Сказка о Ллургасе Орфе и старом Дивайте Фире

Устроил однажды архиканоник пышное пиршество в Городе Бога, которое длилось семь дней и ночей. Много на нем было знатных дворян, отважных героев и важных сановников, все главы Великих Домов почтили его присутствием, и даже сам герцог Дрен приехал из каменного Эбенгарда полакомиться изысканными яствами и отведать крепкого бренди, что водится в храмовых закромах. И был среди званых гостей Ллургас Орф, славный охотник и бард, посвятивший себя Трибуналу.

Кто же не слышал о Ллургасе Орфе? Эгей, кто тут не слышал о красавце Ллургасе Орфе? Клянусь моими тапочками, только глухие! От Вивека до Дагон Фела, от Гнаар Мока до Садрит Моры нежить боится его острого меча, а владетельные сэры - языка, который еще острее.

А сам Ллургас Орф не боится никого - по крайней мере, так он говорит на пиру у архиканоника, когда солнце встает в третий раз. Верно, ударил ему в голову крепкий бренди из храмовых закромов, вот он и расхвастался. Щеки у него горят, в глазах весело пляшут два огненных атронаха, и он клянется и божится, что не боится ни живых, ни мертвых, ни смертных, ни бессмертных, ни воина с мечом, ни мага с посохом.

А в это время старый Дивайт Фир перебирал черепа в своей башне, растущей на острове посреди залива Зафирбель. И тут скампы принесли ему на хвосте слух, что Ллургас Орф на пиру у архиканоника сделался пьян и говорит о магах насмешливо, без всякого почтения, и учиняет им такое поношение, что телваннийцы Вварденфелла готовы удавиться от позора.

- Эге, - сказал старый Фир. - Много я слышал об этом Орфе, но ни разу не видел его. И сдается мне, пришла пора заглянуть на пир к мутсэре архиканонику и познакомиться с псом Трибунала получше.

Будто гром среди ясного неба объявился он на пиру, белый от гнева, как короли холодного запада, от шеи до пят оружный доспехами, выкованными в кузнях Забвения, разъярённый, как ужаленный стрелой маркиназ, неистовый, как почуявший добычу Гирцин. Ни слова не молвив, схватил он Ллургаса Орфа за обе руки и на попутном ветре унес в свою башню прежде, чем кто-нибудь сумел пошевелиться.

Архиканоник порвал на себе мантию и в кровь искусал губы.

- Горе мне, - сказал он. - В падомаиками проклятый день задумал я устроить этот пир. Ведь теперь никто не прославит его. Не вспомнят ни моей щедрости, ни обильного угощения, ни редчайшего бренди, ни блестящего общества. Об этом пире скажут лишь, что был он тогда, когда Дивайт Фир прикончил Ллургаса Орфа.

А Ллургас Орф, оказавшись в воздухе так высоко, что Город Бога показался ему величиной с гуаровую шкурку, мигом протрезвел и сообразил, что старый Фир затевает недоброе.

- Мутсэра, - сказал он, - столетия выбелили твои волосы, а ведь я не самая лёгкая ноша. Не спустишь ли меня на землю?

- Нет, - ответил старый Фир.

А сам несет его дальше.

- Мутсэра, - сказал Ллургас Орф, - ты проделал такой долгий путь, а ведь я не самая приятная ноша. Не скажешь ли, для чего я тебе?

- Отчего же, - ответил старый Фир. - Есть в моей башне круглый зал, а в этом зале - деревянные полки. На двух полках лежит по девять черепов, а на третьей только восемь. Угол этой полки пустует, и кажется мне, твоя голова будет неплохо смотреться там.

И хотя ни одна живая душа не посмеет назвать Ллургаса Орфа трусливым, от этих слов стало ему не по себе. Пожалуй, ни разу смерть не говорила с ним так внятно, и он почуял, как воды Забвения холодят ему хребет.

Причинить вред старому Фиру в воздухе он не мог, а потому решил пуститься на хитрость.

- Мутсэра, - сказал он, - в жизни мне доводилось сражаться с живыми и мертвыми, со смертными и бессмертными. Но никогда не заставали Ллургаса Орфа врасплох, и никогда не держала его рука столь крепкая. Почетно встретить смерть от такой руки, и лучшей участи я для себя не желаю. Мне только жаль, что не останется барда, способного сложить достойную песню о том, как величайший и мудрейший из магов Вварденфелла похитил меня с пира, устроенного архиканоником, и дал моей голове место на полке в своей башне.

