Нехно Виктор Михайлович : другие произведения.

Брачные одежды, кн.2 ч. 6

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Брачные одежды
  трилогия
  мужской роман
  
  книга 2
  Стратеги успеха
  
  часть шестая
   Домик у моря
  продолжение дачного детектива
  
  Не суетитесь, люди. Жизнь отнимает
  страшно много времени.
  Г. Вицин.
  Хлеб нуждающихся есть жизнь бедных;
  отнимающий его есть кровопийца.
  Иисус Сирахов.
  
  Глава 1. Один дома на два дома.
  1.
  Первые усилия Юрия в статусе дачевладельца были направлены на самое ответственное и срочное мероприятие - строительство печи. Но уже на третий день дело замерло на зыбкой грани между теорией и практикой, без особой надежды перейти в область последней. Проект (и, как считал Юрий, весьма удачный) был составлен, но приобрести материалы для сооружения морально устаревшего устройства было попросту негде.
  Ещё безнадёжнее обстояли дела с электрическим освещением. Хотя, казалось бы, всё для этого необходимое - электропроводка в доме и линия электропередач на аллее - уже имелось. Провода, долженствовавшие соединить второе с первым, тоже имелись, но - в виде клубка, плотно намотанного на внешних изоляторах дома. Расчёт прежнего хозяина дачи был надёжен и прост: в дом, где нет электричества и печи, бомжи вселяться не будут; а вот размотать провода и прикрутить их концы к изоляторам на столбе - дело несложное. Юрий неоднократно обращался с просьбой об этом к дачному электрику, тот каждый раз авторитетно заявлял: "Завтра - послезавтра сделаю", но ни разу своего обещания не исполнил. О причине столь упорного саботажа Юрий ещё не догадывался, но уже не сомневался, что окончания ему не предвидится.
  Из-за этих жизненных неудобств Юрий продолжал обитать в снятой им мансарде. Москвичи еженедельно вызывали его на телефонные переговоры, и каждый раз самой волнительной для них темой было: "Как там бывший хозяин? Навещает?" Юрий каждый раз им сообщал, что после памятного для него обмена мнениями ночной гость приходил всего один раз. Да и то лишь постоял с минуту на крыше; а потом, как обычно, спрыгнул на соседний участок, и с тех пор словно исчез.
  Пару минут москвичи, не веря своим ушам и часто передавая друг другу телефонную трубку, недоверчиво - счастливыми голосами переспрашивали и уточняли полученную информацию. К концу переговоров они, изменив радостную тональность на удручённо-несчастную, жаловались на плохое здоровье и крах семейных финансов. И сообщали, что по этим причинам приехать на дачу в этом году они не смогут; а если и приедут, то не раньше конца июля. И не больше чем на недельку - полторы. Но Юрий пусть смело выполняет все те работы и посадки, что они ему заказали; если они даже и не приедут в этом году, то в следующем с лихвой возместят все его расходы, поскольку продавать свою дачу решительно раздумали.
  В конце марта, едва подсохла почва, Юрий взялся за сельхозработы. Основное внимание он уделял участку москвичей: там слой земли был более толстым, а сама земля - плодородной и унавоженной. А главное - обещал ведь людям; приедут, не приедут, надо сделать.
  И вдруг, в канун первомайских праздников, москвичи нагрянули, как весенний дождь на голову.
  2
  Это случилось двадцать девятого апреля, в четверг, часов в одиннадцать дня. Юрий, то и дело поглядывая на надвигавшуюся мрачную тучу, торопливо засаживал последний свободный клочок дачного участка москвичей купленной тем же утром помидорной рассадой. На аллее, по разворотному кругу, прошуршали и остановились шины какой-то легковой машины. Вскоре, словно по команде первого грома, дачная калитка со скрипом открылась, и в неё, гружёные тяжёлыми чемоданами, гуськом, вначале жена, потом муж, вошли хозяева дачи.
  Юрий, оставив в покое рассаду, галантно бросился помогать чете путешественников; в первую очередь, разумеется, даме. Но прибывшая столичная чета повела себя по своему южному владению очень сдержанно. Решительно отказавшись от помощи Юрия, оба путешественника со скучными высокомерными лицами направились ко входной двери в дом. При этом ни один из них, невзирая на декларируемое ранее тяжёлое состояние здоровья, ни разу не приостановился, чтобы хоть на минутку поставить на землю тяжеленные чемоданы, и оба принципиально не смотрели по сторонам, словно их совершенно не интересовало, что же сделал с их участком Юрий.
  Дверь громко хлопнула и громко щёлкнула закрываемым замком. Юрию пришло в голову, что для него также самым умным действием было бы - хлопнуть дверью мансарды и повыдёргивать из земли всю высаженную рассаду, с тем, чтобы посадить её на своём участке. Но всё же он не поддался искушению, поселил на этом участке последних "Розовых гигантов". И, под начавшимся ливнем, отправился на свою дачу, готовить дом к окончательному переезду.
  Вернулся Юрий на дачу москвичей уже в глубоких сумерках. К его удивлению, на сей раз хозяева, несмотря на продолжавшийся, хотя и значительно ослабевший дождь, дружно выскочили ему навстречу. Оба они прятались под одним цветастым женским зонтиком, оба были одеты в одинаковые фиолетово-полосатые домашние халаты, неразличимо облекавшие их практически одинакового вида и роста фигуры, так что с первого взгляда и в темноте Юрий даже не понял, кто из них есть кто. Выручила его сестра милосердия.
  -Юрий Михайлыч, мы приглашаем Вас в гости, - торжественным и по-женски ласковым голосом пропела она. - Мы хотим отблагодарить Вас за те труды, которые Вы вложили в нашу собственность. Не откажите; пойдёмте в наш дом. Посидим, выпьем, закусим, поговорим.
  На столе, расположенном в центре зальной комнаты, стояли неполная бутылка водки, два стограммовых стаканчика и две маленьких тарелки: одна - с полузасохшими мятыми кусочками хлеба московской выпечки, другая - с затёртыми вялыми кружочками полукопчёной колбасы. У стола чинно противостояли друг другу два чёрных деревянных стула.
  - Мы будем праздновать только с Вами, - заметив направленный на стулья несколько удивлённый взгляд Юрия, торжественно и с едва ли не интимной улыбкой промолвила Юрию сестра чекистского милосердия, и пояснила: - Моему законному супругу пить нельзя. Язва желудка обострилась.
  "Если этот повар так готовил и во время службы на флоте, то язва желудка наверняка не только у него, но и у многих его сослуживцев", - подумал Юрий, взглянув на москвича, с бесстрастным лицом сидевшего в углу комнаты на небольшом диванчике; но вслух произнёс нечто более светское.
  - Я тоже не пью. Так что мне с вашей язвой повезло: можно не мучить себя водкой, а сразу же перейти к разговору о делах.
  После этого вежливого, но довольно решительного заявления москвичи ужасно всполошились, зашумели и принялись дружно упрашивать и уговаривать своего дорогого гостя принять участие в застолье. Особенно упрашивала Юрия быть джентльменом, снизойти к её женскому желанию немного расслабиться после дороги сестра милосердия; мол, сначала по рюмочке со мной, а потом говорите и договаривайтесь с мужем, как, сколько и почём сочтёте нужным. А иначе она почувствует себя жестоко оскорблённой, и навсегда со своим оскорбителем рассорится, и никогда, никогда не будет здороваться с ним при встречах.
   "Обычно после назначения меня на должность джентльмена следовала какая-то неприятность", - мелькнуло в голове у Юрия нехорошее предчувствие; и всё же он сдался, согласившись стать и дорогим гостем, и настоящим мужчиной, и даже истинным джентльменом.
  Обрадованная хозяйка после громко провозглашённого тоста - "За то, чтобы ваши труды пошли нам на пользу!" - профессиональным жестом опрокинула в себя рюмку, занюхала водку кусочком хлеба и положила в рот колбаски. Юрий, поскольку уж хозяйка наливала из общей бутылки, галантно чуточку отпил из своей рюмки; но закусывать не решился. Хозяева опять дружно всполошились. Сестра милосердия укоризненно вскрикнула, что муж забыл поставить на стол шпроты. Муж возразил, что шпротов уже нет, но всё же недовольной походкой бывалого моряка, вразвалочку, отправился на кухню. Вернулся он оттуда с удивившим даже его жену большим уловом: принёс ополовиненную баночку шпрот, два сморщившихся яблока, откровенно недовольных наступлением весны, а также три четверти очищенного от кожуры апельсина. Пришлось Юрию, в ответ на столь самоотверженное внимание, допить рюмку и закусить её долькой апельсина; а затем осушить ещё одну рюмку. После чего хозяйка резко поскучнела и, встав из-за стола, сообщила, что лично она устала и хочет прилечь отдохнуть. Так что, если мужчины намерены о чём-то побеседовать, то уж, пожалуйста, пусть идут во двор, подышат там свежим чистым воздухом.
  3
  Дождь к тому времени уже прекратился, воздух и в самом деле был чистым, свежим, но и довольно прохладным. Юрий, одетый в лётную кожаную куртку, чувствовал себя вполне комфортно. А москвичу, перед выходом из дома зачем-то снявшему домашний халат и неосмотрительно выскочившему на ночной сырой ветерок в тренировочных шароварах и тесной спортивной майке, было неуютно; и затягивать переговоры он не стал.
  - В общем, так. Ты сейчас собираешь и уносишь свои вещи, и на этом мы с тобой прощаемся, - внезапно сойдя с бетонной дорожки и став таким образом , что Юрий оказался между ним и стеной дома, как бы прижатым к канатам, властным тоном произнёс москвич. Чувствовалось, опытный повар был уверен, что блюдо уже готово.
  В этот миг за головою Юрия полыхнуло ярким светом окошко дачной кухни. Лампочка лила свои подобострастные лучи на верхнюю часть фигуры хозяина, высвечивая его полуобнажённый мраморно-белый в новом агрессивном изображении. Тесная, с короткими рукавами майка прекрасно подчёркивала неширокие, но атлетически-мощные, прямо-таки литые плечи московского чекиста и вздувшиеся буграми бицепсы его согнутых рук. Крепко сжатые кулаки, изредка украшенные мелкими боевыми шрамами, москвич держал на уровне живота, коротко остриженную голову по-боксёрски слегка нагнул к толстой, накачанной долгими тренировками шее. Юрий догадался, что москвич сбросил халат не столько ради удобства ведения боя, сколько для устрашения противника. Также ему, по позе москвича и расположению его рук, было понятно, что этот опытный умелый боец начнёт "диалог" с серии мощных, но почти не оставляющих следов ударов по животу.
  "М-да. Наверняка и посчитать трудно, сколько матросиков этот мастер кухонной разделки изувечил своими кулаками. Но, похоже, о том, что в ближнем бою локоть и колено гораздо опаснее кулака, он даже не догадывается. Странно. Хотя, скорее, просто - зазнался, заелся, испортился среди неопытных, не тренированных, не дававших ему должного отпора вчерашних школьников. Маленько нюх потерял. Вон, даже не задумался о том, что он стоит на жидкой и скользкой грязи, а я - на ровном, промытом дождём бетоне. И что он, и без того меньшего роста, чем я, опустился ещё на десяток сантиметров ниже, и теперь открыт для ударов по нему и руками, и ногами...Может быть, стоит выбить из него спесь? Немножко поучить уважению к людям?" - с безмятежной улыбкой следя за действиями внезапно объявившего себя противника, и будучи готов ответить на любое из них, на мгновение задумался Юрий.
  - Чего молчишь? - с нагнетаемой угрозой прошипел москвич.
  На лицо москвича наплыла неспешно покачивавшаяся тень его жены. За окном раздался лёгкий звон горлышка бутылки о стакан, затем последовательно послышались звуки лихого глотка, протяжного вдоха, аппетитного похрустывания и, наконец, негромкого пения: "Как мне дороги..."
  "Сейчас его половина потянется за чем-нибудь к краю стола, лампочка на мгновение ослепит глаза его глаза, и..."
  - Жду, когда начнёшь остывать, - сообщил Юрий. Кожа голых рук москвича и в самом деле начинала вздуваться пупырышками.
  - Это тебе надо остывать. Это ты градусы принял, а я - трезвый. И я - у себя дома, а ты - в чужом дворе. Сообразил?
  "А ведь он прав, - подумал Юрий; и почувствовал, что остывает быстрее привычного к холоду москвича. - Нельзя мне иметь дел с милицией. А эта пара опытных провокаторов, видимо, такую мою установку ещё при нашей первой встрече поняла. И, с учётом данного обстоятельства, уже тогда все будушие действия заранее продумала. В делах подлости они, вне сомнения, профессионалы; хватка, как у бульдогов. Не постесняются довести дело до конца, до перекусывания горла".
  - То есть вы отказываетесь выполнять свои обещания? - риторически, но и с не исчезнувшим окончательно удивлением спросил Юрий.
  - А ты что, считаешь, мы с тобой не расплатились? Ты же пил? Пил. Ел? Ел. Тебе, бомжу, этого более чем достаточно. Так что - топай отсюда, пока ноги ходят.
  - Если б знали вы, как мне дороги...- всё громче и с заметно усиливавшимся нетрезвым чувством выводило за окном слегка дребезжавшее контральто. Заслонявшая лампочку тень плавно поползла по лицу и телу москвича, и...
  "А вот и момент расплаты за мои труды, - шепнула злая мысль в голове у Юрия; но он строго на неё прицыкнул. - Как бы потом не пришлось за это удовольствие расплачиваться Алёшке. Все помидоры мира этого не стоят". Мысль, перестав покалывать своими острыми щупальцами мыщцы рук и ног, разорвалась надвое и поспешно сжалась в два тугих комочка заскрипевших зубами желваков. Но сдержать ими удивлённого недоумения Юрий всё-таки не смог.
  -А совесть как? Не будет помидорной икотой мучить? Ведь здесь - не многомиллионный город. Не раз лицом к лицу встречаться придётся, - сказал он; и, не слишком надеясь на покаянный ответ, неспешно, боком, плавно, не теряя из виду набычившегося противника, двинулся вдоль стены к калитке.
  - Ты куда? - прошипел москвич. - Иди шмотки свои забирай. И - чтоб с этого дня я с тобой не встречался.
  - Уже ночь, - вежливым голоском напомнил Юрий. - Как бы в темноте не перепутать, где чьё имущество. Лучше уж я приду завтра утречком. Возьму с собой председателя, грузчиков, и мы при ясном дневном свете всё рассмотрим и со всем разберёмся. И зараз тутошним громадянам, - построжав голосом, перешёл Юрий на украинску мову, - зробыться звистно про то, як кляти москали обдирають наших хлопцив. И як бы тоди нэ прийшлося цим москалям бигты видциля з драным задом, - со скучной издёвкой усмехнулся он в строгие чекистские глаза. Те растерянно забегали, как у повара на раздаче, недоумённо решающего, как поступить с непонятным клиентом: как обычно? или - не рисковать, положить на тарелку по норме?
  - Стой! Назад! - быстро найдя привычное решение, взревел кулинар от ЧК, а одновременно слегка наклонился вперёд, создавая телу инерцию для стремительного нападающего рывка; но двинуться в атаку он не успел. Вдруг перед его лицом появился непонятно откуда прилетевший ботинок и, легонько щёлкнув подошвой по носу, молниеносно улетел обратно, в конце полёта умудрившись надеться на ступню правой ноги странного клиента. Повар замер, словно увидев живую кобру в собственной тарелке, а Юрий ему холодно посоветовал:
  - Ты бы не дёргался, а то ударишься головой о бетон, и любой следователь скажет: поскользнулся, упал, потерял сознание, захлебнулся грязью. Сообразил?
  Юрий уже выходил со двора, когда, сквозь громкое пение из дома "Не забудь и ты..." к нему донёсся вибрировавший скрытой злобой возглас скользившего по грязи москвича:
  - Ладно, я пошутил. Придёшь завтра за вещами, заберёшь заодно шкаф. Ты что, про него забыл?
  
