Всё утро новый жилец разгружал мебель. Нет, сам он не носил стулья и не втаскивал, пыхтя от натуги, циклопический диван с чёрной кожаной обивкой. Жилец - мясистый, плотный, как краковская колбаса, - расхаживал возле машины и напористо командовал:
- Вот это - осторожно! А это - после того! Не хватай руками, надень перчатки! Здесь стекло - разобьёшь, до пенсии не расплатишься!
Мрачные грузчики сплёвывали в кусты, но безропотно исполняли все его приказы. Новосёл походил на что-то жирно-копчёное, а грузчики - на обглоданные куриные ножки.
- Доброго денёчка! - пропела из окна Ирина Петровна, неугомонная старушка, с комплекцией чайной баранки. - Вы в двадцать пятую переселяетесь?
- Угу, - неопределённо буркнул колбасный человек и тут же забыл о ней. - Боком вноси! Не пролезет же! Глаза есть?
- Вы очень смелый, - не отставала Ирина Петровна. - Заселяться в такую квартиру...
- Какую квартиру, мамаша? В какую такую квартиру? Ты, мамаша, не лезь в чужие дела. Иди, вон, лапшу готовь.
Старушка поджала губы, но упрямо добавила:
- Я бы на Вашем месте, во-первых, обращалась бы к даме в годах на "Вы", а во-вторых, поинтересовалась бы историей нового жилища.
- Первым делом поинтересовался... Всё чисто... У меня проверка через прокуратуру... - пробормотал он. Слова его не достигли Ирины Петровны, но вплыли точнёхонько в уши огромного кудлатого пса, мирно дремавшего под скамьёй у подъезда. Пёс приподнял голову, пошевелил ноздрями, обнюхивая новосёла. Затем уложил башку на лапы и заснул, пригретый ласковым июльским солнышком, пробивающемся сквозь щели лавочки.
Проснулся пёс от раздражённо-нервного разговора. Визгливый голос Мухиной из тридцать седьмого номера собаке никогда не нравился, но Мухина, крошечная женщина с детским лицом, выносила псу остатки ужинов, хотя и ругалась при этом, что тот чавкает, как свинья. Мухина напоминала сдобную печеньку. Сладкую сытную печеньку, которую иногда совала вместе с коктейлем из рассольника, тушёной капусты и прокисшей сметаны. За это печенье пёс был готов простить ей неприятный тембр и склочный характер.
- Ишь, командир нашёлся! - взвопила Мухина, подпрыгивая перед новым соседом из двадцать пятой квартиры. - Только приехал, а уже порядки свои разводит!
- Да, порядки, - процедил сосед. - Во всём должен быть порядок.
- Вот у себя и устанавливай порядки, а к нам не лезь! У нас дверь никогда не запиралась! И не будет заперта!
- Дверь должна быть закрыта, - отрезал мясистый. - Шляются тут всякие. Наркоманы, алкаши. Подростки двери поджигают... Всё, гражданка, иди, куда шла. Разоралась тут...
- Кто разоралась? Я разоралась? Да что за выражения-то?...
Но тот рукой отстранил от себя скачущую Мухину, позвонил неведомому Василию, после чего довольно заметил:
- Сегодня дверь починят. И замок сменят. Нам тут посторонние не нужны.
- А как Толик будет заходить? - снова завизжала Мухина. - Он вечно ключи теряет! Дома-то ему мать откроет, а в подъезд как войдёт?
- Кто такой Толик?
- Толик у нас особенный, он... он инвалид, - мягко произнесла Ирина Петровна, выглядывая в окно на первом этаже и подключаясь к беседе.
- Психов надо учить, - брезгливо сморщился колбасный человек. - А если он необучаем, должен жить в интернате.
- А кошки? - крикнула женщина-печенька. - Им-то как домой заходить?
Кошек пёс не любил. Кошки, все как одна, шипели в спину проклятья, хотя их ни разу никто не тронул. А зачем их трогать? Мясо у них не вкусное, а пока придушишь, расцарапают до крови. К тому же кошки - одноразовые, в отличии от щедрых даров их хозяев. Те, у кого в подъезде жили кошки, с симпатией относились к дворовому псу. Хотя бы за то, что тот не трогал их питомцев. И тоже подкармливали.
- А кошки пусть дома сидят.
- Интересно Вы за всех всё решили, - покачала головой старушка. - Вы не правы, дорогой мой сосед.
Однако к следующему вечеру подъезд украшала новенькая железная дверь с кодовым замком и домофоном, а вывешенное соседом объявление гласило: "Для подключения трубки домофона и выдачи электронных ключей обращаться в квартиру номер 25".
- Опять двадцать пять, - проворчала Мухина, высыпая на газетку перед псом добрых две тарелки плова. - Что за квартира? Одни идиоты вселяются.
Пёс завилял хвостом. Он умел делать это мастерски - задрать хвост к небу и закрутить им, как лопастями вертолёта.
