но Олефта сразу поняла, что внутри у девушки что-то переменилось. Она была спокойной и умиротворенной. И Тильза, словно подтверждая ее мысли, добавила:
  - Я дома, - ее лицо осветила улыбка, такая широкая и прекрасная, что Олефта не удержалась и улыбнулась в ответ.
  Она не стала ничего говорить. Все слова уже были сказаны, остальное будет лишним и сделает ситуацию неловкой для обеих. Олефта кивнула и, сжав руку подруги еще раз, улыбнулась. Ободряюще и немного по-матерински. Словно пыталась поддержать ее, выразить свое одобрение.
  Поверх плеча подруги Олефта кинула взгляд на дом. На пороге стола семья отшельников: муж, жена и двое чудесных белокурых детишек, мальчик и девочка. Они махали ей на прощание. Олефте стало немного грустно, что Тильза остается, а она вынуждена идти. Здесь царила атмосфера тепла и сердечности, любви и заботы, ласки и понимания. Они нашли счастье, о котором можно только мечтать. И нашли его друг в друге. В близких, родных и любимых. Им не нужен целый мир, наполненный непонятными серыми и нехорошими людьми. Они лишь отравили бы их семью. Заразили атмосферу их дома ядом своих черных чувств, которые чужды этой семье. И теперь она пополнилась еще на одного человека. Юную девушку, не знавшую что такое счастье и любящая семья. Рано потерявшую мать, но еще раньше потерявшую отца, продавшего душу злым силам, наделившим его непонятной властью. Но теперь она действительно оказалась дома. В тепле и достатке человеческого тепла и счастья.
  Олефта стояла и смотрела, как Тильза идет по направлению к дому. Как она обнимает мужчину и женщину, как мальчик и девочка с двух сторон берут ее за руки. И они все смотрят на нее. Улыбающиеся счастливые люди.
  'Теперь ты дома', - Олефта закрыла глаза, склонила голову.
  Через несколько секунду, она повернулась и двинулась прочь от дома семьи отшельников.
  
  Ей указали дорогу. В высокой, упирающейся в темный небосвод скале имелась еще одна пещера. Олефта без труда ее обнаружила. Пещера плавно опускалась, не создавая девушке преград. Олефта скучала по Тильзе. Теперь, не имея спутницы, она почувствовала себя одиноко. Но помимо этого испытала облегчение. Какая судьба ожидала девушку рядом с ней? Тревоги, волнения, неизвестность. Олефта никогда не знала, что ожидает за следующим поворотом, как и не знала, что будет потом. В самом конце. И если ее судьба уже была предопределена, то девушке было некуда идти. Она покинула отца, места и людей, которых знала. Она была точно призраком, шатавшимся в подлунном мире без места. Но теперь о ее судьбе можно было не беспокоиться. Ничто не угрожало ей в доме отшельников. Ничто, кроме конца света. Но уж об этом она позаботится. Сделает так, чтобы он не наступил. Как бы сложно это ни было.
  Душу ей грели слова, произнесенные Нисой. Она улыбалась себе, внутри, душой и сердцем. Она мечтала и верила, она жила и надеялась. И это было самым важным.
  Олефта не знала, сколько шла. Погруженная в свои мысли, более не нуждающаяся в пище и отдыхе, она шла и шла. Когда впереди замерцал свет, она не сразу поняла, что это. На осознание потребовалось несколько долгих секунд. Сознание, вырванное из сладкого плена мыслей и желаний, сопротивлялось возвращению, не спешило скидывать дурман.
  Это был выход. Поняв это, Олефта прибавила шагу. И вскоре вышла из пещеры. Ее взгляду открылось бесконечное царство песка. Безбрежное море пустыни лениво колыхалось, перекатываясь барханами и осыпаясь дюнами. Одинаковый серебристый в ленном свете песок был повсюду. Ни травинки, ни капельки воды, ничего чужеродного не было здесь. Унылая картина. Однообразие. Олефта сглотнула. Ночью пустыня выглядела пугающе. Олефта также помнила, что в песках могут скрываться отнюдь не добродушные создания. Жители пустыни были опасны и смертельны для любого, дерзнувшего вступить на их территорию. Пустыня всегда казалась Олефте отпечатком стопы смерти. Этаким выжженным участком, где капли яда, превращаются в ядовитых песчаных змей и скорпионов. Они могли скрываться в любом бугорке, под любым камешком. Спокойно поджидать, когда предполагаемая жертва подойдет достаточно близко. Порой и не видно ни бугорков, ни скоплений песка. Они свободно перемещают свои тела под песком, и подбирается совершенно незаметно. И если поначалу это место кажется просто унылым и нелепым, то на самом деле жизнь здесь идет по своим правилам. По своему хронометру. Она есть, но она незаметна для глаз простого человека. Пришельцу будет казаться, что все здесь тянется со скоростью полумертвой черепахи. Но момент, когда к тебе подкрадываются и выпархивают из песка для решающего броска, ты никогда не заметишь.
  Олефта боязливо осмотрелась и нерешительно опустила правую ногу на песок. Она не хотела рисковать, будучи так близка к цели. Только не сейчас. Только не так.
  И она тронулась в путь. Осматривал внимательно дорогу, по которой шла. С каждым ее шагом, походка становилась все более уверенной. Ей было не страшно идти по пустыне. Яркого солнца, сводящего с ума своим жаром, не было. Она не нуждалась в питье. А потому могла путешествовать по пустыне сколь угодно долго. Ну, или пока не разрушиться мир, и она вместе с пустыней канет в бездну небытия.
  Олефта так и шла, думая о своем. Она потеряла счет времени. Постепенно до нее начала доходить мысль, что хоть сейчас и ночь, как и все то время, что она здесь находилась, но ей почему-то стало не по себе. Она начала чувствовать легкое головокружение. Приложив ладони к щекам, ощутила жар.
  'Ночная пустыня продолжает убивать', - мелькнула не вдохновляющая мысль.
  Олефта опустилась на песок и закрыла глаза. Она попыталась сосредоточиться на главном и прогнать дурман. Но когда ее глаза закрылись, в черноте заплясали цветные огоньки и закружились в бешеном ритме. Олефта почувствовала, что куда-то проваливается, летит в яму. А потом взлетает и устремляется в небеса. Эти взлеты и падения чередовались с такой неожиданной быстротой, что Олефта поняла еще немного, и упадет в обморок.
  Она поспешно открыла глаза, но ее лишь атаковал новый приступ дикой скачки. С трудом наведя резкость и сфокусировавшись, Олефта заметила впереди какое-то большое и светлое пятно, возвышавшееся над песками этого гнилого места. Она сначала не поверила своим глазам и списала это на мираж, который самым неожиданным образом поразил ее ночью. Хотя, по меркам этого мира, сейчас был день. Луна гордо сияла и сеяла с небес свет. Олефта заморгала, но видение и не собиралось исчезать, принимая облик реальный и переходя из категории фантастики и иллюзии в категорию возведенного посреди пустыни человеком здания.