  Глава 2. Бака лавры.
  1
  На следующий день, в предпраздничную пятницу тридцатого апреля, указанием директора занятия в школе были сокращены, а уроки трудового обучения и вообще отменены. Юрий получил дополнительный выходной, хотя, фактически, и за свой счёт; но возможность забрать Алёшку из интерната на период праздников у него могла появиться только во второй половине дня, поскольку занятия в интернате отменены не были.
  Вначале он планировал хотел заняться огородом на собственном участке; но потом решил: а почему бы, в самом деле, не попытаться забрать у москвичей обещанный шкаф? Он ведь честно заработан перекопкой всего участка и оплачен растратами на рассаду, которую участок засажен. Без шкафа в доме всё равно не обойтись; а если отказаться от этого, придётся тратить и без того скудные средства на покупку другого.
  Но в одиночку унести шкаф было невозможно; нужно было найти себе помощника. С этой целью Юрий отправился на низ аллеи. Там, вплотную к лиману, проживал один из его новых знакомцев, которого все называли не иначе как Санёк. Это был парень лет двадцати пяти, физически развитый, внешне симпатичный, коммуникабельный и весьма деятельный. Проживал он там с семьёй, в состав которой, кроме него, входили ещё три человека: жена Танёк, молодая стройная женщина с усталым, хронически недосыпающим лицом, и двое детей-несмышлёнышей, мальчишки - погодки полутора и двух с половиной лет.
  Поселились там Санёк и Танёк совсем недавно, купив эту дачу недели через две после того, как Юрий приобрёл свою. Познакомился с ними Юрий дней за десять до описываемых событий. В то утро Юрий возился на собственном участке, когда услышал доносившиеся с нижнего конца аллеи испуганные женские крики. Он выскочил со двора на аллею; и увидел в нижнем её конце молодую стройную женщину, панически размахивавшую в воздухе руками и с диким надрывом кричавшую:
  - Помогите! Мужа придавило! Хоть кто-нибудь, помогите!!!
  Юрий сломя голову помчался вниз по аллее; а женщина, увидев его, торопливо метнулась на территорию крайней дачи. Когда он подбежал к настежь открытой калитке, на него внезапно набросилась выскочившая из усадьбы собака. Но крики о помощи, хотя уже и значительно ослабевшие, по-прежнему доносились из-за усадебного дома; и Юрий, отбиваясь на ходу ногами от пса, от ужасающих воплей хозяйки пришедшего в агрессивное исступление, поспешил на звуки призывов.
  Перед его глазами предстало ужасающее зрелище. Металлический бак объёмом в три с половиной кубических метра, предназначенный для сбора дождевой воды, наполовину соскользнул с каменного постамента полутораметровой высоты и удерживался от окончательного падения только благодаря усилиям молодого крепкого мужчины. Мужчина, стоя на полусогнутых, подрагивавших от напряжения ногах, спиною подпирал косо наваливавшуюся на него боковую грань бака, а развёрнутыми назад ладонями удерживал бак снизу под дно. Рядом с мужчиной суетилась та женщина, что только что звала на помощь. Она пыталась толкать бак вверх, но её усилий было явно недостаточно. А за одежду и ноги пары молодых людей хватались двое заливавшихся испуганным рёвом полуголых ребятишек.
  С первого взгляда было ясно: силы у мужчины не просто на исходе, их давно уже нет, он держится сам и удерживает бак только силою отчаяния и упрямства; но вот-вот его пальцы разогнутся. После чего и он, и его жена, и его дети будут раздавлены накатившимся сверху тяжеленным баком.
  Юрий, с максимальной поспешностью подскочив к баку и став рядом с парнем, так же, подобно ему, подставил спину под боковую грань бака и ухватил под дно ладонями. Первым чувством после того, как он ощутил навалившуюся на него огромную тяжесть, было сильное удивление тому, что стоявший рядом с ним, с виду обычный человек смог в одиночку удерживать эту махину. Вторым чувством - слабое, полубессознательное удивление тому, что мигом назад у него были силы для столь сильного удивления - ибо в следующий миг парень, теряя от перенапряжения сознание, медленно повалился на землю.
  Молодая жена с воплями упала на мужа сверху; дети, сваленные ею с ног при падении, ещё громче заплакали; собака с новым азартом бросилась на Юрия. К счастью, впилась он зубами не в живое тело, а всего лишь в калошню брюк. Вначале, около минуты, она с рычанием трепала брючину из стороны в сторону; затем материя лопнула. Псина, обрадованная этой промежуточной победой, почувствовала особое воодушевление и потянула разодранную добычу от, как ей казалось, соперничавшего с нею пришельца к себе. Старательно упираясь в землю лапами и изо всех сил дёргая за калошню, она с каждым рывком перемещала ногу Юрия во всё более неустойчивое положение; и после каждого из таких перемещений Юрию становилось всё труднее не только держать навалившуюся на него огромную тяжесть, но и просто удерживать равновесие.
  - Девушка, уведите детей, отгоните собаку и помогите отойти в сторону мужу. Я эту железяку долго не удержу, - негромким экономным голосом прохрипел Юрий. Но молодая женщина, словно обезумев и, похоже, ничего не слыша, лишь тормошила недвижного мужа и с ужасом кричала:
  - Ты что, умер? Санёк, отвечай! Ты меня слышишь? Ты что, умер?
  Наконец, через несколько минут, показавшихся и ей, и Юрию вечностью, Санёк медленно, с усилием приоткрыл глаза и тихо прошептал:
  - Оттащи пацанов в дом и запри.
  - Ты ожил! Ты ожил! - вскричала женщина; слёзы бурным потоком хлынули у неё из глаз, она радостно обняла супруга и принялась обцеловывать его лицо.
  - Танёк, хватит, - пытаясь выбраться из-под обнимавшей его супруги, чуть громче прежнего проговорил Санёк; но та, в полнейшем исступлении ухватившись за него, лишь бурно рыдала и беспрерывно бормотала:
  - Ты жив! Ты жив!
  - Уходите все подальше. Я скоро не выдержу, - надсадным хрипом проскрежетал Юрий.
  - Отпусти меня, - с трудом проговорил парень жене; но та, с прежним криком "Ты жив", лишь ещё крепче обняла его. - Отпусти, дура! - чуть громче сказал парень, и попытался повернуться на бок, чтобы вывернуться из-под женщины. На это сил у него не хватило; и тогда он неловко, толчком локтя не разгибавшейся левой руки оттолкнул её от себя. Но этого слабого и безмолвного действия хватило на то, чтобы женщина смолкла и разомкнула объятия.
  Парень, получивший относительную свободу действий, опять попытался повернуться на бок; а женщина при первом же его движении мгновенно вскочила на ноги, ухватила в каждую ладонь по ручке одного из мальчишек и, не оглядываясь, потащила их, хныкавших и размазывавших свободными ручонками слёзы по замурзанным щёкам, в дом. Собака, следя одним глазом за уходившей хозяйкой, косо рванула за брючину Юрия. От этого режущего укуса кусок материи оборвался; собака, не выпуская добычу из зубов, помчалась кругами впереди хозяйки, с торжествующе-демонстративной злостью трепля у неё перед глазами добытый в бою трофей.
  Тем временем Санёк пытался встать на четвереньки, но сделать это у него не получалось, и он раз за разом валился на бок. После третьей или четвёртой неудачи он оставил эти попытки и медленно, на левом боку, подгребая лишь левой рукой и кое-как отталкиваясь правой ногой, пополз прочь от места падения бака. С каждым рывком его движения становились всё слабее, а результаты всё сомнительнее. Через метр своего тяжкого пути, сантиметров на десять-пятнадцать не выбравшись из опасной зоны, он окончательно замер и еле слышно прошептал:
  - Дальше не могу.
  Между тем Юрий, перебирая по дну бака пальцами, медленно смещал ладони и одновременно смещался сам к боковой грани бака, за визуальным продолжением которой лежал скорчившийся и постанывавший Санёк. Вдруг один из камней, служивших опорой баку, затрещал и рассыпался; бак покосился, грозно взгромыхнул, просел в месте разрушения камня и неудержимо поехал на Юрия.
  Юрий, из всех оставшихся сил толкнув бак назад и в сторону, быстро шагнул вперёд и, мгновенно развернувшись вбок, стремительной ласточкой нырнул так, чтобы очутиться рядом с Саньком. Бак с грохотом заскользил по крайним камням опоры к земле. Юрий кувыркнулся через голову и правую руку, а левой рукой, ещё в процессе кувырка, ухватил Санька за плечо и рванул его за собой. И, едва окостенело вытянутая нога Санька протянулась немного дальше, как в паре сантиметров от её подошвы врезалась в землю корявая гильотина боковой грани бака.
  Бак, мощно прогрохотав железом и гулко ухнув воздухом, вылетевшим из него в момент удара о землю, по инерции перевернулся через ребро, став вверх дном, качнулся туда-сюда и, с медленно затихавшим сердитым гулом, замер на месте.
  - Цел? - не двигаясь, прошептал Санёк. Лицо его было смертельно бледным.
  - Я-то цел, - также почему-то шёпотом ответил Юрий. - А ты?
  - Ещё не понял. Посмотри сначала ты.
  Юрий, отжавшись руками от земли, взглянул на ноги Санька.
  - Цел! - успокаивающе и в полный голос сообщил он. - Встать можешь? Или помочь?
  - Лучше разотри спину и ноги. А то судорога скрутила - мочи терпеть нету.
  Юрий, вскочив на четвереньки, принялся делать Саньку общий массаж. Тем временем Санёк тихим шёпотом не то рассказывал Юрию, не ругал самого себя:
  - Вот же я идиот. Вытащил своих пацанов на солнышко, посадил на ковёр, а сам решил бак свалить. На его месте сарай для кур строить буду. Свалить не смог, решил передние камни из-под него выбить, чтобы он сам упал. Выбил по камню с двух сторон, пихнул - не идёт. Выбил ещё по одному камню; бак и повалился вниз. Я - только убегать, глядь - а мои пацаны уже рядом со мной крутятся. Я под бак подлез, держу его, а им кричу: "Идите отсюда!" А они ж - ещё дурачьё. Давай хором реветь, да ко мне лезть, чтоб я их, как обычно, простил и погладил. Так вот и держал бак, пока Танёк пришла. Говорю ей: тащи сюда камни колпака, складывай их один на один под край бака. А то я уже устал, не успею из-под него вылезти. А она побежала на аллею орать... - Санёк, не договорив, устало закашлялся.
  - Правильно сделала, - рассудительно высказался Юрий. - Колпак-то - тяжеленный, не для женских рук. Пока б она его таскала да складывала, ты бы точно под баком помер.
  - Я и сейчас - как под баком, - хрипло выкашлял Санёк, и чуть слышно прошептал: - Хоть бы и в самом деле не сдохнуть.
  Но уже к вечеру того же дня Санёк почувствовал, что здоровье и бодрость стали к нему возвращаться; и, заглянув к Юрию, пригласил его к себе в дом на семейный ужин.
  Ужин был скромным: картошка в мундирах, немного хамсы и бутылка дешёвого столового вина. Детвора ела, точнее, смоктала и слюнявила то же, что и взрослые; лишь вина им не налили. Затем родители отдали им кулёк со сладостями, что принёс с собою Юрий. Печеньица мальчонки торопливо хватали ручками и целиком совали к себе в рот, а на обёрнутые в фантики конфеты, опасаясь даже прикасаться к ним, смотрели, как на невиданную диковину. ручонками.
  По всему видно было, что в этой семье царит страшная бедность. И родители, и дети одеты в какие-то отрёпки; все четверо членов семьи - худые, с голодным блеском в глазах; в доме нет ни одной приличной или, хотя бы, новой вещи, кроме красовавшегося в углу большого светло-зелёного пылесоса "Вихрь".
  - Это мои родители подарили, - заметив взгляд Юрия, с подчёркнутой гордостью сказала мгновенно опьяневшая, слегка раскрасневшаяся Танёк. - Чтобы мне было легче делать уборку.
  - Можно подумать, ты им пользуешься. Всё равно ж за пацанами везде с мокрой тряпкой ходить надо. Лучше бы они детскую коляску подарили, - буркнул Санёк.
  - Ага! Вот в чём дело! Вот почему ты меня обзывать стал! По-твоему, мои родители - дураки? Поэтому и я для тебя - дура, что их дочь? А они - не дураки! Они мне давно уже говорили, что ты меня вовсе не любишь! Что ты меня обзывать и бить будешь! Обзывать ты уже начал; теперь бить начнёшь? - нервным голосом прокричала Танёк; и, залившись бурными слезами, быстро выбежала во двор.
  - Ну, спасибо за угощение. Жаль, но мне пора домой, - поднялся со стула Юрий.
  - Дядь Юр, посидим ещё, - почесав смущённо голову, негромко попросил его Санёк.
  - А может быть, тебе лучше бы пойти помириться с женой? - предположил Юрий. - А я тем временем, чтобы вы не волновались за детей, могу посидеть здесь.
  - Да ну, что с ними сделается, - возразил Санёк. - Они уже привычные. И Танька сейчас лучше не трогать; совсем разнервничается. А так погуляет полчасика, потихоньку в себя придёт, да и вернётся. Уж я-то её уже знаю. Только, если я останусь в доме один, разговаривать со мной она до самой ночи не будет. А если есть гости, то сначала с ними начнёт говорить, а потом и со мной, - со смущённо-хитроватым выражением на лице объяснил он.
  Танёк, бормоча что-то себе под нос и нервно жестикулируя, минут сорок бродила кругами по двору. С каждым кругом шаги её делались всё медленнее, а движения рук - всё спокойнее; и наконец она, в виде задумчивой статуи, застыла посреди двора. Во время этого марша протеста Санёк частенько вскакивал из-за стола и, стараясь оставаться для супруги незаметным, выглядывал в окошко; а между делами заедания вина хамсой, покрикиваниями на детей и поглядываниями на супругу рассказывал историю их брака и семьи.
  2
  Познакомились и подружились Санёк и Танёк ещё в школе. Он учился тогда в десятом классе, а она - в восьмом. Санёк был единственным сыном матери-одиночки, прижившей его вне брака, Танёк - старшей дочерью весьма известных в Евпатории людей; её отец занимал должность главного врача одного из крупных санаториев, мать в том же санатории работала старшим бухгалтером. Само собою понятно, что родители Танька уже тогда были крайне недовольны увлечением своей дочери; они были уверены, что Санёк никогда не сможет стать хорошей партией для их дочери.
  Санёк, и в самом деле, был далеко не подарком. И учился он плоховато, и одевался бедновато, и манеры его были вульгарноваты, да и подраться был весьма не прочь. Последнее, благодаря его природным данным и настойчивым тренировкам в секции бокса, у него получалось эффективно и удачно; но, по мнению родителей Танька, это не только не украшало облик Санька, но, напротив, делало его более отрицательным. Но Танёк с ними не соглашалась; рядом с ним она ощущала себя защищённой от посягательств и обид со стороны не только мальчишек, но и некоторых агрессивных девчонок. К тому же она считала, что обязана позаботиться о том, чтобы привить своему верному другу хорошие манеры и отучить его от вредной привычки некультурно выражаться. Короче, и от его достоинств, и от его недостатков она была без ума, и все попытки родителей уговорить её порвать с ним имели скорее обратный эффект.
  Время шло, между юношей и девушкой случались и временные обиды, и краткие размолвки, но их взаимная привязанность от этого только крепла. Санёк окончил школу и, до момента призыва в армию, устроился на работу в авиамастерские простым рабочим, Танёк перешла в последний класс. Во время очередной ссоры с родителями она сообщила им, что с Саньком они уже живут как муж и жена, а после того, как она окончит школу, и вообще поженятся.
  Тогда её родители пошли обходным путём: стали, под разными предлогами, приглашать в свой дом юношу, также влюблённого в их дочь, в надежде, что огонь его любви рано или поздно разожжёт ответное чувство в её сердце. Но случилось несчастье: Санёк подстерёг этого паренька в подъезде дома своей возлюбленной и очень жестоко избил его. Как сказал Юрию Санёк, "на меня словно помутнение какое-то нашло; бил и не мог остановиться".
  Санька осудили на три года. Родители Танька облегчённо вздохнули, а сама она принялась строчить ежедневные письма в Джанкой, на тюремный адрес своего самоотверженного возлюбленного, пострадавшего из-за козней её родителей и ради пылкой любви к ней.
  На волю Санёк вышел досрочно, через два года, по амнистии в честь семьдесят второй годовщины Великой Октябрьской социалистической революции; и уже на следующий после освобождения день они подали заявления в ЗАГС. Родители Танька в тот же день объявили ей, что, если она выйдет замуж за этого уголовника, то она им больше не дочь. Пусть выбирает, кто ей дороже: те, что всю жизнь о ней заботились, или тот, что станет несчастьем всей её жизни. Она выбрала его.
  Одновременно с уходом из родительского дома ей пришлось оставить учёбу в институте и устроиться на работу - мелким клерком в бухгалтерии одного из санаториев; не того, которым руководили её отец и мать (от этого предложения она решительнейшим образом отказалась), а соседнего. Саньку, с его уголовной биографией, найти себе работу было куда сложнее. К тому же ему изрядно мешал в этом его вольнолюбивый нрав, горячий темперамент, твёрдые кулаки и склонность к авантюрным предприятиям. Из-за трёх первых качеств он быстро зарекомендовал себя среди работодателей как неуживчивый, а то и опасный субъект, а благодаря четвёртому - основательно прогорел как частный предприниматель; и лишь с помощью чуда и вовремя данной взятки не сел повторно в тюрьму, но всего лишь получил условный срок.
  На благоприятное для него решение суда в решающей степени повлияло то обстоятельство, что Танёк ходила на последнем месяце беременности. Так она, ещё до бракосочетания, по письменному согласованию с Саньком решила: рожу быстренько своим родителям внука, после чего, как то описывается во всех книжках про конфликты между представителями разных поколений, они вмиг откроют и ей, и членам её семьи свои объятия и кошельки.
  Увы, после рождения ребёнка выяснилось, что, Танёк и её родители читали совсем разные книжки: Танёк увлекалась любовными романами, а её родители предпочитали назидательные трагедии. В результате этих разночтений взаимопонимание между двумя поколениями, после рождения представителя третьего поколения, лишь ухудшилось. Представители старшего поколения, оскорблённые тем, что их дочь не сочла нужным прислушаться ещё к одной неоднократно повторяемой ими рекомендации - не заводить детей от мужа-уголовника, окончательно разочаровались в романтизме своей любви к ней и надеялись лишь на помощь трагизма выбранного дочерью пути. А жизнь молодой семьи, увеличившейся в количестве, но оставшейся практически без средств существования, превратилась в смесь трагической любви и романтического назидания. Трагизм любви заключался в том, что молодые родители ещё не готовы были любить третьего члена своей семьи. С романтизмом назидания было ещё сложнее. Одна его часть содержалась в Таньке, которая была беременна следующим ребёнком; уж он-то, по её надеждам, должен был разбудить в его дедушке и бабушке не проснувшееся ранее сострадание с последующим примирительным раскаянием и благотворной любовью. Другая часть того же романтизма назидания изливалась на первого ребёнка в виде уверенности, что тот как-нибудь вырастет и без особого к нему внимания, под воздействием посильного кормления и умеренных шлепков.
  Через год после рождения первого ребёнка родился второй; но всё осталось по-прежнему, разве что сделалось ещё трудней. Правда, родители Танька сразу после родов навестили её в больнице и там же, дабы не встречаться с Саньком, подарили ей пылесос; но от дальнейшего участия в судьбе её детей отмахнулись, как от досадной пыли, заявив с достойным случая назиданием: "Мы тебя предупреждали, что жизнь с этим уголовником будет очень трудной? А ты сказала, что трудностей не боишься. Теперь ты хочешь, чтобы мы избавили тебя от трудностей? Тогда избавь нас и себя от Санька".
  Мудрая назидательная родительская речь была романтически прервана отповедью непокорной дочери; причём её речь была произнесена с излишней горячностью и сопровождалась довольно некрасивыми и весьма откровенными жестами рук, в присутствии младшего медперсонала непочтительно указывавшими на дверь палаты. Родителям сразу же стало ясно: этих вульгарных манер их дочь набралась от своего Санька. А поскольку она не намеревается расставаться с источником интеллектуально-морального загрязнения, способным лишь плодить себе подобных потомков, то дальше её стиль поведения будет становиться лишь более неприличным и, надо прямо признаться, неприемлемым.
  Придя к такому выводу, родители Танька решительно отказались от всяких контактов с нею, постановив между собою направить все усилия своего мудрого назидания на свою вторую, младшую дочь; при этом воспретив ей малейшие попытки разлагающего общения с беспутной старшей сестрой. А тем временем у молодой семьи, кроме добавления к ней четвёртого голодного рта, появились и другие проблемы. Главной из них была та, что хозяевам снимаемого семьёй флигелька надоел беспрерывный плач чужих детей, и они, под благовидным предлогом ремонта, выгнали неприятных квартирантов на улицу.
  Полтора года, начиная с осени девяносто первого года, молодой семье жилось очень трудно. И вдруг, весной девяносто третьего, молодожёнам крупно повезло: мать Санька вышла замуж. До тех пор она, ссылаясь на личное нездоровье и неустроенную жизнь, сколь-нибудь заметного участия в проблемах молодой семьи не принимала, помогала лишь советами. Зато уж советовать она была мастерица. Выйдя замуж, она первым делом стала убеждать своего мужа дать Саньку заём, чтобы тот смог на эти деньги обучиться какой-нибудь профессии и дать взятку при устройстве на работу. А потом, мол, её добрый и справедливый сын не только отдаст весь долг сполна, но и, в качестве благодарности, будет обоим своим родителям, как матери, так и ставшему ему родным отчиму, до конца жизни помогать материально.
  Мужичок, доставшийся матери Санька в спутники жизни, был совхозным бригадиром, сумевшим приобрести за бесценок пару списанных тракторов, ещё кое-что из техники и, благодаря этому, основавший собственное сельхозпредприятие. Человеком он был ухватистым, предприимчивым, очень трудолюбивым, но добродушным и не жадным; и легко согласился на предложение любимой женщины. А от себя посоветовал Саньку идти учиться на юриста. Мол, они и при социализме неплохо имели, хоть по зарплате, хоть "на лапу", а уж сейчас без них вообще шагу не ступишь. Уж он-то знает, намучился с ними, сколько крови с него пососали. А тут - свой специалист будет. И Саньку - хорошо, и ему, смотришь, выгода! А если Санька не тянет в юриспруденцию, то пусть учится Танёк; тем более что у неё уже есть опыт студенческой жизни.
  Санька перспектива сделаться бакалавром юриспруденции нисколько не восхитила; учение всегда казалось ему делом крайне нудным, и добывать такой ужасной ценой даже не хлеб насущный, а скользкую надежду не него он не собирался. Идея отправить на учёбу жену ему понравилась ещё меньше. "Ага, она будет там со студентами себе на бока лавры вешать, а я - супы варить и с пацанами возиться?" - пробурчал он, и чуть было сгоряча не послал назойливого отчима, вместе с его мошной, куда подальше. Но - вовремя спохватился. И попросил занять денег не на учёбу, а на приобретение хоть какого-то жилья. Мол, сначала надо крышу над головой заиметь; а уж работа - не волк, к бакалаврам вся не убежит.
  Отчим несколько задумался, и даже, похоже, обиделся, но жадничать не стал: ладно, ищи жильё. Займу тысячи три зелёных года на два - на три.
  Вскоре у молодой четы появилась собственная дача. Идею такой покупки Саньку подсказал один его тюремный знакомец. Нет, человек этот не сидел с Саньком за одной решёткой; он за нею стоял.
  3
  Иван Антоныч во время нахождения Санька в Джанкойской тюрьме трудился там в должности коридорного надзирателя. Вскоре после освобождения Санька он вышел на пенсию по выслуге лет. Вместе с пенсионным удостоверением ему были вручены корочки майора запаса - как то, ради повышения размеров пенсионного довольствия, обычно делается с основной массой малообразованных младших офицеров, дослужившихся до своего потолка, до чина капитана.
  Очутившись во всех смыслах на воле, свежеиспечённый майор не захотел оставаться в скучном Джанкое, а уехал в весёлую курортную Евпаторию. Там жила симпатичная, одинокая, жаждущая семейного счастья женщина, с которой он познакомился по переписке. Евпаторийчанка, к его восторгу и удовольствию, оказалась дамой приятной во всех отношениях, и быстро вскружила голову бывшему работнику мужской тюрьмы, не слишком опытному в общении со свободными и эмансипированными представительницами слабого пола. Но через полтора месяца приятного общения дама неожиданно исчезла, оставив не уберёгшему её надзирателю из всего совместно обживаемого имущества лишь замусоленный клочок бумажки с сообщением о том, что она решилась на заключение брака с другим, более достойным её претендентом. А всё остальное, включая золотые кольца и подвенечное платье, привередливая невеста прихватила с собой. Также она забрала все те деньги, что днём ранее снял майор со своего счёта на приобретение шикарной, но недорогой квартиры и подысканной ею же роскошной, но сравнительно дешёвой машины-иномарки. Что, в итоге, составило основную часть капиталов, заработанных профессионально-умелым трудом на ниве перевоспитания преступников в честных сознательных граждан. Теперь обо всех этих потерях, в том числе и о самой тяжкой, - об утрате красивой и во всех смыслах заботливой блондинки - нужно было пытаться навсегда забыть.
  Процесс беспробудного забытия продолжался около месяца. А когда майор, уже во второй раз, пришёл в себя, то из завещанной великим Дзержинским триады крайне необходимых качеств - холодной головы, горячего сердца и чистых рук - у него не осталось ни одного. Голова болела и горячо требовала приёма сорокаградусной микстуры. Сердце остыло и заметно озлобилось. Руки были давно не мытыми, но по-прежнему нежными, гладкими, не приспособленными к самостоятельному деятельному труду. А денег на сберкнижке, с учётом расходов на квартплату, хватало только на пяток хороших запоев. После чего пришлось бы уходить в бомжи. Или - искать какую-то работу.
   К счастью, майор нашёл в себе четвёртое, не указанное железным Феликсом, но присущее им обоим важное качество: несгибаемую волю. Подчинив ей указанную выше триаду, он нашёл и претворил в жизнь единственно верное решение: приобрёл дешёвенькую дачку. А на остаток средств купил отличный самогонный аппарат.
  Жизнь начала потихоньку налаживаться. Голова майора систематически "поправлялась", сердце постепенно успокоилось, руки оставались нежными. Но - встала проблема желудка. Желудок, привыкший питаться блюдами отличной тюремной кухни (не путать с камерной баландой, являвшейся смывками с той кухни), требовал качественной обильной разнообразной вкусной пищи. Но майорский кошелёк, наполняемый лишь стремительно худевшей пенсией, справиться с возросшими требованиями активно пьющего желудка попросту не мог.
  Выход из данной ситуации виделся только один: силою воли, энергией разума, желанием сердца заставить свои руки добывать желудку хлеб его насущный.
  Майор запаса задумался: на каком поприще новой деятельности он сможет достойно применить свои специфические знания и профессиональные навыки? Что он умеет делать?
  Метко стрелять? Нет. В тюрьме это ни к чему. Там гораздо эффективнее стрельба в упор. Значит, в высокооплачиваемые киллеры его не возьмут.
  Виртуозно орудовать дубинкой и кулаками? Тоже - нет. В тюрьме другие методы воспитания. Значит, в неплохо оплачиваемые частные охранники его тоже не возьмут.
  Что ещё? Может быть, начать изготавливать запоры, металлические двери и решётки для дворцов скоробогачей? Тем более - нет. Глаза устройство этих вещей знают, да вот руки к пилам и зубилам не приучены.
  А к чему они приучены? А приучены его руки, как и он сам, вместе с головой и сердцем, к одному единственному делу: водить заключённых на допрос и уводить их с допроса.
  Вывод был ясен: надо искать себе руководящую должность. Хорошо бы стать директором какого-нибудь государственного предприятия. Поруководить последними его деньками, потом приватизировать оставшееся и сделаться владельцем частной фирмы. Также неплохо устроиться брокером крупной биржи или менеджером солидной фирмы. На худой случай - заведовать большим продовольственным складом.
  С этими мыслями и надеждами отправился отставной тюремный романтик в городское бюро по трудоустройству. Там-то он и встретился с бывшим сопровождаемым, с Саньком. Хотя в условиях тюремного пребывания они были антагонистами, в условиях свободных злоключений почувствовали себя товарищами. Во время многосуточного стояния в очереди они основательно поговорили о современном житье-бытье, неминуемо сошлись во взглядах на оное безобразие и почти что подружились. Майор запаса открыл перед молодым человеком сокровищницу своего дорогого опыта общения с женщинами и поделился с ним светлыми планами на одинокое личное будущее. Санёк также кое-что рассказал о себе. Мол, только и жизни, что с женой по ночам. А днём - никакого бытия и никакого будущего. Куда ни ткнись - глухо, как в камере-одиночке. Хоть волком вой, хоть головой о стенку стучись, а никто и внимания не обратит.
  Бюро по трудоустройству, несмотря на недельное дежурство его коридорах, никому из них не помогло. Что вовсе не было удивительным. Представьте себе: эпоха вакханалии бесправия. Здание поголовного гильотинирования. И вдруг в серой, безликой, отчаявшейся очереди покаянно согнувшихся в коридоре пролетарских, крестьянских и интеллигентских трудяг появляются две фигуры, несущие свои головы с весьма неприятным снобизмом. Один из них - пенсионер от пенитенциарной службы, с надменными красными глазами, ничего не умеющими делать руками и замашками всевластного тюремного надзирателя. Другой - только что "откинувшийся" уголовник, с понятийными взглядами на честь и достоинство, с замашками неукротимого правдолюбца и судебно подтверждённой квалификацией умелого и жестокого драчуна. Кто решится войти с такими в тесные производственные отношения? Кто захочет взвалить на себя вину за их трудоустройство? Тем более что каждый из них - без средств на материальную благодарность...
  А вот двое внеклассовых изгоев смогли помочь друг другу. Санёк помог бывшему надзирателю тем, что, от скуки и безделья, вскопал землю на его участке. Майор - тем, что угостил безработного доброхота стаканом самогона, накормил его жареной картошкой и зародил в нём мечту о столь же безбедном и спокойном дачном существовании.
  Этой светлой мечтой, не откладывая её в долгий ящик, не давая ей помутнеть и заплесневеть, Санёк поделился с родными ему людьми - с женой и с матерью. И получил их горячее одобрение; обеим хотелось поскорее расстаться дружка с дружкой. Но тою осенью, несмотря на все старания Санька, арендовать, хотя бы на зиму, какую-то дачу ему не удалось. Виновато в этом было не столько его уголовное прошлое, которое можно было легко скрыть, сколько его многодетное настоящее, которое скрыть или хотя бы замолчать было невозможно. Сделать свое бытие дачным и, соответственно, удачным можно было только одним способом: купив дачу в собственность. И, как только отчим пообещал своему пасынку заём, на совершенно необременительных для того условиях, Санёк сразу же метнулся на консультацию к майору, охотно игравшему роль его дачного поверенного.
  И опять им обоим повезло, в точном соответствии с поговоркой: "Не было бы счастья, да несчастье помогло". За несколько дней до момента их очередной встречи хозяин дачи, расположенной по аллее напротив дачи майора, внезапно скончался от инфаркта, вызванного его увольнением с работы за год до срока выхода на пенсию. Вдова, понимая, что одна она ухаживать за дачей не сможет, решила с нею расстаться. Цену вдова запросила довольно большую, три с половиной тысячи у. е., но тюремному тандему удалось уменьшить эту сумму до обещанных Саньку трёх тысяч. Вскоре их совместная идея материализовалась для Санька и его семьи в виде вполне реального жилища, а для майора в запасе - в виде благодарного, работящего и услужливого соседа.
  Хозяйственный Санёк на обретённых четырёх сотках своего владения сразу же развил самую бурную деятельность. Начал он с того, что, как истинный революционер, принялся валить и сносить все хозяйственные постройки, возведённые прежними хозяевами. По его мнению, они были недостойны стоять рядом с теми красивыми и добротными строениями, что на днях или чуть раньше возведёт он на этой земле. Единственное, что хоть как-то сдерживало его разрушительно-строительный пыл, так недостаток средств. Но и это обстоятельство не могло уберечь его от подминающей под себя действительности, проявившей себя в виде тяжёлого железного бака.
  4
  Едва Санёк закончил свой рассказ, в комнату тихонько вошла Танёк. Остановившись сразу за порогом и глядя куда-то вниз и вправо, на плинтус между полом и стеной, она обиженным и несчастным голосом произнесла, обращаясь, по-видимому, к гостю:
  - Вы не обижаетесь, что я ушла? Подышать свежим воздухом захотелось.
  - Нет, что Вы! - вежливо ответил Юрий.
  - Значит, не скучаете без меня? - с ещё более обиженным и несчастным видом уточнила Танёк. - Тогда я ещё...
  - Я уже соскучился!- горячо воскликнул Санёк.
  - Ага, так я тебе и поверила, - с сомнением взглянула на него Танёк. - Я там хожу, хожу, а ты даже не вышел. Что, совсем уже меня не любишь?
  - Люблю! - радостно встрепенулся Санёк.
  - Тогда поцелуй. Сейчас же.
  Санёк с распростёртыми объятиями бросился к возлюбленной. Юрий тихонько выскользнул за дверь; но Санёк, заметив его манёвр, громко выкрикнул ему вслед:
  - Дядь Юр! Не забывай: я - твой должник! Если что надо - зови, я всегда...
  Голос, перекрытый звуком страстного поцелуя, внезапно смолк.
  
