Встретила на улице Сашку, бывшего одноклассника, который перевелся из нашей школы в десятом классе. Он не изменился, такой же длинный (больше метра восьмидесяти), худой, даже в тех же очках.
В связи с Сашкой вспомнилась давняя школьная история.
Дело было на большой перемене после урока физкультуры. Несмотря на выключенные батареи, в школе в феврале-месяце довольно-таки холодно, так что на физкультуру мы ходили в спортивных костюмах и свитерах. Даже ребята. (Все эти подробности послужат для более точного представления ситуации).
Началось все до урока. Мы, весь класс, стояли возле раздевалок и ждали, пока физрук их откроет (ребята возле своей двери, девчонки возле своей). Вижу: Володька Пантелеев отозвал Сашку в сторону и что-то говорит ему особым, тихим голосом, внушающим, если так можно сказать. Мы с Сонькой стояли рядом, но ему это было все равно.
- Так, Васильев. Мне сказали, что ты зажимал мою Ирку в раздевалке. Было или нет?
(Ирка - Володькина сестра, учится классом младше)
- Ты что, Володь? Кто сказал?
- Сказали... Так было или нет?
Сашка молчал. Весь его потерянный вид говорил: да, было. Володькин дружок, Мишка, двухметровый бугай, внушительно встал рядом.
- Васильев, ты парень или где? Было - так чего боишься, язык отвалится?
- Какое тебе дело - было, не было! Мы не в детсаду. Указывать мне будете, ага, сейчас. Всё поняли?
- Да? - угрожающе зашипел Володька. - За Ирку ты мне ответишь. Без никаких.
Раздевалку открыли, мы разошлись переодеваться, и во время урока этот разговор вылетел у меня из головы. Вспомнить его мне пришлось на перемене.
Да, перемена уже подходила к концу. Девчонки переодевались, уходили парами, остались мы с Сонькой - та вечно наряжалась дольше всех, а бросить ее было как-то неудобно. От нечего делать я стала прислушиваться к разговорам через стенку, из раздевалки для ребят.
- Далеко собрался?
- Пустите! Звонок сейчас будет!.. Да пустите... уроды!
- А ты поговори, поговори еще.
- Так что, Васильев? Что мы будем делать?
Судя по голосам, те же Сашка, Володька с Михаилом и еще один парень, Сергей.
Дальше какие-то нечленораздельные звуки и возня. Сашкин визг "Пусти!!!" (Никогда не думала, что парень может так визжать, и от этого сделалось жутко.) Сонька, уже одетая, с тревогой смотрела то на меня, то на стенку, откуда продолжали раздаваться визги.
Тишина - несколько секунд. Слабый и жалкий Сашкин вздох, тоненький, словно извиняющийся: "Жарко..."
- А-а, жарко ему?! - заорал Володька. - Так это мы исправим! Мих, давай его сюда!
- Вы что? Вы что? С ума сошли? - Сашка растерянно отбивался. Мы с Сонькой забарабанили в дверь к ребятам. Она закричала: "Что там у вас?! Откройте!" и еще что-то. За дверью опять все стихло, и Михаил с издевочкой произнес:
- Соня, ты хочешь войти? Всегда пожалуйста!
- Не входи, Сонь! Не входи! - отчаянно закричал Сашка. Услышав этот вопль, мы автоматически, не соображая, рванули дверь. И увидели следующую картину: трое: Володька, Мишка и Сергей держат Сашку, раздетого до трусов, который по инерции продолжал орать: "Не входите!"
- Что это? - пролепетала Сонька.
- А это, девочки, Васильеву жарко стало. Ну, мы и помогли товарищу, - с той же издевочкой в голосе объяснил Мишка.
Не помню, что я испытывала. Всю мерзость этой сцены я осознала потом. А тогда я в каком-то столбняке рассматривала одноклассников и подсознательно, обостренным зрением схватывала детали - у меня и сейчас перед глазами стоит длинный, тощий, бледный от холода Сашка: впалый живот, явно торчащие ребра, худые ноги, и нелепым пятном - коричневые плавки. Вот так мужчину я видела впервые. Конечно, в те несколько секунд я не анализировала впечатления, все это приходило потом, было даже не до какой-то оценки: кто прав и кто виноват, что хорошо и что плохо. В тот момент меня поразило большое, беспомощное мужское тело.
А сегодня вот, поздоровалась с ним, а в подсознании мелькнуло: "Я видела его таким", и у него тоже мелькнуло: "Она видела..." Поприветствовали друг друга, скрывая стыд и неловкость, и поспешили в разные стороны.
Да, так что было дальше... Мы с Сонькой через несколько секунд выскочили из раздевалки. Мимо шел наш физрук, кинулись к нему с криком: "Там Васильева избили!", он, естественно, поспешил в раздевалку... Мы с Сонькой пошли в класс. Все пятеро "участников" в тот день не уроки не явились. История каким-то образом разнеслась среди наших и даже по всей параллели. Васильев больше в классе не показывался. Через неделю он перевелся в другую школу.
Я и сейчас не знаю, кто прав, кто виноват в этой жестокой истории? Отомстивший Пантелеев, вступившийся за сестру, кем он себя показал? Взрослым человеком, совершающим мужественный поступок? Несоразмерно пострадавший Васильев? Кто, в конце концов, не целовался в пятнадцать лет, ну, может, немного больше, чем целовался? Да многие. Но зачем отрицать, зачем скрывать, если на то пошло? Правы ли "хорошие друзья" Пантелеева, оказавшие ему такую поддержку?
Жестоки мы, подростки, страшно порой жестоки - и дай Бог, если жестокость только от незнания, неведения, недостатка жизненного опыта. Тогда жестокость наша - ошибка, на которой учатся. Страшная, правда, ошибка. И не все выдерживают такую учебу. Но еще страшнее жестокость умная и осознанная, вполне взрослая жестокость! А от первой жестокости до второй один шаг.