Ну и неделька выдалась! Один сегодняшний день чего стоит - просто в голове не укладывается... Еле-еле собралась с духом написать.
Я пришла из института, сидела, обедала. Раздался звонок телефона.
- Здравствуйте, могу я поговорить с Лизой?
Голос женский, довольно приятный - мягкий и густой.
- Это я.
- С вами говорит Оля.
Я перебрала в памяти всех знакомых Оль - никто из них не обладал таким голосом. Вообще, с "максимовских" пор у меня осталась царапина, связанная с этим именем, - но, боже мой, неужели?
- Оля? - переспросила я.
- Мы с вами незнакомы. Оля Случевская, жена Максима.
Казалось бы, сколько времени прошло... И все-таки кровь мгновенно прилила к щекам, стало жарко, я сжала трубку потной ладонью и где-то секунду-две переводила дыхание. Его жена, "жена Максима"... Показалось ли мне, но в этих словах прозвучала скрытая гордость: я - жена Максима, а не ты.
- Что-нибудь случилось? - вежливо поинтересовалась я. Кажется, получилось немного отрывисто, потому что я пока не могла совладать с дыханием.
- Нет, ничего, не беспокойтесь. (И не думала беспокоиться!) Видите ли, я понимаю, это довольно неожиданно с моей стороны, но... нам нужно увидеться. Вы свободны сегодня?
- Да, - ответила я, секунду помедлив, изображая колебание.
- Где мы увидимся?
- Не знаю. А где вы предложите?
- На улице сейчас не лето... Вам не будет неприятно прийти к нам домой? ("К нам"... Наивный вопрос! Естественно, я от этого не в восторге!)
- Нет, почему же неприятно. Когда вам удобно?
- Через час вас устроит?.. Может быть, вас встретить на остановке, вы помните адрес? (Ответить "да" - значит, сознаться, что я до сих пор храню в памяти Максима и все с ним связанное. Ответить "нет" - глупо и неправдоподобно. К тому же идти от остановки до дому с этой Олей и натянуто беседовать о погоде... Ну, нет!)
- Спасибо, не беспокойтесь. Я найду.
- Тогда... до встречи.
- До свидания.
Когда они все меня оставят в покое! Я ненавижу призраков из прошлого! Я не хочу ничего знать ни о Максиме, ни о его семейной жизни! Чего хочет от меня эта женщина, такая уверенная в себе, вежливая и корректная? Неужели я до сих пор что-то для них значу, неужели мой маленький следочек остался в этой семье? Что ж, в таком случае я могу собой гордиться.
Я надела классический костюмчик: темно-синий пиджак и юбка, белая блузка, наложила тени - тоже строгие, четкие, но не яркие.
Как бы там ни было, если принять во внимание мелкие женские счеты (а они неизбежны между нами, это я поняла по телефонному разговору), на ее стороне преимущество - "жена". Поэтому я должна выглядеть достойно. Но на моей стороне другое преимущество - мне еще нет двадцати.
Чёрт, женская логика!
Грязный заснеженный двор, утонувшие в мартовских сугробах качели. Кленовая аллейка - помню, как красиво здесь было в октябре полтора года назад... Резной осенний звездопад сыпался в наши протянутые ладони, и мы приносили домой красно-зелено-желтые букеты...
Подъезд... точно, вторая ступенька провалилась, вспомнила. Лестница. Надписи на стене - их, кажется, прибавилось, или это уже новые? Номер квартиры не помнила никогда, помнила только расположение. Третий этаж, направо.
Не было ни больно, ни страшно, ни стыдно увидеть все это снова. Я чувствовала себя ужасно спокойной. Одного хотелось - не встретиться на пороге с его мамулей.
Я уверенно надавила на звонок.
- Кто там? - послышался уже знакомый мне голос.
- Лиза, - ответила я.
Она открыла. Оля Случевская. Боже, как не идет его фамилия к этой женщине! Сочетание с именем "Максим" звучит так благородно, притягивающе... Имя "Оля" отбирает у этой фамилии ее судьбоносную загадку (Случевский - Случай - Случайность - Судьба), оно звучит просто, сухо и кругло и очень напоминает полные щеки этой женщины. Я видела ее единственный раз, тогда, в универмаге, с расстояния в десять шагов. Она не очень изменилась. Широко расставленные карие глаза, выпуклые, не блестящие загадочно, как большинство карих глаз, а матовые, спокойные. Волосы собраны назад в обыкновенный хвостик, тоже мягкие, темно-русые. Штаны от синего спортивного костюма и коричневый свободный вязаный свитер без сужающей "резинки" внизу.
- Проходите, - сказала она и сделала приглашающий жест кистью руки.
Если бы меня попросили изобразить ее геометрической фигурой, я бы нарисовала овал: вся она очень мягкая, закрытая, как эта непрерывная линия, без единого острого выступа.
