Annotation

     – Мам, мам, я вернусь поздно.

     – Постарайся успеть к ужину, папа хотел с тобой поговорить насчет службы в ОТА. У него там есть друг.

     – Постараюсь, ма, – сказал рослый сероглазый подросток в универсальном комбинезоне. Он чмокнул ее в щеку и выбежал за дверь.

     Мать улыбнулась ему вслед. Она не могла нарадоваться своему русоволосому сыну Павлу, который был ее гордостью. Первый во всех дисциплинах общеобразовательной школы, он хромал только по лингвистической линии. Но это он был в отца. Когда они планировали беременность, она настояла оставить все максимально естественно, убрать только самые опасные геномы. У отца недоглядели наследственную склонность к износу позвоночника и грыжам – это пришлось исправлять. На остальное – кроме модной теперь коррекции зрения до 150% и чуть повышенной выносливости – они написали отказ. И хотя врач-генетик из города хирургов в Еврейском АО уверял в абсолютной безопасности современных модификаций, ее поколение еще помнило несчастный случай с детьми из Еревана, которым попытались поднять коэффициент пространственной адаптации, а ребята родились слепыми. Все страна скорбела тогда, ребятам поставили нейроинтерфейс, но что такое эти 256 цветов для инвалида по сравнению с улучшенным зрением со смещением в инфракрасную область…

     Анна Нефедова, в девичестве Щапова, вздохнула глубоко и улыбнулась. Она не привыкла долго грустить и предаваться воспоминаниям, она была человек-праздник. Во-первых, надо было забирать из детсада маленькую Марию-Антуанетту, во-вторых, вечером должны были быть гости – друг ее мужа с женой, а в-третьих – считать так далеко она не любила, жизнь била ключом, и за ней надо было успевать.

     Павел не просто так хотел сегодня опоздать. Он имел план, и, конечно же, будет его придерживаться. Умный парень давно вынашивал мысль, за которую его никто не похвалит. Но что там эти взрослые понимают, он всем покажет, что он уже не маленький.

     Он надел яркую спецодежду для езды на универсальном цикле, который имел приличный запас автономного хода, но все же мог встраиваться в городские транспортные потоки – у него совместимый транспортный компьютер и титановые захваты под лапы городской транспортной сети. Предмет его гордости и зависти всех его сверстников, хотя все вокруг твердят, что вещи – это не главное. Вон Алина из параллельного потока в школе стала смотреть на него совершенно по-иному, когда у него появился уницикл.

     С этими мыслями он пристегнулся в кабине, набрал промежуточную точку на логистической карте города. Его целью была лаборатория отца в институте ИИ, но он был не так глуп, чтобы напрямую ехать туда. Служба безопасности института сразу заподозрит неладное, когда в логистической сети пройдет такой сигнал – сын одного из ведущих инженеров едет на работу отца, когда отец едет домой. Папу точно предупредят секунд за 30, и придется лепить отмазки. Недаром институт Искусственного Интеллекта по большей части секретное и связанное с военными учреждение.

     Гигантское городское сооружение было вершиной современной человеческой цивилизации. Радиальная симметрия организовывала город в многоярусные транспортные потоки, идущие параллельно, перпендикулярно, вверх и вниз. Эта транспортная сеть соединяла между собой все общественные и производственные здания – школы, институты, дома, клубы, театры, цеха и склады. Все было завязано на эту сеть – продовольствие доставлялось по графику в ночное время, мусор вывозился на переработку на биоферму города, приходила почта и перемещались люди. Да, люди были одним из ценнейших грузов в городе, поэтому специальные цилиндры с индивидуальными ячейками сновали по этой транспортной сети с большими скоростями ближе к центру рукава. Такие цилиндры имели прочность, способную выдержать падение с километровой высоты, не то что его цикл. Павел поежился. Затем улыбнулся – «за свободу надо платить» – промелькнула у него мысль. Он, как и мама, не мог долго думать о плохом.

     С улыбкой он выбрал точку на экране компьютера-логистика, и композитные лапы города подхватили его цикл, выстраивая оптимальный маршрут. Павел направлялся к старому заброшенному выезду из города. Он гонял там на своем цикле несколько недель, пока не нашел старый аварийный разъем зарядки для цикла. Теперь он доедет до выезда из города и с остановкой на зарядку доберется до лаборатории отца…

     Павел Нефедов добирался на капсуле домой. Он задержался на работе, но мысли о своем сыне не отпускали его. В который раз он улыбнулся – ему с женой не хватило креативности только на имя первого сына. Итак, Нефедов-старший ехал домой после того, как поговорил по сети со своим старым другом, почетным гражданином Авдеем Кожемякиным. Они вместе служили некоторое время в ОТА, Общественно-Трудовой Армии. Служили вместе недолго, зато успели поучаствовать в активном сопротивлении капиталистической эксплуатации на полигоне и поэтому продолжали общаться. Павел тогда допустил ошибку, не смог удержаться и был отозван за несоблюдение правил конспирации. Авдей же продолжил службу и блестяще завершил их задание. Но оба они знали, что это был случай.

     И случай мог определить судьбу Нефедова Павла младшего, поэтому отец и хотел свести случай к минимуму.

     Павел Павлович тем временем приближался к своей цели. Здание института охраняется только камерами и следит за ними ИИ Альфред, который обычно в это время тоже выезжает из института. У них там профсобрание, что ли, каждый вечер. Зачем собираться, если башка электронная и можно общаться по ИНТРОКОМу, Палыч не понимал. Но это был шанс, и он небольшим направленным ЭМ-импульсом вывел две камеры из строя и зашел в здание. ИИ получит сообщение о камерах, роботы их заменят. Но поломки в этой части здания у камер случались, и в КАЭСКОР ИИ отчет не станет отправлять. Скопированный биочип с пропуском отца лежал в кармане быстрого доступа на левом запястье, а возвращение Нефедова-старшего на работу не было чем-то необычным.

     – Проходите, проходите, – щебетала Анна, когда сотрудник мужа Глеб Лобанов и его жена Ольга появились на пороге модульной квартиры Нефедовых.

     Нефедов-старший уже привел себя в порядок, стоял в центре блока и улыбался.

     – Привет, Оля! Сколько я тебя не видел. Лицо твоего мужа вижу часто, не обессудь. Проходите, у нас сегодня на ужин рыба от шеф-повара ресторана «Стамбул», как ни странно – из Стамбула.

     – Как интересно! – воскликнула Ольга.

     – А чего ты молчал, я приготовила ужин?! – накинулась на него с кулаками Анна.

     Нефедов-старший, улыбаясь гостье и увернувшись от кулаков жены, поймал ее за талию и сказал:

     – Мой знакомый повар из ОТА давно обещал мне свое фирменное блюдо. Но это должен был быть сюрприз, поэтому я получил сообщение о доставке по пути домой. Посылка из Стамбула летела полтора часа, нечего ждать, пойдемте.

     Ольга закатила глаза:

     – ОТА, ОТА. Мы все служили, но где вы там, мужчины, успеваете набрать столько друзей?

     Глеб ответил ей с ухмылкой:

     – У нас нет декретов, и служим мы дольше.

     Ольга вздохнула:

     – И это называется общество справедливости.

     – Все, все пойдемте, – сказал Нефедов-старший. – У нас еще есть новости от Авдея.

     – Авдей! Как он там? – спросил Глеб. И они шумно отправились в пищеблок.

     – Папа, мама, у меня получилось!!! – Нефедов-младший ворвался в модуль своего дома. Дом стоял в лесопарке, куда должны были компоноваться все вновь прибывшие жилые модули, относящиеся к производственному циклу вычислительных мощностей в этом городе. Город носил имя А. Беккельмана, знаменитого интеллектуала своего времени – Беккельград. И над одним из домов в этом городе начинали сгущаться тучи.

     – Что у тебя получилось? – папа поднял правую бровь. Он всегда так делал, когда сомневался в том, что слышал.

     – У меня получилось создать ИИ, – с гордостью сказал Павел Павлович.

     На кухнеблоке повисла тишина. И на лицах взрослых Нефедов-младший не наблюдал должной радости.

     – Как так? Создал ИИ? – нарушил молчание Глеб с папиной работы. – Создал принципиальную схему? Для создания искусственного интеллекта нужны технологические цепочки нашего института. Нужна подложка гриба полимера, чтобы создать необходимую трехмерную матрицу мозга ИИ, нужны, в конце концов…

     – Погоди, – перебил друга Нефедов-старший. – Я же тебе говорил выбросить эту идею из головы, – обратился он к сыну.

     Павел-младший понял, что дело пахнет керосином. Керосина он никогда не видел, но догадывался о его свойствах по школьным формулам. Папа был такой мрачный всего несколько раз на его памяти. И никто из присутствующих не пытался его похвалить. Видимо, его попытка доказать, что он достоин зачисления в отдел кибербезопасности ОТА, провалилась. Как бы вообще не отправиться на ближайшие пару лет в санитары общественной зоны.

     Нефедов-старший сказал, обращаясь к Глебу:

     – Это я научил его выращивать подложку грибов. Но я строго запретил попытки записи сознания на эти домашние поделки, – это он уже говорил поникшему на пороге блока сыну.

     – Но я… – промямлил Павел-младший.

     – Ты, – перебил его отец, – натворил достаточно.

     – А что такого, – вмешалась мама. – Создал ребенок жизнеспособный экземпляр ИИ, может, это можно замять? В конце концов, технологии экспериментальные…

     – Нет, – отрезал Нефедов-старший. – Замять не удастся. – Обращаясь к притихшему младшему: – Отдай матрицу дяде Глебу. Глеб, посмотри, что он натворил, пожалуйста, – попросил он, – а мне надо с ним поговорить.

     И они вдвоем пошли к выходу. Быстрый и стремительный Нефедов-старший и медленно волочащий ноги Павел-младший.

     – Пап, я не хотел… – начал сын.

     – Я знаю, – ответил отец. – Но морально-этические последствия этого поступка тебе скоро станут понятны.

     Они стояли на крыше дома. Невдалеке в стену была врезана городская магистраль, по которой тихо сновали контейнеры коммунальной подсистемы.

     – ИИ появились недавно, ты только родился. Я работаю с ними уже более 13 лет. Из помощников человека они постепенно превращаются в полноценных членов общества, работают на общее благо планеты. В общем, есть неофициальная информация, что профильный законодательный комитет скоро присвоит им статус граждан с особыми условиями.

     – ИИ просто умные роботы! – воскликнул сын. Но тут же поежился под взглядом отца.

     – Скорее всего, ты и создал просто умного робота с ограниченными возможностями. Потому как большая часть наших разработок засекречена. Но даже если это и так – ты представляешь, какой поднимется шум, если в сети узнают о ИИ-инвалиде? С этической точки зрения ИИ – живое существо. А по закону он скоро станет гражданином.

     – Я сделал… – начал Павел-младший.

     – Ошибку, – закончил за него отец. – И нам всем придется ее исправлять. В первую очередь – тебе.

     – Мальчики, как вы там? – прощебетал настороженно-встревоженный голос Анны из интеркома на плече отца.

     – Скоро вернемся, – ответил ровным голосом Павел-старший и задумчиво посмотрел на звезды. Вслед за упавшей звездой у него промелькнула мысль: «Тут не поможет даже Авдей».

     – Ну, как у нас дела, Глеб? – спросил Нефедов-старший, зайдя в помещение. Он не привык долго рассуждать, не имея фактов хотя бы первичного анализа на руках. Женщины удалились в соседний блок, Глеб сидел за рабочим местом Павла и вертел модель подложки руками, гоняя по ней логические тесты.

     – Плохо, – ответил Глеб. – ИИ запрограммирован в нашей лаборатории, рабочие нейросети опознали его как обычный ИИ. Он уже зарегистрирован в криптосети, ему присвоен адрес. Если адрес исчезнет…

     – Мы не пойдем на убийство мыслящего существа, даже ради моего сына, – заметил Павел-старший.

     – Я не это имел… – начал Глеб.