  Глава 3. Потеря совести и сознания.
  1
  Когда Юрий пришёл к Саньку с просьбой о помощи в переноске шкафа, тот сразу же согласился; и даже хотел помочь бесплатно, но тут уж не согласился Юрий. Мол, когда я вам помог, ты угостил меня ужином. Вот и я хочу угостить вас ужином; но чтобы меню вы выбрали себе сами.
  К даче москвичей Юрий подошёл один, а Санька оставил сотнею метров выше по аллее. Подойдя к калитке, он увидел хозяина, бродившего по огороду и внимательно осматривавшего сделанные Юрием посадки. Юрий позвал его; москвич вздрогнул, распрямился и, делая вид, что не заметил появления званого гостя, торопливо пошёл ко входной двери, спеша спрятаться за углом дома.
  -Эй! Хозяин! Что-то ты пужливый стал, - насмешливо выкрикнул Юрий. - Хочешь, чтобы я пришёл за своими вещами в составе комиссии?
  Москвич косо взглянул на него, но ничего не сказал и быстрым шагом исчез за углом. Послышались звуки шагов, поднимавшихся по каменным ступеням ко входу в мансарду. Тем временем занавеска одного из окон дома шевельнулась, за нею угадывалось чекистки-строгое лицо сестры милосердия. Юрий приветственно потряс в воздухе ладонью; лицо наблюдательницы шарахнулось вглубь комнаты.
  Послышались звуки шагов, спускавшихся от мансарды. Из-за угла дома вышел хозяин дачи и с хмурым высокомерным видом направился к калитке. В руках у него была хозяйственная сумка с небрежно затолканными туда вещами Юрия.
  - На. Забирай своё имущество, - буркнул москвич, подавая сумку поверх запертой калитки.
  - А как насчёт шкафа?
  - А как ты один нести его будешь?
  - Так он же - разобранный. Как-нибудь уж, по частям, дотащу, - беспечно отозвался Юрий.
  Москвич, насколько позволял ему обзор из-за высокой сплошной калитки, осмотрел пространство перед дачей, потом отпер калитку и с потаённой ухмылкой сказал:
  - Ну, заходи.
  Юрий, ступив одной ногой внутрь двора, прислонился к калиточному столбу и с ленцой произнёс:
  - Ты бы лучше гараж открыл. Через него выносить удобнее.
  - Сейчас открою, - с нейтральным лицом сказал москвич и пошёл обратно. Минут через пять загремели внутренние засовы ворот гаража, одна из створок слегка приоткрылась. Юрий призывно махнул рукой Саньку; тот торопливыми шагами направился вниз по аллее.
  - Заходи, - скупым жестом поманил хозяин к себе. Юрий, ухватившись за створку ворот, распахнул её во всю ширь и, глядя светлым взором в нахмурившееся лицо москвича, оповестил его:
  - А вот и мой первый помощник пришёл. Начнём выносить; а минут через пять остальные пролетарии подойдут.
  Москвич дёрнулся было к створке ворот, но в открытый проход уже входил Санёк.
  - Санёк, ты пока тут осваивайся, а я схожу в мансарду. А то хозяин забыл отдать мне кое-что из моих вещей, - холодно улыбнулся Юрий москвичу; и отправился к приоткрытой калитке.
  Забрав свою настольную лампу, откровенно стоявшую на столике у окошка, и эспандер, снятый с гвоздя на стене и засунутый далеко под кровать, Юрий вернулся в гараж. Сквозь тёмный провал прохода из гаража в подвал Юрию была видна широкоплечая фигура Санька, стоявшего спиной ко входу. В длинной мрачной тени Санька, отбрасываемой от въездных ворот вглубь гаража, смутно угадывался лежавший на полу продолговатый предмет, похожий на небрежно скрученный рулон ковра.
  "Что это? Неужто столичный скряга расщедрился на ещё один подарок?" - слегка удивился Юрий. И только подойдя вплотную к Саньку, он увидел, что этот "подарок" - безмолвное тело москвича.
  2
  - Что с ним? - негромко воскликнул Юрий.
  - Да я его... это... ну... Да он сам виноват!
  - Ты что, убил его? - в ужасе прошептал Юрий.
  - Да ну! Вряд ли... - неуверенно возразил Санёк; и торопливо принялся объяснять. - Ну... в общем, он показал на тот шкаф, - кивнул Санёк головой назад и немного вбок, - а я смотрю: зеркала нет. А ты ж говорил, что шкаф с зеркалом. Я ему и говорю: "Давай с зеркалом!" А он мне: "Ты что тут командуешь!" И на меня - с кулаками. А сам снизу не закрылся. Ну, я ему апперкотом и врезал. А чего он наглеет? Но, наверно ж, должен встать...
  Москвич легонько застонал. "Понятно. Привыкший к безнаказанности кок дважды подряд попался на одном и том же. Стал в тень Санька, благодаря чему контуры тела противника ему хорошо вырисовывались, но как только Санёк сдвинулся - на мгновение ослеп. И пропустил удар".
  - Молчи, ничего не говори. Вообще. Никому. Понял? - прошипел на Санька Юрий. Опустившись к не пришедшему в сознание москвичу, он повернул его вялое тело на живот, после чего с криком:
  - Хозяйка! Ваш муж сознание потерял! - побежал по узкому проходу между тесно уставленной мебелью к пристройке, соединявшей подвал и дом. Навстречу ему вылетел из открытой двери пристройки реверберировавший от стен, прыгавший по каменным ступеням крик:
  - Что там случилось?
  - Наверное, инфаркт! Идите спасать!
  Вниз по лестнице застучали глухие шлепки задников домашних тапочек. На нижней ступеньке каменного спуска появилась величественная женская фигура в спальном пеньюаре и не застёгнутом, развевающемся полосатом халате. Дама приостановилась, небрежным жестом запахнула халат и властно воскликнула:
  - Что встали на дороге? Показывайте, где он!
  Подойдя к недвижному негромко мычавшему телу супруга, сестра милосердия отвернулась от него и задумчивым взглядом полководца оглядела сумрачные окрестности огромного подвала. Придя к какому-то очень важному окончательному решению, тем же приказным тоном произнесла:
  - Положите вот это, - указала она пальцем на приставленную к стене картонку, - вот здесь, - указала она на пол рядом с мужем. Юрий молча выполнил её указание и вновь отступил в сторону. Дама уставилась на него требовательным взором, но Юрий сделал вид, что всё его внимание сосредоточено на лицезрении беспомощного тела её супруга. Дама, величественно и скорбно вздохнув, самостоятельно опустилась коленями на картонку. Молча и не глядя на часы пощупав у супруга пульс, дама с прежней властностью произнесла в никуда:
  - Поверните его на спину. Только - осторожнее.
  Санёк что-то гневно проворчал. Юрий, тихонько шикнув на него, перевернул пострадавшего в прежнее положение.
  - Это... ты? Что... со мной? - приоткрыв глаза, непослушным языком пробормотал москвич склонившейся над ним супруге.
  -У тебя - микроинсульт, - уверенным голосом ответила та. - Как я тебя и предупреждала. Запомни хоть на этот раз: не надо волноваться по пустякам! Теперь не разговаривай, только отвечай. Голова болит?
  -Да-а...
  -Что ещё болит?
  - Зу-бы...
  -Приоткрой рот, - велела ему женщина. - Закрывай. Ничего страшного. Немного ударился при падении, - уверенно определила она. И, ракурсом снизу вверх, но как бы сверху вниз взглянув на Юрия и Санька, властно произнесла:
  - Что стоите? Помогите мне встать.
  Санёк отвернулся и опять что-то сердито буркнул. Юрий, схватив женщину под локоть и подмышкой, не слишком вежливо втащил её в вертикальное положение. Дама, небрежно оттолкнув его, велела помочь больному дойти до постели. Юрий, а вслед за ним и Санёк, ухватив москвича подмышками, поставили его на слабые, гнувшиеся в коленях ноги. Сестра милосердия исполненными достоинства шагами неспешно направилась в верхние покои. Юрий и тихонько бурчавший Санёк, закинув вялые руки москвича себе на шеи, поволокли его следом за ней.
  3
   Продвигаться по узкому лестничному проходу пришлось гуськом и боком, ппоэтому Санёк, бывший на полголовы выше Юрия, продвигался последним. Москвич, во время преодоления каждой из ступенек, невольно валился назад, на Санька, и обоим им это было взаимно неприятно. Санёк пытался не рычать и не слишком сильно отталкивать спасаемого клиента, но у него на такую тактичность не хватало силы воли; а москвич, испуганно косясь на свирепого сопровождавшего, отчаянно пытался держаться на ногах, но у него на такую стойкость не хватало сил и чувства равновесия.
  Перешагнув из лестничной пристройки на кухню, сестра милосердия развернулась лицом к кавалькаде и скомандовала:
  - Здесь - осторожнее! Дверь - узкая, порог - высокий. Не уроните больного!
  - Сами не слепые, - буркнул Санёк; а дама, перенеся взгляд с него на супруга, в ужасе вскричала:
  - Стойте! Вы что, не видите? Куда такого нести в дом? Он же - весь в пыли! Снимайте с него куртку. Только не порвите. Осторожно, осторожно. Бросьте здесь, сам потом почистит. Чуть-чуть приподнимите его, я сниму с него брюки. Они тоже пыльные.
  Торопливо вернувшись на лестничную площадку пристройки, она присела перед супругом, торопливо сняла с его ног туфли и носки, затем ловкими привычными движениями сдёрнула с него брюки и небрежно швырнула всё снятое ею поверх куртки.
  - Несите его в постель, - самостоятельно и даже с остаточной грацией встав, скомандовала она.
  - Ещё чего не хватало! - гневно прорычал Санёк. - Мы тебе что, рабы? Он уже и сам ходить может. Пусть топает!
  Сняв руку москвича со своего плеча, он демонстративно отшагнул в сторону. Москвич покачнулся, но всё же почти самостоятельно, лишь с некоторой помощью Юрия, перешагнул через порог и, оставляя на кафеле пола влажноватые, быстро исчезавшие следы босых ступней, побрёл через кухню ко входу в спальню.
  - Стой! Ты куда? Умойся. У тебя же всё лицо в пыли, подушку испачкаешь! - прикрикнула на него супруга. Москвич покорно остановился и начал, покачиваясь, разворачиваться к посудомоечной раковине. Но его супруга, зорко заметив проявившееся на лице Юрия неприязненное удивление, уже переменила своё решение.
  - Ладно, иди ложись. Я тебе личико протру полотенцем, а наволочку потом постираю, - самоотверженным тоном пропела она. Москвич развернулся и потопал в прежнем направлении; а сестра милосердия, взглянув на Юрия, тоном великодушной просьбы произнесла: - А вы, пожалуйста, сбегайте к телефону и вызовите скорую помощь.
  Юрий и Санёк понимающе переглянулись. Опытный врач, в отличие от "сестры милосердия", сразу же поймёт, что причина недомогания москвича - полученный им нокаут. И уж тогда им обоим несдобровать.
  - Сначала шкаф оттащим, - проворчал себе под нос Санёк.
  - А вы поставлены здесь на медицинский учёт? - поинтересовался у сестры милосердия Юрий.
  - А зачем это Вам знать? - недовольно пожевав губами, сухим тоном возразила дама.
  - Диспетчер "скорой" сразу же об этом спросит. Надо же им знать, по какому тарифу брать с вас за услуги. Если вы поставлены в местной поликлинике на учёт, и в паспортах у вас - местная прописка, то услуга скорой обойдётся вам бесплатно. Если прописка - не местная, но украинская, то придётся заплатить. Да ещё и с наценкой; дача-то - за городом, будут считать, как за междугородную поездку. А если у вас прописка даже не украинская, а какого-то иностранного государства, то придётся заплатить по международным ценам и в валюте. Сейчас же медицинские учреждения - на самоокупаемости, вынуждены зарабатывать себе на жизнь. Так как сказать во время заказа? Будете платить в валюте? Учтите: если приедут, сначала проверят паспорта.
  - Ой... откуда у нас, у бедных пенсионеров, валюта... Ха-ха-ха... - стреляя то в Юрия, то в Санька настороженными взглядами, натужно и растерянно рассмеялась дама; но очень быстро взяла себя в руки и с видом задумчивого высокомерия произнесла: - А впрочем, что провинциальные медики могут сказать такого, чего я бы не знала? Я и без них мужа вылечу. Так что - спасибо, не надо беспокоиться. До свидания. Пойдёмте, я за вами закрою.
  - Как это - закрою? - возмутился Санёк. - Сначала шкаф человеку отдайте. И не тот дерьмовый, что вот он, - кивнул Санёк на москвича, - хотел подсунуть, а другой, с зеркалом!
  - Но... зачем мужчине зеркало? - с удивлённо-величественным видом возразила дама. - Мы подумали, что он, как джентльмен, захочет оставить зеркало мне.
  -А обещали какой шкаф? С зеркалом? Значит, надо отдать! - неуступчиво, с нараставшей яростью проревел Санёк; и размашисто переступил через порог из пристройки в кухню. Юрий бросился к нему, дама побледнела, москвич покачнулся и ухватился двумя руками за косяк двери.
  - Мне это зеркало не нужно! Я его дарю! - не столько чете москвичей, сколько разъярившемуся Саньку прокричал Юрий. Санёк свирепо запыхтел, примерился глазами к возникшей перед ним фигуре Юрия, словно прикидывая, каким из ударов снести это препятствие на пути к справедливости.
  - Санёк, всё нормально. Всё хорошо, - стоя в спокойной расслабленной позе, умиротворяющее произнёс Юрий. Глаза Санька постепенно прояснились, он нехотя развернулся обратно и, шагая через ступень, загремел по лестнице спуска в подвал.
  - Вы правильно поняли: не надо благодарности, - скучно произнёс в сторону молчавших хозяев Юрий и, не прощаясь, отправился вслед за Саньком.
  За два совместных похода они перенесли все части шкафа на дачу Юрия. Санёк, примерно через четверть часа прогулки на свежем воздухе, окончательно остыл и даже, кажется, слегка устыдился недавнего приступа излишней агрессии. Юрий вечером пришёл к молодожёнам со съестными припасами для них и сладостями для их детей; но с тех пор, памятуя о необходимости жить незаметно и тихо, от всех совместных мероприятий с Саньком вежливо, но весьма решительно отказывался. Впрочем, Санёк никогда особенно и не настаивал; ему, для ощущения счастья, вполне достаточно было присутствия Танька.
  
