Сказка Эшленда

Ох, не подвернись под руку эшлендеру крепкая горящая ветка, неминуемо навлёк бы позор Эрайшах Улам-Аххе на себя и своих предков: сам сделался бы поганой нежитью, как тот вампир, что напал на него среди холмов! Ох, не подвернись ему под ногу камень, когда пятился он от врага - не упал бы он навзничь, уперев ветку в землю, и не напоролся бы на неё, как крыса на трамовый шип, напрыгнувший полуночный кровопийца...

Стоит эшлендер возле своего костерка, сердце у него в чехарду играет, а вампир подле его ног помаленьку обращается в прах.

- Тьфу ты, - ругается Эрайшах. - Ещё и гуаров мне распугал! Взбрело ж ему шататься нога за ногу, где не просили!

Только сказал он это, как вдруг слышит голос, такой ласковый, словно бархатом по сердцу:

- Привет тебе и доброй ночки, Эрайшах Улам-Аххе!

Обернулся он - глядь, стоит рядом женщина с распущенными волосами, в венке из живых роз, а синие её одежды струятся и переливаются, как чистый ручей. До того эта женщина прекрасная и грозная, что дух захватывает; глянет такая разок - сто стрел вонзит; да только сейчас лучатся и смеются её большие очи, посматривая на эшлендера.

- Привет и похвала тебе, Азура! - Говорит он. - Не чаял тебя в гости - прости уж ради Велота, что весь-то я измят, как никс, сдуру залезший к алиту в пасть.

- То не беда! - Машет рукой Азура. - Слушай-ка, слушай, среди всего мерзкого вампирского племени, подрумянь его солнце, вот этого убитого тобой гнуса я больше всего терпеть не могла. Ну? Вот угодил ты мне, так угодил!

- Оно и впрямь неплохо вышло,- почесал подбородок эшлендер, - хоть и не скажу, что пошёл бы я сюда по доброй воле, когда бы заранее знал, кто меня тут стережёт.

Хлопает Азура в ладоши:

- А дело-то сделано, Эрайшах! И раз уж ты меня так порадовал, так ублажил, что лучше и не надо, - говорит она, - то вот тебе моё крепкое слово: три твоих желания, какие ни загадаешь, я исполню! Ей-ей, ты только скажи, чего хочешь.

Выслушал это эшлендер, подвигал туда-сюда челюстью, нахмурился и поглядел на небо, да так задумчиво.

- Смелей, смелей, - подбадривает его Азура, - ты уж, любезный мой дружочек, ничем не стесняйся! Хочешь стадо гуаров, да такое, что вон того высокого холма под ним и видно-то не будет? Или, может, есть у тебя охота сделаться ашханом и водить за собой своё племя? А хочешь, я продлю твои дни, и доживёшь ты безо всякой хвори и печали до таких лет, что величайшие маги покажутся младенцами рядом с тобой!

Поцокал на это языком Эрайшах.

- Кланяюсь тебе вот так низенько, Азура, - говорит он, - щедрость твоя большая гора, и такому скрибу, как я, её вовек не обежать. Но, раз уж так, сделай вот что: пускай все скальные наездники Морровинда, сколько их ни на есть, соберутся к западу от Крегенмура и летят к Фестхолду, что на островах Саммерсет, а ста шагов не долетев, пусть развернутся и воротятся восвояси.

- Н-чу! Небыстрое то дело, Эрайшах, - говорит Азура.

- А я не спешу, - эшлендер в ответ.

- Что ж, сотворить такое в моих силах, хоть и не понимаю я, что за блажь тебе припала. Поглядывай пока на небо да поджидай меня снова - ведь у тебя осталось ещё два желания!

Сказала она так и исчезла в яркой вспышке.

Глядит эшлендер в небо всё утро, а в нём то там, то здесь, пролетают далёкие скальные наездники; доносит ветер их клёкот, и все они, как один, правят хвостом и крыльями, словно кормилом да парусами, прямёхонько к Крегенмуру.

- Так-то, - говорит Эрайшах, довольно кивая. - Ай да Азура, и вправду твоё слово крепкое - так пусть и в тебя верят крепко, храни тебя Велот!

Минуло семь дней, и вот опять показались в небе скальные наездники - летят они назад к своим гнездовьям, вытягивают длинные шеи. Заслушался эшлендер их далёкими криками и не заметил, как снова очутилась рядом с ним Азура.

- Ну, - говорит, - что ты ещё загадал, Эрайшах?

- А вот что: пускай все до единого скальные наездники собьются в стаю к западу от Крегенмура и летят из Морровинда в Фестхолд, что на островах Саммерсет, а ста шагов не долетев, поворачивают назад.

