Кабинка пришла в движение с механическим звуком. Пол оторвался от устойчивого фундамента и двинул к высотам, на девятый этаж. В отражении зеркала, попавшего в объектив камеры наблюдения, стояла семья: полусогнутый мужчина с крючковатым носом и телефоном в руке, женщина, худощавыми руками держащая два пакета, которые становились прозрачными под тяжестью продуктов в них, и девочка, неугомонная проказница, кроссовки которой отплясывали танец в трясущейся кабинке лифта. Другая часть движущегося куба, не видимая в отражении, скрылась под темной вуалью от слежки с потолка. Маленькая сфера, забившаяся в угол, не могла смотреть на семью иначе, не могла им помочь.
Девочка неустанно трясла ногами в такт слышимой только для нее музыки. Она скакала и кружилась, подражая балеринам, которых видела в кино, выпячивая носок свободной ноги и живот. На табло в этом время сменялись цифры. Один, два.
Женщина искоса глянула на мужа и что-то пробурчала под нос. Мужчина отреагировал, резким движением схватил дочь и начал трясти ее за кисть, что-то при это приговаривая. Когда рука девочки припала к бедрам, кабинку заполнил вой и рыдание. Три, четыре, пять.
Женщина снова перевела суровый взгляд на мужа, пока запястья сковывали и без того растянутые и тонкие ручки пакетов еще сильнее. Один из них не выдержал и разошелся по шву, обнажив огромный арбуз. Хватило легкого толчка кабинки, чтобы яркая сочная мякоть растеклась по полу. Подошвы стали прилипать. Девочка завыла громче, запрыгала по самым большим кускам плода и упала, поскользнувшись на скользких семенах. Кабинка остановилась - на табло вырисовывалась семерка.
Что произошло дальше, не знал никто, ибо запись, просматриваемая из комнаты лифтера, обрывалась. Изображение искривлялось, размазывая лица семьи по всему монитору. В их глазах читался испуг и оранжевый огонек. Он становился больше, пока не вспыхивал, пока не ослеплял камеру своим светом, пока не забирал своих жертв. Через несколько дней, когда следователи проводили обыск, в шахте лифта были найдены три безголовых тела и иссушенные остатки разбившегося арбуза.
- Ваня! - выкрикнула Светлана, мать Ивана, из кухни, - Ваня! Оторви спину от дивана и иди зубы чистить, а то школу проспишь.
- Д-да? - промямлил Иван, протирая глаза тыльной стороной ладони. Спалось сегодня плохо. - А сколько времени?
- Без десяти восемь. В школу собирайся, балбес. Не хочу потом от училки твоей выслушивать, что я, видите ли, не проследила за твоим режимом сна. Стерва та еще, - ответила подбежавшая мать, облизывая чайную ложку. - Собирайся!
- Ну, мам. Можно я сегодня не пойду?
Светлана стукнула ложкой по лбу сына, чтобы привести его в чувство.
- Обалдел? Ты мне тут еще поплачь, лоб четырнадцатилетний.
- Ну, ма-а-а-м. Я сегодня с бессонницей провалялся, а потом от кошмара ночью подскакивал. Можно мне хоть какую-то поблажку.
- Если ты думаешь, что твои девчачьи слезы меня разжалобят, то зря стараешься. Собирайся! Или я тебя в одних трусах на лестничную клетку с портфелем вышвырну.
- Ладно, - Ваня признал поражение и оторвал спину от матраса. - Я оденусь и выйду. Не буду чистить зубы, а то точно не успею.
- Смотри у меня. Вот не дай бог, кто-то в школе пожалуется, что у тебя изо рта воняет. Ты такое получишь, что будешь с первыми петухами вставать. Понял? - Светлана не дождалась ответа и вышла из комнаты, захлопнув дверь.
