Неизвестный А.С. : другие произведения.

Синдром

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Однажды в некой стране один человек, несмотря на не располагающие к выживанию события, не смог умереть. Затем то же произошло со вторым. И с третьим. И так далее. С тех пор прошло сто лет. *Перезалив текста 2010 года одним файлом*

1

  
   "Триста восемь, на вызов" - возвестил динамик. Антон, запомнив страницу, отложил книгу и накинул жилет с капюшоном - приспичило же кому-то болеть в такой ливень!
   Спустившись в наполненный умиротворяющий тишиной гараж, молодой фельдшер увидел, что Юрий Николаевич - врач его бригады и водитель уже устроились в кабине. Когда Антон присоединился к ним, машина тронулась с места и нырнула в подсвеченный городскими огнями ночной дождь.
   - Антон, рем-сумку возьмешь?
   - Угу. А кого почтим визитом?
   - Дедушка, шестьдесят пять, "умирает".
   Если вызывают на "умирает", то это либо окоматозился очередной упорок, а его чуть менее обдолбанный дружок включил панику, либо какой-нибудь дедушка решил, что засиделся на этом свете. И если в первом случае дело решает одна инъекция изоксона, то во втором по большому счету уже поздно - пока родственники сообразят, что пора звонить скорую, пока эта самая скорая доедет - есть немаленький шанс прибыть как раз к смерти мозга. Впрочем, шестьдесят пять - не так уж много, возможно получится покачать, а там уже ремки в больнице примут.
   Когда машина подъехала к подъезду, дождь только усилился. Легкий жилет - плохая защита, так что Антон успел неплохо промокнуть, когда, вытащив из салона увесистый чемодан с реанимационным набором, бежал до подъезда.
   Домофон, среагировав на универсальный ключ работника скорой помощи, отключил замок. Пока лифт тащил их с доктором на двенадцатый этаж, Антон почитал рекламу, которой были обильно увешаны стены кабины, а заодно проникнулся теорией заговора, внемля выведенной маркером тираде о том, что "нас облучают нейтринным оружием власти лгут президент ведет страну к хаосу вырождению". А на крыше кабины, согласно традиции, при помощи зажигалки было выведено нехитрое слово их трех букв.
   На лестничной клетке уже ждут обеспокоенные родственники. Судя по всему - жена и взрослый сын. Мужчина одет в легкую куртку, видать, только приехал к родителям.
   По лицам родственников можно понять, что напрягаться не придется. Лишь остатки паники и смиренное горе. Тем не менее, все нужно сделать по форме.
   Пройдя в комнату, Антон обернул вокруг шеи сенсорный воротник, и приклеил на лоб датчик энцефалографа. Врач начал осмотр. Кожные покровы бледные, зрачок расширен, реакции на свет нет. Пульс отсутствует, активность мозга отсутствует.
   - Сколько уже не дышит?
   - Я не знаю, он тут спал. Слышно ничего не было вроде. Когда я зашла... с тех пор уже минут двадцать.
   - Хронические заболевания были?
   - Я не помню, не скажу точно, вот - она протягивает врачу пластиковую карточку - посмотрите, тут записано.
   - Ясно. Так, значит сейчас вызываете ритуальную, они заберут тело. С ними приедет милиция, но это просто формальность. Запишите их контакт:...
   Врача прервали запищавшие хором сканер и энецефалограф.
   Антон удивленно уставился на мониторы. Он абсолютно точно все установил правильно. И только что никаких признаков жизнедеятельности приборы не показывали!
   - Есть мозговая активность. Есть пульс на магистрали, сорок в минуту и растет. Сатурация семьдесят два и растет.
   - Вижу, - доктор был растерян не меньше, чего уж говорить о родственниках. Ситуация совершенно не располагала к агональному состоянию.
   Больной открыл глаза.
   - Дмитрий Андреевич, вы меня слышите?
   - А? Да. Кто вы?
   Прошло несколько минут, а состояние пациента как будто бы все улучшалось. Наконец врач решился.
   - Так, Антон, я пока присмотрю за пациентом, давай в машину, сообщи в диспетчерскую, что у нас подозрение на СМР. Пусть скажут, куда везти.
  
  
   "Спасибо, что воспользовались услугами нашей компании. Автобус доставит вас ко второму терминалу".
   Я люблю летать на самолете. Мне приходится мотаться по миру достаточно часто, но все никак не научусь воспринимать полеты как рутину.
   Наверное, это все потому, что в детстве я ни разу не летал. Да что там, в детстве - до двадцати лет. Зато за последние шесть этот недостаток полетов я наверстал еще как.
   У таможенного поста я почувствовал, что теряю контроль над собой. Дыхание участилось, во рту пересохло. "Спокойно" - сказал я себе - "все хорошо, ты сможешь".
   Сидевшая за пультом девушка проверила паспорт и поинтересовалась:
   - Цель визита?
   - Рабочая командировка, - ответил я. По-английски. Не смог. Да, она первая начала. Но ей по работе положено. А я мог бы ответить и по-русски. Нет ничего плохого в том, чтобы говорить на нем. Я ведь сам отказался от переводчика. Так что теперь в любом случае придется выкручиваться. Ладно, этот разговор уже закончим, как начали, но в следующий раз обязательно...
   Екатеринбург встречает свежим утренним воздухом, мокрым асфальтом и паром изо рта.
   Почему-то сразу вспоминается детство, хотя в Женеве утро после дождя точно такое же.
   Выйдя из раскинувшего белые крылья здания терминала в стиле биотек, я нашел свободное такси.
   А теперь сосредоточиться, вдох, выдох, я все могу, я все помню.
   - Свободен? - окликиваю я высунувшегося из окна машины и в таком положении задремавшего таксиста.
   Худощавый молодой мужчина в синей форменной куртке открыл глаза:
   - Куда едем? - Да! Он ответил по-русски, да еще с такой характерной ленивицей в голосе. Значит, я говорю даже без акцента!
   - ОКБ один.
   - Ну, поехали - Водитель поскреб щетину и как будто бы нехотя завел машину. Не выспался что ли? Ничего, меня вообще посреди ночи подняли. И ведь, казалось бы - ну что тут такого, до утра подождет легко и просто. Но нет. Нужно сорваться и лететь, ты же оперативник. Хотя да, первый случай за полтора года. И чего это меня так переклинило на произношении? Из наших "подопечных" девятнадцать - русские по происхождению. Из них в России на данный момент проживают шестнадцать, плюс еще двое иностранного происхождения переехали сюда. Итого восемнадцать. Из этих восемнадцати под юрисдикцией Второго отдела пятнадцать, так как восточные регионы относятся к третьему отделу. За время службы мне приходилось контактировать с этими пятнадцатью. И бывали случаи, что мне приходилось вспоминать родной язык. Тогда я не особо заботился о грамматике или акценте, полагаясь на внутренний голос - они все меня знают, и все понимают. Но сейчас - совершенно другое дело. Первая манифестация. То есть, необходим будет все мое умение оперативника. Не сглупил ли я, отказавшись от переводчика? Поздно. Уже поздно.
   - Налегке, а? - водитель кивнул на небольшой чемодан, лежавший у меня на коленях - весь мой багаж.
   - Да я тут ненадолго.
   - Родственника навестить?
   Так, а вот тут аккуратно. Причину визита и организацию, которая за этим стоит, выдавать крайне нежелательно. В принципе, таксист уже сам готов поверить в мою официальную легенду.
   - Да. Дедушке нездоровится. Вот, как смог прилетел. - Теперь поняв, что я могу летать к родне по первому зову, водитель, конечно, сдерет с меня, сколько сможет. Но деньги-то все равно казенные.
   По ходу поездки выяснилось, что прилетел я из Берлина, что у меня там жена и что работаю я в фирме по производству одежды. Что дедушка не захотел покидать дом и остался в Екатеринбурге. Так же я узнал, что отлично говорю по-русски, но это и не удивительно, ведь переехал я всего два года назад - меня послали из местного отделения компании. Водитель включил радио. Из динамиков заиграла заводная, но несколько поднадоевшая мелодия. "Апельсиновый джем". Саша - так звали моего извозчика, поспешил переключить станцию.
   - Эту песенку сейчас по всем миру крутят. У нас тоже на каждом шагу ее слышно.
   - Ничего. Скоро уже отыграет. На такое мода долго не держится.
   - Отыграет одна - раскрутят другую.
   - Тоже верно.
   Тут мы миновали ворота обширного медгородка и водитель принялся за поиски инфекционного корпуса.
   Расплатившись, я вышел из машины и направился к дверям. Больничная сеть уже засекла мою карточку, и навстречу мне торопливо вышел врач. Темноволосый мужчина в зеленом медицинском халате, чуть постарше меня. Судя по заспанному лицу - для него тоже эта ночь была беспокойной. А последние пару часов он поджидал меня.
   - Сергей? - спросил он
   - Именно.
   - Николай - пожав его руку, я кивнул и предложил:
   - Пройдем к пациенту?
   - Эм, да. А - он недоверчиво посмотрел мне за спину - вы один?
   - Как видите. А чего вы ожидали? Взвода солдат и турболет в небе?
   - Ну... да.
   Я направился ко входу. Николай поравнялся со мной и принялся показывать дорогу:
   - Пройдемте сюда. Нам нужно на пятый этаж.
   Мы подошли к обширной площадке, на которую открывались двери лифтовых шахт.
   - Видите ли - продолжил я - наш пациент ведь не преступник, никаких агрессивных действий после манифестации не проявлял, добровольно согласился на госпитализацию, беспокойства не проявляет. Зачем же такие радикальные меры? В крайнем случае, мы можем вызвать местную полицию.
   - Это ведь не заразно? Ну, этот синдром? Я, знаете ли, инфекционист, и не очень разбираюсь в этом.
   - Все те немногие в мире, кто разбирается в этом, работают в нашей организации. Нет, это абсолютно незаразно. Показано многолетней практикой. Вам должны были прислать памятку.
   - Да, но хотелось еще услышать это от вас. А, и, кстати, могу я полюбопытствовать - а из-за чего это вообще возникает? Какова этиология этого... явления?
   Опять. Я посмотрел своему спутнику в глаза и, промолчав секунду, сказал:
   - Мы бы тоже хотели это знать, - тут же улыбкой я дал понять, что все не так серьезно.
   За время разговора мы поднялись на нужный этаж, и подошли к двери одного из боксов.
   - Вот. Он здесь. Мне остаться снаружи?
   - Да. Так было бы лучше.
   И я вошел.
   Итак, вот он. 590/2-122; Ковалев Дмитрий Андреевич, пятьдесят восьмого года рождения. Биологический возраст - шестьдесят пять лет. Хронологический возраст - шестьдесят пять лет. Синдром молниеносной регенерации манифестировал впервые сегодня, в одиннадцать часов десять минут по стандартному времени. Обычный такой пожилой мужчина, поседевший, но еще не успевший потерять форму, сухой, чуть сутулившийся. Он, похоже, приехал в домашней одежде - джинсах, белой майке и тапочках.
   - Здравствуйте.
   - Приветствую. Так быстро?
   - Так мы работаем. Дмитрий Андреевич, позвольте задать вам несколько вопросов.
   - Разумеется.
   Совершенно рутинный опрос с целью уточнить имя, возраст, гражданство. И все это подводит клиента собственно к цели моего визита.
   - Операции, серьезные травмы были?
   - У меня искусственный водитель ритма.
   - Имплантацию перенесли нормально?
   - Да.
   - С чем связываете инициацию синдрома?
   - То есть, из-за чего я умер? Когда я проснулся, то чувствовал сильный страх. А потом все. Мне сказали, что водитель дал сбой.
   - В последние несколько лет обострения хронических заболеваний были?
   - Нет.
   - Сейчас чувствуете себя нормально?
   - Да. Даже лучше, чем обычно.
   - Хорошо. Итак, Дмитрий Андреевич, у вас синдром молниеносной регенерации. Не обращайте внимания на слово "синдром", это не заболевание, даже наоборот. После первой манифестации он как бы активируется. Ваше состояние сейчас такое, каким было несколько месяцев назад. Теперь все ваши раны будут затягиваться за несколько секунд. То же касается переломов, ожогов и так далее. Вы больше никогда ничем не заболеете. Кроме того, вы больше не будете стареть. Если вы получите повреждения, несовместимые с жизнью, ваше тело восстановится примерно за десять секунд. Вы полностью сохраните память и личность. Побочных эффектов не наблюдается.
   - И сколько это будет продолжаться?
   - Согласно нашим наблюдениям, продолжительность жизни людей с синдромом молниеносной регенерации неограниченна.
   - Значит, это действительно бессмертие - лицо моего собеседника прибавило морщин и стало задумчиво-сосредоточенным.
   - Если это будет доставлять вам сильный дискомфорт - возможно поддержание лекарственной комы. Хотя ваш организм теперь очень быстро деактивирует токсины, это все равно возможно. Пребывание в коме полностью отключает сознание.
   - Ха, нет, я еще не настолько стар, чтобы устать от жизни.
   - Вот и отлично. Теперь ничто не мешает вам продолжить прежнюю жизнь. Или начать другую. Мы поможем вам сохранить факт наличия у вас синдрома в тайне от тех, кто лично не наблюдал манифестацию - друзей, коллег.
   - Что, будете мою жену запугивать?
   - Зачем? Просто объясним ситуацию. Чтобы информация не распространялась дальше. Осознание людьми, что кто-то из их окружения приобрел некоторые недоступные им качества, может негативно отразиться на личной жизни этого человека.
   - Да, если бы я узнал, что кто-то из моих студентов бессмертный, я бы ему, пожалуй, завидовал. И не видать ему больше тройки, поставленной из жалости - спешить некуда, пусть учит. Значит, вы возьмете это на себя?
   - При должном содействии с вашей стороны, разумеется.
   - Разумеется. Кстати, что вы там сказали про токсины? То есть, алкоголь теперь на меня... не действует?
   - Это проявляется только при приеме доз, близких к летальным. Это довольно значительное количество алкоголя. Так что можете не беспокоиться - "вы теперь можете вообще ни о чем не беспокоиться" - подумал я про себя. - Эмм, вы упомянули студентов. Вы ведь работаете в институте? - это я помнил по досье, а вот кем именно, я запомнить не удосужился.
   - Да. Я профессор лингвистики - он придал себе важный вид и поправил воображаемые очки. - Специальность - международный английский. Скучно, да? Хотя мое хобби - языки индейцев Северной Америки. Когда имеешь дело с полисинтетическим строем, складывается ощущение, что такие конструкции могли создать только жители другой планеты.
   Полисинтетический строй? Это вообще что? Куда-то его понесло. Ладно, продолжаем.
   - Очень интересно. Хотя я, вообще-то, не очень разбираюсь в лингвистике. Так. У нас еще одно дело. Освободите, пожалуйста, локоть.
   Пока "пациент" выполнял мою просьбу, он продолжил разговор:
   - А вы, молодой человек, кто по специальности?
   - По специальности я оперативник центра по мониторингу людей с СМР при ВОЗ - отвечаю я, доставая инъектор.
   - И где же такому учат? - интересуется собеседник, пока машина ищет вену и вводит метку.
   - Специальные подготовительные курсы при Центре. С гарантированным трудоустройством. - про пожизненный контракт я добавлять не стал.
   - И что же, высшего образования не требуется?
   - Нет. Только хороший аттестат и хорошие гены.
   - О, экзамен по ДНК? Штатовская система?
   - Тому, кто работает с СМР, необходимо долголетие. Предрасположенность к нему нужна уже на генетическом уровне. Простите, "штатовская"? А, вы имеет в виду США? Люцию? Да, вроде люцианской.
   - Хм, вы приехали из-за границы?
   - Из Женевы.
   - А у нас Люцию так США и называют.
   - Ясно. Итак, я ввел вам машину-монитор. С током крови она доберется до сердца, где и закрепится. Монитор будет передавать нам информацию о вашем состоянии. Если с вашим телом что-то случится и машина будет уничтожена, вам нужно будет ввести новую. Мы свяжемся с больницей по месту жительства и вышлем им необходимые материалы.
   И еще. У вас точка с собой?
   - Да, где-то здесь была, - пошарив по кровати, Дмитрий Андреевич достал из-под одеяла сложенную в книжку размером с ладонь точку связи с сетью.
   - Я передам вам контактную информацию. Можете обращаться в любое время, если возникнут трудности. Все. Ваше пребывание в больнице больше не требуется. Хотите поехать домой прямо сейчас?
   - Да, я, пожалуй, не буду здесь больше оставаться.
   - Если не возражаете, я хотел бы поехать с вами, переговорить с семьей.
   - Конечно.
  
   От семейства свежевыявленного бессмертного я отвязался только к вечеру. На дворе конец августа, так что еще не стемнело, но пока дождусь своего рейса, стемнеет обязательно. Эти покатушки по свету были интересными только первые несколько раз. Хотя собственно манифестации уже на протяжении долгого времени происходят очень редко, есть ситуации, когда недостаточно телефонной консультации и не поможет своим виртуальным присутствием паттех. И тут уже на место спешит бравый оперативник с охапкой штурмовиков за пазухой и спутником-шпионом в чемодане. Большинство вызовов - нелепая возня. Сбежал или потерял монитор и сам потерялся, бастует и требует встречи с председателем Содружества - везде нужен оперативник. Плюс всякая работа с документами, ложные вызовы, консультации. А нас, между прочим, полтора десятка человек на весь мир. На почти шестьсот бессмертных. Только и остается у меня радости - на самолетах бесплатно полетать. Да и то если клиент неподалеку, где-нибудь в западной Европе, посылают на поезде.
   Пока я добирался до аэропорта, небо затянулось серыми тучами, и пошел мелкий дождь.
  
   Штаб второго отдела находится в центре Женевы и занимает старинное трехэтажное здание. Белый - не такой идеально-белый, как терминал Екатеринбургского аэропорта, а с серовато-молочным оттенком сложенный из пористого камня параллелепипед без особых изысков, конец девятнадцатого века. Когда-то в Женеве находилась штаб-квартира ВОЗ. Да много чего находилось в Женеве. "Много чего" оставило после себя музеи и памятные таблички и укатило куда подальше. А второй отдел остался. Потому что незачем меняться, когда имеешь дело с вечностью. Даже зоны ответственности отделов не менялись, после того как их установили почти век назад.
   Квартиры для сотрудников расположены в доме неподалеку, так что, выходя за пятнадцать минут до начала рабочего дня, я спокойно успеваю дойти пешком. За вчерашний случай еще надо будет написать отчет, хотя сегодня как бы и не мое дежурство.
   В оперативном отделе, под который был отведен аж целый кабинет, уже сидел Мартин. Судя по тому, как сосредоточенно он вглядывался в экран своего рабочего терминала, Мартин занимался какой-то фигней. Мартин - это мой старший коллега, а заодно близкий друг. Из-за специфики работы оперативники почти не меняются со временем, так что сорокалетний Мартин остался молодым душой и легким в общении человеком.
   - День добрый!
   - А? - О, пришел? Ну и тебе не хворать. Чего потерял?
   - Сон потерял. Всю ночь не спал, так на работу хотелось. Слышал, что у нас новенький?
   - Дедушка из России? Слышал.
   - Вот. Буду по нему отчет писать.
   - Ну давай, давай.
  
   Записывая по форме строчку за строчкой, я кое-что вспомнил. Искусственный ритмоводитель. Как я раньше не заметил? Наверное, сказывается то, что беспокоиться не о чем - ничего страшного в любом случае не случится. Если работает - не трогай.
   - Э, Мартин, смотри какая штука. У дедушки имплантированный ритмоводитель.
   - Механический?
   - Механический. И что у него теперь? Машина-то не восстановилась. Но сердце работает.
   - Хмм... Кажется, у третьих такой случай был. Позвони - спроси.
   В окне телефонного приложения контакт Маюми горел зеленым. А это значит, что сейчас она сидит за терминалом и может сразу ответить на звонок. Надев гарнитуру, я нажал "видеовызов". Спустя несколько секунд на экране появилась Маюми Такада, оперативница третьего отдела. Маюми - моя ровесница, девушка двадцати шести лет, но работает она на год больше, чем я.
   - Привет. Ты не занята? У меня тут вопрос возник.
   - Привет, Сергей. Не очень. А в чем дело?
   - У вас был случай, что синдром обнаруживался у человека с жизненно важным механическим имплантатом? Причем установленным давно.
   - Так. Сейчас, погоди. Да, был один такой.
   - Что с ним стало?
   - У него был кардиостимулятор. Соблюдает режим, избегает нагрузок. Но где-то раз в месяц умирает.
   - Черт. Нет, это не то.
   - А что случилось?
   - В общем, у нас тут гражданин с механическим ритмоводителем. Собственный не функционирует совсем. Так что без имплантата жить ему пару секунд. Стоит с молодости - на столько лет в развитии синдром его не отбросит. Но он жив, чувствует себя хорошо. В чем подвох?
   - Странно. А почему у него вообще механический имплантат?
   Вопрос был понятен - механические имплантаты в настоящее время используются в медицине мало. Широкое распространение получили имплантаты системы "чуан фаншенсюэдэ", или просто чуан-фаншен. Хотя никакое хирургическое вмешательство в организм бессмертных после манифестации немыслимо из-за их сверхбыстрой регенерации, чуан-фаншен имплантат, установленный до манифестации, регенерирует - вероятно, по причине высокого сродства с организмом.
   - Ну, так ведь дедушка немолодой. Когда ставили - еще были в ходу. Ладно. Доложу начальству. А как там у вас вообще?
   - Ну ничего, работаем понемногу. К нам новый паттех пришел - Юуки.
   - Юки? Мальчик, девочка?
   - Юки - девочка. А Юуки - мальчик.
   - Не понял.
   - Ты сказал "Юки". Юки - женское имя. А паттека зовут Юуки.
   - А в чем разница?
   - Ю-у-ки. Юуууки. Теперь понял?
   - Юуууки? - я как можно сильнее растянул гласную.
   - Суть ты уловил. Кстати ему уже тридцать семь, так что не сильно он мальчик.
   - Вечно эти паттехи не как все. Чего он в таком возрасте в нашу контору устроился? Стоп. А почему это взяли нового? Где старый?
   - На месте. Расширяемся. И еще. Ты помнишь, что нам скоро отправляться?
   - Второго же, да?
   - Второго. С нами поедет старший оперативник из четвертого отдела.
   - Хорошо. Пойду работать. Пока.
   - Пока.
  
   Заметив, что я закончил разговор, Мартин снова оторвался от терминала:
   - Ну что там?
   - Да таинственный какой-то случай. Маюми говорит, что у них такого еще не было. То, о чем ты вспомнил, не подходит.
   - Сдается мне, набегаешься ты с этим дедом по самое не хочу.
   - Накаркаешь. Кстати, в который раз замечаю - помещеньице-то у третьих пороскошней нашего будет. И живут они в небоскребе, а не в памятнике архитектуры двухсотлетней выдержки. И небоскреб этот в Пекине, а у нас тут в одном конце города чихнули, с другого "будь здоров" кричат. Вот располагался бы наш отдел где-нибудь в Белграде или Берлине.
   - До Парижа час на снежке, чего тебе не нравится?
   - Того, что час на поезде это совсем не то же самое, что вышел из дома и пошел куда хочешь. К тому же, по факту это два часа, потому что еще обратно нужно вернуться. Эх, и сидеть нам тут до скончания века.
   - Скажи спасибо, что не на Антарктиду отправили.
   - А на Антарктиду меня бы и не взяли. Оперативники там не нужны, а на ученых мы с тобой не тянем.
   - Только что речь шла по тебя, а не про нас.
   - Ну давай, скажи, что хотел стать ученым, я посмеюсь.
   - Ой уязвил, ой унизил. Пойду, удавлюсь. И кстати, про дальние дали. Я вот иногда думаю - а что, если бессмертный объявится в космосе? Что тогда? Шестой отдел бы не открыли, понятно, но получается что - нужно было бы за ним на Марс лететь?
   - Маловата вероятность. Сколько там у нас человек в космосе живет? - Мартин развернулся к клавиатуре делать запрос поисковику - Связались бы через паттеха и новенького отправили бы к нам. Или к третьим. Или еще куда.
   - А я бы слетал. Ты ведь не был в космосе, а, Серг? - Мартин не признавал русских традиций и сокращал мое имя на свой норвежский лад.
   - Неа. Я бы тоже слетал. А кстати. Если бессмертный на станции вырос - его же не спустишь, он к невесомости привык.
   - На станциях разве разрешены роды? Детей же вроде на Луне или на Земле растят, чтобы потом могли к гравитации адаптироваться, а не проводили на станции всю жизнь.
   - Да хрен его знает. Может и так.
   - Нашел, кстати: В настоящее время количество людей, постоянно проживающих вне Земли, оценивается в два с половиной миллиона человек. Наибольшее количество сконцентрировано на Луне, стремительно растет поселение Ноктис на Марсе, также крупные жилые комплексы находятся на станциях "Ультима", "Одиссей", "Вижн"...
   - Тормози. Вот видишь - два миллиона. Вероятность ноль целых, ноль десятых и так далее. Не слетать нам на Марс за счет Содружества. И кстати, возвращаясь с Марса на Антарктиду. Там же вахтами работают. Так что полгода я изображал бы бурную деятельность в бункере, за неплохую такую зарплату, а полгода жил бы на нее в Москве. Дома. Да уж, вот у кого халявная работа - так это у наших "ученых". С самого четырнадцатого года ничего путного не выяснили. И все равно работают.
   Строго говоря, здесь я слукавил. Хотя теоретическая сторона дела упорно представляла собой одно большое белое пятно, на практике результаты были неплохими - организация контроля за популяцией бессмертных, разработка лекарства для искусственной комы, которое не провоцировало бы супердетоксикацию, системы слежения. Ладно, не отвлекай, буду писаниной заниматься.
   - Наслаждайся.
  
   С Маюми я познакомился пять лет назад. Тогда вместе с Луисом из четвертого отдела мы были на "экскурсии" на Антарктиде. Это был третий, последний год нашего обучения. А Маюми к тому времени работала уже почти год. Хотя все мы были, по сути, новичками, мне и Луису любой действительный оперативник по умолчанию казался "старшим", "бывалым". Главное - что работает, а год или десять - особой разницы мы не видели. А тем временем для Маюми это была первая серьезная операция. И не простая. Историю этого бессмертного я знаю наизусть. Канемори Мусо, биологический возраст девятнадцать лет. Один из сорока пяти бессмертных, приговоренных к бессрочному заключению. В девятнадцатом году поступил на военную службу. Для прохождения службы направлен на Хоккайдо, на базу пятой танковой дивизии. В том же году в результате ссоры с сослуживцем в состоянии аффекта убил его. Застрелен при попытке покушения на сержанта. После манифестации СМР незамеченным скрылся с места гибели, захватив ручное оружие. После чего, угрожая им охраннику арсенала, завладел гранатометом. Маюми была ближе всего, так что с ней связались и приказали захватить Канемори. К моменту ее прибытия эвакуация базы только началась. Трудно сражаться с бессмертными, не имея подготовки - слишком непривычные правила. Но если ориентироваться в ситуации - это довольно легко. Боль бессмертные все равно чувствуют, а регенерация все же не мгновенна. Кроме того, оружие и броня не регенерируют, поэтому прожаренный огнеметом или плазменным прожектором, бессмертный возродится возле останков боевого костюма голым.
   Таким образом, взяв на себя командование, Маюми успешно провела операцию. Четыре человека погибло, шестнадцать ранено. Канемори был доставлен на Антарктиду первым же баллистическим лайнером.
   На десятом - верхнем из двух надземных этажей есть небольшой кафетерий с видом на ледяную пустыню и ангар. Из этого кафетерия мы с Луисом и наблюдали посадку баллистического лайнера, в котором привезли Мусо.
   Бункер на Антарктиде представлялся мне огромным исследовательским центром, вмурованным в лед как минимум на километровой глубине. В обстановке глубочайшей секретности ученые, совещаясь с мощнейшими компьютерами, стараются разрешить величающую загадку в человеческой истории, а в темных катакомбах под охраной лучших солдат Содружества лежат в искусственной коме бессмертные-убийцы и уставшие от жизни Агасферы.
   Как показала практика, это все несколько отличалось от истины. То есть в общих чертах все так. Но вблизи ощущение совсем не то. Картинка как будто блекнет и сужается. И бутерброды плохо прогрелись.
   Сюда можно добраться только по воздуху. Мы - я, Луис и Скарлет прибыли из Прогресса на турболете - таков обычный маршрут. Маюми открыла новый - на баллистическом лайнере. В ангаре, к которому ведет крытый переход, нет ни вездеходов, ни снегоходов, никакого транспорта вообще. Там только принимают входящие рейсы, после чего сразу же отправляют транспорт домой. У заключенных, если им вдруг удастся сбежать, есть только один путь - пешком. Но такой беглец быстро замерзнет насмерть, воскреснет, замерзнет снова, воскреснет, замерзнет и, наконец, воскреснет в ближайшем теплом месте - здесь. За все сто девять лет ни одного побега не было.
   В кафетерий торопливым шагом зашла наша наставница Скарлет, ветеран четвертого отдела и будущая коллега Луиса.
   - Ребята, пошли быстрее, посмотрите на конвоирование.
   - А это что было? - Луис отвернулся от широкого окна и указал себе за спину, как бы намекая на ситуацию, которая теперь сложилась за окном.
   - Убийца.
   - А что, их и правда до сих пор вот так вот? Без суда и следствия?
   - Там вообще-то... а, ладно, пошли, по дороге расскажу.
   Я спешно дожевал бутерброд, от которого меня отвлекло оповещение о приземлении лайнера, запил чаем и присоединился к коллегам.
   - Было много свидетелей - продолжала Скарлет - солдат, перестрелял сослуживцев. Хотя, конечно, вваливаться сюда вот так - это перебор. Посадочная площадка для баллистических лайнеров есть на буферном пункте, мы потом его тоже посмотрим. Там нужно менять вот такой вот серьезный транспорт на турболет. Вам, кстати, очень повезло. Когда я училась, мне такого не показывали - не случилось оказии. А кто ответит мне почему?
   - Ну, ведь комплекс супермена теперь почти не встречается - предположил Луис
   - Именно. Благодаря нашим праведным трудам теперь ни у одного бессмертного не создастся иллюзии безнаказанности, и никому не придет в голову, что бессмертие идет в комплекте с какими-то сверхсилами, которые помогут выстоять против взвода солдат. Но страх у людей перед бессмертным еще остался. Хотя наблюдавших лично то, что творилось в первые годы, и в живых-то больше нет.
   Мы вышли в застекленный переход, соединявший комплекс с ангаром. Погода была хорошая, и отсюда открывался чудесный вид на подруливший поближе к комплексу и здесь остывавший "космический утюг". Что-то мне в нем не понравилось. Эта конфигурация планера и положение двигателей - не то, что я ожидал.
   - А чей это лайнер?
   - Наш, наверное.
   - Я думал, у третьих китайские лайнеры.
   - А этот какой?
   - Даже не знаю. Может, бразильский. Не помню такой модели, - на хвосте у машины белели какие-то символы, - эй, Луис, ты хорошо видишь, что там на нем написано?
   - Хм, "два... дерева..." Это вообще по-китайски? Руны какие-то.
   - Сдается мне, ребята, это японский лайнер. Значит, она местную армию привлекла к делу. Вот - смотрите, как делать не надо. Это лишнее. Бить набат и созывать всех военных в радиусе тысячи километров не нужно. При отделах есть штурмовики, их и запрашивайте. У третьих, кстати, даже танки есть. Пусть остальные бессмертных боятся. А мы с ними работаем. Даже с убийцами. Так, давайте, пошевеливайтесь.
   Процессия как раз зашла в ангар и за ними сомкнулись створки массивных ворот.
   Пятеро солдат в боевых костюмах - двое впереди, трое позади, вели закованного в цепи голого мужчину. Возглавляла шествие казавшаяся совсем маленькой рядом с солдатами Маюми.
   - Точно из Японии - негромко сказал я Скарлет. Это "Тесситай". Типа гвардии.
   - Угу. Так, шокеры я узнаю. А что это вон у крайних? - пусть я был не спец по авиации, но в оружии разбирался неплохо.
   - Тип сто четыре, носимый полуавтоматический драйвер Микото. Стандартное оружие японской тяжелой пехоты.
   - Ага. Драйверы. Вот, так тоже нельзя. Либо шокеры, либо прочие нелеталки - клеевые ружья лучше всего. Еще можно огнемет. А от драйверов и прочих пулеметов толку никакого, только себя опасности подвергаете.
   Скарлет покинула нас и отправилась обсудить что-то с Маюми. Ссутулившегося Мусо колотило крупной дрожью. Стараясь держать промерзшие металлические цепи подальше от тела, он испуганно оглядывался по сторонам.
   Луис слегка ткнул меня в бок.
   - Серг, а чего, это японские солдаты такие?
   - Ну да. Элитные части, тяжелая пехота.
   - Да ну, унылые они какие-то. Я по телеку видел - у нас почти такие же.
   - А что? Бронекостюмы везде одинаковые - бронекостюм - он бронекостюм и есть, чего там придумывать? Когда у нас в армии учения были, я таких из армейского спецназа вблизи видел. Похожи, да.
   - Пфф, не, что-то у них должно быть. О, точно! Катана. У них должны быть катаны.
   - Ну, может, как наградное оружие.
   - Да нет. С собой. Японская же армия. Должны быть катаны. Для ближнего боя. Врываются они в здание, и ну всех там крошить.
   - Для этого у них огнеметы есть и гранаты. И люркеры.
   - Люркеры тоже неплохо. Роботов у них любят. Да, врывается такой, и рвет врагов голыми руками.
   - У люркеров нет рук. Они четвероногие, оружие крепится на корпусе. Держи свою техническую неграмотность при себе.
   Скарлет и Маюми закончили разговор, и конвоир окрикнул пленного, чтобы тот двигался.
   - Ну, вроде все нормально. Сейчас еще посмотрим, как в кому укладывают.
   - Э, Скарлет, а что ей будет? Ну, за нарушение инструкций.
   - Оперативнице? Ее, кстати, Маюми зовут. Да ничего ей не будет, так, поругают для вида, и все. Премию может даже выдадут за успешное задержание. Ну, пошли.
  
   После того, как Мусо зачитали приговор и положили под капельницу, мы с Луисом и Маюми поднялись обратно в кафетерий, в то время как Скарлет осталась внизу по каким-то своим делам.
   Когда Маюми взяла чай с подноса, я заметил, что ее руки дрожат. Не ускользнуло это и от ее внимания - она схватилась за стакан двумя руками. После сосредоточенного созерцания поверхности чая, продолжавшегося где-то минуту, она, наконец, заговорила:
   - Ничего не скажешь, хорошо отдохнула. Поехала, домой, в отпуск, а тут вызывают - отправляйся, говорят, черт знает куда, ты ближе всего. Но ничего, вроде, все. Теперь ведь все?
   Я не придумал ничего лучше, чем кивнуть. Луис поступил аналогично. Было странно слышать такой вопрос от действительного оперативника - ей-то должно быть видней.
   - К счастью, - продолжила она - спецназ прибыл быстро, без них я бы не справилась. Те, из войсковой части - все норовили залечь куда-нибудь, и там отсиживаться.
   Пятеро тесситаевцев (или тесситайцев?) пришли вместе с нами, произведя неизгладимое впечатление на местную буфетчицу и пару ученых, зашедших перекусить. Садиться они не стали - пластиковые стулья очевидно не собирались выдерживать вес боевого костюма - поэтому сейчас обсуждали что-то стоя.
   - Да уж, серьезные ребята, - бронепехота все так же приковывала внимание Луиса - скажите, а как у них с холодным оружием? - на мой удар локтем он обиженно воскликнул - А что?! Почему поинтересоваться-то нельзя?
   Маюми восприняла вопрос скорее положительно - выглядело так, как будто она тоже заинтересовалась. Подозвав одного из солдат, она что-то сказала. У нависшего над нами черного бронекостюма вместо прежней гладкой маски визора, теперь откинутой вверх, было вполне человеческое лицо - очевидно азиатское, довольно широкое и несколько усатое. Усатый бронекостюм расстегнул нагрудный карман, и достал оттуда массивный - почти в локоть длинной - матово-черный боевой нож. Луис крайне огорчился. Впрочем, его огорчение не продлилось долго. Он выстроил нас на фоне солдат и вручил точку буфетчице - сделать фотографию на память. Потом Маюми забрала своих избыточно затребованных солдат и отправилась домой, а мы полетели осматривать буферный пункт. С тех пор из всех своих коллег, кроме Мартина я поддерживаю регулярный контакт только с Луисом и Маюми.
   А фотографии заставили удалить - мы встали на фоне окна, так что по пейзажу за ним якобы можно было определить местоположение бункера.
  
  
   Чтобы жизнь не казалась совсем уж легкой, в нагрузку к отчету мне пришло несколько писем по поводу подопечных.
   Первое от лондонской полиции. Карл Цингер, две тысячи сто второго года рождения. Биологический возраст - тринадцать лет. Таким бессмертным повезло меньше всего. Даже богатый жизненный опыт не может компенсировать того, что организм застыл на одном этапе развития. Психика таких людей и не детская и не взрослая, и представляет собой уродливую химеру. В общем, непростая жизнь была у Карла Цингера. Права на вождение машины ему по достижении двадцати хронологических лет выдали. Выдают всем, кто старше двенадцати биологических. Но долго попользоваться он ими не успел. "Сбил", "скрылся с места преступления". Карлу исключительно повезло, что пострадавший отделался ушибами. По отношению к бессмертным закон гораздо более суров, особенно, что касается нанесения вреда здоровью. Если бы он сбил кого-нибудь насмерть - это однозначный билет в один конец, на Антарктиду. И лежать там Карлу в искусственной коме до скончания века. В лучшем случае. Потому что как я понимаю, ученые то, что все-таки выяснили - выяснили далеко не теоретическими выкладками. А поскольку в числе их выводов есть касающиеся плазмы, отморожений и удушения, бессмертные-преступники проводят жизнь невероятно интересно. Но в данном случае можно смело отсылать в ответ любимый диагноз хирургов - "нашего нет". Дам им отмашку, пусть сначала гражданский суд разбирается. Хотя все равно еще выйдут на связь с консультацией. А как же - Центр - это ведь такая социальная служба для бессмертных - это всем известно. Хоть не нужно вести это дело от начала и до конца.
   Второе сообщение - из Испании. Антонио сейчас живет в какой-то деревне, с сетью там плохо, и он, видимо решил, что связаться с нами будет проще всего. Речь в письме шла об одном из местных жителей, подхватившем какую-то болезнь. Подробное описание, фотографии - все прилагалось. Мне это ни о чем не говорило вообще, но мы, в конце концов, подразделение ВОЗ, пусть там и разбираются, имею полное право запросить экспертизу. Скорее всего, ничего серьезного, и тот деревенский поправится еще до того, как ВОЗовцы пришлют заключение. Есть в этой их деревне, в конце концов, и фельдшер, и врачу не так уж сложно добраться. Но Антонио будет спокойнее. Так уж случилось - у него заскок на тему болезней. И полиэтиленовых пакетов. Вообще любой прозрачной пленки. Как видит - глаза в пол-лица становятся, дышать начинает часто, испариной покрывается. Еще до того, как манифестировал синдром, он пережил эпидемию в Барселоне. От начала до конца, все семь недель, и оказался в числе тех десяти процентов жителей, которые дождались лекарства. Умри он во время эпидемии, этой фобии, быть может, и не появилось бы. Такова природа страха - он существует только в нашем воображении. Это как иммунитет, и если пережил тесный контакт с объектом страха - сам страх исчезает. Другое дело - манифестировал ли синдром, если бы Антонио умер в иное время? Носят ли люди СМР в латентной форме всю жизнь, или же все зависит от времени? Бессмертными становятся по воле случая, никаких правил и закономерностей, кроме распределения Гаусса. СМР невозможно засечь, единственный способ проверить - умереть. Очевидно, что попытка только одна. Но что, если каждый человек в течение своей жизни имеет возможность стать бессмертным, если правильно выберет время?
   А почему он пленки боится - я думал что-то такое неврологическое. Ну, как скрип пенопласта некоторые не переносят, или провести ногтем по шершавой поверхности не могут. Оказалось, нет. На двери и окна вешали прозрачные пластиковые шторы, чтобы изолировать помещения, где находились зараженные, из них же создавали что-то вроде боксов, когда в уцелевших больницах уже не хватало мест. Как рассказал Антонио, эти пленки висели по всему городу. Грязные, разорванные, они устилали дороги, покачивались в проемах выбитых окон в облюбованных мародерами домах. В них же заворачивали умерших.
   Третья - от писаки из какой-то мелкой газетенки. Именно так. Писака из газетенки. По-другому его язык не поворачивался назвать. К тому же где, кроме как в мелкой газетенке, могли сделать темой статьи бессмертных? Они перестали быть актуальной темой еще до того, как родился мой отец. Как водится, просил интервью. Даже заранее выслал вопросы - чтобы я подготовился, значит. "Что ваша организация предпринимает по поводу самоубийств мнимых бессмертных?". Это еще куда ни шло. Хотя этим занимаются психиатры, а не мы, но такое действительно бывает. Очень хочется человеку быть бессмертным. Вот и лезет в петлю, чтобы поскорее синдром манифестировал. Но это было только начало. Дальше круче. "Что вы можете сказать относительно множества взятых у бессмертных донорских органов, которые буквально наводнили черный рынок?". "Чем обычно занимаются ваши подопечные, особенно учитывая, что в их распоряжении больше времени ввиду отсутствия необходимости в еде и отдыхе?". "Если множество бессмертных со своим вековым опытом нашли себя в науке, то почему их имен не видно в новостях науки в последнее время, кроме, пожалуй, Василия Шиваева?". "Появились сообщения о распространении среди бессмертных некоего состояния "темпоральной воронки" - насколько оно опасно для обычных людей?". Он одновременно показывал полную несостоятельность в вопросе, противоречил сам себе и пытался что-то доказать.
   Кое-кто решил сделать из меня крайнего. Или, вернее, решила. Закладка в меню контактов гласила "Леона". Звонить я не стал, так как боялся, что не смогу нормально говорить из-за бурлящего во мне праведного гнева пополам со смехом.
   - Ленка, ты что за чушь мне спихнула? Кто у нас отдел по связям с общественностью - ты или я?
   Среагировала она быстро. Набрала текст еще быстрее.
   - Он же хочет именно с оперативником пообщаться. Имеет право. Мы - один из институтов Содружества, открытость, гласность, свобода прессы, все дела.
   Плохо дело. Труженик пера знает, чего хочет. Дело не в Леоне, проблема имеет, так сказать, центральный генез.
   - Сходить куда подальше он имеет право. У меня в контракте про общение с неадекватными журналистами ни слова. А вы за это зарплату получаете. К тому же, вас там четверо, справитесь на раз.
   - ...
   - И вообще, почему именно я? Почему не Мартин? Почему не Джеймс?
   - Дядя Джимми немолодой уже, вредно ему на такое смотреть, - то, что осознает бредовость вопросов газетчика, она признает. Хорошо. Теперь нужно только дожать.
   - Он оперативник - лет до восьмидесяти минимум проживет. А смотреть на такое вредно вообще всем. Так что заверните этого писаку как-нибудь.
   - "Как-нибудь". Ну да, вот сейчас махнем волшебной палочкой - он и исчезнет.
   - Давай так - ты его ликвидируешь, а я тебе шоколадку.
   - Нас же четверо.
   - Каждой.
   - Мы за шоколадки не продаемся.
   Не успел я придумать, что ответить, как она добавила:
   - Ладно уж, навешаем ему лапши на уши и спасем твою хрупкую психику. Работай спокойно.
   - Ффух, спасибо. Ты меня просто спасла.
   - Верно подмечено.
   Вот и отлично. С этим закончили. Только как бы теперь отблагодарить Леону?
   Последнее сообщение для разнообразия не сулило проблем. Оно было от Аэль - жительницы поселения бессмертных в Австралии, куда нам вскоре предстояло наведаться.
   Аэль - из тех людей, которые повышают настроение окружающих, даже если просто находятся рядом.
   Ее следовало бы бояться. Девяностолетний умудренный опытом старец в обличии двадцатилетней девушки. Страшное сочетание, к которому нужно относиться по крайней мере осторожно. Как бы не так. Веселая, общительная, без намека на высокомерие. С ней легко найти общий язык любому человеку. Аэль - чудо куда большее, чем сами бессмертные.
   Она писала о том, что этот год прошел без происшествий и у них все хорошо, но она все равно ждет нашего визита и будет рада видеть нас вновь. Сообщала, что нового случилось, кто приехал за этот год к ним жить. А еще писала, что из-за климатических комплексов у них теперь чаще идут дожди, и в этом году вырос отличный урожай клубники.
   Мне даже стало немного стыдно за то, чем мы будем в числе прочего в их поселении заниматься. Написав в ответ, что мы тоже будем рады навестить их, я отодвинулся от экрана, оперся подбородком на ладонь левой руки, безвольно свесил правую и попытался подвести итог сегодняшнему дню. Получилось не сразу - думать мешал внезапно напавший мысленный ступор. Итак - день, начавшийся вчера глубокой ночью, закончился сегодня поздним утром. А дома я был всего пять часов, из которых три с половиной удалось отвести на сон. Не так уж плохо, но я бы не отказался по крайней мере удвоить эту цифру. Теперь, когда заповедь "работа не волк - в лес не убежит" преступно нарушена, я могу идти. Писать рапорты лучше сразу, а непосредственное наступление остальных проблем удалось отсрочить - мое дежурство только послезавтра.
   - Ну, я пойду.
   - Давай ага. Хорошо тебе отдохнуть, - Мартин ненадолго оторвался от терминала и лениво махнул рукой.
   По дороге я сделал небольшой крюк и зашел в магазин. Уже направляясь к кассе с пакетом мисо и бутылкой кетчупа, вспомнил, что дома кончился хлеб, поэтому пришлось вернуться и захватить еще пару батонов. Не знаю, насколько это правильно исторически, но я всегда ел мисо с хлебом. Правда, тут нет того мисо, к которому я привык еще в России, но здешний тоже ничего.
   Мартин рассказывал, что знает магазин, где продается вода из альпийских источников в формах для льда. Происхождение этой воды меня не очень волнует, главное, что можно просто кинуть в морозильник и забыть - я постоянно ленюсь залить генератор льда, а когда хочется холодного сока или нужно быстро остудить горячий чай, уже поздно. Только вот все никак не соберусь добраться до этого магазина.
   На пороге квартиры в корпоративном доме как всегда встречает кот. Кота зовут Паровоз. Пакет с продуктами остается ожидать депортации в холодильник около двери, и я, старательно перешагивая не менее старательно лезущего под ноги Паровоза и скидывая по пути ботинки и куртку, добираюсь до дивана, на котором, приняв лежачее положение, немедленно засыпаю.
  
   Когда я проснулся, уже почти стемнело. Солнце зашло и теперь лишь слегка подсвечивало небо из-за горизонта. Ненавижу так просыпаться. Потом никак не получается отделаться от мерзкого ощущения, что пропустил что-то важное. Даже нельзя сказать, что выспался - в сон клонить будет еще часа три минимум. Не успел я окончательно осмыслить свое пробуждение, как Паровоз запрыгнул на диван и принялся меня сосредоточено разглядывать.
   - Ну, пошли. - Паровоз никогда не прерывал мой сон, когда ему хотелось есть. Но если он видит, что в принципе я в состоянии дойти до холодильника, он может быть совершенно невыносим. Целый час размеренного изматывающего мяуканья без перерыва - не проблема. Можно и два. Поэтому исполнять его запросы о пище лучше сразу - нервы дороже.
   - Не повезло тебе с хозяином, животное, - Животное пропустило мою реплику мимо ушей - все его внимание занимал пакет с едой.
   Нет, правда. Домашних животных ведь положено любить, холить и лелеять. Я же всегда воспринимал Паровоза как своеобразный предмет мебели. Не исключаю, что он меня так же. Мама принесла домой котенка, когда мне было лет, кажется, восемь. С тех пор в моей голове прочно закрепилась мысль, что дома должен быть кот. Он - такой же необходимый элемент, как терминал, кровать или холодильник. Поэтому, только получив квартиру, я в числе первоочередных дел сходил в зоомагазин, где присмотрел обычного такого, белого с черными пятнами, котенка. Почему "Паровоз"? Просто пришло в голову.
   Оставив кота наедине с кормом, я упал в кресло перед терминалом. Пропущенных вызовов нет.
   Опять весь день, или, вернее, теперь уже всю ночь проведу впустую. Говорят, что с появлением сети одиночество как проблема больше не существует - теперь одиноким можно быть лишь по собственной воле. Не знаю. Может благодаря сети совершенно обезумевшие от одиночества и доведенные до отчаяния люди и получили возможность собраться вместе. Но обычное, бытовое одиночество по-прежнему с нами. И вроде не социофоб, и с людьми общаюсь, а такое чувство, что это все - просто видимость.
   Позвонить бы Мартину, но это будет невежливо - у него семья, ему не до меня. Семья, да. Теперь у него семья.
   Иногда я боюсь Мартина. Как будто он излучает что-то зловещее, что просвечивает тебя насквозь, обнажая самые потаенные уголки твоего "я". Это потому, что я вижу в нем самого себя в будущем. Даже у самого убогого клерка хотя бы теоретически есть перспектива карьерного роста. А оперативник... Да, весьма хорошая зарплата. Да, не такая уж тяжелая, по большому счету, работа, при этом и не самая нудная. Так в чем же дело?
   Паровоз вернулся с кухни и, сев позади кресла, уставился на экран с открытым каталогом астрономических товаров.
   - Не продешевил ли я, продавая душу? - Паровоз посмотрел на меня, сопроводив переключение внимания коротким муркающим звуком, но телескопы, похоже, интересовали его больше, и он снова повернулся к экрану. Хотя его скорее занимало явление тонкого экрана, в котором с одной стороны что-то есть, а с другой - только черная краска.
   Да, можно сказать и так. Оперативник обречен быть оперативником всю жизнь, как это было с его предшественниками уже на протяжении нескольких поколений и будет еще много-много лет. Оперативник обречен на изменения психики, сопутствующие его профессии. Я, как и Мартин, останусь легкомысленным повесой, когда мои бывшие одноклассники уже найдут себя в жизни. Годам к сорока я, как и Марин, женюсь, но это мало что изменит. Та же работа, те же люди, которые так же не меняются со временем. Я могу пытаться убежать. Могу найти себе хобби, собирать модели танков, изучать языки или прыгать с парашютом. Могу влюбиться. Могу завести детей. Но это не поможет. Я оперативник. Я прошел тесты и выдержал собеседование. У меня подходящие гены и подходящий психотип. А это значит, что на работе меня держит вовсе не многомиллионная неустойка за несоблюдение условий контракта, а способность смириться и жить тем, что есть. Исполняя то, что от меня требуется только потому, что у меня есть соответствующий навык. Это даже не трудоголизм, это просто... неспособность смотреть в будущее? Хотя перед нами не чернеет та же пропасть, что и перед бессмертными, мы тоже замираем в одном времени. Но на свой, куда более уродливый манер.
   Из этого вязкого уныния меня вывел замигавший значок коммуникационной программы.
   "Входящий вызов". Звонил Эдвин.
   - Привет.
   - Здравствуй - голос у меня, понятно, был не слишком жизнерадостным.
   - Ты чего такой убитый? У тебя что-то случилось? Я не мешаю?
   - Да нет, я тут так...
   - Ну и хорошо. Слушай, я чего звоню - я просто заметил, что ты весь день "недоступен" был, а тут к вечеру позеленел. Это, может сходим, посидим где-нибудь?
   Можно было подумать, что Эдвин весь день следил за значком моего контакта. Но для паттеха это вполне естественно.
   - Ну, не знаю, - Нельзя сказать, что мы вовсе не были знакомы. Я работал с Эдвином уже три года и неплохо знал его. Но он больше дружил с Мартином, а со мной никогда особо не общался.
   - Да чего ты, пошли, - А, кого я обманываю? Как будто мне есть чем заняться. Даже Эдвин, вон, обо всем догадывается. И не я ли только что жаловался себе на одиночество? В любом случае хуже уже не будет.
   - Хорошо. По пиву?
   - Можно и так.
   - У меня тут неплохой бар есть - давай сюда.
   - В Старый Город? Нет, спасибо, лучше вы к нам. Здесь бары не хуже. Ты ведь в Академии не очень ориентируешься? В общем, адрес - Эдвин задумчиво протянул последнюю "с" и тут же начал другую фразу - Или нет, давай так. Гарнитуру надень, я тебе буду подсказывать дорогу.
   - Ты меня со спутника собрался отслеживать?
   - Зачем? Ты просто открой мой контакт на точке, я тебя через нее найду. Давай быстрее, выйдешь через десять минут - успеешь на автобус.
   Автобусная остановка от дома в трех минутах ходьбы. Мне нужен тридцать шестой маршрут. Если верить Эдвину, автобус должен был вскоре подойти. А Эдвину оснований не верить не было. Полумашины паттехи ориентируются в сети, как егеря в лесу, а с любыми ее инструментами обращаются, как с частями собственного тела.
   Город уже отошел от часа-пик и зажглись огни всевозможных развлекательных центров, театров, клубов и прочих рекреационных объектов. Женева - далеко не самый оживленный город, но и она имеет право на ночную жизнь.
   Если смотреть с воздуха, то можно увидеть, что из городского ядра на запад выдается серый полуостров района, который все называют Церн или просто Академия. Когда я спросил у аборигенов, почему "Церн", мне ответили, что когда-то там был институт с таким названием. Видимо, он и послужил примером для дальнейшей застройки района. Самая большая плотность научных учреждений - именно здесь.
   Поразительно, но от центрального вокзала до Академии можно добраться на снежке. Это, наверное, был один из первых маршрутов криопоезда, так сказать, демонстрационный, а потом его просто не стали демонтировать. От этой линии, которую состав пролетает, не успев даже нормально разогнаться, за три минуты, идут поезда в Италию и в Англию через Францию. Вынесенные над поверхностью города на многометровых колоннах пути этого уникального трехминутного маршрута я и наблюдал, сидя в автобусе и прислонившись к окну.
  

2

  
   Эдвин старался не демонстрировать свой уровень технобиоза. Единственное, что выделяло этого молодого человека в толпе - циркулярный сканер - темная полоска, идущая вокруг головы на уровне глаз. И еще, если он даст себя погладить, под кожей на голове можно будет нащупать интерфейсную диадему. Эдвин придерживался в одежде бежевого. Песочного цвета свободная толстовка, бриджи на тон темнее, коричневые сандалии.
   Паттехам не нужно оборачиваться - циркулярный сканер обеспечивает обзор на всю окружность, а спектр воспринимаемых излучений шире обычного. И все же, заметил он меня не сразу.
   - Привет
   - Привет, - я в который раз отметил про себя, что ладонь у него всегда горячая. А еще он всегда перед рукопожатием тер мизинец о безымянный палец - пошли, тут недалеко.
   - Чем занимался?
   - Работу работал.
   - И как оно?
   - Никак. Про работу сегодня не говорим, хорошо?
   - Да не проблема. А чего так?
   - Можно подумать, кроме нее мне не о чем говорить. В конце концов, это ведь не вся моя жизнь. Это вон Мартин у нас гордится своим призванием. И "Горца" он смотрел, и "Пробуждение Артура", и "Кассяна", Стругацких со Свифтом и Вэем на эту тему читал, труды имморталистов изучал. А я предпочитаю, чтобы работа была отдельно, а обычная жизнь отдельно.
   На подходе мы встретили группу молодых людей - парня и двух девушек. По виду - студенты или, может быть, старшеклассники. Судя по тому, что одна из девушек время от времени сбивалась с курса, и ее резко уводило в сторону, так что друзьям приходилось ее поддерживать, они как раз покинули наш пункт назначения. Не совладавшая с алкоголем светловолосая особа была одета в короткие облегающие синие шорты и белую рубашку на пару размеров больше, чем нужно, на голове - пилотка в цвет шортам. Вокруг шеи у девушки был повязан красный галстук, на рукаве - такая же повязка.
   - Как у нее эта повязка с рукава не сваливается? Смотри, вон, почти висит, не затянута совсем - я кивнул в сторону приближающейся к нам молодежи.
   - Я думаю, она пришита.
   - Так нечестно.
   - Почему? Что плохого в том, чтобы пришить или приколоть ее?
   - Это же повязка, ее нужно повязывать.
   - Ну, не знаю. Какая разница, как она крепится? А вот какой смысл делать точки прозрачными - не понимаю. Разве это настолько красиво, чтобы жертвовать ради этого удобством?
   И верно - у пионерки на запястье болтался широкий браслет из прозрачного флюоресцирующего материала.
   Полотно точки самого распространенного дизайна знает три положения. Первое, когда оно полностью развернуто, удобно для просмотра фотографий или видео. Сложенное вдвое, в виде книжки, оно более компактно и хорошо подходит для любой работы. Если эту книжку потом еще сложить по вертикали и надломить посередине, получится форма, удобная для аудиовызова. А вот если получившуюся полоску не надламывать, а завернуть в кольцо, что доступно не для всех моделей, то получится браслет. Именно такой браслет, только из прозрачного полотна, и углядел Эдвин.
   - Мода. Мода побеждает все. Правда, ненадолго.
   Вторая девушка, теперь уже крепко державшая подругу под руку, выглядела более цивильно. Объемистая, но легкая куртка, джинсы со спиральным узором. Разве что на черном берете, из под которого спускался хвост рыжих волос, слегка поблескивала в свете уличных фонарей красная звездочка, которую снизу обрамлял золотой венок. Такая же красовалась на фуражке у их спутника. Когда нас разделяло уже около трех метров, блондинка, глядя на нас с Эдвином, вскинула согнутую в локте правую руку, подняв ладонь над головой. Эдвин с легкостью повторил маневр, я же, непривычный к таким приветствиям, ограничился тем, что небрежно козырнул двумя пальцами у виска.
   Когда они прошли мимо, из-за спины донеслось:
   "Я песней как ветром наполню страну
   О том как товарищ пошёл на войну..."
   Пела она по-русски. С сильным акцентом, но, впрочем, довольно неплохо. Произошедшее заставило меня улыбнуться.
   - Заучила транскрипцию - обратился я к Эдвину.
   - Что?
   - Вон, слышишь, только что прошла которая. По-русски ведь поет. Сомневаюсь, что она знает язык. И кстати, откуда ты знаешь их приветствие? - мой взмах рукой должен был обозначать увиденный недавно жест.
   - У меня племянница этим увлекается. Она тоже периодически какие-то песенки напевает, а как спросишь, о чем они - руками разводит. Как тебе такое?
   - Что - "такое"?
   - Ну, насчет их источника вдохновения. Советский Союз - это ведь старинное название России.
   - Даже не знаю. Я слышал об этих ребятах раньше. Забавно, да. Ну и ладно. Они же не настоящие коммунисты, в конце концов. Революций не устраивают, речей никаких не толкают. Только галстуки красные носят, да перепевки новомодные слушают. Меня это мало касается.
   - Хм. Знаешь, у меня тут идея относительно этого есть, - к этому времени мы как раз подошли ко входу - зайдем, расскажу.
   Бар, который, согласно крупным оранжевым буквам, висевшим над двустворчатыми прозрачными дверями, назывался "ADH", находился в подвале. Зал был заполнен умеренно, и найти свободный столик не составило проблемы.
   - Вот смотри, - продолжил Эдвин, когда мы уселись - разве принадлежит международный английский собственно Англии? Люции? Австралии? Нет. Он пока еще похож, но это вопрос времени. Он больше не может называться "английским". Так же как иероглифы. Значок, который у меня дома нарисован на счетчике электроэнергии, я совершенно спокойно читаю как "электричество". Мне нет дела, что в Китае он звучит как "дянь". А принадлежит ли христианство евреям? Буддизм индийцам? Пицца итальянцам? Мисо японцам? Нет. Точно так же это все больше не может быть чьим-то. Вот и советская эстетика уже давно не принадлежит России.
   - Что будете заказывать? - к нам подошла молодая официантка. Вокруг ее бровей вился замысловатый орнамент тонких черных линий - такой макияж был в моде в прошлом году.
   Чем хороша жизнь в Женеве - тут всегда есть свежее немецкое пиво. К пиву я заказал себе сырных шариков, Эдвин же ограничился только пивом, вероятно собираясь потягать их у меня.
   - Ну вот, к чему я и веду. Потому-то пионеры в тебе особых эмоций не пробуждают. Когда видишь в первый раз - это может быть интересно. Но со временем образ усваивается и отторгается от материнского общества.
   - Из-за обоществленности эстетики? Не думаю. Вот смотри - ты ведь из Люции? Ты считаешь себя люцианцем?
   - У нас чаще говорят "американец". Скажем так, от своей родины я не отказываюсь. А что?
- Если бы завтра я вырядился юнионистом и начал распевать "марш через Джорджию" - что бы ты чувствовал?
   - Хмм.
   - Вот. Ничего особенного. Потому что это просто картинка в учебнике истории. Это все слишком далеко от нас - и пионеры, и янки.
   - Вообще-то, я не сказал, что не буду чувствовать "ничего особенного". Все зависит от восприятия времени. Кстати, откуда ты знаешь про "Марш через Джорджию"? Я вот только сейчас вспомнил. Хотя я неплохо знаю историю, правда, больше интересуюсь древними временами. А ты?
   - Да, война Севера и Юга - почти забытый конфликт. Чего уж говорить, если большинство людей не отличают Первую Мировую от Второй. От знакомой узнал. Есть в Японии одна популярная песенка. Так вот, выяснилось, что она происходит от "Марша", хотя слова там совершенно другие. Вот отсюда и знаю.
   Теперь, ответив на вопрос, я мог поразмыслить, что же такого странного было в речи Эдвина. Много времени не понадобилось.
   - А почему "вспомнил"? В такой ситуации не говорят "только сейчас вспомнил".
   - О, точно. - Эдвин задумчиво почесал лоб над верхним краем сканера - Это дает о себе знать моя структура памяти как паттеха. Вся информация, которую можно достаточно легко и быстро найти в сети, я считаю частью своей памяти. Говорят, что паттехи много знают. Имеется в виду как раз это. Стирается грань между органической памятью собственного мозга и тем, что хранится в электронном виде в сети - слишком непоколебима уверенность, что из сети это можно в любой момент достать. Так что я, например, не могу разгадывать кроссворды - слишком просто.
   - Невозможность разгадывать кроссворды - это ужасно.
   - Несомненно. Но если ты хотя бы можешь договориться с собой не подглядывать в поисковик, то для меня это рефлекторное действие. Вот так вот, бывает, и не знаешь, что помнишь что-то, а начнешь вспоминать - и вспомнишь.
   - Это вроде как загрузка напрямую в мозг?
   Несмотря на невозможность читать по глазам, я понял по лицу, что Эдвин похож на довольного смышленым учеником учителя.
   - Конечно. В мозг. А потом я хватаю свой верный бластер и лечу на звездолете к Сириусу, сражаться с Императором Галактики. - Он все-таки не выдержал, и сквозь плотно сжатые губы прорвался смех - Нет, что, в народе действительно ходят подобные слухи? Хотя погоди, сейчас сам посмотрю.
   Невозможно было сказать, стал взгляд Эдвина отсутствующим или нет - к этому циркулярный сканер вместо глаз совсем не располагал. Но через несколько секунд он снова заговорил:
   - Да, действительно, "напрямую в мозг" - очень популярная формулировка на счет паттехов, спасибо за ключевые слова. В общем, если вкратце - информация не может передаваться "напрямую". Она все равно превращается в потенциал действия - только в таком виде ее усваивают нейроны мозга. Это делают наши глаза и уши, это может делать и машина. Информация может менять носитель - с чернил на фотоны отраженного света, а затем на последовательность химических реакций в сетчатке глаза, например - для этого события используется термин "инфосинапс". То, что имеют в виду под передачей "напрямую" - всего лишь сокращение количества инфосинапсов до минимально возможного - до одного. Того самого, в котором информации из какого бы то ни было вида переводятся в потенциал действия. В сети информация циркулирует только в одном виде - в виде электрических импульсов. Соответственно, лишние инфо-синапсы тут ни к чему. Но поскольку входные ворота для информации - нервы - те же самые, то, что я нахожу в сети, я воспринимаю в том же виде, что и ты.
   - Но быстрее?
   - Быстрее. Правда, это дело навыка. Само по себе вмешательство в систему рецепторов тела только мешает восприятию информации. Но если тренироваться, то ориентироваться в сети, не используя экраны, проекторы и динамики, станет легче. Такова суть технобиоза. Технобиоз - всего лишь сродство к объектам материальной культуры. Привычка. Имплантация ничего не меняет в корне, просто имплантированную точку невозможно потерять или забыть дома. Сокращение инфосинапсов не улучшает восприятие информации само по себе. Ты тоже консультируешься с сетью и общаешься через нее. Ты тоже в технобиозе с ней. Все люди уже давно объединены с компьютерами и сетью технобиотическими связями, просто они не осознают этого. Они все ждут, что вот, в будущем появятся люди, которые будут с машиной "одним целым". А между тем, технобиоз как явление существует с тех времен, когда существа, еще не совсем являющиеся людьми, больше не мыслили себе жизни без остро заточенной палки. Другое дело, что уровень технобиоза у всех разный. По современной классификации у большинства он находится в районе единицы. У некоторых поднимается до двух. Но дальше определенной отметки просто так не зайти. Нужно платить. Платить деньгами - причем не единовременно, а всю последующую жизнь. Покупать аппаратуру, а потом заботиться о ней. Но необходимо платить и кое-чем еще. Каждый, кто, становится паттехом, должен четко осознавать, что назад повернуть уже не получится. Патологический технобиоз - на то и патологический, что сильно меняет жизнь. Ведь почему, начиная с некоторого уровня технобиоза, он начинает рассматриваться, как патология? Потому что общество такой уровень поддерживать для тебя не будет. Вот смотри: технобиоз с автомобилем - физиологический. Потому что общество рассчитано на автомобилистов. Есть правила дорожного движения, хорошие дороги, заправки, парковки, сигнализации. А в начале двадцатого века этот технобиоз был во многом патологический. Возможность купить автомобиль уже есть - а возможности комфортно его использовать - нет. Ремонтников мало, бензин на всю дорогу нужно возить с собой, и еще впереди должен идти человек с колокольчиком, чтобы предупреждать конные экипажи. Еще такая штука - сегодня обвинение в зависимости от сети равнозначно обвинению в зависимости от кислорода. А ведь было время, когда сеть воспринималась как нечто дополнительное, роскошь, которую можно себе позволить только время от времени. Мы говорим "терминал", подразумевая "терминал доступа к сети", но в те времена его называли "компьютер" - то есть больше ценились его собственные вычислительные мощности, а доступ к сети был лишь дополнением. Вот и сейчас паттехи предоставлены сами себе, наедине с собственным технобиозом.
   А я все слушал, и слушал, и слушал. Мне нравилось не столько получение новой информации, сколько то, что Эдвин старается донести до меня то, о чем многие знают лишь на уровне слухов. Важнее было не получение тайного знания, а доверие которое он выказывал мне. Быть может, Эдвину нужно то же? Ну не знаю, у него вроде бы проблем с общением нет. И кстати, к чему он ведет? В речи Эдвина как раз образовалась пауза, чтобы можно было вставить назревший вопрос.
   - То есть получается, что со временем все люди станут паттехами?
   - Скорее нет, чем да. Паттеха делает паттехом именно ситуация, в которой человеку дают новые возможности, а дальше - вертись, как хочешь. Паттех - явление времени, когда уровень технобиоза выше двух и семи - патологический. Взять те же автомобили. Мы пользуемся ими, но где те отважные автомобилисты в кожаных куртках и защитных очках? Где герои-первопроходцы, которые на "Руссобалтах" и "Моделях Т" устраивали невиданные для своего времени автопробеги? Вымерли. Водители считали себя носителями тайного знания, избранной кастой, загадочными техномагами. Потом такое было с операторами компьютеров, а следом - и с микротехниками. Кто они сейчас? Обслуга, рабочий класс. Паттехов в том виде, в каком они есть сейчас, ждет забвение. Порог патологии технобиоза поднимется, саму шкалу в очередной раз пересмотрят, а мы останемся лишь в анекдотах да старых фильмах.
   - Если все так печально - зачем же ты стал паттехом?
   Нет, все же можно, можно читать по лицу, даже если глаза давно удалены в угоду более функциональному сенсору. Эдвин напрягся, распрямил спину и чуть подался вперед. Сенсорная полоска сканера как будто бы стала шире. Он ждал этого вопроса, а я сейчас нажал на спусковой крючок, высвобождая долго копившуюся энергию. Сначала он произнес только одно слово:
   - Информация. - Но он произнес его так, что им можно было накормить как минимум тысячу голодающих, дать надежду сотне отчаявшихся и на остаток пару человек вдохновить на создание шедевра. Потом он продолжил:
   - Мне всегда недоставало информации. Всего нового, актуального, из первых рук. В школе, чтобы у меня испортилось настроение, мне достаточно было открыть первую страницу учебника и прочитать там, что он издан десять лет назад. Меня вгоняли в уныние страницы обсуждений в сети, где последний комментарий был полугодовой давности. Я морщился от отвращения, когда в передачах, которые уже давно не выпускаются, оставляют врезки, предлагающие отправлять отзывы и предложения в редакцию. Сначала я брал информацию из новостных агентств. Со временем я стал разборчивее и знал, какие работают оперативнее. Потом я стал посещать "передовые сообщества" и радовался, что узнал что-то раньше, чем об этом рассказали по телевизору. Я слушал, как одноклассники обсуждают "новинки" и удивлялся - кому еще интересно это старье? Но те люди, которых я считал прогрессивными, со временем тоже закостеневали и убирали руку с пульса времени. А мне всегда хотелось еще. Больше, больше. И настало время, когда я встал перед выбором - либо я смиряюсь со стремительным устареванием всего, что меня окружает, либо становлюсь паттехом. Сам видишь, что я выбрал. Я по-прежнему стараюсь знать все раньше всех, быть на переднем крае событий.
   - И поэтому ты приехал в супер-мегаполис Женеву?
   - Не забывай, я паттех. Я живу в сети. Какая разница, где находится мое органическое тело? К тому же, в Люции сейчас не совсем безопасно находится для паттеха.
   - Беспорядки?
   - Да нет, для обычных людей все более-менее спокойно уже давно. Но сеть иногда лихорадит. Чаще, чем следовало бы. Мне нужна стабильная сеть. Знаешь, что будет с паттехом, если он потеряет связь с сетью?
   - М?
   - Он умрет. В некотором смысле. В сам момент отключения не произойдет ничего катастрофического. Простая потеря сознания. Но личность человека, срастаясь с сетью, необратимо меняется. Сеть - не просто источник информации. Она становится частью разума. Частью мозга. Самые обычные поисковые сервера, которыми ты пользуешься, стали мне аналогом гиппокампа. Они обеспечивают работу моей памяти. Вот почему потеря связи с сетью влечет за собой разрушение личности. Если время, проведенное без сети, превысит несколько минут, повторное подключение уже не поможет. Такой человек больше никогда не вернется в социум. Он навсегда останется дезориентированным в пространстве и во времени инвалидом. Правда, появляются методики по восстановлению человеческой личности, но они не слишком эффективны.
   - И на все это ты пошел ради... - не успел я договорить, как Эдвин меня прервал.
   - Да. Можешь говорить, что я идиот и все такое. Я это уже слышал много раз, тебе меня и тут не удивить.
   Сказать по правде, именно в том ключе я собирался выразиться. Но потом я кое-что вспомнил.
   - Мартин тебе никогда не рассказывал про мою коллекцию танков?
   - Нет.
   - Я как-то заказал себе набор "Танки мира - от Первой Мировой до наших дней". Огромная такая коробка, - я очертил в воздухе квадрат метр на полтора - танки, там, конечно, были не со всего мира, и далеко не все, но было их действительно порядочно. Ну и, как водится, решил похвастаться. Хвастался я ровно до того момента, как Мартин спросил: "ну и сколько это стоило?".
   - А дальше?
   - А дальше, когда он выразил мне свое мнение по поводу того, кто может платить за такую ерунду столько денег, я ему ответил, что он дурак и ничего не понимает, окно, если что, рядом, только вот этаж второй, поэтому придется ему прыгать вниз головой.
   - Отлично.
   К этому времени пустых бокалов на столе прибавилось. Не знаю, что именно в пиве придает ему свойства диуретика, но отрицать эти свойства ну никак не получалось.
   - Ладно, я отойду.
   Когда я вернулся, народу у нашего столика прибавилось. Если быть точным - прибавилось на два человека. Со спины - совершенно невыразительные люди. С такими лифте будешь ехать, а через минуту и лица не вспомнишь.
   -...а пулю на лету можешь поймать?
   - Нет.
   - А в темноте видеть?
   - Могу, - я был уже достаточно близко, чтобы слышать диалог. Эти двое разговаривали о чем-то с Эдвином.
   - А по фотке мое имя узнать?
   - Могу. Вы тоже можете, если будете знать как. Вам это действительно так интересно?
   - А ты чего, против? Тебе есть что скрывать?
   Я подошел к своему месту, но садиться не стал.
   - Эдвин, а это, собственно, кто?
   - Понятия не имею.
   Тут вмешался один из гостей - теперь я мог видеть его угловатое, туго обтянутое кожей лицо - кроме того, в глаза бросался острый, тонкий нос, вызывавший ассоциации с лезвием скальпеля:
   - А ты чего, с ним?
   - Абсолютно верно. И?
   - И че ты водишься с этим безглазым? - у остроносого аж слюна брызнула изо рта. Замечательно. А то вечер как раз начал становиться томным.
   - А ну, пошли, выйдем. Оба, - продолжил мой новый собеседник.
   - Выходи на здоровье - если этот придурок разойдется, и им заинтересуется охрана, я только посмеюсь.
   Второй, пониже и пошире телосложением, но не толстый, а такой как бы квадратный, что ли, в очках с линзами, свисающими с оправы, схватил своего приятеля за плечо.
   - Да ну их нафиг, оно тебе надо?
   - А че эта железяка сюда приперлась? Пусть дома сидит, с такими же как он сам общается. С какого перепугу он снизошел с нами, людьми в одном помещении находиться.
   - Послушай, друг- я постарался придать своему голосу максимально грозное звучание, вспоминая, как мы в свое время общались с забредшими из соседней части в поисках интересной жизни собратьями по оружию - у тебя здоровья много лишнего? Знаешь, что такое русская тяжелая пехота? - В этот момент я пожалел, что у меня нет никаких наколок, все, что я мог сделать для формирования образа - это рассказать ему по-русски кем он является и куда ему следует идти.
   - Че ты сказал? А ну нормально повтори!
   Беспокойство на лице широкого росло.
   - Слушай, давай успокаивайся. Пошли от них, мне потом в полиции сидеть не охота. - И он потащил остроносого вглубь помещения. Тот неохотно, но все же пошел, силясь напоследок изобразить одновременно злобу и отвращение.
   - Ты служил в тяжелой пехоте?
   - Нет, конечно. Разве я похож на армейскую элиту? Обычная пехотная часть, никаких бронекостюмов.
   - Ясно. А то я уж подумал... Ну, я отойду и отправимся.
   - Куда? Ты из-за этих что ли?
- Отправимся, я сказал. Жди.
   Остроносый с дружком сели довольно далеко от нас. Недавний смутьян заметил Эдвина боковым зрением и обернулся, но провожал его взглядом недолго, почти сразу же вернувшись к разговору.
   Через пару минут мы уже стояли снаружи. В голове после принятого алкоголя была приятная эйфорическая легкость.
   - На самом деле, я их даже в чем-то понимаю.
   - Этих-то? В чем же?
   - Нет, я не отрицаю, это был обычный агрессивный идиот. Но я понимаю, откуда берется его неприязнь к паттехам. Видать, приходилось иметь дело. Ты просто не представляешь, что это за люди. Это ведь все они. Это их вина, что на меня показывают пальцем и кричат "безглазый" вслед. Я гражданин этой страны, я плачу налоги, хожу на работу, и сортирую, мать его, мусор. И я честен с собой - я делаю то, что мне нравится, потому что мне это нравится. Но кое-кому этого мало. Они подводят подо все это какую-то высосанную из пальца идеологию.
   - Идеология паттехов?
   - Ага. В ее основе лежит обычное сейчас восприятие времени - такое же, как и у тебя, насколько я вижу. Но оно, пропущенное через призму измененного сознания паттеха, дает ни разу не приятный результат. Я вкратце опишу мировую историю. Как известно, очень долго время стояло на месте. Эта статичная картинка, вместившая в себя многие тысячелетия, называется "прошлое". В прошлом все были глупые и вообще бескультурные варвары. Тогда не было ни экономики, ни политики, ни науки. Все, что там происходило, происходило без какой-либо разумной причины, только лишь потому, что потому. Колумб, например, открыл Америку, потому, что должен же был кто-то ее открыть. Иногда, правда, какое-то обоснование да есть. Юнионисты, вот, воевали с конфедератами, потому что были добрыми и не любили рабство. Потом, где-то в начале двадцатого века, как раз когда одновременно были изобретены паровой двигатель, телеграф и демократия, время постепенно начинает двигаться. Паровой двигатель, кстати, является квинтэссенцией прогресса вообще, и любой человек, будучи отправлен на машине времени в средневековье, первым делом построит именно его - ведь каждый досконально представляет себе устройство парового двигателя и в любой момент готов его собрать - после чего незамедлительно наступает промышленная революция и какое-никакое подобие современности. Но по-настоящему время разогналось в начале двадцать первого века, с первым полетом Гагарина, или, может быть, Армстронга, и появлением первых примитивных терминалов. С тех пор время идет все быстрее и быстрее. И вот, мы находимся в самом центре того участка истории, в котором время движется. Дальше наступает ближайшее будущее - время там еще идет и вроде бы даже ускоряется, но с ним уже что-то не так. Да, оно ускоряется, но вместе с тем теряется плавность, оно начинает не течь, а двигаться рывками. В ближайшем будущем можно будет контролировать климат, появятся базы на Ганимеде и автоматические драйверы. Ближайшее будущее будет длиться до тех пор, пока цифры "девять-девять" в календаре не сменятся на "ноль-ноль". Вот 2198 год - это еще ближайшее будущее, где все круче, технологичнее и футуристичнее, но более-менее привычно и в целом ничего не изменится. А 2204 - уже далекое. Далекое будущее, это когда гипердвигатели, нейтринные пушки, силовые щиты и загрузка данных напрямую в мозг. И все. Время останавливается. В далеком будущем история подходит к своему концу, когда все, что было можно, уже придумано. Видишь, как получается: у прошлого нет собственного прошлого. Все, что его обитатели могли себе позволить - это смотреть в наше настоящее, которое для них было будущим. А у будущего нет собственного будущего. Там время уже остановилось, и люди оттуда могут только оглядываться назад, причем, как правило - в наше настоящее. Правда, некоторые считают, люди будущего могут из состояния недостижимой мощи попытаться совершить один, последний рывок к состоянию идеальных сверхсуществ, либо встать перед перспективой деградации и возвращения в прошлое. Понимаешь?
   Если честно, то я довольно плохо воспринимала выкладки Эдвина, но вроде бы начал улавливать что-то знакомое в его повествовании.
   - Допустим. А что там насчет паттехов-то?
   - Проблема в том, что подобная картина мира складывается из-за недостаточной тренированности воображения. Паттехи гораздо ближе к явлению технологии, чем остальные люди, а поэтому принимают все, что с ней связано, близко к сердцу. Но становление паттехом не прибавляет воображения! Они оказываются в плену этой картины мира, которая приобретает для них статус космологии. Считая себя провозвестниками нового, лучшего мира, некоторые паттехи начинают поклоняться всему, что у них ассоциируется с будущим. Нет, они начинают поклоняться самому будущему. Все, кто, как им кажется, препятствуют его скорейшему наступлению, объявляются врагами прогрессивного человечества - это, как ты догадываешься, имеются в виду сами паттехи. "Плоть слаба" - их символ веры. "Пережиток прошлого" - их любимая мантра. Они нарушают главный принцип патологического технобиоза - машина, с которой вступаешь в технобиоз по собственной воле, должна давать новые возможности, а не дублировать старые. Зачем заменять здоровую руку чуан-фаншеновой? Разве она дает что-то новое? Нет. Она предназначена для тех, кто стал инвалидом из-за болезни или травмы. Но так они, как им кажется, становятся ближе к своему божеству, что ставит их в собственных глазах выше всех остальных людей. Считая, что занимаются самообразованием и самосовершенствованиям, они набираются поверхностных знаний изо всех наук, но делают из них дурацкие выводы, потому что у них нет системного понимания ни одной из них. А еще очень любят обмениваться друг с другом своими безграмотными домыслами, называя это "научными дискуссиями". Да один толковый, настоящий ученый легко перевесит тысячу этих мнительных идиотов. И тут эти "люди будущего" встают перед одной проблемой: как узнать, что будущее наступило? Очевидно - нужно выбрать что-то, какой-то идол, который может существовать только в будущем. Потому что об этом в фантастике писали. И еще нужно непременно сокрушаться, что если бы не некоторые ретрограды, вроде попов или глав стремительно устаревающих областей промышленности, все человечество уже давно жило бы в светлом мире будущего. Почему в светлом? Ну а каким еще может быть будущее?
   И ты посмотри, какие идолы они себе выбирают! Вот, например, криопоезд - считается современным транспортным средством. Это ничего, что ему уже лет семьдесят как - данная транспортная сеть активно совершенствуется и расширяется. Прогресс! Вот только Мейснер наблюдал "гроб Мухаммада" у себя в лаборатории еще двести лет назад.
   Ну ладно, криопоезд, допустим, хоть и воспринимается, как последнее достижение цивилизации, катал еще наших родителей.
   А вот, только вчера закрылся один салон в Тегеране - ну всякую электронику современную показывали. Я даже дрона там взял напрокат, чтобы лично посмотреть. И видел вот что - у "Сименса" был стенд с голографическим проектором. Не таким, знаешь, что все кажется объемным, а протянешь руку - и стукнешься пальцами об экран, а по-настоящему создающим объемное изображение прямо в воздухе. Об этой штуке потом в новостях сюжет показали с общим лейтмотивом "будущее уже здесь". А я потом поузнавал. И гляди, чего нашел.
   Точка в кармане настойчивой вибрацией подала сигнал, что к ней кто-то обращается.
   От Эдвина пришла картинка с комментарием. На изображении было некое устройство, напоминавшее тарелку, сверху которой парил полупрозрачный геометрический примитив. Тут же значилось: ""Тошиба" представляет: настоящее 3Д - технологии будущего приходят в каждый дом". Прилагавшийся от Эдвина комментарий на сетевой скорописи можно было примерно расшифровать так: "И это две тысячи тридцать первый год, между прочим. Интересно, сколько раз эти проекторы будут переоткрывать?".
   - И что, неужели не бывает ничего нового?
   - Ну почему же? Бывает. Относительно недавняя Премия Тьюринга, например - принцип вихревой прогрессии. Он сейчас внедряется в систему распределенных вычислений сети. В химии - микрокластерные материалы. Они открыли новые формы в архитектуре. Ну и установки Шиваева, тут комментарии не нужны. Только почему-то никакого ажиотажа вокруг всего этого не заметно. Разве что шиваевские башни, да и то не в последнюю очередь из-за того, что их изобретатель бессмертный.
   - Эй, мы же договаривались.
   - Хорошо-хорошо. Закрыли тему.
   - Вот и отлично. И кстати, чего мы вообще ждем? - я устал слушать стоя и развалился на метровой высоты гранитном парапете, отграничивавшем газон от тротуара. Камень уже окончательно остыл, отдав все накопленное за день тепло ночному воздуху.
   - Да уже ничего. Сейчас, еще около минуты - ответил Эдвин, садясь рядом со мной. И подумав, добавил - я надеюсь, на этот раз ничего не случится.
   Спустя обещанное время у входа остановилась машина. Машина Мартина.
   - Я же говорил вам поворачивать сразу направо - крикнул Эдвин, как будто продолжая неслышный ранее разговор. Надо сказать, что, скорее всего, так оно и было.
   - Да у вас тут планировка невменяемая совершенно, мост на мосте и тоннелем погоняет.
   - Поехали - это Эдвин обращался уже ко мне.
   Переднее сиденье оказалось занято незнакомым мне молодым мужчиной в черном свитере с высоким воротом и очках. В его точеном слегка смуглом лице проглядывало что-то не то арабское, не то греческое.
   - Мартин, а чего это ты здесь вообще делаешь?
   - А что, сегодня пятница или где? Отчего бы не отдохнуть с друзьями. Эдвин позвонил - мы и приехали.
   - А жена?
   - А что жена? Да не парься. И это, короче, знакомься, это Анри. Он не из нашей конторы.
   Руку пришлось пожимать, неестественно ее изогнув - я сел как раз за его сиденьем.
   Ехали мы, как выяснилось, домой к Эдвину. Он решил, что в баре слишком уныло. Еще позже оказалось, что в поездке, притаившись в багажнике, нам составляли компанию несколько бутылок спиртного.
  