- Ей-ей, Эрайшах, - качает головой Азура, - уж не обессудь, а только думается мне, любезный мой дружочек, что ты спятил.

- Думам своим хозяйка ты, Азура, - говорит Эрайшах, - ну а я, прости уж, хозяин своему желанию. Исполнишь ли?

- Непутёвый же ты данмер! Но слово моё крепкое.

Исчезла Азура, а как прошло семь дней, да воротились к гнёздам скальники, явилась снова.

Только насупилась теперь она, покусывает сердито свои прекрасные губы.

- Последнее желание осталось у тебя, Эрайшах, - говорит. - И ты уж сделай милость, подумай хорошенечко, прежде чем рот открыть, а то ведь сказанное слово - что вчерашний день, назад не вернёшь! Ну? Хочешь ли, заговорю твоё копьё, чтобы разило без промаха? Хочешь, сделаю так, чтоб ни одна стрела тебя вовек не клюнула? Великим героем могу я сделать тебя, Эрайшах, и будешь ты во все времена покрыт славой! А может, есть у тебя на примете красавица - ей-ей, прилипнет к тебе так, что ножом не отрежешь, водой не отольёшь!

- Кланяюсь тебе низенько за добрые советы, Азура, - отвечает эшлендер, - да только вот охота мне, чтобы скальные наездники Морровинда, все как один, собрались к западу от Крегенмура и полетели оттуда к Фестхолду, что на островах Саммерсет, а ста шагов не долетев, вернулись бы назад.

- Да что же ты за дурень такой, Эрайшах Улам-Аххе! - Говорит Азура. - Вот уж не думала, что вместо головы у тебя дырявый котёл!

- Каким бы мой котёл ни был, а своё сварит, Азура, - отвечает ей эшлендер. - Ты уж не серчай, а только это оно и есть, моё третье и последнее желание. Крепко ли ещё твоё слово?

Ничего ему Азура не ответила, только насупилась ещё больше да сгинула во вспышке яркого белого света. Но глянул в небо Эрайшах и видит: то там, то сям тянутся к Крегенмуру скальные наездники, режут воздух своими могучими крыльями. Сощурился он, улыбнулся, как наевшийся масла кот, да и лёг подремать, пока зной не спадёт.

Минуло семь дней и ещё один, и - вот уж не чаял эшлендер! - стоит опять сама Азура перед его костерком. Дрожит она от ярости, глаза неласковые, молнии мечут; волосы разлетаются, словно от сильного ветра, по челу чёрные тучи ходят, и сжимает она кулаки так, как коршун сжимает когти, глубоко запустив их в добычу.

- Сдаётся мне, Эрайшах, - говорит она сдавленно, ведь душит её гнев, - сдаётся мне, что не дурень ты полоротый, а богохульник хуже двемеров! Разве я не королева ночного неба? Разве я не из величайших эт'Ада? Ей-ей, по злому умыслу оскорбил ты моё могущество пустопорожним, бесцельным желанием!

- Предки мне свидетели, ты кипятишься без причины, - ворчит в ответ эшлендер. - Что ты себе ни думай, Азура, а только любой кочевник похвалил бы меня за то, что я сделал.

- Ах, вот как! - Говорит тогда Азура. - Что ж, Эрайшах, ловлю тебя на слове! Если осудят в других племенах и в твоём собственном эту выходку, то, так и знай, пойдёт твоя шкура на ремешки, а кости, ей-ей, станут игрушками для некромантов! Ступай-ка, дружочек мой любезный, да расскажи всем, на что растратил целых три желания!

- Н-чу! Небыстрое то дело, Азура, - говорит Эрайшах.

- А я не спешу! - Азура в ответ.

- А всё же пособи мне добраться до кочевий, - щурится эшлендер, - тебе ведь и самой, небось, не терпится располосовать меня на ремешки да раскатать на косточки?

- Ох, правда, правда! Будь по-твоему...

Хлоп! - и не успел эшлендер глазом моргнуть, как оказался в пустынных, багровых, продуваемых всеми ветрами пепельных землях прямёхонько возле юрт. Вошёл он в жилище одного гулахана, погостил маленько, а там уж гулахан, видя, что мацт он пьёт как добрый данмер, спрашивает его:

- Каким это ветром занесло тебя к нам, Эрайшах?

- Так и так, - отвечает он. - Три моих желания обещала выполнить Азура, и трижды я просил, чтобы все скальные наездники Морровинда слетали до Фестхолда и обратно.

