Немчинов Толмач Несторович : другие произведения.

Муки Выбора

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Причина стремления к богатству донельзя банальна; у мании же величия всё немного сложнее: есть несколько разветвлённых корней, множество обличий и крона, готовая обрушиться на каждого, кто не умеет прогибаться перед вышеозначенным набором букв. Характерным признаком одержимости любой властью является уникальное свойство 'бесплодности', эпичным воплощением которой служит пирамида посреди Великого песчаного моря.
None [Smb]

Муки Выбора.

19 июля 1009 года от Р.Х. Час перехода Ра в Серкет.(1)

  - Воровали и тысячу лет воровать будут! прикажете всё изменить? - шут вытянулся в углу, подобно собачонке, подобострастно следя за очертаниями силуэта халифа - победоносного и солнцеликого - чтобы ненароком на него не наступить. Малая часть зала, чьей топологии чётко придерживался придворный распорядитель затей, была наполовину задрапирована шёлковой ширмой с вытканным полумесяцем, символизирующим, что между западной страной мёртвых(2) и восточной окраиной земли, открытой для внимания к словам Пророка, всегда должна сиять правда, данная откровением славы Самого Всевышнего. В стремлении до последнего держаться пути истины была жестокая необходимость. Над дуралеем возвышался массивный штандарт с выложенным по древку позолоченной вязью девизом: 'Не слова лжи о людях!' - увенчанный геральдическим шишаком династии Фатимидов. Именно в тени эмблемы искал спасения в жаркое время суток умудрённый жизнью и прошедшими казнями болван: "Ну, хоть какая-то польза от напоминания."
  Шёл триста девяносто девятый год с того дня, когда Мухаммед согласно воле Аллаха (да славится Его имя без конца!) был вынужден переселиться из города, где воздвиг священный камень в основание величайшего из храмов, когда-либо построенных во Вселенной. Солнце востока и Опора правоверных, сиятельный владыка изнемогал от духоты. Жгучее светило заполонило улочки Каира с трескающимися от зноя мостовыми несносным дыханием кузницы. Впечатление от близости к месту, где ковалась броня и прочие атрибуты сбруи, усиливалось не прекращающимся ни на минуту гудением потока крови вокруг основания черепа, добивающим своим перестуком (не иначе, как с подачи иблиса) даже в гуще импровизированного сада! С уст халифа сорвался малодушный вздох, который изнывающий защитник многих тысяч подданных, да продлит Всевышний его дни, поспешил спрятать за вопросом:
  - Скажи мне, каким правителем я останусь в памяти народа?
  Отмерив паузу, положенную для улавливания сути венценосного запроса, шут ответил с выучкой человека, прошедшего курс риторики самого лучшего из институтов - школы придворного выживания. На лице главы верующих тут же заиграла бледной змейкой знаменитая гримаса, о которой подробный очевидец тех событий писал: "Со странной ухмылкой, блуждающей на устах, он водил свои победоносные войска против неприятеля: улыбкой, что отпугивала даже падких к власти женщин... С непонятной усмешкой халиф покровительствовал учёным и освобождал христиан и евреев от их богатств. Чем бы не занимался аль-Хаким в течение своего правления - всё делалось с одним и тем же неизменным выражением, доводившим до ужаса порой даже самых стойких из свиты кормящихся с его руки!"
  - Вряд ли хоть кто-то из увивающихся подобно лозе придворных льстецов, способных удовлетвориться даже крохами, что падают им в миску с края скатерти лучезарной мудрости, в состоянии разглядеть глубину радушия щедрого хозяина, пока не узрит реальной возможности выторговать мзду!? - начал верещать шут, стремясь достигнуть желаемого результата. Прожить эти несколько часов до захода солнца. - Поэтому, если его властейшеству будет угодно обозначить, какие границы своего обожания народом он желает расширить и углубить, с корнем вырвав заразу, всё ещё мешающую осуществлению оной во всей полноте, я готов расстараться с доступным мне небесами рвением?!
  Халиф долго хранил молчание. Ему пришла в голову неожиданная мысль. До прихода ночной стражи и - того благословенного мига, когда в сопровождении малой толики охраны можно дать увлечь себя бескрайнему течению песчаного моря с ад-Дарази(3) в качестве рулевого, чтобы продолжать реконструировать там древние обряды великого народа, - оставалась уйма времени. Да, он задал вопрос, но, похоже, никто из ныне мерящих этот свет ногами, не знает на него ответа, разве что... Просвещённый владыка хлопнул в ладоши, приказав выпустить из темницы бродячего фаласифа, чтобы выслушать слова, не украшенные прилипчивой вязью лести. Вошедший поразил каирского халифа своим относительно свежим видом, никаким боком не сопоставимым с долговременным заточением в зиндане, в котором отбывал наказание за любовь к забродившему виноградному соку.

