Назаретян Карина Акоповна : другие произведения.

Рита и Настя

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  Рита и Настя
  
  1.
  Летнее солнце мегаполиса не так давно встало, и утренние машины со свойственной им целеустремленностью мчались к пунк-там своего назначения. В это время стеклянные механические двери большого центрального супермаркета открылись перед одним из своих первых посетителей.
  Посетителем этим была молоденькая девушка, которая оста-новилась перед входом, прищурившись, посмотрела на фотоэлемен-ты и подумала, вечно ли она может так стоять, оставляя двери рас-крытыми, и потом сразу же подумала, что мысль эта довольно ду-рацкая. Вечно она вообще вряд ли что-нибудь сможет делать, а ра-бочий день, при желании, простоять можно, двери, пожалуй, выдер-жат, - решила она и шагнула в супермаркет.
  Девушка была довольно красивой, но не из тех, чья внешность сразу бросается в глаза, а из тех, в чьей красоте убеждаешься по прошествии некоторого времени. С первого взгляда стройная узко-ватая фигура, темные жесткие волосы, образующие четкое каре, и довольно едкий взгляд острых темно-карих глаз не заставляли лю-дей заинтересованно оборачиваться.
  Потрепанненькие джинсы, уличная футболка, серая кофта в руке и рюкзак за спиной говорили о том, что она только что из бас-сейна или спортклуба. Они беспардонно врали: девушка была прямо из дома. Внешность ее тоже обманывала: на вид ей было шестна-дцать-семнадцать лет, на деле же ей было девятнадцать.
  Девушка снова озадаченно огляделась, решая, в какую бы сто-рону ей пойти, и в конце концов пошла прямо. Случай, таким обра-зом, занес ее в отдел канцтоваров, и она решила, что ей очень даже повезло, потому что хорошие "книги для записи", как их называют, и письменные принадлежности - то немногое интересное, что мож-но встретить в этих чертовых супермаркетах. Впрочем, нельзя ска-зать, чтобы супермаркеты создавались только для интереса, в кото-рый раз подумала про себя девушка, бегло изучая предложение и не особо порываясь сделать вклад в развитие спроса. И, вспомнив, что ничего конкретного в этом торговорядном помещении ей, собствен-но говоря, не было нужно, она снова направилась к выходу.
  На улице, глубоко вдохнув свежий утренний воздух большого
  города и с улыбкой прищурившись на солнце, девушка постояла не-сколько секунд, а потом снова огляделась по сторонам.
  "Ладно, еще пара переулков, - подумала она. - Домой не хо-чется".
  Договорившись с собой таким образом, она направилась к Малой Никитской улице, откуда было не так уж далеко до ее дома - жила она в центре.
  "Надо же, блин, какое здание все-таки старое, - в сотый раз подумала она, когда проходила мимо давным-давно подмеченной постройки. - Страшно подумать, сколько тут жило разного народу. Представить даже трудно, какого именно, - а впрочем, это уже про-блема твоего бедненького воображеньица. Хм... - Девушка усмехну-лась, остановилась, а потом перешла на другую сторону переулка, чтобы оглядеть здание целиком. - Черт, ведь кажется, что оно вот-вот разрушится, даже проходить мимо страшновато... а ведь ничего, уже много лет стоит в таком состоянии, еще и люди в нем живут. Отчаянный народ. Хотя это забавно, конечно, своеобразное наслаж-дение, я думаю, есть в том, чтобы жить в здании, где ходили люди... восемнадцатого века. Да, это прикольно. Это классно - люди, кото-рые жили два с половиной века назад... Даже представить сложно. Другие люди, другие идеалы.
  И все-таки, если я буду каждый раз выходить на балкон и ду-мать, не сорвется ли он, это будет по меныпей мере неприятно. Да уж... А он может сорваться, вполне, причем... на вид. Если он со-рвется, это будет - ха... - "высокохудожественный облом". Отлом такой... от высокого художества. А жалко, впрочем, будет... Очень жалко. Красивое здание..."
  Девушка кинула последний взгляд на дом и пошла далыпе. Второй переулок подходил к концу, и по уговору с самой собой ей надо было поворачивать к себе.
  "Как хорошо на улице... - решила она себя отвлечь, пытаясь ускользнуть от договоренности, и тут же усмехнулась этой глупой игре. - Вот спит же народ черт знает до скольки и изо дня в день просыпает самые отличные часы. Дурачье, что тут еще сказать".
  Девушка остановилась на перекрестке.
  "Ну что, умница? - усмехнулась она сама себе. - Договорен-ности-то надо выполнять... Черт, как же домой не хочется... А впро-чем, надо. Я должна сегодня что-то сделать, но забыла, что. Бллин... - Девушка перешла перекресток и направилась к своему дому. - Ну вспоминай, господи, глупая башка: поучиться... Нет, чушь собачья, Ты учишься каждую секунду своей жизни, и... Нет, сегодня нет ни-чего в институте. Вторник? Вторник сегодня? Что же я кому-то обещала?"
  Уже подходя к своему подъезду, девушка вдруг заметила как будто знакомое лицо, но не стала всматриваться, подумав, что это к делу не относится, а значит, не обязательно напрягать сейчас органы восприятия. Но, остановившись перед дверью в поисках ключа, она все-таки решила обернуться.
  "Ах, точно, бли-ин, - с досадой подумала она, увидев, что де-вушка со знакомым лицом приближается к ней с явным намерением
  заговорить. - Точно, господи. Милая Настя. У тебя что-то с памятью в последнее время, Ритти, нельзя допускать такой халатности. Да... Милая Настя. Дорогая родственница. Я про тебя чуть было не забы-ла. Именно вот так: чуть было - не забыла".
  Подошедшая между тем девушка была довольно симпатичной блондиночкой лет семнадцати- восемнадцати.
  -Рита? - спросила она с улыбкой.
  -Настя, - ответила первая девушка с утвердительной интона-цией, но тут же поняла, что это прозвучало не так, как она хотела. Поэтому она вроде как добродушно засмеялась, от чего ей самой стало противновато, и сказала: - В смысле, я именно Рита, конечно, а ты вот Настя, да? Я это имела в виду.
  Настя тоже улыбнулась во весь рот, от чего Рите стало еще противнее, потому что она почувствовала, что ее собеседница не вполне врубилась в произошедшее, но она тут же подумала, что из-бавляться нужно от таких чувств.
  -Да, я Настя, - сказала Настя и, пару секунд помолчав, добави-ла: - Я помню тебя.
  "Не кстати она это сказала, - подумала Рита. - Искусственно как-то получилось".
  -Да, я тоже тебя помню, - пришлось ей ответить. - Это до-вольно естественно, мы виделись года три назад.
  -Четыре, - поправила Настя.
  "Вот блин, - снова подумала Рита, вставляя, наконец, домо-
  фонный ключ в скважину. - Интересно, стала ли бы я это уточнять,
  если бы была на ее месте?"
  -Заходи, - сказала Рита, войдя в дверь первой.
  2.
  -Я чуть не забыла, что ты должна прийти, - сказала Рита, когда они поднялись и вошли в квартиру. - То есть прямо-таки даже забы-ла. Извини. - Она потерла ладонью бровь. - Извини... Правда, не знаю даже, как так получилось. Просто вылетело из головы. Будешь чай?
  Настя кивнула.
  -Тебе даже повезло, что ты меня застала, - усмехнулась Рита. После этого она несколько украдкой, но внимательно посмотрела на свою троюродную сестру, чтобы посмотреть, как она отреагирует. Но Настя не проявила никаких признаков того, что Ритины слова за-тронули каким-то образом ее чувства или мысли. Она просто пере-стала механически улыбаться и продолжала осматривать достопри-мечательности кухни, в которой они только что очутились.
  "Что, воспитанная добропорядочная девочка? - подумала Ри-та, наливая воду в свой любимый красненький Кrups. - Или тебя правда не тронула моя наглость? Не может быть. Черт, да я испепе-лила бы человека своим глупым злобнющим взглядом, скажи мне какой-нибудь придурок такое. Договаривались встретиться, а мне говорят: "Тебе повезло, что ты меня застала". Ха! Вот наглость. Ну нет, Настя, это не может не пронять. Наверняка ты подумала: что-то мне эта Рита начинает не нравиться".
  - Ты давно приехала? - непринужденно спросила Рита, вклю-
  чая чайник.
  - Да, уже недели две, - живо ответила Настя. - Мы пока мебель
  перевозили, много времени прошло. Придурки грузчики обманули.
  Или напились, я не знаю - в общем, перепутали все на свете, кош-
  мар. А потом еще, ты знаешь, бумажки там, все такое.
  "Все такое, - усмехнулась про себя Рита, хотя сама иногда ис-пользовала это выражение. - Даже помню, где первый раз услышала эту дурацкую фразочку. А хорошо, что уже недели две".
  - Вы устроились? Помочь ничем не надо? - отдала она все же
  долг формальности.
  - Да нет, Рит, спасибо, все нормально. Мы обставились, оста-лось только купить несколько вещей. У нас хорошая квартирка, и там классно все получилось, вообще, классно, конечно, в Москве, лучше, чем в Твери...
  "Отдала долг формальности, - невольно подумала в это время Рита, слушая только в полуха. - Какой, к чертовой бабушке, долг? Формальность - вещь, которую я ненавижу болыпе всего на свете, и я ничего ей не должна. Какие, блин, тут вообще могут быть долги?"
  - ... и просторнее, комнат болыпе, но по Твери я, конечно, буду скучать, это точно. Ну, друзья все-таки, ты же понимаешь, и родной все-таки город, а здесь все чужое... Это же очень важно, да?
  - Да, - подтвердила Рита, вставая, чтобы налить чай.
  - Но квартира у нас хорошая, - помолчав, сказала Настя, снова оглядывая кухню.
  - Как брат? - спросила Рита, ставя перед ней чашку чая и конфеты.
  - Сережка? - ухмыльнулась Настя. - Да... придурок. Он же не хотел переезжать, устроил там истерику. Вот, типа, Настя по-ступила в институт, а я из-за нее должен ехать... Да я не пое-еду, ос-тавьте меня зде-есь... А его там не с кем оставлять-то. Ну привезли его, в общем, он теперь ходит нахмуренный. А вообще-то и ничего уже, по-моему, друзей нашел во дворе.
  - Понятно... - потянула Рита. - А родители как?
  "Должница", - язвительно стучало у нее в голове.
  - Да тоже ничего. Отец нашел же себе тут работу...
  - А кто он?.. - перебила, нахмурившись, Рита.
  - Инженер.
  - М-м-м.
  - Ну вот, а мама... Ну, тоже найдет. Вот... А мы пригласим вас скоро на новоселье. На следующей неделе даже, наверно, обязательно приходите, ладно?
  - Угу, - несколько обреченно промычала Рита.
  "Кроме нас там, правда, по-моему, никого и не будет, поэтому было бы забавно, если бы мы решили не прийти", - подумала она.
  - Кроме вас там, правда, никого особо и не будет, - за-смеяласъ Настя. - Может, толъко еще одна мамина знакомая. Поэтому смешно, конечно, что я говорю "Приходите обязательно".
  Рита улыбнулась. Первая разумная вещь.
  - Понятно, Настя, - помолчав, сказала она. - Я повожу тебя
  по городу и постараюсь помочь с учебой, да? Хотя я не думаю, что у
  тебя будут какие-то проблемы. У тебя ведь не было особых проблем
  с поступлением?
  - Нет, - смущенно улыбнулась Настя. - Но с учебой могут и быть. Язнаю, ты хорошо знаешь историю, и языки...
  - Ты же окончила школу с медалью, - оборвала ее Рита.
  - Да, - снова улыбнулась Настя. - Но это же школа, ты знаешь, это совсем другое дело... Я занималась с репетитором по исто-рии, чтобы поступить, но... я чувствую, что я все забываю. Я плохо знаю историю.
  - Книжки надо читать, Настя, а не с репетиторами зани-маться. Ну ладно, - усмехнулась, как бы для себя, Рита. - Я все по-нимаю, извини.
  - Да нет, я тоже надеюсь, что у меня не будет никаких проблем, - немного торопливо сказала Настя. - Просто если...
  - Я тебе помогу, - улыбнулась Рита. - Если будет нужно, я тебе помогу, конечно. Извини, что я так. Я не хотела ничего сказать.
  Настя улыбнулась.
  - Что действительно нужно сейчас, так это провести тебя по Москве, - сказала Рита, убирая пустые чашки. - Ты готова к путешествию?
  - Ну да... - снова улыбнулась Настя.
  - Отлично. Тогда мы пойдем по самому центру и... Или ты это уже знаешь? Скажи, где ты не была.
  - Да нет, я вообще-то не то чтобы знаю. Веди меня, где хочешь.
  - Хм. Хорошо. ... Но ты же знаешь свой пединститут, да?
  - Ну да, знаю там вокруг. Красную площадь еще знаю.
  - Отлично. Тогда... Тогда пошли, ты посмотришь квартиру, и
  мы пойдем гулять.
  3.
  Рита с Настей вышли на улицу. Было уже около десяти часов, солнце становилось жарким, а Рита была все в тех же джинсах и футболке, только рюкзак она оставила дома. У Насти, одетой в ко-роткую юбку и босоножки, созрел резонный вопрос:
  - Тебе не жарко?
  Рита усмехнулась.
  - Жарковато, но я люблю штаны. Мне некомфортно без них.
  - Надо же, интересно, - удивилась Настя. - А я юбки люблю.
  - М-м-м... - потянула Рита. - Отлично. Видишь это здание?
  Невдалеке виднелось здание, которым она любовалась час назад. - Как ты думаешь, что это?
  - Не знаю.
  Рита снова слегка усмехнулась.
  - И я не знаю. Надо где-нибудь узнать. Уже много лет со-бираюсь. - Она немного помолчала. - Я вряд ли буду хорошим ги-дом тебе, на самом деле. Я многого не знаю. Здесь надо много изу-чать. Но я дам тебе обзорный курс... Сейчас мы выйдем на Повар-скую улицу. Вон видишь купола на горизонте? Что бы это было, ты думаешь?
   - Не знаю, - улыбнулась Настя.
  - Храм Христа Спасителя собственной персоной. Только у него, запомни, такие здоровенные купола. Своеобразные, в общем-то.
  - А, я знаю! Это его москвичи не любят. Да? Я слышала.
   - Не любят? - подняла брови Рита. - Не знаю, что они там не любят. Может быть. Ну я... - Она улыбнулась. - Я бы не сказала, что я его очень люблю. А впрочем, он мне довольно безразличен, нельзя сказать, что я его не люблю. Он не вызывает у меня восторга, но он нормальный. Вполне.
  - Там был бассейн.
  - Угу...
  Некоторое время они шли молча.
   - Ну, расскажи о себе, - сказала вдруг Рита. - Чем ты увлекаешься, какие у тебя виды на будущее... Ты же сознательно выбирала какой-то институт. Что тебе интересно?
   - Я?.. - немного испуганно переспросила Настя, не ожидавшая вдруг такого наплыва разных, как ей показалось, вопросов. - На что сначала отвечать? - засмеялась она.
   - На что хочешь, - ответила Рита, слегка отвернувшись.
  - Ну... - Настя снова немного смущенно засмеялась. - В пединститут я пошла, потому что мне хотелось быть учителем.
  - Хотелось? - повернулась к ней Рита. - Почему "хотелось"?
  - Нет, ну хочется, то есть, - поправилась Настя.
  - То есть ты хочешь работать в школе?
  - Ну, я не знаю точно, где, но да, наверное.
  - М-м-м.
  - Вот... А увлекаюсь я... Да ничем, в общем-то, так уж особенно. В последний год у меня не было времени, я готовилась к экзаменам, а раныпе... Да у меня всегда было мало времени, я же шла на медаль...
  - А зачем ты шла на медаль?
  - Как зачем? - не поняла Настя.
  - Зачем тебе нужна была медаль? Она что, помогла тебе с поступлением?
  - Конечно.
  - Я сомневаюсь. Говорят, в некоторых местах медалистам дают более сложные задания. Кроме того, ты бы и так поступила. И неужели не разумней было учить то, что тебе нужно и интересно, чем учить все подряд, только чтобы была медаль?
  - Да нет, ну... Это не так уж было сложно... Приятно, когда медаль же, и родители хотели...
  - М-м-м... Приятно, и родители хотели... - Рита усмехнулась. - Гримасы нэпа... Понятно.
  - Что?
   - Да не, ничё. Но что ты все-таки делаешь в
   свободное время? - быстро сказала Рита.
   . - Да, ты знаешь, ничего определенного. У меня нет
  хобби,если ты про это спрашиваешь.
  "Хобби", - усмехнулась про себя Рита. Она даже забыла про такое слово.
  - ...а так... ездим с подругами купаться - у нас пруды там - когда жарко... Ну, телевизор смотрю иногда, книжки читаю... Труд-но сказать так, ничего определенного... А ты чем увлекаешься?
  - Я? - Рита, улыбнувшись, смотрела на крыши зданий. -Чем только не. Книжки читаю. Это лучшее развлечение, Настя, ко-торое только можно придумать. В кино хожу. Настя... Наст. Нэсти... Как тебя называть, Настя, чтобы было уменыпительно?
  - Настя - это и есть уменыпительно.
  - Да нет. Это не то. Нэсти - можно я буду называть тебя Нэсти? На псевдоанглийский лад такой. Вот так вот прямо: Nasty. -
  Рита произнесла это с хорошим англо-американским выговором. Ей это явно понравилось.
  - Ну называй, - пожала плечами Настя.
  - Хорошо, - улыбнулась Рита.
  - Я еще в детстве коллекционировала марки, - вернулась к разговору Настя. - У меня довольно много было разных. Но в какой-то момент я перестала.
  - В детстве все что-то коллекционируют, - рассматривая здания, сказала Рита. - Неизлечимая детская болезнь. В общем-то, это хорошо.
  - Да нет, я довольно серьезно к этому относилась, - сказала Настя так, как будто ей противоречили. - Я хотела собрать огромную коллекцию, больше, чем у моего дяди, и хватала все марки, которые могла, но мне не особенно-то давали на них денег. Но все-таки я собрала много. Потом я как-то подумала: "Зачем мне это нужно?", и бросила. - Настя вдруг засмеялась. - Ты меня прямо задела даже как-то тем, что у меня, оказывается, нет никакого хобби. Надо возобновить коллекцию.
  Рита усмехнулась и приподняла брови. "Я задела?" - хотела она спросить, но, подумав, промолчала.
  - А ты пишешь дневник? - спросила вдруг Настя. Рита, снова разглядывавшая здания, резко повернула к ней голову.
  - Ты что, считаешь, что это "хобби"?
  - Ну да, наверно, а что?.. У меня была знакомая, которая обожала вести дневники и постоянно кичилась этим. Писала их все время так, чтобы все видели. Я тоже пыталась вести. Так ты ведешь?
  - Нет, - сказала Рита, снова отвернувшись. - А впрочем, да, веду, конечно. Конечно, веду, только это не хобби, Нэсти.
  - А что это?
  - Это не хобби... - повторила Рита. - Мне даже в голову не приходило рассматривать это как хобби. Забавная ты, Нэсти.
  - А что ты там пишешь? - поинтересовапась Настя.
  - Ну уж наверно не какую кашу я ела сегодня с утра, -спокойно усмехнулась Рита. - А что ты думаешь там можно писать?
  - Да я не знаю...
  - Ну вот приди сейчас домой и напиши свои впечатления от меня. Разругай меня к чертовой бабушке, скажи, что я оказалась отвратительной высокомерной снобкой...
  - Ну зачем так... - не очень настойчиво сказала Настя, слегка улыбнувшись.
  - Затем, что это расслабляет. Снимает напряжение. Не портя ни с кем отношений, ты приводишь себя в порядок. Не напря-
  гая почти никаких мышц и нервов. Если ты очень раздражена чем-то, ты можешь плюс к этому избить подушку на своем диване... если она не очень старая, потому что пыль из нее может раздражить еще больше. Так что это очень важная вещь. Совсем не хобби. Я же на-деюсь, ты не предпочитаешь успокаиваться, наорав на кого-то?
  - Ну, когда как, - улыбнулась Настя. - Так ты что, сейчас придешь и разругаешь меня?
   Рита снова задумчиво подняла брови.
  - Да нет, я же не говорю, что это надо делать всегда со всеми подряд. Я в целом имею в виду, под настроение. Когда хорошее настроение, получаются очень светлые записи. Ты можешь прийти и сказать, что Рита оказалась идеалом человеческого индивида, ты связываешь с ней надежды на бурное возрождение нации и процветание всего населения земного шара. Другое дело, что не твое настроение влияет на то, что ты пишешь и то, как ты воспринима-ешь происходящие события, а то, что с тобой произошло, влияет на твое настроение и, соответственно, определяет то, что у тебя напи-шется... А впрочем, это сильно взаимосвязано... Сначала то, что с тобой произошло, влияет на твое настроение, а потом твое настрое-ние влияет на то, что с тобой происходит и на то, как ты восприни-маешь те или иные нейтральные события... Черт, это же основной вопрос философии. Черт... Ну ладно, извини. Извини; короче, ты сейчас придешь, и можешь написать то, что ты действительно поду-мала обо мне. Дело только в том, что если на тебя сейчас по дороге домой наорет ни с того ни с сего какая-нибудь пьянь, краски, неза-висимо от того, как я себя вела, будут мрачнее. А если этот алкаш тихо подойдет к тебе со светлой улыбкой, даст тебе тридцать рублей и скажет: "Дочка, помоги мне, возьми эти деньги, а то я не удержусь и снова куплю бутылку", краски станут... светлее; хотя, конечно, та-кую ситуацию тоже можно воспринять по-разному; кому-то она мо-жет быть неприятна; ну хорошо, возьмем более нейтральный пример - твой брат зайдет к тебе в комнату, сядет рядом и скажет: "Извини, Настюх, я был жутко упрямый. Мне нравится в Москве, тут, конеч-но, лучше, чем в Твери. Извини, я был полный осел..."
  Настя прыснула от смеха.
  - Ситуация абсолютно нереальная, я понимаю, но это не важно. Я рисую схему. Вот, тогда бы я оказалась в тексте поположи-тельней. Понимаешь? К чему это я вообще?
   - К тому, как надо писать дневник.
  - Как надо писать дневник? - Рита усмехнулась. - По-моему, я об этом ни слова не сказала. Ну ладно. Мы вышли на Буль-варное кольцо, кстати, ты поняла? Сейчас выйдем на Гоголевский бульвар и будем идти дальше, пока ты не устанешь...
  
  4.
  Из дневника Риты:
  "...столько же мусора, сколько было бы в любом другом месте,
  за исключшием, может быть, некоторых...
  А дома надо знать. Надо купить книжек и изучать центр Мо-сквы - ПОДОМНО. Встают тут, правда, два привычных конфлик-тующих вопроса: "Зачш мне это нужно?" и "Какого хрена тебе во-обще тогда нужно, если тебе не нужно это?" Они вызывают легкий оттенок раздражения своей неразрешимостью и навязчивостью; - это как два человека ссорятся, и чувствуешь, что каждый по-своему прав, и не знаешь, на чью сторону встать. А к компромиссу приходить каждый раз все сложнее, и лучший исход всего этого - убирание... вернее, удаление обоих борющихся с ринга. Какая аллегория с аллитерацией получились мрачные. Ха, терпеть же не могу таких поэтизирований. Что это я. Тоже мне, Пушкинд.
  Так вот, дома надо знать. Это нужно тебе точно так же, как все остальное, чем ты занимаешься ("Если тебе не нужно это, то какого хрена тебе вообще тогда нужно" - придержимся этой стороны). Конкретная же цель этого - такая же, как и во всяком знании на первых порах - чувство уверенности. Так что тема закрыта.
  Кстати сказать, не помешает это и в экскурсиях по городу с племянницами - то естъ, не с племянницами, а с троюродными сест-рами. Я встрегилась с Настей. Как впечатления? Ну как впечатления... Нашла примерно в том же виде, что и три года назад ("Четыре!" - поправила она меня), с некоторыми объективно-закономерными изменениями. Тест на противодгйствие наглости прошла спокойно, с тем результатом, что либо она непробиваемо невозмутима, либо больше себе на уме, чем кажется на первый взгляд. Первое преположение принимается чисто сенсорно - почему-то не кажется так, трудно объяснить, почему. Может быть, дело в мимике - хотя вполне возможно, что я вообще ошибаюсь. А второе не хочется принимать, потому что оно противоречит моим немногочисленным детским воспоминаниям, и вместе с сенсорным уровнем оно означает, что в Nasty-girl (буду ее тетгрь так называть - по-моему, она фигово знаег английский и даже не поняла шутки) надо разбираться дальше. Впрочем, ладно, это даже хорошо, интересно, будем разбираться.
  Еще она заявила, что считает ведение дневника "хобби". Смешнейший человек. Ха. Хобби. Тут я начала плести ей какую-то фигню, посоветовала написать что-нибудь про меня. Забавно, если она вдруг напишет. Интересно было бы почитать...
  Ну вот; было еще два вопроса, которые мне надо было рас-смотреть..."
  Из дневника Насти:
  "Смешно, Рита посоветовала мне прийти домой и написать впечатления от нее, и я действительно решила написать. Даже тет-радку новую выделила. Хотя наверное уж не истрачу ее всю на впе-чатления от Риты. Ну ладно, я просто еще раз попробую повести дневник, хотя в прошлый раз у меня это не получилось. Я просто не знала, что писать. Но теперь у меня впечатлений будет больше, по-этому можно снова попробовать. Просто у меня нет хобби. Это я се-годня поняла. И это плохо. Должно быть хоть какое-то хобби, иначе жить скучно. Это как когда нет интересов в жизни. И жизнь стано-вится очень бедной.
  Надо коллекционировать далыпе марки, ведь у меня неплохая коллекция. Ну то есть плохая вообще-то на самом деле, но это ниче-го, можно сделать хорошую. Хорошая идея.
  А впечатления от Риты - я же из-за этого и начала писать... Она сама назвала себя высокомерной снобкой, или что-то типа это-го, и, на самом деле, что-то такое есть. Такая даже наглая, сказала в начале, что она про меня забыла, что мне повезло, что я ее застала -я сделала вид, что не услышала. Но она неплохая девчонка, все рав-но, прикольная. И умная - будет мне, на самом деле, помогать с ин-ститутом. Но такая, конечно, себе да уме. Не поймешь, что думает. Что-то пристала ко мне: зачем я шла на медаль? Ничего себе. Стран-ная тоже немножко.
  Повела меня по Москве - ужас, всю Москву пешком обошли, теперь ноги болят. Правда, почти ничего не рассказала. Решила на-зывать меня Нэсти.
  Квартирка у них неплохая. Комната у Риты необычная, я бы так ни за что все не расставила. Она говорит, что ей так удобно. Там синий диван, два кресла, причем одно из них - под настоящей паль-мой, в углу, классно, конечно. Неболыной шкаф для одежды, на по-лу - ковровое покрытие. Зеркало во весь рост. А в углу у окна - три больших книжных шкафа, забитых книгами и кассетами на ино-странном языке, и перед окном рядом с ними - здоровенный пись-менный стол, весь чем-то заваленный. На нем стоит музыкальный центр, и в разных углах комнаты колонки. А слушает она чуть ли не классическую музыку, во всяком случае дисков много таких. Напро-тив дивана телевизор с видиком. Но что само главное - по всем сте-нам развешаны чьи-то фотографии и портреты, причем портретов даже больше. Я бы подумала, что это какие-нибудь актеры, но она
  сказала, что это в основном писатели, музыканты и ученые, а еще кадры из фильмов. Я сказала, что я бы лучше повесила в рамочку себя, а она сказала, что у нее вон там стоит зеркало, оно чего-то там лучше отражает изменчивость.
  А потом она довела меня до какой-то станции метро, чтобы я поехала домой. Кошмар, как она столько ходит? И сказала мне не зевать на перекрестках, хотя там никаких перекрестков не было, так что я даже не поняла, что она имела в виду".
  5.
  Рита, как всегда, встала около шести. За полчаса сделав то, что цивилизованные и голодные люди вынуждены делать с утра, она вернулась в свою комнату, облокотилась на подоконник, и, разгля-дывая улицу, стала решать, что ей делать дальше.
  В последнее время на нее навалилось странное нежелание чем-либо заниматься, от которого она не могла отделаться уже несколько недель и которое нагоняло на нее неприятное чувство тревожности и страха. Она знала за собой склонность к таким периодам депрессии и в течение многих лет пыталась использовать самые разные спосо-бы борьбы, какие только были ей более или менее доступны. Но ка-ждый раз она с раздражением выясняла, что практически не может ни на что повлиять. Так она пришла к незамысловатому выводу о том, что либо повлиять на это в принципе невозможно, либо ей это хронически не удается, вследствие чего уже можно считать себя не-удачником. Не то чтобы она была очень склонна считать себя не-удачницей, но ей это было унизительно и неприятно. Поэтому она старалась как можно меньше обращать внимание на свое состояние, хотя это было, как она сама понимала, практически невозможно -самые черные и нежелательные мысли лезли в голову без предупре-ждения и абсолютно помимо ее воли.
  Поэтому она стояла в своей комнате, облокотившись на подо-конник перед раскрытым окном, и насильно думала: "Как хорошо с утра. Как хорошо утром. Какие же придурки люди, которые встают в двенадцать часов. Ха, этот, правда, тоже придурок. - Она прищури-лась на заспанного парня лет двенадцати, который тащил за поводок большую собаку, но не мог сдвинуть ее с места. Рите вспомнилась другая картинка, которую она видела на днях: очень толстая девочка примерно такого же возраста, может, чуть постарше, вела на повод-ке малюсенькую собачонку типа пекинеса, причем обращалась с ней так, как обращаются с игрушечными машинками на веревочке - как только собачка отклонялась от курса, она дергала ее за поводок так, что та мгновенно отлетала в другую сторону, и оттуда, качаясь, уже снова выходила на правильный путь. Рита улыбнулась и снова по-
  смотрела на заспанного парня. - Собачник. А хорошо иметь собаку. Хлопотно немного, но хорошо. Такую болыпую, лохматую... белую. Что -мне - делать. - Рита посмотрела на часы. - Надо сходить в кино. Надо сходить в кино..."
  Рита взяла со стола киножурнал, привычным жестом просмотрела все уже давно прочитанные кинорецензии и пошла в холл обзванивать кинотеатры. Ранним утром можно с первого раза дозвониться на автоответчик практически в любой кинотеатр, даже в "Пушкинский".
  Выбрав в результате этой работы несколько вариантов, Рита снова посмотрела на часы. И вдруг ей пришла в голову неожиданная идея.
  "Надо сходить в кино с племянницей - то есть, троюродной сестрой. Я же обязана выполнить свои семейные обязанности с большой честью и великим усердием. Я ведь действительно обязана - я не вполне уверена, что знаю, зачем, но я обязана, это точно, как же иначе. Впрочем, это может быть интересно. И мне отвратительно не хочется идти сегодня куда-то одной или с каким-нибудь привычным субъектом в виде Андрея. Не то что мне скучно, но просто не хочется. Плохой признак, конечно. Ну черт с ним."
  Рита уже взялась за телефонную трубку, но вдруг вспомнила, что сейчас без десяти семь утра.
  "Ах, чертовы придурки, - подумала она, убирая руку. - Ведь нельзя будить людей".
  Рита закрыла киножурнал, в котором были номера телефонов кинотеатров, и встала из кресла.
  "Ну и ладно. Я буду читать книгу. А вы - спите... о пленники царства тьмы".
  Рита усмехнулась и поплелась в свою комнату. Там она после долгих раздумий достала с полки недочитанный томик никому не известных произведений Селинджера, уселась в кресло под пальмой и задрала ноги на недалеко стоящий стол.
  "Невоспитанная американка!.. Черт, что-то меня опять понесло на театральности. И вообще... что за глупости ты говоришь? Оправдываешь истоки своей былой любви, а потом нелюбви к американцам? Это глупо, Ритти, это невыносимо глупо, как ты можешь до сих пор не понять этого. - Рита усмехнулась. - Американцы - нормальная нация, довольно своеобразная, и такая экспрессия в выражении своего отношения к ним только ставит в смешное положение говорящего. Конечно - если человек говорит, что он не любит американцев, он тем самым выражает свое неравнодушие именно к ним и подчеркивает их особое положение; ведь вряд ли он бы стал гово-рить: я не люблю, там, непальцев. Поэтому вполне нормально отно-
  ситься к американцам с некоторым вежливым безразличием, пере-нимая при этом определенные черты, которые следовало бы пере-нять, и учась некоторым вещам, которым следовало бы поучиться. Конечно, глупо отрицать, что страна лучше развита, чем Россия, - а между тем гордость ни в коем случае не позволяет допустить, что мы находимся на более низкой ступеньке - а мы и не находимся, ха. В экономике - конечно, но по многим параметрам мы не находимся, и в целом, я думаю, мы не находимся. Хотя надо попробовать это просчитать. Америка - страна единиц великих гениев и кучи удиви-тельных идиотов подражания. Гении - Франклин Рузвельт, Лин-кольн, несколько по-настоящему великих, внесших действительно огромный вклад в человечество писателей и кинорежиссеров, куча идиотов - люди, строящие свою жизнь по шаблону, придуманному этими великими, и еще подростки, угоняющие маленькие учебные самолетики и с треском врезающиеся, сидя в них, в первые попавшиеся здания после терактов одиннадцатого сентября... А впрочем, ты попа-ла сейчас, Ритти, в ту же ловушку, которую так настойчиво стара-лась убрать со своего пути. Подростки с самолетами не показатель, тем более что случай чуть ли не единичный. Примеров такого под-ражательства можно найти кучу в любой стране. В конце концов, любое общество - общество идиотов подражания. В Германии и по всей Европе юноши пачками кончали жизнь самоубийством после прочтения книжки Гете про Вертера (правильно, впрочем, делали). Наверняка без проблем можно вспомнитъ такого типа явления и в России... Постоянно сжигали себя раскольники... Ну правда, это не-множко не то. Это уже относится к сумасшествиям религии. А хотя - религия это как раз то и есть. Куча идиотов подражания. Кому, спросишь ты меня, Ритти? Кому - истинным христианам и друг дру-гу. А истинные христиане, хочу я тебе сказать, ничуть не лучше -гораздо хуже американцев, которые всю свою глупую жизнь стре-мятся к вполне разумной американской мечте. А каких ужасающих идиотов подражания сделала из нас советская власть во главе с ве-ликолепным Хер-ром Сталиным, даже страшно подумать. Так что ты повержена, милая Ритти, лежи с поднятыми на стол ногами - это очень полезно (не с утра, может быть, но все равно), не дураки аме-риканцы, свою выгоду знают. И не разглагольствуй. Читай Селинд-жера - одного из тех талантов, которыми американцы вправе гор-диться".
  Рита открыла книжку на том месте, где было заложено, и, по-няв, что она ничего не помнит, стала листать назад, пытаясь воспро-извести события.
  
  6.
  Когда, посмотрев в очередной раз на часы, Рита увидела, что уже половина одиннадцатого, она снова пошла к телефону.
  "Нет, конечно, это некрасиво, будить людей, - думала по доро-ге она. - Я бы сама рассердилась, если бы меня кто-то стал будить не по делу. Но в конце концов, так долго спать вредно для здоровья, и кроме того, они не будут отвечать, если они действительно спят".
  Но страдания Риты оказались необоснованными. Они не спа-ли, а Настя была очень даже готова сходить в кино. Поэтому они до-говорились - через два часа на "Китай-городе".
  - Нам придется пройти пешком, - объявила Рита, когда они вместе вышли из метро.
  - О-ой, не-ет, только не пешком... А далеко?
  - Нет, минут пятнадцать. Может, чуть поболыпе, зависит от твоей скорости. А что, я так испугала тебя в прошлый раз?
  - Да, - нахмуренно улыбнулась Настя, но пошла с Ритой. -Ты невозможно много ходишь. Это невозможно.
  - Конечно, невозможно, - иронически улыбнулась Рита и покосилась на Настины ноги в узких туфлях на каблуках. - Очень удобно, наверно, ногам.
  - Что? - не поняла Настя.
  - Обувь, говорю, отличная, - усмехнулась Рита. - Очень удобно на каблуках. Как раз ходить по городу от метро: до киноте-атра, до дома. И в метро стоять тоже приятно.
  - А... - улыбнулась Настя. - Ну да.
  - Что - ну да? - снова усмехнулась Рита. - Зачем ты их надела?
  - А что? - снова не поняла Настя.
  - Тебе удобно в них?
  - Да н-нет... Ну ничего, нормально...
  - Что-то ты как-то неуверенно, - улыбнулась Рита. - А тут уж либо нет, либо ничего, нормально. Скорее нет, правда ведь? Так зачем ты их надела?
  - Ну как зачем? Красиво.
  - Красиво?
  - Да.
  - А зачем тебе, чтобы было красиво?
  - Ну... Рит, ты спрашиваешь такие вещи... Приятно, когда красиво.
  - Приятно? Тебе приятно быть не в состоянии пройти пятна-
  дцать минут шагом?
  - Да нет, господи, Рит... Красиво же, говорю тебе!
  
  - А зачем тебе, чтобы было красиво, если это ограничивает твою свободу? Тебе не кажется, что это уже в таком случае не может быть красиво?
  - Да не так уж и ограничивает... Ну что зачем, ну блин, ну мальчикам нравиться...
  - Нравиться мальчикам? - Рита широко улыбнулась. - Ты не можешь найти другого способа нравиться мальчикам, кроме ношения неудобных туфель? - Рита снова усмехнулась и замолчала. -Ну ладно, - сказала она секунд через десять. - Мы идем на фильм известного французского режиссера Жан-Пьера Жене. Он интересен тем, что имеет свой абсолютно неповторимый узнаваемый стиль, и каждый его фильм обещает доставить определенную долю эстетиче-ского удовольствия. Долгое время он работал в сотрудничестве с Марком Каро... - а, впрочем, черт с ними. Ты "Деликатесы" смотре-ла?
  - Нет.
  - А "Город потерянных детей"?
  - Нет.
  - Ну и ладно. Этого я тоже не смотрела. Главное, что ты
  посмотришь сейчас, правда ведь?
  - Заходи, - сказала Рита минут через десять, открывая двери кинотеатра перед Настей, когда они, наконец, дошли. - Добро пожаловать в мир кино и иллюзий.
  7.
  На протяжении всего фильма они практически не проронили ни одного слова, только изредка Рита давала какие-то отрывочные комментарии. Настя лишилась удовольствия поесть, соря на пол, попкорн, потому что Рита заявила, что умные люди попкорн в кино не едят - это дурной вкус, и она решила послушаться этого совета.
  - Ну как фильм? - спросила Рита на выходе из кинотеатра.
  - Хорошо. Только мне парень этот не понравился, чер-ненький. А так вообще классно.
  - М-м-м... - Рита прищурилась на солнце и огляделась по сторонам. - Матьё Кассовиц-то тебе не понравился? Понятно... Классный режиссер. Я же говорила.
  - А тебе понравился?
  - Фильм? Да, у него очень необычная манера снимать фильмы. Мне нравится. По-моему, отлично. Это вселяет в меня веру в дальнейший торжественный подъем искусства кино, то есть кино как искусства. Последние несколько фильмов, которые я видела, полностью запоролись на этом пути. Это нагоняет на меня жуткую
  депрессию... - Рита усмехнулась. - Смешно, конечно, мне, в общем-то, просто не повезло. И все-таки это были фильмы, на которые я возлагала надежды. Что делать, Нэсти? Кино - это великая вещь. Это очень важное искусство, как говорил вождь. И русское кино должно возрождаться. Это болыпая проблема. - Рита посмотрела на Настю, но поняла, что она слушает не очень внимательно. - Пойдем погуляем, - сказала она тогда, улыбнувшись.
  - А я люблю фильмы ужасов, - сказала вдруг Настя.
  - Фильмы ужасов? - нахмурилась Рита. - А я терпеть не могу. Никогда не понимала людей, которые любят фильмы ужасов. По-моему, законченные мазохисты.
  Они помолчали.
  - Так пойдем погуляем?
  - Пешком? - с опаской спросила Настя.
  - На самокате. Да тут недалеко, - улыбнулась Рита. - Пойдем посидим где-нибудь на скамейке в парке или у речки.
  - Точно недалеко?
  - Да.
  - Ну вот, видишь, как хорошо, - сказала Рита, когда они нашли подходящее место у реки. - Почти что отдых на природе. Я бы даже села на землю, но ты же скажешь, что ты испачкаешься.
  - Конечно испачкаюсь. На чем мне сидеть?
   - На сумке. - Рита с улыбкой кивнула на Настину малень-
  кую сумочку. - Ну ладно, я пошутила. Садись.
  Они сели на скамейку. Рита вытянула ноги и с шумом вдохну-ла летний московский воздух с легким привкусом от близости воды.
  - Ну вот, Нэсти, - начала она. - Мне кажется, мы не выяснили одной важной вещи. То есть мы кучу, конечно, важных вещей еще не выяснили, все для нас покрыто... мраком... - Рита усмехну-лась. - Но одну из важных вещей, которая примыкает к самой главной, единственной наиважнейшей вещи, мы начали выяснять и не закончили.
  - Ты о чем? - явно не понимая, спросила Настя.
  - Я в настоящий момент о каблуках, но давай начнем с самой сути. - Рита посмотрела на Настю. - Тебе не кажется твоя жизнь глупой?
  - Глупой? Моя жизнь? Почему это? - Настя от неожиданности абсолютно не нашлась, что сказать. - А твоя жизнь что, не глупая?
  - Да нет. - Рита усмехнулась. - Я не о том; про мою жизнь мы тоже еще можем поговорить. А я сейчас про твою спрашиваю: тебе не кажется она глупой?
  