  Олефта встала. Ее слегка пошатывало, но глаза уже зажглись целью. Она направилась к неожиданно возникшему у нее на пути архитектурному ансамблю. Чем ближе Олефта к нему подходила, тем с большей уверенностью она могла сказать, что это был дворец. Прекрасный образчик восточной культуры. Хоть Олефта и не имела специального образования, но кое-какие обывательские понятие у нее все же были. И она вполне могла отличить типично английское строение, от произведения зодческого искусства того же Востока. Даже немного разбиралась в стилях.
  Белоснежное, сейчас казавшееся серым, здание имело очень большой балкон, огороженный черной балюстрадой, сразу же привлекшей ее внимание. Огромные его окна были пусты и темны. Ни капельки света не мелькало во дворце. Он казался погруженным в глубокий сон.
  Олефта довольно долго стояла и рассматривала красивое здание. И лишь когда она вновь почувствовала недомогания, вошла в распахнутые ворота. И тут же очутилась во внутреннем дворе. Здесь была зеленая лужайка, покрытая кустами и цветами. Растения казались сочными и здоровыми. Что было удивительно после унылого зрелища голого песка.
  Олефта огляделась в поисках дальнейшего пути. То тут, то там открытые створки резных дверей приглашали ее войти. Манили выбрать именно их. Олефта, наконец, сделала свой выбор. Она пошла прямо. Как только она оказалась внутри, над головой зажегся свет, озарив высокий потолок мягким желтым цветом, и Олефта увидела, что попала в длинный коридор, по бокам которого располагалось огромное множество комнат. Они не имели дверей. Лишь легкие шелковые занавеси всевозможных цветов колыхались, собственно, не мешая обзору комнат.
  Олефта подошла к одной из них. Она подняла руку и дотронулась до занавеси. Легкая нежная ткань под действием невидимого ветра плавно прошла по ладони, оставив приятное ощущение на коже. Олефта улыбнулась и, обхватив ее обеими руками, с наслаждением утопила лицо в складках ткани. Ей очень хотелось снять ее и унести с собой. Но она понимала, что это воровство. Негоже так поступать с прекрасным дворцом, пустившим ее в свои стены.
  Олефта с сожалением оторвалась от шелковой занавеси и пошла вперед. Мимо остальных комнат, уставленных дорогой мебелью, устланных дорогими пушистыми коврами, украшенных дорогими безделушками, увитых дорогими тканями. Она больше не смотрела по сторонам, пыталась не удивляться роскоши и не разглядывать богатую и чуждую ей обстановку дворца. Здесь все было так, как и должно быть. Великолепный дворец богатого шейха или еще кого-нибудь не менее родовитого человека, каждая в отдельности комната которого была сама по себе сокровищницей, вмещавшей дорогие предметы. Здесь не разменивались на пустяки, не обращали внимание на мелочность. Цена не имела значения. Значение имело качество. В такой обстановке привыкли жить люди, которые могли позволить себе все. Ну, или почти все. С каждым годом за деньги можно было получить все больше и больше. Принц, спавший на шелковых простынях, каждый день на новых. Носивший дорогие украшенные драгоценностями одежды. Деливший свое ложе с самыми прекрасными наложницами и женами гарема, каждую ночь с новой. Это будило интерес, будоражило сознание. Это заслуживало восхищенного восторга, широко распахнутых от удивления глаз и шумных восклицаний. Но лишь по началу. Потом ты понимаешь, что все это суетно, скучно и нелепо. Когда все есть и больше не к чему стремиться, зачем жить. Когда у тебя есть все, что твоя душа пожелает, все, что только выдумали человеческие умы, все блага цивилизации и времени, зачем жить. Когда ты можешь даже не двигаться, не делать попыток что-либо делать, одного щелчка достаточно, чтобы набежала толпа слуг и на спинах отнесла своего господина в любое место, зачем жить. Когда ты по одному лишь слову получаешь любовь и ласки красивейших из женщин, зачем жить.
  Олефта вышла в небольшое квадратное помещение. Здесь не было ничего кроме нескольких кадок с растениями и уходящей вверх лестницей. Девушка, недолго думая, взошла по лестнице на второй этаж. Она увидела справа от себя, утопающую в низине огромную залу округлой формы с высокими позолоченными колоннами. Ближе к стене разместилась большая груда подушек всех цветом и размеров. А перед ней ромбом были расстелены ковры. Олефта нерешительно ступила на плиты залы. Ее глаза были прикованы к подушкам. Ей страстно захотелось упасть на них. Ощутить себя шейхиней. Прекрасной и загадочной женщиной Востока. Сильной и властной, управляющей целой страной.
  Олефта с наслаждением погрузила свое тело в пуховое великолепие. Она раскинула руки и ноги, ее голова была откинута, глаза закрыты, а на губах застыла блаженная улыбка человека, получавшего неземное наслаждение.
  Олефта не знала, спит она или нет. Грезит наяву или видит странный сон. Она будто разделилась, ее сущность, словно поделилась на две части, одна, из которых по-прежнему лежала с безмятежным видом на подушках. А вторая, отойдя на несколько шагов, наблюдала за всем происходящим. Медленно в проеме позади ложа заколыхалась занавеска. Откуда-то потянулась тонкая струйка дымка, несущего легкий нежный аромат пряностей. Из-за занавески появилась девичья фигура в привычном для восточных женщин-танцовщиц откровенном наряде. Голубые штаны-шаровары небольшая полоска ткани на груди. Все это богато украшено звенящими при каждом движении украшениями. Половину лица незнакомки прикрывала нежная, не скрывающая откровенной красоты лица ткань. Оно словно было данью традициям, не более. Длинные черные волосы были заплетены в косу, ниспадавшую на спину девушки. Она двигалась легко и непринужденно. Ее стройное тело, приковывающее к себе взгляд, ритмично двигалось под несущуюся, словно отовсюду, восхитительную музыку. Это был глубокий завораживающий женский голос под тихую звенящую, будто капель мелодию. Ее хотелось слушать бесконечное количество времени. Слушать и смотреть на легкие плавные движения танцовщицы. Незнакомка медленно в танце приблизилась к ложу. Она не стала подходить к спящей, лишь продолжила свои движения. Она кружилась вокруг ложа, а потом медленно стала отходить спиной вперед к расстеленным на полу коврам, где уже таинственным образом оказалось четыре других танцовщицы. Тела девушек словно слились в едином ритме, едином порыве. Они начинали, продолжали и заканчивали друг за друга движения. А потом, когда музыка смолкла, все завертелось перед глазами и две разных сущности, две пары глаз вновь превратились в одну. Олефта вернулась в свое тело. Ее веки дрогнули, и она медленно открыла глаза. На коврах танцовщиц уже не было. Лишь незнакомка, вышедшая из-за занавески, устроившись на самой крайней и невзрачной подушке, смотрела на гостью. Ее взгляд был дружелюбным, излучал симпатию и интерес.
