Однажды я неделю падал в пропасть, в кромешную стылую тьму. Это не было в ущельях гор. Нет. Эта пропасть была пострашнее, и она была намного гибельнее.
Несколько лет назад я был в горах. Помню, как бурная река сверху выглядит тонкой серебрянной нитью.
Все происходило дома. Я дошел до такой степени отчаяния и горя, что с трудом поднимался с постели. Большую часть дня я лежал в темноте, отвернувшись лицом к стене. В уши я вставил специальные "затычки-беруши", которые не пропускали звуки.
Уже много дней я ничего не ел, лишь иногда пил теплую водопроводную воду.
Не было ни одной внешней причины, кроме одной - внутренней. К ней меня подвели логические размышления. Согласно логике, "божественное присутствие" в этом мире невозможно ни доказать, ни оспорить. К этому добавилась "проблема теодицеи". Постепенно я дошел до полного богоотрицания.
Если Бог существует для субъекта, то все страдания и ужасы бытия - оправданы. Это обучение "бессмертной искры души", набор ею экзистенциального опыта. Если же Бог - вымысел, "опиум для народа", то жить в современном мире со всеми его свинцовыми мерзостями - не стоит. Ни ради чего. Ни ради денег, ни ради секса, ни ради наслаждений. Потому что рано или поздно все это проходит безвозвратно, стареет тело, приближаются неизбежные болезни. В этом случае, быстрая и безболезненная смерть, т.е. уход в вечное небытие, в вечную тьму, ценнее существования в страхах и терзаниях. Всемогущее Существо, сотворившее Вселенную и все в ней, не может не проявлять себя и в этом мире. А если так, Его Присутствие должно быть заметно и явно. Подобно тому, как невидимый глазу, но ощутимый ветер раскачивает деревья.
И тогда я решил покончить с этим "цирком" раз и навсегда. Для этого мне были нужны: капельница, шприц, медицинская дистилированная вода и 3 грамма вещества, которое используют в современной анестезии, и для смертельных инъекций. Название я не буду называть по понятным причинам.
Я оделся, взял початую пачку "Марлборо" и "трубу", спустился во двор. На город легли нежные июньские сумерки. После трудового дня люди садились ужинать. Пели птицы. Пахло теплым асфальтом, сиренью, молодой травой. Из парадного, хохоча выкатились две девчонки лет двенадцати с черным карликовым пудельком. Я закурил, и нашел нужный номер. Телефон знакомого врача был отключен.
Я сидел на скамейке с закрытыми глазами. Мне стало очень плохо. По внутренней тьме пошли яркие зеленые, алые, лиловые круги и пятна. Ставшее ватным тело поплыло, и стало заваливаться вбок. С глухим стуком о деревянное сидение скамейки ударилась моя голова.
Что-то внутри меня сказало: "Ты повернулся к Нему спиной. Что ты увидел? А теперь повернись к нему лицом! Что ты видишь? Если Он есть для тебя, то и ты есть для Него!"
Я открыл глаза. Я лежал на боку. Сигарета догорала внизу, как сбитый наземь самолет. Мир вокруг меня был странный. Живой и подвижный. Он обрел краски и звуки. В нем были разные люди. Умные, жадные, тупые, прозревшие, святые и упыри. Он не был плоским. Он был многомерным и таинственным.
Лифт был занят. И я поплелся пешком на седьмой этаж, хотя силы меня после недельной голодовки грозили оставить. Раньше я забегал к себе лишь слегка запыхавшись. Сейчас это было именно восхождение. В квартире было тихо. Только таджикские соседи из квартиры на шестом этаже о чем-то гортанно и громко спорили. За дверью грустно мяукала соседская кошка.
Еды в холодильнике не было. Да и после недели голодовки есть не хочется совсем. Я поставил чайник, и в кухонном шкафу нашел кулек с остатками какао, которое осталось после одной моей знакомой, которая года три назад жила в квартире в мое отсутствие. То, что надо! Я вышел на балкон, и мелкими глотками тянул горько-сладкую жижу. Теплый пряный ветерок чуть касался недельной "бороды".
Я выжил. Я понял, что мир не таков, каким он порой кажется. В нем есть нечто большее, чем сумма всех его неисчислимых частей. И непостижимая гармония и надежда.