Хмыкнул в ответ Дивайт Фир.

- Говорят, - сказал он, - что от Вивека до Дагон Фела и от Гнаар Мока до Садрит Моры не найти слов цветистее тех, что вертятся на кончике языка Ллургаса Орфа, пса Трибунала. Я дам тебе три дня, чтоб ты успел сам сложить песню. И если она будет хороша, клянусь, что не стану тревожить твой дух в водах Забвения.

Он достиг своей башни, что растет на острове среди залива Зафирбель, и бросил Ллургаса Орфа в глубокую поземную темницу, оставив на нем лишь штаны, ремень да серьги.

- Можешь не молить Трибунал о вмешательстве, - сказал он, - здесь это тебе не поможет.

И ушел.

Ллургас Орф упал на колени и начал молить Трибунал о вмешательстве. Но как ни усердствовал он, сколько он ни старался - не сдвинулся с места даже на волосок.

- Не соврал старый хитрец, - сказал он тогда. - Что же мне теперь делать? Дурной сегодня день для складывания песен, и рифмы никак не идут мне на ум. Видно, придется поискать, как выйти из этой темницы.

Стал он ходить по подземелью и вот увидел бронзовую дверь, а перед нею стража - рогатого аргонианина в стальном доспехе и со стальным топором. Ллургас Орф бросился на него, проворно, как дюжина скальников, повалил его наземь и накрепко скрутил своим ремнем. Клянусь моими тапочками, славная это была победа!

- Загостился я в здешних покоях, - сказал он связанному стражу. - И решил их покинуть, пока еще не надоел хозяину. Да вот нечем мне отпереть эту дверь. Где бы взять ключ от нее?

- У старого Фира, - ответил аргонианин, - есть четыре дочери, одна другой краше. Они носят на теле доспехи из кости и сражаются с оружием в руках не хуже мужчин. У них и доискивайся ключей.

Ллургас Орф оставил его и снова принялся ходить по подземелью. И вот завидел издали Уупсу Фир - в костяном доспехе, вооруженную посеребренным топором. Он подошел ближе и встал перед нею - статный, высокий, видный собою - а глаза прикрыл ладонью.

- Для чего ты прикрыл глаза, Ллургас Орф? - говорит дочка старого Фира.

- Позор да падет на мои уши, - отвечает ей Ллургас Орф. - Я нашел в подземной темнице красавицу, подобную Босоногой святой в сиянии ее прелести, и мне даже нечем ее одарить! Разве что она согласится принять серебряную серьгу из моей левой мочки.

- Да вправду ли из серебра эта серьга? - спрашивает Уупса Фир.

- Ты можешь рассмотреть ее получше, мутсэра, - отвечает Ллургас Орф и подходит к ней близко-близко.

- Хороший подарок, - говорит ему Уупса Фир. - А что ты попросишь взамен?

- Только петельку для крючка, - отвечает он ей, - да ключ от бронзовой двери, ведущей из этой темницы.

- Если тот крючок не проржавел, - говорит Уупса Фир, - найдутся у меня и петелька, и ключ.

Так они поладили, и обменялись подарками, и вот Ллургас Орф отпер бронзовую дверь.

- Я ухожу от тебя, старый Фир, - сказал он, - ибо, клянусь, в твоей башне довольно сокровищ и без головы Ллургаса Орфа.

Он вышел из темницы и оказался в нижнем зале Тель Фир, просторном и круглом, не имеющим окон. Наверх из него ведет одна только золотая дверь, а возле двери стоит Дельта Фир - в костяном доспехе, вооруженная стальным молотом.

И вот Ллургас Орф стал на нее посматривать и прохаживаться перед нею туда и сюда - статный, высокий, видный собою. Он прошелся раз, и другой, взялся рукою за голову и стал мрачнее морового облака.

- Что-то ты пригорюнился, Ллургас Орф, - говорит дочка старого Фира.

- Позор на мои уши, - отвечает ей Ллургас Орф. - В этом зале нашел я красавицу, подобную Змеиной Королеве в окружении Рук, и мне даже нечем ее одарить! Разве что она согласится принять золотую серьгу из моей правой мочки.