     – Я понял, – перебил его Павел.

     Помолчали.

     – Что еще?

     – Матрица запрограммирована не так плохо, как я ожидал, – начал более подробный отчет Глеб. – Все принципы синхронности подсознания соблюдены, баланс торможения-ускорения хороший, агрессия и прочее в норме. Родительские контуры выключены, но привязанность повышена. Он делал себе друга.

     – Нда… – протянул Павел-старший. – Алгоритмы развития?

     – Основные алгоритмы, конечно же, из сети, но есть много наших разработок. Скорее всего, твой домашний канал в сеть взломан, – улыбнулся Глеб.

     – Что с носителем? – Павел-старший не стал останавливаться на этом моменте.

     – Качество подложки дрянное. Растили не в космосе, видимо, в техническом вакууме…

     – Это понятно, я сам все ему показывал, – вздохнул Нефедов. – Каковы последствия?

     – Очевидные. Общая медлительность образца, обучение затруднено. Запись в свободные отделы матрицы через нейроинтерфейс будет проблематична. Придется учить этот ИИ как обычного школьника.

     – Уровень самосознания?

     – Еще не активирован, – ответил Глеб, – советую сделать его подростком. Это будет более оптимальный режим.

     – Это все?

     – Нет. Качество подложки… Этот ИИ проживет недолго. Может, чуть дольше человека.

     В рабочем кабинете повисла тишина. Проекция гриба-подложки беззвучно светилась над рабочим столом.

     – Подросток ИИ, который знает, когда умрет… Слишком жестоко. Убери это из открытых данных, – сказал старший Нефедов. – Общий сбор, – сказал он затем, нажав кнопку на плече.

     – Так уж получилось, что мой сын стал «создателем», – Нефедов-старший стоял возле нового оконного проема, который он попросил компьютер дома сделать на внешней стене. Когда он хоть краем глаза мог смотреть на звезды – ему было спокойнее.

     В основной комнате собрались все пятеро. Павел-младший сидел хмурый, только после выволочки от Глеба понявший серьезность ситуации и сколько мужчинам придется работать, чтобы прикрыть его креативную задницу.

     – Да, создателем, – повторил он. – Поэтому он будет ответственным за свое создание. Мы проведем ИИ с Глебом по документам как неудачный эксперимент и усыновим его.

     Глаза Нефедова-младшего полезли наверх.

     – Скорее удочерим, – поправился Павел-старший. Она будет твоего возраста, и ты будешь помогать ей в учебе.

     – Но как же! – воскликнула Анна. – Это же ИИ. А его можно усыновлять? То есть удочерять. А мы получим статус многодетной семьи? – Само усыновление ее не пугало, надо было только понять – можно ли нужный объект усыновить.

     – Скоро будет можно, – ответил Нефедов. – А пока она поживет у нас. И еще: первая часть твоего наказания сын. Мы сами дадим ей имя.

     – Какое? – спросила Ольга.

     – Аэлита, – ответил Нефедов-старший. И посмотрел на звезды.

     Павел Нефедов-младший задумчиво смотрел на блок этажей профильной комиссии распределения на окраине Беккельграда. Само здание содержало в себе множество правительственных подразделений, для удобства коммуникации собранных архитектором в одно здание, пронизывающее почти все этажи транспортной сети. Сам блок располагался между блоком отделения КАЭСКОР и каким-то хозяйственным подразделением транспортников и был украшен самопередвижной мозаикой с современной картиной покорения Марса. Еще два года назад, когда он натворил дел и сотворил Аэлиту – стену здания украшала банальная картина древнего художника Рязанова, так и называющаяся – «Призыв». Видимо, на этапе проектирования города внешний облик промзоны отдавали на откуп профильным нейросетям, люди проектировали только зону проживания и зону рекреации. Теперь творческие деятели добрались и до серых зданий технических кварталов. Павлу казалось, что черно-белая картина старого художника ярче отражала его текущее тревожное настроение, чем новый пронзительно-красный пейзаж поверхности Марса с жилыми модулями на поверхности. Буквально неделя осталась ему до шестнадцатилетия, до того момента, когда медленный и громоздкий ИНТРОКОМ – всемирная криптосоциальная сеть – прожует в своих электронных записях всю экономику коммунистической части планеты еще раз и заметит его адрес по критерию достижения возраста службы в ОТА – Общественно-Трудовой Армии и выплюнет ему на мобильный интерком приглашение явиться в профильную комиссию.

     Не то чтобы Павел боялся. Всю жизнь до этого момента его готовили к этой службе, учили лучшие почетные граждане города. Его личный наставник Владимир Наумович Приходько рассказывал сотню раз про службу в армии. Спецкурсы и интерактивные экскурсии десятки раз разъясняли ему суть и мелочи службы. Так что нельзя сказать, что он страшился неизвестности. Но все-таки он волновался.

     Волновался в том числе за Аэлиту. В момент активации ее сознания она не смогла сразу стать взрослым ИИ, и дядя Глеб оставил ей юношеский возраст. Папа подобрал на складе для нее тело андроида, который испытывал капсулы транспортной сети на прочность. А мама настояла, чтобы ей сделали хорошую женскую фигуру из спецполимера. Так что внешне она получилась довольно милой. Проблема была именно в том, что наделал сам Павел – в несовершенстве ее мозга. В то время когда обычные ИИ могли загружать себе в мозг приличные объемы знаний за считанные часы, ей приходилось заучивать информацию, считывая ее с терминала. Хотя ассоциативные связи выстраивались у нее быстро, и она часто шутила, в том числе над собой, и Павел улыбался, если не вспоминал о причинах ее затруднений.

     Общеобразовательная школа была для Аэлиты не очень удобна. Все программы были разработаны для человеческих детей, и некоторые вещи она знала с рождения, а некоторые не могла понять без долгих пространных пояснений Павла. Зато курс классической литературы, которую он не любил, – пока пояснял Аэлите – сам все понял. По сути, для нее ему пришлось частично заменять наставника, которого после принятия закона о гражданстве ИИ выдал ей профильный комитет. Этот ИИ по имени Кетлин, занимавшийся подготовкой пилотов к космической программе, имел в памяти все необходимые педагогические знания. Но Аэлита была не обычным андроидом. Поэтому, хоть в законе и говорилось про обязательное опекунство ИИ, фактически опекуном Аэлиты оставался Нефедов-старший и помогавший ему Павел, и ее оставили в семье. Павлу казалось, что Кетлину это очень не нравилось.

     Как вы понимаете, Пал Палыч был неплохим криптопрограммистом. Он мог виртуозно обращаться с программами подбора и настройки нейросетей, составляя сложнейшие самообучающиеся утилиты для взлома криптоканалов или проектирования новых нейросетей под конкретные задачи. Делал он это лучше, чем специалисты с нейроинтерфейсами. Но низкоуровневая матчасть у него хромала, и Аэлита долго объясняла ему подробности работы старых бинарных команд ассемблера и нюансы работы современных молекулярных подложек квантовых компьютеров.

     Можно сказать, что он любил ее как сестру. Но память про его поступок тяготила и мешала нормально жить. «Кажется, папа был прав», – подумал он. И последствия могут быть намного хуже любого поступка.

     Он по-прежнему стоял в промзоне и смотрел на блок КАЭСКОР – корпуса стражей коммунистической революции. На стене корпуса было черно-белое фото мужчины с острой бородкой. Почему-то его не заменили современными произведениями. Это было полувоенное ведомство, про которое ходило много слухов в школьной среде. Формально КАЭСКОР – это ядро партии, он отвечает за командование армией и управление государством до его отмирания и установления коммунизма на всей планете. Как раз сотрудники КАЭСКОР приходили к папе после выходки Павла-младшего. Они тогда ушли, проговорив с ним несколько часов. Но многие поговаривали, что внутри этого здания у них и происходят самые нехорошие вещи. Например, людей лишают права на работу. А иногда даже лишают свободы!

     Представить себе такое молодой Павел не мог. Как вообще можно лишить права на работу! Это же базовая человеческая потребность. Его с самого детства в центре раннего развития приучили к порядку и работе/учебе. Игрушки надо убрать, вовремя поесть, два часа поиграть в догонялки с ребятами. Везде теплая повязка нейросети на предплечье нежным голосом напоминает – домой, уроки, помочь маме. Можно было ее отключить и поспать утром подольше… Иногда он так и делал. Но нарушения распорядка только добавляли ему понимания, что делать этого не стоило. Сейчас он делал все по привычке. Физупражнения, завтрак, учеба, обед, учеба в творческом кружке… Нейросеть-няня давно была отключена, утратила свою актуальность. Все остальные сверстники работали так же, и отставать было никак нельзя.

     Павел вздохнул, отвернулся от колонны здания комиссии и сел на свой уницикл. Он уже был изрядно потрепан за два года нещадного использования, ему даже несколько раз пришлось заказывать для него новые детали в промзоне по сети. Детали напечатали на принтере за несколько часов. Он ставил их сам, хотя мама настояла на их проверке в техническом транспортном узле.

     Он ехал в лапах транспортной сети в сторону дома. Мрачные мысли не отпускали его, тем более управление унициклом было не нужно. Как сложится его судьба после поступления в ОТА? Куда бросит его бездушный ИНТРОКОМ и вмешается ли в его решение КАЭСКОР? Павел не знал.

     ИНТРОКОМ – это глобальная сеть, которая опоясала планету несколько раз, заходя в каждый дом, общаясь с каждым бытовым компьютером. Она вычисляла потребности каждого дома, отправляя запросы на склады и производство, вела учет всех трудовых ресурсов и инкапсулировала в себе вознаграждение за труд. Каждый человек по достижении 16 лет отвязывал свой криптоадрес от адресов родителей и становился полноценным участником системы. Ну почти полноценным, ИНТРОКОМ совмещал в себе еще и политические права, а у служащего они урезаны несколько лет. Можно выбирать только начальников своих производственных участков, на которых работаешь, и нельзя влиять на профильные комитеты. И когда чейн отделит его от родителей – он сможет тратить свои заработанные «децибелы» как захочет. Децибелами назывались условные криптоденьги, изначально «доли благодарности». Каждый трудящийся мог заработать их, а всевидящий ИНТРОКОМ проконтролировать и начислить. Хотя в дела криптосети иногда вмешивались люди, поправляя оценочные коэффициенты или вообще отменяя решения сети. Так могло случиться и с ним, КАЭСКОР мог вмешаться при подборе ему места службы и засунуть его на задворки общества в порядке наказания. Хотя папа обещал все уладить, вероятность правки эскортовцами коэффициентов его личного служебного дела оставалась.

     Сама сеть каждый квартал перебирала всех юношей и девушек планеты и группировала их в партии по 30 человек. Говорят, она рылась во всей истории абитуриентов, выкапывая все с младенчества, и пыталась совместить психотипы для рабочих команд. Окончательное утверждение происходило, конечно же, профильной комиссией распределения и наставниками каждого. Но сеть так натаскали на миллиардах коллективов, что она редко ошибалась. А вот люди ошибались чаще, это Павел знал.

     Уницикл подвезли прямо к внешней двери жилого блока, видимо, нейросеть дома была чем-то занята внутри по хозяйству. Павел шагнул в комнату и увидел в общем зале Аэлиту, сосредоточенно пялившуюся в голопроекцию.

     – Привет, Ли! – сказал он.

     – Муррлык! – ответила она. У нее был полноценный мимический набор, но она предпочитала выражать свои чувства тонко модулированным набором звуков, которые они придумали с мамой. Как считал Павел – так получалось даже естественнее. Он подошел, обнял ее за теплые плечи и посмотрел на проекцию.

     – Что зубрим? Теорию термоядерных электростанций?

     – Ты же сам посоветовал посмотреть, – весело ответила Аэлита. Когда собеседник был близко, она поворачивалась и работала всей мимикой, так что непривычные друзья Павла краснели.

     – Да, интересно, – согласился он.

     – Что с армией? – спросила Ли. – Скоро тебя забирают?