  Глава 4. Да будет свет.
  1
  Примерно такой же тактики Юрий намеревался придерживаться в отношениях с четой москвичей. Но с этим у него не получилось; и без того прохладные отношения между ними очень быстро, уже через день после обретения шкафа без зеркала, вплотную приблизились к стадии холодной войны.
  В тот воскресный день москвичи с официально-организационным визитом явились в правление дачного кооператива. Первым делом они торжественно заявили председателю, что продавать дачу раздумали; поскольку поняли, что с таким чудесным руководителем, как многоуважаемый Георгий Валерианыч, будет в удовольствие жить даже рядом с пятачком для разворота машин. (К слову, на самом деле имя-отчество председателя были - Григорий Варламыч; но председатель, за время своего могущества на должности директора одного из Евпаторийских ресторанов, привык представляться своим нетрезвым и напыщенным клиентам под куда более звучным псевдонимом, и не видел причин, по которым нужно обижать ухудшенным представительским вариантом своих нынешних клиентов - дачников).
  Надо сказать, этим заявлением москвичи немало огорчили уважаемого председателя. Ведь он к тому времени подыскал на их дачу покупателя, и рассчитывал на получение вознаграждений от обеих заинтересованных сторон. А тут, вместо заслуженного материального стимула, даже устной благодарности не последовало. Порядочные клиенты так не поступают.
  Но неудовольствия опытнейший дачно-ресторанный администратор не выказал, и личных претензий не предъявил. Зато предъявил служебные, потребовав от москвичей оплаты за электричество и воду, израсходованные на их даче с момента её перехода в их собственность. Москвичи охотно предоставили записи показаний соответствующих счётчиков; и по этим показаниям выходило, что ни вода, ни электричество за последние два месяца на даче не расходовались. Это показалось председателю удивительным.
  - А у вас же в доме вроде бы квартирант жил? - небрежным тоном и с невинным видом поинтересовался он.
  - А я, когда отсюда уезжал, водный кран забыл ему открыть. Он воду у соседа брал, - с хитрой улыбочкой покаялся морской повар.
  - А светом он тоже не пользовался, - торопливой скороговоркой дополнила эти сведения сестра милосердия.
  - Это вы так думаете, - с хмурым видом возразил появившийся на пороге дачный электрик. - Пользовался, да ещё и как.
  - Ну, может, киловатт десять и нажёг, - небрежно отмахнулся повар. - Мы как раз на столько больше в прошлый раз оплатили.
  - Ага. Десять. Целых триста двадцать киловатт он за март и апрель нажёг. Не только лампочки, а ещё и обогреватель включал, - буркнул электрик.
  - С чего Вы так решили? - дружно возмутились москвичи.
  - Я на вашу аллею специально отдельный счётчик поставил, - показал электрик пальцем на один из укреплённых на стене электросчётчиков. - Пожалуйста, сами можете проверить: вот, в окошке - сколько сейчас, а вот, на стене карандашом записано, сколько было, когда он вселился. На этой аллее ни в одном из домов, кроме как в вашем, никто не жил. Всё, что накрутилось, только он спалить мог. Ну, посчитали? Сколько?
  Москвичи безответно и растерянно переглянулись, а электрик, с победным видом взглянув на председателя, наставительно выговорил ему:
  - А я тебе говорил, что Семён меня предупреждал: этот фрукт ворует электричество. Да ещё так ловко, что и не поймаешь. А ты ещё хотел, чтоб я и его дачу к линии подключил. Теперь убедился, что я прав?
  - Ну, зови его сюда, - ещё более нахмурившись, неохотно кивнул головой председатель. - Только - соображай, что говорить ... Скажи, что надо срочно написать заявление на подключение дома к сети. А тут уж я его раскручу.
  Надо признать, Георгий Валерианович и в самом деле являлся мастером раскрутки. В процессе развернувшейся дискуссии между хозяевами и квартирантом он без особого труда выяснил то, что считал нужным, после чего расследование переместилось в дачные покои москвичей. Там опытный в таких делах электрик довольно быстро обнаружил место незаконной врезки в электросеть. Врезка была конструктивно оформлена в виде электророзетки, расположенной под потолком и спрятанной за висевшей у окна ширмой. За той же ширмой прятался и спускавшийся с потолка провод, через который электричество шло наверх, в мансарду. В момент проверки штепсель этого провода торчал в криминальной розетке.
  Москвичи, во время обнаружения странного устройства, непонятно каким образом оказавшегося в их спальне, сделали удивлённые лица и в один голос заявили, что устройство является делом рук их подозрительного квартиранта. Которого, кстати, навязал им лично председатель кооператива; а потому пусть сам председатель и разбирается со своим протеже, как считает нужным. Они же, законные хозяева и честные потребители, не только не обязаны платить какие-то штрафы, но, как пострадавшая сторона, оставляют за собой право на достойную компенсацию нанесённого им морального и материального вреда.
  В ответ на эти сентенции Георгий Валерианович с видом полного морального удовлетворения им заявил, что если они не хотят платить кооперативу, то придётся иметь дело с городским Энергонадзором. Что по цене обойдётся гораздо дороже, а по времени - намного дольше. После чего он велел электрику, в случае отказа нарушителей от оплаты наложенного штрафа, отсоединить от столба ведущие к дому провода, а сам неторопливо пошагал в домик правления. Вместе с ним ушёл и Юрий.
  2
  По дороге Юрий завёл разговор о том, под каким предлогом его и вызвали в правление - о перспективах подключения его дачи к источнику электроэнергии. Председатель, весьма довольный итогами только что закончившегося мероприятия, посоветовал ему нанять для этого кого-то из электриков соседних кооперативов. Либо, если Юрий имеет навыки обращения с электричеством, сделать работу самостоятельно. Потому что дачный электрик ужасно боится высоты, и ни за что на свете не полезет на столб. В своём страхе он никому не признаётся, но в случае необходимости каких-то верховых работ сказывается больным и берёт отпуск без содержания. После чего приходится нанимать для этих работ электриков из соседних кооперативов. Юрию об этой тайне никому рассказывать не надо; в особенности - самому электрику. А также москвичам. Если эти хитрецы поймут, что отключение электричества им не грозит, то могут отказаться платить штраф. А вслед за ними и другие дачники распоясаются.
  Юрий торжественно поклялся, что скорее умрёт на электрическом стуле, чем опозорит себя предательством уважаемого Георгия Валерианыча. Опытный психолог-практик, несмотря на шуточный тон произнесённой клятвы, ему поверил. Более того; по приходу в домик правления он вынул из шкафа монтёрские кошки и вручил их Юрию. Но в процессе вручения поставил ему три непременных условия.
  Первое - вернуть средство лазания по столбам лично ему; причём - таким образом, чтобы электрик этого не видел. Второе - если вдруг с Юрием что-то случится, пусть он вину за это берёт на себя. И третье: пусть он хорошенько подтянет на столбе заискрившие контакты тех проводов, что идут от того же столба к даче самого Георгия Валериановича. (Оказалось, что дача председателя располагалась на той же аллее, напротив дачи непосредственно соседствовавшей с Юрием старушки.)
  Подключение индивидуальной точки энергопотребления к источнику света и прогресса состоялось быстро и без каких-либо неприятных происшествий. Если, конечно, не считать неприятностью протест дачного электрика, заметившего сияние лампочки в доме Юрия. Зайдя в дом, электрик уже с порога заявил, что самостоятельно подключаться к линии электропередач - это хамство. Потому как сам он, во-первых, умеет это делать лучше, а во-вторых, он на этом зарабатывает. Но если Юрий возместит ему потерю в размере одной бутылки водки, то - так у ж и быть, пусть пользуется светом.
  Юрий, неожиданно для себя, как говорится, "завёлся" и возразил, что если уважаемый электромаэстро считает, что сделанное лично им подключение будет функционировать надёжнее, то пусть отключит подключенное, а затем снова подключит. После чего восхищённый клиент выдаст ему двойную оплату в стеклянной валюте. Электрик ещё больше осердился, но постарался сделать вид, что из милосердного сочувствия к бедности клиента, из личной доброты до поры, до времени готов смириться с данным правонарушением. Но - до поры, до времени.
  