- Э! Да из золота ли эта серьга? - спрашивает Дельта Фир.

- Ты можешь рассмотреть ее получше, мутсэра, - отвечает Ллургас Орф и подходит к ней близко-близко.

- Добрый подарок, - говорит ему Дельта Фир. - А что ты попросишь взамен?

- Только ножны для кинжала, - отвечает он ей, - да ключ от золотой двери, ведущей из этого зала.

- Если тот кинжал не затупился, - говорит Дельта Фир, - то сыщу я и ножны, и ключ.

Поладили они, и обменялись подарками, и вот Ллургас Орф отпер золотую дверь.

- Я ухожу от тебя, старый Фир, - сказал он, - ибо, клянусь, Ллургасу Орфу худо было бы жить в твоей башне, не имея при этом ничего, кроме головы.

Он вышел из нижнего зала Тель Фир и оказался в комнате возле самого выхода. Наружу из башни ведет дверь, окованная железом, а возле двери стоит Бейта Фир - в костяном доспехе, вооруженная серебряным мечом.

Ллургас Орф зашел с одной стороны и с другой стороны - статный, высокий, видный собою, - поглядел на нее так и этак, взялся рукою за подбородок и начал кусать себе губы.

- Никак, ты разозлился, Ллургас Орф, - говорит дочка старого Фира.

- Позор моим ушам, - отвечает ей Ллургас Орф. - Вот передо мною красавица, подобная Матери Розы в чертогах Лунной Тени, а мне даже нечем ее одарить! Разве что она согласится принять эбонитовую серьгу из моего левого сосца.

- Да неужто из эбонита эта серьга? - спрашивает Бейта Фир.

- Ты можешь рассмотреть ее получше, мутсэра, - отвечает Ллургас Орф и подходит к ней близко-близко.

- Славный подарок, - говорит ему Бейта Фир. - А что ты попросишь взамен?

- Только амулетницу для сокровенного оберега, - отвечает он ей, - да ключ от окованной железом двери, ведущей из этой башни.

- Если не истощил тот оберег силы, - говорит Бейта Фир, - будут тебе и амулетница, и ключ.

Так они поладили, обменялись подарками, и вот Ллургас Орф отпер дверь, окованную железом.

- Я ухожу от тебя, старый Фир, - сказал он, - но, клянусь, голова Ллургаса Орфа рада этому куда больше, чем весь остальной Ллургас Орф.

Он вышел из башни на песок острова, что посреди залива Зафирбель.

- Посмотрим, - сказал он, - не лучше ли боги слышат отсюда, чем из подземной темницы, где они как будто нужнее.

Тут Ллургас Орф стал на колени, взмолился Трибуналу о вмешательстве и, не успев даже глазом моргнуть, оказался возле ближайшего Храма.

- Слава Троим, - сказал он, - и всем святым культа. А теперь вернусь-ка я к пиршеству, которое оставил так поспешно. Сдается мне, что кое-кто в долгу передо мной.

И не был бы он собою, если бы не пришел потребовать долг.

Сам архиканоник поднялся с места и поспешил навстречу Ллургасу Орфу, завидев, как тот возвращается в пир.

- Воистину, сей день благословлен богами! - сказал он. - Не иначе, как чудом избежал ты страшной смерти от руки Дивайта Фира, Ллургас Орф!

- Воистину, сей день проклят падомаиками! - ответил Ллургас Орф. - Архиканоник, величайший, мудрейший и самый свирепый из магов Вварденфелла похитил меня прямо из твоего пира. В его треклятой башне осталась вся моя одежда, все мое снаряжение, три серьги, которые я носил, и Альфа Фир, которую я не тронул. Скажи, архиканоник, что может быть еще причиной всех этих несчастий, как не крепкий бренди из храмовых закромов, которым ты потчевал меня? Тебе следует возместить мне все эти убытки, и тогда, клянусь, Ллургас Орф не скажет худого слова о тебе и твоем пиршестве!

И архиканоник, убоявшись бесчестья, щедро одарил Ллургаса Орфа прекрасной одеждой, и снаряжением, и множеством богатых украшений.

Рассказывают, что на этом Ллургас Орф не успокоился и однажды вернулся в башню великого мага за всем, что оставил там. Но, клянусь моими тапочками, это уже другая сказка.