Сомов, Биверов : другие произведения.

Глава 2. День первый. Продолжение

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    25.07.2009 убрал сверхспособности.

   Глава 2. День первый. Продолжение.
  
  
   Увлеченный намечающимся разговором с генералом, я едва не забыл попрощаться со Скарятиным, однако мой наставник не дал мне совершить сию вопиющую бестактность и ненавязчиво напомнил мне о предводителе курского дворянства. Наконец, раскланявшись со всеми, мы расселись по экипажам и тронулись с места.
   Во время поездки к губернаторскому дому нормального разговора с генерал-лейтенантом не получилось. Да и не могло получиться в присутствии, всю дорогу насуплено молчавшего и украдкой посматривавшего на нас, Извольского. Наследник оказался мастером читать людские лица. Я ясно видел, тщательно скрываемую, но, тем не менее, вполне очевидную, нарастающую неприязнь к себе со стороны Извольского. К ней примешивалось не менее сильное удивление Строганова. Очевидно, от наследника престола ему таких фортелей раньше ожидать не приходилось. Покопавшись в памяти, я установил - точно, не приходилось. Не любил Николай Александрович неловкие ситуации создавать. С молчаливым любопытством поглядывал на меня Барятинский, о чём-то своём думали Шестов и Рихтер, совершенно растерян, но одновременно рад был Ден. Видимо мой неожиданный интерес оставался для него непонятен.
   За этими мыслями я не заметил, как мы подъехали к губернаторской резиденции. Обед к нашему приезду уже был предупредительно подготовлен, и, выйдя из экипажа и совершив необходимый туалет, мы были препровождены в обеденный зал. Помещение было большим и буквально залитым светом, льющимся сквозь десяток высоких окон. Солнечные зайчики, во множестве создаваемые тяжёлой хрустальной люстрой, играли на полу. Стол тоже был соответствующий: огромный, массивный, из морёного дуба, с изогнутыми ножками, украшенными позолотой, он был накрыт белоснежно-белой скатертью, заставленной различными блюдами. Вокруг него выстроились молчаливые слуги в ливреях. Рассевшись согласно распорядку и совершив короткую молитву, мы приступили к трапезе.
   Несмотря на демонстрируемый всеми присутствующими аппетит, искусство шеф-повара и вышколенность слуг, обед начался несколько натянуто. Светская беседа была омрачена упорным молчанием как нового, так и старого губернаторов, даже моей свите поначалу не всегда удавалось маскировать возникающие в разговоре неловкости. Но вскоре угловатость беседы была вынуждена капитулировать перед новой тактикой моего флигель-адъютанта Рихтера. Анекдоты, забавные истории и случаи из жизни, требовавшие лишь молчаливого слушателя, как нельзя кстати посыпались от моих воспитателей и учителей. Тот же Строганов, например, мог часами повествовать про увлекательные случаи виденные им за его долгую, неординарную и уж точно нескучную жизнь. Про себя он из скромности говорил чрезвычайно редко, хотя если начинал, оторваться от его истории было решительно невозможно. Граф был отличным рассказчиком, а выбираемые им случаи его жизни были почти невероятны и до невозможного смешны.
   Во время обеда я тоже в основном молчал - все мои мысли занимала открытая мне дневником непрезентабельная картина подковерных игр и интриг Курской губернии. Ситуация, в кратком изложении, выглядела следующим образом: генерал-лейтенант Ден был на редкость честным, прямым и бескорыстным человеком всецело преданным своему императору. Казалось бы, все просто замечательно, но был у генерала и свой недостаток - вспыльчивый и буйный характер, под влиянием которого он нередко совершал свои выходки на грани фола. Воспользовавшись этим, его многочисленные недоброжелатели, а это почти все чиновники Курской губернии, смогли подтолкнуть принятие решения о замещении генерал-лейтенанта на слабохарактерного статского советника Извольского. Не последнюю роль тут сыграл и сам Извольский. Впрочем, его желание занять эту должность объяснить не сложно, так же как и желание курских чиновников занимать свои теплые места и без опаски брать взятки. Однако вникать в чьи-то пожелания и удобства по части казнокрадства и взяточничества совершенно не входило в мои планы. Ситуация меня никак не устраивала и вот сейчас я напряженно обдумывал, что мне предпринять и... кажется только что пропустил мимо ушей какую-то забавную шутку моего воспитателя.