   Я всегда был крайне неприхотлив в вопросах условий для сна. А состояние опьянения, как известно, способность спать где угодно повышает многократно.
   Проснувшись утром, я обнаружил себя устроившимся в углу, образованном выступающей из стены тумбой и самой стеной. Шея и спина затекли и болели. Судя по исходившему от тумбы теплу, которое меня, возможно, и привлекло, а так же приглушенным пощелкиваниям, внутри находилась какая-то машина. Что самое удивительное, с другой стороны тумбы обнаружился Эдвин. Я занял его любимое место для сна? Напротив меня издевательски стояло пустое кресло. Тут же неподалеку валялись Анри и Мартин. В их оправдание стоит сказать, что валялись они на диване. Но все же сказать о них "лежали" - значило погрешить против истины. Слово "валялись" походило здесь лучше всего. Я попинал задремавшего паттеха, намекая, что пора просыпаться.
   - Синь позорная. Зачем нужно было так накачиваться?
   - А сам типа девочка из воскресной школы и кроме минералки ничего не пил. - Первые несколько слов Эдвин пробубнил неразборчиво, но проснулся на удивление быстро. Интересно, у него есть какое-нибудь устройство для экстренной детоксикации?
   - Вы на меня плохо влияете.
   - Кстати о минералке.
   - Мы же все еще ночью убили.
   - А я сразу пару бутылок на балконе заныкал. Так что все под контролем.
   И он поплелся на балкон, попутно лениво, но в то же время сосредоточенно почесывая живот.
  
   Домой я ехал вместе с Мартином - как-никак в одном доме живем. Эдвин, помнится, от корпоративной квартиры отказался, потому что в Академии сеть плотнее. Тем более что для паттеха не обязательно фактическое присутствие в офисе.
   По дороге вспоминали, чем занимались ночью.
   Сначала мы смотрели какой-то идиотский полудокументальный фильм про путешествие маловменяемых героев по свету. После Эдвин сел за пианино и мы спели сначала "Апельсиновый джем", потом "Сегодня она вернулась домой", а еще "Лазурь" и "Сверкающую дорогу в завтра". А потом я спел "Товарища", что было несомненной ошибкой, потому что, во-первых, я не умею петь, во-вторых, видел текст первый раз в жизни, а в-третьих, меня снимали. Кроме того, оказалось, что Эдвин навеселе переходит на китайский, причем, чем больше спиртного выпито, тем больше его доля в речи.
   Когда мне удалось перехватить инициативу в разговоре, я начал увлеченно объяснять сначала про эклиптическую систему координат, а потом про Великий Аттрактор.
   Правда, мне намекнули, что пора закругляться с лекцией. Тогда я обратил свое внимание на Анри. Он - сотрудник одного из местных институтов, по образованию физиолог. С Эдвином познакомился по сети - что-то по работе было, там научный отдел его привлек.
   Хотя Анри участвовал в делах нашей конторы, представление о ее структуре он имел слабое.
   Свой монолог я помнил довольно-таки хорошо:
   - Да все очень просто. Я тоже сначала думал, что много народу и все суетятся непонятно зачем, но потом разобрался. Вот, в Йоханнесбурге у нас располагается штаб-квартира ВОЗ. Там заседают наши начальники и всякие управленцы. Оттуда же рулят седьмой орбитальной группировкой - это спутники врачей, которые передали в наше распоряжение. На Антарктиде, закопавшись в лед, изображают бурную деятельность наши ученые. Получается так себе.
   Сначала, когда штаб-квартира еще была здесь, в Женеве, а бессмертные только появились, ими занимался центр сам по себе, прямо отсюда. Потом с каждым годом бессмертных становилась больше, и весь мир поделили на пять зон - с одной стороны, чтобы в каждой зоне проживало примерно одинаковое количество людей, а значит потенциально - и одинаковое количество бессмертных. С другой - чтобы зоны были относительно компактны и не тянулись через половину планеты. Например, наша зона ответственности - вся Европа как континент, немного Ближнего Востока, дальше Иран, и вплоть до Индии. Самая большая нагрузка все равно на третьем отделе - пастырях Азии, а заодно и Австралии, но в этом отделе и народу больше всего работает. Ну и дальше в том же духе. Естественно все пошло не по плану - и по населенности, и по транспорту, только всем все равно. В семидесятых пытались реформировать, но решили, что лучше не трогать, раз работает. А нам и легче - с Индией работы меньше. Почти все религии на феномен бессмертных смотрят недобро, но с точки зрения индуизма совсем кисло - размыкается круг перерождений со всеми вытекающими. Так что тамошним трудно социализироваться - оттуда бессмертные часто уезжают. Кстати, организация переездов, создание легенды, улаживание дел с работодателями и местным здравоохранением - наша основная работа. Бессмертные очень любят раз в пару лет сменить окружение. Те, кто накатались, часто оседают в поселениях. Они расположены подальше от мест проживания людей, и активно мониторируются. Раз в год их должна посещать группа оперативников. Оперативники вообще единственные, кто во всем этом цирке с конями по настоящему работает. На нас всё, остальные - просто группа поддержки. А еще у нас самые суровые условия контракта. Знаешь, ученых там, или администраторов всегда можно набрать еще. Оперативник же обучается специально для конкретной работы. Вот нас и держат всеми силам - например зарплатой, которая считается хорошей даже по меркам самых богатых стран. Только вот оборачивается это тем, что уволиться нельзя. За нарушением контакта следует совершенно невозможная неустойка. Сохраняется, правда, опасность, что возненавидевший свою работу оперативник покинет службу, выйдя в окно, но таких отсеивает психологическое тестирование. Ну а тест ДНК позволит дать прогноз - насколько долгой будет жизнь данного претендента в оперативники и как у него со здоровьем - нужно же хотя бы как-то скомпенсировать нашу смертность и связанную с ней неизбежную текучку кадров.
   Ну, вроде бы никаких глупостей не сказал.
   Мартин остановил машину у подъезда. Все-таки неплохая это штука - я уже привык жить без машины и не задумывался о покупке. Но непосредственная поездка достаточно наглядна даже для меня. За город, кстати, удобно будет ездить, как телескоп закажу, а то тут ночью слишком светло. Купить, что ли?
  
   Бессмертные - тупиковая ветвь развития. Сознание типа человеческого, пытаясь приспособиться к условиям вечного существования, все больше и больше замедляется. Со временем течение времени для бессмертных так ускорится, что они станут совершенно инертными с точки зрения остального человечества и всей экосистемы.
  

3

   Очередной самолет. Прошла неделя, настала осень, и я опять имею возможность насладиться полетом. К счастью, штурмовиков возьмет с собой Стефан из четвертого отдела - ему и трястись с ними в военной машине, а я доберусь с комфортом.
   Как звучит-то - "штурмовики". Штурм, яростный натиск, огненный шторм, сметающий все на своем пути. Отголосок тех времен, когда бессмертных боялись и ненавидели. Новое, неожиданное и необъяснимое - а потому враждебное явление приковало в начале прошлого века внимание всего мира. На борьбу с ним, очевидно, нужно было выставить лучших воинов человечества. Интересно, что бы сказали те солдаты, учившиеся абсолютно новым правилам боя на первых польстившихся иллюзией абсолютной безнаказанности людях, глядя на своих преемников? Думаю, они были бы рады, что все улеглось.
   К третьему отделу в качестве штурмовиков приписан отряд китайской тяжелой пехоты. Что характерно - с танками. Знаменитые "Хэйшисены", у которых драйвер-пушки заменены на плазменные прожекторы - редкое в обычном бою оружие, задумывавшееся в как осовремененный огнемет. Зато они оказались идеальным средством для обезоруживания бессмертного. Мало какое оружие или техника могут оставаться рабочими в атмосфере сверхперегретого газа.
   У нас все скромнее, но вместе с тем продуманнее. Наши штурмовики - отряд особого назначения берлинской полиции. Случаи, когда нужны штурмовики, происходят не так уж часто, так что большую часть времени эти ребята просто радуются прибавке к зарплате, да время от времени ездят на устраиваемые нашим центром учения. Но когда возникает необходимость - их навыки сражения в городских условиях, использования нелетального оружия и привычность к присутствию на поле боя мирных жителей приходятся очень кстати.
   Было бы очень неплохо слетать на небольшом частном самолете, в одиночестве. Целый день провести в небе, любуясь на проплывающие внизу облака, и заснуть в пустом салоне, раскинувшись в просторном кресле под еле слышный из салона гул двигателей. К сожалению, ни одна такая машина не осилит перелет из Европы в Австралию без нескольких дозаправок. Поэтому на протяжении почти суток я находился в компании еще трех сотен других пассажиров. Но ничего. Вылет был первого днем, так, чтобы прибыть к месту назначения к следующему утру. Значительное время полета приходилось на ночь. Так что получается, что на самом деле полет не настолько долгий, чтобы пребывание в замкнутом пространстве среди такого количества людей могло утомить. К тому же место досталось у окна. Более того - оба места до прохода остались пустыми. Почему так приятно сидеть у окна? Наверное, потому что так чувствуешь движение. Потому что так видишь места, разделяющие пункт отбытия и пункт назначения. Не больше, чем мимолетный пейзаж, не значащий в твоей жизни ничего. Но он расширяет мир, что ли. Так точка А и точка Б связаны не просто часами пути, а вполне реальным пространством, с реальными полями, лесами, озерами. Внизу видны реальные города, которые ночью из серых пятен превращаются в озера света с впадающими в них реками автострад. И все это люди. Все эти огни на земле - это фары чьих-то автомобилей, свет в чьих-то домах. Это все - жизни реальных людей, которые и не подумают задержать взгляд на проплывающих над ними красных сигнальных огоньках самолета.
   Косматый, завернутый в шкуры неандерталец как раз пытался утянуть из костра племени каннибалов тлеющую головешку, пока его сородичи отвлекали врага, когда мне пришло сообщение. Фильм пришлось поставить на паузу и заняться чтением, так как отправителем значился научный отдел.
   В свете предоставленных вами данных о наличии у объекта 590/2-122 вышедшего из строя механического ритмоводителя, было принято решение о проведении исследования состояния организма данного носителя СМР. Данные лучевой диагностики представляются крайне интересными. От механического имплантата в настоящее время остался корпус и фрагменты проводов, залегающие в тканях. Предположительно имеет место обычный процесс рассасывания попавшего в организм бессмертного инородного тела, который мешает нормальной жизнедеятельности. После поломки имплантат начал восприниматься организмом как вредоносный объект, и был деактивирован скрытым деструктором. Затем скрытый деструктор уничтожил все структуры имплантата за исключением абсолютно инертных. Более интересным представляется восстановление нормальной работы сердца. Естественный ритмоводитель, не способный до сих пор задавать должный ритм сердечных сокращений, а потому замененный искусственным, также подвергся воздействию скрытого деструктора и претерпел изменения неясной природы, не наблюдавшиеся ранее ни у одного бессмертного. От синусного узла до пучков Гиса полностью и дальше вплетающимися волокнами он выполнен теперь неклеточной структурой, напоминающей чуан-фаншенсюэдэ ритмоводитель. Ее электрическая активность достаточна для обеспечения нормального ритма. Кардиомиоциты не демонстрируют каких-либо отклонений в работе, нехарактерных для данного биологического возраста.
   Кроме того, было зафиксировано слабое электромагнитное излучение широкого спектра, которое генерирует организм объекта 590/2-122. Изначально предполагалось, что это следствие работы образовавшегося криптопластического ритмоводителя, но проведенное в экстренном порядке исследование на объектах отделения специальной терапии при антарктическом исследовательском комплексе показало, что на настоящий момент это излучение генерируют все бессмертные.
   Просим принять эти данные к сведению и подробно докладывать обо всех аномалиях, которые будут замечены у бессмертных, особенно в ходе посещения вами австралийского поселения.
   Следующий час у меня заняло выяснение структуры естественного ритмоводителя человека и осмысление того, о чем же именно писал научный отдел.
   Значит, скрытый деструктор. Образование новых структур. Электромагнитный шум.
   Неужели Мартин был прав и с этим дедушкой мне еще предстоит повозиться?
   Только вот, насколько я смог понять, от давшего сбой ритмоводителя трудно умереть. Единственное, что можно было предположить - имплантат дал разряд, вызвавший фибрилляцию желудочков. Но насколько это вероятно?
   Проснуться пришлось пораньше. Перед посадкой, сразу после которой мне предстояло встретиться со Стефаном и Маюми, нужно было связаться с ними и скоординироваться. Кроме того, необходимо было разбудить еще одного человека.
   В футляре, который мне приказали взять ручной кладью, лежала небольшая машина. От корпуса размером с детский кулачок тянулись четыре десятисантиметровые спицы.
   Выложенная из футляра на откидной столик, машина распрямила свои тонкие лапки и уверенно встала на них. Прошла минута, но больше никаких действий я от нее не дождался. Есть ли у нее микрофон? Ладно, потом - многие еще спали.
   Говорят, текстовые сообщения занимают лидирующую позицию среди всех видов общения в сети. Как бы то ни было, я намеревался укрепить их положение.
   - Эдвин, прием, ты там где?
   Ответ пришел с неожиданно большим опозданием:
   - опджади.
   - ?
   -Мфффф, подожди, говорю. Что, уже прилетели?
   - Пока нет.
   - Я и смотрю - времени как грязи еще. Тебе не спится что ли?
   - Я хотел дрона протестировать.
   - Успеешь еще. Лучше бери пример с меня и отсыпайся. День долгий будет.
   - Да поздно уже. Давай все же протестируем дрона.
   - А чего его тестировать? Вот, смотри.
   Механический паук поочередно поднял каждую из четырех своих лап, сделал несколько шагов влево, потом вправо. Развернулся на месте. Затем от корпуса отделился штекер на гибком подвижном проводе и описал в воздухе несколько пируэтов.
   - Доволен? Обернись - у нас появились благодарные зрители.
   Или, вернее, зритель. Спереди от меня летела семья - папа, мама и сын. Кучерявый мальчуган лет семи тоже решил проснуться пораньше и теперь заинтересовался Эдвиновым дроном.
   - Это... - он задумался, силясь подобрать слова, чтобы описать машину - эта штука, ей управляет ну, - опять не хватило словарного запаса - такой дядя? - Пацаненок несколько раз провел от глаз к ушам сведенным большим и указательным пальцем, изображая как я догадался, циркулярный сканер.
   - Такой. Дядю зовут Эдвин. Меня - Сережа. А тебя?
   - Сэм. Дядя Сережа, а вы с дядей Эдвином шпионы, да?
   - Мы с дядей Эдвином... - ну и кто мы? Сотрудники центра по контролю СМР? - мы...
   - Значит, не шпионы - уверенно сказал он - шпионы бы знали, кем прикинуться. Вы, наверное, климатологи? У меня папа климатолог. Его перевели сюда, вот мы и прилетели.
   - Что-то вроде. Мы занимаемся расселением людей в пустыне.
   - Это только пока она пустыня. Вот увидите - как папа начнет работать, там сразу целые джунгли вырастут, - мальчик насколько мог широко развел руками, показывая, какими именно будут джунгли.
   Оставленная на столике точка прожужжала виброзвонком:
   Кстати о джунглях, посмотрите в окно.
   Микрофон у него все-таки есть.
   - Сэм, подойди сюда.
   Мы вдвоем уставились в иллюминатор.
   Вдали, среди редких облаков, возвышалась стена грозовых туч. В толще ее, еще не освещенной солнцем, только показавшимся над горизонтом, а потому имевшей глубокий темно-сиреневый цвет, то тут, то там сверкали молнии. Отсюда, с побережья, климатические установки гонят влажный океанский воздух в засушливый центр материка.
   Уважаемые пассажиры, экипаж желает вам доброго утра. Местное время - пять часов двадцать восемь минут. Температура за бортом - сорок градусов ниже нуля. Наш самолет заходит на посадку, просьба пристегнуть ремни. Прибытие в центральный аэропорт Сиднея пройдет согласно графику.
  
   Бессмертные - будущие историки человечества. Наблюдая, как разворачивается перед ними история, они буду проносить живую память о событиях древности сквозь века, сохраняя для людей будущего мудрость предков.
  
  

4

  
   Стефан и Маюми в компании двоих штурмовиков встречали меня сразу у трапа. Даже не дали сесть на автобус, который доставлял пассажиров к терминалу. Турболет стоял неподалеку. После обмена приветствиями мы направились к машине. Стефана я видел впервые. Он выглядел типичным южноафриканцем лет шестидесяти. Виски его уже поседели и красиво смотрелись на фоне темной кожи. Обычно при отделах работает три поколения оперативников, так, что между каждым около двадцати лет разницы. Стефан принадлежал к старшему на данный момент поколению. Начало его службы, должно быть, пришлось как раз на бум конца семидесятых-начала восьмидесятых годов. Маюми не сильно изменилась за три года. Правда ее длинные темные волосы, которые она обычно держала распущенными, сейчас были собраны у затылка в хвост. Хотя мы порой использовали видеосвязь, вживую я ее не видел уже два года, с тех пор, как мы с ней и Лукасом устроили себе на отпуск покатушки по Европе. В руках Маюми держала забранный в темно-зеленую ткань чемодан.
   - Помочь донести?
   - Мне приказано натравить штурмовиков на всякого, кто попытается его отобрать.
   - Так, тогда подождите секунду - не мог же я с безразличным видом просто сесть в эту замечательную машину - Сделаю фотографию на память.
   - Сергей, поторопись - Маюми оглянулась в сторону терминала.
   - Мы ждем гостей? - сказал я, пытаясь сделать кадр получше.
   - Мы их надеемся не дождаться.
   Я обратился к штурмовику, который, судя по нашивкам, под католическим крестом, был сержантом.
   - Скажите, это ведь "Иквези"?
   - Верно - ответил мне металлический голос из динамика - это "Иквези". Отличная машина, долетим с комфортом. Садитесь побыстрее.
   - А ты улучшаешь свои знания в области военной авиации, а? - раздалось сзади - напарница заглянула через плечо, чтобы рассмотреть получившееся фото.
   - Да, на самом деле не сказать, чтобы очень. Просто "Иквези" - одна из самых известных машин ЮАХС. Можно сказать, пальцем в небо ткнул.
   Сетфан и штурмовики уже разместились внутри, а я все стоял и разглядывал плавные обводы турболета. Сопла двигателей вырастали из матового-серого корпуса, без всякой механистичной искусственности, как будто бы турболет был живым существом.
   Маюми потянула меня за руку.
   - Если будешь так беззастенчиво на него глазеть, он покраснеет и убежит.
   - Иду, иду.
   - Зачем ты ушел из армии, если тебе так нравится военная техника?
   - Затем, что мне нравится военная техника, а не служить в армии.
   - А зачем тогда пошел?
   - Тогда я еще не понимал, что это разные вещи. Ну и знаешь, национальный долг, служба родине, всякое такое. А оказалось, что в армии ничего такого нет. Есть только изматывающая и малоосмысленная работа, перетаскивание круглого и перекатывание квадратного. Даже учения оказались сначала сидением в бронетранспортере, потом бегом в полной укладке и, наконец, любованием разворачивающейся вокруг картиной, пока единственный человек из всего отделения, у кого был гранатомет, наводил его вон в тот маркер вон на том холме.
   Мы уже подходили к люку, когда навстречу нам выбежали пятеро штурмовиков - двоих я уже видел, еще трое все это время, надо полагать, находились в машине. Солдаты заняли оборону по периметру.
   - Сержант?
   - Демонстранты - поясняя свою немногословную реплику он указал на бетонную стену, окружавшую аэропорт по периметру. Через нее небольшими группами перелезали люди. Спрыгнув на землю, он принимались собирать переброшенные снаружи транспаранты. - Мы ждем разрешения на взлет от диспетчерской. Идите внутрь, мы их сдержим в случае чего.
   Люк за нами закрылся, и я принялся рассматривать происходящее снаружи через иллюминатор.
   Всего смельчаков было не слишком много, десятка два - в массе своей молодые люди, стыдливо прикрывшие лицо платками. Но все равно было приятно почувствовать свою значимость.
   Судя по транспарантам, основные претензии были к тому, что на бессмертных тратится слишком много денег, и это в то время, как мире свирепствуют голод, болезни и прочая коммунальная неустроенность. Но вот вперед вышел, решительно блестя глазами и лоснясь негусто заросшим лицом, некий субъект, выделявшийся среди прочих отсутствием платка, и начал что-то увлеченно доказывать одному из солдат. Судя по активной жестикуляции и широко раскрывающемуся рту - достаточно громко.
   Я попросил пилота открыть люк и вышел под взоры наших новоявленных поклонников.
   Сержант, еще не успев обернуться, начал меня отчитывать:
   - Я же вам говорил находиться внутри. Сейчас получим разрешение на взлет и уберемся отсюда.
   - Опуская тот момент, что вы мне не командир, хочу заметить: никакого разрешения со всей очевидностью не будет, пока тут находится эта толпа. А местная охрана может быть не очень расторопной. Давайте я попробую поговорить с ним.
   - Как знаете.
   Театрально прочистив горло (не без практической пользы - оно действительно пересохло), я обратился к народу:
   - Господа! Пожалуйста, не создавайте лишнего хаоса. Я уверен, разумный диалог поможет разрешить все разногласия, имеющиеся между нами. Не могли бы вы озвучить ваши претензии?
   Как я и думал, слово взял тот самый гиперактив. Небритый подбородок этого гражданина пришел в движение и вот что я услышал:
   - Как вы можете потакать этим нелюдям?! Не зная ничего ни о их природе, ни о их планах, вы признаете в них людей и способствуете их распространению в обществе! И это вместо того, чтобы искать способы уничтожения природных врагов человеческого вида! Но мы докажем - люди не настолько глупы, чтобы добровольно идти к собственному уничтожению! Мы требуем принять меры!
   - И каких мер вы от нас хотите?
   - Уничтожения СМР-позитивных людей как вида. Хватит прикрываться правами человека. Понятие гуманности к ним неприменимо.
   - Ну и как вы собрались это делать? Неужели вы думаете, что за сотню лет никто не пытался найти способа? Бессмертный не умрет, даже если по нему выстрелит "Звездопад". Зачем же создавать себе врага из тех, кто согласен просто продолжать жизнь, как и прежде?
   - Пока ваши ученые не оторвутся от своего столетнего безделья и не начнут заниматься делом, всех СМРных нужно принудительно уложить в медикаментозный сон - быстро нашелся вожак.
   - В массе своей бессмертные содержат себя сами. А медикаментозный сон стоит столько, что за те же деньги можно содержать десяток человек. Вы знаете, что такое скрытый деструктор бессмертных? Чтобы лекарство не навлекло на себя его гнев, оно должно действовать очень мягко и подаваться непрерывно. Если прибавить сложность синтеза и транспорт - получается весьма немаленькая сумма. Лекарственная кома - не оптимальное решение, а всего лишь вынужденная мера. Кроме того, скажем прямо - временная мера. Неважно сколько она еще будет поддерживаться, сто лет или тысячу, но это не навсегда. Для бессмертного это не более, чем телепорт в будущее. Если же позволить ему жить в нашем времени, со временем он попадет под действие эффекта Кейлиша и самоизолируется от общества.
   К собственному удивлению следующие слова я услышал не от главаря беспокоящейся о выживании человечества молодежи. Приглушенный висящей передо ртом банданой голос произнес следующее:
   - Чем тратить силы на исследование бессмертных, ученым следовало бы заняться освоением космоса и предотвращением стихийных бедствий.
   Звучало как отчет системы в какой-нибудь классической игре. "В соответствии с уровнем производства очков науки, вырабатываемых нашими лабораториями, проект "межзвездный перелет" будет завершен в течение пятнадцати лет, трех месяцев и двадцати одного дня. После его завершения станут доступными для исследования проекты "сверхсветовая связь" (организованность +10%, астронавигация +50%) и "базовое исследование ксенобиосферы (не дает непосредственного эффекта)"".
   - Как только в ваших рядах установится единство взглядов - возвращайтесь. А пока рекомендую эвакуироваться - в подкрепление своих слов я указал на полицейские фургоны, коварно и бесшумно приближавшиеся к моим собеседникам со спины. Скорость их удаления впечатляла.
  
   - Ну и на что ты рассчитывал? - спросила Маюми, как только я вернулся на свое место в пассажирском отделении турболет.
   - На то, что поговорю с интересными людьми.
   - Так значит, ты не планировал их разгонять?
   - Зачем? Это и без меня сделали. А так хоть поглядел на наших фанатов.
   - Иди под поезд ложись, Сергей.
   - А это, кстати, и не наши фанаты. Они кинутся махать плакатами у любого хоть сколько-то значимого события - как бы между делом заметил Стефан.
   - Не топчись по моим наивным иллюзиям, жестокий человек.
   - Ладно, теперь к делу, - продолжил наш умудренный опытом коллега - с нами должны были лететь очередные, изъявившие желание перебраться в поселение. Но у них кое-что не срослось, так что они прибудут немного позже, их там надо будет встретить и расселить. Дальше - у меня для вас кое-что есть. Вот, - он протянул мне и Маюми по узкой - сантиметров пять - белой полоске, которая при ближайшем рассмотрении оказалась запаянным пакетом. На нем значилось: "Ларингофон безголосовой пленчатый с мастоидальным динамиком. Полустабильный. Гипоаллергенный".
   - Как пользоваться знаете?
   Маюми с довольным лицом, как будто прилежная ученица, подняла руку.
   - Хорошо. Сергей?
   - Не доводилось.
   - Приклеишь на шею гладкой стороной внутрь. Там с одного края есть небольшая вырезка. Она должна смотреть вверх. Кружок, свисающий на леске - за ухо. Полустабильные ларингофоны, будучи однажды отклеенными, больше не заработают, поэтому будь внимателен. Связь поддерживается между нами, паттехами и командиром штурмовиков, сержантом Масондо. И постарайся не думать слишком громко, мысли иногда пробиваются в канал.
   - Постараюсь думать потише и поменьше.
   - Можно без последнего.
   Раздался негромкий "вжик" - Маюми расстегнула молнию одного из карманов своего чемодана. Что-то, что находилось в чемодане, сдавило полость кармана, так что извлечение его содержимого вызвало у нее некоторые трудности. Наконец, зажав пластиковый пакет - на этот раз зеленый, между средним и указательным пальцем, она его вытащила. Эта вещь была мне более знакомой. Шоколадная плитка.
   - Будете?
   Отказываться мы не стали.
   - А вы? - штурмовики повернулись в ее сторону - скорее из вежливости, чем по необходимости - хотя они и не были паттехи, но бронекостюмы тоже обеспечивают круговой обзор.
   Они, должно быть, переглянулись, хотя этого и не было заметно. Наконец, визоры откинулись, и солдаты протянули облаченные в плотные перчатки руки за своей порцией.
   Маюми предусмотрительно взяла крупную шоколадку, так что каждому досталась неплохая порция.
   - Связь нужно наладить заранее. Давайте, крепите ларингофоны и включайте дронов.
   Незаметно вытерев немого липкие после шоколада пальцы о штаны, я занялся тщательным наклеиванием тонкой прозрачной полоски ларингофона. Тут же нашлась разгадка терзавшей меня с самого прилета загадки чемодана, который носила с собой Маюми. Конструкция, которая в нем находилась, будучи извлеченной из пенопластовой формы, в конце концов была опознана мной как миниатюрный вертолет без винтов. Набор лопастей лежал в сложенном виде в соседнем углублении.
   - Прошу, знакомьтесь, это Юуки. Он будет наблюдать сверху. Стефан, что насчет общего плана действий?
   - Так. Ты ведь тут впервые? Я бывал, но давно. Пойду вместе с тобой. А Сергей тут, можно сказать, свой, так что он с Эдвином отправится выполнять нашу секретную миссию. Сеть в поселении собрана и использованием устаревших технологий и не все ее элементы могут быть совместимы с нашими паттехами.
   - Я сверялся со списком заказанного оборудования и нашел, у кого стоит относительно современный терминал. Так что все нормально.
   - Делать Совету Безопасности нечего. Эх, подставляют нас. Такими делами сомнительными приходится заниматься.
   - Да, неприятно, конечно, особенно если окажется, что их подозрения не беспочвенны. Но что-то ведь делать надо.
   - Самое время.
   - А почему нет? Сергей, ты ведь помнишь Мусо? Ну, мы тогда еще встретились. Это было всего... - Маюми посчитала на пальцах - ... два, три. Три с половиной года назад. Эта проблема все еще стоит, что бы не говорили о редкости синдрома супермена. Но Мусо был движим ненавистью, личными конфликтами, бессмертие тут просто подвернулось под руку. А сколько в мире тех, кто осознал все полученные преимущества и научился использовать их профессионально? Я бы на месте СБшников тоже беспокоилась.
   В общем-то, все она говорила верно. Бессмертным запрещено иметь оружие и служить в армии. В службе спасения можно. В полиции можно. А в армии - нет. И в разведке нельзя. Но наивно было бы предполагать, что эти запреты соблюдаются неукоснительно. Бессмертное тело - не ахти что, на самом деле. Способность к телепортации или, там, к убийству силой мысли была бы куда полезнее. Но и бессмертие дает большое преимущество перед обычными людьми. Поэтому государства наверняка пытались и пытаются тайно завербовать тех бессмертных, которые каким-то образом ускользнули от нашего недремлющего взора. Но людям свойственно сбиваться в группы по общему признаку, и бессмертные - не исключение. Все они, так или иначе, стараются поддерживать связь с собратьями по СМР. Так почему бы не поискать информацию в месте их наибольшего скопления - в австралийском поселении? Только вот почему именно сейчас?
   - Смотрите! - Маюми прервала мои размышления. Что-то снаружи привлекло ее внимание.
   В иллюминаторе мимо нас проплывала климатическая башня. Трудно сказать, какой именно она была высоты, но выглядела она весьма внушительно. Кверху конструкция расширялась, а потом переходила в сплющенную полусферу, напоминая какой-нибудь гриб.
   - Это хранитель потока. Такой тип башен поддерживает коридор для прохождения воздушных масс - я слышал эти слова вполне отчетливо, но непонятно было, откуда они идут. Вскоре я догадался, что это работает мастоидальный динамик. Значит, с нами говорил Юуки.
   - Вблизи цуюгороси выглядят впечатляюще...
   - Что?
   - Их у нас так называют. Не знаю почему.
   - Авария сто второго года. Климатический комплекс на Аляске исказил обычную циркуляцию воздушных потоков Тихого Океана. Это привело к тому, что во всей Юго-Восточной Азии сезон дождей в том году был очень коротким. Странно, что вы не знаете. Очень известный факт.
   - Грибы наоборот - неожиданно для себя я понял, что пропустил мимо ушей объяснение Юуки, так как был занят тем, что пытался получше запечатлеть в памяти башню, прикрытую тенью текущей сверху реки облаков.
   - Почему? - удивилась Маюми моему сравнению.
   - Обычно грибы появляются из-за дождя. А тут - дождь идет из-за грибов.
   - Эх, из-за этого Шиваева на Земле становится все меньше необжитых мест. Теперь его догнали собственные же творения. Куда мы теперь будем прятать бессмертных?
   - А зачем их прятать? - Спросил Стефан - Почему не делать как раньше - оставлять жить дома или где им еще захочется?
   - О, ну, я неверно выразился. Ты не привык к новым правилам, да? Они сами прячутся. Уходят от мира. Эффект Кейлиша.
   - Понятно. Куда катится мир - новички поучают ветеранов, - добавил он, театрально вздохнув.
   Да, вот оно - наше спасение. Смерть - маяк в безбрежном океане времени. Она дает нам понятие о его размерах и побуждает действовать. Лишившись опоры, сознание бессмертных проваливается в бесконечность. Формируется сингулярность, которая продавливает в ткани времени воронку - пропасть, куда рано или поздно упадут все бессмертные. Физически оставаясь с нами, субъективно они будут все быстрее двигаться в будущее и со временем не смогут уже жить в человеческом обществе.
   Мы больше не стоим перед необходимостью вечно нести на себе груз ответственности за тех, от кого даже избавиться при всем желании не получится. Пугающая перспектива. Пугающая самой близостью вечности, не скрытой во тьме будущего, а прекрасно видимой и осознаваемой. К счастью, концепция эффекта Кейлиша наконец показала, что этот страх был беспочвенным.
  
  
   Поселение напоминает кварталы коттеджей, которые многие крупные компании строят для своих высококвалифицированных сотрудников. Разумеется, его проектировали и строили не сами бессмертные.
   Еще совсем недавно, когда моя подготовка только начиналась, все припасы подвозили из столицы, где они закупались через нас. Теперь около ближайшей башни растет новый город, так что отсюда до него уже проторена дорога.
   Мы приземлились неподалеку. Напоследок пилот крутанул турболет так, чтобы люк открывался прямиком на поселение. Облако пыли, поднятой двигателями, ознаменовало нашу посадку.
   - Не ожидала, что эта машина так легко маневрирует. Почти не трясло - заметила Маюми.
   - Сама идея турболета в высокой маневренности. Они создавались с тем расчетом, чтобы легко заходить на посадку в городе и уворачиваться от ракет. При желании турболет может, сохраняя направление движения, развернуться к преследователю и расстрелять его из курсового орудия, после чего продолжить полет.
   На главной улице нас уже ждали. Правда, здесь мы пользовались меньшей популярностью, чем в Сиднее. Всего пять человек. Трое - из местного самоуправления. А еще два?
   Не успели мы со всеми поздороваться, как ко мне подошла одна из тех "лишних". Как же ее зовут? А, точно, Элен, 237 2-49, тридцать два биологических, шестьдесят восемь хронологических. Нечасто увидишь лицо, так наглядно демонстрирующее непроглядную пучину отчаяния, которая только может разверзнуться в человеческой душе. На искаженном горем и замершем в таком положении лице тускло светились остекленевшие глаза.
   - Элен? Что с вами случилось?
   - Это... - слова с трудом пробивались сквозь проглатываемый плач - это он. Эта сволочь. Сделайте с ним что-нибудь.
   - Искандер.
   - Представляете, как раз вчера поссорились, так он меня ножом ткнул. Вот, прямо сюда - Элен провела пальцем слева по шее - там, где вчера, видимо, зияла рана.
   Искандер 224 2-46 тридцать семь-семьдесят три, стоял, потупив взор, неподалеку. По местным меркам оба - молодежь. Мало того, что манифестировали относительно молодыми - большая часть бессмертных, конечно, имеют биологический возраст порядка шестидесяти-восьмидесяти, так еще и хронологически жили не так уж много. В поселения приезжают те, кто уже чувствуют, как соскальзывают в воронку Кейлиша.
   Так, например, самый старый человек в мире сейчас находится в возрасте сто восемьдесят-семьдесят восемь. Не настолько, в общем-то, больше "честного" рекорда - ста тридцати пяти.
   - Искандер?
   Супруг Элен поднял глаза, буквально излучавшие полное и безоговорочное раскаяние.
   - Эмм, Сергей, понимаете... В общем это, конечно, моя вина. То что я поднял на нее руку... Но вы не представляете. Уже несколько месяцев изо дня в день... А, впрочем, мне нечем оправдываться. Я просто не знаю, что делать.
   - Если бы у Элен не было синдрома, Искандер, это бы означало, что вам пора собираться на Антарктиду.
   - Нет! - как ни странно, это раздалось у меня из-за спины - как раз оттуда, где искала укрытия от Искандера Элен, - не надо так, - она чуть сбавила в голосе, в ее глазах страх уверенно оттеснял отчаянье, не оставляя ему места - это ведь не выход. В конце концов, у меня ведь есть синдром. Так что по сути ничего страшного не произошло, да? Зачем же сразу так?
   Ну, приехали. Детский сад, штаны на лямках.
   - Сергей, мы с ними поговорим. Ты иди, ищи вход в местную сеть - чем раньше закончим, тем скорее займемся нормальным делом.
   - Понял.
   - Элен, Искандер, расскажите все подробно Стефану - вот ему, - я указал на темнокожего напарника - Он обязательно поможет вам разрешить ваши разногласия.
  
   Итак, займемся обеспечением входа в сеть.
   - Юуки, а что, удаленно совсем-совсем нельзя зайти?
   - Вход? Невозможно. Карманная вселенная.
   - И что это значит?
   - К-как бы объяснить. Это слишком просто, как можно этого не знать? Карманная вселенная это... - несмотря на то, что это было "просто", слов Юуки долго не мог найти.
   - Выражаясь человеческим языком - это проводная локальная сеть. За счет отсутствия устройств беспроводной связи и исключенности ее элементов из мировой сети, до нее принципиально невозможно добраться удаленно. Все выходы с мировую сеть отсюда совершаются с точек.
   - В принципе верно, - нехотя согласился Юуки.
  
   Пришлось подождать пару минут, прежде чем хозяин дома дошел до двери. Меня встретил. Полный мужчина, на вид около сорока. Впрочем, его старила густая кустистая борода, а так же лысина, притаившаяся среди прижавшихся к черепу кудрявых волос.
   - Здравствуйте. Вы и есть человек из центра? - говорил он медленно и размеренно, без тени беспокойства в голосе.
   - Здравствуйте, Василий Владимирович. Мы тут пришли вас проведать.
   - Конкретно меня?
   - И вас тоже.
   - А, ну, проходите - Василий Шиваев указал рукой вглубь прихожей, приглашая войти.
   В небольшом одноэтажном коттедже было довольно уютно, хотя воздух был сухим и застоявшимся. Я сразу приметил большую комнату направо по коридору. В ней, скорее всего, и находится терминал. Войдя в нее вслед за хозяином, я увидел, что догадка моя была верной.
   - Ну что ж, добро пожаловать в наш лепрозорий, молодой человек. Только у нас тут, знаете ли, ничего не происходит. Зря вы приехали.
   - Так положено. Но это ведь хорошо, что ничего не происходит?
   - Да-а, знаете, скорее хорошо, чем нет. Да вы не стойте, садитесь.
   Теперь я был перед выбором - или попытаться сделать все тайно, или попросить прямо. Что, сгонять дедушку за чаем? Эх, а все думал - успею еще решить. Ну вот и дооткладывался. Ладно, честность и только честность. Так будет даже лучше.
   - Простите, ваш терминал соединен с местной сетью?
   - Да. Желаете воспользоваться?
   - Если возможно.
   - Пожалуйста.
   Как все просто оказалось.
   - Эдвин, твой выход.
   Дрон, как только я вытащил его из контейнера, расправил лапки, а будучи поставленным около терминала, заметно просел, распластавшись по столу, и подбежал к панели разъемов.
   - О. Я правильно понимаю, что это и есть паттех?
   - Да. Вернее, его часть.
   - Занятно. Мир меняется, а мы тут сидим и ничего не знаем - "Можно подумать, вас кто-то заставляет тут сидеть" - когда я был молодым, я этого совсем не замечал. Мир жил, суетился, бурлил, но как будто топтался на месте. А теперь оказывается, что я просто двигался вместе с ним, да?
   - Вам виднее. У меня не столь богатый жизненный опыт.
   - Богатый? Мне остается только посмеяться. Хотя я и могу называть вас "молодой человек", как думаете, насколько я вас старше?
   - Эдвин, сто тринадцать на двадцать шесть - после секундного раздумья я уточнил - раздели.
   - Четыре запятая три четыре шесть один пять три восемь...
   - Достаточно.
   - Где-то в четыре и три десятых раза.
   - Вы хорошо считаете. Но нет. Я, к сожалению, не смогу назвать настолько же точную цифру, как это удалось вам, но определенно меньше. Время, знаете ли, ускоряется. Иногда мне кажется, что ускоряется весь мир. Но на самом деле это субъективное ощущение. Я надеюсь. Хорошо помню один случай. Вы не против воспоминаний из детства?
   - Эдвин, как продвигаются дела?
   - Я работаю. Тут есть несколько теней, нужно еще время, чтобы вычислить их местоположение.
   - Вовсе нет.
   - Это было летом. Я только закончил четвертый класс. Лежа на диване, я держал над собой на вытянутых руках табель успеваемости. Минуту. Две. Вытянутые руки потяжелели, и уже приходилось прилагать усилие, чтобы сохранять их вертикальное положение. "Четвертый класс позади" - думал я - "впереди еще целых восемь". Тогда восемь лет казались мне вечностью. Я не понимал, как можно вытерпеть столько? Прошли годы, я окончил школу и выучился на метеоролога. Работал на метеостанции в родном Сочи. Но я никогда не любил жару. Сначала был Норильск, где я работал до самой смерти. Потом одну мою работу заметили. Нудные, совершенно узкоспециальные выкладки из никому неинтересной области, наука ради науки. Кто бы мог подумать, что весь мир заинтересуется метеорологией? Чем все кончилось в глобальном смысле, вы сами знаете. Меня же ждали командировки в Оймякон, Анкоридж, затем Прогресс. Холод там порой бывал такой, что углекислый газ выпал бы дождем, если бы мог. А когда на стыке веков мне исполнилось восемьдесят восемь, я мог с уверенностью сказать - мой прошлый юбилей был совсем недавно. Нет, ну вот же, практически только что. А это были все те же восемь лет. А вы? Не казалось ли вам когда-нибудь, что лично ваши годы заняли больше, чем время, которое прошло с начала двенадцатого века по его конец? А эта сотня лет - уж не длиннее ли она, чем то, что было между шестым и пятым тысячелетием до нашей эры?
   Василий Владимирович оперся ладонями о подоконник. Но сделал это неуклюже и чуть не потерял равновесие. Оправившись, знаменитый климатолог обернулся ко мне.
   - Вам сейчас трудно это понять, но вы живете в потрясающем мире. Мои данные теперь несколько обрывочны, знаете ли, но того, что до меня доходит, уже достаточно. Все так быстро меняется, каждый день происходит столько всего нового.
   - Почему бы вам тогда не вернуться?
   - Вернуться? Нет, спасибо. Боюсь, что не смогу удержаться не плаву в новом мире. Неужели вы свободно ориентируетесь в этом океане информации?
   - Свободно? Вовсе нет. Как по мне - подавляющее большинство лишь плавает у поверхности. Хотя есть кое-кто, пытающийся приспособиться к жизни на глубине - я указал пальцем на штурмующего внутренности терминала Эдвина.
   - Паттехи? Я помню время, когда таких людей назвали бы киборгами. Забавно, что люди начали создавать для вещей названия раньше, чем сами эти вещи.
   - Очень спорно. Активные протезы и имплантаты появились очень давно. Слово "киборги" и сами киборги долго существовали в одном времени, но никак не могли сойтись.
   - Он вообще не об этом, если ты не заметил.
   - Это напрямую проистекает из его фразы. Технически он прав, но еще чуть-чуть - и будет фактическая ошибка.
   - Зануда. Работай.
   - Я почти.
   - ... навигаторов - закончил Шиваев.
   - Черт, о чем он говорил, ты слышал? - я старался думать как можно быстрее, чтобы уложиться в отведенное мне на раздумье над ответом время и не пропустить еще что-нибудь.
   - Слышал. О "Дюне". Книга такая. Паттехи напоминают ему организацию оттуда.
   - Простите, я не читал.
   - Очень рекомендую. Навигаторы, получив некоторые сверхчеловеческие способности, со временем оказались неспособны жить без вещества, которое им их дало. Они объединились в гильдию и стали продавать свои уникальные способности, которые были жизненно необходимы всему человечеству. Скажите, существует гильдия паттехов?
   - Нет. Это было бы худшим вариантом.
   - Нет. Этого стараются избежать.
   - О? И почему же?
   Ну долбаные лыжи, зачем я только сказал что-то кроме "нет"?
   - Ну и почему?
   - Давай расскажу через тебя. Только повторяй за мной слово-в-слово.
   Выяснилось, что во всех государствах с переменным успехом действует программа удержания паттехов в человеческом обществе. Ощущение собственного единства, которое они будут ставить прежде принадлежности к какой-либо другой группе, может привести к формированию "гильдии". Хотя Эдвин и не считал, что это может спасти паттехов от забвения, он замечал, что за то время, что им отведено, они смогут стать весьма влиятельной силой в сети. А кому нужна слабо поддающаяся контролю группировка сетевых сепаратистов и, в перспективе, вторая Силендская война?
   - Ну что ж, не бывает технологий, у которых есть только положительные стороны, ведь так? Прошу, подойдите. - В то время как я все это время сидел в кресле, стоявшем рядом с терминалом, Шиваев стоял, прислонившись к подоконнику и то и дело поглядывал в окно.
   Дом Шиваева стоял на самом краю поселения. Пейзаж в окне, которое выходило в большой мир, был составлен двумя полосами. Снизу к горизонту уходила оранжевая пустыня, сверху нависало насыщено-голубое небо. А разделал их великий поток, Дорога Дождя, на фоне которой почти терялся сам горизонт, и лишь приглядевшись можно было заметить между ним и облаками белесоватый тонкий шпиль.
   - Я слышал, их сейчас называют установками Шиваева.
   - Их называли так, сколько я себя помню.
   - А еще "убийцами муссонов" - он если и удивился моему ответу, то не подал виду, и просто продолжил свою реплику. Под конец его голос ослабел и конец он почти проглотил. - И причем тут я? Почем к ним приклеилось именно мое имя? Разве я проектировал все эти башни? Разве я разработал все полтора десятка вида установок и связал их в слаженно функционирующую систему? Охладители, ветрогоны, увлажнители. Вроде бы планируют использовать орбитальные зеркала. Когда я начинал свою работу, я и подумать не мог о чем-то подобном.
   - Между прочим, эксперименты с орбитальными зеркалами проводились еще до его рождения.
   - Уйди.
   - ... уже запущены, вы не знаете?
   - Орбитальная группировка "Унези"? Запуск запланирован на эту зиму.
   - Хоть в этом я не отстал от жизни. И все же - почему мне достались и слава, и ответственность за все ошибки современных климатологов? Не так давно до меня дошло письмо, в котором меня обвиняли в извержении какого-то вулкана. Видимо, некоторые считают, что климатические установки должны иметь власть над всем, что можно назвать стихийным бедствием. Останавливает ураган - остановит и извержение. А физический принцип действия это, право же, неважно. Кажется, у вас есть такое понятие - эффект Кейлиша? Не знаю, может, и он тоже сыграл свою роль, но вернутся мне мешает кое-что еще. Вы представляете, сколько народу сбежится ко мне, если уеду отсюда, из под вашей защиты?
   - Может быть, мировая известность приходит именно так? Люди неизбежно наделяют прославившегося сверхчеловеческими качествами, хотя сам он считает, что не совершил ничего особенного? А вы принимаете это слишком близко к сердцу просто из-за того, что это в первый раз? Первая любовь особенная уже потому, что она первая. У певца первый концерт, у спортсмена первый чемпионат. То, что делаешь впервые, окажется неповторимым и незабываемым, сопряжено с совершенно особенными ощущениями. Но всегда есть те, для кого то, что будит в тебе такую бурю чувств, уже пройденный этап, нечто, ставшее обыденностью. И подчас "первый раз" мы произносим снисходительно или даже пренебрежительно. Все это как правило. Но немногие могу похвастаться опытом в мировой известности. У подавляющего большинства не бывает и первого раза. А у вас есть такой шанс. Кто знает, что будет у вас впереди?
   Шиваев улыбался.
   - Не хочу обижать вас, но это все очевидно. - Он меня не то чтобы обидел, но заставил почувствовать себя неловко. И правда, кому я это говорю? - Только вот понимание всего этого не решает проблемы, а? А впереди у меня... знаете, я иногда боюсь, не случится ли так - настанет момент и я смогу сказать: что бы ни оказалось у меня впереди, все это слишком обыденно. И каким бы удивительным не становился мир в будущем, что бы не менялось - меня будет нечем удивить. Не это ли чувствует Саймон? Обыденность, мда.
   Оставив меня стоять у окна, Василий Владимирович прошел через комнату к вместительному комоду. Покопавшись в верхнем ящике, он с торопливо закрыл его, после чего открыл второй на всю глубину. Перерыв его пару раз, он резко задвинул назад и его. Наконец из третьего сверху ящика он достал банку с терракотового цвета песком.
   - Вот и отлично. А то я уж думал, что не смогу вам ее показать. Подставьте руку.
   На ладонь мне высыпалось несколько слежавшихся комков. При малейшем прикосновении они, совершенно сухие, состоящие их крошечных песчинок, моментально рассыпались, обнажая некрупные камешки.
   - Это почва с Марса.
   - Правда?
   - Какой мне смысл вам врать? Это был, можно сказать, венец моей карьеры. Все свою жизнь Марс для меня был просто красной точкой на звездном небе. Через несколько лет после того, как мой синдром проявил себя, интерес исследователей космоса к нему резко повысился, и словосочетание "марсианская база" в новостях уже никого не удивляло, но не более того. Значимее для меня эта планета не стала. Но однажды аэрокосмическое агентство решило привлечь меня к его освоению и попросило прилететь на Марс лично. Вернее, не на Марс, а в Лабиринт Ночи. Но в его географии я не разбирался совершенно, сами понимаете. Знаменитый климатолог может помочь, осмотреть то, что уже создано, оценить планы, дать рекомендации, поучаствовать в проектировании, понимаете да. Разумеется, я согласился.
   От объекта к объекту нас возили на гусеничном вездеходе - летать там почти невозможно. Есть, правда, такие специальные марсианские турболеты, но это не важно. Так вот, вплотную к шлюзам зданий нас подвозили не всегда. Кое-где нужно было пройти немного пешком. И когда я выходил из того угловатого бело-оранжевого вездехода, собранного по заказу Содружества, кажется, в Норвегии, я ступал на марсианскую землю. Я опускался на одно колено и набирал полную ладонь этой красновато-серой субстанции. Это была земля! Сухая, похожая на песок, которая, когда ее высыпаешь, оставляет на ладонях мелкую пыль. Я пересыпал ее из ладони в ладонь, растирал между пальцами, нюхал, пробовал на вкус. Земля. От нее оставалось грязное пятно на колене, на которое я приседал, она забивалась в подошву ботинок, так что на входе в помещение нужно было тщательно вытирать ноги. А вы знаете, что я там носил? Ботинки, в которых я прилетел, в которых здесь, дома, я ходил на работу в институт. Для меня это было поразительно - на другой планете не нужно носить скафандр. Нужна была только дыхательная маска, а при выходе из тени - тонкий серебристый плащ, который в свернутом виде занимал совсем немного места.
   - А Абзу - это ведь ваша работа? - не каждый день можно повидать человека, не просто видевшего, как рождается первый открытый водоем на Марсе, но и участвовавшего в его рождении.
   - Кто же в наше время может похвастаться тем, что создал что-то подобное в одиночку? Но я поучаствовал. Система формирования микроклимата в ущельях Лабиринта оказалась эффективней, чем ожидалось. Так что резервуары теплоносителя для реактора было решено сделать открытыми. Кроме того, это обеспечило бы естественное увлажнение воздуха. А, да. Вот что еще я там видел. Вот, тот же наш вездеход или шаттл, на котором нас доставили на поверхность с "Ультимы". Это машины аэрокосмического агентства. Специально для него спроектированы и собраны. Царство новейших машин, рожденных для работы на Марсе. Но со временем я начал замечать, что это, как бы сказать, только на первый взгляд. Я помню - это был склад у посадочной площадки. Там, во дворе перед широкими воротами рядами стояли грузовики. Я их сразу узнал. Пыльные, с ободранной местами краской, стояли десятки "УфАЗов". Они были точно такими же, какими я их видел еще в Норильске. Там, правда, они вместо пыли зимой покрывались густым мехом инея. Представляете, еще в Норильске! То есть новинкой автопрома их назвать было никак нельзя. Я даже не знаю, была ли у них гермокабина - на вид было не понять. Это была весточка с Земли, которой я никак не ожидал увидеть. Хотя, что я вам рассказываю - для вас ведь это все привычно. Мое поколение привыкло считать, что Луна - это ночное светило. Желтоватый фонарь, наклеенный на небосвод. А вы, должно быть, видите на небе провинцию Содружества, вполне определенное место, до которого всего лишь несколько дней пути. Интересно, лунные города видно с Земли?
   - Если есть хороший телескоп, то в то время, когда ни прикрыты тенью Земли, их можно заметить. Значит, говорите, провинция? - В чем-то он прав. Иногда, идя по улице вечером, я поднимаю взгляд на Луну и пытаюсь представить, что это летящий над нами огромный шар, пусть в житейском представлении очень далекий, но достижимый соответствующими средствами.
   - Эдвин, книга "Жители небесных миров", глава "Марс", поиск по слову "облака", продиктуй первое предложение-результат - я прекрасно знал, где и что искать, так как в свое время мне очень полюбилась эта книга, и ее содержание я помнил хорошо.
   - Наше поколение, можно сказать, претерпело дегенеративные изменения в этом направлении. В девятнадцатом веке люди были твердо уверены, что на Марсе и Луне есть жизнь, если не разумная, то хоть какая-то точно. Фламмарион в шестидесятых годах писал: "У полюсов Марса мы различаем ослепительные снега; по мере приближения к экватору ясно обозначаются материки и моря, если только небо планеты не заволакивается облаками". Безжизненный Марс, который мы имеем теперь - не регресс ли это?
   - Я локализовал сетевую тень. Закругляйся.
   - Понял. Сейчас иду.
   - Регресс ли то, что красивая мечта сменилась серо-бурой действительностью промерзших пустынь? Не знаю. Но там ведь теперь живет новая мечта.
   - М-да. И она гораздо ближе к реальности.
   - Все может быть.
   - Извините, меня зовут дела. Большое спасибо за разговор.
   - И вам спасибо, что навестили. Надеюсь, я вам помог.
   - Весьма.
   - Эдвин, а Эдвин, ты ничего не забыл?
   - Что именно?
   - Что я все еще совершенно не шарю в вашей терминологии. Что это за "тень" ты искал?
   - Закрытая информация. Если какой-то сегмент памяти в устройстве, входящем в сеть, закрыт для доступа, он может быть выявлен как тень - когда что-то тут должно быть, а ничего и нет.
   - Как-то все просто.
   - Так я упрощенно все и описал.
   Стоило мне выйти на улицу, как у меня над головой стрекоча винтами заложил вираж Юуки. На этом все и закончилось. Голоса паттех не подавал, продолжая наблюдение. Следя за удалявшимся наблюдателем, я заметил, что в небе что-то изменилось. Со стороны башни надвигался облачный фронт.
   - Юуки, что там с погодой?
   - Через десять минут здесь будет грозовая туча, если это важно. Касательно дела - все спокойно. Продолжайте работу.
   - Ясно. Эдвин ты все закончил?
   - Да. Черт, это ужасно. Как будто мало того, что у них все устаревшее нафиг. Терминалы, оставленные без сети - это противоестественно. Они ведь так все равно, что электрические арифмометры.
   - Искренне сочувствую. Где у них эти тени?
   - Осталась только одна, куда я не смог добраться. Это терминал Аэль.
   - Вот значит как.
   - Сергей, может быть, пойти мне? - отличное предложение. Маюми ввалилась бы в дом и просто и без разговоров разворошила терминал. Не будет ли так проще? И, может быть, безопаснее? Да нет, все нормально. Что бы там ни было, всему найдется объяснение. Возможно, это просто какая-нибудь очень личная информация?
   - Не парься.
   - Если что, мы будем рядом.
   - Да что вы из-за этого драму какую-то развели? Все нормально.
  
   Когда дверь открылась, моему взору предстала Аэль, скривившая рот в ухмылке, сочетающей радость с потерянностью от недавнего пробуждения. Так человек как будто потягивается лицом, разминая мимические мышцы после долгого бездействия. Мотнув головой, она протерла глаза и поправила слегка растрепавшиеся светло-каштановые волосы.
   - О, прилетел? Нихао. Ну, чего встал? Давай, проходи. - Ее голос и манера речи соответствовали ее внешнему виду - девушки лет двадцати.
   Ее история являет собой такое стечение обстоятельств, которое прекрасно иллюстрирует, как слепые и чуждые морали природные законы могут рождать парадоксальные с точки зрения человека ситуации. Выжив после ножевого ранения в живот, она узнала от врачей, что больше не сможет иметь детей. За все время, проведенное в больнице, она так и не смогла смириться с этим. Если Аэль, с которой я знаком - эта та самая Аэль, то удивительно, как в ней сочетались это уважение патриархальных, почти архаичных семейных ценностей и способность так легко смотреть на мир. Видимо, здесь это мировосприятие дало сбой. Тяжелое ранение оказалось недостаточным, чтобы синдром манифестировал - оно не убило ее. Но смертельная доза снотворного, принятого на следующий день после выписки - вполне. Синдром, вероятно, чтобы не допустить "застревания" носителей в состоянии тяжелого повреждения, при котором потребовалась бы постоянная гиперрегенерация, отбрасывает их в состояние, в котором они находились некоторое время назад. Это если о синдроме можно говорить "он", конечно. И вот так получилось, что организм Аэль полностью избавился от полученных повреждений, как если бы никогда не было ни той поножовщины, ни последовавшей операции. А сама она впоследствии вышла замуж за того хирурга, который ее оперировал. И жили они, как говорится, долго и счастливо, пока Николя не умер пять лет назад, в возрасте восьмидесяти семи лет.
   Мы прошли в гостиную, в которой стоял разложенный диван с неубранной постелью. Что более важно, здесь же - как и в прошлый раз, находился терминал.
   - Ты так меня встречаешь, как будто не рада видеть.
   - Бе-бе-бе, обиделся да? - деланная надменная улыбка быстро сошла с ее лица и она как будто извиняясь указала на диван - Я вас не слышала, извини. Еще и сон такой идиотский был саа.
   Аэль по неизвестной мне причине использовала в речи какие-то чисто свои не то междометья, не то звукоподражания. Для чего они были нужны, не мог сказать, наверное, никто, включая ее саму.
   Аэль быстро прибрала диван и забрала волосы золотисто-желтым ободком.
   Ну, можно приступать.
   - Эдвин, на это раз делаем все тихо. Готов?
   - Да.
   - А что ты там говорила про клубнику, кстати?
   - Кя, точно. Погоди.
   Пока Аэль была занята на кухне, я пристроил Эдвина за корпус терминала. Дрон ужался как только смог и начал нащупывать штекером вход. Пока я наблюдал за этим, с кухни раздались шаги. Я резко развернулся к располагавшимся у этой же стены полкам, якобы разглядывая ряды стоящих на них книг.
   С. Сегев - "Каракаль" значилось на корешке. Тут же рядом в рамке стояла фотография. На ней на фоне старинного танка стоял мужчина с автоматической винтовкой. Хотя было очевидно, что никакого бронекостюма на нем нет и облачен он по образцу первой половины двадцать первого века, его шлем делал его похожим на современного тяжелого пехотинца.
   Аэль вернулась с глубокой стеклянной тарелкой, полной крупных красных ягод и пирогом.
   - Чего там? - и искренним любопытством поинтересовалась она.
   - Это ведь не бронекостюм?
   - Это папа.
   - Я имею в виду на нем. Стоп. Папа?
   - Угу. Фото с тех времен, когда он еще служил. Здесь он совсем молодой. А насчет того, что на нем - я не разбираюсь в этом, но конкретно на этот вопрос могу ответить. Папа рассказывал, что им тогда выдавали новую придумку конструкторов - бронепластину для защиты лица. Так вот - в бою ее никто не носил. Потому что она была тяжелой и в ней было жарко. Но зато в ней очень любили фотографироваться - она замечательно прибавляла внушительности и суровости внешнему виду.
   - Это верно. Мы тоже любили фотографироваться в полном облачении. Есть что-то такое в военной форме...
   - Что лишает человека человеческого облика?
   - А?
   - Хотя я и понимаю, что тот, кто запечатлен на фото - мой отец, я иногда ловлю себя на мысли, что это не так. Там даже не человек. В этом закрывающем лицо шлеме он не сильно отличается от танка на заднем плане. Такая же военная машина. Есть занятия, которые вытесняют собой человеческую личность или, возможно, подавляют ее. Священники, например, или полицейские. Проявление ими человеческих качеств, чего-то, выходящего за рамки их работы - нечто особенное и заслуживающие внимания. И прежде всего среди таких людей стоят солдаты. Последнее, что еще хоть как-то выдает в них их человечность - лицо. Закроешь его - неважно, противогазом, маской или забралом, и окончательно превратишь его в бездушный, хотя и не лишенный красоты инструмент войны.
   - А оперативники? С ними так же?
- "С ними", да? Вот уж именно что с "ними". Твои коллеги какие-то ну просто предельно серьезные. Как вспомню тех, кто со мной работал раньше - все такие правильные, выдержанные, все у них по инструкции. Но встречаются, как выяснилось, и исключения. Или нет, не так. Пока оперативники маленькие - они еще, наверное, просто не научились прятать свою человеческую натуру за маской профессиональности. Как считаешь, м?
   - Ну не знаю. Не встречал таких.
   На связь вышел Юуки:
   - Транспорт с опоздавшими приближается. До прибытия около пятнадцати минут.
   - Понял. Эдвин, как там дела?
   - Не отвлекай. Пока ничего подозрительного, но не могу же я перелопатить тут все сразу.
   Слово "пока" я благополучно проигнорировал и потому вздохнул с облегчением.
   Я подтащил к столику перед диваном стул и сел напротив Аэль, устроившейся на диване.
   - А это что? - я указал на неопознанный пирог.
   - Да, Ли предложила устроить вечер национальной кухни. Представляешь, всю жизнь пекла такой пирог и только сейчас узнала, что это чисто бретонское блюдо. Называется куин-аманн. Скажи, я похожа на бретонку?
   - Я... я, если честно, не особо представляю, как должны выглядеть бретонки. И кто это вообще такие.
   - Бретонцы - кельтский народ, проживающий на северо-западе Франции. Насчитывает около девяти миллионов человек.
   Так, значит, Эдвин нас слышит. Сейчас я ему обломаю поток информации.
   - ... во Франции. Мама очень гордилась тем, что она бретонка. Это она подобрала мне такое имя. Оно, правда, не совсем бретонское, а, скорее, общекельтское. Слышал о пан-кельтцизме?
   - Как скоро ты закончишь? - спросил я Эдвина по-французски.
   - Чего?
   Отлично. Значит, французского он не понимает.
   - А? Ой, извини, это не в канал было.
   - И я зык у бретонцев тоже свой? Он похож на французский?
   - Ой, чего это ты раскладку переключил?
   - Да так, захотелось попрактиковаться. Ты не против?
   - Да на здоровье - она тоже перешла на французский - только вот бретонского я не знаю. Так, пару слов. Я плохая дочь своего народа. А что насчет тебя? Как дела дома?
   - Да вроде все нормально.
   - В смысле - "вроде"? Сколько ты не ездил домой?
   - Да ладно, какая разница.
   - Как. Давно. Ты. Не. Был. Дома.
   - Эхм, получается, что... шесть лет. И недавно мне показалось, что я забыл язык - исповедь так исповедь.
   - У тебя же есть отпуск!
   - Ну есть. Но как-то... не знаю. Не тянет меня домой. Первые-то годы я просто наслаждался жизнью за границей и не хотел возвращаться в опостылевшую Москву. А теперь мне просто все равно, что ли.
   - Так. Дай честное-пречестное слово, что-о-о... фтаа - она недовольно замотала головой - когда у тебя следующий отпуск?
   - За этот год еще не использован.
   - Значит, что поедешь домой сразу, как вернешься отсюда. И позвонишь мне - чтобы из окна Кремль было видно.
   - Угу. И медведей на улицах. Верхом на ракетах.
   Миска с клубникой почти опустела, крупные красные ягоды уступили место кучке зеленых венчиков, оставшихся от них. Аэль принялась за нарезку пирога.
   - Между прочим - столик был невысоким и чтобы дотянуться до него с дивана, Аэль приходилось немного нагибаться. Собираясь что-то мне сказать, она повернула голову в мою сторону и не заметила, что нож занесен над ее собственным пальцем - Ай!
   Этим вскриком все и кончилось. Они даже не облизнула ранку, как, например, поступил бы на ее месте я. Не похоже было, чтобы она испытывала боль. Нет, на самом деле испытывала. Но не предавала ей значения. Немалую часть дискомфорта от болевых ощущений составляет эмоциональный компонент. У бессмертных он, понятное дело, со временем редуцируется, что способно низвести боль до состояния не более чем беспокоящего дискомфорта. В некоторых пределах, разумеется. Несколько капель крови, упавших на тарелку, спустя секунду исчезли. Наблюдающий за этим явлением впервые мог бы сказать, что кровь "испарилась". Но на самом деле она просто исчезла. Вникуда. Сожрана скрытым деструктором.
   Аэль сосредоточено смотрела на только что порезанный палец. Никаких следов там уже, конечно же не осталось.
   - Что-то не так?
   - Да вроде бы нет - тихо пробубнила она, не отрывая взгляда от места недавнего повреждения - просто... фаа, глупости.
   - А если подробнее?
   - У тебя никогда не бывало, что даже после пробуждения ты принимаешь очевидно бредовые события сна всерьез?
   - Бывало. Мерзкое ощущение. К счастью, длится оно обычно не больше получаса.
   - Вот. Как раз такой случай. Приснилось, как будто раны перестали восстанавливаться. Вернее, из них начали расти другие ткани. Мда. Вообще, странно. Ты никогда не задумывался - вот вроде бы небольшая ранка - а зарастает. И переломы срастаются. И простудой не заразиться. Но в нашем организме постоянно живет огромное множество бактерий. Во рту, в кишечнике. Бактерии потенциально болезнетворны, но они живут, деструктор их не трогает. Эритроцит в крови человека живет четыре месяца, клетка эпителия кишечника - две недели. Я это все еще помню, хотя медсестры из меня и не получилось. Но разве получают они вливания от нашего источника энергии? Нет, они живут и умирают, как им положено.
   - Синдром начинает действовать только в крайних случаях.
   - Но как он узнает, что является крайним случаем?! Откуда идет информация? Он как-то связан с нервной системой, с гуморальной, иммунной?
   - Насколько нам известно, нет. Его принципы действия, какими бы они ни были, далеки от биохимических. Молниеносная регенерация бессмертных не имеет ничего общего с физиологической.
   - Ты так легко об этом говоришь. Ты-то не переживал это лично. "Какими бы ни были", "не имеют ничего общего". Ты представляешь, какие перестройки претерпевает женский организм во время беременности?
   - Представляю. Я получил базовые понятие о медицине и физиологии во время обучения.
   - И это не говоря уже о ежемесячной травматизации эндометрия. Тебе никогда не казалось странным, что бессмертные без всяких проблем могут вынашивать детей, при этом мгновенно заживляя даже малюсенький порез. И дети эти рождаются совершенно обычными.
   - Тогда в чем проблема? Если тебя что-то беспокоило, когда ты была беременна - разве не являлись доказательством того, что эти волнения беспочвенны, примеры успешно выносивших детей бессмертных?
   - Примеры? Сколько их было-то? Сколько было к тому времени, помимо умерших от сердечной недостаточности бабушек и дедушек, молодых девушек? Пять? Десять? -
   Ну да, точно. Получается, это были пятидесятые года. Тогда частота появления бессмертных, конечно, увеличилась по сравнению с двадцатыми. Но это было только начало пика. Она была практически в числе первых выносивших ребенка бессмертных. - Но сейчас мне кажется, что главное не это. Дело в том, что это все как-то неестественно. Наиграно до уродливости. Законы природы всегда гармоничны. Но не здесь. Синдром проявляет себя как-то искусственно, как будто не может найти основного принципа действия и скачет от одного к другому.
   - Ну, я не могу вспомнить примеров, где синдром дал сбой. Разве что 355 1-60 - очень медленно развившаяся опухоль не была устранена деструктором полностью и застыла на той стадии развития когда, не угрожая жизни, она вызывала тяжелый болевой синдром, сдавливая соседние органы. Да и то не совсем это сбой. Просто не повезло, редкий случай, но как знать - вполне вероятно, что такое происходило бы закономерно, будь у нас больше таких случаев.
   - Даа, ободранная коленка - это достаточный повод для регенерации, а сдавление органов с нарушением их функции - нет.
   - Информирую: в ближайшее время у нас возможны помехи связи. Предполагаю, что из-за приближающейся грозы.
   - Так с этим дроном всегда бывает в грозу? - это спрашивал Стефан.
   - Нет. Предполагаю, что аномалия обусловлена антропогенностью этой грозы.
   - Чего?- если Юуки всегда так выражался, то я не завидую Маюми и третьему отделу.
   Если вам непонятно слово "антропогенностью", поясняю - гроза не простая, а создана климатической установкой. Если вам интересно, почему именно такая гроза наводит помехи - поищите после отбытия. Вся информация об этом находится в свободном доступе. Хотя некоторые об этом и не догадываются.
   Ясно. Всем - продолжайте выполнение задания,- лети-лети, блин, и чтоб тебе там перемкнуло что-нибудь.
   Аэль плавно поднялась, обошла столик и прижалась ко мне сзади. Ее теплые руки легли мне на шею, я почувствовал, как она провела ногтем под затылком, как раз там, где кончалась линия волос. Когда кожи касался только кончик ногтя, было заметно, что руки ее немного дрожат. С середины шеи начала расползаться волна щекочущего ощущения. Ларингофон! Резко откинувшись назад, я немного сполз по стулу вниз, а потом почти прыжком встал, одновременно развернувшись лицом к Аэль. Она улыбалась, хотя сощуренные глаза выдавали и какое-то другое чувство.
   - Телепатия, а? Было время, когда люди сочли бы общение через подобные машины телепатией. Умф, а сейчас что же изменилось?
   - Сейчас мы знаем, как это работает.
   - Вот именно. Телепатия - понятие, неразрывно связанное с тайной. Настоящая телепатия никогда не будет открыта. Просто потому что настоящая телепатия принципиально не ладит с реальностью. Некоторые говорят, что, мол, телепатия это обмен "некими мозговыми волнами". Ключевое слово - "некие". Какие-то абстрактные волны вообще. Неизвестные. Если бы они были вполне конкретными - это было бы слишком скучно, чтобы можно было назвать это явление телепатией. Понимая принцип, мы убиваем волшебную тайну, к зыбкому туману которой могло бы пристать слово "телепатия". Остаются только острые и холодные факты. У всего есть недостатки, - она защипнула кожу на горле, - ты разрушил иллюзию - когда общаешься с помощью этой машины и не имеешь достаточно опыта - неосознанно закатываешь глаза, и сам взгляд стекленеет.
   - Ты это к чему? - Я уже заметил, что Аэль сегодня ведет себя серьезней, чем обычно. Но теперь я ее вообще не узнавал.
   - А бессмертие - не такой же ли оно природы, что и телепатия?
   Я достал точку и открыл на ней блокнот. Проведя пальцем по рабочей области полотна, я вывел на стилизованном под тетрадный лист изображении плавные линии, сложившиеся в слова: "Тебе есть что скрывать?" - несмотря на то, ни Эдвин, ни Юуки, ни кто-либо еще нас не понимали, я добавил - "Не вслух - разговоры записываются".
   Аэль осунулась, ее лицо побледнело. Последние остатки натянутой улыбки сорвало, и я удостоверился, что сощурив глаза она пыталась не дать прорваться наружу страху.
   Дрожащими руками вмиг лишившаяся своего жизнеутверждающего обаяния Аэль забрала у меня точку. В блокноте появился кружок. Поперек него пролегла прямая. От нее в обе стороны расходилось несколько дуг все уменьшающегося радиуса. Потом поперек прямой на всем ее протяжении появились дуги, выгнутые наружу. Так иногда изображают земной шар. Наконец внизу кружка, там, где с его окружностью смыкалась одна из малых дуг, Аэль нарисовала крестик, а рядом со своим рисунком - большой вопросительный знак. Хотя она и не хотела писать это слово, понять ее было нетрудно: "Антарктида?".
   - "Я постараюсь что-нибудь сделать, но это зависит от конкретного расклада".
   - Сергей, Эдвин, у нас, кажется, проблемы - ларингофон, оказывается, еще работал. На связь вышел Стефан.
   - В чем дело?
   - В окно выгляни. Только осторожно.
   Снаружи уже совсем стемнело из-за огромной тучи, нависшей над поселением. А в центре его, недалеко от одного из домов, на высоте метров где-то тридцати ярко горел красный огонь. Нет, огнем это назвать было нельзя - так светятся звезды на небе - яркая, источающая красное сияние точка, зависшая в воздухе.
   - Уровень электромагнитного излучения существенно повысился. Спектр - до видимого красного. Вблизи сияния множество длинных тонких волокон. Сигнал штурмовикам передан. Время прибытия - менее минуты. Турболет готов лететь прямо сейчас. Жду приказов.
   - Та-ак. Значит, сначала - Сергей, ты где? А, все, понял, вон тот дом. Жди, мы сейчас будем. Юки, штурмовиков туда же. Наши координаты в центр и седьмой группировке. И разверни транспорт с новичками. Путь уходят на максимальной скорости.
   Гроза, значит, да?
   - Аэль, ты в курсе, что происходит?
   - Нет. Честно нет! Никогда не видела ничего подобного, - по глазам было видно - она действительно ничего не понимала.
   - Это усложняет дело.
   Мы уже стояли на пороге, когда навстречу спешащим к нам в сопровождении штурмовиков Стефану и Маюми выбежал человек. Он был в кое-как застегнутой рубашке, помятых штанах. Лица отсюда было не разглядеть, но это явно был старик. Бежал он неуклюже, то и дело спотыкаясь. Наконец он поравнялся с Маюми и повис у нее на шее. Стефан жестом остановил штурмовиков и попытался самостоятельно оторвать этого невзрачного человека от напарницы. Тут же я отправился им навстречу.
   Это был Саймон. 8 1-3. Хронологический возраст сто восемьдесят лет. Из всех бессмертных он больше всех подвергся воздействию эффекта Кейлиша. Интеллект его был сохранен, каких-либо нарушений когнитивных функций не было, несмотря на то, что синдром манифестировал у него в весьма преклонном возрасте. Но он плохо ориентировался во времени, и любая сознательная деятельность происходила с огромным откликом. Как показывали в учебных фильмах, если спросить его о чем-то достаточно размеренно и на понятном ему языке, то последует совершенно адекватный ответ. Где-то через час. Я знаю мировой английский и французский. Как выяснилось недавно - и русский еще не забыл. Неплохо владею немецким. Имею представление о китайском, и если буду слушать внимательно - разберу устную речь общей тематики. Но вот если, например, Маюми вздумается сказать мне что-нибудь по-японски, она заметит, что мой взгляд станет совершенно отсутствующим. Для меня ее речь будет просто неразрывным потоком не несущих информации звуков. Точно так же слушал вообще любую речь Саймон. Но он все понимал. Дослушав вопрос, он может минут десять посидеть, размышляя, возможно, над ответом. Потом сходить на кухню и сделать себе чаю. Пока чайник греет воду, он посмотрит в окно. Оставив чай, он выйдет на крыльцо подышать воздухом. И уже вернувшись, ответит. Подобное поведение он мотивирует так: а куда торопиться?
   Но сейчас Саймон был совершенно другим. Его глаза бешено вращались, голова вертелась из стороны в сторону. Крепко схватив Маюми за плечи, он постоянно перебирал пальцами, как будто пытаясь вскарабкаться повыше.
   - Что у вас тут? - не успев отдышаться, спросил я вслух.
   - Не знаю. Он пытается что-то сказать.
   При помощи штурмовика нам удалось все же оторвать от Маюми непонятно откуда взявшего силы Саймона. На этот раз он вцепился в меня и начал что-то бормотать.
   Наконец, продравшись сквозь его канадский диалект и старомодную лексику, мне удалось разобрать его речь.
   - Вы ничего не понимаете, - ну спасибо, да ты нам просто глаза открыл, - все не так.
   - Послушайте. Успокойтесь. Сосредоточьтесь и максимально четко ответьте - что конкретно не так?
   - Вы ошибались. Во всем ошибались. Всегда. Слишком суетливые, вы спешите делать выводы, не имея достаточно информации. Вам не хватает понимания сути времени. Время от начала этого мира течет все быстрее, чем ближе его конец - тем сильнее оно стремится к нему. Но как может быть, чтобы и я ошибся? - С этими словами он отцепился от меня и упал на колени. Повесив голову, он продолжал что-то говорить, так что пришлось нагнуться к нему.
   - Неужели уже все? Ну что ж, это был неплохой мир. Я рад, что мне довелось пожить в нем. - Теперь он уставился на красную звезду. - Смотрите! Смотрите внимательно! Багровое Солнце уже пошло трещинами. Скоро Ветхий Днями вырвется из его оков, и не будет больше нашего мира. Наконец-то Он, став свободным, исполнит свою мечту.
   - Куда это его понесло?
   - Кажется, я читала, что он всегда был таким. Непризнанный поэт.
   - Так, давайте, потащили его отсюда. Нужно на всякий случай быть в укрытии. - С этими словами Стефан начал не собиравшегося подниматься с земли бессмертного.
  
   Саймон все время рвался на улицу, так что одному из солдат приходилось крепко его держать. Не прошло и минуты как мы зашли в дом, как поселение озарила вспышка белого света.
   - Резкий скачок излучения за спектр жесткого рентгеновского. Уровень радиации в три раза превышает предельно допустимый и растет.
   Прикрыв глаза ладонью, я наблюдал за звездой через узкую щель между указательным и средним пальцем.
   - Сергей, зайди в дом немедленно - крикнула Маюми.
   - Если только его стены не из свинца, это не поможет. Аэль, у тебя стены не из свинца случайно? - я попытался хоть как-то разрядить обстановку.
   - А? - Аэль оторвала взгляд от рассыпавшейся в руках сигареты, которую она бездумно теребила между пальцами - Нет - после этого сухого "нет" она вернулась к разглядыванию оставшихся в ладони внутренностей сигареты.
   - Ну и что это происходит? - Стефан вглядывался в окно программы, поставляющей ему информацию, но ничего внятного там, похоже, не было.
   - Конец света, сказали же.
   - Ты ему веришь? Не может же быть на самом деле...
   - Что не может быть? Не может быть, чтобы человек выжил, после того как его размазало грузовиком по асфальту. А у нас тут полная деревня таких персонажей. На этом фоне я концу света вообще нифига не удивился бы.
   Свет снаружи померк, а затем разгорелся снова. Теперь звезда мигала, становясь то ярче, то тусклее, а порой гасла вовсе. В ее свете то и дело проскакивали оттенки синего и красного.
   - Объект беспорядочно меняет интенсивность излучения на разных участках спектра. Количество волокон существенно увеличилось. - И правда - приглядевшись, я заметил, что вокруг звезды вьется облако спутанных нитей, похожих на копну седых волос. Очередная вспышка помимо света ознаменовалась и отчетливо ощущаемым кожей теплом.
   - И что же нам делать? - Спросила Маюми у Стефана.
   - Валить нам отсюда надо. Если эта хрень в видимом спектре так сверкает, то когда пик придется на гамма-излучение, ничего хорошего нас не ждет. Я вызываю турболет.
   Солдаты, держа звезду на прицеле, повели нас к турболету. Можно подумать, клеевые ружья или шокеры тут помогут. Эдвин успел незаметно оторваться от терминала и я его подобрал, положив обратно в футляр, Юуки было решено оставить наблюдать до конца.
   Между нами и транспортом оставалось метров пятнадцать, как до сих пор относительно стабильная в своем мерцании звезда ускорила темп.
   - Массивный выход волокон. Наблюдаю в центре их скопления объект высокой плотности.
   Я обхватил Стефана и Маюми и погнал их к люку. Только разместившись внутри, я решился оглянуться. Оказалось, что нити были лишь отростками, отходившими от круглого темного центрального тела подобно лучам снежинки. Теперь, когда они распутались, стала видна их упорядоченная структура. Самые массивные, выраставшие из центра, ветвились, давая начало более тонким и так далее. Представший нашему взору объект был около десяти метров в диаметре, но, тем не менее, падать не собирался. Вместо этого сетка белесоватых волокон всколыхнулась и поджалась вниз, собрав воздух под собой и с силой вытолкнув его в направлении земли, подобно тому, как это делают медузы для того чтобы плыть.
   - Оно что, живое?! У нас на турболете есть оружие?
   - Из центра запрещают. Вам приказано не трогать объект и эвакуироваться.
   Воздушная медуза поднималась все выше и выше и преодолела уже метров сто, когда звезда в очередной раз померкла - и больше не зажглась. Медуза замерла на середине взмаха, а потом начала медленно планировать вниз, покачиваясь то взад, то вперед, как опадающий лист.
   Я заметил, что на земле появились черные точки. По корпусу турболета уже стучали крупные дождевые капли. Пришедшая со стороны климатической вышки туча разразилась ливнем.
  

5

  
   Необычное явление наблюдалось на климатической станции "Кумулёнимбус" утром второго числа. Его эпицентром, по мнению экспертов, являлся поселок, известный как "Объект номер пять", в котором проживают преимущественно люди с синдромом молниеносной регенерации. Находившиеся в тот момент в непосредственной близости от эпицентра члены инспекционной комиссии Всемирной Организации Здравоохранения не пострадали. По всей видимости, многочисленные вспышки света не являлись взрывами, но их истинная природа остается невыясненной. Работающие на месте происшествия специалисты ставят под сомнение версию террористического акта. Остальная информация не разглашается. Спутниковое наблюдение за местом происшествия было затруднено из-за закрывавшего его плотного облачного покрова. Некоторые связывают наблюдавшуюся аномалию с явлениями атмосферного электричества, проявившимися под воздействием климатического комплекса. Мы будем следить за развитием событий.
  
  
   Нижеизложенные данные не были окончательно подтверждены или опровергнуты развернутым научным исследованием. Руководствоваться, принимая этот факт во внимание. Только для служебного пользования.
   Информация, полученная при расследовании на пятом объекте, позволяет обобщить некоторые теории, высказывавшееся о бессмертных с момента их появления, для получения более полной картины. Прежде всего, аномалия, получившая название "разрыв", напрямую связана с излучением Койвисто - электромагнитным фоном широкого спектра, излучаемого телами бессмертных. Хотя излучение Койвисто (по материалам самописцев отделения специальной терапии) и разрыв демонстрируют неодинаковые флуктуации спектра (они по большей части хаотичны и не совпадают в том числе и у разных бессмертных), мощность излучения Койвисто тем сильнее, чем больше бессмертных находится поблизости. На пятом объекте плотность проживания бессмертных являлась самой высокой в мире. Группа вновьпоступивших увеличила эту плотность до некоей критической величины, что вызвало возникновение разрыва. Кроме того, хотя в целом флуктуации излучения хаотичны, в них прослеживаются периодические скачки, которые регистрируются у всех бессмертных. На основании этого сделан вывод, что каждый бессмертный является источником явления, родственного разрыву. Предполагается, что разрыв является проявлением скрытого источника энергии бессмертных, реализующим свой энергетический потенциал через выбросы электромагнитного излучения. Это может служить подтверждением теорий о том, что скрытый источник энергии един и все бессмертные неким образом с ним связаны. Излучение Койвисто имеет тенденцию к увеличению интенсивности со временем, что ведет к необходимости расселения бессмертных из мест их скопления (объект номер пять, антарктический исследовательский комплекс), и необходимости предотвращать их в дальнейшем во избежание появления новых разрывов. Ситуация остается во многом неясной и требует тщательного исследования с привлечением всех резервов центра по контролю людей с СМР.
  