Иван сел на кровать и порыскал пяткой в поисках тапочек. Когда он поднялся, его встретили ряды книг в шкафу и тетрадки, открытыми разбросанные по столу. Он вчера так и не закончил домашнее задание по русскому, ибо долго помогал матери разобраться с новым телефоном. За это он ее лишний раз ненавидел. Та отдача, которую она желала иной раз увидеть от него, граничила с безумием, проявляющимся либо у раба, либо у фанатика. Причислять себя ни к тем, ни к другим не хотелось, хотя, признавался глубокими ночами себе Иван, отчасти тем и другим он был. Тут помоги, здесь сделай, в школу сходи, сюда принеси, про это не забывай, тут пообещай, а тут обещание исполни. Как итог - пустая тетрадка и будущий звонок матери от учительницы, которая не преминет возможностью воспользоваться оказией. И будет скандал.
Тетрадки мягко упали на дно исцарапанного портфеля, закутанного в кошачью шерсть, как в шубу, съеденную молью. Виновник торжества прилег посреди ковра, не забыв при этом разбросать все фигурки, защищавшие книги на полке от неведанных врагов. Неподалеку, на углу кровати, остались следы от когтей и отметины от маленьких зубов, которыми существо пыталось прогрызть толстый, с палец толщиной, лист.
След из фигурок тянулся к дверному проему, будто бы провожая Ваню в школу. Одного из героев парень отыскал у порога туалета, дверь которого стояла сразу же за выходом.
- И не забудь за свои котом убрать. В туалет не зайти, - сказала Светлана, причмокивая горячий чай и читая какую-то переписку в телефоне. - Жесть.
За простым словом "жесть", когда Иван скрылся за туалетной дверью, послышался поток ругательств, за которыми последовали обожженные об чай пальцы.
- Ай!
- Что случилось? - Иван выскочил из туалета, держа лопатку для очистки кошачьего лотка с остатками пробкового наполнителя.
- Обожглась. Очень уж горячие новости. Прикинь. Вика, бешеная из девяносто второй, и ее семья того...умерли, - без доли сожаления или горечи изрекла мать Вани.
- Как?! - Иван подскочил, выронив из руки лопатку. По полу покатились маленькие пробки из лотка, на которые тут же отреагировал доселе спавший зверь. Кот с разгона налетел на них, чуть не сбив с ног хозяина. Ковер гармошкой придвинулся к кровати. - Где?
- Не знаю где, но трупы нашли у нас, здесь, в шахте лифтовой, - произнесла Светлана. Мгновенье помолчав, продолжила:
- А ты почему до сих пор не с портфелем на спине у выхода?
- В смысле? А если там маньяк ходит? А может он меня убить захочет? Может я лучше пересижу?
- Кому ты нужен? - сухо отрезала мать. - Папаше своему ты явно был не нужен, а психу с ножом так точно не понадобишься. Шуруй!
Ничего не поделаешь. Ваня знал, что, если мама стала вспоминать отца, значит, чаша ее терпения уже наполнилась так, что раздражающая вода покрылась пленкой, готовой порваться от неудачного вздоха. И он стал обуваться, застегивать портфель. Чай с чабрецом и залежавшийся йогурт, который Светлана всегда открывала ровно в половину восьмого утра для сына, оставались ждать своего владельца на столе.
Дверь захлопнулась ее рукой - семиклассник очутился в тамбуре, соединяющем в себе выходы для четырех квартир. В одной, расположенной напротив, надрывалась собака, скуля и разгрызая мягкую обивку двери по ту стороны. Из другой, стоявшей перед входом на лестничную площадку, тянуло гарью. Снова тетя Варя прилегла, оставив ватрушки набухать на сковородке. "Главное, чтобы проснулась", - подумал семиклассник. Соседняя с ней дверь служила своим хозяевам щитом, выдерживая рваные раны от топоров, кулаков и молотков. К задолжавшим всему району каждую ночь, ровно в час, долбились ошалевшие пьяницы и озлобленные кредиторы, которым срочно потребовалось возмещение средств. За ней же и слышались приглушенные перешептывания людей, с трудом связывающих слова в предложения.
- Я...жесть. Голова от этих новостей.... Меня сейчас вырвет.