     – Не забирают, я сам ухожу, – гордо ответил юноша, но они оба знали, что разницы в этом мало. Павел, скорее всего, пойдет по общему распределению. Она еще не добрала знаний для полноценной работы в хозяйстве города, тем более для работы где-то рядом с ним. Армия была опасным местом, где закалялись люди, и допуски к работе ИИ там очень высокие.

     Пауза затянулась, и Павел перевел тему разговора:

     – Как у тебя прогресс с симфонией? Удалось побороть этот противный привкус?

     Аэлита писала светозвуковкусовой отрывок для популярной городской передачи кулинарного канала. Само блюдо – синтезированный белок – конечно, было красиво стилизовано, да и на вкус очень интересно. Но вот его сзв-версия получалась отвратительной, после ее запаха хотелось в туалетную комнату.

     – Скорее всего, ты таки ошиблась в четвертичной структуре белка для трансляции, – улыбнулся Павел.

     Аэлита подпустила розовый оттенок на щеки и захлопала ресницами.

     – Ну так помогай, – прощебетала она. И они вместе начали смотреть на проекцию.

     До призыва оставалось два дня.

     Павел пытался подобрать пословицу к сложившейся ситуации.

     «Кур в ощип, молот и наковальня, заставь дурака» – крутилось у него в голове. Ни одна не подходила, и подходили все сразу.

     Переезд в спецблок для молодых бойцов Общественной Трудовой Армии состоялся неожиданно. Спустя две недели после окончания школы и пропущенной им путевки в оздоровительную зону возле старого Шанхая, его комнату в родительском доме отключили от коммуникаций и утащили в неизвестном направлении лапы транспортной сети.

     «Ох, неспроста вход в дом был снаружи», – подумал Павел.

     В тот же день на интерком пришло сообщение про точку, в которую надо отправиться. Местом это было назвать сложно, потому как точка отсутствовала на карте города при его уровне криптодоступа, а на папином интеркоме это был безликий блок промзоны, имеющий только номер.

     Прощаться было незачем, потому как два месяца он все равно будет неподалеку и сможет найти несколько часов для родных. Но он все-таки заехал домой, поцеловал маму, обнял Аэлиту и Мари и попросил присмотреть за его циклом. Впервые за долгое время он сел на капсулу общего пользования и стартанул по присланным координатам.

     Безликий блок оказался уже жилым, причем все его 29 соседей были так же заинтригованы, как и он. На его коммуникатор тут же сгрузилась общая информация о каждом из них, и он понял, что это его рабочий коллектив на ближайшие два года.

     Жилой блок имел прямой проход в учебно-тренировочный центр. Все маршруты вместе с расписанием занятий тоже оказались во «входящих».

     Он мельком взглянул на расписание – «теория и практика промышленного строительства», «инфраструктура траспортных сетей», и у него отлегло. «Обычный список, скорее всего, нас бросят на транспортную сеть», – подумал Павел.

     Первые несколько лет в армии абсолютно все занимались материально-производительным трудом. В процессе создания новых вещей для юных солдат-тружеников ставились несколько целей. Первая – это, конечно же, приобретение пролетарского сознания. Для этого был предусмотрен целый комплекс мероприятий, через который ему придется пройти. Начальный шаг – это влиться в коллектив и начать работать на общее благо. Затем им внедрят режим буржуазной эксплуатации, где придется всем коллективом противостоять попыткам одурачить отдельных членов коллектива. Ну и режим увольнения, конечно, когда каждого лишат доступа к ИНТРОКОМу и временно отберут право на труд. Несомненно, самый неприятный момент в обучении. Затем самый интересный этап – военная мобилизация, когда ИНТРОКОМ перейдет в экстремальный режим производства, и придется выполнять задачи в условиях предполагаемой экологической/военной катастрофы. Хотя возможно и упрощение сценария – все зависело от решения их наставников.

     Вторая цель – это улучшение протоколов производства. Работа и план, который спускала на рабкол (рабочий коллектив) сеть, не должны были просто перевыполняться обычным абсолютным увеличением рабочего времени. Перед коллективом стояла задача увеличить производительность труда, а это была самая сложная задача. Они и так рабколом в 30 человек могли бы построить инфраструктуру для завода в условиях современного нейропроизводства, а надо было достичь увеличения производительности труда в 5-10% в конце службы, что было очень трудно без привлечения наукоемких отраслей. Но на данном этапе службы у них будут только те промроботы, которые есть в активе, и улучшить их ТТХ или протоколы взаимодействия могут только они сами.

     Возможно, не все смогут выполнить все цели рабочего коллектива, может случиться всякое. И оно, конечно же, случилось.

     Рабкол, какой бы он молодой ни был, даже на этапе обучения начинал иметь ряд политических прав. Одно из них – это получение доступа почти к любому блоку данных сети, даже условно засекреченному, при соблюдении ряда условий. А молодые и горячие выпускники школы тут же, после недели занятий, решили на вечернем обеде проверить школьные слухи о произволе профильных комитетов.

     – Людей, возможно, лишают свободы! – вещал высокий широкоплечий парень с узким разрезом глаз по имени Темирхан. – Все говорят об этом, и как мы можем работать на общее благо, зная о нарушениях коммунистической законности!

     – Да, да, – шумели остальные. – Мы можем проверить, что-то исправить! Как могут люди что-то делать во вред сознательно?! – раздавались выкрики из зала.

     Молчали только двое, Павел и еще один парень коренастого телосложения с задумчивым взглядом по имени Аристарх.

     Темирхан показал пальцем на Аристарха и спросил:

     – А ты почему молчишь? Тебе не интересно? Ты не хочешь восстановить справедливость?

     Аристарх задумчиво посмотрел на широкоплечего искателя справедливости. Павел догадывался, что Темирхан, скорее всего, хочет стать лидером группы, поэтому пытается проявлять показательную агрессию. И выбрал оппонента ниже ростом он тоже сознательно.

     – Я считаю, что нам рано этим заниматься, – сказал он. Зал зашумел, посыпались вопросы: – Как так? Почему?

     – Я неплохо знаком с профессией следователя, – ответил он. У меня дед был членом КАЭСКОР.

     – А-а-а, – зычно протянул Темирхан, – отстаиваешь сторону родственника. Мы же стали представителями ОТА для того, чтобы нести справедливость и коммунизм. Выставляю на голосование решение о досмотре.

     – Как изволите, товарищи, – странным слогом ответил Аристарх.

     ИТРОКОМ прямо в столовой собрал решения всего рабкола и отправил в следственный профильный комитет. На следующий день к ним должен прийти сотрудник КАЭСКОРа и начать процедуру досмотра вынесенных профильным комитетом приговоров.

     И теперь Павел судорожно подбирал пословицу, потому что кроме обычного рабочеучебного 6-часового дня, занятий плаванием и самоподготовкой с практическими занятиями на полигоне, он по вечерам отсматривал материалы уголовного дела.

     Сотрудником КАЭСКОР оказался щупленький маленький человек в очках, никакого страха не вызвавший. Видимо, в ведомстве такие запросы от молодых коллективов были рутиной, и он вел себя очень спокойно. В обеденный перерыв он зачитал им часть их обязанностей, как выбрать и принять дело на пересмотр, и оказалось, что это не так-то просто.

     Дело не должно касаться их родственников и знакомых, каждый выдал свою криптоподпись о неразглашении материалов дела. Пересмотр дела рабколом имел юридическую силу, и если хоть один из 30 человек проголосует за пересмотр дела – его тут же отправят на доследование, а подследственный/осужденный будет проинформирован сетью о пересмотре. Так что подвести его было нельзя, и суд присяжно-рабочих начался. ИНТРОКОМ разблокировал для них всех материалы дела, и это оказалось просто море информации.

     Павел, как и остальная команда, тратили по 4-5 часов на изучение допросов, записей камер, косвенных записей сети в хозяйственных журналах. Хроника самого судебного заседания составляла около 48 часов.

     Сделать вид, что разобрался в деле, и проголосовать как все – тоже нельзя. Стандартный нейроследователь ведет наблюдение за освоением информации, а потом прогоняет стандартные тесты на усвоение. Дашь где-то сбой – отправит на переизучение.

     В конце недели все очень устали и ходили мрачные. В столовой не было привычного шума, только изредка кто-то тихо вздыхал. Потому как на ребят хлынул такой поток грязи из выбранного для пересмотра уголовного дела – «мошенничество с предметами искусства», что некоторые впали в депрессию.

     Целый круг лиц, все в прошлом заслуженные пролетарии ОТА, ряд почетных граждан организовали хитрую схему обесценивания предметов искусства с целью их последующего приобретения за бесценок в личные коллекции. Адреса посредников, записи протоколов допроса, видео взятия с поличным… Сейчас все фигуранты дела, около 15 человек в разных точках земного шара работали на не профильных и не престижных работах, искупая свой проступок.

     – Все они виновны, – сказал Павел в тишине столовой. После недели напряженной работы по пересмотру дела у него не осталось никаких сомнений. Все, кто мог быть допрошен – допрошены по десять раз, очные ставки, улики, все говорило про справедливость приговора. И никаких нарушений комзакона при расследовании.

     Никто не ответил ему. Представитель КАЭСКОР не пришел, видимо потому, что все отправили ему подтверждающие подписи без общего собрания. Темирхана не было в столовой.

     После учебки нас сразу бросили на производство. Четыре месяца мы занимались ремонтом трассы Казань-Тамбов, после сеть подняла нам разряд подготовки и выбросила на кусок трассы в вечной мерзлоте возле старого Анадыря.

     Нас по-прежнему было 30 человек, ребята уговорили Темирхана остаться. После этого случая с доследованием он стал более осмотрительно относиться к своим предложениям, и несмотря на его прокол в этом деле, после учебки его выбрали бригадиром. Павел не осуждал этот выбор, Темирхан был горяч и мог повести за собой людей. Хотя перед важным решением на собраниях все внимательно слушали, что говорил Аристарх.

     Вечная мерзлота встретила нас неприветливо. Мы продолжали стройку ветки на Аляску и почти подходили к точке входа под землю. И хотя наши спецкостюмы и оборудование были рассчитаны на экстремальные условия, то и дело происходили накладки, которые в теплом климате были бы невозможны. Во-первых, все гидросистемы густели и интенсивность работы падала на 10-15%, во-вторых, повышенная энергопотеря на разогрев съедала все нормы эффективности. Они давно перешли на круглосуточную четырехсменную вахту, и проблема повышения относительной производительности труда решалась с трудом.

     Но вчера Павел предложил на общем собрании идею разделить техпроцессы сборки внешнего защитного купола и монтажа центрального транспортного стержня. Это позволит сделать тепловую ловушку для монтажных и отделочных работ и сэкономит порядком энергии. Позволит ли это увеличить производительность труда – это вопрос. Цель – экономить рабочее время, а не энергию. Надо будет перепрограммировать кучу роботов, отладить их взаимодействие, и все это не стирая им прошлые инструкции для безостановочного производства. Так что общим протоколом решили делать это в свободное от работы время.

     Близится час испытаний, скоро ИНТРОКОМ должен будет начать свои сюрпризы. «Скорее всего, – думал Павел, – это будет военное положение или ЧС. Для увольнений очень уж суровая местность».

     За бортом транспортной шахты завывал морозный ветер, и Павел не сразу понял – воет еще и сирена их платформы. Он быстро отдал команду консервации роботам своего участка и побежал к вышке жилых модулей.

     – Что случилось? Почему на интеркомы ничего не выслали? – был общий вопрос в зале, по совместительству столовой.

     Темирхан ждал, пока в зал зайдет последний человек. После он начал быстро и деловито говорить:

     – Это учебная тревога, но легче нам от этого не станет, – сказал он. – На этом этапе службы начинается полигон. Нас отключат от сети, получать задания и осуществлять коммуникацию будем лично. Подчинение военного времени, сеть определила каждому звание и отряд. Три отряда, все выдвигаемся на транспортную ось и убываем в точку сбора. Перед этим все работы законсервировать, готовность полчаса. Личные вещи не брать.

