Он был уже пожилым, и глаза у него слезились. В поседевших волосах, торчащих возле ушей двумя клочками - увы вам, скудные остатки роскошества молодости! - едва проглядывала пламенными нитями былая рыжина. Лицо, вылепленное богами безо всякого удовольствия, не имело ни единой черты, на которой взору захотелось бы задержаться. Постное выражение физиономии находило соответствие в одеянии. Прикрывавшая долговязое тело мантия, судя по фасону, приходилась ровесницей моему деду, и когда-то яркие краски её почти совсем вылиняли. Однако, хоть и не будучи образчиком опрятности, она производила впечатление о владельце как о создании довольно чистоплотном.

Таков был его вид.

Пожалуй, встреться мы в толпе, я миновал бы его, не сумев и заметить.

- Учиться? - переспросил он. - Учиться, юноша? У меня? - Во все слова, истекавшие из его уст, намертво въелась ворчливая, брюзжащая интонация, как то бывает с некоторыми стариками. - Чему же вы хотите учиться?

- Акробатике, господин.

Ответ мой произвёл на него впечатление поистине устрашающее.

- Акробатике! - повторил он, как громом поражённый. - Акробатике! - Казалось, он не верит собственным ушам.

Признаться, в ту минуту я и сам не верил, что прошу его об этом. Глаза говорили мне, что стоящее на пороге существо, не рискнувшее растворить передо мною дверь своей обители более чем наполовину, походит паче на в хворях доживающую последние дни даггерфольскую летучую мышь, чем на выдающегося акробата. Однако ошибки быть не могло: его стоявший в отдалении от прочих дом единственный соответствовал указанным приметам, да и альтмеров в округе можно было пересчитать по пальцам. Склонностью же к розыгрышам мой благодетель не отличался.

- Вот что, - проговорил альтмер после затянувшейся, весьма неловкой для меня паузы, - вы, верно, считаете, юноша, что за сотню-другую септимов любой стеснённый в средствах учёный с радостью согласится исполнять перед вами нелепые телодвижения и кувыркаться, как какой-нибудь битый молью сутай на ярмарке, забыв про свой почтенный возраст и подобающее оному приличие. Такого рода заблуждения иной раз свойственны не получившей должного воспитания молодёжи. Поистине, плачевно! Но впрочем, я, возможно, поторопился сделать выводы о вас. Возможно, вы стали жертвой какого-нибудь гнусного навета. Возможно, вам кто-то сказал, что я обучаю желающих противоестественно скакать и вертеться. Тогда позвольте заверить, что это не так! Выходец с острова Саммерсет не позволит себе таких недостойных выходок!

Вы вправе упрекнуть меня в малодушии, но в тот момент в глубине души я хотел, чтоб после этих слов он захлопнул дверь перед моим носом, и наше знакомство, так неприятно завязавшееся, на сём и подошло к концу. Однако он считал, по-видимому, что после уничижительной отповеди вправе ждать проявлений раскаяния с моей стороны, и теперь глядел на меня, подбоченившись - скорее задиристо, нежели величественно.

- Прошу простить меня, господин, - поклонившись, сказал я со всем возможным почтением. - Мне стоило начать с рекомендаций.

Узловатые, длинные пальцы его сухопарой руки сцапали протянутое письмо. Какое-то время он вглядывался, часто моргая, в оставленный на воске отпечаток перстня моего благодетеля, затем развернул пергамент и углубился в чтение.

- Да, - пробормотал он наконец и распахнул дверь пошире. - Думаю, вас можно впустить в дом.

Я воспользовался этим пусть и не слишком любезным предложением, чтобы войти и осмотреться.

Снаружи казавшийся двухэтажным, дом обманывал ожидания. Возможно, некогда деревянный настил и лежал на пересекающих его балках, но сейчас они поддерживали только многочисленные связки золотистых головок лука, белых - чеснока, испускавшие травяной аромат мешочки, а ближе к очагу - копчёности. Всё это свисало с высоты в два нордлингских роста, придавая жилищу вид не то кухни, не то мастерской травника. В пользу второго предположения говорили и замеченные мною в дальней части этой необычной комнаты, значительно более высокой, нежели широкой или длинной, остеклённые книжные полки, пестревшие разноцветными, хотя и порядком облезшими корешками книг. Обстановка в целом производила впечатление крайней аскезы и привычки к уединению. Стул, предложенный мне хозяином, был единственным в доме.