   - Ваше Высочество, а не порадуете ли вы нас своим анекдотом, способствующим пищеварению и общему поднятию настроения? - начал втягивать меня в разговор граф. В голове у меня мелькнуло несколько историй и анекдотов, однако все они не соответствовали духу эпохи и собравшемуся вокруг меня обществу, но один анекдот, верно принадлежавший памяти Николая, мне понравился.
   - Конечно, с удовольствием. Прошу простить мне мою рассеянность, я целиком ушел в свои впечатления от города. Позвольте же мне рассказать вам презабавнейший анекдот, услышанный мной однажды от отца, - выждав заинтересованного выражения на лицах всех присутствующих и поняв, что уже обеспечил успех анекдоту своими последними словами, приступил к рассказу. - Как-то раз, Его Императорское Величество император Николай Первый, бывший в Ростове, посетил, конечно, и Нахичевань. Там все армяне, дожидавшиеся государя огромной толпой, лишь только завидели приближающиеся экипажи царского экипажа и, дождавшись их прибытия, закричали благим матом: "Караул! Караул!"... Государь, понявши сейчас, в чем дело, спросил однако же генерал-губернатора Воронцова, ехавшего с ним в одной коляске, что обозначает этот крик. Генерал-губернатор сконфуженно отвечал, что они, вероятно, хотели кричать "ура!", да вместо этого кричат "караул!"... Государь много смеялся этому проявлению радости и заметил: "Их следовало бы поучить!". Воронцов, в свою очередь, передал это замечание государя губернатору, а губернатор, конечно, - исправнику. Исправник это замечание намотал на ус и по выезде государя и всего начальства из уезда явился в Нахичевань с возами розог и начал по-своему учить армянских обывателей, и на кого был за что-нибудь зол, то тем всыпал гораздо большее количество розог. Это оригинальное учение покончилось в один день, и армяне вовсе не были в претензии на него. "Ежели надобно учить, так и учи", - говорили они. Но они были в страшной претензии за то, зачем учение было неровное: одному дано более ударов, другому менее. И только по поводу этого обстоятельства они, говорят, возбудили жалобу на исправника.*
   Высокие потолки вздрогнули от раскатов смеха, зазвенела люстра и, мне показалось, маленький кусочек штукатурки упал с потолка Рихтеру прямо в тарелку. Смеялись все, даже Извольский с Деном совершенно оттаяли.
   - Весьма, весьма. Не слышал о таком раньше. Знал бы, непременно проложил маршрут через Ростов, вот бы смеху было, если бы армян так и не научили ура кричать, - сквозь смех сказал граф, вызвав новую вспышку веселья. - Василий Иванович, а вы не порадуете нас своей историей или анекдотом?
   - Отчего же не порадовать, - ответил Ден, вытирая выступившие от смеха слезы. - Случилась эта история со мной во время моего пребывания на посту губернатора в Курске. Решив проверить один уездный городок в губернии, я заранее предупредил уездное начальство о своем визите, однако в назначенный срок в город нарочно не прибыл. Продержав, таким образом, в напряжении все полицейские чины города два дня, я тайно въехал в город с другой стороны обычной каретой. Переодевшись в простое платье, я отправился в кабак и, выпив водки, начал намеренно дебоширить, за что частный пристав, взяв меня за шкирку, хотел было уже отправить в полицейскую часть. Но извернувшись, я сунул ему три рубля, на что он со словами: "Ну, черт с тобой! В другой раз не попадайся! Приедет губернатор, тогда безобразничай сколько угодно!" - отпустил меня на все четыре стороны. На следующий день, сказавшись в губернаторской квартире, я приказал всем полицейским чинам городка прибыть ко мне. Когда в назначенном часу все были в сборе, я, найдя того самого надзирателя, подозвал его к себе. Он, вероятно, не узнал меня, хотя и перепугался до смерти. Я спросил у него, с ним ли деньги. Негодяй квартальный побледнел и, замерев, не открывая рта, неплохо сошел бы за бронзовое изваяние, если бы не цвет кожи. Но все же я не оставляю его в покое и раз за разом повторяю вопрос, пока он, сообразив, наконец, где у него лежит кошелек, не достает из его нагрудного кармана. На что я говорю ему - "Позвольте три рубля".*
   На этот раз смеялись не все, но эффект от этого не уменьшился. Напротив, глядя на уткнувшегося взглядом в тарелку позеленевшего Извольского, гораздо более успешно прикидывающегося бронзовым изваянием чем городовой из анекдота, не смеяться становилось просто невозможным.