  - Да нет... А почему она должна казаться глупой? - не-много агрессивно защищалась Настя.
  - А потому, что как тебя послушать, так получается, что вся твоя забота на этом свете сводится к ношению неудобной обуви для того, чтобы нравиться мальчикам. Тебе не кажется это абсурд-ным?
  - Ну почему вся забота... - немного обиженно стала оп-равдываться Настя. - Я хочу получить хорошее образование, посту-пить на работу...
  - Чтобы нравиться мальчикам?
  - Почему мальчикам? Для себя...
  Рита отвернулась и стала смотреть на воду.
  - Что даст тебе образование с работой? Ты будешь искать мальчика чуть более высокого качества, чем сейчас, чтобы создать с ним самую стабильную ячейку общества?
  - Создать что?..
  Рита усмехнулась.
  - Семью. Ты к этому стремишься?
   - Ну... А почему бы и нет?.. Что ты имеешь против семьи?
  - Да нет, я против семьи ничего не имею. Я просто инте-ресуюсь, полностью ли тебя устраивает такая перспектива. Она не кажется тебе скучной? Глупой... Однообразной?
  - Да ну нет... Скучновато, конечно, но... А чего же ты хо-чешь? Чтобы я стала поп-звездой?
  - Да нет, я ничего не хочу, я просто спрашиваю,-улыбну-лась Рита. - Ну вот ты выбрала пединститут. Как ты относишься к профессии педагога? Ты считаешь это творчеством, вкладом в раз-витие государства и человечества, да? - Рита снова невольно усмех-нулась, но быстро продолжала: - Такая "политика малых дел", да? Прочувствовав всю важность своего занятия, ты можешь с полным сознанием ощутить свой вес в обществе - огромный, хотя с первого взгляда не очень заметный. Так?
   - Ну ты это чересчур, конечно... Нет, ну мне кажется, это довольно интересно должно быть, работать с детьми. Сложно, ко-нечно... Но они такие смешные. Ну и я вношу ведь какой-то вклад, на самом деле.
  - Это очень альтруистичная работа, - продолжала Рита , задумчиво глядя на траву. - Ты отдаешь всю свою жизнь тому, что-бы кто-то другой был умен и образован. Причем тут нужен огром-ный талант, это огромнейший труд, у очень немногих это по-настоящему получается. И это очень ответственная работа. Да, это огромная ответственность - если у человека это не получается, а он болыие ничем не может заниматься, то вместо пользы он приносит
   вред, жуткий вред. Он погребает время маленьких детей. И его вес в обществе приобретает знак "минус" - как у преступников, которые отнимают у людей что-то. Если он отнимает не деньги, не здоровье, не жизнь, то - время; тоже жизнь, собственно, только по кусочкам. И его значение в этой жизни оказывается абсолютно другим, чем он его себе представлял - если он как-то его себе представлял, конечно. Так что тебе надо от жизни? Если вдруг у тебя не получится - зачем ты тогда живешь вообще?
  Настя была немного ошарашена. Секунд десять она молчала.
  - Что ты глупые вопросы задаешь? - сказала она наконец, нахмурившись, и замолчала снова.
  Еще некоторое время они сидели на скамейке молча: Рита -неподвижно глядя на воду, Настя - задумчиво колупаясь в ногтях.
  - Ладно, извини, - вдруг сказала Рита и встала. - Не слу-шай меня, хорошо? - Она улыбнулась. - Мне сейчас надо в магазин за книжками - тут пешком, не очень далеко, ты не против того, что-бы поехать домой одной? Я буду долго копаться, тебе будет скучно. Правда, забудь все, что я тебе сказала, ладно?
  Настя тоже улыбнулась, немного нерешительно, и тоже вста-ла.
  - Ладно, постараюсь, - попыталась пошутить она. -Странная ты, Рит.
  - Я знаю, не обращай внимания. Ты дойдешь до метро? Прямо - прямо и налево. Ты запомнила?
  - Запомнила.
  - Ну пока, Nasty-girl. Увидимся.
  - Пока. - Настя посмотрела ей вслед, тряхнула головой и пошла к метро.
  8.
  Из дневника Насти:
  "Я ходила сегодня с Ритой в кино и, пожалуй, мне снова надо записывать впечатления от нее - от нее болыпе, чем от кино.
  Кино - неплохое, милое, про какую-то мечтательную девушку, а вот Рита повела меня на берег речки и стала говорить со мной про мою будущую профессию и вообще - ну, как бы о смысле жизни, что ли. Такая странная - сказала, что это вроде как глупо носить вы-сокие каблуки, потому что тогда все сводится к тому, чтобы нра-виться мальчикам. Я не знаю, но все-таки, мне кажется, это тоже не совсем так, потому что приятно же ходить на высоких каблуках -иногда неудобно, но зато какое-то воодушевление появляется, и чувствуешь себя выше... Она, может, не пробовала никогда, или ей это просто не идет, и она ополчилась... Ну не знаю, конечно.
  А про мою будущую профессию она что-то много говорила, сказала, что только у очень немногих это по-настоящему получает-ся. Так что я даже испугалась: а вдруг правда ничего не получится? Я не знаю, может, она меня обидеть, конечно, хотела, кто ее знает, но я правда не уверена полностью. Это же очень тяжелая работа, на самом деле.
  Она спросила, чем я тогда буду заниматься и чего я хочу. А это так сложно - я, честно говоря, как-то не задумывалась особенно раньше над тем, что у меня может не получиться. Это трудно, но, в конце концов, что тут может так уж не получиться, у всех же прак-тически получается. А учителей в школах не хватает - да нет, все равно, наверное, я буду полезной, зря она так... Лучше ведь хоть ка-кой-то учитель, чем никакого, а она говорит, что плохой учитель это очень плохо. Ну то есть... Это плохо, конечно... Но не очень плохо. Главное, чтобы он не очень кричал на детей, нормально относился к ним... Хотя это и сложно, наверно".
  Из дневника Риты:
  "Чертовы книгоиздатели, ха, так и знала, что надуют меня. Надувательство - их главная профессия, как и главная профессия всех в этом мире. Ха. Ха-ха. - Да нет, мне совсем не весело. Мало того, что они заламывают книге цену, в сорок с половиной раз пре-вышающую ее себестоимость, так они еще и нагло, пренагло наду-вают читателя, присобачивая эти глупые рекламные аннотации впе-реди или сзади книги... Я понимаю, это реклама, и глупо винить других в том, что ты попалась на рекламу, но все-таки девиз рекламы - говорить только правду, а здесь... Да, в общем-то, все соблюдено -не сказана вся правда; нечего просто уши развешивать.
  Собственно, реклама-то оказалась хорошая, на совсем пошлую и бездарную рекламу я все-таки не клюю. Скажем это, видимо, к чести автора - ведь это сам автор, наверное, пишет эти аннотации, если он только современник выхода своей книги, конечно. Книгу он написал дурацкую - достаточно было почитать ее кусками в метро, чтобы понять, - но он так умасливает этими вступительными словами, что бесхарактерный покупатель раскошеливается. И все потому, что реклама не пошлая. Пример пошлой рекламы в книгах - это пестрая обложка и захлебывающиеся от радости надписи на ней с вос-клицательными знаками - это в основном во всякой учебной лит-ре. Пошлая реклама в кино - это американская привычка писать на ви-деокассетах цитаты из каких-то суперумных и уважаемых кинокри-тиков, работающих в престижных газетах и журналах. Цитата ино-гда из двух слов или междометий, типа: "Прекрасно! Великолеп-но!", и стоит подпись, которая должна внушить мне, что по-другому
  и сказать было нельзя: "Нью-Йорк Таймс". Еще какой-то был при-мер пошлой рекламы...
  Ну ладно. К чему это я вообще все? А, книжка. Книжка... Ну хрен с ней, с книжкой.
  Сходила сегодня на милого Жан-Пьера - гораздо более важ-ное, кстати, событие, чем какая-то книжка. Отличный фильм, но что-то мне неохота сейчас о нем долго писать.
  Еще одну глупость я сегодня сделала, кстати. Не знаю даже, с чего бы это я... Но я начала говорить со своей племянницей-то-есть-троюродной-сестрой-Nasty про с. ж. И совсем это было, кстати, не кстати. Хотя я вполне планомерно, методично, как сказали бы знаю-щие современный молодежный язык люди, довела ее до речки (не до ручки) и начала этот разговор, я - честное слово - не совсем знаю, какой именно черт меня на это дернул. Дело в том, что ей не пойдет это на пользу. Таким, как она, это на пользу не идет. Единственная выгода от таких разговоров - это разгрузка моей собственной жал-кой душонки, которая не умеет жить широко и непосредственно и постоянно ищет каких-то компромиссов с жизнью. Стремится соз-дать, понимаешь, картель на взаимовыгодных условиях. И подпи-сать кучу бумаг, последний пункт в которых гласит, что в случае не-соблюдения вышеперечисленных договоренностей возможен одно-сторонний выход из предприятия. Но и задача разгрузки жалкой ду-шонки, собственно, тоже летит ко всем чертям - разгрузка возможна только тогда, когда лишний груз можно куда-нибудь переложить: для этого нужен очень понимающий человек, еще и самоотвержен-ный, потому как кому охота брать чужой груз, ха. А когда груз брать отказываются, вернее не отказываются, а просто никак не поймут, как его можно взять, то о разгрузке не может идти речи, только о дополнительной моральной загрузке она может идти. Шагать. Пле-стись. (Речь, то есть.) Поэтому никакой пользы от этих разговоров, пожалуй, не будет. Пожалуй, ты сглупила. Пожалуй, тебе пора спать".
  9.
  Рита снова встала в шесть, собралась за полчаса, снова пришла в свою комнату смотреть в окно и думать, что ей делать дальше, и снова решила почитать. Но вместо того, чтобы, как в прошлый раз, Рита пошла через час звонить Насте с предложением пойти в кино, к ней в комнату вошла ее мать.
  Мать Риты была маленькой тихой женщиной, довольно умной, но не блестящей - обычным научным сотрудником в каком-то НИИ. У нее были хорошие отношения с Ритой - так считала Рита, отно-сившаяся к матери немного скептически, но с определенной долей уважения и нежности, и такого же примерно мнения придержива-
  ласъ и она сама, общавшаяся с дочерью не очень часто (по не от нее зависящим обстоятельствам) но, как ей казалось, достаточно откро-венно и нормально и никогда не ссорившаяся с ней.
  - Привет, - сказала Рита, на секунду оторвавшись от кни-ги, и снова погрузилась в чтение.
   - У тебя душно, Маргарит, - сказала Ритина мать, подходя
  к окну. - Я открою.
  - Не может быть, - улыбнулась Рита, посмотрев вверх на окно сквозь пальму. - У меня никогда не бывает душно.
  Мать открыла две форточки.
  - Слушай, Рит, я у тебя забыла спросить. Ты встречалась с Настей?
  - С Настей? - зачем-то переспросила Рита. - Встречалась, даже не раз. Два раза. - Рита улыбнулась.
  - Ну как, расскажи, - сказала мать, тоже улыбнувшись и присаживаясь на ручку свободного кресла.
  - Ну как, как - нормально, - усмехнулась Рита и пожала плечами. - Человек как человек. Очень нормальный такой человек. Человек разумный, можно сказать. - Рита посмотрела на маму. - Мы сходили с ней вчера в кино, - начала она посерьезнее. - А еще пару дней назад она была у нас, и я провела ее по Москве. Впрочем, ей не понравилось, пожалуй, она болыпе не захочет. - Рита снова усмех-нулась. - Но я же не виновата - эти милые родственницы и подруж-ки обуваются, как черт знает кто, а потом говорят, что со мной не-возможно ходить. Но это же не дело, не таким путем нужно идти, правильно, мамми?
  - Да, - улыбнулась та.
  - И мы пойдем другим путем. Уже идем, правда, давно... Ну вот. Так что? Она сказала, что они собираются пригласить нас на новоселье.
  - Да, я, собственно, поэтому и вспомнила, - немного смущенно улыбнулась Ритина мама. - Неудобно как-то, мы им не помогли совсем...
  - Я бегала один раз за какой-то справкой. Отец тоже чё-то там делал, так что не совсем, не прибедняйтесь. Ну мало, конечно, но они сами сказали, что справятся - так что все нормально. Умные люди говорят все прямо.
  - Да нет, понятно, это я так. Звонил дядя Коля, они хотят, чтобы мы пришли к ним на следующей неделе. Ты готова?
  - Можно сказать, всегда готова, - немного безразлично сказала Рита и уставилась в книжку.
  - Он спросил, удобно ли нам в субботу, я сказала, что да. Тебе нормально? - сказала Ритина мать, вставая.
  - Да - я же свободна летом, как серый степной заяц, - глядя в книжку, сказала Рита.
   - Ну ладно, дочь... - Мать подошла к двери. - Ты с Настей сходи еще куда-нибудь, все-таки девочка одна здесь, ничего не знает. - Конечно-конечно, - улыбнулась Рита и, снова уставившись в книгу, усмехнулась. - Я же подписала долговое обязательство при рождении.
  - Ладно тебе, Ритуль, перестань, - сказала мама, повер-нувшись от двери. - Ты же говоришь, она нормальная девчонка, так что тебе?
   - Да ничего...
   - Скучно, что ли, так?
   - Не скучнее, чем со всеми нормальными девчонками. Да нет, мамусь, это я так, извини, - серьезно сказала Рита, подняв голову от книги. - Схожу, конечно, все нормально.
   - Ну ладно, - улыбнулась мама и вышла.
  Мама практически никогда не вводила Риту в состояние раз-дражения. Она всегда была мягка, неагрессивна и нетребовательна, предпочитая крику просьбы. Кроме того, она в основном понимала Риту с полуслова.
   Хуже отношения были с отцом.
  Внешне отец выглядел сурово и серьезно. Он был довольно крупный мужчина с квадратной челюстъю - или она производила впечатление квадратной. Таким же суровым и серьезным в целом был и его характер.
  Когда-то отец окончил какой-то более или менее престижный институт, но постепенно провалился в своей научной карьере, и с перестройкой вынужден был поступить на работу в фирму. По глу-бокому убеждению Риты, он приобрел таким образом психологию неудачника, что сделало его невнимательным и требовательным к окружающим. Это подтверждалось тщательным расследованием, проведенным ей уже давно, по результатам которого в юности он таким угрюмым не был.
  Незаметно, как это обычно бывает, отношения Риты с отцом стали ухудшаться, так что в последние пару лет они редко когда раз-говаривали в доброжелательном тоне. Риту бесило постоянное стремление отца навешать на нее какие-то тюки с обязанностями, к которым, как ей казалось, она имела мало отношения, а отца выво-дило из себя то, что дочь не чтит ни родственных связей, ни тради-ций семьи, и он постоянно вменял ей в вину неблагодарность. Все это выливалось в периодические ссоры, причем Рита взяла себе за правило отвечать в таких случаях спокойным холодно-циничным
  тоном - с единственной целью извлечь из неизбежной ссоры хоть какое-то удовольствие. С некоторых пор она постановила, что нуж-но стараться извлекать удовольствие из всего, из чего только можно, и она решила, что ей даже может доставлять приятное ощущение превосходства смотреть на багровеющего, выходящего из себя отца, потому что она считала, что крик унижает человеческое достоинство в первую очередь кричащего.
  " Будь мягче, Рита, ты же доведешь его до инсульта, - увеще-вала ее бедная мать. - Ты ведь разумный человек". "До апоплекси-ческого удара? - говорила Рита, отрываясь от книжки. - Я согласна, это будет очень плохо. Но он НЕ РАЗУМНЫЙ человек? Попробуй с ним поговорить. А впрочем, не пробуй - как гречневая крупа об стенку. Наши противоречия с ним нераспутываемы, мамми. Но из-вини, ты права, я постараюсь быть мягче". И все снова происходило по-старому, хотя Рита искренне старалась.
  Таким образом, семейные походы куда-то практиковались, ко-нечно, крайне редко, и предстоящий поход на новоселье восприни-мался Ритой как возможность примерить давно забытое ощущение семейственности к новым реалиям.
  10.
  Хотя, конечно, она всегда ненавидела эти званые семейные обеды. Галдящая толпа народу и плавно перетекающая из года в год риторика в стиле "как-здорово-что-все-мы-здесь-сегодня-собрались" наводила на нее неимоверную тоску и часто ускоряла приход депрессии. Только пару человек из регулярно приглашаемых она действительно уважала, остальных же считала скучнейшими посредственностями - медиокритами, как она любила выражаться. И еще больше она ненавидела, когда все разойдутся, смотреть на свою усталую маму, которая с кучей немытой посуды плелась на кухню. Рита шла в свою комнату с неотвязной мыслью "Надо ей помочь", возвращалась на кухню, но так как мама говорила, что справится сама, снова приходила в свою комнату, писала какую-нибудь гадость в дневнике и валилась спать.
  Но тут, на новоселье у Насти, не было такой толпы народу, а
  были только люди, которых она не видела несколько лет, и за кото-
  рыми можно было понаблюдать, отмечая про себя, в чем они изме-
  нились. Правда, пришла-таки знакомая Настиной мамы, полноватая
  улыбащщаяся женщина, и даже пришел еще какой-то разлюбезный
  новый сотрудник Настиного отца, но так как лица были новые, то это
  было даже интересно.
  - Как ты выросла, Риточка, - сказала Настина мама, тетя На- дя, целуя Риту на входе.
   "Ты хотела, чтобы я не выросла с пятнадцати лет?" - подумала Рита, впрочем, вполне беззлобно.
  Настина мать была довольно добродушной, очень разговорчи-вой и несколько истеричной женщиной. Ее истеричность и нерв-ность прослеживались даже в ее внешности (худая, с острыми чер-тами лица, резкими движениями) и голосе. Разговорчивость просле-живалась абсолютно во всем, а добродушие Рита знала за ней давно
  - и именно поэтому относилась к ней неплохо. Позже она изменила
  свое отношение, потому что увидела в ней абсолютное непонимание
  других людей, - но до сих пор она почему-то этого не замечала.
  Настин отец был человеком среднего роста и комплекции, до-вольно молодым на вид, с бесцветными волосами и негромким голо-сом.
  "Я бы подумала, что ты - клерк, парень, а мой отец - инженер,
  - с усмешкой сказала про себя Рита, разглядывая стоящих рядом
  мужчин. - И мамми как-то не вписывается в интерьер. Зато тетя На-
  дя как всегда на своем месте".
   Тетя Надя и Ритина мама сидели на кухне и обсуждали какие-
  то вечные проблемы (вечные - в смысле "постоянные"), причем На-
  стина мама что-то громко тараторила, то вытирая руки об красный
  фартук, то вытаскивая что-то из духовки, а Ритина - сидела у стола
  и, как представлялось Рите, думала, что надо бы ей помочь.
  Рита очень быстро начала чувствовать, что на нее с прежней силой, и даже еще сильнее, наваливается тоска. Ей становилось скучно и неприятно, и хотелось срочно пойти в кино или почитать книжку. Знакомая Настиной мамы, полноватая улыбающаяся женщина, оказалась пустословкой, довольно милой, впрочем, но недостаточно интересной, а разлюбезный новый сотрудник Настиного отца подошел к ним с Настей и, с улыбкой назвав их "девушки", начал разговор о погоде, что Рита еле выдержала. Настин брат Сережа -упитанный парень лет одиннадцати - шумно всех встретил, хлопнул Риту по плечу в знак того, что он ее очень даже помнит, и пошел дальше играть в болыпой комнате в игровую приставку, перекрикиваясь иногда по каким-нибудь вопросам со своей мамой.
  Рита подумала, что эта семья, собственно, невероятно далека от них, и что у них даже в принципе-то практически нет ничего об-щего, кроме каких-то далеких родственных связей, в которых даже неохота разбираться. (А впрочем, отец и дядя Коля - двоюродные братья, то есть отец дяди Коли и мать ее отца были родными братом и сестрой - не так уж сложно, но черт с ним, это мешает общей ри-сующейся картинке.) А если хорошенько подумать, то она и видела-то их вообще до этого дня всего несколько раз. Ах, черт, подумала Рита. Ей стало неимоверно скучно и грустно, и можно было пожать
  руку только Насте, неуверенное непонимание которой, пожалуй, могло ее развеселить.
  - Что нового, Nasty-girl? - сказала она, слегка толкнув На-стю локтем в бок. - Как тебе вчерашний фильм?
  Они снова сходили вчера в кино, причем Рита вела себя впол-не благоразумно и ни разу не вспомнила про прошлый разговор.
  - Нормально, мы ведь уже говорили вчера... - не совсем поняла Настя.
  - Я имею в виду, не изменилось мнение за прошедшее время? Не устоялось? Так ведь всегда бывает. Или ты вообще не ду-мала о нем больше?
  - Да нет, думала... Но мнение не изменилось, - пожала плечами Настя.
   -Забавно, а я никогда не могу сказать сразу точно, понра-
  вился мне фильм или нет. Если это не тупейшая американская ко-
  медия или мелодрама, конечно, которые я даже не могу досмотреть
  до конца, то я только где-то через сутки могу сказать тебе оконча-
  тельное мнение. Бывает так, что фильм вроде произвел впечатление,
  вроде понравился, а потом едешь домой или лежишь на диване и
  думаешь: "Не-е, фигня все, меня обвели вокруг пальца. Эта сцена
  была плохая, это абсолютно глупый поворот событий, а тут вообще
  все надо было сделать по-другому, иначе смысла никакого нет". И
  получается, что другу в кинотеатре ты, не подумав, сказал, что
  фильм тебе понравился, а вечером ты говоришь всем остальным, что
  такой претенциозной чуши ты уже давно не видел. Понимаешь? Я
  вот о чем говорю. Так с тобой такого не случается?
  - Нет, - улыбнулась Настя. - Никогда такого не было.
  - Понятно. - Рита по привычке с шумом вдохнула воздух. - Ух ты, какая у тебя книжка есть, - оживилась вдруг она, вытаскивая с полки Ключевского. - А я не читала.
  - А что, собиралась читать? - с легким ужасом на лице спросила Настя, посмотрев на оставшиеся на полке тома.
  - Почему бы и нет? Это же интересно. История полна такими гадкими интригами и приключениями, каких ты не найдешь ни в одном глупом дамском романе. Кроме того, они имеют хотя бы какое-то отношение к реальной жизни, и ты получаешь представление о настоящем положении дел в мире. И если тебе не захочется после этого идти мылить веревку, то ты можешь воспользоваться этими знаниями со всей возможной пользой для себя. Ты понимаешь, это же учебник жизни. Но не для слабонервных, надо сказать. Если ты умна, но слишком чувствительна, то тебе лучше этим не заниматься. Это действительно может свести в могилу. А если ты глупа, то тебя
  это не тронет, ты просто вызубришь все даты и ответишь их такому же глупому, а может, и не глупому, преподавателю.
  - Но ты же не собираешься идти в политику? - возразила Настя.
  - Я? - Настя впервые увидела, что Рита усмехнулась не спокойно, но нервно. - Нет, конечно. Но при чем тут политика? Я говорю о жизни.
  А по-моему, история говорит о политике в основном. Какие-то разборки среди высокопоставленных мужчин. Мне это все-гда было неинтересно.
  - Во-первых, история говорит не только о политике, а во-вторых, эта политика, которая тебе не интересна, влияет на тебя гораздо больше, чем ты можешь предположить. Издай Лужков вдруг какой-нибудь закон, ограничивающий выдачу московской прописки - это я грубо говорю, конечно, - и осталась бы ты сейчас в Твери. А что могут сделать с тобой Путин с Касьяновым, если вдруг сойдут с ума, даже страшно подумать.
  - Да нет, я понимаю, - стала оправдываться Настя. - Я по-нимаю, что это надо, конечно, знать... Но я говорю, что мне это не-интересно.
  - М-м-м... - потянула Рита, уставившись в одну из стра-ниц в Ключевском. - И ненавидим мы, и любим мы случайно, - про-изнесла ни с того ни с сего она и усмехнулась, оторвавшись от кни-ги. - Черт, твержу сегодня с утра, как песенку. Как пристанет что-нибудь, - объяснила она Насте. - И властвует в душе какой-то холод тайный, когда огонь кипит в крови.
  "Все ведь наоборот, Лермо́нт, господи, - подумала вдруг она. -Все ведь наоборот."
  11.
  Среди оживленной беседы за столом об общих знакомых и чем-то еще тетя Надя вдруг сказала, обращаясь к Ритиной маме:
  - Слушай, Лен, а ты не хочешь отправить Риту с моей На-стькой на море, отдохнуть?
  "А ты не хочешь выдать ее замуж за богатого султана? - не-вольно подумалось Рите. - Что вы тут гарем устраиваете, миссис те-тя Надя?" - и она метнула на нее неодобрительный взгляд, впрочем, едва заметный.
   - Не знаю, Надь, это же у Риты надо спросить, - сказала Ри-
  тина мама, оглядываясь на Риту.
  - Просто у меня знакомая в турагенстве, - не обращая ни на что внимания, продолжала тетя Надя. - Она говорит, у нее путевки горящие в Сочи, через пару дней, недорого совсем. Я подумала, мо-
  жет им съездить вдвоем - там две путевки, на пару неделек? Все-таки Сочи - ой, я помню, я была последний раз в Сочи - в восемьде-сят втором году - ой, как там хорошо! А Настька там ни разу не бы-ла; я бы сама с ней съездила с удовольствием - но столько дел тут надо переделать, с этим переездом - ой... Да нет, ничего помогать не надо - тут все готово же уже, видишь - просто с бумажками там этими, печатями - ой, забегаешься. В общем, немного уже довольно осталось - с другой стороны, хочется пообжиться немножко, но тут такое предложение когда... - Тетя Надя сжала губы и потрясла голо-вой. - Ну что, Ритусь, не хочешь съездить?
  Рита, успевшая во время этой речи разделаться с изрядной порцией курицы, проглотила последний кусок, медленно набрала в легкие воздуха и сказала:
  - Мне надо подумать, тёть Надь. Можно, я скажу вам к вече-
  ру?
  - Конечно, но только горящие путевки, смотри. Но Сочи -
  это великолепно, конечно. Ты давно там была, Лен? Ой, я как-то ез-
  дила туда с подругой, еще давно... (И т. д.)
  Из дневника Риты:
  "...целый день, блин, потеряла. А все почему? Потому, что на-до выполнять рожденческие обязательства, надо исправно ходить друг к другу в гости, особенно, если приглашают (ха, "Ярмарка Тщеславия" почему-то вспомнилась). Завидую я людям, которые могут взять и уйти из дома - и быть счастливыми черт знает где. Я не могу так, мне нужен достаток моего отца (как бы я к нему ни относилась, я жить без него не могу, и тут, пожалуй, можно обвинить меня в неблагодарности - но с другой стороны, никаких обязательств я на самом-то деле не подписывала и договоров, даже устных, не заключала). Я не могу представить себе, чтобы я жила без денег на книжки, на одежду - собственно, если ты не можешь жить в свое удовольствие, то лучше вообще не жить - а впрочем, я говорю прописные истины. С другой стороны, самоубийцам тоже нужна определенная, и довольно немаленькая, доля смелости - опять же, как мне ни фигово сейчас, мое невыносимое малодушие вряд ли пустит меня на такой шаг; я могу целыми днями твердить себе, что это единственно разумный выход из ситуации, но мое малодушие будет наговаривать мне под руку, что мир гораздо шире, чем он мне представляется: хуже он или лучше, противнее или светлее - это уже вопрос другой, но то, что я представляю его себе неполным, искаженным - это уж как пить дать. Да кому пить дать, черт возьми? Каждый человек представляет мир по-своему, и это великолепно, дорогая Ритти - чем бы ты тогда развлекалась, интересно, если бы это обстоятельство не позволило человечеству создать столь пеструю
  мировую культуру? Но я не о том говорю-то, господи. Дело в том, что этой-то культуры ты совсем не знаешь, да и невозможно узнать ее всю, и именно это делает твою картину мира неполной. Но тут снова возникает неразрешимое противоречие: раз невозможно узнать в подробностях всю пеструю мировую культуру, то невозможно создать полную картину мира, а без полной картины мира нельзя делать каких-либо выводов о жизни. А без выводов о жизни, несмотря на все происки моего дорогого малодушия, существовать, определенно, бессмысленно, даже - (!) - в свое удовольствие, потому что удовольствия-то никакого быть не может, если ты не безнадежный садомазохист. А может, ты безнадежный садомазохист?! Да ну, господи. Глупая, наивная маленькая девочка. Я чего-то сильно не понимаю.
  Да, кстати. Окно в мир иной (то есть что это я говорю - просто в мир) открылось мне сегодня во всем своем великолепии. (Ха, каламбур тоже своего рода.) Добрая Настина маменька предложила мне сегодня полухалявную путевку в великолепный Сочи, на что я дала свое милостивое согласие. Пожалуй, надо кончать с литературой девятнадцатого века. Пополам с Настей мы будем гулять и веселиться, пока не утонем в Черном море, упившись ароматами южных цветов и слившись в экстазе с... соленым морским воздухом. Черт, да что ж такое. Это уже больше похоже на двадцатый век, но все равно мне твои стилизации не нравятся. Н-да... Вообще-то говоря, я и сама в жизни не была в Сочи, как и Настя, но наша с мамми сторона благоразумно - или не благоразумно - об этом умолчала; впрочем, нас никто и не спрашивал. Когда эти болтунишки находят благодарного слушателя, то захочешь дать информацию в знак благодарности, и не дашь. Не получится. Так вот, поездка в Сочи с милой Настей, может быть, болыпой веселости и не принесет, но надо же как-то пытаться узнавать пеструю мировую культуру... Впрочем, ты только что с полным триумфом доказала себе, что это совершенно бессмысленно. Даже не знаю, что и сказать".
  Из дневника Насти:
  "Так классно, мы с Ритой поедем через два дня в Сочи на це-лых две недели. Мамина знакомая достала нам дешевые путевки в какой-то санаторий. Здорово! Я никогда не была в Сочи, мама гово-рит, что там очень хорошо.
  Классно, я наконец надену свой новый купальник и буду ку-паться в море!
  Интересно, каково будет с Ритой? У нее такой странный ха-рактер, не знаешь, что ей взбредет в голову. Они сегодня у нас были, так когда мама ей предложила, она попросила время на обдумыва-ние, а потом еще отвела меня в сторону и спросила что-то типа: "Ты
  давно узнала о заговоре?" Я сказала, что узнала только сегодня, а она говорит: "Ты хочешь поехать?" Я сказала, что да, конечно, и она по-том решила, что тоже поедет. Наверно, она там была уже, поэтому не так хочет... Или наоборот, тогда странно... Ну не знаю.
  Папа у Риты такой суровый. Ну я вспомнила, он такой и был. А мама тихая такая.
  Мы решили лететь на самолете, там всего два часа. Я на само-лете ведь тоже никогда не летала. Мама говорит, надо взять с собой веер - чтобы было легче при взлете и посадке. Да ну, что я буду как дурочка с веером? Нет, я лучше таблетки куплю против укачива-ния".
  12.
  Из дневника Риты:
  "Забавный у меня сегодня сайколоджикал тест получился.
  Мы завтра улетаем, и я решила прогуляться по природе Со-кольников. Иду по парку. Средней такой скорости шагом. Навстречу идет парниша - молодой человек, лет двадцати трех или что-нибудь типа того. Милый такой, в беленькой футболочке, улыбается... И ко-гда почти со мной поравнялся, вдруг говорит: "Одной не скучно?" И, Ритти-Титти (Титти-Ритти, наоборот) - что бы ты думала, я отве-чаю? Не имеешь ни малейшего представления? Я улыбаюсь, киваю головой и говорю: "Скучно". Черт возьми, сама от себя такого не ожидала. Надо было ответить в ту же секунду, не задумываясь, по-тому что он быстро шел мимо, и я была уверена, что отвечу "нет" -чтобы мне, и было скучно одной?! Что за бред? А я вот так - бабац -и ответила "скучно".
  Он обернулся, останавливаясь, и говорит: "Серьезно?", на что я ему с деланной иронической ухмылкой говорю: "Да нет, нет, я пошутила", типа я действительно пошутила - но это уже не важно. Важно, что первое, что мне пришло в голову - то, что мне "скучно". Полный идиотизм. Придется поделать какие-нибудь выводы".
  Из дневника Риты:
  "Как-то эта с каждой секундой приближающаяся поездка в Сочи, хоть она и нужна мне, по идее, вызывает смутное неприятное чувство. Мне почему-то кажется, что она бессмысленна, мне это не поможет. А две недели тесного общения с Настей могут привести к плохим результатам. Нельзя слишком много общаться с человеком, если ты только не живешь с ним душа в душу. Вынужденное обще-ние отравляет жизнь и часто плохо кончается. Конечно, две недели -не такой уж и ужасный срок, но с другой стороны, это только так кажется на первый взгляд..."
  