- Ох ты! Вот так желаньице, Эрайшах, долгих тебе лет и сохрани тебя предки от всякого зла! - Говорит гулахан, а сам аж жмурится, такой довольный. - Чем бы тебя порадовать в ответ? Слушай-ка: двадцать моих лучших гуаров дарю я тебе! Спины у них несокрушимые, как горные хребты, зубы могут камни перемолоть, а когда их могучие лапы бьют в землю, вся пустошь в ответ так и гудит, так и поёт. Пошлю я завтра пастухов пригнать их, куда ты укажешь.

Едва успели мужчины пригубить мацта по такому делу, как - хлоп! - выдернула Азура Эрайшаха из юрты, несёт его на восток.

- Что скажешь, госпожа Заката и Рассвета? - Спрашивает эшлендер.

- Скажу, что нет того закона, по которому гулаханом не может стать круглый дурак под стать тебе, Эрайшах! Посмотрим, как тебя встретят в зелёном Грейзленде!

И бросила Азура эшлендера в высоком виквите возле юрт.

Он наугад вошёл в жилище к одному из гулаханов и хорошенько нагостился, а там уж гулахан, увидев, что по всей повадке он добрый данмер, спросил:

- Что слышно, Эрайшах?

- Да вот, - отвечает тот, - обещалась мне Азура тремя желаниями, и три раза я загадал, чтобы все скальники Морровинда долетели до Фесхолда и обратно.

- Ха! Будь всегда твой очаг горяч, мацт крепок, а котелок полнёхонек, Эрайшах! - Смеётся гулахан и бьёт себя ладонями по бёдрам. - Так, так! А вот что скажу тебе я: есть у меня хорошая одежда из чистого шёлка, что не боится ни огня, ни грозы, ни мороза, и сносу ей век не будет. Уважь меня, бери её в подарок!

Едва успел Эрайшах взять шёлковую одежду да пригубить с гулаханом мацта по этому случаю, как - хлоп! - хватает его Азура и тащит к югу.

- Что скажешь, Матерь Розы? - Спрашивает эшлендер.

- Скажу, что этот гулахан до того стосковался в глуши, что будет рад любой вести, лишь бы говорилось в ней не про соседнюю юрту! Не жди такой удачи в Молаг Амуре, Эрайшах!

Так сказала Азура и бросила эшлендера недалеко от юрт, стоящих среди изрезанных ручьями лавы да утыканных давно отжившими деревьями скалистых пустошей, где вечно сокрушается от злого горя ветер.

Вошёл Эрайшах в жилище к одному из гулаханов и погостил у него, сколько положено. И сидел, и сморкался, и спал он как добрый данмер, и, видя это, гулахан спросил:

- По какой нужде ты здесь, Эрайшах?

Эшлендер честно рассказал ему про три своих желания.

- Славное дельце, ай! - Говорит тогда гулахан. - Да не ослабеют вовек твои руки, Эрайшах, и пусть при одном звуке твоего имени трясутся у врагов поджилки! И вот что ещё: есть у меня копьё, посеребрённое, с ухватистым древком, годное против любой нежити, такое острое, что волос на лету рассекает. Заговорено оно так, что будет в твоей руке легче пёрышка и, думаю, неплохо тебе послужит!

Только сменило копьё владельца, только успели мужчины пригубить мацта по такому случаю, Азура уж тут как тут - хлоп! - и тащит Эрайшаха на север.

- Что скажешь, госпожа Лунной Тени? - спрашивает он.

- Скажу, что если день-деньской дышать ядовитым паром Молаг Амура, так не будешь здоров, и что не тебя слушал этот гулахан, а сны в своей голове! Только ты берегись: уж верно, не похвалят тебя дома!

Глядь - стоит эшлендер у самых юрт родного кочевья.

Тут пошёл он прямиком к ашхану и пробыл у него в юрте вечер и утро. Видит ашхан, что перед ним, по всем приметам, настоящий Эрайшах, и спрашивает:

- Ну, с чем пожаловал?

А тот ему и поведал, как трижды загадывал, чтобы летели скальники от Крегенмура до Фестхолда и обратно.

- Ба, ба! - Смеётся ашхан. - Вижу я, толковый ты мер, Эрайшах! Пригодился бы мне такой зять, ведь сам-то я, того гляди, совсем поседею. Моя незамужняя дочь искусна в любой женской работе, а в ловле рыбы и хитроумии не уступит мужчинам; лицом она так пригожа, что луны на неё засматриваются, а песен знает без счёта. Бери-ка ты её в жёны!

Кто же не знает дочку ашхана? Тут хватай да беги, пока отец не передумал.

Только они сговорились, а уж Азура поджидает эшлендера.

- Везенье тебе, Эрайшах! - Цедит она сквозь зубы. - Не станет твоя кожа ремешками, и кости будут в сохранности. Видать, до того забористая трама уродилась в этом году, что все кочевники, как есть, ополоумели!