- Было понятно, - женский прожженный голос перебивался иканием. - Она той еще была.... А можно не тренькать своими ключами!
- Да не ори ты, дура.
- Ты мне мешаешь! Ой. Короче, Юля, поговаривают, Викусю-то колотила. Муж же, - что-то упало и разбилось. - Минералка! Ой.
- Ты что наделала! - взвыл мужчина.
Тема разговора сменилась с обсуждения трагедии на семейные разборки из-за разбившейся спасительной воды - Ваня покинул коридор.
Дверь с маленьким окошком на уровне головы громко скрипнула, известив весь этаж, что кто-то вновь покинул тамбур. Ваня ожидал, что это будет его обычный день, когда он вызовет лифт, спустится на первый этаж, выбежит на улицу, как бы случайно столкнется с друзьями и девочкой, которая ему нравится, и пойдет в школу вместе с ними. Но судьба поменяла его планы. Как только скрипучая дверь мягко закрылась, снизу, запыхавшись, прибежал молодой мужчина, заливаемый потом и краснотой на лице. Этаж все-таки не близкий - девятый. В руках он держал маленький куб, примотанный тоненькой веревкой к кисти и какой-то брелок, в который говорил в моменты между вздохами. "Микрофон", - догадался Иван.
- П-привет, пацан, - приветствовал незнакомец восьмиклассника, когда наконец перестал дышать ртом, - можно на пару слов для видоса.
- Я в школу опаздываю, а матушка меня с окна контролит, не могу, - натянутым голосом ответит Иван.
- Это всего на минуту. Не зверь же у тебя там. А так поучаствуешь в создании трукрайм контента. Прорекламирую в видосе что-то твое, например, соцсеточку, если поможешь.
У Вани загорелись глаза. Но не из-за бессмысленной рекламы, способной продать людям его пустую страничку в сети, а из-за тематики. Истории про преступления, будоражащие кровь в жилах. Поучаствовать в таком, быть очевидцем событий, которые могут разорвать интернет - о чем еще может мечтать подросток в современном мире.
- Давайте, но быстро.
- Хорошо, говори сюда, - незнакомец показал в центр камеры, привязанной к руке. - Расскажи, что ты знаешь о преступлении, которое здесь произошло. Кто жертва, в какой квартире, как убили?
- Я знаю мало. Погибла семья Васильевых: Юля Григорьевна, Владислав Владимирович и их дочь Вика. Их нашли в шахте нашего лифта не так давно.
- И-и-и-и?
- Все. Я больше ничего не знаю.
- Понятно все с тобой, - незнакомец махнул рукой и пошел по лестнице в вверх, бормоча себе под нос что-то.
"Видимо ему все такую историю и рассказали. Общий чат", - предположил Иван, когда незнакомец пропал за поворотом лестницы.
Дверцы лифта отворились, обнажая пустоту, циферблат и зеркало. Ваня вошел без тени сомнения. Пальцы сами скользнули к кнопке, отвечавшей за первый этаж, когда он заметил окропленное микроскопическими красными точками зеркало. В нем отражались его горящие глаза, как во сне, что посетил его сегодня. Сон, который вспоминается урывками.
Пальцы застыли над кнопкой - на Ваню смотрели два горящих зрачка в отражении. Они молили о помощи, нашептывая что-то, предостерегали. Требовали бежать из лифта, пока... Пока что? Они говорили, они спорили, они командовали, но, подходя к сути, глохли. Ваня зажмурился и мотнул головой - странное наваждение исчезло, а окропленное кровью зеркало осталось. Ему это не померещилось.
Лифт тронулся, оторвал на долю секунды подошвы семиклассника от земли. Механический звук из сна звучал в ушах. Кабинка тряслась, чего Иван не замечал. Его глаза пригвоздила краснота стекла. Откуда он знал, кому она принадлежит? Цифры на табло скакали: сначала девять, потом восемь. Воздух наполнился тяжестью. Желудок сдавливала неведомая сила, заставила скрутиться в тошнотном порыве, открыть рот. Цифры сменяли до сих пор: семь, шесть, пять. И четыре.