  Настю с Ритой аккуратно отвезли на машине в аэропорт, поса-дили на самолет и долго махали им ручкой, хотя не особенно-то их видели. Насте не понадобился ни веер, ни средство от укачивания, и они обе на два часа погрузились во внимательное чтение журналов, причем Рита мрачновато читала про какого-то известного киноре-жиссера, которого она терпеть не могла, а Настя довольно вооду-шевленно изучала способы наилучшего получения загара.
  Веселее стало, когда они прилетели. Даже Рита оживилась под воздействием яркого южного солнца и криков глуповатых хитрых таксистов, суетящихся перед аэропортом.
  - Давай метнем острую стрелу вон в того, который при-стает к той тетке с детьми, - предложила она, - если он их не подце-пит, конечно. Можно было бы подойти вот к этому, который курит, но если он вдруг откажет, это будет неприятно... Нет, смотри-ка, не подцепил.
  - Я его не таким себе представляла, - усмехнулась Рита, рассматривая из окна автомобиля чистенький город. - А красиво.
  - Так ты что тут никогда не была? - удивленно спросила Настя.
  - Нет, - снова усмехнулась Рита. - Разве я говорила, что была?
  - Ну я так подумала...
  - Вот так и выходят недоразумения.
  - Конечно, красиво, - вмешался шофер. - А вода знаете какая теплая - двадцать пять градусов!.. А вон там видите здание -Лужков построил.
   "Мэр лужков, - подумалось почему-то Рите. - Сам и построил".
  Санаторий тоже оказался отличный. Немного советсковатая столовая, немного обшарпанненький номер, но - приятный вид из окна, мягкий спуск к морю, а еще температура тридцать три градуса и теплая бархатная вода. Настя была в восторге и высказала непре-одолимое желание сразу же пойти купаться. Рита улыбнулась, по-смотрела сквозь темные очки на солнце и согласилась.
  - Ну, и что ты будешь тут делать? - спросила Рита Настю, растягиваясь на лежаке, когда они искупались.
  - Купаться, - ответила Настя, впервые как будто не уди вившись странному ритиному вопросу.
  - Этого не достаточно, - продолжила Рита. - Не в этом счастье.
  - Купаться и развлекаться. А что тебе еще надо? - сказала Настя, отреагировав наконец нормально.
   Рита усмехнулась.
  - Ты задала самый сложный вопрос моей жизни. Я не мо-гу сказать, что мне еще надо, но надо что-то еще.
  - Да ладно... Разве тебе не понравилась вода?
  - Понравилась, - с улыбкой кивнула Рита. - Но что-то на-
  до еще.
  - Да ладно, перестань. Познакомимся тут с кем-нибудь. -
  Настя улыбнулась.
  - Ну только если так, - мрачновато усмехнулась Рита. Они немного помолчали.
  - А у тебя есть парень? - наконец спросила Настя, интере-совавшаяся, по-видимому, этим вопросом уже давно.
  Рита кивнула.
  - Да? - улыбнулась Настя. - А как его зовут?
  - Зовут? - переспросила Рита и повернула голову к Насте. - Зовут его...
  - У вас сигаретки не будет? - крикнул им парень с сосед-
  него лежака.
   - Нет! - крикнула Рита. - Зовут его Андрон Кончаловский. Андрей, то есть.
  - При чем тут Кончаловский?
  - Да ни при чем, - усмехнулась Рита.
  - А где он живет? Рита подняла брови.
  - Да там, на Севере где-то. Какая разница?
  - Ну так. Что-то ты о нем без энтузиазма.
  - Да нет, почему. Он отличный парень. Красивенький такой, и человек хороший. Тебе бы понравился.
  - М-м-м... Понятно, - сказала Настя, хотя, конечно, ничего не поняла. - А ты не куришь, да?
  - Нет, - сказала Рита и посмотрела на Настю. Потом по-смотрела на уже курящего парня с соседнего лежака, потом снова на любопытные глаза Насти, улыбнулась и сказала: - Да нет, я, пожа-луй, слишком брезгливая. А ты что, куришь?
  - Я? - Настя хитро улыбнулась. - Ну так, иногда курю.
   - Понятно, - сказала Рита, снова растянувшись и накрывая себе лицо своей белой панамкой.
  Из дневника Насти:
  "Мы наконец приехали. До санатория доехали на такси, и нам здесь очень нравится. Погода классная, и вода теплая-теплая. Мы уже пообедали - кормят не очень, но это ничего.
  У Риты есть парень. Зовут Андрей. Но она не очень охотно о нем говорит - видимо, он ей надоел.
  А еще она не курит. И сказала, что это потому, что она слиш-ком брезгливая. Прикольно, я никогда не думала, что так бывает. А я ей сказала, что иногда курю, хотя я курила на самом деле один раз, тогда, в гостях у Машки".
  Из дневника Риты:
  "Эти придурки думают, что раз у них есть отличный ланд-шафт, солнце и теплое Черное море, то номера можно особо не об-ставлять и кормить хрен знает как. Ха, вот сволочи. Что самое инте-ресное, расчет вполне оправдывается, и санаторий переполнен.
  А что еще делать бедным людишкам? Из этой ситуации у них практически нет выхода, если они хотят отдохнуть в Сочи за разум-ную цену. Интересно, сколько еще десятилетий будут процветать эти безнравственные советские пережитки. К обновлению мебели, хотя бы к замене неработающих телевизоров они явно не имеют ни-каких порывов, а то, что они моют (причем плохо моют) пластмас-совые стаканчики и заново наливают в них сок, они считают абсо-лютно нормальным. Я бы подумала, что мы избавимся от этого с ис- чезновением всех самых одиозных представителей ненавистного строя, но меня вводят в сомнение и отчаяние молодые идиоточки, которые стоят в магазинах с точно такими же выражениями лиц, с какими стояли их старшие товарищи. Мне хочется со всей силы дать им по морде и заорать: "Ну вы-то ведь почти не жили при советской власти, какого хрена вы так себя ведете?! Имейте же мозги!! Имейте совесть! Ведь вы занимаетесь торговлей, неужели вы совсем ничего не знаете о ней?!" А эта самая торговля у них между тем идет своим ходом, и очень даже неплохо идет, потому что вокруг на три кило-метра нет ни одного магазина. Или магазин есть, но молодые идио-точки там те же, а того, что тебе надо, нет - есть только здесь. Вот в чем вся проблема. И ты не бьешь морду молодой идиоточке, а тихо и смирно, являясь рабом ситуации, покупаешь у нее то, что она должна продавать, - совершаешь шаг, который она так не умеет це-нить... А еще - она все-таки жила при советской власти. Но нельзя же тогда возлагать все надежды только на поколение, родившееся в середине девяностых... Это убийственно, до них можно и не дотер-петь. А впрочем, нет, Ритти. Ты опять ошибаешься. Магазинов ста-нет болыпе, а людей надо просто воспитывать, драть их как можно сильнее. Для этого нужно, чтобы сами хозяева торговых точек зна-ли, что им выгодно. А их, в свою очередь, надо обучать. Надо брать пример с Запада, здесь - надо, и нечего задирать нос. Здесь - мы не-вероятно отстали.
  Ну ладно. Солнце тут зато отличное, море еще лучше. Только на природе они и выезжают.
   Милая Nasty узнала у меня сегодня все, что она, вероятно, давно уже хотела знать, но боялась спросить: есть ли у меня парень и курю ли я. Два главных вопроса, характеризующие, несомненно, человека со всех его сторон. Бедняжка, будет ходить теперь и ду-мать, почему я не захотела обсуждать с ней все достоинства и недос-татки Андруши (наверное, я его не люблю!), и что бы значило заяв-ление, что я слишком брезглива.
  Но это тоже ладно. Все, в общем-то, "ладно". Будем купаться дальше".
  13.
  - Поехали посмотрим, что из себя представляет этот Сочи, - сказала Рита Насте в тот же день, когда они снова лежали на пляже перед ужином.
  - А что он из себя представляет? - не открывая глаз, отве-тила Настя. - Мы же лежим тут на пляже, главное здесь - это море. Это он из себя и представляет. А что он еще может представлять?
  - Я тебе это и предлагаю проверить, Nasty, - сказала Рита, которая сидела, поджав под себя ноги. - А ты начинаешь плести что-то непонятное.
  - Да ты же видела его, когда мы ехали на машине. Что тебе еще надо?
  - Это была не экскурсионная поездка, Nasty. Это был кратчайший путь от аэропорта до санатория, длившийся пятнадцать минут. Понимаешь ли в чем дело: раз Сочи - это город, то в нем должны быть такие атрибуты города, как жилые дома, магазины, площади... Разве это не интересно? Каждый город индивидуален. Существует огромное количество серых городов, которые, на пер-вый взгляд, абсолютно одинаковы, но в каждом из них есть какие-то особенности. Какая-то душа - это как с людьми. Абсолютно точно так же. Людей на Земле шесть миллиардов, даже больше, Нэсти, ты можешь себе такое представить? И тебе никогда не случалось, войдя в метро где-нибудь в центре Москвы и съезжая вниз по эскалатору, смотреть сверху на огромную разноцветную шевелящуюся кучу этих людей, которые толпятся, чтобы попасть на параллельный эс-калатор, едущий вверх? Тебе не казалось, что их очень много и они все одинаковые, несмотря на разный цвет одежды? А потом, когда ты смотришь на них поближе, когда они выстроились в цепочку на эскалаторе и ты смотришь на их лица, ты думаешь: да нет, они все очень разные. Они все очень непохожи. Многие из них серые и не-заметные, а многие яркие и необычные. А может быть, и это даже очень возможно, самый серый на вид человек окажется в действи-
  тельности великим ученым. Лица у этих людей очень разные, их судьбы не имеют между собой ничего общего. А потом думаешь: нет, все опять наоборот. Это масса, пошлая масса. И судьбы-то у них как раз все одни и те же. Они строят их все по одному шаблону, бо-лее или менее варьирующемуся. И это не может быть по-другому. У них нет другого выбора. Что они еще могут сделать, если не жить так, как могут... или покончить жизнь самоубийством? Это тоже бу-дет немного шаблонно, но все-таки не так. Все-таки это будет какой-то, причем вполне надежный, выход для них... А впрочем, они не думают об этом, когда едут на работу вверх по эскалатору... - Рита, которая все это время неподвижно смотрела на русые волосы заго-равшей на животе Насти, вдруг усмехнулась. - И ты тоже переста-ешь об этом думать, когда вдруг обнаруживаешь, что ты уже в са-мом низу, и бешено прыгаешь вперед под неодобрительные взгляды тети в кабинке, потому что еще секунда - и тебя бы зажевало. Что это я, не знаешь? Я говорила о городах, а перешла черт знает на что. Тебе же не интересно, да?
  Настя, уже давно лежавшая с открытыми глазами, поднялась на локте.
  - Да нет, почему, интересно. Но ты такая странная все-таки, Рита... Что тебе мешает наслаждаться жизнью?
  Рита пару секунд смотрела на нее, потом немного отвернулась и снова расплылась в мрачной усмешке
  - Мне много чего мешает, Nasty-girl, я сама себе мешаю. Но это ладно. Извини. Я не в тему это совсем. Ты поедешь со мной смотреть Сочи? Когда я начинаю плести всякую чушь, останавливай меня. Если не хочешь, я поеду одна.
  - Да нет, я поеду. Я бы лучше покупалась, конечно, но мне одной будет скучно.
  Рита посмотрела на нее.
  - Хорошо, тогда давай завтра... после обеда, наверно. Сейчас поздновато, наверняка транспорт никакой не ходит. - Рита постаралась по обыкновению спокойно усмехнуться.
  "Ломаю комедию", - подумала она про себя.
  Из дневника Насти:
  "Рита, наверно, хочет, чтобы я правда писала тут только впе-чатления от нее. Она классная девчонка, но с ней правда немножко сложно, я так и думала, что так будет. Перед ужином она сегодня на пляже стала что-то говорить про людей, еще про что-то - про то, ка-кие они все разные. Или одинаковые... Я половину не поняла, честно говоря. Но она говорила очень серьезно, а потом только засмеялась. Интересно, ее занимают такие вещи... Я никогда таких людей не ви-дела. Я имею в виду, чтобы они говорили с таким интересом о чем-
  то таком, что конкретно их вроде бы не касается. Ну, не знаю. Не обыденные какие-то. Не то, чтобы их очень интересно слушать, но интересно, что она такая. Может, она станет кем-нибудь великим, а я вот с ней сейчас в Сочи отдыхаю. Классно... Правда, интересно".
  Из дневника Риты:
  "Черт, ломаю комедию. Опять начала говорить Нэсти глупо-сти. У меня в последнее время какое-то недержание речи. Я же до-говорилась с собой, что это не нужно, что это ничего хорошего не даст, что смешно надеяться на адекватное понимание... Но черт, ме-ня просто тянет разговаривать с этой девчонкой, с этой милой Nasty-girl, о вечных проблемах. Не то чтобы искру понимания, но какой-то огонек интереса, или еще какой-то огонек я все-таки вижу в этих глазах, и я почти не могу себя остановить. Или мне это все мерещит-ся, и у меня просто такое дурацкое состояние, что мне надо наве-ситься кому-то на шею и висеть там, чтобы меня держали, или что-бы я за кого-то держалась, безразлично за кого. Пусть этому челове-ку тяжело, и он свалится в конце концов - я навешусь на другого, у меня такое чувство. Крайне эгоистично, ужасно неприятно, и я правда не знаю, как с этим бороться. Поэтому мне кажется, что я ломаю комедию. Я знаю, что есть вещи, которые не стоит делать. Просто по здравому, объективному рассуждению: они не имеют смысла; или - они имеют еще меныне смысла, чем все остальное, скажем так. И раньше я всегда слушалась своих увещеваний и не де-лала таких вещей. А теперь я вдруг перестаю слушаться и начинаю их делать, как будто кому-то назло. И поэтому ломаю комедию. Са-ма перед собой, причем. Не надо этого делать, Ритти, не надо этого делать, Ритти, не надо этого делать, Ритти. Что за чушь?"
  14.
  - Ну вот, прошел первый день, - с игривой досадой сказала Настя вечером, лежа в постели. - Ну ничего, у нас их целых че-тырнадцать, еще много времени. А классно здесь все-таки, правда?
   - Угу, - безразлично сказала Рита, дописывая свой дневник.
   Они писали дневники, сидя на своих кроватях. Это было не-удобно, и Риту раздражало то, что она не может нигде уединиться -она пыталась запереться в ванной, но писать там было практически невозможно. Поэтому она должна была сидеть, скрючившись, на-против Насти, но она подумала, что, в конце концов, надо уметь и учиться сосредоточиваться.
  - Видишь, я веду дневник, - похвасталась ей днем Настя, показывая свою тетрадку.
  - М-м... Отлично, молодец, теперь у тебя есть хобби? -усмехнулась Рита.
  - Ну да, получается. Но это интересно на самом деле, мне понравилось.
  На следующий день после обеда они, как и договаривались, ехали на городском автобусе по Сочи. Потом они ходили пешком по улицам - Настя надела самые удобные босоножки, - и когда Рите наконец это поднадоело и она увидела, что Настя изнемогает, она повела ее в магазин и пообещала сразу же ехать обратно.
  - Что ты находишь в этом постоянном скитании по ули-цам? - не понимала Настя.
  - Гораздо болыые, чем в постоянном купании или посто-янном сидении дома, Nasty-girl, - спокойно отвечала Рита. - Хотя в последнее время тоже немного.
  - Но как тебе это не надоедает?
  - Нэсти-гёл. Я могу буквально с таким же успехом спро-сить тебя, как тебе не надоедает купаться в море. Это довольно од-нообразное занятие. Ты скажешь, что купаться в море приятно? Ну да, ты будешь права, я соглашусь с тобой, это приятно. Но ходить пешком по городу тоже приятно, понимаешь, Nasty, только не всем это, видимо, дано почувствовать. Это разгружает, дает тебе пищу и простор для размышлений, а еще - возможность увидеть вдруг что-нибудь такое, чего ты никогда не увидишь, загорая с закрытыми гла-зами на пляже. Кроме того, если у тебя появилась возможность приехать в новый город, ты должна выжать из этого всю информа-цию, какую только можно, иначе зачем ты тогда вообще приехала? Зачем ты сюда приехала, Nasty?
  - Ну... Я приехала отдыхать...
  Магазин, несмотря на то, что это был универмаг, оказался до-вольно убогим.
  - Тут все понятно, - сказала Рита, оглядевшись. - Нам ничего не надо купить?
  - Ну... Если только какой-нибудь сувенир родителям. Ой, какая милая вазочка!
  - Вазочка?
  - Очень красивый цвет, - услышали они вдруг за спиной безразличный голос продавщицы. Высокая женщина в зеленой фор-менной одежде, она спокойно посмотрела на девушек, слегка масси-руя себе при этом шею сзади, потом медленно обернулась на кого-то, снова повернулась и сказала: - Хороший сувенир. Очень удачный рисунок здесь. И цена приемлемая... - Она опять отвернулась.
  - Вот тебе типичный пример пошлой рекламы, Nasty, -усмехнувшись, сказала Рита. - Пошли.
  - Я ненавижу этих теток, которые приходят на работу в магазин, только чтобы обсудить здесь с другими тетками своих му-
  жей, - говорила Рита, когда они спускались по лестнице. - Я нена-вижу их манеру говорить об очевидных качествах товара, которые я могу оценить в сто раз лучше нее - уж лучше бы она молчала, чест-ное слово. Это - типичнейший пример глупой, грубой - пошлой и вульгарной рекламы, доставшейся нам от советских времен и при-чудливым и страшным образом преобразившейся на постсоветской почве. Единственно достойное, что можно сделать в такой ситуации, как эта, раз уголовным кодексом страны запрещено убийство - резко повернуться и бежать от этой не заслуживающей звания человека тетки сломя голову. Оставив ее при этом в безразлично-равнодушном удивлении. Ха, блин. Какой же идиотизм. Правда идиотизм, Нэсти?
  Настя, с улыбкой выслушавшая ее, согласилась.
  - Да, я тоже не люблю. Да и никто не любит, это понятно. У них там, на Западе, конечно, классно, наверно, да?
  - Да, там - классно. Нам нужно учиться. Это действитель-но надо у них копировать, - это, понимаешь? - а не тесты в качестве вступительных экзаменов. Ну ладно. - Рита усмехнулась. - Ну их к черту. Поехали купаться.
  15.
  Из дневника Риты:
  "... Смешно, конечно... Народ главное тот же. Это радует - или огорчает - больше всего. Только немножко другой - в корне тот же..."
  - Рит... - тихо сказала Настя, когда они снова легли спать.
  - М?
  - Слушай... - Она легла на бок и подперла рукой ухо. -
  Ты... - Она снова замолчала. - Ты что-то говорила вчера о само-
  убийствах... Ты можешь еще раз сказать, я вчера не все поняла.
  - Что? - переспросила Рита, слегка вздрогнув при слове
  "самоубийство".
  - Ну... Я не очень поняла твое отношение к этому, ты мне
  можешь объяснить?
  Рита перевернулась на живот и оперлась на локти, чтобы удобней было смотреть на Настю. Она пыталась разглядеть ее в по-лутьме, но ей не очень это удавалось.
  - А почему тебя это интересует? - спросила наконец она.
  - Ну... Ну так просто, интересно.
  Рита изо всех сил старалась привыкнуть к темноте.
  - Нет, скажи сначала, почему.
  Теперь помолчала Настя.
  - Ну... У меня же дед покончил жизнь самоубийством...
  - Да? - Рита почувствовала, что она начинает беспричинно волноваться, но она старалась оставаться как всегда спокойной. -Почему?
  - Не знаю. Никто не знает, так странно... А может, мне просто не говорят. Я его не видела, меня еще не было, когда он умер. И вообще, мне стараются о нем не рассказывать. Я его видела на фотографиях, нормальный такой вроде человек, как все... Так ин-тересно, почему он это сделал...
  - По какой ветке, по маминой или по папиной? - немного
  отрывисто спросила Рита.
  - По маминой.Она была подростком, когда он сделал это. Она говорит, она его любила, хороший был человек, немного только резкий. С бабушкой они ссорились иногда, но тоже не так чтобы... Так странно.
  Рита немного помолчала.
  - А как он умер? Застрелился? Повесился?
   - Застрелился. Он был военный. У них же есть пистоле-
  ты... Вот он и застрелился. Оставил маму с бабушкой одних. Вроде
  бы, у него были проблемы по службе... Ну я не знаю. - Настя смот-
  рела на ногти левой руки, тихо щелкая ими. - Так что ты думаешь о
  самоубийствах?
  Рита не то чтобы была совсем застигнута врасплох, но просто это было для нее немного неожиданно. Она чувствовала, что ей нужно время обдумать эту ситуацию, но не догадалась попросить об отсрочке.
  - А-м-м... - начала она. - Ну, ты знаешь... я... - Она немного нервно усмехнулась и потерла пальцами бровь. - Я... не думала, что тебя интересуют такие вещи. Я как-то... случайно с тобой заговаривала об этом, сама не знаю почему. Так получалось. Но если тебе интересно... - Рита помолчала, а потом шумно и глубоко, по обыкновению, вдохнула воздух. - Да, я интересуюсь самоубийствами. Меня гложет эта тема. Это действительно очень интересно. И знаешь что я думаю? Самоубийство - не такая предосудительная вещь, как принято считать некоторыми людьми. Она очень даже оправдана, в болынинстве случаев оправдана. Конечно, если это мать-одиночка без родственников, у которой восемь человек детей, и она решает вдруг броситься в речку, это довольно подло. Это подло и глупо во всех отношениях, поэтому мы не будем ее хвалить. Но хотела бы я знать, как можно обвинить человека, от которого никто не зависел? Если он пришел к вполне разумному - в общем-то, единственно разумному выводу, что это самый лучший выход из той ситуации, в которую он попал при рождении... - Рита вдруг улыбнулась. - Я не совсем то хотела сказать, но так даже лучше получи-
  лось. То почему он не может делать со своей жизнью все, что он за-
  хочет - это его собственность, в конце концов, или нет? Конечно, в
  большинстве случаев он причиняет боль каким-то своим родствен-
  никам и друзьям - но это, в конце концов, он тоже волен решать
  сам: он не подписывал никаких обязательств, он никому ничего не
  должен, что же теперь, из-за родственников ему приносить в жертву
  свою жизнь? С теткой с детьми там другое дело, она сама виновата в
  том, что у нее есть эти родственники, и тут она на себя обязательст-
  ва брала, потому что приобретала родственников сознательно, при-
  чем таких, которые без нее практически никто. И это глупо остав-
  олять их одних, они могут принести болыной вред человечеству. В
  остальных же случаях это не работает. А жизнь этого обычного че-
  ловека действительно становится жертвой, раз он решает умереть.
  Понимаешь... Нет смысла жить, если жизнь тебя не радует, если ты
  не понимаешь, что к чему, и чувствуешь, что не можешь понять. Ко-
  нечно, можно сказать себе: это временно, это пройдет, глупо психо-
  вать и делать такой непоправимый шаг. В принципе, это тоже верно,
  но только для кого-то. Во-первых, может, и не пройдет - тогда ты
  только потеряешь время, хотя это смешно, наверное, звучит... А во-
  вторых - может, и даже скорее всего, пройдет, а потом вернется, и
  ты будешь всю жизнь жить, как обормот, кучу времени тратя непо-
  нятно на что, и в конце концов умрешь естественной смертью, так
  ничего и не добившись... Для самоубийства нужно мужество. Хоть и
  говорят, опять же, некоторые, что это трусливый поступок, они в
  основном не правы. Иногда - трусливый, но в основном - нет. И это
  красиво довольно, я считаю. Это часто бывает красиво. - Рита с боязнью посмотрела на Настю. Та лежала неподвижно, смотря на нее
  во все глаза.
  "Черт возьми..." - подумала Рита.
  - А почему красиво? - тихо спросила Настя, почувствовав заминку.
  - Ну... Блин. - Рита усмехнулась. - Морально красиво, не физически, конечно. Я думаю, вид самоубийцы - довольно ужасаю-щее зрелище. - Рита снова нервно усмехнулась. - Ну понимаешь, в чем дело... Самоубийство - это вещь древняя. Существует куча пре-даний, легенд, мифов, где самоубийство восхваляется, где оно оку-тано каким-то романтическим ореолом. Здесь самоубийцы одобря-лись и одобряются, потому что они убивали себя в таком благород-ном порыве - чтобы сохранить свою честь, чтобы защитить честь родины и так далее. Еще есть много примеров из древней истории, когда с собой кончали разные умные, достойные люди - типа Сокра-та, Сенеки (оба, правда, принудительно, но это ладно), Катона... Са-фо, Клеопатры. Их тоже никто не обвиняет, они тоже остаются бла-
  городными и красивыми. Но это мало относится к делу - я имею в виду, к современным самоубийствам это практически не имеет от-ношения, это было слишком давно или вообще этого не было. Сей-час мало кто кончает с собой, чтобы сохранить честь родины или свою честь... Можно, пожалуй, привести в пример шпионов в недалеком прошлом, которые носили где-то у воротника яд, чтобы в случае чего его выпить -да, пожалуй, они умирали за родину, а еще затем, чтобы не мучиться под пытками. Есть шахиды, но это отдельной разговор. А насчет своей чести я даже не знаю. Если только все самоубийства не свести к тому, чтобы отстоять свою честь - а что, правда, смотри: человек кончает с собой, потому что приходит к выводу, что он вправе решать, что ему делать со своей судьбой. Моя честь не затронута, пока не затронуты и не ограничены мои права, пока я свободен и никто не принуждает меня делать то, чего я не хочу. Но если у человека в жизни что-то не так, и он не может отстоять свои позиции - он принимает решение покончить жизнь самоубийством: таким образом он отстаивает свою честь и свое право принимать решения. Конечно, окружающие его могут считать потом лузером, говорить, что он был конченый человек, и это действительно, может быть, будет так выглядеть со стороны - но... Он-то с собой договорился, понимаешь? Он умер в полном согласии с собой, с полным осознанием того, что он делает. Я говорю о нормальных людях, конечно. И сам перед собой он остается честен, спокоен - это самое главное. Человек живет для себя, в конце концов. Что толку так дорожить жизнью, если ты все равно когда-нибудь умрешь, причем каждую секунду на тебя может свалиться кирпич с крыши, как это ни банально звучит, - это действительно ужасно депрессирует, если об этом подумать, это вводит в состояние такой безысходности... От одного этого иногда можно застрелиться. - Рита опять шумно вдохнула воздух и помолчала. - Ну вот, а говорила я, что это красиво, потому что это... эффектно. То есть с одной стороны, это эффектно -в некоторых случаях, а... в других случаях это красиво внутренне, как в случае с лузером... Например, знаешь, когда сюрреализм вышел из моды и этот стиль объявили умершим, сюрреалисты пачками стали кончать жизнь самоубийством. По-моему, это красиво, разве нет? Меня поразила эта легкость в свое время, я была в благоговейном шоке. Сюрреализм умер - мы тоже умрем. Какой смысл нам жить без сюрреализма? Без него мы мало что значим, так будем же снова с ним солидарны! По-моему, это великолепно... - Рита снова помолчала. - Дали, конечно, остался жить, но у этого человека были свои виды. Черт с ним. Ты понимаешь, о чем я говорю? Это - эф-фектно, поэтому красиво. Еще красиво, когда старик со старухой на-значают день, когда они вместе, одновременно покончат жизнь са-моубийством, - как тоже сделал кто-то, не помню кто. Они готовятся
   к этому и знают об этом много лет и тихо, спокойно уходят из жиз-
  ни, не дожидаясь прихода отравляющих жизнь болезней. Это краси-
  во, потому что умно, очень умно, а все умное красиво. Это и эф-
  фектно, и красиво внутренне. А просто внутренне... Наверное, таких
  самоубийств больше всего, хотя черт их знает. Вообще, наверное,
  все-таки нет. Знаешь, еще один пример я вспомнила... - Рита усмех-
  нулась. - Тоже где-то читала. Какой-то умный парень с высшим
  образованием постепенно стал съезжать в преступный мир и
  торговать каким-то ворованным антиквариатом. Он знал, что его
  ищут, но не собирался прекращать свое занятие, а когда на него,
  наконец, вышли и пришли его арестовать, то нашли его висящим посередине своей комнаты, в окружении предметов, которыми он промышлял. Это тоже красиво в своем роде. Я понимаю, это может странно звучать, но в этом что-то есть. Я чувствую некоторую симпатию к этому человеку. Специфическую такую симпатию, как, например, к Раскольникову. Понимаешь? - Рита посмотрела на Настю. - Ну, вот что я имела в виду.
  Настя молчала. Рита кинула взгляд на свои руки и поняла, что уже некоторое время она тоже нервно щелкает ногтями, хотя она не видела, что это же самое делает Настя.
  - Ну, что ты молчишь? - спросила она. - Я удовлетворила твое любопытство?
  - Да, - медленно ответила Настя.
  - И что? - Рита не знала, что говорить, и чувствовала себя неуютно, потому что не могла понять, как Настя реагирует.
  - Ничего, спасибо. Вроде понятно.
  - Тогда давай спать, - сказала Рита немного раздраженно, - хотя если она и злилась, то на себя саму, - и перевернулась на спину. - Спокойной ночи.
  - Спокойной ночи...
  Заснуть они долго не могли обе.
  16.
  Суп был слишком горячий для такой жары, и Рита, получив свою порцию, сначала поставила вертикально ложку посередине тарелки, с саркастическим видом покрутила ее вокруг своей оси, а потом оставила ее в покое и откинулась на спинку стула.
  - Нет, я не понимаю, - сказала она. - Кормят тут как-то странно.
   - Почему странно? - спросила Настя, уже евшая суп.
  
   - Нормально кормят, - сказала их соседка по столу, кото-рую почему-то хотелось назвать старухой, - простоватая женщина лет шестидесяти пяти с короткой мальчишеской стрижкой.
  Рита усмехнулась.
  - Нет, странно кормят. Я бы все сделала не так.
  Она посмотрела на Настю. Настя не проявляла никаких признаков того, что она хорошо помнит об их вчерашнем разговоре, что она впечатлена или затронута им. С самого утра они не обменялись по поводу разговора ни одним словом или намеком. Риту это радовало, с одной стороны, потому что ей не очень хотелось возвращаться к нему - несмотря на проявленный вчера Настей интерес, она все равно чувствовала - или предчувствовала - какую-то неадекватность в восприятии; она почему-то была твердо уверена, что полностью и правильно понята не будет. С другой стороны, по этой же причине молчание Насти причиняло ей дискомфорт: до этого ей было приятно осознавать, что она все-таки видит Настю насквозь; а этот неожиданный выпад и непонятная реакция поколебали в ней уверенность во всевидении. Ей вдруг стало казаться, что у Насти тоже есть мысли, и мысли даже, может быть, довольно забавные, но она, Рита, вряд ли будет выспрашивать их у нее. Именно это причиняло ей дискомфорт, потому что это плохо вязалось с прежним, составленным ею образом Насти и говорило о том, что она, видимо, ошиблась в ее оценке. Правда, эти забавные мысли Насти вполне могли бы стать еще забавнее под ее, Ритиным, влиянием, и она даже подумала, что, может быть, с Настей можно разговаривать вполне серьезно - но опять же, Рита не была в этом уверена, потому что имела в пользу этого только один мимолетный всплеск интереса; все прошлые разговоры и поведение Насти этому противоречили. Поэтому она чувствовала себя не в своей тарелке, - и поэтому же, возможно, она чувствовала, что не в своей тарелке был суп, стоящий перед ней.
  - Нет, я бы все сделала по-другому. Если бы в моих руках был санаторий, я бы изменила саму концепцию общественного пи-тания. Питания отдыхающих, я имею в виду.
  - Как же ты ее изменила бы? - с явной иронией спросила простоватая соседка по столу с мальчишеской стрижкой, немного торопливо прихлебывая суп.
  Рита задумчиво подняла брови.
  - Во-первых, я обязательно сделала бы стоимость питания отдельной от стоимости путевки, то есть проживания. Каждый курортник составлял бы список блюд, которые он хотел бы поглощать во время своего отдыха. Эти списки отправлялись бы туда, где бы эта информация перерабатывалась, и там составлялись бы своеобразные графики меню на ближайшие несколько дней - как расписа-
  ние занятий в учебных заведениях, и графики продуктов, которые надо было бы закупать. Отдыхающие платили бы отдельно за каж-дое блюдо, но не как в ресторане, после принятия пищи, а утром ка-ждого дня, причем если ты не хочешь, например, завтракать, то зав-трак ты себе не покупаешь. Ну вот, а кроме того, все должно быть приготовленное - йогурты мы можем купить и сами. И еще, за до-полнительные деньги еду надо доставлять в номер - охотники всегда найдутся, столовая здесь довольно неуютная. - Рита замолчала.
  - Не, это очень сложно, - сказала соседка по столу, от-ставляя пустую тарелку из-под супа. - И дорого это, небось.
  - Да, сложно... - задумчиво сказала Рита. - И дорого... Хо-тя, может, и не очень - экономится огромное количество продуктов. Над этим надо подумать...
  Соседка по столу как-то усмехнулась себе под нос и принялась за второе.
  - Такие, как ты, никогда ничё и не делают, - сказала она. -Вот сидит, размышляет. Взяла бы да попробовала, небось взрослая уже. Сколько лет-то?
  Рита посмотрела на нее.
  - Девятнадцать.
  Ну вот, тем более девятнадцать, я думала меныпе. Здоровая умная девка, возьми и займись - как это говорят - бизнесом, а чё сидеть-то? Так и будешь сидеть до скончания века, знаем мы та-ких. Ешь давай, суп у тебя остыл уже.
  Суп Рита так и не съела.
  - Классно тебя эта бабка сегодня, - сказала Настя, когда они лежали на пляже, и засмеялась.
  - Угу, - довольно угрюмо ответила Рита.
  - А че, правда, Рит. Займись бизнесом. Ты же умная, у тебя столько идей в голове - главное только захотеть, и у тебя все получится. Будешь богатая, купишь себе дом на Канарах - будем туда ездить купаться, вспоминать Сочи. - Настя снова засмеялась. - А то че ты, учишься в своем МГУ - и что, будешь историком? Это же скучно.
  - Угу, - снова сказала Рита. - Конечно.
  - Нет, ну я серьезно говорю. Историки же не зарабатывают много денег. Почему ты не хочешь заняться бизнесом?
  - Потому же, почему и ты, Нэсти, - нахмурилась Рита, не отрываясь от книги. - И еще кое почему.
  - Нет, ну у меня не получится.
  - Ну и у меня не получится.
  - У тебя получится.
  Рита подняла глаза от книги.
  - Nasty. Не мучай меня, и сама тоже не мучайся. Просто прими это как данное. Я не могу заниматься бизнесом. И вообще я ничем не могу заниматься. Конченый я человек. - Рита усмехнулась.
  - Нет, я не понимаю. Тогда я тоже конченый человек. Как ты это определяешь? Мне кажется, ты гораздо умнее меня, а говоришь, что ты конченый. Почему?
  Черт возьми, подумала Рита, снова отрываясь от книги.
  - Nasty. А Nasty girl. Ты не конченый человек, можешь быть в этом уверена. Мы с тобой очень разные, смешно нас сравни-вать. Ты станешь отличным учителем, будешь преподавать в каком-нибудь платном институте, выйдешь еще замуж за кого-нибудь, -потом купишь дом на Канарах, будешь туда ездить купаться и вспо-минать Сочи. Тебе практически никто и ничто не мешает - главное только захотеть, и у тебя все получится. А я другое дело, Nasty. Если ты хочешь поговорить о моей несчастной жизни, то нужно специ-ально выделить для этого время, причем довольно продолжитель-ное, ха. А впрочем, это ни к чему. Совсем ни к чему.
  - Нет, я все равно не понимаю. Тебе-то что мешает?
  - Мне...
  - У вас сигаретки не найдется? - сказала подходящая к ним с соседнего лежака девушка.
  Рита и Настя сделали отрицательный знак головой. Несмотря на это, девушка уселась на один из их лежаков.
  - Меня зовут Инна, - сказала она и протянула руку сначала Рите, потом Насте, которую они вынуждены были пожать. - Че, не курите?
  - Да нет, - с небольшой усмешкой ответила Рита.
  - Понятно, вон те мымры тоже не курят. - Она кивнула на двух своих подруг, со смехом наблюдавших за ней с соседнего ле-жака. - Вот дуры-то. - Она состроила им рожу и опять повернулась к Рите с Настей. - А вы че все одни, на вас как ни посмотришь, все разговаривают так серьезно, или читают, мне вас даже жалко стало. Пошли к нам лучше, в картишки поиграем, а то мы там уже друг другу надоели.
  Рита увидела, как одна из подруг толкнула локтем другую и стала шептать ей что-то, хихикая, на ухо. От этого ее слегка пере-дернуло, но Настин воодушевленный взгляд говорил, что она жаждет нового общества.
  
