Поле устлано телами мертвых настолько, что ему сложно найти место, чтобы поставить ногу. Он идет медленно, внимательно прислушиваясь, хотя, конечно, вовсе не рассчитывает найти выживших - просто привычка.
Именно поэтому он замечает ее.
На ее губах пузырится кровь, но она силится что-то сказать. Она не может видеть его, поэтому, думает он, она читает молитву. Долг Воина говорит ему, что он обязан принять последний вздох павшей воительницы.
Он наклоняется к ней. Шепот прерывист и почти не слышен, но ему удается разобрать:
-- Жизнь... За Императора... Защитить... Императора...
У воительницы отсутствует правая рука, в груди - зияющая рана, но она по-прежнему может думать лишь о своем долге. Он чувствует что-то вроде симпатии к этой телохранительнице; впрочем, это лишь бледная тень эмоций: большего он себе не может позволить.
Он гасит улыбку, совсем не уместно посетившую его старое лицо.
-- Спи, - говорит он. -- Ты выполнила свой долг, ты защитила Императора. Спи, Леда.
Ее глаза распахиваются, поражая его своей бездонной голубизной. Она жадно всматривается в нежданного гостя, но вряд ли видит хоть что-то. Ее взгляд затуманивается, веки опускаются.
-- Папа... - шепчет она.
-- Спи, - повторяет он.
После нескольких судорожных вздохов она затихает.
Теперь он может улыбнуться. Отец, которым столь восхищалась воительница, оказался действительно полезным человеком: он вовремя принес сведения об изменении планов Императора.
А что до самого Императора, то он лежит в двадцати шагах от воительницы, пронзенный отравленной стрелой.
Воин идет дальше.