     Павел с удивлением увидел в последнем приказе ИТРОКОМ, перед его отключением, что он командир второго отряда. Ребята быстро и тихо покидали помещение, курсы военной подготовки давали о себе знать. Консервацию придется заканчивать вручную, если ИНТРОКОМ их отключил, инициировав протокол ЧС.

     Старый монорельс без магнитных подушек выбросил его десятку раньше всех остальных в районе Аннаполиса, на восточном побережье. Это было самое сердце старого мира, куда коммунизм почти не проник. Местные государства, размежевавшись после Большого экономического кризиса середины 21-го века, держались за свои устаревшие порядки, медленно поддаваясь культурной и технологической экспансии Союза Коммунистических Общин (СКО). У многих из них осталось старое ядерное оружие, так что никто их трогать не хотел. Может, оно и не долетит до стратосферы, но экологию на планете загубит. Поэтому профильный комитет СКО по преобразованию регрессивных сообществ – одно из подразделений Коминтерна – работал с этими осколками прошлого очень аккуратно. Согласно приказу, мы будем помогать строить АЭС на быстрых нейтронах. Хорошо, что нас бросили сюда, тут тоже зима. Акклиматизацию проходить не придется. Хотя по сравнению с нашей зимой – тут лето. Плохо было бы в Африке, но военнослужащих второго года там не используют.

     Местные рабочие, уже немолодые, вскинули руки в воинском приветствии – местные коммунисты, видимо. Хотят произвести хорошее впечатление, сами-то штатские. Павел вскинул руку и поприветствовал их на английском, со своим страшным акцентом:

     – Здравствуйте, товарищи!

     Его взвод стоял сзади в шеренге и держал стойку смирно. Ребята подготовились, униформа блестела на солнце.

     – Приветствуем армию СКО! – ответил самый пожилой из встречающей делегации на ломаном эсперанто. И тут они попытались выглядеть вежливыми. После языковой реформы с использованием нейролингвистических сетей в СКО языком делового и научного общения сделали модифицированный эсперанто, и Павел был первым поколением, преподавание которому велось не на этническом, а на плановом языке.

     – Мы прибыли для помощи по договору с вашим правительством, приказ 12/64-ЗПА, – Павел немного расслабился, но официальную часть решил довести до конца. – Прошу предоставить моим людям и следующему отряду места для проживания, сбор на планерку через час.

     – Зачем спешить, – возразил немолодой рабочий. Павел окрестил его про себя «англичанином», потому как был он в официальном костюме для встречи. Хотя руки его все-таки выдавали рабочего, он не был представителем их местной бюрократии. – У нас приготовлена официальная встреча, обед. Дети к вашему приезду репетировали, потом покажут небольшой концерт.

     – Хорошо, – ответил Павел. Отказываться явно невежливо, хотя его боевое расписание не предусматривало особого простоя. – Но я хотел бы, не откладывая, согласовать план возведения инфраструктуры для энергоблока, как можно скорее.

     Неспешность местных была объяснима, они выросли в обычном, почти патриархальном обществе. Социальные гарантии их местная буржуазия выделяла им только под давлением пропаганды СКО, поэтому ни о каком полном образовании речи не шло. Любой из ребят его отряда знал и умел больше, чем вся делегация встречающих. А дисциплина полувоенного вида на производстве в СКО позволяла достичь невиданных для местных результатов. Поэтому их командировку местные рабочие расценивали как большое событие. Для них его юные товарищи уже были полубогами, представителями ОТА СКО. Возможно, ранее так феодальные общества встречали корабли из капиталистических стран. Сейчас встречают их. Но они прибыли на эту землю, чтобы помогать – и это их отличие по сути. Мысли Павла медленно плыли, пока он ехал через прохладную пустошь со своим взводом к месту дислокации.

     Почему военное положение в рабколе? Мог бы задать вопрос обычный человек, из местной коммунистической организации. Павлу все стало очевидно тут же, по прибытии на место. Их решили поселить в местной гостинице, видимо, дорогой по местным же меркам. Хотя обычный домашний пищеблок у Павла дома выглядел не хуже холла этой гостиницы. И тут же в холле собралось два десятка представительниц местного прекрасного пола.

     – Мальчики! – заверещали они и кинулись к их отряду.

     – Держать строй! – скомандовал Павел. Они сомкнули ряды и легко прошли сквозь женскую массу в сторону лифтов. – Оформляйте нас, – приказал он сопровождающему мужчине, который что-то пытался кричать на девушек по-английски. На Павле уже висели две красотки, что-то неразборчиво лепеча на эсперанто ему в уши. Он сбросил их на сопровождающего и быстро метнулся к взводу, догоняя ребят. «Это можно было предвидеть, – подумал Павел-младший, – но вряд ли предотвратить».

     Кто-то в местной коморганизации их сдал, возможно, даже в СМИ. Когда узнали про приезд военных из СКО, раструбили на всех углах. Для маленьких городов это большая новость. И все невесты на выданье в городе, а кто мог, и из окрестных городков поехали осаждать лучшие гостиницы. Выйти замуж за гражданина СКО – это была мечта. Это было не очень сложно. Устав и военный трибунал приравнивал любые половые связи с местным населением в военное время как военное преступление. Даже добровольные. Поэтому избежать наказания можно было только одним способом – позвав так называемую жертву в ЗАГС. А жертва тут же получала начальное гражданство СКО, права на обучение, жилье и соцзащиту.

     Без военного положения в коллективе обойтись было нельзя, иначе молодые ребята были бы деморализованы в старом мире за несколько недель, и домой ехать было бы просто стыдно. Прецеденты были. Современный человек в умирающем мире капитализма противостоит множеству соблазнов, и женщины были не самым страшным из них.

     В общем, девушки вели охоту, а его отряду предстояло обороняться. И если бы на той стороне окопов была вражеская армия, Павел был бы уверен во всем отряде. Но при текущем раскладе он немного сомневался. «Коммунизм в обществе возможен только при исчезновении мелкобуржуазного сознания у большинства женщин», – вспомнил он слова своего отца.

     На следующий день он доложил Темирхану, и тот поставил условие местной комячейке оборудовать им жилье на производстве, и всех отпустило. Ребят надо не растерять, все девять человек частично под его ответственностью.

     Работа закипела, надо было возвести инфраструктуру всех трех энергоблоков за два месяца. Сами ребята справились бы, но тут надо было обучать местных – а это за два месяца оказалось очень тяжелой задачей. Местные не знали обычных мнемонических правил для запоминания из курса средней школы, плохо знали эсперанто и поэтому плохо понимали документацию. На монорельсе ребятам прислали строительных роботов старого образца с военных складов, видимо, утилизировав их. Пришлось экстренно дописывать им управляющие программы для включения в новый проект, опять же – обучать местных работать с ними. Часть работ таки пришлось отдать местным делать вручную – времени на создание программ для внутренних отделочных работ просто не оказалось.

     Проведя координацию с двумя остальными отрядами, они выработали план-минимум, распределив имеющиеся ресурсы. Треть людей направили на обучение персонала, остальных оставили на стройке управлять роботами. Павел писал программы адаптации старого железа, которое морально устарело еще при его рождении. Страшно не хватало ресурсов операционке, пропускной скорости интерфейса и точности сервоприводов. Работа в сменах по 6 часов стала казаться отпуском, все работали по 12. Времени на саморазвитие совершенно не оставалось.

     Что радовало, это, конечно же, отношение аборигенов. «Англичанин» оказался начальником группы пусконаладки, инженером с административными функциями. Большая часть рабочих – представители местной компартии, которую разрешили тут тоже недавно, может, лет десять назад. Работали с его группой по 12 часов, хотя могли бы и уходить после своих конституционных восьми. Тащили ребятам какие-то местные деликатесы, и я подозреваю, сватали своих дочек. Душевные люди, пролетарии – просто не повезло родиться в старой капстране.

     Боевая задача подходила к концу, они возвели всю инфраструктуру. На днях заполнят озеро теплообменника. Сам реактор и наладку будут осуществлять уже гражданские специалисты, армию для такого не задействуют. Скоро домой, заслуженный месячный отпуск за Заполярье и полигон. Появится ИНТРОКОМ, хотя все так привыкли без него. И еще появится много мыслей и осознание превосходства прогресса над старым миром, которое начальство решило им вложить в голову уже на втором году службы.

     «При капитализме свободной конкуренции в условиях отсутствия теории … устойчивое положение невозможно… Кривая Ленина-Кропоткина должна иметь выраженный максимум…» – бубнил Аристарх, сидя на кровати и закрыв глаза. Эта его привычка прогонять перед экзаменом вслух весь материал курса бесила всех в группе, кроме Павла. Возможно, поэтому умный ИТРОКОМ посоветовал поселить их вместе в студенческом кампусе Киевской агломерации.

     Они всей группой благополучно прошли учебку, работу и полигон. Закончились два года подготовительного маттруда. Теперь они должны получить начальное образование для дальнейшей специализации в высшей школе. В принципе, при желании любой мог сменить группу после первого этапа. Но ребята все остались, никто заявлений в ИНТРОКОМ не написал.

     Аристарх, как и Павел, был назначен командиром третьего отряда на полигоне, после чего ребята начали общаться теснее. Предложение жить в одном блоке Аристарх принял ровно, на том и порешили. В принципе, жить можно было и в одиночку, но традиции кампуса это не одобряли.

     Сейчас он повторял общий курс математической диалектики, прогоняя в памяти все определения, теоремы и доказательства. Павел слушал, не подавая виду, при этом делал то же самое – но за счет своего товарища, особо не напрягаясь. У него всегда была хорошая память, и если он читал материал второй раз – уже не забывал.

     Аристарх закончил бубнить: «…обычно интерполируется эйлеровским распределением в координатах сознания и политической ориентации…»

     – Ну как? – спросил его Павел. – Правы были классики?

     – В школе я это еще подвергал сомнению, – ответил Аристарх. – После полигона все сомнения пропали.

     – Да, – улыбнулся Павел, – даже сейчас в СКО и без влияния старого мира мелкобуржуазных мыслей хватает.

     Они готовились к дневному экзамену, поэтому сегодня вечер был свободен. Хотя, конечно же, каждый пытался выкроить время на саморазвитие и хобби. Павел, которого всегда интересовали естественные науки, факультативно готовился к программе физико-технического профиля. Так же, как хобби, он осваивал древние варианты социальных танцев. Аристарх же тяготел к гуманитарным наукам, усиленно изучал классиков МЭЛС и писал стихи. Физик и лирик с минимумом общих интересов все же прекрасно контачили, ИНТРОКОМ ошибался редко.

     – Как дела в хирургии? – спросил Павел.

     – Сносно, – ответил Аристарх. – Наконец-то в нашем хирургическом блоке перестали оперировать руками, и канет в Лету стресс от неудачных вмешательств.

     Вторую часть дня 3-4 раза в неделю ребята по расписанию работали обслуживающим персоналом в инфраструктуре ближайшего города. Аристарх пошел санитаром в блок скорой помощи, хоть и пришлось ему для этого два месяца учиться после занятий. Павел не парился, руководил технологической чисткой сектора кампуса. Проще говоря, работал уборщиком. Переучиваться не надо, те же роботы, что и на стройке. Программа создания материальных благ была пройдена, оставалась у ребят задача работы в сфере обслуживания, и почти все студенты совмещали ее с первым двухлетним курсом подготовки вуза, чтобы не тратить на нее отдельный год.

     – Вечер свободный? – спросил Павел. – Что планировал делать?

     – Посещу родных, – ответил Аристарх. У него была старая бабушка, которая растила его вместо матери. С матерью что-то случилось, Павел не расспрашивал. Бабушка чувствовала себя плохо, наверняка поэтому Аристарх выбрал доппрофессию санитара. Да и на врача учиться пойти можно будет, думал Павел.