  17.
  Из дневника Риты:
  " ...получается черт знает что. У меня почему-то такое чувст-во, как будто меня дурят, хотя я прекрасно понимаю, что это не так. Это не может быть так. Милая Nasty не из тех людей, которые стро-ят сложные коварные планы с отдаленными целями, это смешно. Или я абсолютно перестала разбираться в людях, и если это так, то это более чем трагично - смертоубийственно это, ха, что тут еще сказать. Но вряд ли ЭТО так. Это не может быть так.
  Значит, Нэсти абсолютно искренне интересуется темой само-убийства, потому что так погиб ее дед. Интересно, я где-то читала, что это может передаваться генетически - чушь, по-моему, собачья, а может, и нет. Во всяком случае, Настю вряд ли интересует само-убийство как социальное явление; что ее интересует, так это ее по-гибший родственник. С этим надо тоже разобраться получше.
  А что интересует меня - это тоже немаловажно, пожалуй, да-же немаловажнее всего остального на свете - это как мне себя вести, и еще - что вообще происходит.
  С первым вопросом все было бы более или менее ясно (раз она с таким неподдельным интересом готова выслушивать мои челове-коненавистнические проповеди, то надо пичкать ее ими, пока она с легким учтивым зевком не отойдет к своим новым подружкам), так вот, все было бы ясно более или менее, если бы не вопрос второй.
  Этот вопрос прозвучал у меня как "Что вообще происходит?" и расшифровка его требует объяснений. Тьфу, какую-то чушь сказа-ла, ну ладно. Дело в том, что после проповедей милой Nasty-girl (дат. п.) я не чувствую никакого удовлетворения. Наоборот, меня терзают сомнения и непонятные страхи, которые и так меня, конеч-но, терзают, но тут удваиваются. Когда она заговорила со мной вче-ра о самоубийстве, мне начало казаться, что то ли она гнусный агент заграницы, то ли смеется надо мной, то ли умнее, чем кажется. Все это в равной степени неприятно и угнетает, и все это заставляет ме-ня чувствовать себя так, как будто меня засунули в английский особнячок с призраками. Это я преувеличиваю, конечно, но все рав-но мне скоро пора будет к врачу... ха. У меня такое чувство. Так вот. Чтобы, наконец, вплотную подойти к вопросу второму, я хочу ска-зать следующее: сегодня, а может быть, и вчера, я впервые почувст-вовала неприязнь к милой Nasty. Именно неприязнь, самую настоя-щую неприязнь, гадкое чувство, противоречащее нежной дружбе, которая нас связывает. Конечно дружбе, почему бы мне с ней не дружить - вполне милая Nasty. Вот сидит сейчас напротив меня, то-же пишет дневник. (Пишет дневник, ха! Представляю, что она там пишет!.. Хотя, черт... Черт возьми. Черт возьми, я абсолютно НЕ представляю, что она там пишет!) ...
  Ну вот, пожалуйста. Дружеские чувства уступили место без-думной ярости. Это все из-за твоего глупого эгоизма, Ритти, ты ду-маешь, что ты самая умная и все про всех знаешь. А ты и раныне не знала, про что пишет Nasty. Меня это бесит в тебе.
  Ну и пошла к черту!! Монашка-добродетельница, тоже мне, встанем же на защиту слабых и неприкаянных. Идиотизм какой-то. Я просто говорю, что внезапно почувствовала странную неприязнь к Насте, и откровенно делюсь этим, вместо того, чтобы закрыть на это глаза. Я постараюсь от этого избавиться, если получится, - в принципе, я предполагала такой вариант развития событий, но сегодня только третий день в Сочи, а я думала, что это может случиться к концу. И причины тут, очевидно, абсолютно разного происхождения. В этом надо разбираться, а не глупые обвинения предъявлять.
  Ну хорошо, перейдем лучше к другому вопросу, раз этот вы-зывает столько эмоций. Мы познакомились сегодня с тремя велико-лепными девушками: Инной, Юлей и Катей. Шедевр идиотизма и дурновкусия, а впрочем, Nasty очень рада. Картинка такова. Инна -лидер, крупноватая, не очень красивая девчонка, типа остра на язык и всех подкалывает, а это влечет за собой то, что рот у нее практически не закрывается. Готова наслаждаться жизнью целыми днями и, в целом, довольно добрая, хотя предполагаю, что случись у нее какая-нибудь неудача, окружающим было бы тяжело. Далыпе. Юля - личность довольно серая, отчаянная хохотушка, готова умереть со смеху, если тебе в палец вдруг попадет заноза, но умеет как-то держать себя так, что внушает уважение. Молчит с умным и достойным видом, так что лидер Инна даже не очень над ней подтрунивает, но когда вдруг открывает рот, то понимаешь, что молчит она по единственной причине - ей ровным счетом нечего сказать. И Катя - на первый взгляд наиболее разумный там человек, но только на первый взгляд, на самом деле это далеко не так. Нервная такая девочка с острым носом и глазами и решительной химией на голове, делает вид, что интересуется историей, психологией и другими серьезными вещами - на деле, видимо, полная дура. Nasty ляпнула, что я, типа, тоже люблю историю, а я, ха, так серьезно: "Терпеть не могу историю. Удивительное свидетельство человеческой глупости, коварства, беспомощности и импульсивности". Она захлопала на меня удивленно и даже растерянно своими натушенными ресницами и говорит: "А как же Великая Отечественная война?" Ха-ха. Вот в такое милое общество ввела себя сегодня милая Настя. Постараюсь его избегать".
  Из дневника Насти:
  "Познакомились сегодня с тремя девчонками: Инной, Юлей и Катей. Прикольные девчонки, веселые, мы с ними в карты поиграли. Они живут в Москве тоже, учатся в одном институте, каком-то платном. Я у них спросила, где он находится - они мне сказали ка-кую-то станцию, я, конечно, не запомнила, и название тоже не за-помнила.
  Кошмар, уже третий день прошел, так быстро время летит. А ничего еще не произошло такого интересного. Ну ничего, эти дев-чонки веселые, они что-нибудь придумают.
  Вчера поговорила с Ритой про дедушку... Ну то есть, про са-моубийства. Она говорит, что это вполне нормально, что человек сам может решать, как ему поступать со своей жизнью - это его соб-ственность. И он не обязан постоянно оглядываться на окружающих. А бабушка говорила, что после того, как дедушка умер, она сняла со стен все его фотографии - не могла его видеть, была зла на него... Считала, что он не должен был так поступать. Потом она немного смягчилась, говорила про него что-то хорошее, но о последних годах жизни почти никогда не упоминала, обходила эту тему. И у нее пор-тилось настроение, если я спрашивала. Поэтому я почти никогда не спрашивала. А мама говорит, что у нее о нем хорошие воспомина-ния. Он иногда кричал на нее, но и добрым тоже бывал, подарки да-рил. Ей было лет четырнадцать, когда он застрелился, и ей даже не сразу сказали, почему он умер. Она как-то больше жалеет его, не как бабушка, пытается его оправдать. Я подумала, что если бы мой отец застрелился, мне бы тоже было его жалко. Вряд ли я была бы на не-го зла.
  А Рита вообще считает, что это красиво. Ну, что это как бы благородно - это показывает твою независимость, и еще красиво умирать за идею. Она сказала, что когда сюрреализм как стиль умер, все сюрреалисты покончили жизнь самоубийством. Но это я не со-всем понимаю. Все-таки есть же личная жизнь... ну, в смысле, своя жизнь каждого человека - друзья, работа. Это же важней, какая разница, что там с сюрреализмом. А вот если с этой своей жизнью беда, тогда это сложно...
  Ну ладно. Так кожа вокруг ногтей болит, я ее разодрала вчера почти в кровь, пока Рита говорила. Кошмар, дурацкая у меня при-вычка такая, я даже не замечаю, когда я это делаю.
  Завтра надо все-таки как-нибудь развлечься".
  18.
  Из дневника Риты:
  "Ха, милая Nasty решила развлечься. Это похвальное желание нашло свое отражение в том, что она с маленьким тройным шедев-
  ром идиотизма отправилась на какой-то городской пляж, так как, серьезно посовещавшись, они решили, что в нашем санатории и на нашем пляже слишком мало достойных индивидов мужского пола. Она отчаянно звала туда и меня и применила все свое красноречие, чтобы доказать, какие фантастические горизонты открывает для всех такая вылазка, - но, по-моему, не слишком расстроилась, когда я сказала, что остаюсь дома.
  Ну и отлично. Я наконец почитаю свою книжку спокойно и без глупых замечаний. Это просто отлично - сидеть одной на берегу Черного моря, в приятной полутени (когда половину тебя закрывает тень от навеса, а половину нет, ха), читать хорошую книгу и наблю-дать, не напрягаясь, за смешными людишками, этими курортниками, которые приехали на юг в надежде поправить свое здоровье или от-влечься от домашних проблем, а сами ведут себя точно так же, как они ведут себя всю свою жизнь, независимо ни от чего: курилыцики курят, пьянь пьет, жирные тетищи едят купленную колбасу сразу после завтрака, женщины среднего возраста не переставая обсужда-ют своих мужей, детей, работу и другие проблемы, а эти самые их дети купаются без меры, рискуя снова впасть в ту самую ангину, по-сле которой они приехали сюда восстанавливать силы. Все мое но-,
  шу с собои, одним словом, человек это стиль, от него одного пополам со случаем зависит, что с ним произойдет - Лев Толстой, в общем, был не прав. Это принципиально важно, потому что взгляды Маэстро, мне кажется, могут пагубно влиять на некоторых людей.
  Итак (остров Итака), я лежу на пляже и кайфую - получаю удовольствие от одного взгляда на бескрайнее синее Черное море. Да будет именно так, ха, и ныне и присно и во веки веков".
  Из дневника Насти:
  "Мы съездили сегодня с девчонками на городской пляж и сра-зу познакомились с тремя прикольными парнями. Нам нужно четы-ре, конечно (Рита почему-то не поехала), но это ладно, ничего, еще найдем. Инна сказала, что это классно - иметь друзей в Сочи, осо-бенно близких друзей. Я подумала, что да, на самом деле. Надо зна-комиться.
  Парни, конечно, не идеальные, но прикольные. Один чернень-кий такой, с длинными прядями волос, с цепочкой на шее - самый классный, в карты всех обыграл и умный, по-моему. Другой при-мерно с такой же прической, только светленький, а третий ежиком. Им лет по девятнадцать, тот, который светленький, учится, а осталь-ные два работают. Сказали, что живут в кирпичном доме недалеко, и обещали прийти завтра к вечеру на то же место и привести с собой друзей".
  Из дневника Риты:
   "А Nasty girl преисполнена трепетного воодушевления. Нако-нец-то в ее жизни начались настоящие приключения. Минуты две она мне взахлеб рассказывала, как они замечательно провели время в компании трех каких-то несчастных пэтэушников, а потом, заме-тив, видимо, какое-то выражение на моем лице, которое ей не по-нравилось или ее устыдило, замолчала и стала говорить, что зря я не пошла, и пойдем, типа, в следующий раз.
  Глупейший, ничтожный человек. Она даже представления не имеет, что значит мой сегодняшний день по сравнению с ее. Я про-вела сегодня несколько отличных, спокойных часов в уединении, в то время как она моталась по городу и волновалась при одном взгляде на "беленького", "черненького" или какого там еще - она их больше никак не различает. Глупейший человек. Я сделала серьез-ное лицо и сказала: "Я подумаю, Nasty".
  "Девчонки", как она их очень оригинально называет, очень удивляются, поражаются, можно сказать, на мое поведение и грози-лись прийти поговорить со мной. Представляю себе нашествие к нам в номер этой милой груды и еще лучше представляю, что они будут мне говорить. Зрелище и слушалище не для слабонервных.
   "Девчонки" и пэтэушники, кажется, выбили из податливой Nastиной головки все высоколобые глупости, а у меня просто зуд по-является, когда я смотрю на нее. Мне хочется заставить этот мозжечок (уменьшительное от слова "мозг" - ничего больше), который выкидывает иногда такие неожиданные финты, работать, или раскрыться передо мной получше, или еще не знаю что... Странно даже, у меня никогда такого не было, тем более что я практически не знаю, как это себе объяснить. Ничем не объяснимый интерес к этому человеку - если только сказать, что меня заводит загадочность... но нет. Никакой загадочности нет, есть только небольшая непонятность; тем более загадочность никогда меня не заводила. Поэтому я не понимаю причин моего зуда. Это какой-то мой очередной садомазохизм.
  Ну и черт с ним".
  Из дневника Насти:
  "Надо Риту все-таки уговорить завтра пойти. Или не уговари-вать, я не знаю. Просто она сидит целый день. Странная все-таки -потащила меня тогда гулять по городу в жару, а тут говорит: да ну, на автобусе ехать. Я не понимаю. Инна говорит, что че она выпенд-ривается, и обещала прийти ей все объяснить. Но по-моему, это ей вряд ли удастся, пока Рита не захочет сама".
  - Что это такое, я не понимаю? Ты отказываешься водить-ся со старыми друзьями? - Инна, стоя на балконе номера Риты и Насти, весело засмеялась. Рита сидела перед ней в пластмассовом
  кресле и в некоторой досаде на то, что ее снова оторвали. - Ты по-чему с нами не пошла? Ты предатель, ты знаешь об этом? Завтра -после обеда. Мы заказали новую партию партнеров, специально для тебя. Ты обязана быть. - Инна обернулась на подруг и снова засмея-лась.
  Рита терпеливо смотрела на них, решив даже не проявлять не-уважения и не углубляться обратно в книжку. Инна, почувствовав, видимо, что ее слова особенного действия не произвели, перестала смеяться и в упор посмотрела на Риту.
  - Ты что сидишь улыбаешься? Думаешь, я шучу? Ты сюда зачем приехала - книжки читать? Так задницу отсидеть можно!
  Она опять засмеялась, схватила Риту за руку и стала тянуть с кресла. За долю секунды у Риты в голове пронеслась дурацкая сцена в случае ее сопротивления, и ей пришлось встать; но как только Ин-нина рука отпустила ее, она снова села.
  - Я поняла, Инна, - с усмешкой сказала она. - Спасибо за воспитательную беседу, я многое осознала теперь, переосмыслила, я сделаю выводы. Спасибо. Я еще подумаю, если можно.
  Инна снова обернулась на подруг в комнате, причем Юля от-чаянно над ней захохотала.
  - Вот сидит издевается, - сказала Инна с деланным смирением. - С ней по-хорошему, а она издевается... А серьезно, че ты не хочешь?
  - Почему не хочу? Я же сказала, я подумаю.
  - Ну и черт с тобой, - добродушно сказала Инна и развернулась.
  Рита с улыбкой проводила большеватую Инну глазами и за-глянула через окно внутрь комнаты только затем, чтобы посмотреть, не бросает ли на нее сочувственных, понимающих или завистливых взглядов Катя, интересующаяся "умными" вещами.
  19.
  - Nasty, ты готова биться со мной об заклад? - сказала Рита
  утром, когда они собирались к завтраку.
  - Насчет чего?
  - Я думаю, что твои друзья Инна и Юля конфликтуют, и они
  поссорятся либо перед отъездом, либо сразу по приезде домой.
  - Почему ты так думаешь? - удивленно сказала Настя, начи-
  ная расчесывать волосы.
  - Мне так показалось. Тебе нет?
  - Нет.
  Рита шумно вдохнула воздух и помолчала.
  
  - Они обе довольны своей жизнью. И обе думают, что знают,
  как им ее надо жить и как жить другим вокруг них. Только одна по-
  умней, другая поглупей. Это может вылиться в скандал.
  - Не знаю. Я не замечала ничего такого. Откуда ты знаешь,
  ты же с ними почти не общалась?
  - Мне кажется, они не из тех, с кем обязательно много об-
  щаться... - Рита подняла брови. - А ты довольна своей жизнью, Nasty?
  - Настя положила расческу и посмотрела на Риту.
  - Ну не знаю... Пока да, наверное. А почему ты спрашива-
  ешь?
  - Просто, интересно. Ты с таким интересом спрашивала у
  меня про самоубийства пару дней назад... - Рита усмехнулась. - По-
  чему тебя это заинтересовало? Ты хочешь разобраться, почему умер
  твой дед?
  Настя помолчала.
  - Ну да... Нет, вообще интересно, конечно, почему люди кон-
  чают жизнь самоубийством, но вот насчет дедушки я хочу понять...
  Такие разные оценки просто...
  - Разные оценки? Так ты сама как к этому относишься?
  - Ну... Я не знаю, понимаешь, в том-то и дело. Я тебя поэто-
  му и спрашивала, чтобы понять.
  Рита слегка усмехнулась.
  - Поняла что-нибудь?
  - Да, немножко...
  - И к каким выводам ты пришла?
  
  - Ну... Пока ни к каким определенным.
  Рита взяла со стола ключи.
  - Ладно, пошли. На завтрак опоздаем.
  Из дневника Риты:
  "Nasty не захотела биться со мной об заклад и уехала на го-родской пляж (рынок, хотела сказать), вырвав у меня признание, что завтра я обязательно с ними поеду. Не признание, а обещание, то есть - даже не знаю, зачем я его дала, ну ладно, черт с ним, можно съездить один раз... Может быть, из этого тоже можно что-нибудь выжать. А пока я буду лежать под пальмой, жевать банан и читать книгу. Спокойней как-то, когда Nasty нет, и мне даже немножко хо-чется, чтобы она не возвращалась".
  Из дневника Насти:
  "Мы сегодня снова нашли их, но только они опоздали, а Инна все поглядывала на другую группку и говорила, что надо знакомить-ся со следующими. Они сказали, что не думали, что мы придем, и поэтому не торопились. Правда, двух друзей они все-таки привели.
  Один урод какой-то, а другой ничего, только ему лет двадцать. Гри-ша и Паша, что ли. Черненький, Саша, сегодня опять всех обыграл, а Катька все приставала к беленькому, тоже, кстати, Саше, и спраши-вала, что он изучает в институте, а потом даже закурила вместе с ними, хотя она, вроде, все это время не курила. В общем, сегодня снова было весело, хотя Инна серьезно сказала, что завтра надо прийти пораньше и познакомиться с кем-нибудь еще.
  А Рита обещала мне завтра пойти. Она почему-то решила, что Инна с Юлей должны поссориться, а еще она сегодня опять завела со мной разговор про самоубийства... Ну, не разговор даже, а просто упомянула сегодня утром. А мне даже не очень хочется об этом больше говорить - слишком много всего интересного вокруг. А ей, наверно, это интересно - как всегда...
  Ну ладно, может, завтра она станет лучше".
  Из дневника Риты:
  "Nasty снова счастлива. Как мало нужно некоторым людям для счастья. Что это - нежная, чуткая душа, податливая на малейшее воздействие извне и тянущаяся к впечатлениям, или глупый идио-тизм банальности, пошлое однообразие, шаблонность человеческих чувств и мыслей? Эта девчонка Nasty довела меня до того, что я за-блудилась в трех соснах - в трех соснах, буквально. Меня это даже бесит до некоторой степени - глупо, конечно, но что тут поделаешь. Придется следить за ней далыне, преследовать ее, ходить по пятам, слушать все, что она говорит - иначе я буду чувствовать себя не-уютно. Оскорбленно, униженно... Если хотите. Так что я приступаю завтра же. Отдых под пальмой закончился.
  Я надеюсь, конечно, что скоро он возобновится - может быть, разгадка будет не такая уж непонятная и раскусится в два счета. Я надеюсь, что так будет - я же чувствую, что здесь что-то не так, что я сильно все преувеличиваю. Все гораздо проще в действительности. Может быть, у меня просто едет крыша.
  Только и всего, ха".
  - Вы туда на автобусе едете?
  - Да,можно на маршрутке.
  - А можно машину поймать. Понятно. - Рита усмехнулась. -
  И что, тебе нравится черный Саша?
  - Ну... да, прикольный.
  Рита улыбнулась.
  - Знаешь, зачем я еду завтра?
  - Зачем? - Настя с интересом ждала ответа.
   - Чтобы сопоставить твои восхищенные и импульсивные отзывы с реальностью. Ну, или с тем, как я это восприму. Мне инте-ресно. На самом деле интересно.
  
  Настя не нашлась сразу, что на это ответить, и сказала:
  - Ну хорошо.
   - Я поделюсь с тобой потом, если хочешь. Мне кажется, это будет забавно.
  20.
  - Меня зовут Рита. Рита меня зовут. - Рита засмеялась.
  - А нам сказали, что ты стесняешься и не хочешь к нам ехать,
  - сказал Олег - тот, который ежиком.
  - Вам соврали. Кто вам сказал такую глупость?
  - Ну я сказала, - громогласно заявила Инна. - И правильно
  сказала. - Что мне еще было говорить?
  - Тебе, Инна, стоило бы просто посидеть молча. - Рита ус-
  мехнулась, даже немного зловеще. - Я давно за тобой замечаю мно-
  ГОСЛОВНОСТЬ.
  Юля прыснула:
  - Я тоже. Я даже давнее.
  - Да вы че все, офигели что ли?! - без тени смущения закри-
  чала Инна. - Саша, давай раздавай карты. Эти дуры могут довести
  кого хочешь. Видишь, ухмыляются?
  - Конечно, ухмыляемся, че нам еще-то делать?
  - Посидеть, подумать, может, че-нибудь умное сказали бы!
  - Это вы чё, всегда так ссоритесь? - сказал Саша-беленький.
  - Вчера вроде потише были.
  - Всегда, всегда. Как с ними не поссоришься?
  - Ну я с тобой, например, никогда не ссорюсь, - заметила
  вдруг Катя.
  - Ты не ссоришься, ты умничка. - Инна погладила хихикаю-
  щую Катю по голове и обняла ее. - И с Настенькой мы тоже не бу-
  дем ссориться. Правда, Настя?
  Улыбающаяся Настя кивнула.
  - А вот с этими грымзами... М-м. - Инна показала язык. - А
  че ваш Паша не пришел? - сменила она резко тему. - Я только ради
  него, может, и приехала?!
  - У него работа сегодня, - сказал Саша беленький.
  - Завтра придет?
  - Наверно...
  - Там катера плавают по морю, - сказал Саша черненький - с
  картами. - Вы не хотите прокатиться?
  - Сейчас? - спросила Юля.
  - Да нет, вообще. - Черненький Саша поднял брови и очаро-
  вательно улыбнулся, раздавая последние карты.
  - А это что, надолго? У меня морская болезнь. Можно, во-
  обще-то. - Инна, нахмурившись, рассматривала свои карты.
  - Давайте, давайте, - сказала Настя. - Это классно, я каталась
  один раз на катере. У нас еще была собачка, Бима - маленький пу-
  дель, так мы ее взяли с собой, а она испугалась, и пришлось все вре-
  мя держать ее на руках.
  - Фу, не люблю пуделей, - сказала Юля.
  - Ну и не люби. Че к Насте пристаешь?
  - Не, здесь круто, на самом деле, - сказал Саша черненький. -
  Ходи, Рита, раз ты новенькая. - Он широко улыбнулся. - Мы все
  время катаемся, - продолжил он. - Нормально так.
  - И что, не укачивает? - спросила Инна.
  - Да никого не укачивает, господи.
  - А кстати укачивает, - сказал Олег. - Мы один раз видели,
  помнишь, Саш? Девку одну!.. - Он засмеялся.
  - А, ха-ха! Точно, помню! - Беленький Саша покрыл дамой
  семерку. - Не повезло ей, прокатиться решила! Это прямо как в том
  фильме... Черт, забыл, как называется.
  - Это где там...
  - Ну да, помнишь, мы смотрели? Не понимаю, как так акте-
  ров доводят. Не хотел бы быть актером.
  - Да это же игра, дурак, - сказал Гриша, который Насте пока-
  зался уродом, и плюс к этому почти все время молчал.
  - Да я понимаю, что игра... Блин, что за дерьмо? - Он по-
  смотрел на карты. - Я понимаю, что игра, но это же играть надо.
  - Они зато знаешь сколько получают? - сказал Саша чер-
  ненький. - По пятьдесят тыщ баксов.
  Рита кашлянула и слегка усмехнулась.
  - До двадцати пяти миллионов.
  - Чего?
  - До двадцати пяти миллионов долларов. Точно тебе говорю,
  можешь не сомневаться.
  Черненький Саша слегка нахмурился.
  - Ты откуда знаешь, ты там была, что ли?
  - Нет, я там не была. - Рита в упор посмотрела на него. - Но
  эта информация точная. Ты ведь там тоже не был, сознайся.
  - Ну и к чертовой бабушке, - сказал Олег. - У нас тут в Рос-
  сии все равно лучше.
  - Во правильно, я тоже так считаю, - подхватила Инна. - А то
  Голливуд какой-то, Америка!.. У них там все слащаво, все приторно
  как-то... и продажно!
  - А на голливудские фильмы ты все-таки ходишь, - решила
  заметить Юля.
  Инна обернулась к ней.
  - Да, хожу! А что мне еще делать? Конечно, хожу, но скоро у
  нас появятся такие же, и я не буду ходить!
  - У нас не появятся, - угрюмо сказала Катя.
  - Появятся! Появятся-появятся! Рита, ты кино там любишь,
  появятся?
  - Появятся, - кивнула Рита. - Не совсем такие и не в таком
  количестве, но появятся. Уже появляются.
  - Это смешно, Рита, - заявил Саша беленький.
  - Ничего смешного. Это очень серьезно, гораздо серьезнее,
  чем кажется.
  - Так что нечего тут упадочным настроениям предаваться! -
  сказала Инна. - У нас веселее всего, мы развиваемся и улучшаемся,
  и никто нам больше не нужен! У нас будет лучше всех!
  - Мы свой, мы новый мир построим, - усмехнулась Рита.
  - Да, - подтвердила Инна.
  - А как же насчет глобализации?
  - Глобализацию к черту.
  - Ну как же, это очень важно. Это, может быть, единственно
  возможный путь развития.
  - Почему это?
  - Да потому что. Ты новости посмотри пару раз и книжки
  научные почитай. Так получается.
  - Не может быть. Я против, между прочим. Зачем мне это
  надо? Я Россию люблю.
  - Я тоже люблю Россию, Инна, только не в этом дело. Это
  происходит не для того, чтобы навредить или помочь России или
  кому-нибудь еще. Тут все гораздо сложнее.
  - А что сложнее-то? Ты мне докажи, че ты воду льешь?
  - Ладно, слушайте, хватит нас грузить. Мы сюда отдыхать
  пришли, - сказал Олег.
  - Тоже мне, умницы. В институты попоступали. - Саша чер-
  ненький широко и очаровательно улыбнулся. - Вам только вот с
  этим водиться. - Он толкнул локтем Сашу беленького.
  - Иди в ж..пу. Чё, не нравится, что я в институте учусь?
  - Да нет, отлично! Наоборот, умный будешь. Скоро почти
  как они. Старый школьный кореш, может, президентом станет.
  - Да пошел ты. Вон, смотри какая тачка.
  - Крутая тачка. Купишь себе такую.
  - Ауди АЗ, - сказал Олег, единственный из троих действи-
  тельно рассматривавший машину. - Я читал про нее. Действительно
  крутая тачка. Стоит дофигища.
  - Вот и я говорю. Ха-ха, еще один читатель!
  - Ой, мне тоже нравится, классная! - закричала Инна.
  - И мне тоже! - сказала Настя. - Так едет мягко, и цвет хо-
  роший.
  - Да какой цвет, - поморщился Олег. - Там техника знаете какая.
  - Это все фигня, - сказал черненький Саша. - Ты ничего не
  понимаешь в машинах. - Самое лучшее - это BMW. У моего дяди
  такая. Ты видел моего дядю? Ты знаешь, кто он такой? Мы с тобой
  потом поговорим.
  - А мне эта нравится, - заявила Инна.
  - Молодец, я тебе такую куплю.
  - Давай! Поехали! Я с тебя слово взяла. - Инна широко
  улыбнулась и хлопнула глазами. - Слово надо держать.
  - Конечно, о чем речь. Ради тебя чего не сделаешь!
  - Конечно!
  - Естественно.
  - А Насте не купишь? - спросила Рита.
  - И Насте куплю. Всем куплю. Вот только разбогатеть надо.
  - Давай, богатей. Я с тобой, - сказал Олег и покрыл даму ко-
  ролем.
  21.
  Из дневника Риты:
  "Ха, пэтэушники. Надо же, как я угадала. Я ведь и сказала-то просто так, а оказалось - на самом деле. Смешно даже. В целом, все, как я себе и представляла. Только один мальчик Олег, которого Nasty абсолютно обошла вниманием, оказался чуть получше осталь-ных. Хотя тоже, конечно, мура абсолютная. Фуфло все четверо, как и ожидалось. И Nasty ведет себя примерно так, как и ожидалось".
  Из дневника Насти:
  "Саше, по-моему, Рита не понравилась. Он даже молчал больше, чем обычно, - а Рита снова завела разговор на какие-то не-подходящие темы. Не знаю, как ей объяснить, что это неуместно. Мне даже кажется, что это у нее получается почти невольно. Она очень умная, но не знаю - вроде бы, не из тех, которые настолько серьезны, что не могут болыпе ни о чем говорить... Странно так. Как будто человек не умеет наслаждаться тем, что у него есть, и ищет чего-то еще".
  - Высокие вредно. Кроме того, на них трудно ходить.
  - А по-моему, это красивее всего. Это очень женственно.
  - А ты, Рит, как считаешь? - спросила Катя.
  Был поздний вечер, все сидели в номере Риты и Насти, как всегда, мешая Рите читать. С жаром обсуждался вопрос, какие каб-
  луки лучше носить, и Рите искренне удалось отвлечься настолько, чтобы этого не слышать.
  - Что? - спросила она.
  - Как ты считаешь, какие каблуки лучше носить?
  - Чего, какие каблуки? Не надо носить каблуков, - нахмури-
  лась Рита.
  - Как это не надо? Ты что, не носишь?
  - Нет.
  - Почему?
  Рита снова подняла голову от книги.
  - Можно я задам тебе встречный вопрос? Почему ты но-
  сишь?
  Юля захихикала. Инна довольно улыбнулась, предвидя остро-умную сценку.
  - А почему бы и нет? - неуверенно сказала Катя.
  - А почему да? - усмехнулась Рита. - По-моему, было бы го-
  раздо естественней, если бы ты ходила на плоской подошве, поэтому
  мой вопрос более правомерен.
  - Ну... - Катя оглянулась на хихикающих подруг. - А почему
  естественней? Все ведь ходят на каблуках, это абсолютно естествен-
  но. Че вы смеетесь-то, я не понимаю? - снова оглянулась она.
  - Ха-ха, нашла у кого поддержки искать! - веселилась Инна.
  - Щас тебе Рита такого наговорит! Давай, Ритух, я тоже не люблю
  каблуки!
  - Да ну вас к черту, - нахмурилась Рита и снова опустила гла-
  за к книжке.
  - Нет, ну объясни, - немного обиженно настаивала Катя. - Я
  не поняла, что ты имела в виду.
  Настя улыбалась, потому что ей в глубине души было прият-но, что на этот раз мишень не она. Юля хихикала независимо от то-го, что происходило, пока дело не касалось ее.
  Рита отложила книжку.
  - Так ты считаешь, что высокие каблуки естественней, чем
  плоская подошва?
  - Ну, не естественней, но... Это же нормально, все же ходят.
  Я не очень понимаю, о чем ты спрашиваешь.
  - Короче говоря, - вздохнула Рита, - ты хочешь сказать: вы-
  сокие каблуки - это красиво, и давайте все ходить на высоких каб-
  луках.
  - Ну не совсем. То есть я как раз против очень высоких, но
  вообще каблуки это, конечно, красиво.
  Рита посмотрела на Настю. "Зачем тебе, чтобы было красиво", вспомнила вдруг она и подумала, помнит ли об этом Настя.
  Понимаешь в чем дело, Катя, - сказала она. - Красота -это понятие очень относительное. Это не я придумала, это банальный общеизвестный факт. То, что пятьдесят лет назад считалось красивым, сейчас воспринимается как уродство, и наоборот: твои не такие уж далекие предки, может, ужаснулись бы тому, как ты сейчас выглядишь. Ты скажешь: ага, вот видишь, а каблуки-то почитались со дня своего основания. Я, честно говоря, не знаю особенно много об истории каблуков... но... Вообще, ты спрашиваешь моего мнения? Ну я тебе его и скажу. Мне кажется, что туфли на каблуках - это вещь довольно красивая. Во многих случаях это красиво: хорошие стильные туфли, если вокруг все обделано со вкусом - это приятно, стильно и привлекательно. Но я не ношу туфли на высоких каблуках. И знаешь почему? Я не умею на них ходить, а знаешь почему не умею? Я не училась. А не училась знаешь почему? Потому что это садомазохизм. А я стараюсь давить в себе все мазохистические проявления. Не всегда, правда, получается, тем более что мой мазохизм проявляется болыпе в духовной сфере, но это ладно. Туфли на высоких каблуках требуют огромных усилий. Это до отвратительности неудобно, это подвергает тебя почти смертельной опасности в гололед или на неровной дороге. И я не принимаю формулу "красота требует жертв". Это довольно глупая формула. Не ты должен служить красоте, а красота должна служить тебе, иначе зачем она нуж-на? Вы никогда над этим не задумывались? Красота очень, очень важна, но надо творить красоту с наслаждением, чтобы потом еще болыпе наслаждаться ею, а не горбатиться в поте лица, чтобы дальше не было ни сил, ни желания получать от нее удовольствие. Это как работать надо там, где тебе нравится работать, иначе жизнь превращается в мучение.
  Все дело в том, что высокие каблуки - не единственный способ создания красоты. Если бы других путей не было - я бы, может быть, еще подумала над этим. Но другие пути есть. И их очень много. Достаточно просто хорошо одеться - просто так, как тебе идет, и так, чтобы это примерно соответствовало современной моде, и будет красиво. Может быть, даже очень красиво. Все зависит от тебя. Моде придется соответствовать потому, что, как я уже упоминала, красота - вещь очень условная. Просто то, что принято за красивое в данное время в данном обществе. И если ты оденешься по моде восьмидесятых, мало кто скажет, что это красиво, потому что все мыслят шаблонно, по-другому не получается. Общество должно мыслить шаблонно - видимо, оно развалится иначе. Уровень шаблонности у каждого человека разный, но в целом это сохраняется. Не выходит по-другому. Поэтому если ты оденешься по моде восьмидесятых, то только какой-нибудь фанат восьмидесятых скажет,
  что ты выглядшь сногсшибательно. Остальные, даже самые ради-кально мыслящие люди, не скажут. И я не скажу. Скажу, что краси-во - это клешеные штаны, рюкзаки и панамки. И если не туфли и длинные юбки - то только потому, что у меня есть из чего выбирать.
  Еще очень важно, для чего ты так напрягаешься и делаешь из себя что-то красивое. Я считаю, что красота самоценна. Не скажу, что мне плевать на мнение окружающих - я только что попыталась доказать, что я, собственно, только на него и оглядываюсь. Но я не думаю, что я стараюсь выглядеть хорошо только ради них. Скорее все-таки для себя. Я не думаю, что я стараюсь купить одежду, кото-рая мне идет, для того, чтобы какой-нибудь мальчик в кафе обора-чивался на меня - это приятно, конечно, в некотором смысле, но это не цель. Или я научилась очень ловко себя обманывать. Но у меня есть основания считать, что вы стараетесь как раз ради этого - тогда я ничего не могу сказать об эффективности туфель на каблуках - это надо провести опрос среди мужиков, я никогда этим не занималась. Но подозреваю и надеюсь, что здесь тоже есть разные мнения.
  Рита с шумом глубоко вдохнула воздух. Все заинтересованно молчали.
  - Еще одну вещь я хотела сказать. Понятно, почему я не ношу каблуки, но я далеко не всегда люблю каблуки на других. По-тому что, на самом деле, не очень много людей могут ходить на каб-луках так, чтобы это было красиво. И когда я вижу какую-нибудь размалеванную коровешку, еле-еле ковыляющую на каблуках по тротуару с полным осознанием своей неотразимости на лице, я чув-ствую невероятное отвращение. Мне хочется ее избить, скинуть в канаву и утопить там, чтобы она оттуда не вылезала - извините, ко-нечно, если вас это шокирует, но я вполне откровенна. Высокие каб-луки - это довольно неестественно. Это еще одна очень, очень сложная проблема - проблема естественности и неестественности. Мне хочется сказать: "Красота в естественности", но это будет жут-ко глупо, потому что самая красивая, по сути, в мире вещь - искус-ство - так и называется: ис-кус-ство. Можно долго спорить о том, насколько оно искусственно и сколько в нем должно быть естест-венности. Должно ли оно отображать естественность или что оно вообще должно делать. Театр, например, вещь очень искусственная, и я не люблю его за это, но существуют критерии игры актеров: это хорошо, это натурально, а это неестественно. И в целом это часто получается красиво. Здесь просто существуют свои правила игры, свои условности. Не получается без условностей. И когда я говорю, что высокие каблуки - это неестественно, я имею в виду, что иногда это бывает некрасиво-неестественно. В любом случае, это лицеме-рие в какой-то степени. Высокие каблуки - это лицемерие, так же
  как и яркая помада и реснички, удлиненные в пять с половиной раз. Но лицемерие общепринятое, включенное в правила. И я не говорю, что это все плохо, что от этого надо избавляться. Просто я не буду заниматься этой белибердой, она мне несимпатична, но если вы за-нимаетесь, то, возможно, она доставляет вам какое-то удовольствие, и у вас есть какие-то причины на это. Вы люди взрослые, в конце концов, наверняка сами задумывались о том, как вам надо жить, ка-ким-нибудь долгим зимним вечером. - Рита усмехнулась. - Я все, в общем-то. Про каблуки я все.
  Рита быстро посмотрела всем в глаза.
  - Ха-ха, молодец, Ритуха! - добродушно закричала Инна и
  громко захлопала в ладоши. - Хлопайте, эй, че сидите?! Ты будешь
  великим оратором, и мы будем ходить голосовать за тебя в парла-
  мент! Или у нас нет парламента? Или он называется по-другому?
  Ну, черт с ним!
  Инна успокоилась, потому что никто не захлопал. Все улыба-лись, только Юля смеялась над поведением Инны.
  - Дураки вы какие-то, - сказала Инна. - Нет, это было круто.
  Теперь вам все понятно про каблуки?
  Катя неуверенно кивнула.
  - Тогда пойдемте спать. Я спать хочу.
  22.
  Из дневника Насти:
  "Рита нам вчера вечером прочитала лекцию про каблуки. И про красоту вообще. Я помню, она говорила уже со мной об этом. Странное у нее, конечно, представление о красоте. Необычное. На-счет самоубийства я еще вспомнила...
  Но классно она говорит все-таки. Инна сказала, что ей надо быть оратором, и правда, надо. Хотя она мне, по-моему, говорила, что политикой заниматься не стала бы. Или нет... Но в любом слу-чае, у меня нет ни одного знакомого, похожего на нее. Она очень классная".
  - Рит, - сказала Настя после завтрака, когда они были в своем
  номере, причем Настя только что написала заметку в своем дневни-
  ке, а Рита стояла у открытого окна и смотрела на прохожих. - Ты
  мне хотела рассказать, какое у тебя впечатление от ребят.
  Рита отвернулась от окна к Насте.
  - Тебе действительно интересно? - улыбнулась она.
  - Да, а почему бы и нет. Ты интересно говоришь.
  Рита отошла от окна и села в кресло.
   - Ну слушай тогда, - сказала она, чуть-чуть помолчав. - Я буду говорить абсолютно честно, так что не обижайся... Естествен-
  но, они мне не понравились. Но они и не должны были мне понра-виться, тут дело в другом. Мне было интересно посмотреть, что именно они из себя представляют, в каждом конкретном случае, а не в общем. И вот что получилось. Твой Саша черненький - хвастун и болтун, ты уж не обижайся, с очень смазливой мордочкой и велико-лепной улыбкой, но абсолютно пустоголовый, даже хуже, чем я предполагала. Серая личность, несмотря ни на что - я имею в виду, несмотря на то, что он способен иногда на эффектные фразочки и склонен к тому, чтобы считать себя главным, рассчитано это все на людей легковерных и впечатлительных. Тебе не стоит такой быть, Nasty, честно тебе говорю. Это только иногда хорошо, а в основном скорее плохо. Вот. Другой Саша, беленький, не намного лучше, со-всем даже не лучше, единственное, что самого умного из себя не строит. Это все потому, что он где-то там учится - учится хреново, он чувствует, что он вряд ли лучше других, поэтому сильно завы-шенной самооценки у него нет. Хотя некоторое превосходство от того факта, что он все-таки где-то учится, он в глубине души чувст-вует, но немного боится его высказывать, потому что Саша чернень-кий склонен его за это высмеивать - тоже из-за некоторого внутрен-него комплекса по этому поводу, собственно говоря. Самый при-личный там человек - это Олег. Тоже придурок, конечно, но за не-имением лучшего. Faute de mieux, как говорят французишки. Его преимущество - это серьезность, в смысле, надежность. Конечно, одного раза недостаточно, чтобы сказать что-то точно, но пожалуй, если на кого-то из них и можно положиться, то это на него. Он до-вольно "нормальный" человек во всех смыслах этого слова, если та-ковые имеются. А так, вообще-то, тоже не из умных, конечно. И Гриша - Гриша закомплексованный человек. Про него я мало что могу сказать, потому что он все время молчал. Ну вот. - Рита харак-терным движением поджала губы и подняла брови, говоря этим: "Ну вот". - Еще одна важная вещь. Интересная вещь - если тебе инте-ресно. Тебе интересно?
  Настя казалась немного удрученной, но кивнула. Рита улыб-нулась и немного помолчала.
  - Забавно, как люди влияют друг на друга, правда? Это просто поразительно, и все время получается так, что с каждым че-ловеком и в каждой компании люди ведут себя по-своему. И причем часто очень по-разному. Ты не замечала?
  Настя пожала плечами.
   - Нет, я не имею в виду каких-то очевидных и элементарно объяснимых случаев, типа того, что человек говорит разные вещи на семейном празднике с родителями и на пьяной вечеринке в ком-пании друзей, - продолжила Рита. - Это естественно; я совсем не это
  имею в виду. Я имею в виду, что человек с каждым отдельным другом, с каждым отдельным малознакомым человеком, с каждым отдельным родственником ведет себя по-разному. Это тоже, вроде бы, на первый взгляд вполне очевидная вещь: кто-то больше располагает, кто-то меньше, с кем-то у тебя более близкие отношения, с кем-то менее - но это опять не то. Я хочу понять: ведь есть же какое-то объективное "я", такое "я", которое не зависит от внешних влияний каких-либо людей. Абсолютно чистое "я". Я понимаю, не бывает "я" без влияний, на тебя постоянно что-то влияет: книжка, фильм, телепередача, и люди, с которыми ты общаешься, постоянно вкладывают в твою голову какие-то маленькие кусочки знания и осознания. Переосмысления, я имею в виду. Но вопрос в том, как это влияет на твое поведение. Ты чист, когда ты наедине с собой. Ты не притворяешься. Ну, я думаю, у большинства людей так. Ты максимально искренен, и если что-то и скрываешь от себя, то скорее всего не по своей воле - по своей воле не получилось бы скрыть полностью. Все зависит от человека, конечно, от степени его рефлективности. Ты искренен с книгами, которые ты читаешь, и относишься к ним так, как они, по-твоему, этого заслуживают. С фильмами чуть-чуть посложней, потому что ты не всегда хозяин ситуации, но тоже примерно так. Но вот ты встречаешься со своим знакомым - может быть, даже более или менее близким приятелем или даже другом - и начинаешь подстраиваться. Ты хочешь что-то сказать - но чувствуешь, что это будет не к месту, или что он не поймет тебя, и мол-чишь, говоришь вместо этого какую-нибудь глупость типа "Деревья в этом году рано пожелтели..." или "Ой, правда, у тебя новый парень?!". У человека при этом рисуется в голове какой-то твой образ, имеющий что-то общее с тем, что ты есть на самом деле, и он воспринимает тебя так дальше. А с другим приятелем ты говоришь: "О, ты поступил на новую работу, классно. У меня знакомый тоже работает программистом, так он говорит..." И дальше всякую чушь. А в это время он, этот человек, с которым ты говоришь, тоже под тебя подстраивается. Может, не так сильно, как ты под него, а может, наоборот, еще сильнее, но все-таки скорее всего с другим приятелем он говорит о чем-то другом. Мы никогда не говорим об одном и том же со всеми людьми, нас никто не поймет. И это ужасная штука - непонимание. Я думаю, именно рождает лицемерие, скрытность, всякие отвратительные пошлые интриги и так далее. И даже самыи искренний человек, за редким исключением, почти никогда не бывает самим собой. Он должен подстраиваться. И счастье, если он найдет кого-то одного или двух, с кем он не должен этого делать. Правда болыпое счастье.
  Это я знаешь все к чему? - Рита усмехнулась, потому что уви-дела, что лицо у Насти было внимательное, но немного утомленное. - Это я по поводу твоих мальчиков. Вы подстраивались под них. Мы подстраивались под них. Я тоже. Есть какой-то объем этого, которо-го мы почти не можем избежать. И нужно стараться сводить его к минимуму. Я стараюсь. Я подстраиваюсь в какой-то мере под тебя, под Инну, под всех остальных, но я очень стараюсь, чтобы у вас все-таки сложилась правильная концепция меня. Я не говорю, например, специально то, что мне совсем не интересно. И мне кажется, у меня в последнее время более или менее получается. Хотя все равно в разговоре с болыпинством людей я чувствую себя не собой. Ну а вы вчера не сводили объем к минимуму. И не сводите уже много дней подряд. Желание выпендриться, с помощью неискренности выгля-деть лучше, чем ты есть, очень чувствуется. Это и есть лицемерие. И это очень неприятно.
  Рита замолчала.
  - Вот я к чему, - сказала она.
  Настя оглянулась на дверь, потому что ей послышалось, что кто-то постучал, - но никто не стучал, и она снова посмотрела на Ри-ту.
  - Так о чем же надо с ними разговаривать? Понятно же, что...
  их интересует одно, нас другое. Надо просто искать что-то общее.
  Что ты предлагаешь, я тебя не очень поняла.
  Рита улыбнулась.
  - Да нет, ничего конкретного. Я тебе просто предлагаю проблему - для размышления. Может, тебе будет интересно. Я сама не знаю, как здесь быть. Это довольно сложно, даже очень сложно. Безвыходная ситуация практически, если в дело не вмешается слу-чай - я говорю абсолютно серьезно. Я же говорю, мы в обществе живем, и мы не выживем в обществе без условностей. Еще Кант го-ворил. Мне кажется, он был не полностью прав, хотя кто его знает. И я не знаю, можно ли придумать новую модель общества. - Рита усмехнулась. - Я долго пыталась, у меня не получилось. Я не знаю. Это действительно очень сложно, Nasty.
  Настя немного неуверенно улыбнулась.
  - Да ладно тебе, перестань. Неужели это правда так важно?
  Рита быстро на нее посмотрела и быстро нервно усмехнулась.
  - Конечно, важно. А что же важно, по-твоему? Трахнет тебя Саша или нет?
  - ...Да нет... Зачем ты так... Нет, ну... Я не знаю.
   - Ну в общем, да. - Рита снова усмехнулась, уже практи-чески спокойно. - Я понимаю, это все нормально. Извини. Правда, извини.
  - Да нет, ничего... - Настя смущенно улыбнулась и помолчала. - ...Так ты поедешь с нами сегодня?
  - Нет. Конечно нет. Мне скучно, Nasty.
  23.
  Из дневника Риты:
  "Факинг шит. Я опять не понимаю, что происходит. Эта Nasty пробуждает во мне такие чувства, которых я раньше не испытывала. Нет, не пойми меня, Ритти, неправильно - просто все чувства, кото-рые я теоретически могла бы испытывать к этой глупой девчонке, у меня обострены. По идее я должна бы относиться к ней более рав-нодушно. Это не укладывается в рамки нормы. Мне не хватает ост-рых ощущений и впечатлений, черт возьми, я же тебе много раз го-ворила; из-за этого вся фигня. Из-за этого маленькая Настя стала для тебя объектом всестороннего внимания. На протяжении последней пары дней я вроде чувствовала, что неприязнь отступает - и она от-ступила, пожалуй, и даже заменилась определенной долей приязни, ... но сегодня она вернулась. Вернулась не то чтобы с утроенной си-лой - нет, просто вернулась, такая же аморфная и непонятная, как и раныпе, но это не важно. Главное, что она опять тут. Поэтому я и говорю, что это ненормально. Ненормально и очень неприятно.
  А в чем, собственно, дело? Из-за посетившей меня приязни я решила сегодня интересно поговорить с Nasty-girl΄ом. Ну что, пого-ворила. Я интересно поговорила, она интересно помолчала. И непо-нятно, чего, собственно говоря, можно было еще ожидать. Я говори-ла о непонимании с полным осознанием того, что это злоба моего дня. И ситуация забавная, с одной стороны - говорить о непонима-нии с человеком, который тебя абсолютно не понимает, но с дру-гой... I΄m an exhibitionist, if you want to know the truth2, как говорил милый Холден Колфилд, человек, которому я бы хотела позвонить. Вот это с другой стороны. И это не забавно, это довольно печально. Не нужно раздеваться перед непонимающими людьми. После этого чувствуешь себя опустошенным.
  Именно это чувство вернуло неприязнь, я поняла. Когда ты рассказываешь что-то личное человеку, который не понимает, о чем ты говоришь, или которому на это наплевать, ты начинаешь чувст-вовать к нему отвращение. Это твоя личная проблема, если ты вы-бираешь такого человека своим слушателем, и виновата в этом толь-ко ты, - но отвращение ты чувствуешь к нему, потому что если такое отвращение ты будешь чувствовать к себе, то это конец. Конец кон-цов, как говорится. "В конце концов". А вообще нет, дурацкое сло-
  