- Как скажешь, Азура, как скажешь.

И пошёл Эрайшах в свою юрту.

Ох, как завыла старая мать эшлендера, едва завидев его в новой-то одежде да с серебряным копьём!

- Горе мне, горе! - Кричит она. - Что за сыном наградили меня великие духи! У кого это ты украл такие драгоценные вещи? От чьей руки примет смерть твоя бедная мать, когда придут за ними в юрту?

- С чего ты, женщина, взяла, что я принёс покражу? - Хмурится Эрайшах. - Это подарки.

- Подарки? Не ложь ли на твоих устах, негодный сын? - Скрипит старуха. - Да и добьёшься ли правды от такого, как ты? С тобою жить, что ходить по воде: в любой миг развеются чары, и готов обед крабам! Исстрадалась я, чую беду! Что это ты по стойбищу околачиваешься, когда должен смотреть за гуарами?

- Да вот, зашёл к ашхану, сосватал его дочку, - говорит Эрайшах.

- Что? Смерти моей хочешь! - Рычит старуха. - Эта девка нравом крута, как обрывистый берег, своевольна, что шквал, а речи у неё одна другой дерзче! Как мне заставить такую слушаться? К шаманке не ходи, сживёт меня твоя жёнушка со свету! Ох, Велот и благие даэдра, что за сын достался мне, что за сын!

Эрайшах сел на пятки и взялся обеими руками за голову.

- Не успел я вернуться с дальнего выпаса, а уж опять туда стремится моё сердце, да так, что и на месте не усидишь! - Говорит он. - Жаль, что забыл я прихватить оттуда крепкую горящую ветку.

- Жаль, что ты себя там не забыл, бездельник, ведь гуары-то остались без пригляда! - Стонет старуха. - Уж верно, разбрелись они теперь по всему побережью! Что за безумные духи мотают тебя туда и сюда, ответь!

Рассказал ей эшлендер про Азуру и три своих желания, и тут она вконец взбеленилась:

- Данмеры, данмеры, всем сын отрада, а мне наказание! Его старая мать еле-еле таскает больные ноги, день через день на ужин у неё вода, а он-то, нет, чтобы сделать её снова молодой да одарить всяческим достатком, загадывает скампы знают что! В несчастный день я зачала и уж лучше бы скинула! Все три желания растратил попусту негодный сын!

- Не попусту.

- Он ещё спорит со мной, злодей! Что в них проку?

Эрайшах увернулся от пущенного ему в голову горшка и пробубнил, выбегая из юрты:

- А об этом спроси имперцев - ведь это их скальные наездники долбили клювами да обделывали помётом шесть раз по пути туда и обратно!

Шагает эшлендер к дальнему выпасу и слышит издали свирель: наигрывает кто-то пастушью песню, да так хорошо, так славно, что цветочки в груди распускаются.

Подходит он ближе, глядь - среди его тощих гуаров ходят тучные красавцы, которых подарил ему гулахан; пригнавшие их пастухи, развалившись на травке, обедают пышными виквитовыми лепёшками и скаттлом; а чуть поодаль сидит под деревом, в тенёчке, Азура - она-то и дует в костяную дудочку. Виднеются из-под синего подола её маленькие босые ступни, струятся по плечам чёрные косы, и всем видом похожа она на весёлую девчонку из кочевья.

Эрайшах сел возле неё и сунул в рот стебелёк; отдыхает с дороги.

Доиграла Азура песню и опустила свирель.

- А я-то уж боялся, Азура, что ты теперь зло на меня затаишь, - сказал тут эшлендер.

- Надо бы, да очень уж досаждал мне тот вампир, рассыпься прахом всё его племя, - отозвалась она. - А ты, Эрайшах Улам-Аххе, гляди-ка, со всех сторон остался с прибытком: ей-ей, не видала я отроду таких ладных гуаров!

- Оно и впрямь неплохо вышло, - согласился эшлендер. - Только вот ты, Азура, храни тебя Велот, надула меня.

- Да ты опять насмешничаешь, Эрайшах! - Нахмурилась она. - Как это я тебя надула?

Цокнул в ответ эшлендер языком:

- А так, что не все скальные наездники - не все! - летали по моей охоте к Фестхолду: один всё это время так и сидел у меня в юрте!

На Вварденфелле говорили: '...Имперцы ведут себя так, словно весь Морроувинд принадлежит им, и они заявляют, что нами управляет их вождь, которого они называют Императором. Мы не обращаем внимание на эти глупости, но у них есть огромные армии солдат в доспехах, которые приходят и сжигают наши юрты и убивают наших детей. Поэтому мы их ненавидим, но мы должны быть спокойными, терпеливыми и хитрыми, как учил нас Боэта'.