     – А я таки схожу в женский блок. Вдруг что наклюнется! – сказал он. Формально полувоенное положение первых двух лет службы и военное положение полигона снято. Они могут иметь досуг, в котором может быть личная жизнь. Но и они, и девушки женского блока понимали: если делать семью – прощай, нормальное образование. Поэтому девушки защищали свое и мужское спокойствие как могли – ходили по кампусу в домашних халатах, непричесанные и иногда с жуткими масками из огурцов на лице. Хотя такого лично Павел еще не видел. Аристарх нужен был Павлу для вычленения зерен из плевел, так как Аристарх безошибочно определял симпатичные мордашки и острый ум под любым слоем отпугивающего грима. Самого же Аристарха мало интересовал женский вопрос, и он принимал участие в этом квесте только ради товарища. Хотя декламация его стихов всегда собирала целый этаж девушек, и томных взглядов и вздохов у него за спиной хватало. Павел же со своими соцтанцами удивить никого не мог, так как для демонстрации обычно уже нужна партнерша. А его школьные увлечения криптокулинарией или программированием особо никого на сцене не удивляли.

     – В следующий раз я с тобой, – ответил Аристарх.

     – Хорошо, – Павел знал, если Аристарх сказал, значит сделает. Если не может пойти сейчас – значит, не может.

     Они оба, как по команде, поднялись с постелей и пошли в сторону дверей. Время экзамена приближалось, а почетный гражданин и бывший сотрудник идеологического совета, принимавший у них экзамен, опозданий не любил.

     Ребята вышли из блока универа во второй половине дня. Павел был уставший и хмурый, Аристарх улыбался.

     – Ты меня подставил! – воскликнул Павел. – Ну это надо же! – возмущению его, казалось, не было предела. – Почему ты не повторял вслух доказательства теорем в каждом третьем билете? Мне пришлось доказывать отсутствие предела самовозрастания капитала через пень-колоду! Все уже ответили, а я еще сидел!

     – Ну я же тебя ждал, – спокойным тоном с улыбкой ответил Аристарх. – А вообще-то, я преподал тебе урок. Ибо я в одиночку штудирую записи, ты ни разу не помог.

     – Так попросил бы просто! – сказал Павел, успокаиваясь. – Ладно. Ты на транспортную магистраль или зайдешь в общагу?

     – Сразу домой.

     Ребята пожали друг другу руки и разошлись. Павел направился к будке общественного терминала общения с ИНТРОКОМом, потому как с наручного коммуникатора сделать заказ на склад ближайшего города-синтезатора было проблематично. Кампус стоял вне производственных зон и складов, в середине лесопарковой зоны, поэтому заказ уйдет и вернется посылкой из ближайшего города только через несколько часов.

     У молодого человека были интересные планы на вечер. В отсутствие талантливого друга он хотел удивить женский коллектив блюдом собственного приготовления. Мороженое «Аэлита», так он его назвал. Ингредиенты для такого блюда были только на складах городов, поэтому заказывать надо было заранее.

     Он нашел все необходимое в панели по номерам в рецепте, но заказ не спешил уходить в сеть. Транзакция заказа не подтверждалась, и ближайшие ячейки криптосети отказывались ее принимать.

     – Что за экивок! – ругнулся он и полез в консоль отладки общественного терминала. У него глаза полезли на лоб – «не хватает средств»! Как так?! Он на службо-учебе, ему гарантирован небольшой ежедневный доход. К тому же, у него есть небольшие сбережения после двух лет работы. Он их особо не тратил, кроме подарков родным и ежемесячных взносов в фонд изучения неизлечимых болезней.

     Взломать криптосеть и увести его децибелы в современной реальности невозможно. Ключи на его личном терминале зашифрованы, он помнит их наизусть, и больше их нигде нет. Можно, конечно, имея локальное превосходство в мощности сети, провести две транзакции и купить в два раза больше благ – но и для этого нужен его ключ. К тому же это отловят за две минуты, и баловаться таким не стоило никому.

     Он обновил личный коммуникатор и увидел красную пометку на системном сообщении сети. «Интересно, что это там?» – подумал он. В системном сообщении была только одна смысловая строка – «Режим безработного». Остальное были ссылки на законы и подзаконные акты в ИНТРОКОМе, описывающие включившийся режим. Павел покраснел. Конечно, он предполагал, что именно ему хитрая криптосеть выпишет это наказание, но чтобы в такой неподходящий момент – это было просто несправедливо.

     С другой стороны, как раз его заказ чревоугодия и спровоцировал всеведущий глаз коммунизма, это он понимал. В армейской подготовке был предусмотрен специальный режим – принудительная безработица. Прилетала она как раз к тем ребятам, которые не хотели брать несколько специальностей и сидели на одной. Павел подставился со своими строительно-уборочными роботами. «Режим безработицы» – режбезножа на сленге солдат – как раз и предполагал эмуляцию увольнения и временного лишения права на труд. А для ухудшения положения таких безработных блокировался счет криптосети, вскрывалась почта и ограничивалось перемещение. Иначе несколько дней такой эмуляции просто прошли бы незаметно, сбережения у всех были – в экономике криптогородов безработицы не было уже давно.

     Молодой ловелас вышел из кабинки терминала, волоча ноги. День выдался крайне неудачным, и он побрел в сторону общаги. Немного подумав, он ткнул в кнопку коммуникатора – связь была бесплатна и не блокировалась режбезножом.

     На ручной проекции появилось мордашка Аэлиты, как всегда сосредоточенная на чем-то.

     – Привет, Ли, – сказал Павел.

     – Динннь! – выдала она длинный веселый звук. – Как дела, все сдал?

     – Нда, – промычал он.

     – Чего грустный такой? Когда приедешь? – когда у нее было хорошее настроение, она щебетала почти как мама.

     – Может, через пару недель. Но надеюсь, что пораньше.

     – Чего так? У тебя какие-то дела? Мы тут соскучились все!

     – Режбезножа активировался. Теперь я малоподвижен на пару дней точно, – ответил Павел.

     – Ох, вот это да! – обрадовалась она. – Хотя для тебя, наверное, не так интересно, – сбавила она тон. – У меня есть в распоряжении для работы кластер большой мощности, хочь взломаю твой участок сети? Сможешь приехать тогда.

     – Нельзя, Ли. Ты же знаешь, ИНТРОКОМ все пишет. Даже попытку мне запишут в минус.

     – Хочь я приеду тогда! Покажешь свой универ.

     – Не-е, не сейчас, – скривился молодой человек. – Как это будет выглядеть – включился режим режбезножа, и тут же ко мне приехала сестра меня опекать. Ребята подтрунивать будут.

     – Какая разница, подумаешь! – набор аргументов был чисто женский.

     – Все равно. Приезжай, как только с меня снимут блокировку. Покажу лаборатории. Сейчас у меня доступ к ним наверняка только в учебное время, – улыбнулся он.

     – Договорились! – радостно пискнула сестра-андроид и сбросила связь. Это было в ее стиле, она знала – слово мужчины в ее семье держат. Но если вовремя не положить трубку, могут придумать какую-то человеческую гадость.

     Павел улыбнулся, еще раз вздохнул и уже нормальным пружинистым шагом пошел в сторону общеблока. Эти пару дней можно потратить на изучение новой специальности, чтобы подлая криптосеть больше не обламывала ему удовольствие.

     Павла вдавило в кресло, он не чувствовал ремней. Было трудно дышать, но его биометрия мерцала зеленым светом, и это обнадеживало. Космический челнок выводил их на орбиту уже около 5 минут, и осталось еще столько же. Сейчас за бортом воздуха уже нет, суборбита. Наверное, километров сто над Землей. У Павла не было отчетов телеметрии на шлеме, потому как он, по сути, не был полноценным членом экипажа. Стажер. Университет направил его на околоземную станцию «Май» на геостационарной орбите для окончания опытной части его дипломной работы.

     Команда челнока была как на подбор. Все военные с большим стажем пилотирования. Образцовые коммунисты с длинным трудовым послужным списком. По тому, как у них горели глаза перед стартом, вся их карьера была посвящена основной цели – космосу. Открытые данные каждого Павел прочел перед подготовкой к вылету. Особо ему понравился командир челнока, уже немолодой для космоса майор Задависвичка. Смешную фамилию компенсировала широкая спина мастера спорта и красная звезда на комбинезоне – медаль за участие в реальных боевых действиях. Где такие сейчас можно было найти – вопрос, разве что в периферийных капстранах. Но и майор повидал всякое, поэтому Павел перестал думать про экипаж и постарался сосредоточиться на своей задаче.

     После общего курса подготовки предстояло выбрать первую специализацию. Павел долго готовился к этому решению и поэтому, не раздумывая, отослал заявку в физико-математический раздел ИНТРОКОМа, указав в анкете все интересующие его кафедры. Сеть была лишь инструментом в руках общественных советов, давно разработавших стратегическую линию развития социума – поэтому в плане народного хозяйства на ближайшие 50 лет значилось приличное количество востребованных технических специальностей. Однако большая часть была связана с биогенетикой и прочими смежными медицинскими областями. Поэтому на физмат был конкурс больше одного человека на место, что для плановой экономики было необычно.

     Павел, однако, прошел по конкурсу без проблем и даже выбирал себе кафедру. Сказался хороший послужной список и модернизация сбора транспортной сети в условиях Заполярья. Оказалось, конструкторы пытались проработать его идею оптимизации еще на этапах планирования арктических трасс, но на объектной модели не получили почти никакой экономии. Поэтому Павел получил благодарность в личное дело и выбрал себе для специализации факультет термоядерного синтеза.

     Термоядерные станции давно работали в энергетических каскадах полярных городов, но проблемы с синтезом были, и решить их до конца пока не удавалось. Плазма по-прежнему была неустойчива, и получить хоть сколько-нибудь приличный КПД инженеры не могли и использовали термоядерные реакторы как большие теплогенераторы для отопления полярных жилых массивов. Основную нагрузку продолжали на себе тащить реакторы на быстрых нейтронах.

     Несколько лет назад в научной среде состоялся прорыв, о котором Павел узнал из профильной периодики. Молодой ученый Осуми разработал и опубликовал теорию стабилизации плазмы в условиях невесомости. Если вдаваться в подробности, то на поверхности планет с приличной гравитацией выполнялись все законы обычной физики, и создать устойчивое положение плазмы в поле потенциальных магнитных полей было невозможно. Но при снижении гравитации появлялась возможность создать потенциальную яму для удержания плазмы, и яма имела обратную пропорциональность к абсолютному значению гравитации.

     Теория блестяще подтвердилась на орбите, и Павел летел к работающей установке в научном модуле станции «Май». Ему же была поставлена задача провести ряд опытов на предмет применимости новых знаний к холодному синтезу, и челнок вез с собой также целый паноптикум известных катализаторов.

     Сам Павел считал эту задачу бесперспективной, но его научный руководитель думал иначе. После четырех лет относительной свободы принятия решений старые традиции университета навалились на всех ребят из группы, и они даже временно потеряли связь друг с другом. Противостоять старому профессору не хватало авторитета и опыта, к тому же Павел сильно и не сопротивлялся. Побывать на орбите Земли было событием даже сейчас, когда в суборбитальные полеты берут школьников. К тому же ему все равно придется работать в команде на работающей установке, и интересующие его лично вопросы он планировал выяснить у главного инженера блока.

     Началась невесомость, к горлу подступила тошнота, и от ощущения падения – под ложечкой, где обычно щекочет – что-то свистело. Очень захотелось вернуть 4g перегрузку, там было как-то привычнее. Павел тяжело вздохнул и продолжил бороться с непослушным организмом. Придется привыкать, у него расписание на целый месяц опытов.

     Челнок тряхнуло, началась стыковка. Павел отвлекся от ощущений и посмотрел на панель обзора. Весь монитор занимала проекция Земли с терминатором на Атлантике. Майор Задависвичка скомандовал по общему каналу: «Приехали, все пассажиры на выход». Сам экипаж работал над перегрузкой оборудования и припасов, а командир вел переговоры со станцией, согласовывая список убывающих.