На двери сосед не остановился. Через неделю после его заселения наряд полиции выволок из двадцать третьего номера чету Семёновых, определив им пятнадцать суток общественных работ за злостное нарушение общественного порядка.
- Зря он так, - сказала Ирина Петровна, выразительно поглядывая на окна нового жильца. - Семёновы совершенно безобидны.
- Подумаешь, выпивали, - поддакнул ей дедок с третьего этажа. - Но ведь, не тунеядствовали! Работали, свои же деньги прогуливали. И грязи от них не было. А что пели громко... А у самого-то до полуночи пылелос гудит.
- Не так уж и громко пели. Они надо мной живут - я ничего не слышала.
- И я не ничего. - Дед перешёл на шёпот. - Знаете что? Определённо, он их просто невзлюбил и решил выжить отсюда.
- Семёновых? Они тут раньше поселились. - И добавила, подумав, - На целых тридцать лет!
Собака, внимательно выслушав диалог, нахмурилась. Семёновы - это те, что прямо из окна бросали ей колбасу. Они радостно чокались - еле позвякивая, тихо и аккуратно, - и свой закусь непременно сопровождали закусью для пса. Колбаса у Семёновых была дешёвая, крахмальная, но пёс радовался и такой. Всё лучше, чем перловка от того же деда Михалыча, собеседника Ирины Петровны.
- Бог всё видит! Не к добру это - мирных людей обижать! А хотя бы и пьяниц.
- Мне кажется, - медленно произнесла Ирина Петровна, - что ничего у него с домофоном не выйдет. Ни-че-го! Правда, Вертолётик?
Пёс зевнул. Потом на всякий случай снова покрутил драным хвостом с двумя репьями на самом кончике. Соевая докторская и плов без мяса - хорошо, но старушкины обеды - самое превосходное меню из всех возможных. Путовые суставы и куриные головы. И рубец. От божественного запаха полусваренного рубца пёс Вертолёт терял разум и впадал в незамутнённый щенячий восторг. И не только потому что мясо. А ещё потому, что пёс жил здесь испокон веков и со дня сотворения собачьего мира рядом ходил, кормил и даже изредка чесал за ухом лучший человек на свете по имени Ирина Петровна - Творец Нерушимой Тверди Мироздания и Неугасимое Светило Вселенной.
Ирина Петровна оказалась права. Новенький домофон сломался быстро. Очень быстро. Мясистый человек не успел продать ни одного ключа-таблетки, так же, как не успел никому повесить в квартиру трубку с кнопкой для открытия замка.
- Что за чёрт?! - злобно выругался он, обнаружив поломку. Дело было вечером, почти ночью, когда дом уже затих и редкие окна отбросывали квадратики света на тёмную асфальтовую дорожку. - Завтра ремонт закажу. И камеру повешу. Надо выяснить, чьих рук это дело... А-а-а! Чёрт! Чёрт!
Кудлатый Вертолёт бесшумно возник перед жильцом из двадцать пятой квартиры, направив на него два зеркально-зелёных луча собачьих глаз.
- А ну, пшёл отсюда! Пшёл, кому говорю! Так и в психушку загреметь недолго...
Вертолёт повертел хвостом, но мясистый брезгливо выпятил нижнюю губу.
- И с тобой, тварью, разберусь, - пообещал он. - Отдохнёшь в живодёрке, подумаешь, как народ пугать.
Слово "живодёрка" Вертолёту было известно. Пёс не боялся его. Ещё задолго до появления живодёрной машины, во двор вползал чуть сладковатый тошнотворный запах смерти. Вползал и опутывал липкими нитями стволы деревьев, кусты сирени, детские грибочки с качелями и ноги всех проходящих мимо людей. Собака вставала и неспеша уходила к школе, переползая под ею же вырытым ходом в густой траве под оградой. У школы пёс забирался под крыльцо у чёрного хода, чтобы спокойно переждать облаву в компании с парочкой других собак из соседних дворов. В живодёрку всегда попадали только дикие псы - с теплотрассы. Может, так оно было и надо. Теплотрассовские пользовались дурной репутацией полных отморозков без царя в голове. Облаивали людей и плодились, как крысы.
Вертолёт, шумно вздохнув, скрылся в палисаднике. С мясистым каши не сваришь. Ладно, хоть в бок не пинается. Бока у Вертолёта были отбиты в бурной молодости. Что-то с рёбрами. Больно даже гладить. По голове и шее не больно, а по бокам больно.
Новый жилец, шагнув в дверь, споткнулся снова. Вязаный кружком коврик, тот что обычно мастерят из старых тряпок, сплетая в спираль невозможные сочетания фактур и цветов, сбился, собрался в кучку.
- Понабросали дерьма! Руки бы оторвать! Дизайнеры хреновы!
Коврик полетел в урну к обрывкам рекламных объявлений и недопитой бутылке спрайта. Пёс неодобрительно обнюхал урну. Коврик сплела Ирина Петровна. Чтобы не тащить грязь с улицы. Раз в месяц старушка меняла половичок на новый, и в этом привычном действе Вертолёт усматривал незыблемое течение спокойной жизни. То, что коврик оказался в помойном ведре, пёс расценил как крушение привычных устоев. Он взволнованно гавкнул три раза. Ирина Петровна откликнулась незамедлительно.