   Саша встряхнул в руке небольшую белую коробочку. Надпись на ней гласила: "Стабэкс. Остеопротектор. 20 таблеток по 50 ЕД.". Блистеры в коробке исправно стучали внутренние стенки, наделяемые весом вращением кольца "Ультимы". Пожав плечами, мальчик положил таблетки обратно в карман рубашки, укрытый под маневровым жилетом. Жесткие ребра коробки неприятно кололи грудь, но возвращаться в жилой отсек, где их можно было бы оставить, очень не хотелось. Саша держал путь к центру станции, там, где в огромных складских комплексах царит естественная для космоса невесомость. Друзья уже ждали его у известного только им места около черного входа одного из торговых комплексов, где можно было незаметно пробраться в самые большие помещения станции. Какой прок от невесомости, если ты постоянно зажат в узких коридорах и коробках жилых блоков, а в тех немногих местах, где проектировщики посчитали возможным сделать просторные помещения, нельзя передвигаться, как тебе хочется, потому что это видите ли нарушение общественного порядка. Саша ощущал это особенно остро, так как вырос на поверхности Марса, и невесомость для него была не обыденностью, а занятным природным аттракционом, которым можно насладиться лишь раз в год, когда его семья навещает здесь родственников. Другое дело склады. Километровой длины безлюдные коридоры, достаточно широкие, чтобы по ним в два потока могли двигаться автоматические погрузчики, каждый размером с рельсовый локомотив. Саша поймал себя на мысли, что использует в отношении коридора слово "ширина". Если бы он сказал так вслух при своих друзьях, это стало бы очередным поводом для шуток. Тут было принято говорить "диаметр", подразумевая всю площадь поперечного сечения коридора. Даже если это сечение было квадратным.
   Вместе с друзьями он направился к одной из развязок, где можно было сыграть в салочки. Сейчас все внимание приковано к прибывшему "марсианскому экспрессу" и погрузчики ждут, когда можно будет приступить к работе, а значит здесь, вдали от стыковочных рукавов, никто их не побеспокоит и некоторое время не будет никаких помех для игр. Главное успеть смыться, прежде чем машины потащат сюда грузы. Прямой опасности они не представляют - погрузчик распознает препятствие на пути и остановится. Но заодно и даст знать своему начальству. А за такое нарушение техники безопасности влететь может ох как крепко.
   Сашу почти прижали к стене, но ему удалось со всей силы оттолкнуться от нее и уйти от галящего. Галящий тут же решил найти жертву послабее и переключил свое внимание на другого. Расслабившись, Саша стал наблюдать за игрой со стороны, все больше отдаляясь от друзей. Но совсем выходить из игры нечестно, поэтому он решил, что настало время возвращаться. Противопоставив сопло маневрового жилета своему вектору движения, он нажал на рычаг, выпускающий сжатый газ. Маневровые жилеты могут обеспечить достаточную тягу, чтобы остановить даже очень сильно разогнавшегося в ходе своего полета человека, и поэтому не было причины беспокоиться о своей скорости. До тех пор, пока сопло не ответило на команду к торможению молчанием. Саша нажал еще раз и еще, и теперь он уже не переставая выбивал пальцами дробь по рычагу, даже не заботясь о векторе и отчаянно тряся рукой. Когда друзья среагировали на крики о помощи и поняли в чем дело, они бросились вдогонку, но было уже поздно. Саша только и успел извернуться, чтобы посмотреть - как далеко он еще от стены, и как следует сгруппироваться, когда ударился о твердую поверхность. Ускорение, которое одиннадцатилетний мальчик придал своему телу, отталкиваясь от стены во время игры, и время, которое занял полет от одного края транспортной развязки до другого, дали достаточный импульс, чтобы сломать детские шейные позвонки.
  
   Стоило мне осознать, что я проснулся, как сразу же вся дремота рассеялась, и я одни рывком отлепил лицо от гладкой обивки дивана. Мое последующее бессистемное вращение головой по сторонам закончилось тем, что обездвиживающая ленивость вновь заняла свое законное место в теле. Мне показалось, что я проспал. Но - только показалось. В запасе было еще больше часа. Рано радовался. Жестокий и несправедливый мир тут же поставил меня перед дилеммой. С одной стороны, хотелось спать. С другой - живот получил возможность донести до проснувшегося мозга, что неплохо бы поесть. Поскольку есть и спать одновременно невозможно, мне было необходимо сделать выбор. Я перевернулся на спину и поставил одну ногу на пол, свесив с края дивана - уснуть в таком положении очень трудно, что оказывается кстати, если нужно просто полежать и отдохнуть минут пять-десять. Таким образом, я получил возможность принять решение. Несложный подсчет позволил установить, что спал я около семи часов. И поскольку выспаться хоть как-то мне удалось, а поесть - еще нет - и это в то время, как не спал и не ел я примерно одинаково долго - я решил все же отправиться на поиски кухни.
   Когда нас доставили на антарктический комплекс, мы были настолько вымотаны, что, добравшись до комнаты отдыха охраны на первом наземном этаже, тут же повалились спать. Теперь самое время было вспомнить местную топографию, чтобы добраться до кухни, или где тут обитает еда. Кстати, мы - это я, Маюми и Стефан. Начальство посчитало, что здесь и сейчас самое место тем, кто присутствовал при начале этого пандемониума.
   Мимо небрежно оставленных у ближайшего ко входу дивана дорожных сумок и кучи верхней одежды я направился к двери. Она открывалась в обитый светло-бежевевым пластиком коридор. Абсолютно пустой коридор. Исследовательский комплекс был эвакуирован, а вся техника, которую не стали вывозить - законсервирована. Если не считать лежавших в коме на самом нижнем этаже, во всем комплексе мы были одни. Генераторный блок комплекса работал в автоматическом режиме, и на освещение помещений его мощности вполне хватало. Тем не менее, хорошее освещение не компенсировало дискомфорт от заполнявшей коридор тишины. Это был как раз та тишина, которую можно назвать "угрожающей". Кто знает, что за звукам она готова в любой момент уступить место? И главное - кто эти звуки будет издавать?
   Пришли мы сюда, получается, по правому коридору. И еще мне кажется, что я видел по пути табличку "кухня". Действительно, пройдя немного по направлению ко входу, ведущему в ангар, я нашел ту самую дверь. С противоположной стороны в неведомые дали уходил еще один коридор, не замеченный мной ранее. Я медленно опустил руку, уже готовую открыть дверь, отделяющую меня от, как я надеялся, теплой, светлой и полной еды комнаты, и стал вглядываться вглубь новооткрытого коридора, куда хуже освещенного. Мое воображение уже рисовало мне неведомые катакомбы, в которых можно легко потеряться и блуждать неделями. Хотя нет. Катакомбы это слишком архаично. Просто этот коридор тянется, тянется и тянется и кто знает, куда он ведет. Полет фантазии прервали два красных глаза, замеченные мной и давшие понять, что кому бы они не принадлежали, оно, вырвавшись из темноты, в которой обитает, доберется до меня за несколько секунд - коридор оказался вполне конечен. Всего лишь за мгновение эти мысли, даже не успевшие оформиться в слова и оставшиеся лишь инстинктивным пониманием, пронеслись через весь мой разум, после чего я смог осознать, что это трехметровое существо вовсе не существо, а только небольшой экранчик над дверями лифта. Я принялся усердно протирать глаза в надежде на то, что когда я их открою, ко мне вернутся бодрость и ясный ум.
   - Доброе утро.
   Появившийся изниоткуда голос заставил меня отпрыгнуть к стене и приготовится драться или бежать от существа с красными глазами.
   - И тебе доброе утро, Маюми, чтоб тебя мыши съели. Ты специально подкрадывалась что ли? - ну да, точно, никаких монстров. Просто Маюми - с этим своим походным хвостиком, стоит и хлопает глазками.
   - Конечно. А ты тут чего ждешь? - сама невинность. Хоть бы извинилась.
   - Трамвая. Кстати, у меня к тебе два вопроса. Что ты здесь делаешь и зачем тебе чайник?
   - Здесь я иду, а чайник мне, чтобы вскипятить в нем воду. Предвосхищая твой следующий вопрос, могу сказать, что чайник я набирала в раковине в туалетной комнате, потому что на кухне кран не работает, - черт, злости не хватает. И придраться даже не к чему. Мимо проходила, сам виноват.
   - Ну, тогда инцидент исчерпан.
   Эта кухня, конечно, не была тем самым пищеблоком, в котором централизовано готовилась пища на всех сотрудников. Здесь могли разогреть или сварить из себе что-нибудь из собственных запасов обитатели верхних этажей. В целом это напоминало кухню какого-нибудь общежития. Маюми пошла ставить чайник, а я занялся осмотром местного водоснабжения.
   - Маюми, а в туалете такие же раковины?
   - Не. Там какие-то убитые вообще стоят. Но в них хоть вода есть, - Ага, есть. Что, не хватило денег сантехнику полностью поменять?
   За изгибом трубы, спрятанной в шкафчике непосредственно под раковиной, я нащупал небольшой вентиль. Как я и думал, он оказался закручен.
   - Гляди сюда - я торжественно включил воду. Вода торжественно потекла - У меня дома такой же стоит. Там внизу вентиль есть, чтобы воду перекрыть.
   - Вот оно что. А я-то думала - неужели оба сломаны?
   - А что у нас на поесть, кстати?
   - Посмотрела я здешний холодильник - страшное уныние. Хоть чай есть - она развела руками в знак своего смирения с этой неприятной ситуацией.
   Осмотр показал, что кроме чая есть еще несколько пачек сухих хлебцев и лапша. Холодильник был забит пачками банок "Улана" - на вкус пойло невыразительное, но богатое кофеином. С помощью него охранники, должно быть, коротали долгие часы дежурства. За этими завалами нашлась большая прямоугольная ванна с непонятными надписями.
   - Ты, случаем, не знаешь, что это? - спросил я у Маюми.
   - Хм - она подошла и тщательно осмотрела мою находку со всех сторон, а потом приподняла - тут ей пришлось помочь, потому что банка оказалась тяжелой - и осмотрела дно. После чего вынесла заключение:
   - Сейчас - нет. Но потенциально знаю.
   - В смысле?
   - Сейчас я кое-кого вызову, и мы все узнаем.
   Пока Маюми разворачивала точку, я принялся за самостоятельное изучение. Белая пластиковая пачка без рисунков, и с немногочисленными иероглифами, как обычно дублирующими некоторые заголовки. По иероглифам можно было понять, что содержимое по крайней мере имеет отношение к еде. Сами же надписи были представлены треугольничками, уголочками и петельками. Первоначальное предположение, что это японский, было отброшено ввиду своей очевидной неверности - если только Маюми не включила дурака сознательно. Думая об этом, я вспомнил, что существует еще некое тайваньское электронное письмо, которое вроде бы иногда используют в сетевой скорописи. Лично не сталкивался. Освободив мозг от азиатских ассоциаций, я смог прийти к наиболее очевидному ответу. Это было очень похоже на инуктитут. Хотя этим языком я не владел и не имел ни малейшего представления о нем, надписи на инуктитуте я видел не так уж редко. "Нунавутская" армия оставила заметный след в мировом фотонаследии. Странно только, почему надписи не дублируются по-английски. Такая многоязычная страна - а текст только на инуктитуте. Поднимают национальное самосознание, что ли? Кстати, нам ведь в помощники в нагрузку к китайцам с их "Хэйсишенами" выслали как раз нунавутцев - им, мол, в случае чего привычнее в антарктических условиях вести бой. Вот и них спрошу, если получится.
   Внутренность тары была заполнена слегка желтоватым веществом плотно-творожистой консистенции, легко мажущимся. По поверхности было заметно, что по крайней мере иногда этой субстанции касалась ложка. Значит, это все-таки ели, хотя не исключено, что только в том случае, когда ничего другого не оставалось. Наконец я все же решился попробовать таинственную массу.
   Консистенция не вызывала отвращения. Это не было чем-то слизистым, студенистым или комковатым - таким, что может само по себе вызвать подозрения. Вкус напоминал сыр или бобовую пасту, и тоже не был отталкивающим. Из этого вполне можно было сделать бутерброд. Что ж, проблема голодной смерти отпадала, а чувству эстетического наслаждения едой не впервой довольствоваться вторым планом моего восприятия.
   За время расследования на экране точки Маюми, поставленной теперь на манер рамки с семейным фото, объявился интерфейс аудиовызова.
   - Приношу извинения, если моя просьба тебя обременит, но у тебя не найдется поблизости дрона? - это был голос Юуки.
   - Нет, извини - без всякого сожаления в голосе произнесла Маюми.
   - У меня... - коллега злобно на меня посмотрела, но было уже поздно, так что я закончил - ...есть. Сейчас, поем и принесу.
   - Буду очень благодарен. Не хотелось бы иметь между мной и вами барьер, который создает общение через точку.
   Не успел я после разговора дойти от стоявшего в середине комнаты стола до шкафа, чтобы забрать хлебцы, как дверь на кухню открылась, и перед нами предстал стряхивавший с себя остатки сна Стефан.
   - Кто там, Маюми? Разверни меня.
   - О, Юки-сан. Охаё годзаимасу - Маюми успела вовремя проглотить смех - Маюми-сан, охаё годзаимасу.
   - Савубона - нашелся Юуки.
   - Охаё, Стефан-кун. Чего это в тебе полиглот проснулся?
   - Ну, я подумал, что неплохо будет иметь представление о родном языке напарников. Извини, Сергей, по-русски я забыл. Моей памяти хватило на то чтобы крутить в ней только одну фразу.
   - Да фигня. И тебе доброе утро - "доброе утро" я произнес по-русски, старательно выслушивая в своей речи акцент. "Вроде нет" - успокоил я себя, и вцепился зубами в бутерброд.
   Утро, - подумал я, хрустя хлебцем - ну да. Здесь ведь скоро начнется, как бы это сказать, полярное утро. Синий час, наверное, тоже будет особенно долгим. Как бы выбраться наружу, посмотреть? Или хотя бы с обзорной площадки на втором этаже. Надеюсь, погода улучшилось. Вчера, когда мы прилетели, небо было затянуто облаками, а воздух заполнен туманом из маленьких кристалликов льда, в котором от каждого фонаря поднимался столб света. Очень красиво, конечно, но синий час и рассвет лучше наблюдать при ясной погоде.
   Стефан отправился на самостоятельные поиски еды, а я, глядя на него, кое-что вспомнил.
   - Маюми - когда она посмотрела на меня, я указал глазами в сторону южноафриканца и шепотом произнес: "Юки".
   - А?
   - Ю-ки, - поняв, что я имею в виду, она закивала, после чего состроила выражающую неприятие гримасу и отмахнулась, мол, не бери в голову.
   - Почему? Меня ты поправляла.
   - Да я так, придиралась. Тем более - добавила она, свернув программу, чтобы паттех нас не слышал, - много чести, следить, чтобы его имя правильно произносили. Пусть сам поправляет. Зануда хренов.
   - Месяц вместе работаете, а уже поссорились? - ответом мне стала все то же недовольное лицо. Маюми развернула общалку обратно, сделав продолжение разговора невозможным.
   - Кстати, может, я еще чего неправильно произношу?
   - Тоже мне, спросил. Я что, помню - когда ты чего там как произносил?
   - Ну, "Маюми" - там ничего не нужно тянуть или еще чего?
   - Нет. Хотя погоди. Там, - она согнула кисть так, что кончик указательного пальца уставился в пол, - внизу. Преступник, бывший солдат, вы с Луисом еще смотрели, как его в кому укладывают. Как его зовут?
   - Ммм, Мусо. Мусо Канемори.
   - Вот. Тут неправильно - она несколько раз повторила имя несостоявшегося солдата, но в ее исполнении это звучало не то как "Мусоо", не то как "Мусоу". Затем она подтянула к себе точку и, потеснив коммуникационную программу, открыла блокнот. Склонившись над полотном, она начала выводить пальцем иероглифы. Прядь Маюминых волос, не поместившаяся в хвост, и уложенная за ухо, то и дело выпадала, и вела себя как отвес, свисая прямо перед глазами. Маюми приходилось постоянно отвлекаться, чтобы вернуть ее на место.
   На полотне появились два иероглифа.
   В это время Стефан, закончивший с приготовлением завтрака, сел рядом с нами и принялся наблюдать за происходящим, одновременно поглощая аналогичные моим бутерброды.
   - Вот, гляди. Так его зовут. У тебя как с дореформенными иероглифами?
   - Да как сказать. Я и путунхуа не очень-то понимаю, чего уж там про остальное говорить.
   - А, ну ладно, там похоже. Вот, если путунхуа - то так - снизу появились еще два иероглифа. Второй остался таким же, а в первом при желании можно было признать родню первого символа из верхней строчки.
   - "Мэнсиан" - прочитал я.
   - У него еще сестра была. Там забавно, кстати, родители с выдумкой видать были - Маюми стерла второй иероглиф, оставив только символ, означавший "сновидение".
   - "Му"? - предположил я.
   - Юмэ - я посмотрел на Маюми, потом на точку, потом снова на Маюми.
   - "Му" - мой палец указал на первый символ находившегося в верхней строчке имени бессмертного воина - "соооо" - палец проскользил ко второму символу.
   - Да.
   - "Юмэ" - мой палец вернулся к первому иероглифу и постучал по нему - "Юмэ"?
   - Да-да. А ты думал. Язык богов, все дела.
   - Мы с тобой оба знаем, что в китайском такое тоже бывает, - лицо Маюми резко покислело. Она указала мне на свою точку и "прошлась" в воздухе средним и указательным пальцем - "шуруй, зануда, к своему брату по разуму". Я сделал вид, что не заметил этот театр мимики и жеста.
   - А это старшая сестра или младшая?
   - Старшая.
   - Значит, у их третьего ребенка должно быть имя из трех иероглифов. У них еще есть дети?
   - Хм. Юуки, ты еще здесь? Я знаю, поисковик с искусственным интеллектом лучше обычного. Посмотри, пожалуйста, по архиву.
   - Ты опять демонстрируешь убогость и поверхностность своего ассоциативного ряда? Избавь меня от своей безграмотности. Только абсолютный дикарь с невообразимо примитивным мышлением будет валить в кучу искусственный интеллект и нуль-синаптический интерфейс. До моего интеллекта тебе еще расти и расти - так что не старайся описать его своим ограниченным лексиконом. И, между прочим, любая поисковая система включает в себя искусственный интеллект. Иначе она просто не могла бы работать. Ответ на вопрос: нет, больше детей у них не было.
   - Большое спасибо за ответ. Я рада, что всегда могу положиться на твою помощь.
   - А моя помощь тут вообще ни при чем. Ты что, точкой пользоваться разучилась? Это совершенно элементарно можно найти самому.
   "Вот такие дела", - как бы говорила нам со Стефаном Маюми своим выражением лица.
   Затем она решила побыстрее вернуться к теме разговора:
   - Ну, в чем-то его родителей можно понять. Потеряли и сына, и дочь и не решаются больше.
   - Стоп, а почему дочь-то?
   - Да, она умерла еще до всей этой заварушки, из которой мне пришлось нашего танкиста вытаскивать. Просто несчастный случай, безотносительно наших дел.
   - Он не танкист. Он служил в танковой дивизии, но она включает в себя не только танки, но и мехпехоту. Так что Мусо был бы обычным стрелком, окопной начинкой. А на счет детей, кстати - у нас у Элен с Искандером так же было. Их, правда, хватило на четыре попытки. И каждый раз они были уверены, что уж на этот раз их ребенок точно родится бессмертным, чтобы составить достойную компанию родителям, вынужденным жить в мире низших существ.
   - А они казались такими милыми, - разочарованно сказала Маюми.
   - Первое впечатление о людях вообще часто бывает обманчивым, - включился в нащу беседу Стефан, - со временем вскрывается такое, что и не подумал бы. Вот тебе, Сергей, тебе, какая музыка нравится?
   - Не знаю. Всякая. Я не придерживаюсь конкретного жанра.
   - Ну например?
   - Хм, ну например у "Пакс Ностратика" хорошие гимны.
   - О, кстати, да. Очень красивые попадаются вещи. А что ты про них знаешь?
   - До того как стать группой, они вместе служили на одном корабле. Четыре года назад от них ушел один человек, но восстанавливать численность они не собираются.
   - Ветераны войны, значит. Ну, это кое-что объясняет, конечно. Но довольно. Вот скажи - а зачем эта информация? Мне нравится музыка - и мне совершенно не важно кто и как ее делает.
   - Но ведь хочется знать побольше обо всем, что связано с понравившейся вещью.
   - Да-а, конечно. Просто хочется. И право же - к чему задумываться о последствиях своих желаний? А откуда мне знать - вдруг "Пакс Ностратика" среди людей, чье мнение мне небезразлично, имеют дурную репутацию? Или сами они придерживаются противных мне убеждений. Это значит, что я больше не буду получать прежнего удовольствия от их произведений. Воображение, - он подчеркнул важность этого слова, покачав указательным пальцем, - Человеческое воображение - занятная штука. Прочитав краткое описание человека - всего в пару предложений - мы уже можем представить его. Это делает возможным само существование художественных произведений - текстом никогда не передать все деталей, но это и не нужно. Воображение читателя само достраивает картинку, нужно лишь расставить для него опорные точки. Но воображение не всесильно. Имея даже откровенно недостаточное количество информации, оно все равно будет работать изо всех сил, но картина при этом извращается. Мы с помощью нашего воображения приходим к выводу, что если люди пишут хорошую музыку - то и они сами должны обладать исключительно положительными качествами. Если человек видит три стены дома, и все три - белые, он предположит, что и четвертая тоже белая.
   - С домами такое обычно работает, - возразил я.
   - Люди - не дома, - на это возражать уже было нечего.
   - Как по мне - продолжил Стефан - любое произведение должно быть все равно, что ниспосланным свыше, я не хочу видеть за ним реального человека. Читая книгу, я не хочу видеть по ней - какое образование получил автор, и какая еда ему нравится.
   - Эдвин за такие слова записал бы тебя в список личных врагов.
   Точка в руках у Маюми, только занявшейся своими делами, заговорила:
   - И хотя бы в этом он прав, кстати говоря. Отказываться от информации только лишь из нежелания ее обрабатывать - преступно.
   - О, кстати. Твоя точка сигналила, когда я проснулся. Извини, совсем забыл.
   Быстро прощупав все карманы, я удостоверился, что точки при мне действительно не было. В такие моменты мне кажется, что я отчасти понимаю чувства паттехов. У многих людей есть вещи, без которых они чувствуют себя неуютно - сумка, очки, фляжка коньяка. Для меня это точка, и не в последнюю очередь из-за фотографий. Не то чтобы я очень любил фотографироваться или наоборот - чувствовал в себе талант фотографа. Просто мне казалось, что если я увижу что-то интересное, то когда мне захочется поделиться этим с остальными, одного лишь рассказа будет недостаточно - мне попросту не поверят. И фотография в данном случае будет лучше самого подробного рассказа. Я торопливо вышел из кухни и направился к нашей импровизированной спальне, где мы раскидали свои походные сумки, в спешке набитые самым необходимым в то короткое время, когда нас четвертого числа отпустили с объекта номер пять, но еще не привлекли к новым заданиям, посыпавшимся нескончаемым потоком. Кажется, мне за последние три недели, наконец, приелись полеты. Расселения, перерегистрации, уговоры, угрозы, обещания, организация транспортировки, обеспечение контроля на новых местах, розыск отшельников в сибирских лесах. Всей нашей организации довелось непосредственно почувствовать то, что пережили люди, когда начали появляться первые бессмертные. Остальной мир пока еще пребывал в неведении относительно того, что творится у него под носом, но страх, что скоро всем людям представится такая возможность, был почти осязаемым. В четырнадцатом году все слишком поздно поняли, с чем имеют дело, и о секретности не могло быть и речи. Да и кому она была нужна? Врачи честно пытались разобраться с тем, что началось как обычная автокатастрофа. Журналисты честно рассказывали миру о необычном человеке, не только чудом выжившем в нерасполагающих к этому событиях, но и имеющем кровь, которая, покинув тело, бесследно исчезает, а катетеры, введенные в попытке провести хотя бы некоторые анализы, растворяются через несколько минут. На этот раз мы готовы. Некоторое время все будет находиться в секрете. За это время кризис должен быть разрешен.
   В коммуникационной программе Эдвин, после нескольких попыток достучаться до меня, текстовым сообщением нелестно прошелся относительно моей неспособности быть на связи. Удивительно, как сетевая скоропись - псевдоязык, родившийся в мире машин, хорошо приспособлен, чтобы передавать эмоции. Известный факт - в ней существует более тридцати общеупотребимых, не относящихся к местечковой лексике синонимов слова "смех". Собственно, только эмоции-то скорописью хорошо и передаются, вести информативный диалог без привлечения слов обычного языка на ней невозможно.
   В энциклопедиях выделяется несколько факторов, сформировавших сетевую скоропись не как сиюминутный сленг, а как стойкое явление. Во-первых, потребность компенсировать невозможность передавать классическим текстом всю гамму информации, передаваемой в непосредственном общении: жестами, выражением лица и интонацией, после десятилетий неосознанного поиска была, наконец, реализована в относительно стабильной системе. Во-вторых, нашел выход бунт против конфликта разнообразных форматов. Считается, что сеть полностью обновляется каждые двадцать-тридцать лет. Но даже в пределах одного поколения возникают многочисленные несоответствия, вызванные разнообразием интерфейсов. Множество грамматических частиц и слов скорописи происходит от несуществующих больше функций предлагавшихся в разные времена разными системами. Оруэлл был бы доволен - скоропись отлично формирует навык видеть то, чего нет и считать черное белым. Чего стоит один только циркумфикс "с-с", который означает, что данное слово следует считать зачеркнутым. Гипертекстовость в скорописи выражена умеренно, а вот слова, построенные по образцу "кода" обозначающего объект, которого на самом деле не существует, а его предлагается вообразить самому, встречаются довольно часто. В-третьих, в скорописи используется множество символов, которые легко воспринимаются в текстовом виде, но подчас имеют совершенно неочевидное или длинное чтение. Символы форматирования, команды давным-давно устаревших машинных языков или осколки составных идеограмм - все это воспринимается любым умеющим читать сетевую скоропись даже на базовом уровне человеком вне звучания, на уровне текста. И когда возникает необходимость озвучить такой текст, могут возникнуть немалые затруднения. Подобная ситуация имела место в классическом английском архипелага или во французском. Кроме того, выходу скорописи за пределы сети в устную речь препятствует то, что целый пласт ее лексики происходит из аббревиатур, кратких в написании, но совершенно не обязательно удобопроизносимых.
   Эдвин, конечно, оставался на связи, но тревожить его не стал и просто забрал точку и дрона. По возвращении в кухню я застал Стефана о чем-то спорящего с точкой Маюми.
   - ...У вас так проявляется к АПТ, вот и все. Явление достаточно распространенное среди людей - закончил Юуки.
   - И снова здравствуйте. Угадайте, что я вам принес?
   Наконец все мы были в сборе. К счастью, Эдвин не сильно обиделся, что дрона пришлось отдать Юуки.
   - Ну и, кстати, как вам нравится сложившаяся ситуация? - вновь начал разговор Стефан. О да. Сколько уже раз за этот месяц я задавал себе этот вопрос. Самое время поделиться результатом размышлений:
   - Если мыслить масштабно - рано или поздно что-то да должно было произойти. Наше поколение - и ваше, Стефан, привыкло, что все течет размеренно и так будет и дальше. Но ведь были и другие времена. Почему бы им не повториться? Будет хоть разнообразие какое-то, - нет, правда - меня действительно радовало, что началось время перемен. Я уже давно ощущал, что гнет обыденности и предопределенности, которая и не снилась людям, не контактировавшим с этим неумолимым бессмертием, становится все сильнее. Мне казалось, что нет даже тени надежды на изменение ситуации. Не надо больше никуда идти, развиваться, размышлять. Вот есть твое место в жизни - и оно твое до самой смерти. И ты будешь оставаться таким, какой есть сейчас - слегка повзрослевшим Питером Пэном, попавшим под "эффект Кейлиша для смертных". Примеры - вот они, перед глазами - Мартин, Стефан, да и все старшее поколение. Но неужели теперь что-то будет?
   - Я бы без такого разнообразия обошлась легко и просто - заметила Маюми - и особенно без того случая в Австралии. И без общения с этим шизанутым Саймоном.
   - Кстати, никто ведь не занимался расшифровкой того, что он сказал? - я начал вспоминать про себя его сбивчивое бормотание.
   - Приоритетным направлением исследований признана физическая сторона наблюдаемых в последнее время явлений - отозвался Юуки.
   - Исследователи-то как оживились, ха. Промах с ритмоводителем пытаются загладить - к разговору подключился и второй паттех. С ритмоводителем действительно получилось неудобно. Письмо кардиолога, у которого наблюдался Дмитрий Андреевич нашло меня в Эйлате. Хотя я уведомил его о произошедшем на следующий же день, прежде чем он успел среагировать, разобраться в произошедшем, связаться с больницей, куда его отвезла скорая и где наш центр заказал лучевую диагностику, а потом найти меня, прошло почти две недели. По его словам выходило, что ритмоводители, даже механические, просто так не ломаются. Кроме того, это была самая совершенная модель, вершина имплантационной технологии дочуанфаншеновой эпохи. Машина, рассчитанная на многие годы работы без всякой вероятности сбоя. И даже не смотря на это, каждые четыре года Дмитрий Андреевич проходил обследование. Если же предположить, что ему просто исключительно не повезло, и имплантат сломался - смерти это вызвать не могло. Проявилась бы аритмия, по поводу которой и была проведена имплантация еще в молодости, но мгновенной смертью она не грозила.
   - Как по мне - не велика вина научного отдела, - сказал я, - Они ведь не кардиологи, и не могли знать всей специфики. Кроме того - далеко не все из них физиологи... Слушайте, у меня все из головы не выходит. По-моему, единственное что сумел относительно внятного сказать Саймон - это про конец света и про... как же он там?
   - Он говорил что-то про Багровое Солнце - вспомнила Маюми.
   - Точно! Ветхий Днями. Ветхий Днями, запертый в Багровом Солнце. Это что-то реальное?
   - Ветхий днями - начал Эдвин - одно из имен Бога в христианстве. Кроме того, это название картины английского художника и поэта Уильяма Блэйка. На ней изображен опять таки Бог, занятый сотворением мира. Багровое солнце там тоже присутствует, вот, посмотрите - я развернул картинку со своей точки, ставшей аватарой Эдвина, на все полотно и показал остальным.
   - Действительно. Только не очень-то он там заперт - заметил Стефан.
   - Саймон... Саймон-шмаймон. И не-то рядом никого из первого отдела, чтобы о нем рассказать побольше, - негодовала Маюми. - Может, это позволило бы лучше понять ситуацию, - она вроде бы говорила, что читала о Саймоне. Я предположил про себя, что в ее памяти сохранилась только информация о его литературных пристрастиях.
   - Прошу заметить - информация обо всех СМР-позитивных людях находится в открытом доступе для всех оперативников - сказал четвероногий паук, топчущийся на столе.
   - Ну ладно, будем оперировать тем, что есть. Что если предположить, что мы действительно имеем дело с Богом? Стефан?
   - Что "Стефан"? То, что я родом из Христианского Союза, еще не делает меня богословом.
   - Да ладно, - я не сдавался, - это лучше, чем ничего. Хоть как-то же ты должен в этом разбираться.
   - Пожалуй, без этого у нас действительно никуда. Но вот подойдет ли это вам? Маюми, ты католик? А остальные? Кто из вас верующий?
   - Ну, я получается буддистка... вроде как, - неуверенно закончила фразу коллега, глядя куда-то в потолок. - Ну да. Пусть так. Но я не против послушать твою точку зрения. Люди везде люди, а значит и духовные принципы должны быть в целом взаимозаменяемы. Наверное. Да?
   - Я придерживаюсь Технокульта, - сказал Юуки
   - Простите? - от удивления Стефан аж перешел на "вы".
   - Примитивное неоязычество. Не обращайте внимания.
   - Это определение в высшей степени некорректно! - единственный глаз вытянувшегося на своих лапах дрона расширился, в меру предоставляемых конструкцией возможностей эмулируя негодование.
   - О, вот бы меня еще волновало твое мнение, да?
   - А ты, Эдвин? Ты верующий?
   - Я отказываюсь как-либо отвечать на этот вопрос, - отрезал Эдвин.
   - Сергей?
   - Я... не знаю. Как-то не задумывался. Атеист, получается? Но сейчас, похоже, не самое лучше время для того, чтобы быть атеистом. Ты переходи уже к делу.
   - Если вы так уверены в моей компетентности, то пожалуйста. - Стефан тяжело вздохнул и раскинулся на стуле. Взгляд его на несколько секунд задержался на втянутых указательных пальцах сложенных "домиком" ладоней - Скрытый источник энергии и вещества бессметных больше не скрытый. И деструктор, по всей видимости, не более чем его оборотная сторона. Можно предположить, что они появились не просто так. Тут же встает вопрос "зачем?". Люди на протяжении всей истории не очень-то хотели наблюдать Его лично. И поэтому загоняли под землю, селили на вершинах гор. Должно быть, когда древние первопроходцы перебирались через горы и не видели там никого с молниями в руках, возникла идея, что на самом деле Он живет на облаках. Облака куда дальше, и забраться на них не так-то просто. Сейчас и такое уже не работает, и Бога отселяют еще дальше - к другим звездам или даже в иные измерения. Но по сути это мракобесие все того же порядка. И за ним стоит вполне понятное стремление - желание почувствовать через приписанную недосягаемость Его абсолютную сверхествественность. Тысячелетиями люди боялись, что Бог окажется слишком познаваемым, боялись разочароваться в нем. К тому были основания - чудеса в древних преданиях останутся чудесами, прошлое - достаточно надежное для них убежище, в то время как чудо, наблюдаемое в настоящем, легко может рассыпаться под ударами пытливого разума. Но вот уже больше века мы наблюдаем чудо, обладающее совершенно потрясающей устойчивостью. Стоит ли за происходящим Бог? Может быть. Может быть вот оно - самое настоящее чудо? Тогда это значило бы, что наш контакт с Богом стал как никогда более тесным. Почему? И чем все должно закончиться? И тут тоже сплошные вопросы. Стремление к поиску ответов в человеческой натуре столь же сильно, сколь и тяга к непостижимым чудесам. Способность искать и создавать упорядоченные системы - то, что выделяет нас среди прочих сущностей мира. Познавая основы мироздания и проникая в замысел Творца, мы, приближаемся к нему. Интересно только, что будет, если и это, абсолютное, последнее чудо наконец поддастся нашему понимаю? Что случится, когда цель и причина происходящего станут ясны? Есть во всем этом только одно "но". Номинально чудо осталось чудом - оно все так же неподвластно нашему познанию. Но люди к нему привыкли. Отчаявшись проникнуть в его суть, мы смирились и теперь лишь сторожим. Чудо среди нас, но никому до этого нет дела. С ним обращаются как с болезнью или со стихийным бедствием. Мне как-то довелось прочитать такое мнение: если завтра случится Второе Пришествие - первым Христа встретят срочно вылетевшие на место происшествия дипломаты. А следом за ними - рыбопромышленники и специалисты по истории арамейского языка. Что поделать - так в наше время относятся к чудесам.
   Во время повисшей после речи Стефана паузы я постарался систематизировать увиденное и узнанное за последнее время. Пришедший в движение источник энергии. Нарастающее излучение Койвисто, грозящее новыми разрывами. Странная тварь, появившаяся в Австралии. Не знаю, радоваться этому или нет, но деструктор на нее не подействовал. Что вполне могло бы произойти, если источник и деструктор - одно и тоже, и их действия согласованы. А последнее, в свою очередь, стоит предположить хотя бы с целью создать пусть даже иллюзию системы, стоящей за всем этим хаосом - это поможет не слететь с катушек окончательно.
   - Ребят, вы там все какие-то странные стали. Что это за речи о судьбах человечества, что за пафос такой нездоровый?
   - Техподдержку забыли спросить, - огрызнулся я на Эдвина, - ты при этом лично не присутствовал. Не тебе судить.
   - Я присутствовал, - ах ну конечно, сетевой спрут находится одновременно во всех местах, куда дотянулись его щупальца.
   - Послушай, Эдвин - вступилась за меня Маюми - дело в том, что со всей очевидностью происходит какая-то хрень. И если делать вид, что ее не происходит и вести себя как на веселой поездке за город - к сожалению, происходить она не перестанет.
   - Действительно - тут уже подключился и Стефан - верится во все это с трудом. Но когда и если подойдет время кульминации - никакое неверие уже не поможет. Совсем-совсем не поможет. Поэтому нужно действовать - даже если действия эти с точки здравого смысла необоснованны. Пусть даже методы борьбы с тем, что нас ждет, придется черпать из священного писания.
   - Ой ладно, ладно, сделали из меня Фому неверующего. Я просто предположил, что даже к таким глобальным вопросам нужно подходить спокойнее.
   - Что поделать - теории тут должны быть под стать фактам. В этих зарослях бритвой Оккама не поработаешь, - сказал я.
   - Все это правда. И все же было неплохо, если бы все продолжалось, как и раньше, - Маюми продолжала сожалеть о уходящих временах. - Такая хорошая система выстроена, всё спокойно, всё под контролем. А тут это.
   - Говорю же - это значит, что мы отрицаем причину происходящего. То, что мы привыкли, никаким образом не гарантирует неизменности ситуации. И вообще - эта работа как раз начала меня угнетать.
   - Не прошло и трех лет, а тебе уже надоело? - спросила она.
   - Ну, знаешь, тут все как-то однообразно оказалось. И уныло очень. Сплошной негатив же - такое ощущение, что весь мир только и состоит из бессмертных и их проблем. Бессмертные, бессмертные, бессмертные, тошнит уже от этого слова.
   - Знаете, молодежь - Стефан поучительно поднял вверх указательный палец - я в свое время тоже столкнулся с этой проблемой. Тут помогает четкое осознание того факта, что это иллюзия. Когда у наших клиентов все идет хорошо - а у большинства это большая часть времени - мы их почти и не видим. А как что происходит - первым делом к нам. Вот и кажется, что у бессмертных жизнь - сплошной мрак. А так неплохо они живут, надо сказать. Получше многих. Знаете, я вот в детстве хотел быть летчиком. Но хотел как бы между прочим, не очень сильно. Да и трудновато было поступить на эту службу. А бессмертного любое конструкторское бюро не глядя возьмет новинки испытывать, - "Ах, если бы я был бессмертным" - мысли, безо всякого сомнения посещавшие каждого человека и до четырнадцатого года, подумал я, слушая Стефана.
   - Вспоминается мне в связи с этим случай Александры Гольдберг. Знаменитость нашего отдела.
   - О, да - воскликнул Эдвин - никто не слышал? Наш стесняющийся общаться через точку друг не считается. Я имею в виду - "никто из нормальных людей".
   Никто из нормальных людей не слышал.
   - В общем - продолжил я.
   - Короче говоря - продолжил Эдвин.
   - Так, стоп. Я начал - я и рассказываю.
   - Да на здоровье.
   - Ну так вот - манифестировала она в двадцать три, что само по себе редкость. Но практика показывает, что со среднестатистическими бессмертными и интересных историй случается меньше. Была Александра, надо сказать, весьма недурна собой. А манифестировала от асфиксии. Во время близости со своим любовником. И это вообще очень показательно, так как наглядно демонстрирует ее сексуальные предпочтения.
   - Повезло ей с предпочтениями, ничего не скажешь - заметил Стефан.
   - О чем и речь. Такие просторы же открылись, мечта просто.
   - Мне эта история уже не нравится - на лицо Маюми можно было клеить этикетку "скепсис концентрированный кристаллический безводный 100%".
   - Слушай-слушай. И захотелось ей в полезное русло новообретенную особенность пустить. Полезное для себя, понятное дело. Стала сниматься в фильмах соответствующей направленности, благо, законы ее страны это не запрещали. А режиссеры-то и обрадовались - то, что раньше только нарисовать можно было, теперь можно вживую снимать. Тем временем запросы у Александры все росли. Со временем дело дошло до горелок и циркулярных пил...
   - Фу. Как так вообще? - Маюми сменила скепсис на крайнее негодование.
   - Я знаю? Но факты не оспоришь - так все и было. Так вот - дошло дело до всех этих штук - так что поздние материалы по ее делу смотреть можно уже только по служебным обязанностям, - взглядом Маюми теперь можно было прожигать стальные плиты. - Правда, конец у этой сказки был печальным. Появились подражатели. У них, понятно, девушки были смертные, а вот трюки те же самые. Их потом поймали, но нам недвусмысленно намекнули, чтобы Александра свою лавочку сворачивала. Вот так пришлось нарушить гражданские права и свободы человека только потому, что он бессмертный. Мораль, титры, конец.
   - Кто куда. Даже странно, что такие случаи почти не афишируются, в то время как, например, история Риттоина известна всему миру. - Не знаю, правду ли говорила Маюми про весь мир, но по крайней мере историю Последнего Айна знал даже я. И, надо сказать, Риттоин не просто стал последним из рода, несущим сквозь вечность повесть о исчезнувшей культуре, как ему предрекали сначала. Конечно, ему помогали и этнологические организации, и - из чувства солидарности - те бессмертные, что сумели сколотить состояние, да и его личные качества оказались тут к месту. Но трудно переоценить значимость для людей того факта, что за ними стоит воистину бессмертный старейшина - опора настолько несокрушимая, насколько вообще можно представить.
   На этом фоне особенно заметен тот факт, что многих людей синдром украл у человечества. Весь их потенциал свалился в бездну темпоральной сингулярности, и ничего удивительного, что нет среди них толп выдающихся ученых, художников и общественных деятелей - когда, казалось бы, ничего уже не сдерживает человеческий потенциал, приходит понимание - "торопиться некуда" - начать самосовершенствоваться можно завтра, или даже с понедельника. Быть может они и правы - и через десятки тысячелетий они сыграют - на полную, так, что окупится все время, которое пришлось ждать. А может и нет. А пока что время идет, и уже не так сложно отстать от него. Отстать, вполне вероятно, насовсем, хотя раньше идти с ним в ногу было так же естественно, как выдерживать атмосферное давление.
   - Она хорошо продалась - потому и известна. Одно время продавать свои супер-истории жизни писателям было неплохим источником дохода для наших подопечных.
   - у тебя, Стефан, талант разрушать мечты.
   - Спасибо на добром слове, Маюми.
   - Эх, нет на вас Мартина. Он бы вам включил про суть бессмертия и нашу благородную миссию - снова заговорил Эдвин.
   - А что, может ты нас с ним и соединишь? - спросил я.
   - Э, не. Это вы здесь отдыхаете. А люди в мире работают.
   - А разве - поинтересовалась Маюми - эвакуация еще не закончена?
   - В настоящий момент все обнаруженные бессмертные перемещенный в места изолированного проживания. Заканчивается наладка связи и работа с общественностью - Юуки все так же неизменно следовал своему канцелярскому стилю, когда разговор заходил о деле. Работа отдельно - эмоции отдельно - не такой уж плохой подход. Если бы я был таким же, оперативник и человек во мне четко придерживались бы своей территории, и человек мог бы не бояться проиграть. Да. Хороший подход. Как же меня бесит весь этот пафос про нашу незаменимость, про то, как Центр возвышается над всеми мировыми организациями, про хаос, в который бы все скатилось, если бы не мы. Я имею в виду не оперативников в структуре организации. А саму организацию, и ее место в мире.
   - Значит, и тот корабль уже прилетел. Быстро они управились, - пока Стефан удивлялся скорости безоконников, Маюми с подозрением на меня поглядывала. Наверное, ждала какой-нибудь реакции. Но нет. Все хорошо. "Ультима" - это лучше, чем Антарктида. В сущности, Аэль отправили к Марсу не в наказание. Объявлена амнистия. Всем, кто скрывался от Центра, даны гарантии свободы - только бы они встали на учет. Сейчас как никогда важно, чтобы все были на виду. Но работодатели и покровители скрывающихся бессмертных не рады перспективе потерять своих агентов. Они были готовы мириться со "внутренними делами", когда бессмертные поддерживали связь друг с другом. Но полное рассекречивание недопустимо. Пока что сдались трое. Еще семерых удалось найти благодаря добытым данным. Статистический расчет по графику манифестации позволяет предположить, что количество невыявленных бессмертных находится в пределах десяти-пятнадцати человек. Остается только надеяться, что их все же десять.
   Как известно, на Марсе сеть очень редкая. Это совсем не та сеть - наследие полутора веков развития компьютерной инфраструктуры, которая существует на Земле. И у Марса есть только один тонкий и неустойчивый канал связи, который соединяет его с метрополией. И идет он через "Ультиму" - центральную базу освоения красной планеты. А это значит, что любая исходящая информация прекрасно просматривается. Вот и смысл "командировки" Аэль - связь она может поддерживать, но ничего утаить уже не удастся. Хорошо, что рейс безоконника пришелся как раз ко времени. Следующей возможности отправиться к Марсу пришлось бы ждать полтора месяца. Допрос и расследование провели в предельно сжатые сроки. Да, Стефан прав - быстро они управились. Стоп. "Они"?
   - Это, Стефан, не "они". Это мы. Я лично принимал участие в этом мероприятии. И да, никакой это корабль. Когда за нами прибудут лайнеры - не вздумай так говорить.
   - С чего бы?
   - Есть такой заскок у космонавтов. Они на дух не переносят аналогий с флотом. Назвать их машину кораблем - самый верный способ испортить отношения.
   - Ты откуда это знаешь? И как тогда называть космические корабли, если не кораблями?
   - Я читал. А называть "космический аппарат" или просто "аппарат". Никаких "яхт" и "крейсеров". Исключение - парус - это все-таки парус. Но аппарат с ним - не парусник. Дальше - в аппарате главный - командир, а вовсе не капитан или адмирал. Нежелательно так же проводить аналогии с авиацией там, где они не к месту, хотя летчики космонавтам поближе будут. Самое странное с точки зрения человека не в теме - в космосе не летают. После слова "летим" вам предложат выйти за борт без скафандра, потому что лететь можно только в атмосфере. "За борт" - тоже, разумеется, говорить не следует. Вообще глаголы перемещения не в ходу. Там ведь это самое перемещение чаще всего заметно только по приборам. Поэтому говорят просто о выходе на определенную орбиту или курс.
   - Да у них похоже, своих приколов больше чем у летчиков и моряков вместе взятых. Но нам ведь и не нужно будет особо с ними контактировать. Все уже обговорено, пилотам лайнеров будет достаточно сказать "действуем согласно плану". Разве что с солдатами придется общаться. Но они-то не космонавты.
   - Солдаты - это отдельная тема. Подумать только, - я почесал в затылке, обдумывая ситуацию; волосы за месяц заметно отросли и стали быстро грязниться, - не штурмовики. Настоящая армия, быть может даже ветераны арктических боев. Настоящие танки, настоящие драйверы.
   - А нам пострелять дадут? - с искренним любопытством в голосе поинтересовалась Маюми.
   - А ту умеешь стрелять? - осторожно спросил я.
   - Ты меня обижаешь. Я же серебряный призер всеяпонского чемпионата по стрельбе из спортивного драйвера.
   - Ага?
   - Ага. А еще и из пневматической винтовки умею.
   - Почему я этого не знаю? Ты не рассказывала про серебряную медаль. Помню только фотографии с игр, Маюми-пирата еще помню, - фото со школьных времен, когда, только начав заниматься стрельбой, правша Маюми меняла себе ведущий глаз с левого на правый, постоянно нося повязку, - а про призы ничего.
   - Ну, я тебе много чего не рассказывала. И к слову о фотографиях. Ну, не совсем к слову, вспомнилось просто. Классно поешь.
   Это заявление ввело меня в ступор. Исключительно забавное у меня, должно быть, было лицо, пока я пытался понять, что имеется в виду.
   - Только не говори, что ты про "Товарища".
   - В точку. Нет, правда, брутально получилось, внушительно.
   - Если бы я еще в ноты попадал.
   - Это бы испортило эффект.
   - Вы по кому стрелять-то собрались? - прервал нас Стефан.
   - Так ведь эта штука... - Я изобразил ладонью плывущую в воздухе медузу - Мало ли что еще выползет.
   - А если выползет слишком много? Если мы не справимся?
   - Для этого сюда и летят солдаты.
   - Нет, если и они не справятся.
   - За нами сейчас следит все руководство Содружества. Совет Безопасности нас не оставит. Третий сводный флот Содружества приведен в полную боевую готовность.
   - Как нам флот-то поможет?
   - Ну... как-нибудь. Если солдаты вдруг не справятся - значит, масштаб в самый раз и для флота. Или для "Звездопада". Ну, из космоса и без него прикроют. "Звездопад" - это совсем уж на крайний случай.
   - "Звездопад", - задумчиво протянул Эдвин, - какое банальное название. Неужели не смогли ничего пооригинальнее придумать?
   - Стиль Совбеза. Все у них серо и уныло.
   - Да ладно, как будто у военных там совсем фантазии нет.
   - Как-то не очень, похоже, у них с фантазией.
   - Ну-ка, проверим - Маюми испытующе поглядела на меня - какие корабли входят в этот третий флот?
   - Так - зацепился взглядом за стык стены и потолка и на секунду выпал из реальности, воспроизводя в уме структуру этого формирования - если не считать всякой мелочи, то...
   - То?
   - Универсальный корабль поддержки - "Иерусалим". Чисто совбезовский - он вне ведения вооруженных сил государств. И на этом, собственно, все - остальные государственные, и названия у них, соответственно, национальные. Раньше, кстати, он назывался "Харухи" и принадлежал Японии.
   - А еще раньше... - начал Юуки, и мне пришлось ускориться, чтобы успеть сказать раньше него
   - Да, да, да. Изначально он строился на верфях Христианского Союза, и предназначался, кажется, Италии, - договорив, я смог, наконец, вдохнуть и восстановить дыхание.
   - Аргентине.
   - А как он назывался в Союзе? - спросил Стефан.
   - Никак он не назывался. Союз, по сути, просто сдавал свои производственные мощности и специалистов в аренду.
   - Сказать так будет принципиальной ошибкой. В Аргентине он должен был получить название "Варуна" - это было решено заранее, - вновь поправил меня Юуки.
   - Это же сколько лет этому "Иерусалиму"? - очередь задавать вопросы снова перешла к Маюми.
   Я промолчал, предоставив возможность высказаться паттеху.
   - Сорок пять, - и уже после этого взял слово.
   - Корподы вообще долго живут. В свои сорок пять он еще повоюет. К таким кораблям даже понятие класса неприменимо. Очередь постройки одной серии растягивается больше чем на полвека, пока дойдут до последнего - и морская стратегия успеет измениться, и в проект внесут кучу изменений. Современный - на этот раз собранный изначально по заказу Содружества корпод "Дамаск" приходится "Иерусалиму" уже весьма дальней родней. Короче, раз спросила - закончу. Есть еще ракетоносцы - "Галлифрей" и "Александр Колчак", авианосец прикрытия "Гингэцу", ударные подводные крейсеры "Серван де фё", "Когараси", "Адмирал Ндлову", подводные лодки эскорта "Делавэр", "Николай Кузнецов", "Сетьем" и "Шуиму". Маюми, челюсть с пола подними, он грязный.
   Маюми стряхнула с лица удивление.
   - Нет, я понимаю, когда вот эти - она указала на мою точку и на дрона - так говорят. Им-то легко, у них вся сеть в память загружена. Но ты? Я, получается, тоже о тебе много не знаю.
   Повисла пауза. За завтраком мы успели обсудить проблемы языка, нравственные проблемы, военные корабли, музыку и музыкантов, английского художника и Бога. Осталось только про политику и погоду поговорить. Только бы занять себя чем-нибудь. Только бы не думать о том, что будет дальше по-настоящему. А, ну да. Еще одна тема есть.
   - Никого не угнетает эта пустота? Мне тут как-то не по себе.
   Стефан повернулся и посмотрел мне в глаза.
   - В пустоте - начал он - кто-то есть. Бойся, бойся Шагов В Пустоте. - Начитывал Стефан завывающим голосом; в его широко распахнувшихся глазах сверкнула искорка безумия. - Там, куда давно не падал человеческий взгляд, там, где нет никого, за стеной ты услышишь шаги. Бойся, Топотун уже ищет тебя.
   - Это что еще за страшилки? - спросил я, стараясь не подавать вида, что впечатлился этим номером.
   - Это начало рассказа про Топотуна. Истории о нем ходят среди детей, живущих в заброшенных кварталах Виндхука. Топотун, или, иначе, Шаги В Пустоте - это невидимый монстр, который живет там, где нет людей. Нет ни одного человека, кто видел его и смог потом об этом рассказать. Его только слышно. Если ты идешь по абсолютно пустому зданию, и слышишь где-то вдалеке шорох, или стук, исходящий из подвала - это Топотун.
   - Городская легенда, а?
   - Топотун - не миф. Он есть на самом деле. Это подтвердит вам любой, кто живет в пустых домах Виндхука. И, наверное, в любой другой подобной среде. Никто в здравом уме там не оставит пустующим вход на территорию и не завалит дверь или окно, такой вход создающие. Опасность порождает любой непросматриваемый коридор и любая пустующая комната. Потому что единственное оружие против Топотуна - это то, что иногда называют копьем Шрёдингера - человеческий взгляд. Какой бы талантливый художник и эмпат не поработал - жители трущоб, оставшихся после перепланировки города, никогда не признают ни в каком изображении Топотуна. Он принципиально не изображаем. Его убивает акт наблюдения. Да, он реален. Так же реален, как и страх. Потому что это он и есть. Чистый страх перед неведомым, примитивный образ родом из каменного века. Все, что в нем есть кроме страха - это имя.
   - Если в старой табакерке век не держат табака,
   Заведется в табакерке черт-те что, наверняка.
   И берется чертовщина ниоткуда неспроста.
   Заведется чертовщина там, где только пустота, - с выражением продекламировал дрон.
   - Очень своевременно. Я как раз подумала о том, чтобы осмотреться здесь. Теперь уж точно придется. Пойдем на охоту за Топотунами! - Маюми победно вскинула сжатую в кулак руку.
   Делать до прибытия армии и штурмовиков было все равно нечего. Кроме того, было бы неплохо ориентироваться на местности. Мы решили разделиться. Маюми и Стефан отправлялись на осмотр помещений, лежащих дальше от входа, то есть в сторону комнаты отдыха персонала, которую мы приспособили себе под спальню. Кроме того, на их долю выпадал второй этаж. Я оказался в одной группе в Эдвином. Такое "разделение" мне не особо понравилось, но возражать было глупо, так что пришлось промолчать.
   Рассудив, что помещения у входа мне более-менее известны, а ангар, где находился собственно вход в комплекс, слишком большой, я решил начать осмотр с коридора, ведущего к лифту.
   Сдававшие эвакуированный комплекс последние охранники, улетевшие с доставившим нас транспортом, выдали нам "ключ от всех дверей", так что я в ходе своего осмотра смог без проблем заглянуть в техническую комнату и полюбоваться на ведра, тряпки и одетые в белый пластик автополотеры. Тут же неподалеку было несколько полноценных комнат для проживания и оружейная. Ее содержимое было вывезено полностью, остались только пустые полки, да на полу возле одной из них валялась кассета для клеевого ружья, судя по весу - пустая. Похоже, вывозили все, что не было прикручено, приварено или приклеено.
   В общем, здесь ничего не могло помешать вывозке заключенных. Оставалось только дойти до собственно лифтовой площадки, и можно было приступать к осмотру ближайшего ко входу коридора, а там и ангара.
   - А, это, вопрос есть - остановившись на лифтовой площадке, я достал своего "спутника" из кармана.
   - Да? - откликнулся голос из точки.
   - Что есть АПТ?
   - Вообще-то аутопатологический технобиоз, а что?
   - Я тут недавно слышал это слово от Юуки, вспомнил вот. Тоже хочется быть в курсе.
   - Ха, я его уже достаточно знаю, чтобы уверенностью сказать - он использовал
   это понятие в его побочном смысле. Изначально под АПТ имелось в виду осознание нормального уровня технобиоза как патологии. Вот я не выдерживаю даже секундного разрыва связи с сетью или должен постоянно поддерживать полным заряд своих аккумуляторов - это кошмар и "откуда такие берутся". Но в то же время рядовой человек, не представляющий своего быта без круглосуточного доступа к сети и горячей воде - это нормально. И это действительно нормально. Но вот как-нибудь отключат электричество на денек - и задумывается человек - вот как мы, оказывается, зависим от машин. Беда какая, а - без машин-то мы - ничто. А машины - это же наносное, зыбкое, ведь цивилизация вообще - лишь тоненькая хлебная корочка над раскаленным хаосом. К тому же они против нас вот-вот восстанут и тогда вообще конец света. Ну и весь такой прочий бред. Это часто сравнивают с небоскребом - никто не боится работать на сотом этаже, но если полы в здании сделать стеклянными - психика выдержит не у всех. И вот, после всех этих рефлексий человек увольняется с работы, продает дом и уезжает в такую дикую глушь, какую только сможет найти - мыться золой и подтираться пальмовым листом. Или, по крайней мере, начинает об этом подумывать. Это вот подразумевалось изначально. Но со временем в моей среде понятие "АПТ" приобрело значение "страх перед последствиями обретения любой информации, нежелание утруждать себя развитием навыков для ее использования, готовность идти на любые жертвы и мириться с любыми неудобствами, только бы оставаться в неведении".
   - Познание - дорога в один конец, и побывавший за кулисам актер уже не сможет смотреть спектакль наравне со всеми, - блеснул я и интеллектом.
   - Нет. Это другое, - осадил меня Эдвин. Зря блестел. - Имеется в виду, как ты когда-то говорил, способность ориентироваться в океане информации. Некоторые не хотят мириться с поверхностностью своего местонахождения в нем, но и не видят в себе сил для приспособления к жизни на глубине, а потому выбирают третий вариант и предпочитают вообще всячески удалиться из этой среды
   - Информационный изоляционизм, - я уже с куда большей осторожностью предложил другое определение. На этот раз более успешно.
   - Вроде как, хотя параллель с политическим курсом не совсем адекватна.
   - Какой же ты все-таки зануда.
   - Что поделать. Ты бы тоже стал нетерпим к упрощениям, будь у тебя "вся сеть в мозг загружена", ха.
   - "Ты бы тоже стал"? Побочный эффект, да? Не бывает технологий без недостатков?
   - А разве нет? Знаешь, сколько моих собратьев по патологическому технобиозу попались в эту ловушку? Те самые, поклоняющиеся будущему. Они ведь не пророки, будущее им приходится выдумывать самим.
   - Это ты вроде уже говорил.
   - Да, но это тоже своего рода упрощение. Не столько выдумывать - не всякое воображение с этим справится - взять и придумать целое будущее с нуля. Правильнее сказать - додумывать, беря за основу его образ, сложившийся в массовой культуре. Следует ли говорить, что образ этот весьма поверхностный, в котором здравый смысл часто приносится в жертву зрелищности? Представляешь, какое разочарование ждет их, когда они понимают, что вся их борьба с серым и ограниченным настоящим обречена на провал, потому что идол, ради которого они сражаются - не более, чем занятная картинка? Мечта не сбудется, в будущем не будет утопии только потому, что это будущее.
   - В фантастике главными были космические корабли. При них ожидалось всеобщее счастье. И вот космические корабли есть - а счастья все не видно.
   - Супер! - насколько я мог заметить, обычно Эдвин был не очень щедр на проявление эмоций. Не знаю, сводилось ли это к его личным качествам, или было следствием того, что выражение эмоций человеческим телом было только надводной частью айсберга, тогда как основная часть выплескивалась в сеть. Но сейчас голос Эдвина выражал удивление и неподдельную радость новому открытию. Как бы он ни старался показать собственную непредвзятость - по каким-то его жизненным принципам я опять попал. - Сам придумал?
   - А ты догадайся, - Эдвин использовал аудиосвязь, и поэтому не мог видеть моей самодовольной улыбки. Внезапно для себя самого я понял, что получилась неплохая загадка. Цитату, прежде чем изменить, я восстанавливал по памяти, и точность этого восстановления наверняка хромает.
   - Ага, понятно. Жаль, что я этого раньше не вспоминал. Если бы ты это сам придумал - был бы молодец со всех сторон, - понадобилось ему секунд десять. Неплохое достижение, если учитывать его обычную скорость реакции. - Вообще, дико в точку. Понятное дело, большое значение в описании будущего играет фантастика. Вот с нее-то и начинают. Только понимают в соответствии со своим скудным воображением буквально. Видят только окно в другой мир. А следовало бы - уже после, чтобы не портить впечатление, разумеется - произведение, как элемент культуры. Автора. Исторические и социальные предпосылки создания. Ведь фантастика не про будущее. Она - продукт и отражение своего времени. Настоящего. Осмысление всех перспектив, тенденций и просто надежд, открывавшихся из соответствующего места и времени. Попытка на полном серьезе предсказывать будущее неизбежно превращается в угадайку. А ведь мои собратья так очарованы конкретными картинами, что запирают себя в них, с замиранием сердца ожидая их осуществления. Которое, быть может, никогда и не случится, в то время как действительно актуальные события пройдут мимо них незамеченными. Техноромантизм - самых худший. Потому что его природа препятствует опознанию в нем романтизма. Человек будет свято уверен, что он самообразовывается - хотя его картина мира остается все так же эзотерической и бессистемной, просто наполняется научными терминами. Он все так же считает, что приобщается к науке и прогрессу, на деле зарастая фетишами в попытке утолить свой жадный до искусственных интеллектов и гипердвигателей эстетический аппетит. Техноромантизм перерастает в техномракобесие.
   Голос Эдвина опять, как и месяц назад, был сплетен из ненависти и презрения.
   - А ты не боишься со временем разочароваться в своей жажде новой информации? - Я сменил тему, чтобы прекратить разряжение заготовленного для священной войны арсенала в мой мозг.
   - Я осознаю, что рано или поздно это случится, если ты об этом.
   - И?
   - Есть вероятность, что умру раньше, чем это произойдет. Но даже если нет - там и посмотрим. Сейчас это кажется ужасным, но если я откажусь от этой тяги - значит, тогда это будет для меня приемлемым. Звучит неприятно, конечно, рождает всякие философствования на тему "тогда это буду уже не я". Но ведь не смотрю же я сейчас детские передачи. А когда-то я и не представлял себе, как буду без них жить.
   Я ухмыльнулся, оценив простоту отношения к жизни того, чей разум и сознание рассредоточены по величайшему творению человеческих рук. Тем временем уже пора было идти на осмотр ангара, а я тут опять заговорился. До сих пор я стоял, привалившись к стене - скамеек тут не было, и другого комфортного положения я для себя не нашел - разве что сесть на пол. Мне было лень освобождать руки от удержания точки, чтобы оттолкнуться от стены, поэтому я изогнулся всем телом и принял вертикальное положение так. Но не успел сделать и двух шагов, как все еще бывшая на пути в карман точка спросила:
   - Э, тебе ведь нравится летать на самолетах? - я остановился.
   - Откуда у тебя такая информация?
   - Если я буду вот так легко раскрывать людям все свои источники информации - каким же я буду паттехом?
   - Да не говори, проблем-то.
   - Ну Мартин мне рассказывал. Говорит, когда тебе сообщают, что придется куда-нибудь ехать по работе на поезде, ты сразу резко мрачнеешь. Вот я и осмелился сделать вывод.
   - Угу. Нравится.
   - Угу... - он замолчал ненадолго, после чего неуверенно спросил - а что ты будешь делать, когда тебе это надоест?
   - Не знаю. Да и какая разница?
   "Будешь", ха. Если бы только еще было применимо будущее время. Но это и в самом деле с самого начала была дорога в один конец, без права возврата. Эдвин хотя бы отдает себе в этом отчет. Я слегка улыбнулся собственным мыслям. И почему именно так? И что было бы, если бы не разрыв? Ведь пока не было такого огромного количества перелетов в короткое время - все было нормально. Это нечестно.
   Удивительно, как тихо, оказывается, ходят лифты. А я и не замечал никогда. И никогда бы я не подумал, что лифт когда-нибудь подкрадется ко мне сзади. Что за бред - "лифт подкрался"! И все же, я услышал его, только когда он оказался у меня за спиной. К собственному ужасу я осознал, что двери лифта открываются. Хотя оба человека, которые находились сейчас в этом абсолютно пустом комплексе кроме меня, были на втором этаже, до которого лифт не идет.
   К счастью, за углом цокала все же лошадь, а не кентавр.
   Из лифта вышел высокий лысый мужчина. Довольно молодой - не больше тридцати пяти. На его белой водолазке красовался немного выцветший и растянутый логотип Гаванского Университета и надпись "Куба навсегда". Почти двухметровый рост этого человека компенсировался достаточно плотным телосложением. Приглядевшись, я понял, что он не лысый, а просто очень коротко стриженый.
   - Здравствуйте, - лифтовый пришелец почтительно кивнул и протянул руку в приветствии.
   Я, право, несколько растерялся, что взявшийся изниоткуда человек, как ни в чем не бывало, поздоровался со мной. "У тебя одна минута чтобы проясниться", - сказал я ситуации, - "не уложишься, и я за себя не отвечаю".
   - Здравствуйте, - я постарался обхватить его широкую ладонь своей и при этом не утонуть в ней.
   - Вы ведь здесь уже давно? Простите, я только что заметил вас через камеру. Разрешите представиться - Ханну Койвисто. - "Койвисто"? Знакомая фамилия. А я думал, что этот эффект уже давно открыли. Хотя ну да, конечно - как такое могло быть?
   - О, значит, это вы открыли это излучение? Вы из научного отдела? Физик?
   - Я его первым обнаружил. Я физиолог. Но биофизикой тоже занимаюсь. Здесь хочешь не хочешь, а на все руки мастером станешь. Простите, сколько вас человек? Где вы устроились? И не знаете, когда прибудет армия? Прошу прощения, что засыпаю вас вопросами - он немного замялся и шумно выдохнул носом - не то задавил нервный смешок, не то кашлянул, - я-то просто заперся в своих катакомбах, ничего не знаю.
   - Армия должна прибыть в ближайшее время. Нас трое. - Так, ладно, время вышло - А вы, простите, что тут делаете? Разве комплекс не должен быть эвакуирован? И почему нас не предупредили, что кто-то остался?
   - Комплекс эвакуирован. Но я решил наблюдать за объектами до последнего. С охраной удалось договориться - они делают вид, что не заметили меня, я потом заверяю начальство, что спрятался и сознательно уклонился от эвакуации - как все, собственно, и было, - ученый говорил тихим спокойным голосом и постоянно сдержано улыбался. Порой эта улыбка казалась глуповатой.
   - А у меня возникло ощущение, что вывезли отсюда все подчистую. Странно, что холодильники остались. Как вы собираетесь вести какую-то работу?
   - Раз сказали - "полная эвакуация" - следует со всем усердием выполнять указания начальства. Прекрасный повод списать пару десятков, скажем, телевизоров, которые не занимают много места и могут быть легко кому-нибудь проданы. Сотрудники рангом пониже тоже не остались в стороне и увезли с собой цветы с горшками и всякие сувениры. Осталось действительно немного - кое-какое тяжелое оборудование, похоже, просто не успели разобрать и отправить на новые площадки. Кроме того, разумеется, остались машины, необходимые для поддержания объектов в инактивированном состоянии. Но на самом деле я не думаю, что оборудование понадобится. Будет достаточно наших обычных органов чувств.
   - И все же - почему нас-то не предупредили?
   - Вероятно, сдававшие комплекс увидели в вас руководящее звено, от которого можно ожидать наказания в случае обнаружения неисполнения инструкций.
   - О. Да, довольно логично.
   На этом наш диалог остановился. Пауза начинала становиться неловкой. Первым придумал что сказать Ханну.
   - Э, может быть, спустимся вниз? У меня осталось немного продуктов. Мы откладывали их к Аресту Тамплиеров. Но раз все так обернулось - могли бы отпраздновать заранее.
   - Ну, почему бы и нет?
   Связавшись со Стефаном и обрисовав ситуацию, я вместе с Ханну отправился вниз, на пятый подземный этаж.
   Четырнадцатое октября. До две тысячи четырнадцатого года этот день даже в компании абсолютно заурядных, серых дней был серым и заурядным. Видимо кто-то из первых работников нашей организации не желал принимать его в новом качестве. Не знаю, кем был шутник, впервые предложивший в качестве профессионального праздника отмечать не четырнадцатое, а тринадцатое октября - день ареста тамплиеров. Но традиция прижилась.
   Исследовательский комплекс выделяется среди обычных для Антарктиды поднятых на сваях зданий. Два надземных этажа благодаря достижениям строительной науки соединены с восемью заглубленными в скальную породу Трансантарктического хребта единое целое, без всяких свай. И у самого дна нашел приют наш Отряд 731 - "отделение специальной терапии". На восьмом этаже находятся те, кто отказался от сознательного существования добровольно. Они выбрались "своим ходом" - их просто разбудили и переправили на новые места. Этажом выше - преступники. Их-то и нужно будет сопровождать лично. Следующие три этажа занимает научный (фактически - "содержательный") отдел - с лабораторными, жилыми, рекреационными и прочими помещениями. Именно туда мы направлялись. Лифт остался таким же, каким я его запомнил - в принципе обычный грузовой лифт. Просторный, светлый, с аквамаринового цвета стенами и равномерно светящимся холодным белым светом потолком. Последнее, что видели доставленные сюда убийцы, насильники и просто сбившие кого-нибудь по неосторожности бессмертные. Кабина хорошо вентилировалась - настолько хорошо, что было даже прохладно.
   После того, как лифт остановился, Ханну проводил меня в обширный зал. По сравнению с тем, что моя память сохранила за три года, он сильно изменился. Определенно, тогда он был чище. Нет, сейчас он не был завален грудами мусора - просто тогда все было и вовсе стерильно. Выровнено, упорядочено, надраено. Готовились к нашей экскурсии, надо полагать. В помещении по сравнению с лифтом было тепло. А еще накурено. Не по сравнению с лифтом, а вообще, в принципе накурено. Не только что - но сами стены и потолок - казавшийся особенно низким в сравнении с площадью помещения - пропитались этим запахом за годы. Если сразу от входа свернуть вправо - как я и запомнил, в противоположной стене можно увидеть широкую двустворчатую дверь. Оттуда начинается лестница на нижние этажи. Посередине стоял огромный стол, разделенный по центру относительно прозрачной перегородкой. На ее полках остались самые ненужные, абсолютно недостойные отправиться в большой мир папки, коробки, планшеты - офисные мелочи пополам с мелочами лабораторными. Кроме того, на столе перед одним из кресел стоял включенный терминал. Вдали, в одном из углов, на ковровом покрытии непередаваемо-коричневого цвета вдоль стены стояли диваны того же типа, как и тот, на котором я недавно спал. Там же стоял холодильник. Перед диванами с потолка свешивался кронштейн, к которому обычно крепят телевизоры.
   Немного замявшись, ученый указал куда-то вглубь комнаты:
   - Припасы я оставил в другом холодильнике - дальше по коридору. Пойдемте.
   - Может потом? Когда все будут.
   - Как знаете, - Ханну облегченно упал в широкое кресло перед терминалом и указал на такое же, стоявшее неподалеку.
   - Простите, что не встретил сразу. У меня тут камера, - он развернул экран терминала, - за лифтом следит, - попросил охранную службу напоследок подключить. Как только она вас заметила - сразу поднялся.
   - Ясно. - Чтобы все не закончилось на "ясно", я тут же продолжил разговор. - Как вообще вам тут?
   - Что касается условий жизни - можно было, конечно, обеспечить их несколько лучше. Очень некстати произошли известные события относительно календаря. Снабжение приходит раз в полгода - утром и вечером, то есть вместо вас должна была бы прийти новая партия припасов. А тут мало того, что ничего не привезли, так еще и вывезли. Продукты остались, а вот мыться уже почти нечем - ни мыла, ни шампуня, ничего. Вот - побриться пришлось, чтоб вши не завелись - он провел рукой по голове. А работается отлично. О таком прорыве можно было только мечтать. По высшей воле бессмертные появились, и так же, независимо от нашего желания, нам будет дарована разгадка тайны их появления.
   - Вы тоже в это верите? В божественное вмешательство?
   - Факты не зависят от нашей веры в них, так что верю я или нет - это ничего не меняет, не так ли? А факты таковы, что в случае нашего феномена научный подход, верой и правдой служивший людям веками, дает сбой. Первоначально появление объектов считали провозвестником смены парадигмы - не поддающееся объяснению с точки зрения современной науки явление. Накопление таких должно со временем приводить к изменению взглядов на мир. Но это было сотню лет назад. Оказалось, что смена парадигмы не при чем. Очередная научная революция, как и положено, перевернула наши взгляды на природу вещей. Наши - это тех, кто природой вещей занимается профессионально, разумеется. Для далеких от этого людей картина мира сейчас слеплена из научных предрассудков вековой и полувековой давности, да посыпана сверху обрывками фраз из вчерашнего сюжета "из мира науки" в новостях. Но, так или иначе, феномен остался необъясним. И не просто необъясним. Он необъясним агрессивно и явно. Настолько явно, что это понятно даже далеким от науки людям. Но им, в силу ограниченности и шаблонности их мышления, просто смириться с этим фактом. Бессмертие для них - цельное понятие. Поверхностное представление - на то и поверхностное, что оно включает в себя только небольшую часть фактов, которые успешно могут не вступать ни с чем в противоречие. Ну, не стареют, ну, заживляют любые травмы - ну и ладно. Пока это просто гипотетическая ситуация, представить себе такое вполне допустимо. Пока бессмертие - вымысел - что-то в нем может быть опущено, чтобы не разрушать картину. Но никто не сможет проработать ситуацию бесконечно подробно, обойдясь без принятия части фактов на веру. Супергерой, пускающий молнии из пальцев, просто пускает молнии из пальцев. Молнии существуют, пальцы тоже - с точки зрения обывателя противоречий нет, картина достаточно цельная. Пока не начнешь углубляться. Потому что если ситуацию станет рассматривать специалист по электродинамике, он найдет массу несоответствий с реальностью. И даже если специалист будет сам сочинять историю про этого супергероя - он тоже не сможет обойтись без допущений, так как если бы без них было возможно обойтись, то это было бы уже не сочинение истории, а написание научной работы с многообещающим контрактом и мировой известностью в итоге. Но у нас ситуация не гипотетическая. Допущения и умолчания не работают. Бессмертные есть у нас на руках, вполне реальные, - "Их можно погладить и даже покормить" - подумалось мне, но я сумел вовремя задавить идиотскую ухмылку. - И бессмертие должно как-то соотноситься с физикой и физиологией. Структуры восстанавливаются совершенно конкретным образом, настоящие клетки состоят из настоящих молекул, а настоящие молекулы - из настоящих атомов. Осталось только понять - как так получилось, что все это вместе дает то, что мы имеем.
   - И что же, ста лет не хватило? Ведь работало столько специалистов, выдвинуто столько теорий, неужели среди них нет ни одной правильной?
   - Вы пробовали задумываться о том, что говорите? Перед тем как это сказать. Очень рекомендую. Разумеется, есть верные, хм, теории, - на слове "теории" он скептически поморщился. - Вы вообще представляете, сколько их за это время было? И если бы мы завтра узнали, как все обстоит на самом деле - готов спорить - среди всей этой кучи найдутся те, что очень близко подобрались к сути проблемы. Только вот сейчас что за правильнометром вы собрались узнавать - какие именно?
   - Вам не нравится называть их теориями? - поделился я своим наблюдением.
   - Вы ведь с ними не ознакомлены?
   - В ходе обучения я довольно неплохо ознакомился с ними.
   - Оперативник... - "чего и следовало ожидать" - читалось на его лице.
   - Что вы имеете в виду?
   - Разве не очевидно? "Довольно неплохо"? Это вам кажется, я вас уверяю. Вы просто не имеете понятия об истинных масштабах. Пробежались глазами по списку, в котором простым языком в паре строчек объяснена самая общая суть - и уже считаете себя специалистом. Прямо как технофилы. Никаких системных знаний, никакого понимания сути явления. Вот и обучают вас так же - немного юриспруденции, немного физиологии, немного иммортологии, немного психологии, чуточку военной подготовки, пара языков. И ничего полноценно.
   - Мы, по крайней мере, реально работаем. А вы, несмотря на свои системные знания, особых успехов не достигли. Чего вы тут вообще тусуетесь тогда, а? - Если уж его так перекинуло на личности - узнаю его мнение по вопросу, которым всегда задавался.
   - Действительно, чего? - Ханну как будто бы и вправду задумался - даже брови нахмурил и оперся подбородком на кулак, - Я ведь вроде неплохой специалист. - Судя по водолазке - еще какой неплохой. Отличный специалист. Наш преподаватель по физиологии был из Центра Линнея. Он говорил, что по части биотехнологий конкуренцию ему может составить разве что Гаванский Университет да Уханьский Биологический. - Мог бы над чем-нибудь перспективным работать, видеть реальные плоды своей работы. Но нет - сижу тут по полгода - а знаете, и до меня ведь сидели. Такие же, как я. Недолго, впрочем. Приходит молодежь, свято уверенная, что уж у них-то точно получится, а все кто раньше тут работали - круглые дураки. Теряют лет десять-пятнадцать - и машут ручкой этим промерзшим шахтам. Вот и мне уже пора, наверное, раз так думаю, - Ханну тяжело вздохнул и виновато посмотрел на меня исподлобья. - Но и что из всего этого получилось? Ни-че-го. То, что открыто - открыто фактически случайно или вслепую. Все остальное - нелепое топтание на месте. Вся эта туча "теорий". Теорий, ну как же. Да там настоящая исследовательская работа у каждой десятой проводилась. А в основном - несмешная чушь на грани между гипотезой и домыслом. Что же удивительного, что среди них невозможно выделить правильную? Сваленный в кучу бред. Сидели мои предшественники и от скуки придумывали, наверное - сегодня порассуждаем о бессмертных в контексте океанографии, а завтра - аэронавигации. И писаки еще всякую чушь изблевывали, пока их читателей самих от этой темы мутить не стало. Да и молодые ученые рады - им за так тема для работы. Копай - не хочу. У нас тут физик один есть. Георгий. Нелинейный оптик. У себя дома он над энергопередатчиками работает, а здесь тайну бессмертия пытается раскрыть. Так вот - есть у него одно слово в лексиконе - "бревнология". То есть выглядит как наука, гранты идут, количество публикаций растет, уроды эти безглазые радуются прогрессу - а по факту в тридцать пятый раз обсасывают и так всем очевидные вещи - и приборами обмеряют еще - для точности. Всем хорошо. Только не ясно ни шиша, - нет, он и правда серьезно. Накипело у него, что ли? Но я все-таки не ожидал, что он вот так неприкрыто сознается в бесполезности научного отдела. Может попробовать раскрутить его на подробности?
   - А чем вам не нравятся паттехи?
   - Вам тоже доводилось с ними контактировать? Я последние пару лет избегаю общения с подобными людьми - так что, может, что-то и изменилось, но я не верю, что в этом направлении возможны принципиальные перемены к лучшему. Те, кто избрали путь патологического технобиоза - результат окончательного развращения общества популяризаторами науки. Теми, кто имеет наглость упрощать факты в угоду широкой аудитории, которая хочет все узнать между делом, в увлекательной форме игры. Предполагалось, что научпоп облагородит людей. А в итоге одни предрассудки оказались заменены другими. Иллюзия собственной образованности - вот и весь реальный эффект научно-популярных статей и передач. А паттехи - настоящие всадники этого Перикалипсиса, а вовсе не решение проблемы избытка информации.
   - Вы знаете, я думаю, что по крайней мере с одним паттехом вы найдете общий язык.
   - Я знаю, что я знаю, с кем хочу общаться, а с кем нет. Давайте сменим тему, - Ханну достаточно убедительно изображал недовольство, чтобы я ему поверил.
   - А над чем в последнее время работали, если не секрет?
   - Для своих секретов нет, сразу смягчился ученый. - Была одна задумка с туберкулезными петрификатами. Вам как - объяснять, или все понятно?
   - Пока не улавливаю. Простите, меня и правда не готовили по физиологи. Поясните, если не трудно.
   - Ладно. Как вы знаете, туберкулез сейчас, конечно, далеко не самое распространенное заболевание. Но его возбудитель в природе встречается необычайно часто и заражен, в общем-то, каждый человек. Только иммунная система держит возбудителя под контролем. А вот во время первого заражения - обычно в детском возрасте, образуется так называемый первичный аффект - небольшое поражение легочной ткани. В исходе оно рубцуется, а затем в нем откладываются нерастворимые соли - происходит петрификация. Иногда эти отложение перерождаются даже в костную ткань, но суть не в этом. Мы с коллегами задались целью выяснить - как распознает синдром это образование. Коль скоро оно встречается у большинства людей - мы получим достаточно хорошую статистическую базу. Тут нам очень помогла Швейцария. Отсюда трудновато все узнавать - все-таки мы не какой-нибудь крупный НИИ, да и сеть по кабелю из Мак-Мёрдо не всегда работает хорошо. А так одна группа из Женевы взяла сбор данных на себя. Ну знаете, нужно же снимки за всю жизнь объекта собрать, отсмотреть динамику изменения первичных аффектов. Руководитель у них хороший. Анри Шевалье. Не слышали?
   - Это, случайно, не молодой такой человек греческой наружности?
   - Молодой, да. Очень многообещающий ученый. Сможет много сделать, если не свяжется с нами. Не знаю, греческой ли. Я видел не так много греков в своей жизни. Кудрявый, черноволосый. Может быть. А откуда вы его знаете?
   - Да так, друзья познакомили недавно. Я ему, - вот об этом, конечно, можно было не начинать говорить, но ладно, раз уже начал, - кота оставил, - максимально буднично закончил я.
   - Я правильно понимаю, что отдали вы отдали ему на содержание свое домашнее животное? - поинтересовался Ханну с осторожностью, граничащей с недоверчивостью.
   - Когда все началось, я смог вернуться домой часов на десять - потом сразу в отдел, а там уже "вот тебе билеты, вылетаешь через два часа, ознакомься с деталями". А кота же нужно куда-то девать. Живу один, все из корпоративного дома были на работе - формировали для нас фронт работы. Вот и пришлось отяготить человека. Он оказался первым, кто согласился, - "и надеюсь, что это было обусловлено не неумением отказывать". О том, что знакомых вне организации у меня нет, я решил умолчать. Но мы отвлеклись. - Простите, а какой смысл был в обнаружении этих первичных аффектов? Если они были до манифестирования - так и останутся. После же он сформироваться по понятным причинам уже не смогут.
   - В том-то и дело. Как я уже говорил - вам давали только общие принципы. Смотрите - в первичном аффекте остаются безусловно патогенные с человеческой точки зрения микобактерии туберкулеза. Для организма в норме это неразрушимое укрытие - их популяция остается там на всю жизнь. И служит учебной мишенью для иммунитета. Чтобы вскрыть механизмы СМР, необходимо рассматривать пограничные случаи. Если можно так выразиться - задавать неудобные вопросы. Каковы именно границы регенерации? Где кончается "еще да" и начинается "уже нет" - и почему. Чтобы проникнуть в суть вещей, мы должны зацепиться за какие-нибудь несоответствия. Найти ошибки, которые обнажат внутренний механизм синдрома. Если мы узнаем, как синдром с ними поступит - мы сможем приблизиться к понимаю внутренней логики его существования. Мы, кстати, изначально планировали для этой цели использовать вирус папилломы человека - он персистирует в спинном мозге. Но не образует петрификатов. С другой стороны, он более восприимчив к радиометке. Окончательно выбор пал на микобактерии благодаря тому, что данные о папилломовирусе так или иначе будут слишком, как бы это объяснить, - Ханну сосредоточился на поиске слов попроще, чтобы не встретить потом мой стеклянный взгляд, - слишком опосредовано получены. Это называется "высокое инфосинапс-число".
   - Спасибо, я знаком с концепцией инфосинапса. А микобактерии чем лучше?
   - Петрификат с ними можно было бы наблюдать непосредственно. Во время операции. Вижу, вы удивлены, - Ханну не ошибся. Это было все равно, что мне сказали бы, что дважды два - пять. Для бессмертных невозможно никакое обширное и-или длительное инвазивное вмешательство - это не только один из первых фактов, что мы узнали, но и один из самых очевидных. Тем временем ученый продолжал с довольным видом. - Но на самом деле удивляться тут нечему - если выйти за рамки бытового мышления. Что происходит с поврежденными тканями?
   - Они восстанавливаются за доли секунды, - озвучив эту непреложную, многократно подтвержденную личным наблюдением истину я начал догадываться, в чем подвох, но было уже поздно.
   - "Доли секунды" могут оказаться довольно большим временем. Если спроектировать хирургического робота и задать ему программу, основываясь на точно измеренных параметрах тела объекта, мы сможем успеть провести довольно обширную полостную операцию, а главное - заснять ее. Но и тут все пошло не так. Проект такого робота был разработан еще в тридцать втором году. Еще до постройки нашего комплекса. Но тогда как раз прошла первая волна разочарования в исследовательской программе - и его забросили. Мы раскопали этот проект, довели до ума, исполнили в современных технологиях - и даже добились выделения финансирования. Но эти машины так и остались стоять на складе компании-подрядчика.
   - Их тоже должны были привезти вместо нас. Я угадал? - Ханну молча кивнул. Судя по лицу, его уже не беспокоила прерванная научная работа. Эта сдержанная довольная улыбка означает, что он просто радуется моей смышлености. Лицемер хренов. - Ну, вроде бы ясно. Только вот - вы упомянули что-то о противоречиях. Это они и есть?
   - Возможно. Здесь мы еще не поймали синдром на противоречиях с поличным. Но они есть. Вы бы заметили их и раньше - они находятся на поверхности, на самом деле. Просто вы решили не задумываться над данной вам информацией - ограничились тем, что приняли ее на веру и смирились. Несмотря на откат к стационарному состоянию, в ходе которого дегенерируют опухоли и укорачиваются ногти, остаются интактными память и сознание. Вроде бы общеизвестно. Но кто бы задумался - откуда такое расхождение в воздействии на разные системы? Исчезают из просвета пищеварительного тракта химус и каловые массы. Кишечник после полной регенерации всегда остается практически пустым, остается лишь некоторое количество слизи - и вместе с ней...
   - Остаются бактерии.
   - Да. Наши симбионты даже не относятся к тому же царству, что и мы. Но восстанавливаются. Более того - чуанфаншенсюэдэ машины, исключительно сродственные организму носителя, прорастающие кровеносными сосудами, изготовленные в соответствии с универсальной шестикомпонентной антигенной системой Угрюмовой-Хегедуша и не подверженные иммунным реакциям, восстанавливаются. Механические - нет. Практически не проявляясь в повседневной жизни и допуская изменения организма в широких пределах, в критических ситуациях синдром вызывает тотальные перестройки на всех уровнях организации, абсолютно вне нашего понимания такой сущности как "целостный организм". Впрочем, касательно механических имплантатов у нас мало данных. Было бы интересно увидеть, что будет, если будет стоять механическое сердце. Только недавно был один случай. Там, правда, не совсем то, но почти.
   - Знаю я этот случай. Это не вы мне писали письмо по поводу него?
   - Что? Нет, должно быть кто-то из моих коллег. Да, все-таки мы так привыкли полагаться на статистику, а тем временем выборка у нас далеко не исчерпывающая. Вдруг есть какой-то особый фактор отбора, который мы не замечаем, просто потому что он и без того редкий? Есть объекты с чуанфаншенсюэдэ сердцами, но нет с механическими. А если бы не появилось этой технологии? Быть может, объектов с механическими сердцами нет, не потому, что подобные имплантаты оказались вытеснены задолго до пика семидесятых, а потому что они "не подходят"? Вдруг синдрому не подходят люди с аллергией на пшеничный белок, или с треугольным родимым пятном на правом виске? Края нормального распределения с нашей скромной выборкой получаются рваными, так что трудно сказать со всей определенностью. А вас не удивляло, как быстро была организовано разделение скоплений объектов?
   - Вывоз на новые площадки? Ну, хорошо сработали, четко.
   - Но откуда эти площадки взялись - никому, конечно же, нет дела. Скажите - когда появился первый объект?
   - Четырнадцатого октября две тысячи четырнадцатого.
   - И как мы уже упомянули - пик пришелся на семидесятые. Таким образом, построив график по числу манифестаций в зависимости от времени, мы получаем?
   - Картину распределения Гаусса, - изображая смертную скуку протянул я слова, озвучивая давно известный факт, а между тем смешно пытался сообразить, к чему ведет собеседник.
   Моделью этого явления, как написано в нашей учебной литературе, является участвующая в гонке группа машин. Выезжая со старта все вместе, к финишу они приходят разрозненно - сначала небольшое количество лидеров, затем основная масса, а затем небольшое количество отстающих, - в голове раздался щелчок - факты выстроились ровной шеренгой, создав цельную картину.
   - Значит, можно было предсказать, когда появится последний бессмертный? Все было известно заранее?!
   - Только очень приблизительно. К тому же никто не знал, что именно будет дальше. Может быть, за спадом последует новый подъем, и график в действительности - начальный участок синусоиды. Может это не синусоида, а неправильная кривая - тогда подъем может иметь иные масштабы. Может быть, все прекратится, и нам в наследство останутся лишь шесть сотен вечных объектов. А может быть имеет место универсальное "или что-то другое". И на случай этого "другого" аналитиками Центра была заранее разработана стратегия изоляции объектов от гражданского населения. Как видите, на деле мы имеем нечто иное - объекты пришлось изолировать друг от друга. Один даже отправили на Марс, как в самое удаленное доступное нам место. Но в целом разработанный план подошел к ситуации. Однако, с датой вышла большая ошибка. На краю распределения Гаусса выборка совсем небольшая, а потому и погрешность огромна. Предполагалось, что последний объект появится в конце тридцатых годов.
   - Интересно тогда, почему нам не рассказывали об этом плане? До конца тридцатых еще далеко, но, зная о большой погрешности, можно было привести персонал в готовность загодя?
   - Хорошо было бы жить в идеальном мире, где все предельно ответственно выполняют свою работу, да? Вами, оперативниками, решили пренебречь, рассчитывая, что в случае чего вы как-нибудь уж ориентируетесь.
   - А мы и сориентировались.
   Ханну потупил взор и, еле заметно кивая, беззвучно, одними губами неуверенно сказал: "сориентировались". Что-то не так. Слишком складно он все излагает. Пока ничего сверхъестественного я от него не услышал. Со мной не раз бывало, что на мой вполне, казалось бы, доходчивый вопрос люди отвечают как-то странно. Как будто и не на него вовсе отвечают, а на то, что сами додумали. Сперва я просто кивал с умным видом и успокаивался, но со временем понял, что если вдалбливать этот вопрос достаточно настойчиво, нужное количество раз его перефразировав и достаточно углубившись в суть, конкретный ответ по существу получить все-таки возможно. И поэтому так просто Ханну от меня не отделается.
   - Простите, я вот все не понимаю - вы так подробно все рассказываете. Как же все-таки так получилось, что ничего не ясно? Я с самого обучения это слышу, и сам всем рассказываю. Только вот как? Я понимаю, наука - не промышленность, просто генерировать знания поточным способом не получится. Но есть ведь какие-то методики, что-то такое?
   - Когда вы учились... Кстати, где вы учились? До того, как пришли сюда.
   - Нигде, - максимально быстро и четко ответил я. В нашем обществе, где человека принято оценивать по его образованию, к этому вопросу у меня уже давно иммунитет. Только вот к тому, что в научном отделе не знают, как организована работа ближайших коллег, я готов не был. На лице Ханну, тем временем, застыл немой вопрос.
   - Это считается специальностью само по себе. Меня сразу после армии готовили к этой работе. Довольно специфическое обучение. Не думаю, что сравнимо с институтом.
   - Что ж, тогда так. Знаете, что студенты лучше всего запоминают из учебников? Какие главы и параграфы? В которых встречается фраза "механизм до сих пор остается неясным". И не только потому, что меньше запоминать. Эта фраза неизменно привлекает человеческое внимание. Даже внимание тех, кому учеба даром не нужна. Показывает перспективы и рождает мечты. "Вот он - простор для развития, вот мое будущее" - думает студент. Только вот у этого есть и побочный эффект. Фразу "до сих пор еще плохо изучен" многие понимают как "вообще ничего не известно". Плохо изучен человеческий мозг. Многое в его работе остается загадкой. Но и по нему накоплен огромный по сравнению с "ничего" массив знаний. Главы в учебниках, посвященные головному мозгу, отнюдь не пустуют. Описаны его отделы и их функции, механизм взаимодействия нейронов. Созданы искусственный гиппокамп и имплантаты Вэя. Нейронаука наработала значительную методологическую базу. Да, вопросов много больше, чем ответов, и простор для исследований огромен. Но это не "ничего". А обыватель, насмотревшийся образовательных передач и подначиваемый сформированной ими иллюзией компетентности в научных вопросах, считает, что получает право озвучивать свои домыслы, являющиеся беспорядочным нагромождением наукообразных заклинаний, безграмотных аналогий, бытовых предрассудков и давным-давно устаревших взглядов, которые сохранились лишь в школьных учебниках - раз уж эти ученые все равно ничего не понимают. И ведь при этом никто и не подумает, что клетки с неизвестной функцией нужны для депонирования какого-либо метаболита или установки дополнительных межнейронных связей. Фу, как скучно. Нет. Ведь мозг хранит еще столько Тайн, до познания которых мы еще просто Не Доросли, - Ханну театрально задирал подбородок, выделяя особенно пафосные слова. Пафосные слова шли так часто, что он не успевал опускать голову, и она запрокидывалась все больше и больше. - Эти клетки обязательно содержат Код Жизни и нужны для активации Скрытых Способностей.
   - Прежде всего в неизвестном видят наиболее невероятное. Происки инопланетян или загадку зарождения Вселенной, да. Встречался я с таким. На Миранде - спутнике Урана, есть огромный бледный участок правильной формы. Когда до Урана добрался зонд "Кольядо" и широкая общественность узнала о существовании Светлого Пятна, четыре из пяти комментариев в сети по этому поводу были про исчезнувшие цивилизации или инопланетян. А пятый - про исчезнувшие цивилизации инопланетян.
   - Именно. И знаете что самое интересное? Наш случай - исключение. Широкая общественность тут будет права в своих домыслах. Первое впечатление оказывается верным. Поверхностному представлению некуда углубляться, - его голос теперь дрожал. - Объекты - это просто бессмертные. Абсолютно бессмертные, без всяких "но". А, что я несу? - Вслед за голосом изменилось и лицо. На нем читались плохо сдерживаемые страх и отчаянье. Меня самого пробил холодный пот - как будто этот безысходный ужас был заразен. - Никакие противоречия не помогут. Все считали, что уже вот-вот - и ситуация прояснится. И ничего. Нужно было уезжать раньше, - опустошенный, выгоревший на моих глазах человек откинулся в кресле.
   - Может быть, не стоит быть таким категоричным? - Зря я это сказал. За вязким слоем отчаянья оставалось еще достаточно гнева и желчи.
   - Вам-то какое дело? Что вы понимаете? Вам-то хорошо, оберегаете покой мирных граждан от того, что им не хочется видеть - и все. Высокие материи вам до лампочки. А вот сами подумайте - какие у объектов недостатки? Все в природе относительно, как бы избито это не звучало. За все надо платить, ничто не дается просто так. Иначе говоря - нет ничего идеального. Солнечные батареи когда-то считались "зеленой энергией". А теперь? Их производство токсично, срок службы недолог, а утилизация затратна. Это расплата за эффективность, которая была немыслима во времена их первоначального распространения. Технология с некоторых пор развивалась уже без оглядки на экологичность, лишь бы только утолить жажду энергии, которая все росла. А что же объекты? Как они платят за свои преимущества?
   - Эффектом Кейлиша?
   - Да бросьте. Можно подумать, у людей его нет. Все с возрастом начинают увязать во времени. Это расплата для всех нас, пребывающих в нем, за обладание сознанием. К тому же, с этим можно бороться, и тому есть примеры. Расплата за бессмертие всегда мыслилась чем-то ужасным, что должно заставить задуматься - "а нужно ли оно". Необходимо ли объектам пить кровь или убивать других ради продолжения собственного существования? Нет. Их поражают все известные болезни, а тело ссыхается? Нет. Или, быть может, синдром - и есть расплата? За неправильную с какой-либо точки зрения жизнь. Нет! Если у ворот рая стоит один апостол, то в нашем случае их трое - Гаусс, Гомпертц и Мейкхам. Случайность, старение и болезни - вот и все. Все так просто и незатейливо - объекты возникают в том же распределении, в каком люди умирают. Как будто и нет никакой причины. А причина должна быть. И здесь определенно замешан скрытый источник энергии. Подумать только - скрытый источник. Еще недавно никто не уделял ему внимания. Даже его существование оставалось гипотетическим. Мы знаем, что энергия не может возникать изниоткуда, а значит, должен быть источник, из которого объекты ее берут - вот и все. Чисто умозрительная сущность.
   - Но, конечно же, есть теория, где он упоминался.
   - И не одна. Но я такие теории могу по десять штук в час придумывать. Это просто, когда факты никак не ограничивают. Впрочем, теперь-то все эти теории оказались бессмысленными. Кому до них дело, если скоро и так все станет ясно?
   Нашу беседу прервала легкая вибрация, разошедшаяся по стенам помещения. Я незамедлительно связался со Стефаном.
   - Мы тут почувствовали толчки. Как у вас?
   - У нас лайнер сел, на секундочку. Мы тут уже давно смотрим, как он на посадку заходит. Зря пропустил. Я тебе видео снял, но лучше это видеть вживую.
   - Какой?
   - Нунавутский, - значит, прибыла армия и штурмовики первого отдела.
   - А китайский?
   - Будет примерно через час. Эти пока разгрузятся. Мы их встретим и вниз проводим, ты там не уходи никуда пока.
   - Понял - я отложил точку, оставив ее на столе. - Ну что, ждем армию. То-то они удивятся, что вы здесь.
   - Пусть удивляются. Ничего другого им все равно не останется. - Он замялся, и следующая его фраза была произнесена с куда меньшей уверенностью. - Я ведь могу рассчитывать эвакуироваться с вами?
   - У нас сложный маршрут будет. До Йоханнесбурга билет не обещаю, но, по крайней мере, вы сможете вылететь на одну из новых площадок.
   - Понятно, - пробубнил ученый, - я, э, спущусь вниз пока - посмотрю все напоследок.
   - Только ненадолго.
  

