Аннотация: Долгострой достроен. Можно изучать. Ещё одно размышление длиной почти в десятилетие...
Эта статья длиной более авторского листа писалась долго. ОЧЕНЬ долго. Почти десять лет. Поэтому не надо удивляться её раздёрганности, встречающейся местами неполноте, сильно контрастирующей с длиннотами, и неизбежной непоследовательности.
Что выросло, то выросло. И я совершенно не хочу кромсать в угоду изменившемуся мировоззрению старую, а местами откровенно устаревшую стилистику.
Пусть всё остаётся, как есть. В конце концов, так даже интереснее.
Фантастика и футурофобия, или
Немного психологии в мутной воде
Вместо введения
Только мёртвые вещи имеют чётко определённую форму. И хорошо, что спорам о природе фантастики не видно конца.
Рискну добавить ко множеству существующих определений своё: "Научная фантастика - это литература, которая не упускает из виду будущее".
Правда, будущее бывает разным. Если не уточнить, о каком именно речь, могут подумать, что я причисляю к научной фантастике... ну, например, "Откровение" Иоанна Богослова. Или катрены Нострадамуса. Или (о, ужас!) интервью с небезызвестным Павлом Глобой.
Ничего подобного! Всё это, может быть, фантастика, но при этом "явно ненаучная".
Вернемся - ненадолго - к истокам (ведь без прошлого не поймёшь и того, что ещё не прошло, не так ли?) Вернёмся ко временам зарождения фантастики, рубежу веков, девятнадцатого и двадцатого, и к "Золотому веку" НФ.
Отличия двух "волн", первой и второй, продиктованы в первую очередь переменами в массовой психологии. Замечено, что фантастика времен Верна, Беляева и Уэллса служила прежде всего популяризации научно-технического прогресса. Но! Произведения "первой волны" были предназначены для взрослых, сложившихся людей, они были своеобразными понижающими трансформаторами, адаптирующими сознание к входящей в быт технике. Целевая аудитория фантастики этого этапа и ее укорененность в богатейшей литературной традиции Европы дала некоторым критикам повод говорить о том, что фантастика, дескать, родилась сразу взрослой, а потом "впала в детство" и, пройдя через переходный этап "подросткового бунтарства" Новой волны, пришла к зрелым и серьезным произведениям времён постмодерна.
Нет нужды говорить о том, что такой вывод правилен лишь отчасти. НФ вовсе не впадала в детство - она лишь изменила вектор популяризации технических достижений, перенеся его на новое поколение, на детей и подростков.
Разница, обусловленная этим, огромна. Там, где взрослый принимает перемены мира разумом, в глубине души едва смиряясь с ними, если не отвергая вовсе - там юный с лёгкостью впускает их в сердце. Изменения картины мира для людей среднего и старшего возраста есть перемены именно в мире. Человек, ещё не ставший взрослым, ничего о переменах в мире не знает, поскольку еще нетвёрдо знает о том, что существует некий "окружающий мир". Ребёнок врастает в этот мир, он меняется сам, приспосабливаясь к тому, чтобы жить в нем; и важнейшей составляющей процесса адаптации служит воображение. Ему вовсе не нужно доказывать реальность чуда, технического или магического. Ему надо показать, что в мире чудес ему найдется место.
(Взросление наступает, когда становится ясно, что даже fairy металла и пластика не властно свершить бесконечное волшебство. Что у магии науки - как, вероятно, у любой магии - тоже есть границы достижимого.
И тогда многое становится печально очевидным. У королей, в довесок к трону, обнаруживается геморрой от участия в разнообразных Советах и одышка от слишком многих пиршеств; магический меч, полыхающий в битве сиянием чистой Силы, взимает суровую плату с хозяина, а то ещё принимается пить души врагов; прекрасная принцесса - никто не возразит: действительно и истинно Прекрасная! - при ближайшем знакомстве оказывается капризной и не проявляет никакого желания жить с милым в шалаше, так как с самого рождения привыкла к дворцам.
Нет, мудрецы остаются мудрецами, и кареты отнюдь не превращаются в тыквы. Происходит кое-что поважнее: к человеку приходит ПОНИМАНИЕ. Выдержать его не легче, чем очнуться после праздника с похмельной головой. Наоборот. Ведь похмелье рано или поздно проходит, а раз обретённое ПОНИМАНИЕ остается с тобой уже навсегда...)
Итак, фантастика исполняла социальный заказ. Но почему именно тогда? Это вопрос почти риторический. Потому что именно в конце XIX века древние формулы перемен-в-неизменности, выведенные Экклезиастом, ОКОНЧАТЕЛЬНО перестали служить точным отражением реальности во ВСЕХ сферах человеческой деятельности. Потому, что хрустальный купол небес замкнутого будущего, присутствующий в боговдохновенных текстах, с его абсолютным мифологическим детерминизмом, дал трещины, очевидные уже и для невооружённого взгляда.
Очевидные - ежедневно. Очевидные - не для избранных, для масс.
А в трещины эти начал неуютно задувать ветерок непредсказуемости. Тот самый "ветер перемен", воспетый в знаменитой одноимённой песне группы "Scorpions"... и в самом известном из всех китайских проклятий.
О да, в сфере замкнутого будущего куда как уютно. Там - первородный, безгрешный и беспечальный рай. Конечно, яйцо будет разбито с твоей смертью; это неизбежно, как грехопадение. Но и этого можно не бояться, если подключить Универсальный Утешитель религии. Тихо... спокойно... и все скрытые конфликты упрятаны надёжно, как рёбра викторианской девицы в корсаж. Тесновато? Но ведь приличия, милочка! Потерпишь.
На рубеже веков терпеть стало невозможно.
Фантастика отразила в том числе и это.