   - Право же генерал, нужно быть гуманней к слушателям и заранее предупреждать, чтобы компания за столом не понесла невосполнимые потери смехом, - отсмеявшись вставил, промокнув губы салфеткой, Иван Кондратьевич Бабст, мой преподаватель статистики и экономики. Как бы хваля хорошую шутку, но в то же время тонко намекая Дену на её неприятие Петром Александровичем. Мне показалось, что ни довольный Ден, ни раздосадованный губернатор, на скрытый смысл его слов не обратили ровным счетом никакого внимания.
   А я, отсмеявшись, решил, как же вернуть понравившегося мне прямого и честного генерал-лейтенанта на старую должность. Тем более что, судя по всему, смерть отца должна состояться в самое ближайшее время. Вдруг мне стало очень противно и грустно. Мне было жаль отца Николая, и осознание того факта, что я являюсь главным виновником его гибели, было просто ужасным чувством способным, отравить любую радость. Но во всем можно отыскать что-либо хорошее - с таким настроением провернуть то, что я сейчас задумал, будет несравненно легче.
   Обед уже подошел к концу - последняя перемена блюд была унесена слугами и, решив не откладывать неприятный разговор в долгий ящик, я встал из-за стола и, поблагодарив вышедшего к нам повара за отлично приготовленный обед, обратился к губернаторам.
   - Владимир Иванович, Петр Александрович, извольте проследовать в мои комнаты, - тоном, не допускающим и тени возраженья сказал я и, стараясь не оборачиваться, спиной чувствуя многочисленные удивленный взгляды, отправился к себе наверх.
   Поднявшись к себе, я встал напротив комода, ожидая, когда ко мне поднимутся Ден и Извольский.
   Едва, за вошедшим последним, на негнувшихся ногах, Петром Александровичем, закрылась дверь, я подозвал его к себе. И выставив его, таким образом, прямо напротив зеркала обратился к нему:
   - Петр Александрович, подойдите к зеркалу. Посмотрите на себя. Неужели Вы ничего не видите?
   - Ничего, Ваше Высочество, - глядя на свое испуганное отражение, пролепетал Извольский.
   - Странно! Очень странно! А я вот совершенно ясно вижу, что у вас на лбу написано: подай в отставку, подай в отставку. Подай в отставку, а то хуже будет! - дословно процитировал я одну из выходок стоявшего рядом генерал-лейтенанта.
   - Жду прошение об отставке к ужину. Можете, пока, быть свободны, - выделив словами второе слово я отвернулся к окну, всем видом показывая, что разговор окончен.
   Проследив краем глаза за уходящим от меня в полуобморочном состоянии Извольским, я на какую-то секунду даже ощутил жалость к нему. Не стоило наверное его так давить. Да карьерист, да взяточник, но разве он один такой? Вся чиновничья система такая. А ведь я его по сути раздавил, как клопа раздавил. Перечеркнул ему будущее. Хотя... наверное, только так и надо. Не помню кто сказал: "Монарх может быть груб, невежественен, даже безумен, он не может быть только слаб".
   - Узнаете свой почерк Владимир Иванович?* - не отворачиваясь от окна, обратился я замершему в растерянности генерал-лейтенанту. - Думаю, вопрос о возвращении вас на прежнюю должность решится уже к вечеру. Если возникнут сложности, я лично решу их с отцом.
   Развернувшись и отойдя от окна я подошёл к Дену на расстоянии вытянутой руки.
   - А пока и думать забудьте об отставке, - я немного наклонил голову и положил руку на плечо старому генералу, - Такие люди как вы слишком ценны, чтобы ими разбрасываться.
   Слезы, одна за одной, покатились по морщинистым щекам. Ден смотрел на меня и плакал, просто молча плакал... И у меня самого горло сжалось при виде этих скупых мужских слез.
   - Ну, полноте Владимир Иванович, оставьте, - принялся я успокаивать расплакавшегося от радости старика. - Ну же генерал, - я неловко приобнял всхлипывающего Дена, бессвязно пытавшегося мне что-то сказать, но кроме как "верно" и "до гроба..." ничего не разобрал. Только что я, обзавелся, наверно, самым верным из своих будущих подданных.
   - Однако позвольте выразить вам свое неудовольствие генерал, - сказал я отодвинувшись от Владимира Ивановича и, убедившись что привлек его внимание, продолжил. - До меня дошли сведения будто бы вы, видя беспорядок при переправе через реку Сейм, приказали утопить виновного в ней станового пристава, верно?
   - Да, - генерал густо покраснел, слезы тут же высохли у него прямо на щеках.
