Ненадович Дмитрий Михайлович : другие произведения.

Бестолковые рассказы о бестолковости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Ностальгический юмор-быль из жизни курсантов военных училищ 80-х - начала 90-х годов. Своего рода "Дискотека 80-х - 90-х". Книга содержит отдельные юмористические рассказы о различных сторонах насыщенной до предела жизни "обучаемых военных", составляющих подвид особой ветви развития человечества - "хомо милитер". И пока жизнь этих, всегда находчивых военных, насквозь пронизывает по-лошадинному здоровый юмор, всегда шокирующий особо чувствительных граждан своей прямотой и плохо скрываемым своеобразием, эта особая ветвь развития никогда и ни кого не уведет в тупик.


   ДМИТРИЙ НЕНАДОВИЧ
  
  
  
  
   БЕСТОЛКОВЫЕ РАССКАЗЫ О БЕСТОЛКОВОСТИ
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Другу моему, Михаилу Ильину, которого с нами нет уже, посвящается
  
  
  
  
  
   Краткое вступление
  
   Почему все-таки краткое? Зачем здесь, так вот прямо сразу и в галоп? Зачем нужны вот такие, вот прямо с начала с самого такие вот резкие в бескомпромиссности своей и ненужные никому оговорки? Какая-то сразу категоричная такая детализация? Наверное все таки это необходимо. Да, да, и видимо это все потому, что книжка эта о профессиональных военных и для профессиональных военных, к тому же написана бывшим профессиональным военным, а бывших, как известно, не бывает. Значит, написана книжонка эта вовсе даже никаким совсем и не писателем. Военный же, он же ведь не может быть писателем по определению. В лучшем случае он, конечно же, может попробовать свои псевдотворческие силы в самом лживом направлении в псевдолитературе и стать мемуаристом. Посиживающим, эдак, покряхтывая и попукивая у весело потрескивающего камина и что-нибудь там, во врожденной неграмотности своей черкающим на выцветшей от времени и когда-то бывшей казенной, бумаге. Или же, что для него было бы гораздо комфортнее, несвязно изрекающим что-нибудь, усиленно строчащему в углу корыстному и насквозь продажному журналюге: "А вот помню в таком-то годе, после героического форсирования речки Переплюйки (это, что близ овеянного боевыми победами славного города Безнадежнинска), повстречался я, как-то, с великим нашим поэтом Пушкиным. Да, да, если не ошибаюсь, кажется Александром Сергеевичем его звали. Давно, знаете ли это все было ... . Приятный, знаете ли, во всех отношениях мужичок был ... . Только уж больно на эфиопа смахивал. Кудрявый уж больно. А так, когда матерком пройдется ... . После шнапсу врагов поминая. По-простому так поговорит. По нашенскому, знатчица - вроде бы ничего ... . Наш вроде бы, этот как бы эфиоп ... . А уж как возьмется стишки свои читать ... ".
   Но подобного рода мемуары - это удел лиц когда-то уж очень высоконачальствующих. Здесь же, в этой книжонке, случай несколько другой - ни мерцающего инфракрасным излучением камина, ни скурвившихся на деньгах в порочной алчности своей журналюг с университетским филологическим образованием. Тут все, как говорится, сам, все своими обуглившимися руками. И без отрыва от основного, так сказать, бездушно-капиталистического производства. В свободное, если так можно выразиться, от этого сумаcшедшего в своем прагматизме производства время. И, что самое главное, все это при полном отсутствии сознания, должного излученно струиться из места, где в момент рождения располагалась голова. А рожденье-то ведь оно давно было-то. Хотя помнится еще хорошо. Вот момент зачатья - это уже смутно. А рождение ... . Это как будто вчера все было. А на самом деле уже достаточно давно. И теперь конечно, откуда ж теперь взяться этому самому излучению. Откуда теперь чему-нибудь струиться? Научно доказано: кость не излучает. Ни в каком участке спектра. Поэтому и говорят часто военные хитрящим по какому-либо поводу гражданам: "Я человек прямой, у меня этих ваших извилин, нет". И правда ведь нет. Даже той, которая должна остаться от фуражки. Рассосалась со временем. Что теперь можно поделать? Ничего теперь уже не поможет. А все потому, что сами виноваты. Раньше не расставались с фуражкой этой круглосуточно и все было нормально - извилина, во всяком случае была ... . А теперь все более менее внешне осмысленные поступки, только на фоне периферийной нервной системы. Все теперь только на уровне давно искривленного в скалиозе позвоночника. И потому здесь, в книжонке этой, все только по- честному - обезличенные мемуары-быль в форме абсолютно достоверных анекдотов. А больше ничего и не могло родиться из под бездарных клавиш этой поганой, опостылевшей давно клавиатуры. И клавиатура еще вдобавок китайская, не говоря уже о полуобморочном рабочем состоянии автора. Но суть вовсе не в этом. (Ну что привязались: где суть-где суть? Там, где прихватит, там же обычно и суть!) А если серьезно, суть как раз в том, что военные, они очень ведь не любят всякой заковыристости и никому не нужной сложности, поэтому любили они всегда и любят до сих пор простые такие анекдоты (а чтобы не думать лишний раз, не напрягать позвоночник вопросом: когда же можно, наконец, начинать смеяться? Что бы внезапно вырвавшийся смешок не выглядел неуклюжей бестактностью?) И надо отметить, что все военные очень даже хорошо эти анекдоты всегда понимают. А уж когда слушают они, анекдоты эти незамысловатые, то всегда весело так, заливисто, и чистосердечно так смеются. А в цирке - нет, почему-то давно уже военные в цирке не смеются. Как-то там они озабочено и сосредоточено так, по-особому просто хмурятся и ежатся. Видимо что-то вспоминают. Ну а уж, когда заслышат военные свои любимые анекдоты - просто хлебом можно не кормить их достаточно долгое время. А зачем? Давно известно, что излишнее потребление хлеба приводит к нездоровой полноте. Военным же всякое нездоровье претит. Им ведь, случись что, Родину ведь как-то защищать надо. А поэтому, можно в очередной раз на них, на незадачливых военных-то на этих, в смысле на непонятном их веселье и нездоровом их оптимизме взять и здорово так, по-рыночному истинно, и попросту сэкономить. Рассказать, например, какой-нибудь, дежурный анекдот целому строю военных и трава не расти. Пусть себе до поры до времени повеселятся. Лишь бы казне нашей многострадальной было хоть небольшое облегчение ... . Хоть на один не съеденный в ходе военного веселья кусочек. Глядишь и олигархам нашим от этой экономии кой-чего обломилось бы из дырявого в профицитности своей государственного нашего бюджета. Ну, хотя бы на заточку зубца якоря для очередной океанской яхты перепало бы им сердешным. А то еще унесет их куда-нибудь не туда. Ищи потом этих беззаветных альтруистов, меценатов и спонсоров. Без них ведь нынче нельзя никак. Без военных, без них в мирное-то время вполне ведь можно обойтись. На хрена они, военные эти, когда кругом всегда мирно созидающие что-то друзья? Друзья, строящие у наших границ базы отдыха для своих уставших на гремящих где-то вдалеке войнах миротворцев и всегда готовые помочь сбросить излишнее давление в нашей экспортной газовой трубе. А как же? С давлением шутки плохи. Может ведь, в конце-концов, и рвануть. Друзья, конечно же, гораздо лучше всегда познаются в беде, но лучше бы беды никогда не было. Друзья это понимают. Понимают и стараются изо всех сил. Чтобы без бед все происходило и, с давлением всегда было все в порядке. А поэтому-то без военных вполне можно сейчас обойтись, а вот без спонсоров и меценатов - ни в коем случае. Пропадем мы без них все зазря. Бездарно передохнем. И ничего ведь в этой ситуации не поделаешь - бюджет надо экономить.