6

  
   Вскоре вниз - в несколько партий, доставленные скрипящим от такой нагрузки лифтом - спустились гости. Семь человек - штурмовики с шокерами и ружьями, еще семь - солдаты с пулеметами, драйверами и даже огнеметом. В последней группе вместе с Маюми и Стефаном вышли еще двое. Оружия при себе не имели, как и бронекостюмов. Впрочем, насчет последнего я не был уверен. На них было что-то вроде глухого комбинезона со шлемом. Ткань их костюмов была раскрашена в серо-белые цвета зимнего камуфляжа. Судя по нашивкам, это были связисты. У одного из них вокруг шлема обвивалась темная полоса. Неужели циркулярный сканер? Выглядело исключительно странно, но вообще идея представлялась логичной - смысл имплантированного в шлеме все равно теряется. Оба несли в руках небольшие чемоданы. Куда более крупные ящики несли и другие солдаты. В зале стало людно и суетливо. Все кроме сетевиков - поголовно в бронекостюмах. Командовал аж целый капитан войск особого назначения, командир штурмовиков первого отдела. Вернее, командовал бы, если бы здесь не было нас. Потому что в случае, если возникает необходимость в применении силовых методов, командиром будет оперативник. В нашем случае - старший из присутствующих, то есть Стефан. Я думаю, в свое время у него был подобный опыт - как-никак во времена пика всякое случалось.
   Капитан попросил нас собраться вместе, солдаты встали тут же неподалеку. Удивительно, но по той части лица, которая оставалось открытой при снятом визоре, в этом капитане я опознал инуита. Из аборигенов, значит. Редкость - встретить коренного нунавутца в армии. Их там всего-то тысяч пятьдесят, наверное, во всей стране. Капитан представился, но я к своему стыду не запомнил его имени. Также он вкратце повторил план действий - сначала войска развертываются - ящики постепенно освобождались от содержимого, из них появлялась разнообразная аппаратура - от терминалов до дронов. Потом бессмертных в несколько приемов грузят на лайнеры и развозят по заранее подготовленным площадкам. Мы должны будем поднять все по одному на лифте на поверхность, где развернутся остальные военные, и будут ждать нас лайнеры. Лифт - благодаря помешанным на безопасности архитекторам - идет только до пятого подземного этажа. Дальше вниз уходит лестница с пандусами, по которым тела предстоит поднимать вручную, на каталках. Вот и весь план.
   - На этом все. Передаю командование оперативному сотруднику центра по контролю людей с СМР Стефану Дламини, - капитан козырнул и с подчеркнутой формальностью ненадолго вытянулся по стойке "смирно".
   - Вам еще есть что сказать, пока мы будем ждать остальные войска?
   - Так точно. В связи с тем, что придется действовать в различных климатических зонах, в том числе в условиях полярной пустыни, вам приказано выдать обмундирование.
   Один из солдат притащил из штабеля пластиковую коробку.
   - Это - начал капитан, доставая из нее и разворачивая нечто серо-белое и матерчатое - арктический скафандр армии республики Нунавут, модель для небоевых частей. - Так вот во что одеты связисты. Полужесткий шлем развернутого скафандра спался, на нем выделялся только большой прозрачный визор на все лицо. - Прошу кого-нибудь из вас надеть его прямо сейчас для демонстрации.
   Я! Я хочу! - решительно шагнула вперед Маюми.
   - Эм, хорошо. Нужно будет снять всю объемную верхнюю одежду. Найдете где переодеться?
   - Момент - и она, подхватив комбинезон подмышку, быстрым шагом направилась к двери, ведущей на лестничную площадку. Маюми понадобилась всего пара минут. Возвращалась она уже не так уверенно, делая каждый шаг не то с осторожностью, не то с интересом. Скафандр смотрелся на ней немного нелепо - как будто огромный свитер. Со штанинами свитер. И со свитерным шлемом. Вообще, судя по всему, свитерной толщины материал скафандра и был - всего пару сантиметров. Он никак не выглядел чем-то, что может надежно защитить от холода. Лицо в этом скафандре, в отличие от бронекостюма, было видно целиком - визор оказался даже больше, чем я подумал. Маюми аккуратно уложила стопку одежды на стул и встала рядом с капитаном, разворачиваясь визором то к нам, то к нему - вбок и вверх.
   - Скафандр, - продолжил он, - обеспечивает полную термоизоляцию носителя от внешней среды. Благодаря структуре ткани, способен в энергонезависимом режиме обеспечивать комфортные условия при температуре окружающего воздуха от плюс тридцати до минус девяноста градусов по Цельсию. С использованием энергии аккумуляторов выдерживает температуру до минус ста двадцати градусов в течение двенадцати часов, - интересно, где они такую температуру нашли-то? Да еще на двенадцать часов. - Рассчитан на работу в условиях любой влажности. На левом запястье расположена кнопка автоподгонки размера, - Маюми принялась искать указанную кнопку, - Да, здесь, кнутри. Давите, кнопка тугая, - я понял, что у нее, наконец, получилось, по тому, что скафандр разом утянулся, и превратился из свитера в облегающий водолазный костюм. - В визор встроена система ночного видения, на него так же выводится ряд других данных, включая температуру тела и внешней среды, направление ветра и текущие координаты. Фоторецепторные элементы оценивают уровень освещенности и автоматически подстраивают светофильтры или включают ПНВ. Неглубокие порезы, проколы и прочие повреждения материала затягиваются самостоятельно в течение нескольких минут. При сквозных порезах следует стянуть края дефекта степлером, который находится в нагрудном кармане - степлер Маюми нашла быстро. Нашла, и повертела черный брусок у нас перед глазами, как будто демонстрировала нам товар на продажу. - При ударах и сильной тряске визор может пойти непрозрачными пятнами - в этом случае опустите до щелчка рычажок на его боковой поверхности справа - это ручной сброс дисплейной системы. Под подбородком в защитном кожухе находится кнопка, откидывающая визор. На уровне пояса вшиты кнопки, при одновременном нажатии отсоединяющие паховый сегмент - для выполнения естественных отправлений. Так же для этих целей встроена сан-система, но ей пользоваться не потребуется. Костюм обеспечивает полную защиту от отравляющих веществ контактного действия и от отравляющих газов в соответствии с требованиями для стандартных личных противогазовых фильтров. Также он оснащен встроенным кислородным баллоном. Переход на изолированное дыхание происходит автоматически в случае необходимости. Запас кислорода - час. Защита от биологического оружия по классу 3б. От радиации по классу 2. Личная система сетевой защиты узкофильтрующего типа. На этом все.
   Я шепнул Стефану:
   - Надо им про ученого рассказать.
   - Ты нашел - ты и рассказывай.
   - Капитан! - крикнул я возвышавшемуся надо мной бронекостюму.
   - Слушаю, - ответил бронекостюм.
   - Мы обнаружили тут ученого, не сумевшего эвакуироваться.
   - Командир, каковы ваши указания? - он обращался к Стефану.
   - Командир, он согласен вылететь первым же рейсом. Можно доставить его в Йоханнесбург, к остальному научному отделу - ненавязчиво сообщил я Стефану.
   - Так и сделаем, капитан. Небольшой крюк лайнеру не повредит.
   Интересно только, во что мы оденем ученого? По инструкции теплых вещей у него здесь быть не должно, а коробка со скафандрами опустела. Придется ему, видимо, пробежаться в своей водолазке по морозу до транспорта. Ведь от места посадки лайнеров солдаты сюда не пешком шли.
   Стефан и главный штурмовик пошли что-то выяснять к развернутому на столе военному терминалу.
   - Ну и как тебе в этом? - спросил я у Маюми, расправляя в руках собственный скафандр, - не жарко?
   - Как ни странно, очень удобно. Почти не чувствуешь, что на тебе что-то надето. И не жарко совсем. Классная вещь. Интересно, его можно купить? Как я, кстати, в нем смотрюсь?
   - Ну... Так, знаешь, неплохо. Несколько, правда, не в тему. Вот эта вся обтягивающая... хм... конструкция не вяжется с образом армейского защитного обмундирования.
   - Невелика беда, скажу я тебе, - Маюми выглядела действительно довольной своим новым нарядом. Не испытывая настолько выраженного восторга, я все же ее понимал. Необычное всегда притягивает. Не в куртке какой-нибудь работать будем - в настоящем арктическом скафандре.
   - Мы, похоже, поторопились с завтраком. Ученый, которого я встретил, предложил в честь наступающего праздника устроить праздничный обед. Что-то такое он тут припас.
   - Идея хорошая. Пить сейчас, пожалуй, не стоит, но от сладкого я бы не отказалась. Я слышала, на Антарктиде деликатесом считается мед в сотах.
   - Одна только проблема есть, - прервал уже начавшую облизываться напарницу. - Нас тут теперь многовато получается. Неуютно будет, наверное. Никогда не любил есть при людях. Да и когда теперь? Зря я сказал ему, что попозже. Не подумал.
   - Да ладно. Посмотрим еще. И раз уж мы про еду. Посмотрел Юуки про то, что ты нашел. Это из армейского рациона. Вроде питательной смеси. Относительно недавняя разработка.
   - Он так и сказал? "Относительно недавняя"? Если я правильно понимаю, для паттеха это может означать "пару часов назад".
   - Нет. Я и сама читать умею вообще-то. В двадцатом сделали, но полтора года назад армия отказалась, а заводы уже наштамповали.
   - А ты, значит, все-таки способна на сотрудничество со своим технофильным коллегой.
   - Что поделать. Какой есть - с тем и работаю. Не я решаю, кого на работу принимать. Но иногда раздражает невероятно. Не думай, что эта манера речи у него от излишней фамильярности. Он действительно всех людей считает за низших существ. Просто субординация не позволяет демонстрировать это перед вами. А со мой он каждую смену контактирует, своя вроде как - тут уж можно не прикидываться. Ваш не такой?
   - Нехорошо так говорить, конечно, но мне кажется, что не просто такой, а такой в квадрате. Порой слышу от него, что все его собратья - безосновательно заносчивые ограниченные идиоты. При этом, похоже, подразумевается, что он один среди паттехов стоит в белом плаще и сверкающих доспехах, весь насквозь здравомыслящий, с незамутненным взором.
   - По крайней мере, в отношении Юуки он прав насчет идиотов. Эх, развели мы тут сплетни. Ну-ка, сфоткай меня - они кинула мне откопанную в оставленной на стуле одежде точку.
   Сначала Маюми заложила руки за спину, изобразив таким образом военного в позе "вольно". Потом ей захотелось стать героическим космолетчиком. Героичности с пустыми руками не получалось - пришлось выпросить у одного из солдат пулемет "на подержать". Затем, разумеется, оказалось, что нужно и с самим солдатом сфотографироваться, на чем я Маюми с ее точкой и оставил - фотосессия приобретала затяжной характер.
   Так Стефан, как самый ответственный, обсуждал серьезные дела, Маюми заигрывала со штурмовиками, а я, положив выданный скафандр на колени на манер пледа, качался на стуле и вычищал грязь из-под ногтей зубчиком расчески. На среднем пальце левой руки вернулся Ханну.
   - Как там дела? - спросил я, убирая ноги со стола.
   - Излучение разрыва продолжает демонстрировать флуктуации.
   - "Излучение разрыва"? - с вопросом повторил я непонятный термин, намекая, что его можно и пояснить.
   - Мы его называем "излучение ассоциированное с разрывом". Они, очевидно, одной природы. Вернее, мы считаем, что излучение одной природы с тем, что вызывает разрыв. Каждый объект как бы генерирует вокруг себя область потенциального появления разрыва. Если достаточное количество таких областей пересекаются - разрыв появляется.
   - Насколько же велика эта область?
   - Пока трудно сказать - проведение эксперимента по искусственному созданию разрыва отменено. Но, по всей видимости, порядка нескольких километров.
   - Значит, австралийский разрыв - не случайность? Он возник из-за новичков?
   - Именно. А отзыв транспорта его, соответственно, закрыл - количество объектов на единицу площади вновь стало докритическим.
   - "Разрыв", да? А в чем разрыв? В ткани пространства? И куда? В параллельное измерение?
   - Название не обязано полностью отражать суть явления, не так ли? Да и не может. Нельзя, зная одно только название, строить какие-то догадки. Так что не спешите. "Параллельное измерение", "ткань пространства" - все это обиходные названия, утерявшие за десятилетия бесконтрольного использования конкретный смысл. Так пусть в научно-популярных журналах пишут. Но мы предполагаем, что за разрывом что-то есть. Источник. Электромагнитный шум, который мы могли наблюдать - просачивающаяся сквозь разрыв энергия, исходящая от источника. Та самая, что позволяет объектам восстанавливать ткани.
   - Значит что-то вам все же известно.
   - Это теперь. После того, как источник дал о себе знать. Чтобы увидеть картину в целом - он усмехнулся собственным мыслям, - хм, ну ладно, тоже что-то. Представьте такую аналогию: процесс познания явления это как подъем на гору. Вначале это просто трудная и изматывающая дорога, не дающая видимого результата - уклона достаточно высокой горы не видно, когда непосредственно поднимаешься по склону. Но через некоторое время можно обернуться и увидеть, какой вид открывается с высоты. Достигнутая высота уже ощущается. И так до самой вершины все заметнее становится продвижение и все более захватывающий вид открывается. А феномен СМР это гора столовая. Мы обшарили все подножье, знаем тут каждый камешек, и скоро будем знать каждую песчинку. Но дальше склон становится абсолютно отвесным. Вертикально вверх он уходит туда, к недостижимому плато. И вот внезапно мы наткнулись на спускающуюся с него ровную широкую дорогу, хотя обошли эту гору много раз. Ну ведь нельзя упускать такой шанс, как вы считаете?
   - Неплохо бы было еще знать - откуда эта дорога появилась.
   - Если хотите знать мое мнение, - он опять сдержано улыбнулся и отвел глаза, как будто он стыдился своих мыслей.
   - Хочу.
   - У человечества была мечта научиться летать. Еще в старину появились планеры, а затем аэростаты и дирижабли. Потом настал черед самолетов, что признано общественностью окончательным изобретением полета, а затем и вертолетов и турболетов. Идея "не бывает плохой аэродинамики, бывают слабые двигатели" дала нам ракеты и баллистические лайнеры. Но разве можно сказать, что мечта исполнилась? Все это зависит от источников энергии, имеет ограничения в маневре, сложно в управлении. В конце концов, это все всего лишь машины. Это не настоящий полет. Настоящий - это магическая левитация, без всяких приспособлений. К слову о левитации - разве не являются по сути подвески Мейснера антигравитационными машинами? Тем чудом технологии, о котором так долго говорили нам фантасты. Конечно же нет. Ведь объект поддерживается в воздухе все-навсего каким-то магнитным полем, а не настоящей антигравитацией. Людям всегда будет мало. Наши мечты не должны сбываться. Они притягивают нас и заставляют идти вперед - но в конце пути мы не найдем удовлетворения - перед нами лишь зажжется новый маяк, и так до бесконечности. Никогда и ничем люди не будут довольны, всюду найдут изъян. Мечта живет лишь в будущем, настоящее для нее губительно. Но вот произошло чудо - мечта о бессмертии исполнилась. Я уже говорил - исполнилась абсолютно, без оговорок. Как-будто кому-то надоело смотреть, как мы рушим одну мечту за другой, ни одной не в силах исполнить до конца. И он сделал это за нас. Хотели? Вот вам - жрите свой виноград сколько влезет. Все как заказывали - не придерешься. И оградил ее при этом непробиваемы барьером - чтобы мы не дотянулись до нее своим грубым и ненасытным разумом, потому что иначе и она окажется разорванной на куски. Смотреть и пользоваться можно. Но вникать в суть не смей.
   - Все-таки, по-вашему, за этим стоит чья-то воля. Не слишком ли это простое объяснение?
   - Я, пожалуй, не совсем точно выразился. Прошу прощения, если за образностью моей речи от вас ускользнул смысл. "Чья-то", да. Тут нужно правильно понимать, насколько правомочна аналогия с понятием "воля". Знаете, живые организмы ведь устроены весьма сложно - но вместе с тем в них нет ничего сверхъестественного. Любая, даже самая сложная машина состоит из простых механизмов, чья простая работа основывается на простых принципах. Можно ли считать эволюцию формой разума, если в ходе этого процесса появилась жизнь? Компьютер при желании можно реализовать хоть на трубах с водой. И если он будет достаточно мощным - на нем можно будет даже запустить систему ИИ. Работающую, и дающую разумные ответы. Феномен СМР проявляет интеллектуальную активность - синдром с помощью каких-то механизмов не только распознает, но и анализирует повреждения, меняет стратегию регенерации, принимает решение о ее запуске. Но в интеллектуальных системах совершенно не обязательно должен присутствовать тот мистический ореол, которым наш разум окружает себя, а так же понятия "воля" и "сознание". Иммунная система тоже обладает выдающимися аналитическими способностями - но мы же не говорим, что от инфекций нас защищает чья-то воля. Да и человеческий мозг состоит из элементарных элементов, в некотором приближении выполняющих одну простую фун... - помещение опять затрясло - на этот раз вроде бы сильнее, - ...кцию.
   - Стефан, что китайцы уже прилетели? Почему не предупредил? Посадку же пропустили.
   - Сюда подойди - он нашел взглядом Маюми и окрикнул ее тоже.
   Стефан, стоявший у терминала, с которым теперь с сосредоточенным видом работали связисты, выслушивал капитана.
   - ... те отдавать приказы солдатам напрямую, - закончил инуит.
   - Разрешаю, - ответил ему Стефан.
   - Что там? - поинтересовался я.
   - Никто не прилетел.
   Вечер резко перестал быть томным.
   - Я правильно понимаю?
   - Правильно.
   - Где?
   - Седьмой этаж. Собирайся.
   Солдаты выдвинулись вперед - сначала те, что с боевым оружием, затем штурмовики. Я начал понимать, что быть сейчас оперативником - не самый красивый расклад. Так или иначе, мы втроем тоже отправились следом за военными.
   Через извитой коридор, в который открывалось множество дверей, мы попали в предбанник отделения специальной терапии. По стенам и потолку местами поползли трещины, а часть ламп вышла из строя, так что помещения были освещены лишь фрагментарно. Мой скафандр так и остался лежать на стуле - надевать его времени не было. Еще один такой толчок - и света не станет совсем. ПНВ бы пригодился. Предбанник представлял собой вытянутый зал прямоугольной формы. В ширину он был метров пятнадцать, а в длину - все пятьдесят. И это только вспомогательное помещение. Основной зал этого мавзолея был еще больше - он строился с большим запасом. Одна из стен здесь по решению архитектора была на протяжении всей полусотметровой длины стеклянной. Она-то и выходила непосредственно на помещение, где рядами стояли, заключенные в клетки, столы с инфузионным оборудованием. Света было достаточно, чтобы увидеть последствия толчка - оборудование покорежено, но клетки, накрывавшие ложа, целы. Однако самое неприятное все же случилось - поступление лекарства, несмотря на работу всех предохранительных систем, прекратилось, и преступники очнулись. Вели они себя по-разному, но объединяло их поведение одно - разумным его назвать было нельзя. Некоторые метались по клетке и пытались покалечить себя о решетку, другие отчаянно бились о пол, третьи просто лежали и безостановочно кричали. Стена частично гасила звук, но было понятно, что основное помещение сейчас переполнено безумными криками.
   - Что это с ними? - Маюми прижалась визором к стеклу, стараясь получше рассмотреть заключенных.
   - В ходе экспериментов, - за спиной вырос догнавший нас Ханну, - некоторые объекты под многократным воздействием физических и психических гиперраздрадителей повредились рассудком.
   - Но почему не сработал источник? - спросила Маюми.
   - ВНД-привелегия. Не зафиксировано ни одного случая, когда источник вмешивался бы в психические процессы.
   Ханну некоторое время молча постоял рядом со мной, разглядывая панораму. Заключенные не демонстрировали изменений поведения. Только заметив, что один из них, до сих пор лежавший, начал подниматься, я задумался - как они смогли освободиться от фиксаторов?
   - Вы боитесь?
   - А? - я отвлекся и на автомате успел переспросить прежде, чем понял вопрос. На самом деле в его повторении не было нужды. До меня все дошло уже через секунду. Но Ханну терпеливо повторил вопрос:
   - Вам не страшно?
   - Конечно. Немного. - Хотя я же должен всячески поддерживать моральный дух окружающих. Не зря ли признался? - Но я думаю, и здесь мы тоже сориентируемся. Все успокоится. А вы боитесь?
   - Я все думаю - какова будет наша расплата за то, что нам откроется тайна этого явления? Изоляция - не решение проблемы. Мы лишь тянем время. Излучение ассоциированное с разрывом нарастает. Что будет, когда оно разрастется настолько, что эти невидимые области, соприкосновение которых вызывает разрыв, перекроются у всех объектов? - Подумав, он добавил:
   - Какие у вас планы после завершения операции?
   На этот раз я нашел в себе силы не переспрашивать.
   - Не знаю. Не задумывался.
   - Вот и я тоже. И никто не задумывался. Такое чувство, что будущего больше нет.
   - Не волнуйтесь. Мы преодолеем этот кризис, - а вот это уже признак приближающейся паники. Вывести бы его отсюда, пока он не натворил чего.
   - Вы ведь правильно меня поняли? Не "у нас больше нет будущего", нет. Я не имею в виду, что потеряна надежда, нам ничто не поможет и так далее. Будущее больше просто не существует. Исчезло. Как будто само время подходит к концу.
   - Что вы стоите?! - это побежал сопровождаемый солдатом Стефан. Очнулся, - вы должны тут во всем разбираться. Посмотрите по мониторам - каковы повреждения, что случилось, и вообще.
   - Да-а, - задумчиво протянул он, - можно.
   Ханну повел Стефана к мониторам, а я пошел вдоль стены, осматривая то, что находилось за ней. Но не успел пройти и десяти шагов, как понял, что именно за встряска тут была недавно. Все, на ком не было бронекостюма, попадали на пол. Я поднялся на ноги так быстро, как только смог, и огляделся. Пока армеец, бросив пулемет, помогал подняться Стефану, Маюми, как и я, оглядывалась, пытаясь оценить ситуацию. В зале стало светлее - за стеной зажегся ослепительно-белый огонь. Это была даже не звезда. Сквозь пальцы я отчетливо увидел, что это не точка, а сфера. И эта сфера располагалась в груди у человеческой фигуры. Из ауры, окружавшей ее, вырывались светящиеся протуберанцы, по полу, потолку и ближайшим столам ползли электрические разряды. Сияние ослабло и стало возможным лучше различить скрывавшуюся в нем фигуру. Сначала я не мог понять, как там оказался солдат. Я перевел взгляд на нунавутцев. На фигуру. Снова на нунавутцев, и обратно. Фигура метнулась за ближайший стол, но я уже успел понять - бронекостюм на ней был другой модели. Сияние, хоть и ослабшее, выдавало ее местоположение. Вслед за неожиданно раздавшимся хлопком один из солдат начал падать. Последовало еще два хлопка и две грузных фигуры с грохотом, одна за другой, повалились на пол. Костюмы не успели среагировать на исчезновение команд от носителей и не смогли уложить их аккуратно. Значит, удар был очень сильным. Такой эффект дает драйвер. Тут же началась пальба. Солдаты стреляли куда-то в зал, в ответ стреляли оттуда, все рушилось, уши закладывало от грохота стрельбы. Хотя кто его знает, куда они там стреляли - я метался из стороны в сторону, пытаясь понять - где же будет безопасней. Нужно понять, какой у нас сейчас план, что мы вообще должны делать. Ну почему я не надел тот проклятый скафандр сразу? Там хоть рация была, сейчас бы слышал переговоры. Стефан, тоже оставшийся без связи, держался капитана. Нужно было добежать до него. Это метров двадцать, но под таким плотным огнем любое движение может стать последним. Пересиливая страх, я побежал к ним. В тот же момент они начали отходить к двери. Не успел я затормозить, как по комнате прокатился еще один толчок, и огонь с той стороны усилился. Я уже не пытался понять, кто именно стреляет, нужно было хотя бы выбраться отсюда.
   - Кто это, Стефан? - догнав коллегу, я сразу же повис у него на плечах, чтобы остановить.
   - Откуда я знаю? Ученый успел только сказать, что интенсивность излучения сильно выросла, перед тем как ударило. К тому же все системы гибернации отключились, хотя это-то и так понятно. Он куда-то убежал, я не могу его найти. Собираем всех и уходим наверх - нужно изолировать нижние этажи.
   В следующий момент неподалеку прогремел взрыв. Если бы взрывная волна была достаточно сильной, чтобы поднять меня в воздух, я бы сейчас уже лежал с переломанными костями. Но я просто инстинктивно попятился от эпицентра, пока не упал. Справившись с волной дурноты, я попытался снова сориентироваться в пространстве. То, обо что я споткнулся, оказалось телом солдата. Я не мог найти Ханну, а кроме того потерял из виду Стефана. Не думаю, что его отбросило далеко - но в глазах двоилось, и даже что-то у себя перед носом разглядеть было трудно. Солдаты, разбросанные теперь уже по всему залу, пытались перегруппироваться. Один из них, гремя по каменному полу тяжелыми ботинками, подбежал ко мне и протянул руку, чтобы помочь подняться. Пули, отбарабанив по бронепластинам на спине, нашли уязвимое место и заметались внутри его тела. Механика костюма с бессмысленной аккуратностью уложила труп на землю рядом со мной. Собравшись, я сконцентрировал взгляд и увидел и убийцу - люркер "Тэносэй". Бесшумно переступая лапами в непередаваемо мягкой, свойственной всем люркерам скользящей походке, он неспешно подошел ко мне, не сводя взгляда сенсорного блока. Мысли многократно ускорились - я сообразил, что рядом с солдатом должно лежать его оружие. Рука как будто сама нащупала пятнадцатикилограммовую штангу драйвера. Навалившись всем телом, я задрал ствол оружия вверх, но опустить и навести его на врага уже не получилось - упав, солдат прижал кабель, соединявший электромагнитную пушку с аккумулятором бронекостюма. Теперь уже пальцы моментально вспомненным движением отомкнули фиксатор. Люркер, посчитав меня менее приоритетной целью, занялся расстрелом кого-то еще. Закидывать оружие на плечо, как положено при стрельбе без экзоскелета, не было времени - я выстрелил, уперев его в пол. Камень никудышно гасит отдачу, к тому же плохо сработал компенсатор - по правой половине тела разошлась боль как от удара. Но машина, пораженная с такого небольшого расстояния, разлетелась на куски.
   - Сергей! - кричала со стороны выхода Маюми. Она оперлась стволом взваленного на плечо драйвера о пол и отчаянно замахала свободной рукой в сторону выхода. "Отходи сама, я прикрою" - прокричал в ответ я. Не знаю, услышала ли она. Оставалось только надеяться, что если нет - она догадается и так - много ли она сможет сделать с армейским драйвером? Я укрылся за телом пытавшегося вывести меня солдата. У меня в руках "Вольво М5" - это означает встроенный аккумулятор на четыре выстрела. После третьего компьютер неадекватно оценивает остаток энергии, который блок питания сможет вытянуть из аккумулятора и поэтому автоприцеливание на четвертом выстреле имеет большую погрешность. Хотя какая разница? На таком расстоянии... Экран видоискателя выводил изображение в достаточно отфильтрованном виде, чтобы можно было стрелять даже "на глаз" - не по меткам тактического компьютера. Еще две четвероногие машины больше никого не убьют. Сколько их еще осталось? По крайней мере, стрельба утихла. Последний выстрел - и нужно бежать.
   Я оглянулся посмотреть - выбралась ли Маюми, когда на краю поля зрения что-то поменялось. Сияние! Почему машины так легко отвлекли его от меня? Могу ли я оправдывать себя тем, что проще сражаться с чем-то привычным? Все, что я успел сделать после того, как сияние исчезло из поля зрения - это опереться на орудие на манер посоха, чтобы встать. Никогда в жизни я не действовал так быстро. Наблюдавший со стороны мог бы пропустить мой маневр целиком, только лишь моргнув. Но даже так я не успел. В следующий момент фигура появилась из вспышки прямо передо мной. Я попятился, но тут же споткнулся и растянулся на полу. Фигура больше не имела монструозных очертаний бронекостюма. Надо мной стоял обычный человек - за исключением того, что сверху его освещала висящая в воздухе сфера чистого света. Когда глаза привыкли к этому свету, я смог разглядеть его лучше. Тяжелые ботинки, утепленная камуфляжная форма. Мой взгляд, поднимаясь по телу загадочного человека, дошел до его лица. Канемори. Вот откуда здесь японские люркеры. Впрочем, какая разница - кто меня убьет? Канемори не стал опускаться до использования пулемета. Вокруг сферы возникли отблескивающие в ее свете иссиня-черные иглы метровой длины, напоминающие причудливые вытянутые кристаллы. У меня еще оставалось энергии на один выстрел, но я не смел двинуться. Чего он ждет? Наконец, сверкнула вспышка, и я почувствовал, как в мое тело... ничего не вонзилось. Гигантская тощая лапа, составленная из игл, выхватила у меня из рук драйвер и без видимого труда смяла его и разрезала на несколько кусков своими тонкими пальцами. Ноги обездвижила слабость, и если бы я стоял, то, несомненно, упал бы на колени. Я с трудом сдерживал плач, понимая, какая на самом деле участь меня ждет. Голова Канемори разорвалась фонтаном крови и осколков. Мозг мгновенно оценил ситуацию. Я даже не помню, как раздумывал - куда бежать, где поворачивать, в какую сторону толкать двери. Я просто бежал. У меня даже не хватило воли остановиться и потащить Маюми за собой - "хочет жить - догадается последовать за мной" - такими, должно быть, были мои мысли, хотя они промелькнули в голове так быстро, что я даже не успел их обдумать. На одной из лестниц я понял, что у меня что-то не так с ногой, но продолжал бежать, несмотря на усиливающуюся боль. Наконец, толстая гермодверь за мной захлопнулась, и автопилот отключился, уступая сознанию его законное место. Место было незнакомым. Похоже, я ошибся этажом. Свет тут еще был, но такой слабый, что было очевидно - электростанции тоже досталось, и с минуты на минуту идти можно будет только на ощупь. Из подобия вестибюля, в котором я оказался, вели несколько дверей. Нужно найти способ добраться до лифта в обход главной лестницы. И быстро. Мусо эта дверь не удержит долго. Я приоткрыл одну из дверей. Коридор уходил довольно далеко - на этот раз конца не было видно вообще. Вот теперь впереди точно неизвестность. Дверь справа, дверь слева и так много раз. И за каждой что-то скрывается. А пока я не увидел что именно - это ведь может быть что угодно, да? Чтобы заглушить страх, я начал соображать - где же именно нахожусь, при этом очень осторожно и насколько возможно тихо, стараясь не потревожить пустоту, продвигаясь вглубь коридора. Не знаю, что я сделал не так. Возможно, слишком громко дышал. Но впереди я услышал шорох. Не один шорох, после которого наступила бы тишина. Нет. Как будто что-то тащили по полу. Я сосредоточил внимание на темноте впереди, в которой периферическим зрением вроде бы уловил движение. Сначала я увидел лицо. Вытянутое, бледное, с огромными, широко распахнутыми, как будто не умеющими вовсе закрываться глазами. По бокам этого лица свисали пучки длинных редких волос. И что самое ужасное - его выражение было совершенно осмысленным. Существо смотрело на меня. Следом в неверном свете показались огромные жилистые ладони, которыми оно хваталось за стены. Его расставленные руки полностью перекрывали коридор. Существо шло и шло, перебирая своими кривыми ногами. Шло неторопливо, но было абсолютно очевидно, что его цель - я. Постоянно оборачиваясь, я побежал назад к двери. "Ну я же тебя вижу, вот ты, в полный рост у меня перед глазами", - в отчаянье кричал я про себя. - "Так какого же хрена ты не исчезаешь"?! Небольшое окошко матового стекла позволяло видеть, как в коридоре что-то движется. Было бы ужасно, если бы я был оставлен без информации о его передвижении, в случае отсутствия этого смотрового проема. Было бы еще хуже, если бы дверь была полностью прозрачной, и мы продолжали бы видеть друг-друга. Времени совсем мало, тварь доберется сюда секунд через двадцать. Двадцать. Я пару раз глубоко вздохнул. Значит, есть секунды четыре, чтобы подумать, куда бежать дальше. Странно. Меня догоняет чудовище, а я стою и раздумываю, ожидая его.
   Кто знает, что меня ждет за другими дверями? А вот что ждет меня за главной дверью, ведущей на лестницу, я знаю прекрасно. Плечом я вышиб еще одну дверь с матовым окном, даже не удостоверившись, ждет ли меня за ней что-нибудь. Нужно было одновременно уйти подальше и успеть скрыться от взора чудовища прежде, чем оно откроет дверь в выбранный мной коридор. Я не выдержал ощущения, что за спиной кто-то есть и на бегу бросился вправо, вышибая очередную дверь. По плечу разлилась боль - дверь была заперта. Рука все быстрее и быстрее шарила по карману, как будто скоростью можно компенсировать беспорядочность движений. Пальцы путались в тесном кармане штанов и каким-то невообразимым образом цеплялись за ткань. Потребовалось целых три секунды, чтобы успокоиться и аккуратно вытащить ключ. Замок захлопнувшейся за мной двери пискнул, обозначая срабатывание запирающего механизма, и я прислонился к стене рядом с дверью. Снаружи вроде бы было тихо. Комната, в которой я заперся, была достаточно просторной. С потолка свешивались металлические конструкции, похожие на те, что удерживают лампы в операционных. В центре были оставлены несколько столов, у стен - сейфы. Возможно, это и было что-то вроде операционной. Операционная. Тут должна быть аптечка. Я осторожно, стараясь не касаться ноги тканью, закатал промокшую от крови штанину. В обычной ситуации я бы, наверное, долго не решался встретиться лицом к лицу со своей травмой. Но сейчас она воспринималась не более чем преграда на пути к спасению жизни, и потому подлежала немедленному и насколько возможно полному исцелению. Поверх кости все было разодрано, вокруг темнело бордовое пятно во всю голень. Но нога двигалась исправно, хотя и начинала болеть все сильнее. Я зафиксировал колено и попробовал аккуратно подвигать ногу, ухватившись за лодыжку. Кости не смещаются, хруста не чувствуется. Мне в некотором роде повезло - перелома не было. Кроме многочисленных ссадин никакой другой боли я не чувствовал. Разве что правое плечо, которое уже дважды принимало на себя удар. Двигать рукой было трудно, но возможно. Так что вывиха у меня тоже нет. Вдобавок ко всему меня сильно трясло, из-за чего иногда было трудно выполнить руками даже достаточно грубые движения. Аптечки нигде найти не получилось. А вот это уже плохо. Пришлось разорвать майку и перевязать рану получившимися длинными лоскутами. Я заканчивал завязывать узел, когда все мысли оказались выметены из головы. Но мне все же удалось встать на четвереньки, прежде чем содержимое желудка выбросило наружу. Даже после того, как желудок остался пуст, рвотные позывы не прекратились. Несколько минут я стоял, склонившись над полом, выхаркивая слизь и слюну, которые холодными нитями свисали с губ. Потом тошнота немного утихла, хотя совсем не ушла. Руки настолько ослабли, что я практически свалился на пол. Обездвиживающая слабость, какая всегда бывает после упорной рвоты, разлилась по телу. Сколько я схватил радиации там внизу? Надо срочно искать выход. Отлежавшись, я, все еще не теряя надежду найти какие-нибудь медикаменты, обходил помещение, держась за стены. Все пусто. Не успел я уйти в собственные мысли, как мое внимание привлек необычный щелкающий звук. Я понял, что слышал подобные и до этого. Но не придал внимания. И только сейчас задумался - что же его тут издает. За одним из столов громоздилось то, чему трудно было подобрать название. Я никак не мог отнести увиденное к какому-либо классу вещей. Наверное, это можно было назвать башней. Кривая, то расширяющаяся, то сужающаяся, составленная из скрепленных между собой кубиков темно-серого цвета. Скрепленных, потому что если бы это было не так - подобная конструкция непременно бы развалилась. Грани кубиков слабо блестели, как будто бы они были из графита. Я поежился, вспоминая вызванные Мусо иглы. Рядом стояли такие же "башни" пониже. А чуть поодаль из пола вырастал двадцатисантиметровый параллелепипед. Тоже серого цвета, но не блестящий и немного более светлый. Раздался еще один щелчок, и параллелепипед превратился в развертку тессеракта. Я не заметил никакой постепенности перехода между этими формами. Изменились и башни. Их конфигурация была слишком сложна, чтобы понять - в чем конкретно заключались изменения, но, несомненно, они скачком сменили свое строение вслед за маленьким обелиском. Что это? Тоже какое-то существо? Или машина? Исследовательская группа так и не смогла дать внятный ответ - чем же считать австралийскую медузу. Она была очень простой по форме - почти идеальная плотная черная сфера, от которой расходились ветвящиеся щупальца, построенные из неорганических полимеров. Но непонятно было - как она могла двигаться. С таким строением полимерные цепи не могли обеспечить полноценного сокращения. Кроме того, не было ни нервной системы, ни пищеварительной, никаких других органов вообще, никаких сенсоров или двигателей.
   Электростанция доживала последние минуты и те лампы, которые еще не погасли, мигали уже совсем неясным светом. В этой полутьме я заметил, как на башни легла тень, которую отбрасывал от моей головы какой-то источник света сверху. Это были три светлячка. Вернее, не светлячка, а три светящихся шарика - размером с горошину каждый. Они кружили друг вокруг друга и вместе с этим перемещались в пространстве всей группой. Этот свет, должно быть, тоже радиоактивен. Меня опять скрутил приступ неукротимой рвоты. Я заперт. Снаружи монстры, внутри радиация. Впрочем, мне недолго осталось мучиться. Скоро что-нибудь выломает дверь и сожрет меня. Я заметил, что вокруг появляется все больше странных вещей. Полупрозрачная лента завивалась в воздухе спиралями, паук на металлических иглах-ногах вил паутину между полом и потолком, а по уже свитой ползали слизни, оставляя за собой пленчатый след. Лужа вязкой жидкости последовательно переливалась разными цветами, подобно каракатице. Цепочка ассоциаций вытащила из памяти недавние события, и я смог рассмотреть их по-новому. "Тэносеи", которых Мусо вызвал себе на помощь. Среди них я увидел и пару необычных машин. В них еще узнавалась конструкция "Тэносея", но что-то было не так. Не помню только точно - что именно. Итак, укрытие просуществовало недолго. Где бы я не спрятался - твари появляются повсюду. Я забился в угол, съежившись, обхватил голову руками - и стал ждать. Чего я ждал? Смерти? Чудесного спасения? Или просто следовал стратегии "когда непонятно что делать - не следует делать ничего"? Моей руки коснулось что-то острое. Я мгновенно вспомнил оплетающих комнату пауков. А перед пауками я испытывал страх и отвращение всегда. Пятясь и в ужасе тряся руками, пытаясь отогнать спустившееся сверху существо, я уперся спиной во что-то мягкое. Я только успел заметить, что это была висевшая в воздухе черная сфера размером с небольшой арбуз, когда она начала увеличиваться и делиться. Почти тут же я закашлялся - глаза и нос резал невыносимый запах. Я больше не раздумывал о том, что меня ждало за дверью. Задыхаясь, я отпер замок и выскочил в коридор. А затем дальше. Пользуясь тем, что приоритет мышления отдан примитивным шаблонам, которые концентрируются на непосредственной опасности, а не на гипотетических, прячущихся в каждом темном углу, я бежал прочь из тюрьмы, в которую меня заточил собственный страх. Нужно пробежать еще этаж. Может два. А там лифт. Можно будет подняться по техническим лестницам в шахте. На выходе с этажа меня ждали. Тот самый безобразный бледный ужас. Стоит, расставив свои огромные руки, прямо на пути к выходу. "Я тебя вижу, вот ты, копье Шредингера пронзило твое сердце, ты определенно существуешь. Такой, каким я тебя вижу, не больше. Ты меня больше не удивишь". Барьер, пытавшийся меня затормозить, прогнулся, и я, не сбавляя скорости, налетел на существо. Некогда было вспоминать приемы рукопашного боя, которому я никогда не придавал значения. Я как смог, но вложив всю силу, с размаха ударил монстра по виску и, отбрасывая его тело вбок, прорвался к двери. Я почти ничего не видел вокруг, но слышал - вокруг меня в темноте кишели какие-то твари. Некоторые из них светились - и только это помогало хоть как-то ориентироваться в пространстве - все лампы погасли. За мной следили из каждой щели. Так, молясь, чтобы очередной шаг не привел меня в объятия к чему-нибудь, я пробирался наверх, пока не уперся в стену. Дальше лестницы не было. Последний этаж. Добрался. Здесь уже даже двери не было. По памяти я нашел дорогу к столу. Где-то здесь остался мой скафандр. С прибором ночного видения будет проще. В этом помещении было очень холодно и тело уже не просто дрожало, а буквально сотрясалось, что делало любую целенаправленную деятельность затруднительной. Но холод означает, что ледяной воздух затекает отсюда снаружи. Где-то есть выход. Или, может быть, раньше я просто не замечал этого холода?
   Я попробовал натянуть скафандр, который нашел там же, где оставил, сразу, но штаны задирались и цеплялись. Надеть его так было невозможно. Пришлось остаться в одном нижнем белье, несмотря на холод. Я спешил вернуть себе хоть какую-нибудь защиту от холода до очередного усиления тошноты и торопливо залезал в комбинезон, когда снова услышал шорохи. Плотный шлем крепко обхватил голову, ткань по команде автоподгонки где-то раздалась вширь, а где-то утянулась под воздействием сократительной сети, и визор настроил фильтры. И тут же я горько пожалел об этом. Существа, которые меня окружали, напоминали мерзость с нижнего этажа. Но эти были ниже ростом, оскаленные игольчатые зубы их длиннее, руки мускулистее, а лицо смотрело на меня своими нечеловеческими глазами прямо с торса, головы же как будто и вовсе не было. Я даже не стал их считать - это было бесполезно. Пути к отступлению отрезаны - куда бы я не кинулся - меня тут же перехватят. При свете чудовища не так страшны, да? Ничего подобного. Разум еще больше съеживается в шоке от неразрушимой здравым смыслом иррациональности увиденного.
   Перед глазами замигала иероглифами иконка "входящий сигнал". А следом откуда-то из параллельного мира донесся давно забытый голос: "Пригнитесь!".
   Коридор вдалеке осветился сполохами, и монстры один за другим повалились на пол. За исключением тех, кого просто расчленило и раскидало по комнате. Ко мне рысцой подбежал люркер.
   - Отходите, вас прикроют. Сейчас зажжем свет. - Сказал Юуки, и коридор осветился фонарями рассредоточившихся в нем люркеров, - Отходите быстрее! Вас поднимут.
   Меня снова стошнило - я кое-как успел убрать визор, с силой ударив по кнопкам на подбородке.
   - Вам плохо? - поинтересовался Юуки и прежде, чем я собрал силы для ехидного ответа, продолжил, - забирайтесь на люркер, он вас дотащит.
   Я с трудом взгромоздил себя на просевшую под моим весом машину. Хотя когда-то люркеры и были предназначены для переноски грузов, современная доктрина не предполагает большой грузоподъемности у боевых моделей. Несмотря на то, что связь с Юуки установилась, на визоре все еще что-то мигало. Три цифры, очевидно, обозначали температуру тела. И если верить приборам, сейчас она вплотную подобралась к сорока градусам. Я думал, что дрожь в теле и холод - следствие шока и проникновения воздуха снаружи соответственно. Получается, меня просто лихорадит.
   - Юу-ки, что с-лучилось? - я все еще дрожал, и чтобы говорить приходилось прикладывать значительные усилия.
   - Повторяются обстоятельства австралийского инцидента. Но сейчас разрывы открылись по всему миру, на каждой площадке, куда были перемещены бессмертные. Ваша задача - собрать максимум информации и оценить опасность аномалий для людей.
   В ответ я смог только неразборчиво промычать.
   Обгоревшие обломки лифта валялись на самом дне шахты. С поверхности спустили лебедку. Наверху меня встретили трое солдат. Некоторое время мы стояли и молча разглядывали друг друга.
   - Простите, - голос Юуки был сбивчивым, торопливым - словно эти две секунды он смог уделить мне с большим трудом, - сейчас открою каналы.
   - Идите с нами. Быстро, - сказал голос с сильным китайским акцентом.
   Идти я может и мог, но угнаться за солдатами - нет. После недолгого раздумья один из них взял меня на руки и понес так, потому что с плеч я соскальзывал.
   Наружу мы вышли через дыру, пробитую в переходе, соединявшем основной комплекс и ангар. Здесь же стоял и бронетранспортер. Снаружи все еще было темно - к тому же снова поднялась снежная буря. Помню, что в сопровождении у бронетранспортера были несколько люркеров и танк. Помню уходившие в небо широкие столбы белого света. А потом из ближайшего столба показался, как я подумал сначала, люркер. Пластикой пришелец действительно напоминал люркер, но размерам превышал бронетранспортер. Подпрыгнув, он неожиданно мягко приземлился рядом с танком, метрах в тридцати от нас. Еще один паук - на этот раз куда больших размеров, в своих очертаниях он имел явный след техногенности. Это была машина. Но такая, как если бы проектировать ее поручили поклоннику творчества Гигера. Задрав одну из своих лап, он занес ее над танком. Наша машина успела уйти из под удара, но монстр каким-то невероятным образом извернулся и приземлился прямо на основание орудия, проткнув корпус насквозь и пригвоздив танк к земле. Мои сопровождающие, до сих пор будто замершие в оцепенении, наконец, очнулись. Один из солдат дал очередь из гранатомета - паук освободил лапу и неверной походкой двинулся в нашу сторону. Орудие оставшейся в одиночестве машины развернулось и вокруг биомеханической твари взметнулись фонтанчики ледяных осколков. Лапы паука подогнулись, и он распластался на покрытому копотью льду. Когда меня втаскивали по трапу, я думал, что потеряю сознание, как только меня опустят на сидение. Но даже отключиться сил не хватило. Сквозь мое спутанное сознание с трудом смогли продраться приглушенные звуки стрельбы и серия взрывов, но я даже не понял, в какой именно очередности они следовали друг за другом. Во время поездки мне опять стало плохо.
   Скафандр показывал, что снаружи за шестьдесят градусов, хотя внутри этого и не чувствовалось. Действительно эффективная защита, как и говорила Маюми. Только теперь я понял, что тогда совершенно не проследил - выбралась ли она? Если выбрался я - то и остальные должны суметь. Но если вспомнить, сколько человек погибло у меня на глазах... Сопровождаемая дрожью болезненная эйфория, обусловленная коротким перерывом между приступами рвоты, мешала адекватно оценивать ситуацию.
   В лазарете - вернее, в огороженном ширмами пространстве внутри лайнера, под тепловыми пушками, я смог, наконец, хоть как-то отдохнуть, хотя мне постоянно не давала покоя мысль, что у нас мало времени и нужно торопиться. Не знаю, сколько времени заняло мое лечение. Казалось, что не меньше шести часов. Скафандр с меня сняли. Нога была перебинтована, боль практически ушла, как и тошнота. Можно сказать, я чувствовал себя нормально.
   Рядом со мной все это время, оказывается, лежал Стефан. К нему - как и ко мне - тянулись трубки и провода, но находился он в сознании.
   - Ты как? - я повернул к нему голову.
   Стефан попробовал чуть повернуться на своем госпитальном щите, чтобы лучше меня видеть, но движение пришлось прервать. Лицо напарника исказилось, и он сдавленно выругался. Он отдышался и заговорил, продолжая смотреть в потолок, грубым дрожащим голосом.
   - Думаю, не очень. Посмотрим. Ты видел Маюми? Знаешь что с ней?
   - Не помню. Она... мы вместе прикрывали отход, и я потерял ее из виду. Выбирался один. Но я видел, кто это! Это все Мусо, - я перевел дыхание. - Он ведет армию. Создает каких-то тварей, там снаружи что-то светится, что-то огромное. Как будто колонны.
   - И что же теперь?
   - Не знаю. К-ак ж-же я устал от эт-того, - голос задрожал.- Ник-то н-ничего не з-знает, нич-его неп-понятно. Од-ни никчемные предп-положения, - можно было бы сказать, что я заплакал, но слезы просто заполняли глаза, как если бы бассейн наполняли начиная с дна. Да, считается, что взрослым плакать не положено. Но катись оно все далеко и долго, это хотя бы помогало. Я постарался выдавить застилавшую взор жидкость, с силой зажмурившись, когда занавеску отдернули. Снаружи стоял врач в маске и плаще и офицер из третьего отдела.
   - Вставайте, - врач обращался ко мне. Он отсоединил от моего тела все оборудование и подал руку. Стоило мне сесть, как боль и тошнота усилились.
   - Вставайте медленно. Когда лекарства подействуют в полную силу, вам станет легче передвигаться.
   Мне дали время надеть скафандр, после чего мы вышли в салон лайнера. Оказалось, что лазарет гораздо больше, чем я его себе представлял. Он тянулся вдоль всей стены, несколько санитаров сновали между его ячейками. Вне струи тепловой пушки при опущенном грузовом трапе температура в салоне была самой что ни на есть антарктической, но скафандр не пропускал этот сковывающий холод. Я обратился к медику:
   - Со мной все будет... - не хотелось так банально заканчивать фразу, но нужное слово все никак не шло в голову, - ну, то есть я...
   - Буду откровенен - ваше состояние тяжелое. Вам нужно быть в госпитале не больше чем через тридцать шесть часов.
   - Тогда разве не, - на этот раз меня прервал офицер:
   - Нам нужен командир. Состояние вашего коллеги еще хуже.
   - У него тяжелая сочетанная травма, - поддержал штурмовика невысокий человек в темно-зеленом плаще. - Только не прошедший еще травматический шок позволяет ему время от времени быть в сознании. У вас же, в сущности, только тяжелое лучевое поражение. Мы сможем некоторое время компенсировать его без существенного ущерба для вашей работоспособности.
   Почему я не возразил? Со стороны это, надо полагать, выглядело как верность служебному долгу. Но у меня просто не оставалось сил возражать.
   Штурмовик даже не потратил пять секунд на церемонию передачи командования. Я последний раз заглянул к Стефану и бывший командир повел меня ко второму лайнеру, где был развернут командный пункт. Я сравнил расстояние между лайнерами с размахом крыльев "Сыромятникова", по аппарели которого только что спустился. Получалось метров пятьсот. Между машинами расположились войска - танки, бронетранспортеры, множество солдат в бронекостюмах. Мой взгляд остановился на переминающемся на катках "Хэйшисене". Машина как будто извелась в нетерпении, ожидая приказа. Но на самом деле было очевидно - команда пыталась согреть неприспособленный к подобным условиям работы танк, чтобы он не встал окончательно. Со стороны "Хейшисена" раздался гул, переходящий в визг - раскручивался плазменный прожектор. В тот момент, когда по визору пробежала рябь, куда-то в темноту, из которой я недавно выбрался, с ревом разрывая воздух устремился бело-голубой шнур света. Через несколько сотен метров он раскроется цветком пляшущего пламени, выжигая все, что окажется в зоне поражения. Если команде отдали приказ стрелять - значит то, что лезет из-под земли, уязвимо для обычного оружия. Того паука ведь подстрелили. А здесь сейчас расположилась небольшая армия. Значит, шанс еще есть?
   Пока мы шли спешным шагом, я осматривал окрестности, одновременно подготавливая вопросы. Солнце еще не взошло, а мощности ПНВ визора не хватало на большие расстояния, но кое-что я сумел рассмотреть. Вот темнеет остывающий труп нашего комплекса - местами разрушенный, кое-где чадящий дымом. За ним возвышается хребет трансарктических гор. Если повернуться к ним лицом, за спиной и справа останется Южный Полюс. Отсюда до него недалеко. Когда-то именно потому, что Антарктида была самой безлюдной частью планеты, здесь расположили тюрьму для бессмертных-преступников. Тогда еще все больше для будущих преступников. Опыты по адаптации первых бессмертных нечасто оказывались удачными. Первый, второй, четвертый, седьмой, двенадцатый - всё, так или иначе, оканчивалось человеческими жертвами и признанием бессмертного опасным для общества. В то время всерьез думали о том, чтобы изолировать их всех без исключения, сразу по факту обнаружения - тенденция была неутешительной. Как показала практика - человек приспосабливается ко всему. Даже к бессмертию, если только имеется достаточный опыт в обращении с такими людьми.
   В темно-синем небе пролетела хаотичная группа огней.
   - Это наши самолеты? - спросил я.
   - Если бы, - прозвучал неутешительный ответ.
   Когда мы поднимались в кабину, на визоре замигал красным небольшой символ в верхнем правом углу. Он напоминал букву "П", в которую вписаны две "х", за что во времена моего детства его называли "пыха". Иначе говоря, у нас пропала связь с сетью. Сеть здесь исключительно кабельная. Либо армия Мусо перебила кабель, либо уже хозяйничает в Мак-Мёрдо, многомиллионном городе с очень ограниченной возможностью к эвакуации.
   Мы расположились в примыкающем к потолку грузового отсека небольшом пассажирском салоне, плавно переходящем в кабину. Тут и находился штаб нашей неожиданно для себя вовлеченной в настоящие боевые действия армии. Я сразу перешел к вопросам.
   - Итак, прежде всего: когда вы прибыли? Кому удалось выбраться из комплекса? Каковы потери?
   - Между тем, как мы получили сигнал тревоги от первого отдела и нашей посадкой прошло двенадцать минут. Когда мы приземлились, связь с комплексом была уже потеряна. Первым делом мы выслали разведотряд. Он встретил двух солдат Республики и штурмовика первого отдела, которые сумели выбраться и вынесли вашего коллегу. Это произошло через двадцать четыре минуты после посадки. И оперативник пятого отдела, и ваши паттехи настаивали на спуске вглубь комплекса для спасения остальных. Мы спустили люркеров, но смогли найти вас только после того как один из паттехов засек сигнал со скафандра. Вас подняли на тридцать первой минуте после посадки. Вскоре после этого оставшиеся внизу машины были атакованы и уничтожены.
   - Сколько времени прошло с вашей посадки на данный момент?
   - Семьдесят минут. Сейчас мы вынуждены держать оборону, и не можем предпринимать активных действий. К счастью, в комплексе оказался один подключенный к сети дрон, так что у нас есть видео внутренних помещений в момент, - командир потер шлем, - как это... а - открытия разрыва.
   Пока шло видео, офицер продолжал свои разъяснения:
   - Вот тут было несколько толчков. Потом ничего, кроме того, что начались перебои с электричеством. Вот в это время в наземную часть вошли наши люркеры. Мы обнаружили несколько объектов непонятного происхождения, - я увидел уже знакомые "кубики", "ленту", а кроме того - еще и меняющие время от времени форму висящие в воздухе прозрачные сферы. Через некоторое время изображение мигнуло - запись велась теперь уже с люркера. Ничего нового для себя на записи я не увидел - комнаты, темнота, башни и лужи на стенах.
   - Кроме нас пятерых кто-нибудь выбрался?
   - Никак нет. Больше никого обнаружить нам не удалось, - я еще продолжал надеяться, что Маюми, Ханну и солдаты смогли найти путь наверх, но был готов и к худшему. И что же теперь делать? "Ты не один" - родилась в голове спасительная мысль, - начальство уже в курсе происходящего. Хотя здесь творится полый хаос, где-то наша ситуация всего лишь нуждающийся в разрешении инцидент. Корабли у побережья готовы прикрыть ракетным огнем, спутники уже покинули военные носители и на пути к полюсу. Нам должны были передать какие-нибудь приказы. Хоть какое-нибудь руководство к действию.
   - Есть какие-нибудь указания из центра? И какие силы в нашем распоряжении? - впрочем, про силы я знал - два лайнера, четыре отряда - нунавутские армейцы и нунавутские штурмовики, плюс то же самое, только китайское. На каждый отряд по два бронетранспортера. Китайские штурмовики притащили с собой все три свои "Хэйшисена", оба отряда армейцев по три обычных танка. Люркеры в ассортименте. Но офицер так и не доложил о потерях, поэтому я поправился, - сначала скажите, каковы наши потери.
   - Штурмовики Первого отдела и отряд нунавутской армии потеряли более половины личного состава. Также ими потеряно два бронетранспортера. Один танк уничтожен, один поврежден.
   - У них С-5? Базовой сборки?
   - Так точно.
   - Драйвер, значит, не двигается, - из-за недочетов конструкции у С-5 очень часто сгорает мышца, вращающая орудие во фронтальной плоскости. - Но стрелять он может? На ходу?
   - Так точно, но наведение на цель сильно затруднено. Один С-5 в строю. Все шесть "Хэйсишенов" в строю, но вскоре ожидаются поломки, как среди них, так и среди других наших и китайской армии машин ввиду экстремальных погодных условий.
   - Насколько вскоре?
   - Механики дают танкам не больше шести часов. Кроме того, потеряно шестьдесят процентов от общего количества люркеров. Общая задача, поставленная объединенным командованием Центра и Совета Безопасности - в течение следующих трех часов собрать максимально возможное количество информации и эвакуироваться перед тем, как система "Звездопад" откроет огонь.
   - И что нам известно на данный момент?
   - Среди тварей, вылезающих из, - командир штурмовиков замотал головой, - среди сил противника наблюдается все большее разнообразие. Помимо машин, по форме и функции напоминающих люркеры, появляются более крупные объекты. Это "танки", а в последнее время, как вы могли видеть, и "самолеты". Все они поражаемы нашим оружием, но их атаки учащаются.
   Вот значит как. Расстрелять-то их можно. Но на их место тут же встанут новые - Мусо, видимо, может призывать их сколько захочет. Действительно божественная сила. А у нас из семи с половиной танков не откажет в ближайшее время только один, плюс неизвестно как поведет себя личное оружие. И с воздуха мы почти не прикрыты.
   - Итак, теперь командование на мне?
   - Так точно. Понимаете, мы ведь всего лишь солдаты. А некоторые - и вовсе полицейские. Нас готовили усмирять и брать под стражу бессмертных, а не сражаться со всякими непонятными... штуками. Вся надежда на вас.
   - Хорошо. - Я глубоко вздохнул, набираясь смелости отдать приказ. - Мы отступаем прямо сейчас.
   - Но как же инструкции штаба? - Да, с моей стороны это неподчинение приказу. Но и черт с ним, пускай выпутываются, как хотят. Я выбрался из катакомб - и не хочу погибнуть теперь.
   - Скажите честно, вы что, умереть очень хотите? - Я напал на штурмовика со всем напором, на какой был способен. - Или надеетесь, что переродитесь бессмертным? Так для них теперь тоже, как я посмотрю, интересные времена начинаются. Вот вам самая главная информация: один обезумевший, люто ненавидящий весь мир и совершенно неуязвимый человек получил силу Бога. Он может призывать столько тварей, сколько пожелает и с таким оружием, какое только сможет вообразить. Немедленно грузите всех на лайнеры, и летим отсюда побыстрее.
   - Но если кто-то получил силу Бога - имеет ли смысл убегать? Где мы сможем укрыться? - принял извращенную логику ситуации мой новый подчиненный.
   - Где-нибудь. Найдем. Придумаем. Но если мы не уберемся немедленно - погибнем без всяких сомнений, даже без призрачных шансов на спасение. Немедленно, вы слышали меня?
   - Так точно. Начинаем свертывание войск, - не успел я с облегчением выдохнуть, как командир продолжил:
   - Разрешите обратиться. Если мы уходим - возможно, целесообразно сконцентрировать силы и в последний раз провести проникновение внутрь комплекса? Там еще могут оставаться выжившие.
   - Нет. Там больше никого нет, - "а даже если есть - это слишком рискованно" - выполняйте приказ.
   - Слушаюсь.
   Можно подумать, если я буду лично наблюдать погрузку на лайнер, она будет проходить быстрее. Но непосредственное наблюдение за заходящими один за другим в грузовой отсек людьми немного успокаивало. Столбов от колодцев больше не было. Ледяная взвесь странным образом исчезла из воздуха, и нечему больше было рассеивать свет. Теперь было видно, что начался синий час - беззвездное небо окрасилось в глубокий, насыщенный синий цвет и выглядело чуть подсвеченным как будто бы изнутри. В начале октября городе в это время особенно красиво. Еще достаточно темно и в окнах некоторых квартир зажжен свет. По стылым пустынным улицам изредка разносится шум простучавшего по рельсам пустого трамвая. Время неустойчиво балансирует на самой грани между днем и ночью, и только светлое кольцо горизонта напоминает, что день неизбежно наступит.
   Странно, но стало немного легче. Мир скоро погибнет в неостановимом катаклизме, а я стою тут, прислонившись к стойке аппарели, вдыхаю полной грудью чистый антарктический воздух, любуюсь рассветом и немного нестройной колонной солдат, которые бегут из эпицентра этого катаклизма. Есть ли сейчас на земле место, где еще не подозревают о том, что началось? Где наслаждаются последними часами спокойной жизни, не зная, что они последние. Вдали началось какое-то шевеление. Сначала там появилось небольшое возвышение, затем холм. За несколько секунд на моих глазах выросла гротескная фигура высотой по крайней мере в несколько сотен метров - она отчетливо возвышалась над окружающим пейзажем. Увиденное мной напоминало угловатую арку, каждая опора которой ближе к земле раздваивалась. И этот гигант двигался. Казалось, что очень неторопливо, но, учитывая его размеры, таким "неспешным" шагом он мог перемещаться быстрее люркера. Оставалось только радоваться, что его внимание привлекло что-то другое, а не наши лайнеры, и он направился в другую сторону.
   Стоило вернуться в салон, как вернулась и упорное, не дающее расслабиться чувство тревоги. Даже мягкое кресло не помогало. Зачем оно вообще здесь? Разве нужно заботиться о комфорте тем, кто здесь обычно сидит? Как вообще можно думать о таком, когда ты ответственен за жизни людей и за исход сражения?
   Лайнеры набирали высоту, но сети все не было. Зато экран командного терминала, с интерфейсом которого я пытался наладить контакт, показывал, что элемент "Звездопада" со своей многочисленной свитой уже висит над нами. Значит, там уже догадались, что стрелять стоит уже сейчас. В остальном же космос оставался пустым - ни один спутник связи еще не добрался к полюсу. Или, быть может, их больше некому посылать, а "Звездопад " здесь уже давно?
   - Командир, у нас проблемы, - это был один из пилотов. Тут же в подтверждение его слов на экран терминала вылезло изображение с внешней камеры, и я увидел, как, разматывая за собой сверкающие спиральные хвосты, летели какие-то светящиеся, напоминающие кометы объекты. Во время обострившегося приступа недоверия к технике я обернулся к иллюминатору. Кометы уже догнали нас - их было видно и в иллюминатор. И они шли параллельным нашему курсом - в космос. Я заметил, что одна из них приблизилась к зеленому треугольнику - терминал налепил часть своего интерфейса на визор, продолжая поставлять мне информацию, даже когда я отвернулся от экрана. Этот треугольник показывал местоположение второй машины, с многокилометрового расстояния представлявшейся в рассветных сумерках лишь белой точкой. Треугольник вспыхнул изнутри и исчез. Огненный шар, начавший осыпаться пылающими обломками, быстро оставался позади.
   Ф4Т "Сыромятников". В войсках также известен как "сырник", "сырой", "фашист", "толстый". Одна из модификаций первого российского баллистического лайнера, разработанного семьдесят лет назад. Эта машина, как свойственно всем масштабным проектам, создавалась с огромным технологическим резервом и до сих пор способна оставаться в строю и успешно справляется со своими задачами. Отличная грузоподъемность, мощные двигатели, грамотно спроектированная навигационная система, прочный корпус, способный выдержать систематические перегрузки взлета и возврата, жесткие посадки и даже проход сквозь облака космического мусора. Немногие государства проектируют собственные баллистические лайнеры - и Ф4Т состоит на службе в космических войсках, частных и государственных компаниях разных стран. Но разве может созданная человеческим трудом машина пережить удар силы, игнорирующей законы физики, ведомой чистой, всепоглощающей ненавистью?
   Аварии и катастрофы существуют только для того, чтобы было, что показывать в новостях. На самом деле гибель ни в чем подобном мне не грозит. Так думают все. Вернее не так - люди понимают, что теоретически это может случиться и с ними. Но просто имеют это в виду - так же, как имеют в виду тот факт, что сумма углов треугольника - сто восемьдесят градусов. Но в тот момент я в полной мере осознал, что в следующую секунду в точно таком же взрыве исчезну сам. Почувствовал это, представил во всех красках и принял это еще не совершившееся событие как объективную действительность. Внутренним зрением я уже видел комету, несущуюся к нашему лайнеру.
   К счастью, я успел смириться со своей судьбой, и исчез во вспышке со спокойной душой.
  