  Я эксгибиционист, если хотите знать правду
  
   восочетание. Ну черт с ним, господи, нельзя же отвлекаться от важ-ных проблем.
  Ты умница, конечно, Ритти, что поняла, откуда взялась непри-язнь, но ты совсем не умница, даже глупица (опять плохое слово), что не поняла, как с этим бороться. И что делать, собственно говоря.
  Можно, конечно, полностью абстрагироваться от этих глупых, надуманных проблем - общаться с Настей как можно меньше, даже, может быть, поссориться как-нибудь с ней для этого; осталась всего неделя, потом мы разъедемся с ней... Но это все чертова теория. Это все теоретически. У меня ничего не получится на самом деле. Про-сто не получится, можешь ругать меня в хвост и в гриву. Я же чув-ствую. Что? Конечно, это отвратительно, если я не могу управлять своими действиями. Это деградация, падение нравов, просто паде-ние... и тому подобный kal, как сказал бы Алекс из "Заводного апельсина". Что-то я цитирую сегодня молодых людей - очень, при-чем, разноплановых. Ха-ха! Ты с ума сходишь, тебе не кажется, Рит-ти? Да нет, не потому, что цитируешь, а потому что действительно несешь какой-то kal. "Ясно, как лазурное небо в солнечный летний день". "Чуть голову себе не othohotal". Алекс тоже был интересный в своем роде человек. Ха. Но Холден лучше, конечно, намного луч-ше.
  Ты опять увиливаешь от ответа. Это не очень красиво с твоей стороны, не очень умно, и, кроме того, это не очень хороший при-знак. Это признак того, что ты не контролируешь ситуацию. А, по-вторяю, это отвратительно, если ты не контролируешь ситуацию, в которой кроме тебя еще всего только один человек. Причем человек этот вдвое младше и втрое глупее тебя. Ну, не вдвое младше, ладно. Опять отвлекаешься. Главное, что этот человек вряд ли понимает, что происходит. Вот дура, как он может понимать, если ты сама ни-чего не понимаешь. Ха. Ты прожженная эгоцентристка, кроме того, ты думаешь, как я вижу, что если что-то и происходит в мире, то это происходит только внутри тебя. В нутре. Нет, внутри. Именно внут-ри. В голове. У меня очень уютно в голове, тепло, темно и интерес-но, как будто сидишь в маленьком удобном кинозале и смотришь то, что тебе действительно хочется смотреть. Да иди ты к черту.
  Перестань быть такой несерьезной. Ты никогда не была на-столько несерьезна. Факт в том, что Шедевр уезжает через два дня -через два? - а вопрос в том, что ты будешь через эти два дня делать. Сейчас очень легко не общаться с Nasty, они уезжают чуть ли не на целый день, и век бы их не видеть. У меня есть большое подозрение, что сегодня и завтра они будут приезжать совсем поздно, но это не избавит меня от того, что в среду Nasty вряд ли поедет туда одна. Вряд ли поедет, я даже почти ручаюсь, что не поедет. Кто ее знает,
  конечно, и все-таки. Тогда со среды по воскресенье мы будем в пол-ной мере наслаждаться обществом друг друга, со всеми последст-виями, которые отсюда вытекают. Если они вытекают. И я не хочу ни с кем специально ссориться, не хочу, и идите вы все к черту.
  Будь благоразумна. Ты не хочешь быть благоразумной?
  Хочу. Я и так благоразумна... Ну не знаю, пошла к черту!
  Спасибо. Thank you very much - thank you. И что дальше? Ты мне "пред-лагаешь проблему", что ли? Ха-ха! Мне не нужны твои проблемы, дурисча, ты давай мне решения. Проблем у меня и без тебя полно. Их легче всего придумывать, вот в чем все дело.
  А, придумала! Я придумала решение, ха-ха! Ленивый у тебя умишко, Ритти. Ты придумала самое легкое решение, какое только можно было. Пустить все на самотек! Какой блеск! Какая ориги-нальность! А что может случиться? Чего ты, собственно, боишься? Общайся с Nastей так, как у тебя получается общаться, пусть она сама выбирает темы для разговоров. Она, в конце концов, болыпая девочка, хозяйка своей судьбы, пусть все будет зависеть от нее. Ха-ха! Великолепно! Никаких обязательств, никакой ответственности! Dolce vita!
  На том и порешили?
  Ты глупая, ленивая, эгоистичная, безвольная идиотка, Ритти".
  Из дневника Насти:
  "Мы сегодня отлично провели время. Еще лучше, чем раныде. Даже не хочется почему-то особо об этом писать. Но это было классно.
  Зря, конечно, Рита сегодня с утра так их обругала. По-моему, они хорошие парни. У Риты, конечно, свои причины, ей надо, чтобы они были поумнее, - но у нее очень необычные вкусы, слишком не-обычные. Ну, или не слишком... Я не знаю. Во всяком случае, мне ребята нравятся и так. Они классные.
  Девчонки уезжают послезавтра. Жалко, конечно. Мы взяли друг у друга номера, и я записала все их адреса на всякий случай.
  Кстати, Рита, по-моему, даже была права. Между Инной и Юлей правда как будто кошка пробежала недавно. А может, это и раньше так было, просто я не замечала. Но нет, наверное. Только с недавних пор. Такое ощущение иногда, что они правда скоро поссо-рятся. Но наверное, это будет уже в Москве. Все равно жалко. Но Рита молодец, конечно. Как она так заметила?"
  24.
  - Рит, давай сегодня съездим в город погуляем...
  - Что? - сказала Рита, отрываясь от книги.
  - Давай, говорю, съездим погуляем.
  Рита нахмурилась.
  - Не поняла, к чему это ты.
  Настя немного смущенно и странновато улыбнулась.
  - Ну ты же любишь ходить по городу. Давай... Мне что-то
  захотелось сегодня.
  - Неделю назад ты не видела в этом никакого смысла. А я
  уже погуляла по городу, и главное, что мне надо было, из этого вы-
  несла. - Рита снова уткнулась в книжку. - Мне не хочется сегодня,
  Нэсти, извини, у меня книжка интересная.
  - Ри-ит, ну пожалуйста, ну пойдем.
  - Зачем тебе, я не понимаю? - Рита внимательно на нее по-
  смотрела.
  - Ну пожалуйста. Я тебе все объясню. Это очень важно.
  - Ты не можешь объяснить здесь?
  - Нет, это надо... на месте. Я тебе все расскажу, нам надо по-
  говорить.
  Рита не отрываясь смотрела на нее.
  - Голову ты мне морочишь, Нэсти. Что может быть такого
  важного, о чем ты не могла бы сказать сейчас?
  - Ну пожалуйста.
  - Говори сейчас.
  - Нет, ну я не могу, надо там. Ну пожалуйста, поехали. Это
  важно.
  Из дневника Риты:
  "Маленькая сучка. Настя думает, что она супер-гиперловко обвела меня вокруг пальца и это сойдет ей с рук... Она слезными мольбами вытащила меня сегодня в город под предлогом серьезного и очень важного разговора, который можно провести только там, а оказалось, что ей просто нужен был какой-то ублюдочный краси-венький кулончик, который мы видели в прошлый раз и который она не нашла бы сама, потому что не помнила, где находится магазин. Ха... Маленькая сучка. Непонятно даже, как это произошло, как тебе в голову, Nasty-girl, могло прийти такое, что этот поступок поможет тебе добиться чего-то... в перспективе. Или ты не смотришь в пер-спективу, Nasty-girl? Не смотришь? Ах, ну да, конечно, не смот-ришь. Такие, как ты, вообще редко смотрят дальше своего глупого маленького напудренного носа. Б...дь. А тебе, Ритти, следовало бы поразборчивей относиться к тому, что вешают тебе на уши.
  Трэкс... Пустяк, в самом деле, даже не знаю, что я так распа-лилась. Но я ненавижу, когда меня дурят. Я вообще ненавижу, когда врут, тем более без особой надобности. И я не могу переносить мысль, что какая-то вшивая лживая Nasty-girl поставила меня вдруг на колени. Это из-за таких, как она, мир барахтается в грязи, и все,
  что он может - это выставлять поочередно на свежий воздух свои конечности, судорожно дергаясь и понимая, что он не в состоянии вылезти весь. Из-за таких, как она, я должна постоянно быть насто-роже, думая после каждой сказанной мне фразы: а не обманывает ли меня этот чертов ублюдок-медиокри́т? М-м-м...
  Ха! Думала, как закончить этот великолепный пафосный скетч и вдруг вспомнила фразу, которую прочитала незадолго до отъезда в каком-то глупом учебнике. К. Батюшков о неблагозвучии русского языка (точно, пожалуй, не процитирую, но что-то типа того): "Что за ы? Что за ща, щи, щий, ший, при, тры? О, варвары!" Ха-ха-ха! Вот так вот.
  О, варвары! Маленькая сучка".
  Из дневника Насти:
  "Рита, по-моему, разозлилась на меня. Не знаю, действительно она ожидала какого-то разговора или нет, но разговор о Саше не по-казался ей важным, это точно. Ну в общем, она поняла, что я не для этого попросила ее туда пойти, и разозлилась. Но я же не знаю, вдруг она не согласилась бы со мной пойти, если бы я сказала ей сразу, а мне так нужен был этот кулончик, он такой красивый. Даже не знаю, что теперь делать. Ну вообще-то, может быть, она и не так уж сильно обиделась: когда она поняла, зачем я ее попросила пойти, то она разозлилась, сказала довольно резко, что она ненавидит, ко-гда ей врут, а потом вроде успокоилась, только почти ничего не го-ворила на обратном пути. А если говорила, то нормально, не оби-женно. Так что я не знаю. Может, я и зря, конечно, так, но мне ну-жен был этот кулончик, а я бы не нашла сама тот магазин. Мне было тогда, в прошлый раз, жарко и скучно, и я почти не смотрела по сто-ронам. Ну ладно, может, это ничего страшного.
  Мы сейчас пойдем обедать, а после этого за мной зайдут дев-чонки, и мы снова поедем".
  Из дневника Риты:
  "Ха, милая Настя снова уехала. Зря я так взбудоражилась, на самом деле. На дураков не обижаются. Даже не знаю, что со мной, давно такого не было. Это довольно глупо. Надо относиться ко все-му спокойно, это единственный способ нормально жить. Но моя лю-бимая теория о том, что чувства можно без проблем контролировать разумом, периодически терпит крах. Это немного обидно, хотя с другой стороны, я ведь ее уже давно пересмотрела и внесла поправ-ки. Я же ни на кого не орала и не формировала дисбаланс в окру-жающей среде. Только небольшая заметка в дневнике с парой-тройкой непечатных слов и два сильных удара ногой по креслу, пока эта Nasty-girl была в ванной - так, что нога теперь болит, но это ни-чего, это даже хорошо. В принципе, теория почти что сохранена.
  Единственное - нельзя полностью контролировать чувства. Не по-лучается. Они рвутся наружу, как мэ́дмэны, и возможным представ-ляется только не выпускать их за пределы личного мини-мира инди-вида при его желании. Видимо, так, да, Ритти? Нельзя добиться большего? Будем считать, что нет, приятно ощущать себя на верши-не. Конечно, было бы очень классно, если бы я могла сказать в этой ситуации: "Да-а... Ну и сволочь эта Nasty... Ну ла-адно... Понятно...", но для этого мне, видимо, пришлось бы сделать лоботомию. Или... или просто меныне внимания уделять персоне Nasty-girl΄а. Черт, са-мый больной вопрос.
  А собственно говоря, тут вообще нечего так переживать. Что здесь такого неожиданного? Это вполне можно было ожидать. Не думала же ты, что Nasty ангел. Как раз - нагленькая, мелкенькая, противненькая... "пошлая девка", как сказал бы глубокоуважаемый Иван Грозный Елизавете Второй, не имея в виду ничего плохого. И не скажешь же ты, что ты никак не ожидала от нее этого. Это не идет вразрез с ее имиджем, а только наслаивается на него следую-щим слоем. Такой новый документик в досье, который надо принять к сведению. И он будет принят, что же ему еще делать.
  Но не надо изображать трагедию по пустякам, Ритти. Милень-кая Настя как собачка врет - тем хуже для нее. Она будет наказана по всем законам революционного трибунала. Это шутка, конечно. И все-таки к тебе это имеет довольно маленькое отношение, а в той мере, в какой имеет, сегодняшний случай был очень информативен. Так что радуйся, милая Ритти, и смотри за милой лживой Nasty вни-мательней. А истерик больше закатывать не надо".
  25.
  Из дневника Риты:
  "Нет, это, конечно, все отлично, это замечательно: не закаты-вать истерик, контролировать чувства разумом - но какого вот хрена она пришла сейчас так поздно, отвечает на мои вопросы коротко и себе под нос и еще и села писать дневник?! Смешные претензии, скажешь? Я те щас дам смешные".
  Из дневника Насти:
  " (...) Девчонки уезжают завтра после обеда. Не знаю, обидно. Я буду по ним скучать. Никуда мы болыпе не поедем, они будут со-бираться с утра... Инна говорит, что это и не надо, уже наездились. А я бы съездила еще... Но одна я, конечно, не поеду. Не знаю, как-то неуверенно одной. Тем более, что мы уже сказали, что мы уезжаем. А Рита бы со мной не поехала...
  Нам с Ритой осталось шесть дней. По-моему, у нас самолет тоже после обеда, так что даже меньше..."
  Из дневника Риты:
  " ... Я ей про дневник-то сказала тогда шутки ради, а она к этому так серьезно относится. Пишет чуть ли не каждый день. Это у нее такая привычка относиться к шуткам? Я была уверена, что ки-даю бисер об стенку, и, в общем-то, даже не напрягалась. Или она решила, что у нее обязательно "должно" быть хобби, и с маниакаль-ной упорностью проводит это в жизнь?.."
  Из дневника Насти:
  " ...Ну ладно, отдыхать и загорать тоже надо. Зачем же я сюда приехала и что я скажу маме с папой? И книжку надо почитать, ко-торую я с собой взяла, да и тут взять можно что-нибудь - Рита под-скажет... Хотя что-то мне не хочется всего этого делать. Не знаю даже, чего мне хочется, но этого не хочется. Как будто напрягаться не хочется, но ведь загорать - это не напряг... Не знаю даже. Хочется поговорить..."
  Из дневника Риты:
  " ...Ну ладно, все-таки, опять же, кипятиться не надо. Нет при-чины.
  Нам осталось пробыть здесь шесть дней. Даже меньше, пото-му что в воскресенье полдня исчезает, и завтрашние полдня я тоже не считаю - пять, стало быть. Вопрос - (ты вечно будешь писать об одном и том же?) - остр и важен: что будет в это время происходить и как себя вести..."
  Из дневника Насти:
  " ...Но снова - даже не знаю, о чем. И не знаю, с кем. С Ритой можно поговорить, конечно, о чем угодно, и это будет интересно, и она может сказать что-нибудь действительно умное... Но я не увере-на в том, как она будет реагировать на некоторые вещи. И я не пого-ворю с ней про мальчиков, потому что боюсь, что она что-нибудь скажет..."
  Из дневника Риты:
  " ...Как я вижу, ни острота, ни важность не придают тебе твор-ческих сил, хотя с другой стороны я мечтала бы тебе напомнить, что ты уже выдала самой себе блестящее решение этой проблемы, - ко-торая по сути своего дела совсем не является проблемой, - букваль-но-таки вчера..."
  Из дневника Насти:
  " ...В принципе, может быть, что она скажет что-то правиль-ное, что-то такое, с чем я, если подумать, соглашусь. Но мне как раз кажется, что мне сейчас этого совсем не нужно. Мне нужно что-то другое..."
  Из дневника Риты:
   " ...Поэтому твои дальнейшие духовные искания я склонна считать неразумными и, как водится, садомазохистскими. Вопрос закрыт. Пора спать".
  Из дневника Насти:
  " ...И я даже не знаю, как себя вести поэтому. То есть о чем говорить, а о чем нет. Можно, конечно, попробовать поговорить о том, о чем хочется, не обязательно же она будет издеваться, но про-сто ей это не кажется так уж интересно, поэтому это будет трудно. Она не будет на все реагировать с энтузиазмом. А вообще-то, я ведь даже уже пыталась сегодня... Не совсем, правда, с той целью и не так. Кстати, она, наверное, еще зла на меня за кулон. Мне кажется просто, что это было давно, а это было сегодня. И он не так уж мне понадобился, как я думала... Зря я, может быть... ну ладно.
  Так что я не знаю, говорить с Ритой или нет. Наверное, надо, все-таки, поговорить. Хотя бы о чем-нибудь, пусть даже о том, о чем она хочет. Все равно я больше ничем не смогу сейчас заниматься. Я могу начать читать, но я чувствую, что я ничего не пойму. Мне даже телевизор смотреть не хочется. А кроме того, мне, вообще-то, и до-ма-то не с кем будет поговорить. Почему-то не хочется с мамой. Ну и уж не с папой же, это точно. И не с Сережей. А друзей у меня там нет. Поэтому я должна говорить сейчас с Ритой, у меня нет другого выхода. А может, это совсем и не плохо. Может, она сумеет меня успокоить как-нибудь.
  Ну, сейчас я с ней говорить, может, и не буду - уже поздно, а вот завтра, когда девчонки уедут, у нас будет много времени. А сей-час времени нет. Уже поздно. Пора спать".
  26.
  Было около двенадцати часов дня, и Инна, Юля и Катя снова сидели в комнате Риты и Насти.
  - Нет бы самим зайти, лучшие друзья уезжают - нет, сидят! -
  добродушно возмущалась Инна. - Ну ладно, я бы еще поняла, если
  бы они вместо нас пошли купаться - плохо бы было, но понятно - а
  тут сидят в номере! Книжки читаете? Очень умными хотите стать?
  Рита, это все твое растлевающее влияние! - убежденно закончила
  она.
  - Мы уже искупались сегодня, Инна, - с улыбкой сказала
  Настя.
  - Я тебе не верю. Вы пассивные люди, понимаешь?! Пассив-
  ные, а надо быть активными! У вас в руках целая жизнь, вокруг
  столько всего интересного, да всю жизнь при желании можно пре-
  вратить в сплошное развлечение - а вы приехали в Сочи и сидите в
  своей затхлой комнате, читаете книжки! Это неправильно, вы слы-шите?! Не так надо жить!
  "Проницательная девочка знает все слабые места собеседника?" - подумала Рита.
  - Ты не знаешь толк в книжках, Инна, - сказала она. - Чем
  тебе книжка не развлечение? Щас как запульну ей и тебе по башке.
  - Вот это будет уже интересней.
  - Хочешь?
  - Да.
  - Хочешь?
  - Да!
  - Мне книжку жалко. И тебя немножко. А впрочем... - Она
  резко замахнулась и горизонтально, стараясь, чтобы она как можно
  меныпе пострадала, бросила книжку в сторону Инны.
  Инна увернулась, а Ритина забота о книжке ни к каким резуль-татам не привела, и она лежала в углу в довольно плачевном состоя-нии. Все были в восторге.
  - Вот видишь, это уже что-то! - радовалась Инна. - Это уже
  на что-то похоже! Это уже жизнь - хотя бы какая-то, но это - жизнь!
  Юля умирала от смеха.
  Рите было обидно и неприятно. Она смотрела на помятую книжку в углу и мысленно выбирала самый легкий путь мимо Инны, чтобы побыстрее ее поднять. Вид брошеных книжек всегда портил ей настроение.
  - Видишь, что ты сделала? - сказала она, протискиваясь ме-
  жду Инной и кроватью. - Ты испортила своим жизнелюбием вещь.
  Это была библиотечная книжка.
  - Да к черту все библиотеки мира! Они не стоят того, что мне
  весело! И что тебе весело тоже!
  - Нам с тобой весело, видимо, от разных вещей, - усмехну-
  лась Рита. - А в целом, может быть, ты и права.
  - Так ты соглашаешься? - Инна даже как будто немного рас-
  строилась.
  - Да. Как на абстрактную модель человеческого типа, да. Но
  если все будут такими как ты, мир рухнет.
  - Почему это?
  - Кто будет работать?
  - Я буду. Только делу - час, потехе время. Или нет - просто
  работу тоже надо превращать в удовольствие. Надо найти такую ра-
  боту, чтобы она тебе нравилась - и все!
  - Ага, - с иронической усмешкой сказала Рита. - Из таких,
  как ты, как раз и получаются тупые ленивые продавщицы-
  консультанты в современных супермаркетах, у которых не хочется
  ничего покупать. Так и вижу тебя в этой роли. Нет, ну ты, пожалуй, будешь лучше них - но исключительно благодаря своим врожден-ным душевным качествам, не из-за своих убеждений. Работать, Инна, надо как вол - если ты хочешь иметь возможность высококлассно отдохнуть после этого. Если нет - то ладно, тогда не надо. Тогда живи как хочется и наслаждайся тем, что у тебя есть в данный мо-мент. В этом случае можно действительно жить довольно беззабот-но, как ты, потому что терять будет практически нечего. Наверное, для тебя это органичней. Знаешь, я недавно прочитала где-то - у Ве-бера: "либо сытно есть, либо крепко спать". Универсальнейшая вещь. Что ты предпочитаешь?
  - И то, и другое.
  - Не получится.
  - Получится! Получится, я не хочу быть какой-то особенной
  богачкой. Обычный хороший человек, который нормально
  ест и крепко спит!
  - Мидл-класс такой российский?
  - Да, мидл-класс.
  - Средний ласс. Не засоряй речь иностранными словами. Ну
  хорошо, можно и так. "Сытно" есть - это образное выра-
  жение, но ладно, можно и так. Правда, ты все ратовала за
  быстрое возрождение и развитие России, и тебе бы лучше
  плохо поспать, если ты хочешь принять в этом участие. Ес-
  ли ты ратовала за экономическое возрождение. Но впрочем,
  мидл-класс тоже сойдет, и тебе, пожалуй, даже лучше оста-
  ваться такой, какая ты есть, для сохранения ее духовного
  достоинства. Да. - Рита кивнула и улыбнулась.
  - Ну видишь, мы сойдемся! Я же говорила, что мы сойдемся!
  Дай я тебя обниму!
  - Да иди к черту, - аазала Рита, уклоняясь от Инны. - На ко-
  го ты учишься, я забыла?
  - На экономиста. Программиста. Бухгалтера - да, не важно!
  Главное, что учусь. Тоже умной буду, ха-ха-ха! Ты что, не
  дашь мне тебя поцеловать?
  - Главное, что учусь?.. - усмехнулась Рита.
  - А вы что, уже вещи собрали? - спросила Настя.
  - Собрали, собрали, ты нас отсюда не выгонишь до обеда, ха-
  ха-ха!
  - Ты трусы с балкона положила? - сказала Юля, перегляды-
  ваясь с Катей и хихикая.
  - Положила! Я все, что можно было, положила!
  - Они упали у тебя, - сказала Юля, начиная умирать от смеха.
  - Ну и отлично! Скатертью дорожка! Вместо монетки в фон-
  тане - может, вернусь.
  - Они лежат у нас под балконом, и все мимо них проходят и
  смотрят, сначала на них, потом вверх, хи-хи-хи!
  - Ну и замечательно, что тут такого смешного? Мне было бы
  прикольно, если бы у меня под балконом лежали чьи-то трусы! Надо
  было положить их там с самого начала.
  Рита крепко сжала приведенную в порядок книжку и положи-ла ее туда, где ее болыпе не могли повредить.
  - А че вчера вечером скорая у нашего подъезда делала? -
  спросила она.
  - Говорят, кто-то вены себе резал, - сказала Катя.
  - Что? - Все повернулись к ней.
  - Откуда ты знаешь? - сказала Инна.
  - Я забыла вам сказать. Уборщицы говорили, пока я вас жда-
  ла в коридоре.
  - И что?
  - Что?
  - Умер?
  - Да нет, вроде спасли.
  - Ну слава богу. - Инна откинулась в кресле. - Кто это, инте-
  ресно?
  - Сказали, вроде мужчина какой-то.
  - Мужчина?.. - Инна усмехнулась. - С этими мужчинами
  вечно одни проблемы. Ну хорошо, что спасли.
  - Ничего хорошего, - мрачно сказала Рита. - Нельзя спасать
  самоубийц.
  Возникла пауза.
  - Ты так не любишь самоубийц? - спросила Инна.
  - Нет, я... - Рита мрачно усмехнулась. - Наоборот, я люблю
  самоубийц. Их нельзя спасать. Это бесцеремонное вторжение в лич-
  ную жизнь человека. Ему теперь, может, придется делать все заново,
  а это не так уж просто.
  - А может, не придется? Может, он сделал это в порыве? -
  Инна была явно недовольна. - Может быть, сейчас спасли хорошего
  человека? Да иди к черту, Рита, что ты тут античеловеческие мысли
  толкаешь!
  - Это нарушение права человека решать что-либо за себя, -
  продолжала Рита. - Если бы я кончала жизнь самоубийством, я была
  бы в ярости на того, кому пришло бы в голову меня спасти. Я, может
  быть, готовилась годами, просчитывала все до мельчайших деталей,
  и вдруг кто-то взял и превратил это в фарс. Сломал весь долго вы-
  страивавшийся план ухода из жизни. Это же не игрушки: порезал
  вены - откачали - снова порезал - снова откачали... Тоже игрушки, конечно, - как война - но игрушки, стоящие довольно больших затрат. Во всех отношениях . Поэтому я не считаю, что человека можно спасать помимо его воли.
   - Я же тебе говорю, может, он в порыве, - нахмуренно возражала Инна. - Мало ли, что у него там произошло! А завтра он будет раскаиваться, или даже сегодня, и благодарить тех, кто его нашел. Так часто бывает, мне рассказывали!
  - Может, ты права, но может, и нет. Ты не знаешь этого, и никто, может, не знает. Во всяком случае, на свете будет одним искалеченным человеком больше.
  Инна покачала головой.
  - Тебя как послушаешь. А так было бы одним человеком меньше. - Она улыбнулась: - Он, может, такой же веселый и импульсивный, как я?! Ну, решил чё-то с перепою, а завтра уже забудет об этом! Нет, ерунду ты несешь, я с тобой не согласна. - Она снова тряхнула головой. - Ну ладно, что-то мы мрачную тему выбрали для пазговора. Мы, можно сказать, последние часы видимся, мы может вас в Москве не найдем, может, вы нам не те номера телефонов дали. - Она засмеялась. - Кто вас знает?
  - Нас никто не знает, - глядя ей в глаза, усмехнулась Рита. - Может, и не те.
  - Ну вот.
  - Нет, Инна, я не стала бы так тебя обманывать, - сказала Настя.
  - Ты не стала бы, Настенька, я знаю. - Инна чмокнула воздух в ее сторону. - Вы нас, я надеюсь, проводите до аэропорта?
  - Докуда? - улыбнулась Рита.
  - До аэропорта. А что? Возьмете нам такси. Как делают все хорошие друзья?
  - Так и хочется сказать: "Тамбовский волк тебе товарищ", но ты обидишься.
  - Конечно, обижусь.
  - Поэтому не буду. А жалко, хорошо звучит. Я люблю эту поговорку. Еще по-другому можно, знаешь? Lupus tambovus тебе amicus est.
  - Нет, не знаю. Да иди на фиг, так и чувствую, что это латынь!
  - Ну ладно, это я шучу все. Ты хорошая на самом деле, Инна. Я даже люблю тебя по-своему.
  - По-своему я тебя тоже люблю, Рита! Ха-ха! Это смотря как по-своему.
  - Да, это смотря как по-своему, - согласилась Рита. - Я тебя люблю так по-своему, что до аэропорта я тебя не провожу.
  - Ха-ха! Вот за это я тебя и люблю! По-своему. Не надо нам до аэропорта! Мы до аэропорта сами доедем! Ха-ха! Мы уже взрослые!
  