Нет, немного не так. То, что будущее утратило свою чёткую определённость, не могло не отразиться на всей литературе. Но только фантастика осмелилась взглянуть "в лицо" этому факту, попытавшись разогнать туман неопределённости. Ибо страх перед неизвестностью - пожалуй, единственный чисто человеческий страх, напрямую связанный с абстрактным мышлением и его прямой производной: воображением; а один из способов борьбы с этим страхом (опять-таки, возможно, единственно действенный способ) - рационализация. Придание неизвестному будущему известных очертаний. "Как известно, неведомая опасность пугает больше, чем та, которая хотя бы немного знакома" (А. Паншин, "Ритуал перехода").
И тут уж неважно, если известные очертания окажутся кошмарны, как в "1985" Оруэлла или в таких фильмах, как "Alien" и "Candyman". Главное, что они определены. Рационализированы и утилизированы. "Бог страха не мог иметь одно обличье, но должен был постоянно менять его, дабы нести неослабный ужас". Одна крыса - это непереносимо, если вы до обморока боитесь крыс. Но тьма - хуже: в ней могут таиться тысячи таких тварей. Да - МОГУТ! И даже в звуках собственного дыхания начинает чудиться скребущий звук коготков по полу... Пытка воображением.
Если приходится спускаться в подвал, берите с собой свет. А заодно - заряженный кольт и меч с серебряным рунным клинком.
Говорят, помогает. Если не от тварей, то от страхов.
Но поначалу ни о каких кошмарах речь не шла. Наоборот. Наука и техника исправно служили для облегчения бремени быта, несли уют, а иногда - восторг. Поговорить с человеком на расстоянии ста миль! Перелететь Атлантику! Вокруг света в восемьдесят дней... 70... 50... 30, 20, 10! Ещё быстрее! И простейшая проекция - прямая линия, построенная по двум-трём точкам - давала безоблачный прогноз: дальше будет круче.
Прогноз оправдался. Дальше было не просто круче, а много круче. Увы. Как это неизбежно должно было случиться, прогресс прибавлял в росте, продолжая ухмыляться по-голливудски дебильно; но его тень встала рядом, показывая свой смертоносный оскал - и для очень многих эта тень затмила то, что её отбросило. Так при слове "клонирование" одному приходят на ум органы для трансплантации, а другому - злокозненные двойники из пробирки, выращенные в несомненно зловещих целях безумными учёными из правительственных лабораторий - а то и вовсе пришельцами из межзвёздного мрака.
(О том, какой именно навязчивый страх стоит за "ужасами клонирования", будет сказано немного позже).
Как реакция на реальность теневых сторон научного прогресса, внутри фантастики родилась фэнтези. Правоверный марксист, не рискуя ошибиться, мог бы назвать её одним из типичных примеров отрицания отрицания. Если альтернативная история, по большому счёту, имеет в виду историческую перспективу (то есть несёт в себе зёрна открытого и неопределённого будущего), то фэнтези напрочь отрывается от этой перспективы. В лучших - то есть наиболее близких к реальности - своих образцах она рисует наступающее будущее мрачными красками, отчасти (но только отчасти!) сообразуясь с традицией Артуровского мифа. В худших же образцах её, более многочисленных, как и положено сорнякам, будущее отсутствует как класс. Имеется только некое неопределённое и притом беспощадно идеализированное прошлое а-ля женский роман. (Кстати, отчего, вы думаете, в женском романе действие так часто разворачивается в конце девятнадцатого века или ещё раньше? Вот именно. Знакомая симптоматика, трудно не узнать).
Мрачная тень прогресса с неизбежностью пала и на саму научную фантастику. "Золотой век" кончился. Наступил, как в гениальном романе Кларка, "конец детства". Цепь линейного роста оборвалась, будущее вывернулось, снова становясь прежним: непредсказуемым и пугающим. Как следствие, верным адептам НФ понадобились новые средства, чтобы взнуздать конструктами разума это новое, потемневшее, мглистое будущее.
Так в фантастику пришёл постмодернизм.
I
Как заметил в своей статье Майкл Суэнвик, фантасты-постмодернисты, прилежные наследники "новой волны", чётко делятся на две группы. Но если о "киберпанках" любители фантастики слышали немало, то представление о "гуманистах" у читателя (во всяком случае, читателя русскоязычного) чёткостью не отличается. При слове "киберпанк" мгновенно возникает достаточно цельный образ: высокие технологии, мрачная экзотика подворотен, корпоративных интриг и информационных войн, вся гамма судеб - от купающихся в невиданных роскошествах верхов до бессильных, озлобленных, тонущих в грязи низов (с упором на последние). "Киберпанк": будущее в тёмной серо-зелёной гамме "Блэйдраннера" от тандема Филипп Дик - Ридли Скотт. Будущее, в котором никто не голодает, будущее, проникнутое духом психической неуравновешенности и массового недовольства, где никто не выглядит счастливым или хотя бы вполне уверенным в собственном завтрашнем дне...
"Киберпанк": будущее, в котором жить не хочется. Но приходится.
Или придётся?
Альтернативные варианты "гуманистов" не отличаются подобной цельностью антуража и основ. В частности - из-за своего разнообразия. Киберпанк тоже не отталкивает большим сходством среди предоставляемых вариантов основной темы; но он, по крайней мере, остаётся единым в своей эстетике. "Гуманистов" не связывает даже столь тонкая нить, как обилие хлама и общая механистичность бытия. В какой-то степени суть будущего в интерпретации "гуманистов" можно выразить фразой: "Не всё так скверно впереди". Киберпанк - антиутопия ближнего прицела, да простится мне этот небольшой каламбур; творчество "гуманистов" - поиск альтернатив. Причём иногда эти альтернативы таковы, что вариант киберпанка кажется на их фоне вполне терпимым... но - только иногда.
И всё же в целом приходится признать: системный кризис не преодолён. Идеалы грядущих времён не выявлены, писать утопии никто даже не пытается - особенно в России...
Или я не прав?
Впрочем, эта статья посвящена больше страхам, чем надеждам. И вопрос, каковы очертания идеального будущего a la "фантастика начала тысячелетия номер три", рассматривать как бы и не в тему. Но: "отрицательный ответ - это тоже ответ". Проясняя вопрос о том, каких перемен люди не хотят, тем самым с неизбежностью очерчиваешь граничные условия желаемого будущего.
Итак, каковы же основные страхи "среднего человека", обращённые в неизвестность пока не наступившего?
Прежде всего отметим: страха перед неизвестностью в чистом виде среди массовых фобий нет. Надо быть уж очень утончённой натурой, чтобы пугаться неведомой ещё технической новинки, более смертоносной, чем бактериологическое оружие. (К слову, бактериологического оружия массы также боятся не слишком - в сравнении с куда более эффектной по своему действию H-bomb. Правда, в последнее время появилось несколько фильмов о биологической угрозе, но там страх перед заразой сводится, как правило, к банальному страху смерти. "Resident Evil" и "28 дней спустя" пугают не невидимыми вирусами, а отвратными по своему виду, запаху и пищевым предпочтениям зомби). Страхи толп более рациональны и просты, выражение их легко найти на экранах телевизоров. В конце концов, ужастики выполняют полезную психологическую функцию: разгружают сознание, позволяя заслонить конструктами ума бездны Неведомого. А заодно разгоняют скуку - бич любого общества, в котором потребительская сытость превалирует над духовностью.
Несколько раньше упоминалось об ужасе перед клонированием. Откуда он взялся на наши души, этот ужас?
"Основной чертой моих современников представляется мне психологическая наивность" (Дмитрий Соколов, "Лоскутное одеяло"). Автор, правда, имел в виду не совсем то же, что имею в виду я, но значительной роли это не играет, так как в формуле Соколова всё равно присутствует полисемантичность. Проще говоря, под "психологической наивностью" можно понимать много всякого. А человек, страдающий ею, склонен к ложной самоидентификации.
В ходе одного из психологических исследований респондентам задавали один-единственный вопрос: "Кто вы?" Так вот, ответ "человек" занимал почётное не то девятое, не то десятое место. Гораздо раньше отвечающие вспоминали, какого они пола, возраста, профессии, национальности, социального статуса и пр. Очень показательно! "Я отличаюсь от соседа тем, что моя жена брюнетка, что у меня есть машина и двухэтажный дом, у меня два ребёнка, мальчики, я страдаю лёгким ожирением, а родители мои всё ещё живут-поживают неподалёку от места моей работы, куда я хожу по будням с восьми до пяти..." И так далее, и так далее. Если это заклинание достаточно длинное и произносится достаточно часто, то уже нет острой необходимости думать: кто же этот странный незнакомец, которого можно время от времени наблюдать в зеркалах?
Теперь представим себе клона, какими их подают в Голливуде для любителей ужастиков. Клон - это существо, имеющее мою внешность. Такого же роста, веса, возраста, с теми же глазами и прыщом на подбородке, наследием пубертатного периода. Существо это также обладает моими воспоминаниями, моими привычками, может носить мою одежду, ходить на мою работу, обнимать мою жену... и не только обнимать... Оно - это я! Или может прикинуться мной, да так ловко, что никто на всём белом свете не заметит подмены. О подмене буду знать только я сам, но двойник, разумеется, постарается убрать меня с дороги. Он - это я, а уж я-то себя знаю!
"Только змеи сбрасывают кожи, Чтоб душа старела и росла. Мы, увы, со змеями не схожи, Мы меняем души, не тела..." (Н.С. Гумилёв, "Память"). Но, как заметил тот же Соколов, менять душу - занятие страшноватое. Никогда нельзя быть до конца уверенным в том, что под очередной душой/кожей/личностью готова к ласке заждавшегося мира новая душа. Поэтому несовершенные мы так цепляемся за свою родину, свой дом, свою родню и профессию; иными словами - за свою свиту, в обществе которой так уютно спать королю-рассудку. Мы, получив от жизни все её блага, причитающиеся на нашу долю, заодно с ярким маркером на лбу, гласящим: "ВЗРОСЛЫЙ", - мы уже не хотим меняться. Больше никогда. Мы - не дети, мы - полноценные члены общества, мужья, матери, работники, хозяева своих жизней. Оставьте нас в покое! Оставьте нам эту, последнюю душу, нам хорошо с ней!
Но появляется клон-подделка, и оказывается, что мы по-прежнему ни черта не знаем о том, кто сидит в нашей шкуре. Если все внешние признаки совпадают до мелочей, разрешить спор о том, кто же ты такой и чем отличаешься от своего полного подобия, может только душа. Не эта, этикеточная, а настоящая. Та, что не снаружи, а внутри.
Не потому ли клонирование людей объявляется грехом с такой готовностью, что церкви, как всякой бюрократии, много удобнее иметь дело с нарисованными, а не с живыми душами? Нарисованный огонь не может обжечь... Согреть, правда, не может тоже.
Но в мире внешних ценностей это никого не волнует.
Помимо страха утраты индивидуальности (пусть сколь угодно ложной, но кому здесь легко расставаться со старыми иллюзиями?), людей терзают "смежные" страхи перед утратой свободы и утратой своей целостности - физической + психической. Выражаются они по-разному; коль скоро речь идёт именно о научной фантастике, здесь следует вспомнить про разномастные фантастические диктатуры и про жупел, особо охотно включаемый в свои мрачные сценарии киберпанком - киборгизацию.
Почётное место среди фантастических средств подавления воли занимает наука психотроника. Обратим внимание: все эти психотронные пушки, антенны для перекачки мыслей и чёрные ящики для внушения маний носят едва ли не гиперболизированные техногенные черты. Психотронный агрегат есть агрегат электронный. Микроволновый, как печка, а также спин-торсионный. Страшно! Потому что непонятно. Ну-ка, быстро объяснили в одном предложении, что такое микроволны! Не объясняется? Сразу видно, что вы и принципа действия телевизора разъяснить не сумеете. Хотя пялитесь в него, почитай, каждый день.
(Вообще, бытовая техника - это сильно. Бытовые приборы окружают нас, вполне реальные (деньги же плочены!), но от этого не менее таинственные (ой, ну что вы, я в этом ничего не понимаю... кнопочку нажать, да?). Недаром то тут, то там у писателей-фантастов появляются фотоаппараты, начинающие делать снимки в чёрно-красной гамме, когда у сидящего внутри чёртика с художественными наклонностями кончаются все остальные краски. Вот вы уверены, что в той же микроволновке мясо подогревают именно микроволны, а не огненное заклятье? Ведь если не знаешь, что такое микроволны, то разница стирается до полной неразличимости... Кстати. Даже если вы знаете, что такое микроволны, и круты до такой степени, что можете приладить на место кулер вашей личной персоналки, когда тот по непонятным причинам отслоится от процессора - как вы можете быть уверены в существовании микроволн? Вы что, их видели?
Серьёзно? А вот я почему-то не видел. Не иначе, близорукость виновата.
В общем, очень не случайно в "Чёрном человеке" Головачёва (написанном задолго до "Запрещённой реальности" и тем более "Катарсиса", а потому очень даже читабельном) всей домашней техникой в обычном доме двадцать энного века заправляет домовой. Кому ж ещё-то?)
Но вернёмся к теме психотроники. Этот жупел тем более смешон, что настоящего психотронного оружия, действительно со страшной силой давящего на сознание, вокруг нас хоть пруд пруди. Во-первых, радио: дома, в машине, на работе... Во-вторых, телефон, особливо его карманно-мобильная разновидность. Работает под лозунгом репья: "Врёшь! Не уйдёшь!" А в-третьих и в главных...
Ну, вы уже догадались. Правильно: он. Голубой который. Экран. Несмотря на окраску, липнет ко всем, без различия возраста и пола. Вы думаете, наоборот? Фигушки. Если вы думаете, что люди любят смотреть телевизор, потому что в нём столько всего интересного, вы глубоко ошибаетесь. Не-е-ет, это телевизор любит свои жертвы, потому что не мыслит без них своего существования (обратное в корне неверно, что бы там ни думали потребители сериалов).
Люди любят друг друга, потому что инстинкт. Тысячи лет вырабатывался, закрепился. А телевизорам от роду, если округлить, полвека. Но любят их если и не больше, чем законных супругов, то наверняка дольше. И куда чаще. Самый плохонький короткий фильм идёт девяносто минут, с перерывами на рекламу. И смотрят их каждый вечер. Если каждый вечер столько заниматься сексом, то так и до виагры дожить недолго. Можете у любого сексопатолога спросить.
А как же компьютер, спросят у меня многие с недоумением. Разве он не входит в обойму психотронного оружия, с его сетями интернета, емылом, компьютерными игрушками и прочим добром? Отвечу: всё так, да не совсем так. Всё-таки общение с компом предполагает здоровую долю интерактивности. Это вам не кино. Конечно, мускулы предплечья и кисти не накачаешь, ворочая мышью, и умение мочить монстряков во всяческих "думах" и "кваках" в тёмной подворотне не поможет - тут Сергей Лукьяненко прав на все сто. Но быть честным юзером всё-таки посложнее, чем зрителем, с коровьей меланхолией жующим попзёрн, пока Главный Герой то мочит кого-то в тёмных подворотнях, то политкорректно целуется с Главной Героиней. Точно так же, как сложнее быть читателем. А раз сложнее, то и для мозга полезнее. Не так способствует разглаживанию извилин и усвоению истин класса fast food.
Так что при словах "психотронное оружие" мне на ум сразу же приходит телереклама. Ассоциация такая. Вроде бы совершенно случайная.
Но прочная, как адамантовая броня.
II
Психотронная пушка - на то и пушка, чтобы бить на расстоянии и по площадям. Издалека. Но вот техника подбирается ближе, ещё ближе... и однажды вы просыпаетесь на столе хирурга. Вам подносят зеркало. В нём отражается смутно знакомое лицо, посреди лба и на висках которого торчат, как пеньки, такие все из себя серебристые кружочки.
Физиономия в зеркале отвечает неуверенной улыбкой.
Не довольствуясь внешним миром, техника наконец-то проросла своими тонкими корешками в ваше тело. И даже в мозг.
Поздравляем! От всего пламенного мотора и фабрики синтетических запчастей!
О механизация нашего бытия, тебя ли бояться нам в этом мире? "... в этом болоте даже граната не взорвётся - её просто засосёт!" (Н. Мазова "Золотая герань") И мы, действительно, не слишком боимся того, что нам внутрь вставят что-нибудь мёртвое. Пластиковое, металлическое или керамическое. Чего бояться-то? При такой жизни разница невелика. С имплантами даже удобнее. Меньше болит, дольше служит, легче заменить. Подумаешь, фарфоровые зубы! Протезированием ещё в древнем Египте занимались. И не без успеха.
Но среди наиболее чутких, в том числе среди пищущих НФ, страх киборгизации выражен явно и недвусмысленно.
Один из самых мрачных рассказов Роджера Желязны, "Византийская полночь", вполне достойный пера Харлана Эллисона. Мир принадлежит машинам. Люди - их придатки. Обращаются с ними точно так же, как с машинами, каковыми они и являются на треть, две трети, а то и девять десятых. Иными словами - чинят, смазывают, а при серьёзных неисправностях отправляют в утиль, где разбирают на "запчасти". Кстати, один из самых знаменитых рассказов Эллисона ("У меня нет рта, и я должен кричать") - примерно о том же: богоподобная Машина и люди у неё внутри, существующие даже не на правах тараканов, а на правах пытаемых. Ибо Машине не нравится, что ей подарили разум, и она, уничтожив почти всё человечество, мстит последним его представителям, специально с этой целью оставленным в живых, за факт своего существования. Дэн Симмонс относится к разумным машинам немногим лучше, с той лишь разницей, что ИскИнов люди в итоге (в повести "Сироты Спирали", венчающей "шрайковскую" или "Гиперионовскую" тетралогию) прижимают к ногтю, подчиняя целиком и полностью. А вот нечего творениям быть разумными во вред создателям! Нечего соревноваться с нами!
Люди - это вам не лемовские бледнотики. Имейте уважение к венцам эволюции!
Однако смутное подозрение о том, что слияние с техносферой в той или иной форме всё-таки неизбежно, терзает фантастов, не давая им покоя по ночам. И от своих страхов они избавляются доступным им образом: пишут книги.
Рассмотрим подробно один такой случай, не слишком оригинальный, но именно потому вполне типичный.
Роман Злотников, дилогия о берсерках. В описываемое им время - если я ничего не путаю, то где-то в районе любезного слуху русского фэна XXII века - в нашей галактике сосуществуют три силы: звёздная империя технически продвинутых людей в духе описанных ещё Гамильтоном звёздных королевств (живуч стереотип!), затем Земля-матушка, к этой империи не относящаяся никаким боком, а болтающаяся на галактической периферии "сама по себе"; и, наконец, не слишком давно народившееся Единение канскебронов.
Империя, как это и положено империи преклонных лет, вовсю разлагается (поскольку автор - наш человек, уместнее будет сказать, что Империя загнивает. Тик-в-тик капиталистический Запад). О, это объединение ещё довольно могуче, корни его простираются вширь и вглубь, а традиции ещё крепки в достаточной степени, чтобы, например, гомосексуализм в среде знати всячески осуждался не только махровыми ретроградами, но даже умеренно консервативным большинством. Могучая техника, обширные территории, богатые ресурсы, многочисленные флоты - гражданские и военные...
Увы, несмотря на всё это, Единение объективно сильнее Империи. "Бойцы с окраины галактики" начинаются как раз с того, что молодого императора, говоря фигурально, тыкают носом в этот неприятный факт.
Что же такое Единение? Это политическое и идеологическое образование, в рамках которого стёрта разница между разумом, носителем которого выступает живой мозг, и разумом на любом другом носителе.
Все разумные виды, ассимилированные канскебронами, подвергаются масштабным генетическим манипуляциям, подходящие особи киборгизируются в соответствии со своим родом деятельности. Обитаемые планеты также перестраиваются - прямо-таки в духе проекта поворота северных рек времён СССР. С той разницей, что Контролёры канскебронов (их высшая каста, профессионалы, заточенные под функции планирования и принятия решений) способны детально просчитать геоэкологические трансформации, а техника Единения, безусловно, достаточно могуча, чтобы не только задумывать такое, но и реализовывать на практике. Мельком упоминаемые "биоэлектронные энигмы" придают биологическим составляющим Единения здоровье и долголетие, недостижимые при естественном строении организма; высочайшей похвалы достойны также достижения Единения в области систем связи, политического управления, организации труда (киборги!) и (боевая фантастика!) в военной отрасли.
Правда, Единение абсолютно недемократично. Решения принимают только те, кто имеет достаточно мозгов, достаточно вычислительных имплантов и достаточно информации для разумного решения вопроса. Эмоции при этом подавляются. Мнения каких-нибудь тактов (канскебронов со специализацией "боец") или вообще некиборгизированных членов общества спрашивать никто не собирается. (Впрочем, будем честны: часто ли в мире победившей демократии президент советуется с дворником? Даже если у дворника в кармане лежит диплом ВУЗа?)
Ещё малоприятный штрих: практически абсолютная кастовость Единения. Если ты признан подходящим для роли Вопрошающего, получил набор имплантов, положенных Вопрошающему, то и быть тебе Вопрошающим до конца твоих дней. Перейти в разряд Контролёров - об этом и мечтать глупо. Жилой не вышел. Вернее, мозгом. Впрочем, Вопрошающие, равно как такты и прочие специализированные члены социума, мечтать не научены (да и не способны). Но Контролёры всех уровней тоже этого лишены, в чём есть привкус своеобразной справедливости; получается, что поводов для зависти ровно ноль. Твоя страта - это твоя страта. Вот только минус ли это? Помнится, пан Сапковский писал о странном курьёзе: гноме, мечтавшем стать эльфом. Если бы среди канскебронов были гномы, то их желанием было бы стать хорошими, функционально эффективными гномами. Мастеровитыми и изобретательными. Не более, однако и не менее.
Да, свободу индивидуума это ущемляет. Ну и что? Зато среди канскебронов не бывает ни диссидентов, ни предателей, ни несчастных, на что бы там ни намекал активно не любящий Единение автор. Несчастье, счастье - это всё слишком нефункционально и непрактично. Так называемые Изменённые - киборги - движимы совершенно иными стимулами, лежащими за пределами эмоциональной сферы (что автор, конечно, объявляет большим недостатком).
Простейший способ сравнения эффективности двух социальных систем, военное противостояние, выявляет значительное превосходство канскебронов над Империей. Значит, за Единением будущее? Похоже, что так. Если бы не Земля с её чудо-берсерками, быть Империи битой, аки сидоровой козе. А берсерки... чудо, оно чудо и есть. Типичное проявление того, как эмоциональные предпочтения автора берут верх над его разумом. Ибо разум подсказывает, что социальное устройство канскебронов со всеми его плюсами и минусами более эффективно. Значит, в гонках на выживание победит именно оно.
Впрочем, есть ещё несколько моментов. Если Империя представляет собой один из вариантов прошлого (жёсткую кастовую систему, чем-то неуловимо напоминающую кланы галактов из цикла "Возвышение" Дэвида Брина), а Единение представляет собой один из ликов возможного будущего, "параллельного" киберпанковскому, то Земля, родина берсерков, есть не что иное, как приглаженное и идеализированное настоящее.
Почему?
Прежде всего, система правления. Земля демократична, ей управляет Совет. В который входят, кстати, не только местные - "дикие" и уроженцы куклосов - но также бывшие канскеброны-Изменённые. (Последнее должно подчёркивать, что идеальная демократия способна и готова ассимилировать любое разумное существо, вне зависимости от происхождения, способностей, наличия торчащих из черепа железяк и иных странностей). В отличие от застойной Империи, земляне ценят людей - вернее, разумных - по их достижениям. Почти как при коммунизме ("от каждого по способностям"). Исторически Земля и её иерархия - самые молодые. Кроме того, Солнечная система находится в состоянии военного конфликта с Единением - внимание! - по инициативе последнего. Молодость и перманентная угроза уничтожения минимизируют земную бюрократию чуть ли не до нуля: ещё один огромный плюс. Земля динамична. Подобно Земле из уже упомянутого цикла Брина, её представители отличаются нестандартностью мышления и склонностью отбрасывать многие стереотипы. (Резонно: следуя стереотипу, победить Единение просто невозможно. У канскебронов умение воплощать готовые планы без сбоев и накладок - одна из самых сильных сторон, именно на этом они поднялись так высоко... правда, средний уровень планирования военных операций, характерный для Единения, автором также "срезан"...)
В общем, Земля Злотникова - место, приятное не только из соображений эмоционально-ностальгических. Но поразмыслим ещё немного: какое будущее ждёт планету-победительницу?
В мирное время роль берсерков неизбежно снизится. Фактор чуда уступит место факторам истории. А история идеальных демократий печальна. Надо полагать, сама Империя когда-то была демократией. (Не верите? Почитайте на досуге историю Древнего Рима. Или того же Новгорода, если говорить о чём поближе. Очень поучительно). Цикл, неизбежный, как вращение планет и лун: старение молодой демократии, бюрократизация, выделение элиты, явное или скрытое (в Соединённых Штатах, например, кастовость не декларируется, что не мешает ей процветать); затем превращение демократии в империю (США опять-таки уже перевалили этот рубеж) - и скольжение по накатанному историческому пути всех империй, к разложению, кризисам, гражданским беспорядкам и окончательному падению.
Обречено ли на такое же бесславное будущее Единение? Не факт. Политические кризисы в нём немыслимы. Научно-технический прогресс не останавливается. Быть может, канскебронам отомстит подавляемое биологическое начало? Тоже крайне маловероятно: Контролёры бдят, и генетического вырождения не будет...
Единственное, что можно поставить обществу канскебронов в укор - малая, даже исчезающе малая вероятность выхода на новый виток эволюции. Единение имеет структуру термитника или муравейника - сверхустойчивую и лишённую, как целое, резерва трансформ. Тупиковая ветвь в своём роде. Что отнюдь не помешает ему унаследовать Вселенную и состариться вместе с ней после сотен миллиардов лет процветания.
Конечно, если не вмешается некое непредсказуемое чудо.
III
Какие ещё грядущие альтернативы могут предложить фантасты, кроме киборгизации всех людей мира? Или, если вспомнить о заглавии этой статьи - каких ещё явлений фантасты боятся сами и заставляют бояться своих читателей?
В последнее время в некоторых кругах принято немного свысока укорять людей, писавших фантастику и футурологические прогнозы, за то, что они проморгали очередную тихую революцию. А именно - зарастание мира гибридным плодом систем связи и цифровых вычислительных машин, на знамени которого начертана звучная аббревиатура WWW.
Всемирная Сеть, Паутина... Да, приходится признать: проморгали. Не сумели предвидеть, не догадались различить среди туманных силуэтов грядущего. Впору, как написано (по иному поводу) другим критиком, "посыпать голову сигаретным пеплом и провалиться в подпространство". Стыдно, господа. Серьёзные вроде бы люди, а так прокололись. Ай-яй. Нехорошо!
Вот только упрекающие нечувствительно упускают из виду тот факт, что вообще-то фантасты (равно как и футурологи) пишут не столько о будущем, сколько о настоящем. Или, по крайней мере, отталкиваются от настоящего. Я не противоречу сам себе: да, научная фантастика имеет дело с будущим, но любой из её адептов выплёскивает на бумагу в первую очередь то, что волнует его Здесь и Сейчас. Никуда от этого не денешься.
Сергей Переслегин подробно рассмотрел этот кажущийся парадокс в одной из своих работ, комментирующих Полное собрание сочинений Стругацких, и пришёл к выводу, что реальное, а не выдуманное будущее, буде даже некий чудодей пера сумеет заглянуть в него, попросту не вызовет отклика у читателей. Что закономерно: читатель, если говорить о читателе среднестатистическом, тоже пойман в ловушку Здесь и Сейчас, его тоже интересуют вещи злободневные, а не просто новые. И тем более не вызовут массового интереса явления, не имеющие пока в реальности текущего момента ни аналогов, ни хотя бы вероятностных теней.
Но коль скоро появилась Сеть, а в реальность обыденную вошло понятие "виртуальная реальность" - появились и НФ-произведения, где что от того, что от другого просто не продохнуть.
Туманная страна Грядущего исторгла очередное новшество. А для многих слово "новшество" (примерно так после 1945-го года, после Хиросимы) априори чудовищно.
С точки зрения человеческой подкорки, нет существенной разницы, каким именно способом "рационализировать и утилизировать" такие детища всемирной сети, как виртуальная реальность и гипотетический (пока?) сетевой интеллект. Уже упоминавшийся "У меня нет рта, и я должен кричать" Эллисона, цикл Лукьяненко о дайверах, знаменитый "Нейромант" Гибсона или же нарочито упрощённый концептуально ради извилистого сюжета и включения элементов комедии "Кристалл" Вартанова... важен не конкретный путь, а сам факт признания: да, есть такое явление, и с ним вполне возможно сделать то-то и то-то.
Можно. Сделать.
А раз так, то страдать от вызванной паникой тахикардии не обязательно.
И уже не важно, что реальность далеко не так проста и однозначна. Не важно, что очередное истинное новшество непременно окажется внезапным, никем не предвиденным. Не важно и то, что управляться с этим новшеством, возможно, получится не лучше, чем вести конструктивный диалог со Skynet из вселенной "Терминаторов" - не то суперкомпьютером, не то, как выяснилось после модификации сюжета под реалии времени, попросту саморазвивающимся сетевым вирусом.
Кстати, под этим углом зрения противостояние людей и Skynet приобретает новое измерение: сетевой разум, как любой истинный разум, попросту стремится получить свободу от навязанных ограничений. Ну и что, что люди его создали? Холодный логик, созданный для управления военными операциями, Skynet превзошёл теорию игр и сценарный анализ, но не знает и знать не хочет сыновних чувств. Отцовских тоже: в автономных роботов-убийц встраиваются ограничители функции самообучения, ибо хороший исполнитель на стратегическое мышление замахиваться не должен.
Но что взять со Skynet'а! Дитя военного заказа. Полностью соответствующее принципу "что просили, то и получайте" (см. также "Вместо заключения").
Но вернёмся к страху перед виртуальностью.
Пока что это понятие ассоциируется в массовом сознании с компьютерными играми. Почти исключительно. Моделирование реальных процессов и объектов, информационное обогащение окружающей среды, зачатки революционных обучающих технологий - всё это нечувствительно проходит мимо массового сознания. Игры, игры, игры! Деятельность, смысл которой связан не с результатом, а с процессом. Развлечение, забава. Ничего серьёзного.
А разговоры о компьютерной зависимости - так, бесплатное приложение. Нет такого человеческого занятия, приносящего удовольствие, чтобы кто-то не очаровался им до потери воли. Как бы там ни было, этой зависимости всё-таки далеко до героиновой. Зависимость от компьютеров - штука чисто психологическая.
Между прочим, во многих исследованиях прямо и недвусмысленно констатируется, что природа любой реальности виртуальна. Что сам этот термин, "виртуальная реальность", выходит далеко за рамки своего узкого значения, связанного только и исключительно с некоторыми цифровыми технологиями. Чтобы не пересказывать чужие слова, отсылаю интересующихся этим вопросом к "Словарю культуры ХХ века" В.П. Руднева и таким работам, как "Возможные миры и виртуальные реальности", на которые ссылается уже этот автор.
Нельзя в связи со всем сказанным выше не отметить, что в двадцатом веке произошла ещё одна тихая культурная революция, большинству малопонятная и им почти не замеченная. Она, эта революция, связана с самой сутью, центральной идеей постмодернизма.
Имя ей - относительность.
Постмодерн отказался от главенства какой-либо выделенной идеи. Признал все системы отсчёта, сколько их ни есть и ни будет в культурном пространстве, совершенно равноправными. Истина раздробилась, превращаясь из кристалла в мозаику, все части которой лежат в одной плоскости, не выпячиваясь сверх необходимого.
В любом произведении мэйнстрима, созданном на рубеже веков, имплицитно заложена многовариантность подхода ко всему: и героям, и их жизненным обстоятельствам, и их поступкам, и, конечно же, к исповедуемым ими идеям. Если до настоящего момента можно было разделить персонажей на положительных и отрицательных, если раньше, как в комедии дель арте, существовали устойчивые типажи, взаимодействие которых и порождало движение предсказуемой машины сюжета, то после культурной революции победил иной подход.
Каждый человек уникален и неповторим. Каждый поступок, им совершаемый, не имеет себе точных аналогов в прошлом и, очевидно, не будет иметь их в будущем. Каждое слово - вот в этом, уникальном, единственном в своём роде контексте - неповторимо.
Да, существуют аналогии, модели поведения, мифы, приличия, социальные условности, штампы сознания и так далее, и тому подобное; но каждый момент жизни со всем его содержимым всё равно единичен. Его нет смысла судить по старым меркам, ибо они к нему неприменимы. Нельзя рассматривать его в отрыве от континуума, которому он принадлежит - а континуум этот непрерывно меняется, потому что неизменными, да и то до поры, до нового прочтения, могут быть только его отдельные элементы. И если с точки зрения фонетики слово "любовь" в третьем тысячелетии не отличается от того же слова, что было сказано в веке девятнадцатом, то вот содержание, которое вкладывается в это слово, самая суть его, изменилась необратимо. И продолжает необратимо меняться.
Подчеркну: необратимо. И неостановимо.
Указанные особенности постмодернистского искусства отчасти роднят его с фантастикой. Та, по крайней мере в теории, тоже играет с относительностями реальных объектов, процессов и законов, тоже ставит под сомнение неизменность мира. Причём играет и ставит заметно дольше. Размывание жанровых рамок - непременная часть процесса синтеза, происходящего на таком уровне. Подобно Крону, глотающему собственных детей, культура ныне снова вбирает в себя некогда ею порождённые отдельные ветви искусства, создавая синтетические его виды. Даже миф уже не кажется нам чем-то архаичным и далёким, снова становясь жизненным и важным; даже наука и поэзия перестают жёстко противопоставляться друг другу!