   Сразу хочется предупредить о том, что в книжке этой содержатся существенные отклонения от норм и правил великого и могучего нашего языка. А по другому-то ведь никак и нельзя, иначе невозможно описать весь колорит той сказочной атмосферы, которой дышат военные. Кроме того, в книжке содержится очень много оговорок и уточнений. Военным им ведь всегда нужна определенность, краткость и точность, и это для них надо отдельно оговорить, и то, и другое, и, затем, все вместе и сразу. Вот написал: "Краткое предисловие" - значит пора закругляться. Краткое, так, краткое. Затянул что-нибудь - и все, читать не будут, даже предисловие никогда не прочтут. Даже за большие деньги. Не поступятся ни за что своими принципами.
   А все ж таки, не только, наверное, для военных эта книга. Есть у нас еще некоторые любопытствующие читатели. Любят они "военных - красивых, здоровенных". Любят и так и норовят заглянуть в неисследованные до сих пор объемы нашего мироздания, прозондировать, так сказать, вполне определенный ареал обитания неких особей. А военные - это и есть особая ветвь человеческого развития. И, значит, отдельная частичка мироздания, имеющая свой, строго определенный и необычный ареал обитания и свое биологическое, научно-латинское название - хомо милитер.
   Кто знает, может кому-нибудь, проковырявшему известковую твердость улитки мира военных, захочется окунуться в него, в мир этот? Окунуться целиком, добровольно (с вызовом глядя в мутные от слез умиления глаза минуту назад сурового военкома) и без остатка? Захочется вдруг беззаветно послужить отечеству своему абсолютно бескорыстно? Побыть немного альтруистом? Изрядно потеющим альтруистом? Или же захочется вдруг лишний раз похаркать темными липкими соплями, совершая кругосветный марш-бросок к побережью Индийского океана в полном, так сказать, вооружении и снаряжении? Почему в полном? А как еще иначе можно выглядеть на берегу полного опасностей океана? Когда кругов враги? Когда кругом тебе се завидуют? Тем более это ведь мечта каждого уважающего себя параноика: помыть сапоги в Индийском океане. А сапоги - обязательный атрибут полного снаряжения. Поэтому только в ходе всех этих увеселительных мероприятий можно в полной мере осознать до конца и оценить по всей строгости творящуюся вокруг несуразность, гневно возмутиться, действенно вмешаться и искоренить, наконец-таки, многочисленные в повсеместности своей и запредельные в непредсказуемости, иногда просто даже сказочные проявления бестолковости. А может быть появится у читателя совершенно обратное желание? К примеру - бежать от этого строгого мирка как черт от ладана? Развитие событий по второму варианту было бы более прискорбным и настораживающим. Если некая сущность бежит без оглядки от заманчивой чистоты сказочного мира военных, значит, превалирует в сущности этой бесовское начало. Надо бы этой сущности остановиться. Ведь мир военных чист, как антарктический лед, недаром, по уровню восторженности восприятия мира сего военные совсем недалеко ушли от здоровых детей, произрастающих у благополучных родителей. А Господь когда-то сказал приблизительно следующее: "Будьте как дети и войдете тогда во врата рая",
   Кто же на самом деле эти военные? - задаются вопросом некоторые пустопраздные любопытствующие. Кто эти важные, строгие, облаченные нынче в форму своих бывших потенциальных врагов люди, иногда попадающиеся им на улицах, в транспорте и совершенно других местах, но попадающиеся им все же довольно редко. Вопросы эти, как и большинство, так легко и сходу задаваемых вопросов, и кажущихся, на первый взгляд, праздными и внешне простыми, имеют далеко не тривиальные ответы.
   Справедливости ради, надо отметить, что далеко не всегда военные так униженно обезьяничали, ходили в чужой форме своих новых "вероятных друзей" и радостно жили в соответствии с их прагматическими жизненными принципами ( и все это на фоне значительных расхождений с "друзьями" в денежной оценке их ратного труда). А насколько труд нынешних жизнерадостных военных можно назвать ратным? Ратность, она ведь никак не определяется свежепобеленным бордюрчиком (или поребриком - как кому нравится) вокруг никому не нужного строевого плаца или свежепокрашенной зеленью листвы увядающих в гарнизонной осени деревьев. Поэтому может и денежная оценка вполне справедлива? Вопросов много, поэтому и надо бы попытаться ответить на кое - какие из них, особенно касающееся современного военного бытия с точки зрения осознания очень недавнего прошлого. При ответе, надо бы, конечно же, удержаться и не встать в позу: "Богатыри - не вы!", но, скорее всего не получиться: старость всегда бурчлива и хвастлива. Ничего не поделаешь - такова уж у старости этой гнусная природа. А против природы, как известно не попрешь так огульно, буром. Вот и приходится ей в конце-концов покоряться. Но с другой стороны, надо же попытаться расшевелить, того, все еще праздного вяло любопытствующего, который, возможно, посиживает сейчас на хилой спине перед плоским источником телепошлятины, продавливая подаренный родителями на совершеннолетие диванчик, потягивая пивко или еще какой другой энергетически приятный напиток. Расшевелить того, кто пялится и тащится. Он ведь "Ночной дозор", наверное, сейчас смотрит. Есть такой документальный кинофильм о ночной Москве. И вскоре ощущение домашне-бытовой безопасности вкупе с градусами потребляемых напитков создадут ему иллюзию собственной неуязвимости. Непробиваемой такой собственно- величавой крутизны. Не надолго все это. Герои блокбастеров уже будут казаться расшалившимися детьми, когда вдруг из ослабевших рук с пугающим грохотом выпадет давно опустошенная тара и на короткое время вернет праздного к неутешительной для него действительности.
   А завтра от этой циничной праздности и пенности диванного бытия может не остаться и следа. Просто вот так вот, вдруг, ну и совершенно неожиданно - вжик, прыг, милиция, военкомат, призыв и беззащитная, в безволосье своем, бедовая, бледно-синяя такая, голова. Что-что? Давно уже не бреют? Нет, конечно же, насильно никто никого не бреет. Бреют только предварительно испросив согласия. К нам уже ведь давно пришла демократия. К тому же она уже успела стать какой-то суверенной. Только вот борьбу со вшами-то еще ведь никто не отменял. Как, их давно уже нет? Кто Вам такое сказал? Это у вас там, на пропитанном пивным потом диванчике, может их и нет, не выдержали чистолюбивые вошики такого безобразия и обидевшись молча ушли к соседям. Хотя и это надо бы еще проверить: все ли ушли? Наслать на Вас бригаду из санэпидемстанции в полном составе. С мешком дуста и хитроумными приборами. А к военным эти пакостные насекомые всегда были неравнодушны. Читайте классику и заканчиваете свою демократическую демагогию, а дальше - вперед, под бритву. И чтобы до первородной синевы! До подаренной природой шишковатости!
   И ни спрятаться, ни откупиться от всего этого может уже и не удастся - пора прекращать уже прятаться в мягкой шерсти родителей. Она, шерсть эта, тоже имеет свойство с годами редеть и тогда-то и обнажаются все недостатки в воспитании подрастающего поколения. Поэтому не надо никогда и ничего бояться. Тем более, что результат-то выглядит вполне оптимистичным - в муках матери - отчизны и вторичных, близких к родовым, мукам родной физической матери и далеко не вдруг (просто-таки со страшным скрипом) но все же появляется на свет новый защитник отечества своего: "Прямо на границу. Так же, как все, как все ... ". А поэтому, будь готов, всяк в стране Руси живущий и хоть как-то обязанный ей рождением своим, защищать ее, голубушку, не взирая ни на что и не принимая во внимание никаких, даже абсолютно недружественных обстоятельств - как сказано в одном священном для всех военных писании: "... даже если жизни его (военного, то есть) будет угрожать опасность".
  