  27.
  Около четырех часов и Рита, и Настя почувствовали, что их друзья уехали из Сочи безвозвратно, а им еще предстоит пять дней одиночества. Они как всегда лежали рядом на пляже, Настя - листая старый журнал, Рита - читая книгу, и Настя вдруг сказала:
  - Рит, давай поговорим...
  Рита повернулась и посмотрела на нее.
  - Давай, - улыбнулась она.
  Настя молчала.
  - Давай, - повторила Рита. - О чем ты хочешь поговорить?
  Настя грустно усмехнулась и пожала плечами.
   - О чем ты́ хочешь поговорить? - спросила она.
  Рита улыбнулась, отвернула на несколько секунд голову и посмотрела на море.
  - Ну Нэсти... Я бы хотела поговорить о многом. Очень о многом. Но мне нужна отдача, мне хочется с кем-то поспорить. А ты со мной не споришь. Или споришь, но неубедительно. Поэтому получается, что я говорю, а ту молчишь. Но сейчас же ты хочешь поговорить. Поэтому говори то, что тебе хочется, а я буду молчать. Если хочешь, конечно.
  - Да нет, я не хочу, чтобы я говорила, а ты молчала. Тем более, я не умею говорить, как ты. Мне просто хочется с кем-то поговорить - ну, или послушать кого-то, ты же мне будешь говорить, если будешь.
  Рита улыбнулась.
  - У тебя вроде раньше не було такой острой потребности. Недавно появилась?
  - ... Да.
  - Что стало причиной?
  Настя пожала плечами, стараясь не смотреть Рите в глаза.
  - Мальчик Сша с черными прядями волос на лбу и цепочкой на шее?
  - Может быть, - смущенно улыбнулать Настя.
  - И о нем ты и хочешь поговорить?
  - Ну вообще-то да... Но это не обязательно.
  - Да, Nasty, я тоже думаю, что это не обязательно. В этом случае, я боюсь, ты можешь встретить непонимание с моей стороны.
  Помнишь, я говорила про непонимание? Вот, это ярчайший пример. Я с тобой не согласна, потому что я тебя не понимаю. И еще я бо-юсь, что я примерно представляю себе, что ты будешь говорить: "Он очень хороший, он не такой, как все, это тебе с первого раза просто неправильно показалось; он и пьет меньше всех, и курит... - ну, ку-рит так же, - и умный он очень, только не может полностью рас-крыться". - Рита посмотрела на Настю и усмехнулась. - Ну ладно, извини, я не хотела. Я понимаю, тебе теперь совсем не хочется ниче-го говорить. Но я просто хотела тебя предупредить о моей реакции, чтобы ты не питала иллюзий. Но я думаю, ты их и так не питаешь, мы ведь уже говорили об этом. Но если ты хочешь, то я буду сидеть с понимающим лицом и ничего не скажу. Или скажу только такие слова, какие ты хотела бы от меня услышать. Обещаю. Хочешь? Просто нужно, чтобы ты знала, как я действительно к этому отно-шусь, я считаю.
  - Да нет. - Настя смущенно улыбнулась. - Это будет глупо.
  - Да, это будет глупо, - согласилась Рита. - И это было бы
  глупо, если бы я с самого начала стала так действовать, не излагая
  тебе реального положения вещей. Разве нет? Мне это не нравится.
  Мне это не понравилось бы. Я чувствую, что я сама себе создаю
  проблему, но я не могу ничего поделать. - Рита улыбнулась. - Вот
  видишь, мы уже вышли на другую тему. Очень интересную и неве-
  роятно сложную тему, которой мы, правда, уже касались. Но я чув-
  ствую, что тут уже я встречаю с твоей стороны непонимание, и та-
  ким образом, мы с тобой оказываемся разделены Великой Китай-
  ской стеной непонимания. Ха, ха, как я скаламбурила. Но так как мы
  попали с тобой в такую ситуацию, где мы должны общаться, тем бо-
  лее что у некоторых из нас, даже, пожалуй, у всех, существует опре-
  деленная потребность в общении, нам придется как-то выкарабки-
  ваться из этой ситуации. Поэтому если хочешь, говори все, что ты
  хочешь. Я буду молчать.
  - Да нет... - Настя неуверенно смотрела на Риту. - Мне ка-
  жется, так не получится.
  - Может быть, и не получится, - кивнула Рита. - Вполне мо-
  жет быть. Но зато все честно, правда? Вот я не знаю, что лучше:
  чтобы все получилось, но хрен знает как, - как будто отстояли на
   линейке три часа для какого-то непонятного тупоголового "поряд-
  ка", ничего не увидели и ушли, - или чтобы ничего не получилось,
  но все было понятно. Все карты открыты, понимаешь? Это лучше,
  но в жизни это практически невозможно. Не получается. - Рита ус-
  мехнулась. - Ну вот, а ты хочешь, чтобы я шла в политику.
  Настя улыбнулась.
  - Вот видишь, опять я болтаю, - сказала Рита. - И опять о
  вещах, которые мне интересны, а тебе нет. Я даже не знаю, что де-
  лать. Я понимаю, довольно трудно говорить, когда в это время гово-
  рит кто-то еще. - Она усмехнулась. - Но ты постарайся. В принципе,
  я говорю потому, что ты молчишь... Хотя нет, это глупо, конечно,
  что это я. Это очень глупо, так не бывает на самом деле. Если чело-
  век молчит, то в огромном большинстве случаев он молчит только
  потому, что его собеседник не располагает к разговору. К каким-то
  излияниям чувств, я имею в виду. Поэтому извини. - Она посмотре-
  ла на Настю. - Ха-а, можно последнюю вещь скажу и заткнусь? -
  Она засмеялась. - Почему-то мне вдруг пришло в голову. Знаешь, у нас в школе - может, и у вас тоже, по-моему, это распространено - некоторые учителя говорили, желая соригинальничать, особо разго-ворчивым ученикам: "У тебя что, словесный понос?" Вот по анало-гии мне показалось, что у тебя сейчас словесный запор. Ты только не обижайся, это шутка такая. Глупая довольно, но это все учителя виноваты. Просто я чувствую, что ты хочешь что-то сказать, и не можешь, боишься, что я что-нибудь ляпну не то. И это все от непо-нимания.
  Настя улыбнулась.
  - Да нет, я даже придумала, о чем тебя спросить, - сказала
  она.
  - Давай, - улыбнулась Рита.
  - Вот смотри: ты сказала, что тебе не интересно, потому что
  ты не понимаешь?
  - Да. И причем, видимо, именно так, а не наоборот.
  - А почему ты не понимаешь?
  Рита улыбнулась.
  - Это уже сложнее. Моя гипотеза такова: на 75% это врож-
  денное, и на 25 - обстоятельства, сопутствующие твоему развитию.
  Врожденное - это что-то, что было в тебе с самого начала и на что
  практически невозможно повлиять. Обстоятельства - это то, что на
  тебя влияло. Это, как ты понимаешь, не научное исследование, а в
  общем-то мое умозрительное заключение. - Рита усмехнулась. - И
  на точности цифр я не настаиваю. Но это то, как я считаю сейчас.
  - А чего именно ты не понимаешь? У тебя же есть парень?
  - Есть.
  - Ты его любишь?
  Рита снова усмехнулась.
  - Люблю... периодически. Но боюсь, что это не совсем то, о
  чем ты говоришь.
  - Почему?
  - Ну потому что. Надо смотреть на вещи объективно, Nasty.
  Нельзя позволять чувствам захлестывать тебя, это редко приводит к
  хорошим результатам. Надо уметь все взвешивать. Надо этому
  учиться.
  - Но что тут взвешиватъ? - не поняла Настя.
  - Все, - уверенно сказала Рита. - Надо взвешивать все.
  28.
  Несколько минут они лежали молча, Настя задумчиво переби-рала песок перед собой.
  - Нет, я все-таки не понимаю, - сказала она. - Ну я поняла, ты
  считаешь, что на вещи надо смотреть объективно, то есть видеть в
  них все недостатки, да?
  - Именно так, и достоинства тоже.
  - Но ведь ты, наверное, никогда не найдешь идеального че-
  ловека? Как же тогда, всю жизнь ни с кем не общаться?
  Рита улыбнулась.
  - Нет, ты не совсем допоняла. Конечно, ты никогда не най-
  дешь идеального человека, и ты никогда ни на кого не посмотришь
  объективно, это невозможно. Существуют просто разные степени
  объективности, и надо стараться быть близким к максимальной. Это
  действительно довольно сложно, тем более что под личиной объек-
  тивности часто проступает самая что ни на есть закостенелая субъ-
  ективность, и их часто бывает непросто отличить друг от друга, если
  их вообще возможно как-нибудь различить. В данном случае под
  объективностью я понимаю учет всех выгод и убытков, которые су-
  лит тебе общение с мальчиком с черными прядями на лбу. То есть
  такая твоя собственная субъективная объективность, если ты пони-
  маешь, о чем я говорю. Понимаешь?
  - Ну так, вроде, да.
  - Дело в том, что если говорить серьезно, то объективности-
  то по болmiому счету вообще не бывает. Бывает совокупность субъ-
  ективных человеческих мнений, которые, собравшись в кружок, или
  сферу, формируют какую-то объективность. Ведь каждый практиче-
  ски человек претендует на то, что он более или менее объективен,
  правда? У каждого есть своя философия, каждый думает, что то, как
  он поступает, это правильно. Ну, в основном так. Преступник убива-
  ет людей (а что? его, в принципе, тоже можно понять, если поду-
  мать), муж изменяет жене, ребенок берет со стола конфетку без
  спроса. Каждый думает, что это нормально, а если не нормально, то,
  во всяком случае, можно. Даже если он мучается иногда, то это тоже
  так, для виду. Раз он решает сделать что-то, значит он считает, что
  это лучший вариант. И везде здесь играет природный эгоизм, в лю-
  бом человеке. Бывают на свете действительно добрые люди, но в принципе, можно посмотреть на это и так, что они добрые - потому, что им это нравится. Не то чтобы я самый большой фанат этой точки зрения, но я чувствую, что ничего не могу этому противопоставить. И если... - Рита вдруг резко нахмурилась. - Черт, мне кажется, я отошла от темы. О чем мы говорили? О чем ты меня спрашивала?
  - Да нет, я, вроде бы, поняла. - Настя улыбнулась. - Ты счи-
  таешь, что такой мальчик, как Саша, мне не нужен.
  Рита усмехнулась.
  - Да, если в двух словах, то да.
  Настя медленно пересыпала песок из одной ладошки в дру-гую.
  - Но а как же чувства? - немного растерянно спросила она.
  - Чувства - это отличная вещь, пока они контролируются ра-
  зумом. Я не против чувств, я просто говорю, что нельзя делать вещи
  на импульсах. Импульсы и чувства - это абсолютно не одно и то же.
  - И как их различить?
  - Да запросто. Чувства - это то, что ты чувствуешь, а им-
  пульсы - это когда тебе ни с того ни с сего пришло что-то в голову.
  - Но ведь у меня сейчас не импульс...
  - На первый взгляд не импульс, а если поразобраться, то са-
  мый настоящий импульс. Уж во всяком случае не глубокое чувство.
  Ты уедешь отсюда и забудешь про все, если не сразу, то недельки
  через две - три. У тебя институт на носу, Nasty, твоя жизнь меняет-
  ся.
  Настя молчала.
  - Не убедительно? - спросила Рита. - Китайская Стена непо-
  нимания не стала тоныпе?
  Настя улыбнулась и пожала плечами.
  - Ясно. Так просто ее тоныне не сделаешь. Люди веками
  строили, - сказала Рита. Она глубоко вдохнула воздух в легкие. - Я
  даже не знаю, что делать. Правда, не знаю.
  - Да нет, - сказала Настя. - Все нормально.
  - Ну да, можно закрыть на это глаза, - согласилась Рита. - Но
  я бы не стала говорить, что это нормально. Пожалуй, с этим просто
  очень трудно что-либо сделать. Ну ладно. Теперь ты расскажи мне
  что-нибудь, раз тебе все-таки хочется поговорить.
  Настя по-прежнему не смотрела на Риту.
  - Я даже не знаю, что тебе рассказать, - сказала она.
  - Ну придумай что-нибудь. Если хочешь, я тебе придумаю. -
  Рита усмехнулась. - Нет, это если тебе еще не надоело, конечно. А
  то я могу и почитать.
  - Да нет, я хочу поговорить... Ну скажи, о чем тебе расска-
  зать?
  - Да о чем хочешь. Ну не знаю. - Рита усмехнулась. - Рас-
  скажи, как ты дошла до того, что стала отличницей?
  Настя улыбнулась, все так же смотря на песок.
  - Ну просто... Я всегда хорошо училась.
  - Но ведь ты из тех липовых отличниц, которые на самом де-
  ле ни фига не знают, да? Ты не обижайся, просто я опять же говорю
  довольно откровенно.
  - Нет, ну почему... А хотя, да. Пожалуй, я уже ничего не
  помню.
  - Ты же мне не расскажешь сейчас ничего по физике. И все-
  таки у тебя стоит "пять". Мне кажется, так не должно быть. Это не-
  правильно.
  - Да ладно... Я же учила хотя бы что-то, а другие вообще ни-
  чего не делали. Ну то есть... Вообще-то, у нас чуть ли не весь класс
  был отличников. Ну то есть не весь класс, конечно, но половина
  точно окончила с медалями. Все мои подружки были с медалями. Ну
  вот, мы же учились, а другие ничего не делали.
  - Отлично. Значит, у тебя с подружками должны стоять
  тройки, а у остальных - двойки и колы, в зависимости от обстоя-
  тельств. Надо ставить человеку то, что он заслуживает, но этого не-
  возможно добиться повсеместно. Кроме того, нужно было бы изме-
  нить весь менталитет. Так что получается облом - и опять неспра-
  ведливость: некоторые ставят строго и без сантиментов, а некоторые
  добрые. Еще существуют разные теории о том, как надо ставить
  оценки, и каждый следует своей, и в конце концов вообще получает-
  ся, что к каждому человеку нужен индивидуальный подход. Но это
  ладно. Был такой предмет, который ты действительно любила?
  - М-м... Да наверное, нет.
  - Плохо. - Рита щелкнула языком. - Это плохо. Ты знаешь, я
  терпеть не могла физику и алгебру. Я ни черта не понимала. А ведь
  это интересно, на самом деле, я и тогда вполне отдавала себе в этом
  отчет. Но я терпеть их не могла. И это как раз яркий пример того, о
  чем я тебе говорила: я их не понимала, поэтому не любила. Не по-
  нимала потому, что так получилось: учебники такие, я такая - в ос-
  новном я, конечно. И я долго тешила себя надеждой, что все наобо-
  рот: я их не люблю, они мне не интересны, поэтому у меня нет мо-
  тивации их учить, и я не понимаю. Но это самообман. Все наоборот. Зато я по-настоящему любила литературу, историю и инглиш. Это действительно важно - любить что-то. Ты еще не заснула?
  - Нет.
  Рита усмехнулась.
  - Ты как-то клюешь носом или скоро будешь клевать. Все, теперь говори ты, а то я буду читать. Я тебе дала слабительное?
  29.
  Из дневника Насти:
   "Конечно, Рита не Машка и не Анька Сычева, и c ней не поговоришь так, как с ними, но с ней зато можно поговорить совсем по-другому. Не знаю, она как будто убеждает меня, и я даже уже думаю что, может быть, этот Саша действительно не так уж мне нужен, и я занимаюсь сейчас глупостями... Но с другой стороны, она тоже не может понять, ей кажется, это все так просто: нужен - не нужен. Мне Инна уже тоже говорила, что они бесперспективные, и мы не на тех вообще нашли, на кого нужно было. Но Инна это так, в шутку, с ней просто Паша не захотел общаться, а в следующий раз она могла сказать совсем другое. Инна меня скорее бы поддержала, конечно. Но Рита, в принципе, тоже права. Мы поговорили с ней сегодня, я даже рассказала ей кое-что. Она не стала надо мной издеваться, как и обещала. Я не знаю..."
  Из дневника Риты:
  "Самая противная вещь - это когда ты чувствуешь, что у тебя не получается. Не получается что-то такое, по поводу чего ты не можешь убедить себя, что это не важно. Или когда ты не понима-ешь, что с тобой происходит. А когда и то и другое наваливается од-новременно, то это уже довольно-таки невыносимо. Как раз такую фигню я и имею сейчас.
  Я люблю держать все под контролем, но я никогда не замечала за собой каких-то особых стремлений к лидерству. А контроль и ли-дерство это разные, очень разные вещи. Лидерство далеко не всегда означает контроль, а контроль иногда полностью противоречит ли-дерству. Вся самая интересная вещь в том, что в настоящей ситуа-ции с милым лживым Nasty-girl΄ом у меня начинают появляться чер-ты бессмысленного амбиционного лидерства, и вместе с тем я по-степенно теряю нити контроля. Вот это-то и есть очень плохо. Я не могу чувствовать себя хозяином ситуации, как я почти всегда могла раньше.
  И выходит так, что я не понимаю, что со мной происходит, и что у меня не получается то, что должно получаться. Ровно два дня назад я постановила, что я должна пустить все на самотек. Вот это-то как раз у меня никак не может получиться. Или, ха... Смотря что считать самотеком. Конечно, если самотеком считать то, что течет из меня, и говорить, что говорится, делать то, что делается, то тут тоже, можно сказать, нечего возразить. Такой индивидуальный са-
  мотек, субъективный, ха-ха. Но это глупо. Это невероятно глупо. Если ты теряешь контроль, здесь нет ничего смешного. И что, инте-ресно, ты подразумевала под самотеком раньше, если не это? Тебе просто лень было лишний раз пораскинуть мозгами, потому что ес-ли не это, то тут больше нечего подразумевать в данном случае.
  В принципе, ты сегодня даже не так уж плохо себя вела, даже с умным видом послушала немногословные излияния Настиной ду-ши, но что-то не так. Что-то все равно не так. Опять же, твои эксги-биционистские наклонности в присутствии Nasty приближаются к садомазохизму. Тебе не нравится то, что ты делаешь, и ты продол-жаешь это делать. Самое оно, даже и не назовешь по-другому. При-чем с постепенной потерей твоего контроля над миром и над собой, ты теряешь уважение в моих глазах, Ритти. И зря ты так спокойно к этому относишься. Это одна из самых ценных вещей, которые ты имеешь, можешь мне поверить. Подумай об этом на досуге.
  И все-таки в конфронтацию с собой вступать не надо. К чему это приведет, подумай, опять же, сама? Это все чертова Nasty вино-вата. А впрочем нет, ты сама во всем виновата. Нет, пусть будет лучше Nasty. Так лучше.
  Так ты возьми все-таки себя в руки, Ритти. Маргарита. Марга-рет Тэтчер. Ты хорошая, я тебя люблю. Возьми себя в руки".
  - Рит, нам четыре дня осталось, - сказала Настя, когда они
  шли после завтрака на море.
  - Угу, - сказала Рита.
  - Мне почему-то неохота как будто больше здесь оставать-
  ся... Хотя домой тоже неохота.
  Рита посмотрела на Настю.
  - Плохи дела, - сказала она. - Куда же ты хочешь?
  - Сама не знаю.
  - Это знакомо, - улыбнулась Рита. - Не переживай, пройдет
  постепенно. Поболыпе кушай, дыши свежим воздухом. А самое
  главное - книжку почитай.
  - Я не могу.
  - Да ты еще не пробовала. Я тебя видела здесь только с жур-
  налом из библиотеки. А журналы не могут ничего вылечить - это
  как леденец, сладкий, но от которого в основном только вред. Тем
  более такие тупые журналы, какие ты читаешь. Ты попробуй книж-
  ку-то почитать, интересно.
  - Меня прямо не тянет, мне не хочется. Я бы почитала. Я
  чувствую, что если я начну читать, я ничего не пойму.
  - А ты заставь себя. Прочитай пять раз страницу - поймешь.
  На следующей странице отвлекаться уже захочется меньше - доста-
  точно будет трех раз. А там, смотришь, и нормально пойдет. Прове-
  рено опытом. - Рита усмехнулась. - Тебе думать просто не о чем, Nasty. Тебе нужна хоть какая-то пища для размышлений.
  - Почему это не о чем?
  - Ну не знаю. По-моему, не о чем. Тебе нужны впечатления,
  отличные от того, что ты постоянно видишь вокруг себя. Почитай
  каких-нибудь зарубежных авторов, или авторов, которые жили за-
  долго до двадцать первого века.
  - Но ты же разговариваешь со мной и даешь мне пищу для
  размышлений.
  - Я даю, в большом количестве и бесплатно. Но я же тебе го-
  ворю, что тебе нужны впечатления. Мне не кажется, что ты целыми
  днями думаешь о том, что я тебе говорю. И я не из тех людей, кото-
  рые умеют рассказывать истории. Я не умею. Твоя мама умеет. Но
  она не поймет, если мы прилетим домой сегодня. Да мы и билет не
  достанем. Да и денег у нас столько нет. Поэтому ты почитай книжку.
  - Я попробую, - сказала Настя.
  30.
  - Рит, расскажи мне еще про самоубийства, - сказала Настя
  после обеда.
  - Что? - спросила Рита, резко отрываясь от своей книги.
  - Расскажи мне еще что-нибудь про самоубийства. Ты же
  мне не все еще рассказала. Как раз тема для разговора.
  - Ты шутишь, Nasty, - сказала Рита, нахмурившись. - Читай
  книжку. Видишь, ты отвлекаешься? Сиди и развивай силу воли.
  - Ну нет, Рит, ну правда. Я еще не начинала, давай сейчас
  поболтаем, и я начну.
  - Ты начала ее, что ты врешь, - сказала Рита, кинув взгляд на
  лежащую рядом книжку.
  - Можно считать, что не начинала, все равно придется читать
  заново. Я почти ничего не прочитала. Расскажи.
  - Зачем тебе это?
  - Просто, интересно.
  - С какой стати тебе интересно?
  - Ну просто... Почему мне не может быть интересно? У меня
  ведь дед так умер, я же тебе говорила.
  - И ты хочешь провести расследование? - скривилась Рита.
  - Ну не то чтобы расследование... Но разобраться как-то хо-
  чу, почему бы и нет?
  - Да ты гонишь опять, Nasty. Мне нечего тебе рассказыватъ.
  - Не может быть. Я знаю, что есть.
  - Нет, я же тебе говорю.
  - Я уверена, что есть. Почему ты вчера говорила, что не надо
  спасать самоубийц?
  - Я вчера все объяснила.
  - Нет, не все. Ты можешь объяснить лучше.
  - Ты что, не поняла?
  - Поняла, но не все. Объясни еще раз.
  - Чего конкретно ты не поняла?
  - Почему ты не согласна с Инной, что человек сделал это не
  подумав, и потом будет раскаиваться?
  - Какой человек? - Рита усмехнулась.
  - Ну я имею в виду, что человек может сделать это не поду-
  мав, и тогда его нужно спасти?
  - Я не согласна с Инной, потому что человек в этом случае -
  дурак. А дураков чем меныле, тем лучше. А кроме того, ты почти
  никогда не можешь знать наверняка. Если только человек импульси-
  вен настолько, что он раскаивается в каждом своем поступке, то кто-
  то очень близко его знающий, может быть, и может взять на себя та-
  кую ответственность. Но это крайняя ситуация, практически нере-
  альная. Поэтому я и говорю, что этого нельзя делать. Все, ты поня-
  ла?
   - Нет. Так значит, ты считаешь, что все люди в основном
  кончают жизнь самоубийством, долго к этому готовясь?
  - Я думаю, что да. Нормальные люди, да. Не пойми меня не-
  правильно, я вообще-то никогда не общалась с самоубийцами, но по
  здравому размышлению это так. И если бы я кончала жизнь само-
  убийством, я бы делала это так.
  - А ты кончала бы? - спросила Настя, внимательно смотря на
  Риту.
  - Что?
  - Я имею в виду, ты могла бы покончить?
  "Чертова идиотка - ты слышишь, Ритти?" - подумала Рита.
  - Это очень личный вопрос. Я думаю, что могла бы, почему
  бы и нет? Я же тебе говорила, я считаю, что это лучший выход из
  многих ситуаций.
  - Из каких, например? - Настя продолжала смотреть на Риту.
  - Из многих, Nasty, - сказала Рита, чувствуя шевелящееся в
  ней раздражение. - Из ситуаций, которые принято называть безвы-
  ходными. На самом деле у них есть выход. Вот такой вот, простень-
  кий и со вкусом.
  - Но что должно случиться с человеком, чтобы он сам решил
  умереть? Что ты считаешь?
  Рита тряхнула головой.
  - Ты имеешь в виду своего деда?
  - Ну своего деда тоже. Вообще.
  - Я твоего деда, Nasty, не знала. Самое смешное, что ты его и
  сама не знала, и по твоим словам, тебе о нем ничего практически не
  рассказывали. Правильно?
  - Ну в общем, да.
  - Расскажи мне все, что ты о нем знаешь, и я проведу тебе
  "расследование". Но мне кажется, это бессмысленно.
  - Да я, в принципе, говорила уже... С бабушкой они ссори-
  лись. Вроде, проблемы какие-то по службе были. Мне не говорят,
  даже мама, по-моему, точно не знает.
  - Твоя мать - единственный ребенок?
  - Да.
  - С ней тоже были проблемы?
  - Не знаю. Да нет, не думаю - хотя кто там знает... Она была
  подростком.
  - Ну значит, его все достали. Это самое простое объяснение.
  Этим можно объяснить все случаи самоубийств: все достали, жить
  не хочется... А хотя нет, не все, конечно. Все непонятные, да, но не
  все. Иногда люди просто решают, что так лучше. И так на самом де-
  ле оказывается лучше. Как та пара, муж и жена, помнишь, я тебе го-
  ворила? - которые решили умереть в один день, в день, когда вто-
  рому из них исполнилось восемьдесят. Или восемьдесят пять, я не
  помню... Говорила?
  - Да...
  - Ну вот. Вот это действительно умно. Перед этим я прекло-
  няюсь. А про твоего деда я не знаю, Nasty. Считай, что его все дос-
  тали.
  Рита снова взяла открытую книжку.
  - Нет, подожди. Расскажи мне еще что-нибудь. Ты же много
  читала, наверное?
  - Читала я много, - усмехнулась Рита.
  - Нет, про самоубийства ты, наверное, много читала?
  - Не так много, как хотелось бы. Что-то и ты читала.
  - Нет, я не помню.
  - Что-то обязательно читала. В художественных произведе-
  ниях это часто встречается. Возьми и почитай, если не помнишь.
  Есть куча книг. Вот прямо сейчас сходи в библиотеку и возьми.
  - Схожу попозже. А что мне надо брать?
  - Есть куча книг. Начиная от "Страданий молодого Вертера"
  Гёте до... я не знаю чего. До "Анны Карениной". Ты "Анну Карени-
  ну" читала?
  - Нет.
  - Ну и отлично. Я не люблю Толстого. Но ты почитай для
  общего развития. Мне кажется, тебе Толстой должен больше нра-
  виться, чем мне.
  - Почему?
  - Не знаю. Мне так кажется. Я не утверждаю, конечно. Но ты
  иди бери книжки.
  Рита снова стала смотреть на раскрытые перед ней листы, де-лая вид, что разговор закончен.
  - Но ты, наверное, не только художественную литературу
  читала? - улыбнулась Настя.
  - Пожалуй, что и не только, - кивнула Рита.
  - Расскажи мне тогда про факты, - сказала Настя. - Раз ты не
  хочешь говорить, что ты еще об этом думаешь, расскажи мне голые
  факты.
  - Какие факты тебе нужны? - нахмурилась Рита.
  - Какие-нибудь. Какие ты знаешь.
  - Говори конкретней. Что тебя, статистика интересует?
  - Да, например, статистика.
  - Я тебе не справочник, Nasty. Но... - Рита усмехнулась. - Я
  помню одну вещь. Знаешь, какую?
  - М?
  - Женщины совершают попытки самоубийств в два раза ча-
  ще, чем мужчины, а мужчины в четыре раза чаще, чем женщины,
  доводят самоубийство до конца. Антифеминистический факт.
  - Да нет, почему.
  - Не почему, а именно так.
  - Ну ладно. А еще что?
  - Все. Еще я помню, что ежедневно кончают с собой около
  двух тысяч человек. А может, и нет. Может, я путаю. Даже скорее
  всего. Больше я ничего не помню.
  - Двух тысяч? Ежедневно?! - Настя была удивлена.
  - Может, и нет, Nasty. Надо посмотреть. Но я не думаю, что
  меньше. Земля большая. Людей шесть с лишним миллиардов.
  - Все равно много.
  - Это смотря как на это посмотреть.
  - Ну, а еще что?
  - Все. Статистика закончилась.
  - Что ты еще знаешь?
  - Ничего больше не знаю.
  - Расскажи про историю. Ты же любишь историю.
  - Ты же не любишь.
  - Но сейчас я бы послушала.
  Рита снова нахмурилась.
  - Ты темнишь, Нэсти. Я не понимаю, зачем тебе это нужно.
  - Нет, не темню, мне правда интересно. Мне просто хочется
  о чем-нибудь поговорить.
  - Я тебе не доверяю, - усмехнулась Рита. - И ничего не могу
  рассказать.
  - Но ведь можешь про историю самоубийств?
  - Нет.
  - Ну пожалуйста.
  - Ладно, Нэсти, потом как-нибудь, отстань только.
  31.
  Из дневника Насти:
  "...В библиотеке, конечно, не оказалось книжек, про которые говорила Рита. Был только Толстой, но Толстого очень много, мне не хотелось бы его сейчас читать.
  А Рита как будто больше не хочет говорить со мной, как раньше. Но про историю самоубийств она мне обещала, я ей напом-ню. Просто мне хочется, чтобы со мной кто-то поговорил, чтобы она мне пообъясняла что-нибудь как всегда. А она почему-то как будто не хочет больше говорить про самоубийства. Просто это тема, на ко-торую ей, по-моему, говорить было интересней всего. Она и меня даже немножко заинтересовала, а теперь почему-то отказывается. Странно. Но у нас еще есть несколько дней, завтра или послезавтра я ей напомню".
  - Слушай, а что это значит, что надо взвешивать все выгоды
  и убытки от общения с кем-то? - спросила Настя, когда они шли по-
  сле завтрака к себе в номер. - Вот ты говорила про своего парня,
  Андрея. Какие у тебя от него выгоды и какие убытки?
  Они спустились на первый этаж столовой.
  - Мне бы не очень хотелось говорить об этом, Nasty-girl, -
  сказала Рита. - Он мой неплохой друг, это одно из главных его дос-
  тоинств.
  - А какие от него убытки?
  Рита нахмурилась.
  - Много разных, Nasty. Он отнимает слишком много времени
  иногда. Много разных. Это очень долго объяснять, и мне не хоте-
  лось бы этим заниматься.
  - Ну все-таки. Расскажи, мы же никуда не торопимся.
  Они вышли на улицу. Ярко светило солнце, и Рита надела оч-ки.
  - Не зли меня, Nasty. Я же сказала, что это одна из таких тем,
  на которые я бы говорить не хотела. Еще неделю назад ты не была
  такая любопытная и приставучая. Что с тобой случилось?
  - Да ничего... Такая же я была.
  - Нет, не была. Это уж я тебе точно говорю.
  - Я была такая же. Просто, понимаешь... Ты так говоришь,
  "взвешивать"... Как будто это что-то такое... Ну, я не знаю. Как буд-
  то мы в магазине, и надо взвешивать продукты, чтобы тебя не обма-
  нули.
  - О. - Рита засмеялась. - Отлично! Замечательное сравнение.
   Чтобы тебя не обманули. Чтобы тебя никто не обманул.
  - Нет, ну подожди... Я хотела сказать... Я имела в виду, что
  мы ведь не в магазине. Ведь это жизнь. Конечно, тут надо мыслить
  здраво, но ведь нельзя же взвешивать абсолютно все. Есть же такие
  вещи, как любовь... Ну, я имею в виду даже любая: к родителям то-
  же, к друзьям... Дружба, то есть. Просто мне иногда начинает ка-
  заться, что ты как будто... черствая. Ну, не обижайся, я имею в ви-
  ду... Просто ты так говоришь об этом всём... Как будто ты не чувст-
  вуешь по-настоящему... Ну, или просто никогда не чувствовала, я не
  знаю...
  - Как будто мы в магазине, и надо взвешивать продукты,
  чтобы тебя не обманули... - негромко повторила Рита, с счастливой
  улыбкой покачала головой и посмотрела на Настю. - Отличное
  сравнение, Nasty. Как я сама этого не придумала? Видишь, ты ино-
  гда можешь говорить замечательные вещи. Взвешивать, чтобы тебя
   не обманули... Отлично, Nasty. Спасибо тебе. Они подходили к своему корпусу.
  - Что ты говорила - что я черствая? - сказала она, как будто
  возвращаясь к рутинной работе, которую необходимо сделать. -
  Может быть, и черствая. - Она пожала плечами. - Не знаю, Nasty.
  Правда, не знаю, что тебе сказать. Абсолютно честно не знаю. А на-
  счет таких вещей, как любовь... к родителям? Тут я тоже вряд ли мо-
  гу сказать что-то. Не мне тебе говорить. Вернее, тут можно сказать
  очень много чего, но все это будет не в тему. А про дружбу... - Рита
  вдруг сделалась серьезной. - А про дружбу уже не тебе мне гово-
  рить. Не тебе, Nasty, это уж точно. Дружба - это абсолютно особый
  разговор, и я знаю о ней больше, чем ты, можешь мне поверить.
  Они проходили по коридору к своей комнате.
  - Что ты о ней знаешь? - спросила Настя, не совсем поняв.
  - Я знаю о ней довольно много.
  - Но что именно?
  Рита вставила ключ в замочную скважину и отперла дверь их номера.
  - Я знаю, что это очень важная вещь, - сказала она, войдя и
  бросив ключи на свою кровать. - Пожалуй, одна из важнейших на
  свете. Я знаю ей цену, и это уже немало. - Она села рядом с тем ме-
  стом, куда упали ключи, а потом легла, закинув ноги на спинку кро-вати и заложив руки за голову.
  - Но я тоже знаю, - сказала Настя, захлопнув за собой дверь и
  садясь на противоположную кровать. - Почему ты говоришь, что я
  не знаю?
  - Нет, ты не знаешь.
  - Почему?
  - Так получилось, видимо. - Рита усмехнулась. - Но ты не
  знаешь. Это видно, Nasty.
  - В таком случае, ты не знаешь ничего про чувства, - оби-
  женно-возмущенно сказала Настя, и ее губы слегка задрожали.
  - Конечно-конечно, - улыбнулась Рита. - Я не знаю ничего
  про чувства. Но дружба - это тоже чувство. Только чувство умное,
  доброе, правильное - в хорошем смысле этого слова, и самое глубо-
  кое, которое только может быть. Ты просто снова не совсем понима-
  ешь, что я тебе говорю.
  - Ты ничего не знаешь про чувства, - повторила Настя, и ее
  губы задрожали еще сильнее, поэтому она их сжала. - Ты ничего не
  знаешь про чувства, и ты не любишь своего Андрея, и вообще нико-
  го не любишь... - С трудом удерживаясь от того, чтобы заплакать,
  она резким движением подняла ноги на кровать, вынула из-под
  одеяла свою подушку и обняла ее. - Ты не любишь своих родителей,
  не любишь Андрея, не любишь меня, и Андрей тебе нужен только
  для твоих корыстных целей, иначе, если ты его не любишь, то не
  понятно, почему ты с ним, и...
  - Он хороший человек, понимаешь? - зло прервала ее Рита. -
  Он хороший человек и он мой друг, и дружба здесь главное, а не
  твои сопливые рассуждения про любовь. Ты не поняла, что такое
  любовь, пока ты не поняла, что такое дружба - вот тебе мое убежде-
  ние, и ты не поняла, что такое дружба, потому что если бы ты поня-
  ла, ты бы не говорила о случайных, фактически, знакомых из сочин-
  ского санатория с придыханием как о лучших друзьях, потому что
  лучшие друзья не появляются за неделю. Ты не можешь узнать че-
  ловека за неделю, если это только не какой-нибудь особый случай
  родства душ, один на шесть миллиардов. А у тебя не было такого
  случая ни с кем из тех людей, с которыми ты познакомилась здесь, и
  если ты говоришь сейчас о глубоких чувствах к ним, то это верный
  признак того, что через полгода ты будешь едва помнить, кто они
  такие...
  Настя рыдала. Слезы градом катились по ее щекам, и она си-дела, уткнувшись подбородком в подушку, прикусив нижнюю губу и отвернув голову от Риты.
  Черт, подумала Рита.
  - Хотя в принципе, я могу ошибаться, - закончила она практи-
  чески спокойно. - Просто мне кажется, что я видела немало людей
  твоего типа. Но я могу ошибаться насчет тебя. - Она немного вино-
  вато усмехнулась. - Ну ладно, Нэсти, извини. Перестань, ну что ты
  так на все реагируешь. Так нельзя. - Она встала с кровати, прошла
  по изношенному коврику и села рядом с Настей. - Извини, Нэсти. -
  Она взяла ее за плечо и потрясла. - Извини, я не хотела так, резко
  немного получилось. Я просто хотела тебе объяснить опять и самой
  что-нибудь понять... Не надо обижаться, это глупо, на самом деле,
  обижаться - ужасно глупо. Ну, перестань.
   Еще минуты три она послушала Настины рыдания; потом
  Настя почти перестала рыдать, но все так же сидела, уткнувшись подбородком в подушку и не глядя на Риту. Только остатки слез по инерции текли по ее щекам, и она слегка подрагивала.
  - Ну все, успокойся, маленькая Nasty-girl, - тихо говорила
  Рита, обнимая ее за плечо. - Успокойся и не сердись на меня. Это
  бессмысленно, это только трата нервов, зачем тебе сердиться. Тем
  более - я ведь люблю тебя, хоть ты и не веришь. - Рита усмехнулась.
  - По-своему, как сказала бы твоя подруга Инна. По-своему люблю.
  И хочу поделиться с тобой своими воззрениями на мир искренне и
  откровенно. А ты вот сердишься. Тебя это обижает. И как мне быть,
  скажи мне пожалуйста? Продолжать играть комедию? Нет уж, finita
  la comedia. Я не могу и не хочу. А ты вот не понимаешь.
  Настя всхлипнула последний раз и мутно посмотрела на Риту.
  - Ну что, все?
  Настя кивнула.
  - И ты не сердишься?
  Настя пожала плечами.
  - Нет, такой ответ мне не нравится. Значит, сердишься?
  Настя всхлипнула и попыталась улыбнуться.
  - Да нет, это я... Мне не надо было плакать. Просто иногда,
  как начнешь, не можешь остановиться. Может, я даже сейчас еще
  заплачу.
  - Так ты не обижена.
  - Да нет...
  35.
  - А теперь расскажи мне то, что ты обещала, - сказала Настя,
  когда они после ужина прогуливались по территории дома отдыха и
  отношения стараниями Риты были полностью восстановлены.
  - Что я обещала? - нахмурилась Рита.
  - Ты обещала рассказать мне про историю самоубийств.
  - Про историю самоубийств? Зачем тебе это?
  - Ты обещала.
  - Не сейчас, Nasty.
  - Почему не сейчас?
  - Ну, я не готова.
  - А когда ты будешь готова? Как ты к этому будешь гото-
  виться?
  Рита улыбнулась.
  - Как-нибудь подготовлюсь. Давай завтра, а?
  Из дневника Риты:
  "...если она настаивает сама? Nastаивает, ха-ха. Это я и назы-вала самотеком. Почему мне надо молчать, если она просит расска-зать ей уже третий раз? Это ее личное дело, и если она просит, я ей запросто расскажу. В конце концов, если ей действительно интерес-но, она все равно найдет какую-нибудь книжку и прочитает об этом. И неизвестно еще, что она там прочитает. А хотя... Вообще, пожалуй что, и не найдет. Эта золотая отличница не такая уж фанатка чтения. Совсем, пожалуй что, не фанатка, как это ни странно. Но может быть, все-таки, что и найдет, черт, кто ее знает.
  И все-таки - не надо нарушать конвенции. Раз было принято решение проводить в жизнь политику самотека, надо следовать при-нятому решению. Нам не нужны истерические шатания, как говорил дедушка всех советских людей. Мы предпочтем этому мерную по-ступь. Несколько другого, правда, чем он подразумевал".
  - Ну что, ты подготовилась? - спросила Настя в пятницу, ко-
  гда они снова лежали после завтрака на пляже.
  Рита глубоко и медленно вдохнула воздух, резко его выдохну-ла и посмотрела на Настю.
  - Можно сказать, что подготовилась.
  - Ну давай, расскажи мне что-нибудь, - сказала Настя и легла
  поудобнее.
  Рита нахмурилась.
  - Ты знаешь, я не совсем понимаю, что ты подразумеваешь
  под историей самоубийств, - сказала она. - Что ты конкретно хо-
  чешь знать?
  - Ну... Я не знаю... - Настя пожала плечами. - Расскажи про-
  сто, что ты знаешь. Кто и когда это делал, например, из известных
  людей.
  Рита понимающе подняла брови.
  - Ладно. Просто дело в том, что истории, собственно, ника-
  кой нет. Есть много мифов. Есть легенды по поводу реально сущест-
  вовавших людей. Я постараюсь тебе это рассказать. Но учти, что я
  буду говорить сумбурно, потому что вряд ли я очень хорошо все это помню.
  М-м-м... Мифов невероятно много, они все довольно скучные, я терпеть их не могу. Единственное, что я помню, это какой-то древнеславянский миф про богатыря Дуная и какую-то Настасью, которые любили друг друга, а потом Дунай случайно застрелил из лука Настасью, от горя бросился на копье, и они превратились в ре-ки. Но черт с ними, это действительно не интересно.
  - Да нет, интересно.
  - Тогда возьми книжку. Мне не интересно. Интересно, на-
  пример, отношение государств к самоубийству в разное время. Во
  многих городах Древней Греции и Древнего Рима специально для
  самоубийств хранился запас цикуты, это яд такой, и он давался всем
  желающим, но при условии, что причины самоубийств должны быть
  одобрены верховной властью. Прикольно, да? В средние века глупое
  христианство сильно ужесточило отношение к самоубийствам, и
  только эпоха просвещения сумела его смягчить. Позже всех исклю-
  чили из числа преступлений самоубийство и покушение на него
  Россия и, по-моему, Англия. У нас это произошло только в семна-
  дцатом году, причем до этого покушавшемуся, например, полага-
  лось тюремное заключение что-то типа до года. Полный идиотизм,
  правда? Интересно, на что они рассчитывали.
  Рита усмехнулась.
  - Вот тебе, пожалуйста. Вот это, по-моему, интересно. - Она
  помолчала. - Многие древние философы, стоики, например, счита-
  ли, что вовремя отказаться от жизни - это мудро, а глупцы цепляют-
  ся за жизнь... У каких-то северных народов вообще считалось не-
  приличным доживать до глубокой старости, и люди, дожившие до
  определенного возраста, бросались со специально предназначенной
  для этого скалы. На Востоке, в Японии, Индии, Китае были широко
  распространены ритуальные самоубийства, причем от некоторых из
  них чуть ли не не до конца еще избавились. Хотя нет, избавились,
  наверно. Но не так давно. Это харакири самураев, самоубийства
  женщин после смерти мужа - сати - в Индии (самосожжение), само-
  повешение в Китае, если я ничего не путаю. Я знаю, что в наших,
  например, войнах с Японией, японцы, вместо того, чтобы сдаваться
  в плен, делали себе харакири. Еще я помню, что после Второй миро-
  вой войны сделали харакири более тысячи японских офицеров, во
  главе с военным министром Японии. М-м-м... Тебе нужны извест-
  ные люди? Первой приходит в голову, почему-то, Сафо. Но это сей-
  час, просто я о ней подумала. Помнишь, кто такая Сафо? Стихи пи-
  сала. Бросилась в море с Левкадийской скалы из-за несчастной люб-
  ви. Клеопатра приложила к груди ядовитую змею. Очень известна
  смерть Сократа. Суд приговорил его к самоубийству, когда ему бы-ло семьдесят лет. Но про это надо читать, это не расскажешь. Дос-тойнейший был человек. Примерно так же умер Сенека. Много на-писано о самоубийстве Катона, которому опостылел Древний Рим. М-м... Вспоминаю, был какой-то Уриэль Акоста... Была Лукреция, которую изнасиловали. Вообще, очень много кого было. Все равно об этом лучше почитать.
  Еще очень много литературных героев. Один из главных -Вертер Гете. После него сотни молодых людей кончали жизнь само-убийством - прямо с книгой в руках; я даже знаю, что в букинисти-ческих магазинах того времени за огромные деньги продавались эк-земпляры книги, облитые кровью самоубийц. По-моему, есть такое понятие как "синдром Вертера". И... - Рита усмехнулась. - Я даже читала, что на Наполеона книга произвела такое впечатление, что, как он потом признавался, он тоже чуть было не последовал приме-ру героя Гете. Не знаю, конечно, насколько это серьезно. Литера-турных героев еще очень много, их всех не перечислишь, и не вспомнишь так сразу... Мартин Иден, мадам Бовари, Каренина - это из крупных произведений, - не считая, конечно, кучи таких, как Ромео с Джульеттой, всяких других героев Шекспира, Чехова и еще кого только не. У Достоевского, по-моему, есть что-то интересное, но я, как мне ни стыдно, не читала. Почитаю в ближайшее время.
  Писателей очень много кончало жизнь самоубийством. Из на-ших первой приходит в голову цепочка Есенин - Маяковский - Цве-таева, причем, - Рита подняла брови, - как я читала, Маяковский ска-зал о смерти Есенина: "Такой его конец сразу показался мне естест-венным и логичным"; Цветаева сказала после смерти Маяковского: "Чистая смерть!"; про Цветаеву, наверно, тоже кто-то что-то сказал подобного рода, но я об этом не знаю.
  - Надо же... - прервала ее Настя. - А почему они так?
  - Ну не знаю. - Рита усмехнулась. - Так им это показалось.
  - А как они умерли?
  - Маяковский застрелился. Есенин повесился. Цветаева по-
  весилась. Что ты имеешь в виду?
  - Нет, а отчего?
  - Жизнь тяжелая была. Это тоже надо читать, я не помню
  всех подробностей. - Рита стала серьезной. - Цветаева повесилась
  практически от голода. У нее была действительно безвыходная си-
  туация. Вот это чистая смерть. Она оставила записку сыну, что когда
  ее не будет, ему помогут. Но сына вскоре убили на войне. - Рита по-
  смотрела на Настю. - С Маяковским и Есениным сложнее. Там все
  менее понятно, но все-таки можно понять. Сволочь все-таки Сталин
  был. - Рита помолчала. - Хемингуэй еще застрелился, по-моему.
  Рита снова помолчала.
  - М, еще вспомнила, что в Японии чуть ли не до сих пор
  практикуются парные самоубийства влюбленных, так что в особен-
  но популярных в этом смысле местах приходится даже устанавли-
  вать специальные посты... Еще что-то хотела сказать... - Рита на-
  хмурилась. - А... В Египте... во времена Марка Антония существо-
  вала академия, члены которой по очереди совершали самоубийства,
  а на заседаниях придумывали и обсуждали новые способы. Клуб са-
  моубийц такой. Ну вот тебе, пожалуйста...
  Рита снова посмотрела на Настю.
  - Классно, - сказала Настя, глядя на Риту во все глаза. - А
  еще что-нибудь можешь рассказать?
  - Пожалуй, что нет. Сейчас нет. Могу процитировать некото-
  рые наиболее интересные высказывания, но не думаю, что это очень
  уж нужно.
  - Да нет, давай.
  - Ну я не знаю...
  - Правда, давай. Интересно.
  Рита нахмурилась.
  - Вот цитаты я люблю. Цитаты я действительно люблю. -
  Она нахмуренно смотрела на ноготь большого пальца. - Ну ладно, -
  сказала наконец она и подняла глаза на море. - Есть пара высказы-
  ваний по поводу самоубийств, к которым я очень неплохо отношусь.
  Например, Монтень говорил: "Зачем ты жалуешься на этот мир? Он
  тебя не держит; если ты живешь в мучениях, причиной тому твое
  малодушие: стоит тебе захотеть - и ты умрешь". - Рита посмотрела
  на реакцию Насти, но реакции почти никакой не было. - Но самое
  классное - это вот это: "Повесься - ты пожалеешь об этом; не по-
  весься - ты и об этом пожалеешь; в том и в другом случае ты пожа-
  леешь об этом. Таково, милостивые государи, резюме всей жизнен-
  ной мудрости..." Классно, нет? Сказал Сёрен Кьеркегор. Теперь всё.
  Я не могу больше тебе ничего рассказать.
  33.
  Из дневника Насти:
  "...Классно, конечно... Она так много знает, правильно она го-ворит, что надо читать книжки. Действительно, надо, не знаю даже, что я так обленилась. Приеду домой, и буду читать. Правда, буду.
  Она рассказала мне сегодня много интересного. Конечно, это не объясняет мне ничего про моего дедушку, но вообще-то я поду-мала, что, наверное, действительно не смогу ничего понять конкрет-ного. Я на самом деле слишком мало об этом знаю, как говорит Ри-та, и вряд ли, наверно, узнаю еще. Я спрашивала у мамы много раз,
  и, мне кажется, она все мне рассказала, что могла. Но может быть, конечно, и нет. Может, она считает, что я еще слишком маленькая, чтобы мне все рассказывать. Это обидно. Но я спрошу у нее еще раз, как приеду. Наверное, она скажет как всегда: "Да что ты как зацик-лилась?", она удивляется каждый раз. А может, она не удивляется, а просто ей не очень хочется снова говорить об этом. Я не знаю. Но я все равно спрошу.
  Рита сказала мне про какие-то книги. Я их возьму, почитаю. Ну, может, не Толстого, но вот там Гёте, еще кого-то... А может, и Толстого. Толстого ведь тоже надо знать. Я чувствую себя как-то неуютно из-за того, что я настолько глупее её. Не знаю, зачем мне нужны книги именно про самоубийства... Но нужно же, чтобы было про что-то, а раз уж мы попали на эту тему... Это интересно, в общем-то, действительно - и Рите интересно, и мне интересно. Интересно, почему люди так поступают. Все достали, как говорит Рита. Но как должны все достать, чтобы надоело жить? Ну то есть... Я понимаю, надоело жить - это значит ни с кем не хочется общаться, а одному тоже скучно. Ну, не скучно, но не знаешь, что делать. Как тогда, когда я была маленькая, меня сильно наказали, и я пошла к себе в детскую и стала биться головой об кроватку. Я не помню, конечно, что я тогда чувствовала, но родители же говорят, что я силь-но покалечилась, значит, очень обидно было. Очень все надоели. Они ведь хотели даже к психиатру меня отвести, но не отвели - вроде бы больше такого не повторялось. С Сережкой такого никогда не было - он спокойней меня, а я, наверно, в маму пошла. Никто мне, правда, никогда не говорил, что я нервная, но со мной ведь случаются иногда какие-то психозы. Как даже перед тем, как в Москву ехать. Мне мама, по-моему, всю валерьянку в аптеке скупила, а уж снотворное давать в таком возрасте все говорят, что ненормально. Я, правда, всего пару раз выпила, но все равно.
  Вот, так что я почитаю. Рита даже обещала мне свои дать, если я не найду - я у нее попросила. А пока что я отдохну. Два дня оста-лось, даже меньше. Не хочется домой".
  Из дневника Риты:
  "Вот вам, пожалуйста, мисс, настоящий самотек, высшего ка-чества, лучший экземпляр, подержите в руках, посмотрите сами. Никакого намека на брак, мисс. Великолепное исполнение, превос-ходный внешний вид. Никакого намека на брак, мисс, проверено специальным контролем.
  Пошла бы проводить рекламные кампании, Ритти? Вот тебе твой самотек, который заключился в том, что ты сначала заинтере-совала бедную Nasty непонятно чем, а теперь расхлебываешь все сполна с печальным смирением и таким видом, как будто ты тут со-
  вершенно не при чем. И знаешь, что тут самое смешное? Такое смешное, что просто голову можно othohotatt, такое, что бросается в глаза каждому не до конца зашоренному человеку? Ты вела исто-щающие и бесплодные разговоры с Nastей про искренность и лице-мерие, а сама, если разобраться, ведешь себя как раз так, как ведут себя самые сволочные лживые натуры. В некотором смысле это происходит из-за лжи самой себе, если таковая имеет место, а я бо-юсь, что она может иметь место. В некотором другом смысле - даже довольно сложно отличить, где здесь ложь, а где самозапутывание.
  Дело обстоит так. С одной стороны, ты довольно долго плела Nastе всякую чушь только потому, что тебе хотелось ее плести. До-вольно искреннее, неплохое, по сути, желание. Другое дело, что Nastе эта чушь так уж необходима не была. Но это ладно.
  Когда Nastia проявляла заинтересованность, ты продолжала плести чушь, только удваивала ее в размерах, или утраивала, в зави-симости от обстоятельств. И это тебя если не разгружало, то нагру-жало новыми виртуальными проблемами, которых тебе, может быть, и не хватало.
  Но с другой стороны - как только уехали шедевры и в жажде разговора Nasty стала проситъ о том, о чем она стала просить, ты на-чала ломаться. Ломаться, вроде как, из любви к ближнему: вроде как, это совсем не нужно маленькой Nasty, вроде как, это вряд ли пойдет ей на пользу. Действительно, не нужно. И действительно, вряд ли пойдет. Но может, ты почему-то другому начала ломаться, а? Начала именно что врать, что ты больше ничего не знаешь и знать не можешь, и книжек ты не читала, и вообще... Неужели ты, как кошка, собираешься делать что-то только тогда, когда тебе самой хочется это делать, и когда тебя попросят, у тебя напрочь пропадает желание? Да нет, не похоже на тебя. Так что же тогда? Где тут само-обман? Я не могу его найти, но он должен быть. Потому что что-то не сходится. Что-то не так. Ни явного обмана, ни явного самообмана - но что-то определенно не так.
  Черт, а хорошая ведь, разумная, красивая была идея - поссо-риться с Настей и одним махом разорвать клубок этих глупейших проблем. Идея, красивая, как самоубийство (см. не-помню-кого: "лицо сверхчеловеческое, печальное, словно Вселенная, прекрасное, словно самоубийство" - не стала уж говорить этого маленькой Nasty). Так вот хорошая, разумная, красивая идея. Было бы неплохо, если бы ты сумела воплотить ее в жизнь, если уж ты не можешь во-плотить многие другие вещи. А то благими пожеланиями, знаешь ли... Чего там? Стелется дорога в ад".
  