Я разделась, она провела меня в гостиную... А вот в гостиной произошли кое-какие перемены: оттуда унесли мой любимый коричневый торшер, под старинную работу, и маленький, чуть выше колена, полированный столик. Зато на стене появился огромный календарь с какой-то полураздетой золотоволосой красавицей.
Мы расположились на диване. Сначала она меня расспрашивала, где я учусь и чему нас там учат. Я односложно отвечала. (Да, мы договорились, чтобы она назвала меня на "ты". Не люблю по отношению к себе безликого "вы": оно делает меня чересчур взрослой и официальной). Когда все приличные и закономерные вопросы были исчерпаны, настала неизбежная электрическая пауза. Я молчала. К чему мне было ей помогать? Пусть сама объясняет, зачем позвала. Она смотрела на меня; было что-то такое в ее взгляде, что делало меня удовлетворенной моим сегодняшним внешним обликом.
- Лиз, видишь ли... Я хотела познакомиться с тобой. Я была уверена, что мы очень разные, настолько разные, насколько это вообще возможно... (Откровенно скажу, начало мне понравилось.) Ты была для Максима очень многим. Не знаю, но... (на секунду с ее лица исчезли спокойствие и уверенность) может быть, в глубине души он до сих пор жалеет о разрыве с тобой. (Я остро уловила эту женскую градацию положений: она - жена, а обо мне он, значит, жалеет...) Я видела твои стихи у Максима... Нет, он ничего мне не показывал, я нашла их недавно... Там же был и твой номер. И тогда я поняла, что рано или поздно мы должны увидеться... Мы с тобой можем дать мужчине разное. Я - не хочу многого: нормальная семья, нормальная жизнь, по вечерам ужинать всем вместе, цветы на подоконнике, макраме по стенам... И чтобы все это я создала сама, а потом подарила ему...
Я сидела и чувствовала себя круглой дурой.
- Вы говорите так, как будто это плохо...
- Нет, почему же - плохо... Но ему нужно что-то еще, что-то такое, что есть в тебе... Не обязательно - тетрадку стихов, просто что-то другое... - задумчиво говорила она. Теплая, большая, пушистая, на пушистом диване, странно, но Оля больше напоминала не молодую жену, а, если так можно сказать, молодую бабушку. Я убрала все свои колючки и доверчиво облокотилась на послушную спинку дивана; она уютно прогнулась подо мной.
- Вы считаете себя неисправимым прагматиком? - чуть улыбнулась я из только что обретенного мохнатого диванного царства.
- Он - романтик, и мне ничего другого не остается, - перехватила она мою улыбку.
- Вы работаете?
- Сейчас - нет. Встаю, варю ему завтрак, провожаю на работу, кормлю тетю Розу, ее тоже провожаю, потом обед, потом готовлю им ужин... И так каждый день. Я почти никуда не хожу. Тетя Роза заставила взять декретный и поменьше дергаться... Ты не заметила? - Нам ведь уже пять месяцев... - она улыбнулась очень тайной, очень мягкой улыбкой и невольно опустила глаза.
Господи, как я раньше-то не поняла... Правильно: просторный свитер, в движениях слегка чувствуется медлительность и осторожность.
Могла бы я подумать еще год назад: со мной рядом сидит женщина, у которой будет ребенок от Максима. Будущий маленький Максим... Такого не бывает!
- Вам не скучно - целыми днями дома?
- Нет, я привыкла, - Оля пожала плечами. - К тому же, у меня теперь есть занятие, - она кивнула на столик в конце комнаты, с которого свешивался раскрытый журнал с детской одеждой, а рядом лежала начатая розовая распашонка.
- Можно, я посмотрю? - я подошла к столу и осторожно тронула Олино вязание. - Прелесть какая! Очень приятный узор!
Наверно, если даже взять двух женщин - двух заклятых врагов - и положить перед ними какую-нибудь детскую вещичку, уже через пять минут обе станут горячо обсуждать проблемы питания и воспитания... Я совершенно освоилась в квартире Максима, так, как не могла ни разу освоиться полтора года назад.
Позвонили в дверь. Мы обе вздрогнули. Оля поискала ногой шлепанец и пошла открывать. Два раза щелкнул замок.
- Привет, Максик, - послышался ее улыбающийся голос. (Оля постеснялась закрыть дверь в гостиную - я это угадала, и теперь мне было все отлично слышно).
- Оль, сколько раз я тебя просил закрывать на кухне форточку, - послышался его голос, знакомый-знакомый, прежний-прежний... Я прикрыла глаза и в первое мгновенье слушала только привычные интонации, смысл фразы дошел до моего сознания спустя несколько секунд.
- Было душно, - уже без всякого воодушевления, механически ответила Оля.
- Душно... - раздраженно буркнули в ответ. - Сумку разбери. Книги отнеси мне на стол. Душно... Хм!..