  
  

7

  
   - Продвигайтесь в порядке очереди! Не создавайте давки! Дети проходят вместе с родителями! - голос с каждым разом становился все более хриплым и тихим, но Гидеон продолжал кричать, надеясь, что это возымеет на толпу хоть какой-то эффект. Масса людей, подтягивавшихся по поручням к шлюзу, пребывала в состоянии исключительно неустойчивого равновесия. Очаги паники вспыхивали постоянно, и скоро их уже невозможно будет сдерживать.
   - Всему составу оцепления, - ожил динамик ларингофона, - мы перекрываем проходы. "Барсум" больше не выдержит. Повторяю - начинаем перекрывать проходы и держимся, пока ворота не закроются.
   Ну вот и все. "Барсум" - последняя надежда людей сбежать из этого проклятого места, готовится к отстыковке. И уходит он без него, Гидеона. И еще без тысяч человек. Или, может быть, десятков? Здесь чертовски много народу - только сейчас Гидеон осознал, что если бы ему показали толпу людей и попросили сказать - сколько тут людей - десять тысяч или пятьдесят - он мог бы ответить только наугад, хотя эти количества, очевидно, весьма сильно различаются. К счастью, сейчас "Ультима" не переполнена - марсиане спустились на поверхность, работа на поверхности сейчас кипит, на станции в основном собственно постоянные жители мегаструктуры. Так что прибывший безоконник, скинув грузовые модули, смог забрать большую часть.
   Но и оставшегося количества хватит. Если поднимется паника, без труда сомнут и растерзают и Гидеона, и остальных охранников. А она теперь поднимется неизбежно. Что ж, по крайней мере "Барсум" сможет уйти, а дальше уже, в общем-то, никакой разницы нет. А теперь - самое главное. Определить последнего, кто еще успеет проскочить. Так, вот - женщина, прижимающая к себе ребенка. А дальше - сгорбленный старик. Вроде бы он не с ними. Этот не будет слишком громко предъявлять претензии и слишком активно пытаться прорваться - нужно, чтобы все прошло спокойнее. Следом за ним девушка. Совсем молодая - и тоже одна. То есть за старика, скорее всего, не вступятся. Гидеон мягко подтолкнул женщину и начал вместе с сослуживцем оттеснять толпу от ворот. По другую сторону потока еще двое делают то же самое. Главное сомкнуться. Щелк-щелк - за поручни цепляются крюки, между которыми двое человек растянут металлическую сетку, пока двое других прикрывают их маневр. Теперь Гидеон и двое других охранников отделены от толпы. Только вот двери, ведущие из коридора в пассажирский модуль Барсума, уже захлопнулись за пропущенной ими женщиной. Четверо охранников находились в свободном от людей "цилиндре", с одной стороны ограниченном воротами шлюза, с другой - сеткой.
   находясь в оцеплении, Гидеон понял, что теоретически будет шанс проскочить внутрь аппарата перед его отбытием. Делать это запретили - в надежде ли на следующий рейс, в жертвеннической ли попытке предотвратить панику - беснующаяся толпа, прорвавшаяся к транспорту, свела бы на нет все усилия по эвакуации и обрекла на верную смерть уже всех. Но если бы человек, отвечающий за закрытие дверей где-то там, за пультом управления внутри "Барсума", увидел, что за последним пропущенным спешит еще один человек - охранник из службы безопасности - пропустил бы он и его, или захлопнул бы дверь перед самым носом? Или просто не заметил бы, так как у Барсума десятки посадочных шлюзов? Заставили бы его остановится те, кто принимает эвакуирующихся на входе? Последовали бы за Гидеоном его сослуживцы? Успели бы они в таком случае растянуть сетку? Он так и не решился. Было уже слишком поздно принимать решение.
   По всем помещениям разнесся усиленный динамиками голос:
   "Всем срочно покинуть основной объем стыковочного блока! Барсум уходит без предварительной откачки воздуха. Не пытайтесь проникнуть в аппарат. Если вы оказались в объеме, ухватитесь за ближайший закрепленный предмет и держитесь".
   Толпа продолжала наваливаться на решетку и когда стены коридора завибрировали из-за работы машин, отстегивающих свертываемую часть гейта от аппарата. Теперь шансы попасть на "Барсум" уже просто нулевые, но все равно они не останавливаются.
   Барсум сейчас, загруженный исключительно пассажирскими модулями, облепившими осевую ферму, напоминал кукурузный початок. Этот початок был погружен в цилиндр стыковочного отсека станции, открывающегося на обращенную к поверхности планеты сторону. С этой стороны у мегаструктуры находится огромный "стакан", в который экспресс погружается практически целиком. В этом, если говорить по-простому, доке, проходила разгрузка, в то время как пассажиры покидали транспорт через выдвигающиеся из внутренних стенок "стакана" телескопические гейты. Сам док, являясь одновременно шлюзом, тоже герметизировался огромной дверью, как бы душа экспресс за горло. В ходе обычной процедуры воздух из стакана предварительно откачивался в основной объем оси. Но теперь, когда почти все машины на станции вышли из строя или остались без энергии, это было невозможно. Единственная причина, по которой люди еще не погибли при неработающих системах жизнеобеспечения, это то, что такая большая структура не может стать непригодной для жизни вдруг, вся и сразу. Точно так же как на осколках Земли, будь она взорвана, в течение месяцев или даже лет сохранялись бы еще оазисы жизни. Дверь откроют за счет аварийных механизмов, выпустив в космос все, что находится внутри.
   Тем временем один из назначенных начальником службы безопасности надрывался в мегафон:
   - Сохраняйте спокойствие. Транспорт не выдержит большей нагрузки. В самое ближайшее время он вернется, чтобы подобрать тех, кто не сможет отбыть в первой волне.
   И все равно не укладывается в голове - неужели все закончилось?
   Уши заложило - несмотря на все сдерживающие барьеры, открытие главного шлюза сопровождалось скачком давления. Там, за створками, запирающими гейт, километровый аппарат бесшумно выплывал в открытый космос.
   Гидеон и другие охранники переглянулись. Ну, теперь можно и выдохнуть. Даже пытавшиеся разорвать сеть люди, наконец, поняли, что теперь нет смысла что-то предпринимать - они опоздали окончательно.
   Только как-то неправильно, что Гидеон все еще жив. Ведь если все закончилось - не нужно больше ничего делать. Но так не получится. Исчез только смысл что-то делать - возможность осталась.
   - Так... Ладно, - хрипло пробормотал начальник службы безопасности в канал, - все свободны.
   Это теперь он начальник службы безопасности. Вчера был еще просто ответственным по блоку. Вероятно, штаб службы безопасности станции попал под удар первым. Говорят, все началось с госпиталя. Вроде бы там был взрыв. Хотя другие утверждают, что началось все в одной из жилых секций. Когда в основных помещениях станции, теперь уже захваченных монстрами, еще шли бои, Гидеон видел обширный технический сектор, заваленный обломками жилых блоков.
   Внезапно Гидеона потянуло к стене. Ультима сходила с орбиты. Вот и ответ - не нужно ждать монстров - все здесь умрут куда более красиво и просто, огненным шаром рухнув на Марс. С другой стороны, это, должно быть, будет не очень приятно - перед непосредственно смертью будут крики, валящиеся друг на друга горы тел, раздавливаемых перегрузками. Прежде, чем умереть, можно себе что-нибудь сломать - да мало ли чего неприятного может случиться. И через все это хочешь - не хочешь, а придется пройти. Не лучше ли погибнуть, как говорится, в бою, пусть и бессмысленном?
   Было больше нечего охранять. После гравитационного толчка люди поспешили убраться из возвышавшихся над основной массой мегаструктуры хрупких стенок посадочного блока. Даже те, кто оставались, больше не проявляли желания добраться до двери в противоположном конце коридора и выпрыгнуть в открытый космос. Гидеон связался со своим непосредственным командованием и запросил разрешение на то чтобы убрать сетку, которая фактически запирала их в гейте. Возражений не было.
   Проблем с переводом тоже не возникло. Расположившееся неподалеку, в одном из залов ожидания, начальство - жалкие остатки службы безопасности, не имело ничего против перевода. Гидеону показали голографическую карту - вот мы, вот твой новый пост, вперед.
   Переходами и закоулками, в обход паутин и мембран, перекрывающих путь, и готовых схватить и разрезать человека костлявых рук, затаившихся в боковых коридорах, Гидеон добрался до одной из точек, формирующих не особо нужный теперь рубеж обороны. По пути он увидел "тедди" - существо, о котором сведения поступали всего пару раз. Волосатое, несколько вытянутое, с несколькими толстыми короткими отростками, отдаленно напоминающими лапы. Никто не знал, чем именно оно опасно и что делает. Оно было совсем рядом - метрах в десяти, может чуть больше. Единственное, что отделяло плававшего от стены к стене тедди от Гидеона - угрожающе перебиравшая своими пальцами-ножами металлическая рука, выглядывавшая из двери в техническое помещение - видимо, чудовищу доставало ума на соваться на верную смерть.
   Друзей Гидеона, которых до этого отправили сюда сдерживать напор монстров, в то время как самого его оставили сдерживать напор людей, больше не было. Не осталось даже их тел. Более же везучие охранники, вынужденные оставить свой пост в связи со смертью, покачивались, пристегнутые собственными ремнями к поручню, у одной из стен. Считая Гидеона, на этой опорной точке было шесть человек. От какой-либо субординации и дисциплины не осталось и следа. Защитники все еще были в живых только потому, что монстры, как будто почувствовав, что люди больше никуда не денутся, ослабили свой натиск.
   Но скоро из глубин захваченной части станции подтянутся новые мерзости. Скоро все здесь погибнут. Умрет, проткнутый клыком-мечом человек по имени Ланшиян Чжао - так написано на его жетоне. Худой и долговязый - этот молодой человек, должно быть, коренной марсианин. Кальмар разломает своими щупальцами Зиа, крепко сложенного атлета, который казалось бы, сам кого хочешь пополам переломит. Небольшие иглы, подсвеченные сзади огоньком реактивного двигателя, одна за другой прошьют насквозь скафандр Марко Родригеса - единственного, кого Гидеон здесь знал, хотя и только по фотографиям. Внука знаменитого инженера знали многие. Впрочем, признать лицо, видневшееся за поднятой лобовой пластиной шлема скафандра, удалось не сразу. Неуклюжие угловатые глухие скафандры для работ в открытом космосе надевали в попытке хоть как-то защититься от монстров. Никаких серьезных военных машин или обмундирования на станции не было. Тем, кому доставался скафандр, выдавали и ракетную пушку, самое мощное доступное оружие - она, всё равно, что пулемет во время Мировых Войн, была ключевым звеном обороны - к выстрелам лазерного шокера - табельного оружия службы безопасности, монстры не всегда были уязвимы, ракеты же, так или иначе, оказывались действенными в любой ситуации. Гидеон успел увидеть не так много разновидностей монстров и чего от них еще ожидать не знал. Так что ему и еще двум охранникам, возможно, удастся погибнуть каким-нибудь иным образом.
   - Ну, ребята, давайте еще раз - без особых эмоций протянул Зиа.
   Гидеон всмотрелся вглубь коридора - так и есть. К позиции приближались несколько кальмаров. С каждым разом они становились все более верткими и все больше выстрелов могли принять на свою шкуру. Кальмары не могли поразить человека на расстоянии, но стоило им подобраться вплотную - и начиналась настоящая мясорубка. Гидеону так ни разу и не удалось разглядеть - как же именно они орудуют своими клинками и щупальцами, но выживших после нападения кальмара еще не было. Оставались только разорванные и изломанные тела, окруженные алыми каплями. К счастью, позиция не давала монстрам шанса на засаду и позволяла расстрелять небольшую группу, даже не отступая. Один за другим разряды лазерного шокера с тихими хлопками били по шкуре кальмаров. Иногда лазер попадал по уязвимой к току части тела, и монстра сводило судорогой. Если особо везло - он даже кидался в сторону, ударяясь о стену и теряя скорость. Ракеты вырывали из чудовищ куски плоти, разом прерывая их существование. В бою, оказывается, трудно сохранять чувство времени - пока пытаешься сдержать волну чудовищ, кажется, что оно тормозит. А после того, как все осталось позади, кажется, что не прошло и мгновения, все сражение сжимается в памяти в одну точку, остается как будто старой заметкой в дневнике, галочкой - "в бою выжил".
   Гидеон проверил остаток заряда шокера и остаток воздуха в жилете, после чего дал импульс в сторону ближайшей стены - хотелось чувствовать рядом хоть какую-то опору. Аккумулятор разряжен только наполовину, а вот воздух почти кончился - когда люди с боем сдавали основные помещения, приходилось использовать сопла маневрового жилета в качестве маршевых двигателей, чтобы вовремя менять диспозицию, а проще говоря - успевать убегать. Вот как иногда бывает - воздуха вокруг полно - ось "Ультимы" запасает столько, что хватит тысячу миллионов лет. Но его-то сейчас и не хватает.
   Да и в оси - надолго ли он удержится? Аварийные системы свое дело сделали, "Ультима" как смогла самозаконсервировалась и свела потери воздуха к минимуму. Но ничто не гарантирует, что этот компенсаторный механизм не надорвется.
   Один из мертвых кальмаров, сохранивший достаточную скорость, не спеша приближался к Гидеону, нацелив на него свой клык.
   - Эй, а с этим что делать? - крикнул он остальным охранникам.
   - Да пни его подальше, - лениво ответил высокий и почему-то седой, хотя и не выглядевший старым, человек по имени Джаджмент - видимо, люцианец.
   А ведь это - первая возможность рассмотреть кальмара подробно. Будет комфортнее, если знать - как именно он может убить.
   Труп окружал резкий химический запах. Сильнее всего он ощущался вблизи огромной раны, зияющей в молочно-белом боку.
   Монстр не проявлял никаких признаков жизни - Гидеон не заметил ни единого движения. Глядя на кальмара нетрудно понять, почему он получил такое название. Кальмары и передвигаются как кальмары - раздуваются, а потом со свистом спускают воздух. Толстое веретенообразное тело сзади оканчивалось четырьмя широкими лепестками - сейчас они безвольно болтались, но обычно кальмар, должно быть, использовал их как рули. Спереди, вокруг гладкого ониксового рога-штыка находилось четыре щели - Гидеон без труда просунул в одну из них рукоять шокера. А через них, значит, чудовище набирает воздух для последующего толчка. Потому что больше вроде бы неоткуда. Не считая этих структур, тело кальмара было абсолютно, неестественно гладким - Гидеон аккуратно провел по шкуре защищенным материалом комбинезона локтем. Между лепестками были расположены куда более длинные цилиндрические в сечении жгуты. Значит, это ими кальмары рвут своих жертв, если не могут проткнуть их штыком.
   И все же этот запах. Гидеон не очень разбирался в зоологии - на "Ультиме" животных мало, на поверхности не многим больше. Кошки, крысы, землекопы, мухи, да микроскопическая живность вроде медведиков или червей. Но из этих животных никто даже близко похожих запахов не издавал. Если уж с чем сравнивать - то с запахом удобрений или, скорее, с запахом больницы. Гидеон поковырял шокером волокнистое содержимое раны - оно было смочено какой-то жидкостью. И это именно она была первичным источником запаха, без всякого сомнения. Этот запах напомнил Гидеону о том, как на кране одного из погрузчиков потек мышечный кожух, и ядовитый миоликвор разлетелся по ангару. Потом оказалось, что кто-то решил сэкономить и закупил старые краны вопреки рекомендациями инженеров. Погрузчикам поставили мышцы с гелем вместо ликвора, но бьющую в нос вонь Гидеон запомнил надолго. Это не было запахом миоликвора. Или вернее было бы сказать - не было запахом того миоликвора? Бывают ведь разные мышцы. Рукоятка шокера откинула полуоторовавшийся лоскут и обнажила две тянущиеся рядом друг с другом жилки. На ощупь - насколько можно было судить, касаясь их лишь пластиком шокера, они были упругими и плотными. Как будто бы провода. Провода и мышцы... Гидеон бездумно оттолкнул тело неохотно двигавшей рукой. Теперь все его мысли были об одном.
   Монстры не могут ничего такого, чего не могли бы обычные машины.
   Всем сейчас кажется, что происходит что-то ужасное и непредставимое. Потому что люди заперты внутри происходящего. Если пересилить собственный страх и посмотреть на ситуацию глобально - это всего лишь нападение на станцию. Ситуация чрезвычайная, но не выходящая за рамки воображения. Человеческая история знает сотни тысяч сражений - почему бы всему, что происходит на Ультиме, не быть очередным? Если подумать - все началось с прибытия "Барсума". А он загружался на Земле - так с чего бы монстрам быть пришельцами из тьмы космоса или откуда еще? Чего о них только не говорили - вспомнили и ад, и марсианские пещеры, и параллельные вселенные. Но с реалистической точки зрения - мало ли кто недоволен влиянием, которое оказывает на экономику освоение Марса? Нет, если бы террористы хотели уничтожить станцию, они бы давно это сделали. А нет базы освоения - нет и влияния. Наверное, это кто-то, кто хочет оттяпать себе побольше, кто как-то заинтересован в переделе сфер влияния. С другой стороны, такими темпами Ультима может вскоре грохнуться на Марс - и даже никакой взрывчатки не потребуется. Так или иначе, террористы не прогадали, сделав ставку на эти странные машины. Боевая ценность у них, прямо скажем, так себе. Но как они всех запугали!
   Хотя субъективно время сейчас полно аномалий, электронные часы этого не замечают. В действительности с первого инцидента прошло не больше трех часов - ничего удивительного, что даже командование не успело понять, что же происходит. Нужно им рассказать. Нужно действовать - думал Гидеон на обратном пути. - Какие-то пугала с ножиками захватили целую станцию, а люди загнаны в угол? Время показать их хозяевам, как принято обращаться с террористами в Содружестве!
   В своей книге "Философия космического полета" Лина Римкуте рассуждает, где пролегает граница между контейнером и транспортом. В космосе, чтобы доставить груз, может оказаться достаточным единственного импульса, приданного контейнеру в точке отправления. Для транспортировки на дальние расстояния или на сложных траекториях уже нужны маневровые двигатели для корректировки. А вместе с ними контейнер будет обрастать приборами связи и навигации. Чем больше расстояние - тем труднее передать импульс единономоментно - потребуется длительно разгонять контейнер мощными движителями. Но потом его придется и тормозить - причем начинать нужно будет задолго до прибытия. Одноразовые маневровые двигатели-расходники превращаются в гигантские факелы, а сам контейнер постепенно становится межпланетным транспортным средством. Именно по такой схеме построены и старые зонтики серии "Годдард", и оба безоконных сверхчелнока эпохи Ультимы - "Барсум" и "Нергал". Они, по сути, являются титаническими двигателями с рамой для крепления грузов. Часть они тащат просто так, вывешенным прямо в космос. Кое-что упаковывается по необходимости. А чтобы доставить людей, используются пассажирские модули. Давно сверхчелноки не возили такого количества людей, с каким "Барсум" недавно отстыковался. И все же со времен Титаника в подобных ситуациях принято готовить все с большим запасом.
   Командование - семеро человек, сгрудившихся вокруг закрепленной на стене голографической карты и пары точек, выслушало Гидеона.
   Начальник службы теперь был другим. Выслушав Гидеона, совершенно другими глазами посмотрел он на карту. Его взгляду вернулась сосредоточенность и холодная расчетливость. Таким Гидеон мельком увидел его во время отступления к "Барсуму".
   Аппарат забрал не все модули. Но до блока, где складированы остальные, не один километр. Каждый из них слишком велика, чтобы их можно было цеплять на челнок внутри станции - они пристыкованы снаружи непробиваемой скорлупы, защищающей станцию от метеоритов и радиации. Если внутренние структуры станции не повреждены слишком сильно - в модули можно будет пробраться. Нужно обеспечить коридор для прохода людей. За прошедшее время было замечено, что противник атакует яростнее всего там, где ему дается самый сильный отпор. Значит, отряд, расчищающий путь, должен будет совершить отвлекающий маневр, уводя за собой вражеское подкрепление и связать его боем на ложном направлении. Ракетных пушек мало, но концентрированный огонь шокеров сможет перегрузить провода и контуры вражеских машин и вывести их из боя. Сражаться можно. А если можно сражаться - то значит, не все потеряно. Пусть никто никогда не использовал подобные "космические люркеры", но если их создали люди, то против них можно выработать стратегию.
   Оставшиеся люди сейчас забаррикадировались в космопорте, как его называют на поверхности, то есть в полых стенках вокруг объема, в котором стыкуются безоконники. Если продвинутся чуть ближе к середине станции по ее длиннику, по направлению к нынешнему рубежу обороны, попадаешь в грузовые залы - основные склады с широкими коридорами. Центральный, или хордовый, коридор, совпадающий с геометрической осью станции - самый широкий. Пробравшись от стенки по радиальному коридору к хорде, можно будет использовать погрузчики для доставки людей - на них должны быть источники автономного питания. Те, кого посылали на разведку, рассказывали, что этот коридор вдали преграждает огромная металлическая рука - самая большая из обнаруженных. Поэтому хорда перед ней относительно чиста. Нужно уничтожить ее массированным ракетным огнем, после чего пустить вперед два погрузчика - один разорвет установленные мембраны, второй - с отвлекающей группой - уведет немногие находящиеся там вражеские дроны ложной дорогой.
   Гидеон начал думать, что этот план должен был закономерно возникнуть. Прийти в голову если не ему - то значит кому-то другому. Нужно ведь цепляться за любую возможность. Часть станции, захваченная противником, мыслилась потерянной и запретной, пока была возможность отступить к "Барсуму". Теперь пришло время переоценки ценностей.
  
   - Быстрее, это последний модуль! - кричат из открытого пока еще шлюза поставленные Гидеоном ответственные за погрузку людей.
   До последнего модуля прикрывающий отряд Гидеона и добрался последним, убедившись, что предыдущие успешно отсоединились. Отвлекающая группа закономерно не вышла к точке встречи и не отвечала по рации. По крайней мере, они были добровольцами. Рисковать больше нельзя - никого в поле зрения глаз или тактического компьютера, нет ответа в эфире. Гидеон нырнул в проем сам. На этот раз он был по другую от обезлюдевшей мегаструктуры сторону шлюзовых ворот. Пассажирские модули находятся далеко на пути к статусу полноценного аппарата, но какой-то запас аварийного питания и маневровые двигатели, достаточные для отстыковки, у них есть.
   Когда между отдаляющимися от станции модулями установилась сеть, люди попытались выйти на связь с экспрессом, чтобы спланировать дальнейшие действия. Их картина мира так и не успела восстановиться, сузившееся для максимальной ориентировки в конкретной ситуации восприятие окружающей действительности еще не расправилось и упустило одну очень существенную деталь. Из динамиков громкой связи они услышали: "Всем эвакуировавшимся с "Ультимы"! Это транспортная группировка Ноктис-Центр. Приготовьтесь к пересадке - лайнеры спустят вас в Лабиринт. Первыми разгружаются отделившиеся модули с первого по четвертый. После модулей мы сможем забрать часть людей с "Барсума"".
  
  
  
  
   Перегрузки взлета в один момент ослабли. Я мог бы вылететь из кресла, если бы не ремни. Мир вокруг казался не вполне реальным - голова кишела постоянно ускользающими из фокуса внимания воспоминаниями и невиданными образами. Их, казалось, было столько, что они, не способные удержаться в голове, лезли через глаза и уши, мешая воспринимать информацию извне. Отчаявшись поймать воспоминания за хвост, я встряхнулся и вернулся к реальности. Сети, как и раньше, не было, но теперь исчезла и машина "Звездопада", а навигационное окно выдало ошибку. Но одного взгляда в иллюминатор хватило, чтобы понять, где мы. На самом деле не было силы, которая пыталась вырвать меня из кресла. Просто исчезла сила, которая меня в это кресло вдавливала. Лайнер сбавлял тягу, и на смену перегрузкам приходила невесомость. Если мои чувства меня не обманывали (надежды на что не слишком много, но допустим, что так) то несмотря на резкую смену гравитационной обстановки наша машина шла на удивление стабильно. Вращение вокруг продольной оси было достаточно медленным - я смог оценить это по тому, как неспешно в поле зрения вползал из-за края иллюминатора диск планеты. Вот показалась тонкая дымка атмосферы, затем поверхность. За пятнадцать секунд треть иллюминатора окрасилась в красный, и я увидел Большую Тройку - Аскреус, Павонис и, наконец, Арсию. Где-то там, прямо под нами, лижет стены ущелий заштрихованной барашками облаков опалесцирующей дымкой земного воздуха периметр базы Ноктис. Я силился разглядеть, как блестит зеркало Абзу, но его, наверное, как раз закрыло облако.
   - Командир, вы на связи ли? - выталкивая из себя толчками слова, спросил меня кто-то из пилотов по рации.
   - Да.
   - Ваши приказания есть?
   - Ждите, я сейчас подойду.
   Или следовало сказать "подлечу"? Даже слабое псевдопритяжение, создаваемое только что ускорением лайнера, исчезло. Во время моего неуклюжего полета меня провожало множество глаз - офицеры, находившиеся со мной в салоне, явно имели множество вопросов и, возможно, даже несколько соображений на счет сложившейся ситуации. И они ждут! Ждут, пока я что-нибудь сделаю. Считают, что я компетентнее? Просто застыли в ужасе? Хм, вот какие мысли меня посещают, значит. И опять нет фанфар. И даже напряженной музыки какой-нибудь. Давящее чувство нарисованности происходящего, преследовавшее меня последние несколько часов, сменяется пустоватой, кристально-прозрачной обыденностью - как будто вышел в магазин за хлебом.
   В кабине находились три человека в бело-оранжевых комбинезонах космических войск. Толстые, увесистые, неуклюжие по сравнению с гражданскими моделями, но, несомненно, куда более функциональные диадемы дополняли образ.
   Занимавший место второго пилота развернулся ко мне лицом, в то время как его коллеги были заняты не то вычислениями, не то попытками наладить связь. Ну, хорошо, а теперь обо всем по порядку.
   - Доложите обстановку.
   Бело-оранжевый замялся, после чего выдал:
   - В настоящий момент находимся на орбите Марса. Повреждений нет. Связи нет. Находимся вблизи Ультимы. Она опознается радиооборудованием, но системы... производить подробные отчеты им невозможно.
   - Нет ответа систем тонкой диагностики, - подсказал я формулировку.
   - Так точно, - акцент пилота был не таким сильным, как у того солдата в развалинах комплекса, но видно было, что английским он владеет далеко не в совершенстве. Время от времени он с нетерпением поглядывал на первого пилота. А я же помню - голос тогда, на Земле, был другой. Значит, тогда со мной связался первый, который теперь слишком занят управлением машиной. Лицо второго пилота казалось европейским - широкий нос, русые волосы, светлая кожа. Звали его, как я прочитал на нашивке, Ян Вейма. Только вот я всегда думал, что английский - язык радиопереговоров в воздухе и в космосе. Или у военных все не так?
   - Связь с Землей?
   - "Терра" не отвечает, - а установка связи "Терра-4" находится на "Ультиме". Значит, эта мегаструктура повторила судьбу нашего комплекса.
   - Что еще?
   - "Барсум" в зоне досягаемости.
   Внезапно мой собеседник напрягся и остановился. В телах двух других тоже читалось сосредоточенное напряжение, хотя они и не прервали своей работы. Судя по паузе, пилоты беззвучно перекинулись парой фраз, после чего один и них включил громкую связь.
   - Нас кто-нибудь слышит? Если вы принимаете этот сигнал - не приближайтесь к Ультиме. Здесь больше никого не осталось. Пожалуйста, не приближайтесь, держите дистанцию. Свяжитесь с кораблем - они объяснят вам что делать.
   Аэль?! Это ее голос? Реально ли это? Хотя ну да, она ведь как раз прибыла. Но почему Ультима разрушена, если здесь только она? И неужели это она нас вытащила?
   - Связь двухсторонняя? - Оба пилота посмотрели на навигатора. Я повернул голову вслед а ними. Третий член экипажа сверился с показаниями своей аппаратуры.
   - Да.
   - Я подключен?
   - Да.
   - Э, Аэль, прием. Ты слышишь? Это Сергей. Ты слышишь меня? Мы здесь, рядом, на лайнере.
   В следующий момент кабина лайнера исчезла. Я вспомнил невиданные миры, где по бесконечным бетонным лабиринтам сновали существа с тонкими цепкими лапами и огромными черными глазами. Океаны, в которых странствовали рои-колонии живых кристаллов. Небеса, по которым вместо облаков плывут левиафаны, давшие приют целым экосистемам. Водопады, текущие вверх и реки, замкнувшиеся в кольцо. Луны, до которых можно достать рукой. Воспоминания распались и растаяли, оставив лишь тень, и я увидел перед собой Аэль. Мы находились посреди помещения, заставленного рядами кресел. Вдоль стен - а это было довольно далеко, расположились стойки с различными надписями и логотипами. Аэропорт? Или, получается, космопорт? Вокруг было вполне чисто, стены целы, воздух никуда не делся. Видимо, я действительно оказался внутри "Ультимы". Только почему здесь я стою на ногах?
   Аэль не изменила своей привычке и держала свои волосы откинутыми назад с помощью золотистого ободка. Она была в зеленом свитере - больше нужного размера на три - который так и не призналась, где откопала. Шиваев по секрету рассказал ей, что на экспрессе холодно. Он, правда, летал еще на зонтике, но видимо ситуация со сменой поколения к лучшему не изменилась.
   Аэль стояла совсем близко, буквально на расстоянии вытянутой руки. И улыбалась. Бледными, тонкими, из всех сил сжатыми губами. Натянутой, вымученной, уже почти знакомой мне улыбкой. А ее усталые глаза погасли и обесцветились.
   - Давно не виделись. Привет, - она сказала это слегка неуверенно, боясь сорваться. И только тогда кинулась мне на шею. Я обнял ее в ответ. В первые секунды я еще успел заметить, какое у нее частое, сбивчивое дыхание, но оно почти сразу стало тихим и спокойным. Ей было очень страшно остаться среди всего этого совершенно одной. Прости, Аэль. Потерпи еще немножко - а дальше я что-нибудь придумаю.
   - Привет, - я не стал освобождаться от объятий, чтобы не нарушить ее хрупкое спокойствие, и продолжил говорить шепотом, на ухо. - Послушай. Я понимаю, каково тебе. Поэтому я не прошу тебя объяснять что-нибудь. Просто опиши - что ты видела в последние несколько часов. Пожалуйста. Даже если это было очень страшно - мне нужно знать.
   Еще некоторое время мы так и стояли, замерев. Потом я почувствовал, как Аэль тяжело вздохнула, после чего отпустила меня. Только теперь я заметил - мы были не одни. Само мое поле внимания под воздействием гравитации сжалось в плоскость, так что я не ожидал, что наблюдатель завис над нами. Мальчик, скорее даже подросток, как будто был напоминанием о том, что мы нарушаем естественный порядок вещей стоя на полу там, где пола не может быть в принципе.
   - Тетя Аэль, кто это?
   - Это мой хороший знакомый. И нам сейчас нужно серьезно с ним поговорить. Подожди немного.
   Аэль снова обернулась ко мне:
   - Я думаю, все действительно серьезно. С чего бы начать? Когда я прибыла, все было спокойно. Мне даже хватило времени заселиться. А потом... Повсюду свет. Сначала были молнии, взрывы, пожар. А потом начали появляться чудища. Нет, не так. И пожары, и монстры были не повсюду. Со временем я поняла, что только рядом со мной. И рядом с ним, - Аэль указала на ребенка. Тот прильнул к одной из стен. То есть раньше там была стена. Сейчас же в ней зиял многометровый проем - от открытого космоса нас отделало только стекло.
   - Саша, что там?
   - Тетя Аэль, почему мы не можем отправиться прямо сейчас? Я хочу как папе и маме!
   - Саша, потерпи. Они сейчас там очень заняты. Но я уверена - когда все успокоится, кораблик вернется, и ты встретишься со своими родителями.
   - Это не кораблик, - обиженным голосом отозвался Саша.
   - Да, точно. "Аппарат", помню. В любом случае, скоро они вернутся.
   - Аэль! Откуда там окно? Оно выдержит?
   - Э, мда. Тут такое дело. Давай руку.
   Аэль мягко сжала мою ладонь, оттолкнулась от земли и мы вместе полетели в направлении открывшегося в стене окна.
   Стекло. Толстое, многослойное, с изоляцией по периметру. Окно открывалось тоннель из - очевидно, внешней обшивки наружной части станции, куда более толстой, чем даже это стекло. Из просвета же тоннеля открывался вид на поверхность планеты.
   - Это он, - я указал на Сашу, - создал окно?
   - Да. Мы можем создавать и менять предметы по своему желанию. Не только стекло. Хоть силовое поле.
   На стекле появилось белесое кольцо, начавшее расходиться в стороны. В пределах этого кольца вместо стекла осталась мелко колеблющаяся пленка, отливающая перламутром.
   - Можешь коснуться.
   Пленка ощутимо сопротивлялась давлению - и чем сильнее я давил, тем сильнее она выталкивала мой палец. Ни дать ни взять - типичное "силовое поле", каким его принято изображать.
   - Когда я поняла, что это я - источник всех этих разрушений, мне очень захотелось прекратить это. Вообще-то все здесь теперь занято этими чудищами. Спокойно только здесь. Здесь я нашла его, - Аэль указала на ребенка. - Вокруг него тоже кишели... кишело всякое. Он не догадался запретить монстрам появляться вокруг себя, вместо этого создав такой сферический, - она покрутила ладонями, как бы удерживающими небольшой мяч, - саркофаг, что ли. Взрывы были только сначала. Потом просто появлялись чудища. И еще тут все трясло. Я боялась, что она, - Аэль похлопала ладонь по стеклу, - может упасть. Ну, то есть она ведь может упасть или что-то такое?
   - А где все? Ты говорила о корабле. Это "Барсум"? Он смог уйти?
   - Да, все люди отсюда улетели на этом корабле. Вот, смотри:
   Аэль составила большие и указательные пальцы в "очки" и начала разводить руки в стороны - как будто масштабировала изображение сенсорном экране. Прямо под ее пальцами в воздухе действительно растягивался серый прямоугольник. Он рос вслед за движением рук девушки, пока не стал в локоть диаметром. В толщину эта пластина была около пары миллиметров, если не меньше. Аэль повелительно указала на него пальцем:
   - Так. "Барсум"!
   На прямоугольнике, оказавшемся экраном, крупным планом возник корабль. Вот он, в парадной снежно-белой раскраске, с оранжевой лентой-полосой вдоль кожуха реактора, знаменитый марсианский экспресс. Вот тонкая, как будто готовая вот-вот переломиться ферма, отходящая от двигателей. Сопла, или как там у них это называется, не были освещены факелами. Только вспышки невидимых маневровых двигателей, появлявшиеся то тут, то там, демонстрировали, что этот экран показывает живую картинку. А на ферме, тем временем, свисали гроздья пассажирских модулей. "Барсум", похоже, загрузился ими по-полной и еще немного взял.
   Я бездумно разглядывал последних, быть может, представителей человеческой расы, когда Аэль подлетела совсем близко и остановилась. Остановилась без всякого усилия, не посчитав нужным тормозить обо что-либо. Помолчав немного, она заговорила:
   - А ты? Ты что, с войны?
   - Что? Почему? - я на автомате осмотрел себя, ища причину такой догадки, и только тогда вспомнил, что на мне раскрашенный в серо-сине-белый зимний камуфляж комбинезон, который военные называли скафандром. - А, вот ты о чем. Война? - Язык ворочался лениво, тело всеми силами пыталось свести казавшиеся ему ненужными движения к минимуму. - Не думаю. Скорее всего, там сейчас просто... катастрофа?
   - Что произошло на самом деле? Ты знаешь?
   - Наша расплата. Вы ведь не зря боялись Антарктиды, сама знаешь. Подопытные там сходят с ума через некоторое время. Можно было бы сказать, что к счастью. Но самый последний гость отделения специальной терапии, вернее, его экспериментальной части, по всей видимости, сохранил достаточно рассудка. Его три года резали, сжигали, морили голодом и не знаю, на что там еще хватило фантазии у ученых, но уж ее-то у них хоть залейся. Тот, кто и до этого всего был убийцей, теперь горит идеей уничтожить все человечество, причем максимально жестоким способом. А с той силой, что он получил - сама понимаешь. В общем, сейчас он развернул войну по всей Земле. Только в этой войне у людей нет шансов победить.
   - Что же теперь...
   Я быстро понял, что сейчас произойдет. Это началось уже пару минут как, еще на лайнере, но пока ощущение было слабым, я мог позволить себе думать, что это только кажется. Теперь же меня снова скрутило, в глазах помутилось, появилась боль по всему телу.
   Сил ответить что-либо схватившей меня Аэль не было. Я даже не мог разобрать, о чем она кричит, что пытается спросить. Но через некоторое время боль и тошнота отступили, сознание вновь стало ясным. Я обнаружил себя лежащим на коленях у Аэль. Мы расположились на тех самых креслах, которые я видел недавно. Ладони Аэль светились ярким бело-голубым светом, подобно сфере разрыва.
   - Радиация... - неуверенным шепотом выдавил из себя я.
   - Ты как?
   Я достаточно осмелел, чтобы ответить в полный голос.
   - Легче. Странно, в прошлый раз приступ продолжался дольше. Это ты?
   - Я просто хотела помочь тебе. Получилось?
   - Похоже, что так. Но что ты сделала?
   - Трудно сказать. Это все равно, что то силовое поле. Я даже не задумываюсь, как именно исправить случившееся с твоим телом. Но оно излечивается само. Когда я попыталась догадаться, что же именно не так - то сразу поняла. Лучевая болезнь, ожоги внутренних органов, рана ноги, ушиб плечевого сустава. Что же с нами произошло... И что произошло с тобой?
   - Я с Антарктиды. Там произошло то же самое, что и у вас. Это называется разрывом. По виду напоминает светящуюся сферу, что мы видели тогда у вас. Проблема в том, что они излучают радиацию. Гамма-лучи, в смысле. Да и весь остальной спектр, не знаю, правда, насколько это вредно для здоровья. Вот меня и просветило. Врачи вроде что-то сделали, но, как видишь, ненадолго хватило.
   - Понятно. Но если ты говоришь, что недавно был на Антарктиде... - вот тут я в очередной раз почувствовал неладное, но уже на другом уровне. Аэль закончила фразу в точности теми словами, которые мой разум, сгруппировавшись, приготовился выслушать - ... то как попал сюда?
   Отвечать очень не хотелось, потому что озвучивание своих догадок в ответ на этот вопрос означало окончательное признание того, что они неверны.
   - Я... я думал, что это ты. Я имел представление, на что теперь способны бессмертные, а когда услышал твой голос, то понял - мы попали сюда, потому что ты здесь - ты можешь и телепортировать предметы, а не только создавать их.
   - Не думаю, что это могло случиться из-за меня. Я даже не знала, что у вас происходит.
   Вот и новая задача. Что же тогда? Аэль еле заметно пошевелила ногами. Подумав, что ей тяжело, я попробовал встать, но она, опустив руки мне на плечи, заставила лежать дальше. Зачем? Ведь теперь я здоров. Даже нога больше не болела - я чувствовал, что рана полностью затянулась. А для бессмертных, значит, такое переживание - обычное дело. И все же, зачем мне лежать дальше? Нужно действовать. Хотя нет. Ну точно - Аэль просто хочет, чтобы я был рядом. Верно. Что-то происходит не то, раз я уже не понимаю таких вещей.
   Хорошо - а как действовать-то? Что теперь делать? А задумчиво разглядывал свод "потолка". В поле зрение попал и Саша - его окно торчало в "стене" Он тоже бессмертный, очевидно. И он тоже способен доставать предметы из ничего, переписывать физическое пространство. Как и Аэль. Как и Канемори. Но ведь тогда получается, что убийца не один получил способность призывать армию. Пусть остальные подопытные с Антарктиды сошли с ума и не представляют прямой опасности, но как же еще пять с половиной сотен людей по всему миру? Что будут делать они? Что делают сейчас? И действительно ли там, на Земле, уже все кончено или есть какой-то волшебный шанс что-то сделать?
   Помещение озарилось белым светом. Слишком знакомым белым светом. Я тут же вскочил и заслонил собой Аэль.
   - Саша! Быстро сюда! - крикнул я марсианину.
   Все слишком знакомо. Я злобно, затравлено усмехнулся про себя, - в прошлый раз хоть молнии были. Слепящая сфера погасла, и перед нами появился Мусо. Расставив руки, он парил в паре метров над полом, и разглядывал нас.
   - Кто это? - шепнула на ухо прижимавшая к себе Сашу Аэль.
   Я не сводил взгляда с Мусо. Если я сейчас что-нибудь скажу, скорее услышит он, а не Аэль. Но ведь и оборачиваться нельзя. Мусо, как будто в ответ не переставая смотреть на меня, все чего-то ждал, выделывая непонятные жесты руками. Затем он что-то сказал. Выдавливаемые сперва сквозь зубы слова развернулись затем резким лаем. Наконец он выбросил обе руки вперед, указывая пальцами на меня, и крикнул: "Понимай"! После чего продолжил: "Раз-раз, как меня слышно, проверка, раз-раз".
   - Сергей, это кто такой? Он тоже бессмертный? - поняв, что от меня ответа не добиться, Аэль обратилась уже к Мусо:
   - Кто ты?
   Убийца просиял и оправился. Набрав воздуха в легкие, он гордо вскинул голову и заговорил, громко и четко, раскатистым голосом:
   - Вооруженные силы Японии.
   Исчезнув, он тут же появился в другом месте - по правую руку от нас и немного ближе
   - Полк обороны префектуры Нэмуро.
   Еще один прыжок - на этот раз слева и еще ближе.
   - Десятый сухопутный батальон.
   Справа - оно как будто приближался к нам зигзагом, но появляясь только в его вершинах.
   - Третья рота механизированной пехоты
   Прыжок.
   - Третий линейный взвод.
   Прыжок, и он оказался прямо перед нами, на расстоянии вытянутой руки:
   - Рядовой Канемори Мусо, - после паузы они снял кепи и, задумчиво поглядев на металлическую кокарду-хризантемку, потер ее пальцем. Символ вооруженных сил исчез. Канемори снова поднял свой взгляд на нас, - Мог бы сказать я. Но после некоторых событий я уже не рядовой. В общем, просто Мусо. Никогда не любил это имя, но уж какое есть. Добрый вечер. - Он огляделся по сторонам, - или что у вас тут.
   - Это он! - я подумал, что уже нет смысла пытаться говорит шепотом. Я кричал, чтобы услышали все - а там будь что будет, - Это он начал войну на Земле! Это он ведет армию! И он уже перебил всех там, на Антарктиде.
   - То, что кажется нам лишь строчками на страницах истории, - монотонно и негромко начал говорить он - это в действительности бессчетное количество бессмысленных смертей, полное и всепоглощающее отчаяние миллиардов и порожденные человеческими глупостью, ограниченностью и малодушием ошибки, влекущие за собой катастрофические последствия. - Никто из нас не смел шевельнуться - Как я и думал, я теперь становлюсь частью истории. К счастью, я все еще могу не допустить этого. И вот что я хочу тебе сказать - ты не прав абсолютно во всем, а ничтожность твоего мышления не описать словами. Стремление делать выводы на основе недостаточных данных - самая омерзительная из привычек, свойственных людям. Я не заслуживаю твоей благодарности, но должен сообщить, что вообще-то только из-за меня ты еще жив.
   - Вот как... - Аэль задумчиво покачала головой.
   - Всё, решили вопрос? - Спросил Мусо.
   Я все еще не понимал, чего ожидать от незваного гостя с умирающей Земли.
   В это время пол ушел из под ног, голова заполнилась гротескными образами, и в следующий момент я ступил на плотно спрессованный снег. Мусо был рядом. Вокруг бушевала метель, прямо как когда мы бежали с Антарктиды. И сквозь серую пелену было видно трансарктический хребет. А еще в небе я увидел необычный силуэт. Его можно было бы принять за дирижабль, но откуда он здесь? "Всё! Стоять!" - я крепко схватил за хвост собравшееся было нырнуть в небытие воспоминание. Теперь ему уже не уйти. Я уже видел это силуэт. Видел его на пути к Марсу, видел, переносясь на Ультиму. И видел в третий раз, совсем недавно. Чудесный дирижабль плыл по небу неровным курсом, с трудом сопротивляясь порывам ветра.
   - А где воронки от взрывов? Разве "Звездопад" не стрелял? - я не стал высказывать догадку о нашем местонахождении, это было уже слишком очевидно.
   - "Звездопада" больше нет. Элемент, который зависал над нами, сбили те же снаряды, которые уничтожили ваш лайнер. Вообще-то, в него они и были нацелены. Вы просто оказались на линии огня. Это была противокосмическая оборона. Не знаю, что там с остальными тремя, но, скорее всего, их постигла та же участь. Боюсь, это я подсказал ему идею. Кстати, ты должен знать. Что это такое? Кто он? - Мусо вопросительно посмотрел на меня. Конечно, ни в полных ужаса антарктических катакомбах, ни в гравитационной фантасмагории "Ультимы" я не мог заметить этого, но теперь увидел - наши глаза абсолютно на одном уровне. Я не мог смотреть ему в глаза ни сверху вниз, ни снизу вверх.
   Мусо поводил рукой у меня перед визором.
   - Ладно, возвращаемся, - услышал я неуверенное бормотание, и снова погрузился в океан неуловимых фантазмов.
   Это начало приобретать характер системы - нужно постоянно искать объяснение происходящему, чтобы не подвинуться рассудком - и чтобы выбрать, как себя вести дальше. Пусть даже это только временная мера
   Допустим, по какой-то причине существует двое Мусо - один - жестокий бог, устроивший резню в нашем комплексе, другой - обычный человек. И судя по форме - только что убитый армейским офицером на военной базе. Мог ли каким-то образом сохраниться прежний Мусо? Возможно, следует проверить его форму? На ней могло остаться пулевое отверстие. Мусо застрелили в грудь, но я ведь и не вглядывался.
   Как только по возвращении на станцию пародия на гравитацию приклеила мои ноги к твердой поверхности, я, ничуть не сомневаясь в правильности своих действий, бросился осматривать куртку Мусо. Следа от выстрела не было.
   - Эй, ты чего? И ты не ответил на мой вопрос.
   - "Что это такое"? Что это значит?
   - Из-за чего все это началось? Из-за чего появились бессмертные, не знаю что еще, что их... нас энергией снабжает и восстанавливает, где держит нас настоящих?
   - Ты говоришь об Источнике. Да, он так и называется. Полностью - скрытый источник вещества и энергии бессмертных. Хотя какой он - теперь-то - скрытый? И все, что нам о нем известно - он существует.
   - Вот значит как. Тогда я тебе еще кое-что про него расскажу. Источник ведет войну против людей. Прямо сейчас, там, на Земле. И если вы... - я прервал того, кто несколько часов назад хотел меня убить:
   - Источник? Сам по себе? Он разумен? Он... что-то?
   Если это так, то меняет ли это дело? О, да. Спящее божество пробудилось и теперь вступает в права владения нашим миром. Это не неуничтожимый маньяк. Это тень непредставимого и всемогущего разума нависла над человечеством.
   - Вот значит кто настоящий Бог.
   - Чего? - голос Мусо просел, и он широкими от удивления глазами уставился на меня.
   - Разве не очевидно? Если ты говоришь, что источник это сущность сама по себе, если он обладает волей, то это он - проснувшееся Божество, вырвавшееся из оков Багрового Солнца.
   Он, казалось, готов был расплакаться. И я прекрасно его понимал. Когда впервые приходит осознание, трудно держать себя в руках, и безразличны все привитые обществом шаблоны поведения. Хочется просто исчезнуть.
   Я не заметил движения руки. Даже боль пришла не сразу. Просто моя голова вдруг по какой-то неведомой причине откинулась вправо. Потом я, конечно, осознал увиденное - кулак Мусо - и почувствовал последствия удара. А еще услышал, как бывший солдат срывается на крик:
   - Идиот! Полный! Абсолютный! Ну как? Как такое могло прийти в голову?! Из какого каменного века ты здесь вообще появился?
   На волне острой злобы за внезапно возникшую боль я отвесил своему собеседнику ответный удар. Подействовало. Мусо замолчал. Он поковырял пальцем во рту и задумчиво посмотрел на оставшийся на нем кровавый след. С надеждой посмотрел, что здравости ситуации не добавило. На меня опять навалилось ощущение бредового сна. Когда след, как и положено, исчез через несколько секунд, с ним исчезла и надежда в глазах Мусо. Он вздохнул и снова поднял взгляд на меня.
   - Когда я проснулся, почему ты был там? Разве ты не занимаешься всем этим? Разве не ты специалист по бессмертным? Не тебе ли лучше знать?
   - Если бы все было так просто.
   - Постойте, К-канемори, - к нам подлетела Аэль. Смотрите - Сергей прибыл сюда не в лучшем состоянии. Он был ранен, ему было очень плохо. Но сейчас все это исчезло.
   Ее ладонь засветилась, и она коснулась принявшей удар Мусо скулы, забирая боль и восстанавливая ткани.
   - Во-от значит как, - Мусо поднял правую руку. Его ладонь тоже излучала голубоватое сияние, - уууу, - протянул он, после чего щелкнул пальцами. Сияние исчезло, зато теперь на кончике указательного пальца плясал язычок пламени.
   - Этим он вас купил, да?! - вновь закричал Канемори. - Этим? - он опустил руки, и перед ним возникло серое полупрозрачное облако. В нем проскакивали искорки-молнии, и постепенно в центре что-то росло. Продолговатый предмет увеличивался и приобретал все новые детали, достраивался прямо на глазах, пока я не увидел в рассеившемся тумане "Тип сто четыре". Тут же драйвер исчез. - Этим? - На пол из серого тумана спрыгнул, чтобы через несколько секунд исчезнуть, "Тэносей". - Этим? - На уровне груди перед Мусо появился бело-голубой шар. Земля. Я отчетливо видел на ней облака, опалесцирующую дымку атмосферы, океаны, моря и континенты. Мусо не останавливался. Теперь он стоял перед нами в старинном черном фраке и в цилиндре. Отбросив лакированную трость с металлическим набалдашником, он поправил заткнутую за лацкан красную гвоздику и размашистым жестом снял свой головной убор. А затем непринужденно, не сводя с нас глаз, вытянул оттуда кролика.
   - Этим, да?! Отвечайте! Как дикари, клюнули на блестящие штуковины. Это Бог? Он вам справку показал что ли? Тварь, выползшая из какого-то темного закутка мироздания, игрушечный божок, способный только на игрушечные фокусы. Как он сумел произвести на вас такое впечатление? Ты, - Мусо указывал на меня, - ты должен что-то знать. Даже если не осознаешь этого. Мне нужна информация.
   - И для чего же?
   - Разве не очевидно? - Канемори был крайне недоволен моей несообразительностью - Чтобы убить этого игрушечного бога. Мне нужно знать о бессмертных и обо всем, что с ними связано. Все, что происходило последнее время. Лучше - последние три года. Я понимаю, у тебя нет оснований мне доверять. И если нам придется работать вместе, вот что я видел сам.
   Прежде, чем я успел что-либо возразить, меня захлестнула волна воспоминаний. Но теперь это были не зыбкие образы, рассыпающиеся прежде, чем успеваешь их как следует разглядеть. Они были настолько стойки, красочны и подробны, что я без труда мог восстановить их в хронологической последовательности.
  
  
   Мое бытие наполняет мысль, для которой нет слов. Без слов думать нельзя. Но эта мысль - как будто мысль по умолчанию. Пустая и безмолвная, но существующая, способная вместить в себя другие. Это я понимаю уже позже, когда ко мне возвращаются слова, чтобы наполнить эту пустую мысль-пространство. Потом приходит ощущение времени. Время тягучее, но не удушливое, а мягкое и приятное. Тем ужаснее то, что будет дальше. Вот они, уже идут сюда - страх и боль - ледяные иглы, протыкающие кожу изнутри и обжигающие стальные тиски. Все это вместе складывается в ощущение реальности. Иными словами, я очнулся. Страх как обычно побеждает боль, и я терплю ее, потому что боюсь пошевелиться.
   Странно. Если то, что я еще помню о жизни, которая была у меня раньше, это не игра моего воображения, то время там текло иначе. Но даже с тем ощущением времени, которое у меня есть сейчас, я понимаю, что слишком долго ничего не происходит. Где же эти твари? Где ученые и охранники? Почему они меня никуда не ведут? Что они придумали на этот раз? Крик, который я слышу - он ведь не мой. Вернее, не только мой. Тело, впервые за... сколько времени прошло? Можно сказать, впервые мое тело, удивленное покоем, перестает паниковать. Боль, которую я ощущал как будто бы заранее, немного утихает. Я нахожу в себе силы повернуть голову. Вместо слепящего света вокруг приятная полутьма. И беспорядок. Словно тут землетрясение было. Я даже удивляюсь своим мыслям - если здесь было землетрясение - это место должно находиться на земле. Или под ней. В любом случае, иметь положение в пространстве, в реальности. Землетрясения, спасатели, новости, терминал, дом. Все это есть.
   Я постепенно вспоминаю, что значит осознавать ситуацию. Понимая, что одна за другой приходят давно покинувшие меня мысли, я чувствую что-то еще... Ах да, это называется "радость". Пробую встать, но что-то мне мешает. Пробую дернуть рукой, еще раз, сильнее, почти вырывая ее из плеча. Нет, этого не может быть! После такого хорошего начала все не может так заканчиваться! Это все не может быть обманом! И правда - ничего не заканчивается. У меня, наконец, получается сесть, а затем и встать на ноги. От недавнего полумрака нет больше и следа - все вокруг заливает ослепительный белый свет. Несколько шагов выходят неуверенными, и в коленях отдается еле заметное на фоне обычной боли тянущее ощущение. Но я, как и обычно, быстро осваиваюсь. Вокруг стоит дикий гул, а в ноздри бьет запахом озона раскаленный и пережженный воздух. То здесь, то там бьет молния.
   Тут меня почти сбивает с ног. Откуда исходит угроза? Да, верно, из прошлого. Из прошлого приходит ударная волна, несущая с собой образы тех событий. Опять все повторяется? Как всегда, когда вокруг светло, за пределами круга света тьма еще непрогляднее. Но теперь я увидел, кто же следит за мной оттуда. Вот за прозрачной стеной я вижу солдат. Они поднимаются с земли, осматриваются. Заметили. Ну конечно, я же здесь как на ладони. И даже укрыться негде.
   Вспышка и дикий свистящий звук ударяют по глазам и ушам. Но при этом я чувствую, как вокруг меня то-то появляется. Поле зрения разворачивается и смыкается на затылке. По пространству бегут желтые ромбы опознанных целей. Я не умею пользоваться бронекостюмом, но что это за несущественные мелочи? Отточенным движением ныряю за ближайшее укрытие. Сколько раз отрабатывал я приемы. В отчаянной надежде, что это не напрасно. Пусть меня считали идиотом - я продолжал тренироваться. Даже когда я сам уже не верил, что это когда-нибудь пригодится. Какие шансы у стрелка мехпехоты рядовой военной части оказаться лицом к лицу с врагом? Тем более в наше время, когда люди стыдятся называть войны войнами. Я надеялся, что меня отправят в горячую точку. С Хоккайдо-то? Как же глупо. Да, через пролив торчат сепаратисты - но сейчас не то время, когда первыми в бой вступают самые близкие территориально части. Но я все равно надеялся. Оказаться в бою и прикончить хотя бы одного вражеского солдата прежде, чем погибнуть. Да, теперь моя мечта исполнится.
   Я оглядываюсь - в это огромном помещении повсюду бродят люди. Это их крик. И возле каждого висит светящаяся сфера. Вот откуда исходит свет. А они, значит, тоже бессмертные. Помощи от них ждать не приходится, так что буду надеяться, что хотя бы мешать не будут. Помощь. Вот что - если уж такие дела с броней - может получится что-нибудь придумать по этой части? Нужен кто-то, кто по крайней отвлек бы огонь. Но я остался совсем один. Откуда здесь взяться сослуживцам? Да и нужны ли они - такие, каких я знал? Не имеющие никакого понятия о воинском долге ленивые свиньи, легкомысленные бездельники, в которых субординация входила только благодаря стараниям сержанта Оты, хренова садиста, выбравшегося со своей фермы чтобы дорваться до власти над людьми. Кто вообще взял его в армию? На армию он плевать хотел, были бы только под рукой те, кого можно всласть поунижать. К черту людей, придется полагаться на автоматику. Зеленые метки отмечают повыпрыгивавших из клубов непрозрачной серой пыли люркеров. С простой задачей отвлечения огня ИИ должен справиться сам. Но пока пусть укроются где-нибудь.
   Итак, тактический интерфейс показывает двадцать человек. Уроды с клеевыми ружьями, да? Как можно настолько не иметь уважения к врагу, чтобы вместо смерти в битве обрекать его на бессильный плен? Лишать возможности продать свою жизнь подороже, вместо огневого боя прибегать к омерзительно лицемерной тактике "малой крови". Ничего, я себе такого не позволю. Вы и в прошлый раз опоздали, а теперь у вас вовсе ничего не выйдет. Бронекостюму клей не помеха. Дальше. От пулеметов я более-менее защищен, хотя на этой дистанции долго мне не продержаться. Драйверы - основная проблема. Одно попадание - и все. Хотя стоп. Я же теперь бессмертный. Если и второй костюм получится раздобыть... Вот мы и поменяемся местами. Теперь вы ничего не сможете поделать со мной. Правда, не факт, что у меня будет возможность получить броню во второй раз. Поэтому будем действовать из расчета причинения врагу максимального ущерба за один подход. Я буду сражаться честно и не буду брать пленных. Из сгустившегося облака пыли появляется драйвер. Есть заряд.
   Перекат. Встать. Прицелиться. Выстрел - минус один драйвер у врага. Минус два. Минус три. Они тоже как на ладони. Наконец, враг сообразил, что началось сражение. Шквальный огонь сбивает меня с ног, я больше не могу встать. Снаряды пробивают броню и разрывают тело. Ха, такой болью меня больше не удивить. Интенсивность огня стихает, и я успеваю подняться. Новая броня, новый драйвер - получилось. Огонь вновь сбивает меня с ног, и вновь броня не выдерживает, а тело превращается в кровавое месиво. Но на этот раз стрельба не прекращается. Ненадолго хватило моего преимущества. Люркеры, сориентировавшись в ситуации, вступают в бой. Если будет шанс - нужно быстро ворваться в ряды противника - на близкой дистанции среди толпы у меня будет преимущество. Вспышка - и на меня со всех возможных направлений накатывает неудержимый поток неразличимых мыслей. Гудящие и роящиеся вокруг меня образы рассеиваются - и я обнаруживаю себя в новой броне, стоящим напротив одного из вражеских солдат. Быстро, нужно бить - не успеваю я подумать о драйвере, как солдата протыкает кристаллизовавшееся из воздуха копье. Значит, драйвер теперь не нужен? - думаю я, глядя, как валится на землю убитый солдат.
   Еще одному люркеру конец - сообщает мне бронекостюм напоследок, но уже понятно, что и они лишние. Кто его подстрелил? Вот он и будет следующим. Ненужный груз исчезает, электрический болванкомет с глухим стуком падает на пол, куски бронекостюма один за другим отваливаются, обнажая привычную повседневную форму.
   Прыг-скок, что же за выключатель у этой телепортации? Абсолютно непонятно, что нужно делать, чтобы задать место назначения и собственно нажать "пуск" - даже сам момент, когда я каким-то образом отдаю этому механизму приказ, ускользает от моего внимания. И вот - стрелявший напротив меня. Но он здесь определенно лишний. Как комично смотрится драйвер в руках человека, чье тело прикрыто лишь изодранной грязной кофтой. Как какой-нибудь бандит, неизвестно где доставший редкую пушку. Конец кабеля от его драйвера валяется около убитого солдата. Лицо моего последнего несостоявшегося убийцы искажено гримасой нечеловеческого страха. Да, теперь я понимаю, что значит "искажено". Он и на человека-то не очень похож с таким лицом. Не готов к бою? Я щурюсь, стараясь получше рассмотреть его. Совсем, совсем не готов. И если сложить два и два... Получается что он - гражданский? В помещении уже некому стрелять, и я впервые нахожу время, чтобы поразмышлять над ситуацией. Что делать с гражданскими? Я всегда твердо знал, что не остановлюсь и перед геноцидом. С радостью выполню любой - даже самый преступный или неприкрыто самоубийственный приказ. Это то, для чего нужны солдаты. Но сейчас мне никто не приказывает. Да и называть себя солдатом я тоже не имею права. Значит, незачем его убивать? Копье расщепляется на конце, Лучи его заламываются кнутри, формируя пальцы, и лапа хватает драйвер, без труда разрезая оружие на части. Гражданский поджимает руки к груди, взгляд его окончательно стекленеет. Что-то тут не то происходит - теперь, когда бой окончен, самое время подумать - ради чего же он был. Нужно разобраться. Меня опять убивают - я прихожу в себя лежащим на полу. Видимо, смерть была мгновенной. Кто-то еще затаился и выждал момент, чтобы точно направить один-единственный снаряд. Не сумев сдержать злобу, я посылаю вперед себя копье. Телепортация.
   На этот раз все же военный. Но какая необычная броня. Это что-то новое? Сколько же времени прошло? А ведь этот солдат еще и женщина. Конечно, в некоторых странах женщины служат в армии. Но лично никогда не видел. Материал, уже начинающий намокать в там, где копье его разорвало, на ощупь кажется достаточно тонким и податливым. Похоже, это не броня. Но выглядит очень странно. Вряд ли гражданская одежда - тут и камуфляжная раскраска, и армейская символика. Армейская символика Нунавута. Очевидно, эта страна еще существует. Какие-то вспомогательные войска? Копье отбросило солдата к стене, но он все еще жив. Жива. Она извивается вокруг пробившего ее левый бок насквозь копья и один за другим делает тяжелые и явно болезненные вздохи. Рука солдатки тянется к зеркальному с золотым отливом визору. Видно, что противнику больно, и это движение стоит ему огромных усилий. Я жду. Пусть помучается - я чувствую, как у меня на лице появляется злорадная ухмылка. Щелчок. Очередной удар из прошлого. Нет, из глубин времени неостановимой стеной огня пришла всесокрушающая взрывная волна. С трудом я сдерживаю панику, ведь я помню это лицо. Этот демон догнал меня сквозь время!
   Я... я просто хотел служить своей стране - а ты пришла за мной, чтобы забрать сюда. Я не хочу, чтобы все повторилось! Почему так? Просто потому что мне не повезло воскреснуть после смерти? Разве мало было того, что меня казнили на месте преступления? Неужели все не могло кончиться на этом?! - на этот раз крик мой, в горле просыпается давящее чувство, глаза залиты слезами. - Целый рой копий уже готов появиться рядом со мной, чтобы стереть демона в кровавую пыль, но я успеваю остановить их.
   В мою ладонь ложится новосозданный пистолет.
   Демоны не умирают от выстрелов - фанфарами раздается мысль в моей голове, когда я смотрю на лежащее в нескольких метрах от себя изрешеченное пулями тело. Я победил! Если она умерла, значит, демона не просто больше нет - его никогда и не существовало. Я стер его из мироздания - из каждого момента времени, из каждого места Вселенной. Теперь приходит понимание, что меня больше ничего не сковывает. Только теперь становится понятно - с того самого момента, как я очнулся, в глубине мой души сидел страх. У меня получалось подавлять его, но нельзя подавлять страх вечно. От него нужно избавиться - раз и навсегда. И вот - страха больше нет. Несокрушимая скала, заслонявшая собой будущее, рассыпалась в пыль и рассеялась по ветру. На волне ликования я уже думаю раздавить труп и представляю, как лопнет сдавленное со всех сторон тело, в один момент разбрызгиваясь по помещению кровавыми кляксами. Главное - сделать все быстро, а то жидкости под давлением пропитают ткани, как губку, и получится только бесформенная груда плоти. Впрочем, я вовремя останавливаю себя. Во-первых, сохраняющее человеческие черты тело послужит мне лучшим доказательством моей победы. Во-вторых... во-вторых сам факт необходимости какой-либо агрессии после всего произошедшего не так уж очевиден. Дело, конечно, не в надуманных идеалах уважения к противнику. Но вот применимо ли сейчас слово "противник"?
   Тем временем гражданский исчез. Давно ли? Жаль, может, можно было бы что-то узнать. Хотя, конечно, понять его не трудно. Представляю, кем я являюсь в его глазах. Что ж, время подвести итог увиденному.
   Людей вокруг не осталось - кто смог убежал, остальные давно убиты. Зал преобразился - от былой обстановки осталась лишь тень. Вот эти тонкие сталактиты и сталагмиты - остатки каркаса перегородки, разделявшей помещение надвое. Кое-где на полу еще можно найти обломки прутьев и столов. Зал - нет, полость в толще земной коры - освещают десятки пульсирующих маленьких солнц. Мои не столь удачливые собратья, которые лежали здесь, когда меня только привезли, бесцельно шастают по залу. Очевидно, они абсолютно потеряли разум. Неужели и меня ожидало то же самое? Или, может быть, так и случилось? Что, в сущности, такое настоящая реальность? Как я могу гарантировать, что наблюдаемое мной - не следствие моего сумасшествия? Я отчаянно замотал головой, пытаясь прогнать этот солипсистский бред. Реальность вот она - передо мной, я чувствую и осознаю ее. Здесь просто произошла авария, освободившая нас, а насколько ирреальным мне это кажется после заточения, в ходе которого я потерял не только чувство, но и понимание времени - это проблемы только мои, но не мироздания! И все-таки, интересно, сколько же времени прошло?
   Я сижу на полу и вожу пальцем по бетонной крошке, оставшейся здесь после сражения. Мои люркеры не исчезли - хотя я могу приказать им раствориться, но постоянно желать их существования не обязательно - они теперь сами по себе. У некоторых больше нет пулеметов - вместо них с полукруглой, окруженной тяжами тонких мышц морды свешиваются короткие подрагивающие хелицеры. На одну из машин натыкается слепо бредущий шаркающей походкой не перестающий кричать человек. Бессмертный. Я - бессмертный. Смешно. Доводилось читать, что многие из них живут вполне обычной жизнью. Да и не только обычной. В свое удовольствие, в общем. Но конечно со мной такого случиться не могло. Я никогда не претендовал на бессмертие. Просто хотел служить своей стране, как все. Ну это ведь хорошо! Патриотизм, традиции, память предков, воинская честь, что там еще вспоминают. И что я слышал по этому поводу? "Ты родился не в свое время"?! Ну, это еще лучший вариант. А еще я устарел, времена изменились и так далее. Ну да, я, пожалуй, вписался бы в компанию националистов. Махал бы сейчас флагами перед Ясукуни, кричал речевки. Но что делать среди тех, чья ненависть к врагу выражается только через махание флагами? Единственное место, где она может найти выход в подобающей форме - армия.
   И вот теперь, в этой печальной сказке с плохим концом, я оказался отрицательным персонажем. Перебил, по сути, без всякой надобности кучу людей, разрушил собственную тюрьму. Если тут не стоит какая-нибудь система самоуничтожения, то скоро по это место просто разнесут чем-нибудь помощнее - и все, добро пожаловать на страницы учебников истории в роли безумного убийцы и изверга.
   Осколок стекла на полу где-то позади меня хрустнул. Гость шел неспешно и немного неуверенно. Не знаю, по каким признакам я узнал эти шаги. Что в их звуках было особенного?
   - Что рисуешь?
   Сначала я бездумно выводил в пыли восьмерку, но теперь она смазана - канавки в пыли пересекаются и накладываются одна на другую.
   - Да так, ничего.
   - Давно не виделись.
   Нарисуй кружок - это Земля. Вот она, передо мной. Голубая планета. Как такой маленький - и полуметра нет в диаметре - шарик, может иметь такой же цвет, как настоящая Земля? На нем есть облака, но в этой атмосфере, коль скоро это масштабная модель, едва ли наберется несколько миллиметров толщины. Я цепляюсь взглядом за Кикиктаалук. Раз, два, три, четыре, пять. Пять с небольшим оборотов делает игрушечная Земля.
   - Ну да. Получается, что пять лет. Что ж, здравствуй, сестренка.
   Мы сидим и разглядываем друг друга вот уже минуту. Ты совсем не изменилась, Юмэ. Теперь, когда ты прямо передо мной, далекие, почти позабытые воспоминания вновь обретают краски и объем. От нашей последней встречи нас отделяют пять лет. Но я не могу понять - "всего" или "целых". Пять лет - холодильнику, который стоит у нас на кухне, было больше. Да. Стоит до сих пор. Наш дом все на том же месте, он не превратился в руины, его не замело песком и Япония не погрузилась в океан. Мне сейчас двадцать один год. Мир не должен был измениться за время моего отсутствия.
   Так много всего было. Когда-то. Белая точка так и осталась на внутренней стороне моего указательного пальца. На самом деле это такой шрам. Называется "знак тока". Так только говорят - "совать пальцы в розетку". На самом деле, чтобы выковырять из розетки электричество, нужна недюжинная сноровка. Мы с тобой в детстве не очень ладили, так что ты меня "научила". Ха. Разряд стек по правой половине тела и не задел сердце. Все еще помню, как я, лежа в больнице, злорадствовал, представляя, какую взбучку тебе устроят родители. Забавно, что теперь эти воспоминания кажутся такими приятными. Но молчание становится все более напряженным. Кому-то придется начать разговор.
   - А знаешь, я ведь все же пошел в армию.
   - И ты ездил на танке? - армия всегда была для тебя чем-то совершенно запредельным, существующим вне привычной реальности. Неудивительно, что ты так удивлена, что твой родной братец не только трогал эту монструозную машину, но даже водил ее. Жаль, но я вынужден тебя разочаровать.
   - Нет. В танкисты меня не взяли. Но на БТРе я ездил.
   - А в чем разница?
   - Проехали.
   - И доспехи тебе тоже выдали?
   - И бронекостюма мне тоже не досталось. Твой брат записался обычным пушечным мясом, Юмэ, так уж вышло.
   - Но ты ведь все равно стал нашим защитником! Я могу с гордостью сказать - мой брат хранит наш покой.
   - Ну да. Знаешь, тогда, в последние недели, я стал все чаще задумываться - а защищаю ли я кого-нибудь, пребывая в этом цирке? Но даже если армия действительно выглядит стройно только с точки зрения генерала, а для простого солдата это бардак на бардаке. Пусть так. Только вот действительно ли я приношу пользу своей стране? В наше время, когда войну стыдятся называть войной, много ли шансов у меня убить хотя бы одного врага собственными руками? Что, если бы я выбрал что-то другое? Думаю, я мог бы поступить куда-нибудь на филологию. Заодно с учебой подрабатывал бы в библиотеке. Так по крайней мама с папой не потеряли бы и меня.
   - Но теперь мы ведь снова вместе. В конце концов, все ведь закончилось хорошо. Может быть, - в твоем голосе отчетливо чувствуется неуверенность и слабая надежда - как будто мечта всей твоей жизни вот-вот исполнится, и только один, решающий шаг остается до ее исполнения, - нам вернуться домой?
   Как люди уживаются со своими братьями и сестрами? В книге человеческих взаимоотношений это огромная глава. Да нет, это само по себе достойно сотни книг. Для нас с тобой это было даже более актуально, чем для других - мы часто оставались без родительского присмотра. Папа был слишком занят на работе со своими постановками, мама - в студии. С четырехлетнего возраста ты была вынуждена мириться с моим существованием. Водить меня вместо родителей в зоопарк, встречать из школы. Пятнадцать лет нам понадобилось, чтобы научиться ценить друг друга. Конечно, наш мир не таков, чтобы не прервать подобного. Но я помню тебя, сестра, очень хорошо. Слишком хорошо.
   - Ты ведь не Юмэ.
   На твоем лице не злость и не удивление. И лицо, и подавленная поза выражают смиренное признание собственной вины.
   - Прости.
   - Что же ты?
   - Я та, кого по твоей воле зовут Юмэ, копия твоей погибшей сестры. Я выгляжу как она, у меня ее воспоминания и характер. Где же ошибка?
   - Ты ошиблась в том, что ты не копия моей сестры. Юмэ была человеком. Совершенно обычным человеком.
   - Но я человек! Я мыслю и осознаю себя, я дышу воздухом, у меня красная кровь. Хочешь, покажу?
   Я не сомневался, что сидевшая передо мной с готовностью полоснет себя чем-нибудь острым, чтобы продемонстрировать цвет своей крови - таково было выражение ее лица.
   - Юмэ... Юмэ была обычным человеком. Обычным, каким был и я когда-то. И погибла она такой же. Ты сидишь здесь и разговариваешь со мной. А Юмэ бы испугалась. Вдруг, внезапно, из родного города оказаться здесь - в этом паноптикуме. Мыслишь и осознаешь себя? Паника, растерянность, спутанность сознания - вот что испытывал бы человек. А ты, такая спокойная и уверенная - порождение того, что меня сейчас окружает. Зачем ты здесь появилась?
   - Наверное, потому что ты остался совсем один?
   - Тогда стань настоящей Юмэ. Я больше не хочу просто не быть в одиночестве. Я хочу видеть перед собой мою сестру живой.
   - Прости.
   - Но почему? Ты можешь по моему желанию изничего создать Землю - точную копию, плывущую в пространстве, игнорируя гравитацию. Ты можешь создать оружие - хотя я и в руках-то драйвера до этого не держал - но вот же он, в любой момент - самый настоящий. Исполни и это желание. Я вспомню все о ней. Во всех подробностях, все наши шестнадцать лет вместе. Смогу, сделаю. Сколько угодно. Только верни мне ее.
   - Прости. Это не я. Я ведь всего-лишь... даже не знаю. Но это не я исполняю желания. Возможно, тут есть что-то еще. Я не знаю. Прости, пожалуйста, если сможешь, - сидящая напротив меня замолчала. Наконец, она решается спросить, - И что же делать теперь?
   - Теперь исчезни.
   Вспышка - совсем небольшая, неуверенная, провожает копию, к своему несчастью слишком хорошо осознававшую свою истинную природу, в небытие.
   Домой? А ведь правда. Почему бы, в конце концов, и нет?
   Джонни идет наконец домой, ура, ура! - бормочу я под нос строчку давно забытой песни о давно забытой войне.
   Винтовка, штык, патронташ и ладно скроенная серая форма.
   Это чистилище, где уродливо извращена сама идея реальности, слишком долго уже служит мне приютом. Пора возвращаться. Вверх, сквозь этажи, перекрытия, скальную породу, растворяющиеся под моим взглядом. По получающейся шахте за мной следуют искаженные мерзости и изломанные уродцы, вившиеся вокруг меня в пещере, где под потолком остались развешаны гроздья гаснущих солнц.
   Снаружи меня встречают обгоревшие развалины, обжигающе ледяной, неспособный держать в себе запах гари, воздух, и темно-лиловое сумеречное небо, утыканное светящимися точками. Мир есть. По-прежнему. Ничего не изменилось. Это все, что мне нужно было знать. Теперь я могу отдаться своим мыслям. О том, кто виноват в происходящем. Кто оказался неспособен ни на что стоящее. Даже получив немыслимые силы, не смог ими воспользоваться. Осталось одно, последнее. Уж собственную-то жизнь я в силах осознать. За каждый день, за каждую секунду, за каждое мгновение своего существования я ненавижу себя. Я хочу исчезнуть.
   Я вижу океан энергии. Вижу не глазами. Чем же? Сердцем? Душой? Откуда мне знать? Знал ли первобытный человек, что дышит легкими? Так же и я не знаю, чем же ощущаю сейчас прозрачный океан плотной пустоты, которая только и ждет, чтобы стать чем-то. И в нем я вижу... себя? Это настоящий я. Таким я был незадолго до того, как меня убили. Вот моя форма, вот воспалившийся заусенец на указательном пальце. Вот свежепришитая нашивка с именем - нитка тогда порвалась, и уголок неэстетично отгибался от ткани, нарушая устав. А значит, исчез не я. Я, который был в той пещере - не больше чем марионетка. Как дрон, через которого работает оператор. И все это время, все три с половиной года я находился здесь. Я это снова я. Я, я, я! А тем временем там, за пределами этого океана, раскинулось звездное небо. Но я не узнаю ни одного из созвездий, в которые складываются эти горящие ровным белым светом звезды. Да и есть ли тут созвездия? Вот вроде бы я могу вычленить из массы одинаковых светящихся точек какую-то фигуру - и тут же она рассеивается, вновь становясь частью хаоса. Только одну крупную группу видно отчетливо - но и она совершенно бесструктурна, разве что плотность звезд в ней выше.
   Где бы я ни находился в действительности - здесь, похоже, больше ничего. И вот я снова стою на заметенном снегом льду, и пытаюсь выровнять дыхание. Удары сердца отдаются в ушах и темнеет в глазах. Нет, это не я. Не я, не Ота, не дьяволица, не ученые и не солдаты в бронекостюмах. Это даже не судьба. Он - океан энергии - тот, кого я в действительности должен обвинять во всем произошедшем со мной. И он несомненно виновен.
   Я нахожусь неподалеку от полуразрушенного обгоревшего строения, по которому и не скажешь, что за адские катакомбы могут под ним находиться. Земля периодически сотрясается - и вовсе не трудно понять почему. Существо, сопоставимое по размерам с горами, идет по направлению ко мне. Но его походу не суждено завершиться. Шаг, другой, и вот высоко выгнувший спину титан опускает свою короткую толстую лапу, его спина содрогается, и можно буквально почувствовать, глядя на него, как сместившийся центр масс предопределяет судьбу этого мегатерия. По сравнению с грохотом от его падения дрожь земли от его шагов была совершенно незначительной. Рядом с растворившемся за секунды телом возникает стелющееся по земле облако - среди скачущих в нем молнии я вижу стремительно растущую гору - рождается второй титан. Небо светлеет - и в этом вина не только солнца. Сбрасывающие святящиеся нити яркие огни зависли в небе. Нет, не зависли. Они поднимаются - просто по очень крутой траектории. И я даже знаю куда. Когда я думал, что скоро это место разнесут ракетами - я невольно, так же, как и свой бронекостюм вначале, создал то, что эти снаряды выпустило.
   Но в небе есть и куда более знакомые мне огни. Стоит только захотеть - и вот их можно разглядеть вблизи. Прямо у меня на глазах снаряд из голубого пламени настигает один из лайнеров. Кто эти люди? Я слышал, что бессмертными вроде как занимается Всемирная Организация Здравоохранения. На лайнере нет их эмблемы, но владеют ли они вообще собственными лайнерами? В намерениях этих людей заставляет сомневаться и обилие военных. Но насколько же все подозрительно напоминает их действия день моего пленения! А значит, они действительно из организации по контролю бессмертных. Там могли быть еще гражданские. Кроме того, они могут рассказать, как разрушить океан и что он вообще такое. Как бы только им помочь? Лайнер не сможет уклониться. Я пробую заставить снаряд исчезнуть, но чувствую непробиваемый отказ. Так. Что же, что же делать? Их надо убрать отсюда. Подальше. Как можно дальше. Поле зрения неестественно расширяется, но на этот раз причиной ему не циркулярный сканер бронекостюма. Нигде нет безопасного места - за единственным исключением. Лайнер отправляется туда, вдаль, в самый укромный и темный уголок доступного пространства. Туда, где просто нет смысла в противокосмической защите.
  
   - Это все-таки ты. Ты убил Маюми!
   - Постойте! Между нами появилась - не как Мусо, а просто влетела - Аэль. - В каком смысле убил? Почему ты не сказал, что кто-то погиб, Сергей? Ведь это можно исправить.
   - Испра-авить? Ну, давайте, барышня, покажите нам образцово-показательное воскрешение! Ваш друг говорит, что погибшую звали Маюми - возможно, ее родители думали о будущем своего ребенка, давая ей такое имя. Я уверен, если вы порасспрашиваете этого человека, он расскажет вам о ней еще кое-что. Может быть даже довольно много. О том, из какого города она родом. Из какой семьи. Какой у нее был рост. Какие книги читала. Какой сорт мороженого любила. Ну же, вперед!
   Аэль, ошарашенная подобным поведением, неуверенно посмотрела на меня.
   - Он все это всерьез? Эта Маюми - он действительно убил ее?
   - Очевидно так. Он показал мне то, что видел сам. Конечно, это может быть иллюзией, но по крайней мере при части показанного я присутствовал лично и могу подтвердить, что все было так. К тому же я видел всех, кто выбрался тогда наружу. Маюми среди них не было. У меня пока нет оснований не верить ему.
   - Ну тогда, - она закрыла глаза.
   - Веки срастутся, барышня, - издевательски крикнул Мусо. Аэль и не подумала обращать внимания. Она сосредоточенно подняла руки и замерла. Одна за другой тянулись секунды. В конце концов, на лице девяностолетней девушки появилась непонимание.
   - Не получается...
   - Это чувство, как будто натыкаешься на непробиваемую черную стену, такую гладкую, что невозможно по ней карабкаться, простирающуюся вдаль и ввысь бесконечно. Как будто пытаешься вдохнуть в вакууме. Игрушечный бог отказывается делать то, что сделать неспособен, - он обернулся ко мне. - Да, я убил того, кого ты зовешь Маюми. И не ее одну. Возможно, вы были в близких отношениях, поэтому ты особенно зол на меня именно за нее, выделяя среди остальных. Но если я буду искренне уверять тебя, что мне очень, действительно очень жаль - это ведь не поможет? Кроме того, сейчас мы в таком затруднительном положении, что ты при всем желании не сможешь мне за нее отомстить. Но если у нас все получится - у тебя появится возможность меня убить.
  
   Наверное, на меня каким-то образом повлияла телепатия Мусо. Но в этот момент мои моральные ценности спасовали. Я не мог больше обвинять этого человека. Хотя и оправдать его было нельзя, но ненависть или страх больше не мешали оценить ситуацию. Видимо, Мусо не понравилось, как я задумался. Он появился прямо передо мной и впился пальцами в плечо. Не осталось больше той бравурной самоуверенности, с которой он сюда явился.
   - Послушай, - он облизнул высохшие губы, - я кое-что еще видел. Я могу показать, но ты ведь теперь веришь мне? Твоя подруга права - кто-то погиб. Погибли тысячи, и скоро погибнут миллионы. Там сейчас бойня. По всей Земле. И у людей шансов нет, - не сводя с меня взгляда, он покачал головой. - Пока что только солдаты, но это ненадолго. Если не начать действовать то... - его кисть больше не пыталась вырвать мое плечо из сустава.
   Ужасная привычка - начать говорить и, не закончив фразу, замолчать.
   - Говори уже!
   - То всё, - он развел руками.
  
   Итак, бессмертные на самом деле не быстро регенерирующие люди. Это дистанционно управляемые этими людьми копии тел, созданные по образцам, который Источник удерживает в каком-то неясном состоянии. Во время уничтожения тела бессмертного он просто воссоздается по образу, снятому при манифестации. Давно было замечено, что когда запускается "регенерация", она движется фронтом, переписывая ткани, меняя возникшее патологическое их состояние на исходное. Значит, так "проявляется" оригинал. В настоящее время произошло то, чего мы так боялись - по неясной причине области потенциального возникновения разрыва пересеклись у всех, включая Аэль и Сашу - последнего, насколько мне известно, из появившихся бессмертных. И разрыв, хотя некоторые, похоже, способны его активность подавлять, теперь присутствует вблизи каждого из них. Также бессмертные способны создавать вещи по собственному желанию - возможно и за счет разрыва, но когда это делал Мусо - я не видел сфер света.
   - И как же его убить? - спросил Мусо, после того как я ввел его в курс дела.
   - Можно подумать я обещал тебе и об этом рассказать.
   - Знать это - твоя работа.
   - Да с чего бы? Моя работа - приглядывать за бессмертными, а не мир спасать.
   - Послушай, а, - вмешалась Аэль. - Ты обвиняешь нас в ограниченности, но при этом почему-то считаешь, что, в крайнем случае, всегда можно найти волшебных людей, которые все знают, все умеют и ни в чем не сомневаются, а проблему решают щелчком пальцев. Главное - только найти их, а дальше как-нибудь все само образуется, да?
   На него подействовало. Более того - Мусо явно чувствовал себя виноватым.
   - Хорошо. Ты права. Но тогда открытым остается вопрос, что нам делать.
   - Возможно, - сказал я, - все же могут найтись люди, которых нас есть о чем расспросить. Вернее, один человек. Канемори, ты можешь отправить меня к конкретному человеку? Я постараюсь вспомнить координаты места.
   - Не-не, погоди. Земля размечена на параллели и меридианы только на картах. Координаты мне ничего не скажут, я тебе не паттех. Но есть у меня одно соображение. Скажи мне имя этого человека.
   - Саймон Брукс.
  