   В баню ...!!!
  
   Хитро переплетаясь, текли учебные и военные будни. От бани и до бани протекали они. "А почему "от бани и до бани"? - спросите вы. Да потому, что баня для военного это праздник, а мы как-то привыкли ставить себе некие светящиеся бакены в безликом и равнодушном течение реки жизни в виде хоть каких-нибудь праздников. "В чем же тут может состоять праздник? - не унимается неискушенный читатель - ну пошел себе, потихонечку, помылся, почувствовал приятную свежесть тела, попил пивка, расслабился, посидел себе, отдохнул. Так можно поступать каждые выходные. Обыденно это все - не празднично как-то". Да, большой скептик попался мне в читатели, придется остановиться на специфике помывки военного в бане.
   Как вы думаете, когда можно помыть военного в городской бане не смущая при этом гражданское население? (Встречаются такие случаи, когда на территории компактного проживания военных баню почему-то забывают построить). Правильно, в этом случае, военного можно помыть - либо ранним утром, либо поздним вечером. Когда трудовой народ либо еще спит, готовясь что-то выдать на гора или что-то отложить в закрома текущей пятилетки, либо этот народ уже спит (предварительно помытый), освобождаясь от последствий раскрепощенного социалистического труда. А военный - это ведь существо не только бесполезное, но и большей частью еще и вредное: мало того, что на гора он ничего не выдает, так еще и норовит он умыкнуть из этих самых закромов что-нибудь на поддержание собственной, так сказать, боеготовности. Сильно помогал в свое время выживать военному звериный лик империализма, в дикой злобе взирающий на мирный гражданский люд с плакатов советской наглядной агитации. Если бы не этот зверский лик, военного давно бы уже просто и быстро уничтожили как класс. Впоследствии, наступившем сразу же за советскими временами, так все и получилось. Как только в нежданно наступившую эпоху "нового мышленья и плюрализма" началась трансформация стран нашего "вероятного противника" в страны наших "вероятных друзей", сразу начал устойчиво хиреть наш военный. Постепенно перестала разрабатываться и поступать в войска новая техника, ощутимо сократилось реальное денежное содержание военного, а потом ему перестали платить вовсе. Правда, не платили временно, месяца по три-четыре. В общем месяцами не платили военным и все время предлагали немного потерпеть. По медитировать. На три-четыре месяца уйти в какую-нибудь нирвану, впасть в состояние цзэн или еще куда-нибудь впасть военным предлагали. Так или иначе, в конце-концов, предлагалось каждому военному куда-нибудь свалить вместе со всем своим семейством и сопутствующим семейству проблемами, в какие-нибудь бесплотные и потусторонние сферы. Временно, конечно. Будь спок, военный, не переживай, когда-нибудь все нормализуется. А пока - отвали, не до тебя сейчас.
   Но при этом предполагалось, что физическая оболочка военного должна всегда находиться на службе и держать себя на службе в прежней строгости:
   - Никаких подработок, Вы должны всего себя посвящать военной службе. Всего, понимаете? Без остатка !!!!
   - А деньги? В смысле денежное содержание? У меня семья понимаете ли ... . Содержать бы надо ... .
   - Семья у него. Деньги ему вдруг понадобились! Экий же вы, батенька, меркантильный! А о Родине вы уже, конечно, забыли?! О защите ее протяженных рубежей?!
   - Нет-нет, я-то помню, конечно же, но очень уж кушать хочется. Я то еще как-нибудь потерплю. Перебьюсь, как-нибудь. Мы же помним, присяга там, тяготы, лишения и все такое ... . Только вот семья ... . А содержания все нет и нет ... .
   - Нет и нет. Семью свою прожорливую могли бы уже и к теще давно отправить. Теща-то, небось, пенсию уже получает? И что, не может прокормить семью военного? Ох уж эти тещи! Ну ладно, а вы что не можете ни у кого занять?!!! Это же не надолго все. Зато как свалиться потом на вас многомиллионное состояние ... .
   - Блажен, кто верует. А у кого же сейчас занять-то? Олигархи с банкирами не дают. Не из жадности. Они вообще-то очень добрые по своей сути ребята. Просто очень сильно заняты они сейчас приватизацией отечества. А отечество у нас большое. Ну, в общем, не до нас им пока. Сами понимаете. Вот закончат дележ и, может тогда что-нибудь и дадут нам. Взаймы. С последующей отработкой, в форме защиты обширных завоеваний их тяжелого капиталистического труда.
   - Какой вы право говорливый и нерешительный какой-то. Олигархи ему, видите ли, в долг не дают. Олигархи не дают - займите у сослуживцев, в конце-то концов! Делов-то ... . Головой надо думать. Займите, а сами на службу!
   - Так ведь у сослуживцев-то, у них ведь ... .
   -Мол-ча-а-а-ть! Слу-жи-и-и-ть!
   И военные по этой команде вновь становились позу хорошо знакомую дрессированным служебным собакам. И продолжали в ней (в позе, в смысле) служить дальше за миску овощного супа.
   Так вот, о бане и сопутствующей ей воинской экстравагантности. Представьте себе такую картину. Темное зимнее раннее утро (где-то около - 5.00), колонна, состоящая из сотен военных, попахивая по ходу своего движения приятной смесью запахов немытых тел, кирзы и гуталина бодро марширует по сонным ленинградским улицам, лавируя между вечно дымящимися канализационными люками старой части города.
   Надо отметить, что в непритязательные те времена народ сильно полюбил этот запах марширующих куда-то военных колонн. Этот запах внушал народу непоколебимую уверенность в завтрашнем дне. И когда военные колонны почему-то никуда не шли, а уверенность народа была чем-то поколеблена, в ход пускался шедевр парфюмерной продукции того болотистого в своем застое и отстойного такого времени - одеколон с поэтическим названием: "Вот солдаты идут ...".
   Но сегодня военные колонны куда-то двигались и одеколона народу не требовалось. На одеколоне сегодня можно было здорово сэкономить. Идущих куда-то военных этот факт всегда радовал. Глубокая, плохо скрываемая радость переполняла марширующих. Им хотелось петь, но почему-то, не разрешают этого делать военным. "Что такое? Почему нельзя?" Молчат, сурово поджав губы командующие строями военноначальствующие. Опять, наверное, виноват этот, язви его в душу, чуткий отдых гражданского населения.
   А как было бы весело и даже можно сказать, экстравагантно, когда во всю мощь молодых, не единожды прорентгененных с положительным заключением, легких, можно было бы взять и грянуть в утреннем экстазе: "Щорс идет под знаменем, красный командир! Э-эээ-эх, красный командир!". Народ бы в радости кинулся открывать окна. Народ с увлечением подпевал бы! Но куда там, народу-то. Все эти немощные подпевки сразу безнадежно утонули бы в мощном и раскатистом прославлении, истекающего кровью за трудовой народ, бесстрашного командира! Восторг народа еще более усиливался бы от радостного осознания того, что военных наконец-то мыться повели! Народ внутренне преисполнялся бы тихой гордостью за нашу потенциальную непобедимость: попробовал бы кто-нибудь поднять в четыре утра изнеженного американского рейнжера и предложить ему помыться! А наши, ничего, с желанием встали и идут себе, светятся от бодрости и что-то спеть хотят они на радостях.
   Даже проживающий тогда приблизительно в тех же местах и без того вечно брюзжащий, а теперь еще и не вовремя разбуженный старик Козлодоев (старик только было забылся в своем коротком и призрачно-похотливом сне), воспетый в последствии Б. Гребенщиковым, благодушно так, без злобы просто усмехнулся бы, прошаркивая в мокрых брюках во всегда вожделенный им сортир. Но, увы, военным отдан приказ: петь сегодня нельзя, пусть даже и такая вот буйная радость раннего утреннего пробуждения переполняет их незатейливые, простые такие и, вместе с тем, полные благородства сердца.