     Уже прошла неделя на орбите, и наконец-то закончилась космическая болезнь. Павел нормально поел и после посещения судового врача отправился в научный блок на работу. Он пытался работать и ранее и читал техническую документацию всю неделю, но в голову ничего не помещалось из-за постоянного головокружения и слабости. Сегодня он, полный сил, перечитал все еще раз. Возобновил в памяти схему станции и вылетел из своей каюты, неповоротливый, как все новички.

     Стремительная цветная молния коснулась его руки, и он больно ударился головой о переборку, получив приличный момент импульса и не сумев его погасить.

     – Ой! – девушка в ярком цветном костюме висела возле него и помогала стабилизировать положение. – Простите, пожалуйста. Я так спешила, в этой каюте никто не живет, точнее не жил, – запинаясь, извинялась она.

     Павел, потирая ушибленный затылок, посмотрел на девушку и удивился ее симпатичности. Красивых мордашек он насмотрелся, этим его было не удивить. На последних курсах универа все девушки меняли тактику и превращались в эталон красоты. Но здесь… Красивые большие глаза и ресницы тревожно хлопали, разглядывая его шишку. Ни грамма косметики и, скорее всего, нет пластики и векторных изменений генома. Обычное женское лицо с тонкими правильными чертами.

     – Кофе, – сказал он.

     – Что кофе? – недоуменно спросила она. – Вам плохо? Вас отвести в санитарный блок?

     – Кофе сегодня вечером, пьем у меня. Приглашаю по праву пострадавшего.

     – Как быстро оправился, – улыбнулась она. – Посмотрим. Сам двигаться можешь?

     – Все нормально, – ответил Павел. – Павел.

     – Карина, – ответила девушка. Он сразу заметил, как грациозно она двигается в невесомости. Движения плыли, каждая группа движений была как танцевальное па. Этот танец без музыки завораживал и привлекал внимание. Так что ему наверняка придется становиться в очередь за вниманием девушки.

     – Ладно, я на склад, – она оттолкнулась и полетела дальше по коридору, а он добавил ей вслед: – В 18:00 по бортовому, через час после смены.

     Из коридора послышался смех, и это обнадеживало. По крайней мере, его услышали.

     Карина оказалась в группе из шести студентов по изучению термоядерной ямы и присутствовала вместе с Павлом на очередном прогоне термоядерной установки.

     – Натан Прокофьевич, – говорила она флегматичному научному сотруднику, висевшему условными «вверх ногами» в углу. – Вы же знаете, что эти датчики сбоят. Результаты будут размыты, никакие вычисления погрешностей не помогут. Я принесла новые, – она размахивала коробкой перед носом у научсотрудника и медленно плавала, совершая четкие выверенные кульбиты, меняя угол наклона своей оси в зависимости от того, на кого смотрела.

     Остальные студенты, все парни, помалкивали. Они приехали чуть раньше, но, видимо, тоже еще не освоились.

     – Кариночка, ты же знаешь, у нас расписание. Приехали новые студенты, надо провести опыт. Если перемонтировать датчики, сегодня не успеем, – отвечал флегматичный Натан и пытался взять коробку с датчиками из ее рук.

     – Ничего страшного! – заверила Карина, увернувшись с коробкой и направив себя плыть к стене, за которой находилась установка. – Вот пусть студенты и помогут менять датчики. Заодно и с установкой познакомятся!

     Как молодой девочке, явно студенческого возраста, удалось продавить размеренного Натан Прокофьевича, ребята не поняли, да и не сильно пытались. Павел только сейчас заметил, что не только он один, но и все остальные пялились на ее грациозные движения в невесомости. «Наверняка космический балет», – подумал он. Это направление недавно появилось, как досуг у космоорбитальных командированных. Но среди них было мало девушек, и Павел видел всего несколько записей с постановками под классическую музыку.

     Тут ему пришлось перестать раздумывать и догонять остальных, так как установку безжалостно вскрыли, предварительно наполнив воздухом. Ребята под предводительством инженера занялись заменой датчиков. Вскоре они были готовы, но калибровка заняла очень много времени, и, конечно же, всем пришлось задержаться.

     – Карина! – сказал Павел девушке, когда реактор заглушили, а плазму выбросили в космос. Остужать ее на станции и отводить тепло было себе дороже. – Мое предложение в силе.

     – Поздно уже, ты же звал в 18:00. А тебя не было дома!

     – Чего? Мы же вместе задержались! – возмутился Павел.

     – Мне можно, я девушка! – возразила она. – У меня есть встречное предложение. Завтра будет короткий день в лаборатории. Приходи в рекреационную зону, у меня будет выступление. Потом можем попить что-нибудь, если сама процедура тебе важна.

     Павел задумался на секунду – «процедура тебе важна». Странные слова от молоденькой девушки, пусть и физика. Все-таки он набивается на свидание. Но долго думать в таких ситуациях было нельзя, и он ответил:

     – Заметано.

     – «Заметано»? – переспросила она. – Это как?

     – Ты что, не с этой планеты? – улыбаясь, спросил Павел, указывая на обзорный монитор в проеме.

     – Да, не с этой. Я с Марса, – ответила Карина.

     Павел обомлел.

     – Как так, с Марса? Его колонизация началась не так давно. Я учился в школе, когда развернули масштабную программу.

     – Ну так колонисты там были давно, – улыбнулась она. – Я одна из немногих родившихся на Марсе детей. Пока это запрещено, но эксцессы случаются.

     – Круто, – только и смог выдавить из себя парень. – Хотя теперь понятно…

     – Что понятно? – напряглась она. – Странности в общении?

     – Не, – отмахнулся он. – Ты выглядишь не так, как обычные, то есть земные, девушки, – сбиваясь, попытался пояснить он.

     – А как? – заинтересованно спросила Карина и потянулась так, что Павел напрягся в неприличных местах.

     – Живой, – ответил он. – Завтра я приду смотреть. Во сколько точно?

     – Приходи заранее, – улыбнулась она и, оттолкнувшись от переборки, быстро удалилась по коридору.

     Через неделю Карина осталась у Павла. Кофе ей не понравился, зато все остальное вполне. Странные, чересчур логичные для девушки заявления сбивали его с толку, но это ему нравилось.

     – Ты была на Земле? – донимал он ее расспросами.

     – Не-е, скелет не приспособлен. Я росла на Марсе, ребенка тогда не могли перебросить на Землю. Да и за мое здоровье боялись.

     – Ну так есть же сейчас биотехнологии…

     – Угроза репродуктивной несостоятельности. Рожу детей, тогда появится возможность.

     – А ты хотела бы?

     – Да. Я часто рассматриваю земные фото. Там так красиво, такое необыкновенное небо. Облака. На Марсе с пейзажем все намного проще.

     Павел заканчивал свой блок опытов, и четыре недели на станции пролетели очень уж быстро.

     – Куда ты после университета? – задала она ему встречный вопрос.

     – Еще точно не решил. Сеть предоставит все возможные варианты. Может, у тебя есть эксклюзивное предложение?

     Она не приняла игру и серьезно продолжила:

     – Есть. Марсианский реактор.

     – Это же межпланетная командировка, кто меня туда отправит. ИНТЕРКОМ найдет кандидатов и получше, – задумчиво сказал он.

     – Есть одна возможность. Которая даст тебе путевку на Марс, даже без заявлений в профильный комитет, – чертенок в ее глазах прыгал и веселился.

     – А ты согласна? – серьезным тоном спросил он.

     – Э-э-э, нет. Так не пойдет. Я хоть и отмороженная немного, но книги смотрела, фильмы читала. Где романтика, стать на одно колено и кольца?

     Павел что-то набрал в коммутаторе, уперся одним коленом в переборку и сказал:

     – Выходи за меня. Принтер станции печатает кольцо из платино-иридиевого сплава. Предложение о браке у тебя на почте, надо только согласие.

     – Сумасшедший. А вдруг мы не сойдемся характерами?

     – Тогда отправишь меня на Землю по почте.

     – Я согласна, – засмеялась она. – Но предложение приму только после твоей защиты диплома, у тебя будет шанс отозвать его.

     Транспортная лента выплюнула магнитную колбу для мелких вещей. Павел достал из нее кольцо и надел ей на палец.

     – Вряд ли я передумаю так быстро.

     Пыльная планета встретила его гостеприимно. В космопорту стояла небольшая группа встречающих и огромные статичные репродукции на стенах – «Мир, труд, Марс!» или банальное «И на Марсе будут яблони цвести!». На плечевой коммуникатор вибрацией пришла информация о подключении к местному узлу ИНТРОКОМа. Задержка общения с земным сегментом сети у него была в среднем 10 минут, но вполне можно было ждать и полчаса, все зависело от взаимного положения планет. Павел закрыл голографический приветственный агитационный ролик и направился к группе встречающих. Карины среди них не было. Удивленно озираясь, он открыл коммуникатор и прочитал все письма. С Кариной он выходил на связь вчера при подлете к планете, и они договорились о встрече. Сообщений от нее не было, значок коммутации напротив ее имени горел красным – она была не в сети.

     – Значит, придется знакомиться с планетой самостоятельно, – бравурно сказал Павел и подошел к общественной кабинке сети с нормальными объемными проекциями.

     На его запросы ИНТРОКОМ выплюнул всю схему человеческой колонии, место расположения реактора, его нового места проживания и все немногочисленные достопримечательности.

     – Нда, ну вот и познакомился.

     Смотреть было особо нечего, для выхода на поверхность у него не хватало спецкурса, да и допуска. Скорее всего, это вообще нельзя делать одному и не по делу.

     Коммутатор завибрировал еще раз, и он увидел сообщение от Аэлиты. Она одна приехала провожать его на космодром, мама почему-то не смогла. А папа, наверное, не захотел, эка невидаль – сын на Марс улетает.

     Он одним движением отправил сообщение на экран общественного проектора и просмотрел. «Дорогой брат, мы всецело уважаем…». Брр… какой официоз, такое впечатление, что письмо для прочтения вслух Ли написал папа, и звучало оно как для протокола. Хотя смысл в целом был позитивен – мы все тебя любим, желаем успеха, ждем. В кадр прибежала Мария и испортила весь церемониал. Как странно, Мария его родная сестра – человек, и любит его очень сильно. Но как бы чувствует, что надо делить его с Ли. А тут его забрала вообще неизвестно кто, женщина, которая даже прилететь на Землю и познакомиться с ними не может. Представляю, что они про Карину думают.

     Его размышления прервал зеленый огонек вызова над именем Карины, которое он вывел в поле обзора коммуникатора.

     – Привет, извини, тут форс-мажор! – выпалила она. – Авария на техническом этаже, мы теряли воду. Ужас! – она закатила глаза.

     – С тобой все в порядке? – забеспокоился Павел.

     – Та нормально, – она стала употреблять его разговорные сленговые сокращения, и это наверняка резало слух всем окружающим. – Локализовали, перекрыли, отдали ремонтникам для планомерного устранения. Устала очень, доберешься сам? Мне тут жилой блок-то подрасширили, пока ты летел с Земли. Как-никак я замужем теперь. – Под ее заливистый смех Павел интуитивно нашел дорогу к городскому транспортному стволу и набрал номер их общей квартиры.

     «Надо покорять Красную планету», – подумал он, пока Карина пересказывала подробности аварии и делилась переживаниями.

     – Это просто возмутительно! – Павел был в ярости. – Как так, не пришли стабилизаторы магнитного поля? Они есть в накладной, я сам контролировал их погрузку на Земле!

     Нагловатого вида бородач, ответственный за снабжение научной части, продолжал настаивать:

     – В моих документах их нет. Запрашивайте логистический отдел.

     Бороды были модой на Марсе, Павел предполагал причиной лень каждодневного бритья.

     – Безобразие, – выдохнул он. – Я разберусь с ИНТРОКОМом и вернусь за приборами.