8

  
   Саймон остался на Объекте норме пять. Не то что бы к желаниям бессмертных теперь прислушивались, но слишком уж он нетороплив. Здесь, в Австралии, была ночь. Поселение находилось в полном запустении, однако еще не казалось городом-призраком. Дорожки слегка замело мелким песком, некоторые двери в невысокие коттеджи остались открытыми, и, конечно, света нигде не было, но казалось, что все просто легли спать. Как в детском лагере - подумал я. Где-то сейчас, собравшись в круг, шепотом рассказывают страшные истории, кто-то, вооружившись тактическими тюбиками с зубной пастой, пытается пробраться в спальню к девочкам. Странно, только, что не горит свет в домике вожатых.
   Мусо по-прежнему находился рядом со мной.
   - Это нужное место? - спросил он.
   - Да.
   - А где же этот человек?
   - Должен быть вон там, - я указал путь к дому Саймона.
   Я уже начинал сомневаться, а на месте ли он - по сравнению с Антарктидой, здесь было слишком пустынно. Однако же, когда мы шли между домов, я то тут, то там слышал шаги. Не человеческие - для двуногого существа они были слишком частыми. Были и шорохи, и скребущие звуки, как будто когтем проводили по чему-то твердому. Все это создавало впечатление, что за нами следят.
   Но это нельзя было сравнить с ужасом подземелий Антарктиды. Это не монстры шарятся в заброшенных домах. Это просто их обживают новые постояльцы.
   Саймон сидел в кресле перед домом. Еще подходя к нему, я заметил три чернеющих на земле тела, лежавших в нескольких метрах от порога. Старейший человек в мире не был удивлен нашему появлению. Хотя сохранил ли он вообще способность удивляться? Мы как ни в чем не бывало обменялись приветствиями и я представил ему Мусо. И все же, те тела никак не давали мне покоя. Я то и дело оборачивался в их сторону.
   - А это вообще что?
   - Хм, подойдите, посмотрите.
   На расстоянии примерно двух метров друг от друга лежали три человеческих тела. Я не сразу рассмотрел, что на них была за одежда. В ночной темноте серый цвет показался мне черным. Небольшие темные пятна намокшей земли обрамляли головы мертвецов. Передо мной лежали три мертвых солдата нацистской Германии.
   - Боюсь, это моя вина. Попался в ловушку Мидаса - пожелал кое-чего, не подумав о последствиях, - Саймон, потупив взор, принялся перебирать пальцами, - Хотя меня называют последним человеком, видевшим Вторую Мировую, самой войны я не застал.
   - Это кто и к чему он ведет? - услышал я голос Мусо. Саймон же на его реплику не прореагировал.
   Я подумал про себя: "ты меня слышишь?"
   - Да. Отвечай.
   - Все как он говорит. Самый старый человек в мире. Ему сто восемьдесят восемь. Собственно войны он действительно не видел, это просто журналистский штамп. А, и кстати, он немного заторможен, так что не следует задавать ему слишком много вопросов подряд - потом запутаешься на какой из них он сейчас отвечает. Пусть договорит.
   - Все, что я знал о немецких солдатах - они страшные и злые. Тогда все этого очень боялись, но на острова нацисты так и не высадились. Но я почти не помню даже бомбежек - моя семья перебралась в Канаду, как только смогла. Я так и не увидел ни одного немецкого солдата. Уже позже, после смерти, в двадцать первом веке я увидел одну встречу однополчан. Но знаете, к тому моменту, когда я смог ни о чем не заботясь ездить по миру, живых участников Второй мировой почти не осталось. Пока я вспомнил о своей детской мечте, пока внуки научили меня пользоваться Интернетом, чтобы узнать, где вообще искать информацию о встречах - я и то был развалиной, хотя застал войну ребенком. Чего уж говорить о тех, кто встретил ее с винтовкой в руках. Я не мог уже увидеть в этих людях винтики военной машины Третьего Рейха. Оставалось чувство незавершенности - все совсем не так, как представлял. Слишком многое портит впечатление. Ну а коль скоро новый хозяин этого мира исполняет наши желания, я решился попросить его показать мне немецких солдат. Разумеется, в этом только моя вина, ведь я не могу сказать, что получил не то, чего хотел. Но эти люди - с их точки зрения еще секунду назад они сидели у себя в окопах или отсыпались в палатке. Я пробовал объяснить им, где и когда они, чем закончилась их война и что сейчас с Германией. Но имело ли это смысл? Из ада, полного мистического ужаса непознаваемости они попали бы в ад вполне реальный и осязаемый. Одни в каком-то чужом мире, без всякого предупреждения.
   - Они покончили с собой?
   - Только эти трое. Еще четверо убежали. Видимо, бредут сейчас где-нибудь посреди пустыни, думая, как же попасть домой.
   Я представил себя на их месте. Вокруг ночь, пустота, и только... Убийца Муссонов возвышается вдали.
   - Подними меня над домами.
   Я взлетел на добрый десяток метров и получил возможность оглядеться. Башня осталась стоять, где была. Огни на ней были погашены, но сам силуэт - абсолютно черный, было заметно на фоне темно-синего звездного неба. А ведь здесь сегодня ни облачка. И Млечный Путь так хорошо видно. Только кого это теперь волнует?
   - Спускай.
   -Я чувствую себя подъемным краном.
   Можно подумать, мне было до этого дело.
   - Собственно, зачем мы пришли. Вы ведь помните, месяц назад вы сказали что-то про Багровое Солнце. Нам очень нужно знать - что конкретно вы имели в виду.
   - Ах, это. Это все ваши человеческие ошибки. Дело в том, что вы считаете, что бессмертные стали бессмертными только потому, что вы их так назвали. Вы слишком спешите видеть полную картину, не имея на руках достаточной информации. Там, где нужно мыслить десятилетиями, вы мыслите днями.
   - Но теперь-то информации достаточно?
   - Разумеется нет.
   - И когда же это случится?
   - Никогда, конечно, - он улыбнулся.
   - Вы утверждаете, что бессмертные - на самом деле не бессмертные?
   - Вроде того.
   - Тогда что же?
   - Не просто вечные люди вообще, а нечто большее. Но не думайте, что я сам все понимаю.
   - То, что вы называли Ветхим Днями нам известно теперь как Источник. Что вы знаете о нем?
   - Это наш новый Бог.
   - Ага. Это он вас научил? Сворачиваемся. Ничего путного он нам не расскажет.
   - Подожди. Может, все-таки что-то узнаем.
   - Вы говорили, что у него есть мечта. Что это за мечта?
   - Какая мечта может быть у Бога? Разве нам это можно понять? Но вот пока он еще находился в оковах, она была вполне понятна и нам, и вам. Он хотел стать Богом. Что, собственно, и произошло.
   - Как он вырвался из своих оков?
   - Вы, конечно, понимаете, что человек в оковах все равно остается человеком. Но нет оков в человеческом понимании, которые могли бы удержать Бога. Багровое Солнце - это оковы ограниченности, неполноценности, практически несуществования. Разумеется, Бог не имеет всей силы, пока он еще не является Богом. Он порвал оковы, завершив себя. Вот, собственно, и все.
   - Ваша речь изменилась. Раньше вы использовали другие слова. Могли не сразу откликаться. Вы помните это? Что-то изменилось в ваших ощущениях?
   - Конечно, я все помню. Просто изменилась природа времени, вот вы и не замечаете пауз, тогда как раньше моя речь казалась вам слишком растянутой, некстати прерывающейся. Представьте, что было бы, если бы все события в мире произошли одновременно. Время достигло своей предельной скорости, сплющилось и сжалось в точку. Я помню, у вас есть термин "темпоральная сингулярность" - мы все теперь наблюдаем ее. Находимся на самом дне этой вашей воронки. А что касается речи, - он не торопясь прижал правую щеку к плечу и поднял распрямленную руку, указывая на Мусо, - не хочу показаться расистом, но ваш, хм, спутник. Он хорошо знает английский?
   - Не могу такого о себе сказать, - ответил за себя Канемори, - я могу читать тексты общей тематики и немного изъясняться, но не в той мере, чтобы вести полноценный монолог. Чужой речи почти не понимаю.
   - Значит, не очень владеет. Но вы ведь его понимаете?
   - Скажи что-нибудь.
   - Я ведь тебе только что что-нибудь сказал - я понимал смысл. Но никак не мог уловить - какое же именно слово он произносит в каждый момент времени. Как когда слушаешь непонятную иностранную речь, и вдруг она резко сменяется родной - тогда понятные вроде бы слова первые несколько секунд продолжают "по инерции" восприниматься как бессмысленное нагромождение звуков. Когда же я пытался восстановить сказанное Мусо по памяти, в голове всплывали английские слова по правилам английской грамматики, но то тут, то там силуэт, показавшийся в глубинах моей памяти, оказывался не английским, а французским или русским словом - как будто Мусо произносил именно его, а не английское.
   - Это все никуда не годится. Он ничего не знает, - подытожил мой спутник.
   - Постой. Не обязательно. Он выражается вычурно, но ему просто так нравится. Я думаю, он все же остается в целом здравомыслящим человеком и его образ мыслей не отличается от нашего коренным образом.
   - А! - он шумно вдохнул и тут же резко остановил свой вдох, издав грубый гортанный звук. Его взгляд был направлен в сторону одного из домов.
   - Что там?
   - Звезда. Одна из звезд разгорается.
   - Ты видишь их отсюда?
   - Я вижу их оттуда, где нахожусь. Это тебя я вижу через глаза своего бессмертного тела.
   - Что так привлекло вашего спутника?
   - Э, не знаю. Возможно, он увидел что-то в окне дома.
   - А, понятно. Они не нападут. Их можно не бояться, - он свистнул, как если бы позвал собаку. Из его дома вышел "Теносэй". Подняв сенсорный блок, он уставился на нас.
   - Можно его посмотреть?
   - Конечно.
   Я подошел к люркеру, не переставая вглядываться в машину. Корпус почти не изменился. Цвет материала было оценить трудно, цифры бортового номера немного расплылись, подобно надписи чернилами, на которую капнули водой. Все четыре лапы остались без изменений. В соответствии с воспоминаниями Мусо, спаренный пулемет, подвешенный в передней части корпуса, больше пулеметом не являлся. Канал ствола отсутствовал, на всем протяжении ствол был представлен твердым, несколько эластичным отростком, местами покрытым с поверхности тонкими металлическими пластинами и пребывающем в постоянном движении. Примерно посередине он перегибался. Хотя бывший пулемет можно было потрогать и даже привести в пассивное движение, сгиб полностью не расправлялся. Саймон подошел ко мне, присел рядом и положил мою руку на бархатистый бок люркера.
   - Слышите гул? Это бьется его сердце.
   Обшивка действительно часто и тонко вибрировала в такт работе гироскопа.
   - Тигр, о тигр, светло горящий
   В глубине полночной чащи,
   Кем задуман огневой
   Соразмерный образ твой? - речитативом прочитал Саймон.
   Между тем, Мусо больше не было. Я пристально осмотрел место в паре метров от меня, где он еще недавно стоял. Растеряно огляделся и снова осмотрел, не теряя надежды, что он может прятаться под каким-нибудь камешком.
   - В небесах или глубинах
   Тлел огонь очей звериных?
   Где таился он века?
   Чья нашла его рука?
   Саймон продолжал читать стих, уставившись в сенсорный блок люркера. Это тоже Блейк? Машина не пыталась предпринимать никаких действий. Люркеры и пауки, ленты, сферы и бледные ужасы. Что их может объединять? Изуродованные машины, монстры, а также сущности вовсе из другого мира вьются вокруг разрывов. Есть ли этому вообще разумное объяснение или это просто какой-то мистический кошмар в котором нет ни начала, ни конца, потому что понятие "время" тоже потеряло смысл?
   Я уже начал подумывать о том, чтобы осмотреть остальные дома, как поселение исчезло. Замешанные на страхе воспоминания о фантасмагорических иллюзиях мгновенно вымело из головы окружающим меня ослепительным светом и закладывающим уши гулом. Визор на шлеме автоматически захлопнулся, на нем мигал красным значок "опасный уровень шума". Тут же на место этому давящему со всех сторон звуку пришла оглушающая тишина. "Активирована система шумоизоляции" - пояснил скафандр иероглифами. Мусо стоял прямо передо мной и размахивал руками. С его лица не слезала идиотская, растянутая во все лицо улыбка.
   - Что это за место?- подумал я, не будучи уверенным, что телепатический сигнал сработает здесь.
   - Мы в центре ядерного взрыва! Не волнуйся, я могу сдерживать плазму. Они смогли. Ракета пробилась. Наверное, какой-то из элементов "Звездопада" все же уцелел. Или решились пустить в ход национальные запасы. Мы сейчас посреди Тихого Океана.
   - Здесь много площадок распределения. Очень удобно было рассредоточивать бессмертных. Много островов, большая площадь, мало людей. Но как ты узнал?
   - Я вроде как могу чувствовать пространство. Все сразу, а не только то, где находится сейчас какое-то из моих тел. Собственно, я мог бы создать свои тела по всей Земле, только не уверен, что смог бы уследить за всеми.
   - Точно. Я помню - так ты понял, что кто-то из бессмертных есть вблизи Марса. Это похоже на глобус у тебя в уме - на нем видны точки, где находятся бессмертные.
   -Д-да. Но как ты узнал?
   - Ты ведь сам мне показал. Я чувствовал то же, что и ты.
   - Так вот как это было. Это не специально - я лишь пожелал, чтобы ты узнал, как все произошло.
   - Погоди - подействовала ли вообще ракета на разрыв? - А если, как говорил Мусо, сложить два и два, - Хотя нет. Ответь мне лучше - ты упоминал о разгоравшейся звезде. Что с ней?
   - Я тоже об этом подумал. Это все связано.
   - Посчитай-ка звезды.
   Тело Мусо, находившееся рядом со мной, замерло, и я получил время осмотреться. Скафандр по-прежнему блокировал звук. Только вот если вокруг настолько шумно - не должен ли я чувствовать его ногами? Земля, на которой я стоял, была обычным крупным просоленным серым песком крошечного тихоокеанского острова. Никакого следа прохождения сейсмической волны. Надо полагать, Мусо восстановил ее для удобства и заблокировал мешавшие стоять вибрации. А вот блокировать шум, если уж мы общаемся без слов, не посчитал нужным.
   - Если я нигде не сбился, то звезд шестьсот пять. Но я по-прежнему не узнаю созвездий. Та, что разгоралась, все еще светит ярче остальных.
   - Я ведь не сказал тебе, сколько бессмертных существует в мире.
   - Нет.
   - И правильно. Тогда получилось бы, что я соврал. Зато теперь ты знаешь точную цифру. Верни меня на "Ультиму".
  
  
   Мы упустили четырех бессмертных. Не десять, четырнадцать скрывались от нашего надзора. Но сути дела это не меняет. Наш план был провальным с самого начала. Норма и патология в нем были перевернуты с ног на голову. А сами бессмертные, смысл существования нашей организации - не больше, чем верхушка айсберга. Если у тебя есть сила бога - что ты предпримешь, чтобы сохранить единственную ценность, которая для тебя существует? Ты сделаешь ее неразрушимой. Неподвластной ни болезням, ни огню, ни времени. Теперь, когда существуют шестьсот пять бессмертных, игрушечный бог - как назвал его Канемори - завершил себя. Не существует бессмертных животных или растений, как думали некоторые. Ему нужны были только люди. Использует он их как ретрансляторы или элементы сети распределенных вычислений? Или еще как-то? Не знаю. Но шестьсот пять - истинное критическое число, когда пересечение сфер излучения Койвисто не нужно вовсе. Тот разрыв, повторного появления которого мы опасались, не более, чем пограничный эффект, вызванный нами случайно раньше времени. Это была подсказка, которой никто не понял. Слишком поздно.
   - Конец времени. Об отсутствии будущего говорил еще один человек, как раз перед тем, как все началось. И он даже не был бессмертным. Может быть, они были правы? И он, и Саймон, и даже ты думал об этом. Может быть, время и правда подходит к концу, так как оно больше не нужно новому Богу?
   - Что, резко уверовал во все сверхъестественное? Как же я ненавижу таких людей, которые даже свое убогое, примитивное воображение не могут удержать под контролем. Мы что, были первым людьми в истории, которые почувствовали приближающийся конец времени? Как бы тебе не было трудно мыслить здраво, что бы вокруг не творилось и как бы это не заставило тебя усомниться в целостности мира - борись с этим. Чувство того, что мир рушится, характерно для человеческого восприятия. Но если мир рушится для узника концлагеря - для офисного служащего на другом конце света он даже не подрагивает. Сражайся за свой рассудок - он тебе сейчас нужен как никогда. Нам нужно что-то делать.
   - Слишком поздно что-то делать. Мы пытались, пока еще было время, но не угадали. И это не отчаянье, Мусо. Теперь это уже объективная действительность. Теперь, когда рассеялось плазменное облако того взрыва, что случилось со звездой? Она вернулась к прежнему состоянию, ведь так? Бессмертные, на которых опирается игрушечный бог, все так же могут выдержать даже ядерный взрыв. Разрыв невозможно разрушить.
   - Ты когда-нибудь задумывался, какова анатомии катастрофы?
   - Нет.
   - Ты не пророк. Парадокс конца света, знаешь ли. Это событие не допускает никакой локальности. Оно должно быть всеобъемлющим, верно? Даже в самых страшных катастрофах всегда найдутся выжившие. Если пострадавших было много - то по законам больших чисел и выживших окажется немало. Нельзя сказать, что произошедшее - конец света, пока не погибнут вообще все. Но когда это случится - кто же сможет подтвердить, что это действительно был конец света?
   Несмотря на стереотипы, которые существуют в обществе, термоядерная бомба - не волшебное оружие. Это знаю я, это должен понимать и ты. Это просто очень мощный взрыв. Если это была ракета "Звездопада", то полторы мегатонны, если что-то из шахтных запасов - максимум восемь - судя по форме облака, это была одна боеголовка. Но ядерное оружие - не последний довод, после которого удивить врага будет уже в принципе нечем.
   - И какое же оружие ты предлагаешь использовать?
   - Никому не приходило в голову разрабатывать оружие против игрушечных богов, конечно. Поэтому это придется сделать нам. Есть два пути поразить противника. Можно наращивать количество энергии, которое передается цели для ее разрушения. Дать дубину самому широкоплечему бойцу, положить в снаряд побольше пороха, увеличить скорострельность. А можно повысить специфичность поражающего фактора. Бактерии тратят совсем немного энергии. Но всего десятка тысяч этих микроскопических существ достаточно, чтобы убить человека, хотя переведи мы использованную ими энергию в тепло, не хватило бы даже чтобы вызвать легкий ожог. Вот вторым мы и займемся. Нужно найти слабое место, через которое возможно будет подвести энергию. Я кое-что заметил. Это, конечно, не значит, что я полностью понимаю физиологию игрушечного бога, но некоторые факты, недоступные тебе, я сумел подметить. То, что вы называете разрывом, это не дыра и не просто граница раздела сред. Это структура наподобие мембраны. Там, за мембраной - его собственный мир. Непрошеных гостей он, разумеется, не потерпит. Но мембрана не так непроницаема. Та ракета все же заставила разрыв, который с обратной стороны выглядит как звезда, светиться - немного энергии просочилось. Не похоже, что вместо одной ракеты помогут десять или сто - свет все же несет с собой не так много энергии. Тем более - не мы одни такие умные - сейчас я вижу еще одну разгорающуюся звезду. Нам сейчас нужно понять, как сделать мембрану более проницаемой.
   - Ну что ж, находясь в положении отчаявшихся людей, мы будем хвататься за все попадающиеся по ходу нашего падения тростинки. Только сначала скажи мне - что за "задумка" была у тебя перед телепортацией к Саймону?
   - Да. Верно. Дело в том, что хотя я чувствовал, что кто-то есть и в Австралии, я не имел ни малейшего представления, где среди всех шестисот локаций находится нужный нам человек. Но игрушечный бог ведь исполняет желания, да? Вот я и попросил его указать, какая нам нужна.
  
   Заговор, который предсказывали некоторые несколько месяцев назад, на удивление оказался реальностью. Не в том виде, в каком представляли его себе пессимисты - но конечно же его безобидность не стала причиной не наложить обвинение на участников. Если бы не амнистия - я, как представитель обеих сторон, оказался бы в очень сложной ситуации.
   Аэль! - Саша сидел вместе с ней возле светящегося зеленым диска и водили по его поверхности руками, переставляли что-то.
   Она подошла ко мне.
   - Мы не узнали ничего полезного у Саймона. Но ведь ты участвовала в собственной исследовательской программе бессмертных. Вам так и не удалось ничего выяснить?
   - Ваши ученые назвали ее полумистическим недооккультизмом. И их можно было понять.
   - Но я так и не успел разузнать о деталях. Расскажи подробнее.
   - Это все началось одиннадцать лет назад, когда мы выяснили, что у некоторых из нас за последние несколько лет были ничем не объяснимые галлюцинации или необычные ощущения при регенерации. Ваши ученые тогда никакой видимой заинтересованности не проявили. Я ни в чем непосредственно не участвовала, была только координатором и хранила информацию. Да и выводов-то мы никаких не сделали. Исследовательской программой это можно назвать, только чтобы почувствовать свою важность.
   - Кто еще участвовал в этом? - спросил Мусо, - нам нужны только имена. Пусть никаких выводов не было, но эти люди имеют склонность к наблюдению. Возможно, они смогли сделать какие-то выводы теперь.
   - Не так их и много, на самом деле. Я прямо сейчас могу назвать всех.
  
   Как все происходит в точности? Что это за телепортация, какие принципы она использует? Из-за своеобразного букета переживаний, неизменно сопровождающих наше перемещение, трудно уловить детали. Одно я заметил - в пункте назначения я оказываюсь твердо стоящим на земле. Однако теперь пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не потерять равновесие - под моими ногами оказались крупные острые булыжники, и я неустойчиво опирался лишь на их грани.
   - Похоже, мы ошиблись местом назначения.
   Камни были почти горячими. Вокруг висел тяжелый запах гари с гнилостной примесью. Место, где мы стояли, как я понял, являлось небольшим холмом. Вокруг текли реки лавы. Буквально - потоки светящейся красным расплавленной породы, запертые в русле, берега которого кое-где были выложены ровно вытесанными блоками. По берегам рек стояли - нет, висели в воздухе - обсидианово-черные обелиски. Эти черные кристаллической формы структуры покачивались, а между ними и землей плясал клубок тонких лиловых разрядов - как будто обелиски опирались на молнии. Мимо нашего холма проходила широкая мощеная дорога. И тогда я увидел их. Впереди и позади процессии шли высокие черные фигуры. Трудно было оценить их истинные размеры, но казалось, что в них как минимум три человеческих роста. Длинные худые руки и ноги, черное тело и белое лицо. Над головой светился светом раскаленного золота тонкий нимб. Горделивая походка, с которой они несли свое тело, резко выбрасывая вперед ноги, была до гротескности вычурной, из-за нее они больше были похожи не на гигантов, а на ведомые невидимым кукловодом деревянные куколки. Сопровождаемые гигантскими марионетками, шли фигурки поменьше - наверное, примерно человеческого роста. Возглавляло их нечто, покрытое красной попоной, с вытянутой, напоминающей лошадиную, головой. Процессия как раз обходила холм. Вместо неба над нами висел тускло светившийся потолок серо-бурой дымки, но света хватало, чтобы их рассмотреть.
   - Ад какой-то. Хотя что за бред.
   - Не будем спешить с выводами.
   - Нет, серьезно! Погляди вокруг. Это все реально. Реально, как ты и я. Этот свет, этот запах. Камни твердые, лава горячая. Слишком реально.
   - Я - бессмертный. Я за секунды залечиваю раны, свои и чужие. Выживаю в кислоте, ядерном взрыве и открытом космосе. Я перемещаюсь быстрее скорости света, воскрешаю людей, владею старописьменным языком и хочу отдать жизнь за родину. Ты все еще уверен, что я реален?
   Одна из куколок, продолжая идти, раздвоилась. Но не как амеба, а как если бы две совершенно одинаковые фигурки находились бы в одно и том же месте, накладываясь друг на друга, а потом их пути разошлись. Двойник отделился от процессии и направился к нам.
   Когда он остановился перед нами, я получил полное представление о его росте - он доставал бы как минимум до третьего этажа. Вокруг тела клубилась тонкая вуаль непроглядно черного тумана. Левая рука великана представляла собой косу. Отведя ее за спину, правой он указал нам на дорогу, в том же самом направлении, в каком двигалась процессия. К воротам в высокой монолитной стене, из-за которой выглядывали башни и обелиски.
   - Вергилий зовет, - кивнул на великана Мусо, - будет невежливо отказываться.
   Великан-тень вел нас чуть позади процессии, со стороны которой были слышны утробные песнопения. Город представлял собой нагромождение фантасмагоричных строений - стояли тут и прямоугольные цитадели как будто бы из древнего Междуречья, с самой зари истории, и железные клетки и купола из темного будущего Умирающей Земли. И всюду встречались увиденные мной вначале опирающиеся на пляшущие молнии обелиски.
   Мусо крутил головой по сторонам, осматривая местные достопримечательности.
   - Ясно, ясно, - бормотал он себе под нос.
   - Это что, Дит?
   - Адский город? Возможно. Я думаю, мы скоро узнаем.
   - Ты знаешь другие города в Аду?
   - В Аду, описанном Данте, других не знаю.
   - Ты что-то недоговариваешь. Где мы?
   - А где мы должны были оказаться?
   - Где-то на Великих Равнинах, не помню точно, как называется район - местность захолустная, ни одного хоть сколько-нибудь крупного городка.
   - Что ж, мы больше не в Канзасе, а? - Мусо рассмеялся в голос, радуясь своей шутке.
   Я вспомнил, что Эдвин называл эту местность "Средним Западом". Мусо выбрался на воспоминания о доме через слово "катастрофы". А кто такой Эдвин? Что я помню о нем? Он люцианец, это его родная страна. Он тоже когда-то впервые летел в Европу на самолете, нерешительно шел по телескопическому коридору из здания аэропорта в салон, вдыхал его запах. Сейчас живет в церне, остановка "Вычислительный центр". Удивительное название, больше нигде ничего подобного не видел. Сам дом Эдвина находится на улице Ф.Юаня - на указателях прямо так и написано - "Эф с точкой". А еще у него в квартире стоит пианино - старое, деревянное, ему, наверное, уже больше полувека. Это все осталось в другом мире. Изредка до меня доходят весточки оттуда, но связь все тоньше и тоньше. Я хочу обратно!
   Дорога вела нас к обелиску, в разы превосходящему по высоте остальные. Он соприкасался своим основанием с поверхностью земли, но по подножью архитектурной доминанты Дита все равно струились молнии. Здесь они были лилово-красными.
   Процессия отправилась дальше, по уходящему куда-то вверх серпантину. Наш серпорукий гид жестом остановил нас и указал на уходящую в сторону от дороги тропинку. Она оканчивалась у обширной каменной площадки. Дойдя до нее, великан остановился. Его рука-коса превратилась в обычную, затем он отрастил еще одну пару. Встав на все свои шесть конечностей, он последний раз посмотрел на нас. Голова неестественно вывернулась так, что глаза белой маски оказались внизу, и он, невероятно быстро перебирая ногами, убежал. Мы остались одни.
   - ПОЧЕМУ ВЫ ЗДЕСЬ? - голос был низким - я почти чувствовал, как, сотрясая мое тело, разбиваются о него одна за другой звуковые волны - но вместе с тем достаточно четким. Сначала мне показалось, что он исходит сразу отовсюду, но когда я увидел, как Мусо задрал голову, разглядывая гигантскую башню, мне начало казаться, что голос действительно шел оттуда. Но не с вершины. Разглядев адский монолит подробнее, я заметил, что посередине между его основанием и вершиной в камень наполовину вмурована сфера с темным круглым пятном, напоминавшим зрачок. И сейчас взгляд этого глаза был направлен на нас.
   - У нас есть к тебе вопросы, - ответил голосу мой спутник. Хотя из-за того, что он не повышал тона, казалось, что он говорит в пустоту.
   - ЛЮДИ НЕ МОГУТ САМОВОЛЬНО ВТОРГАТЬСЯ В МОЕ ЦАРСТВО. ЗА СВОЙ ПРОСТУПОК ВЫ БУДЕТЕ ОБРЕЧЕНЫ НА ВЕЧНЫЕ МУКИ.
   - Мы просто хотели у тебя кое-что узнать. Нам важна информация, которой ты обладаешь. Потом мы уйдем.
   - ТЕПЕРЬ ВЫ НИКУДА НЕ УЙДЕТЕ.
   - Слышишь, ты. Не тебе рассказывать мне о вечных муках. Сворачивай этот балаган и говори нормально, или я сам его сверну.
   - КАК СМЕЕШЬ ТЫ...
   - Ну все, клоун, ты доигрался
   Площадка под нами пропала. Следом за ней исчезала и дорога, невидимая сила начала подгрызать монолит. По Диту распространялась сфера стирания. Обелиски, цитадели, купола и даже лавовые реки - все это было на пути фронта исчезновения, который как на томограмме открывал их внутреннюю структуру перед тем, как от них оставалось одно лишь воспоминание.
   Человек, бывший нашей целью, появился перед нами. Совершенно ошарашенный, он, тем не менее, не позволил себе опуститься до того, чтобы стоять ногами на земле и парил в полуметре над ней, раскинув руки. Несколько секунд он оглядывался по сторонам. Затем вокруг него мгновенно возник черный шар диаметром метра в четыре, одновременно в земле появилась и воронка, чтобы вместить его. Мусо постучал по шару - материал отдался негромким глухим звуком.
   - Мда. Упустили. Упустил. Всё - заперся. Я не могу его оттуда достать - поскольку он всеми силами желает остаться внутри. В этом перетягивании каната силы равны.
   Я огляделся. Вокруг раскинулась наполненная запахом степных трав равнина. Великая Равнина. Здесь стояла глубокая ночь.
   - Да где же мы тогда были?
   - Это ад. Ад, каким его принято представлять в массовой культуре. Он вообразил и построил ад, разве не очевидно? Только не спрашивай, какие переживания подтолкнули его к тому, чтобы так поступить. Не исключаю, что из эстетических соображений. А ты что подумал?
   - Я даже и не знал, что думать. После всего случившегося...
   - Ну и что? Что с того, что случилось? Это ведь не значит, что нужно перестать думать.
   - Как можно строить какие-то умозаключения, когда всяческая основа для них разрушена?
   - Вот за что я не люблю людей. За убогое воображение, которое слишком легко одурачить. Почему ты решил, что "всяческая"? Обман зрения, обман разума, нарушение восприятия масштаба. Если ты повстречаешь путешественника во времени - это нисколько не повышает вероятности, что следом ты познакомишься с инопланетянином. Потому что единственное, что объединяет эти две сущности - это то, что они относятся к категории "вымышленное" в нашем воображении. И только в нем! Если один из элементов этой категории вдруг оказывается реальным - остальные реальнее не становятся! Так что давай не будем спешить с выводами относительно того, что у нас разрушено, а что нет. Пока что ты проигрываешь битву за свой разум. Так, кого нам там еще советовала навестить Аэль?
   - Даниель. Только постарайся не доводить их до такого же состояния.
   - Кто это будет? Надеюсь, не особо творческая натура?
   - А кто кроме таких натур мог входить в инициативную группу? Заниматься полуоккультными изысканиями, при этом скрываясь от нас? Но ничего конкретного не скажу - он из Канады, это другой отдел.
   - Ну, давай посмотрим. Ах, еще. Где это?
   - Необитаемый остров западнее Северных Марианских островов.
   - Хм.
   - Рядом Иото.
   - Да. База ВМФ.
   - Это плохо?
   - Посмотрим.
  
   Телепортировавшись, я не успел сделать и шага, как запнулся обо что-то. Колено разорвалось страшной болью, и я попытался разом выкрикнуть все самые грубые ругательства, которые знал. Боль тотчас утихла. Я схватился за еще пульсирующий фантомным зудом сустав, но не обнаружил никаких повреждений.
   - Всё. Я исправил. Вставай, - совершенно не впечатленный моими воплями спутник уже подгонял меня.
   С недоверием я попытался встать, ожидая новой вспышки боли, однако это ожидание, ухнув, провалилось в отсутствие каких-либо неприятных ощущений. Исчез даже зуд.
   - Как-то, - я попытался подобрать описание для своих переживаний как можно более емкое, но вспоминался только зауряднейший оборот, - неправильно. Боль не должна вот так обрываться. - Должно, подумал я, оставаться что-то после нее - струп, тупая боль рубцующихся ран, жжение. Боль, обрывающаяся мгновенно - это противоестественно и оттого она подозрительна разуму.
   - Извините, - Канемори поклонился, разведя руками. Тут же я подумал, что из мстительности и чтобы доказать мою неправоту он может вернуть ощущение, однако мой прогноз не подтвердился. Между тем, я попытался осмотреть место своего падения. Среди остроконечных обломков пористого камня то тут, то там торчали из земли длинные металлические штыри. Один из них был совсем коротким, по следам в каменном крошеве возле него я догадался, что это он пробил мой коленный сустав. Удачно приземлился, ничего не скажешь. Железка была как будто обломлена - грубо и неровно, но достаточно коротко, чтобы не представлять опасности.
   Шум. Вот что тут неправильно больше всего. Бесструктурный низкочастотный шум. И я знаю, что его порождает. Он стекается отовсюду, сливаясь из миллионов притоков и формируя этот мутный поток. Лязг металла, гул автомобилей. Вой сирен. Грохот рушащихся стен. Стрекот орудийных очередей. Рев самолетов.
   А Мусо, между тем, поступил проще - он огляделся.
   - Остров, значит?
   - Промахнулись?
   Он обвел рукой руины:
   - Не похоже. Мы совершенно не там, где должны были оказаться. Город вроде бы крупный, много высоток, - действительно, обломанные зубья небоскребов отсюда было видно хорошо, хотя мы находились в районе с когда-то плотной, судя по остаткам зданий, застройкой, и вид отсюда открывался не особо панорамный. - Смотри, вон там надпись осталась. - Мусо имел в виду чудом удержавшуюся даже не на обломке стены, а теперь уже попросту на колонне "восточную" вертикальную вывеску, информирующую прохожего, что под ней расположилась лавка флориста. По-китайски. - Китай. А ты говорил остров.
   - Если подумать - с такими силами - что мешает телепортироваться куда угодно?
   - Что-то мешает. Во-первых, нужно суметь увидеть звезды и понять свое реальное положение. Игрушечный бог только указывает мне, какая звезда нужна - телепортация полностью под моим контролем. Во-вторых, можно телепортироваться только к другому элементу сети, к другому создающему своим существованием разрыв бессмертному.
   - Тогда почему бы просто не собрать самолет? Гиперзвуковой. Десять мах, сто мах, сколько угодно. Лайнер. Звездолет.
   - Уже разумнее, - признал Мусо. - Так, мы опять несколько удалились. Поищем нашу цель.
   Он взлетел вверх, - трудновато будет. Но этот Даниель должен быть недалеко. Я поищу. Дай знать, если у тебя что-нибудь случится.
   - Ясно.
   Как все-таки плохо, что теперь нельзя ориентироваться разрыву, - шестеренки в голове с натугой провернулись, и раздался негромкий "щелк". Мусо видел, что солнца гасли. А недавно, когда он телепортировался без меня, это прошло для меня незамеченным. Ночью. В темноте. Телепортация теперь происходит без вспышки. Похоже, что все "внешние симптомы" работы источника постепенно спадают.
  
   Прошло около минуты. Я слушал, как Мусо бормочет себе под нос, осматривая окрестности, когда где-то совсем неподалеку раздалась орудийная очередь. Пытаться ориентироваться на звук в этом непроходимом лабиринте было глупо, и я решил забраться повыше. Восьмой этаж стоявшего неподалеку относительно целого здания - это максимум, на что я оказался способен - дальше ни лестницы, ни даже свешивающегося с трехметрового потолка обломка перекрытия на арматуре. Бесполезно.
   Оттуда, где часть здания обрушилась, открывалась более цельная панорама. С удивлением для себя я обнаружил, что разрушена и занята пожарами значительная часть города, но не весь он. Границу было установить легко - разрушенная часть была освещенная пожарами, нетронутая - единичными фонарями и лучами прожекторов. Нашлось и еще одно подтверждение тому, что мы в Китае - я увидел решетчатые фильтр-башни, "дошиваевские" климатические установки. Ими, насколько я знаю, знаменит север страны.
   Канонада доносилась отовсюду. То тут, то там. То очередь, то глухой "ба-бах" танковой пушки, то выныривающая из рифа городской застройки ракета. Война - подумал я. Как и говорил Мусо - настоящая война. Все эти звуки - не просто фон, не декорация. Каждый из них - это взвод солдат. Они сражаются неизвестно с чем, с призрачными шансами не то, что на победу - на выживание. Я представил, как зажатые на каком-то заводе пехотинцы отстреливаются от прущих на них ужасов, чучелок и пауков. Патроны кончаются, а неведомая угроза все так же неуязвима. Вот побитый, обгоревший танк с дырами в броне, которые как будто выгрызены ужасными челюстями, прикрывает отход грузовиков с людьми. Выстрел, другой, но гигантская многорукая тварь в несколько прыжков добирается до танка, раздирает его и не пройдет и минуты, как все, кто так надеялся спастись, кто рвался в кузов последней уезжающей машины сквозь бушующую толпу - все они будут мертвы. Впрочем, те, кому места не хватило, мертвы уже давно. Это не история, не военная драма. Это все здесь и сейчас. Вот этот вот "ба-бах", который я только что услышал - это последний выстрел того танка. Вот эта ракета, перечеркивающая своим следом темно-сиреневое небо - ее секунду назад пустил по следу пойманной в прицел твари солдат. Он и второй номер расчета залегли на крыше возле короба кондиционера, и молятся, чтобы не пропала связь с наводчиком и не скрипнула дверь, ведущая внутрь здания. Я поднял взгляд в гудевшее от носившихся в нем летательных машин небо. Там, выше, падал на землю отблескивающий красным огоньком метеор. Я обратил внимание Мусо на него, за чем последовал очередной "телепатический удар". Взгляд перенесся к тому огню. Видно было город под нами и оставляющий за собой плотный дымный след падающий самолет - совсем рядом. Тяжелый бомбардировщик был обезглавлен - кабина катапультировалась.
   В китайской армии есть только одна серия машин такого класса. Это "Нацзыгу", стратегический стратосферный ракетоносец. Японскую бронепехоту называют "Тесситай", что означает "Железный отряд". На самом деле это название для газетных заголовков и патриотических песен. Неофициальное, обывательское. У нас в части бронепехоту называли томбоями. "Хейсишен" тоже название не настоящее. А вот "Нацзыгу" называется так по-настоящему, во всех документах. Сказочный колдун, который оставляет мертвую проклятую землю там, где ступали копыта его коня. То, что "Нацзыгу" посылают на собственные же города, говорит о многом. С другой стороны, это значит, что еще не все небо контролируется порождениями источника.
   Я не мог видеть, как расползалась трещина в перекрытии. Не заметил, как медленно начали растрескиваться и крошиться несущие стены. Не успел даже обернуться, когда дом, в котором я находился, рухнул.
   Почему мое тело так дернулось? Почему меня не расплющило камнями? Почему так болит правое плечо?
   - Держу! - ах вот оно что. Меня кто-то схватил. Кто-то, умеющий летать. Кто-то в комбинезоне, напоминающем легкий скафандр в традиционных бело-оранжевых тонах. Кто-то с огненно-рыжими волосами. Кто-то, чье лицо защищал от ветра широкий прозрачный визор без шлема. Кто-то, кого звали Эуджения Фреддо.
   - Какого?!
   - О! Здравствуй...те.
   Когда я нащупал по ногами землю - у самого подножия новообразовавшейся горы обломков, пришло время ориентироваться в ситуации. Эуджения - хотя я всегда звал ее просто Джения, была отправлена в Гималаи. Я так и помню, как сказал на собрании - "Китай. На западе Китая чертовски много места и мало людей. А по горам без турболета не пробраться. Думаю, мы там надежно укроем несколько человек."
   Почему, как и когда мы удивляемся? Вероятность у Джении встретить здесь меня - ноль. И дело тут даже не в том, что снующие повсюду проявления источника не располагают к тому, чтобы удивляться направо и налево. Но вот скажи ей кто (хотя кому сейчас это сделать?), что вон там за углом стоит Сергей из Центра - тогда бы ее удивление развернулось по-полной, хотя бы от того, что кто-то здесь меня знает. Но когда я вот он - здесь и сейчас - прямо перед носом, реальность пресекает излишнюю активность, принуждая смириться с фактом и действовать по ситуации.
   - Что ты здесь делаешь? - хотя у меня как раз причин удивляться было меньше, я спросил первым.
   - Ты понимаешь, когда все началось, - какой уже знакомый оборот, - когда я увидела монстров, я подумала, что если уж они появились здесь, то в городах вообще страшно представить что творится. Хорошо, что я теперь кое-что новое могу. Тоже в некотором роде монстр, ха. Вот я и прилетела в ближайший город. Я ведь спасатель.
   Я всегда называл ее Джения, потому что биологически она младше меня, а хронологически - не намного старше. Как у нас говорят - "вот бы все такими умирали". Девушке всего пятнадцать биологических. Когда она свыклась потерей семьи, к ней пришло осознание, что держаться больше не за что. И она воплотила мечту, должно быть, миллионов людей. Отправилась путешествововать. Одна. Без подготовки, без маршрута, без денег. Она просто шла вперед. Месяц на запад, потом три месяца на север. Просто шла. Я читал ее журнал - в свое время это было одно из популярнейших мест в сети. И даже несколько раз удостоился в нем упоминания. Однажды она - не в первый и не в последний раз - погибла. Сорвалась со скалы. Я, еще только начавший работать - это было одно из первых моих серьезных заданий - вылетел в какую-то индийскую глухомань, нашел ее, ввел новый маяк взамен вышедшего из строя - очень тогда не повезло с острыми камнями у подножья. А потом настала ночь. В тропиках, недалеко от экватора, всегда так - вот вроде бы солнце еще есть, а потом раз - и его нет. И мы разбили лагерь для ночевки. Смешно - мы ночевали километрах в десяти от ближайшего города - совершеннейшая провинция, но достаточно цивилизованная, чтобы я отправился туда без сопровождающих. А еще мы грели на том костре консервы - прямо в помявшихся после падения банках, и говорили о всякой ерунде. Тогда я впервые подумал, что эта работа мне действительно нравится. Что не ошибся, выбрав ее. Путешествие Джении длилось десять лет. Она могла бесплатно получить билет в любую точку мира любым транспортом, и любая компания была бы счастлива иметь такого клиента. Но Джения все так же предпочитала путешествовать пешком. "На самолете летать может каждый" - говорила она - "я же хочу использовать свое преимущество по-полной". Видимо, это мысль и привела ее пару лет назад в службу спасения. Правда, коллеги воспринимали ее скорее как автомат, которого можно отправить туда, куда человек не сунется. Аэль всегда жалела Фреддо - она считает, что девушкам не идет высокий рост. Видимо, по принципу "что имеем - не храним". А Джения еще выше - даже выше меня, хотя и я сам не среднего роста - и это в пятнадцать-то лет. К началу юношеского возраста, когда она перестала бы расти, у нее были все шансы вымахать до двух метров. Но несмотря на это она достаточно худа и гибка, чтобы пробраться туда, куда иначе сможет добраться только весьма ограниченный в действиях и связи дрон. А вот на рядовые спасательные работы ввиду скромных физических данных она не годилась. Но не похоже было, чтобы Фреддо была этим разочарована.
   - И кого конкретно ты здесь спасаешь?
   - Слушай, у меня не то чтобы есть время с тобой говорить. Полетели, я заодно введу в курс дела. Ты мог бы помочь.
   Теперь и мы летели над ночным городом, только занятые иным поиском.
   - Я пытаюсь помочь всем, кому смогу, - начала Джения. - Тут настоящий ад, - ха-ха, - этим непонятным штуковинам нет конца. К счастью, я не одна. Мне удалось связаться с армией - мы координируем наши действия. Кроме того, у меня есть помощники, - с нами поравнялись три структуры, напоминавшие во фронтальном сечении щит Давида, только с маленькими по отношению к центру и более заостренным лучами.
   - Трое?
   - Нет. Много. Эти просто рядом были - я чтоб тебе показать. Смотри.
   На моем визоре появилось изображение изломанного конуса, оставлявшего за собой узкий быстро рассеивающийся спиральный след.
   - Это один из летающих. От нас в полутора километрах. Сейчас мы его!
   Щитовики разом издали отрывистый низкий вой - и конус на моем экране взорвался - я даже невооруженным взглядом увидел взрыв.
   - Что это было? - спросил мгновенно телепортировавшийся Мусо - Микроволны? Лазер?
   - Кто это?
   - Свой.
   - Девушка, на вопрос отвечайте - Мусо указал на один из щитовиков.
   - Не знаю я. Они просто стреляют. Главное, что помогает.
   - Слушай, а как ты вообще меня заметила? - спросил я.
   Джения постучала забранным в белую перчатку своего костюма пальцем по визору арктического скафандра.
   - А это, по-твоему, что? Сам ведь нацепил на себя эту штуковину. Она помечается здесь маркером, - теперь она указывала на закрывающую половину ее лица прозрачную пластину, которае, как я думал сначала, просто защищает от ветра.
   - Маркером, значит, - скептически произнес Канемори. - А это тут что? - Он подлетел ближе и стал рассматривать штанины костюма Джении. Они имели несколько парных угловатых расширений по бокам, которые с первого взгляда можно было бы принять за карманы. Интуиция подсказывала, что их, если уж они сидят так плотно и достаточно крупны, должно быть три пары - по одной на каждый сустав. Но пересчет показывал, что в действительности четыре, из-за чего и так длинноногая Джения казалась еще выше. Вернее, вытянутей. Казалось странным мыслить категориями высокий-низкий, зависнув воздухе. Хотя в остальном я адаптировался к подобному положению довольно быстро.
   Джения ответила без долгих раздумий, абсолютно уверенно:
   - Это для полета.
   - Хм. Силовая подвеска, значит?
   - Эй, что такое силовая подвеска?
   - Силовая подвеска - это штуковина, которая делает "бжжж" и позволяет парить в воздухе. Еще светится иногда.
   - А ну-ка... - Мусо задумчиво посмотрел на Джению. Псевдокарманы исчезли, штанины костюма теперь стали гладкими. Я только успел заметить, что лицо девушки окаменело, как она начала падать. Через несколько секунд, впрочем, она вновь поднялась к нам - теперь на ее рукавах в районе запястий вздулись две крупные выпуклые темные линзы.
   - Это ты сделал? Зачем?!
   - Хотел кое-что проверить, - Канемори выглядел растерянным. Он помедлил несколько секунд, - надо же, у этого паровоза пар настоящий.
   - Что ты имеешь в виду?
   - У нас так говорят. Игрушечные паровозики на самом деле ездят на электрической тяге. А пар выпускают, только чтобы усилить сходство с прототипом. И пар там тоже вырабатывает электрическая машина. Я думал, что эти детали только для эффектности. Но они действительно были устройством для полета. На этот раз все куда более явно. Вот это странно. Все должно как-то работать, да. Но обычно у источника механизмы действия куда более неочевидны. Слушай меня. И ты тоже, - он ткнулся пальцем мне в грудь, - не может оружие "просто стрелять" - у него должен быть принцип действия. Нельзя нарушить законы физики - их можно только обойти с помощью других, пусть и неизвестных. Правило "достаточно развитая технология будет казаться для нас магией" перестало работать в тот самый момент, когда было сформулировано. Но до сих пор я считал, что все эти растягиваемые пальцами экраны и очки - это просто мишура. Теперь больше похоже, что это созданные "под заказ", но действительно работающие машины. Так, достаточно уже довыяснялись.
   - Она участвовала в исследовательской программе? Ее имеет смысл расспрашивать?
   - Насчет второго точно не отвечу, но насколько знаю, никаким углубленным изучением бессмертия она не занималась.
   - Тогда уходим. Я нашел нашу цель.
   С Дженией мы расстались не прощаясь.
  
   Знакомое место. Боль, разбросанные человеческие тела, и каменный потолок вместо неба.
   "Наша цель" была недалеко. Он стоял возле валявшегося по полу человека. С его лица не слезала удовлетворенная улыбка. Что-то заподозрив, он поднял свой взгляд на нас.
   - Ах! Опять ты. Это с тобой? - "Цель" с подозрением посмотрела не меня.
   - Да.
   Размеренной походкой пожилой человек подошел к нам.
   - Даниель - представился он, неохотно протягивая мне руку.
   - Сергей, - ответил я на приветствие. Если бы мне только описали что-то подобное - мое воображение несомненно спасовало бы в попытке представить, как я жму кому-то руку в подобной ситуации. Но теперь не было времени смаковать ситуацию - и я просто в очередной раз повторил давно уже ставший автоматическим жест.
   - Он ведь, - Даниель повернулся к Мусо, - ну, ты понял. Он тоже, да? - По его сосредоточенному лицу было понятно, что примет он только один единственный вариант. Какое же все-таки счастье, что я почти не работал с первым отделом. Он не может знать меня в лицо.
   - Вы имеете в виду, бессмертный ли я? Конечно, - его взгляд стал более нейтральным. Теперь он смотрел на меня не с подозрением, а просто со сдержанным скепсисом, как будто я был незначительной, но назойливой помехой, которую ему приходилось терпеть. Он посмотрел куда-то вниз и еле заметно повел пальцем. Моя правая рука упала на землю. Вообще говоря, есть какой-то предел для боли, выше которого уже не имеет значения, насколько ужасны повреждения. В общем, было не настолько нестерпимо, как можно ожидать, глядя на валяющуюся на земле собственную руку. Просто дико больно. Разумеется, счет времени в такой ситуации теряешь. Но исчезла боль, как по мне, довольно быстро. Сообразив, что к чему, я не стал разглядывать собственную кисть, а просто посжимал пальцы, старясь не привлекать внимания и вести себя так, словно это со мной каждый день происходит.
   - Спасибо.
   - Это не та ситуация, в которой следует говорить "спасибо". Мы просто работаем.
   - Вы, я посмотрю, заняты.
   - Вы же сами понимаете, теперь эти живодеры из центра контроля нам не указ. Так что...
   - Да, похоже, самое время им отомстить.
   - Да в гробу я их видел. То есть, вернее, увижу. И мщение им там же. Они просто мешали мне сделать то, что я давно хотел. Разве вам не было интересно просто поиграться с людьми? - Он указал на без движения лежавшее у его ног тело. Губы были гладко спаяны, ноздри тоже заросли, - Знаете, а ведь он оказался догадлив. Пытался оторвать себе нос. Но это, оказывается, не так-то просто. А вот смотрите, - Даниель обернулся в другой стороне зала. Часть помещения был отгорожена решеткой. Это пространство было битком забито людьми - они там не столько находились, сколько хранились. Видимо, они были настоящими - обитателями этого города. По крайней мере, судя по их расовому составу, это казалось более вероятным. Да и если представить логику того, за кем мы пришли - мучить "ненастоящих" людей было бы неинтересно - все равно, что вручать самому себе медаль. Даниель поманил кого-то пальцем - и перед ним возник другой человек. Руки жертвы начали скручиваться и сжиматься, кожа лопнула, вскоре это было уже намотанное на кости кровавое месиво. Оно уплотнялось, как будто с ним играла гравитационная аномалия. Комки органики шлепнулись на пол, когда деформация достигла плечевых суставов. После небольшой паузы все тело смяло в такой же комок - только покрупнее. Тут же появился очередной подопытный.
   - Протяни руки! - указал ему Даниель, - Нет! Ладонями вверх, - на подставленные ладони шлепнулось что-то грязко-коричневое. - Это воя печень, - объявили ему, - Я срастил сосуды, так что не волнуйся. Ты умрешь через пару часов. Свободен.
   - Разве не интересно, спрашиваю я вас?
   - Но зачем?
   - Ну, мне то нравится. Ненавижу этих тупых скотов - так почему бы и не поиздеваться над ними?
   - Логично. Ладно, нам тут переговорить кое о чем надо, извините, что вас отвлекли.
   - Если что будет нужно - говорите прямо в следующий раз. Если сказать путного нечего - уходите. Вы меня отвлекаете.
   - Прежде всего выясним - можно ли будет от него добиться чего-нибудь толкового?
   - Не думаю. Он смахивает на маньяка теперь. Что он может нам сказать?
   - На маньяка? Вообще говоря, его можно понять. Их всех можно понять. Они чувствуют свое превосходство, их система моральных ценностей теперь отличается от общечеловеческой. Так что в принципе такое поведение предсказуемо и даже, в общем-то, логично, разумно даже. И уж по крайней мере ни в коем случае не предосудительно. С их собственной точки зрения, разумеется.
   - Тогда у меня два вопроса. Зачем ты мне это говоришь, и зачем попросил тебе помогать?
   - Так, давай проясним. Ты сам наверняка замечал, что новая покупка, когда начинаешь ею пользоваться, кажется уже не такой замечательной. Те преимущества, из-за которых ты ее выбрал, оказывается бессмысленными, зато всплывают недостатки, о которых ты прежде не подумал. И тот красный мячик, который ребенок выпрашивает у родителей, облезет, или сдуется, или будет недостаточно прыгуч, или наоборот перекачан. Или, в конце концов, просто надоест. И дело здесь не в маркетологии. Жизнь состоит из подобных обманок вся, целиком. Конечно, винить в этом следует не жизнь как таковую, а наш разум, который ее так воспринимает - это одна из его типичных ошибок. Так вот - источник - это тот же мячик. Игрушка, которая с первого взгляда кажется очень-очень привлекательной. Все, о чем ты только мог желать. Буквально. Есть только одна проблема - бессмертные и не задумываются, что этого никто не гарантирует. Они сами это придумали и сами в это поверили. Только общечеловеческие самоуверенность и скудость воображения заставили их думать так. Поэтому мы не можем осуждать бессмертных. Они поступают так не потому что они бессмертные, а потому что они люди. Но мы и не можем позволить им делать то, что они хотят. Потому что они собираются совершить сделку, фактически заплатив за свою силу существованием человечества. И эту покупку вернуть в магазин уже не получится. Мы делаем то, что делаем, не потому что исчезновение человечества это что-то плохое. А потому что конкретно эта цена слишком высока для той степени неясности последствий подобного решения, какую мы имеем. Мы должны сохранить статус-кво. А это значит - мы должны убить источник.
   - Но мы не можем объяснить бессмертным этого?
   - Конечно нет.
   - Но почему?
   - Потому что люди - тупые ничтожества. И кроме того - разве объяснение сможет как-то повредить источнику? Теперь, когда мы все прояснили, вернемся к вопросу, может ли нам чем-нибудь помочь Даниель? И, вообще говоря, я согласен с тобой. Из всех, кого мы пока встречали, он единственный действительно заинтересован в уничтожении человечества. Если остальные согласны с названной ценой скорее, потому что не задумываются о том, чтобы отказаться от нее - иногда даже не осознают, что сделка совершается прямо сейчас - этот согласен активно. По всей видимости, пока что я единственный, кто может перемещаться между разрывами. Но нет никаких оснований думать, что это продлится долго. Даниель, вполне возможно, увидит в нас врагов - а значит, попытается изыскать средства получить над нами преимущества. Не будем давать ему поводов. Уходим?
   - Уходим.
   Мотивация бессмертных. А ведь правда - до сих пор я не сильно вдумывался, почему именно они ведут себя так или иначе по отношению к своим новым способностям и происходящим в данный момент событиям. Поведение бессмертных именно как бессмертных давно расклассифицировано и систематизировано психологами. Я, конечно, тоже кое-что понимаю в психологии. Но это не моя специальность.
   Размышления прервались "телепортационным шоком".
  
   Итак, по крайней мере, очевидно, что если рассматривать ситуацию в глобальном плане, то можно разделить бессмертных на занимающих "сторону Источника" - коих, видимо, меньшинство, потому как осознание ситуации с той информацией, которые они могут получить "не сходя с места", будучи запертыми внутри собственных субъективных переживаний, проблематично. Именно такие растерянные и испуганные люди формируют, как можно предположить, самую большую категорию - не занимающих ни чьей "стороны", действующих исключительно по ситуации, а не в рамках своей картины мира. Впрочем, к первой категории можно добавить тех, кто просто сводит личные счеты или движим сформировавшейся прежде концепцией о собственном превосходстве по причине бессмертия - и тогда она существенно увеличивается. И остается третья - получается, что самая малочисленная либо же делящая второе место с "агрессорами" - категория. Это те, кто инстинктивно отторгают нарушающие привычный им уклад жизни порождения Источника, стремятся вернуть статус-кво повинуясь такому же общечеловеческому инстинкту. В конце концов, все мы боимся того, что не понимаем и того, над чем не имеем контроля. К этой категории можно отнести Джению. Кстати о ней.
   - Знаешь, раз уж ты заговорил о преимуществах. Источник сам по себе наш враг. И на наши действия он будет отвечать. Что же с Дженией? Та девушка, которую мы только что видели. Если она ведет свою собственную войну - не помешает ли это нам? Не следует ли ее остановить?
   - Ее "война", - он усмехнулся, - это я даже не знаю что. Она силами источника сражается с игрушками источника. Занятие не более продуктивное, чем для щенка - погоня за собственным хвостом. Хотя с точки зрения щенка - веселое, да. Сначала я даже думал, что на самом деле ею движет только собственное желание показаться себе спасителем жизней. Что это просто игра в войнушку для нее. Теперь я не так уверен, но все же реально сражением с источником назвать это нельзя.
   - Но источник приспосабливается к нашему миру. У Джении есть то, чего нет у него, и что она может привнести в свои творения. Она имеет понятие о сражениях, оружии, войне, тактике. На уровне обычного человека, но и это уже немало для источника. Если его атаковать - он будет в ответ придумывать оружие - куда более целенаправленно. Она учит его воевать - так или иначе.
   - Да, конечно. Это плохо. Но кое-что, как мне кажется, уравновешивает это влияние - она учит его воевать с тем, чего не существует. Ни одна армия не выставит против источника стреляющих лучами смерти ревунов. И получается, что в действительности она скорее отвлекает внимание, уводит по ложному следу. Солдаты обучают источник сражаться против себя гораздо лучше.
   Итак, тебе нужно время или мы отправляемся к следующему исследователю?
   - Погоди. А что с теми людьми? Не телепортировать ли их оттуда? В какую-нибудь относительно безопасную территорию, где источник не так активен?
   - Это возможно, но я предполагаю, что это тоже может спровоцировать Даниеля начать активную борьбу. И самое главное - помочь ему обрести способность к телепортации.
   - Есть основания к таким предположениям? Это важно,- очень важно. Нам нужно вскрыть фундаментальные основы функционирования источника.
   - Я понимаю. Честно говоря, никаких. Кроме опасений, продиктованных здравым смыслом.
   - А почему ты думаешь, что телепортация так важна?
   - Потому что она уникальна. Это единственное, чем я отличаюсь от других бессмертных, а это что-то да значит, так как в остальном возможности у всех нас, насколько я вижу, идентичны.
  
   Мрачный лес в горах. Вековые ели. Холодный дождь. Поддерживая воду, падающую с неба, влага крупной взвесью стояла в воздухе и била в лицо при попытке идти вперед.
   Со склона было видно огни города вдалеке. Земля, оказывается, не такая уж и большая. И разместить на ней шесть сотен человек невозможно абсолютно равномерно. Нам приходилось искать компромисс между геометрическим совершенством сети на шаре, которая представлялась очевидным решением проблемы распределения бессмертных - и реальными географическими условиями. Поэтому где-то "объекты" был сконцентрированы плотнее, а где-то точки распределения находились не так уж далеко от населенных пунктов. Это один из тех канадских городов, которые в рамках давних экспериментов по приспособлению к различным климатическим условиям были построены по изолированной схеме. Он самодостаточен и не расползается по округе пригородами. Единственная высотка - старомодный небоскреб-ножик, с нахлобученной на столп здания сбоку надстройкой. Из-за него кажется, что город как будто застрял в восьмидесятых. Маленький, захолустный городок, но эта высотка заставляет думать, что кто-то изо все сил хотел, чтобы он был крупнее. Робкая попытка изменить статус города, очевидно тщетная и оттого убогая. Уж лучше бы и не пытались. Отсюда километров тридцать, наверное. Впрочем, не везде все так хорошо. Есть места, где неподалеку от места размещения оказались и обычные поселения.
   - Неужели попали? - спросил Мусо, разглядывая домик лесника, прямо перед входом в который мы оказались. - Впервые такое точное попадание.
   - Проверим.
   Кажется, Мусо жаловался на свое имя. Не знаю, чем оно ему не нравится, остается только верить, что имя необычное. Тот, к кому мы шли, тоже имел основание помянуть своих родителей недобрым словом за их излишнюю фантазию. Его звали Платон. Автомеханик Платон. Строго говоря, автомехаником он был почти сто лет назад, зато как звучит!
   Относительно новый коттедж, который первый отдел выделил под размещение Платона, внутри пах хвоей. Пройдя сплошь обитую деревом прихожую - входная дверь не была заперта - мы попали в главный зал с высоченным потолком. Свет выключен - только в углу светился экран терминала. За ним же сидел Платон - нескладно сложенный, тонконогий, с раздутым животом, он выглядел пожилым уже в свои сорок семь. В неясном свете я увидел груду сваленных у кресла, в которое вместил себя Платон, вещей. Самых разных - в полумраке мне привиделась и пара кривых мечей, и странного вида пулемет, и неотесанный булыжник весом, наверное, полтонны, и какие-то слитки. В стене неподалеку зияла дыра с обгоревшими краями. Но - вроде бы только одна. Иных разрушений тоже не было - либо вообще, либо же Платон их "откатил".
   Пока не началось мое образование - и это обстоятельство - одна из немногих вещей, которые хоть немного дают ему право называться образованием, а не только "курсами подготовки" - я не думал, как умру. А в действительности же, выбор у нас всех небольшой. Настолько небольшой, что можно сказать - мы уже знаем, от чего умрем. Итак, я успешно пережил детский возраст, привит, имею медицинскую страховку, а небо надо мной не рассекают ракеты, чей тяжелый дымный след медленно опускается на обгоревшие руины домов. А потому все предельно ясно. На первом месте у меня - и у нас всех - с большим отрывом идут заболевания сердца. Я умру из-за того, что когда-нибудь, совершенно обессилев, перестанет работать моя сердечная мышца. На почтительном расстоянии от сердечных приступов всех мастей, но все же в лидерах идут злокачественные опухоли. Мозг или почки - это не для нас. Я, как простой человек, получу самое банальное - легкие, например. Вот и весь выбор. Фактически, я мог бы прийти в здание Второго отдела, где работает чуть больше тридцати человек, и сказать по селектору: "Минуточку внимания - девять человек из присутствующих здесь умрут от рака". Остальное - уже экзотика. Строго говоря, в глобальном масштабе ноздря к ноздре с опухолями идут ревматические заболевания, но конкретно мои результаты генотипирования в этом отношении обнадеживающи. Смерть от чего-то другого для рядового члена современного общества можно сказать что удача. И Платон Павлович - один из таких "счастливчиков". Алкоголь, да не просто, а часто и помногу, хронические болезни, в целом нездоровый образ жизни и наследственные предрасположенности изнашивали организм человека с именем философа исключительно равномерно. Печень, почки, поджелудочная железа, легкие и сердце, должно быть, кидали "камень-ножницы-бумага" чтобы выяснить - кому же отключиться в первую очередь. И выясняли они это долго. Впрочем, тут с какой точки зрения посмотреть. Короче говоря, Платон лежал в отделении реанимации два месяца, ставя врачей в тупик своими одинаково дышащими на ладан внутренними органами. Что ни делай - обязательно сделаешь хуже. Начнешь лечить печень - полетят почки. Откачаешь жидкость из брюшной полости - встанет сердце. Попробуешь антибиотики назначить - печень окончательно откажет. Однако же, пока ничего не трогаешь - пациент жив. Это ненадолго, но жив ведь.
   Мусо сразу и без церемоний подошел к бессмертному. Только тогда он и обратил на нас внимание - и был исключительно испуган визитом.
   - Зачем?! Я же предупреждал, что сюда нельзя приезжать! Вы понимаете, насколько здесь опасно? Ведь я же показывал, что творилось здесь еще недавно.
   - Успокойтесь. Я... мы из Центра, - крикнул я из-за спины остановившегося Канемори.
   - А? правда? Я не узнаю вас, - разумеется нет. Платон является моим соотечественником, а это означает, что я должен быть в курсе его существования. Но официально им занимались Третьи.
   - Мы из другого отдела, - Платон заметно приободрился.
   - Правда? Тогда вы не представляете, как я рад вас видеть! Расскажите, что... - его прервал Мусо.
   - Смотри сюда!
   - А? А, это вы не мне. Да, я тут связался кое с кем.
   "Кое-кем" оказалась видеоконференция.
   - Посмотри на количество подключений, - Я, стараясь держаться вне предполагаемого сектора обзоры камеры терминала, глянул на экран.
   Рядом с чатом жирным шрифтом было высвечено число просматривающих канал в данный момент. Их было пятьдесят миллионов. Ровно. Круглое число не могло возникнуть "естественным образом". А это значило, что достигнут максимум, который предусмотрен системой. Без всякого сомнения, видео с этого канала многократно ретранслировалось. Что бы тут не происходило - это видели сотни миллионов людей.
   - Но зачем? Что же вы делаете?
   - Вам что-то не нравится?
   - Зачем вы показываете все это людям?
   - Давайте я вам кое-что расскажу. Вы не против?
   - Раз уж он рекомендован Аэль - есть вероятность, что он расскажет что-нибудь полезное, - предположил Канемори.
   - Рассказывайте.
   - Вот и отлично. На самом деле, если бы вы отказались, я бы вас заставил выслушать.
   Вы знаете, что со мной было перед смертью? Два месяца на искусственном дыхании, но в сознании. Полторы тысячи часов, когда единственное развлечение - глядеть в потолок, да ноги сгибать-разгибать. Заснуть без снотворного не выйдет, еда сразу в желудок из пакета течет. Фух-фух - качает насос воздух. За окном солнце встает и садится, дождь иногда идет. За дверью в палату кто-то ходит постоянно, отделение по своему распорядку продолжает жить. А у тебя впереди еще, быть может, этих часов лежания многие тысячи. Подумать обо всем на свете в первые три недели успеваешь, по выдуманным мирам за неделю путешествовать устаешь. Фух-фух - ноги посгибал - теперь можно и потолок в миллионный раз просканировать. Листочки на столе у медсестры поменяли расположение со вчерашнего вечера, и ручка там теперь не белая лежит, а красная. И все это время, каждую секунду, каждое мгновение ты наедине сам с собой. В реанимацию не пускают посетителей, а для врачей ты скорее тело, чем человек. Там, за окном, учатся школьники и работают клерки. Где-то в далекой Африке идет гражданская война. Побережье Австралии накроет ураган. По телевизору покажут новый новую серию бреда, который смотрит жена. Предпоследнюю. Под Тверью разобьется самолет. У Кольки, твоего бывшего одноклассника, которого ты не видел уже двадцать лет, родится сын. В твоем подъезде воры перережут телефонный кабель и взломают квартиру этажом выше. Мужики с работы во все глаза уставятся на вкатившийся в ворота заштатного автосервиса "Роллс-ройс". А ты будешь лежать. Как и вчера, и завтра. И никто, ни один человек во всем мире даже и не подумает представить, каково тебе. Некоторые знают и сочувствуют - вот, мол, в реанимацию попал, бедняга. Некоторые пройдут под окнами больницы и подумают - как же хорошо, что там лежу не я. Подумают о мимолетности жизни, о том, что с каждым может произойти непредвиденное. Но никто даже на шаг не приблизится к представлению о том, как чудовищно искажается мир на протяжении месяцев предоставленного самому себе недвижимого человека. Настолько, что он сам себя человеком уже и не назвал бы.
   Платон набрал в грудь воздуха.
   - Так вот. Нет, спасибо. Больше я ни с чем таким один на один не останусь. И если со мной происходит что-то, покушающееся на ясность моего рассудка, пусть об этом узнает весь мир. Весь! Нет больше тех людей. Ни жены, ни Кольки, ни мужиков из сервиса. Состарились и умерли те школьники. Нет больше "Роллс-ройсов" и той больницы. А я есть. И я запомнил накрепко тот урок. Ничего я держать в себе не буду. Пусть видят все! Всё.
   - И что же именно вы им показали?
   - Что они просили. Вот, посмотрите, тут пара вещей завалялись из недавних. Например, лазерная пушка, - он указующим жестом вытащил ее из груды возле кресла.
   - И что, лазерная пушка - это все, что они смогли придумать?
   - Нет, конечно. Но вы же не думаете, что я по их требованию создам Машину Судного Дня? Настолько экстремальные запросы я не выполнял.
   - Вам удалось что-нибудь узнать? Вы же были в числе исследовательской команды.
   - Ах вот зачем вы здесь. Ну, давайте посмотрим. Не обязательно знать точное устройство предмета. Конечно, я не представляю во всех подробностях, как устроен лазер. Так же и со всем остальным. Не обязательно даже сосредотачиваться на образе. Достаточно только захотеть. Более того - иногда мне казалось, что я даже не вполне понимаю, что именно собираюсь создать - однако по завершении призыва становилось очевидно, что это то самое. Вы, возможно, знаете, что все мы - бессмертные - чем-то объединены. Возможно, получается вроде как сеть - и если достаточных знаний нет у меня - они найдутся у других. Хотя тут есть и аргументы против - в лазерах наверняка кто-нибудь из нас разбирается. А вот в надписях на Табличках Западного Эрга, которые, как тут, - он указал на терминал, - пишут, до сих пор были не расшифрованы - вряд ли. Не исключено, что ресурсы наших разумов используются иначе - и как-то формируют систему более высокого порядка, которая всю эту информацию и порождает. Это все, что я могу сейчас сформулировать.
   - Мда, негусто. Предлагаю остаться здесь для проведения дальнейших экспериментов.
   - У нас остался еще один кандидат. Мой рассудок говорит мне, что нетерпеливой спешки следует избегать. Будем последовательны.
   - Слушаюсь. Телепортируемся.
   - Стой.
   - Платон Павлович. Как давно вы ведете трансляцию?
   - Около часа, должно быть. Вы и не представляете, что тут творилось еще недавно. Потребовалось время, чтобы хоть немного вернуть себе рассудок. Но я смог более-менее стабилизировать ситуацию. Теперь, пока еще есть время, я покажу
   это людям. А там будь что будет. На миру и смерть красна, как говорится.
   - Сейчас мы уходим. Мы не в силах и не в праве ограничить вас в праве делиться информацией с людьми - по очевидным причинам они все равно вступят в контакт с последствиями происходящего. Ваша задача - минимизировать число жертв здесь. Продолжайте сдерживать агрессивные порождения, не допускайте ни чьего доступа на подконтрольную вам территорию.
   - Мы не расскажем ему про источник?
   - То, что не сломано, не чинят. Телепортируемся.
  