Оля со стопкой книг прошлепала мимо комнаты. Я вся съежилась от неловкости и стыда. Неужели у них каждый день так? Или это мне "повезло"? Она прошла обратно, тихо заглянула ко мне: "Сейчас приду", все-таки нерешительно, не до конца прикрыли дверь.
- Не шуми, Максик. У меня гости.
- Аленка, что ли? - чуть потише, но вполне слышно бросил Максим. И потом - не то капризно, не то требовательно:
- В общем, так, Оль. У меня на завтра куча работы. Мне нужен зал. Я что - каждые пять минут буду к вам ходить за литературой?! Разбирайся с ней по-быстрому, и...
Оля в ответ что-то прошептала, очевидно, второй раз попросила говорить потише.
Я провела рукой по лбу, резко опустила ее вниз, тряхнув кистью, неосознанно пытаясь смахнуть растерянность и почти нестерпимый стыд. И это - мой Максим, мой рыцарь! О, как мельчают люди!.. Или он и раньше был таким, просто я не разглядела...
Его шаги приближались. Он открыл дверь, не глядя буркнул: "Здрасьте", очевидно, не считая нужным поднять голову и посмотреть на какую-то неприятную ему Алену.
- Здравствуй, Максим, - очень легко и мелодично произнесла я. Я, как во сне, чувствовала себя всемогущей и удивительно отстраненной от всего.
Он обернулся, словно, словно... И закричал мое имя: "Ли-за!", закричал глухо и страшно, и бросился ко мне... "Лиза, маленькая, господи..." - бессмысленно повторял он, отчаянно качая головой, словно не веря в мою реальность; он резко поднял руку к покрасневшим глазам, наткнулся на очки, не соображая, смахнул их на ковер... Он всегда был неловким, так нелепо, непоправимо, неосознанно неловким; очки жалобно тинькнули, но не разбились, Максим даже не взглянул на них, он сидел на ковре и смотрел мне в глаза, запрокинув голову, и все повторял мое имя, все звал меня, звал, звал в мое далекое прошлое... "Лиза..."
Я опомнилась, подняла голову, вскочила и бросилась вон из комнаты. А у порога, прижавшись головой ко второй, закрытой, створке двери, беззвучно рыдала Оля Случевская, и ее большое, мягкое тело неровно содрогалось от плача.
И тут... достойная развязка, как в спектакле, честное слово! Многоуважаемая, достопочтенная Роза Георгиевна, открыв дверь своим ключом, остолбенела на пороге квартиры.
Любой драматург написал бы тут с сознанием выполненного творческого долга: "Немая сцена" и - чуть пониже, крупными буквами в разрядку: "КОНЕЦ", предоставляя героям разбираться самостоятельно. Но жизнь не прерывает действо на кульминации, и - я прошептала, а Оля прорыдала: "Здравствуйте..."
Мама звала меня ужинать. Продолжаю. "Тетя Роза" пригласила всех нас выпить чаю. Выпили. Говорили ни о чем. Я стала прощаться, шепнув Оле, что, если будет желание, она всегда сможет меня найти. Оля благодарно улыбнулась еще не высохшими от слез глазами. От предложения Максима проводить меня я наотрез отказалась и выскочила на улицу. Помню, что в первую секунду, вдохнув прокуренный воздух лестничной площадки, я чуть не сказала вслух: "Ну, слава Богу, на сегодня все!"
Я шла по улице и с наслаждением пила мартовский воздух. Не думалось ни о чем, ноги сами несли меня, и казалось, что поступь моя становится легкой и воздушной, как у сказочной принцессы.
А сзади нагонял меня прекрасный принц.
- Лиза, - на бегу крикнул он, - Лиза, ты не должна так уходить!
- Оля как? - холодно спросила я, не повернув головы и не замедляя шагу.
- Оля плачет... Лиза, послушай, хорошая моя...
Я прервала его.
- Иди домой.
- Это она разбила мне жизнь! Она - моя мама! - почти прорыдал он.
- Хватит, Максим, стыдно. Ты не маленький. Иди домой.
- Лиза! Лиза! - он хватал меня за рукав, видно, действительно был не в себе. Я остановилась. - Я предал - и кого? - тебя! Боже мой!.. Это ужасно - предавать, ужасно... Я умру, если еще раз совершу такое...
- Ты уже предал свою жену, - отчеканила я и почти пожалела.
- Не надо так... Я знаю, ты имеешь право быть жестокой...
Я увидела, как он плачет. Горько кривятся губы, и быстрые слезы бегут по щекам одна за другой, скатываясь с ресниц. Он - мой Максим, он, кому я обязана счастьем быть впервые любимой...
- Не плачь, - спокойно, тоном старшей сестры, уже без всякого презрения произнесла я. - Иди домой. Не мучай ее еще больше. Ты сильный, ты мужчина... Ну?.. Прощай.
Я повернулась и быстро зашагала прочь, потому что не надо было больше его слушать. Он не побежал догонять меня, но ответ на мою последнюю фразу я все-таки еще услышала: