Я очень радовался, что попал на раскопки в Новгород, в археологическую группу профессора Арциховского. Возможно, прошлым летом, тысяча девятьсот пятьдесят первого года, это было бы просто: в экспедиции ценили любую дополнительную пару рук студента-добровольца. Однако после сенсационной находки первых берестяных грамот, помощников на следующий сезон появилось хоть отбавляй. Теперь нас брали по конкурсу. Одного желания не хватало. В первую очередь принимали старшекурсников, отличников, словом, студентов с опытом работы на раскопках. Потом уже учитывались дополнительные успехи и знания: в фотографии, рисовании, а также - в технических областях. Видимо, я подошёл благодаря моим снимкам, победившим на конкурсе. Ни о каких других способностях речь не шла. Я и сам тогда о них не подозревал...
В экспедиции я фотографировал больше, чем копал. Но выбирать не приходилось. Однажды я получил задание - расчистить небольшой участок раскопа Неревской усадьбы. Тут и случилось то, о чём я мечтал, записываясь в экспедицию. Межу деревянных пластин мостовой показался край бересты. Ура! Грамота! Мы все восхищались подобными находками, и каждый считал за честь найти бурый свиток, на котором проступали неясные контуры. Иногда это был текст, иногда - его обрывки, а иногда и отдельные, несвязанные между собой буквы. Но вначале с берестой предстояло поработать, прежде чем перейти к чарующему обряду чтения. Обычно, редко кто из студентов попадал на него, зато каждый мог получить фотографию обнаруженной записи и попробовать своими силами расшифровать её.
Один факт расстроил меня. В земле, рядом с извлечённым свитком, я нашёл маленькие кусочки бересты. Боясь, что это я обломил грамоту и получу теперь нагоняй за неосторожное обращение с ценным историческим материалом, я сунул обломки вместе с землёй в карман спортивных штанов и понёс сдавать начальнику участка свою находку - берестяной свиток.
То-то было радости! Меня все поздравляли, и я ловил завистливые взгляды старшекурсников. Даже Ленка Петрова смотрела теперь на меня другими глазами. А то, "первокурсник", "зелёный", "желторотик" - не очень приятные слова для истинного любителя истории. Как удачливому кладоискателю мне разрешили присутствовать при обработке "моей" бересты, которой присвоили No 46. Вначале её распарили в горячей воде и осторожно вымыли кистью. Потом началась особо опасная процедура: бересту расслоили. Я полагал, что это - вредно для текста. Но как оказалось, без этого материал может покоробиться при высыхании, буквы - искривиться, утратить очертания, текст - стать неразборчивым, и - пиши пропало. Я очень внимательно следил за компонентами процесса, ведь дома мне предстояло проделать всё это самому с кусочками бересты из моего кармана. Расслоенную грамоту обсушили полотенцем и поместили меж двух стёкол - высыхать окончательно. Буквы уже проступили, и все изнывали от желания скорее прочесть очередное письмо из прошлого. Вначале его осмотрел профессор. Поморщился, крякнул и пригласил окружающих взглянуть. Моя очередь ещё не подошла. Я готовил фотоаппарат, чтобы заснять грамоту, а также её зарисовку, сделанную нашим главным художником.
- Ну, Сергей, сегодня ты - герой, - сказал профессор. - Нашёл что-то необычное, а значит - интересное. Можешь поглядеть сам, а потом снимай.
Я взглянул. На продолговатом куске бересты размером 15 на 5 см, обломанном справа, было выдавлено две строки. Но, увы, с виду это были бессмысленные ряды букв. Конечно, я всё сфотографировал. И зарисовку художника тоже.
- После обеда займись проявкой и печатью. В конце дня раздадим всем снимки, пусть люди дома подумают, - сказал начальник экспедиции.
Чтобы не пересушить свои обломки, я завернул их во влажную тряпку и сунул в целлофановый пакет из-под моих бутербродов, до которых от волнения не дотронулся утром. На обед я не пошёл, прожевал всухомятку свой завтрак. Очень уж хотелось быстрее проявить плёнку и напечатать текст. Так или иначе, к концу рабочего дня задание было выполнено, и каждый археолог, учёный и студент, унёс с собой экземпляр снимка - поломать голову над загадкой. После работы многие студенты отправлялись погулять в городской парк. Но сегодня мне было не до того.
- Смотри, - сказа Лена, - не зазнайся.
И все ушли. Что было делать? Другой раз мне хватило бы одного её взгляда, чтобы присоединиться к компании. Но сейчас я не мог - спешил домой.
С квартирой мне повезло. В Новгороде жила наша соседка по эвакуации, которая приняла меня как родного: вместе с радушием я получил небольшую, зато отдельную комнату, в которой развернул вечером археологическую лабораторию. Во-первых, я попытался повторить с кусочками бересты из пакета процедуры, которые наблюдал днём. Но расслаивать бересту я боялся, чтобы не повредить буквы. Оставил как есть: сфотографировал и поставил сушить. Во-вторых, я выложил фотографию своей находки на стол и принялся её изучать.
Вся записка, а вернее, её сохранившаяся часть, состояла из двух цепочек букв, по пятнадцать в каждой: первая - в основном из согласных, а вторая - из гласных букв.
Н В Ж П С Н Д М К З А Т С Ц Т ...
Е ЕЯ И А Е У А А А Х О Е И А ...
Мне они ни о чём не говорили. Нижние пятнадцать букв не являлись непосредственным продолжением верхних. Между ними, возможно, была потеряна значительная часть текста. Но ни первая, ни вторая строчка не поддавались расшифровке. Я смотрел на них весь вечер, пока глаза мои не стали слипаться от усталости, и я не уснул, не дождавшись, тёти Нины - моей хозяйки. У неё, как обычно, было ночное дежурство.
Среди ночи я проснулся от голосов в соседней комнате. Говорили двое мужчин, но речь их была не вполне русской, хотя и понятной. Я прислушался и с удивлением понял, что разговор идёт на старославянском.
- Запомни, Пелгусий, если шведское войско дойдёт до Онеги, твои гонцы не смогут быстро добраться до Новгорода и дать знать об опасности. А пройти сквозь дозоры может быть опасно. Что как допрос учинят, пытать станут? Лучше уговоримся так: если заметишь врагов, пошли грамотку, да не простую, а секретную. Слова хитро пиши, змейкою, например. И начни письмо с условного знака, а потом уж место, где видел врага, назови.
- Какого такого знака, Петрила?
- С шутки какой или поговорки. Ну, будто школяры пишут. Грамоте-то учился? Помнишь, "недума казал..."? Тогда, кто бы бересту ни доставил, я буду знать, что она от тебя послана, и верить ей можно.
- Как же нельзя, Петрила?! Кому же верить, если не старейшине?!
- Да не тебе, Пелгусий, а грамотке, что гонец привезёт.
- А что, если я сына гонцом отправлю. Ему ты поверишь?
- А станешь сыном рисковать? Малому важные дела пересказывать? Уж если сына или другого отрока пришлёшь, то ничего ему не объясняй, скажи только, что спешная грамотка до Петра, а сам делай, как говорю! Коль на кораблях приплывут, пошли куньи шкурки, по одной - за каждый корабль, а беличьи - по одной за сотню людей. Князь потом вдвойне вернёт. Если враги и схватят гонца - ничего не выведают и не поймут ни из бересты, ни из шкурок.
Я хотел было посмотреть в щёлку, кто это разговаривает, но веки налились тяжестью, и я снова заснул как убитый.
На утреннем общем собрании археологов профессор весело спросил:
- Ну, орлы, прочёл кто-нибудь вчерашнюю бересту?
Ответом ему было молчание. Я вспомнил ночной разговор. Что это было? Сон? Бред возбуждённого тайной сознания? Я не решился пересказывать услышанное, а только заметил:
- Один мой знакомый думает, что зашифровано секретное сообщение.
Арциховский засмеялся:
- Правильно думает твой знакомый, Сергей: зашифровано! Но только не сообщение, а шутка. Школьная шутка. Смотрите друзья, если мы станем читать это послание не в ряд, а ...
- Змейкой! - не удержался я.
- Верно, змейкой, - поддержал меня слегка удивлённый профессор.
Он подождал чуток и, видя, что я не знаю ответа, продолжил сам:
- С первой строки - во вторую, а потом опять - в первую, то есть - по вертикали,
Н В Ж П С Н Д М К З А Т С Ц Т ...
Е Е Я И А Е У А А А Х О Е И А ...
вот и получим: невежа писа (то есть - писал), недума каза (то есть - сказал), а кто се (это) цита (то есть - читал)...
Все собравшиеся не выдержали и зааплодировали, так это было здорово - прочесть письмо из прошлого! Молодец Арсений Владимирович! Классно всё понял! "Вот о какой змейке говорил Петрила Пелгусию!" - подумал я.
Весь день все были под впечатлением открытия профессора. Мы пытались догадаться, что же следовало далее?
- Смотрите, - рассуждал старшекурсник Николай, - "дурак" сказал, "грубиян" записал, а мы "умники" читаем и думаем, какую же гадость нам оттуда пожелали?
- Да что там думать, естественно, по матушке послали! - сказал старожил раскопок Иван, - это и в рифму получается: "того маму..."
- Вовсе не обязательно, - заупрямились ребята, - вместо мамы могли быть и другие слова.
Весь день мы упражнялись в ругани как могли, так что землекопы стали с подозрением поглядывать на считавшихся культурными студентов. А вечером я опять побежал прямиком домой: мне не терпелось расшифровать свои личные трофеи. Дома меня ждало наказание! Не расслоенную мной бересту перекосило, буквы повело, и подлинная надпись из кусочков потерялась навсегда. Никогда я не смогу вернуть обломки бересты и продолжить правый край письма! Но хоть для себя надо было выяснить, что скрыто в записке. Пришлось работать с фотографией. Допоздна я бился, подбирая отдельные буквы, пока не получил более или менее складную цепочку. Главное, обнадёживало, что она начиналась со слова "того", как мы и предполагали. Потом шли уста (я перевёл - рот) и жо... с обломком какой-то буквы. Я не сомневался, что буквы п:
Т Г В С А И О ...
ОО У Т Х Ж Г ...
- Ничего себе школяр! - поразился я, но мой вчерашний сон смущал меня, наводил совсем на другие мысли.
Ночью видения продолжились.
- Сынок, - сказал знакомый мне голос старейшины Пелгусия, то есть... ой... моего отца, - дело есть, срочное. Сумеешь доскакать до Новгорода быстро - получишь награду и моё отцовское благословение. Спросишь, где усадьба Петра - сборщика податей и посадского советника и отдашь ему пять куньих шкурок, связку беличьих и бересту для его сына.
- Для сына?
- Как сказал - так и есть! Не перечь отцу! А, помнишь, как Петрила у нас жил?
- Помню, отец. Пётр у нас дома стоял, когда подати свозили со всей Ижоры. А я с его сыном - Саввой играл. И азбуки писали.
- Вот и хорошо. Бери бересту. Пиши. Да не в ряд, а в столбцы по две буквы:
"Невежа писал, недума казал, а кто это читал, того в устье Ижоры ждут Борис и Глеб с божьей помощью!"
- Что это значит, отец? - спросил я, поражённый этим письмом.
- Да тебе что за дело? Святые заступники Борис и Глеб - сродственники Александру Ярославичу, что княжит в Новгороде. Ты, главное, побыстрее письмо отвези да за наградой возвращайся.
Утром я пошёл на работу разбитый. Во-первых, переживал за утерянные для истории кусочки бересты. Во-вторых, терзался "вещими снами". Из них следовало, что в бересте кроется совсем и не школярская шутка, а секретное донесение от Ижорского старейшины Пелгусия сборщику податей - Петру, а точнее, как сказали бы военные разведчики, шифровка о диспозиции врага. Рано утром я разглядел в атласе место, где Ижора впадает в Неву. Именно там Новгородский князь Александр получил прозвище Невский, победив в битве шведов.
Мне очень хотелось посоветоваться с профессором. Но о чём рассказать ему? О ночных видениях? Голосах? Чтобы меня приняли за психа и отстранили от раскопок? Заговорить о кусочках бересты я тоже не решался: мало того, что меня справедливо отругали бы, мне нечем было подтвердить свои слова, кроме не очень удачных фотографий. Они не доказывали, что обломки принадлежат найденной бересте, а слова, которые я из них составил, скорее, подтверждали версию о школьной шутке, чем о письме разведчика. Целый день я мучился, а под вечер решил поделиться своими сомнениями с Леной.
- Можно проводить тебя домой? - спросил я, - мне надо сказать тебе что-то очень важное, но, прошу, никому - ни слова!
Как ни странно, Ленка сразу же согласилась. Видимо, успех моей находки всё ещё "работал" на меня. По дороге я изложил ей свою историю.
- Конечно, надо было осколки бересты сразу же сдать на прочтение, но знаешь, сколько таких бессмысленных кусочков хранится в экспедиции? Напрасно ты думаешь, что это ты повредил бересту. Это время виновато. Но самое интересное - "вещие" сны. Судя по твоему рассказу, это не сны, а "видения". А твоя хозяйка голосов не слышала?
- Не знаю. Тётя Нина часто в ночную смену работает, а днём отсыпается. А ты не побоялась бы покараулить у нас в гостиной?
- Ради науки... могу и попробовать, - неуверенно согласилась Лена, и мы, сменив маршрут, отправились ко мне домой.
- Так ты, значит, Сергий, сын Пелгусия? - спросил кряжистый бородатый Пётр.
Я помнил его с детских лет, когда он приезжал собирать подати и закупать пушнину в наши ижорские края. Помнил я и сына его, игравшего со мной и учившего писать на бересте.
- А где Савва? - спросил я Петрилу.
- У князя в свите служит, - ответил он. - Может, увидишь его. Давай письмо от отца. А шкурки привёз?
Я протянул свиток бересты и связку мехов.
- Значит, приплыли, гости-то? - сказал Пётр, прочитав грамоту, и пересчитывая шкурки. - Ладно, идём князю Александру докладывать, заодно и Савву повидаем.
При этих словах в комнату вошла юная красавица моих лет с толстой русой косой:
- Отец, а меня не возьмёшь с братцем повидаться?
- Ах, Елена, и ты туда же? Уедет твой брат скоро - с врагами биться. Ладно, одевайся, да с гостем познакомься, он письмо важное привёз.
Зарделась девица. Да и я был смущён. Но торопливые сборы скрыли наши чувства. Вскоре мы уже предстали перед очами князя Александра Ярославича. Я ожидал увидеть зрелого мужа, а он, хоть рослый и сильный, но был совсем ещё юноша с едва стриженной русой бородой и золотыми кудрями волос. Семнадцатилетний Савва, входивший в его свиту, вообще, ещё не брился, но был крепок не по летам.
- Рассказывай, Пётр! - приказал князь.
- Наш страж северных границ, старейшина ижорского народа, сообщает в секретном послании, что пять шведских кораблей с войском расположились на Неве, в устье Ижоры. Пелгусий прочит нам заступничество святых Бориса и Глеба, хоть шведские силы поболее нашей дружины будут!
- Не в силе Бог, а в правде! - возразил с чувством юный князь. - Кличьте дружину и ополчение, будем шведов воевать. Пусть все собираются у Святой Софии! Получим благословение, и - в путь, пока враг не ведает о походе. Так поступал македонский царь, так и мы поступим!
Свита поддержала призыв князя возгласами. А я всё это время разглядывал Елену. "Надо бы отцу сказать, может, сватов зашлёт", - мечтательно думал я, в то время как витязи шумно покидали покои...
А Лена? Я осознал, что нахожусь уже у себя в комнате. Натянул рейтузы и выглянул в гостиную. Лена спала на диване, но от скрипа двери мгновенно проснулась и села.
- Извини, не хотел тебя будить.
- Ничего. Я, кажется, задремала. Но всё было спокойно.
- Спокойно? Такие дела творятся! А знаешь, мы там тоже встретились, - и я рассказал Лене свой очередной "сон". - Я хотел, чтобы мой отец отправил сватов к твоему. А в этой жизни сватов нет, да и отца у меня тоже... уже нет...
- Бедный! - всхлипнула Ленка и крепко обняла меня, прижав к себе, будто ребёнка, нуждающегося в защите. - А я своего папу хорошо, если по праздникам вижу.
- Почему? Ты же говорила, что он - доктор? - спросил я.
- Обещаешь, что никому не скажешь? Он - личный врач Сталина.
Я молча смотрел на Лену, понимая, что мы обменялись тайнами, как послы двух стран верительными грамотами. И хоть война семь лет как окончилась, мы оба чувствовали, что жизнь в наше время не менее, а может и более тревожная, чем семьсот лет назад - во времена Александра Невского.
Наутро я, махнув рукой на возможные последствия, уговорил Арсения Владимировича выслушать мои странные истории. В обед, захватив Лену для поддержки, я рассказал обо всех событиях минувших дней. Профессор слушал задумчиво, не злился, не смеялся, а когда я закончил, произнёс:
- И вы, молодые люди, в век материализма верите в привидения? Нет здесь никакого волшебства и переселения душ. Разве эта история не убеждает, что видения - это трансформация наших знаний и гипотез в сны. Ведь ты, Сергей, не рассказал ничего, что не было бы известно из летописей и "Жития Александра Невского". Скажешь, что не читал его?
- Да, не читал!
- Значит, слышал имена и факты от преподавателей или студентов.
- А как насчёт бересты?
- Что ж, история интересная, но ничего не доказывающая. Даже фотографии отдельных букв, которые, ты полагаешь, принадлежат грамоте No 46, не отличаются от фотографий множества отдельных букв из нашей коллекции. И ещё один очень важный факт: найдена твоя грамотка в культурных слоях Новгорода, заложенных лет на сто позже, чем настилы улиц при Александре Невском.
- Но ведь не раньше же! Грамоту могли сохранять, беречь! Нет? Не могли?
- Мечтатель ты, Сергей, - сказал профессор, - а в археологии нужен научный подход. Пожары были так часты, что берестяные грамоты ненадолго переживали время своего создания.
"Так значит всё это - "сказки", и никакого контакта времён не существует?" - подумал я, но возразить по существу мне было нечего.
Представлять путешествия во времени можно сколько угодно, но ведь Лена тоже не обнаружила никаких особенностей в моей скромной квартире. Конечно, не считая "особенностей личного плана". Но это уж никого не касалось, даже профессора. И я решил впредь помалкивать о своих "видениях", чтобы не прослыть попросту вруном. Но призадумался, нельзя ли написать в древних веках такое, чтобы и читалось легко и сохранилось надолго, и где искать - одному мне известно. В свободное время я стал сочинять послание потомкам, которое мне интересно было бы получить. Я рассуждал так: "Вот что бы я - мальчишка написал в письме через века? Я бы написал о войне, и как мы победили, и какой враг упорный был и до зубов вооружённый, но - наша взяла! Хотел он над Родиной летать, да не смог!"
Однако после разговора с профессором что-то разладилось в механизме "сновидений", а может Сергий покинул Новгород вместе с дружиной князя. Я крепко засыпал, устав к полуночи от раскопок, фотографий, диспутов, прогулок в городском парке, и, на десерт, тайных свиданий с самой красивой девушкой нашего факультета.
- Елена! - радостно воскликнул я, приметив возле собора Святой Софии дочь Петра, избранного после победы посадником. - А я хотел Савву просить отвести меня с тобой попрощаться, прежде чем поеду назад, домой.