*****

  - Скажи-ка мне, книгочей, много ли было на земле правителей, славных в памяти народа добродетельностью и прилежанием в делах приумножения казны, что уже само по себе означает благоденствие подданных? как лучше всего достичь баланса между этими двумя блистательными доказательствами избранности самодержца, если они оба в корне противоречат друг другу? Да-а, забыл добавить: не бойся! будь открыт как источник света. Ведь, именно сейчас ты можешь значительно облегчить свою участь. Можешь начинать прямо со слов истины... и без той велеречивой трескотни, которой вы, обитатели гор, любите оснащать выступления перед нами, скромными жителями низин. Я тебя внимательно слушаю.
  - Великий! На земле был лишь один правитель, сравнимый по числу побед с Мечом Аллаха.(4) Это - кесарь румийцев Искандер Двурогий. Долгие годы, без сна и отдыха, неутомимый покоритель ойкумены вёл воинов во все края зримого земного предела, чтобы выполнить наказ воистину выдающегося собирателя причин Аристотеля и приобщить народы подлунного мира к истокам мудрости. Увы, после смерти обожествлённого стратига его наследие - обширные земли и покорённые племена - всё рухнуло в одночасье!
  - Да, я знаю этот скорбный виток истории создания империй... Продолжай спускаться за словами откровения в неисчерпаемый колодец премудрости, не останавливайся!
  - Был ещё один румиец - Пифагор, чьё имя означает 'предсказанный оракулом', который жил гораздо раньше объявленного величайшим похода Сотрясателя земли. Признанием заслуг этого учёного мужа - как в области математики, так и в сфере философии - стал феномен, когда действительно выдающие открытия, сделанные много спустя и совсем другими людьми, тем не менее продолжали приписывать авторству неугомонного жителя острова Самос... Так вот, даже призвав самых достойных людей себе в соратники по демократическому управлению полисом без оглядки на прихоти и алчность века сего, он - не сумев вовремя распознать злостного предателя - пал жертвой рокового стечения обстоятельств. Надо ли говорить, что эксперимент с умной коллегией лидеров-наперсников провалился в корне, толком-то и не успев родиться!?
  - Признаться, я не удивлён. Если стая павианов когда-нибудь, не разругавшись в пух и прах, сумеет всё же выбрать из своей среды вожака, при первом появлении льва он просто сбежит, позорно прижавши хвост. Честь и отвагу можно найти лишь в сердце, помазанном на власть, остальным же - уготованы чинопочитание и трепет.
  - Справедливо твоё замечание, Ослепительный. Позволено ли мне продолжить свой рассказ о другом, столь же осенённом крылом истины Всевышнего правителе - Сулеймане?
  - Мир ему! увы, но эту историю я знаю. Также и предвижу заложенный в ней посыл... после смерти плоды трудов его жизни превратились в прах!
  Правда, коптский иерарх мелькитов всё трактовал несколько иначе. Он любил порассуждать о непомерной ноше, которую взвалил на себя щедрый в делах любви и зодчества мудрец. Наложницы, конкубины, пелегеш. Их неугомонное желание переманить правителя сердца целиком на свою сторону со всеми его потрохами и убеждениями. Что отнюдь не удивительно, учитывая женскую добродетель - умение пленять отдаваясь. Стремление, чьему бурному потоку как раз и поддался ценитель славных откровений Вышнего в небе, несмотря на подаренный Милостивый Аллахом перстень стоимостью в один дирхем с надписью: 'Всё преходяще!'
  Занятным мне представляется другое. Что пророк (да будет покой ему во всём) сумевший обуздать самых могущественных элементалей огня - ифритов - так и не смог совладать с трепетанием маленькой ножки, обутой в изящные сандалии. Впрочем, ладно... Бог изобрёл письменность и книгу откровений, а дьявол, в отместку, комментарии и недобросовестных толкователей! Нет ли у тебя истории совсем другого рода (я напоминаю: подумай хорошенько!) которая бы не заканчивалась столь печально для управителя большой державы, озабоченного судьбой своих начинаний?!
  - Как скажешь, эмир. Хотя, справедливости ради нужно отметить, что причина распада целостности государства лежит намного глубже: Байт-ал-Макдис(5) уже был воздвиг; встало на крыло новое поколение отпрысков благородных кровей, не нуждающихся в понукании ни в ратном деле, ни в заботах о хлебе насущном; исчезла великая объединяющая идея. Поэтому обвинять женщин в утрате большого количества территорий в пределах подчиненной тебе империи... гм, это всё равно как назвать стайку воробьёв причиной возникшего голода, когда поля уже подверглись грандиозному нашествию прожорливой саранчи! И да, я отвёл время для повести о событиях, случившихся на этой земле небывалое количество лет назад, под самый конец нашей беседы, ибо дорог холодный шербет к десерту.
  В благодатной для всяких плодов хлебопашества стране Миср(6) жил-был государь невиданной мощи. Звали его Сетсу-Ра: впрочем, у него имелось много имён, что вовсе не удивительно для властителей здешнего края. Необычность, равно как и источник могущества - крылись в его завидном долгожительстве. Умерли те, кто знал повелителя с младенческих лет, сгинули соучастники его возвышения - он правил. Соперники в борьбе за престол, многочисленные князья враждебных племён, первый сын-воин, второй сын (великий маг) - все уже обивали пороги по ту сторону, где ушедшие остаются навеки, а Сетсу-Ра продолжал сидеть на троне.
  И захотел он запечатлеть историю своей жизни как сказ потомкам о поступи совершенного правителя... Так как подавляющее большинство окружения, ведавших его заслуги в деле строительства храмов либо вымерли, не выдержав груза лет, либо впали в детство, старец приказал сбивать со знаменитых настенных барельефов картуши бывших владельцев, дабы ещё сильнее восхвалялось его имя. Разрушением древних святынь и умалением деяний прежних правителей самодержец, увлечённый собственным величием, добился чего хотел. Отныне выталкивались на гребне успеха только очевидцы невиданных ратных подвигов Сетсу-Ра, ибо он покровительствовал распространению таких слухов. Могло показаться: нет и никого уже не будет могущественнее из небожителей на земле и одно лишь начертание иероглифа имени Владельца дома должно внушать священный ужас противникам на долгие-долгие годы, - но Всевышний не оставляет без внимания и воздаяния даже самый потаённый уголок человеческой души!
  Когда умирает могучий лев в расцвете сил, на его место в семье претендуют один или два молодых самца, которые начинают правление тем, что убивают оставшихся без отца котят. Зачем кормить потомство проигравшего вожака, когда можно самому вплотную заняться выпестованием своего собственного? Окружающий мир хоть и жесток, но в нём присутствует жёсткая логика. Когда престол переставшего различать вкус добра и зла правителя, превратившегося в собственную тень из-за того, что пережил добрый десяток сыновей, занимает столь же дряблый старик... стирается тонкая грань, ограждающая обитель мёртвых от мира живых. Именно тогда наступает Хаос. И каждый из правителей проклятой династии лишь увеличивает его способность к регенерации. Двенадцатый носитель некогда славного имени - самый никчёмный из плеяды властителей Мисра - только и мог, что с печалью в глазах наблюдать разграбление и упадок вверенной ему Силой предвечного рассвета страны...

Вечер того же дня (первое число упет-ренпет сезона половодья Нила.)