  Олефта приподнялась и села по-турецки на подушках. Незнакомка тихонько рассмеялась и повторила ее движение. И вновь взметнула взгляд своих темных глаз на девушку.
  - Где я? - хотела спросить Олефта, но против ожидания вырвался лишь хриплый шепот.
  - В Доме любви, - ответил нежный девичий голосок, - Здесь рады всем, кто ищет любовь. И не стесняется своих чувств.
  'Любовь', - мелькнуло в голове Олефты.
  Ей было странно, что это оставили напоследок. Ведь одно из наиболее важных и ценных чувств человека. Его душевное богатство, его проводник в мире страстей и соблазнов. Олефте стало очень интересно то место, куда она попала. Девушка, что сидела перед ней, и те танцовщицы, что двигались с ней в едином ритме, показались ей совершенными красавицами. Прекрасные тела, которые будет вожделеть любой мужчина, красивая кожа, которую будут жаждать осыпать поцелуями тысячи людей, прекрасные лица, не скрываемые прозрачными тканями, в которые будут влюбляться миллионы. Их движения завораживали, заставляли позабыть обо всем и наслаждаться ими, смотреть на них, все больше продавая им свое тело, желая продать им и свою душу.
  - Тебе интересно, - утвердительно сказала девушка, словно прочитав по растерянному взгляду Олефты ее затаенные мысли.
  - Кто ты? - спросила Олефта уже более окрепшим голосом.
  - Слуга в Доме любви. Я готова показать тебе, в чем предназначение таких, как я. И сущность нашего прекрасного Дома.
  Она поднялась, взяв руку Олефты в свою ладонь, и повлекла девушку за собой. Олефта поразилась лишь на секунду ее обжигающе холодной коже. Незнакомка оглядывалась на нее и загадочно улыбалась. Иногда с ее уст срывался легкий смешок. Но Олефте не казалось это глупым и лишним. Она была очарована прекрасной спутницей. Мечтала, чтобы их руки никогда не размыкались. Она готова была идти за ней куда угодно. Таинственная магия незнакомки накрыла ее с головой.
  Девушка привела гостью на первый этаж. Олефта уже проходила по длинному коридору с комнатами, отделенными лишь тонкими прозрачными занавесями. Тогда они были пусты. Лишь таинственные источники загорались при ее приближении, заливая золотистым светом пустое и безлюдное пространство. Но теперь все изменилось. Атмосфера пустоты, царившая здесь раньше, сменилась на таинство и загадку. Она словно клубилась в полутемном длинном коридоре, освещаемом теперь непонятными светильниками, обернулась таинственным полумраком. Занавески, светившиеся приглушенными зелеными, красными, желтыми и синими цветами слегка колыхались. Но вдруг в одночасье останавливались и, сделав резкое судорожное движение, замирали и вновь продолжали свое неспешное колебательное движение, усыпляя и подчиняя своему тайному и неведомому ритму.
  По коридору проносились тихие стоны, легкий смех, что-то непонятное, невидимое, не осязаемое. Но Олефта явственно ощущала это. Незнакомка медленно указала ей прелестной ручкой направление. Олефта вновь обратила взор к коридору, расстилавшемуся перед ней. И тут ощутила сильный порыв, проскользнувший мимо и унесшийся куда-то вдаль. Обернувшись, Олефта не увидела никого за спиной. От отсутствия девушки, она ощутила приступ острой тоски в сердце.
  Олефта двинулась вперед, с трудом справившись с неожиданно навалившейся на нее горечью. Она подошла к первой комнате. Легкая нежная мелодия полилась вновь отовсюду. Казалось, музыка сочилась из стен, каменного потолка, отскакивала от предметов и проходила сквозь нее. Олефта вплотную приблизилась к занавеси. Легкая шелковая ткань, словно руки умелого нежного любовника стала ласкать и исследовать ее лицо, ее тело. За легким светло-зеленым облаком Олефта рассмотрела девушку. Она была так же прекрасна, как и ее незнакомка. Длинные волосы были распущенны, лицо покрывала невесомая прозрачная ткань. Небольшая тряпица с глубоким вырезом едва прикрывала ее грудь. Изящные руки, увитые тяжелыми золотыми браслетами, взвивались над головой как пара танцующих змеиных тел. Ее голова то запрокидывалась назад, то приподнималась. Ее таинственный, погруженный в негу взгляд обращался к бесцеремонно подглядывающей Олефте. Она словно медленно танцевала, повторяя всего несколько движение. Вверх, вниз. Медленно и плавно. Грациозно и волнующе. Хотя Олефта и придвинулась вплотную, она не могла рассмотреть, что творится внизу комнаты, там царил полумрак. Очертания затаившихся фигур и предметов расплывались и рассредоточивались. Олефтой обуяло дикое желание узнать, что же именно делает девушка. Ее рука непроизвольно потянулась к занавеси, чтобы убрать препятствие. Прикоснувшись к ткани, она резким движением отодвинула ту в сторону. И вздрогнула от увиденного. Девушка, что так прекрасно танцевала, отдаваясь своему занятию, занималась любовью с лежавшим под ней юношей. Молодое прекрасное тело подрагивало от наслаждения, его сильные руки скользили по телу девушки, голова была запрокинута, а рот открыт в немом крике страсти. До Олефты очень медленно доходил смысл увиденной ею картины. Она сглотнула и вновь натолкнулась на взгляд девушки. Неприкрыто пошлый и призывный, он не скрывала того плотского удовольствия, что получала юная девушка, занимаясь любовью.
  Олефта быстро отвела взгляд. Вернув занавесь на место, она прислонилась к стене. Перед возбужденным взором все еще продолжалась поразившая ее картина. Кто-то легонько дотронулся до плеча. Олефта открыла глаза и увидела рядом со своим лицом слегка раскосые кошачьи глаза незнакомки. Но вместо радости, она вдруг почувствовала недоумение.
  'Неужели и она занимается этим с мужчинами'.