   Ну, вот и баня. Оказывается военных тут и не ждали. И не ждали каждый понедельник. Знали ведь, что военные каждый понедельник ... . В строго определенной время ... . Но почему-то каждый понедельник в это время военных и не ждали здесь никогда ... . То ли военных ждали в какой-то другой день и другое время, то ли все-таки военных ждали именно в понедельник, но они, военные эти, всегда умудрялись неожиданно так прокрасться и нагрянуть в одно и тоже время, чтобы использовать фактор внезапности. Зачем тут нужен-то был этот фактор? Это же не боевые действия? Извините, это уже такая у военных выработалась привычка. Такая у них уже появилась, как говориться, вторая натура. Вот и доигрались они в очередной раз со своими дурацкими привычками. Ну и что? Чего, в конце-концов, добились они? Только ошарашили, они в очередной раз, безобидных и скромных в нерадивости своей работников этой отстойной тогда сферы. Ошарашенные лентяи сферы виртуальных бытовых услуг суетливо растерялись. И тут вдруг выяснилось, что котлы с водой еще под прогрев они не ставили, но готовы сразу же исправиться. Сейчас они обязательно что-то там зальют, подожгут и что-то наконец включат. Включат и уже через каких-то полчаса будет уже аж +0x01 graphic
С. А через эти полчаса колонна военных уже должна двигаться в обратном направлении Выполнение распорядка дня это ведь самое святое дело абсолютно для каждого военного. Ну да ладно, зачем военным эти пижонские +0x01 graphic
С, чай не буржуи они недобитые какие. К тому же закаляться надо смолоду и всеми силами стремиться к результатам покойного ныне дедушки Порфирия Иванова. И вот уже липнут ступни к стылому кафельному полу, иней серебрит полки парного отделения, тоненькой струйкой набирается в скорбный тазик прохладненькая, приятно бодрящая и освежающая организм, мягкая такая, истинно питерская водичка. Но, ведь даже по бездушной дедушкиной методике, время закаливания должно быть строго ограничено. Военные методик никогда не читают, но уже чувствуют - дед был прав. Движения военных начинают приобретать судорожный характер и паралитически учащаются. Скорей, скорей облиться, теперь растереться и, наконец, одеться. Одеться не со стыдливо-ложной целью прикрытия безоружной своей наготы, а дабы преградить пути утечки остатков жизненного тепла из постепенно синеющего и покрывающегося озабоченно-глубокими морщинами тела.
   Но вот как раз этого-то спасительно быстрого одевания может и не получиться у военных. Во всяком случае, получалось оно у них далеко не всегда. И вовсе даже не потому, что это были какие-нибудь особо медлительные военные. Все дело в том, что ношенное неделю нижнее белье изымается у каждого военного еще на входе в помывочно-морозильное отделение. Изымается строгим каптерщиком (лицо материально ответственное и морально всегда озабоченное). Изъятие происходит после тщательной проверки белья на комплектность (а не загнал ли этот военный свои потертые на коленях трусы куда-нибудь налево с целью, так сказать, своего личного обогащения?). Если каптерщик комплектностью удовлетворен, белье кидается в общую кучу. Причем каждый предмет белья имеет свою общую кучу, и общее количество куч различных предметов нижнего белья военного может приближаться к цифре пять.
   И вот тут-то, в этот самый момент, раскидав белье по кучкам и выполнив полный комплекс закаливающих процедур, военный может легко попасть впросак. А просак заключался в следующем. Закончивший все помывочные тайнодейства военный тут же может прослушать информацию о том, что чистое белье еще не подвезли, т.к. какой-то прапорщик неожиданно ушел в запой и не вовремя подал куда-то заявку (подал неправильно оформленную заявку в тот орган, подал правильно оформленную заявку, но не в тот орган, подал не в тот орган неправильно оформленную заявку и т.д.), но, это ведь не беда, и не следует вовсе беспокоиться, не следует вовсе даже паниковать и очень сильно по этому поводу переживать. Белье вот-вот подвезут и все пойдет по утвержденному свыше распорядку. Далее, поток негативной информации непрерывно растет и наконец заканчивается безапеляционным уведомлением об отсутствии чистого белья на окружных складах мирного времени, а чтобы воспользоваться запасами, отложенными на черную годину времени военного надо срочно объявить кому-нибудь войну (ну хотя бы на часик, хотя бы соседней Финляндии, а пока горячие и быстрые умом финские парни будут въезжать в смысл ультиматума, умыкнуть бельишко из этих специальных хранилищ. Умыкнуть и взять свои слова обратно, мол, погорячились, премного извиняемся, мол, успели было мы позабыть уроки генерала Маннергейма, а сейчас неожиданно вспомнили и просим у вас глубочайшего пардону). Но эскалацией международной напряженности из-за каких-то голожопых военных, быстро снующих по стылой бане, в надежде не околеть окончательно, естественно, заниматься сейчас никто не будет. Не будет никто из-за них собирать внеочередной пленум Политбюро ЦК КПСС. А посему, военным тут же предлагается альтернативный вариант, подкупающий своей новизной. Военным предлагается пренебречь условностями, изгнать из себя ложную брезгливость и временно облачиться в то, что так живописно разбросано по грязному полу. Предлагается сделать все это очень быстро, так как военным уже давно пора продолжать свое неукротимое движение к определяемым для них распорядком дня жизненным целям.
   Попытки использования математических знаний для определения вероятности отыскания именно своей детали туалета в каждой из пяти куч, сваленных табуном из сотни жеребцов, приводят военных к удручающим результатам. Вероятность оказывается ничтожно малой. Ей даже можно пренебречь. Но холод - не тетка. С матерком и взаимными подначками, облачившись в то, что хотя бы приблизительно подходит по размеру, военные дружно высыпают из промерзшей бани на когда-то мерзлую улицу. На раскаленной зноем улице военных ожидала награда: первая партия батонов, выпеченная ночной сменой хлебозаводов, развозится по ленинградским булочным и, не достигая прилавков, расхватывается любителями раннего мытья.
   И домой! Строем! Опять без песен. Но с батонами! Условно чистые. В чужом грязном белье!
   Ох, хорошо, что молоды тогда были эти военные. И СПИДа не было в те далекие и проклятущие времена. Вернее, СПИД к тому времени уже существовал. Но не в этой стране. Его только-только "на свежачка" занесли неизвестно какими путями на процветающее-загнивающий Запад голодные и поэтому очень мстительные африканские обезьяны(?). Ну а далее, уже попав на благодатно разлагающуюся почву СПИД начал свое быстрое и повсеместное распространение. А у нас в стране развитого социализма СПИДа тогда еще и в помине не было. Не поминался он абсолютно нигде. Ни в одном источнике СМИ. А у нас ведь как тогда было? Если СМИ о чем-то не упоминают, значит этого "о чем-то" просто не существует Ну иногда, конечно же, что-то сознательно умалчивали эти обычно правдивые СМИ (например, в стране во всю тогда уже свирепствовал секс и в условиях выпуска Баковским заводом большого количества бракованных резиновых изделий неуклонно росла рождаемость, а советские СМИ про секс ничего тогда не писали, не рассказывали и даже не показывали по телевизору), но это совершенно другой случай. СПИДа тогда в стране не было. По крайней мере, в отдельно взятом Питере его точно не было - проверено многочисленными поколениями питерских кадетов.
  