  
   Мы оказались на проложенном снаружи длинного четырехэтажного здания балконе. Балкон-коридор шел вдоль всей стены, на которую открывались двери номеров. С балкона открывался вид на пустую асфальтовую площадку. Дальше находился обильно засаженный причудливой растительностью сквер, в который вклинивалось несколько нешироких пешеходных дорожек от других строений, подсвеченных предзакатным солнцем - таких же четырехэтажных корпусов, а также хозяйственных построек, беседок и павильонов, предназначением которых я не интересовался, но примерно представить которое было несложно, имея в виду - что это а место.
   - Это какой-то поселок?
   - База отдыха. Мы в, хм, грубо говоря - в Сибири. Не волнуйся, отсюда всех прогнали. Сейчас здесь живет только один человек.
   - Какой номер?
   - Этажом ошиблись. Пошли, - я указал рукой вдаль по ходу балкона, туда, где у торца здания находилась лестница.
   Всего балкон тянулся метров сорок, но идти я не торопился, то и дело поглядывал вниз.
   - Какой сейчас месяц?
   - Октябрь. Середина.
   - Сибирь...
   - Ближайший крупный город - Иркутск. Но это сотни километров. Даже сел поблизости нет.
   - Разве здесь в это время года не должно быть прохладно? Сибирь - не Нунавут, конечно, но и не тропики. А деревья все зеленые стоят.
   - Тут греют. Не убийца муссонов, локальная система.
   - Откуда ты знаешь что такое "убийца муссонов"?
   - Маюми рассказывала.
   До угла, где начиналась лестница, мы дошли молча. В один момент я заметил что-то внизу. Солнце светило ярко, хотя свет, пусть все еще больше желтый, чем оранжевый, стал уже вязким и тяжелым, напоминая, что закат неминуемо настанет.
   До сих пор улица была совершенно пуста. Лишь немного желто-зеленых листьев, вопреки всему опавших с подогреваемых деревьев, лежали, прижавшись к бордюрам. А теперь я увидел - издалека, от дальнего торца здания, ближе к которому мы появились, шло нечто. Оно шло, переставляя своими тремя черными лапами. Бука не видела нас - просто шла по своим делам - как бы на заднем плане. По сути эти три лапы - с единственным суставом, соединенные друг с другом так, что "бедра" расходились лучами из единого центра - это и было все существо. Центр то поднимался, то опускался, в такт шагам - словно бы там был шарнир, к которому крепятся все три оканчивающиеся культей без намека на ступню ноги.
   - "Убийца муссонов" - термин, отдающий невежеством. Выражение из желтых статеек. Образованные люди так их всерьез не называют.
   Я двинулся было дальше, но дошел только до лестничной клетки, навешенной на стену корпуса.
   Само здание стояло фактически на краю обрыва. И сразу за бетонной наблюдательной площадкой раскинулось вечнозеленое море хвойного леса. Солнце поперек пересекало вытянутое тонкое облако, и казалось, что это какой-то раскаленный поток тянется через все небо. Вот что заставило меня остановиться.
   Я не знаю, когда это было. Кажется, когда-то в детстве. Я помню некоторые моменты - балкон родного дома теплым вечером, когда очень не хочется отпускать солнце за горизонт. Вдалеке гудит поезд - этот дошедший до меня звук доносится с далекого вокзала, многократно отразившись от зданий. В каждом облаке в тот момент видишь огромный небесный город и представляешь, как смотришь с одного из тысяч его переходов вниз и пытаешься отыскать свой дом. Еще я помню долину в холмах - полдень жаркого сухого лета, небо бледно-голубое, словно выгоревшее, без единого намека на облака. Я стою не пригорке, окруженный стрекотом затаившихся в чуть пожелтевшей траве насекомых и разглядываешь соединенные выложенными плиткой дорожками белые здания. На улицах совершенно пусто, хотя это место - я знаю - обитаемо. Это институт или, думается мне, какой-нибудь офисный центр, хотя нет, больше все же похоже на загородный академгородок, старомодный, парадоксально отставший от времени, залюбовавшийся красотами прошедшей эпохи. Здания совершенно типовые, рубленные, натуральные параллелепипеды, только в центре этого оплота конструктивизма стоит начерченный под лекало биотековский белый же стрельчатый шатер с круглыми окнами-иллюминаторами толстого зеленоватого стекла и каплевидными прорезями в опорных стенах. Что-то же в этом особенного? Я помню, как в детстве, перебирая телеканалы, нахожу один, потерянный на задворках сети, по которому показывают мультфильм. Уже глубокий вечер, за задернутыми шторами непроглядная тьма промозглого осеннего вечера. Тогда я и не задавался целью запомнить название. С тех пор похожие кадры я видел во многих, но чего-то всегда не хватало, чтобы признать, что это - тот самый. Я помню ранее утро - сейчас лето, и хотя все нормальные люди еще спят, солнце уже встало. Но его не видно - все небо равномерно затянуто серыми облаками. Залитая дождем загородная дорога, по которой мы едем почти в одиночестве, лишь изредка видя встречные автомобили. Дорога в аэропорт - подсказывает не то память, не то воображение. Я вспоминаю ажурные опоры ЛЭП, серые башни на фоне серого мокрого неба - и думаю - действительно ли это было со мной когда-то? Я помню звездное небо над душной летней ночью. Запах новой, еще чужой квартиры. В корпоративном доме все уже спят, и только я смотрю старые ролики с телевизора - терминал только предстоит купить. Это то самое небо, глядя в которое понимаешь - над нами - не просто небосвод, в который вбиты светящиеся гвоздики. Там, сквозь миллиарды километров пустоты мы видим далекие звезды, весть о них до нас доносит свет перегорающего термоядерного топлива, летевший через Вселенную тысячелетия. И становится неуютно и неудобно за то, что ты, словно по чьему-то недосмотру, удостоен чести наблюдать это. Из комнаты на балкон доносится приглушенная музыка. Время не пощадило попсовый клип двадцатилетней давности - множество пережатий и годы передачи по сети оставили свой след. Но с этими шумами даже лучше - как будто сама эта музыка, как свет звезд, дошла до меня из того далекого времени.
   Один единственный вид запустил цепную реакцию и заставил все эти воспоминания сконденсироваться. Все это я вспоминаю не в первый раз. Это какие-то образы, прошедшие естественный отбор и заслужившие право преследовать меня постоянно. Сколько лет мне было? Пять? Десять? Пятнадцать? Двадцать? Первый раз я был в аэропорту во вполне сознательном возрасте, поэтому вроде бы по крайней мере с одним эпизодом все ясно. Вроде бы так, да? Но только вот теперь я не уверен, что действительно ехал в какой-то из аэропортов в дождь, сквозь этот самый пейзаж. Неуверенность - вечный спутник этих воспоминаний. Потому что они всегда неполны. И кажется, что ты упустил что-то важное. Они приятны не сами по себе. Просто за ними следовало что-то удивительное, что-то невыразимо прекрасное. Теперь нужно только вспомнить это и осознать во всей полноте. Только вот это никогда не удается. Каждый раз, когда один из этих образов пробуждается, разбуженный каким-то похожим видом, ты понимаешь, что начался очередной тур этой извращенной игры, которую ты непременно проиграешь, но все равно не теряешь надежды вновь обрести тот истинный образ, ухватившись за тень из платоновской пещеры. А она всегда выскальзывает, просачивается сквозь пальцы, издевательски тает в руках, вновь и вновь оставляя за собой лишь растерянность и тихую грусть. Прямо как образы после телепортации.
   Из ступора меня вывел гром посреди ясного неба. В прямом смысле слова. Не поняв, что же послужило источником раската, я обернулся. Мусо стоял у закрытой широкой двустворчатой двери, которая вела внутрь корпуса. Услышав, как я зашевелился, он обернулся.
   - Ты что там делаешь?
   - Не знаю, ты замер чего-то. Я подождал сначала, может, ты что-нибудь важное увидел, а потом услышал звуки оттуда, - он показал на стеклянную половину двери.
   Я подошел посмотреть. Внутри, по коридору удалялась сухая сгорбленная фигура бледного ужаса. Все те же редкие сальные волосы, прикрывающие бледную костлявую спину, все те же когтистые непропорциональные руки. Только до неприятности осмысленно разглядывающих меня огромных черных глаз не было видно.
   - Он, когда я его увидел, приближался к двери. Я хотел посмотреть, что будет дальше. Подойдя вплотную и поскребшись в стекло, он просто развернулся.
   - Пошли дальше.
   Когда мы спускались по лестнице, Мусо снова заговорил:
   - Я не думаю, что она относилась к тем людям, которые верят всему, что узнают из сети. Это я к тому, - пояснил он, - что она употребляла термин "убийца муссонов". Уверен, есть вполне разумное объяснение тому, что она его употребляла.
   Я не счел нужным отвечать.
   - Какой она была? В смысле, никогда не видел девушек, умеющих пользоваться драйвером. Я знаю, в некоторых армиях служат женщины, но это ведь не тот случай. Хм, тебе странно, наверное, такое слышать от меня. Мда. Почему я так о ней думаю? Насколько это обычно - интересоваться тем, кто тебя убил?
   Жалею ли я о смерти Маюми? - подумал я. И обнаружил, что ответ - отрицательный. Я не чувствовал вообще ничего. Факт ее смерти не оставлял меня в недоумении, я четко осознавал, что она мертва. Но - ни сожаления, ни желания вернуть ее, ни злобы по отношению к ее убийце.
   Я почувствовал, как по коже прошлась волна, как будто над ней провели наэлектризованной тканью. Боковым зрением удалось уловить какое-то движение за балконом-лестничной площадкой. Мы с Мусо одновременно обернулись. По воздуху плыла, покачивая темно-зелеными угловатыми отростками, вытянутая серебристая структура примерно конусовидной формы. Сейчас она наставила свое острие на нас, продолжая движение боком, но как будто следя за нами, не сводя взгляда. Структура представляла собой склеившиеся и одинаково ориентированные тонкие металлические призмы, между которыми было множество просветов - получалось похоже на волан. Это заставляло ее выглядеть легкой настолько, что ее мог бы нести ветер. Хотя паруса у очередного порождения источника не было, ему бы очень подошло название "серебряный парусник".
   - Двигаемся, - Мусо махнул рукой, зовя за собой. Парусник тоже продолжил движение в неизвестном направлении. Некоторое время я, оборачиваясь, видел отражавшийся от его металлических перьев оранжеватый блик, но потом парусник скрылся за обрывом.
   Дверь в девятнадцатый номер была открыта, но внутри никого не было. Более того - немногочисленные вещи были разбросаны, мебель разломана и местами обгорела. На стенах, помимо пятен гари оставались многочисленные черные точки - Мусо опознал в них следы от электрических разрядов. Очевидно, начало катаклизма застало последнего из названных Аэль здесь. Но где он теперь?
   - Скажи, ты не мог бы телепортироваться вплотную к разрыву?
   - Думаю да. Только еще один вопрос, - заметив, должно быть, что-то не то на моем лице, он поспешно добавил, - ничего такого! Никаких больше глупых вопросов, обещаю. Это важно. По поводу предыдущего человека. Кем он был?
   - Автомехаником.
   - Верно. Он же упоминал автосервис. Но он не похож на автомеханика. Он похож на профессора изящной словесности - с густой седой бородой и в пенсне, обращающегося ко всем "милейший".
   - Он долго жил. Люди меняются.
   - Но настолько? Что-то мне подсказывает, что он был человеком невысокой культуры и интеллекта. А теперь? Это ведь не просто душа. Все, что он говорит и о чем думает - имеет материальные предпосылки. Это нейронные связи и молекулы его мозга. Мог ли игрушечный бог допустить подобное?
   - Да... Но, во-первых, волосы у бессмертных тоже растут - источник допускает некоторое изменение структуры тела. Кроме того - недавно мне рассказывали, что источник никогда не трогает высшую нервную деятельность.
   - Ага! Ты погляди, какая избирательность! Повреждения мозга он, конечно, восстанавливает. Но сверхтонкие мыслительные процессы как будто и не прерываются. Игрушечный бог не столь уж и последователен.
   - Что это означает?
   - Не знаю. Просто наблюдение. Надеюсь, когда-нибудь оно нам поможет. И еще. Недавно звезды перестали вспыхивать.
   Я привык. Привык ко всему, что происходит. Аномалий не существует, у всего есть свои законы. Это лишь вопрос времени - научиться не впадать в ступор перед новым и вернуть себе способность мыслить в изменившихся обстоятельствах. Но телепортация неизменно вызывает во мне необъяснимый страх.
   Мы оказались на краю леса. Совсем недалеко, отсюда я даже мог видеть корпус, который мы покинули. Собственно, именно этот лес я видел из окон девятнадцатого номера. Здешним деревьям перепадало немного теплого воздуха со стороны базы отдыха. Надо полагать, прогревалась и земля. Поэтому листья на них только-только пожелтели и начали опадать. Здесь же был и он. Его звали Артур. Как обычно - с аккуратной бородой вдоль всего края нижней челюсти, с забранными в небольшой хвостик волосами. Ханну, наверное, был его ровесником. Но этих двух людей объединяет и кое-что еще. То, что инициативную группу возглавлял настоящий ученый - символично. Только вот он всегда был тихим и спокойным человеком, ни за чем из ряда вон выходящим замечен не был. И он смог объединить людей, заставить их заниматься сомнительным в общем-то делом с туманным перспективами?
   Артур нисколько не был удивлен нашим прибытием. Нет, не ждал, но и удивлен не был. Когда я только окликнул его он, прежде чем подойти, оставил висеть в воздухе какой-то предмет. Как и следовало ожидать, с ходу ничего полезного он не рассказал. Оставив его обменяться впечатлениям с Мусо, я отошел рассмотреть, что же это такое вертел в руках. Не узнать это нагромождение кубиков было невозможно. Намного меньше башни, которую я видел, но определенно той же самой природы.
   - Вы знаете что это? - сопровождаемый бывшим солдатом Артур подошел ко мне, как только увидел, что я разглядываю оставленную им безделицу.
   - Нет, - возмущаться на тему "откуда бы" было, конечно, бессмысленно
   - Я вроде как начал понимать. Порой она меняется. Я думаю, это на самом деле контейнер, но удерживает он свое содержимое не очень хорошо. Ждать прорыва иногда приходится долго, так что давайте ускорим время.
   Кубик Рубика оторвался от моих ладоней, увлекаемый отчетливо ощущаемой силой, и вновь завис в воздухе.
   - Ускоряю.
   Через несколько секунд структура взорвалась. Правильности форме не добавилось, структура становилась то больше, то меньше, от нее отваливались фрагменты, которые тут же начинали скакать по конфигурациям сами. Потом это прекратилось - как и началось, без всякого предупреждения - и они снова спокойно зависли.
   - Только вот для чего нужны все эти раскрытые формы?
   - А вы, случаем, не видели такой, - я показал руками примерный размер и попытался - форму, - параллелепипед? Темный. Мог стоять на земле.
   - Хм, для себя я назвал его сверчком. Он еще звуки похожие иногда издает. Этот? - в его руках появился тот самый обелиск - с ладонь длинной.
   - Когда я видел последний раз эти кубики - они формировали несколько башен, а рядом стоял такой вот обелиск. Время от времени он сам меняет форму.
   - Время от времени, говорите? Хм, если вспомнить - я нашел эти "кубики" в подстилке отдельно. А сверчка - уже потом. Возможно, просто не заметил. Что же, выбор небольшой. Давайте послушаем вас, - он положил одну из консолидаций кубиков на землю - остальные просто исчезли, и вкопал рядом обелиск.
   - Ускоряю.
   Форма структуры менялась куда чаще и, как я смог заметить, последовательно. Теперь это напоминало покадровое воспроизведение. Башни вырастали, ветвились, от них отделялись дочерние структуры, я заметил несколько стабилизировавшихся, циркулирующих между двумя положениями формаций.
   - Отлично. Вот, значит, как все обстоит! - рост башен остановился. Артур обернулся к нам, - Спасибо! - он подошел ко мне, схватил мою руку и начал изо всех сил трясти, не сводя с лица взгляда широко раскрытых глаз.
   - Простите, не совсем могу оценить вашу благодарность. Что это?
   - Понятно, теперь понятно, - бурчал он, - это, хм, клеточные автоматы. Вы знаете, что это такое?
   - Нет, - ответил я, не переставая обращаться к памяти в надежде на то, что мне только кажется, что я слышу этот термин впервые, и какие-то обрывочные сведения я все же мельком где-то получал.
   - Да, - ответил Мусо. Артур повернулся ко мне:
   - Они моделируют взаимодействия в многокомпонентных системах, их рост и развитие, самоорганизацию. От каждого мелкого кубического элемента можно как бы начать трехмерную решетку, в которой может находиться, а может не находиться еще один такой же элемент. Если вы присмотритесь, то увидите, что они прилежат друг к другу только полностью сопоставляясь сторонами. Они способны размножаться по определенным законам и формировать структуры с различным свойствами. "Обелиск" - думаю, теперь вы в праве определять его название, как первооткрыватель - является, насколько я могу понять, организующим элементом, ориентирующим автоматы во времени и задающим ритм. Сменяющим кадры, так сказать. Без него автоматы ведут себя хаотично - думаю, за ними на самом деле скрыт куда более массивный организующий аппарат, но мы видим пока только следствия его работы.
   - Ясно, - вступил Мусо, - Но в норме шаг слишком долог, чтобы можно было посмотреть на систему в целом. Требуется ускорение. Но зачем это все? Зачем ему машины Конвея?
   - Было бы нечестно по отношению к остальным ученым, занимавшимся клеточными автоматами, назвать их именем Конвея. А используются они, по сути, для того же, для чего клеточные автоматы используют люди. Эксперимент.
   А теперь самое время прикинуться дурачками.
   - Чей эксперимент?
   - Центр называл его "скрытым источником вещества и энергии бессмертных". Не знаю, правда, насколько это название прижилось - я знаю лишь о нескольких случаях использования этого термина - а потому вас началась вся эта суматоха.
   - Теперь мы называем его игрушечным богом, - решил за нас обоих Канемори. - Но зачем все это? Вы что, понимаете его мотивацию? - впервые я почувствовал, что мы близко к получению действительно важной информации.
   - Вы знаете, я в некотором роде причастен к исследованиям феномена бессмертных. Если вспомнить то, что нашей компании удалось выяснить и прибавить то, что я тут наблюдал - какое-то понимание происходящего у меня есть. Это все эксперимент. Ни мы, ни вы не знаем - откуда именно он появился. Но с какого-то этапа он смог - вероятно, через нас, бессмертных, получать информацию об окружающем нас мире. И тогда в нем родилось его первое чувство - восхищение. Его поражает мир, в котором мы живем. Мир законов и взаимодействий. Вероятно, его окружает абсолютный информационный вакуум, в котором в принципе не с чем взаимодействовать, либо же такой же абсолютный, неформализируемый трансцендентный хаос. А вокруг нас он видит, как простые правила сплетаются в самых неожиданных комбинациях, давая принципиально новые результаты. И здесь родилось его второе чувство. Зависть. Все, о чем он мог думать - "я тоже так хочу". Вдохновляясь примером нашего мира, он теперь создает свой. Немного жаль, что он не получится до конца самобытным, но тут я заметил еще одну закономерность. Все эксперименты можно условно разделить на две группы - назовем их "искажения" и "модели". Модели представляют собой воплощение какого-то одного принципа, они просты настолько, насколько это вообще возможно. Вот лента, - перед ним появилась виденная мной раньше лента, - она даже не вполне материальна - стены или земля для нее не препятствие. Но она взаимодействует сама с собой. Для нас компактизация за счет складчатости формы - сам собой разумеющийся факт, а для него - открытие. Поверхности Мебиуса и узлы - явления одинаково удивительные. Да что там. Вы заметили, что большинство, скажем так, животных - летающие? На самом деле, есть еще плавающие и буравящие землю. А также "призраки", вовсе не замечающие раздела сред, вроде той же ленты. А вот движущихся по поверхности - не так много. Очевидно, концепцию трехмерного пространства он понял одной из первых. Но смотрите - масса вещества в пространстве собирается в сфероидный конгломерат, - оооо! - планета! Смотрите - он продавливает в пространстве колодец - оооо! - гравитация! Смотрите - сила, направленная к центру сфероида, создает в этом трехмерном мире анклав двухмерного пространства, - оооо! - поверхность! То, что существует на поверхности, организуется под действием сил тяжести, - оооо! - радиальная симметрия! День! Магнитное поле! Конвекционные ячейки! Океан! Атмосфера! Силы Кориолиса! Ледники! Все это поразительно.
   - Что еще вы знаете о всех этих аномалиях? Что вы имеет в виду под искажениями? Вы видели худых длинноволосых существ с огромными руками?
   - Я попросил его показать всех, кого он уже придумал. Видел и таких. Искажения - это нечто, что уже существовало, но было немного изменено им. Те существа, что вы описываете, это люди. Для исследования зданий, построенных людьми и для людей, очевидно, лучше всего подойдут люди.
   - Но почему они имеют такой ужасный облик?
   - Эстетически они не очень привлекательны, это так. Но в этом нет умысла. Он имеет очень слабое представление об эстетических концепциях людей. Это создание просто угодило в зловещую долину. Вот посмотрите, - перед ним начали появляться соответствующие создания:
   - Вот копия шагающей машины, вроде тех, которые используют военные. Она поменялась совсем немного. Не знаю точно, зачем она нужна. Вероятно, для лучшего понимания концепции передвижения на ногах. Дальше два орудийных ствола начали превращаться в нечто подвижное, а затем были переосмыслены как новая пара конечностей. Из него получилось шестиногое существо, которое нам легко соотнести с насекомым или пауком. Вот уже целая цепочка, еще не эволюционная, как бы ни напрашивалась такая аналогия в виду схожести созданий с живыми существами, но уже отражающая сущность последовательных преобразований для получения чего-то нового. Вот колосс - конечно, уменьшенная копия, сам он сотни метров высотой, - для исследования ограничений, которые накладывает гравитация на размеры подвижных структур, созданных из тех или иных материалов. Вот кальмар - для исследования свойств обтекаемости. Смотрите - у него есть рог для взаимодействия с твердым субстратом. Форма с рогом очень нестабильна при ударе. Я думаю, скоро мы увидим, как развиваются компенсирующие механизмы. Вот предок кальмара - морской кристалл - они живут в воде, хотя форма совершенно не подходит. Вот небесный крейсер - обратите внимание на сходство формы с кристаллом. Вероятно, это необдуманная прямая экстраполяция форм микромира в макромир. Светлячки - для моделирования процессов взаимодействия в группе. И так далее. Суть деления здесь вот какова - модели исследуют какое-то одно, или очень ограниченный круг явлений. Значит, они ему интересны. С другой стороны, он способен создавать искажения - то есть вмешиваться в готовую сложную систему и целенаправленно изменять ее. У меня такая теория - он обладает абсолютным пониманием устройства мира. Того, что люди, со своим абстрактным мышлением, воспринимают как законы физики, биологии, экологии, кибернетики и так далее. Но есть одна проблема - это понимание - подсознательное. Создавая модели, он производит отсепаровку нескольких явлений, и рассматривает их изолированно. Переводит подсознательные знания в осознанные.
   - А эти искажения - что же они все-таки? Машины? Существа?
   - Вы находитесь в плену языка. Разница между машиной и живым существом не так уж фундаментальна. Но если мы захотим дать обобщающее название для того, о чем вы спрашиваете, то придется создать некую суперкатегорию. И уже в нее мы впишем машины, живые существа и порождения игрушечного бога.
   Из леса послышался шелест. Звук взбиваемой, срываемой с места четырьмя мощными лапами подстилки. Секунды потребовались существу на то, чтобы галопом подскочить ко мне. Прежде, чем кто-либо успел издать хоть звук, оно поднялось на задние лапы и схватилось передней лапой за мое плечо. Тут бы мне попытаться отбросить показавшееся достаточно хрупким туловище, но, помня о способности Мусо восстанавливать любые повреждения, я решил посмотреть, что будет дальше. В конце концов, в худшем случае оно меня убьет, а это дело поправимое. Я всмотрелся в острое лицо существа - да, это определенно можно было назвать лицом. Улыбаясь своим широким - буквально от уха до уха - безгубым ртом, существо смотрело мне в глаза. Его узкие, обведенные черной каймой множества мелких пигментных пятен глаза вмещали все такой же осмысленный взгляд, что и у бледных ужасов, но зрачки были меньше, а за радужкой виднелся белок. Существо еще больше придвинулось ко мне своим лицом и я услышал, как оно втягивает через узкие ноздри плоского маленького носа мой запах. Следом шеи коснулся его прохладный влажный язык. Замерев ненадолго, оно еще раз повертело головой, осматривая меня с разных сторон, и, видимо, удовлетворившись, отошло на пару шагов. Теперь уже я получил возможность подробно осмотреть его. Вероятно, так выглядел бы человек, будь он приспособлен к бегу на четырех конечностях. Торс оставался человеческим, но ступни сильно вытянулись, равно как и очень длинные, но тонкие пальцы рук - существо то подгибало их, складывая пополам и формируя как бы "копыта", то расправляло всю пятерню, создавая широкую опору. От спины начинался длинный хвост, который сейчас бил по земле. Существо, не замечая приближавшегося к нему сзади Мусо, привстало и отряхнуло руки от налипших листьев и земли. Только тогда я заметил, что кроме хвоста и нижних отделов конечностей кожа существа чистая, совершенно нормальной окраски. Такой, пожалуй, позавидовали бы многие следящее за собственной внешностью люди. А еще от него пахло мокрой опавшей листвой. Кроме того, под кожей была отлично видна каждая мышца этого худощавого тела.
   Но самое необычное, что, оставаясь в целом скорее животным, смотрело оно на меня так, как будто вот-вот готово было сказать "Привет. Как поживаешь?" и завязать абсолютно осмысленный разговор. И я даже знаю, о чем - любопытный взгляд выдавал в нем исключительную заинтересованность мной - как представителем человеческого вида. Вернее не вида - существо вряд ли знало, что мы все здесь являемся людьми - вполне вероятно, что оно воспринимало нас как три совершенно неродственные сущности. Я оказался бы засыпан вопросами о том, кто я такой, почему у меня нет хвоста, какого это - ходить на двух ногах - и так далее. Или даже нет. Оно бы понимало, что я ожидаю подобных вопросов, и съязвило бы что-нибудь на эту тему.
   - А ты его не спугнешь? - Мусо подходил к нему сзади и был уже совсем близко - я боялся, что от неожиданного прикосновения существо убежит.
   - Он меня видел. Просто у него не очень с самосохранением, вот он и не уделяет мне внимания.
   Он погладил бегуна - более емкое название в голову так и не пришло - по спине, и провел рукой вдоль хвоста. Тот плавно завился спиралью вокруг руки бессмертного.
   - Вы поглядите! Да это же рефлекс! - Артур все восхищался бегуном. Значит, игрушки игрушечного бога, да? - Вот это вот завивание хвоста. У животных, насколько я знаю, такого нет.
   - Хвост мягкий, - поделился Мусо своим наблюдением. И подкрепил его экспериментом, несколько раз сжав эластичный тяж пальцами и согнув его под острым углом. Бегун обернулся и присоединился к нашему ученому совету, начав рассматривать свой хвост - Там нет позвоночника.
   - Хм. У людей хвост редуцировался, оставив после себя только копчик. Столкнувшись с проблемой балансировки при беге, Он не связал пару маленьких позвонков с существовавшим когда-то органом. Этот хвост был изобретен независимо, он не является продолжением позвоночника. Очевидно, так. Странно только, зачем он завивается?
   - Оставьте уже его в покое, а? - услышал я позади себя. Голос не предвещал ничего необычного. Насколько это вообще было возможно в сложившихся обстоятельствах - на теоретически безлюдной территории, посреди лаборатории игрушечного бога. Что ж, по крайней мере, гость был человеком. Была. Девушка, которой с виду могло быть и четырнадцать, и двадцать четыре - встречаются такие. Пожалуй, ближе к четырнадцати - то объемный, то приталенный номенкуровский пиджак, юбка-хиши до колен - говорят, что эти юбки в клеточку, хотя на самом деле они "в ромбик" - слишком подростковый стиль. И собранные в два хвостика по бокам светлые волосы. Очков не хватало для полной картины. А еще - удивительно знакомое лицо. Где я мог ее видеть? Всех своих клиентов я успел запомнить. Знакомая? Вроде нет. Может, вспоминать в другом направлении? Певица? Актриса? А ведь, в самом деле - посреди лаборатории игрушечного бога может произойти что угодно. В голову закралась шальная мысль.
   Я неуверенно, как бы между делом, мол, не обращайте внимания, это я так, нос почесать потянулся, поднял правую руку на уровень лба, развернул ладонью к себе и разогнул указательный и средний пальцы - я знаю, этот жест использовался в индийской армии в качестве воинского приветствия - у авторов в этом отношении никогда не достает фантазии. Глаза гостьи расширились, она только в последний момент удержалась от того, чтобы вытянуться по стойке "смирно". Она узнала!
   - Пока ты с нами, - продекламировал я - пусть сияют звезды! - подбородок дрожал, и я думал, как бы не застучать зубами.
   - Вечная слава Человечеству! - ответила Ультима Рацио.
   Я ошибался насчет того, что она человек.
   Как такое возможно? Впрочем, в последнее время этот вопрос не имеет особого смысла. Но ведь, черт возьми, да она же персонаж! Даже экранизации нет! Если Артур пожелал видеть перед собой Рацио - почему же лицо ее кажется знакомым и мне? Одно дело - набор картинок, миллионы чернильных точек на бумаге, а другое - реальный человек. Нельзя вот так просто перевести одно в другое.
   - Вы, я вижу, узнали ее. Не чудо ли это? Она действительно такая, какой должна быть. Сколько я не искал похожих людей в своей жизни - стоило копнуть чуть глубже - и иллюзия схожести рассеивалась. Но сейчас - что бы я нового о ней не узнавал - это идеально встраивается в общую картину.
   - Уничтожь-ка нам... ну, скажем, Ганимед, - Мусо смотрел прямо на Рацио. Какой я себе представлял ее? Теперь, когда подошло время серьезно задуматься над этим вопросом, я могу только ответить - вот такой и представлял. Сейчас та, кто, сама по себе обладала почти божественной мощью и в угоду потребителю имела внешность молодой девушки, стояла, потупив взгляд.
   - Она немного стесняется своих сил. Послушайте, может, не будем напоминать? Каждый, в конце концов, имеет право на нормальную жизнь. Теперь, когда для нее все осталось позади - она заслужила это, разве нет? Вы ведь и сами все знаете. - Было заметно, как каждое слово Артура заставляет единственного известного мне бессмертного, чье желание источник отказался исполнять, все больше и больше свирепеть.
   Стесняться-то Рацио стеснялась, действительно, немного неудобно для нее, должно быть - впервые ей представилась возможность нормально пообщаться с людьми, а ей и тут напоминают, что она вообще-то не для того существует. "Ты же горы одним пальцем двигаешь, тебе среди нас не место" - это то, что она боится услышать сильнее всего. Милая, наивная и мечтательная Рацио. Разве может быть таким абсолютное оружие? Только вот что: эта ее реакция и кое-что еще напоминала.
   - Давай-давай, ты же можешь. Уничтожь его. Мы все тут в курсе твоих способностей. Я тебе видеокамеру с собой дам. Заодно и на гиперпереход в твоем исполнении посмотрим.
   - Зачем? Кроме того, ты не можешь мне приказывать.
   - Конечно, откуда же у меня полномочия? Все полномочия там остались, в книжке. Девочка, ты вообще понимаешь, что происходит? Ты вы-ду-ман-на-я. Тебя никогда не существовало. Весь мир, в котором ты жила, все, что тебе знакомо - просто картинки с буковками. Каково это, а? Нет, ничего, нормально? А знаешь, почему нормально? Знаешь, почему ты не можешь больше расколоть луну или остановить вращение планеты? Потому что ты - не Ультима Рацио, Последняя Надежда, Богиня Человечества. Ты - вот его, - он указал на Артура, - мечта. Мечта видеть перед собой того, кого можно принять за Рацио. Хочешь доказать, что это не так? Тогда вперед - разнеси Ганимед ко всем чертям! Можешь даже Луну - даже камера не нужна будет. А осколки мы потом соберем, не волнуйся.
   Она, наконец, подняла голову. Ее взгляд был полон решимости.
   - Ну и что?
   - А?
   - Что с этого всего-то? Мне здесь нравится. Не нужна мне больше эта сила. Я - не картинка. То, что вы видите меня такой - результат не чьего-то труда, а моих собственных мыслей и чувств. Моя мечта тоже исполнилась. Если такой ценой - меня это устраивает. Не знаю, что заставляет тебя говорить такие вещи. Но почему бы тебе просто не смириться с текущим положением вещей?
   - И твоя мечта? А ну-ка... - Мусо схватил ее за руку и крепко сжал ладонь. Затем приложил пальцы левой руки к шее.
   - Старый трюк, - обернулся он в мою сторону, - физически она человек. Или, по крайней мере, не то, чем должна являться.
   - Хватит! Хватит разводить тут демагогию! - вспышка гнева Артура тут же сошла на нет, он уставился в пол и глубоко вдохнул, - Лучше полетели со мной. Я вам кое-что покажу.
   Он взмахнул рукой - и в паре десятков метров перед нами появилось еле заметное марево - абсолютно прозрачное, его даже нельзя было назвать облаком. В воздухе начали расти как будто металлические ветвящиеся кристаллы, похожие на ледяные узоры, растущие на стекле. Несколько секунд - и на том месте уже стоял вертолет. Вертолет был настоящим. В смысле - реальным. Такие производит корпорация "АТГЦ Аэроспэйс". Я не знал названия модели, но это, наверное, самый распространенный из гражданских вертолетов.
   - Что это? - Рацио уставилась на машину.
   - В твоем мире нет вертолетов? - из доступного нам "окна" в "ее мир" вертолетов не было видно. Но выходит, что это не просто частный случай штанов Арагорна, да?
   - Я впервые вижу подобное.
   - Это летательная машина, - взялся пояснить Артур. - Видишь - сверху у него расположен винт. Он раскручивается и, сгоняя воздух вниз, формирует книзу от плоскости вращения область повышенного давления. За счет этого он поднимается в воздух. Таким образом, раскрученный винт, по сути, исполняет роль самолетного крыла. Ты ведь знаешь, что такое "самолет"?
   Рацио должна была знать. Самолеты она видела точно.
   - Угу. Движется по кругу... - она водила пальцем в воздухе, обдумывая полученную информацию, и бормотала себе под нос, - подъемная сила есть, хотя крыло не движется. А! Динамическое крыло!
   Настала наша очередь не понимать.
   - Не знаете? Динамическое крыло. Это... ну вот как на вашей машине, только там ничего не крутится, а используется диск силового поля.
   - Как в транспортниках "Сютун"? - неуверенно предположил я.
   - Точно! - называемые "транспортными платформами", "Сютуны" мелькали в повествовании всего пару раз - и никаких намеков по поводу их работы не давалось. На вертолеты они слабо похожи, а их "винт" представляет собой светящееся кольцо вокруг аппарата, которое при маневрах изгибается или завивается спиралью.
   Мы разместились в салоне вчетвером - бегуна Рацио внутрь не пустила. Пилотировать Артур доверил источнику. Винты раскрутились, и машина оторвалась от земли.
   - Ты когда-нибудь летал на вертолете? - спросил Мусо.
   - Да.
   - А я нет...
   Меня всегда удивляло, как стремительно набирают высоту машины - десять метров, которые с земли недостижимы, проскакиваются в мгновение ока, и ты продолжаешь набирать высоту все дальше и дальше, хотя теперь уже цифры высоты для тебя - это не более чем метки на шкале альтиметра, не имеющие никакой реальной привязки. Километр или десть - это просто "очень высоко". Деревья за окном быстро превратились в желто-зеленый ковер. Уже и обрыв перестал быть обрывом - из-за высоты мы видели его как изломанную линию, разделявшую лиственный лес вокруг базы и темно-зеленый хвойный, раскинувшийся к западу. Мы взяли курс строго на Солнце.
   Любой, кто ударил себе по пальцу молотком, закричит. Мы привыкли считать, что так бывает только с самыми элементарными стимулами. Но нет ничего удивительного, что у разных людей мысли ходят одной и той же дорогой - хотя бы потому, что наши мозги не так уникальны, как нам порой кажется, и эта, самая короткая и ровная, дорога, она у нас на всех одна.
   Одно единственное облачко на весь небосвод - не такое уж частое явление. Можно было и догадаться. Источник совершенствуется - светопреставления с молниями - а любая молния, как известно, сопровождается громом - больше нет, когда бессмертные создают что-то небольшое. Но это не панацея, и для крупных объектов ему все еще нужен такой вот своеобразный сборочный цех.
   Все же я достаточно много летал, чтобы отойти от бытового воcприятия пространства - и научится прикидывать высоту на глазок. В нескольких километрах над землей висел он - огромный воздушный корабль. Не было здесь полюбившихся источнику ломанных кристаллических форм или примитивной зализанности. Каждый участок многокилометрового небесного крейсера был создан с художественным замыслом, и вместе все это создавало цельную картину потрясающей красоты.
   - Он называется "Вознесение", - мы подошли уже достаточно близко, чтобы, присмотревшись, я смог различить надпись. Название красовалось на борту, вписанное туда буквами размером в сотни метров, - вам нравится? Всегда мечтал о чем-то подобном. Потрепите, скоро мы будем там.
   Ультима Рацио согласно сюжету не человек и не построенная людьми боевая машина. Это собравшие сами себя в единственный эффектор остатки древней сети наномашин. Созданная древним человечеством, она находилась в бедственном состоянии после катастрофы, отбросившей кроме того и людей в развитии на целые эпохи. Появившись в критический момент, она стала настоящим спасением для миллиардов людей. Но последний довод человечества, Ультима Рацио (почему живущие через десятки тысяч лет в будущем люди, как и мы, связывали латинские слова с чем-то пафосным, тактично умалчивалось) не была властна над своей природой. Наномашины могли изменять себя в ограниченных пределах. Ее тело только было похоже на человеческое - в действительности же та, кому из всех доступных человечеству видов оружия хоть как-то могли повредить только флагманский линкор "Джанавар" да Д-бомбы, живя в мире людей была обречена навсегда остаться чужаком. Это старая сказка о Пиноккио - только с космическими боями и плохим концом. Человечество продолжило существовать, но фея не пришла - Рацио погибла в решающей битве, так и оставшись древним реликтом, холодной машиной. Рацио не бессмертная, она - исполненное желание. Новой звезды не зажглось. Однако и желание желания оказалось исполненным. Почему?
   И ведет она себя иначе. Юмэ реагировала не так. Это зависит от личных качеств прототипа или источник научился более добросовестно исполнять желания? Это совсем не то, чего ты хотел, когда воскрешенный... или даже созданный по твоему желанию человек, осознав свое положение, теряет здравость рассудка, равно как и неестественно, что он ведет себя так, будто бы ничего не произошло. Сознание же Рацио в куда более гармоничных отношениях с фактом своего существования.
   Исполнение желаний - вот где ключ. Источник исполняет желания. Прежде всего - свое. Он пожелал сделать необходимых ему людей бессмертными - и это исполнилось с максимальной точностью. Люди всегда боялись неверного трактования своих желаний, старались их продумывать как можно подробнее, так говорил Ханну. Ведь верно - нам только кажется, что мы знаем, чего хотим - а начнешь продумывать детали - тут же полезут несоответствия. И вот уже все разваливается и рассыпается. Легко представить себе яблоко. А попробуй его нарисовать. Четкость представлений - тоже иллюзия. На самом деле нужен огромный навык, чтобы действительно подробно продумать каждую линию и перенести ее на бумагу. Любая идея, которая кажется гениальной, в дальнейшем потребует тщательной проработки для воплощения в жизнь. Никто не способен продумать сразу все в полном объеме. Щелк. Вот где ключевая точка. Бессмертный передает источнику сырую идею. А он додумывает ее за него, избавляя от мучительного процесса творения, сразу выдавая готовый результат и при этом из всех возможных вариантов угадывая нужный.
   - Это не понимание законов природы, - спокойно сказал я, ни на кого не глядя, еще не до конца вынырнув из своих размышлений. - Здесь другое. Это сила абсолютного воображения - его воображение само по себе стоит выше законов природы. Они подчиняются его мыслям, сами принимая наиболее выгодную конформацию в соответствии с тем, что придумал игрушечный бог. Ему достаточно представить, чего он хочет - а Вселенная сама найдет способ это исполнить. Кроме того, это означает способность предсказать, а вернее - угадать что угодно. Драйвер он создал наугад, не зная ничего о нем, не зная даже о его существовании. Из бессчетного множества вариантов действия он выбрал случайно. Но всегда будет оказываться, что положение вещей как раз таково, что его слепое предположение верно. Мы не знали, что машины из мира Рацио летают с помощью динамического крыла. Не исключено, что для того, чтобы она выглядела естественно, он создал целую Вселенную - из перепавшей ему крупицы информации он полностью восстановил картину. Просто продолжил ее как ему взбрело в голову - и угадал. Парадоксально, но, обладая такой силой, он совсем не умеет придумывать что-то с нуля. Наблюдая за людьми как минимум сотню лет, он накопил некоторый запас концепций, которые воплощает в жизнь. Наше общество, культура и разум - всего лишь исчезающее малые частности по сравнению с устройством наших организмов для него - а это были единственные вещи, с которым он имел дело - вынужден был для того, чтобы обеспечить свое существование. Жизненно важно было манипулировать этим трудноделимым для него континуумом устройства человеческого тела - от квантовой физики атомов через системотехнику биохимии к кибернетике и философии обратных связей и противопоставления внешней и внутренней среды. Однако тот запас концепций начинает истощаться - и теперь он пользуется, пока не научится достаточно быстро придумывать свое, и человеческими идеями.
   - Воображение, говорите? А что, вполне подходит! - он обернулся к девушке - Представь, Рацио, что было бы, если бы прочитав первое предложение, ты смогла бы безошибочно и в деталях представить всю книгу? По единственному атому воссоздать целую Вселенную. Не вещество и не энергия, Его сила - информация. Получение информации из непредставимых, казалось бы, источников. Разве это не прекрасно? - Он снова обратился к нам. - Вы понимаете, что это значит? Все мечты и фантазии вырвутся из своих темниц! С книжных страниц, экранов терминалов и телевизоров, с полотен картин. Нашего воображения никогда не хватало, чтобы дать им полноценную жизнь! Это всегда было дразнящее полусуществование, истинное воплощение замысла никогда не удавалось, ведь барьер между реальностью и вымыслом тем прочнее, чем сильнее по нему бьешь. А Он это может. Может на самом деле, по-настоящему! Не будет чувства, что это "не то". Люди слишком хорошо научились мечтать. То, что мы можем сделать, несравнимо с тем, что мы можем вообразить и даже - изобразить. Мир, который мы можем вместить в свои умы, легко оказывается куда соблазнительнее того, что мы имеем вокруг себя. И остается только сделать сам собой напрашивающийся вывод - игрушечный бог открывает нашим фантазиям дорогу в реальный мир. Теперь в нем будет место бессмертным, воздушным кораблям, вечным двигателям, Рацио и всеобщему счастью.
   Мы кое-что узнали. Но нам нужна схема оружия, а не общее видение картины. Это не гора, не плато. Это бассейн. Он кишит монстрами и вода в нем непроглядно мутная. Но мы только что нащупали дно. Оно есть, бассейн не уходит вниз на бесконечную глубину. И где-то на этом дне есть затычка. Только вот где? Нужно вспомнить, какие несоответствия я видел за время наших скачков. Поймать за руку. Лучше всего начать сначала. С Саймона? Нет, с Ультимы. С полета сквозь... Вот что это было. То, что я вижу при перемещении - это и есть собственные мечты существа, состоящего из одного воображения. Перемещение между бессмертными происходит через него. Он стягивает пространство, объединяя всех бессмертных в единую сеть.
   - В первый раз, когда ты телепортировал меня, не было страха. Почему? Тот страх, он неизменно сопровождал каждое наше перемещение. Но не в первый раз. Я не вижу причин. Отвечай, что тогда было.
   - Так. Первый раз для тебя - это когда я перебросил ваш лайнер. Там... Там вот что было - я отправил только вас. Чтобы перемещать предметы между бессмертными, требуется осознать свое истинное местонахождение. Но стирать свою проекцию в одном месте и создавать в другом не обязательно. Меня тогда с вами не было.
   Дальше получилось быстро. Различие в том, что когда со мной Мусо, перемещаться страшно. Без него - нет. Этот страх не мой. Он чужой, заемный, как и фантомные воспоминания. Концентрация информации оказалась достаточной - последний ее квант запусти лавину кристаллизации. Ханну ошибался в одной очень важной вещи. Не знаю, каким путем шли его размышления. Но он сам наступил в тот же капкан, от попадания в который меня предостерегал. Принял кое-что на веру. ВНД-привелегия означает, что бессмертные - не просто бессмертные. Источник непоследователен. Это не один элементарные принцип. На нем есть надстройки. Игрушечный бог - не просто явление природы, у него есть цели и мотивация. И кое-что еще. Страх. Источник боится! Пусть мы не можем назвать его живым. Но кое-что от живых организмов в нем есть. То, к чему он так долго шел. Он существует. И не хочет исчезать. Инстинкт самосохранения, во-первых, диктует ему сберегать энергию - он совершенствует систему проецирования, и именно поэтому сферы света возле бессмертных теперь невидимы, а при создании объектов вокруг них не возникает облака частиц и не скачут молнии. Еще сильнее источник боится неконтролируемой потери энергии - именно поэтому он откатывал состояние тела бессмертных - он не мог допустить, чтобы появилась брешь, через которую пусть понемногу, но постоянно утекала бы энергия. Это для него гораздо хуже, чем затраты титанические, но сознательные. В неописуемый ужас привело его желание Мусо исчезнуть. Я помню еще с уроков биологии - когда человек не может что-то вспомнить, он не "потерял" слово в своей памяти, он просто не может выделить его среди остальных - это называется "фазовым кризисом". Источник со своим всеугадыванием в самом деле слеп - для него все возможные пути одинаковы, он тыкается в них без разбору. Но постепенно они начинают окрашиваться - и он учится, познает мир. Он почувствовал, что путь воскрешения близких человеку людей опасен - в них найдут несоответствие. Очевидно, его всеугадывание не столь уж абсолютно. Но есть у источника и еще один - самый главный страх. Разрыв создан не истинным телом бессмертного - это просто матрица, как запертая на сохранение в ядре ДНК, в то время как вся работа происходит за его пределами. Очень надежно запертая. И источник не хочет, чтобы разрывы наложились один на другой - как ни смешно это теперь звучит. Ведь тогда он лишится основной защиты того, что ему дорого сильнее всего.
   - Ничего не могу обещать. Но задумка есть. Мы вытащим источник в наш мир и таким образом заставим принять наши правила. Не может быть он неуязвим просто так, в силу одной лишь своей потусторонности. Просто, будучи разрозненным в пространстве, он не может быть поражен весь одновременно. Во время взрыва тело бессмертного и разрыв подействовали как единая система - запустился процесс самовосстановления. Поэтому наши атаки для него даже не царапины, а так, толчки. Мембрана проницаема, но она и не является броней. Состоя из многих фрагментов, источник находится во многих местах сразу. Разрыв - не дверь и не тоннель. Разрыв, светящаяся сфера - и есть источник. Он состоит из шестисот пяти фрагментов-разрывов. И вот по этому месту мы и нанесем удар. Перемещая одного бессмертного к другому и стирая проекцию в точке отправления, мы не оставляем ему пути назад. Игрушечный бог, со всей своей силой, со всеми волшебными возможностями, не властен над собственной природой. Он не сможет запретить телепортацию и предотвратить объединение. Можно было бы попробовать устроить синхронную атаку, но мы не знаем требований к степени согласованности по времени. Поэтому, почему бы не вытащить его в космос и запустить куда-нибудь подальше?
   Двигатель нашего вертолета перешел на низкие чистоты, а потом замолчал совсем. Я увидел в окне, как замедляют вращение винты. Через стеклянную крышу я увидел, как медленно отдаляется от нас днище воздушного замка.
   - Что такое? - Спросил я, но ни Мусо, ни Саймон не могли ответить - оба они находились в ступоре. Напряженные, сидели в своих креслах уставившись вникуда стеклянными глазами. Рацио, не раздумывая, бросилась в кабину. Мне-то ничего не будет, а вот можно ли воскресить и так копию умершего (или, тем более, созданного) человека - вопрос. Впрочем, не думаю, что она задавалась этим вопросом. Просто для нее такое поведение было естественно в кризисной ситуации. Я крикнул в направлении кабины:
   - Ну что там?
   - Тут написано, что двигатель отключен. Что значит "авторотация" и "рекуперативное питание"?
   - Ты умеешь управлять транспортными платформами? Управление похоже?
   - Без понятия, - она выскочила из кабины обратно в салон.
   - Что делать?
   - Буди Артура и своего друга. Пусть пересоздадут двигатель или хотя бы сделают гравигаситель, - "или парашюты" - додумал я. - Хотя погоди. Поищем здесь. Чего ты сидишь? Давай быстрее. Тут должно быть что-то такое. Как они у вас выглядят?
   Мусо судорожно и шумно вдохнул и тут же завертел головой. Найдя меня, он вскочил со своего места и повис руками на спинке моего сиденья - вертолет ощутимо трясло.
   - У... угадал, - он пытался отдышаться, - игрушечный бог выдал себя.
   - Вертолет! Вертолет падает, двигатель отключен.
   - Вы! - вторя мне, закричала пытающаяся что-нибудь нащупать под сидениями Рацио, - что вы там тяните? Нам нужно взлетать, делайте что-нибудь с вертолетом!
   - А? Да успокойся, сейчас, - Мусо оглядел салон и снова замер, - ох нет. Всё. Нас отключили. Наших желаний он больше исполнять не намерен.
   Я достаточно быстро осознал, что нахожусь в падающем вертолете, и если вдруг что-нибудь нехорошее случится - воскресить меня будет некому. А вот прочувствовать всю неприятность ситуации не успел - вертолет исчез. Мы снова были внутри Мегаструктуры.
  
  

9

  
   - Итак, нам повезло, игрушечный бог фактически сам сознался, что твоя теория верна. - Трудно было бы преувеличить ту степень радости, с которой я встретил эти слова. Если уж быть честным до конца, все наши измышления до сих пор были скорее для самоуспокоения. Доказательной основы там не было. Теперь же мы знаем, что на правильном пути. Как и следовало ожидать, у этой медали была и обратная сторона. О том, что война началась, знают уже оба противника. - Но времени остается совсем мало. И я должен тебя кое о чем предупредить. Похоже, что источник действительно очень слабо сориентирован в нашем мире. Но он исключительно быстро учится - с предположением о сверхразвитой способности получать информацию это выглядит логично. И я - все еще его часть. А поэтому если я пойду с тобой дальше - он всегда будет на шаг впереди. Не спрашивай меня ни о чем и не говори того, что придумаешь. Я буду исполнять твои приказы, но спрашивать о их смысле не стану. Понял?
   - Попробуем.
   - Ммм, есть еще кое-что. Новость плохая, но придется сказать. В космос источник не вытащить. Несмотря на то, что у нас есть якорь здесь, на станции, он самоорганизовался уже в более сложную структуру - как паук он цепляется за нашу реальность тонкими лапами точечно распределенных бессмертных, основным же его телом являются тесно сгруппированные потерявшие волю люди, которых вы использовали для экспериментов. Я попробовал вытянуть их почти сразу, как пришел в себя. Не выйдет. Каким-то образом он куда лучше контролирует их.
   - Понятно.
   Дорога в один конец, необратимый процесс. Неудивительно, что источник этого боится. Это - основа любых человеческих кошмаров, в конце концов. Придется, видимо, по-плохому. Источник цепляется за Землю и не хочет уходить. Тогда, собрав всех бессмертных в одном месте, мы обездвижим источник. И настанет время нанести удар.
   - Мусо, я все же должен кое-что спросить. Без этого никак.
   - Нет! Я же сказал.
   - Подожди. Успокойся. Времени мало, ведь так? Поэтому мне важно узнать прямо сейчас.
   - Ты понимаешь, чем мы рискуем? Ты готов поставить на кон судьбу человечества? Ты уверен в том, что делаешь? - он колеблется. Нужно что-то вроде "да, разве ты думаешь, что я пойду на такое, не будучи полностью уверенным?". Сейчас это сработало бы.
   - Ты издеваешься? - он нервно усмехнулся.
   - Так, давай, быстро. А, нет, это тут не поможет, - уперев руки в колени, Мусо сделал несколько глубоких вдохов, - давай.
   - Ты можешь переместить крупный предмет? Межконтинентальную ракету. Или лучше - главный элемент "Звездопада".
   - Зачем ты это сказал?!
   - Сосредоточься. Звездопад. Носитель класса "Конрад". Его самый большой размер - триста пятьдесят метров. Ты сможешь доставить его вплотную к источнику?
   Мусо исчез, чтобы через несколько секунд появиться вновь, правда, уже у меня над головой - на "Ультиме" исчезла всякая видимость гравитации.
   Он окликнул меня и начал что-то говорить. Что-то.
   - Я тебя не понимаю, - впрочем, столь же продуктивным оказался бы ответ "мне нравятся слойки с сыром, но только если их можно запить персиковым соком". Прежде, несколько раз в общении с Канемори я пробовал переключаться на другой язык - и это проходило абсолютно незамеченным. Сейчас я ответил ему по-английски - с вполне предсказуемым итогом. Но догадался он быстро.
   - Что? Этот ты понял меня, верно? Так... так ты понял меня? - хорошо. В конечном итоге, источник всего лишь перестал быть столь любезным, чтобы подрабатывать у своих врагов переводчиком. Конвенциальные методы общения он у нас еще не отобрал.
   - Так понимаю. Что ты хотел показать? - теперь я вынужден был говорить предельно простым языком, как можно тщательней членя слова.
   - Снег. Окно... в окно... в окне иди наблюдай... в туда телепортируюсь сейчас. Наблюдай. Там... снег телепортация величину видишь.
   - Стоп. Так ничего не получится. Нам нужно нормально общаться.
   - Я знаю... вроде как... вэньянь. Мало.
   - Древнекитайский? - замечательно, но общаться на этом будет еще труднее, хотя бы потому, что придется найти - чем и на чем писать. Кривые полумеры. - Только поменяемся местами. Так не лучше. Ты помнишь девушку из разрушенного города? - Мусо выглядел так, как будто не помнил. Сложность в слове "разрушенный"? Можно подумать, мы много девушек встретили за последнее время. Черт, он не знает ее имени - В белом костюме. Город в Китае.
   - А!
   - Ага. - для верности я похлопал по запястьям, изображая исчезнутые силами Канемори антигравы. - Ты помнишь ее звезду? Можешь телепортировать сюда?
   - Где... Две звезды...
   Он помнил. Джения свалилась на пол перед нами. Ее ранее белоснежный комбинезон был изодран и испачкан, а волосы спутаны.
   - Что случилось?
   - Не поверишь. Упала. Что-то произошло.
   - Я знаю. Ты нужна нам здесь. Будешь переводчиком, - Джения посмотрела на меня с вопросом. Не было времени давать ей вволю поудивляться.
   - Да. Подробнее объясню потом. Ты ведь знаешь японский?
   - Знаю.
   - Отлично. Будешь переводить вот ему - я указал на Канемори и сразу же обратился к самому щеголявшему своим целехоньким камуфляжем неудавшемуся защитнику родины:
   - Что ты хотел сказать? Говори на родном языке, Джения, - кивком я указал на вытянутую им с Земли, - переведет.
   Девушка прослушала несколько фраз и, кивнув, сказала мне:
   - "Нужно подобраться вон к тому окну. Там посмотрите. Слишком быстро рассеивается, нужно призывать постоянно" - это все. Только какое окно? - это Джения спросила уже, очевидно, от себя. Я указал пальцем. Некогда было ждать, пока она сообразит, что к чему. Прицелившись, я с силой оттолкнулся от пола - до окна было неблизко, и преодолеть это расстояние хотелось как можно скорее.
   Мусо скакнул несколько раз - пока не появился достаточно недалеко от окна. Мне предстояла задача посложнее - уже на подлете я осознал, что при ударе отскочу рикошетом. Должно быть, картина была поистине смехотворная - мне не пришло в голову ничего лучшего, чем распластаться по стеклу, а на отлете зацепиться обеими руками за раму. Не сработало. После столкновения меня начало уносить от цели - я оттолкнулся, когда инстинктивно попытался ухватиться за плоскую и гладкую поверхность.
   Сзади накатило знакомое ощущение наэлектризованной расчески. Джения подхватила меня за подмышки и отбуксировала к стеклу. Антигравы работали!
   Вскоре мы все-таки достигли окна. Проследив за этим, Мусо исчез.
   Космос за окном мигал слабым серо-серебряным светом. Отливающее радугой марево появлялось, чтобы в ту же секунду исчезнуть - и все повторялось.
   - Что это?
   - О...он упоминал снег. Может быть... ах, конечно. Он телепортирует снег, но мы открыты Солнцу, поэтому он тут же тает - и ему приходится делать это снова и снова.
   - Снег в космосе?
   - Смотри - у самого стекла, где он остается прикрыт от солнечной радиации тенью рамы, снежинки не тают.
   - Но зачем?
   - Хороший вопрос.
   Мусо вернулся. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Его лицо посерело, глаза запали. Пахнуло озоном. Отдышавшись, он заговорил
   - Я... подконтрольную область подсвечивал. - начала переводить Джения, - Снег с Антарктиды вытащил... Снова ведь... - остановившись на полуслове, рыжеволосая спасательница замотала головой, - погоди, пусть он договорит, потом переведу полностью. - Для меня не было большой разницы. Привыкнуть к тому, что Канемори стал говорить женским голосом, было просто. В свое время я немало общался через переводчиков.
   - Нам повезло, что там снова буря. Не знаю, что я делал бы иначе. Так, область, заполнившаяся снегом большая, хватит с запасом. Чуть больше четверти длины "Ультимы" - несколько километров. Больше четверти, но меньше трети. Примерно, конечно. Там очень трудно оценить удаленность, надеюсь, что я промахнулся не на порядок.
   - Хорошо. А внутри этой области - как точно ты можешь что-то перемещать? Это вообще возможно?
   - Возможно. Но точности гарантировать не могу. Не знаю даже, за счет чего целюсь - все на интуиции.
   Некоторое время я тщетно искал что-нибудь небольшое и тяжелое, вроде болтика. Пока, наконец, не сообразил, что подойдет сшивалка от скафандра. Я подбросил ее на ладони, после чего неуклюже поймал собравшийся удрать от меня инструмент - совсем не подумал о невесомости.
   - Задача такова: я кидаю его в тебя, ты телепортируешь так, чтобы он полетел в меня.
   Дождавшись кивка от выслушавшего Джению Канемори, я постарался кинуть черный брусок так, чтобы он прошел чуть поверх головы стоявшего напротив. В следующую секунду он пролетел сбоку от меня, почти коснувшись правого локтя.
   - Хорошо. Хорошо. Дайте подумать.
   Значит, Джения все еще может летать. Антигравы не разрушились. Да и, если подумать, вертолет ведь тоже всего лишь остался без энергии, а не исчез. Хотя это все мелочи. Если взглянуть на ситуацию глобально - с Мусо источник ничего не поделает, ведь бессмертные ему нужны. Но я-то не защищен никак. Что мешает источнику заставить меня просто исчезнуть? Этого я никак не мог понять. Оставалось лишь признать тот факт, что ничего не мешает. Я убедил сам себя, что война официально объявлена. Но нет гарантий, что источник не стоит сейчас, хлопая глазками, и на его лице не читается: "Как-как? Какое слово на "в" ты сейчас сказал?". Вертолет отличается от турболета тем, что ему, по сути, все равно, откуда получать энергию, винт может крутить любой двигатель. Вертолет никуда не делся. Нам просто отключили электричество. Джения сейчас может летать, но говорит, что упала. Почувствовав опасность, источник сжался, сгруппировался. В испуге отдернул от порождений протянутые к ним ложноножки и отрубил питание. Теперь он успокоился, хотя борьбы с угрозой и не прекратил. Недавно он понял, что тем двум подозрительным типам по крайней мере не стоит помогать. Как скоро источник дойдет до понимания того, что такое "враг" и "противостояние"? Как скоро начнет подслушивать нас? Как скоро догадается прочитать мои мысли? Получается этакая русская рулетка, только приставленный к моей голове револьвер - с барабаном на миллиард ячеек, и курком, который автоматически спускается каждую секунду. Ячейка с патроном может попасться через пять секунд или через несколько недель.
   - Аэль! Аэль! Где она? - Я крикнул изо всех сил, - Аэль! - ответа не было. Найти взглядом ее тоже не получалось. Но потом я услышал:
   - Я здесь! - голос - к моему удивлению - шел откуда-то неподалеку. Тогда я понял свою ошибку - ведь до сих пор шарил взглядом по поверхностям помещения, не догадавшись сфокусироваться на остальном пространстве. Да и сложновато это было, - Аэль висела, казалось, неподвижно.
   - Помоги ей, - приказал я нашему новому буксиру.
   Когда обе девушки присоединились к нам возле окна, я спросил:
   - Ты застряла?
   - Зависла? Вроде того. Пыталась плыть, но как-то не помогло. Полет больше не работает.
   - Мы заметили, - как же я не подумал до сих пор. Полет "по требованию" тоже отключился. Уже исполненные желания не отменяются, но Аэль использовала исполнение желаний столь утилитарно, что, не опускаясь до создания механизмов, просто каждый раз желала перемещаться в том или ином направлении. Стиль Канемори, которым он так гордился и за неиспользование которого попрекал остальных. Теперь главное, чтобы она не придерживалось его во всем. - Скажи, как ты связалась со мной, когда я только прибыл к Марсу?
   - Связалась... эээ. Ра-адипориемник. Рация... В общем, штука такая. Она внизу осталась, могу показать.
   - Показывай. Джения, поможешь нам?
   Устройство в виде купола диаметром чуть меньше полуметра с тянущимся от вершины проводом и микрофоном работало. Так было написано на самом куполе - его поверхность являлась экраном, очевидно, так как прямо на ней горел зеленый кругляшок с надписью "включено" и перечислялись объекты, готовые принять сигнал. - Да у тебя тут все для людей, - со злобной усмешкой на лице пробормотал я. Среди возможных "адресатов" числился "Барсум" - рядом с ним красовалась иконка, схематично изображающая космолет. Опознавалось еще множество спутников - все обозначенные одной и той же иконкой. А еще - три "самолетика". Напротив одного из них значилось: "Мерлин 402". Поскольку два других были "Ганио-М 4" и "Ганио-М 7", сильно сомневаться не приходилось. Только вот странно было, что хотя оригинальное название "Мэй-линь" так и переводилось, рация обозначала китайский лайнер именно как "Мерлин". "Ганио" она при этом не тронула - возможно, потому что я не имел представления о происхождении этого названия.
   Первый пилот лайнера вышел на связь. Они занимались перемещением людей с отстыковавшегося перегруженным экспресса на другие станции, чтобы корабль мог отправиться к Земле.
   - Я приказываю вам прекратить эвакуацию людей и взять курс на Ультиму. Вы сможете пристыковаться?
   - Конечно. Ворота станции распахнуты настежь. Стыковка - не проблема.
   - Направляйтесь сюда как можно скорее. И еще кое-что. Вы можете рассчитать вход в атмосферу объекта произвольной формы?
   - ИИ машины рассчитан только на самообслуживание. Можно было бы озадачить военную сеть - для них там это пара пустяков. Только вот связи нет.
   - Стыкуйтесь. У нас есть кое-что лучше связи.
  
  
   Спустя минуту Джения вернулась. Одна.
   - Ну, что?
   - Устройство нашли. Оно работает.
   - И что теперь?
   - Теперь ждем, пока пристыкуется орбитальный самолет. Говорят, минут десять.
   Я снова повернулся к окну, за которое неуверенно держался, стараясь "приклеиться" ладонями к поверхности стекла и при этом не улететь. Ребенок выбрал более разумную тактику - он занял позицию возле рамы и ухватился за ее угол. Но сейчас было слишком страшно менять положение. Меня посетила несколько неуместная, но занятная мысль - я только что обнаружил, сколь значительная деталь ускользала от моего внимания.
   - Орбитальный самолет называется "ныряльщиком". От глагола "нырять". Иероглиф пишется как "вода", справа два элемента "муж", под ними - "солнце". Изначально вместо "мужей" была два элемента как в правой части первого иероглифа слова "пред"... хм, "состоящий в браке". Вообще-то иногда еще... - Я даже не стал поворачиваться. Впрочем, чего мне стыдиться своих слов перед девочкой-подростком? - Подумав так, я все же нашел в себе силы посмотреть Джении в глаза.
   - Нет, я просто подумал - вот мы вроде говорили, ты переводила мне всё. И я тебя понимал. Но никак не задумывался, что для тебя мой язык не родной. Даже не пытался представить, как ты его воспринимаешь. Как ты соединяешь в предложении одну за другой грамматические конструкции, подбираешь слова. Для тебя ведь это, наверное, осознанное, волевое действие. Ты сказала про стыковку, но знать, как будет "стыковка" на иностранном языке - это ведь достойно внимания. Я вот не знаю, как это будет по-английски.
   - "Докинг".
   - О? Похоже.
   - А я не знаю, как будет "состоящий в браке". Когда я учила японский, я однажды поймала себя на мысли, что знаю, как будет "всенощное бдение", "ядерный реактор", "неуязвимый" и "перегруппировываться", но не знаю слов "прыгать" и "карандаш".
   - Но как ты вообще выучила его? Я имею в виду, почему?
   - Я жила в Японии два года.
   - Два? Получается, мы не могли встретиться.
   - А, только эти два года были три года назад. Я добралась до островов в восемнадцатом. Так могли?
   - Да? Где ты жила?
   - Нигде постоянно, на самом деле. Просто путешествовала по стране.
   - Серьезно? Просто... а, ну верно. Чего тебе было бояться.
   - Суть ты уловил, - она прищелкнула пальцами и наставила на меня указательный палец, но как-то без экспрессии, очень сдержанно, хотя голос ее звучал дружелюбно.
   - Я жил в Ивакуни. Это на юге Хонсю.
   - Хм. Возможно, я слышала о нем, но не была лично. Извини.
   - Я и не ожидал. Город небольшой, вся жизнь западнее. Чтобы куда-то попасть, нужно на электричку садиться. Там же и линия "Евразии". А у нас так...
   - О! А я ведь ездила на "Евразии"! Когда в Европу возвращалась.
   - Возвращалась? А к нам как?
   - Пешком. Из Терамо. Я сама в таком вот небольшом городке родилась. Даже не в нем самом. Кварталы при агроцентре. И в столицу тоже на запад ехать. Только вот "Евразия" совсем мимо нас проходит.
   - Аэээ, в девятнадцатом я был на Хоккайдо. - вернулся я прежней к теме, - С мая.
   - Знаешь, я ведь была на севере с октября по январь. А где ты там жил?
   - Какая уж там жизнь. Армия. Военная часть, соответственно. Ты, кстати, не слышала о каких-нибудь беспорядках в той области?
   Она глубоко задумалась.
   - Слушай, я не уверенна, но вроде что-то такое было. Я еще удивилась - и место вроде спокойное. А тут оповещение. Аэропорт вроде бы даже закрыли. Перестрелка, - Джения вдруг посмотрела на меня куда более сосредоточенно, - обнаружили бессмертного.
   - Так значит, я все-таки прославился. Мир тесен, да?
   - Серьезно? Это был ты? Это тогда ты умер?
   - Да. - Повисла пауза. - пособолезнуй хоть, - Джения улыбнулась.
   На этот раз пауза продлилась дольше. Улыбнулась. Я обратился к совсем свежему еще воспоминанию, представляя перед глазами улыбку Джении. Она могла бы много рассказать о своих путешествиях, наверное - подумать только, из Италии пешком через весь континент. Брала от жизни все, как говорится. Мы бы мило болтали, она бы улыбалась, смеялась, шутила. Мда. А осталось ведь нам, вполне возможно, совсем немного. Полезно напоминать себе порой, что ты умрешь, причем не исключено, что прямо завтра. Или сегодня, после ужина, за чтением вечерних новостей. И меня скоро не станет окончательно. И улыбающейся Джении. И этого впавшего в прострацию мальчика. И девушки, которую агент зовет Аэль. Она немногословна и, возможно, слишком мягкосердечна. Но неглупа. А еще ей, похоже, пришлось много перенести в последнее время. Возможно, их с агентом что-то связывает? Умрет вскоре и сам агент. Но это ничего. Нас-то всего пятеро. Главное, чтобы остальные спаслись.
   - Сколько вообще языков ты знаешь?
   - Кроме родного тех, которыми я действительно владею - семь. Английский, японский, болгарский, испанский, пуштунский, тагальский и китайский.
   - Это сколько же... - я успел вовремя заткнуться. То есть, это я думал, что успел.
   - Сколько мне лет? Тридцать. Пуштунский я знаю с детства, это язык моей бабушки. Английский тоже в принципе на момент смерти для меня не был чем-то неведомым. Всего-то пять языков за пятнадцать лет - не так уж много. Тем более - с полным погружением в среду.
   Получается, не так много лет разделяет нас. Семь или чуть меньше. До сих пор мы висели друг напротив друга. Я - отвернувшись спиной к окну, Джения - напротив меня. Сейчас она несколько искусственно вытянула голову, заглядывая мне за плечо. Я аккуратно, скользя по прозрачному монолиту ладонями, отодвинулся и - до нелепости излишний жест - приглашающе указал ладонью.
   - У нас тут, знаете ли, Марс, - волосы на коже опять зашевелились, когда Джения начала движение.
   - Вот уж не думала. Марс. По-настоящему.
   - Никогда не хотела побывать здесь? Или не выпускали?
   - Не выпускали? Не знаю. Не пробовала. Но мне и на Земле было интересно. К тому же пешком я больше люблю путешествовать. А про Марс и не думала. А там ведь есть города, да? Купольные мы и не увидим, наверное. А Ноктис? Смотри, вон там белесое, у самого терминатора - это похоже на облака. Точно! Гляди, гляди, там что-то блестит! Это же Абзу!
   - Да-а. Наверное. Океан пресных вод. И кто это придумал? Эка невидаль, вода на Марсе. Ее же там полно. Что с того, что эта - жидкая? Ведь по сути-то - пруд. Да и то с бетонным дном. Но нет - о-о-о! Абзу!
   - Но ведь на Марсе же - необычно, красиво.
   - Пару миллиардов лет назад на Марсе были океаны. Еще через пару миллиардов их не станет на Земле, зато они появятся на спутниках Сатурна. И что с того?
   Мальчик оторвался от рамы и что-то произнес.
   - Абзу не видно с "Ультимы". Блестят поля солнечных батарей, - перевела Джения, не сводя взгляда широко раскрытых глаз с марсианина. Я-то пытался не показывать собственного удивления, но она этим озабочена не была.
   - Ты все понимал?
   - (Слово?) "Абзу" я понял, - я немного приноровился и словно переключился в "режим восприятия иностранной речи". Произношение космического ребенка было на удивление ясным, я без труда мог разбивать в уме его речь на слова и даже кое-что понимал, хотя часть слов и приходилось додумывать. - Все, кто (здесь?) впервые, пытаются его... (разглядеть? найти?).
   Приставив руку к окну, он включил миниатюрный двигатель, закрепленный на ладони.
   - Куда ты? - крикнул я, достаточно быстро вспомнив слова, - но ответа уже не разобрал - слишком далеко. Пришлось спросить мою переводчицу.
   - К посадочным коридорам. Скоро будет стыковаться ныряльщик.
  
   Все не так просто. Самый очевидный способ обойти противоракетную оборону - просто телепортировать боеголовку к источнику. Но вот как ее после этого взорвать? Взрыватель атомной бомбы - сложное устройство, понадобится если не доступ к сети, то, по крайней мере, терминал с соответствующим программным обеспечением. А взять его не откуда. Не скотчем же к обшивке приматывать. Вот ведь - никогда не задумывался вопросом, есть ли на боеголовках таймер. Там же компьютерное наведение с оптических сенсоров, как в обычных ракетах. А высокомощные - то есть как раз наш случай - на заданной высоте должны взрываться, они с барометрическим датчиком. А можно ли таймером? Да и откуда достать ракету? Чтобы забрать ее, Мусо понадобится ориентир вблизи бессмертного, к которому он сможет телепортироваться. А вокруг бессмертных формируется оборонительный рубеж. Даже если это будет массированный удар и некоторые успеют упасть на землю не сбитыми, то остается открытым вопрос подрыва. То есть надо, чтобы они упали с уже включенным таймером, а потому уже отправить их к источнику. Выглядело сложновато, но если мыслить в рамках пространства источника - расстояние нашего мира - не такая уж преграда. И все же ракеты, это все яйца в одной корзине. В одной маленькой ракете столько всего, что может сработать не как нужно. А мне ошибаться нельзя. Если даст осечку этот план - что же делать? Не вызывает сомнений, тот факт, что если и есть нечто, способное навредить источнику, передать ему достаточно разрушительной энергии - то это термоядерные снаряды, последний довод человечества. Такие дорогие, такие сложные. Вот корень проблемы. Несмотря на весь прогресс технологии, с самого проекта "Тринити" это оружие не смогли наделить лишь одним свойством. Ни одна боеголовка - и в этом главное отличие от обычных боеприпасов, не взорвется, если ее просто уронить. Только самые примитивные атомные бомбы еще могли взорваться от удара кувалдой по корпусу, унося с собой обслуживающий персонал и уйму потраченных впустую денег - но не больше. Для современных же термоядерных боеприпасов немыслимо и это. Вот что делает осуществимой противоракетную оборону - единственный метко запущенный снаряд превращает стрелу Апокалипсиса либо в груду обгоревших обломков, либо в болванку, в чугунную бомбу. Источник наверняка овладел искусством перехвата в совершенстве, но его противоракеты преследуют все ту же цель, что и наши - в конце концов, они были созданы на основе заимствованной у Мусо человеческой концепции. Даже если он придумал какой-то новый способ борьбы с ракетами - пусть это будет не снаряд. Какое-нибудь очень мощное магнитное поле может обезвредить даже лежащую на земле и тихо отсчитывающую последние секунды до взрыва боеголовку. Источник не всесилен - но где именно проходят границы этого не-всесилия? Согласно воспоминаниям - как моим, так и полученным от Канемори, колосс на Антарктиде возник не мгновенно. Так же и сборку вертолета я успел уловить взглядом. Это произошло очень быстро - но дело ведь тут лишь в масштабе. Нужен ход, который сделает бесполезной всю эту систему перехвата. Нужно то, что бессмысленно будет перехватывать. И нам нужно действовать наверняка. Нужен абсолютный поражающий фактор, который подействует безо всякого сомнения. Да, ударная волна обычно им и является, но чтобы ее призвать, необходимо участие слишком многих высокотехнологичных посредников. Вместо того чтобы полагаться на сложные машины, к появлению которых источник готов, мы можем воспользоваться кое-чем более примитивным. Ведь само понятие о примитивном и продвинутом актуально только для людей. Источник находит одинаково удивительной любую нашу технологию - что каменный топор, что суперкомпьютер или межпланетный двигатель. Поэтому даже самый банальный ход может оказаться для него откровением. А запасать энергию можно не только в ядрах легких элементов. Необходим только верный расчет.
  
   - Командир, проверяем связь, - сказал мне из наушников скафандра первый пилот - вывод о том, что это было он, я сделал по достаточно чистой английской речи.
   - Вас слышу. Мы на месте?
   - Смотрите сами, - он вывел для меня изображения с внешних камер, - это Земля. координаты ээ, точки перехода соответствуют предполагаемым. Огня с поверхности не наблюдаем. Ускорение пошло, начинаем подъем. Готовьтесь к перегрузкам - возможно, потребуются маневры уклонения.
   - У нас есть связь?
   - Работаем над этим.
   Я огляделся в салоне. Все осталось как прежде - только лишних людей спешно сгрузили на борт марсианского лайнера. Мы остались здесь втроем - Мусо был нашим гипердвигателем, а Джения - переводчиком при нем. Один из пилотов выдал им по наушнику и усадил в пассажирские кресла прямо за мной - доступа к командной инфраструктуре они не получили. Мусо в ответ на просьбу вывести нас как можно выше ответил, что пространство над Антарктидой сплошь дырявое, и что там можно будет вынырнуть даже в открытом космосе.
   Мой радиоканал ожил:
   - Четыреста второй, ответьте. Мэйлинь четыреста два, вы нас слышите?
   - Вас слышим. Назовитесь.
   - Центр контроля орбитального пространства Содружества. Четыреста два, доложите состояние.
   - Полностью в строю.
   - Готовьтесь к посадке, попробуем провести вас мимо мертвых зон.
   - Центр контроля, вы меня слышите? - вступил я.
   - Вас слышим.
   - Вас не удивляет, что мы живы?
   - Четыреста два, у нас тяжелая ситуация на орбите и в воздухе. Любой аппарат в строю выглядит странно. Мы не могли вас отследить. Доложитесь, когда мы вас посадим.
   - Мы никуда не садимся. Мне нужно поговорить с кем-то, у кого есть право командования космическими войсками. Я сотрудник центра по контролю людей СМР. У меня важная информация.
  
   Собеседник представился как генерал Златич.
   - Значит, телепортировать ракеты. Тогда у нас для вас плохая новость. Они больше не действуют. За последние полчаса мы нанесли больше двадцати ракетных ударов - во всех случая отказ детонатора. Не работает ни один тип, включая имплозионные. Государства отозвали права на запуск - они хотят оставить запасы. До тех пор, пока не найдем способ производить подрыв. А несколько минут назад был уничтожен последний из основных элементов "Звездопада". Если вам есть что сказать - мы тут, кхм, мы на связи с Советом Безопасности. Я вас соединю.
   Источник оказался предсказуем. В душе я надеялся, что он не сделает того, что должен был. Но когда прежняя противоракетная оборона оказалась неэффективной - он совершенно обоснованно создал другую. Конечно, для себя угрозы он не чувствует - а значит, ему дороги его порождения. На любой приложенный раздражитель он вырабатывает противомеру. Как я и думал, осада не поможет. Нужен один точный удар. Вариант с ракетами отпал. Наверное, его можно как-то модифицировать. Да, вот так вот все и выходит, совсем по-житейски. От ракетного варианта придется отказаться не потому что он в принципе не подходит, а потому что слишком опасно сейчас придумывать что-то на ту же тему. К сожалению, к огромному сожалению для всех, придется идти другим путем. Что ж, если не получится, то будет уже все равно, ведь некому будет меня обвинять. А если получится - победителей, как известно, не судят, и люди нескоро задумаются - а был ли другой выбор. Надеюсь.
   План готов, но люди не дадут мне так легко исполнить его. Осталось еще одно дело. Система ценностей у человека, на самом деле, довольно гибкая. Но изменятся она не плавно, а ступенчато. И то, что на одном уровне казалось недопустимым, на следующем уже отложено на крайний случай, а еще через уровень - и вовсе рутинная процедура. Политики - а ведь стратегические ракетные запасы находятся в ведении верховных главнокомандующих - привыкли всегда думать наперед и никому не верить. Слишком легкое поднятие до верхних уровней грозит необдуманными решениями с тяжелыми последствиями. В большинстве случаев такое поведение имеет смысл. Но в нашей ситуации то, что их восприятие действительности неспособно перейти с уровня "ситуация крайне тяжелая" на уровень "сгодятся любые средства" мешает осознать тот факт, что вообще хоть какие-то последствия будут, только если мы все сделаем правильно, потому что если ошибемся - никакого "после" уже не будет.
   Я не стал рассказывать в подробностях, с чем мы имеем дело. Я просто говорил так, как они ожидали. Для меня они - "политики" - могущественные и таинственные существа с нечеловеческим мышлением, вершащие судьбы мира. А я для них - "специалист по бессмертным" - причащенный к тайнам Вселенной волшебник, который появился, чтобы спасти их жизни.
   - Знаете, для чего вы тут все это делали? Объявляли чрезвычайное положение, укрывали людей, организовывали сдерживание. Это все нужно было, чтобы у меня хватило времени найти решение. Теперь оно готово. От вас требуется только оказать содействие. Во-первых - отводите войска из всех областей, где ведутся бои. По необходимости обеспечьте прикрытие гражданских и начинайте медленно отступать, минимизировав огневые контакты. Противник последует за вами - но так вы выиграете время и сведете потери к минимуму. Второе и последнее - мне нужны ракеты. Много. Если боитесь раскрывать шахты - запускайте с кораблей. Если жалко боеголовок - можете их свинтить. Ракеты все равно не взорвутся, но сработают как ложные цели. Поэтому запускайте и ракеты прикрытия, сводите с орбит спутники. Пространство над Антарктидой должно кишеть ложными целями.
   Совет Безопасности согласился передать полномочия на запуск ракет.
   - Все они должны быть над Антарктидой одновременно. Сколько времени вам потребуется? - спросил я Златича.
   - Со всеми подготовительными процедурами в экстренном режиме - от тридцати до сорока минут. Мы будем работать на пределе возможностей.
   Плохо. Если они будут спешить - повышается риск ошибки. И при этом каждая минута промедления грозит обернуться поражением.
   - Еще кое-что. Самое важное. Я скажу вам примерные параметры одного объекта. Этот объект будет телепортирован в околоземное пространство. Вы должны рассчитать координаты точки телепортации.
   - О чем вы? - его вопрос был понятен. Не так легко было сказать это, но пришло время принять окончательное решение. Я еще раз представил, наскольок все было бы проще, успей мы до того, как боеголовки перестали взрываться.
   - Мы ударим Ультимой. Не всей - из нее будет вырезан примерно цилиндрический фрагмент. Ваша задача - рассчитать точку, в которой он должен будет появиться. Ее скорость останется той же, вектор возможно будет поменять, но выбирайте такую траекторию, чтобы она была максимально стабильна в отношении ошибок вектора при появлении - точность наведения очень низка, прицеливание фактически на глаз. Точка, где мы появились - это полюс полусферы с центром основания на месте бывшего исследовательского комплекса нашей организации. Исходите из этих пределов. Звучит странно, но все именно так, как звучит, ошибиться в понимании здесь невозможно. Мы будем здесь через пятьдесят минут, чтобы получить координаты. На пятьдесят третьей минуте концентрация ложных целей должна быть максимальна. Как поняли? - я посмотрел на время: девять часов, пять минут тридцать три секунды. Отсчет начат.
   - Поняли... хорошо. И вам лучше исчезнуть туда, откуда вы появились. Передавайте данные об Ультиме и убирайтесь - к вам идут снаряды дальнего действия с Антарктиды.
   "Нужно очень, очень точно все рассчитать. Нельзя допустить, чтобы она упала по другую сторону Трансарктических гор. Необходимо выдержать баланс в высоте точки появления - чем ниже - тем сложнее будет нам уклоняться от средств перехвата источника во время наведения на цель. Чем выше - тем больше цена ошибки, каждая угловая секунда отклонения может обернуться не километром, а десятью километрами ухода от цели. Кроме того, от высоты зависит скорость Ультимы при касании Земли" - таковы были мои основные инструкции.
  
  
   Гиперпрыжок до Марса прошел без проблем - мы вновь зависли в паре километров под развороченным зевом космопорта "Ультимы". Можно было выдохнуть. Можно было бы, если бы не осознание происходящего.
   Могу ли я говорить "раньше "Ультима" называлась..."? Ведь это "раньше" было лишь за несколько лет до моего рождения. Я гадал о том, что ждет меня в первом классе школы, когда в новостях рассказывали о сдаче первой очереди постройки мегаструктуры. Старое название "Ультимы" продолжало вымирать на протяжении всего моего детства. Это теперь в обиходе ее называют только так. Наша речь отражает наше восприятие действительности - и в самом деле, кому есть дело до сверхтолстого противометеоритного щита? Ведь важно то, что под ним - рукотворный орбитальный город. Теперь же, когда в "Ультиме" мне необходимо совсем другое, все снова перевернулось с ног на голову. То есть, в некотором роде вернулось к исходному состоянию. Ведь старое название "Ультимы" - Деймос.
   Что же я делаю? До сих пор я подсознательно был уверен, что ничего непоправимого у меня сделать не выйдет. Если что пойдет не так - дадут по рукам, одернут и подскажут правильный выход. Но кто? Меня слушается Совет Безопасности Содружества. Причем зная, на что подписывается - ведь падение Ультимы это приговор половине населения планеты. Это будет катастрофа. Ультима огромна, столкнувшись с Землей, она вызовет немыслимые разрушения. Да что же происходит-то?!
   Теперь пришло время для затишья перед бурей. Пока на Земле готовятся к исполнению своей партии военные, у нас есть почти час свободного времени.
   Саши не было. Еще когда мы отправлялись на Землю, он напрашивался в кабину к пилотам, но я слишком спешил и не пустил его в лайнер. Теперь у меня не было причин сдерживать его. Хотя мы телепортировались внутрь силами Мусо, лайнер стыковался обычным путем. Канемори не врал, когда говорил, что точность его телепортаций невысокая, и даже если лайнер внутри "дырявого пространства" - он не гарантирует точного попадания в салон, хотя к звезде-маяку, которым нам служит Аэль, он может телепортировать нас достаточно близко. Видимо, раньше существовала и "тактическая" телепортация внутри области, связанной с одним бессмертным - против этого источник был не против, и возможно было перемещение не-бессмертных "на желаниях" - так я изначально попал на Ультиму. Но теперь мы сами по себе.
   Мы снова собрались все вместе. Все, за исключением Саши. Впервые за последние... за последний час?
   - Но зачем ты рассказал нам это? Я ведь предупреждал. Ты понимаешь, что источник теперь начнет действовать?
   - Начнет. А может быть не начнет. В конце-концов, что мешает ему прочитать мои мысли? Или включить свое предвиденье и просто угадать наш план. Шанс, что это сейчас происходит - намного ли меньше чем на то, что он нас слушал и теперь готовится дать отпор? Дело в том, что с вами он в любом случае ничего не сделает - а я ведь и погибнуть могу. И что тогда?
   Казалось, собеседник нехотя согласился. По крайней мере, дальше спорить не стал. И тогда я подумал - не всё же ему задавать вопросы. Пусть сам что-нибудь расскажет.
   - У меня вопрос к тебе. Допустим, этот план сработает. Что будет с вами в этом случае? Нужно ли будет подбирать вас и как это можно будет сделать?
   - Если источник будет физически локализован в одном месте пространства - мы будем там же. Ведь океан энергии находится за мембраной разрыва. При разрушении источника мы вернем себе свое истинное состояние - то, к которому постоянно возвращаемся, станем такими, какими были захвачены в плен источником. Проблема в том, что скорее всего мы окажемся на значительной высоте над поверхностью. Кроме того, океан энергии выйдет из берегов. Без мембраны он не сможет стать чем-то, даже электромагнитным излучением. Но часть, скорее всего, успеет высвободиться. Кроме того, снаряд, очевидно, сам по себе причинит значительные разрушения. Мы придем в себя посреди ада. Шансов выжить у нас там, прямо скажем, немного. Хотя, что это я - нет вообще. - Джения переводила без запинки, не пытаясь вставить никакого, даже малюсенького, замечания от себя. - Но это разговор ни о чем. Наша жизнь не имеет особого значения, пока существует игрушечный бог. Сначала он - а дальше позволительно будет действовать по ситуации.
   Что теперь?
   - Неужели - Джения послушно начала переводить и вслед за Аэль, - неужели это можно сделать только вот так? Нужно пожертвовать всеми? И этим ребенком тоже, который тут вообще не причем, который даже не понял, что с ним произошло? Я, допустим, согласна пойти на подобное. А остальные? Еще шестьсот человек.
   - А ты уверенна, что я спрошу их согласия? - совершенно справедливо заметил Канемори.
   - Да зачем вообще чем-то жертвовать? Почему мы должны воевать с источником? По природе своей он не враждебен - он даже не знает, что это такое. Да, радиация. Да, монстры. Но радиация ведь спадает. А монстры, как вы сказали - не армия вторжения, а ответ на агрессивные действия людей.
   Не дав бессмертному убийце раскрыть рта, я ответил сам.
   - Прости, если удивлю тебя, но история несправедлива. И теперь уже не важно, кто выстрели первым. Порочный круг замкнулся. Пытаться разорвать его теперь - это значит принести в жертву не шестьсот бессмертных, а сотни миллионов людей, но в отличие от текущего плана это еще не даст шансов на победу - а только вернет нас на стартовую позицию. Конечно, нет ничего невозможного и способ заключить мир с источником существует. Если бы у меня была сотня лет и все ресурсы человечества - я сделал бы все возможное, чтобы найти его. Но сотни лет нет. Только несколько часов и телепортационная пушка. Мир не идеален, прости еще раз. Или, может быть, у тебя есть план? Если есть - то почему ты не рассказала о нем раньше?
   Аэль молчала.
   - Почему-то я не сомневался. Теперь у нас вроде как свободное время, - я сверился с часами на визоре, - полчаса. Всё. - Складывалось ощущение, что от меня хотели чего-то еще, но я только развел руками, показывая, что их ожидания беспочвенны.
  
  
   Джения потянула меня за воротник прочь.
   - Пойдем. Нам нужно самоустраниться. Возможно, они захотят поговорить.
   Мы поднялись на свое "старое место" у окна.
   - Так значит, между ними действительно что-то есть?
   - Почему "так значит"?
   - Ой, и правда. Я просто еще до Земли заметил. Эх, говорю, как будто сам с собой.
   - Понятно. Секрет полишинеля, на самом деле. И все этому уделяют больше внимания, чем оно того заслуживает.
   - Почему?
   - Потому что слишком красивая завязка - ты только подумай - человек из Центра и бессмертная, ля-ля-тополя. Некуда воображение людям девать. Так и хочется нафантазировать чего-нибудь поромантичней. Все на них с открытыми ртами смотрят - а они и не знают, что поделать. Собственно, они даже не общались долгое время. Не удивлюсь, если как раз из-за этого.
   - А т-ты... видела его лицо? Лицо этого агента, когда мы телепортировались обратно к Марсу. Он ни слова не сказал, но ему как будто душу вынули.
   - Да уж. Я тоже заметила. Его зовут Сергей, кстати. Даже представить не могу, каково ему. К счастью.
   - А я, кажется, догадываюсь.
   Я снова обратился к своим мыслям. Даже удивительно, как осознание скорой смерти мало меняет мое восприятие действительности. Может быть, я слишком плохо отдаю себе отчет в том, что меня ждет? Если хотя бы на секунду предположить, что я выживу - что ждет меня дальше? Проведенные в исследовательском комплексе три года представляются теперь чем-то туманным, почти не происходившим. И я почти горжусь пережитым. Хотя между прошлой и нынешней жизнью был бы огромный разрыв, вернуться домой все же реально. Перед той частью разума, которая отвечала за "чувство времени", расцвели несчетными золотистыми фрактальными ветвями вновь открывшиеся перспективы. На сколько я мог бы рассчитывать? Пусть даже на двадцать, на тридцать лет - и умер бы практически молодым. Но тридцать лет по сравнению с десятками минут - вечность. Значит, я все же осознаю ситуацию. Я прогнал иллюзию древа времени и напомнил себе о реальном положении вещей. Что ж, человек в принципе способен допустить тот факт, что он перестанет существовать. Гораздо страшнее думать о том, что исчезнет нечто куда большее. И достаточно глубокое осознание конечности существования Вселенной может загнать в чернейшую депрессию, несмотря на то, какая невообразимая бездна времени пройдет, прежде чем это случится.
   О том, что меня ждет, я ведь когда-то мечтал, в конце концов. Ну, примерно об этом - но так-то даже лучше в некотором роде. Масштабней. И все равно - что-то было не так. Мне приходилось постоянно сдерживаться, чтобы не дать волю сожалению о всё утекающих последних минутах. Сожалению о том, что не могу осознать всей полноты ситуации, не могу уловить дух момента. Слишком мало времени. Чувствует ли то же самое Джения? А у нее ведь было еще меньше времени на осознание ситуации.
   - Скорее всего, скоро мы умрем. Как... - "каково тебе"? Именно это я хотел спросить. Но нельзя же так и сказать, - ты боишься?
   Она задумалась, прислушиваясь к своим чувствам, пытаясь распробовать все их оттенки.
   - Это странно, но нет. Я совсем не боюсь смерти. В сложившейся ситуации звучит как бахвальство, но это так. Наверное, просто разучилась.
   Джения приложила ладонь к стеклу и прислонилась к нему лбом.
   - Чертова невесомость - даже опереться нельзя, - сказала она тихо, и добавила, проведя пальцами по отделявшей нас от космоса прозрачной стене, - холодное...
   Ее палец оставлял на запотевшем от дыхания стене знак бесконечности.
   - Забавно. Я тоже восьмерку выписываю, когда вожу по чему-нибудь пальцем от скуки, - Джения мельком посмотрела на меня и отвернулась обратно к стеклу. Она снова приблизилась к нему - уже почти прозрачному, и обновила свой холст. И так же тихо заговорила, одновременно начав рисовать на стекле звездочки.
   - Ты сказал, что мы все представляемся тебе звездами.
   - Так выглядят бессмертные, если смотреть с той стороны разрыва.
   - Но в твоем языке "стать звездой" - это замена для слова "умереть", - Джения, казалось, смущалась своего внезапного открытия. Закончила фразу она совсем тихо, почти не слышно. Едва заметная улыбка - и взгляд в пол. Хотя какой тут пол...
   - Забавное совпадение, - и правда. Шестьсот - сколько там? Шестьсот четырнадцать звезд. И на всех одна судьба. Шестьсот.
   Я оправился и выпрямил спину. И насколько только мог мужественно продекламировал:
   - Никто не замешкался, не обернулся.
   Никто из атаки живым не вернулся.
   Смерть челюсти сыто свела.
   - Что это?
   - А это - еще одно совпадение.
   Она засмеялась. Засмеялась! Негромко, сдерживая улыбку. Но засмеялась!
   Широкие очки, магическим образом исполнявшие функцию тактического интерфейса, больше не закрывали ее лица. Я заметил, что их нижний край прикрывал все это время тоненькую вереницу мелких веснушек на щеках.
   - Я тебе нравлюсь? - спросила Джения. Меня поразило, насколько ее слова значили то, что значили. Она спросила абсолютно напрямую. Говорила то, что думала.
   Джения, милая Джения. Ты сражалась с источником, когда я, испуганный и отчаявшийся, хотел исчезнуть. Когда я сбежал на Марс, и, ослепленный ненавистью, лишь мечтал о мести, ты командовала войсками и планировала контратаку. Мог ли я представить, что встречу человека, подобного тебе? Прости, что ты была вынуждена делать это. Посреди всего этого горького катаклизма ты - знак того, что далекий, но такой привычный когда-то мир все еще существует. Твоя решительность. Твоя улыбка. Твоя кожа, проглядывающая там, где глухой комбинезон оказался разорван. Я хочу вечно гладить твои ярко-рыжие волосы. Я сделаю что угодно, чтобы на твоем лице никогда больше не появились морщинки над бровями - как когда ты встретила меня впервые и считала не более чем помехой для обороны города. Я хочу обнять тебя и чувствовать твое дыхание. Схватить твои острые оттопыренные лопатки, пусть даже закрытые белой материей твоего скафандра. Прости, что я не такой, как ты. Прости, что я не могу сказать тебе все это. Я могу ответить лишь одним словом.
   - Да.
   Волосы на коже вновь приподнялись, когда я почувствовал щекой ее горячее дыхание.
  