  Но додумать она не успела. Незнакомке видимо показалось мало того, что уже успела увидеть гостья. И она, взяв ее за руку, повела девушку дальше. Сама открывала перед ней занавеси. И за каждой из них Олефта видела прекрасных женщин и девушек, занимающихся любовью с мужчинами. Они были самыми разными: молодыми и старыми, такими же прекрасными, как и их партнерши и уродливыми, толстыми и худыми, рыжими, темными и светлыми, смуглыми и бледными. Но Олефте не казалось это противоестественным. Лишь, когда она увидела, как занимаются любовью две чудные девушки, она задрожала всем телом. В ее глазах затаилась тихая боль.
  Незнакомка, наконец, смилостивилась над ней, и они вновь взошли на второй этаж, возвращаясь к мягкому ложу из подушек. Перед ним стояло множество блюд, кувшинов, пиал со сладостями, едой и напитками, что источали поистине фантастический запах. Рот Олефты мгновенно наполнился вязкой слюной, но она сдержала позыв желудка, вновь представив себе сцену двух совокупляющихся против всех правил природы девушек.
  Она не притронулась к еде и напиткам, отсев от них подальше. Но незнакомке, похоже, было все равно. Она даже не обратила на это внимание, устраиваясь в опасной близости от гостьи. Ее темные кошачьи глаза внимательно смотрели на Олефту, слегка подрагивая, иногда прищуриваясь или резко раскрываясь.
  У Олефты было много вопросов, но все они застряли у нее в горле. Она не знала, как ей спрашивать, и о чем именно она на самом деле хочет узнать. И хочет ли вообще что-то знать. Ей было отвратительно все то, что она увидела. Она поняла, что этот Дом любви просто обычный бордель. Разница была лишь в том, что все слуги этого Дома, бравшие с нуждающихся в любви людей деньги, были отборными прекрасными созданиями, о которых никак не хотелось думать плохо. И сравнивать их с продажными женщинами ни у кого бы язык не повернулся. Но это был именно он - Дом продажной плотской любви.
  Задумавшись Олефта не сразу обратила внимание на то, что возбуждающая музыка сменилась на менее волнительную. Тихую, скрадывающую до поры до времени плещущиеся внутри желания. И опасную близость черноволосой красавицы, не спускавшей с нее таинственного зовущего взгляда.
  Незнакомка неожиданно улыбнулась. Хотя назвать эту хитрую недосказанную ухмылку улыбкой было очень сложно. Ее руки медленно стали подниматься вверх, попутно самые кончики пальчиков скользили по телу девушки. Достигнув точеной длинной шейки, она провела по ней ладонями, потом тыльной стороной по голове и подняла вверх. Над головой изящные кисти стали переплетаться в самые замысловатые фигуры, руки стали покачиваться из стороны в сторону, словно она стремилась ввести гостью в транс.
  Олефта решила прервать грациозные действия незнакомки. Она посмотрела ей в глаза и спросила:
  - Почему вы это делаете?
  Незнакомка медленно опустила руки, принимая более раскованную и вольготную позу. По ее губам вновь скользнула дерзко-откровенная усмешка.
  - То, что ты называешь Это, мы называем дарить любовь нуждающимся.
  - Но вы же не дарите ее, а продаете?
  Незнакомка рассмеялась легко и непринужденно. Она не стала отвечать на этот вопрос, а вновь с интересом посмотрела на гостью. Олефта была подавлена. Но в тоже время чувствовала, что-то непонятное внутри себя. Она видела девушек, их лица, исполненные истомой, ощущала особую атмосферу этого дома. И постепенно это непонятное чувство интереса, чувство осознанности стало одерживать верх. Олефта посмотрела на пестрые ковры, где кружились в танце три девушки. Их полупрозрачные красные одежды, не скрывали красоты молодых тел. Олефта видела все, чем наградила их природа. И никто этого не смущался. Ни сама Олефта, ни тем более чудесные искусительницы.
  - Все мы рабы любви, прислужницы Дома любви. Мы готовы ублажить любого, кто придет в наш дворец. Кто будет достаточно силен и смел, найти его. Для них мы распахиваем наши ворота и наши объятия. Но ты права, мы делаем это не просто так. Но мы не продаем любовь наших совершенных тел за деньги. Мы отдаем ее взамен на нечто более важное и ценное.
  Олефта с затаенным страхом и интересом смотрела в гипнотические глаза незнакомки. Ее лицо становилось все ближе и ближе. Чарующий голос убаюкивал, а взгляд все больше и больше захватывал ее внимание, отвлекая от мыслей, вытесняя все остальное, казавшимся рядом с ней глупым и ненужным.
  - Мы забираем в качестве платы жизни этих людей. Их молодость и силу. Они необходимы нам для существования. Для того чтобы наши тела оставались такими же молодыми и прекрасными. Что бы седины никогда не коснулись наших волос, а морщины и сухость никогда не поставили отметин на наших лицах. Мы дарим несколько дней любви взамен на их жизни. И это равноценная плата. Они умирают счастливыми, не выходя из состояния блаженства и удовольствия.
  Олефта чувствовала, что еще немного и провалится в два глубоких омута кошачьих глаз. Ей казалось, что кроме них на свете больше ничего нет. Что в целом мире только они вдвоем, и нуждаются друг в друге. Но тут ее отвлек посторонний шум. Олефта посмотрела в сторону. Ее опьяневшее от нахлынувшей сладости сознание увидело фигуру длинноногой девушки с темными каштановыми волосами. Верхняя половина ее тела была абсолютно обнажена. Ее руки, закованные в наручники, несли большую серебряную вазу с фруктами.
  Олефта почувствовала, что кто-то гладит ее плечо, и вновь обратила свой взор на незнакомку. Красавица придвинулась совсем близко. Она сняла со своего лица прозрачную ткань. Та медленно упала на пол возле девушек. Незнакомка провела рукой по волосам и лицу гостьи, томно прошептав:
  - Останься с нами. Познай великую истину любви. Живи с нами вечно.
  От благовоний у Олефты закружилась голова. Приглушенные цвета, ощущение нежного шелка на своем теле вскружили ей голову. Она закрыла глаза, вдыхая запахи, наслаждаясь невиданными доселе ощущениями. Она почувствовала, что незнакомка совсем близко. И испытала болезненное удовольствие. В ту же секунду почувствовала легкое прикосновение, словно крылья бабочки, ее губ к своим. Сладкий поцелуй прекрасной девушки на своих устах. Она вспомнила ее совершенное тело, ее ослепительную красоту. Она поняла, что вожделела ее с того самого момента, как увидела.
  Но тут же вспомнила поразившую ее сцену. Прекрасная девушка занимается любовью с отвратительным стариком. Девушка любит девушку. Она вспомнила все сцены, что показала ей незнакомка, хозяйка Дома любви. За несколько часов сладкого удовольствия мужчины расплачиваются своей молодостью и жизнью. За каждую минуту утоления страсти, они отдают годы своей жизни.
