Аннотация: О времени с собой и без себя. Казимир Бобров, поэт-охранник.
Казимир не знал, как платить ипотеку
Казимир Бобров, поэт-неудачник с душой последнего романтика, в сорок пять лет вдруг возмечтал о собственном угле. Не о поэтическом, разумеется, а о самом что ни на есть житейском - квадратных метрах с окнами и дверью.
Банковский клерк, человек с глазами выцветшими от бесконечных процентов, вежливо поинтересовался:
- На сколько лет берете?
- Ну, скажем, на двадцать, - неуверенно буркнул Казимир, мысленно прикидывая, что к шестидесяти пяти он либо умрет (и тогда проблема решится сама собой), либо станет знаменитым (и тогда проблема решится сама собой).
Квартира, за которую он теперь должен был платить, оказалась тесной, с кривыми стенами и подозрительными пятнами на потолке, напоминавшими то ли карту мира, то ли чей-то пьяный сон. Но Казимир, как истинный творец, предпочитал видеть в этом художественный беспорядок, а не банальное жилищное убожество.
По ночам он сочинял сонеты о вечной любви, а днем высчитывал, сколько строф нужно написать, чтобы хватило на очередной платеж. Его литературные заработки колебались между "ничего" и "совсем ничего", но Казимир верил в свою звезду.
Однажды судьба, всегда благосклонная к дуракам и поэтам (а Казимир был и тем, и другим), подбросила ему подарок - молодую разведенку с двумя детьми и тремя судимостями бывшего мужа.
- Ты так тонко чувствуешь жизнь, - говорила она, попивая коньяк, купленный Казимиром в кредит.
- А ты - моя муза, - отвечал он, думая о том, что теперь у него есть семья, а значит, ипотека стала "семейным делом".
Через три года Казимир с удивлением узнал, что его муза оказалась еще и юристом. Квартира, алименты, судебные издержки - все это теперь принадлежало ей, а ему - только долги и недоумение.
- Но как же любовь? - спросил он у судьи, человека с лицом, напоминающим неоплаченную квитанцию.
- Любовь любовью, а платежи по расписанию, - ответил судья, ставя жирную точку в этой истории.
Оставшись без жилья и с кредитной историей хуже некуда, Казимир уехал в деревню. Там он нашел полуразрушенный клуб - точную метафору своей жизни.
- Зато свой! - радостно воскликнул он и принялся за ремонт.
Днем он подрабатывал на местном фермерском рынке, продавая бабкам свои стихи вместе с их же картошкой (стихи, к удивлению, расходились лучше). Ночью сочинял новые. Утром - начинал сначала.
- Зачем тебе это? - спрашивали соседи.
- Чтобы когда-нибудь стать знаменитым, - отвечал Казимир.
- А ипотека?
- А ипотеку банк списал. Оказалось, я - "неплатежеспособный гений".
Так прошло двадцать лет. Казимир поседел, сгорбился, но не сдался. Он знал, что когда-нибудь его стихи прочтут миллионы. Или хотя бы десяток человек.
А если нет... Ну что ж. Главное, что теперь он жил в доме, который был действительно его.
Правда, без отопления. С протекающей крышей. И с совестью, которая по ночам напоминала о себе, как та самая ипотека...