Над головой что-то оборвалось и свалилось на крышу кабинки. Лифт дернулся единожды, но этого хватило, чтобы Ваня свалился на колени и стукнула головой об дверцу. Табло ознаменовало приближение к концу. Три, два и... Лифт замер. За мгновенье до спуска и высвобождения он остановился.
Восьмиклассник поднялся и непроизвольно глянул в зеркало. Его глаза не горели - они сверкали. Отверстие на потолке, прикрываемое тонкой металлической пластиной, со скрежетом приоткрылось, пропуская пожирающую тьму. Казалось, что она колеблется, словно горячий пар над закипающей кастрюлей. Горло сжала боль и острота.
Иван перевалился через порог лифта, когда двери открылись на первом этаже. Следователи, выходившие из одной квартиры, заприметили мальчика, вылетевшего из лифта, с бешеными глазами и пеной на губах. Они подумали, что у него припадок, эпилептический шок и хотели уже устремится ему на помощь, но мальчик пропал так же стремительно, как и появился, оставив на лестничной клетке несколько тетрадок, выпавших из раскрытого портфеля. Через десять минут они сидели на девятом этаже и принуждали Светлану отложить работу на потом. У них возникли вопрос.
Путь до школы ничем не отличался от повседневности. Вот одноклассники с той самой проходят вдоль ограждения детского сада, вот замечают Ваню и радостные машут руками. И вот он идет среди них, слушает разговоры, сплетни, жалобы и сам не замечает, что лицо полыхает ярким пламенем, словно спелый помидор.
Все время до школы и в ней Ваня не переставал думать о том, что это было. Очертания сна, того самого пугающего кошмара, оказались реальностью, или разыгравшаяся от стресса и недосыпа фантазия давала о себе знать? На уроке биологии, где сгоревшая на солнце учительница рассказывала про фотосинтез, на русском языке, во время которого он получил очередную двойку за невыполненное домашнее задание, на математике, на которой преподаватель зло стискивал указку, когда у Вани не получалось решить простейшее квадратное уравнение, - в любой момент времени семиклассник возвращался мыслями к кошмару, к лифту и к оборвавшемуся чему-то, что прилетело с небес шахты.
Когда злосчастный урок математики подошел к концу, оставив Ивана со средним баллом, опасно стремящимся к двойке, один из одноклассников - Виталя - показал Ване преинтересное видео, в котором незнакомец, пристававший к парню на лестничной площадке, вещал на миллионную аудиторию:
- Все мы с вами пользуемся лифтами, простыми и удобными. И что самое главное - безопасными, - медленно мурлыкал незнакомец, стоя в кабинке из зеркал. Камера то и дело скакала от одного отражения к другому, подчеркивая моменты, которые надо подчеркнуть. Как сейчас, после слова "безопасными". - Но что будет с вами, если сказать, что это не так. Что будет с вами, если я скажу, что мы с вами становимся свидетелями самого хитроумного и опасного преступления двадцать первого века? Интересно? Тогда давайте начинать, - кадр сменился. Место зеркальной кабинки с играющими отражениями занял камин, полный тлеющих раскаленных углей, кресло и плед, в который укутался незнакомец. Он продолжил:
- И я не преувеличил, когда сказал: "самого хитроумного и опасного преступления двадцать первого века". "Но, - вспомните вы. - а как же дело убийцы-таролога, личность которого до сих никто не смог выяснить. Или история с мистическим исчезновением москвичей, охотников за ящерами. А ведь в том преступлении так и не нашли трупы, хотя прошло более пяти лет". И будете в некоторой степени неправы. Те дела действительно интересные и необычные, но поверьте, им далеко до нашей сегодняшней истории.
Незнакомец помолчал. Угли в камине вспыхнули пурпурным пламенем, а в отражении глаз незнакомца заиграли зеленые огни. Комната залилась приглушенным фиолетовым светом.