  Олефта уже по-другому стала ощущать вкус поцелуя незнакомки на своих губах. Ей стало противно. Сладость сменилась горечью отравленного яда. Наслаждение сменилось отвращением. Олефта открыла глаза и посмотрела в темные кошачьи глаза, горящие огнем жадности и блуда, похоти и сладострастия. Олефта больше не могла этого выносить. Ей стало плохо. Она почувствовала, что еще немного и потеряет сознание. И если это произойдет, она уже никогда не сможет выбраться отсюда. Будет навеки узницей Дома любви. Его слугой, выполняющее все требования, подставляющей свое тело любому человеку, мужчине или женщине, за неувядающую красоту и непреходящую молодость.
  Олефта резким движением оттолкнула от себя незнакомку. Она побежала прочь из дворца разврата. Вниз по лестнице, мимо комнат, где все продолжались отвратительные оргии, эти мерзкие телодвижения. Вслед ей несся отвратительный смех. Он словно преследовал, мчался за ней по пятам.
  Ворота были не заперты, и Олефта смогла покинуть Дом любви. Она вновь оказалась в пустыне. Отбежав от дворца на несколько метров, она оглянулась, чтобы посмотреть на него в последний раз. Но за спиной уже ничего не было. Все те же барханы, песок и насыпи. Не осталось и намека на то, что когда-то здесь было хоть какое-то строение. Казалось, что зона песка такая же бескрайняя, как и горизонт. Все дороги мира расстилались перед ней, но идти было некуда. Олефта замерла в нерешительности. Она не знала, куда, в какую сторону двинуться. Дом с его прекрасными обитательницами пропал, как пропал путь, по которому она пришла сюда. Олефта боялась, что у нее вновь может начаться припадок. И появится нечто еще более омерзительное, чем дом с прекрасными феями, боготворившими любовь, но даже не имеющими понятие, что это такое.
  Олефта опустилась на серебристый песок. Он был спокоен. Нигде не колыхнулось серебристое море. Не было не слышно ни единого звука. И это давило на уши. Это было способно свести с ума. Неожиданно девушке стало холодно. Глаза защипало от непрошенных слез. Она вспомнила то мерзкое чувство, что пронзило ее, когда губы незнакомки приникли к ней. Хотя, она врала себе. Сначала это понравилось. Она испытала настоящий экстаз, который вряд ли еще когда-либо доведется пережить. Но потом, когда она поняла, что происходит, увидела истинную цену творящемуся в этом доме, прекрасная девушка тут же превратилась в самое ужасное и отталкивающее существо, а сладкий поцелуй обжег горечью отравы.
  Об этом стоило подумать. О многом стоило подумать. Олефта стала, словно раздваиваться. Одна ее часть, потаенная и темная, что скрывалась глубоко во тьме души, лишь изредка подбираясь слишком близко, приоткрывая свое испорченное существо в сумерках. Она медленно выбиралась наружу всем своим грузным телом, заставляя сомневаться в правильности сделанного выбора. Недаром говорят, что самые важные решения в жизни надо принимать сразу, не раздумывая. Они будут самыми правильными. А потом... Потом мы начинаем думать, размышлять, осмысливать происходящее. И мысли начинают нам нашептывать наша слабость, наша зависимость, наша робость, наша обида, наша глупость, наша порочность: а быть может, а вдруг, а зачем. Возникают ненужные вопросы. Лишние вопросы. Они как ниточки тянут нас назад. Переиграть все. Дать второй шанс. Но как нельзя воскресить остановившееся сердце, так нельзя переиграть свою жизнь. А вторая попытка, лишь агония собственной немощности и слабости. Ненужная, но такая необходимая. Сладкая боль.
  А любовь, а что любовь. Она слишком коротка и быстротечна, чтобы заострять на ней свое внимание. А в жизни слишком много других вещей, которые нам необходимо сделать. Любовь это не главное, для чего был рожден человек. Главное это долг и самопознание. Ты существуешь, ты есть. Это уже порождение любви сущего к тебе. И ты должен гордиться этим. Ты должен ценить это. Вся другая любовь второстепенна.
  Олефта закрыла глаза. Она старалась ни о чем не думать, освободить свою голову. Сделать ее пустой. Ей больше не хотелось ничего. Она была на грани отчаяния, пережила шок. Ее сознание до сих пор отторгало то, что произошло. И поддаваться сейчас, идти по ложному следу, было опасно.
  
  Олефта решила двигаться дальше. Не было смысла сидеть. Время все туже стягивало вокруг нее свой разрушительный круг. А она даже не знала, где находится, насколько она приблизилась к цели. И приблизилась ли вообще. Чувств почти не осталось, только усталость, дикая нечеловеческая усталость и желание плюнуть на все. Но она не могла, ведь дело было не только в оказании помощи, она делала это все и для себя самой. Именно это вновь заставило собрать остатки воли в кулак, подняться с песка и направиться дальше. Дороги она не знала, потому решила долго не гадать.
  'Какая разница. Тут все равно все одинаково', - пожав плечами, подумала Олефта и тронулась в путь, мягко ступая по серебристому морю.
  И так продолжалось несколько псевдо дней и псевдо ночей или много, она уже не понимала, сколько бродит в поисках выхода из этого песчаного лабиринта.
  Проснувшись однажды в час, когда луна только-только явила свой лик из-за высокого бархана, Олефта увидела неподалеку что-то темное и непонятное. Надежда шевельнулась в душе, заставив трепетать сердце. Не обращая внимания на почти разорвавшуюся обувь и мозоли, натертые долгими скитаниями, она бодро зашагала в сторону чуда, что явила ей пустыня. Она даже не стала обдумывать, что там ничего не было, когда ее веки смежил короткий тревожный сон, что все чаще и чаще стал требовать ослабленный и подавленный организм.
  'Лес, Боже, это лес', - ее душа пела, а легкие готов был разорвать крик неподдельной радости, что плескалась в душе.
  Она ломанулась вперед, почти вбежав под сень ветвистых деревьев, которым она обрадовалась как любимым родственникам, с которыми надолго была разлучена. Прикоснулась к шершавой коре, словно так до конца и, не поверив, что это не мираж, и она действительно покинула пустыню, сошла с тропы молчаливого песка.
  'Значит, дорога была правильной!'
  Олефта понимала, что рано или поздно все равно нашла бы этот лес, какой бы путь не избрала. Что-то помогало ей, подталкивало молчаливо и незаметно. И чтобы это ни было, оно вновь оказало неоценимую услугу, выведя девушку к лесу.