  Глава 5. Новая метла.
  1
  В десять утра шестнадцатого мая, в воскресение, состоялось давно намеченное общее собрание членов дачного кооператива. Вначале, как и положено, с отчётом о результатах годовой деятельности возглавляемого им правления выступил Георгий Валерианович. Выглядел он спокойным и уверенным, но речь его длилась недолго; к тому же она то и дело прерывалась критическими выкриками с мест. Припоминали председателю и мусор, что неделями не вывозится с территории посёлка; и центральную аллею, что председатель обещал ещё в прошлом году заасфальтировать, да так и не сделал; и перегоревшие лампы на осветительных столбах, что правление никак не удосужится заменить на годные; и прочие его не столь крупные промахи и мелкие проделки. То, что Георгий Валерианович при коммунистах как сыр в масле катался в своём ресторане, и сейчас, при демократах, вовсе не бедствует, также было поставлено ему в вину. По всему выходило, что не миновать ему роли местного козла отпущения, виновного во всех бедах обнищавшего кооператива, обедневшего города и развалившегося на части государства.
  Особенно активно нападала на председателя желтовато-седая старушка, его и Юрия соседка по аллее. Поначалу Георгий Валерианович пытался делать вид, что не слышит её реплик и замечаний; но тут уж стали возмущаться другие участники собрания. Мол, а почему это председатель не отвечает на критику? Что, нечего сказать в своё оправдание?
  Георгий Валерианович начал объяснять, что сейчас, когда всюду развал и безвластие, инфляция и неразбериха, никакая из обслуживающих организаций положенное ей дело как следует не делает. Все только тем и занимаются, что постоянно реорганизовываются, меняют имена и руководителей да делят полномочия, активы и фонды. Но при этом все требуют от клиентов, с населения, денег вперёд. А иначе - штрафы, отключения от воды, света и так далее. И в этих условиях то, что он, как председатель, смог сделать, - максимум возможного; "больше и Господь Бог не сделает".
  После этих слов с лавочки под мирно увившим место собрания зелёным плющом поднялся майор запаса сил правопорядка Иван Антонович.
  - Не надо, уважаемый председатель, свои грехи и недоделки на кого-то сваливать. Вот если бы Вы честно сознались. И покаялись перед народом. То, может быть, мы бы Вас и простили, - сказал он, внимательно глядя на председателя недвижными глазами цвета стали. Сказал негромко, но все собравшиеся его услышали; и вмиг смолкли.
  - Мне не в чем каяться. Я же сказал: сделал всё, что мог, - слегка занервничав, неуступчиво возразил Георгий Валерианович.
  - Ну, если Вы сами не можете вспомнить, в чём Вам каяться, то я напомню, - тем же негромким, размеренным и суровым голосом ответствовал Иван Антонович. После чего он, повернувшись лицом к участникам собрания, громко и чётко, как перед строем конвоируемых или на разводе наряда, сказал: - Я на прошлой неделе, как член группы народного контроля, ознакомился с отчётами о финансовой деятельности нашего правления в истекшем году...
  - Это каким образом ты в народном контроле очутился? - возмущённо выкрикнул Георгий Валерианович, и обернулся к сидевшей рядом с ним бухгалтерше: - Валя, зачем ты ему дала документы? А вдруг он там что... напортачил?
  Бухгалтерша, чопорная дама под шестьдесят, улетела взглядом в небеса и с видом стороннего наблюдателя пробурчала:
  - Да что там можно напортачить. Всё, что можно, там уже напортачено.
  - Как это? Кем? - с растерянностью спросил её Георгий Валерианович. Бухгалтерша, вернувшись взглядом к столу и внимательно изучая заскорузлые трещины в его рассохшихся досках, многозначительно безмолвствовала, а Иван Антонович с пафосом истинного трибуна воскликнул:
  - А контроль потому и называется народным, чтобы представители простого народа могли контролировать, как и что руководители делают! И народ имеет право знать, что в вашей отчётности нарушений, а возможно, и прямых хищений - тьма. - После чего он сменил тон с патетического на деловой: - Если собрание не возражает, могу доложить более подробно.
  - Давай, докладывай, - загудело собрание, а жёлто-серая старушка звонким молодым голоском выкрикнула:
  - Иди к столу, чтоб всем тебя видно и слышно было!
  Иван Антонович неторопливой, но довольно уверенной поступью пошёл ко врытому ножками в землю длинному столу, за которым восседали члены правления. Остановился он не перед столом, а по-хозяйски, словно член правления, зашёл за него; но стал не рядом с председателем, а как бы, на весах косовато установленного стола, в противовес ему.
  - Товарищи! - с пафосом умелого оратора и с выражением праведного негодования, застывшим на его упитанном и круглом, но уже слегка дрябловатом лице воскликнул майор. - У меня здесь, - потряс он зажатой в ладони ученической тетрадкой, - документальные цифровые доказательства того, что правление, во главе с председателем, буквально по всем статьям расходов допустило многократное превышение первоначально намеченных сумм. Как говорится, дебет с кредитом разминулись; а вот почему так получилось, и куда пошла разница...
  - Да какие сейчас могут быть дебет с кредитом? - простонал Георгий Валерианович. - Инфляция! Ты что, не понимаешь?
  - Я пытался понять, разобраться, - холодно и искоса взглянул на него майор правопорядка. - Но по вашим записям можно сделать только один вывод: если представить эти доказательства в прокуратуру, - ещё раз потряс он своим манускриптом, - то каждому из членов правления напенится отсюда года три отсидки. А председателю - и все пять. С конфискацией имущества. Это я, - опять повернулся он лицом к собранию, - заявляю не голословно, а как человек, много лет проработавший в правоохранительных органах. Но главное, товарищи, что все эти непонятные расходы - за счёт ваших членских взносов. За счёт ваших личных средств, которых вам самим на жизнь не хватает.
  - Эт точно; что не хватает, то не хватает, - на разные голоса завздыхало собрание.
  - Валя! Что же ты молчишь? - опять обернулся Георгий Валерианович к бухгалтерше. - Объясни людям, что у нас всё правильно записано! Ты ведь эти записи вела; тебе, как говорится, и карты в руки.
  - А почему это я должна кому-то что-то объяснять? - с акцентируемым недоумением в голосе сказала бухгалтерша в трещину стола. - Что Вы мне говорили писать, то я, цифра в цифру, и писала. А какие Вы цены и суммы мне диктовали, настоящие или надуманные - это уж Вам знать. Вот Вы людям и объясняйте. А я уже устала Вам объяснять, что можно делать, а что нельзя. С меня хватит. Я увольняюсь. А то и меня вместе с Вами посадят.
  - Валя... да ты что? Я ж, наоборот, заставлял тебя правильно писать! - ошарашенно пробормотал Георгий Валерианович.
  - Зато я могу зачитать эти цифры, и могу, по каждой статье расходов, доказать уважаемому председателю, что его кивки на инфляцию несостоятельны, - перебивая и заглушая его слова, ещё суровее произнёс Иван Антонович. - Дело не в инфляции, а в хозяйственной несостоятельности нашего председателя. Может быть, он впрямую и не воровал; или, скажем, не так уж много воровал...
  - Да как ты смеешь? - вскрикнул старик, грузно опускаясь на застонавшую под ним лавку.
  - ...но если бы даже и не воровал, всё равно в создавшемся положении есть его прямая вина. А вина эта - в том, что он... как бы это помягче сказать... оторвался от жизни. Действует по старинке, без учёта особенностей текущего момента. Думает, что ему, как в его ресторане, всё принесут на тарелке с голубой каёмочкой. Примеры? Пожалуйста. Касса кооператива пуста, а председатель продолжает платить за вывоз мусора. А зачем, спрашивается, платить каким-то коммунальщикам, если рядом - бесхозный пустырь? Вот, скажем, мне, или тёте Рае, - указал он тетрадкой на желтовато-серую старушку, - добираться от дома до пустыря ближе, чем до этих вонючих контейнеров. Так почему бы...
  - Да ты что? Пустырь - в охранной курортной зоне! - вскричал Георгий Валерианович - Начнутся дожди, и все стоки со свалки в лиман потекут. А там наши дети купаются! Да и всем нам каково рядом со свалкой житься будет?
  - А это что, не свалка? - ткнул Иван Антонович пальцем в сторону захламленных контейнеров. - Только и разницы, что эта свалка - у нас под носом, мы каждый день на неё смотрим и за неё платим, а та будет в стороне, и платить за неё мы не будем. Да-да, уважаемый председатель, не будем! Почему? Законы знать надо, чтобы не спрашивать. Пустырь - чья территория: наша или города? Города. Значит, чистить пустырь, вывозить с него мусор - дело не наше, а городских властей. А наше дело - жаловаться на тех же коммунальщиков, если они не будут исполнять свои обязанности своевременно и в полном объёме. И за это никто с нас ни копейки не возьмёт; наоборот, ещё и извиняться будут. Просить, чтобы сильно не беспокоили, в санэпидстанцию не обращались. И вонять весь этот мусор будет не посреди посёлка, а хоть чуть в стороне. А то мимо правления пройти невозможно. А Вы, - скептически взглянул он на Георгия Валериановича, - ещё и людей сюда приглашаете на всякие собрания. Мало Вам, что мы и без того вынуждены сюда по одному приходить, чтоб взносы платить, вашу бездеятельность оплачивать? Хотите всем скопом нас отравить?
  Георгий Валерианович слегка смутился, а Иван Антонович, деликатно отвернувшись от него к народу, уже не с прежним сарказмом, но мягким тоном увещевающего разъяснения произнёс:
  - К тому же можем отказаться от платы за вывоз мусора не навсегда, а на какое-то время. Пока обстановка не стабилизируется. А как станем чуть богаче, и убедимся, что коммунальщики начали работать как положено, заключим с коммунхозом новый договор. А до тех пор будем выносить мусор на пустырь. Но, конечно, по ночам, когда контролёры санэпидстанции спят. А что? Так даже удобнее. И приличнее. Когда сюда, к этим контейнерам, через весь посёлок всякую дрянь тащим, то перед всеми людьми позоримся. А туда - потихоньку, по холодочку, без посторонних глаз оттащил, что хочешь, свалил, где удобнее... Пустырь-то - вон какой! Места всем хватит. Зато - никаких проблем. И никакой оплаты. А насчёт разговоров про дожди и стоки - когда начнутся дожди, никто купаться уже не будет. А камышу удобрение только на пользу пойдёт. Чем больше камыша - тем больше уток и креветок; нам тоже польза.
  - И вообще: если знать законы, думать и рассуждать ответственно и по-современному, то все наши проблемы можно решить эффективно и просто, - взглянув на безмолвного противника, плавно перевёл Иван Антонович течение своей речи из ущелья неудержимой критики в устье предвыборных дебатов. - И начинать надо с реорганизации нашего управленческого аппарата. А именно - с сокращения расходов на его содержание. Скажем, если бы я был председателем, то мог бы, за ту же зарплату, совмещать эти обязанности с обязанностями электрика...
  - А мы тебя сейчас выберем председателем, и совмещай! - звонко выкрикнула старушка.
  - А что? Мужик толковый... юридически грамотный... - загудело разноголосье собрания. И только Санёк, вскочив с места, выкрикнул в диссонанс с общим настроением:
  - Вы что, думаете, он и в самом деле будет о вас беспокоиться? Да он вам просто мозги пудрит! Ему токо и надо, что нажраться да закусить. А на людей ему плевать! Меня и моих пацанят баком чуть не задавило, моя жена у него под окнами орала, на помощь звала, а он даже не пошевелился. Так я ведь скоко для него сделал! А вы ему зачем?
  Шум собрания мгновенно стих. Многие их собравшихся уже слышали об этом происшествии, и теперь внимательно поглядывали то на Санька, то на слегка растерявшегося Ивана Антоновича. Иван Антонович же молчал и смотрел на Санька с полупрезрительным недоумением: ну как тому, да и всем остальным, объяснить, что у бывшего надзирателя не могла не выработаться спасительная привычка не реагировать на шум и вопли, что то и дело доносятся из тюремных камер? Ведь сколько примеров было за время службы: услышал салажонок крики "Насилуют! Убивают!", сунулся спасать, да как раз на это самое ж и нарвался...
  - Меня тогда дома не было, - наконец разжал губы Иван Антонович.
  - Да ты сам у меня первого мая спрашивал: "А чего вы полторы недели назад про бак орали? Спать не давали?" Я тогда ничего не сказал, и даже по морде тебе не дал, а теперь при всех скажу: тебе место среди мусора, а не в правлении! - проревел в ответ Санёк. Круглое лицо майора в запасе вспыхнуло гневом.
  - А тебе, уголовная рожа, место у параши. Зря тебя оттуда вынули. Ну, ничего; я могу постараться, чтобы вернули, - прошипел он.
  - А я прям щас тебя в мусорный бак засуну! - взревел Санёк и бросился через людей и лавки на Ивана Антоновича; но зацепился за что-то или за кого-то и упал. Несколько мужчин то ли повалилось, то ли целенаправленно навалилось на него сверху, Санёк зарычал и заматерился, грозя убить не только подлого мусора, но и всех, кто не даёт ему добраться до него. А поверх поля битвы разнеслась умиротворяющая проповедь московской сестры милосердия:
  - Товарищи, не обращайте внимания на слова этого уголовника. Ему всё равно, что сказать, лишь бы иметь предлог на порядочного человека накинуться. Для таких соврать, оскорбить, избить - всё равно что чихнуть. Он и моего мужа точно так же, под надуманным предлогом, избил до сотрясения мозга. Бедный муж до сих пор придти в себя не может. Даже сюда, на собрание, я была вынуждена идти одна. И на Ивана Антоновича этот уголовник только потому накинулся, что тот - человек порядочный, в правоохранительных органах служил. Вы же знаете, уголовники таких просто ненавидят. А вот бывший председатель, я так заметила, ему нравится. Потому что Георгий... как его... Валерьевич тоже человек крайне непорядочный. Так и норовит взять с людей лишние деньги и положить их не в кассу, а в свой карман. Уж мы-то, когда дачу покупали, в этом убедились. Просто вымогатель. Да и потом, уже когда мы стали хозяевами, он постарался нас оболгать и унизить. Представьте себе: придумал, что мы якобы воруем электричество, подключил к этой афёре электрика, и всё - ради того, чтобы заставить нас платить ему взятки и штрафы! Мы, конечно, отказались; где у нас, у больных пенсионеров, деньги? Так он замучил нас своими угрозами! Так что моё мнение - очень хорошо, что Иван Антонович намерен совместить должности председателя и электрика. Поверьте, я в людях разбираюсь, и уверена, что с ним нам всем будет житься лучше. А вы, товарищи, - обернулась она на задушенное рычание Санька, - держите этого уголовника, чтобы не вырвался. А то он точно кого-нибудь убьёт. А ещё лучше - стукните его хорошенько. Для самообороны это можно, а мы все подтвердим, что он - опасен. А мы все, граждане, давайте проголосуем за уважаемого Ивана Антоновича. Давайте дружненько поднимем руки: кто - за? Ну вот, даже и считать не надо; явное большинство голосов. Кто ведёт протокол собрания? Запишите. Нет уж, сейчас, при нас запишите. Поздравляем, Иван Антонович, с заслуженной должностью! Но и Вы нас теперь уж не обижайте!
  2
  Вот так бывший тюремный надзиратель в одночасье стал полномочным президентом, премьер-министром, министром энергетики и начальником сил внутренней безопасности одного из дачных посёлков курортного Крыма. После чего он сумел проявить себя не только как талантливый теоретик и умелый идеолог мусорного раскрепощения общественного сознания, но и как настойчивый практик нового передового движения назад, к первобытному прошлому и в первозданный хаос.
  Исторически значимый процесс быстрой и бескровной мусорной революции в одном отдельно взятом дачном посёлке происходил так.
  В первую же ночь после своего избрания председателем Иван Антонович лично и торжественно, в сопровождении охраны наиболее верных соратников (двух сторожей) и при поддержке народа (серо-жёлтой тётушки Раи) вывез на пустырь большую тачку накопившейся у него на даче дряни. Пустырь же был безвиден и пуст, тьма над ухабами и ямами, и только на дороге от посёлка к лиману можно было разгрузиться без трудов и опасений. И сказал Иван Антонович: да будет так! Вечером была дорога, утром будет мусорник. И опорожнил тачку на дорогу. Вслед за ним так же нехорошо поступили и его сопровождающие; ночь первая.
  Начало следующих суток в новой должности Иван Антонович посвятил посещению начальника коммунхоза, которому торжественно вручил письменное заявление о том, что руководимый им дачный кооператив отказывается от прежнего договора по вывозу мусора со своей территории ввиду невыполнения коммунхозом условий этого договора. А устно он предложил главному мусорщику города приехать к ним в посёлок и полюбоваться на мусорное безобразие, которое творится возле правления кооператива. И убедиться, какое безобразие происходит на дороге, когда мусор вывозят на переполненной машине.
  В течение остального светлого периода суток Иван Антонович навещал своих избирателей. А как только наступила темнота, грохот тачек разнёс по всему посёлку грязную весть: великая мусорная революция победила окончательно и бесповоротно, власть над пустырём навеки в руках дачного пролетариата. А это означало: тот, кто не успеет высыпать свой мусор в числе первых, будет вынужден в полной темноте тащить свою тачку через свалку, образовавшуюся на дороге у границы с посёлком. Ибо другого пути для того, чтобы вывалить мусор за пределами посёлка, пока что нет. И боевой грохот тачек, вперемешку с деловым позвякиванием мусорных вёдер, начал спешно продвигаться к пустырю от всех аллей посёлка.
  К сожалению, за фанфарами этой великой победы Иван Антонович забыл о втором пункте своей избирательной программы - о ликвидации мусорника, расположенного близ административного здания. Некоторые несознательные дачники, из числа живших поблизости, продолжали валить на переполненные баки и вокруг них всяческие пищевые отходы. Увозить всю эту гниющую гадость было некому - договор-то с коммунхозом расторгнут. В атмосфере близ здания администрации воцарилась устойчивая вонь, на земле под зданием администрации поселились бродячие собаки. Благодаря чему администрации посёлка, в лицах председателя и бухгалтерши, жилось только лучше, а правилось спокойнее. Ни штурмов дачного правительства, ни пикетов, ни протестных демонстраций либо возмущённых собраний; все дачные сограждане проскакивали мимо здания с зажатыми носами и закрытыми ртами.
  Но о третьем пункте своей программы Иван Антонович не забыл. И, как и обещал дачному народу, сразу же после выборов уволил дачного электрика и стал выполнять его обязанности. А так как находиться в административном здании, с его всегда открытыми из-за южной жары дверями и форточками, было было невозможно, он целыми днями прогуливался по аллеям посёлка. А заодно старательно проверял в попавшихся ему на глазах дачных домиках состояние внутренней электропроводки. В деле обнаружения незаконных врезок в электросеть он проявлял удивительную догадливость; сказывался многолетний опыт отыскивания уголовных заначек и схронов. Но с уличёнными хитрецами он обходился милостиво, штрафовать их и отрезать провода от изоляторов не торопился, давал отсрочку на приведение электропроводки в порядок; и, порой, не одну. В частности, именно так он обошёлся с четой московских чекистов.
  Бухгалтером (министром финансов) в своё дачное правительство он взял ту же Валентину Яковлевну, ради него отрёкшуюся от своего решения уволиться с этой хлопотной и опасной должности на заслуженный и тихий дачный отдых.
  