Я чувствовал себя внезапно повзрослевшим, вернувшись в Новгород вместе с победоносной дружиной князя Александра. Ох, и погнали врагов заморских! Будет дома что рассказать! Как нежданно-негаданно налетели на лагерь шведский, как крошили их корабли на берегу, как рубили воинов бегущих, как Савва шатёр княжеский повалил, а князь Александр шведскому воеводе копьём забрало со шлема сбил и скулу поранил! Поделом ему, ворогу, кривым теперь ходить. А воины вражьи страшны видом: то люди железные, в доспехи с головы до пят закованы! Грудь каменная - панцирная. Головы медными шлемами прикрыты. Да не простыми, а с челюстью подвижной, из дерева вырезанной и окованной. А в некоторых - прорези сделаны, а пластины как зубы ехидины торчат - страх нагоняют. Ах, враги бесовы, воры сатанинские! Мытарить народ наш хотели, иуды беззаконные! Улетели вы из дому, да не летать вам! Нагрузивши тел многих уплыли несолоно хлебавши. Аминь!
Елена слушала, широко раскрыв глаза. "Здорово Сергий рассказывает, как будто сама вижу. Не то, что Савва: я его - бух, от меня - бах!"
- Ты бы записал рассказ свой, чтобы людям в радость и в науку, - робко посоветовала она.
- А что, можно! - согласился я. - Как молитву запишу. На стене собора писалом выдавлю, пусть люд православный читает и помнит. А ещё рыцарей нарисую, чтоб знали, каких железных врагов князь Александр победил, - и я стал подниматься к верхней площадке лестничной башни, чтобы сделать запись повыше на центральном столбе.
- Горжусь тобой! - сказала Елена, - и братом горжусь, и...
- Женихом! - поспешил закончить я за неё. - Отца просить буду, сватов прислать. Пойдёшь за меня?..
Вот и подошла к концу летняя работа в экспедиции. Студенты - собирались покинуть раскопки, археологи задерживались ещё ненадолго. Работы сворачивались в сентябре вместе с дождями и началом учёбного года.
- Пойдём, попрощаемся с профессором, - предложила Лена.
- Давай, - ответил я. - Хотя мы скоро его на лекциях увидим, но хочу что-то ему рассказать на прощание.
- Надеюсь, не про новые сны?
- Нет, сны - это наше, личное. Да и сдаётся мне, в Москве их уже не будет.
Я даже не поделился с Леной содержанием последнего сна. Сплошные глупости и мистика! Савва сказал, что князь Александр с посадскими разругался и уехал к себе в Переяслявль-Залесский. А отец его, Пётр, как стал посадником, получил приказ в ордынскую ставку явиться. Одни говорят: "Не езжай, отравят!" Другие советуют подчиниться.
- А что северные люди думают?
Я не спешил с ответом. Вспомнил поверье: если просить у святых заступников милости, в обмен самое дорогое обещать надо. Ну, ни родных, ни Елену я променять не мог, а письмо своё, на стене Софии выдавленное, на кон поставил: "Пусть ни один прихожанин не прочтёт моего творения, лишь бы отец Елены живым вернулся!" - молил я всех святых и верил в чудо...
- ...Хочу профессору сказать, что записи могут не только на бересте в земле таиться, но и на стенах храмов. Новгород - это одно сплошное письмо из древности нам - современным.
Арсений Владимирович прощался тепло.
- Письмо? На стенах? А что, не так уж и невероятно, мечтатели. Этот поиск для вас - для молодёжи. На мой век грамот в земле хватит. А вам - связывать звенья одной цепи воедино многие годы. Помните, "невежа писал, недума казал, а кто это читал" - тот загадку и решал!
Эпилог.
Академик Петров, отец Лены, был репрессирован по делу врачей, но со смертью Сталина освобождён и оправдан. Надпись, которую сделал Сергий, обнаружили лишь в семидесятых годах XX века. Эта цепочка букв под No 199 до сих пор не расшифрована полностью.