  Олефта улыбнулась и, погасив желание запеть или просвистеть мотив какой-нибудь веселой песенки, направилась вглубь леса, аккуратно раздвигая ветки. А дальше дорога уже пошла по знакомым местам, если можно так назвать тропинку в чаще, так похожую на ту, с которой начался ее поход в этом мире. Олефта шла, не оглядываясь, не боясь, что вот-вот ей вновь преподнесут какой-нибудь сюрприз или новое испытание. Она слишком устала бояться. Была измотана душой и телом. Складывалось ощущение, что ее просто пытаются сломать или испытать на прочность, подкидывая одно опасное приключение за другим, без перерыва и даже малой передышки. Нет, они не были бесполезными, Олефта знала, что они все не просто так. Касаясь самых важных аспектов личности человека и его жизни, о многом заставляли задуматься, в чем-то переосмыслить свое отношение к некоторым вещам, а в чем-то и кардинально изменить позицию на совершенно противоположную. Разобрать в сонме круговорота то, что действительно важно и имеет значение, а является мелочью. Так сказать, отделять семена от плевел. Были и такие, что заставляли вспомнить о самом простом и насущном, что она никогда не замечала раньше, не придавала значения, забывала или откладывала на потом, даже не задумываясь о последствия, что может быть слишком поздно. Но поток информации был слишком велик, чтобы можно было полностью осознать и уложить в голове, придти к окончательным выводам, решить что-то. Сейчас они более всего представляли бессвязную кашу. И времени на то, чтобы окончательно оформить свои мысли, не было. Нужно было двигаться дальше, и вновь встречаться лицом к лицу со следующей проблемой, получать новое откровение или урок.
  За всеми размышлениями Олефта не заметила, как оказалась на большой полянке, окруженной со всех сторон высокими деревьями. Первое, что бросилось в глаза, она имела вид окружности, почти ровной. И было это странным, словно кто-то специально много лет назад высадил деревья, таким образом, чтобы они очертили круг поляны или удалил с нее все кроме невысокой, так и льнущей к ногам травы.
  Легкий мелодичный смех раздался где-то справа, и Олефта тут же повернулась на звук, непроизвольно делая шаг назад. Но там никого не оказалось. Не шелохнулась трава, не треснула под ногой ветка; лес был вновь безмолвен, как будто ничего и не произошло, и звук всего лишь почудился. И только лишь Олефта готова была успокоиться и все списать на расшалившиеся нервы, как точно такой же смех прорезал пространство ровно за ее спиной и слишком близко, чтобы можно было предположить, что обладатель его прячется в кустах. Но она вновь никого не увидела. Паника вновь заскребла где-то в груди, и отчаяние подобралось к горлу и глазам, готовое исторгнуться криком и слезами. И словно в насмешку смех и еле слышный, подобный робкому ветерку шепоток раздались сразу со всех сторон. Но больше его обладатели не стали скрываться, и Олефта, слегка оторопев, наблюдала, как на поляну, не тревожа ничего вокруг, словно порхая бабочками или плывя над землей, медленно вышли девушки в легких зеленых платьях, что были сотканы из нежнейших листьев, распущенными длинными волосами, на которых кокетливо мерцали в лунном свете венки, сплетенные из самых прекрасных цветов, не затмевая, впрочем, красоты юных созданий, а лишь подчеркивая ее и добавляя шарма. Они приблизились к ней, ласково улыбаясь, и Олефта поняла, что они не опасны, не таят в себе угрозы и не желают ей зла. Они стояли и рассматривали друг друга несколько секунд, девушки с интересом, она с недоумением. Более всего незнакомки напомнили ей нимф, про которых она когда-то читала, увлекаясь мифами и легендами других стран. Души природы, ее хозяйки и хранительницы. Если они погибали, то погибало все живое. А еще они любили танцевать. Словно прочитав ее мысли, девушки вновь засмеялись и захлопали в ладоши, а откуда-то полилась чистая прекрасная мелодия, что сразу же проникла под кожу и попала в самое сердце. Казалось, что это напевала сама природа, что окружала их. Нимфы сплели свои руки, создавая хоровод. Та, что стояла ближе всех с длинными черными волосами до пят, протянула руку и Олефте. И девушка не стала думать, стоит ли соглашаться на это молчаливое приглашение. Без страха она вложила свою ладонь в хрупкую бледную ручку лесной красавицы, тут же ее слегка сжала рука другой нифмы. И Олефта оказалась одной из них в этом странном и загадочном танце лесных духов. Ее одежда тут же преобразилась в зеленое платье, а волосы превратились в дивный водопад шелка, увитого цветами.
  И они закружились в танце, а все вокруг завертелось. Не было больше поляны, залитой лунным светом; картины стремительно сменяли одна другую, даже не успевая дать насладиться дивной красотой или проникнуться кошмаром событий. Она увидела, как времена года мгновенно сменяют друг друга, как рождаются, стареют и умирают люди. Как рождается и погибает природа; вспыхивают кровавыми цветами войны, и как они заканчиваются сломленными судьбами и сотнями тысяч смертей. Перед ней предстал ряд могил, и ей стало грустно и тяжело. Олефта поняла, что не в силах больше выносить этого и разорвала круг, остановив движение.
  - Как вы можете так спокойно смотреть на все, что раскидывается перед вами? - в голосе ее сквозили боль и отчаяние.
  - Время для нас ничто, мы вечны в своем танце. И если не будем танцевать мы, то это сделает кто-то другой, - раздался мелодичный голосок нимфы, что первой протянула ей руку, приглашая в круг.
  И был он так спокоен, словно речь шла о простых, ничего не значащих вещах. Олефта поняла, что это не для нее. Ненадолго ее закружили осознание собственной значимости, возможности быть везде и нигде, парить над миром и видеть все, что с ним происходит. Но за все нужно было платить. За видения красоты, она должна была расплатиться рыдающим сердцем от картин смерти и войн. Это была слишком дорогая цена, и она не готова была платить.
   Олефта отошла от нимф, больше не произнеся ни слова. Те лишь пожали плечами и, когда девушки, что стояли справа и слева от нее сплели руки, заполняя возникшую пустоту, снова стали танцевать. Все быстрее и быстрее, и вот Олефта уже не смогла их различить. И до нее, наконец, дошло, что это и есть само время. Она не только увидела его прекрасные черты, но и стала частью этого, пускай и совсем ненадолго.
  Олефта смотрела на круговорот, что мелькал перед ней, но вдруг почувствовала себя странно. В глазах замелькали разноцветные блики, а голова показалась тяжелой и словно забитой ватой. Она с оханьем осела на землю и тут же провалилась в темноту.