Признаться, халифу уже давно наскучил продолжительный разговор (и последние несколько минут он едва сдерживался, чтобы не зевнуть), но вот, наконец, настал кульминационный момент нынешнего, довольно утомительного дня. На пороге возник прислужник ад-Дарази, в небе показались первые звёзды. Настал самый благоприятный час для принятия судьбоносных решений - конечно же, если принять клятвенные заверения придворного астролога всерьёз! На лице аль-Хакима подернулась рябью сардоническая гримаса. Ах, да... надо же отблагодарить каким-либо камнем из Сард(7) назойливо бубнящего прописные истины любителя диковинной древности:
  - Твоя память не по возрасту остра, а склонность делать далеко идущие выводы хоть и занимательна, но лишена всякого смысла. Хроники составляют летописцы, фаласифы украшают их затейливой вязью ни к чему не обязывающих комментариев. Всё скучно и приторно, за исключением одного... Непредвиденного никакими рукописями обстоятельства, что саму суть истории творят носители Божественной огня, не боящиеся ни осуждения, ни - что гораздо хуже - извращения первоначальной идеи! Последнее, в чём нуждается повелитель от уснувшего в своей уютной скорлупе книжного червя - это напоминание о суетности затраченных усилий. Либо ты приводишь достоверный и правильный пример из жизни народонаселения и поставленного над ним властителя, подтверждающий ход мыслей вопрошающего (избавляя, тем самым, своего господина от мук выбора) - либо благоразумно молчишь. Однако было бы непростительным расточительством потерять такой разносторонний ум... Полагаю, ты из учёных тюрков? Отлично, потому что тебя ждёт назначение на должность гулям-мирзы (писаря) в штат кавалерийского отряда, расквартированного на восточной границе с сопредельной нам вражеской территорией. Военные тяготы обострят твой и без того наблюдательный взгляд, обогатив знаниями практической стороны жизни, а брат-командир отточит навык чётко формулировать ответ. Можешь не благодарить. Свободен...
  Поспешив уладить прочие мелкие дела и облагодетельствовав парочку неимущих, сиятельный халиф был вправе рассчитывать, что вести, которыми так спешил поделиться ад-Дарази будут, по крайней мере, добрыми. Что-то в манере поведения немногословного распорядителя тайных приказов уже как будто бы предвосхищало успех. Выразительное лицо сподвижника разве что не лучилось от внутренней улыбки, когда попечитель правоверных стал причитать по высокородной привычке пастырей, вынужденных всегда терпеть утомительное блеяние подопечных, прежде чем начинать сдирать с них три шкуры:
  - Почему улемы (проведшие лучшие годы за сличением ветхих свитков с не менее загадочными первоисточниками) как только речь заходит о градоустойстве государства, тут же начинают кочевряжиться подобно умм аль-валад (наложнице), свято убеждённой в своей красоте, хотя-то её хватило всего-навсего на несколько мгновений? И - то, чтобы только чуть-чуть снять боль от одиночества?!
  - Венценосный, ты слишком доброго мнения о возможностях - на минутку - безумных в своей уверенности безмерной пользы от учения последователей Тота. Тех, кто годами готов не видеть дневное светило лишь для того, чтобы как следует изучить ночное. Тех, что придают значение вселенного масштаба - и неимоверной силы притяжения - небесным катаклизмам, случившимся несколько тысячелетий назад. Любопытные лозоходцы утерянных родников забытых истин. Они, без сомнения, нужны - как поставщики идей, как разведчики в бесплодной пустыне невежества, набредшие по воле Провидения на неизвестный доселе оазис. Но принимать их всерьёз?!
  Внимая, как обычно, вполуха собеседнику, халиф вдруг поймал себя на мысли, что уже давно слышит внутри себя колыбельную, которую когда-то в далёком детстве напевала его мать: "Я посадила деревце: росток сикоморы - богине любви! под кроной его, как чуткая лань, запутался неба кусок. Росой благодатной пою каждый день - и пением листьев встречает в ответ. Пока я люблю и дарю ему жизнь - мне перепадает глоток. Быть может, моё деревце не проживёт даже месяц... и завтра его, как сотни других, засыпают ветры пустынь. Покуда мы вместе, мне так хорошо! мне с ним - радостно, мне с ним - больно. Я чувствую, это - мой сын."
  Похоже, что-то началось. Хаким (мудрец) начал медленно продувать сквозь свои ноздри сухой воздух с целью исключить унизительный риск упасть в обморок от встречи с неизбежностью...
  Между тем, крайне непритязательный к возможному охвату целевой аудитории ад-Дарази продолжал излагать наблюдения и мысли, занятый явно одним - подбиванием баланса к общему, ведомому лишь ему, знаменателю:
  - Смерть ибн-Юнуса достаточно заметно отразилась на индексе продуктивности участников маджлис аль-унс. Тут уж, выбирать не приходится. Как говорится:
  Когда к невеждам ты идёшь высокомерным,
  Средь ложных мудрецов явись ослом примерным:
  Ослиных черт у них такое изобилье,
  Что тот, кто не осёл, у них слывёт неверным.(8)
  Тем не менее, дар-аль-ильм (дом знаний) живёт и процветает в полном смысле этого слова. Скоро он переплюнет по количеству собранных там рукописей любой из подобных ему заведений, в том числе и багдадский. Но, как и всегда, даже этой диадеме нужен свой огранённый бриллиант. И сейчас я с полной ответственностью заявляю о восхитительно-небывалых перспективах, которые лишь только приоткрывают возможные грани во всём своём великолепии впервые перед представителем сиятельного дома правителей страны Миср. Большой священной триреме нужен воистину королевский размах весёл: как насчёт грандиозной возможности решить одним волевым решением извечную проблему голода?.. Что с тобой, наследник праведного Али, совсем плохо? Опять видения?!
  Заметно покрасневший халиф успел кротко кивнуть подбородком, прежде чем упасть неподвижным кулем прямо в руки подоспевшего к нему сановника. Тот отнюдь не растерялся и - одним расчитанным движением - прислонил обритый по-мальчишески затылок необычного пациента к задранной высоко спинке кушетки, попутно накрыв его лицо мягким верблюжьим одеялом.
  Аль-Хаким привычно погружался в непрерывно гудящую - как рой пчёл (от переполнявшей его энергии) - плотную завесу. В такие моменты он первым делом вспоминал лицо матери - и тот неподдельный ужас в её глазах, который мгновенно отразился тогда ответным вопросом пятилетнего наследника гривастого льва Фатимидов:
  - Мама, я умираю?
  Эта миниатюрная - по жизни - женщина, потратившая много сил и ночей, чтобы кормить с ложечки и утирать холодный пот с безнадёжно слабого лица, запомнилась ему небывало-величественной воительницей, способной прогнать даже злых дэвов.
  Прежде чем был найден действительно стоящий лекарь, чьих умений хватило, чтобы хотя бы унять частые болезненные припадки, мать часами разговаривала со всеми святыми (она была христианкой, по крайней мере, поначалу) и подолгу застывала с чётками, перебирая самые прекрасные имена Милосердного Аллаха... Не дождавшись ответа ни на один из запросов о помощи, она была вынуждена прибегнуть, наконец, к крайнему средству - тайной практике, распространённым среди мистиков, увлечёнными перестановками значений тетраграмматона.
  Измученный беспрерывным жаром наследник престола помнил окружающий его тогда мир частями и урывками, но происходящее действо почему-то отложились в сознании. После того, как поверхность чаши была исписана сверху донизу различными сочетаниями четырёх букв иудейского алфавита, чьи-то заботливые руки туда влили - почти до края - воду из святого источника, известного ещё издревле. Торжественность ли производимого ритуала либо несокрушимая вера во всё происходящее (а быть может, и то, и другое по совокупности?!) - позволили врачу, наконец-таки, избежать повторного течения симптомов. Именно тогда аль-Хаким увидел, что означает выражение: 'по-настоящему счастливое лицо'...
  - Может, повернуть голову, государь? Тут есть подушка.
  Ощущение ватного валика - упругого в своей податливости и заглушающего посторонние звуки - вокруг тела уже прошло, но осталось какая-то зыбкая рябь пред глазами.