- Грызуны, - пояснил он, заметив, что я разглядываю гроздья припасов. - Как их ни трави, со временем они появляются снова. Стараюсь держать снедь повыше. Впрочем, слава Ауриэлю, что пока они проявляют больше интереса к ней, чем к книгам.

Он извлёк из буфета пару оловянных стаканов и бутылку молодой Тамики. Я не стал отказываться от угощения.

- Вы, стало быть, имеете удовольствие знать графа? - спросил он.

- Его сиятельство оказывает мне честь покровительством. Как видите, я вовсе не имел в виду досадить вам своим визитом, а лишь следовал рекомендации его сиятельства. Он отозвался о вас как о непревзойдённом мастере акробатики.

- Акробатики! - простонал он, закрывая ладонью лицо.

Я вновь почувствовал себя так, будто сказал чудовищную грубость.

- Простите, - сказал я, - мне казалось, после знакомства с письмом нет смысла скрывать, что вы владеете этим искусством.

- О! Искусством! - произнёс он с глубоким презрением, устремив взор на куда-то на балки и обращаясь, вероятно, к копчёным окорокам. - И это называют искусством! Послушайте, юноша. Я весьма обязан графу. Ради этого достойного мужа я возьму вас в обучение. Позже вы подыщете себе ночлег в городе - как видите, мой дом мало приспособлен для приёма гостя. А покуда послушайте меня.

Обрадованный, что мы пришли к соглашению, я приготовился выслушать его со всем вниманием, убеждая себя, что уважение моего благодетеля - бесспорная гарантия того, что у этого альтмера, пусть и несколько эксцентричного, есть, чему поучиться.

- Гриб-трутовик, - мечтательно проговорил тот и надолго замолк. Затем внезапно продолжил: - Гриб-трутовик паразитирует в основном на деревьях северной и северо-восточной частей Сиродиила - то есть, в гористых графствах Брума и Чейдинал. Да, на лиственных деревьях. Любые шляпки его, за исключением совсем молодых, либо трухлявых, либо источенных червями - а черви, к сожалению, лакомы до трутовика - пригодны для сбора. У вас хорошая память, юноша? На одном стволе может развиться с полдесятка шляпок. Однажды мне посчастливилось собрать дюжину с одного дерева. Не сойти мне с этого места, дюжину!

- Удивительно, - холодно сказал я.

- О да, удивительно! Но только однажды. Такой случай выпадает раз в жизни. Целая колония отличных шляпок трутовика, сидящих тесно, будто бородавки на лице у старого гоблина! - Заблестевшие в глазах альтмера искры азарта сделали его моложе на десяток лет. Он довольно потёр руки, а затем вздохнул, возвращаясь к действительности. - Однако я не стану утомлять вас своими охотничьими байками. Великий Аслиэль Диренни... вам, без сомнения, известно, кто это?

- Стыжусь своего невежества, господин, - сказал я, но, решив, что разговор свернул наконец к интересующему меня предмету, рискнул добавить: - Это имя, вероятно, одно из тех, что составляют славу акробатики?

- Акробатики! - завопил он, в ярости швырнув свой стакан о стену.

Руки у него затряслись, и - о, да, - я расслышал, как он скрежещет зубами.

- Вот что, юноша, - проговорил он после нескольких глубоких вдохов, по-видимому, отчасти успокоивших его гнев. - Я очень, очень сильно обязан графу. Только поэтому я не выгоню вас немедленно. Но больше вы не станете произносить это слово. Вы видите, оно оказывает на меня весьма скверное воздействие. Меня сводит с ума сама мысль о том, что существо, наделённое разумом, способно посвятить жизнь такому отвратительно бездумному, умерщвляющему интеллект занятию. Поэтому вы замолчите и наберётесь терпения. И будете слушать. Так вот, Аслиэль Диренни. Он был первым, кто смешал прах вампира с цветами редворта в необходимых пропорциях. Прекрасная находка, отличный эффект. Рецепт этого эликсира невидимости считается классическим. У него есть только один недостаток - для его приготовления вам понадобится убить вампира. Ха, ха, ха!

Я молчал, слушая этот отрывистый, скрежещущий смех и чувствовал, что необратимо тупею.

- О, конечно, некоторые столичные аптекари скупают прах у профессиональных охотников на вампиров. Но, благой Ауриэль, сколько же они за него просят! Грабители, юноша, это просто грабители! А цветы редворта? Не так-то часто в наше время встречается Домика Редворт. И этим аптекари тоже бессовестно пользуются. А ведь малейшая ошибка в технологии производства приводит к безнадёжной порче зелья! Одним словом, проще расплавить золото и пить его, чем изготовить невидимость по этому рецепту. Так-то! И здесь мы возвращаемся к грибу-трутовику.