  
  Время слишком быстро течет. Возможно, нам отмерян слишком короткий промежуток времени. Все слишком. Либо чересчур, либо не достаточно. Когда ты кого-то любишь, тебе всегда чего-то не хватает: слов или возможностей, сил или терпения. Или времени. Того самого времени, которое зависает над нами как Дамоклов меч. Когда мы маленькие, мы еще ничего не понимаем. Нам кажется, что у нас вечность впереди, и еще все успеем. Но это не так. Увы. Нам отмерено слишком мало, но мы все равно тратим время, а точнее тот короткий промежуток, что нам отведен на глупые игры, на бессмысленные вопросы, на безумные выматывающие игры, которые в итоге ни к чему не приводят и оставляют нас ни с чем. Мы отдаемся судьбе, плывем по течению, надеясь, что она выведет нас туда, куда надо. Что она даст нам то, что нужно. Но это ошибка. Это заблуждение. Ты лишь человек, ты лишь игрушка в руках судьбы. И пока ты сам не возьмешь себя и свою жизнь в руки, ты будешь никому не нужен, ты будешь всего лишь пешкой, простой малой фигурой. Без имени, без прошлого, без истории, без всего.
  
  Ветерок легонько, ласкаясь, всколыхнул платье, прошелся по коже обнаженных ключиц и плеч, провел по волосам. Олефта улыбнулась, почувствовав столь привычное и приятное ощущение. Это было давно забытое приятное воспоминание. Когда она находилась в деревни у бабушки. Ее кровать стояла у самого окна. И летом по утрам ветерок также будил ее приятной ненавязчивой прохладой, скользя по лицу и раскидывая локоны по подушке. Но это было давно, а может и не с ней.
  Эта мысль тут же вырвала ее из мира грез, напоминая, что все не так просто и не время предаваться мечтам и воспоминаниям. Олефта нехотя открыла глаза. Она помнила, что потеряла сознание на поляне, где в своем незамысловатом вечном танце кружили прекрасные создания, таинственные нифмы. И ожидала, что очнется там же, но уже в одиночестве, но увиденное повергло ее в шоковое состояние. Единственное, что она поняла сразу: проснулась она не там, где находилась перед отключкой.
  Девушка тут же вскочила на ноги и стала озираться. Хотя смотреть особо было не на что: одинокая девичья фигурка застыла на пятачке столь высокой башни, что, казалось, стоит протянуть к луне руку и можно будет ощутить прохладу ее шершавого бока кожей. Лишь в центре возвышалась небольшая арка, к которой вело несколько ступеней.
  Олефта подошла к краю башни и с опаской посмотрела вниз, но рассмотреть, что творится на земле у подножия башни, не было возможности. В нескольких метрах под ногами лениво колыхались пушистые облака, полностью закрывая обзор и давая понять, насколько действительно высока башня, на которой она очутилась. Олефта вздрогнула, представив, сколько придется лететь, если вдруг она упадет или придется падать.
  'Надеюсь, в планах ни у кого нет подрыва или с ней не случится тоже, что с городом', - возникла паническая мысль.
  Но Олефта загнала ее поглубже, решив, что проблемы надо решать по мере их поступления. И пока ничего такого не предвещалось. Ее внимание вновь обратилось на присутствующую на вершине башни арку. Если она здесь очутилась, значит, так было нужно. И раз здесь ничего больше кроме этого предмета, то он и есть ее цель.
  Преодолев небольшой подъем из восьми ступеней, она оказалась прямо перед загадочным предметом. Она напомнила Олефте виденные в фантастических фильмах телепорты для перемещения на большие расстояние или даже в другие миры.
  'Может это и есть путь домой? - возникла ободряющая мысль, но тут же ее сменила унылая, - Но ведь это не может быть концом? Не так просто'.
  Девушка решила исследовать арку, было ясно, что если это подобие телепорта, то его надо как-то активировать. На белой поверхности были вырезаны какие-то символы, но лишь с одной стороны. Их было ровно восемь, столько же, сколько и ступеней, что подвели девушку к ней. Олефта, недолго думая, подчиняясь возникшему внутри непреодолимому желанию, просто провела по ним рукой, слегка надавливая подушечками пальцев на неровные углубления. И тут же что-то защелкало и засвистело. Значки вспыхнули ярким золотистым цветом, столь непривычным в этом лунном мире, мире вечной ночи. Пространство внутри арки заколыхалось и заполнилось голубоватой взвесью. Такого же золотистого цвета точка вспыхнула в самом центре, которая стала стремительно разрастаться. Олефта в испуге отступила на несколько шагов, готовясь встретиться с очередным испытанием, с опаской наблюдая, как золотистое марево постепенно поглощает пространство арки. Когда это произошло, она вспыхнула нестерпимо ярко, и Олефте пришлось закрыть глаза, чтобы не ослепнуть. Лишь когда веки перестало колоть от золотистого цвета, она рискнула посмотреть, что произошло. Теперь арка была заполнена непроглядной чернотой, из глубины которой на нее смотрело отражение или ее копия. Олефта сглотнула застрявший в горле комок. Медленно приблизившись к двойнику, то, что это было не отражение, не было сомнений: фигура не двигалась, она стала внимательно в него вглядываться. Вроде бы это была она, но в тоже время и не она. Что-то было в застывшей в черноте фигуре неправильное.
  'Незаконченная. Полая внутри, как кукла', - пришло в голову сравнение.
  Олефте нестерпимо захотелось прикоснуться к ней, почувствовать, действительно ли она живая и такая же как она. Но протянув руку, она на секунду замешкалась, от вновь навалившихся опасений.
  'А была, не была. Ведь я для этого здесь. Пора заканчивать', - с этой мысль ладонь соприкоснулась с чернотой, на ощупь напомнившая более всего холодную гладкую поверхность зеркала.
  Она ожидала чего угодно: что двойник окажется не другом вовсе, а обернется зверем и вцепится в нее или, что попытается затянуть внутрь. Но ее ослепила новая вспышка, а может просто мир поглотила темнота, а в тело впились миллионы осколков зеркальной поверхности, что еще недавно заполняла пространство арки. Словно ее прикосновения хватило, чтобы оно разлетелось вдребезги, а его частички с жадностью устремились к такому близкому и незащищенному телу, вспарывая кожу и погружаясь вплоть, насыщаясь каплями крови.
  Олефта пронзительно закричала. Ей казалось, что на теле не осталось не задетого участка, и не пройдет и минуты, как осколки достигнут сердца, а вся кровь окажется на арке и ступенях. Она добровольно принесла себя в жертву, и здесь ей предстоит навеки остаться ради тех, кто поверил в нее.