  
   Благодаря отцам командирам, военные приобрели другие качества, которые, безусловно, пригодились в последующей офицерской службе. Взять хотя бы такое качество как изворотливость. Очень многогранное качество, являющееся не чем иным, как проявлением инстинкта самосохранения, первоначально дарованным свыше и подлежащим непрерывному развитию в процессе жизни индивидуума, а особенно в процессе службы этого индивидуума. Вот, к примеру, вызывает вас высокое командование на командный пункт, брызгает слюной, машет телефонной трубкой засекреченной связи: "Где связь, капитан, до "первого" не могу дозвониться и войска уже д-е-ся-ть минут без управления! Без управления М-н-о-й!!! Вы хоть на что-нибудь способны, капитан? Кстати, как Ваша фамилия?". Какой-нибудь штатский инженеришка был бы тут же с позором раздавлен, размазан, истерт ногами, вроде бы обыкновенными конечностями, но прикрытыми штанами с лампасами, и поэтому чрезвычайно значительными. А вы? Сначала вы громко и четко называете свое воинское звание (тут уже никуда не денешься, звание надо называть четко - в званиях генерал разбирается а, они, звания эти, предательски обозначаются на погонах специальными условными знаками и являются, как бы, приставкой к фамилии военного на всем протяжении его службы,), но перед тем как называть фамилию вам надо обязательно представить во рту горячий клубень картошки и, только затем громко гаркнуть свою фамилию. Например: "Капитан Пр-о-а-р-и-ов (Просвиров), товарищ генерал!" и пока он не успел произнести, что-нибудь, наподобие: "Как, как?" берете инициативу в свою руки: "Разрешите мне самому проверить, товарищ генерал, тут что-то не так, я только что из аппаратной - средства связи функционируют исправно". Это при том, что у вас в важнейшем направлении рухнул целый радиорелейный участок, который уже полчаса, как восстанавливают, и неизвестно, когда восстановят. Надо как-то выкручиваться, максимально отдалить мгновение начала глумления над своей судьбой, а там глядишь все засинхронизируется и заработает. Поэтому вы перехватываете из рук начальственных особую телефонную трубку, убеждаетесь в полной ее безжизненности, со значением дуете в нее, а затем придаете лицу своему выражение еще более озабоченное и строгое: "Фигура" - "Браслету" ответьте. Але, Але, "Фигура", слышу вас! Что у вас там такое случилось? Был кратковременный сбой синхронизации? А-а-а, понятно. Ну, давайте проверим связь с "Гетманом" (назывался позывной еще большего начальника). Да, да товарищ генерал-полковник, капитан Пр-о-а-р-и-ов, проверка связи. Григорий Петрович никак до Вас не может дозвониться. Передаю ему трубку. Что? Понял, передам товарищ генерал-полковник". И хлоп трубку на аппарат перед носом озадаченного высоковоенноначальствующего, с четким докладом: "Товарищ генерал, "первый" просил передать, что решил принять руководство учениями на себя и просил его и войска в течении двух часов не беспокоить". Лицо генерала начинает искажать понимающая улыбка, в глазах появляются оттенки сыновнего почитания: "А-а-а, опять подкинул вводную в войска - якобы убили меня. Это он, старый пень, любит - войсками порулить, молодость вспомнить. Идите, капитан. Хоть отдохну пару часиков". И уже никакой он не высоковоенноначальствующего, а добрый такой, дедушка. И вами доволен. Угроза нависшая над вами миновала. А за два-то часа военные если даже "релейку" не осилят, то уж провода-то через непроходимые болота точно протащат, успеют они все вовремя.
   И, как правило, вопиющая эта изворотливость остается безнаказной, Войско действует по своему усмотрению, а значит вполне осмысленно, никто ему не докучает глупыми вводными, а генералы, надеясь на полководческие таланты друг друга, благочинно отдыхают. Вот такая вот прохиндиада. Особая, по военному циничная и изощренная. Зато вы по-прежнему живы и даже ползете себе тихой сапой по карьерной своей лестнице. Ползете все выше и выше, отвоевывая для себя любимого ступеньку за ступенькой.
  