- Все началось чуть больше двух лет назад, девятого августа двадцать второго года. Григорьевна Людмила Михайловна и ее дочь, Василиса, возвращались после помощи школе в приготовлениях к первому сентября. Матери тогда только исполнилось тридцать восемь лет, и она уже носило кольцо на пальце - свадьбу назначили через две недели. Но, увы, не суждено было. Все произошло в шесть часов и тридцать восемь минут по Москве. Мать со своей дочерью зашла в лифт. В руках Людмила держала три коробки конфет, когда Василиса удостоилась нескольких тюльпанов и портфеля. Удивляет то, что когда трупы обнаружили, то цветка было два. Либо изначально они купили четное количество цветков, что странно, либо преступник таким образом подписал свою работу - украл тюльпан, - в руке незнакомца появился красный цветок, лепестки которого от легкого дуновения полетели в камин. Там и сгорели. - Но не спешите, мои юные следователи, дальше только интереснее. Через полторы минуты, когда лифт подходил к тринадцатому этажу, лямки портфеля Василисы невероятным образом оборвались. В портфеле, как выяснилось позже, находились камни, собранные девочкой из-за их красоты. Этого веса хватило, чтобы лифт остановился.
В комнате и в видео наступила тишина. Издали раздались скрипы и покачивания, будто ржавые качели пришли в движение.
- А дальше... А дальше произошло нечто, чему ищут объяснения до сих пор. Людмила обрушилась на дочь страшными ругательствами. Как рассказывают очевидцы, просматривавшие видео с камер, далее неожиданно свет в лифте потух, а у жертв засверкали глаза. И потом они вспыхнули, размазав лица Людмилы и Василисы по монитору. Аж замурашило. Дальше - интереснее, - незнакомец резко повернулся, камера пошла следом. Фон сменился - ведущий оказался у подъезда дома Ивана. - Все думали, что на этом преступления завершились. Уж очень несвойственны серийникам перерывы в два года. Но мы все, - незнакомец выдерживал долгую паузу, скрипка заиграла, подстегиваемая стремительным заходом солнца. Наступил поздний вечер ранней осени. На лице незнакомца заиграла практически не различимая тень улыбки, - ошибались.
- Я готовил материал для данного видео, - начал ведущий после возвращения к камину, - уже несколько месяцев и не мог подумать, что так совпадет, что день запланированного выхода станет днем нового убийства. Подробностей мало, ибо расследование ведется, но из того, что ушло в сеть сейчас, мы можем утверждать, что наш лифтер вернулся и унес с собой три жизни, а именно семью Васильевых: Юлию Григорьевну, Владимира Владимировича и Вику, их дочь. История разворачивается у нас на глазах. И мы с вами, друзья, станем ее непосредственными участниками. Все, кто располагает какой-либо информацией о погибшей семье или убийце, прошу обращаться ко мне на почту, что указана в описании к ролику. Считайте, что это короткое видео является призывом. Давайте докажем всем, что мы тоже на что-то способны!
На этом экран потемнел - видео подошло к концу.
У Вани все закипело. Он не мог спокойно смотреть, когда какой-то блогер издевается над семьями жертв, с таким задором рассказывая о смертях, произошедших совсем недавно, и не удосуживаясь перепроверить факты. "Как можно было перепутать Владислава и Владимира?!", - подумал семиклассник.
- Чувак, это же твой подъезд, да? - спросил Виталя перед тем, как раздался звонок на урок.
- Ага, - ответил Иван, оставив дальнейшие пояснения в стороне.
Последний урок тянулся долго, ибо сопровождался закипающим чайником из злости, несправедливости и страха, стоящим в мозгу Вани. Вырвало из пучины телефонное оповещение. Светлана приказала сыну бежать после занятий в магазин и встретить ее.