   - Ну что же, ваша честность и то, что вы вовремя одумались, велели вытащить его и дать несчастному сто рублей характеризует вас с лучшей стороны,- блеснул я своей осведомленностью в тех событиях, почерпнутой из прочитанной биографии в дневнике. - Однако же ваша горячность могла привести к ни кому не нужной жертве и постыдному пятну на вашей репутации. Впредь постарайтесь лучше держать себя в руках, чтобы мне не пришлось в дальнейшем испытывать разочарование и краснеть за своё сегодняшнее решение. И не опекайте своего "крестника"* так уж сильно. Однако же, если он того заслуживает, безусловно, оказывайте ему предпочтение по службе. Надеюсь, я в вас не ошибся. Можете быть свободны.
   Пришедший в чувство после моей отповеди Владимир Иванович откланялся и оставил меня наедине с моим дневником, чем я незамедлительно воспользовался.
   "Когда я умер в нашей истории?"
   "Вопрос некорректен."
   "Когда Николай Александрович Романов, 1843 года рождения умер в нашей истории? "
   "12 апреля 1865 года в 12 часов 50 минут ночи." Получил я исчерпывающий ответ.
   'Каково текущее состояние моего здоровья?'
   'Информация недоступна.'
   'Каково было состояние моего здоровье после внедрения' - зашел я немного с другой стороны.
   'Максимально приближенное к идеальному. Сразу после внедрения, были устранены все болезни тела. Иммунитет был повышен на сколько это было возможно опираясь на генетический код реципиента без привлечения ненужного внимания.' Далее шло подробное описание всех моих характеристик, включая рост, вес, давление и даже уровень лейкоцитов в крови. Впрочем, не имея никакого медицинского образования, я вскоре оставил изучение данного вопроса.
   Потратив ещё часок на изучение последних событий в Российской империи, я почувствовал легкое недомогание и прилег на диван. Довольно скоро голова окончательно разболелась и читать стало совершенно невозможно. Отложив раскрытый дневник в сторону, я начал искать что-нибудь, что можно было бы использовать как закладку и тут мне стало совсем плохо. Я испытал сильнейшее головокружение и потянулся, было рукой к стоявшему недалеко колокольчику, и тут провалился в забытье. "Ничего себе повышенный иммунитет и идеальное здоровье" мелькнуло у меня в голове, перед тем как сознание окончательно померкло.
   Я очнулся, верно, довольно скоро, солнце казалось, находилось все там же где и раньше, поэтому, взглянув на часы, я совсем не удивился, узнав, что прошло лишь пол часа с того момента, когда я лег на кровать. Позвонив в колокольчик - на этот раз дотянуться до него мне не составило никакого труда, вскоре я увидел вошедшего ко мне адъютанта Барятинского. Наверно я выглядел совсем уж плохо, потому что безо всяких мероприятий с моей стороны, взволнованный князь бросился ко мне со словами:
   - Ваше Высочество, вам плохо? Может врача позвать?
   - Зови, - сказал я и едва узнал свой голос, таким слабым и безжизненным он был. - Зови, - уже громче повторил я в спину убегающему адъютанту.
   Спустя несколько минут, верно, Владимир здорово всех напугал, ко мне ворвался сразу добрый десяток человек свиты и не только.
   - Извольский, и вы здесь? Наверно прошение уже готово? - слабым голосом успел вставить я, перед тем как мой личный врач Шестов попросил всех освободить помещение.
   Доктор, не особо мудрствуя, поставил мне пиявок, думаю, он решил, что у меня поднялось давление после разговора с Деном и Извольским, заставил выпить какой-то гадости. Затем, строго настрого прописав мне исключительно постельный режим на несколько дней, снял пиявок и оставил меня спать. Хорошо хоть, теперь не надо будет присутствовать на очередном скучнейшем и натянутом балу в честь моего приезда, мелькнула где-то вдали слабая мысль и, я снова провалился в тяжелое забытье.
   Казалось, только сомкнул глаза, как меня разбудило сильное чувство тревоги. Что случилось? Мое внимание привлекли какие-то звуки за дверью, пробивающиеся сквозь рокот далеких раскатов грома: громкий шепот, позвякивание оружием и какие-то неясные шорохи прямо под дверью. Я не на шутку встревожился, наверное, болезнь породила у меня частые приступы страха, и немедленно позвонил в колокольчик. Мгновенье спустя, в комнату вошли мои адъютанты. Только с ними, на этот раз, вошли мой воспитатель вместе с Деном и епископом. Я видел, что они не на шутку взволнованы и встревожены.