  34.
  - Рит, пора собираться... - сказала Настя в субботу утром, ко-
  гда они сидели в номере.
  - М? - Рита подняла брови, не отрываясь от книжки. - Куда?
  - Домой. Собирать чемоданы, я имею в виду.
  Рита улыбнулась.
  - Ты шутишь, Nasty. Завтра соберемся. Или сегодня вечером.
  У нас не так уж много вещей.
  - Да?.. Ну ладно. - Настя немного посидела молча. - А что
  ты читаешь? - спросила она минуты через две.
  - Грема Грина. "Комедианты".
  - И про что это?
  - Про людей. Про то, зачем они живут вообще. Хотя, - Рита
  усмехнулась, - при желании на эту тему можно развернуть любую
  прочитанную тобой книгу. Абсолютно любую.
  Настя снова помолчала, переваривая информацию.
  - И зачем они живут? - спросила она.
  - Живут низачем. Просто так. - Рита подняла брови и глубо-
  ко вдохнула воздух.
  - Как это низачем?
  - А вот так. Так получается. Просто живут, потому что они
  родились.
  - Но как это ни зачем? Все ведь живут зачем-то. Ведь жизнь
  бывает приятной...
  - Бывает приятной, а бывает неприятной. Это все равно не
  самоцель... Да ладно, Нэсти, это я так вообще-то.
  - Да нет, ну подожди... Ты же хотела, чтобы с тобой спори-
  ли? Давай я с тобой поспорю.
  - Да нет, Нэсти... Я не... - Пожалуй, первый раз за время зна-
  комства с Настей Рита запнулась. Ритти, чертова идиотка, подумала
  она.
  - Нет, давай, я попробую с тобой поспорить. Может, у меня и
  не получится так, как надо, но ты же споришь со своими друзьями,
  да?
  - А-а... Я бы не сказала, что я постоянно это делаю, но не в
  этом дело...
  - Ну все равно, ты же умеешь спорить, и я тоже хочу нау-
  читься; вот смотри, почему ты считаешь, что ради счастья не надо
  жить?
  - Потому что рядом с счастьем бывает много несчастья, и аб-
  солютно счастливых людей не бывает, а если бывает, то единицы, но
  не в этом дело.
  - То есть несчастья по-твоему больше, чем счастья?
  - По-моему, да, но это для кого как, и, Нэсти...
  - И счастья так мало, что из-за него не стоит жить, а больше
  жить не из-за чего?
  - Да, и все равно ты когда-нибудь умрешь, это мгновенно
  ставит в тупик; но, Нэсти, это тоже не та тема, на которую надо спо-
  рить. В общем-то, ты тоже права.
  - Но смотри, ты же говорила, что надо помогать России. Да?
  - Да.
  - А в России мало людей. Я слышала, что китайцы могут за-
  хватить Сибирь. Значит, надо рожать детей. Много детей.
  - Да.
  - Да?
  - Да, ты права.
  - Значит, для этого ты и жила. Чтобы китайцы не захватили
  Россию.
  - Да, ты права.
  - Но почему же ты говоришь, что непонятно, зачем они жи-
  вут?
  - Да нет, Нэсти. В целом ты права. Я же и не настаиваю.
  Просто... Ну, просто, есть такое мнение, вот и все.
  - Но тебе же оно нравится?
  - Да ну, неважно, что мне нравится.
  - Нет, ну Рит, ты просто не хочешь со мной говорить!
  - Ты здесь не при чем, Nasty. Просто, не стоит это обсуждать.
  - Рита посмотрела на шкаф. - Зачем ты убрала свои босоножки на
  высоких каблуках?
  Настя на секунду смутилась.
  - Просто... У меня ноги заболели. Причем тут это? Почему
  ты не хочешь обсуждать со мной ничего?
  - Ты здесь не при чем, я повторяю. Просто это обсуждать не
  нужно.
  - Ну ты просто не хочешь, Рит! - Настя в отчаянии нахмури-
  лась. - Я на тебя обижусь!
  Рита пристально посмотрела на Настю и в течение секунд пяти наблюдала подергивание ее бровей, которого она никогда раньше за ней не замечала. В туалете настойчиво капал кран, напоминавший Рите о том, что капля точит раковину не силой, а частотой падения...
  - Обижайся.
  Настя зарыдала. Снова, как два дня назад, слезы ручьями ли-лись у нее по обеим сторонам лица, и она резко бросилась на по-душку.
  - Ты просто не хочешь... со мной разговаривать!.. - говорила
  она сквозь всхлипывания. - Ты просто считаешь... что я слишком мало знаю... чтобы с тобой разговаривать!
  - Перестань, Нэсти, - с досадой на лице говорила Рита. - Ни-
  кто так не считает. Я тебе объяснила сто раз, что я просто не хочу
  говорить на эту тему.
  - Это ты со мной не хочешь!.. Говоришь же ты с другими!..
  - Да ни с кем я не говорю. Мне не с кем говорить.
  - Нет, говоришь!.. Ты меня обманываешь! Говоришь! - Настя
  то утыкалась лицом в подушку, то ложилась на нее щекой.
  - Прекрати истерику, Нэсти!
  Рита резко встала с кресла и начала ходить кругами по комна-те.
  - Нам с тобой с самого начала было противопоказано об-
  щаться. Понимаешь? Это не могло ни к чему привести, и это было
  глупо, что мы поехали сюда. Когда принимаешь какие-то решения...
  надо смотреть в корень. Да, в корень... чтобы понять, что из него по-
  тенциально может вырасти. Я виновата в некотором смысле, я даже
  очень сильно виновата. Но нам надо исправлять ошибки. Ты мо-
  жешь обижаться на меня или нет, но нам в любом случае не стоит
  больше так тесно общаться. Хорошо, что мы уезжаем завтра... Я бы
  сделала это по-мирному, но видишь, ты почему-то не хочешь успо-
  каиваться. - Рита остановилась. - Успокойся, Нэсти. Нэсти, успо-
  койся.
  Настя плакала тише, но только чтобы слышать, что говорит Рита. Как только Рита замолчала, она снова начала рыдать.
  - Нэсти! - опять с досадой сказала Рита. - Господи, пере-
  стань. Что, собственно, тебя так обидело?
  Настя не отвечала, только продолжала всхлипывать и подер-гиваться.
  - Ладно, - сказала наконец Рита. - Это твое дело. Если хочешь,
  то обижайся. Мы не будем разговаривать, и это отлично. Нужно
  только уточнить некоторые детали плана. У нас завтра самолет в
  15.30. На обед мы должны прийти ровно к двум, быстро поесть,
  прийти взять чемоданы, сдать номер и идти ловить такси, потому
  что если мы опоздаем на самолет, это будет хоть и смешно, но не-
  приятно. Поэтому чемоданы должны быть полностью собраны к
  завтрашнему утру. Вернее, к часу дня. Все должно быть организо-
  ванно и спаянно, несмотря ни на что. - Рита мрачно усмехнулась. -
  Пока у меня все.
  
  35.
  Вечером Рита сидела у окна своего номера в кресле, закинув ноги на соседний стул, и смотрела на заходящее сочинское солнце и маленьких мальчиков, отбиравших друг у друга игрушечную ло-шадку.
  "Вот идиоты, - думала Рита. - Ссорятся".
  - Еще одна довольно важная вещь, - сказала она вдруг Насте,
  которая, не проронив за весь день практически ни слова, лежала на
  своей кровати и в двадцатый раз листала уже известный наизусть
  женский журнал, явно не узнавая из него ничего нового и думая о
  чем-то своем. Ритины слова прозвучали неожиданно в долгой тиши-
  не и, как показалось Рите, даже отдали немножко эхом.
  Настя не отреагировала, но никто и не ожидал, что она отреа-гирует.
  - Мы, опять же, должны скоординироваться в том, - продол-
  жила Рита, - как себя вести по приезде в Москву. И что говорить
  нашим достопочтенным родителям. Не знаю, как у тебя, а у меня
  только два варианта в голове. Либо серьезно объяснить им, что мы
  поссорились, и тогда все будет понятно и просто, но почему-то не-
  приятно... Наверное, потому, что начнутся расспросы о причинах,
  косые подозревающие взгляды и мой отец, объясняющий мне, что я призвана портить родственные отношения. Искренность невозможна.Поэтому второй вариант заключается в том, чтобы приехать как ни в чем не
  бывало, с милыми лицемерными улыбочками, сказать "ой, как мы
  великолепно отдохнули, ой, как все было хорошо" и просто пере-
  стать общаться. А почему мы, собственно, должны продолжать об-
  щаться? Мы же не обязаны были так уж сдруживаться. Ну, съездили,
  приехали обратно. В конце концов, у нас есть даже неболыпая раз-
  ница в возрасте, разные интересы. По-моему, это нормально, что мы
  съездили, отдохнули, вернулись и болыпе не общаемся. Не не разго-
  вариваем, а просто не звоним друг другу и не ходим проводить вме-
  сте свободное время. Поэтому второй вариант мне представляется
  более разумным. А тебе?
  Настя не ответила.
  - А тебе, Нэсти? - повторила Рита.
  Не отводя глаз от журнала, Настя быстро пожала плечами.
  - Ну нет, Нэсти, так не пойдет. Обижаться тоже надо с умом.
  Ты можешь со мной не разговаривать, но какие-то основные вещи
  мы должны согласовать. Я боюсь, что нас будут встречать уже в аэ-
  ропорту, и если ты будешь действовать по плану номер один, а я по
  плану номер два, то ничего особенно хорошего не получится. По-
  этому мы должны прибыть в Москву уже с четкой схемой поведения
  в голове. Готовь, типа, сани летом. - Рита усмехнулась. - В общем-
  то, если ты принципиально не хочешь ничего изображать и тем са-мым усложнять жизнь, то я согласна и на первый план. И все-таки второй мне представляется разумней. Ты можешь мне сказать, что это противоречит тому, что я тебе когда-то говорила, но мне даже не кажется, что он такой уж лицемерный. Мне кажется, здесь это оп-равдано. И все-таки я предоставляю решать тебе. Выбирай любой, или придумай что-то свое. Я даю тебе слово, что я соглашусь на лю-бой из этих двух и внимательно рассмотрю твое новое предложение.
  Снова слышался капающий звук, который раньше не досаждал так сильно. Рита встала и захлопнула дверь в ванную.
  Из дневника Риты:
  "Можно похлопать, Риточка, ты сделала это. Хоть что-то - ты сделала. Конечно, ссора с кем-то - это не лучшее решение проблем в целом, но в данном случае это, пожалуй, был лучший выход. Можно сказать даже, что я тебя снова немножко зауважала. Практически реабилитировала тебя в своих глазах, так сказать.
  А забавное ощущение, когда ссоришься. Неприятное, конечно. Я не так уж часто с кем-нибудь ссорюсь - собственно, только с от-цом, но с ним нельзя не поссориться. Это только мамми ангел. Хотя в принципе, конечно, ссориться это тупо. В общем-то, даже нет ни-чего тупее. По здравому размышлению. Действительно нет никакого смысла обижаться, кричать - унижаться таким образом, когда, если того требуют обстоятельства, можно просто и спокойно не порвать -разрезать человеческие отношения.
  Но в принципе, я думаю, что я неплохо провела эту кампанию. Могла бы и лучше, но и так ничего. Более или менее чисто, и хотя это и получилось только благодаря обстоятельствам, все равно это не так уж плохо. Посмотрим, что будет далыпе".
  В аэропорту было ветрено и шумно; очередь, которая стояла перед трапом самолета, нервничала и периодически сбивалась в толпу. Рита смотрела на исступленно кричащую что-то каждому пассажиру стюардессу и думала, что работенка у нее не из прият-ных.
  Настя стояла рядом все такая же молчаливая и насупившаяся, но все, в принципе, было в порядке. Они не опоздали, ничего не за-были, и родители собирались встретить их в аэропорту.
  Через некоторое время посадка закончилась, они были в само-лете, и Настя пролезла к сиденью у иллюминатора, хотя, когда они летели первый раз, был уговор, что в следующий раз у окна сядет Рита. Рита плюхнулась на сиденье рядом, ничего не сказала и доста-ла из рюкзака книжку.
  Подождав, пока они тронутся с места, взлетят и наберут высоту, она прочитала несколько страниц, потом нахмурилась и повернулась к Насте.
   - Нет, Nasty, я все-таки серьезно тебя спрашиваю, и последний раз: какой план ты выбираешь? Это для нас последний шанс решить. Если ты не придумала ничего нового, то просто говори: первый или второй?
  Настя не отрываясь смотрела на интересную разлинованную землю внизу и, чуть-чуть помолчав, сказала:
  - Второй.
  - Второй? - улыбнулась Рита. - Это отлично. Я думаю, что
  это правильнее. Ты хорошо помнишь все посылки? Мне не надо ни-
  чего повторять?
  - Нет.
  - Ну хорошо. Хорошо, Nasty. Только не кинь меня, пожалуй-
  ста. Договоры надо выполнять.
  36.
  В аэропорту их встречали Настина мама и Ритин отец на ма-шине. Вряд ли Ритин отец стал бы встречать Риту, если бы она была одна, но он считал своим долгом встретить приехавших Риту с пле-мянницей.
  Суетливая мать Насти поймала их на выходе и сразу стала за-сыпать вопросами. Какой-то парень в толпе оглянулся на ее исте-ричноватое щебетание, и Рита подумала, что тетя Надя, оказывается, еще и тип, обращающий на себя внимание толпы.
  Когда они дошли до машины и сели в нее, Ритин отец спросил "Как отдохнули?", и после того, как Рита сказала "Отлично", за всю дорогу не произнес больше ни одного слова.
  Из дневника Риты:
  "Опять же, все прошло хорошо. Отец, по-моему, ничего не за-метил, или заметил, но ему все по фигу. Скорее, не заметил. Настина мать тоже вроде ничего не заметила - или заметила, но ей все по фи-гу. Хотя тут, конечно, все сложнее. Неизвестно, какой допрос сейчас устраивается у Nasty в квартире, и насколько она может быть верна союзническим обязательствам. Итоги подводить очень рано. И все-таки - пока что все шло нормально. Тактика лицемерия не выявила в себе никаких недостатков, кроме... Черт, как это называется. Непри-ятного чувства в желудке. "I΄ve got a slightly sick feeling in my
  stomach like I΄m standing on top of a very high building" .3 Когда окружающая тебя действительность вынуждает тебя поступать таким образом, каким ты не хотела бы поступать, ты начинаешь себя убеждать в том, что это единственно возможный и правильный путь, но с sick feeling in my stomach ничего не сделаешь.
  Конечно, я поступила довольно эгоистично. План номер два
  нужен был мне только затем, чтобы ко мне никто не приставал. Но
  сдается мне, что и Nasty-girl он нужен затем же. Хотя ей явно будет
  труднее этого избежать. В этом смысле ей крупно не повезло.
   И все-таки, вопрос остается открытым. Открытым и животре-
  пещущим. И если он сейчас, в эти дни моей милой жизни, не был на одном из первых мест, то только потому, что его временно вытеснили менее существенные, но более насущные проблемы. Буквально вчера он вернулся на свое законное место опять. И хотя я копалась в его внутренностях уже раз сорок, прямо-таки даже в этом великолепном сборничке гениальненьких произведеньиц, я все-таки покопаюсь в нем еще раз, в нем, пожалуй что, можно что-нибудь откопать, и еще - я по нему соскучилась.
  С очередным мини-опытом ни новых идей, ни новых фактов не пришло. Пришла только старая компашка, чтобы продолжать вариться в собственном соку и подвергать себя угрозе инцеста. Обстоятельства дела остаются прежними: если тупая окружающая тебя действительность вынуждает тебя лицемерить, угрожая в противном случае большими неприятностями, то ты не можешь ничего с этим поделать. Ты ничего не можешь поделать с тупой окружающей тебя действительностью. Рядом всегда найдется масса тупых окружающих тебя людей, которые будут заставлять тебя безальтернативно делать тупые вещи. Таким образом мы никогда не добьемся идеала. Единственный способ действенно повлиять на эту тупую среду - это дать волю своей агрессии, но так как это равносильно возведению убийства в ранг нормы, то такой способ тоже неприемлем.
  Ситуация безвыходна, как это ни смешно.
  И все-таки есть люди, которые понимают весь смысл искрен-ности. И они авторитетны, потому что, так или иначе, это одна из общепризнанных (признанных окружающими земной шар людьми) добродетелей. И эти люди - умны. ЗНАНИЕ есть ДОБРОДЕТЕЛЬ, в конце концов, как утверждал еще один очень авторитетный человек. Добродетель - понимается как всеобщее благо. Знание - как интеллект. Поэтому знание-интеллект, заведомо не направленное на всеобщее благо, не является полноценным интеллектом, или даже совсем интеллектом не является, а является сгустком логически кор-
  
  Меня немножко подташнивает, как будто я стою на вершине высокого здания.
  
  ректно выстроенных мыслей - со знаком минус. С пространством распространения только для регресса, как у Гитлера. И лицемерие, таким образом, причисляется именно к гитлеровскому типу мышле-ния, мощному, но негативно, регрессивно заряженному, обреченно-му на то, чтобы оттягивать человеческое развитие назад. Мы свой, мы новый мир построим, бллин... Как это возможно? И я не уверена, что я сама полностью верю в то, что говорю.
  Хотя в принципе, еще несколько сеансов такого убеждения, и я могу поверить. Нужно придумать еще пару - тройку новых аргу-ментов, и я действительно могу поверить. Кстати, стоит этим за-няться. Это полезно, в конце концов.
  Так-с... Что я еще хотела? М-м-м. Настя. Nasty. Что происхо-дит сейчас в доме у Nasty? Неужели она действительно прочитает книжки, которые собиралась прочитать?"
  Тут Рита вспомнила про книжки, которые она обещала дать Насте, если та их не найдет, но теперь вряд ли даст. Она посмотрела на свои книжные полки и остановила взгляд на Гёте. С минуту она не отрываясь смотрела на него, потом встала из-за стола, подошла к полкам и вынула книжку.
  ""Страдания молодого Вертера". Ха... Отличная книжка, по су-ти. Не зря я ее обожала когда-то. Да и сейчас люблю, только в руки давно не брала".
  Рита листала страницы, с удовольствием встречая знакомые пометки на полях и перечитывая отмеченные места.
  "Я теряю дар речи, Вильгельм, когда наблюдаю, какими тесными пределами ограничены творческие и познавательные силы человека, когда вижу, что всякая деятельность сводится к удовлетворению потребностей, в свою очередь имеющих одну только цель - продлить наше жалкое существование, а успокоенность в иных научных вопросах - всего лишь бессильное смирение фантазеров, которые расписывают стены своей темницы яркими фигурами и привлекательными видами..." "Да, я только странник, только скиталец на земле! А чем вы лучше?" "...То, что я знаю, узнать может всякий, а сердце такое есть лишь у меня". "Что же это, в самом деле? Другие в невозмутимом самодовольстве кичатся передо мной своими ничтожными силенками и талантами, а я огчаиваюсь в своих силах и дарованиях?" "Воображение наше, по природе своей стремящееся подняться над миром, вскормленное фантастическими образами поэзии, рисует себе ряд людей, стоящих неизмеримо выше нас, и всё, кроме нас, кажется нам необыкновенным, всякий другой человек представляется нам совершенством. И это вполне естественно. Мы на каждом шагу чувствуем, как много нам не достает, и часто видим у другого человека то, чего лишены сами, приписываем ему свои
  собственные качества, с несокрушимым душевным спокойствием в придачу. И вот счастливое порождение нашей фантазии готово". "По-видимому, он не склонен к мрачным настроениям, а ты знаешь, что этот порок мне всего ненавистнее в людях". "И мы разошлись, так и не поняв друг друга. На этом свете люди редко понимают друг друга".
  "Вертер, - улыбнулась Рита. - Такой милый, такой похожий и непохожий на меня Вертер. Надо было включить тебя в ряд молодых людей: Холден Колфилд - Алекс - Вертер. Или Алекс - Вертер -Холден Колфилд. Три абсолютные противоположности, какие толь-ко могут быть. Я расхожусь по определенным вопросам с каждым из них, но я люблю всех троих, даже Алекса, когда у меня плохое на-строение".
  Рита еще полистала книжку.
  "Да уж, тут есть, что почитать Nastenke. Вертер".
  37.
  Настя неплохо выдержала натиск агрессивного любопытства своей матери и рассеянно-учтивой заинтересованности отца, расска-зав им все, что могла, про олеандры, море и фуникулеры. Сильно напрягать мозги было не обязательно, потому что мама вскоре нача-ла вспоминать опыт своей жизни, брат все время вставлял в мамину речь глупые комментарии, перетягивая внимание на себя, а папа де-лал вид, что вполуха слушал телевизор, а на самом деле слушал его полностью, поэтому Насте можно было отдохнуть. На последний вопрос о том, как они ладили с Ритой, хотя он уже задавался час на-зад, Настя пожала плечами, ответила "Ну так...", и после этого ушла к себе в комнату.
  В своей комнате она столкнулась с тем, что ей нечего было делать. Телевизор ей купить еще не успели, или не собирались по-купать, от журналов уже становилось по-настоящему противно, и Настя вспомнила про книжки.
  Она села за стол и стала припоминать названия, но, как оказа-лось, все, что осталось у нее в голове - это Толстой "Анна Карени-на" и Гёте... Гёте не помню что.
  Настя посидела еще минут десять, а потом пошла спросить, есть ли у них Гёте.
  - Гёте?
  Отец на секунду оторвался от телевизора. Брат хихикнул.
  - Есть, Насть, посмотри в шкафу в нашей комнате, сверху там.
  Мы привозили. А ты что, хочешь почитать? Это наверное Рита на
  тебя так повлияла, да? Я знаю, она читает. Ну молодец. Иди, возьми,
  конечно, надо почитать; там, сверху.
  Настя подумала, что если она увидит название, то она вспом-нит. Было два тома. Первый был "Фауст". "Нет, "Фауст" - это точно не то, - подумала она. - Я даже знаю, про что это".
  Второй том был "Страдания молодого Вертера" и стихи.
  ""Страдания молодого Вертера"... Да, точно".
  Настя закрыла шкаф, слезла со стула, поставила его на место и пошла в свою комнату. Усевшись за стол, она осмотрела книжку со всех сторон, а потом открыла ее по середине и стала читать. Забавно, что так часто делала Рита, когда хотела с помощью метода "выбор-ки" определить, стоит читать книгу или нет, а Настя так делала не-часто. Но сейчас ей захотелось познакомиться с книгой сначала вы-борочно.
  "Попробуем как-нибудь иначе представить себе, каково долж-но быть на душе у человека, который решился сбросить обычно столь приятное бремя жизни; ибо мы имеем право по совести судить лишь о том, что прочувствовали сами. Человеческой природе поло-жен определенный предел. Человек может сносить радость, горе, боль лишь до известной степени, а когда эта степень превышена, он гибнет. Значит, вопрос не в том, силен ли он или слаб, а может ли он претерпеть меру своих страданий, все равно душевных или физиче-ских, и, по-моему, так же дико говорить: тот трус, кто лишает себя жизни, - как называть трусом человека, умирающего от злокачест-венной лихорадки".
  Настя два раза перечитала последнюю фразу и задумчиво пе-релистнула несколько десятков страниц.
  "О, если бы мне даровано было счастье умереть за тебя! По-жертвовать собой за тебя, Лотта! Я радостно, я доблестно бы умер, когда бы мог воскресить покой и довольство твоей жизни. Но увы! Лишь немногим славным дано пролить свою кровь за близких и смертью своей вдохнуть в друзей обновленную, стократную жизнь".
  Настя снова задумчиво осмотрела страницу и перелистнула книжку на начало.
  Из дневника Насти:
  "Начала читать Гёте. Сложно написано, но интересно. Я не привыкла, конечно, читать такие вещи. Но надо, наверное, привы-кать. Все-таки, когда я буду учиться в институте, мне придется ведь читать научные книжки, а научные книжки, по-моему, очень сложно написаны, сложнее, чем это. А может, и не очень сложно. Если они написаны, как учебники, то тогда все нормально. А может, мне во-обще не надо будет читать ничего, кроме учебников.
  Но все равно, Гёте надо почитать, мне интересно. Интересный образ этот Вертер. Сумасшедший, конечно, какой-то, но все равно, молодой, красивый, наверное, и очень любит Лотту. Он, видимо, в
  конце концов покончит жизнь самоубийством, он все время об этом говорит. Но правда, интересно.
  Вообще, мне все-таки болыпе надо читать книжек. Я иду в ин-ститут, это все-таки не школа. Не знаю, конечно, какие там будут люди, но если все будут такие же умные, как Рита, то мне будет стыдно. Я даже не знаю, что делать. Но надо браться за ум. Надо на-чинать читать.
  Вообще, уже пора готовиться к институту. Две недели оста-лось... Кошмар, господи, даже страшно. Надо съездить, все узнать. Надо взять учебники, или что там выдают... Я не знаю даже ничего. И мне не хочется учиться. Очень маленький был перерыв. Только что сдала экзамены, и снова учить те же предметы. Снова начнется русский, наверное, и математика тоже... Математику я совсем не хо-чу, я ее и так еле сдала. Еще бы хотя бы один месяц отдохнуть...
  Не знаю, мне как-то вообще не хочется сейчас ни в какие ком-пании, вообще не хочется ни с кем общаться.
  Я не знаю, правильно ли я себя вела с Ритой. Мне было очень обидно, но сейчас уже обида немного проходит. И, может быть, это действительно было глупо. Но я чувствовала, что она не хочет гово-рить со мной, потому что я глупее ее и не пойму, и что она считает, что со мной не надо ничего обсуждать, потому что я не серьезный собеседник и не могу по-настоящему ничего возразить, и мне было обидно. Мне и сейчас тоже обидно. Но тогда мне хотелось плакать, и я не могла остановиться, а сейчас мне не хочется плакать. Даже если меня сейчас попросить, я не заплачу. Вот я всегда думала, как это актеры заставляют себя плакать, если надо. Или им просто водой мочат глаза? Так я тоже могу.
  Ну вот, я не знаю, может, не надо было так себя вести и ссо-риться с Ритой? Я даже не знаю, как я теперь без нее. Мне нужны ее советы. Мне кажется, она так хорошо разбирается во всех вещах, может сказать про что угодно свое мнение. Как-то уверенно так, и мне кажется, что она права. Не всегда, конечно, иногда она говорит странные вещи, но если действительно послушать ее и подумать, то получается, что они тоже правильные, и не поймешь, что на самом деле лучше, и кажется, что она права.
  Раньше я всегда следовала советам мамы, но теперь мне ка-жется, что мама не всегда может понять меня до конца... И Рита, ко-нечно, не может... Или Рита может, но... Не знаю, она как будто не всегда хочет придавать значение моим проблемам и убеждает меня, что это не важно. Но она понимает. А мама, она все время начинает приводить примеры из своей жизни и наоборот, слишком навязыва-ет свое мнение, что ли... Иногда лучше к ней не обращаться, а то бу-дет еще больше проблем - так, что ли. Раньше я этого как-то не за-
  мечала, это в последнее время, где-то наверное уже полгода как, или год. Ну, про папу уже и говорить нечего. Про Сережку тоже. Были Анька с Машкой, но они теперь далеко. Поэтому я даже не знаю. Неуютно как-то..."
  38.
  Из дневника Риты:
  "Черт, лето заканчивается, скоро в институт. Это хорошо, ко-нечно, в некотором смысле. Бездарно я провела это лето. Ничего не сделала. Не спасла мир, так сказать, ха. Даже президентом не стала. Что самое главное, от этих двух месяцев у меня остался какой-то не-приятный осадок. Какое-то ощущение неудовлетворенности. Настя, наверное, во всем виновата. Ха. Ха. Ха. Бедная Nasty".
  Из дневника Насти:
  "Съездила сегодня в свой институт. Внутрь меня не пустили, сказали читать объявления у входа. Там написано, что надо соби-раться тридцатого числа со всякими там документами, и надо будет получать книги, только я не поняла, когда, и кучу книг надо будет купить. Кошмар. Теперь надо ехать еще куда-то за книгами.
  Народу там мало, даже странно. И все в основном девчонки. Ну мне так и говорили - конечно, в педе одни девчонки. Кто же еще учителями становится? Но у нас, правда, в школе было три учителя - мужчины. Ну ладно..."
  Из дневника Риты:
  "Ключевского-то я теперь у Nasty так и не возьму. Придется брать в своей библиотеке. Стыдно, что я не читала. Я очень много чего не читала, по сути, хотя, с другой стороны, все люди очень много чего не читали. Ха, забавно. Невозможно же все прочитать, а по каким критериям люди выбирают, что им читать, а что нет? В конце концов, абсолютно все книги на Земле кем-то прочитаны - хо-тя бы только своими авторами, а если даже автор не перечитывал то, что написал, то это - все равно написано, а значит, прошло через ко-го-то.
  И получается, что книг на Земле столько, и вообще всего на Земле столько, что мне становится по-настоящему страшно. Я не могу этого понять".
  Из дневника Насти:
  "Я дочитала сегодня "Страдания молодого Вертера"... Но я хочу теперь еще раз прочитать. Я чувствую, что я многого не поня-ла, упустила просто, потому что я не привыкла читать такие вещи. Поэтому я начну снова сегодня же. А вообще, классно, конечно. Так жалко его, он ведь любил же эту Лотту. И получается, что ему ниче-го не оставалось. И муж у этой Лотты такой хороший тоже. И Лотта
  хорошая. И получается, что никто не виноват, просто так вышло. Решилась проблема, хотя и, конечно, трагично. Но я не знаю... А что ему было делать?"
  Из дневника Риты:
  "Проезжала сегодня мимо института и не зашла. А почему, спрашивается, не зашла? Ладно, не буду разводить долгих теорий, хотя тут можно развести очень долгую теорию, - так получилось.
  Просто, так получилось. Собиралась зайти, и не зашла. Плохо, конечно, очень даже плохо; ну ладно.
  В принципе, можно, конечно, позвонить кому-нибудь из мно-гоуважаемых однокурсников и спросить расписание; можно попро-сить Андреаша-Андрушу навести какие-нибудь справки, а можно вообще ничего не делать, но все это не нужно. Все-таки я съезжу ту-да сама.
  Я знаю, кстати. Я не зашла туда сегодня из-за боязни разоча-рования. Я очень боюсь разочароваться, потому что мне нужно что-то принципиально новое, а новый учебный, черт его подери, год, со-всем не обещает быть чем-то новым, хотя на него и возлагаются оп-ределенные надежды с моей стороны. Должно произойти что-то не-обычное, или я должна сделать это сама, или я должна приложить какие-то усилия для того, чтобы что-то кардинально изменилось, иначе я рискую сгнить в моем маленьком уютном кинотеатре. Но вряд ли можно надеяться, что это будет исходить из института, хотя я и надеюсь. Поэтому у меня есть все шансы обмануться. Поэтому я и не зашла туда сегодня".
  Из дневника Насти:
  "Была сегодня на собрании. Кошмар, столько всего наговори-ли. Надо кучу всего купить, у нас будет куча предметов, которые я не хотела бы, чтобы были, и уже послезавтра, 1 сентября, мы начи-наем учиться. Кошмар. Нам представили нескольких преподавате-лей, и два профессора там были, мужчины. Декан наш женщина, лет сорока, милая такая, но так... Не знаю, может, и злая окажется. А так одни девчонки, конечно. Два парня только на нашем курсе, кошмар. Я познакомилась с какой-то Ирой, но она мне тоже так, не очень по-нравилась. Посмотрю, может, другие лучше, я как-то не поняла по-ка".
  Из дневника Риты:
  "Ты-дыщь! Ты-дыщь! С треском лопающиеся ожидания под-готавливают почву для того, чтобы я гнила в уютном кинотеатре! (Это анонс такой.) Гниение и разложение в замкнутом пространстве, в которое не проникает ни свет, ни свежий воздух как следует - та-кой удел уготован мне судьбами, которые любят издеваться над бе-зынициативными, бездействующими людьми. Что же делать? Мы
  имеем то, что хотим, конечно, но меня это утверждение ничуть не утешает".
  Из дневника Насти:
  "Поговорила сегодня по телефону с Инной. Они же на второй курс перешли - она говорит, у них тоже завтра учебный день уже, и тоже неохота. Ну ей-то всегда неохота, наверно. А так, говорит, ничего, все нормально. Я у нее спросила, не поссорились ли они случайно с Юлькой - мне интересно, права ли была все-таки Рита. Но она засмеялась и говорит: почему ты, типа, решила? Ну в общем нет, вроде, не поссорились, но, как я поняла, близко к тому, потому что, как сказала Инна, Юлька ее уже достала. Наверное, все-таки правда поссорятся. Интересно.
  А Катьке, она говорит, позвонил тот Олег из Сочи и предло-жил переписываться по интернету. Так что она, может, даже в сле-дующем году снова туда поедет... Ну ладно, не хочу даже вспоми-нать. Так грустно становится..."
  Из дневника Риты:
  "Собственно говоря, я даже и не хотела это писать, но раз уж ручка все равно у меня в руке, то напишу (ха-ха, вот оно, лицемерие-то - хотела ведь, раз пишешь). В общем-то, это даже довольно тупо: мы с А. А. сегодня решили сходить в Исторический музей, несмотря не его активные протесты, но Исторический музей оказался закрыт. Вот, собственно, и конец истории. Поэтому мы просветились в ки-нематографическом плане. Не особенно богато и плодотворно, в принципе, но ведь это редко когда бывает богато и плодотворно. По-настоящему богато и плодотворно. Хотя - конечно, с какой стороны на это посмотреть".
  Из дневника Насти:
  "О господи, пережила первое сентября. Уже слава богу. Нас заставили стоять на линейке - как всегда, как в школе, кошмар, и конечно все замерзли. А потом у нас была только одна пара. Ввод-ная лекция по педагогике, читала какая-то тетенька в очках. Скучно-вато, но так ничего. А еще, обсуждали всякие организационные во-просы. Девчонки мне все-таки не очень нравятся. Какие-то они... стервозные, не знаю... Неприятные. Не все, конечно. Но несколько, точно. Вот эта Ира, с которой я познакомилась, тоже. Сегодня она уже не обращала на меня никакого внимания, потому что была уже знакома с другими. Ну вроде, там есть такие тихие на вид, непло-хие... Надо к ним завтра подойти. Но я теперь даже стесняюсь гово-рить, что я с золотой медалью и что я из Твери. Не знаю, по-моему, они к этому не очень хорошо отнесутся, особенно к медали..."
  