Место назначения находились в подъезде соседнего от Ивана дома. Одноэтажный большой магазин, где заветренный хлеб стоит сразу за раздвижными дверьми, а у кассы постоянно кучкуется народ в надежде прорваться побыстрее или сорвать со стеллажа пакетик мармеладок. Как только звонок с последнего урока разрушил тишину проверочной работы, Ваня закинул мятые тетрадки в портфель и ушел из кабинета, ни с кем не попрощавшись. Ранее бегство спасло от толкучки в раздевалке и позволило покинуть школу быстрее обычного. Верхушка многоэтажки с магазином замаячила не фоне парка, преграждавшего прямой и самый короткий путь из-за своих извилистых дорожек и множественных клумб.
Иван потратил четверть часа, чтобы дойти до магазина. Парк ранней осени еще не успел закрыться золотым лиственным ковров, цветы еще не успели потерять летней красоты и яркости, небо не успело затянуться ветрами и тучами. Погода стояла великолепная, чтобы потратить десять минут на прогулку, вслушиваясь в лай ворчливых собак, которые, тревожимые ведомым только им запахом, с пеной у рта набрасывались на Ивана. Погода стояла великолепная, чтобы полюбоваться расцветающими клумбами пышных алых роз, под легким ветерком наклоняющихся к дверям магазина. Погода стояла прекрасная, чтобы, оглядываясь по сторонам, случайно заметить странные горящие огни в окнах своей многоэтажки и людей, смотрящих с балкона вниз. Их ноги перевешивались через перила, болтались на высоте седьмого этажа. Ваня сглотнул и перевел взгляд к дверям магазина, около которых ждала Светлана, удерживающая два прозрачных от веса пакета. В одном из них просвечивался арбуз. Ваня вновь сглотнул, но решил не подавать вида.
Когда она открыла рот, то семиклассник обнажил кроличьи зубы с кусками лака. "Понятно. Я снова опоздал", - опуская голову в извинительном жесте, подумал Ваня. Он ошибался.
- Ну? - спросила Светлана. Ее глаза сверкнули в сторону сына, а руки с пакетами поддались вперед. - Забирай и рассказывай.
- Что-что рассказывать? - уточнил Ваня, подхватывая обе сумки. Они оказались настолько тяжелыми, что он согнулся под их весом и шел, уткнувшись глазами в асфальт.
- Почему ко мне товарищ полицейский пришел с допросом, утверждая, что ты, балбес, знаешь, кто убил Викусю? - тыча пальцем в грудь своего сына, произнесла Светлана.
- Я-я. Ну. Мне кажется, я увидел что-то страшное или что-то связанное... Ну, с убийством.
- Почему ты сразу не рассказал обо всем мне?
- Испугался.
- Кого? - голос Светланы дрогнул.
- Т-т... - начал Ваня, исподлобья глядя на мать. Только сейчас он заметил ее красные щеки и вздувшиеся синие вены на запястьях. - твари. Да, твари, которая сидит в лифте.
- Чего? - вскрикнула мать Вани и распугала птиц, ветвившихся в кронах ближайших деревьев. - Не поня...
- Мне показалось, что я видел красные точки на зеркале в лифте. Они совсем маленькие, микроскопические. А еще... - Ваня осекся. Не знал: можно ли ей говорить. Боялся, что она ему, как обычно, не поверит. - А еще кто-то скребся на потолке и приоткрыл люк в шахту.
- Ваня, ты серьезно! Пора тебе запретить в свои игры играть. Совсем наголову отбитый стал! - прокричала мать Ивана. - Ну?
- Ты утверждаешь, а не спрашиваешь.
- Поумничай мне еще. Отвечай, а то достану папин ремень.
- Ну вот! Опять, - Иван цокнул. - Каждый раз, когда тебе что-то не нравится, ты вспоминаешь папу и либо угрожаешь, либо попрекаешь им. Говоришь так, будто он во всем виноват. И верить мне отказываешь, но я говорю абсолютную правду.
- Боже, как меня бесит, когда ты так говоришь. Весь в этого козла.
- Жаль, что не в тебя. Святой человек.
