Острые струи горячей воды срывали, срезали накопившуюся за день грязь и пыль с телесной оболочки. Тело становилось будто бы легче и воздушнее, но Ольге этого было мало. Она ощущала — некоторые частички грязи, проникли внутрь и тревожно осели там. Простой душ не мог их смыть.

День за днём Ольга тщетно пыталась, пока наконец не смогла открыть свою душу очищающим струям воды. Они растворили тяжёлую черноту, резанули по светлой радости и унесли всё с собой без остатка. Пустая телесная оболочка Ольги выпорхнула из душевой и замерла на кровати в ожидании утра.

Город встретил оболочку Ольги равнодушием, и это было взаимно. Незаметно прошёл день, словно его и не было. Внутри оболочки держалась стерильная чистота, и грязь, будто бы опасаясь её, не липла снаружи.

В ванной оболочка равнодушно осмотрела пустыми глазницами свою удивительную чистоту, и всё равно решила встать под струги горячей воды. Но они просто стекали по ней, ничего не давая и не унося.

Если бы оболочка была Ольгой, то она почувствовала бы страх, но вчера вымыло и его. Оболочка смогла ощутить лишь истончающую пустоту и приближение того мига, когда пустота прорвётся наружу.

Замерев в постели до серого рассвета, оболочка искала выход, а пустота царапалась изнутри.

Лучи бледного солнца потонули в черноте открытых глазниц, как уходящая в отверстие вода. Оболочка решила найти смывшую всё грязную воду.

По черным жилам грязь города стекалась в голубую реку и проступала там смрадными пятнами. Река кипела и боролась, перерождая и принимая в себя новую воду. Река жила.

Стоя на берегу, оболочка чувствовала, как заостряются когти внутренней пустоты. Оболочка распахнулась навстречу отравленной реке, чужой грязи, чистой воде и приняла всё это в себя.

Острые струи горячей воды срывали, срезали накопившуюся за день грязь и пыль с телесной оболочки. Тело становилось будто бы легче и воздушнее, и Ольге этого было достаточно.