*****

- Солнцеликий, я разговаривал со своим теневым двойником, который в предыдущем рождении также подвизался на службе Домоуправителя всякого септа окрест плодоносной реки. Всё указывает на благосклонность судьбоносного времени. Мне были явлены безусловные знамения, которые означают только одно: мы стоим на пороге к кашфу (откровениям свыше) настолько, насколько был близок царский сын Джехутимесу накануне заветного часа возвещения от Сфинкса...(9)
  - Добро, какое же будущее предрекает нашему делу Хамза ибн Али? Насколько можно доверять источнику его сведений, продуманы ли маршрут отхода и легенда на случай неудачи операции - и всё ли готово в Гизе для незаметной транспортировки большого объёма добычи, Вепуат?(10)
  Ад-Дарази в очередной раз проникся чувством неподдельного восхищения перед столь обострённо развитой интуицией своего лидера, держащим в поле зрения, подобно орлу, любые варианты развития событий, и вновь попытался сократить непреодолимую бездну, читаемую в взгляде держателя сигилл власти. Советник стал методично перечислять детали операции, усмиряя себя осознанием непреложного факта, что эти ритуалы нужны лишь для того, чтобы уверить халифа в преданности:
  - Всё рассчитано до мелочей, Ревнитель истины. План такой: первая группа проникает внутрь через лаз аль-Мамуна и запускает вперёд адепта старого культа, обученного читать иератическое письмо.(11) Как раз заодно и выяснится, что он за птица. Если наш умник успешно минует все ловушки и найдёт крипту с сокровищем, вторая группа даёт отмашку для нападения подкупленных бедуинов и под шумок отступает с грузом в намеченный пункт складирования - заранее взятый в аренду на чужое имя лабаз. Если же 'отмычка' оказывается чуть менее удачливой, отряд оставляет на месте привала вещи и инструмент, указывающие на обычную банду гробокопателей. В обоих случаях, лишние пешки просто убираются с поля. А теперь прошу тебя, Стоящий на страже, прилечь отдохнуть: ночь будет долгой и тревожной. Да оградит Всевышний твой сон от зла...

18 октября 1009 года от Р.Х. Час Быка.