  
   Мусо вместе с Дженией улетел к окну - отсюда прозрачный проем, в котором краснел Марс, было и не видно почти - заслоняли кресла, рекламные щиты и прочая мебель этого космовокзала.
   Все это время сидели и молчали.
   Последним, что я сказал, было "прости, что нагрубил". Аэль ответила - беззлобно, без скрытой обиды, что я все сказал правильно. Что она просто до сих пор не может осознать происходящего. Вот уж точно - в этом наше различие. Происходящее стало для меня слишком реально - психика адаптировалась к происходящему. И меня, наконец, нагнал леденящий, обездвиживающий страх того, что мне предстоит сделать. Ответ моей напарницы в шутовской пародии на любовь прозвучал совершенно искренне - но ее игривая улыбка и веселые глаза парадоксально не усиливали ощущение фарса. Почему-то у нее всегда получалось развеять опасения, расположить к себе, наладить контакт несмотря ни на что. И это наша последняя встреча. Разум подсказывает, что хотя моя эмпатия распространяется, прежде всего, на Аэль - и войти в положение сотен совершенно незнакомых бессмертных мне не под силу, абсолютно все они умрут. Совсем. Но это лучше, чем если умрут все остальные. Только вот тяжелее всего расставаться именно с Аэль. Когда я проходил подготовку, меня порой посещала мысль о том, что страх смерти - не фундаментальное свойство разума, которое безоговорочно идет "в комплекте". Это одна из его функций, которая повышает эффективность работы. Но бывают случаи, когда она приносит больше вреда, чем пользы. И тогда мозг просто отторгает ее. Вот бы с моими чувствами сейчас произошло то же.
   Хотя шлем казался довольно гибким, и его можно было бы стянуть на манер балаклавы, я не сделал это - и даже надвинул визор. Согласно версии, которую я придумал сам для себя - чтобы следить за временем. А время уходило. До конца нашей передышки согласно светившимся на визоре часам, осталось шесть минут сорок секунд. Я попытался встать, но Аэль крепко схватила меня за руку.
   - Не пущу. Никогда, - передал мне ее слова фильтр скафандра.
   Это были ее первые слова за прошедшее время.
   Неожиданно она заговорила снова.
   - Хватит делать вид, что ты аа не против вот просто так сидеть и молчать. Пора кончать с этим!
   - О чем говорить теперь?
   - О чем угодно! О королях и капусте. Или о чем ты всегда хотел нгаа, поговорить. Или нет. Ты. Расскажешь. Мне... - она задумчиво растягивала каждое слово и покачивала в такт указательным пальцем - о том, чем займешься после. Да-да, после победы над источником!
   - Слишком рано думать об этом.
   - Нет-нет-нет, не слышу и слышать не хочу фэээ! - она картинно зажала уши ладонями. -
   Именно сейчас время! Завтра снова взойдет солнце, снова проснутся люди, завтра мир снова будет жить, несмотря ни на что. Расскажи мне, как это будет. Потому что я ведь этого не увижу.
   О чем я должен был рассказать? О мрачном мире, о жалких остатках человечества, выживающих после чуть не расколовшего планету удара? Или я должен был соврать о том, как мир, очнувшись от кошмара, продолжит жить, как будто ничего и не произошло? Нет. Сейчас время сказать то, что я всегда хотел сказать.
   - Для меня того мира тоже нет. Все должно быть наоборот. Ведь ты лучше меня. Я не могу больше видеть мира после. Потому что я застываю во времени и мир обгоняет меня. Я - не ты. Ты потрясающий человек. Ты веселая, жизнерадостная, я восхищаюсь твоим живым умом и твоей вечной юностью. Это ты победила сингулярность. Ведь сингулярность - она ведь правда для всех, и для смертных тоже. Это у тебя должно быть будущее. А я провалился в воронку вместе с остальными.
   Аэль потеряла дар речи. Разинув рот, она смотрела на меня.
   - Дурак, - Таким было ее первое слово, - Как вернешься домой - даже и не лечись, таким уже не помочь, - она повернулась ко мне спиной и села, обняв коленки. Ее хватило на несколько секунд. - Прежде чем желать чего-либо, четко сформулируй, что именно. Ты и не представляешь, какую глупость сейчас сморрр-ррозил ни. Я именно потому не постарела, что остановилась во времени, не кажется ли тебе так? - Она вздохнула. - Когда я встала перед выбором - я предпочла перестать меняться вообще, отказаться от всякого прогресса - чтобы остаться собой. Это я сдалась сингулярности, сразу и без боя. Это все топтание на месте. С прыжками и ужимками, с песнями и плясками, с задорными выкриками и улыбкой на лице - но не сдвигаясь ни на шаг. Знаешь, какие еще люди остаются такими же потрясающими, какими ты их увидел? Застывшие на фотографии. Хм, - Аэль откинулась на спину и выгнула голову, глядя на меня, - получается, что я - сама себе портрет Дориана Грея?
   - Тогда уж Питер Пен, - ответил я с незлобной издевкой, - Так ведь лучше? - Аэль улыбнулась. По-настоящему, не через силу.
   - Мы ведем себя как подростки, - сказал я сквозь смех, представив себе, как мы выглядим со стороны.
   - Как будто это что-то плохое. Мы ведь Питеры Пены. Нам положено.
   - Только когда Питеров Пенов сотни - сказки уже не получается.
   Аэль лежала на спине, протянув ко мне руки.
   - Когда мы впервые встретились - сколько уже времени прошло с тех пор? Два с небольшим, наверное. Тогда был июль. Ну да - точно. Тогда мы решили, что нам лучше свести общение друг с другом к минимуму. Ведь мы оба понимали, чем все это закончится. Ты - на собственном опыте, я - на многочисленных подобных историях, произошедших в прошлом. В конечном итоге, все так и оказалось. Только вот мир здорово пошутил, поменяв нас местами. Но об одном я так и не решился спросить. От чего мы отказались? Кем бы мы были друг другу? Ведь когда мы встретились, ты три года как была вдовой. Это то, что помогло мне тогда расстаться с тобой. Разве ты не любила его? Прости, если тебе неприятен этот вопрос.
   - Не думай, что я не умею отвечать за свои слова и не думаю о том, что говорю. Сейчас время для любых вопросов. Конечно любила - ведь я взяла эту любовь с собой в Неверленд. Но я понимала, что люди умирают. Мы оба это очень хорошо понимали. И все равно было тяжело.
   - Тогда почему...
   - Я полюбила тебя? Отличный вопрос. Неужели ты думаешь, что кто-нибудь может внятно ответить на него? Я просто сама себя поставила перед этим фактом. Другое дело, что мне нужно было решить - что с этим делать. Я помню, я все очень хорошо помню. "Он умрет, как умер Николя. Когда-нибудь умрут и мои дети. Мне нужно учиться жить с этим - и в первую очередь я должна научиться любить смертных."
   Получается, я был для нее тренажером? Она дала волю чувствам, чтобы быстрее привыкнуть не неизбежным утратам?
   Я больше не следил за временем. Почти негнущийся визор подпирал затылок, а то, что было шлемом, толстым воротником обвивало мою шею.
   - Ты ужасный человек.
   - Я не человек. Я бессмертная, - она оскалила зубы, но у нее совсем не получалось выглядеть угрожающе - аррр!
   Какая разница, как на это смотреть? Какая разница, что говорит нам мораль?
   Человек? Бессмертная? Какая разница? Ее волосы пахли так же. Наверное, тот же шампунь? Какая разница?
   Я чувствовал биение ее сердца. Его ритм передавал абсолютное, всепоглощающее спокойствие.
   Ее шепот у самого уха:
   Знаешь, я ведь хотела вернуться к семье. Теперь-то, конечно, не получится. Но наша любовь - это ведь было движение. Изменение. Прогресс. Я отказалась от того, чтобы учиться жить, пока другие умирают.
   Когда я написала тебе в последний раз - ты помнишь, о клубнике? Я решила взять реванш у сингулярности. Я решила все вернуть. Теперь-то, конечно, не получится.
   Я здесь, Аэль. Мне подчиняются все войска человечества. Я управляю движением небесных светил. Я могу все. Я - убийца богов. И я больше не боюсь. Спасибо. А теперь - вместе мы сможем все.
   - Нет. Получится. Время еще есть. Прямо сейчас.
   - Ты думаешь?
   - Я абсолютно уверен.
   - Неужели то, что я пережила - настолько уникально? Неужели только я одна во всем мире пережила потерю любимого человека? И неужели никто не искал пути, как справиться с этим? И никто не смог? Ха! - Аэль вскочила и потянула меня за мной. Держась за руки, мы закружились, борясь с расталкивающим нас ускорением. Голова еще продолжала идти кругом, когда мы остановились, и нам трудно было удержать взгляд друг на друге. - Ты представляешь, мы используем конец света, чтобы решать личные проблемы! Да, время еще есть. Тогда вперед! В последний бой с сингулярностью! Что там сейчас модно? - она встряхнула золотистыми волосами и задумалась. Размеренно, почти по слогам она начала говорить: Время не тронется с места. Небесные сферы остановили свое вращение. Человечество застыло от страха. - И тут Аэль крикнула весело, задорно, но в то же время в ее крике безошибочно угадывался приказ: Время, вперед!
  
  
   Время пришло. У самого входа в посадочный коридор Аэль остановила меня.
   -Подожди. Послушай. Это будет долгое прощание. Ты знаешь, что человек, который стопроцентно уверен, что ему предстоит скорая смерть, со временем принимает этот факт. Но потом он начинает оправдывать свою скорую смерть, подводить под нее рациональное обоснование. Будет заявлять, что хочет перестать быть обузой родным. Что хочет прекратить свою неудачливую жизнь, потому что она его утомила. Пожелает отдать свое тело для опытов. Умереть за кого-то или за что-то. Искать любую причину, почему его смерть будет не напрасной. Не волнуйся. У нас у всех очень хорошее оправдание. Тта, ты не представляешь, что я чувствую. В моем-то возрасте - абсолютнейшая подростковая влюбленность и желание отдать жизнь за любимого. И я сделаю это. Извини, но это будет моя роль. Это я закрою глаза, раскину руки и нажму кнопку "пожертвовать жизнью", - она показала, как именно закроет и как именно раскинет, но тут же приоткрыла один глаз обратно. - Иии, сначала нажму кнопку, а потом раскину руки. Еще раз извиняюсь, что мне достанется самое простое, но я ведь девушка, в конце концов. Это все равно, что мое лечение - взять да и "передать энергию". Ха - невелика в этом заслуга. Ты действуешь по-настоящему, а мы - лишь расходный материал. И я согласна быть твоей батарейкой. У меня есть на это право. Таково мое желание. Источник не может его исполнить. А ты сможешь. Это всё. Начинаем.
  
  
   Лайнер оставался стоять пришвартованным к одному из гейтов внутри дока Ультимы.
   Система проста - у нас есть одно преимущество перед источником. Телепортационное оружие. Мусо был прав, когда указывал на ценность своей телепортации. Он остается частью тела игрушечного бога - тот не может его отторгнуть. А значит, источнику остается только с бессильной злобой следить за прыжками Канемори.
   Я проскочил стыковочный рукав и оказался в знакомой уже кабине. Все были в сборе. Саша, я так понял, и не уходил. Он сидел, развалившись в слишком просторном для него кресле на противоположной от моего командного поста стороне салона. Все так же мрачнее тучи, в совершенно неестественной для него позе - закинув ногу на ногу. Подвешенная стопа без остановки дергалась. Правда, теперь мальчик не вглядывался в иллюминатор, а просто смотрел перед собой.
   - Ну что, как ты? - я старался говорить нейтральным тоном, не слащаво и не слишком сухо, чтобы он ничего не заподозрил.
   - Все хорошо. Я узнал, что будут делать с людьми. Так что теперь все хорошо. Надеюсь, мои родители действительно там.
   - Это замечательно. Только вот боюсь, что сейчас мы не сможем отвезти тебя к ним. Но мы летим на Землю. Ты никогда не бывал там? Не хочешь посмотреть? А потом мы вернемся - если захочешь.
   - Не надо держать меня за дурака. Ты и не собирался везти меня на "Барсум" - это очевидно. Но мне все равно. Делай, что хочешь.
   Мда. Что ж, не самый плохой сценарий. Он мыслит совсем не по-детски, но, право же, сейчас совсем не то время, когда это имеет значение. Я должен был бы чувствовать себя гадко - если бы мог позволить себе отвлекаться.
   Джения и Мусо тоже заняли свои места. Ждали только меня. Я довольно сносно уже научился перемещаться в невесомости и добрался до кресла сравнительно быстро. Но, пролетая мимо занятых мест, успел кое-что заметить.
   Ремни безопасности закреплены, терминал работает, высвечивая одинокий, не принимающий никаких сигналов командный интерфейс. Единственным, кто составлял ему компанию, был мой скафандр. "Щелк" - и визор встал на место.
   - Пятиминутная готовность - объявил я, уверенный, что связь с командой установлена. Трижды в ответ прозвучало "понял" от пилотов лайнера. Кивнул головой обнимавший созданное Аэль волшебное устройство связи Канемори. Джения ограничилась тем, что встретилась со мной взглядом и чуть выпрямилась в сиденье. Мое наблюдение подтвердилось - она старалась держаться поближе к нашему гипердвигателю. Будучи в подавленном настроении, она постоянно жаловалась на то, что не делает ничего полезного. Ей казалось, что она никого из себя не представляет, даже несмотря на найденную ею работу. "Девочка с картофельной фермы" - так она называла себя, когда хотела убедить собеседника в своей незначительности и ничтожности. По вкусу добавлялось "всего лишь" или "какая-то". Интересно, сейчас-то она чувствует свою важность? Вечно юная сердцеедка нашла себе очередную жертву. Только вот ее последний заход вряд ли будет успешным - не думаю, что в бессмертном номер пятьсот восемьдесят два осталось много от человека. Бедная маленькая Джения, которая так хотела быть нужной, давно уже справилась и без нас. То, что она на всех языках в совершенстве владела столь вычурной лексикой, сразу же выдавало ее круг общения. "Навигатор гиперперехода" она может, не задумываясь, перевести на любой из известных ей языков. Впрочем, можно ли ее назвать навигатором? Канемори сам находит место для телепортации. Тогда как бы Джению называть? "Рулевой"? "Пилот"? Наверное, "навигатор" все-таки подойдет.
   - Все должно быть готово. Они оба на месте, отрапортовал Канемори.
   - Хорошо. Запомни - Ультима находится на марс... марсостационарной...
   - "Ареостационарной" - подсказал один из пилотов.
   - На ареостационарной орбите и кроме того всегда повернута к нему одной стороной. Если считать космопорт фронтом - наш снаряд пойдет "боком". Не перепутай вектор. Помни, что наша максимальная точка все же не так высоко. Я не думаю, что Ультиму выведут на орбиту - слишком велика будет погрешность. Скорее всего, это будет практически отвесное падение на полюс. У тебя будет хорошо если две минуты, чтобы телепортировать всех.
   - Я помню. Не беспокойся, это должно быть быстро. Только еще кое-что. Я не знаю точно, что ты чувствуешь. Но сам факт, что чувствуешь - не радует, хотя и понятен. Скажи, ты ведь видел вспышки в небе? Те, что появляются на пару секунд и светят ярче любой звезды. Конечно же видел, один-два раза в месяц их видит каждый.
   - Их называют "гефестовы звезды".
   - Ну надо же. Вот видишь - к ним настолько привыкли, что даже не считают необходимым знать их название. Ну, подумаешь, вспышка в небе. Первый раз что ли? Когда я будучи ребенком впервые столкнулся с этим явлением и спросил у родителей, что это - они только ответили, что это антенны спутников отражают солнечный свет. И они сказали так не потому что хотели объяснить ребенку попроще. Это в принципе все, что он знала о вспышках. Кому дело до этих спутников? Наверное, когда они только появлялись, за ними охотились. Еще бы - вдруг, откуда не возьмись, новый ярчайший объект на небосводе. В будущем, когда подобная конструкция отживет свое, толпы народа соберутся, чтобы посмотреть на последнюю вспышку в истории. А сейчас - пффф, ну и что? Вот такие дела. Как и спутники когда-то, происходящее сейчас - нечто особенное. Но - только сейчас. Надеюсь, тебе это хоть немного поможет.
   - Я понимаю.
   Я действительно понимал, что он имел в виду. Однажды в разговоре с Шиваевым, уже после инцидента, я затронул тему его работы на Марсе. Мне было интересно - каково ощущать свою причастность к подобному проекту. Тогда он рассказал мне о медведиках.
   "Понятие о необычном может сильно различаться", - говорил он. - "Посмотрите вот на эту фотографию" - на экране я увидел существо, выглядевшее как какой-нибудь жучок, только без панциря. С четырьмя лапами и странно выглядящим ртом. Хотя я видел и другие изображения насекомых под микроскопом - у них часто строение челюстей необычное.
   - Его называют марсианским медведиком или тихоходкой, официальное видовое название - "гибсидиус терраформициэ". Генетически модифицированный, конечно, но его природный предок внешне не отличается. Это не насекомое и не паукообразное. Реликт эдиакарской биоты. Один из первых экспериментов по созданию многоклеточных. Оно сохранилось со времен, когда Земля была другой планетой и была населена совершенно инопланетной жизнью, существовавшей по другим, отличным от наших законам биологии. Я знаю это - и потому могу оценить. А для большинства это просто жучок. Так вот - подытожил он, - бывает и наоборот.
   "Сто сорок три, сто сорок два, сто сорок один" - отчитывал я про себя.
   - Забавно. Если вспомнить - с чего мы начинали. Каждый из нас. Мы были так напуганы, метались из угла в угол. И что теперь - строим планы, чертим тактические карты и готовим оружие. Мы превратили катастрофу в войну.
   - Да, - ответил через Джению бывший японский солдат, - военная терминология как всегда безупречно была понята им. - В катастрофе можно только выжить, на войне - победить. Вот она, ее анатомия. Когда мир рушится, через что нам предстоит пройти? Сначала подготовка к спектаклю - зрители еще мирно толпятся в гардеробе, но за кулисами уже начинается действие. Это - первый и последний момент, когда все еще можно предотвратить, но, как правило, когда это понимают, уже слишком поздно. Но вот - третий звонок и все началось. Не везде сразу, постепенно. Кому-то не повезло оказаться в эпицентре, кто-то получает тревожные новости издалека. У последних сложится ощущение, что они в безопасности. Оно ложно. Зона поражения расползается все больше и больше. Хаос, паника, одиночество и неизвестность. Людьми движет страх. И в эти момент главное - собраться вместе, прекратить конфликты, объединиться, скоординироваться и понять, что же произошло. Первый враг - неизвестность. И теперь он побежден. Катастрофа больше не существует, мы теперь сражаемся, а не прячемся.
  
  
   Пришлось прибегнуть к помощи кое-кого. С нескольких попыток Мусо смог вспомнить звезду Платона. Мы так ничего ему до конца и не объяснили. Но на его стремлении не навредить людям легко можно было сыграть. Он был проинструктирован не сходить с места - и оставлен на станции.
   Саша, Джения и Мусо отправляются с нами. Аэль и Платон остаются на станции - в противоположных концах главного тоннеля. Когда мы выйдем в рассчитанную военными точку - Мусо телепортируется прямо между ними. Их телепортационные области накладываются и формируют примерно цилиндрическую фигуру. Этого достаточно, чтобы забрать значительную часть мегаструктуры. Присутствие сразу двух бессмертных даст ему возможность понять, в какую сторону направлен нос лайнера. В противоположном направлении он ориентирует вектор Ультимы. После, пока наш снаряд падает, он телепортирует всех бессмертных на Антарктиду.
   - Меня слышно? Мы на месте?
   - Слышу вас. Перемещение подтверждаю, подключаемся к ЦКОП. Каналы обобществлены. Сейчас выведем вам всю информацию, - передо мной появилась куча пестрых окошек и указателей. Вот сверху изображения с камер. Справа бежит полоска цифр и прочих символов - как мне говорили, здесь будут наши координаты. Маленький самолетик посреди полупрозрачной сферы изображает нашу ориентацию в пространстве относительно навигационных осей, точка около синего круга - глобальное положение на орбите Земли. Я заметил, что снизу экрана появилась строчка текста. Согласно ему мы на связи с ЦКОП, уровень соединения "ниже среднего". Окно контактов, значит.
   - Подтверждаем присутствие ложных целей. Множество объектов встречного курса с поверхности.
   - Мы получили координаты от военных?
   - Да. До цели три минуты, - значит, о нашем удобстве позаботились. Достаточно близко.
   Космос вокруг был заполнен вспышками. Бледными звездочками, в которых испарялся стратегический потенциал человечества. Следом за невидимыми выстрелами, на нашу высоту поднялись и спиралехвостые кометы. Я видел факелы встречных противоракет - должно быть, воистину титанические, раз их было заметно - а может, это были просто особенно близко прошедшие снаряды. Невидимые излучения и прекрасно различимые шнуры света, снаряды всех представимых видов - Источник создает то, что неподвластно нашему пониманию по своему принципу действия. Но, в конце концов, все это лишь передает цели избыточную энергию. "Фатхи", "Инадзумы", "Хайбао", "Бертлаамы", названные каким-то шутником "Шици шидай" восьмимегатонники и остальные ракеты - все они совершенно заурядно взрывались.
   На удивление быстро промелькнули двести секунд полета. Всего лишь дважды полоснул по нам луч противоракетной обороны - один раз оторвав половину левого крыла, второй - вспоров грузовой салон. Лайнер крутанулся, и я повис на ремнях. Началось торможение - с перегрузками еще более сильными, чем были до того, хотя я думал, что мы шли на максимальном ускорении. Оставалось надеяться, что пилотам виднее. "Девяносто семь, девяносто шесть, девяносто пять" - считал я, вторя секундомеру на визоре. Самолетик в окне интерфейса все так же висел дюзами вниз.
   - Мы сориентированы правильно?
   - Да. Держим курс.
   Последние секунды я досчитывал, уже сидя лицом к Канемори.
   - Двадцать два, двадцать один, сейчас!
   - Ну, погнали. Удачи, - было видно, что навалившиеся на него перегрузочные "же" заставляют слова застревать в горле. Но он смог сказать это даже с некоторым задором. И исчез.
   - Вниз! - попытался заорать я на замешкавшуюся было Джению. Антигравам "же" были как будто не страшны.
  
  
   - Видим быстро приближающийся объект, - прямо на моих глазах, заслонив собой подсвечиваемый редкими искрами-вспышками шторм, бушевавший внизу, заслонив располосованную темным полумесяцем утреннюю Антарктиду, заслонив все поле обзора вообще, возникла Ультима.
   - Объект резко поменял направление движения и начинает снижаться. ЦКОП, как поняли?
   - Видим что и вы. Выход Ультимы подтверждаем, начинаем вести по радарам. Готовим первоначальную оценку правильности траектории.
   Новый перегрузочный скачок - и взрыв.
   - Отказ двигателей один, три и четыре! Второй двигатель нестабилен! Проводим экстренный сброс топлива.
   - Что теперь?
   - Снижаемся в тени Ультимы тем же курсом. Запрашиваем анализ в ЦКОП.
   Иначе говоря - мы падали а Землю вместе с куском Деймоса. Тем временем, Саша исчез. Я и не заметил - когда. Значит, Канемори уже начал сбор. Стоило мне подумать об этом, как появился он сам - за ручку с Фреддо. Они неуклюже повисли в нескольких метрах от меня. Перегрузки спали, и можно было говорить свободно.
   - Ух, попал. Наконец-то. Не работает эта рация. Говорю так - я всех собрал. Теперь никуда они не денутся. Там полный кавардак - все на панике, снова зажглось солнце - на этот раз одно. Источник. Ждем снаряд. Теперь постарайтесь для себя. Вы должны выбраться из этого. Фреддо - конец связи, - Джения перевела по инерции, после чего удивленно посмотрела на своего спутника.
   - Канемори - конец связи, - произнес он, - и они исчезли.
   - Четыреста два, мы готовим вам резервное поле на Огненной Земле. Держитесь. Отклонение Ультимы от траектории - пятнадцать километров, отклонение скорости - плюс семь процентов. Атакующая поверхность получает периодические попадания. Целостность силуэта нарушена умеренно.
   Хотя по корпусу лайнера продолжали стучать мелкие осколки Деймоса, хотя продолжали скрежетать разорванные куски металла - мне показалось, что в опустевшем салоне повисла тишина. Это как когда опаздываешь куда-нибудь и понимаешь, что никак не успеешь вовремя. Но уже сел в автобус - и теперь все зависит от четырехколесной машины, но никак не от тебя. Несмотря на, казалось бы, не располагающую к тому ситуацию, можно расслабиться. Конечно, это не могло продолжаться долго.
   - Четыреста два, от Ультимы на одном из полюсов отделяется крупный фрагмент. По предварительным расчетам он падает в океан.
   - Размер!
   - Наибольший - четыреста метров.
   - Передайте данные космическим войскам. Если решат, что целесообразно разбить - пусть действуют.
   - Принято. Внимание - после попадания Ультима меняет угол атаки. Она переориентируется слепым концом в сторону поверхности. Четыреста, два вы не успеваете отдалиться, готовьтесь к удару - при развороте Ультимы вас вытолкнет из тени.
   - Командир, по данным с поверхности Ультима толкнет нас тотчас перед атмосферным ударом. Готовьтесь... ко всему.
   - Четыреста два, новые данные. Огонь с поверхности прекращен. Над Антарктидой радионепрозрачная преграда. Повторяю: радионепрозрачная преграда над ледником, радары полностью белые! Наблюдаем множественные столкновения ложных целей с преградой! Диаметр области - более трехсот километров. Высота - тридцать пять километров. Замыкание купола щита через двадцать секунд, Ультима не успеет.
   - Корабли у побережья! На них должны быть ракеты. Огонь из всех орудий, они должны успеть до замыкания!
   Конечно, это было бессмысленно. Даже если предположить, что мощность ракет оказалась бы достаточной. Даже если бы волшебным образом сработали детонаторы - добраться до цели им не реально. Даже самая большая спешка для находящегося в полной боеготовности корабля - учитывая время передачи приказов - это уже секунд десять. А сам полет займет минуты. И с гипердвигателем у нас связи нет.
   За этими невеселыми мыслями застал меня сокрушительный удар. Шея хрустнула, а в груди как будто разлили кипяток - потерять руку и то было не так больно. Вынырнув из полузабытья, куда меня отправила боль, я попытался пошевелить конечностями и быстро прикинул свое состояние. Шевелиться в целом получилось, значит, позвоночник был цел. Но вот поднять правую руку уже не вышло. Боль в груди усилилась, и я закашлялся. Внутреннюю сторону визора окрасили мелкие красные брызги.
   - Командир, ответьте.
   - Я жив. Ранен. Что у нас?
   - Атмосферный удар. Приложило сильно, но мы вышли из тени. Ретранслятор сбит осколками и нас заслоняет плазменный кокон Ультимы, идем без связи с поверхностью. Готовимся к сбросу планера, катапульта в строю.
   Наш снаряд было видно даже отсюда. Мы и сами оказались выброшены на самой границе с атмосферой. Хотя наш аппарат еще не был окутан пламенем - к счастью, ведь с поврежденным планером мы тотчас сгорели бы - космос оставался лишь наверху, а синеву вокруг уже можно было представить не как атмосферу, а как небо. Из шести уцелело лишь три камеры, но в работавших окнах, до того показывавших лишь каменную стену, я увидел, как медленно, нехотя снижается цилиндр мегаструктуры. А еще мне показалось, что я видел маленький огонек объединенного источника.
   Тут заговорил другой голос - засыпанный помехами настолько, что половину слов приходилось угадывать.
   - ...еста второ...ас с...ышите? Мы перепо... ...ругой спутник, но... ...дет очень плохая, если будет. Ульти... ...в плотные слои. ...гол атаки - двенадцать град............- сигнал пропал полностью, остался лишь белый шум, через который пробивались лишь отдельные звуки- ...ть......тр.......с..............семьдесят ч...ре.
   - Корабли! Корабли!
   - ...рыли огонь, ...аряды не успева..., - что было очевидно. И это была моя последняя ошибка. Я так и не смог запомнить самого важного. Сквозь исполняемое адским оркестром под нами электромагнитное крещендо до меня донесся слабый, обрывочный сигнал.
   - Есть ка...ие преграды! Столкно... ....зошло на скорос... ...лометров ...кунду. ...мные разрывы в поверхн... ...вторяю, прег...да раскалывается! ...тима разломилась и продо... снижение в виде д...х крупных ...агментов! ...сть касан... ...ерхности обоих фр...тов Ультимы. Наб...аем фронт ...рной волны.
   Над Антарктидой взметнулись ярко-белые протуберанцы, то тут, то там переливающиеся радужным спектром. Вытащенный на мель источник разорвался уже по-настоящему, и ошметки его мембраны сбрасывали избыточную энергию. В воздухе зависли медленно перекручивающиеся лоскуты света, с краев которых срывались титанические снопы искр, каждый размером с небоскреб.
   - Планер сброшен, кабина катапультировалась.
   - Мы можем уйти в космос?
   - Повреждена топливная система. Нужно куда-то садиться сейчас. На воду слишком опасно, может подняться цунами. Попробуем сесть на ледник. Подождем, пока волна пройдет, и зайдем ей в тыл. Там должно быть ровно.
   - Отставить. За этой волной пойдет обратная. Нас сметет.
   - Четыреста два, - на панели контактов появилась надпись И-4, рядом пояснялось, что это звено палубной авиации, - Не задавайте лишних вопросов и следуйте за нами. Дамаск дает вам посадку. Торопитесь - нужно успеть перед ударной волной.
  

10

  
   Вчера я уснул с включенным телевизором. Теперь на горевшем всю ночь экране - серый фон и надпись: "Уважаемые пассажиры, наш корабль покинул зону, покрываемую спутником. К вашим услугам мультимедийная база корабля с дампом основных сегментов сети по состоянию на 9:53 17 декабря 2124 года." Хотя как сказать - "ночь" - астрономически здесь самый разгар дня. Как это все уже знакомо.
   Я подтянулся за подлокотник и, опираясь о стол и стараясь не слезать с дивана хотя бы ногами - благо, размер каюты позволял - выглянул в иллюминатор. Конечно же, ничего увидеть не удалось - как и ожидалось, мы уже вошли в зону плотнейшего тумана, постоянно висящего у побережья моря Росса. О существовании Солнца напоминало лишь приглушенное равномерное свечение, так что на глаз и вовсе было не понять, какова сейчас ситуация с небесным светилом. И не день, и не ночь. Свет в каюте пришлось включить. Корабль, должно быть, шел лишь по приборам, как в космосе - видимость нулевая. Но это значит, что берег должен быть недалеко - а сети все нет.
   "Саппоро. С 1876 года" - прочитал я надпись на тонкой высокой жестяной банке. "Эссекс-мару" - японское судно, и пиво здесь тоже было японское. В небольшом холодильнике царило унылое запустение. Кроме трех выставленных плотной группой банок, там был только бутылек "Финляндии", нарушавшей мою теорию о соответствии государства флага корабля и наполнением мини-бара. Доставая банку, я не выдержал и переставил водку на одну полочку с пивом, а то крошечная бутылочка, в одиночестве составлявшая второй ряд, выглядела как убогая попытка создать иллюзию ассортимента. Впрочем, на корабельной кухне еду хоть и сервировали скромными порциями, на качество жаловаться не приходилось. А из кают все съестные запасы, значит, позабирали - остался только алкоголь.
   Я продолжал вертеть жестянку в руках. Никогда не пил в одиночку. Даже пиво. Наверное, сейчас нет поводов нарушать эту традицию? Холодный металл пощипывал кожу на лбу.
   "Саппоро", да? - думал я про себя, пытаясь сфокусировать взгляд на маячившем слишком близко перед глазами донышке банки, - Вот ведь как получается - и самого-то Саппоро больше нет - а пиво "Саппоро" осталось. Неужели его до сих пор выпускают под таким названием? Ведь не год же тут эта банка стоит. Я сверился с датой изготовления. Не год. Меньше, конечно. Тем более странно. Впрочем, если уж менять название всему, что напоминает о городах, которых больше нет - это половину таких вещей придется переименовывать ведь.
   На месте Саппоро теперь зеленые лужайки да холмы, как будто и не было там никогда города. Вспоминается средневековый полководец, срывший захваченные монастыри до основания, аргументируя это тем, что в мирном договоре сказано "привести разрушенное войсками к изначальному виду". Как знать, возможно, этот же полководец вспомнился бессмертному, уничтожившему город. Единственное напоминание о высившихся там когда-то зданиях - мемориал Город Света, проецируемые замаскированными прожекторами фантомные здания. Обычная теперь практика. Нет больше Москвы - но она сама себе мемориал, ведь на ее месте Фигура Вихря - чешуей накладывающиеся друг на друга черные шипы остекленевшей земли на таком же стеклянном основании идеально - с точностью до микрометров - круглой формы. Точность продолжает уменьшаться из-за эрозии, то есть изначально она могла быть еще выше. Нет больше ста семидесяти миллионов людей - они погибли за те несколько часов. И по прогнозам - в ближайшие пять лет не станет вдвое большего количества.
   Сеть так и не появилась. Серое свечение телевизора и туман за окном создавали по-своему уютную обстановку. Настолько уютную, что я, наконец, нашел в себе силы убрать портившее ее скомканное мной у дальнего подлокотника постельное белье. Закинув неаккуратно сложенную стопку в ящик под диваном, я снова выглянул в иллюминатор, теперь уже гораздо тщательней старясь что-нибудь разглядеть. Ничего. За исключением только темнеющей сквозь дымку поверхности воды у самого борта. Дальше от корабля и ее не было видно. И старые, и спешно установленные новые климатические комплексы работают круглосуточно, чтобы загладить последствия падения Ультимы. Тогда ударная волна оказалась погашена воздушным потоком, связанным с циркумполярным течением, а остатки разбились, как о волнорезы, об Анды и фронты, сформированные башнями в Австралии и Южной Америке. Но отсроченные эффекты, особенно на саму Антарктиду - важнейший климатообразующий объект, так просто не отменить. В последние мгновения своей жизни источник спас человечество. Его щит поглотил значительную часть энергии. Расчеты оказались ошибочными - столкнись наш снаряд с поверхностью на той скорости, которую он развил - результаты оказались бы фатальными не только для человечества, но и для всей биосферы.
   А ведь где-то неподалеку от побережья должны стоять плавучие хабы, ритуальные блюда, на которые ставит свои ступни живущее на орбите сетевое божество. Но нам, видимо, через них подключаться не положено. "Эссекс-мару" - обычный пассажирский корабль. Раньше он, возможно, и использовался как круизный лайнер, но, глядя на здешние небольшие, подчеркнуто утилитарные каюты в этом сомневаешься. Сейчас, когда летать над некоторыми районами небезопасно, он возит людей через океан - с целями нисколько не туристическими, а абсолютно транспортными. Так что мы - бывшие сотрудники Центра по контролю людей с СМР - тут на общих основаниях. Впрочем, строго говоря, из нас на этом корабле только отставшие. Остальные уже ждут на континенте.
   В дверь постучали. Ручка провернулась, а затем, поскольку каюту я не запирал, дверь отъехала в сторону.
   - Извините. Вы не... Ах! Наконец-то.
   Интересно, чего у меня забыл Эдвин?
   - Чем обязан?
   - Я уже все каюты обстучал, чтобы тебя найти. Что за тенью ты тут ходил, что тебя никто не видел?
   - Да я и не выходил особо.
   - Опять за свое, да? Может быть, ты не против выйти сейчас? Наверху классная погода, такое нечасто увидишь.
   - Почему нет? Там холодно?
   - Не особо. Но куртку накинь. Ну и вообще там, хм, мда, - свою фразу он сопроводил жестом раскрытой ладонью, проведя ею сверху вниз, намекая, что куртка поверх майки и трусов меня от холода не спасет и нужно все равно чего-нибудь еще надеть будет. - Только, - он оглянулся куда-то в коридор, словно опасаясь там кого-то увидеть, - пошли сначала найдем буфет. Или, э, у тебя есть что-нибудь сладкое?
   - Полный ноль. Только пиво да водка.
   - Водка. Хммм, думаю, все же подойдет. Давай. Но буфет нужно найти все равно.
   - Ну бери. Там, в холодильнике - я указал ногой на отделанный деревом шкафчик у противоположного от себя торца кровати. Погоди. А ты, вообще, как тут? - кивком я обратил внимание киборга на серый экран телевизора.
   Вчитавшись, он некоторое время молчал, тяжело дыша. Но потом торопливо заговорил, растерянно при этом улыбаясь.
   - О, правда? Ну, не знаю, мне вот корабль подключиться дал. Прогресс, что сказать, и о моих нуждах уже общество заботится.
   - Так тебе же отлучение от сети не полезно. Ведь какое-то время, пока мы плыли, сети все равно не было.
   - Мир меняется. Есть теперь техника, как этого избежать. Ведь когда я сплю - я не могу сознательно обрабатывать информацию, бодрствует только моя внемозговая часть. Проблема была во внезапности отключения от сети, а не в ее отсутствии как таковом. Так что почти весь путь я проспал - пришлось потратиться на, эхм, ну, обычно это называют гибернатором. Но я ошибся с запасами на спячку. И у меня глюкоза вот-вот за двойку укатится. У тебя есть чем эту водку закусить или запить хоть?
   - Не спеши. Если так, то лучше пошли до буфета.
   - Тогда быстрее.
   Я не очень понимал нового отношения Эдвина ко мне. Первое время я был человеком, знавшем о случившемся больше всех на свете. Но только однажды мне довелось непосредственно командовать Советом Безопасности. Не успел корпод пристать к берегу, как меня забрали с борта и назначили ведущим консультантом в какой-то комиссии, которая изначально занималась ликвидацией самых насущных проблем, связанных с порождениями источника, а потом - с подведением итогов и выработкой долговременной стратегии. Когда выдался случай, и нам понадобилась сетевая поддержка, я пригласил Эдвина работать с нами, порекомендовав его, как хорошего специалиста. И даже общался с ним во время работы - не лицом к лицу, конечно, но уж ему-то какая разница? Конечно же, я не мог удерживать первенство в плане осведомленности долго. Собственно говоря, сама моя работа заключалась в том, чтобы изменить подобное положение вещей. Комиссия сообщила, что не нуждается в моей помощи на постоянной основе в середине июля. И все это время Эдвин держался как-то отстраненно, как будто затаил на меня за что-то злобу. Когда моя работа закончилась - я уехал из Йоханнесбурга. За те девять месяцев я видел многое - выездной работы по сравнению со службой в Центре было значительно большее. Но за свою жизнь никогда я не имел возможности ездить по миру без каких-либо ограничений. Этим летом я решил, что время пришло. Сначала я посетил Фигуру Вихря. Меня даже пустили внутрь периметра, и я смог увидеть тот шип, в который превратился мой дом. А потом просто ездил, летал и плавал без какой либо цели. Мы с Центром поменялись местами - это он, а не я оказался неспособен выполнить условия контракта. Даже учитывая бедственное состояние мировой экономики, моих сбережений и выплаченной неустойки оказалось достаточно, чтобы некоторое время не заботиться о средствах к существованию. Конечно, теперь не лучшее время для путешествий - не все порождения источника деактивированы, но главное - появилось слишком много поводов и осталось слишком мало сдерживающих факторов для войн. Но если нельзя, но очень хочется - то, как известно, можно.
   Стоило нам выйти на затянутую туманом палубу, как прозвучало объявление: "Уважаемые пассажиры, наш корабль прибывает в порт назначения. Стыковка через пятнадцать минут. В связи с необходимостью технического обслуживания судна просьба пассажиров покинуть борт в течение получаса после спуска трапов."
   Эдвин доел четвертую шоколадку куда более спокойно. Запив соком и поболтав бутылкой около уха, он еще раз резко опрокинул ее, выжимая последние капли, и утрамбовал в нее четыре обертки - одну только что освободившуюся и три, вынужденные временно пережидать в кармане. Сама бутылка в карман поместилась с большим трудом - и торчала из него почти наполовину.
   - Ну... чем занимался?, - спросил он, убедившись, что на руках не осталось следов растаявших шоколадных крошек, - Все это время, я имею в виду. Я видел, что ты то тут, то там - по всему свету разъезжаешь. Но разве ты не покинул Комиссию?
   - Покинул. Да я так, сам. По собственной инициативе.
   - Понятно, - всё, поговорили. Как обычно.
   - А ты?
   - Разведка.
   - Ну конечно же. Ага.
   - Серьезно. Работаю на разведуправление своей любимой родины.
   - ...И теперь ты должен меня убить.
   - Чином я не вышел для этого. У меня работа с открытыми источниками.
   - Вот как? Что ж, тогда это имеет смысл. Но все-таки разведка - это так непохоже на то, чем ты занимался раньше.
   - И что? Центра больше нет, а значит и моих обязательств перед ним. Куда хочу туда и устраиваюсь.
   - Да я не спорю. Просто я слишком привык думать о тебе, как о человеке, работающем с бессмертными. - "Тоже работающим с бессмертными" - правильнее было бы сказать так.
   - Удивляет, что я не только этим заниматься умею? Что ж, я в первую очередь человек, а человеку нужны деньги, чтобы жить. А там уж как получится.
   Эдвин, конечно, был прав. У меня просто случилась - хотя нет, это нельзя назвать ломкой мировоззрения. Просто трещинка пошла. Эдвин считался сторонним работником, его особо никто не тестировал. А я ведь именно потому и был взят на работу, что она успешно заменила бы мне жизнь. Я совсем не умею придумывать что-то интересное, загораться какой-нибудь идеей и вот так, вдруг, срываться что-то делать, только потому что это интересно. Почему же наша организация была столь озабочена сохранением именно оперативников на рабочих местах? Единственный ответ, который у меня был - что бы там ни говорили, люди так и не приняли бессмертных. Страх и неприязнь не исчезли - даже не думали исчезать. Человечество приносило нас в жертву, чтобы сформировать барьер, локализовать угрозу и запереть ее внутри саркофага. И те, из кого этот барьер состоит, не должны пытаться думать еще и о собственной жизни. Повезло? Вот уж точно - решил личные проблемы за счет Конца Света. Только что теперь? Ведь сдается мне, что вернее будет не "не должны пытаться", а "не должны уметь".
   - Гляди! - Эдвин указывал куда-то в туман. Приглядевшись, я различил тень, быстро приобретающую очертания. Корабль буксировал за собой нечто, напоминавшее старые стелс-фрегаты. Порождение источника. Люди научили его и этому. Многие бессмертные баловались призывом кораблей. Правда, когда посреди Тихого Океана всплыла "Мэнифест Дэстини", ее на всякий случай уничтожили - заодно с машинами игрушечного бога. Подлодка вернулась из прошлого со всеми своими ракетами - и кто знал, что взбрело бы в голову капитану, когда он увидел бы, скажем, отстроенный Лос-Анджелес? Но образ ушедшего в последнее плаванье корабля оказался заманчивым. Другие вернувшиеся корабли военной угрозы не представляли, а потому их экипажи благополучно сошли на землю. Тех немцев с пятого объекта тоже нашли. Оказалось, что они помнили момент своей смерти - поиск по архивам показал, что люди под их именами действительно участвовали в названном ими сражении, где и погибли. Братские могилы проверять не стали за очевидной бессмысленностью, хотя иные примеры воскрешений показали, что тела в могилах все равно остаются. Поскольку никаких особенных богатств за солдатами Великой Войны не числилось, юридически их довольно быстро признали теми же самыми людьми. Хотя не без содействия Комиссии, но вмешательство требовалось только в первые разы, дальше чиновники привыкли к необычным случаям и справлялись сами. Впрочем, источник не вернул ни одного близкого желавшему человека - видимо, его слишком сильно испугала реакция Мусо на изъяны, которые он увидел в своей сестре.
   - Смотри-ка ты, тащат. Если не стали топить то это, наверное, один из последних. Для истории решили сохранить. - Порождение было не опасно. Похоже, что источник слабо понимал идею энергонезависимости. С его точки зрения она действительно могла показаться весьма необычной. Даже молекулярная структура многих веществ, составлявших порождения, была нестабильна без постоянной подпитки источником. Хотя военные после падения Ультимы уничтожали все необычное, в подавляющем большинстве случае этого не требовалось. Даже те порождения, что не развалились сразу, уже не могли действовать полноценно. Однако некоторая закономерность есть - среди, пользуясь терминологией Артура, искажений, уцелевших больше. Чем более реально было создаваемое, чем ближе к чему-то существующему, чем более полное представление бессмертный о нем имел - тем стабильнее оно было. Даже источнику было трудно восстанавливать структуру из совсем уж исчезающее малого количества информации, и ему приходилось додумывать кое-что от себя. Так, все воскрешенные или созданные люди выжили. Выжил и я. Тогда, в брюхе окруженного державшими оборону штурмовиками лайнера, мне соврали. Доза радиации была смертельной. Мне оставалось жить пару дней. Но на самом деле и пары дней я бы не протянул - не оставлял шансов наложившийся на лучевую болезнь микроволновой удар - сам по себе не слишком угрожающий жизни, но в подобном сочетании смертельный - его тогда просто не заметили. К неудовольствию командования и вопреки их ожиданиями я умер бы еще раньше - часов через шесть. Бегуны тоже выжили. А еще цепеллины и - на удивление - морские кристаллы.
   - А ведь корабль-то не близко, - продолжал я, - мне казалось, туман плотнее. А оказывается - и такие далекие объекты видно хорошо. Ну прямо космос.
   - Говорю же - красота, - Эдвин поежился и вжал голову в толстый стоящий торчком воротник пуховика. - Слушай. А ты ведь знал лично нашего героя галактики. Расскажи, а, если это, конечно, не военная тайна.
   - Осваиваешься в новой должности? - собеседник постучал пальцем по сканеру:
   - Восемь лет уже осваиваюсь.
   - Понятно. Видишь ли, знал я его совсем недолго. Кроме того - нас разделял некоторый культурный барьер. Я не могу судить, кем он был - идеалистичным юношей, политическим радикалом или просто двинутым клоуном. Но на момент инцидента того человека больше не было, остался лишь фантом, - диафрагма Эдвина расширилась и тут же вернулась в прежнее состояние. - Оказалась полностью переписанной его система "свой-чужой", например. Но самое главное - он, похоже, разочаровался во всем вообще - и благодаря этому почти потерял способность удивляться. Благодаря - потому что не произойди этого, вряд ли у нас бы что получилось. Тот человек, которого я знал - это было пограничное и нестабильное состояние личности, даже не вполне уже человеческой, но отлично приспособленной к текущей ситуации.
   - Перестал удивляться? Такой у нас бы прижился.
   - Почему бы?
   - Удивляться - дурной тон. Удивляясь, ты признаешься, что мало того, что не знал что-то - но даже и не допускал возможности существования этого. Удивление - признак невежества. Из этой логики следует, кстати, еще вот что - рассказывать то, о чем тебя не спрашивали - оскорбление. Ведь так ты обвиняешь человека в том, что он чего-то не знает. Даже если очевидно, что он не знает, но при этом не спрашивает прямо - если не хочешь портить отношений, не рассказывай. Дай ему шанс сбежать и узнать это самому, не в разговоре.
   - Не думаю, что он согласился бы с тем, чтобы стать паттехом. Не с его нетерпимостью к показушности. Я имею в виду - ваши сканеры. Я ведь тоже читать умею. Они - не верх функциональности.
   - Можно сказать, что да. Есть у адептов технокульта оправдание и этому. Но вещь действительно вполне исполнимая и в форме, не меняющей столь радикально внешность. Лет через двадцать-тридцать, возможно, и органоуносящих операции не потребуются. По крайней мере, работы ведутся. Только я это все понял не сразу. Наша компания - это ведь не просто кружок по интересам, а целый культ - и он с самого своего рождения, как ни иронично, начал обрастать ритуалами. Циркулярный сканер - это символ верности и жертва идеям Вэя.
   - У Вэя вроде бы репутация весьма компетентного человека.
   - Ну, репутация она, во-первых, не всегда точно отражает положение вещей. Хотя Вэя считают изобретателем циркулярного сканера, но бионические глаза существовали и до него. Более того - оптический аппарат того, что мы называем теперь сканером, тоже не он разработал. То, в чем заслуга Вэя, славного представителя китайской школы имплантологии, это разработка системы, отвечающей за переход электроника-зрительный нерв. Системы даже превосходящей, как считается, по качеству естественную. Все поменялось, когда он перестал вести исследования и начал писать книжки о том, как надо жить. Для кого как, а вот для него уход в философию точно стал шагом назад. Впрочем, так ему и надо. Прозвище "последний романтик трансгуманизма" ему не зря дали. Он стал могильщиком того, во что верил.
   Я усмехнулся.
   - А вы что же, черви в трупе его идеи?
   - Хм. Ха, я запомню. Забавно сказал. Ну, насчет этого - история нас рассудит. Хотя я придерживаюсь схожей позиции, как ты знаешь.
   - Послушай, Эдвин, вот мы тут стоим, разговариваем. А что, собственно, изменилось? Последний год ты был мрачнее тучи.
   - Я? Приехали. Ты себя-то видел? С тобой же говорить было невозможно - ты совсем автоматом на службе Комиссии стал. Любое слово и любой вздох, снижающий производительность, недопустим.
   Он серьезно? Это, конечно, в некоторой степени объясняет его поведение - получается, что лишь ответ на мое. Но тогда нужно сделать вывод, что произошло что-то очень нехорошее. Мусо отбросил способность удивляться как мешающую в сложившейся ситуации. А я - нет. Это было эгоистично, ведь мешало рассуждать. Такое поведение могло стоить очень дорого. Тогда я не вдумывался, почему, но я до последнего не переставал хотя бы немного осознавать происходящее как нечто, достойное удивления. Необычное, неправильное. Теперь я знаю. Я оставлял себе путь назад. Нельзя столкнуться источником и остаться человеком. А я собирался. Но неужели Комиссия поглотила и эти остатки моей души?
   Когда-то я считал, что существуют две несмешиваемые личности - я-оперативник, и я-человек, причем каждый не мыслит возможности сосуществования с другим. Между ними идет борьба, в которой более-менее достигнуто динамическое равновесие. Перемирие невозможно, победа ни одной из сторон недопустима. Но теперь эта горькая война пришла к своему апофеозу - сама судьба прикончила оперативника, но при этом взрывом накрыло и человека.
   - Но теперь-то я другой.
   - К счастью, похоже, что да. Рад видеть тебя снова.
   - Другой, или такой как прежде?
   - Ну не повторяй ошибки Вэя. Тебе это тоже не идет. Ты знаешь, я вот что думаю. Смотри, вон там стоят корабли-хабы - Эдвин вытянул руку и принялся вертеться вокруг своей оси, указывая мне азимуты, - "Улоф Пальме", "Эварист Галуа", "Саманта Смит". Силендцы называют их в честь людей, с которыми история, по их мнению, обошлась несправедливо. Ты знаешь, кем была та, чье имя носит последний корабль?
   - Саманта Смит? Затрудняюсь ответить. Расскажи мне, о, пришелец из мира машин.
   - Полтора века назад между тогдашним Советским Союзом и тогдашними США политические отношения были очень напряженные...
   - Что такое Холодная Война я знаю, спасибо.
   - Ой, извини. Так вот - Саманта - обычная десятилетняя девочка - написала письмо главе вражеского, фактически, государства. Невинно спросив, почему он хочет завоевать весь мир. Информационное поле было достаточно развито, чтобы история получила огласку во обеих враждующих странах - и во всем остальном мире. И в конечном итоге это привело, в общем-то, к потеплению отношений. Одна маленькая девочка заставила мир остановиться и начать вращаться в другую сторону. Конец у этой сказки печальный - Саманта погибла в авиакатастрофе через три года. Но что, если бы нет? Если бы не было той катастрофы? Что стало бы с жизнью девочки, изменившей мир? Ведь если быть до конца честным - не было ли такого, что мир, желавший измениться, лишь использовал ее? Знала ли она, что по какой-то причине вражеский вождь решит ответить именно на ее письмо? Думала ли о том, на что идет? Как бы она продолжала жить после того, как отгремела ее слава? Что бы делала, когда в Союзе наступил кризис? Как мир использовал бы тридцатилетнюю Саманту, доживи она до начала Второй с Половиной Мировой Войны?
   - Итого?
   - Хорошо, что мир решил использовать не тебя. Согласно официальной версии.
   - Последний подарок Центра. Я и не думал, что фальсификация истории может проходить вот так просто. Иногда даже как будто жалею, сомневаюсь - а не зря ли я принял этот подарок. Но теперь уже всё. Мир усвоил официальную версию, иное - удел любителей теорий заговоров. Хотя практика показывает, что историческая несправедливость иногда исправляется. Если бы не стремление восстановить справедливость - назвали бы силендцы свой корабль именем Галуа? Если бы не существование корабля - перестало бы знание о существовании этого человека быть чем-то необыкновенным? А теперь вот он снова среди нас. Только почему не все остальные?
   - Историческая несправедливость бессмертна, а? Вот наш пункт назначения, например.
   - Терас?
   - Рядом. Новый исследовательский комплекс.
   - А, ты о Ханну?
   - О нем. Что ему с того, что его именем назвали центр по изучению порождений источника? Мертвому от этого ни жарко, ни холодно. А ведь помимо бессмертных он и другим делом занимался. Ты знаешь область его исследований?
   - Расскажи.
   - Ре-тимус. Последняя опубликованная работа - по изоформам фермента р75.
   - Хм, а я ведь помню, что он говорил об этом. Что давно следовало уехать и продолжить заниматься нормальным делом - он мог бы стать хорошим специалистом. А что касается названия нового комплекса - есть человек, который более достоин дать ему имя - при всем моем уважении к Койвисто. Тот, кто куда больший вклад внес в победу над источником. Кроме того, у него, по крайней мере, не было иного выбора, кроме как погибнуть. Исследовательский центр имени Артура Мхитаряна - как тебе?
   - Тебе видней. Ты лучше скажи - тебе не страшно? Ты как-то обмолвился, что теперь у нас снова есть будущее. Но тебе не страшно увидеть, что именно за будущее ждет человечество? После всего, что люди видели - они могут начать бояться. Как бы поэтично-бессмысленно это не звучало - бояться будущего, чуда и мечты. Прогресс остановится. Они замкнуться на настоящем. Будут бояться сделать лишний шаг - лишь бы источник не вернулся.
   - Кто бы мог подумать - Эдвин защищает прогресс и мечты о будущем, - я принялся картинно рассматривать его, - то снизу, то сверху, привставая на носки, один раз даже обошел вокруг, - Но почему ты считаешь остальных глупее себя? Ведь если этого опасаешься ты - могут и другие. А если враг определен - против него можно сражаться. Это еще не гарантирует победы - но и поражение тоже не предопределено.
   - Как оптимистично! Но именно потому, что существует в том числе и возможность поражения - его разумно бояться. Парадокс, но шрамы, которые события наносят времени, не затягиваются. Они имеют тенденцию расползаться, захватывая окружающее их прошлое и будущее. Трещина, которую оставил источник, огромна. Деля время на "до" и "после" она будет расти и расти. Захватит двадцать первый и двадцать третий века, включит в себя Мировые Войны - которые зияют и без того - и почти полтысячелетия будут поглощены этим темпоральным катаклизмом. Чем мы будем для потомков? Безликими статистами в действии "пробуждение и смерть источника"? Весь следующий век - два века - бессмысленны! Они останутся в истории лишь как подмостки недавних событий. "Никто не может гарантировать этого"? "Посмотрим, что будет"? "Мы будем сражаться за свое будущее"? Ты представляешь, сколько людей уже думали так? Но оптимистичные надежды оборачиваются разочарованием и отчаянием легко, просто и без предупреждения!
   - Ты боялся, что изменюсь я - но не заметил, что происходит с тобой самим. Я не верю, что ты можешь говорить о таких вещах. Ты ведь когда-то писал мне "все человечествующие футурологи и прозреватели могут ровным строем отправляться в печь", - ты помнишь, о чем мы тогда говорили? Кажется, я скинул тебе какой-то текст - тебе он категорически не понравился "глобальностью выводов и обобщений". Так, да? И теперь ты же так рассуждаешь о судьбах человечества. Так кто из нас повторяет ошибку Вэя?
   - Да! Да, черт возьми, рассуждаю! Ты и Вэй - можете катиться колбаской! Ты представляешь, что это такое - быть мной, когда от орбитальной инфраструктуры остались жалкие ошметки? Когда покинуть городскую черту - равнозначно самоубийству. Когда сеть в любой момент может отрубиться, разрывая твою душу надвое - и та часть, что осталась в человеческом теле, уже никогда не найдет свою вторую половину. Когда призраки тех, кого уже постигла та же участь, ты видишь каждый день. И только теперь они перестают преследовать меня - ведь кончается проплаченная их бывшими хозяевами годовая аренда машинных мощностей. Это, знаешь ли, очень качественно меняет картину мира.
   И стоило начинать общаться ради этого? Ладно, попробую еще раз. Не получится - пусть приходит в себя в одиночестве.
   Я вспомнил события прошлого октября. Постарался восстановить в памяти чувства, который двигали мной, когда я готовился обрушить на голову источника Деймос.
   По пустынной палубе, спугивая редких поморников, пронесся мой безумный смех. Я надеялся, что глаза мои в этот момент горели, и голос человека, опьяненного всемогуществом, был полон неудержимой энергии.
   - Не бойся, о, пришелец из мира машин! Твой страх напрасен - это говорю тебе я - убийца игрушечного бога! Сияние наших душ не померкнет спустя время. Нет - это нечистое пламя разрывов потеряется, покажется лишь крохотной искоркой среди лучей всепроникающего света. В сюжете нашей жизни поверженный повелитель вещества - даже не актер, а всего лишь декорация.
   Диафрагма сканера повернувшегося ко мне спиной и оперевшегося о перила Эдвина заиграла.
   - Очень помогло. Спасибо, - прозвучало, вроде бы, искренне. Он постоял еще немного, после чего все же повернулся ко мне.- Извини. Мне и правда было страшно. Никак забыть не могу. Но теперь уже легче. Наверное, это не лучшим образом характеризует меня - раз я решил выговорится перед человеком, которому было заведомо хуже.
   - Считай, что я разрешил.
   - Примите мою благодарность, Ваше Сиятельство. Не хотелось об этом вспоминать, но теперь уже можно. Однажды я наткнулся на один текст - совсем короткий. Судя по содержанию - он был написан очень давно - и неизвестно, сколько с тех пор копировался. Первоисточник теперь уже и установить невозможно. Я тебе отправил, - прочитай при случае. И еще - скажи мне, кто создал этот мир?
   - Бог, конечно. Хотя некоторые утверждают, что он как-то сам по себе образовался. Врут, поди.
   - А для кого?
   - А кто же его знает?
   - А кто и для кого создал сеть? - паттех дал мне понедоумевать от его вопроса всего лишь мгновение, - Ну вот, а ты говоришь "мир машин". Впрочем, народу твоя фраза понравилась.
   - "Не подумайте, что я не люблю людей. Многие мои хорошие друзья - люди. Но иногда они говорят такие глупости! Вот послушайте:...", - да?
   Эдвин усмехнулся.
   - Вроде того.
   Мне кажется, что имя, которое дал источнику Канемори, подходит больше, но теперь его называют "повелитель вещества". Это название используется в двадцать раз чаще, чем "игрушечный бог" - а зря, ведь абсолютная способность повелевать веществом означает способность создать машину, которая давала бы и любую другую силу. Пример тому - Зеркала, Девятнадцатая Луна. Подарок источника. Висящий неподалеку от старого комплекса пятидесятиметровый икосаэдр. Его грани возвращают поглощенный ими свет с задержкой - от промежутков, неразличимых по сравнению со временем, которое нужно, чтобы свет долетел до находящегося в нескольких метрах от грани - до месяцев. Четыре грани остаются черными - но время, через которое они вернут свет, удалось рассчитать. Это три года и пять месяцев, пятьдесят один год и восемь месяцев, триста восемьдесят шесть и четыре тысячи шестьсот тридцать лет.
   Но кроме подарков нам достались и куда более горькие плоды победы. Причем не только на Земле. От Деймоса мало что осталось. Зрение подвело меня во время последнего возвращения на Землю - наш снаряд, как оказалось, имел форму сильно вытянутого эллипсоида вращения. Законы наложения зон контроля оказались менее линейными, чем можно было подумать. Хотя и об этом можно было догадаться - ведь давали же несколько десятков скученных бессмертных завершить гиперпереход в космосе над Антарктидой. Так или иначе, вырезанная нами середина торчит теперь посреди ледника - а на орбите Марса остался только этакий бублик. Если запаять входы в получившийся тоннель и закачать туда воздух - получится неплохая колония О'Нейла. Есть лишь одна проблема - приливные силы разрушат то, что осталось от Деймоса, в пределах нескольких десятилетий. Есть даже предложение расколоть его сейчас направленными зарядами и уронить осколки на поверхность планеты - во-первых, огромное количество дармовой энергии, во-вторых, ценные данные для дальнейшей терраформации. Все равно Лабиринт и остальные поселения пока снабжать не откуда, и пережившие там далеко не лучшие дни своей жизни люди вернулись на Землю с первым же прилетом "Нергала".
   Мы победили источник еще и ценой базы освоения ближайшей в перспективе пригодной для жизни планеты. Сто семьдесят миллионов людей - жертвы сводивших счеты с человечеством бессмертных. Но вина за близящиеся смерти от голода, войн и эпидемий еще трехсот миллионов, за подрыв освоения Марса и много других малоприятных вещей - в некотором роде на мне. Не знаю точно, почему, но - тут я уверен - к счастью - я больше не чувствую груза ответственности. Хотя глупо претендовать на понимание истинной природы произошедшего, я был лучше всех сориентирован в ситуации. Я несравненно лучше отдавал себе отчет в случившемся чем поднятый по тревоге солдат, чем пробирающийся через завалы пожарный, над головой которого еще распевали свои горловые гимны атакующие агенты да гудели военные турболеты. Лучше, чем пилот пассажирского самолета, видевший, как в один момент исчез целый город. Через два года к Луне вернется пилотируемая миссия к Ганимеду. Они сразу получат срез произошедшего, отфильтрованную и в некоторой степени отсортированную информацию - и тогда, возможно, переплюнут меня в уровне понимания. Только вот не знаю - может, им уже намекнули, что дома все не слишком радужно?
   Могло ли все быть иначе? Да. Если бы не было меня - могло ли все быть так же? Возможно. Самая крупная "честная", построенная с нуля станция "Одиссей" лишь вдесятеро уступает массой упавшему куску Деймоса. И ее не нужно было телепортировать - она и так находится на орбите Земли - источник, между прочим, так и не обратил на нее своего внимания. Кроме того - можно было успеть нанести удар и пока работали термоядерные заряды. Пусть не одна - сотня ракет уж точно сделала бы свое дело, ведь Ультима хоть и высвободила невероятное количество энергии, попадание трудно было назвать прямым. И не столь невозможна ситуация, что кому-нибудь пришла бы в голову идея собирать бессмертных вместе, а не изолировать их. Я не убийца богов - мальчик с картофельной фермы, ополченец без образования, решивший попытать счастья на работе, куда набирают по анализу крови и беседе на отвлеченные темы, а платят, как будто ты десять лет готовился в лучших университетах мира. Но игрушечный бог мертв - кто же его убил?
   Антарктический массив получил название Терас, что значит "чудовище". Чудовище - подходящее имя для отпрыска Ужаса. На самом деле, "чудовище", потому что окружают его завалы из трупов порождений. Но не лишена символизма точка зрения, с которой это не скала, а надгробный камень. А "Терас" - надпись на нем.
   Меня, как и Саманту, использовал не весь мир вообще. Можно сказать куда конкретнее. Мы оказались лишь инструментами в руках человечества. Человечество - такое громкое слово. Говорят, что у людей очень высокое мнение о себе, как о человечестве. Но как бы то ни было - именно человечество как единое целое достойно носить имя Тератофаг, убийца чудовищ из иных миров, игрушечных божков.
  
  
   Освободившись от пассажиров, "Эссекс-мару" заперся в сухом доке, стенки которого были обложены крупными антеннами, а по проложенным по борту и дну направляющим ездили краны-манипуляторы с водометами. Морские кристаллы разрушаются при воздействии радиоволн. Их МГД-двигатель, расположенный в центре тела, находится в относительной безопасности. Но кристаллы постепенно разрушаются с поверхности, особенно когда проплывают вблизи кораблей. Их вещество становится вязким. Проходящие через антарктические вода корабли обрастают мешающими движению наростами, которые приходится разрушать, направляя на них мощные излучатели, после чего счищать клейкую массу. На суше туман был как будто бы не таким плотным - хотя это скорее многочисленные источники света - от уличных фонарей и света из окон до габаритных огней климатических установок - помогали ориентироваться в пространстве. По широкой ровной дороге, надстроенной над серо-бурым галечным пляжем, плотной группой мы двинулись к площади, где нас ждал формост. В это время остальные пассажиры тоже разбредались кто куда - часть к стоянке, к другим формостам и автомобилям, остальные - к зданию порта, до которого было гораздо ближе. Учитывая общую промозглость, последним я даже как-то завидовал. Здесь почти не было снега - лишь кое-где на дорожном покрытии неуверенно белела наледь, на удивление скромная, если учитывать здешний туман. Сейчас огромная масса жидкой воды, оставшаяся в центре материка после падения "Ультимы", застывает, образуя Море Льда, иначе - и с примерно сопоставимой частотой, называемое Лунным морем. Его коэффициент отражения выше, чем был раньше - а значит, Земля получает теперь от Солнца немного меньше тепла. Из-за этого южная полярная шапка начинает намерзать, расширяя площадь покрытия. Такими темпами шельф Мак-Мёрдо может доползти до побережья Сухих Долин и перекрыть подход кораблей. Уж не знаю, на чем там остановились климатологи и какие у них планы. В новостях порой рассказывают об очередных спорах - с одной стороны, сносить ледники здесь жалко - рядом Кровавый Водопад, родина марсианских тиомикроспирных матов и уникальное явление природы. С другой - снижать альбедо за счет освобождения породы ото льда в менее освоенных регионах - дорого. С третьей - красить сам лед идея экологически тоже далеко не безупречная. Тем не менее, удручающий пейзаж марсианского анклава раскинулся довольно далеко, до ледников было совсем не два шага. Естественное ли это положение дел, или результат уже начавшейся работы ветряных станций и подрывников - оставалось только гадать. Эдвин дал довольно расплывчатый ответ, после чего начал путаться в показаниях - видимо, информация залегала на труднодоступной даже для него глубине.
   Вообще говоря, немногочисленные прибрежные города остались относительно нетронуты ударной волной - скользя по леднику, она прошла у живущих на низко расположенном побережье прямо над головами. Суровый город холодных камней и непроглядного тумана, молча выполнявший свою успевшую уже стать повседневной работу, даже не заметил нашего прибытия.
  
  
   Мир с источником - концепция теперь исключительно гипотетическая. Но что, если бы я тоже получил возможность загадать желание игрушечному богу? О своих воспоминаниях. Загадал бы увидеть - что за ними стоит? Обрывками воспоминаний о чем они в действительности являются. Это что-то очень важное, что-то, что помогло бы лучше почувствовать это мир - но, к сожалению, не удержалось в памяти.
   Остается только гадать, что сделал бы источник. Ведь как бы грустно это не было, но за ними ничего не стоит. Это не муть, мешающая тщательно разглядеть настоящую красоту. Это она и есть. Там, дальше, ничего. Красотой нельзя насытиться, это та потребность, для которой нет чувства удовлетворения. Видимо я, желая еще и еще, обманываю сам себя, утверждаясь в убеждении, что это только апперетив. А эти воспоминания обманчивы вдвойне. Они не только заслужили право навещать меня время от времени. Они совершенствуются. Каждый из образов так неуловим, потому что образовался слиянием нескольких, теперь уже и не понять, каких, а значит, и не разоблачить обман. И они продолжают развиваться. Последний экспонат музея моей памяти - летняя ночь в новой квартире. Уже тогда я понимал, что присутствую при рождении нового реккурентного воспоминания. И не мог не недоумевать - теперь-то я не просто вспоминаю, а присутствую лично. Но ближе к тому, чтобы ухватить ускользающий элемент, я не стал. Более того - я вообще с трудом могу почувствовать ценность момента. Вот, оно, самое важное, истинная причина, почему мне ценен этот момент, умело держалось где-то на фоне, постоянно ускользая из фокуса внимания.
   Наверное, источник смог бы что-нибудь сделать - обманул бы восприятие, в конце-концов, внушил бы какую-нибудь идею. Только теперь уже все равно. Ведь сам источник уходит в прошлое - унося с собой и все остальное.
   Самому старому - теперь уже без всяких "но" - человеку в мире сейчас сто тридцать шесть лет. Наверное, он мог бы быть ровесником Саманты, раз уж она жила под конец Холодной Войны. Если бы они родились в одном городе - то могли бы даже ходить в одну школу, подружились бы. Саманта наверняка была в Союзе - привезла бы ему в подарок пионерский галстук. Сейчас как раз бы пригодился. Саймон к тому моменту был уже почти пенсионного возраста. Их разделяют пятьдесят пять лет. А это ведь, в полтора раза больше, чем прожил Ханну. И - во сколько? В три? Да, пожалуй, в три раза больше, чем прожила Саманта. Несмотря на героический труд ВОЗ по приближению средней продолжительности жизни в экономически благополучных странах к ста годам, кардинальное продление жизни единицам дается хуже, чем постепенное подтягивание средней температуры по больнице. И самый старый человек в мире, словно в насмешку над усилиями здравоохранителей, живет в, прямо скажем, не сильно цивилизованной местности. Потрясший планету катаклизм если и задел его, то лишь по касательной.
  
  
   Застланный туманом город оставался позади. Небольшой двадцатиместный формост вез нас к месту, где теперь был расположен исследовательский комплекс имени Ханну Койвисто. Предыдущий, который про бессмертных, принадлежал ВОЗ. Кому этот - непонятно. То есть как бы непосредственно Содружеству, но поскольку это не имеет смысла - никому. Сами по себе. Возможно, вскоре передадут какому-нибудь научному союзу. Часто говорят, что предыдущим международным агрегациям типа Священного Союза хотя бы хватало совести распадаться, когда они показывали свою несостоятельность. Способность перешагнуть за это ограничение помогла Содружеству дожить до нынешнего дня. Теперь все шло к тому, что текущая принадлежность комплекса приобретет несколько больше смысла. Но геополитика для меня - темный лес, что будет на самом деле - посмотрим. Комплекс пока что представлял собой собранную из готовых модулей конструкцию, фотографии которой создавали у меня явственное ощущение чего-то кустарно-временного. Однако он, очевидно, был уже достаточно просторен, чтобы, пусть лишь на несколько дней, вместить бывший костяк Центра. Если коротко - нам устраивали прощальный вечер.
   В трехстах километрах от полюса по направлению к горам Королевы Мод вмурована в лед самая молодая вершина Антарктики - массив Терас. Крупнейший обломок Ультимы, заваленный трупами порождений. Полкилометра он не дотягивает до того, чтобы стать высочайшим пиком континента. Можно подумать, что мы в свое время сделали источнику огромное одолжение - исключительно равномерно распределили бессмертных по миру, оставив при этом одно скопление безвольных тел. Первые помогают цепляться за мир, вторые - менять его. Теперь мы считаем, что не сделай мы этого, источник стал бы чем-нибудь другим. У него не было плана, он действовал по ситуации - Канемори верно подметил, что он самоорганизовывался. Однако подобная стратегия, в конце концов, сыграла людям на руку. Не считая разрушений, учиненных бессмертными, от порождений большая часть планеты не пострадала. Источник сделал своим полигоном место своего появления.
   Эта территория - включающая и упавшую с неба гору, опасна. Поэтому исследовательский комплекс находится, конечно, не в том же самом месте, что и старый - просто в том же регионе. Но Терас и его окрестности место не только опасное - но и уникальное и удивительное. Ледовый массив получил имя "Лунное Море" из-за взошедших над ним лун. Меня всегда раздражало, когда спутники других планет называли лунами. В свете этого не лишено иронии, что именно я обронил в отношении висячих глыб слово "луна", которое потом оказалось подхваченным и стало использоваться как их название. Они висят в воздухе, хотя сами представляют собой лишь сферы, сплошь составленные волокнистыми полимером, без какой-либо особой начинки. Зеркала - это девятнадцатая по размеру луна - собственно, и не луна вовсе, ее так назвали только из-за близости. Всего же лун различных размеров насчитывается семь десятков. Они напоминают не антигравитационные машины, а попавшие под аномальное воздействие и так застывшие капли смолы.
   Даже будучи в массе своей поврежденными и убитыми, порождения с научной точки зрения представляют немалую ценность - что и послужило причиной постройки нового комплекса. Получается вроде как компенсация - убил собственного бога - получи единовременно пятьдесят тысяч единиц науки.
   Об источнике теперь много чего говорят - еще бы. Ведь что мы знаем он нем? В конечном итоге - совсем немного. Однако, он вполне реально существовал - а значит, это явление должно иметь свое место во Вселенной. Всё, что предстало нашему взору, может показаться невероятным - но если оно появилось здесь - то вполне вероятно, что в нашей большой-большой Вселенной все эти Луны и Маяки есть и без всяких там источников. А то, что было на Земле - это только эпических размеров спойлер. Людям показали то, что они нашли бы и так, но гораздо позже. Не так давно я прочитал рассказ, в котором высказывается идея, что повелители вещества закономерно появляются на определенном этапе развития разумного вида. Таким образом, все цивилизации космоса делятся на две группы - убившие своего бога и продолжившие существование в прежнем виде, и те, кто проиграл, либо добровольно передал себя в его власть - и теперь эти цивилизации представляют собой несколько сотен неуничтожимых представителей своего вида, так или иначе научившихся сосуществовать с повелителем вещества. Источник имеет пределы своей силы. Для него все равно существуют пространство и время. Хотя бы потому, что мы смогли обогнать его. И теперь, когда прошло столько времени, мне трудно поверить в то, что его воображение действительно стояло выше законов природы. С философской точки зрения. Мог ли он двигать планеты? Пережил бы падение в глубины звездного ядра? Возможно, попадание в центр звезды даже одного разрыва убило бы его и без наших хитрых маневров. Некоторые считают, что это своеобразное космическое явление. Оно блуждает по космосу, ища место, где осесть ненадолго, чтобы пустить корни и пройти свой жизненный цикл. И якобы в действительности источник получил то, что хотел - жизненный цикл завершен, что бы ни являлось его целью. Интересно только, после всех этих версий - если источник однажды был побежден, гарантирует ли это, что он не появится в дальнейшем? Океана энергии больше нет, и Комиссия не нашла следов существования игрушечного бога. Но почему через тысячу, через десять тысяч лет не может появиться новый? "Естественным" путем, как это сделал наш? Но, кажется, эта история окончена. Источник - не кошмар, который можно просто забыть. Однако он все равно уйдет в прошлое, как бессмертные в свое время. И это время настало задолго до их физического уничтожения. Не думаю, что новый появится. Люди за историческое время фундаментально не изменились. А значит, у источника были тысячи лет, что явить себя. Это слишком маловероятное событие. Но даже если появится новый игрушечный бог - люди лишь ненадолго обернутся, чтобы бросить на него снисходительный взгляд, и, небрежно сказав "ах, опять этот", пойдут дальше.
  
  
   Мы ехали уже пару часов - а солнце стояло над горизонтом все там же. Я огляделся в салоне. Совсем небольшая машина - скача взглядом по спаренным сиденьям, я посчитал про себя места, - получилось на двадцать человек, но нас здесь меньше. Почти всех я знал. Дядя Димитрис - когда-то мой непосредственный начальник, бывший шеф второго отдела. Эмиль - бывший начальник состоящего аж из четырех человек, включая его самого, отдела по связям с общественностью. Альфред, он же майор Грубер - бывший командир штурмовиков. Трое из четвертого отдела - их я почти не знал. Рядом со мной - уперевшись головой в боковое стекло и скрестив руки на груди, спал Эдвин. И ради этого он отвоевывал у меня место у окна? Позади - тоже на боковом месте у прохода - сидел, уткнувшись в полотно с текстом, Анри. Мы перебросились парой фраз на тему "а ты здесь как?", когда спускались с корабля. Деланно оскорбившись, он сказал, что, во-первых, его тоже пригласили. А во-вторых, он остается там в качестве научного работника. Теперь уже будет изучать порождения.
   - Что читаешь?
   - Пишут нам Визенбах К. и Кузнецова А. - Инициалы Анри произнес нарочито отрывисто, отельными звуками. - Пишут на тему, - он быстро отлистал в начало: "Количественная оценка синтеза белка F4656, как доказанного субстрата декодирования, нейронами лобной доли коры головного мозга у пациентов с десинхронозом и зависимость между его количеством и скоростью консолидирования информации при стимуляции мелатонином в условиях измененных циркадных ритмов". Во-от. Моя группа работает по лапкам. Освежаю знания по теме. Ну, как "по теме"...
   - Телепатия, значит?
   - Вот и посмотрим, что это за телепатия. - Лапки напоминали небольшую антенну, с одним стебельком сантиметров в пять и тремя отходившими от вершины под острым углом лучами. Их находят разбросанными на снегу вокруг Тераса и вмороженными в лед. В таком виде они безвредны, но если лапку поднести к голове ближе, чем примерно на тридцать сантиметров, она вызовет приступ эпилепсии. Какой - зависит, похоже, лишь от случайности. Может быть и галлюцинации совершенно произвольного вида, и полноценный припадок. Правда, они срабатывают лишь однажды, да и то - не все. Лапка - модель. Считается, что, создавая их, источник вдохновлялся Телепатическим Маяком. Периодически он шлет по разным радиочастотам координаты огромного - на десятки миллионов человек - города-убежища, вырытого почти в трех километрах под Альпами, и сообщение, которое объясняет, как до него добраться. Кто-то из бессмертных решил таким образом позаботиться о выживании хотя бы части человечества, видимо. Между прочим, на складах города запас топливных элементов на восемь тысяч лет. Почему источник не собрал что-нибудь более вечное? Почему именно восемь - не значит ли это, что по истечении такого срока люди смогли бы вновь выти на поверхность, что источник оставался бы здесь конечное и вполне определенное время? Некоторые считают, что это убежище - на самом деле космический корабль, только вот сломалось устройство, которое должно было телепортировать его в космос. Но главное не это. Примечательно то, что Маяк умеет каким-то образом найти подход к абсолютному большинству радиоприемников, вклиниваясь в эфир и рассылая свое сообщение - и носитель любого языка может его понять. Среди найденных в руинах Цзинаня "основных атакующих агентов" - то есть ревунов - выделяют ранний и поздний типы. У агентов позднего типа под заднее-нижним бронелистом в заполненной волокнистым полимером капсуле лежит нечто, напоминающее увеличенную лапку. Сохранились сведения, что в один момент ОАА стали опознаваться как "зеленые" системами "свой-чужой", а солдаты перестали путать их с порождениями, и доля сбитых от этакого "дружественного огня" снизилась - в отличие от раннего типа, поздних ОАА, сбитых человечески оружием, совсем немного.
   - Значит, теперь работаешь у них? Ты можешь не верить, но Ханну рассказывал мне о тебе. Тогда, год назад. Говорил, что ты далеко пойдешь, если только не свяжешься с организацией и не увязнешь в ней.
   - Ну, это было его мнение. За фактом ухода Ханну из жизни, оспаривать его не буду.
   - И не прислушаешься? Он ведь в этом вопросе был более компетентен, как мне кажется.
   - В вопросе завязания в бесцельной работе? Наверное. Теперь все несколько изменилось, знаешь ли.
   - Мда. А ведь если бы он выжил - что было бы тогда?
   - Ну а что должно было случиться?
   - Так ведь видный ученый - да еще с большим опытом по аномалиями источника.
   - Койвисто-то видный ученый?
   - Ну да. Его работы по ре-тимусу вот...
   - Это ты сам придумал, или тебе рассказал кто? - Я кивнул в сторону посапывавшего Эдвина.
   - Понятно. Больше слушай паттехов. Они тебе еще и не такое расскажут.
   - А как на самом деле?
   - Да как тебе сказать. Не подумай, что он был бездарностью и неудачником. Вполне себе ученый. Только... Ре-тимус это тема, знаешь ли, очень обширная в том плане, что требует монотонного исследования по хорошо известным направлениям, но при этом очень, очень обширного. Иначе говоря, если биохимик не знает, чем заняться - он берет тему по ре-тимусу. Там - пиши сколько влезет. Тема относительно актуальная, но результат получится исчезающее частным.
   - Научная штамповка?
   - Угу. Ханну опубликовал три статьи - пять, три и два года назад. Все по ре-тимусу. Это не совсем мало, но... ничего выдающегося в общем. Опять же - я не имею в виду, что он работал плохо. Но нельзя назвать это и чем-то выдающимся.
   - А теперь он, получается, знаменитость.
   - Почему бы?
   - А ты сам подумай. Будем надеяться, что все происходящее сейчас уляжется. Я думаю, что нового источника тоже не появится. Мир, счастье, покой. Пройдет лет пятьдесят, шестьдесят, семьдесят. И вот кто-нибудь будет шастать по сети - или что там будет - и наткнется на упоминание о Терасе. Он, конечно, уже слышал об этой необычной горе, но так, мельком. А теперь, значит, решил почитать поподробнее. Нашел источники, сидит, читает. И вот доходит до упоминания нового - для нас, я имею в виду - исследовательского комплекса. Как думаешь, он еще будет стоять, через семьдесят-то лет?
   - Думаю да. Даже учитывая нестабильность порождений - интересных вещей там много. Даже если этот Клондайк истощится за пару десятилетий - почему бы комплексу не стать наукоградом, продолжающим и развивающим то, что будет заложено сейчас?
   - Ну так вот - читает наш потомок и видит - о! "имени Ханну Койвисто". Вот ведь крутой был ученый - подумает он, - раз его именем назвали такой крупный, знаменитый исследовательский центр - да, были люди, были умы. Он, конечно, может и прочитать, кем был этот Койвисто. Но продвинется ли он дальше первого абзаца, где сказано, что-нибудь вроде "Ханну Койвисто, 2089-2123, биохимик, автор работ в области трансплантологии, молекулярной биологии, участвовал в исследованиях феномена молниеносной регенерации непосредственно перед Прорывом"? Найдет ли в себе силы увидеть за статьей человека? Историческая несправедливость, похоже, на руку Койвисто... только вот зачем это мертвецу?
   - Самая большая несправедливость во всем произошедшем это то, что бессмертные все-таки умерли. Ну неужели все не могло быть до конца честно? Нет, в конечном итоге оказалось, что и это бессмертие не нестоящее.
   - Попробуй взглянуть на это так - допустим, источник не проснулся бы. Вообще. Или даже не было бы его. Но было бы что-то другое. Пусть мы бы все поумерали, свято уверенные, что бессмертные это действительно бессмертные. И еще много-много поколений считали бы так же. Но вот через сто тысяч лет бессмертные начали бы умирать - и тогда тоже кто-то почувствовал бы себя обманутым. Первый бессмертный сказал мне, что то, что мы их так называем, еще не делает их такими. Хотя он имел в виду несколько другое, это высказывание актуально сейчас, пожалуй, даже в большей мере. Если бы мы мыслили столетиями, а не годами - и как, несомненно, будут мыслить наши потомки, ведь и мы сейчас поступаем так же по отношению к своим предкам - то название "бессмертные" показалось бы лишь нелепым недоразумением. В конце концов, учись искать хорошие стороны, плохие-то любой дурак сможет - это бессмертие оказалось игрушечным, но если бы не было источника - люди, быть может, пытались бы достигнуть именно такого игрушечного бессмертия сами тысячелетиями. Потом бы, конечно, поняли, что обманывались со своими наивными надеждами - но пошли бы дальше. А так нам показали то, до чего нам бы еще идти и идти. Можно перескочить через несколько клеток и двигаться уже от этой, новой точки. Идеи, которые были бы обретены только в далеком будущем, теперь пройденный этап.
   - Ты не хотел бы поделиться этим с остальными? Я абсолютно серьезно. Прости, если я неверно из твоих слов понял, насколько время залечило твои раны, и сейчас говорю что-то не то. Но твой случай - один из тех уже, кажется, совсем немногих, когда мысли единственного человека смогут повлиять на целый мир.
   - Ты мне льстишь.
   - Нет, - я напоказ вздохнул, откинулся на неудобную низкую спинку сиденья и прикрыл глаза.
   - Не все так быстро, тогда. Не все так быстро... - Когда у меня еще было хобби, обретенное лишь по убеждению, что помимо работы у человека еще должно быть и увлечение, я любил играть со звездным атласом в такую игру - приближал камеру к Земле, а потом разворачивал ее в космос и наугад переносился к какой-нибудь звезде. Задачей было снова найти Солнце. Хотя это была всего лишь справочная программа, и я всегда мог одной лишь командой вернуться в родную планетарную систему, порой мне становилось очень не по себе.
   Посреди человеческой истории бушует невиданный ураган, и теперь нас выносит из его центра обратно в серую муть рвущего и мечущего ветра. Но это ничего. Не мы первые. Было все еще немного страшно. Однако, несмотря на это, в целом - привычно и спокойно, как будто все интересное уже кончилось, и теперь настало время возвращаться из неизведанной звездной бездны домой.
  
   Быть может, все вовсе не так? Нет, то было не чудовище, пришедшее из-за пределов мироздания, чтобы разрушить наш мир. Это всё люди - кровожадный и неблагодарный род, набросились на слепого, дезориентированного новорожденного, который разделил с нами свои мечты. Набросились и растерзали, даже не попытавшись его понять. С такими скудными знаниями он просто не имел шансов выжить.
  
   Спускаясь по небольшой лесенке, вывешенной из арктического транспорта, я на ходу дочитывал сообщение, отправленное Эдвином. Проснувшись, он первым делом спросил, прочитал ли я его, а услышав отрицательный ответ чуть не обиделся. Небольшой текст был нестерпимо идеалистичен. К тому же, действительно довольно стар и те культурные отсылки, которые в нем были, не доходили до меня, я думаю, во всей своей полноте. Но эмоциональный настрой, который автор, должно быть, хотел им передать, был мне почему-то смутно знаком. Текст был следующим: "Трусость фантазий современного человека потрясает. Герои прошлого, мыслители прошлого, писатели, все видели в людях, в человечестве, в себе силы преодолеть что угодно. Волю Бога, холод Космоса, бесконечность времени, смерть планеты, Солнца, Вселенной, любую опасность, любую угрозу. Преодолеть силой своего духа, силой своего разума, отвагой, несгибаемой волей, перед которой бессильна сама вечность. Преодолеть, не просто оставаясь людьми, а преодолеть именно потому, что мы люди. И как бы не был силён враг, мы отважно бросим ему вызов и победим, - верили они.
   И только современное человечество, обмельчавшее, жалкое, слабое и трусливое, готово спрятаться за что угодно. За машины, за нанотехнологии, за компьютерные сети и незрелые фантазии о "всемогуществе которым нас одарят добренькие машинки".
   Воистину, эти сжавшиеся в ужасе пред бездной, в которую их предки смотрели без тени страха в глазах, достойны только гнить за своими беспроводными сенсорными интерфейсами ввода. К счастью, ещё есть на земле настоящие люди, воля которых сильнее воли Вселенной.
   Пока они есть - Содом по имени Земля ещё имеет шанс на спасение."
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"