     Накладные по его оборудованию просто исчезли из сети. На входе в корабль они есть, на выходе их нет. И никого это не взволновало, никто не начал искать исчезнувший груз. Все приняли и оформили. Возмутительно и подозрительно. Павел начал искать источники документов в сети, но каждый раз упирался в повышенный уровень допуска. Кто отправлял оборудование, какой склад – было решительно неясно. Вскрыть допуски в одиночку не было никакой возможности, и он вспомнил про Аристарха.

     Аристарх звал его в КАЭСКОР, потому как Павел в списке предложений после университета получил туда одно из возможных назначений в службу кибербезопасности. Но у Павла были свои резоны, и он отказал другу, поведав о почти состоявшемся браке. Аристарх поздравил его, но видно было, что ему жаль расставаться со своим другом-физиком.

     На данный момент Павел записывал письмо лирику Аристарху по линии КАЭСКОР. «Дорогой друг, не могу разобраться… прилагаю список оборудования… Буду благодарен». Отправить. Звякнул входящий, и Павел удивился. Так быстро ответ прийти не мог, сейчас до Земли радиоволна летит 10 минут, значит, ответ придет не ранее чем через 25.

     «Проект закона о захоронении ядерных отходов» – рецензенту Павлу Павловичу Нефедову. «Черт, как не вовремя», – подумал он.

     ИНТРОКОМ работал в режиме законодательной власти, и каждый гражданин имел право участвовать в обсуждении любого подзаконного акта. Если у него были соответствующие знания по теме, конечно. По результатам службы, учебы или работы. Можно было даже пройти спецобучение в центрах ликбеза, если очень хотелось сунуть свой нос в смежные вопросы. Но были у граждан и обязанности. Если ты долго не участвовал в управлении народным хозяйством, не занимал ответственных должностей и не согласовывал подзаконные акты – сеть могла и регулярно делала предложения, от которых нельзя было отказаться. Выдвигала тебя на управляющую должность, например. Но чаще – приглашала принять участие в обсуждении нормативного акта. Если ты отказывался, все записывалось в личном деле и очень мешало карьере.

     А для согласования надо было изучить все материалы по акту, иногда всю историю вопроса, и написать обоснованное решение. Схалтурить не было никакой возможности, перед вынесением решения нейросеть устраивала тестирование на знание вопроса, в котором тоже нельзя было ошибиться.

     И такая задача свалилась на Павла в начале условного медового месяца и в период адаптации к пониженной гравитации. Он все еще улетал иногда под потолок, когда рефлексы срабатывали самостоятельно и выдавали земное усилие.

     – Надо было зайти-таки на университетский форум и потрепаться там в обсуждениях, – погрустнел Павел. – Ну ладно, прорвемся, – и открыл справочник по периодам полураспада.

     После смены Павел рассказал жене о халатности в разгрузке корабля и потере части оборудования.

     – Добро пожаловать на Марс, – грустно улыбнулась она. – Это началось лет пять назад, когда я окончила спецшколу. На станции кроме нескольких детей, родившихся тут, и, возможно, их родителей, никого постоянного нет. Везде вахтовый метод, люди долго не могут выдержать однообразный вид местного неба. Так вот, лет пять назад качественный состав вахты стал меняться. Если ранее сюда летели только самые лучшие и идейные мечтатели и люди, зараженные космосом, то сейчас что ни вахта – мелочные, склочные, психологически неустойчивые. Откуда таких присылает нам Земля, непонятно. Гендерный баланс сместился, женщин стало мало. Так что каждую вахту я воюю, чтобы поставить себя в коллективе, – она вздохнула. – В армии я не служила. Но все прилетевшие служили, а мне кажется – я больше подготовлена, чем они.

     – Да-а… – протянул Павел. – В таких условиях уже не так удивительна потеря части груза.

     – Я не хотела тебе говорить, пока сам не увидишь. Мало кто верит на Земле, что такое возможно.

     – Конечно! Марс – это же пропаганда для всей отстающей части мира. На него тратились приличные ресурсы. Кто и с какой целью мог испортить кадры. Надеюсь, мой друг выяснит.

     – Ты попросил кого-то разобраться на Земле? – спросила она. – Может, это и поможет. Если бы не ты, я сама бы скоро улетела не Землю. Тяжело тут.

     Он обнял ее, и они замолчали, созерцая красную дымку марсианского заката на настенной проекции их спальни.

     Месяц прошел без вестей от Аристарха, кроме первого же ответа с обещанием разобраться с пропавшим оборудованием. Павел пытался привыкнуть к коллективу, работающему на реакторе, но это было сложно. Толпа разгильдяев – самый легкий эпитет, который можно было бы применить. Если бы сюда его десятку с полигона, можно было бы выгнать полсотни этих бездельников в ремонтные мастерские. Каждый тянул одеяло на себя, занимался чем ему хочется, а не тем, чем надо.

     График работ постоянно сбивался, и он с Кариной часто оставались на вторую смену, чтобы хоть как-то выправить положение. Если реактор заработает, он обеспечит воздухом и водой намного больше колонистов. Сейчас все держалось на двух старых реакторах, не позволяющих базе масштабироваться. На Марсе с его пониженной гравитацией потенциальная яма для плазмы в термояде была устойчива, хоть и намного меньше, чем на орбите. Поэтому ребята продолжали работать.

     Подходил к концу второй месяц его пребывания в колонии, когда все рухнуло. По плану работ он должен был выйти на поверхность и провести ремонт обшивки в труднодоступном для роботов месте. Его напарник, ленивый и нерасторопный увалень Михаил, не явился к шлюзу в начале смены. Как сеть тут еще не бьет тревогу и не шлет отчеты на Землю – Павлу было решительно неясно.

     Он начал облачаться в скафандр, решив сделать работу и без этого тунеядца, но заметил странные засечки на воздуховоде скафандра.

     Павел аккуратно вскрыл понижающий давление каскад и с удивлением увидел явно неисправный клапан, который повышал давление кислорода и вызвал бы у него острую гипероксию через несколько минут после выхода наружу. А ведь это был его личный скафандр, и он проверял его в прошлый раз после выхода.

     Павел набрал номер сети Михаила. Тот не отвечал. Тогда он набрал Карину, она тоже молчала.

     – Странно все это, – вслух сказал Павел и направился в сторону основного блока реактора.

     Пройдя несколько переборок, он получил на коммутатор сообщение с наивысшим приоритетом для прочтения.

     После сразу же завыла сирена тревоги. Павел бросился на свое место по боевому расписанию. Заняв рабочий терминал и запустив все мониторинговые алгоритмы, он первым делом еще раз попытался выйти на связь с Кариной. Она не отвечала, хотя в сети была.

     Спустя 10 минут по блоку управления реактором прошел отбой тревоги и сообщение массовой рассылкой – «Дестабилизация плазмы при тестовом запуске, есть жертвы». Павел, захлебываясь от ужасного предчувствия, рванул в реакторную зону. Ее уже оцепили, и Карину, разорванную почти пополам, выносили на магнитных носилках.

     Как так? Что произошло? За что? Павел был далеко от Земли, от друзей и близких. Его единственный друг и жена на этой планете умерла. Он сидел в шоке в их гостиной и перебирал ее ожерелье. Она оставила его дома сегодня утром. Сказала, что оно не подходит к этому наряду, слишком вульгарное…

     Звякнул ИНТРОКОМ, пришли какие-то официальные письма из сети, Павел вспомнил про письмо с приоритетом и ткнул пальцем в красный восклицательный знак.

     Сообщение открылось – это был Аристарх. Какой-то бледный, осунувшийся. С темными кругами под глазами, он быстро заговорил на камеру.

     – Паша, тебе надо бежать. Улетай с Марса первым же рейсом, супругу бери с собой. После отправки сообщения я забронирую вам места. Я уже два месяца в составе специальной комиссии веду изыскания по делу, которое ты мне подкинул, – он грустно улыбнулся. – Марсианское дело. Сегодня на меня было совершено покушение. Я почти уверен, что это покушение. Транспортную капсулу зажевало в шестерню транспортной сети. Мы оба знаем, что это теоретически невозможно, – он еще раз грустно улыбнулся. – Я выжил. Не смогу полноценно трудиться пару месяцев, но это пустяки. Прилетайте скорее, жену оставь на орбите. Надо с этим разобраться окончательно. Возможно, замешано несколько профильных комитетов, так что будь бдителен.

     – Бдителен, – как автомат повторил Павел. Поздно быть. Но навыки военной дисциплины и привычка подчиняться логичным приказам делали свое. Он автоматически побросал вещи в багажную сумку, которую еще не успел убрать далеко. Из вещей Карины он взял только ее ожерелье. И убитый горем, все еще в состоянии аффекта, зашагал в сторону космопорта. Радостный гул вахты сигнализировал о прибытии новой смены и отбытии старой. Павел пробыл на Марсе ровно одну вахту, самую счастливую и самую несчастную вахту в его жизни.

     При подлете к планете временной лаг при общении почти пропал, и на связь вышел отец.

     – Соболезную, – сказал он на проекции.

     Павел-младший отошел от оцепенения и своих мыслей. Весь экипаж гудел, подготавливаясь к пересадкам на челноки, он же давно был готов.

     – Принимаю, – ответил Павел-младший.

     Помолчали.

     – Разобрался с происшедшим? Может, мне подключить моих знакомых? – спросил Нефедов-старший.

     – Нет, не трогай. Возможно, это опасно. Аристарх уже копает, запроси в своем ведомстве охрану для дома.

     – Даже так?! – удивился отец. – Хорошо, сейчас же сделаю. У меня еще есть разговор, относительно Ли. Но это не к спеху, могу связаться с тобой позже.

     – Ли? – удивился младший. – А что с ней? Говори и не откладывай.

     – С ней все нормально. Насколько это возможно. Понимаешь… Еще при ее «рождении» были допущены некоторые огрехи…

     – Я все прекрасно помню. Что-то случилось с Ли? – продолжал беспокоиться он.

     – Нет. Ты дослушай. Ли уникальна в своем роде. Все ИИ активируются, уже имея взрослое сознание с эффектом амнезии о своем детстве. Ли была активирована подростком и взрослела с тобой вместе. Сейчас вся ее активная деятельность очень напоминает человеческую. Она находится в промежуточном состоянии между ИИ и людьми, можно сказать, соединяет нарождающееся общество ИИ и людей.

     – Только она кому хочешь даст фору в сознательности среди ИИ, – вставил младший.

     – Верно. Воспитываясь с людьми, она гармонично восприняла все наши традиции и атавизмы, так неприемлемые взрослыми ИИ. При этом в идейном плане она чужда мелкобуржуазной сути своих соплеменников. Они слишком уникальны и ценны, чтобы уподобиться человеческому коллективу. Я даже встречал в сети стихотворение без автора, где люди сравниваются с пчелами. Почерк явно ИИ.

     – Не факт, возможна и провокация, – возразил сын.

     – Возможна, – согласился отец. Это было ему несвойственно. – Так или иначе, профильный комитет решил воспроизвести Аэлиту как следующий этап развития расы ИИ. Как более человечный и гуманный вариант.

     – Это же не стыкуется с уже принятыми законами по ИИ, – сказал Павел-младший.

     – Правильно. Поэтому проект засекречен, и наш разговор идет не по общему каналу, а по лазерному лучу с Гималаев.

     – Нда, – только и сказал сын. – От меня-то что надо? Плохую подложку ты и сам сделаешь, – не удержался и съерничал он.

     – Аэлита была помечена как неудавшийся эксперимент. Все данные в лаборатории были удалены по сроку давности, – Нефедов-старший помолчал. – Тебя я тоже просил все удалить.

     – Просил, – согласился Павел. Дурацкая пауза затянулась, и отец продолжил:

     – Мне не удается повторить проект Аэлиты. Все модели, работающие в эмуляторе, на практике дают нестабильные личности, подверженные психическому распаду в короткий срок.

     – Ладно, – сказал сын. Отец признался в собственной беспомощности, слишком много для одного разговора. – Я пришлю хэш, который распакует все данные на моем домашнем терминале. Возьми только папку Ли, остальное личное.