  Глава 6. Необъяснимые события.
  1
  Но злой рок преследовал Ивана Антоновича и на этом поприще. На сей раз рок проявил себя не в милом образе женщины, а в неразличимом облике неизвестно откуда появившегося, необыкновенно дачного вора.
  Первыми жертвами неуловимого преступника оказались супруги - чекисты. Через несколько дней после свержения ненавистного им дачного председателя они поехали вечером в город, чтобы погулять по набережной и позвонить в Москву друзьям. Когда они вернулись, дверь дома была заперта на замок, следов какого-то взлома не имелось, но в доме всё было перевёрнуто вверх дном. А крупная сумма денег, которую они планировали потратить на перепланировку дома, исчезла.
  Прибывшим на вызов милиционерам супруги объяснили, что вскрыть сложный дверной замок мог лишь тот человек, который имел время и возможность долго с ним экспериментировать. А такой человек, из числа живых и нормально здравствующих, всего один: некий Юрий. Имеются и доказательства, что он, во время проживания в мансарде, проникал в дом для того, чтобы сделать там незаконную врезку в электрическую сеть. Подтвердить это может бывший электрик дачного кооператива. А навёл Юрия бывший председатель. Ему супруги сообщали, что хотят сделать в доме перепланировку, и просили подыскать недорогую строительную бригаду. Обоих сообщников надо срочно, сейчас же арестовать, обыскать их дома и участки, и, вне сомнений, хоть какая-то часть огромной пропажи будет обнаружена. А то ведь бедным супругам - пенсионерам теперь не то что тут жить, но даже доехать домой не за что.
  - Если вор вошёл через дверь, то почему он выбрался наружу через форточку? - возразил от окна младший лейтенант с ярко выраженной армянской внешностью.
  В самом деле, стекло форточки было выставлено, на краске подоконника и решётки окна были заметны свежие потёртости,
  - Вы что, не понимаете, что это он просто пытается отвести от себя подозрение? - возмутилась глава семейства. - Вы гляньте на эту решётку; через неё и ребёнок не пролезет!
  - Ребёнок, может быть, и пролезет; а этот ваш знакомый? Пролез бы?
  - А Вы бы тут пролезли? Он шире Вас! Мы же вам говорим: он через дверь вошёл!
  - А лестницу вы к окну приставили?
  - Ой... а мы в темноте и не заметили... Значит, это и в самом деле ребёнок пролез! Сын преступника!
  - Нет, в доме чёткие следы сорок второго размера.
  На этом расследование было приостановлено. Бедные пенсионеры как-то наскребли денег сначала на то, чтобы сварщик наварил на все рещётки дополнительные прутья, а затем и на поездку в купейном вагоне; но через день после их прибытия в Москву пришло телефонное сообщение, что их дача снова обворована. Причём уже не кое-как, в спешке, а унесено всё мало-мальски ценное, с такими трудами выторгованное у вдовы, оставившей всё совместно нажитое здесь добро своему неугомонному покойному супругу.
  Соратники, они же - имущественные преемники бывшего коллеги вновь примчались в Евпаторию. Оказалось, на сей раз воры влезли через металлический ящик, встроенный покойным полковником в боковую стену гаража. Очевидно, хитрый вор, во время первой экспедиции каким-то образом догадавшись об этом потайном выходе, сумел отомкнуть несложный замок ящика и открыл внутреннюю задвижку. Но наружу, с дальним прицелом, выбрался не через ящик, а через форточку. Супруги же об истинном назначении ящика не знали, поскольку вдова полковника им ничего об этом не сказала; да и сказать не могла, ибо полковник в свои секреты её не посвящал. Вот супруги и не удосужились после первого ограбления проверить наличие замка на ящике и положение внутренней задвижки. Чем воры и воспользовались.
  Опять главной версией супругов было, что это сделал Юрий. Им охотно поддакивал бывший электрик. Мол, Юрий мог открыть ящик ещё весной. Или тот изначально не был закрыт, а он, бесконтрольно лазая вокруг дома, заметил потайную дверцу. Дёрнул за дверцу, она и открылась. В первый раз он влез в дом для того, чтобы сделать незаконную врезку. А когда перешёл на другое место жительства, и понадеялся, что теперь останется вне подозрений, устроил обе кражи. Сначала сымитировал, будто вор влез через форточку. Приставил лестницу к окну, потёр ногами решётку. А уж потом, вместе с сообщниками, через ящик вынес всё, что можно.
  На этот раз следователям пришлось обратить более серьёзное внимание на эту версию. Но только вознамерились они взять его в оборот - он вдруг сам пришёл к ним.
  
   Глава 7. Души живые.
  1
  В промежутках между работой в школе и хлопотами об Алёшке Юрий занимался проблемами ограждения своего поместья от общей аллеи. На торговом складе одного из скоробогатеев он приобрёл за последние девяносто долларов подержанную ограду из "катанки" (толстой проволоки) в комплекте с воротами и калиткой. После того как защита от бродячих собак была обеспечена, Юрий съездил на велосипеде на уже знакомую ему птицеферму и купил двух взрослых кур. Заведующая фермой уговаривала его взять и третью, но он, из сообщённых ему данных, что эти куры несут по два яйца в три дня, в уме посчитал, что за неделю наберётся четырнадцать яиц; этого для Алёшки на два дня его пребывания на даче будет слишком много. Как бы диатез не заработал. Да и остатка денег на покупку кормов не хватит. А вот десяток от двух кур будет как раз.
  К сожалению, в течение последующей недели выяснилось, что расчёты Юрия были не верны. Куры не снесли ни одного яйца. Он пожаловался на их неправильное поведение пожилой соседке. Та ему охотно объяснила, что ведут себя так куры потому, что на птичнике работают не дураки, а специалисты, знающие законы куриного поведения. А основной закон у кур такой же, как и у всех живых существ: если подходит неминуемая смерть, отдай все силы для продолжения себя в потомстве. И вот специалисты перед продажей кур сажают их на голодную диету, да ещё и дают им специальное снадобье, заставляющее несчастных несушек беспрерывно нестись в ожидании голодной смерти. А когда пернатые бедолаги, доведённые до полного изнеможения, утрачивают способность к производству яиц, их продают таким недотёпам, как Юрий. В итоге, для отчётов "наверх", птицеферма оказывается в сплошном плюсе. Во-первых, выполнен план по проценту яйценоскости на количество поголовья, во-вторых, появились средства на корма курам и зарплату куроводам.
  Что касается недотёпы, "сэкономившего" на покупке удешевлённых курочек, то выхода у него два. Если он брал кур на мясо, надо сразу же оттяпать им головы. Пока сами не сдохли. Если же он хочет превратить дохлушек в несушек, ему нужно обильно кормить их зерном. И содержать не в курятнике, а выпасать на травке и выгуливать на свежем воздухе. И тогда, возможно, через месяц - два... Но особо на это надеяться не стоит. Добровольно, самостоятельно такое неприятное и трудное решение, да ещё и после пережитого стресса, куры вряд ли примут. Так что петуха тоже придётся купить.
  Петуха покупать было не за что, но Юрий полученной информацией был изрядно утешен. Ведь, отказавшись от покупки третьей ненесушки, он сберёг средства на спасительные корма для имеющихся двух.
  Поселил Юрий двух голландок в той будочке, что, по плану прежнего хозяина, должна было служить помещением для душа. Внутри будочки он соорудил небольшой насест, а вокруг неё выстроил ограду из валявшихся на участке ржавых листов чёрной жести и обломков шифера. Остаток имевшихся у него средств, за исключением минимально возможной суммы на питание, ушёл на покупку ведра ячменных и ведра кукурузных зёрен. Этого количества корма, по расчётам Юрия, должно было хватить курам месяца на три.
  Несколько первых дней обе курицы занимались только тем, что, хорошенько набив себе зобы, в изнеможении отлёживались где-нибудь в холодке. Но за неделю измученные голландки постепенно пришли в себя, и стало заметно, что внешним видом, а особенно нравом они сильно разнятся между собой; словно, подобно людям, населяющим ныне Голландию, являются представителями разных народов и рас.
  Одна из "доминанток" принадлежала к светлой "расе". В её оперении жёлтых оттенков было намного больше, чем коричневых. Ходила она спокойно, важно, клевала подаваемый ей корм либо найденных червячков вдумчиво, неторопливо, небольшую головку носила высоко и гордо, да и вообще отличалась развитым чувством собственного достоинства и властным нравом. В силу этих аристократических качеств она получила от консилиума новых хозяев гордое имя "Лаура".
  Вторая кура, напротив, была тёмно-коричневой, а характер имела взбалмошный и суматошный. Она целыми днями безостановочно носилась по участку, стараясь выковырять из земли что-то съедобное либо пытаясь изловить на лету неспешно кружившихся бабочек и вездесущих юрких мух. При этом она беспрерывно кружилась, подпрыгивала, пританцовывала и неумолчно объясняла что-то важное и очень интересное всему окружающему её миру на своём несложном курином эсперанто. За эти исследовательски-полевые склонности она получила кличку Полли.
  2
  Почти одновременно с курами, лишь на пару дней позже появилась во дворе другая живность: маленькая собачка. Вообще-то Юрий, желая скрасить своё и Алёшкино огорчение и уменьшить боль утраты Маркиза и Мурзика, хотел отыскать в поселковом детском доме зверят какого-нибудь котёнка; но Алёшка таковому намерению категорически воспротивился.
  - Не надо кота брать. Их тут сразу же убивают, - нервно сказал он.
  - Лёша, я думаю, никто не будет его убивать. Даже Изяслав Иванович. Он теперь далеко от нас живёт, - попытался успокоить его Юрий.
  - А может, кот сам туда пойдёт. За мышами охотиться. Он же не знает, что туда ходить нельзя, - звонким срывающимся голоском возразил Алёшка; и, отвернулся, чтобы скрыть от отца выступившие на глазах слёзы.
  В тот же день к Юрию обратился один из соседей - молодой мужчина, дача которого располагалась несколькими участками выше по аллее. Звали его Андреем; он был мужем той женщины, козье стадо которой прошедшей зимой затоптало следы дачных грабителей. Эта бездетная семейная пара постоянно проживала в дачном посёлке и содержала довольно большое подсобное хозяйство. Помимо стада коз, у них имелась и другая полезная живность: куры, утки и кролики. Охраняло это поместье трое собак. Самая крупная и злая псина бегала на цепи вдоль сараев с животными. Вторая, размером чуть меньше и нравом чуть добродушнее, сидела на цепи у входной калитки. Третья, маленькая, непоседливая и звонкоголосая Жулька, пользовалась полной свободой перемещения. Она сутками напролёт гоняла колокольчик своего тявканья по дачному участку и прилегавшему к нему отрезку аллеи, и при появлении на этой территории какого-то живого существа непременно оповещала об этом событии весь дачный посёлок. При этом даже тот, кто не слишком хорошо знал собачий язык, мог легко понять, о ком и о чём ведёт Жулька речь.
  Если звуки её лая состояли из нараставших по амплитуде радостных взвизгов, то жители посёлка догадывались: она заприметила возвращавшихся из города хозяев. Если же её приветствие ограничивалось несколькими пренебрежительными "тяв-тяв", это свидетельствовало, что мимо Жульки прошёл кто-то из известных, но мало интересных ей людей. Бурный возмущённый лай давал знать всей округе, что в контролируемой Жулькой зоне появились чужие люди. Если в чистые ноты лая вплеталась натужная хрипотца угрожающего рычания, это свидетельствовало, что на аллею забежала посторонняя собака. Лай сменялся сначала на панический визг, а затем на испуганное и очень громкое тявканье - чужая собака оказалась агрессивной и сильной, и Жульке пришлось ретироваться с аллеи на свой дачный участок, под охрану более сильных коллег.
  И только звуки издаваемого Жулькой нежного повизгивания были настолько тихими, что слышать их могли лишь её хозяева. После чего им сразу становилось понятно: свобода перемещения, вкупе со свободой нравов, принятой среди проживавших на аллее беспривязных собак, опять сыграла с Жулькой свою обычную шутку. Так что весной у них опять появится дополнительная забота: как-то суметь куда-то пристроить очередную партию Жулькиных деток.
  В прошлом году эти хлопоты Андрею изрядно надоели, и он решил куда-то пристроить саму Жульку, а у себя во дворе поселить такой же мелкогавкучий звоночек, но мужского пола. И оставил одного из Жулькиных потомков себе. Но никто из дачников, зная её любвеобильный нрав Жульки, взять её себе не захотел. А тут ещё и Надя усовестилась; мол, Жулька столько лет прожила с нами, привыкла к нам, а мы - к ней... Как можно выгонять её со двора? Вот так и получилось, что в том году на каждую из дачных соток Андрея приходилось по охранной собаке.
  Очередной весной Жулька опять осчастливила хозяев своим потомством. Андрей, утомлённый хлопотами по расселению жульчат в округе, решил расстаться и со старшим братиком новорождённых щенят. И предложил Юрию взять пёсика себе.
  - Бери; охранник твоим курам будет. А то ведь - украдут, и не услышишь, когда и как. Но - даром не дам; примета плохая. В доме денег не будет. Продам; за ту цену, какую дашь. Хоть за копейку.
  О конкретной сумме, за которую был приобретён данный зверь, история уже не помнит; но сообщает, что продавец, и покупатель остались сделкой довольны.
  Щенка (ведь, как известно из трудов немецких зоологов, маленькая собачка - всегда щенок) звали Пиратом. Кличка эта досталась ему по той очевидной причине, что он весь, от мокрого носа до шелковистого хвоста, был абсолютно чёрного цвета. Кроме, разумеется, карих глазок, белых зубок и красного язычка. Но вскоре выяснилось, что нрав пёсика совершенно не соответствует его мрачному и кровожадному имени; и, соответственно этому впечатлению, его официальное имя получило легкомысленный и добродушный довесок "ик", болтавшийся, как игривая игрушечная лодчонка, вслед за с виду суровым корветом. С тех пор самый смешной и шаловливый из Алёшкиных друзей охотно и без тени снобизма откликался на зов: Пиратик!
  Глава 9. Гибель Пиратика и воровской абордаж.
  