- Правоверные, вставайте! Беда!! Эмир всех читающих намаз исчез...
  - Собаки! Помесь шайтана и ослицы, как вы могли упустить его из виду? Обыскать весь лагерь, начальника караула живо ко мне! Молитесь, олухи, только об одном: чтобы эти бездонные пески не поглотили халифа...
  Абу Абдуллах Мухаммад ибн Исмаил Ад-Дарази, втайне гордившийся грозным прозвищем 'Меч веры', полученным вследствие слабости, питаемой к казни вышеозначенным оружием, кипел от сдерживаемой ярости. Ярости, чьё природное благородное течение удерживается прихотью фатума. Повод, который удерживал второе лицо в государстве от скорой расправы, состоял в необходимости вычленить наиболее благоприятный район поиска, так как на кону, как минимум, стояла жизнь патрона. Мысли молниями пересекали экватор врождённой интуиции, устремляясь от меридиана решительных действий к оазису спокойствия и обратно. Готовый мчать в любую секунду хоть на край света, он запоздало подумал, что отправил слишком мало разведчиков в разъезд для наблюдения за местом, которое его благородный сюзерен выбрал для привала средь дюн. А вдруг кто-нибудь, воспользовавшись темнотой, сумел незаметно проникнуть внутрь за периметр? Бр-р... Даже думать об этом тяжко: не придет час долгожданного освобождения (ни в этой, ни в последующих перерождениях) для нерадивого служаки, чьему усердию доверили судьбу одного из самых достославных людей эпохи, - и который, судя по всему, имеет все шансы сегодня жидко обделаться. О Неисчислимый днями, как же долго тянется время, когда приходится ждать вводную информацию, не имея ни малейшей возможности повлиять на исход!
  Спустя всего девять минут (которые показались сподвижнику аль-Хакима чрезвычайно длинными) с рапортом о состоянии дел внутри лагеря показался сотник, отвечающий за расстановку караульных. Хладнокровие, с каким хмурый военный выкладывал подробности допроса дозорных, давший отрицательный результат, и его предусмотрительность в отношении следопытов, получивших приказ прочесать территорию на предмет обнаружения зацепок, - выказывали в нём человека бывалого.
  "Такой высоко метит и, пожалуй, даже не замедлит пройтись по головам... конечно, если мы все сможем сохранить свои шеи после этих передряг. Избави нас, Милосердный Аллах, от непоправимого зла!" - промелькнуло в мозгу ад-Дарази, когда его слуха коснулся еле уловимый с протяжными гласными напев:
  - Айа-а! Небесный знак!
  Сокрушённый разум будто бы воспарил, стряхнув с себя разом стягивающие обручи, вызванные неизбежным раздраем между потребностью что-то делать и ожиданием расплаты за возможную ошибку. Глубокое чувство усталости навалилось на плечи опытного царедворца, пережившему всего за какие-то полчаса после побудки незабываемую гамму эмоций, мешая ему вклиниться в общее ликование возбуждённой толпы:
  - Чудо! Предзнаменование! Айа!
  С востока по дороге из Гизы медленно двигались двое. Один вёл под уздцы лошадь, которая поминутно припадала на задние копыта от немеркнущего ора, другой же - сидя неестественно прямо - держал в поднятой руке камень овальной формы иссиня-чёрного цвета, в котором виднелись вкрапления бурого и жёлтого оттенка. Встречавшие по стойке 'смирно' процессию бойцы - от бывалых до совсем ещё безусых - тут же подхватывали эстафету приветствия, ударяя себя тыльной частью кулака в грудь под усиливающийся аккомпанемент нескончаемого гула. Было что-то жуткое и, одновременно, завораживающее в этом совершенно спонтанном акте самоотречения, сродни странному ощущению покоя, которое охватывает экзальтированную публику на пленэре, когда на плаху безропотно ложится голова незнакомца.
  Аль-Хаким (а это был, без сомнения, он) поднял вторую руку, требуя тишины, и в звенящем от напряжения воздухе зазвучал его сухой и протяжный, как ветер пустыни, голос:
  - Я вернулся, ибо того захотел Всевышний!! Внимайте, верные, глаголам Самого Создателя!
  Все вы прекрасно знаете, ради чего мы направились сюда - в край зыбучего песка и непреходящего язычества. Чтобы нести свет истины Аллаха!!
  Дождавшись, когда отгремят здравницы в честь Единого, аль-Хаким продолжил раскидывать короткие фразы, не забывая периодически рубить пространство перед собой собранным как для тычка жёстким торцом ладони:
  - Равенство! Свобода! Честь!
  Перед Оком Всевидящего все равны. И блистательный полководец, и умудрённый визирь - оба, принадлежащие к другому роду-племени, узрели Возвышенную волю через подвиг вознесённого Пророка и исполнили свой путь Предназначения. Первый основал Твердыню посреди песчаного моря, ставшую пристанищем для верных - Каир. Второй воздвиг Жемчужину сверкающей мудрости - университет при мечети Аль-Азхар.(12)
  Заслышав имена прославленных героев недавнего прошлого толпа радостно выдохнула в общем порыве: ад-Дарази даже уловил, как кто-то украдкой всхлипнул в припадке умиления от таинства момента, которое словно бы внезапно сконцентрировалось в одном-единственном человеке, представшим пред ними с явно принадлежащим к сфере сверхъестественного указующим знаком. Приблизившись к бенефициару ровно настолько, чтобы дать присутствие плеча, и - одновременно дабы держать в поле зрения возможные происки врага - Вепуат застыл в уголке, взяв наизготовку меч поверх плаща. Всё текло само собой, без сбоев: действо перешло совсем в иную плоскость. Ад-Дарази ощутил знакомую дрожь в затылке. Вечность, казалось, сквозила в каждом движении утра. Дождавшись окончания отклика, халиф теперь вёл разговор с закалёнными воинами так, как будто обращался к своим задушевным друзьям:
  - Всё в руках Создателя! Преклонённому откроет любые двери. Вот, как вы знаете, я был восхищен джиннами в безлюдную часть пустыни, где поют от печали барханы, и в безмолвии уже готовился принять неизбежное... Но милостив Всевышний, направивший Силой предвидения сквозь песчаные бури гонца из Гизы, дабы через предательство одного неверного показать, что заботится о жизни всякого уповающего на Него денно и нощно. Камень, который я держу перед собой, отразился светом, посланным свыше, и дал вестнику понимание, где меня искать. Свобода - лишь продолжение проявления Божественной воли. Отвергая себя ради исполнения Предназначения, ты получаешь нечто большее взамен - лёгкость помыслов, очищенных от шелухи сомнений.
  Воспользовавшись передышкой, пока простодушные как дети бойцы хлопали друг друга по спинам, вознося бесконечную хвалу милостивым небесам, халиф успел передать наибу уже ставшим ненужным булыжник и попутно подтвердил догадку ад-Дарази о том, что экспедиция за золотом, упрятанном в глубинных недрах пирамиды, потерпела крах.
  - Отважные воины, чья ярость страшнее пустынного смерча!! Для меня нет большей чести, чем командовать такими храбрецами. Вместе мы - сила, наводящая ужас на всех недругов истинной веры! - гремел раскатистый рык вновь обретённого владыки, и каждый из свиты сопровождения готов был поклясться, что видит в этот незабываемый миг подобие мерцания света, возносящееся над халифом.
  - Веди нас на врага, Несравненный! - прорвался сквозь запылённое облако обожания чей-то одинокий крик. Которому тут же вторили тысячи лужёных глоток, в практичной наивности не привыкших бросаться словами на ветер.