Светлана прыснула на Ваню слюной, заливаясь злобным смехом. Но в нем не чувствовалось насмешки или превосходства. Нет. Он предвещал скорейшую кару за наспех брошенные слова. Но в мгновенье мать резко переменилась.
- Молча иди, дома решим вопрос с полицией, - сухо отрезала Светлана. На этом беседа закончилась - свежевыкрашенная серая дверь их подъезда находилась на расстоянии вытянутой руки.
Они, как и было приказано, молча вошли в многоэтажку, и обомлели. Лифты на половину закрывали головы подростков. Десятки пальцев нажимали на кнопку вызова, и группки из трех или четырех людей погружались в подоспевшую кабинку.
Пакет затрещал.
- Что за... - услышал Иван от своей матери перед тем, как ее голос растворился в какофонии чужих.
Звон, с которым приезжала очередная кабинка, стал повторяться периодически, раз за разом сопровождаемый радостными возгласами и вздохами уныния, когда очередная группа возвращалась целой и здоровой.
Светлана погрузилась в толпу, расталкивая подростков - как весло воду. Люди - льдины - расступались перед мощным ледоколом, желавшим поскорее попасть в квартиру. За ней плелся катер, уместивший два трескучих пакета и один открытый портфель.
Лифт распахнул врата, выплюнул очередных живых и предоставил доступ новым испытателям. Коими стали Светлана и Иван. Они молча зашли внутрь, провожаемые возбужденные взглядами. Подростки ждали то, что может произойти. Врата начали смыкаться, закрывая кабинку от внешнего мира. Перед соприкосновением половинок двери, за секунду до старта движения, Ваня заметил темные глаза незнакомца, стоявшего неподалеку. Он держал в руке одну из его прописных тетрадей, имевшей отличительное кофейное пятно на обложке. И смотрел с предвкушением маньяка, живодера, отпускавшего жертв на убой.
Сердце заколотило - пакет затрещал активнее. Через прозрачный полиэтилен просвечивали зеленые полосы арбуза.
- М-мам, - обратился Иван. - Давай нажмем на третий этаж и дальше пешком.
Она зло на него посмотрела и сжала губы.
- Хватит играть в эти игры. Жми на кнопку.
- Но мам, я даже рук поднять не могу. Посмотри на мои красные ладони. Нажми, пожалуйста, на третий. Умоляю.
Его голос надломился. Хрусталики закрыли глаза.
- Опять ведешь себя, как баба. Ну чес слово. Достал уж. Делай так, как я говорю! Или ты нюня, которая только плакать умеет.
Ваня глянул на нее исподлобья. Малиновое лицо и расширяющиеся ноздри говорили за него.
- Ладно! - Светлана ударила по кнопке девятого этажа. - Ты ведешь себя просто отвратительно. Не слушаешь меня.
Лифт тронулся. Преодолел первый этаж и половину второго.
- А ты меня!
- С чего-то это я должна тебя слушать. Ты жизни не жил. Только планшет и телефон.
Над головой что-то оборвалось и свалилось на крышу кабинки. Но лифт не дернулся, как тогда. Он выжидал.
Номер этажа перевалил за четыре.
- Но я же твой сын. А ты даже не позволяешь мне выбрать, что есть на завтрак и когда. По расписанию открываешь этот противный йогурт, - затараторил Иван, уложив речь в один лестничный пролет. Пакет трещал с каждый этажом сильнее и сильнее. - Почему ты вообще не учитываешь мое мнение. Никогда не веришь мне!
- Потому что я знаю, что так будет лучше. А ты, если не знаешь, что говоришь, то помалкивай.
- Мама, пожалуйста, один раз. Нажми на кнопку восьмого этажа, - лифт переходил на седьмой.
- Нет! - ответила она, и щека Ваня загорелась.
Пощечина оказалась столько нежданной, что рука с арбузным пакетом дернулась сама, высвобождая сладкий плод на пол. Кабинка резко остановилась. Ноги погружались в липкий арбузный сок.
- М-мам.