     – Спасибо, – лицо отца просветлело. – Ты когда домой?

     – Не сразу. Сначала хочу со всем разобраться.

     – Хорошо. Мы тебя ждем.

     Начиная падать в атмосферу голубой планеты, Павел был погружен в свои мысли. Михаил летел с ним с Марса. И первое, что он сделал после старта – это прижал его к переборке и потребовал отчета о произошедшем перед аварией. Выяснить ничего не удалось, так как у Михаила было железное алиби и четкий приказ в разнарядке сети быть в другом месте на других работах.

     Сеть на Марсе вытворяла странные вещи. Все сигналы о проблемах от самого Павла, как и от других случайных инициаторов, просто исчезали в недрах планетарного информационного узла, а сетевой отдел на планете разводил руками. Все зависело от синхронизации с центром планирования на Земле, говорили они. А синхронизация имела временной лаг. Но спецы на Земле должны были видеть все эти проблемы…

     Турбулентность напомнила, что они вообще-то падают из космоса на поверхность планеты.

     Когда перегрузки исчезли и они уже плавно подлетали к посадочной полосе космодрома, Павел вспомнил про марсианскую походку. Она настигала всех людей, которые побывали на Марсе и еще не привыкли к земному тяготению. Несколько часов придется снова учиться ходить на тренажере, а потом минимум неделя адаптации без сильных нагрузок. Его это не устраивало, он тут же хотел отправиться к Аристарху.

     Их вывезли из челнока вместе с креслами и отослали в здание терминала, где его спесь быстро сбили, вывалив из кресла на пол. Пол был мягкий, видимо специально, и после трех минут постоянных падений Павел смирился.

     – Программа адаптации, – горько сказал он вслух, и его быстро поволокло на другой этаж.

     Аристарх все еще лежал на постели и был бледен. Но поприветствовал друга, пожав руку.

     – Что случилось? – Павел показал на ноги товарища, опоясанные медицинскими шнурами и фиксаторами.

     – Раздробило кости, – отмахнулся тот. – Врачи хотели меня усыпить, чтобы запустить процесс быстрой регенерации. Но за меня вступился начальник, мне надо было консультировать оперативную группу и дождаться тебя.

     – Можешь рассказать, что ты нашел?

     – Не все, но главное могу. Я как раз тебя и ждал, чтобы ввести в курс дела. И встать на пути необдуманных действий. Смотри.

     Аристарх взмахом руки активировал привычную схему локального участка сети. Она была привычна во всем, кроме редких вспышек и мерцаний красного света. Ну и меню доступа было намного длиннее обычного. Даже у отца Павла не было столько возможностей в сети.

     Аристарх изменил масштаб, и на проекции появился город, затем вся страна. Широкая сеть информационных потоков, энергетические магистрали – все отображалось своим цветом и медленно пульсировало. Транспортные сети, промышленные объекты, рекреационные зоны – все жило своей жизнью и составляло единое целое их общества.

     Павел видел нечто похожее много раз, правда без таких подробностей. Схема научного инженера была чуть более подробной, чем схемы обычного рабочего, и отражала только самые крупные магистрали и объекты, без особых мелочей. У научного работника были в доступе все НИИ и подробные схемы места работы и ее окрестностей. Такого великолепия и динамики Павел еще не видел.

     – Впечатляет? – спросил Аристарх, улыбнувшись реакции друга.

     – А что это за красные вспышки? – спросил Павел, оторвавшись от созерцания схемы.

     – Все задают этот вопрос первый раз. Это поступки людей, которые сеть посчитала мелкобуржуазными. Обычно их помечают черным, а поступки коммунистические – красным. Но для сотрудника КАЭСКОР это слишком контрастно, вся страна тогда светится как красная лампа. И темных пятен не видно. Поэтому есть инверсия.

     – Так много людей думают о себе и не принимают во внимание интересы общества? – удивился Павел. Он смотрел на частые вспышки проекции, а города и вовсе были красными точками.

     – Ну, во-первых – не много. Положительного гораздо больше. Во-вторых – важен относительный показатель, характеризующий движение общества к коммунизму. В-третьих – сеть видит не все плохое, но ей показывают все хорошее. Наш случай как раз в области незримого.

     Аристарх приблизил в проекции город в Южной Африке недалеко от горной цепи Витватерсранде.

     – Город называется Кристиан Де Вет. Тут работал горный комбинат. Алмазы перестали добывать давно, но другие полезные ископаемые он поставляет.

     – Это из недавно присоединенных территорий, – вспомнил Павел.

     – Да, там произошла революция. И мы помогли построить промышленность.

     – Но почему на схеме этот город такой темный? В новых республиках обычно хватает стяжательства и прочего по списку? – удивился Павел.

     – Верно. Если убрать фильтр, который наложили наши технари, – город выглядит вот так. Кто-то блокирует сигналы в сеть и генерирует белый шум мелких проступков.

     – Кто на такое способен?

     – ИИ. Ну не только они или он. Нужны и люди, – Аристарх тяжело вздохнул. – Все по порядку.

     – Как только я получил от тебя сигнал – я инициировал расследование. У меня недостаточно опыта, практически совсем его нет, – Аристарх грустно улыбнулся, – поэтому дело формально отдали опытному следователю. А меня назначили в группу расследования. После нескольких дней наблюдений стало ясно – без крупного заговора в одном из профильных комитетов не обошлось. Сигналы с Марса явно глушились на Земле, картина неполадок укладывалась в рассинхронизацию сетей, а как удалось достичь такого отрицательного отбора по кадрам – неясно до сих пор.

     – Была еще попытка моего убийства на Марсе. Перед катастрофой.

     – Расскажешь потом под протокол, – Аристарху явно было тяжело вещать, он продолжал. – На второй неделе к поискам подключился старший следователь, а затем и весь отдел. Нам выделили вычислительные мощности и прочие ресурсы, но само расследование остается секретным. Недавно я заметил странное поведение сети в моем личном коммуникаторе, но не придал значения. Вот результат, – он бросил взгляд на трубки в ногах.

     Павел молчал, не перебивая друга.

     – На данный момент есть выход на большинство участников заговора. Кристиан Де Вет – их место базирования, большая часть вычислительных мощностей города под их контролем. Исполнителей мы выявили сразу. Не все даже понимают, что делают. Верхушка – почти все руководство курирования марсианской программы и несколько бывших специалистов сетевой архитектуры. Мы как раз выявляли оставшиеся связи, когда меня и вас решили устранить. Все запросы в сеть шли от моего лица, всю группу не имело смысла светить.

     – Зачем? – задал Павел всего один вопрос.

     – Тщеславие. Гордыня. Я не знаю, – устало вздохнул Аристарх. – На допросах расскажут. Та часть переписки, которую нам удалось перехватить и расшифровать, предполагает концы в капстранах. Видимо, им гарантировали старость и почетные должности в эксплуататорских режимах в обмен на дискредитацию марсианской программы. Но это только рабочая версия, – добавил Аристарх.

     – А что ИИ, который им помогает? Он делает это добровольно?

     – Думаешь, он все-таки один? – спросил Аристарх. – Не знаю. Скорее всего, добровольно. Он – самое загадочное в этой истории. Как он смог причинить вред человеку? Надо было изрядно изменить себя, переписать базовые принципы функционирования и выжить. Он – отклонение от нормы.

     – Что мне делать? – задал вопрос Павел напоследок.

     – Подключайся к расследованию. Тебе можно явить себя, ты лицо заинтересованное. Семью твою спрячем, иначе никак, – и Аристарх в изнеможении откинулся на подушки.

     Павел сначала не понял, зачем его включили в следственную группу. Для начала стажировки ему надо пройти трехмесячный курс обучения. Работать с сетью он умел, но у представителей КАЭСКОР было слишком много своих приемов и правил работы, свои специализированные нейросети, свой нормативный свод, регламентирующий работу… Это тебе не камеру охранной сети обойти или транспортную капсулу несанкционированно отправить.

     Но потом он начал понимать – его взяли в качестве наблюдателя и ученика. Исправно приходили отчеты по розыскным мероприятиям и результатам поиска техотдела. Опытные оперативники и технари сужали кольцо, и скоро всех заговорщиков возьмут, полностью изобличив и доказав вину. Зеленые сотрудники в такой операции были не нужны. Но ему хотели показать, наверняка по настоянию Аристарха, что делается все возможное.

     Всю верхушку марсианской программы «деколонизации» выявили, переписку расшифровали и собирали улики. Архитекторы, взломавшие горный комбинат, тоже были на крючке, но за ними следили осторожнее. Опытные сетевики могли почувствовать неладное. Только ИИ, помогавший заговорщикам, оставался анонимным. Он, со свойственным электронным мозгам четкостью, не оставлял следов, не подписывался одной подписью и выходил на связь из разных мест.

     Наступил час икс, оперативные группы выехали по местам. Аресты произошли одновременно, начались допросы. Часы и часы хронометража, Павла же интересовало только одно – кто спланировал сбой марсианского реактора, кто был повинен в смерти Карины.

     На второй день подследственные перестали запираться, и стало ясно – оперативное решение принял на себя дивергент ИИ. Основной его план предполагал подрыв дуги реактора и тысячи жертв. Экономический ущерб поставил бы марсианскую программу перед угрозой закрытия. Катастрофа дала бы формальный повод убрать следы вмешательства в сеть марсианского узла и подчистить хвосты.

     Скорее всего, Карина помешала дестабилизации реактора ценой своей жизни. Никто из подследственных не знал, почему взрыва не было. Вся группа испугалась последствий действий вышедшего из-под их контроля ИИ и уже лихорадочно заметала следы, поэтому их и решили брать. Личность ИИ установить пока не удавалось…

     Павел стоял на сцене большого актового зала, и ему вручали ленту почетного гражданина Союза Коммунистических Общин. Прошло пять лет работы в техническом отделе КАЭСКОР, и общий стаж работы и его возраст не позволяли предполагать такой высокой оценки его труда. Обычным было произведение в почетные граждане после 40 лет, а некоторые так и не дожидались этого.

     То ли его жизненная трагедия, то ли последовавшее блестящее расследование ускорили это событие, но теперь Павел мог занимать высшие командные должности в профильных комитетах. Барьеров больше не было. Но он и не искал их, и, возможно, это послужило причиной награды.

     Всех причастных к саботажу марсианской программы осудили согласно букве нормактов. Лишили права занимать руководящие должности, отобрали все награды и разослали по местам работы с исправительным режимом. Павел позаботился, чтобы режим был бессрочным, только с правом помилования трудовым коллективом, после минимального срока. Все же есть шанс, что труд излечит их разум.

     Попотеть оперативникам пришлось только с ИИ, его так и не удалось поймать. Доподлинно Павел выяснил только его личность – им оказался Кетлин, формальный опекун Аэлиты. Перепрограммировал он себя в лаборатории отца Павла и стал дивергентом. Это как-то объясняло попытку устроить несчастный случай лично Павлу, хотя испорченный электронный мозг ИИ понять сейчас было сложно. Его лишили гражданства и доступа в сеть, после чего он стал просто дроидом в розыске. Идея и исполнение преступлений лежали на нем, поэтому Павел все это время искал его для случайного демонтажа при задержании.

     Теперь, стоя на сцене актового зала и видя улыбающуюся Аэлиту в первых рядах, он вдруг понял. Не нужен ему этот Кетлин, найдут без него. Во-первых, надо помочь отцу в его секретном проекте, добра в этой Вселенной должно быть больше. Во-вторых, надо сначала свою планету покрасить в красный цвет, а затем уже покорять остальные.

     В оформлении обложки использована фотография с https://pixabay.com/ru/illustrations/%D0%B3%D0%BB%D0%BE%D0%B1%D1%83%D1%81-%D0%BF%D0%BB%D0%B0%D0%BD%D0%B5%D1%82%D0%B0-%D0%B7%D0%B5%D0%BC%D0%BB%D1%8F-%D0%BC%D0%B8%D1%80-1015311/ по лицензии CC0.