  
   Шел как-то темным зимним утром Серега в составе группы на уборку территории от нападавшего за ночь снега. Вдруг прямо по ходу движения начали прорисовываться знакомые очертания военноначальственной фигуры и вскоре раздался родной такой рык: "Просвиров, почему шинель без хлястика?" Вот так. В темноте. Спереди! Заметить отсутствие хлястика?! (Хлястик, для непосвященных, это особая деталь воинского туалета. Крепится она сзади к одетой на военнослужащего шинели и ограничивает величину ее (шинели) заднего просвета. Подчеркивает талию военнослужащего, не опоясанного ремнем. Поддерживает ремень опоясанного военнослужащего).
   - Так ведь холодно, товарищ подполковник! - мгновенно и громко отреагировал Серега.
   - Понял - изрек военноначальствующий в походном выдохе и, не снижая темпа своего встречного передвижения, вскоре исчез из видимости.
   В общем, вот такая была школа. Но иногда учителя расслаблялись и сами становились жертвами воплощения принципов и методов, которые они же усердно культивировали. Приведем один такой пример. Пример, в котором опять фигурирует хлястик. (Так ведь всегда бывает. Только начни сыпать разнообразными примерами - появится необходимость разъяснять пытливому читателю глубокий смысл специфических военных терминов. Хорошо что относительно хлястика читателю все уже известно).
   Так вот, в первые годы обучения хлястики-шинельные были объектами товарного обмена, наподобие каких-нибудь цветных камешков правильной формы у дикарей затерянного в джунглях племени, имевшего непродолжительный контакт с цивилизацией. На хлястик-шинельный можно было выменять бутылку молока, на два - бутылку молока с пресловутым батоном и т.д. А механизм превращения хлястика-шинельного в дефицит был чрезвычайно прост - достаточно хотя бы одному военному его где-нибудь потерять. Какие шаги предпримет военный, чтобы найти хлястик-шинельный? Да никаких. Воспитанный в лучших традициях, он, улучив момент, осуществит съем сразу двух (а то и трех!) хлястиков-шинельных с шинелей своих товарищей, висящих (имеются в виду шинели) в специальных, содержащих множество бирок, шкафах, благо военноначальствующие всегда трепетно отслеживали, чтобы шинель висела в этом шкафу под индивидуальной биркой, содержащей исчерпывающую информацию об индивидууме-владельце, обязательно экипированная хлястиком-шинельным (так прямо и заявлялось: "Шинели без хлястиков в увольнение отпущены не будут!"). И как только первый несанкционированный съем хлястика-шинельного осуществлен - все, можно считать, что лавинообразный процесс запущен. Вскоре хлястики-шинельные исчезают с шинелей, хранящихся на складах, а потом и с прилавков военторга. И, наконец, превращаются в объект натурального обмена. Об этом мы уже упоминали.
   Вот теперь, когда даны все необходимые пояснения, можно наконец и рассказать о потерях военноначальствующих, понесенных ими от своих же методов. Собрались как-то военные на зимние учения в лагеря. Вечером перед неожиданной тревогой (назначенной на шесть часов утра) с последующим полевым выходом военноначальствующие, как всегда, приступили к идеологической обработке военных. Военноначальствующие взывали к реанимации совести военных, призывали "поскрести по сусекам" и вывесить объекты стратегического резервирования на шинели, а шинели вывесить на ночь в специальные шкафы под его, мол, военноначальствующие гарантии. Гарантии состояли в обещании выставить на ночь дополнительный пост охраны хлястиков-шинельных.
   Утро. Неожиданный тревожный подъем в заблаговременно объявленное время. Получение оружия. Построение, проверка экипировки. На лицах военноначальствующих проступает неподдельный ужас с налетом удивления - на шинелях военнослужащих отсутствуют хлястики !!! Не на всех, конечно, но на большей части их общего количества.
   Далее следует оживленный диалог многих лиц. Военноначальствующие - дневальному:
   - Да как же это такое-то вот? Как же так могло произойти? Ты же стоял, скотина?!!!
   Дневальный (рослый нескладный парень, рост - 2,02 м, благодаря которому и носил кличку "Агдам", по названию популярного в пьяные те времена винного напитка, стоящего 2, 02 руб.) - начальству, заикаясь и разводя руками-лопостями ветряной мельницы:
   - Ст-оять- то- я-ст-т-оял! А ч-т-то тто-л-ку-то!
   Военноначальствующий - строю (нормативная транскрипция):
   - Первый раз вижу такой долбаковский курс! Два года уже служат, а такого при-ми-тив-не-ше-го вопроса как обеспечение собственного туловища элементарным хлястиком, решить до сих пор не могут. Старшина, мы уже не укладываемся в нормативы, выводите этих бестолковых военных на улицу в чем мать родила (имелось ввиду - без хлястиков-шинельных).
   Военные уже начали сбегать по лестнице на улицу, когда из канцелярии курса, служившей убежищем военноначальствующему брату, раздался пронзительный, в безысходности своей, рык раненного в живот мамонта. Затем из канцелярии медленно выпало содрогающееся в экстазе тело самого военноначальствующего, при этом перекошенный рот головы его тела в бессильной злобе глотал насыщенный недавно прошедшей ночью казарменный воздух, а в руке военноначальствующего обреченно извивалась его шинель - без хлястика-шинельного !!!!!!!!!!
  