- Ты отвратительно себя ведешь! Не слушаешь меня, вечно пререкаешься. А сегодня было еще хуже. Мне мало того, что учителя твои долбятся из-за твоих отвратных оценок, так еще и полицейские приходят. Почему ты так меня позоришь?! - прокричала Светлана, не замечая внезапной остановки. Слезы проступали из уголков глаз. - Почему ты меня не любишь?
Тут не выдержал Иван и тоже перешел на крик.
- Не люблю! Да я все делаю, как ты говоришь. Хожу, как раб, за тобой и пол облизываю. А ты позволяешь себе меня бить!
Вторая пощечина оказалось еще больнее. Она била в ту же щеку.
- Заткнись! Хватит! Когда эта чертова кабина тронется, я тебе такого задам. В туалет не сможешь ходить, а про сидеть на стуле я молчу. Пора начать тебя воспитывать. Мало тебя папаша лупил. А я ведь говорила ему, что тебе надо пару раз в день за отвратное поведение. Но не-е-ет. Он всегда говорил, что нельзя бить, нельзя заставлять. Можно! Или вырастают такие уродцы, как ты!
Их глаза не горели - они сверкали. Отверстие на потолке, прикрываемое тонкой металлической пластиной, со скрежетом приоткрылось, пропуская пожирающую тьму и когтистую лапу.
Светлана закричала, забилась в конвульсия, пыталась раздвинуть замкнувшиеся врата, но тщетно. Тварь спустилась. Большие когтистые лапы, в которых утонет баскетбольный мяч, пламенные глаза на угольной бесформенной голове. Они прыгали и скакали, перетекали, оглядывая жертв.
Зверь пригнулся и змеиным антрацитовым языком слизал сладкие остатки арбуза с пола. Каждый съеденный кусочек, каждая капля сока, каждая косточка отдавалась возбуждением, экстазом, передаваемым в хриплом частом дыхании и тряске, бежавшей по бесформенным конечностям. Когда сладость закончилась, зверь взвыл и разинул прогнившие желтые клыки. Между двумя сталактитами застрял бутон тюльпана.
Свет потух. Беззвучно рвалась плоть, высасывались глаза, ломались кости. Не прошло и десяти секунд, когда пустой лифт открылся на девятом этаже.
Кабинка пришла в движение с механическим звуком. Пол оторвался от устойчивого фундамента и двинул к высотам, на девятый этаж. В отражении зеркала, попавшего в объектив камеры наблюдения, стояло двое: полусогнутый мальчик, едва удерживающий два полупрозрачных пакета и портфель, и женщина, зло смотревшая на него. Другая часть движущегося куба, не видимая в отражении, скрылась под темной вуалью от слежки с потолка. Маленькая сфера, забившаяся в угол, не могла смотреть на семью иначе, не могла им помочь.
Они о чем-то беседовали, переходили на крики. На табло в этом время сменялись цифры. Один, два.
Женщина глядела на сына и что-то говорила. Сын отвечал не только словами, но и глазами, мутными от поступавших слез. Он молил, но она не слышала, а лишь кричала. Три, четыре, пять, шесть.
Лифт покидал шестой этаж, переходил на седьмой. Тогда-то женщина не выдержала. Она проехалась ладонью по щеке сына, чем вызвала необратимые последствия. Мальчик дернул рукой - один из пакетов не выдержал и разошелся по шву, освободил огромный арбуз. Яркая сочная мякоть растеклась по полу. Подошвы стали прилипать. Мать завыла громче. Кабинка остановилась - на табло вырисовывалась семерка.
Что произошло дальше, не знал никто, ибо запись, просматриваемая из комнаты лифтера, обрывалась. Изображение искривлялось, размазывая лица семьи по всему монитору. В их глазах читался испуг и оранжевый огонек. Он становился больше, пока не вспыхивал, пока не ослеплял камеру своим светом, пока не забирал своих жертв. Через несколько дней, когда следователи проводили обыск, в шахте лифта были найдены два безголовых тела и иссушенные остатки разбившегося арбуза.