- Опять! - вырвалось у меня.

- Именно. Специалист алхимии при третьей взгонке извлечёт из шляпки гриба-трутовика то же вещество, что можно получить из праха вампира при четвёртой. Из этих грибов и ростков пустырника - вы только подумайте, юноша, того самого пустырника, который будет путаться у вас под ногами, в какую бы часть Сиродиила вы не направились, - можно приготовить эликсир с тем же эффектом, что получил Аслиэль. О, да одно только это делает гриб-трутовик бесценным! А ведь он, кроме того, укрепляет иммунитет и восстанавливает истощённую силу воли!

Голос моего экзекутора звучал необычайно торжественно.

- Рассказанное вами весьма поучительно, - сказал я, испытывая острую потребность удавить его на месте, - но как честный человек я должен заметить, что не питаю особой приязни к каким бы то ни было грибам. Я не способен восхищаться ими. Они никогда не вызывали у меня восторга. В том числе - увы! - и гриб-трутовик.

Он долго, долго смотрел на меня своими слезящимися глазами.

- Вы полюбите его, - сказал он затем как о решённом деле. И продолжил: - Гриб-трутовик имеет шляпку, обращённая кверху сторона которой покрыта круговыми волнообразными наростами, образующими что-то вроде годовых колец, какие мы можем видеть на срезе древесных стволов. Наросты эти, тёмно-серые у основания шляпки, ближе к краю становятся всё светлее и приобретают оттенок нежный, розовато-коричневый, как мочка уха молодой босмерки. Такой же розоватый цвет присущ исподней, губчатой стороне шляпки. Это описание легко запомнить. Вооружившись им, завтра вы отправитесь на сбор гриба-трутовика и через месяц принесёте мне полсотни годных для использования шляпок.

Это было больше, чем могло вынести моё бедное терпение.

Я поднялся со стула. Я сказал:

- Вы мне отвратительны. До этого момента я даже не думал, что способен испытывать настолько сильное отвращение. Знайте, что отныне я равно ненавижу и альтмеров, и грибы. В особенности же сильную ненависть я питаю к грибу- трутовику. Мне остаётся только проклинать тот час, когда я постучал в двери вашего дома. Должно быть, благодетель мой ошибся в вас. Я вижу, что вы просто старый, прижимистый пустозвон, не заслуживающий доверия. Шарлатан! Вы сказали, что будете учить меня, а сами отправляете за грибом, не имеющим ни малейшего отношения к акробатике!

Вопль, исторгнутый им, казалось, принадлежал какому-то зверю. Лицо его свела ужасная гримаса. Он забегал по комнате, словно ища орудия, чтоб проломить мне голову, и вдруг без всякого заметного усилия взвился - увы, мой скудный язык не в состоянии найти иного слова, чтоб выразить увиденное глазами - взвился к ближайшей балке и, в мгновение ока подтянувшись на руках, оказался на ней. Оттуда-то, давая выход ярости, он принялся осыпать меня градом крепких луковиц из своих припасов, истошно крича:

- К акробатике? К акробатике?! Горы, вы, болван! Вы что, не слушали меня? Гриб-трутовик встречается в горах Брумы и Чейдинала! В горах! Вам придётся лазать по ущельям, карабкаться по склонам, прыгать с уступа на уступ, цепляться пальцами рук и ног за расщелины не глубже тех, что пролегают по коре вашего слабого мозга, образуя рисунок извилин! Вы взберётесь по отвесной скале к дереву, на стволе которого обнаружатся драгоценные шляпки, и подпрыгнете на высоту собственного роста, чтобы добраться до них! Глупец! Кто может обучить вас вашей дурацкой акробатике лучше, чем гриб-трутовик? Тупица! Кто обучил меня? Гриб-трутовик, прекрасный гриб-трутовик, в тысячу раз более ценный, чем вы, безмозглое ничтожество!

С трудом - и должен к своему стыду признать, что не всегда удачно - увёртываясь от съестных снарядов, я поражался той ловкости, с которой стареющий альтмер метал их в меня, бегая по своей балке, чтоб постоянно занимать более выгодную для ведения обстрела позицию. Снизу я смог хорошо разглядеть под подолом его мантии голые икры, крепкие, как у двухгодовалой пумы.

Я чувствовал, как во мне разрастается и пускает глубокие корни любовь к грибу-трутовику.