   Как-то с настораживающим постоянством на столах у военных стала вдруг появляться настоящая баранина со специфическим своим запахом и быстро остывающим жиром. Был у этой баранины один недостаток, все попытки прожевать ее до того состояния, когда становится возможным счастливый миг ее падения на дно организма, заканчивались безнадежным выплевыванием каучукообразной массы обратно в тарелку (и это при наличии полного комплекта еще акульих зубов). Но ведь суррогаты запаха и вкуса во время пережевывания, безусловно, присутствовали!
   Секрет такой невиданной доселе щедрости открылся военным в первом же после наступления чуда наряде по столовой. На темной бараньей туше, доставленной группой военных из холодильника в мясной цех, стоял штамп, свидетельствующий о забитии несчастного животного в Новой Зеландии в 1951 году от рождества Христова. То есть ровно за десять лет до рождения большинства из присутствовавших военных. И, наверняка, в момент своего умерщвления было это животное уже далеко не молодо, спряталось где-нибудь в хлеву в надежде тихо вспомнить события минувшей жизни и спокойненько так самой по себе тихо издохнуть. Не тут то было! Нашел таки старушку злобный новозеландский скотник и забил в неистовом капиталистическом порыве получения прибыли любой ценой. А потом темнеющую тушу купило наше заботливое государство и бережно поместило ее в стратегические свои запасы - будет теперича чем полакомиться в тяжкую годину ядерной зимы.
   Но наступает момент, когда сроки хранения стратегических запасов начинают превышать все возможные неразумные и невозможные разумные пределы. Надо что-то срочно предпринимать. Да и новозеландские фермеры начинают проявляют беспокойство - мол, некуда им стало ветеранов овечих своих отар девать, покупайте, мол, по дешевке. Да мы давно уже готовы прикупить у вас этих старичков, но куда же девать старые запасы? Неужели выбрасывать? Ведь они еще даже не начали разлагаться! Ща-а-з, выбрасывать! У нас же есть военные!
  