   - Пошли вон! - срывающимся на дребезжащий фальцет голосом рявкнул Строганов, с силой захлопывая дверь перед толпой снаружи моей опочивальни. Я только сейчас заметил, как же он на самом деле стар.
   - Граф, извольте объясниться, - насколько мог твердо заговорил я, приподнимаясь на локте. - Что всё это значит?
   - Ваше... Ваше Императорское Величество, император Александр Второй скоропостижно скончался сегодня утром, - мне показалось, граф всхлипнул, а на его глазах, совершенно точно, выступили слезы. Я ощутил очередную волну боли и горя.
   - Господи! Что произошло?
   - У Его Императорского Величества Александра Второго случился сердечный приступ, - граф подошел к моей кровати и тяжело опустился на колено. - Позвольте мне присягнуть первым.
   Я, оглушенный новостью, пусть и ожидаемой, но не так скоро, и подкошенный плохим самочувствием, конечно, ничего против не имел. В голове лишь глупо мелькнуло Le roi est mort! Vive le roi!* Вслед за графом мне присягнул снова губернатор Курской губернии генерал-лейтенант Ден, затем один за другим, и все присутствующие в комнате. Но когда в комнату начали тихо просачиваться все новые и новые люди, я не выдержал и попросил их всех покинуть комнату. Осталась лишь свита и Ден с епископом. Мне хотелось немедленно одеться и выйти к собравшимся за дверью. Волненье и неуверенность присягающих мне, прикованному к постели, давали ясно понять, что лучше бы мне сейчас быть на ногах.
   - Выше Величество, - обратился ко мне горячим, хриплым шепотом Владимир Иванович, - разрешите разогнать негодяев шумящих у вас под окнами. Солдаты и полицейские вокруг дома готовы по первому слову...
   - Что вы генерал, оставьте, - оборвал я его. Скажите им лучше, что вскоре я выйду на балкон говорить с ними, - одним движением оборвав готовые сорваться с его губ возражения, я встал с постели, отбросив, укрывавшее меня одеяло в сторону.
   Быстро одевшись, я вышел в до невозможности заполненный Курской знатью зал. После короткого, пусть и тяжелого, сна я стал чувствовать себя гораздо лучше. Быстро приняв присягу, насколько это было возможно с такой толпой высокопоставленных особ, я вышел на балкон к собравшейся перед домом толпе. От неё шел встревоженный гул. Так вот что я спутал с далекими раскатами грома! Увидев меня, толпа начала стихать.
   Честно говоря, я не знал, что мне делать - вышел просто показаться на глаза, успокоить народ и опровергнуть слухи о моей, так некстати свалившейся, болезни. Но все ждали от меня чего-то большего, я просто физически ощущал это. И я заговорил.
   - Подданные Российской Империи, сегодня наступил черный день в нашей великой истории. Сегодня скончался мой отец, Александр Второй. Великий государь, реформатор и добрый отец всем нам, так многого желавший сделать для своей отчизны и так мало успевший. Я принимаю на себя его ношу... - Я говорил и говорил. Слова сами ложились у меня в голове, меня посетило редкое ораторское вдохновенье. Хотя Николай был неплохо подготовлен для таких речей, я же ему скорее мешал. Вообщем успокоить и воодушевить их мне оказалось вполне под силу.
   Когда спустя четверть часа я покинул балкон, горожане расходились ободренные, в полной уверенности что в будущем несчастья обойдут их стороной. Каждый услышал с моих словах что-то свое, что-то приободрившее и давшее ему надежду.
   Речь эта истощила все мои силы и, едва дойдя до кровати, я без сил повалился на нее, чтобы тут же забыться тяжелым сном. И уже не чувствовал как чьи-то заботливые руки раздевали меня, располагали на постели поудобней (первоначально я упал на кровать по диагонали) укрывали одеялом, клали голову на подушку.
  
  
   * На самом деле анекдот был написан Достоевским в своих воспоминаниях.
   * Реальная история из жизни генерал-лейтенанта Дена. Генерал не раз пускался на всякие хитрости лишь бы уличить в плохом исполнении службы своих подчиненных.
   * Именно таким грубым, но оригинальным образом Ден "ушел" в отставку одного из своих бездарных подчиненных.
   * Так в народе называли едва не утопленного Деном пристава, которому он впоследствии оказывал всяческие милости.
   * Король умер - да здравствует король!
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"