  39.
  Из дневника Риты:
  "Нет, все-таки мне не дает покоя одна вещь. Вещь, которую я должна сделать, потому что это, по сути, довольно-таки важно и, видимо, полезно. Мне не дает покоя святая троица Алекс - Вертер -Холден Колфилд, и я должна в ней разобраться во что бы то ни ста-ло. Не уверена, что у меня это очень хорошо получится, но я обязана попробовать, потому что это - цель, по достижении которой чувст-вуешь себя человеком.
  Троица довольно поразительная. Захватывающая, можно ска-зать. Даже не знаю, почему мне только так недавно пришло в голову ее сформировать. Тут можно было бы даже составить сводную таб-лицу, но это слишком официально и скучно, и в любом случае сна-чала надо провести довольно серьезную работу.
  В общем, положение вещей на сегодняшний день: Холден Колфилд - Вертер - Алекс; их можно сравнить по целому длинному ряду параметров, начиная от возраста и положения в обществе, кончая мировоззрениями, которые тоже можно разделить на кучу подпунктов, и по каждому из них я соглашаюсь или не соглашаюсь с этими особами. В общем, ближайшие два часа обещают не быть скучными.
  Начнем с самого простого. С возраста. Алекс: от 14 до... не помню скольки, но это уже и не так важно, - до 16 или 17, по-моему; Холден: 17; Вертер: чуть болыпе 20-и, я думаю. Довольно большой разброс. При этом двое из них живут в середине двадцатого века, а один - черт знает когда, в конце восемнадцатого. Тоже значительная разница. И Холден - сын американского бизнесмена, Алекс - сын британских рабочих (или американских же непонятно кого, по Кубрику), Вертер - дворянин. С формальностями покончили.
  Теперь самое интересное. Воззрения этих людей на мир, на свое, как это ни банальнейше звучит, место в нем - (хотя нет, мне стоило бы сформулировать это по-другому, это устойчивое выражение отдает хинином, ну ладно), - и их сходства и различия в этой области.
  Самый объективно отрицательный здесь персонаж - Алекс. Садист. Ходит и избивает всех по улицам. Человек, с которым никто не хотел бы встретиться, если только этот никто, в свою очередь, не безнадежный мазохист. Страшный человек, одним словом. Но я по-дозреваю, что не из-за одного очаровашки Малкома Макдауэлла или бойкой манере повествования в книге ты расплываешься при упо-минании об Алексе в стыдливо-симпатизирующей улыбке. Дело не в том, что ты одобряешь его образ жизни. Ни в коем случае. Просто Алекс довольно умен и находится в оппозиции обществу, точно так
   же, как и остальные двое, а это качество всегда сильно привлекает закомплексованных самодостаточных подростков типа маленькой Ритти. С этой стороны даже убийства и избиения могут показаться оправданными - на секунду, конечно, точно так же, как на секунду, когда все достали, ты можешь посимпатизировать Гитлеру в его на-мерениях. Потом все резко переворачивается, ты осуждаешь себя за секундную слабость, и в качестве компенсации начинаешь лихорадочно искать пути реального усовершенствования мира - и продолжаешь мощную кампанию по внушению, что интеллект и объективное зло (общественное зло, как ни трудно его выявить), не совместимы. И все-таки ты улыбаешься при воспоминании об Алексе - потому что проблески определенных чувств злого подростка в некоторых ситуациях испытываешь и ты сама.
   Дальше идет Холден Колфилд. Ситуация меняется. Ты готова
   расстрелять Алекса из автоматической винтовки, как предлагал Хе-
  мингуэй сделать со всеми зачинателями войны. Потому что ты понимаешь, что наконец нашла то, что нужно. Очаровательнейший Холден, который тоже стоит в оппозиции обществу, тоже немного агрессивен, но в гораздо более умеренных масштабах. И оппозиция его растет не из природного мазохизма и эгоцентризма, а из искренности и понимания реального положения вещей. Из нехитрого анализа этого положения. Именно этим он и подкупает - искренностью и нехитрым анализом. Он не строит из себя интеллектуала, не сравнивает литературных персонажей в свои дневниках, не слушает Бет-ховена - а просто обоснованно считает, что подавляющее болышшство его окружения - phonies4, эстрадная музыка не стоит ломаной копейки, а Американская мечта - это что-то довольно пошлое. Тем не менее он общается со своим окружением и ходит слушать эстрадную музыку, потому что он не считает себя чем-то особенным. Единственный пункт, по которому он остается непреклонен - это Американская мечта, и здесь мы потихоньку начинаем с ним расхо-диться. Дело в том, что он мечтает быть ловцом над пропастью во ржи и иметь домик в лесу на солнечной полянке, в который приходили бы только приятные ему люди. Я могу понять его в этом, меня саму с детства привлекает образ солнечной полянки в лесу, и все-таки здесь кое-что не так. Я бы, может быть, хотела иметь такой дом, но не постоянно жить в нем. И по прошествии времени я прихожу к мнению, что Американская мечта тоже, если уж на то пошло, не такая уж плохая вещь, просто не надо действительно опошлять ее. И самое главное - Холден не парится над чертовым с. ж. Может быть, это и хорошо, конечно; метафорическая, иллюзорная работа
  
  4 ~Подделки, фальшивые люди
  
  ловца, как он считает, его полносгью удовлетворила бы. Но я не могу здесь влезть в его шкуру. Я спишком сильно переживаю по этому поводу, чтобы одыим махом перестать придавать этому значение. Поэтому Холден останетгя милым, добрым, искренним хорошим другом, понимающим определенные важные вещи и имеющим благодаря этому огромную цену. Которому хотелось бы позвонить, если было бы можно. И полнейшей противоположностъю Алексу, кстати сказать.
  И последнее звено трехзвенной цепи - Вертер. Тоже прелесть что за создание, в принципе. Тоже абсолютно искренен, тоже, как и Холден, говорит такие вещи, которые приходится отмечать двойной чертой на полях. И плюс к этому - сильно парится над чертовым с. ж. Идеальный друган, казалось бы. Но и у него естъ серьезные не-достатки. Во-первых, он очень импульсивен. Он увлекается, да, и, как говорил Холден, "Я люблю, когда человек увлекается", но это не должыо граничить с импульсивностью. Все должно быть разумно. И во-вторых - в конце концов он покончил с собой из-за любви. И из-за своих убеждений, конечно, но толчком послужила любовь. И я это тоже не одобряю. Мне это не близко, я хочу казать. Не по этой причине надо кончать жизньсамоубийством. То, что я говорю, зву-чит возмутительно и смешно, я знаю, но я все-таки продолжу. Единственная серьезная причина, по которой можно покончить жизнь самоубийством - это логически обоснованный вывод об отсутствии смысла жизни. Конечно, можно казать, что в Лотте был весь смысл ж. Вертера, и поэтому он не мог от нее просто уехать, но все-таки это спорно. Хотя, с другой стороны, конечно, это действительно смешно. Смысл ж. придется все-таки искать во всем, из-за чего люди кончают собой - если вспомнить, что он, этот смысл ж., так или иначе индивидуален. Просто идеальное самоубийство - это самоубийство из-за отсутствия глобального смысла ж. Вот такая вот ж. получается, прошу прощения за банальный каламбур.
  Забавная вещь, но Алекс тоже пытался выброситься из окна. И даже не пытался, а именно что выбросился, только ему не повезло, так же как и миру в этом случае. Это обстоятельство может на сотую долю миллиметра сблизить его с его противоположностью молодым Вертером. Если напрячься, то можно сказать, что оба они прожжен-ные эгоисты - потому что так или иначе, но Вертер эгоист. Полный хороших намерений ("with his belly full of good intentions"5, как сказал бы Хемингуэй), очень доброжелательный, но эгоист. И конец его эгоистичен, как ни неприятно это признавать. То есть не сама смерть, конечно, а место и время. То, как он это сделал. В этом
  
  5 с полными внутренностями хороших намерений
  
  смысле даже самоубийство Алекса выглядит более альтруистичным: он жил исключительно в свое удовольствие, и умер бы, вследствие этого, в удовольствие и на пользу всех остальных. Ха, тоже интерес-но. "Альтруистическое" самоубийство, так там по Дюркгейму? По-лучается, что когда самый последний эгоист совершает самоубийст-во, он совершает альтруистическое самоубийство. Во имя общества, пусть не сознательно. Дюркгейм, правда, немножко другое имел в виду, но это ладно. Вот вам ярчайшее опровержение того, что самоубийство - вещь крайне эгоистическая, и, вследствие этого, достойная самого сурового порицания. И даже если я сейчас скажу, что из этих трех людей Холден Колфилд, который никогда о самоубийстве не думал, был объективно наименее эгоистичен, это ровным счетом не будет ничего означать.
  Общими чертами Холдена и Вертера можно назвать искрен-ность. Вертера и Алекса - позывы к самоубийству. Но у Холдена и Алекса я никак не могу найти общих черт. В этом смысле самое ло-гичное построение цепочки такое: Алекс - Вертер - Холден. Но мне это не нравится, нет. Мне больше нравится вот так: Алекс - Холден - Вертер; потому что Холден - самый нормальный и нейтральный из них, самый разумный и самый безопасный. Алекс - ответвление в сторону неуемной агрессии, в сторону постоянной опасности для общества по причине своего садизма. Вертер - ответвление в проти-воположную сторону, тоже в сторону неуемных чувств, но не агрес-сивных, а наоборот, и тоже в сторону опасности, но не для общества, а для своего ближайшего окружения по причине своего мазохизма. Вот так вот.
  Мне все равно не нравится. Я же говорила, что у меня не по-лучится. Может, и красиво вышло местами, но непонятно, над этим еще думать и думать. Например, не до конца понятно, почему ты взяла именно эту троицу. В принципе, на месте Алекса вполне мог бы быть, например, Раскольников. Пожалуй, он был бы даже орга-ничней. Я не помню у него каких-нибудь хлестких фраз, которые можно было бы цитировать, поэтому я не вспоминала про него в по-следнее время, но он был бы вполне органичен. И вообще... В об-щем... В общем, ты мне надоела, Ритти, и иди к черту, у меня уже рука устала писать".
  40.
  Из дневника Насти:
  "У нас сегодня был первый полный день. И сразу математика, кошмар. Предмет, который мне труднее всего дался на пятерку в школе, и тут я его еле сдала. Но вроде тетенька ничего так, нормаль-ная. Я справлюсь, я думаю, только мне почему-то очень неохота.
  Мы уже примерно познакомились друг с другом почти все, но все равно мне пока никто особенно не нравится. Одна часть - такие
  все крутые, неприятные. Другие вроде нормальные на вид, но какие-то все себе на уме, не особо общительные".
  Из дневника Риты:
  "Попали мы все-таки с Андреасом в Исторический музей. Ура-ура. Надо достигать поставленных целей.
  Куча всего интересного, конечно, но ничего такого, что бы по-разило. Я начинаю от этого морально ерзать на стуле. Давно уже ер-заю, собственно говоря. Мне нужно увлечься чем-то абсолютно но-вым, нужно полностью поменять свою жизнь. Я думаю, самое большее, сколько я смогу еще просуществовать в таком состоянии, какое у меня сейчас - это четыре - пять месяцев. Может, полгода. Я даже не представляю, что будет далыпе".
  Из дневника Насти:
  "Мне сегодня поставили три по английскому. Здесь совсем другой уровень, оказывается, чем в школе... Многим, правда, поста-вили три, но так обидно все-таки. Она такая требовательная. Еще только две недели прошло, а она хочет, чтобы мы все знали. Уже две недели прошло. Кошмар.
  И даже Рите теперь не позвонишь, чтобы она помогла. Она любит английский и хорошо его знает. Я не знаю, может, все-таки, позвонить? В принципе, ведь это я обиделась, а раньше она обеща-ла... Мне кажется, она бы помогла".
  Из дневника Риты:
  "У пальмы желтеют листья. У пальмы желтеют листья! Един-ственное существо, за которым я по-настоящему ухаживаю, и у него желтеют листья. Этого не может быть. Это просто невероятно, это отвратительно невероятно. С ней никогда раньше такого не было".
  Из дневника Насти:
  "Парни у нас все-таки придурки полные оба. Не повезло. Один какой-то замкнутый вообще, сидит, ни с кем не разговаривает, не улыбается даже никогда. Я у него сегодня спросила, что было на вчерашней паре русского, которую я нечаянно проспала, - он на ме-ня так посмотрел и ничего не ответил. Кошмар. А второй тоже идиот какой-то: говорит, но все такая чушь. И смеется все время в самых ненужных местах.
  С девчонками, правда, тоже не повезло, конечно. Ни с кем не повезло. Меня все мама спрашивает, с кем я подружилась, а я ей ни-как не могу объяснить, что ни с кем. Она считает, что хожу же я с кем-то, и хорошо, и все пытается понять, чем же мне все не понра-вились. А я не знаю, как ей объяснить".
  Из дневника Риты:
  "Купила сегодня классную игру и потратила на нее битых шесть часов. Но это все не то. Все равно остается неприятный прив-
  кус потерянного времени, а это верныи признак того, что идея нику-да не годится".
  Из дневника Насти:
  "Начала вчера еще одну книжку, про которую говорила Рита. Мама вчера что-то говорила, и я вспомнила: "Мартин Иден". Джека Лондона... Интересно тоже, что там будет.
  А Вертера я дочитала тоже вчера. Со второго раза лучше, чем с первого, понятней как-то. Классная книжка... Я даже думаю, мо-жет, третий раз почитать. Но нет, третий не буду, наверное, - может, потом, через некоторое время. Просто там так много всяких фраз интересных, мыслей... Он такой умный, этот Вертер. Классно, я да-же подчеркнула там некоторые места. Думаю, даже выписать на-до..."
  Из дневника Риты:
  "Абсолютнейшая фигня. Завтра же еду в библиотеку и сижу там целый день, пока не посинею и не найду что-то, что меня по-настоящему увлечет".
  Из дневника Насти:
   "Говорила сегодня снова с Инной. Катька взяла и уехала посе-
  редине учебного года снова в Сочи! Просто так, на неделю или на две, как она сказала. Ее пригласил этот Олег. Кошмар, вот дает. У них, правда, платный вуз, можешь не ходить, сколько хочешь, но все равно. Надо же. Везет же людям..."
  Из дневника Насти:
   "Снова мне поставила эта дура плохую оценку... Уже середина
  октября, скоро,как она сама говорит, уже сессия, а у меня так плохо там обстоят дела... Мне ужасно неприятно. И психологию тоже му-жик так сложно читает, я не знаю, как я ее сдам. Все-таки я соберусь с духом и позвоню Рите".
  Из дневника Риты:
  "Позвонила сегодня маленькая Nasty. Чуть болmiе двух меся-цев. Я и сама хотела ей позвонить, но как-то что-то... Как всегда, в общем. Не собралась. А надо было, на самом деле.
  В институте ей не нравится, все чё-то плохо... Какая-то она не особо веселая. А может, это она со мной такая - все-таки, вроде, ти-па поссорились. Но я надеюсь, у нее хватило ума понять реальное положение вещей. Было достаточно времени. И она не выглядела -не звучала, то есть - обиженной. Хотя, вообще-то, я и сама это по-ложение вещей не очень понимаю. Опять же. Ха.
  Ей нужно было помочь с английским. Ну я помогла, как смог-ла. Сказала, заходи, бэйби, в любое время - еще у нее там с чем-то проблемы. С психологией, что ли. Ха. С психологией. Вот тебе от-
  личный шанс развить комплекс по поводу твоего плохого знания психологии.
   Но уж с алгеброй, я сказала, никак помочь не могу.
   Довольно милая девочка эта Nasty, в целом-то..."
  Из дневника Насти:
   "Позвонила Рите. Классная она все-таки, все мне сделала по
  телефону, сказала заходить, если что-то нужно. Только с математи-
   кой, сказала, помочь не может, а так - все что угодно. Не знаю, мо-
  жет, правда заехать, чтобы она мне объяснила что-нибудь. Но преж-них отношений мы, конечно, не восстановим с ней уже. Так ведь нельзя тоже - сначала так ссориться, а потом мириться. А потом снова поссоримся. Надо же иметь чувство собственного достоинст-ва. Но классная она, конечно, все равно. Не знаю даже...
  Говорит, ничего особенного не происходит, торчит целыми днями в библиотеках. Только я не поняла, зачем. Немножко как буд-то грустная, но может, мне так показалось. Я говорила нормально, бодрым голосом, как будто ничего не происходило. Но я не знаю - как мне еще надо было себя вести? Я решила, что так правильно".
  Из дневника Насти:
  "Классно, мне поставили пять за тот перевод, который мы сделали с Ритой. Надо же, умная она все-таки. Где она так выучила английский?"
  Из дневника Насти:
  "Я уже до сотой станицы дочитала "Мартина Идена". У меня так мало времени, чтобы читать, нам столько задают, но ничего. Я буду выкраивать время, это очень интересно".
  41.
  Рита возвращалась домой из библиотеки. Было довольно темно и довольно холодно, и, идя от автобусной остановки, она пряталась от ветра за поднятый воротник черного пальто. Уверенное "Привет", прозвучавшее над ее ухом, заставило ее остановиться.
  Вглядевшись в темноту, она узнала Лёшу - Лёшу, которого она не видела уже года четыре или даже лет пять, и с которым она довольно тесно общалась, когда училась в школе.
  - Привет, - сказала она и слегка усмехнулась. - Давно не ви-
  делись.
  - Да, - согласился он. - Как дела?
  - Да ничего... Учусь вот в МГУ. У тебя как?
  - Отлично.
  - Чем занимаешься?
  - Бизнесом.
  
  - Бизнесом? - Рита снова усмехнулась. - Это интересно... А
  ты че из школы-то тогда ушел? Даже не позвонил мне ни разу после
  этого.
  Леша нахмурился.
  - Да... Директриса дура.
  - Что случилось-то?
  - Да там.
  Рита втянула носом воздух.
  - Ну понятно... Ты куда-то торопишься?
  - Нет.
  - Пойдем может, посидим на лавочке? Все-таки давно не ви-
  делись.
  Леша кивнул.
  - Пивка не хочешь? - спросил он.
  - Нет. Ты купи, если хочешь.
  - Да ладно.
  Дойдя до первого яркого фонаря, Рита остановилась.
  - Слушай, давай лучше не будем сидеть на лавочке. Слиш-
  ком холодно. Давай лучше постоим здесь. Ты не против?
  Леша улыбнулся.
  - Да нет.
  Рита сильнее натянула черную вязаную шапочку и вытянула рукава пальто.
  - Ты так изменился. Даже не знаю, как я тебя узнала в темно-
  те.
  - Да ладно. - Леша усмехнулся. - Как я изменился? Все та-
  кой же наивный.
  - Наивный? - Рита подняла брови и широко улыбнулась. -
  Ну уж нет, ты никогда не был наивным. Ты всегда был довольно хи-
  тер, Алеш-ша. - Она усмехнулась. - Наивный, скажешь тоже. Так
  куда ты ушел из нашей школы?
  Леша достал зазвонивший телефон.
  - В экстернат.
  - М-м, в экстернат это круто. А потом?
  - Потом стал заниматься бизнесом, - сказал он, читая эсеме-
  ску. - В прошлом году поступил в институт.
  Рита вспомнила, что он ее на год младше.
  - В какой?
  - В МЮИ.
  Рита не стала переспрашивать, потому что когда человек, с ко-торым ты не общаешься постоянно, учится в институте типа этого, название все равно невозможно запомнить. Леша убрал телефон и вынул пачку сигарет.
  - Будешь? - спросил он.
  - Я не курю, ты же знаешь, - улыбнулась Рита.
  Леша закурил.
  - А тебе как в институте, нравится?
  - Да, - сказала Рита. - В общем, да. Мало что может испор-
  тить дело, если тебе интересно. Ты же знаешь, я люблю историю.
  Леша кивнул.
  - Так ты-то кем будешь, я не поняла?
  - Юристом, - сказал Леша, выдыхая дым.
  - Ничего себе. - Рита усмехнулась. - Это же сложно. Почему
  юристом?
  Леша пожал плечами.
  - Да мне все равно, кем быть. Главное, чтобы было высшее
  образование.
  - Зачем тебе, чтобы было высшее образование? - Рита под-
  няла брови. Ей понравилась фраза.
  - Нужно, чтобы было высшее образование.
  - Зачем нужно?
  - От армии откосить.
  - А, ну да, точно... Я и забыла, что у вас такая проблема. -
  Она грустно усмехнулась. - Так каким ты бизнесом занимаешься?
  Леша помолчал, затягиваясь.
  - Продукты, оптовые поставки... - сказал он наконец.
  Рита улыбнулась. "Врет ведь, как собака, - подумала она. -Всегда любил приврать".
  - Много бабок?
  Леша поднял брови.
  - На жизнь хватает.
  Они снова помолчали. Леша снова затянулся, вглядываясь в лица немногочисленных прохожих.
  - Все нормально; работа есть, квартира есть, машина... будет
  скоро, - задумчиво сказал он. - Сейчас покучу еще немножко, а по-
  том только останется найти хорошую жену, чтобы сидела дома и
  ухаживала за детьми.
  Рита нахмурилась и усмехнулась одновременно.
  - Эгоистичная, чисто мужская позиция, - сказала она. - И это
  твой идеал?
  - Да, - усмехнулся Леша. - А что?
  - И он тебя по-настоящему устраивает? Не скучно?
  - Нет, не скучно, - сказал Леша, снова поднося ко рту сигаре-
  ту.
  - А мне вѳт скучно, - сказала Рита, немного нервно усмех-
  нувшись, и постучала одной ногой об другую. - Мне скучно, Леша. Это действительно ...
  Мимо проходила женщина с ребенком.
  - Посмотри на него, - кивнула в его сторону Рита. - Тебе
  действительно будет доставлять удовольствие вид бедного малень-
  кого человечка и жены, которая будет всю жизнь его растить? Ты
  распланировал свою жизнь практически до самѳй смерти - и я даже
  в некотором смысле тебе завидую, но все-таки я не понимаю, как
  может нравиться ТАКАЯ перспектива.
  Леша широко улыбнулся.
  - Рит, не грузи меня, - иронично нахмурился он. - Тебе
  смысл... жизни что ли нужен?
  - Ну, типа того, - немного безразлично ответила Рита, увидев
  иронию в его глазах.
  - Вот ты всегда такая была, - сказала Леша, продолжая улы-
  баться. - Чокнутая. Зачем тебе постоянно выдумывать себе пробле-
  мы?
  Рита закивала головой, тоже улыбаясь.
  - Живешь себе, и живи, будь счастлива тем, что у тебя есть.
  У тебя ведь много чего есть... Нормальная семья, нормальная де-
  нежная ситуация, нормальные друзья... Насчет друзей я не знаю, ко-
  нечно, теперь, но все равно. Я не понимаю таких людей, как ты. Как
  можно жаловаться на жизнь, когда у тебя все нормально в жизни?
  Посмотри вокруг и скажи спасибо, что ты имеешь то, что имеешь.
  По-моему, это неблагодарно - говорить так, как ты.
  Рита слушала его с внимательной улыбкѳй.
  - Да, в некотором смысле ты тоже прав, - сказала она. - И я
  ценю твою позицию. Она социально прогрессивна. Но мы все равно
  не поймем друг друга, как и болыпинство людей, по Гёте.
  Леша докуривал сигарету.
  - А скучнѳ тебе - есть много способѳв развлечься. Кутни. -
  Он затянулся последний раз. - Надо тебе кутнуть.
  Рита кивнула.
  - Да, ты прав.
  - Ну вот, - сказал он и поднял брови. - Довести тебя до подъ-
  езда?
  - Доведи, - кивнула Рита.
  Леша бросил окурок на землю, потѳму что в радиусе трех ки- лометров не было ни одной урны, и они пошли в сторону Ритиного дома.
  42.
  Из дневника Риты:
  "Встретила Лешу. Ха, классно, надо же. Лет пять не виделись. Красавчик такой стал, такой ухоженненький. Всегда любил за собой поухаживать.
  Вот ведь человек - так и думала, что он пойдет по такому пу-ти. Занимается бизнесом, забивает бабки, машину, говорит, куплю, женюсь. Цени, говорит, то, что у тебя есть.
  Ха. Лёша. Цени, конечно".
  Из дневника Насти:
  "Я поссорилась сегодня с Ленкой из группы. Она сказала, что мой реферат по истории скачан из интернета. Я сказала, что у всех скачан. А она сказала, что они, типа, с Наташкой писали сами, по-этому я и все такие, как я - придурки. Я сказала, что сама она дура. Кошмар. Еще только этого мне не хватало.
  Заложников еще тут в Москве захватили, ужас какой-то... Мо-гут взорвать здание... Страшно теперь на улицу выходить"
  Из дневника Риты:
  "Я уже офигела сидеть в библиотеках. Нет, там очень инте-ресно, конечно, и узнаешь кучу всего нового, но все-таки недоста-точно. Мне нужно вдохновение, мне нужна встряска, но никто меня не встряхнет, кроме меня самой. Хотя - может, меня кто-то осудит, но мне даже кажется, что, если бы я три дня назад оказалась в за-ложниках у Бараева, это бы мне помогло. Кощунственно звучит, я
  знаю, но наблюдение за этим со стороны угнетает меня еще болыпе.
  Съездить что ли куда-нибудь".
  Из дневника Насти:
  "Я уже болыпе половины прочитала "Мартина Идена". Я даже вчера институт прогуляла, чтобы почитать. Кошмар. Мама убьет меня, если узнает.
  Но мне очень нравится, интересно. Сложновато тоже, конечно, они иногда говорят такие вещи, которые я не понимаю, но все равно классно. Странно, как это он так много книг прочитал за год... Я бы так не смогла. Тоже, такие таланты, наверно, нужны, такая сила во-ли. А эта Руфь не понимает..."
  Из дневника Риты:
  "Черт, практически конец осени, и наступает зима. Вот это vesch, которую я совсем не хочу. Зима. Ха! Я не хочу впадать в де-прессивную спячку. Надо как-то вырваться из этого".
  Из дневника Насти:
  "Психолог сегодня спросил меня на семинаре. А потом сказал, что если мы так будем отвечать на диф. зачете, то ничего хорошего мы не получим".
  Из дневника Насти:
   "Я сегодня снова прогуляла. Не знаю, что на меня нашло, но ведь надо же закончить "Мартина Идена", а потом начать еще одну книжку, про которую говорила Рита - я не помню, правда, болыпе ничего, но теперь ведь я могу спросить. А эта классная, мне совсем чуть-чуть осталось, завтра закончу, но я уже хочу выписать оттуда некоторые вещи. Например, здесь такое стихотворение классное, мне не нравились никогда особенно стихотворения, но это очень классное. Оно звучит как-то так... ну, не знаю.
  Лира, прочь!
  Я песню спел!
  Тихо песни отзвучали,
  Словно призраки печали,
  Утонули в светлой дали!
  Лира, прочь!
  Я песню спел!
  Я когда-то пел под кленом,
  Пел в лесу темно-зеленом,
  Я был счастлив, юн и смел.
  А теперь я петь не в силе,
  Слезы горло мне сдавили,
  Молча я бреду к могиле!
  Лира, прочь!
  Я песню спел!
  Классно... Еще я хотела из Гёте выписать:
  "Все ученейшие школьные и домашние учителя согласны в том, что дети не знают, почему они хотят чего-нибудь; но что взрос-лые не лучше детей ощупью бродят по земле и тоже не знают, отку-да пришли и куда идут, точно так же не видят в своих поступках оп-ределенной цели, и что ими так же управляют при помощи печенья, пирожного и розог, - с этим никто не хочет согласиться, а, по моему разумению, это вполне очевидно".
  По-моему, это примерно то, о чем говорила Рита, если я ее правильно поняла. Еще одна фраза:
  "Да, мне ясно, дорогой мой, мне ясно и с каждым днем все яс-нее, что жизнь одного человека значит мало, почти ничего не зна-чит".
  Надо же. Я когда-то уже думала об этом. Ведь правда, если, например, умирает кто-то - не из твоих близких людей, а так, кого ты не знаешь - тебе ведь это совершенно все равно. И столько наро-ду на Земле, как говорила Рита...
  Может, если я еще раз прочитаю Гёте, я еще много чего вы-пишу. Там очень много вещей, на самом деле. И все так красиво на-писано и очень умно, если вдуматься..."
  Из дневника Насти:
  "Господи, я просто боюсь уже этого психолога! И историчка что-то начала приставать... Я должна все-таки съездить к Рите".
  Из дневника Риты:
  "Приезжала сегодня маленькая Nasty. Тяжеловатое впечатле-ние она на меня произвела. Она как-то осунулась, круги под глаза-ми... В институте ее, что ли, так достают? Но она мне так ничего и не сказала. Я посоветовала ей меньше париться над учебой, но тоже не поняла, как она отреагировала. Странно. Она стала замкнутей и молчаливей, и вследствие этого гораздо сложнее для понимания.
  Но выглядит она не очень. Мне ее даже жалко стало".
  Из дневника Насти:
  "Была у Риты. Она часа три рассказывала мне про Александра I и про психологию, и я даже что-то запомнила, но конечно, это надо читать, как она сказала, так сразу все невозможно узнать. Снова чи-тать, кошмар, у меня совсем нет времени, столько всего надо делать, учить! И я не спросила у нее про следующую книжку... В другой раз спрошу.
  Было темно, и мы не успели начать английский - она обещала помочь в следующий раз. Она даже сказала, что проезжает иногда тут недалеко от меня и может даже заехать сама. Классно, у меня как раз нет времени ездить.
  Классная она".
  Из дневника Риты:
  "Скоро Новый год с сессией вперемешку. Довольно противное время - а впрочем, не намного хуже, чем все остальное, плохо толь-ко то, что зима. А я все так же сижу в библиотеках и интернет-кафе, как сомнамбула, и не могу там ничего найти. Обилие информации и невозможность поглотить ее всю обескураживает и отбивает охоту что-либо делать. Посещение библиотек стало дурной привычкой, как любовь к компьютерным играм у кого-то. Не заболеть бы ши-зофренией.
  Что-то маленькая Nasty не звонит. Обещала ведь позвонить в течение двух недель. Я по ней как-то даже соскучилась. Позвонить что ли самой..."
  Из дневника Насти:
  "Вчера заезжала Рита, сделала со мной мое задание по англий-
  скому и поговорила со мной по-английски. Она так классно говорит,
  мне так стыдно. Нам сделали по английскому экзамен, она обещала
  со мной еще поговорить перед ним. Сказала, что если я хочу, может
  дать мне фильмы на английском. Но я же ничего не пойму..."
  Из дневника Риты:
  "Завтра Новый год. Быстро идет время в новом тысячелетии".
  Из дневника Насти:
  "Мы встречали Новый год дома. Поднимали тосты за плодо-творный уходящий и за счастливый будущий год, а я тупо смотрела в телевизор. "С легким паром". Сережка что-то прогорланил там на-счет счастья в новом году... Ну Сережка как всегда. Потом пришли соседи, выпили с нами шампанского и ушли. Потом я пошла спать. Скучно было".
  Из дневника Насти:
  "Меня мама все спрашивает, почему я такая грустная, и пред-лагает на каникулах свозить меня в санаторий..."
  Из дневника Риты:
  "Эндрю подарил мне офигенный фильм, который ему, по его собственным словам, не понравился. Ха, Эндрю. Спасибо тебе".
  43.
  Из дневника Насти:
  "У меня завтра экзамен по математике, а я, вместо того, чтобы готовиться, перечитываю последние главы "Мартина Идена" и пишу вот дневник. Но тут так интересно, а на математику я никак не могу настроиться! У меня мозги не соображают. Кошмар, я не знаю, что мне делать. Как я завтра сдам?"
  Из дневника Риты:
  "Черт, открыла сегодня снова ни с того ни с сего Гёте и про-читала там такую фразу - черт... Вот, послушайте: "...чаще всего дурное настроение происходит от внутренней досады на собствен-ное несовершенство, от недовольства самим собой, неизбежно свя-занного с завистью, которую, в свою очередь, разжигает нелепое тщеславие. Видеть счастливых людей, обязанных своим счастьем не нам, - вот что несносно". Ничего так, да? В принципе-то, это даже все понятно, особенно начало, и не то чтобы это абсолютно про меня - я не склонна, в принципе, к дурным настроениям как таковым, но это имеет отношение ко мне, надо думать. Причем раныпе я не об-ратила особого внимания на этот кусманчик. Он у меня выделен, правда, но я его не помню. Вот ведь черт, а".
  Из дневника Риты:
  "Надо позвонить маленькой Nasty. Маленькая Nasty больше ни на чем не nastаивает, и меня снова тянет к ней. Вот такая фигня. Надо ей помочь".
  - Психолог поставил мне три, - сказала Настя по телефону.
  - Ну и черт с ним. Тебе-то что? Не два же. Радуйся, что на
  тебе это болыне не висит.
  - Ну... Так обидно...
  - Оценки - это формалистика, Nasty. Глупо мучить себя из-за
  них. И не переживай по этому поводу. Это тоже глупо. Зачем тебе
  это?
  - Ну... Не знаю... - неуверенно и грустно сказала Настя. - Так
  обидно все равно.
  - Да ладно, Nasty. Забей. Главное знать то, что ты хочешь
  знать; и с этим надо определиться. Психология - очень интересная
  вещь, но если тебе лично она не нужна, то не надо мучиться из-за
  нее. Понимаешь?
  - Угу... - неуверенно сказала Настя.
  - Когда у тебя английский?
  - Шестнадцатого.
  - Ты хочешь, чтобы я с тобой позанималась?
  - Да...
  - Когда ты будешь дома?
  - Да... Все время. Все время перед шестнадцатым.
  - В смысле - завтра, послезавтра, четырнадцатого и пятна-
  дцатого.
  - Да.
  - Ты точно будешь дома, да?
  - Да, я буду готовиться.
  Рита помолчала.
  - Дело в том, что у меня там какие-то консультации непонят-
  ные, и я не знаю точно, когда. Ничего, если я приеду без предупреж-
  дения? У меня сломался сотовый, и я могу ехать прямо из универси-
  тета.
  - Конечно, приезжай.
  - Ну ладно. Тогда до встречи. Ауф видерзейен, как сказал бы
  Гёте... - Рита осеклась. - Господи, что это я мелю. Извини.
  Настя молчала.
  - Пока, Nasty.
  - Пока...
  
  Рита второй раз настойчиво нажала на кнопку звонка, но ни-кто не отвечал.
  "Черт, неужели тебя нет дома? Мы же договаривались. Убью ведь".
  Она подождала еще с минуту, нажала третий раз, а потом, чис-то для успокоения совести, попробовала повернуть ручку, и внезап-но она поддалась.
  "Живут с открытой дверью, что ли? - подумала Рита. - Стран-ная ситуация".
  Она поколебалась секунду, входить или не входить, и в голове у нее одновременно понеслась легкомысленная ассоциация с детек-тивным романом и другая, более серьезная мысль - что это действи-тельно довольно странно. От неопределенности ей стало даже не-много страшновато, но она вошла.
  Было абсолютно тихо, и никакие признаки того, что кто-то есть дома, не были заметны. Холл был освещен ярким январским солнцем, проникавшим в него через открытые двери трех комнат.
  "Они могли просто забыть закрыть дверь, - подумала Рита. - А я ломлюсь в чужую квартиру".
  Тут же она подумала, что Настя все-таки должна быть дома и может быть, она просто вышла куда-нибудь в магазин.
  "Тогда я могу раздеться и подождать ее тут. Будет нагло, ко-нечно, но мне что-то кажется, что я в последнее время довольно час-то веду себя нагло. Кроме того, она ведь сама бы предложила мне это, если бы узнала, что я в такой ситуации... Что такое вежливость, вообще, и как она связана со скромностью, я не понимаю?"
  Рита сняла зимние ботинки и шапку.
  "Или все-таки не надо этого делать? - подумала она, снимая куртку, и на секунду остановилась. - Да нет, я думаю, что все более или менее нормально. Мы ведь родственники с Nastей, в конце кон-цов, и я ничего не ворую".
  Рита положила на полку шарф, взяла свой рюкзак и пошла к комнате Насти.
  На пороге она остановилась. Солнечный свет бил ей в глаза, но она увидела что-то такое, то чего у нее бешено забилось сердце, и она не могла дальше идти. Настя лежала в кресле, откинув голову назад, с окровавленными руками. Вокруг валялись какие-то вещи, но этого Рита уже не видела.
  Ей стало трудно дышать, и она несколько раз судорожно каш-лянула, с каждым разом все больше наклоняясь вперед и медленно опуская рюкзак на пол. Она не так уж часто падала в обморок, но знала, что такое вялость в ногах и черная рябь перед глазами, поэто-му она, практически не понимая, что делает, медленно прошла два шага до Настиного стола и осторожно опустилась на стул. Слабость все увеличивалась, ее подташнивало, и она легла всем корпусом на стол, положив голову набок.
  И тут полуобморочный взгляд Риты уперся в ее собственную фотографию из Сочи, сделанную Настей, которая стояла, присло-ненная к музыкальному центру. Несколько секунд понадобилось Ри-те, чтобы понять, что это она, и, немного отрезвленная этим усилием мысли, она вспомнила, что в предобморочных состояниях надо опускать голову вниз.
  Она сползла со стола и сильно наклонилась к полу. Секунд че-рез двадцать ей стало лучше.
  Она медленно выпрямилась, снова посмотрела на Настю, и вдруг ей показалось, что одежда шевелится под ее дыханием. Все еще тяжело дыша, она продолжала смотреть на нее, но больше ниче-го не заметила. Еще с минуту она, не отрываясь, тупо смотрела на Настю, пытаясь понять, дышит она или нет, потом медленно встала, неуверенными шагами прошла до ее кресла и потрогала пульс на шее.
  Жива.
  Вены же надо в ванне резать, Nasty, - подумала бы она в дру-гой раз, но сейчас она резко бросилась в холл, чуть не упав по доро-ге, судорожно вспоминая, где у них телефон, и, наткнувшись на него там же, в холле, набрала "03".
  Через минуту она схватила свой рюкзак, куртку и шарф с шап-кой и выбежала из квартиры, оставив дверь нараспашку открытой.
  
  Настя выжила. Через месяц она уже практически могла вести нормальный образ жизни. Мама обвинила преподавателей педин-ститута в садизме, взяла академический отпуск и поехала с ней в са-наторий в Тверскую область.
  Рита не появлялась. Она ни разу не пришла к Насте в больни-цу и вообще куда-то пропала. Взяв у родителей деньги, она сказала, что едет в подмосковный дом отдыха "по причине душевного рас-стройства", и действительно несколько раз звонила им откуда-то из-под Москвы.
  Насте стало лучше под Тверью, и она несколько раз ездила встречаться со своими старыми подругами.
  
  Из дневника Риты (запись трехлетней давности):
  " Никогда не понимала людей, которые режут себе вены. Мне
  всегда казалось, что это больно, противно и страшно. Гораздо удоб-
  нее и интереснее, по-моему, прыгнуть из окна..."
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"