  На следующий день после судьбоносного для дачного кооператива собрания Юрию выдали в школе долг по заработной плате. Он в тот же день покатил на велосипеде в посёлок Каменоломни, расположенный километрах в четырёх от его дачи. Вернулись они оба оттуда, велосипедист и велосипед, уже на грузовике. Юрий сидел в кабине рядом с водителем, велосипед возлежал в кузове, поверх загруженных туда кирпичей ракушечника. На покупку ракушечника у Юрия ушло чуть больше одной месячной зарплаты. Камень, добываемый на местном камнерезном заводе, тогда был очень дешёвым, потому как строиться, да ещё и в самом начале курортной "путины", представителям местного населения было не за что. Продавался этот былой дефицит, в отличие от прежних времён, без всякой очереди, и даже без предъявления документов и справок, но исключительно по предъявлению достаточного количества наличности.
  С того момента большую часть личного времени Юрия занимался строительством. К середине июля восточная стена дома, как наиболее подверженная влиянию обычных для Евпатории промозглых зимних ветров, стала вдвое толще: не "в полкамня", как по проекту, а "в камень". Одновременно открытая всем ветрам входная площадка превратилась в закрытую прихожку и обрела металлическую дверь. К тому времени и куры начали понемногу нестись. Жизнь на даче стала обретать более или менее чёткие очертания. И вдруг этот маленький уютный мирок вновь затрещал, застонал и зашатался.
  Вначале заболел Пиратик. Ни с того, ни с сего он вдруг отказался от еды и спрятался в сделанной ему Юрием будочке. К вечеру его вырвало желчью и слизью. Юрий перепугался и бросился на консультацию к соседям.
  - Это у него - собачья чумка, - уверенно проконсультировала соседка Рая.
  - А что против неё можно сделать? - с тревогой спросил Юрий.
  - А уже ничего. Раньше надо было думать. Ты ж не прививал? Теперь сдохнет.
  Всю ночь несчастный пёсик жалобно скулил. Алёшка не спал и тихонько плакал, Юрий то и дело выбегал во двор, пытаясь то поить страдальца тёплой водичкой с содой, как посоветовал Андрей, то просто гладя его по поникшей набок головке и увещевая потерпеть до утра, до того времени, когда откроется ветеринарная аптека. Утром, на восходе солнца, пёсика вырвало кровью. Он, сквозь вытекавшие из глаз страдальческие слёзы, взглянул на склонившегося к нему хозяина удивительно осмысленным, прямо-таки человеческим взглядом, словно говоря: "За что мне такое? Разве я хоть кому-то сделал плохо?" - и умер.
  Откладывать его похороны Юрий не стал, не желая, чтобы ужасное зрелище его мёртвого измученного друга увидел Алёшка. Вместе с Пиратиком он зарыл и комья земли со впитавшейся в них кровавой рвотой. На звон лопаты выскочил из дома полураздетый Алёшка, подбежал на босых ногах к холмику и, хлюпая носом, сказал:
  - Крестик надо поставить.
  - Кресты ставят над людьми. А Пиратик же - не человек, - мягко возразил отец.
  - Ну, и что? Он тоже хороший был, - залился слезами Алёшка и, быстро отвернувшись, побрёл искать подходящие палочки для сооружения креста.
  2
  Следующая ночь выдалась беспокойной и тревожной. Юрию то и дело казалось, что по участку кто-то ходит; чудились скрипы, шаги, тихие слова. Он вставал, включал свет над входной дверью, делал обход двора; но всё было тихо, спокойно и без каких-то изменений - если не считать насыпанного близ курятника холмика и воткнутого в него, связанного из двух палок креста.
  Под утро Юрий, измученный предыдущей бессонной ночью, крепко уснул. Проснулся он от громкого и донельзя возмущённого крика Алёшки:
  - Папа! Кто-то Пиратиков крестик повалил!
  В самом деле, крест был повален, а холмик затоптан подошвами кед сорок третьего размера. Судя по следам, владелец этих кед пришёл с участка старушки. Причём пришёл, в точности повторяя прежний, проторенный зимой маршрут: по бордюру сарайчика, через щель между отодвинутой в сторону сеткой изгороди и стеной. На могилку и водружённый там крестик посетитель наткнулся случайно; целью его посещения являлся курятник. Замок на его двери был выворочен монтировкой, дверь полуоткрыта. Пол курятника, стены и даже потолок были обильно забрызганы кровью, будто кто-то нарочно и старательно окроплял ею всё помещение. На полу, между несколькими осыпавшимися и выдранными куриными перьями, лежали оторванные головы Лауры и Полли.
  Юрий оглянулся на лёгкий шум: поздно; Алёшка, с бледным лицом и широко раскрытыми глазами, уже стоял рядом с ним.
  - Кто это сделал? - прошептал Алёшка.
  - Не знаю. Но попытаюсь найти, - ответил Юрий, торопливо закрывая дверь в маленький ад.
  От двери следы ног и капли крови вели к высокому каменному забору, стоявшему в торце участка. Юрий, уцепившись за верх стены, подтянулся и заглянул на соседний участок. Пятачок земли близ стены был утоптан подошвами крепких мужских сандалий сорок третьего размера; очевидно, там принимал добычу сообщник вора, обутого в кеды.
  Перебравшись через стену, Юрий помчался по следам похитителей. Но вскоре ему пришлось остановиться: довольно чёткие отпечатки их обуви, вместе с редкими каплями куриной крови, оборвались у двери соседского дачного домика. "Знакомый почерк", - подумал Юрий; и, внимательно глядя под ноги и вокруг, пошёл к запертой на висячий замок входной калитке. Калитка эта была невысокой, к тому же - сколоченной из деревянных реек, и перебраться с аллеи на территорию дачи, а потом вернуться обратно, было бы легче именно там. На диагональной рейке калитки Юрий обнаружил еле заметный след от неловко скользнувшей по дереву сандалии. А за калиткой, на прометённой там "тырсе" (песке из битого ракушечника) Юрий сумел разглядеть знакомые вдавлины от шипов кед. Веточка, которой промели тырсу, валялась под забором.
  На этом успехи производимого Юрием следствия закончились. Попытка дальнейшего преследования, как и поиск возможных свидетелей, оказались безрезультатными. С тем и пришлось возвращаться.
  3
  По территории соседней дачи, от одного персикового деревца к другому, суетливыми шажками металась её пожилая хозяйка. Подойдя к очередному деревцу, она настороженно и очень внимательно заглядывала под его крону, опустившую свою ветви до самой земли под тяжестью множества плодов; убедившись, что того, что она там боялась увидеть, под этим деревцем нет, она устремлялась к следующему. Увидев подошедшего к ограде Юрия, старушка испуганно выпрямилась, вздёрнула повыше маленькую жёлто-седую головку, став похожа, в своём широком и пёстром желто-сером платье, на встревоженную дрофу, и негодующе воскликнула:
  - Что тут случилось? Захожу во двор - забор разломан, огород потоптан. Ты, что ли, ко мне лазал?
  - Это ко мне лазали. Через ваш участок. Кур украли, - с мрачным видом возразил ей Юрий, и тоном просьбы спросил: - Можно я к вам на участок пройду?
  - А чего тебе тут делать? Ещё больше огород затаптывать? - нервно возразила старушка.
  - Да я - аккуратно. Хочу посмотреть, откуда воры на вашу дачу пришли: с аллеи, или через забор перелезли.
  - А я тебе и сама скажу. Я тут уже всё осмотрела. Через калитку зашли. Она же у нас на замок не закрывается. Так дед мой и не успел петли для замка приделать.
  - Умер, что ли? - сочувственным тоном, но, в общем-то, ради направления беседы в более спокойное русло спросил Юрий.
  - А ты что, не знаешь? - с недоверием всмотрелась в него старушка.
  - А откуда мне знать? Я же, кроме Вас и вашей дочери, никого здесь не видел.
  - Ой. Да лучше б умер. А то - опозорил меня перед всеми людьми... А теперь и сам мается, и я - как без рук.
  "Видать, старичок бойкий, моложавый; влюбился на старости лет, да и ушёл к другой", - подумал Юрий.
  - А Вы что сейчас ищете?
  - Как - что? Вдруг кто где какие улики оставил. Всё облазила, ничего нету, - с удовлетворением промолвила старушка и, взглянув в лицо Юрия, вытянувшееся изумлением и досадой, пояснила: - Ты ж, наверное, будешь милицию вызывать? А с ними, если хоть что-то во дворе найдут, потом хлопот не оберёшься. Всё облазят, весь огород своими ножищами затопчут, а поймать, кого надо, всё равно не поймают. Да их и не ловят; схватят, кто первый под руку попался, скажут, что - вор, и - в кутузку. А в последнее время - так даже заявления от людей не берут. Совсем работать не хотят. Да умные люди уже и сами заявления им не подают: что толку время и нервы зря тратить? Да и ты б лучше сарайчик свой как следует укрепил; а то те же менты скажут, что сам и виноват. Такую развалюшку только ленивый не обнесёт.
  - Что ж, так и сделаю, - воспользовался Юрий возможностью сделать вид, что не по своей воле, а по совету знающего пожилого человека не хочет иметь дел с милицией; и взялся за уборку и ремонт сарайчика. Но размышлений о том, кто мог бы содеять произошедшее преступление, не оставил.
  Оттенок особой досады и тревоги этим размышлениям придавал сообщённый старушкой факт, что вор забрался на её участок не через ограду со стороны соседней аллеи, а попросту зашёл через калитку. Что означало: он живёт на этой же аллее. А если точнее - на нижних двух третях аллеи. Доказательство этому и логически, и биологически весьма убедительное: живущие на аллее собаки.
  Если бы ночной посетитель шёл сверху, от главной аллеи, то его, разбудив собак во всей округе, непременно облаяла бы Жулька. Не облаяла бы она только двух человек: своих хозяев, Андрея и Надю.
  Если бы вор шёл снизу, от лимана, его бы ещё свирепее облаяла, а то и искусала стайка полудиких собак. Эта дружная ватага, числом в пять - шесть мелких коварных особей, в светлое время суток скучала на берегу лимана, а по ночам обшаривала дачные участки аллеи. Но шарили они только в нижней части аллеи, выше участка старушки не поднимались: далее начиналась зона досягаемости слуха и обоняния Жульки. Жульку они, конечно же, не боялись, но предпочитали с ней не связываться: на её истошный лай могли выскочить из дома встревоженные хозяева обследуемого ими участка, что грозило им реальными неприятностями.
  Вездесущие члены этой нахальной и трусливой шайки не облаяли бы, даже среди ночи, только трёх человек: Санька, Танька и Ивана Антоновича. Эти трое, из понимания, что проживают в зоне особого риска, ибо бродящие от посёлка к посёлку ночные воры обычно приходят со стороны лимана, подкармливали стайку, охранявшую их покой и сон. Агрессивная стайка воспринимала этих троих как главных добытчиков своей команды, а задворки их дачных участков - как законное место своего лежбища; но с тем большей яростью нападала стайка на всех ночных прохожих. В том числе - на любого дачника, неосмотрительно вышедшего ночью с территории своего участка на аллею.
  "Итак, - делал выводы Юрий, - только кто-то из этих пятерых - двух молодых семейных пар и одного пожилого холостяка - могли ночью незаметно пройти от своего дома до моего участка. Теоретически говоря, это могли бы сделать ещё два человека: бывший председатель кооператива и старушка - соседка. Ему для этого нужно было перейти через аллею, а ей - всего лишь выйти за порог своего дома. Но пожилому тучному Георгию Валериановичу просто не по силам ночные приключения, а тётя Рая в ту ночь находилась в городе. Во всяком случае, так она говорит; но для приключений она также старовата.
  Из этих пятерых пробраться по узкому бордюру фундамента, а затем без лестницы перелезть через стену и калитку смогли бы только Санёк, Танёк и Андрей.
  Из этих троих взломать дверь курятника смог бы Санёк либо Андрей. Танёк, с её тонкими ручками, не справилась бы".
  "Далее: ясно, что ночная операция была спланирована заранее. Но: я специально отвёл под загон для кур участок двора, укрытый за ширмами дома и деревьев от взглядов с аллеи. Значит, планировал ограбление не кто-то из случайных прохожих, а тот, кто знает, что недостроенная будочка в дальнем углу двора переоборудована под курятник. Из ближайших соседей об этом знает только старушка. Но она, хоть и божий одуванчик, а вряд ли перепорхнёт через стену. А из числа дачников, живущих на этой аллее, об этом знают трое: те же Андрей, Санёк и Иван Антонович. Андрей и Санёк заходили ко мне в гости. Иван Антонович, после избрания его председателем, также заходил посмотреть, как живут, чем дышат его избиратели. Каждому из них троих я показывал своё куриное хозяйство; как же, не удержался, похвастался талантами и красотой голландок. Но председателя я уже вычеркнул из списка подозреваемых; а вот Андрей и Санёк... Может быть, это - не случайное совпадение, а реальный след?"
  "Андрей и Санёк... Андрей или Санёк?"
  "Андрей - парень солидный, работящий, хозяйственный. Один из немногих дачников, имеющих в городе приличную работу и нормальную зарплату. К тому же у него и своей живности - не счесть. Не будет он рисковать всем этим ради двух кур.
  А вот у Санька ситуация намного сложнее. Работы, в отличие от Андрея, у него нет, а дети, также в отличие от Андрея, есть. Два вечно голодных бутуса".
  "Неужто же вор - Санёк? Не верится... Вроде бы ж - хороший, искренний парень... хотя и излишне горячий... А с другой стороны... Слишком уж много у него общих черт с таким же симпатичным парнем Пашкой. А судьбы - так прямо один к одному. Даже боксом они занимались в одной и той секции, хоть и в разное время. И уселись в тюрьму по одной и той же причине. Может быть, им обоим, в этой секции, с детства вбили одни и те же житейские правила? Бей всех, кто встанет на твоём пути; добывай хлеб не руками, а отмычками и кулаками; сделай свою женщину верной ночной помощницей".
  "Но Санёк купил свою дачу позже меня, и не мог знать об удобном проходе с соседнего участка на мой. Также он не мог знать о том, что соседка в эту ночь не будет ночевать на даче. Не сама же она ему об этом сказала. А тогда - кто? Пользующийся её доверием Иван Антонович, заходивший к ней вчера по праву председателя? Но Иван Антонович и возненавидевший его Санёк в одной воровской связке - абсолютный нонсенс".
  "Похоже, я окончательно запутался. Может быть, со временем что-то и разъяснится; но до установления истины высказывать оскорбительных подозрений не следует".
  
  Глава 10. Старый бак и новая собака.
  