*****

  ...Громче всех кричал, разумеется, сотник, - чьё вечно недовольное выражение лица мигом разгладилось из-за сильно возросшей одним махом перспективы выдвижения по службе.
  - К тебе-то, как главному исполнителю разыгранной, спору нет, словно по нотам патетической трагедии, и надо присмотреться в первую очередь! - решил для себя ад-Дарази, возвращаясь к более привычной для себя роли устроителя подземных толчков в защищённом законами шариата обществе. - Ладно, своего ты добился. Сумел потрафить разом и увлекающему знамениями обладателю царских инсигний, и кучке благоверных имамов, которые уже в открытую во время хутбы смотрят одновременно и в сторону Каабы, и в рот хранителя двух святынь.(13) Вот только как бы тебе не пришлось надорваться, пытаясь удержать эти неподъёмные шары в обеих руках?
  Сановник протиснулся сквозь шум и гам, символизирующие появление нового фаворита, и без малейшей тени ревности поздравил его с приобретением верховного расположения:
  - Блажен муж, в котором есть рвение огня, зажжённого Самим Всевышним. И всё же, по опыту смею заверить, мало раздуть пламя костра, - надо ещё найти достойную сферу применения для столь рьяного поборника чистоты помыслов!
  - Если будет распоряжение благочестивейшего эмира, я положу жизнь, чтобы сравнять с землей эти три нелепые сооружения, сама форма которых, как по мне, слишком уж напоминает военный колпак! Да один беглый взгляд на гигантские опрокинутые каменные урны заставляет мятежных проходимцев всех мастей бить копытом и всхлипывать о былом величии.
  - Обрадуй правоверных обещанием помощи Аллаха и скорой победы!(14)
  - Не в моей компетенции состязаться в мудрости с искуснейшим из людей нашего славного покровителя учёных; но одно дело - говорить, совсем другое - исполнять беспрекословно и в точности отданный свыше приказ...
  - А ну тихо, оба! - Абу Али Мансур, именуемый аль-Хакимом, чье лицо после иступлённого воззвания теперь более всего напоминало маску оккультиста, введённого в мир грёз посредством употребления гашиша, опять дезавуировал начавших было впадать в раж спорщиков, безошибочно выбрав тихую манеру для увещевания 'на контрасте'. - В моей душе долго зрело решение, которое должно помочь уравновесить две стороны намечающегося альянса противостояния недугу. Хвори, чьей злобной силе дано было укорениться внутри общества подобно сорному растению. Имя этой ползучей гадины - вероломство и скрытое посредничество внешнему врагу. Для успеха операции мне понадобятся все имеющиеся людские резервы, а также обе чаши весов, предназначенные для точной калибровки предстоящих маневров. Горячее сердце и холодная голова... Мои верные слуги, можете присесть. И да начнётся наш меджлис аль-хикам (военный совет)!
  В глазах и движении рук халифа отчётливо читалась жгучая неукротимость. Это уже не был тот пресытившийся чрезмерной ношей человек, смертельно уставший после чехарды событий стремительной ночи. Казалось, любая помеха в данный момент лишь сильнее раззадорит его решимость:
  - Будущее безусловно принадлежит Всевидящему, но в скромных человеческих силах запустить такую цепочку причин и обстоятельств, которая неумолимо, шаг за шагом, приведёт терпеливого охотника к ожидаемой развязке. На этом и строится мой расчёт. Его вполне можно назвать планом... конечно же, с известной натяжкой.
  Итак, слушайте и запоминайте!
  Первое: с завтрашнего дня каждый добропорядочный член общества, почитающий законы (даже если он - зимми), объявит во всеуслышание о решении сделать и'так, ибо это те слова, что изрёк Изначальный: 'Ал-асль хува аль-хуррия'.(15) Твоя задача, ал-Фадль, заключается в том, чтобы найти и вернуть заблудшие души на истинный путь в полном объёме. Обойди со своими людьми без особой спешки всякий земельный надел, где в управлении был замечен кто-либо из 'людей книги'. И прошу тебя: не удивляйся сильно, если некоторые из новообращённых вдруг захотят проявить избыточное рвение в своём незамутнённом опытом исповедании веры. О эти неофиты! От их принципиальности всегда столько мороки...
  Второе: мои соглядатаи в последнее время только и делают, что твердят о каких-то разрушениях в пещере, в которой христиане устроили некое подобие алтаря в том самом месте, где ученикам явился якобы воскресший Иса. Кажется, это у них зовётся гробом Господним. Не исключено, речь идёт всего-навсего о провокации. Проследи, чтобы там не было слишком сильных волнений: главное, обойдитесь без человеческих жертв... Поступив так, ты сделаешь благоприятное начальствующим и исполнишь волю Пославшего тебя! Можешь начинать прямо сейчас.
  - Аумин. Слушаюсь и повинуюсь!
  Бывший сотник, запахнув ладонями кольчужную сетку на груди, удалился степенной походкой обласканного милостями доверенного человека, схватившего по-деревенски крепкими руками переменчивую удачу за хвост. Пока аль-Хаким, о чём-то задумавшись, выводил пальцем очертания букв на песке, второй участник альянса выстраивал стратегию дальнейших поступков, связанную с осязаемой перспективой терпеть такого сильного соперника бок о бок ещё долгое время.
  - Теперь ты, Вепуат, - спросил после затянувшейся паузы халиф, - поведай всё как есть. Что ты можешь сказать о моём новом советнике по делам зимми?
  - Исполнителен, настойчив, в меру набожен, отчётливо честолюбив. Звёзд с неба не хватает, для деликатной миссии не приспособлен. Впрочем, для акции устрашения (слухи о разрушениях в храме воскресения как раз идут по этому ведомству) - самое оно! Блеск золота может затмить ему свет истины, поэтому совсем не лишним, считаю, выдать нашему поборнику догматов на откуп землю, взятую у христиан. Скажем... там, где сейчас находится лечебница для паломников.
  - Правильно. Какой смысл кормить чужое потомство, когда нужно заботиться о своём собственном?!
  - Всё так, Блистательный. Есть ещё один аспект, который не укрылся от твоего орлиного взора. Ал-Фадль быстро доукомплектует отряд людьми из числа суданских невольников: из них довольно часто получаются вполне себе отчаянные пешие воины. Проблема с сирийским гарнизоном отпадает сама собой. Даже василевс румийцев вынужден будет считаться с такой силой...
  - Знаешь, просто одно удовольствие следить за движением корабля, управляемым ветрами твоей мудрости, ад-Дарази! Смелость рулевого, помноженная на твёрдость помыслов - это как раз то, что я люблю. Но даже и такому искушённому в закулисных интригах сановнику, бывает, тяжело разглядеть всю подноготную государственных помыслов. Узри же простую истину: Константинополю нет резонов, чтобы втягиваться в бесплодный конфликт интересов уршалимского патриарха. Поверь мне, у кесаря есть дела куда поважнее. И вот тебе, мой верный друг, новая весточка, которую принесла мне птичка на хвосте...
  После священного месяца Рамадан уважаемые факихи и законники соберутся вместе, чтобы подписать фетву (манифест) о недопустимости притязаний нашего досточтимого прародителя Убайдаллаха на роль Опоры - Махди, коего их неразумные предки отвергли ещё на заре его славной деятельности. Богословы, как всегда, мелочно и методично перессорятся друг с другом по поводу каждой запятой, но неоспоримость постулата, что только правитель, в чьём распоряжении находится сейчас Хиджаз (земля двух святынь), достоин носить имя продолжателя дела Мухаммеда, даже не обсуждается. Ладно бы просто вынесли порицание и успокоились. Старая купеческая поговорка гласит: 'Собаки брешут, караван идёт.' Моё положение вряд ли серьёзно ухудшит какой-то никчёмный призыв о преданиях далёкой древности, но - единственный существенный минус - останется неприятный осадочек. Я думаю, вот если кто, хитроумный, сумел направить птичку куда следует, чтобы чиркнула своим коготочком по заявленному на подпись манифесту: "Дескать, безмерно осуждаем сам факт, что правитель Каира приветствует и даёт кров любому, проявившему усердие на ниве премудрости, вне зависимости от вероисповедания... (и далее по тексту)," - этот вольт остался бы незамеченным!? Есть ли, вообще, такой человек, способный на слух различить изысканную трель от чириканья, как считаешь? Или, может быть, не стоит попусту тратить время на заранее несправедливые обвинения, произносимые лживыми устами?!
  