  
   А какую цель преследуют наши военные, громко топая ногами по брусчаткам и асфальтовым площадям? Чем наш современный парад отличается от парадов петровских времен? Только тем, что мушкеты стали немного по- совершенней? Или топать стали громче? А как же техника? - спросит въедливый читатель. В этом то все и дело. На современном параде и должна демонстрироваться только-то управляемая минимальным количеством людей боевая техника. А в канун праздника или утром праздничного дня произвести пуски одной-двух баллистических ракет по специально оборудованным полигонам. Чуть-чуть потратиться на оборудование полигона, превратив камчатские болота в макет какого-нибудь американского города. Например, создать на полигоне точную копию города Вашингтон с Капитолийским холмом и торчащим из него Белым домом. Немного придется потратиться, конечно же, на подобное макетирование. А вот особых затрат на пуски не предвидится. Отдельные ракеты-то, они ведь все равно в течение определенного периода должны быть отстреляны с целью подтверждения надежностных характеристик всей поставленной партии. Они и отстреливаются. Но отстреливаются почему-то втихаря. Предупреждается об отстреле только узкий круг компетентные организаций, дается в особой прессе маленькая заметочка о том, что в такой-то период всем корабликам в такие-то райончики Тихого океана лучше бы не заходить. Мало ли что. Вдруг все же долетит? А затем тихонько так берется и производится запуск. Нет, на старте-то конечно все ревет и факелит реактивными струями, но в мире ничего не слышно. А почему так скромно-то? Почему гордо не объявить всему миру о предстоящем пуске в широкой печати? Пуск приурочить к какому-нибудь признаваемому большинством членов мирового сообщества празднику, например, ко дню Победы. И сделать пуск ракеты стратегического назначения неотъемлемой частью военного парада на Красной площади. Сделать пуск и показать по телевидению всему миру кадры с разделением боевых блоков (без ядерной начинки, разумеется) в районе нанесения удара и развороченный вдоль и поперек макет города Вашингтона. И этим действом, как-бы немо спросить у всего мира: "Вы представляете, что могло бы быть с этой холмистой местностью, если бы мы к нашим ракетам сегодня перед стартом ядреные головки-бы прицепили? Ну, к примеру, перепутали бы что-то спьяну? Вы же нас самыми главными на земле алкоголиками считаете? Вот и представьте тогда, что бы тут было, если бы мы вам взяли и тупо так подыграли. Теперь-то вы отдаете себе отчет кого вы все время упрекаете в ущемлении демократических прав и свобод? Вот и не суйте свой склизкий нос в нашу суверенную демократию!" Насколько бы сразу легче стало бы подписывать с другими странами договора об экономическом и научно-техническом сотрудничестве после проведения такого парада! Вот тут бы выгода сразу же дала бы о себе знать. И покруче, пожалуй, была бы эта выгода, чем от парада проведенного у костра!
  
  
   Вот поэтому-то, если мы все же что-то пытаемся во время наших парадов продемонстрировать, то ни одного пешемарширующего на площади быть не должно. К великому удивлению иностранных наблюдателей по площади должна проползти новейшая боевая техника, имеющаяся у нас, как правило, в одном экземпляре. При этом ползти она должна не безвольно. Не должны, например, демонстрироваться ракетные комплексы при импотентном расположении на них ракет. В ходе своего продвижения по площади ракеты должны приводиться в стартовое положение и угрожающе крутить головками самонаведения. Жерла танковых пушек должны непрерывно искать трибуны иностранных военных атташе и вести по ним огонь холостыми снарядами. А в это время на громадном плазменном экране должны демонстрироваться кадры боевого применения комплексов ПВО и установок залпового огня. В этих кадрах должны подробнейшим образом смаковаться последствия применения этого оружия: пачками падающие с небес "Фантомы", "Стэлсы", "Миражи" и прочая нечисть. При этом кадры должны содержать массовое падение вражеской авиации на землю, густо усеянную бесчисленными трупами жертв применения нашего сухопутного оружия. Трупы жертв должны быть беспорядочно разбросаны ровным слоем по многочисленным следам разрушений дорог, мостов и небоскребов. Лица трупов должны показываться крупным планом. На лицах трупов должен застыть в прощальной маске неподдельный, нечеловеческий такой ужас. Вот это парад! Вот это мы понимаем! А потом, чтобы хоть как-то вывести из трусливого оцепенения представителей иностранных делегаций пусть погремит наконец оркестр веселым маршем и пусть он помарширует еще вдобавок. Пусть придаст он процессу демонстрации нашей военной мощи праздничный характер. Мол, не от злости мы все это придумали, а исключительно от нашей общенациональной доброты. И любим мы посмотреть на все эти добрые наши дела исключительно в праздники. ("Майн, гот! Что же они смотрят по будням?").
  
  
   "Да в каких таких промежутках? - не унимается читатель, - я вроде бы все внимательно до сих пор читал. Не было никаких промежутков. То они, военные эти, долго топают какими-то противоестественными шагами. Затем с идиотически счастливыми улыбками размахивают большими флажками на широких площадях, пропагандируя спортивные достижения советской молодежи. Или же шляются в поисках пищи по овощным базам и портам. А то возьмутся водку пить, а глаза залив, массово дерутся, пролетариев обижают. Не дают пролетариям с дамами покуролесить. Пользуются тем, что дамы им за что-то благоволят, невзирая на ливерные запахи. А громко петь и плясать в пивняках? Просто возмутительно! Люди пришли спокойно пивка попить, а они ... . Ведрами! Или же еще выкупаются в каких-нибудь зловонных помоях, слегка обмоются прохладненькой водичкой и сразу в артисты норовят. А когда военным этим все надоест, ну решительно все, они встают в пять утра и идут в баню с песнями про старика Козлодоева, в бане почему-то не моются, а только меняются между собой ношенным нижним бельем. Полнейший беспредел, разврат и атисанитарию учиняют везде эти военные. Везде, где бы они только не появились! Вот и все, что я из прочитанного понял. И никаких промежутков не обнаружил!"
   Не хочу обижать вас, о внимательнейший из читателей, и пересказывать пошлый анекдот про гинеколога, который тоже никак не мог обнаружить промежутка и все время попадал не туда. А когда обнаруживал свой очередной промах все время недоумевал: "Как? Не может быть! Промежуток должен быть!" И прошу поверить на слово: промежутки действительно были.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"