  И чем глубже чужеродные частицы проникали в плоть, тем больнее ей становилась. Хотя казалось бы, что дальше уже просто некуда. Тело выгнулось, а из горла готов был вырваться новый крик, возвещающий миру о нечеловеческой боли, что терзала ее. Она почувствовала как что-то достигло сердца и поняла, что это последнее мгновение, приготовилась ко встрече со смертью и погружением в забвение. Но тут боль пропала, словно ее никогда и не было, а тело наполнилось теплом, словно само солнце пронзило его, наполнило живительным теплом каждую клеточку. Она почувствовала, произошли перемены, а случившееся не зло и несправедливость, так и должно было быть. Она знала, что фигуры, что появилась в арке, больше нет. Она разлетелась на кусочки, что вошли в ее тело и заполнили сердце и душу. Ее цель, ее миссия, ее мечта и ее награда, они были получены. Наконец душа стала единой и целостной. Все, что нужно, у нее теперь есть. Нужно лишь время и желание, чтобы извлечь это. Понять и принять те перемены, что произошли.
  Олефта почувствовала себя невесомой, словно плылы в облаках. Открыв глаза, увидела, что парит над башней. Все ее тело стало прозрачным, подернутым рябью, как будто стала призраком. Но она знала, что это не так. Впервые за долгое время девушка, почувствовав себя счастливой, рассмеялась. И был ее смех легок и мелодичен. Подхваченный ветром, он понесся прочь. Олефта была уверена, что его услышат все, кого она встретила в этом мире, и это будет для них новостью, что все сложилось удачно. Она выполнила свою миссию, спасла их мир от хаоса и уничтожения.
  Взмахнув руками, она сорвалась с места и понеслась вниз, сквозь облака к подножию башни. И дальше по тем местам, что успела пройти. Она пролетела над лесом и поляной, что свела ее с нимфами. Они все еще были там, и девушка готова была поклясться, что они заметили ее и помахали руками. Пустыня с дворцом греховных соблазнов; горы и домик, где поселилась ее дорогая подруга; разрушенный город, где устояли лишь стена и ворота, темное море и корабль, что застыл неподалеку от разрушенного причала; палатки фанатиков без души; яма, в которой она чуть не сгорела заживо и поняла, что такое настоящая боль; избушка Бабы-Яги, что помогла; лес зверя, из глубины которого, сотрясая листву, доносился душераздирающий вой; деревня, где ей дали укрытие; дорога Смерти, что сейчас была пустынна, и Олефта понадеялась, что сняла это проклятие, и лошадь больше не будет разгуливать в час, когда смерть никому не грозит. Окончанием пути было озеро, то самое черное озеро, что чуть не лишило ее руки, а может и самой жизни в самом начале путешествия. Она кружилась над ним, понимая, что полет и само присутствие в этом мире подошли к логическому концу. Все, что могла, точнее все, что нужно было, она сделала. Исчерпалась нужность и важность ее дальнейшего здесь нахождения. Но, если она все еще здесь, а не вернулась в свой настоящий реальный мир, чтобы познакомится с новой собой, значит, нужно что-то сделать.
  'Но что?'
  И тут она вспомнила из-за чего, собственно, чуть не лишилась одной из конечностей. Достав монетку, что пропутешествовала с ней все это время, она повертела ее, рассматривая, как будто только что увидела.
  'То, что было здесь получено, пусть вернется обратно', - с этими словами она кинула кругляш в озеро.
  Черная вода поглотила монетку, словно ее никогда и не было. Несколько томительных минут ничего не происходило, и Олефта уже начала отчаиваться, думая, что сделала что-то не так, но тут вода пришла в движение. На ее поверхности заходили буруны, она забурлила, выплескиваясь на берег все новые и новые волны. А со дна в том месте, куда предположительно должна была упасть монетка, поднялся луч света и вонзился в ее полупрозрачную фигуру. Но в этот раз это не доставило боли. Она не почувствовала ровным счетом ничего. Кроме того, что ее вновь покидает сознание, а чужой, но в тоже время родной мир меркнет. И это не казалось ей неправильным.
  'Так и должно быть. И пусть я сгорю и стану пеплом, что навсегда осядет на дне черного озера, я знаю, что миру больше ничего не угрожает'...
  
  Теперь ты понимаешь, что не вернешь это никогда. Что эта часть пройдена тобой, но замечаешь ты только на окончании пути, когда уж ничего не изменить, когда ничего не вернешь. Ты хочешь насладиться этим, но остаются жалкие крохи, нелепые остатки. А ты хочешь большего, ты рвешься к большему. И от невозможности насладиться, протянуть мгновение ты страдаешь, плачешь, рыдаешь. Но время неумолимо, оно всегда бежит вперед. Ему все равно. Эта часть бытия, которая всегда есть и будет, равнодушная к нашим просьбам и мольбам. Она всегда течет вперед, лишая нас последних крох надежды, счастья и улыбок. Которое не знает слов 'нет' или 'подожди'. Она течет неумолимо. Каждому отмерила свой отрезок пути, и знает, когда нет, а когда да. И сегодня она говорит мне 'нет'. Но я надеюсь, что завтра это будет 'да'. И вновь воссияет солнце, и небо будет безоблачно и чудесно, а со мной будут те, кто мне дорог, и те, кто мне нужен. Все те, кому оно сказало 'нет'.
  
  
  КОНЕЦ
  
  Внутренняя борьба с собой происходит ежедневно. Между 'да' и 'нет', между хочется и колется, надо и не надо, между сердцем и разумом. Главный враг в нашей жизни собственной 'я'. Именно оно становится определяющим в нашей жизни. Оно отвечает за людей, которые вокруг нас - оно их допустило, вещи вокруг нас - оно ими обставило нашу жизнь. Оно говорит нам, когда взрослеть, когда влюбляться и в кого, когда приходит пора сдаваться и умирать.
  Но 'я' можно держать в узде, если с ним бороться. Главное сражение нашей жизни, в котором победа - жизнь, которую мы заслуживаем.
  
  Я вновь ощутила себя, свое тело, руки, ноги, голову. Почувствовала пробуждение мыслей в своей голове, которые пока сонно, лениво и неохотно начали выползать из подсознания. Они вспархивали как бабочки, пока не несущие ничего серьезного, но вскоре за ними последуют пчелки, чьи вопросы, как жало будут вновь и вновь вгрызаться в мягкую податливую плоть, требуя ответов, чаще всего которых нет или вообще не существует. Ведь иногда так бывает. Есть вопросы без ответов, а есть ответы без вопросов. Бред, но, однако же.
  Я лежала на чем-то мягком, и мне было дискомфортно. Я замерзла. И тут меня словно подкинуло, и я резко открыла глаза. Над головой совсем близко я увидела яркие звездочки, что переливались неземным светом, но были они ненастоящими, а из специального материала, что накапливал солнечный свет в течение дня, а потом радовал или раздражал глаз ночью. Мои звездочки на нежно сиреневом потолке.
  'Вот ты и дома, Алевтина'...
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"