*****

  Ад-Дарази привстал с одной из походных треног, расположенных на одном уровне друг с другом, и плавным шагом приблизился к песчаному панно, на котором всё ещё проступал затейливый узор, оставленный властительной рукой. Сделав едва уловимое движение, он разгладил пыльную поверхность: начертание букв исчезло без следа. Окружение вокруг будто бы застыло на миг. Прикрыв веки ладонью, халиф беззвучно разглядывал отступающие перед напором хватких лучей солнца оттиски тени. Невыносимая жара, будь она проклята!
  - Принципы, постулаты, догмы. Что это как не струящийся сквозь пальцы песок? - прочистил голос Вепуат, предварительно вытерев грязь с кистей рук полой плаща. - Что было, вернётся по кругу, дабы обрести новые оттенки. И с каждым разом рисунок пыли всё более и более отчетливей. Обязательно найдётся несколько утопающих в благоразумии голов, которые возжелают разменять свою учёность по выгодному курсу. Истина же всегда одна. Этот хрупкий цветок, едва распустившись на заре, тут же атакуется шквальными ветрами, погребающими под грудами хлама внутренний храм сердца. И горе слепцу, который не успел увидеть сокровище под наносами...
  Сановник внезапно прервался, так как вдруг чётко поймал посыл, вкладываемый болезненно честолюбивым аль-Хакимом в особую расстановку треножников. Аналогия, прослеживаемая в мысленно проводимой линии, вдоль которой располагались в порядке очереди складные табуреты и небезызвестные объекты погребального комплекса на плато Гиза, была - как минимум - смелой и неожиданной. "Какой же ты ещё юнец, десница Аллаха!? Ни в чём себе не отказываешь. Всё та же неистребимая симпатия к помпезности и чётко прослеживаемым аллегориям!" - тихо вздохнул про себя ад-Дарази. На краткий миг ему представился образ мальчишки, упивающегося осознанием полной безнаказанности, чьи забавы с каждым разом приобретают всё сильнее и сильнее характер патологии. Он содрогнулся, судорожно отмахнувшись от видения, и продолжил вслух:
  - Нельзя оставлять клевету в адрес высшей власти без последствий, даже если такое бездействие сулит выигрыш. Найдутся люди, которых отсутствие какой-либо реакции подтолкнёт к авантюре. А это всегда чревато большими неожиданностями... Государственные интересы - сфера, к которой неприемлем любой риск угрозы. Если Победоносный дозволит, мои доверенные люди в Багдаде готовы устроить череду стихийных проявлений недовольства, которые надолго задержит согласование листка с проклятиями. Возможно, это приведёт к вооружённому восстанию и даже замене династии, но тем слабее будут выглядить аргументы стороны обвинения: ведь, каждому известно, что громче всех лает именно трусливая собака.
  - Скажи, тебе никогда не бывает страшно? Поднять руку на того, кто облечён властью?! - вдруг перебил его аль-Хаким.
  - Нет, Сиятельный. Я присягал фатимидскому бежевому стягу с хейдаром (львом) на верность - и клятвы своей не нарушу никогда. Нет и не существует более прямого и верного пути к заветной цели освобождения от бренных оков для того, кто находится в предвкушении последующего перерождения. Если так угодно Провидению, то ради достижения дня великой победы над плотью я и мои соратники готовы носить белый цвет траура по всем павшим товарищам хоть целую вечность. Ну а коли суждено уйти мне... что же, я приму это. Но знай, Могучий, что даже в своей смерти я буду полезен истинному Льву пустыни!
  - Твои помыслы открыты и чисты, меня это радует! Такой незаменимый помощник - награда правителю. Твоя проникновенная речь лишний раз убедила меня в одном. Ты ничего не упустишь из виду, чтобы быть предельно осторожным в этом тонком искусстве лавирования меж двух чудищ: багдадской Сциллой и византийской Харибдой! Давай же пожмём руки на прощание перед долгой разлукой: я буду ждать хороших вестей от тебя на севере в Дельте великой реки. Говорят, что в это время года там наступает самая благодатная пора. Перелётные дикие утки набирают вес, и каждый трофей становится желанным.
  - Удачной охоты, мой повелитель!
  - И тебе, друг...
  "Умён, но недальновиден. Свободен и - в то же время - скован путами по рукам. Имеешь глаза повсюду, но тем не менее вынужден копать под собственных врагов как крот! Все идеалисты обречены в этом мире: их так легко заранее просчитать. Как же мне сильно будет не доставать твоей искренности!" - думал оставшийся в одиночестве каирский халиф, глядя вслед уходящему в далёкий горизонт на полном ходу и с расправленными парусами ослеплённому философскими мудрствованиями соратнику.
  Холодный порыв ветра на миг остудил разгорячённый лоб властителя. Что-то кольнуло иглой в сердце - и опять съёжилось под испускающим испокон веков свои лучи на землю солнцем...

*****

;Много чего ещё было в жизни халифа: строительство мечетей и открытие астрономической обсерватории, усмирение вольницы и новые смерчи из вороха восставшего люда. Всё падало ниц перед несокрушимой волей упорного радетеля государственных интересов, в сущности, уже не отличимых от своих. В момент высочайшего триумфа, когда был распят на кресте последний скрытый мятежник, аль-Хаким поймал себя на мысли, что ему не хватает присутствия рядом того босяцкого любителя истин, невольно подсказавшего единственный шаг к вечности, доступный скованному соблюдением хрупкого баланса сил 'узнику' престола. Ему наверняка бы понравилась новое прочтение главы в летописи о сильных мира сего!
  Сразу же по прибытию в Каир, халиф отправил одного из ординарцев справиться об участи бродячего фаласифа. Обернувшись всего за неделю, наиб пересказал всё, что ему стало известно. Со слов товарищей по оружию, недавно прибывший гулям-мирза сам вызвался добровольцем в одну из ночных вылазок за фуражом, которые на местном участке фронта носили неформальное прозвище - прощупывание мягкого подбрюшья. Казалось, всё пройдёт как обычно, но кто-то заранее предупредил неприятеля. На этот раз отряд смог пробраться сквозь сито заслона с большими потерями: многие бойцы сложили там свои головы, в том числе и новоявленный хроникёр славного конного подразделения. Всего лишь маленькая деталь в обильно разросшейся истории пограничного конфликта...
  Прошли годы: в обществе проросли семена, посеянные властолюбивым правителем. По чьему-то навету был казнён верный, но взявший крайне резвый старт в делах истребления конкурентов ад-Дарази. Впрочем, и сам халиф не миновал участи любого из реформаторов, опередивших свою эпоху, погибнув от рук наёмных убийц, подосланных ещё одним претендентом на роль Опоры.
  Наступило время, о котором писал наученный горьким опытом мудрец: "Не дай тебе злой жребий жить в эпоху перемен! Но дай тебе Бог воспользоваться открывшимися возможностями. Волки, чей разум слишком затуманен голодом, сбиваются в стаи, чтобы нападать на пасущиеся на злачных пажитях отары, тогда как стража слишком занята собственными междоусобицами."
  С запада в защиту притесняемых торговцев-христиан на кораблях - спущенных на средства, взятые под залог в счёт будущей доли прибыли с грабежей, - явились новые, закованные в железо и ярость враги. На столетия вперёд крохотный участок суши стал местом ритуального кровопускания в рамках локальной битвы за священные для многих религий города и реликвии - формально, за Гроб Господень. На этой бойне со знаменем веры бились в чём-то фанатики, в чём-то опустошённые... И беспрерывно текущей рекой - простой люд, обречённый вассальной кабалой на корм грифам и стервятникам. На место одних приходили другие. Кровавая жатва продолжалась снова и снова... Крестовый Поход дал обильную пищу для словоизлияний менестрелям с обеих сторон. Одними прославлялась страстная безмятежность героев, другими - проклиналось холодное бездушие убийц. Всё как всегда: менялись лишь краски и тональности.
  Впрочем, были и свои положительные моменты даже в этой затяжной баталии, захлебнувшейся в пике агонии. Короткие периоды затишья перед надвигающим грозовым фронтом использовались жителями близлежащих аванпостов для обмена товарами первой необходимости. Торговля привносила свой элемент соперничества. Случались какие-то походы в гости друг к другу в рамках программы культурной экспансии - и даже некое подобие алаверды. Представители утончённого арабского мира отмечали безудержную храбрость потомков норманнов и воинственных кельтов, столь редко встречаемую среди изнеженной знати халифата... и так как адекватный ответ потребовал бы слишком большого напряжения всего лишь для перечисления фактов, то самые беспристрастные просто перенимали быт и обычаи сарацин, - кроме, пожалуй, привычки клясться бородой Пророка.
  Многомудрый придворный распорядитель затей прожил долгую жизнь. По выслуге лет он получил назначение на должность главы диван аукафа, на ниве деятельности которого получил прозвище 'кафи аль-куфат'(16) настолько, насколько это, вообще, возможно для человека. Когда пришло время и для шута испить свою чашу земных забот до дна, на похоронах рыдали даже те, кому периодически доставалось по жизни от его утыканного колючками бойкого языка.
  