- Что там? Вертолётик, что случилось?
Собака красноречиво села около урны и зарычала. Старушка всплеснула руками.
- Безобразие! Иду-иду!
Выбежав прямо в домашнем халате, а у Ирины Петровны халаты были благородные - из костюмной бежевой фланели с оторочкой из искусственного меха - она осторожно, чтобы не пролить лимонад, вытащила половичок. Встряхнула. Приподняла на просвет, убедилась что коврик чист и невредим. За этим невинным занятием её и застал мясистый, неожиданно ловко для своей комплекции спустившийся вниз.
- Завтра я повешу видеокамеру, - прошипел он, - и вызову санэпидстанцию. И милицию. Чтобы ни одна сволочь не посягнула на дом... Где. Живу. Я.
- Вы это о чём? - захлопала ресницами Ирина Петровна.
- Вот об этом. - Мясистый постучал жирным пальцем по домофону. - Думаешь, я не понял, чьих рук дело? Думаешь, я не догадался, кто тут заправляет? Да я сгною тебя. В психушке сгною. Порву, как эту драную тряпку!
Он с силой выдрал половик из рук оторопевшей соседки и яростно швырнул его на козырёк.
- Я тебя предупредил, старая карга, - колбасный человек схватил старушку за грудки. За нежную бежевую оторочку. - Я тебя больше предупреждать не буду. Здесь будет так, как живут все нормальные люди - домофон, видеокамера, консьержка, интернет и никаких ссаных ковриков и блохастых псов!
Мясистый не кричал. Мясистый вещал треснутым голосом, брызгая слюной и кривя рот в кошмарной гримасе. Ирина Петровна с ужасом в глазах тихо шептала "ве-... ве-... ве..." и пятилась назад.
И Вертолёт взорвался. Пёс, присев на задние лапы, с силой оттолкнулся от земли. Его мощное тело разжавшейся пружиной выстрелило из темноты, обрушилось на обидчика Главного Хранителя Собачьего Мира, повалило на щербатый асфальт и накрыло собой студенистую, жирную и совсем не сильную тушу. Новый жилец не успел даже всхлипнуть. Вертолёт резким движением впорол ему горло, вонзая клыки в клокочущую булькающую артерию. С наслаждением вырвал язык, выкусил глаза, сбрил нос. Затем, ещё хрипящему и сучащаму ногами, взрезал куртку, рубаху и - кожу. Отвратительную лоснящуюся кожу с мелкими пупырышками. Сделал трепок, извлекая наружу кишки, затем ещё несколько. Пёс трепал бездыханного врага до тех пор, пока на дорожке, в свете луны и двух окон Ирины Петровны, не очутились все мерзкие внутренности негодяя. Вертолёт цапнул напоследок дымящуюся печень и умильно взглянул на старушку. С морды его капала кровь.
- Я ему говорила - зря он, - произнесла Ирина Петровна. - Мог бы поинтересоваться, куда делись предыдущие жильцы.
Пёс с любопытством склонил на левую сторону бурую лохматую башку.
- Нет, - твёрдо заявила старушка. - На этот раз мы не будем падать с высоты. Мы просто исчезнем. Давай, Вертолёт....
Пёс волоком перетащил останки в канализационный колодец с торцевой стороны дома, а Ирина Петровна, вздохнув, направилась к себе. Впрочем, через минуту она вернулась с двумя огромными серыми крысами в миленькой клетке с колесом и двумя же домиками. Старушка открыла клетку:
- Идите, у вас целая ночь. Чтобы к утру я не видела ни крови, ни плоти. Вы поняли?
Крысы пискнули.
- Я понимаю, - кивнула Ирина Петровна. - Двоим тут не справиться. Можете сходить в подвал и позвать подмогу. Но, чур, потом мытьё с шампунем!
Крысы, вальяжно выкатившись из клетки, с нескрываемым аппетитом сожрали надкусанную печень, после чего вразвалочку направились к щели в фундаменте.
- Это ведь ты, голубчик, провода у домофона перегрыз, - сказала Главная Царица Пёсьей Вселенной. - Ты, я знаю... Ну, и правильно. Зачем нам домофон? У нас всегда будут открыты двери, чтобы Толик и кошки могли ходить свободно. И коврик у нас всегда будет. И цветы на подоконниках. И Семёновы пусть поют. А тебе, забияка, я завтра не дам петушиных гребешков. Обойдёшься косточками. Вспыльчив ты стал, дружочек. Подумаешь о своём поведении, а там посмотрим.
Ирина Петровна, пригладив седые волосы, перешагнула через лужицу крови, а пёс счастливо зевнул. Всё в порядке. Всё как надо. Жизнь течёт, и в её потоке пока ещё есть место верному Вертолёту, охранителю славных людей из доброго дома.