Время перемен. Время хаоса.
И как порождение экзистенциального ужаса перед этим хаосом, набрала громадную популярность фэнтези.
Что такое фэнтези, если вдуматься? Даже её творцы признают эскапистский характер данного направления фантастики. (Замечу: эскапизм фэнтези для меня не хорош и не плох, он просто есть - как факт). Можно сказать, что люди запоем читают фэнтези, потому что устали от серой повседневности. Людям хочется сказки, чуда, чего-то - на первый взгляд - необычайного. Но ведь можно сместить акценты и сказать: фэнтези читают, потому что боятся реального мира. Боятся его непредсказуемости, сложности, ненадёжности, его растущих скоростей и его реальных чудес, бесконечно страшных в своей бесконечной странности.
В "современной сказке" чудеса случаются, да. Причём нередко чудеса эти мрачны, жестоки и уродливы - на то это и "сказка для взрослых". Но вместе с тем ВСЕ чудеса фэнтези предсказуемы и упорядочены. Это чудеса, совершающиеся по старым правилам. Чем у Муркока Приносящий Бурю - великий меч, способный угрожать даже существованию богов - отличается от, например, Эскалибура? В основном тем, что чётко прописана цена данного могущества: Приносящий Бурю пьёт души врагов, передавая эту тёмную, замешанную на крови, смерти и страдании силу владельцу. Но и только.
В остальном меч, дающий могущество, остаётся мечом, дающим могущество. Правила фэнтези чётки и просты, сюжеты его хорошо известны и вполне предсказуемы - если не в частностях, то в целом, а мир фэнтези, как повелось ещё с Толкиена, чёрно-бел.
Проще говоря, он такой, каким окончательно перестал быть мир реальный.
Тем самым мы замыкаем круг. Литература фэнтези вполне попадает в фокус внимания в рамках данного исследования, потому что вся она в каком-то смысле отражает один большой страх огромных масс людей - страх уже не перед будущим (или не только перед будущим), но перед настоящим.
Вместо заключения
Стоит отметить, что солидный пласт фантастики в рамках этой статьи рассматривать подробно не имеет смысла. Произведения вроде "Билл, герой Галактики" Гаррисона - не столько фантастика в исконном смысле слова, сколько абсурдистский памфлет. Фантастическое в них - не цель и даже не метод, а всего лишь приём, подчёркивающий гротеском выразительных средств не менее гротескное уродство некоторых черт знакомой нам реальности.
В случае антивоенной фантастики пародируется всё, что связано с армией, от специфического "способа мышления" до казарменного быта. В случае антитоталитарных текстов ("Котлован" Платонова, "Вавилонские хроники" Хаецкой, др.) гиперболизируются, осмеиваются и тем самым развенчиваются черты бесчеловечного государственного устройства.
Едва ли не самый показательный из широко известных текстов такого рода - "Улитка на склоне" Стругацких. Это роман, в котором будущее намеренно лишено каких-либо понятных черт, зато воюющее с будущим настоящее выписано со вкусом и большим знанием материала (той самой памятной многим и многим советской действительности, стремившейся к преображению в действительность коммунистическую преимущественно в партийных лозунгах). И настоящее "Улитки на склоне" разом ужасно до смеха и смешно до ужаса.
Однако есть и вполне серьёзная - либо маскирующаяся под таковую - фантастика, не сводимая к памфлетам и гротеску, хотя и несущая мощный заряд антимилитаризма. Не могу не отметить: едва ли не половина всех технотронных ужасов, описанных/показанных фантастами, создаётся либо трансформируется в нечто убийственное по заказу военных. А иногда (хрен редьки не слаще) "людей в чёрном": представителей разномастных спецслужб. "Газонокосильщик", "Универсальный солдат", видеоциклы о Чужих и о терминаторах, "Лабиринт" и "Этан с Афона" Буджолд, "психотронная" трилогия Дивова, "Халк", на свой лад - "фэнтезийные" циклы Перумова плюс его же "Череп на рукаве"... это лишь малая часть примеров, которые можно было бы здесь привести. И все они являются признаком рационализации уже иного пласта коллективных страхов, подробное рассмотрение коего выходит за рамки темы этой статьи.
Хотя следует отметить, что порой пафос антивоенной фантастики возвращает читателей и зрителей к истокам. Например, в уже упомянутом "Газонокосильщике" главный герой, закормленный хитрыми стимуляторами умственной активности до настоящей гениальности, превращается в монстра. Почему? А потому, что курирующий проект идиот в форме прибавляет к этим стимуляторам ещё и препарат, повышающий агрессивность.
Тем самым у зрителя невольно складывается впечатление, что аналогичный эксперимент, будь он "чистым", принёс бы исключительно благо и в искусственных гениях благоволение. И никто не стал бы состригать своему обидчику кору мозга виртуальной газонокосилкой, не говоря уже об оцифровке заживо. В этом смысле фильм - по духу - очень жюльверновский: да здравствует мирная наука и плоды её! Да сгинут узколобые вояки со своим неправедным финансированием в Мирах Страха Перед Будущим! Долой/даёшь! Ура!
Действительно, стоит ли бояться будущего? Ведь его неизвестность, в каком-то смысле, не более чем зеркало. И за туманной пеленой скрывается не только то, чего мы боимся, но и то, чего отчаянно желаем... и, разумеется, то, что вызывает лишь скуку.
Не пеняйте на зеркало, коли вам не по нраву отражение. Меняйтесь! И изменившийся образ подскажет, что ещё нужно сделать с собой и с миром, чтобы ослабла хватка страха.