(1)

Первый известный календарь, датируемый 4241 году до н.э., начинался с этого дня - точки появления звезды Сопдет (Сириус) на горизонте, после чего начинался разлив Нила. Последующие события в повествовании имеют привязку к древнему способу времяисчисления. Серкет - одна из охранительниц (наряду с Мехен), сопровождающих солнечное божество Ра при спуске в воды подземного мира. Стала олицетворением его послеполуденной ладьи.
  

(2)

Земля Дуат, где согласно верованиям местных жителей правили мёртвые правители. Имела свой прообраз обитания для праведных душ - поля Иалу.
  

(3)

Мухаммад ибн Исмаил Ад-Дарази - букв. выходец из Тараза. (араб.) Философ и ближайший сподвижник халифа из династии Фатимидов аль-Хакима Биамриллаха. Аз-Захаби так описывал ад-Дарази: "Он заявил о божественности аль-Хакима и был убит им за это".
  

(4)

Халид ибн Валид, прозванный Мечом Аллаха - Сайфуллах. (араб.) Один из немногих полководцев, не проигравший ни одной битвы.
  
  

(5)

 Храм Соломона в Иерусалиме, простоявший до вавилонского пленения.
  

(6)

Арабское наименование Египта. Собственно, сам топоним Каир произошёл от Миср-эль-Кахир, где последнее обозначает 'крепость' или 'победитель'. Противопоставлялся прежней столице другой династии - Фустату.
  

(7)

Сарды - город в Малой Азии. Место, где довольно долгое время можно было найти все что душе угодно по вполне приемлемой цене (так например, в честь тамошнего рынка камня названа разновидность сердолика - сардоникс). Соответственно, выражение 'говорить как сардиец' было устойчивой идиомой, обозначающего человека, способного продать даже снег зимой.
  

(8)

Абу́ль-Ха́сан Али́ ибн Абдуррахма́н ибн Юнус ас-Сафади аль-Мисри (950 - 31 мая 1009) составитель т.н. зиджа (таблицы) Ал-Хакима, которым астрономы пользовались ещё в течение двух столетий. Маджлис аль-унс (араб.) - литературные кружки, букв. собрание для души. Стали популярны после выхода в свет сочинения Абу Али аль-Мухассин ат-Тарахи (940 - 994) "Занимательные истории". Стихотворение принадлежит перу ещё одного современника тех событий - Абу́ Али́ Хусе́йн ибн Абдулла́х ибн аль-Ха́сан ибн Али́ ибн Си́на (980 - 1037), известного в латинизированный форме как Авиценна.
  

(9)

Джехутимес (или Тутмос) получил во время сна сведения о том, где нужно вести раскопки почти засыпанной песками статуи Сфинкса. В обмен на обещание реставрационных работ он выторговал себе титул Домоуправителя каждого региона - 'пер - о'. (древнеегипт.)
  

(10)

Хамза ибн Али ибн Ахмад - исмаилитский проповедник (да`о), изложивший основы учения о метемпсихозе (переселении душ). Имел прозвище 'Господин согласившихся' в отличие от второго духовного лидера ад-Дарази, взявшего языческий псевдоним Вепуат или Упуаут (древнеегипт.) - 'Указывающий путь', обозначавший с незапамятных времён египетской государственности титулярный штандарт власти и господина (начальника) разведчиков.
  

(11)

Багдадский халиф аль-Мамун делал неоднократные попытки проникнуть внутрь пирамиды Хеопса (Хуфу), оставив после себя замаскированный проход. Иератическое письмо - разновидность написания древнеегипетского языка.
  

(12)

Блистательный полководец - Джаухар ас-Сикилли. Род. на острове Сицилия. Умудрённый визирь - Якуб ибн Киллис. Иудей по происхождению. Аль-Азхар - имя культовой мечети и знакового университета.
  

(13)

Хутба - пятничное служение. Во время прославления Аллаха в средние века упоминались также и имена представителей высшей власти. Кааба - религиозный объект, важной частью которого является обретённый Мухаммедом Чёрный камень. Хранитель двух святынь (здесь) - багдадский халиф династии Буидов.
  

(14)

13-й аят 61-й суры Корана.
  

(15)

Зимми (араб.) - люди книги: евреи или христиане. И'так (араб.) - объявление вольной для раба. Аль-асль хува аль-хуррия (араб.) - верный свободен изначально... Хотя аль-Хаким был далеко не первым правителем, кто запретил рабство на подвластной ему территории, к чести его всё же следует признать, что сделал он это в масштабах целой страны и вне зависимости от вероисповедания.
  

(16)

Ведомство по надзору за выплатой денег с аренды участков земли, переданных в полноправное владение храмовых сооружений - вакуф. Кафи аль-куфат (араб.) - тот, кто обходится без посторонней помощи, т.е. неподкупный.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"