  Ближе к вечеру мимо участка Юрия гнал коз к лиману Андрей. Увидев Юрия, он приостановился и спросил:
  - Как там Пират? Стережёт?
  - Нету Пирата. Умер. Соседка говорит - от чумки.
  - От чумки? Да ну. Где бы он её подхватил? Тогда б все собаки на аллее раньше него передохли. То ты сам что-то напортачил. Или его кто-то отравил. Тебя, случайно, не пытались ограбить?
  - Ограбили. Двух кур утащили этой ночью. А как ты догадался? - с невольным подозрением посмотрел на него Юрий.
  - А что тут догадываться. Воры всегда сначала собак травят.
  Андрей, укоризненно резюмировав,
  - Значит, Пирата уже нет в живых. А я его целый год кормил. Знал бы, что так получится, лучше бы другому кому отдал, - взмахнул хворостиной и погнал коз дальше. А Юрий подумал: "Андрей не стал бы участвовать в операции, в которой будут травить подаренную им собаку".
  Вскоре во двор степенно вошёл Иван Антонович.
  - Эй! Хозяин! Андрей говорит, тебя ограбили? Ну, показывай. Какие-нибудь улики нашёл?
  - Нет.
  - В милицию ещё не заявлял?
  - Смысла нет.
  - Эт точно. Ничего, не отчаивайся. Сейчас я поищу улики, может быть, что-нибудь и накопаем.
  С монотонным бурчанием "Ну, гады! Ну, гады!" обойдя весь участок и долго постояв у перевалочной стены, Иван Антонович заглянул в сарайчик - и воскликнул с горячим искренним негодованием:
  - Ну, дурак! Ну, дурак!
  - Кто - дурак? - недоумённо спросил Юрий.
  - Да этот же... который кровью тут брызгал. Он же, наверно, и себя забрызгал. Если б кто его таким увидал, сразу бы обратил внимание. Ты... это... прошёлся бы по соседней аллее, куда воры, ты говоришь, ушли, да и порасспрашивал бы. Вдруг кто видел двоих забрызганных кровью.
  "Иван Антонович не участвовал в расправе над курами", - подумал Юрий.
  Минут через после ухода Ивана Антоновича, с верха аллеи, по возвращению из города зашёл Санёк. В руках у него была большая вязаная из прутьев корзина, обвязанная сверху куском старого шерстяного одеяла.
  - Привет, дядь Юр! Так у тебя, говорят, собаку отравили?
  - А ты откуда знаешь? - в очередной раз насторожился Юрий.
  - Да этот же... старый козёл возле правления сказал. Да ещё и посмотрел так, будто я это сделал. Если б не убежал в свой кабинет, я б ему точно в морду дал.
  - Может, и отравили. Соседка сказала, что - чумка.
  - Рвота со слизью была?
  - Да.
  - Отравили, и не сомневайся. Я в собаках разбираюсь, у меня друг - собаковод. Я ему помогаю щенков продавать. Сегодня продал знакомым ребятам трёх двухмесячных овчарок. Кобельков. Осталась ещё одна сучка. Хочешь, тебе подарю? (В корзине раздался негромкий, но басовитый и довольно настойчивый визг). Погляди, какая красивая, - поставил Санёк корзину на землю и снял с корзины тряпку.
  В корзине топталось на четырёх крепеньких лапах что-то похожее на серо-коричневого медвежонка. Мохнатое чудо, привстав на задних лапах, навалилось передними на верхний край корзины. Та плавно повалилась боком на землю. Маленький увалень неспешно вышел из неё и, слегка покачиваясь, деловито побрёл по травке на освоение открывшихся перед ним просторы.
  - Какая прелесть! - прошептал Юрий.
  - Видал, какая толстая? Мой друг собак кормит тем, чем и себя.
  - То-то и оно, что если я так буду её кормить, она будет вечно голодной. Я в основном на растительной пище сижу. А собакам мясо надо. Если бы маленькую... наподобие Пиратика... ещё как-то прокормил бы...
  - А я своих что, мясом кормлю? Наварю им дерти, добавлю помоев от тарелок или ещё чего-нибудь для запаха, и едят так, что за ушами трещит! Ты же кур ещё будешь держать? Значит, и дерть для них будешь покупать. Да ещё и кости куриные собаке достанутся. А курам будет отличный охранник. Только сразу её приучай, чтоб ничего с земли не подбирала и из чужих рук не брала.
  "Пахнет предательством памяти Пиратика, но ему от этого хуже уже не будет. А охранник во дворе, судя по последним событиям, и в самом деле нужен. Да и Алёшке будет легче пережить очередной стресс", - подумал Юрий.
  -Ну... убедил. Только даром не возьму. А то у тебя в доме, как Андрей говорит, денег не будет. Но отдам, когда получу отпускные. Хорошо?
  - Подумаешь, деньги. Не в них счастье. Но если не хочешь даром, поставь бутылку сухого вина. Лучше - красного. Танёк такое любит. Но тогда возьмёшь ещё и мой бак. Тот самый. Я на том месте, где он стоял, начал курятник строить, а его девать некуда. Хотел вытащить его к лиману, уже и забор разгородил, так сосед, вертухай собачий, развонялся. Говорит - "не имеешь права засорять территорию". Куда ж там, председатель. Пустырь, значит, засорять можно; а лиман нельзя. Может, возьмёшь? Под водослив поставишь, и будешь бесплатно огород поливать.
  - Да у меня ж есть бак.
  - Ничего, ещё один будет. А я на него смотреть уже не могу. Чуть пацанов из-за него не подавил.
  - Сдай его в металлолом.
  - А там сейчас железо не принимают. Говорят, нам и цветного металла столько натащили, что вывозить не успеваем.
  Тащили бак (точнее, кантовали, переворачивая его с грани на грань) не вдвоём, а втроём: на помощь пришёл скучавший возле лимана Андрей. Но тащили недолго. Оказалось, что по утрамбованной тырсе бак легче не тащить, а кантовать. Втроём получилось в два раза дольше, чем планировал Санёк; во дворе Юрия бак оказался уже в сумерки; но устали все трое примерно за четверых.
  На следующий день Юрий купил на городском рынке две литровые бутылки местного разливного вина: одну - для Санька, другую - для Андрея. Тару предоставила разливочная фирма. Та бутылка, что досталась Саньку, ранее содержала в себе коньяк "Бонапарт". Дома Юрию показалось, что подаренный Саньком щенок флегматичной важностью своего "лица" весьма походит на изображение знаменитого императора. Он расхохотался, обозвал щенка "Бонни", и с тех пор это стало кличкой.
  
  Глава 11. Повторный абордаж.
  1
  Одновременно с приобретением вина Юрий на том же рынке купил двадцать однодневных цыплят - петушков какой-то белой породы. На подращённых "доминантов" денег уже не осталось; да и не хотелось, при виде на них, будить горьких воспоминаний. Цыплят он поселил в углу первой комнаты под постоянно включённой настольной лампой, и взялся за ремонт курятника. Через три дня дверь была починена, обита жестью, снабжена новым замком и потайным запором.
  Лето было заполнено напряжёнными трудами. Много забот ушло на сооружение печи; главной трудностью было найти чугунную плиту. В хозяйственных магазинах изделий из чугуна почти не было. Продавцы информировали, что на складах тоже ничего нет, потому что основная часть производимого на заводах металла сразу же, под маркой металлолома, уходит за границу. Юрий опять объездил на велосипеде чуть ли ни все окрестные посёлки; и наконец у одной из старушек нашёл искомое. К тому времени он, по специально приобретённой книге, изучил устройство самых разнообразных печек, к тому же досконально осмотрел несколько действующих печек и проконсультировался у их хозяев. Через две недели ударного строительства печка была сооружена. В её конструкцию Юрий внёс несколько собственных доработок. Главная из них - камеру сгорания он сделал минимально узкой, но, насколько позволяла чугунная плита, максимально длинной. Благодаря этому не только усилилась тяга печи, но и, поскольку в топку помещались поленья в полтора раза большей длины, во столько же меньше было работы с разделкой ветвей, с числом разрубов на них.
  Обмазав печь смесью глины с песком и выведя трубу на крышу, Юрий принялся за сооружение потолка в первой комнате. Потом - за отделочные работы в прихожке. Параллельно с этим - ежедневные труды на участке. Выплата летних отпускных, как и в прошлом году, была перенесена на осень, из-за чего основным питанием, опять же как в прошлом году, являлись выращенные на грядках помидоры и огурцы. Цыплята росли нормально, но для употребления в пищу были слишком малы. Да и Юрию, не говоря уж об Алёшке, было попросту жаль губить их молодые жизни.
  В новом учебном году Алёшка вернулся в прежнюю школу и в прежний классный коллектив. Перед началом учебного года учителям выдали половину летних отпускных; остальное было обещано выдать в октябре. Прошла половина октября; но ни отпускные, ни зарплата за сентябрь выданы не были. У Юрия из наличных денег осталось двадцать четыре копейки. В условиях обвальной инфляции что-то купить на них было невозможно. Юрий объявил Алёшке, что с завтрашнего дня начнёт варить супы с курятинкой. Алёшка то жалобно вздыхал, то радостно улыбался.
  Ночью, уже под утро Бонни раза три басовито тявкнула; но, не успел Юрий как следует проснуться, смолкла. К тому времени ей исполнилось пять месяцев, и она заметно подросла; но по уровню развития оставалась добродушным беззлобным щенком, а лаяла только на бродившего по участкам ежа. Юрий решил, что и в этот раз её потревожил ёж; и вновь заснул. А когда он утром выглянул в окно, то увидел, что куриный сарайчик опять взломан,
  На этот раз ворам выломать замок не удалось; помешала набитая Юрием жесть. И тогда они, сумев неслышно забить монтировку в косяк двери, выдрали из косяка дверные навесы вместе с дверью. Но, как и прежде, изнутри весь курятник был забрызган кровью, а от шестнадцати петушков (столько из двадцати удалось к тому времени выходить Юрию) остались только оторванные головы.
  Кроме того, бесследно исчезла глупая доверчивая Бонни.
  Юрий опять помчался за ворами прежним маршрутом; но, опять же, безрезультатно. К его возвращению Алёшка всё ещё безутешно плакал.
  
  
   Надеюсь на то, что Бог даст мне жизни, и ПРОДОЛЖЕНИЕ ПОСЛЕДУЕТ. Но - на всякий случай, для желающих заглянуть вперёд АННОТАЦИЯ дальнейших событий. Через полгода после кражи собаки Юрий и Алёша случайно её нашли. Точнее, она их нашла: выскочив из подворотни, начала к ним ластиться. Но новые владельцы Бонни в категорической форме отказались вернуть 'Найду' прежним хозяевам, 'выбросившим' её щенком на улицу; и призвали к себе на помощь множество агрессивных голосистых соседей. Алёша опять горько плакал. Юрий, из сочувствия к горю сына, не зная, что сам он только что объявлен во всеукраинский розыск, обратился в милицию. Марченко, местный участковый (ранее - один из героев повести 'Гуманитарная миссия' - [ГуМ]), прибыл на дачу неосторожно засветившегося 'опасного преступника'. Во время ознакомительной беседы Марченко услышал стук, доносившийся из пустого подвала дома Юрия. Опытный разведчик заглянул в приоткрытую дверь подвала соседней дачи - и увидел там юношу, разбиравшего на запчасти краденые велосипеды. (Этот юноша, Вадик, ранее 'стоял на атасе' во время разграбления самолёта, сыграл решающую роль в краже консервов, участвовал в охоте на лебедей. Он же являлся похитителем кур Юрия, хитроумным взломщиком дачи москвичей, готовил Алёшку на роль 'водолаза'). На даче (принадлежавшей его деду - попавшему в тюрьму главарю дачной воровской шайки) Вадик отсиживался от призыва в армию; заодно - прятался от обвинений в попытке изнасилования младшеклассницы). К тому времени Марченко негласно занимался расследованием преступной деятельности крупного украинского политика, являвшегося уроженцем Евпатории. Сопоставив известные ему обстоятельства, Марченко понял, что паренёк является тем звеном, потянув за которое можно утащить в тюрьму банду Семёна, а заодно разрушить возводимую упомянутым политиком и возглавляемую Изяславом Ивановичем нарколабораторию. Пообещав, что его помощник завтра окажет содействие Юрию в деле возврата собаки, Марченко, незаметно для 'трудящегося' парня, покидает дачный посёлок. Донельзя радостная Бонни вернулась к счастливому Алёше. Через несколько дней Вадик получает ложную информацию о том, что в лабораторию одного из пансионатов под видом импортной стеклянной посуды завезена партия дорогого алкоголя. Ночью банда Семёна (в том числе Вадик) проникает в эту лабораторию; но оказывается, что в импортных ящиках находятся лишь странного вида колбы и стеклянные трубки. Разбив, от досады, часть из них, бандиты в ту же ночь ограбили соседний магазин. К утру все участники грабежа были арестованы. В процессе следствия выяснилось, что, помимо грабежа, они из хулиганских побуждений в лаборатории соседнего пансионата разбили всю завезённую туда мудрёную посуду и перепортили прочее, специально заказанное политиком оборудование. На этом вторая книга заканчивается. В третьей книге повествование смещается на место учёбы и работы двух главных героев - в школу. Советское образование спешно и грубо заменяется 'гуманным' антисоветским; а по сути - антироссийским. Нравы раскрепощаются, расходы на образование сокращаются, что приводит к доминированию в классах второгодников, двоечников и хулиганов и к уходу из школы учителей амбициозных, предприимчивых и молодых. В школе, за редким исключением, остаются преподаватели трёх категорий. Первая - растерянные и разочарованные пожилые учителя, ожидающие выхода на досрочную пенсию. А до того момента - отдающие все остатки сил не столько учебному процессу (наладить который в условиях творящейся в школе вакханалии практически невозможно), сколько привычному делу прославления нашего коммунистического прошлого. Вторая категория - сравнительно молодые энергичные беззастенчивые администраторы и преподаватели, старательно повышающие уровень своих доходов за счёт всякого рода 'платных услуг' и откровенной мзды от родителей собственных учеников. Третья - безразличные, безликие люди среднего возраста, идущие по линии наименьшего сопротивления и подменяющие процесс полноценного обучения и воспитания теми или иными вариантами его имитации. Наш главный герой не только не примкнул ни к одной из этих идейных группировок, но умудрился иронизировать над сталинскими призывами лидерши первой группировки, вошёл в незримый конфликт с наиболее активными 'делаварками' и вызвал заслуженное раздражение у 'ленивцев'. Меньшой герой также вёл себя по-геройски, чем заработал много синяков для себя и немало неприятностей для отца. Но всё бы ещё ничего, если бы не внезапное участие в их судьбе упомянутого выше политика. А им оказался бывший сожитель Ларисы Лёва (см. роман 'Кожаные одежды' - [КОд]). Обосновавшись, словно в своём баронстве, в Евпаторийском избирательном округе, Лёва взял из интерната 'на воспитание' развратную девчонку Лилю [кн2 ч5]. Та сообщила 'папочке' о своём желании повидаться с бывшим одноклассником Алёшей Снисарем, находящимся на воспитании у одинокого отца-учителя. Загоревшись политически выгодным желанием 'разыскать и взять на воспитание своего приёмного сына', а заодно - поквитаться с отцом мальчика, Лёва с несколькими помощниками отправляется на им заказанное им срочное общее собрание работников школы. Юрию удаётся не только избежать рокового свидания, но и, косвенным образом, оставить Лёву в убеждении, что произошло простое совпадение внешних характеристик двух разных мальчишек. Протрезвев и остыв, Лёва разочаровывается в идее усыновления никогда не нравившегося ему, непослушного и упрямого мальчишки. Но политик, сказавший прилюдно А, должен сказать и вытекающее из этого Б. По заказу Лёвы Юрий оказывается во всеукраинском розыске; а в радиоэфире какое-то время звучат призывы о помощи в розыске злодейски похищенного мальчика. Ещё через несколько месяцев на территории России и Украины начинаются телевизионные поиски "несчастного" Алёши, производимые от имени его убитой горем матери. Увидев демонстрируемые на экране фотографии, недовольные Юрием представители учительского сообщества слились в едином желании избавиться от него; и послали на ТВ соответствующий коллективный донос. Вскоре в школу нагрянули журналистка и телеоператор, вслед за ними прибыла Лариса. Обрадованный Алёша бросился в объятия долгожданной матери; а поскольку ему исполнилось 11 лет, исход этой встречи был Юрию ясен. Но Ларисе радости сына было мало; хотелось более сильных ощущений... В итоге её усилий Алёша наконец-то понял, как и чем в своих действиях руководствовался ранее и руководствуется ныне каждый из его родителей. К тому времени Лёва окончательно разочаровался в условиях существования на малой родине. Уровень жизни населения стремительно падал, вместе с ним стремился к нулю и рейтинг популярности курировавшего Евпаторию депутата Рады. Полуразрушенные санатории и пансионаты бедствовали, и без того немногие предприятия обанкротились, брать мзду за 'помощь' было не с кого. Но самое неприятное для Лёвы - какие-то ловкие злодеи (даже лучший сыщик Марченко не мог их поймать!) раз за разом громили с трудом восстанавливаемую нарколабораторию. И он, из депутата Рады, переквалифицировался в полномочного украинского посла в одной из маленьких уютных и сытых европейских стран; а о нуждах и желаниях брошенных на произвол судьбы земляков, в том числе - бывших любовниц, и думать забыл. Благодаря чему в разыгрывавшейся в Евпатории житейской пьесе всё закончилось фактически наилучшим, сравнительно мирным образом. Что, впрочем, Лариса постарается исправить... 01.11.16 Виктор Нехно
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"